Авантюрист

Часть третья Вода

Урбино

Ром с молоком как снотворное не подействовал. Терзаемая неприятными снами, Ребекка остаток ночи не спала, а мучилась. Ей все время снилось, как она убегает (а может быть, улетает) от Майкла по длинным темным коридорам дома у мельницы, не зная, то ли он хочет ее убить, то ли овладеть ею. Время от времени она просыпалась, тяжело дыша, а затем все повторялось снова. И наконец только где-то около половины восьмого Ребекка вдруг отключилась, пробудившись через час и чувствуя слабость во всем теле. Снизу из кухни доносились голоса.

Она спустилась вниз, одетая в джинсы и толстый свитер. Все трое уже были там. Майкл, надев передник, жарил на газовой плите яичницу с беконом. Когда она вошла, он обернулся к ней с улыбкой, которая проникла ей прямо в сердце. У Ребекки перехватило дыхание. Без мрачного задумчивого выражения на лице он был еще красивее, как будто светился изнутри. Ей показалось даже, что в комнате от этого стало как-то светлее. Она вспомнила об их вчерашнем разговоре, засомневавшись, смогла ли бы проявить такую же твердость, если бы он был тогда таким, как сейчас.

Тереза остановила чашку на полпути ко рту и несмело улыбнулась Ребекке:

— Посмотри на улицу.

Ребекка глянула в окно и увидела, что за ночь выпал настоящий снег, отчего весь мир сделался белым. Вот, оказывается, почему в кухне светлее, не только от улыбки Майкла Флорио.

— Ого!

Майкл поставил на стол сковороду с яичницей. Они приступили к еде, перебрасываясь шутками. Особенно веселились девочки. Тереза даже причесалась, чего раньше Ребекка за ней не замечала (или Девон ее причесала), и надела шерстяную кофточку фисташково-зелепого цвета, который очень шел ее темным волосам.

— Сейчас мы все едем в город, — объявил Майкл. — Мне нужно кое-что купить для турбины.

Девочки начали убирать со стола. Ребекка поднялась им помочь, чувствуя, что Майкл не сводит с нее глаз. Встречаться с ним взглядом она избегала, ее и без того бросало в жар. Кроме того, ее мучил страх, что если их глаза встретятся, то она покраснеет и будет выглядеть полной дурой. Что ни говори, а вчерашняя ночь не прошла даром. Что-то в их отношениях необратимо изменилось.

Они без приключений доехали до Урбино. Старый город, покрытый снегом, был просто очарователен. Крутом, как водится, суета, суматоха, запах жареных каштанов, петляющие улицы полны народа, с булыжных мостовых снег счищен и собран в огромные кучи, а витрины магазинов соблазняют элегантными итальянскими товарами, которые казались им сейчас самыми лучшими.

Ребекка с Терезой остановились полюбоваться на великолепную витрину магазина женской одежды.

— Посмотри на это платье, — восхищенно вздохнула Ребекка. — Италия в этом смысле интересная страна. Здесь даже в маленьком магазине маленького городка можно купить одежду от Валентино, Армани и Версаче. — Она обняла Терезу за плечи и притянула к себе.

— Да, красиво, — откликнулась Тереза, а спустя секунду добавила: — Спасибо, что зашла ко мне ночью.

— Тебе, наверное, приснилось что-то страшное?

— Мне приснилось, что мы все умерли и за нами явились люди в черных одеждах.

— Какой ужас, — проговорила Ребекка сочувственно.

— Мне много похожего снится, — серьезно сказала Тереза, не отрывая глаз от витрины.

Где-то неподалеку от них громко рассмеялась Девон.

— Папа сегодня с утра в хорошем настроении, — прокомментировала Тереза.

— Похоже, — согласилась Ребекка.

— А что вы потом делали, ты и папа, после того как я заснула?

— Просто поговорили немного и тоже отправились в постель. — Ребекка на секунду задумалась и добавила, чувствуя себя полной дурой: — Каждый в свою.

