– Ты не девственница?
Вопрос в лоб, задерживаю дыхание, картинки прошлого уходят на второй план. Я все еще на коленях перед мужчинами, вытираю ладонью подбородок, взгляд мечется с одного на другого.
– Шума, сука, что за вопросы? У нас викторина намечается? Член стоит колом, яйца ломит, а ты решил задать вопрос? Ты купил ее на аукционе, где продавали чертовых девственниц. Какие нахуй могут быть сомнения?
– Тимур, помолчи, – мужчина все еще смотрит на меня, прожигая взглядом, снимает пиджак, кидает на пол, расстегивает рубашку. Теперь они оба голые по пояс, члены все так же налиты возбуждением.
Тела покрыты татуировками, но во мне столько страха, что не могу сфокусировать на них взгляд, лишь на одной, той, что на груди Захара, – лик святой Девы Марии, она сложа руки, покорно опустив глаза, замерла в молитве.
Господи, помоги и мне.
– Ты слышала мой вопрос?
– Да.
– Что «да»? – так громко, что закладывает уши. Захар дергает меня на ноги, трясет за плечи, до хруста костей сжимая их пальцами.
Но я молчу, онемев от ужаса, что сейчас вижу в его глазах, в них кромешная тьма. Он разворачивает меня, толкает вперед, падаю на большой диван, упираясь руками о спинку.
Мужчина сзади, коленом раздвигает мои ноги, давит на спину, заставляя прогнуться, все это без слов, лишь слышу его дыхание и удары собственного сердца.
Рука проходится по обнаженной плоти, вздрагиваю, хочу отстраниться, но мне не дают. Пальцы растирают, массируют половые губы, задевая клитор, дергаюсь, а он шлепает ладонью по ягодицам. Кричу от обжигающей боли, а потом еще громче – от резкого проникновения.
Слезы брызжут из глаз, мышцы сокращаются, мне на самом деле больно, член крупный, он разрывает на части. У меня не было секса почти пять лет, я уже и не помню, как это бывает.
Кусаю губы, вцепилась в обивку дивана, ломая ногти. С каждым резким толчком волна боли прокатывается по телу, спина покрывается липким потом.
А потом он выходит из меня, разворачивает обратно к себе, как тряпичную куклу, хватает за шею, сдавливая пальцами. Сразу становится нечем дышать, пытаюсь убрать его руку.
– Ты, сучка, решила меня наебать? Думала, я не пойму, целка ты или нет?
Он так близко, взгляд убивает, на виске пульсирует вена, лицо искажено гримасой гнева, губы изогнуты. А чего я ожидала? Что будет все просто и что мне удастся хоть кого-то провести? Ему достаточно сделать одно движение, чтобы свернуть мне шею, и я совсем ничего не почувствую.
Не могу сказать и слова, из горла вырываются только хрипы, слезы текут по щекам, умирать очень страшно, кто бы там, что ни говорил.
– Или тебя специально подослали? Кто, блядь? Говори кто?
Снова боль, голова дергается в сторону, я падаю на диван, жадно глотаю воздух, тру горло, левая щека горит, в висках ломит. Это всего лишь пощечина, сколько их еще будет таких за ночь?
Захар хватает за волосы, наматывая их на кулак, заставляет смотреть на себя. Он чудовище, монстр, наверняка еще и садист, и сейчас начнет выбивать из меня признание.
– Ты, тварь, язык проглотила? Что я говорил в самом начале? Повтори.
– Вам решать, когда и как мне делать больно.
– Хм… а ты смышленая, тогда отвечай, кто тебя подослал?
– Никто. Я сама, все сама. Правда.
Мужчина слишком сильно сжимает волосы, двигается ко мне еще ближе, так что я могу разглядеть морщины вокруг глаз и седину на висках и в отросшей щетине. А еще расширенные от злости зрачки, отчего глаза кажутся черными.
– Как такое возможно, что сама? Мы похожи на соседских пацанов, которых каждая девка может водить за нос?
– Нет, но я сама, правда я сама.
Нельзя говорить, что Перова мне помогла, я не могу подставлять человека, неизвестно что они с ней сделают и вообще со всеми устроителями аукциона, а они в свою очередь со мной.
– Другая девушка вместо меня, была другая на осмотре.
Он не верит ни одному слову, я бы не поверила тоже, и, наверное, может связаться с организаторами аукциона, предъявить им, а те, в свою очередь, примут меры и отзовут выплаченную сумму.
Надо как-то дотянуть до утра.
– Пожалуйста, я сделаю все, что вы хотите. Все что угодно.
Снова унижаюсь, умоляю, мне не привыкать, я последние пять лет только это и делаю.