— Я сразу поняла, что ты ему нравишься, — сказала Тереза, по-прежнему разглядывая одежду в витрине. — А он тебе?

Неожиданно Ребекка почувствовала, что ее начинает знобить.

— Я у него служу, Тереза.

— И что, ты ничего к нему не чувствуешь? Он тебе не нравится?

— Что значит правится — не нравится? Вы все мне очень нравитесь, особенно ты.

На несколько мгновений Тереза примостила свою легкую, как перышко, голову на плечо Ребекки и тихо сказала:

— Ты так хорошо умеешь владеть собой, Ребекка. Мне бы очень хотелось быть такой же.

— Ты права, — отозвалась Ребекка. — Большую часть своей жизни я действительно умела владеть собой и вела себя исключительно рационально. Но как раз в последнее время мне кажется, что я утратила эти качества.

— Ты боишься своих чувств? — спросила Тереза.

— Никогда раньше не боялась, потому что всегда была настороже. То есть завинчена на все гайки. А сейчас, видно, какие-то из них ослабли, вот я и запаниковала.

— Ты должна научиться иногда ослаблять эти гайки, — серьезно сказала Тереза.

Ребекка засмеялась и поцеловала Терезу в макушку. Волосы девочки пахли восхитительно.

— Ты права. Мне нужно научиться их ослаблять.

Снова пошел снег, и в воздухе завертелись мерцающие снежинки. Подошли Майкл и Девон с пакетами в руках.

— Я смотрел на вас издали и любовался, — сказал Майкл. — Вы очень красиво смотритесь вместе. Молодая мама с почти взрослой дочерью.

Сердце Ребекки сжалось. Подумать только, какая метаморфоза произошла с этим мрачным человеком с задумчивыми глазами. До сих пор он смотрел ими на мир с выражением, как будто что-то потерял и очень по этому скучает. А вот теперь был совсем другим, мягким, улыбчивым и… очень добрым.

Майкл протянул ей пакет.

— Это тебе.

Она смущенно улыбнулась.

— О, спасибо.

— Посмотри, что там, — потребовал он.

Чувствуя, как горят ее щеки, Ребекка достала сверток и развернула красивую обертку. Внутри лежал кашемировый шарф цвета золотой осени.

— О, Майкл! Как замечательно!

Он улыбнулся.

— Надень.

Она обернула шарф вокруг шеи. Он оказался на удивление нежным и мягким.

— Только зачем покупать такие дорогие подарки, Майкл?

— Каждый уважающий себя джентльмен, а леди тем более не может себе позволить появиться на публике без кашне, — высокопарно произнес он. — Итак, семья Флорио в сборе. Пошли.

Уже в машине, когда они ехали обратно, он бросил взгляд на Ребекку и тихо спросил:

— Тебе поправилось?

— Конечно, спасибо, — ответила она, прикоснувшись к пушистой мягкости шарфа.

— Твои щеки сейчас, как две прекрасные розы.

Майкл потянулся и взял ее руку. Она почувствовала тепло его ладони.

Машина подъехала к воротам и остановилась. Вылезая, Ребекка подняла голову и посмотрела на дом. Он показался ей очень уютным. «Может быть, это Бог посылает мне самое простое разрешение всех проблем, — подумала она. — Может быть, именно так все и должно произойти — волшебно и просто? Я выхожу замуж за Майкла, и Тереза законным образом становится моей дочерью. И не надо никаких сложностей, никаких признаний. Все решается само собой… — Она тяжело вздохнула. — А если он убийца, тогда что? Нет, пока я не буду знать этого наверняка, ни о чем таком не может быть и речи».

В следующие несколько дней с Терезой происходили чудесные изменения. Она стала проводить в своей комнате существенно меньше времени. Было очевидно, что ей нравилось находиться рядом с Ребеккой, и она использовала любой повод, чтобы помочь ей в какой-нибудь работе по дому. Она стала тщательнее одеваться и в комнате своей навела порядок — ничего уже больше на полу не валялось, а все книги были аккуратно расставлены по полкам. Тереза была бутоном, готовым раскрыться.

Ребекка торжествовала. Ее наполнял веселый восторг. Она почувствовала, что наконец чего-то достигла. Ее дочь постепенно сбрасывала с себя панцирь агрессии и тотального неприятия окружающего мира, под которым обнаруживалась милая, добрая душа. Это был замечательный ребенок — умный, развитой, нежный и… очень ранимый.

Они сидели в ее комнате, и вдруг Тереза неожиданно заговорила о своей приемной матери:

— Предполагалось, что мы не знаем причину, почему они расстались, видно, не хотели нас расстраивать. Но мы, конечно, знали, что основной причиной была ее ревность. Она ревновала его к другим женщинам. Наверное, она была права, он ей изменял, но нам с Девон было все равно.

— Вам-то, конечно, все равно, но не вашей матери, сказала Ребекка.

— Он много раз пытался нас забрать, но мама не позволяла, потому что получала удовлетворение от того, что мы были с ним в разлуке. У нее было полно адвокатов, и по закону она могла сделать с ним, что угодно. А он не хотел подавать в суд, говорил, что все это скверно и мерзко, поэтому, боясь потерять нас, соглашался со всеми ее условиями. Он был намного умнее ее и знал, что найдет какой-нибудь выход. И нашел. Мы виделись с ним каждый день, а она и не знала. Договорился с монахинями, чем-то обольстил их, представляешь?

— Представляю, — усмехнулась Ребекка.

— Он это умеет. Так вот, они разрешили ему забирать нас на обед. И вместо того, чтобы обедать в школьной столовой, мы обедали с ним. Каждый день. Иногда у него дома, а чаще он возил нас в большие рестораны. — Видимо, вспомнив что-то приятное, Тереза улыбнулась.

— А вы что, совсем не любили свою мать? — спросила Ребекка.

— Мы хотели быть с папой.

— Она с вами плохо обращалась?

— Она была больна, — ответила Тереза.

— Чем?

— Чем? Ее болезнь называлась «пьянство и таблетки». В самом конце она была просто невыносима.

— Она тебя обижала? — спросила Ребекка очень тихо.

— Она всех обижала.

— Била?

— Всем, что попадется под руку. Трезвая не дралась, а только ругалась, но когда напивалась, то слов для нее было недостаточно. Однажды она выпорола Девон шнуром от лампы. У нее до сих пор еще на спине следы остались. И… она хотела разорить папу.

— Разорить?

— Ну, испортить его бизнес. Сделать так, чтобы он потерял все свои деньги.

— Да, развод — это вещь очень неприятная.

— А папа никогда нас не обижал. Никогда в жизни. Ты ведь думаешь, что он холодный и безжалостный. Верно?

— Ну, не совсем так, наверное, — неохотно призналась Ребекка. — При первом знакомстве он действительно показался мне неприветливым и грубым. Видимо, вначале я видела его только с плохой стороны. Но теперь он мне нравится все больше и больше.

— Он замечательный отец. И я знаю, он защитит меня, не важно как. Он единственный человек в мире, с которым я чувствую себя в полной безопасности. Иногда мне хочется забраться к нему в карман и сидеть там все время. — Она подняла на Ребекку затуманенные глаза. — Я плохая, Ребекка, я это знаю. Но я хочу стать лучше.

— Во-первых, ты не плохая, — твердо сказала Ребекка, — а во-вторых, ты будешь лучше. Ты уже стала много лучше.

Широкий грустный рот девочки скривился. Неожиданно Тереза протянула руки Ребекке.

— Тереза, дорогая моя девочка, — прошептала Ребекка, принимая ее в свои объятия. — Все будет хорошо. Я тебя никогда не оставлю.