Слишком долго рассматривает, мое сердце пропускает удары, внутри все вибрирует от напряжения и страха. Он сейчас возьмет мою голову в руки и легко вывернет в сторону, а потом моя душа покинет тело, и я никогда больше не увижу своего ангелочка.
Нет. Не поймет. Не отпустит.
– Все, говоришь? За четыре миллиона ты слишком дорогая шлюха на двадцать четыре часа. Такую сумму придется отрабатывать не один год.
– Да, да, я все понимаю, пожалуйста.
– Нет.
Вот и все.
Такой убьет и прикажет закопать на заднем дворе борделя, забудет об этом через десять минут и купит шлюху дешевле.
Зажмуриваюсь, жду удара. Вот теперь я понимаю свою мать, ее новый любимый муж избивал регулярно, а она делала вид, что ничего не происходит. Она все терпела ради красивой жизни и денег, а я сейчас, именно из-за них все терплю я.
Но я надеюсь еще на то, что бабуля прочтет мое сообщение, сходит утром в банк и снимет деньги, значит, все будет не напрасно. Слезы обжигают щеки, левая сторона лица пульсирует от боли, прикрываю глаза, не хочу на него смотреть.
– Шума, ты серьезно? Ты купил пустышку за четыре ляма? Твою же мать, ну ты придурок. До меня только сейчас дошло, что она не целка.
Второй мужчина садится рядом, делает большой глоток алкоголя из бокала, он раздет по пояс на шее массивная золотая цепь и крест, но штаны все-таки надел. Кажется, что все происходящее веселит его, в глазах блеск, он облизывает губы, продолжая смотреть на меня.
– Тимур, заткнись.
Хватка слабеет, меня отпускают, двигаюсь дальше, утираю слезы с лица, поджимая под себя ноги. Мужчина отходит, в стену летит шкатулка с сигарами, она задевает стеклянный стеллаж, тот рассыпается на осколки.
– Так это правда?
– Что?
– Что ты не девственница?
– Не девственница.
– Ахуительные дела. Котенок, ты попала, знаешь об этом?
– Да.
– Хочешь выпить?
– Да.
Меня трясет так, что зуб не попадает на зуб. Кошусь на Захара, тот сам пьет алкоголь прямо из бутылки, в комнату заглядывает охрана, он кричит на нее, чтобы та закрыла двери.
– Держи, – мне в руки засовывают бокал, проглатываю его содержимое за секунду, горло обжигает, внутри разливается тепло, зубы стучат о стекло.
– А можно еще?
– Да, помирать веселее на пьяную голову.
Он тянется назад, наливает мне еще, почти целый бокал. Снова пью, но уже медленнее, слишком крепкий алкоголь, но я терпела в надежде опьянеть на голодный желудок и вообще отрешиться от всего.
– Еще? – ему смешно, а вот мне нет.
– Достаточно.
– А теперь давай потрахаемся, раз уж тебя все равно купили, меня, если честно, напрягают девственницы, слишком много возни.
– Вы убьете меня?
Сознание слегка плывет, по телу разливается тепло, мужчина перед глазами качается, пытаюсь сосредоточиться и задержать свой взгляд на его глазах.
– Пока я буду тебя трахать нет, а Захар Данилович за это время спустит пар. У меня яйца сводит, хочу облизать твои соски, иди ко мне.
Он тянет меня на себя, заставляя сесть сверху, а я настолько пьяна, что мне все равно, что со мной будет дальше. Обнимаю мужчину за шею, чувствую, как его пальцы проходятся по раскрытой промежности. Он делает это медленно, вскрикиваю, когда начинает лизать языком соскок, а потом засасывать его губами.
Все так остро и необычно, не понимаю, отчего продолжает трясти, от страха или желания. Алкоголь кипит в крови вместе с адреналином, мужчина продолжает ласкать не так грубо, как тот, первый.
Закрываю глаза, сознание кружится в ярком калейдоскопе, веду бедрами, запускаю пальцы в его волосы, чувствую, как он сосет уже второй сосок. Надо было раньше напиться, под крепким градусом мир становится лучше, разум уходит на второй план, остаются лишь инстинкты.
Мне нельзя пить, я знаю, слишком быстро пьянею, снова кричу, прижимаясь всем телом, распахиваю глаза, когда мужчина проникает в меня пальцами и делает поступательные движения.
– Вкусный виски, да? Обожаю такие припухшие соски, да, вот так, покрути попкой, – он щипает, слегка выкручивая их, я прикусываю губу.– В твоих глаза сейчас столько блеска и разврата, что я готов спустить в штаны. А будешь и дальше так кусать губки выебу твой прекрасный ротик.
Это не я, это все алкоголь, и вся эта поганая ситуация, от которой хочется сдохнуть, но я должна жить.