На следующий день снега выпало еще больше, и девочки после завтрака пошли выбирать рождественскую елку. Они вышли за ворота, закутанные в шарфы, Тереза держала ленточку, которую они завяжут на выбранной елке. На кухню еще некоторое время доносился их смех.

Майкл сидел за чашкой кофе.

— Это твоя работа, Ребекка.

— В каком смысле?

— В том, что ты сделала с детьми. Ты просто чудо.

— Нет. Я не чудо. И учти, девочки веселые, но это еще не означает, что все проблемы решены. Отсюда надо выбираться, Майкл. Им нужно ходить в школу, они должны общаться со сверстниками, заводить друзей.

Он нахмурился.

— Куда я их повезу, к этим шакалам?

— Но, возможно, эти люди хотели помочь.

— Ничего себе помощь. Они бы раздавили Терезу, Ребекка. Она бы не выдержала такого давления и сломалась. Неужели ты считаешь, что я должен был пойти на это? Пусть поживет здесь в тишине и сама себя излечит.

— Как она может себя излечить?

— А кто же еще ее вылечит? Только она сама. Наше дело создать соответствующую обстановку.

— Майкл, тебе не кажется, что ты берешь на себя огромную ответственность?

— Я взял на себя огромную ответственность с первого дня, когда ее удочерил, — возразил Майкл.

Ребекка медленно кивнула.

— Вы что, не могли завести собственных детей?

— У Барбары было несколько выкидышей, — сказал Майкл. — В последний раз врачи сказали, что она больше никогда не сможет родить ребенка.

— Неловко совать нос не в свои дела, — сказала Ребекка, — вот что меня интересует. Ты говорил, что Барбара очень хотела иметь детей. А ты? Ты хотел их так же сильно, как и она, или просто шел навстречу ее желаниям?

Он бросил на нее быстрый взгляд:

— Ты считаешь, что я не люблю своих детей?

— Я этого не говорила.

— Так вот, к твоему сведению, — хрипло произнес он, — я люблю их больше, чем ты можешь себе вообразить. — Майкл стиснул кулак и прижал к своей груди. — Они часть меня, Ребекка. Так же как мое сердце. Я просто не смогу без них существовать.

Страстность, с какой он произнес эти слова, произвела на Ребекку впечатление, даже немного напугала.

— У тебя нормальные родительские чувства.

Он чуть расслабился.

— У людей существует устойчивое предубеждение относительно приемных родителей. Повсеместно бытует мнение, что мы не настоящие. Понимаешь, что я имею в виду? То есть мы не чувствуем так, как чувствуют «настоящие» родители. Дерьмо все это. Я рассказал Терезе правду, когда она была еще маленькая. «Приемная? — удивилась она. — Что это значит?» «Это значит, — ответил я, — что тебе повезло. Это значит, что ты оказалась счастливее многих детей, потому что твои папа и мама настолько хотели тебя, что сделали для этого что-то очень особенное, что-то гораздо большее, чем обычные папы и мамы». И я верю в это, Ребекка.

— Скорее всего ты поступил правильно, рассказав Терезе правду о ее происхождении, — сказала Ребекка. — Но, когда у вас появилась Девон, это, наверное, явилось для Терезы сильным шоком?

— Да, — спокойно согласился он. — Но появление брата или сестры — это всегда шок для любого ребенка, разве не так?

— Но согласись, ваш случай был не совсем обычный.

— Может быть. Но мы хотели еще детей. Мы хотели, чтобы у Терезы был брат или сестра. — Он задумался. — Мне не довелось встретиться с настоящей матерью Терезы, но Барбара встречалась. Она произвела на нее большое впечатление. Барбара рассказывала мне, какая это умная, серьезная и красивая девушка. Надо тебе сказать, что мы долгое время, пока Тереза не начала ходить, всерьез обсуждали идею попросить ее подарить нам еще одного ребенка. И чтобы отцом его был я.

Ребекка почувствовала, как к лицу приливает горячая кровь. Он не видел ее реакции, потому что в этот момент смотрел в другую сторону.

— Довольно странная идея, — произнесла она сдавленным голосом.

— Ничего в этом странного нет, — возразил Майкл. Судя по выражению его лица, он сейчас пристально всматривался в свое прошлое. — Тереза получилась у нее замечательной. При моем участии вполне можно было произвести на свет еще одного хорошего ребенка. Что тут такого? В то время уже была разработана технология.

— Я думаю, эта девушка не согласилась бы, — сказала Ребекка отворачиваясь, чтобы он не мог видеть ее лица.

— Мы хотели предложить ей большие деньги.

— В таком случае что вам помешало?

Некоторое время Майкл молчал.

— Барбара не захотела, — сказал он наконец. — Начала фантазировать, что в конце концов я влюблюсь в эту девушку и уйду к ней, вместе с детьми. Несла подобную чушь, хотя знала, что нам не пришлось бы даже знакомиться. Искусственное осеменение, так, кажется, это называется. Никакие уговоры не действовали. Барбара очень боялась потерять меня.

— Но в конце концов вы все равно разошлись, — заметила Ребекка.

— А что оставалось? Ты просто не представляешь, что это был за человек. В принципе ее можно охарактеризовать двумя словами: жестокая лгунья. Поверь мне, она была очень плохой. Наверное, это присутствовало в ней всегда, но вначале она как-то держалась, а потом очень быстро все пошло под откос. В доме начались непрерывные скандалы, она обвиняла меня черт знает в чем. Радовалась, даже наслаждалась, если удавалось задеть побольнее. А как она терзала Терезу и Девон! Причем многие годы. Неприятно признаваться, но, когда она умерла, мы почувствовали огромное облегчение, хотя никто из нас не желал ее смерти. Но теперь хоть у Терезы появился шанс поправиться.

— Тем не менее на столике у ее постели стоит фотография Барбары, — тихо сказала Ребекка.

— Понимаешь, когда-то давным-давно Барбара была любящей женой и матерью. — Майкл поднялся и подошел к ней. — Что случилось? Почему ты расстроилась?

— Я не расстроилась.

— Нет, ты расстроилась. Почему, Ребекка? — Его глаза потеплели. Он протянул руку и, наверное, обнял бы, но она смущенно попятилась. — Ребекка, мне кажется, ты не совсем понимаешь мои чувства по отношению к тебе.

— При чем здесь чувства, Майкл? — испуганно запротестовала она. — Ты только что рассказывал мне о своих надеждах на выздоровление Терезы. Неужели мы станем травмировать ее, заводя какой-то глупый флирт?

— Подожди минутку, — сказал он. — Во-первых, я никогда не перестаю думать о Терезе. Если бы я только заподозрил, что ей с тобой плохо, я бы даже не посмотрел в твою сторону. И во-вторых, то, что я к тебе испытываю, это совсем не флирт.

Ребекка почувствовала, как сердце подпрыгнуло, накренилось, качнулось и зашаталось, а через секунду он заключил ее в свои объятия. На этот раз она не сопротивлялась. Он крепко прижал ее к своему теплому телу и, зарывшись ртом в густые каштановые кудри, прошептал:

— Ты дивно пахнешь.

Ребекка хотела его оттолкнуть, освободиться от объятий, но они были такими желанными. Ее предало собственное тело.

— Но это не может длиться вечно, — произнесла она нетвердым голосом, прижимаясь к нему. — Рано или поздно полиция тебя найдет.

— Ну что ж, тогда мы их встретим. И ты будешь с нами.

— Но я-то чем смогу помочь?

— Ты уже помогла, и очень. Ты помогаешь Терезе достаточно окрепнуть, чтобы встретиться с полицией. Придет день, и мы сами возвратимся. И тогда пусть задают любые вопросы, какие захотят.

Руки Майкла нежно ласкали ее тело. Она подняла бледное, напряженное лицо. Он сжал ладонями ее щеки и припал губами ко рту. По телу Ребекки прокатилась горячая волна, а затем оно тут же покрылось гусиной кожей.

— Это правда? — спросила она, переводя дух.

— Что правда?

— Что, когда Терезе станет лучше, ты возвратишься назад и все уладишь?

— Конечно.

Он снова приник к ее губам.

На этот раз поцелуй был почти грубым. Неожиданно он легонько укусил ее за нижнюю губу. Это было не больно, но она слегка отшатнулась. Его язык тут же начал искать прошения, обследуя внутренность ее рта, находя язык и радостно встречая его ответные движения.

Ребекка чувствовала, что вся она, вместе со своей решимостью, расплавляется в этой огненной печи. Ее охватило невероятное по своей силе желание. Она крепко обняла его за шею и притянула к себе. Ей хотелось, чтобы он больше не сдерживался.

Руки Майкла скользнули под мягкий шерстяной свитер, и ее кожа, откликнувшись на эту ласку, мгновенно воспламенилась. Лифчика на Ребекке в этот раз не было, что позволило его ладоням беспрепятственно овладеть ее грудями, непереносимо напрягшимися под его касаниями. Она застонала и слегка откинула голову. Ее затуманенный взор встретился с его гипнотическим взглядом.

— Я хочу тебя, — прохрипел он. — Скажи, что и ты меня хочешь.

Вместо слов она, продолжая глядеть ему в глаза, резко подалась вперед всем телом и прижалась бедрами к возбужденному источнику его страсти. Он изменился в лице.

— Ребекка, я заболел тобой с нашей самой первой встречи. Прежде чем она смогла что-то ответить, до них донеслись веселые голоса девочек, поднимающихся по лестнице. Майкл и Ребекка поспешно отшатнулись друг от друга. Она повернулась к шкафу, открыла дверцы и невидящими глазами уставилась внутрь.

В кухню влетела Тереза. Ее щеки были розовыми, глаза блестели, волосы выбились из-под шапочки. Ребекка никогда еще не видела ее такой радостной.

— Мы нашли! — сказала она, запыхавшись. — Самую красивую елку в мире. Там на холме. Пошли, папа. Пошли!

— Прекрасно, — сказал Майкл чуть срывающимся голосом. — Пойдем и срубим это бедное беззащитное деревце.

Елка, которую выбрали девочки, была невысокая, но превосходной формы. Майкл поставил ее в большой таз и закрепил камнями. После обеда они начали ее наряжать, но Девон вскоре возвратилась к своим школьным занятиям, и в гостиной осталась одна Тереза. Она провела там запершись весь остаток дня, а выйдя к ужину, категорически запретила всем входить в гостиную, твердо заявив, закрывая дверь:

— Вот когда зажгутся огни, тогда и увидите.

Ребекка после ужина сразу же направилась к себе. Улегшись в постель, она закрыла глаза и тотчас увидела лицо Майкла. «Я попала в водоворот, пучину. Как из нее выбраться?» Она ему не доверяла. Как человек, он был ей скорее неприятен, во многих отношениях. Ее целью было забрать от него Терезу. Но чисто физически, сексуально он невероятно возбудил ее. Происшедшее утром ее потрясло. Ничего подобного она от себя не ожидала. Таким образом, каким она ответила Майклу, Ребекка отвечала мужчинам очень редко. А может быть, вообще никогда.

А самое главное, Ребекка начала понимать, что, даже забрав у него Терезу, она ничего не добьется. Потому что у нее нет той жестокой безжалостной силы и решимости, какие есть у Майкла. Узнав, что его дочери угрожает опасность, он просто взял и увез се. Бросил работу, судя по всему, весьма для него важную, и вообще свою прежнюю жизнь. Ему, наверное, могут даже предъявить за это уголовное обвинение. Но Майклу Флорио было на все это наплевать. Да, в нем была сила, которой нельзя не восхищаться. И горе тому, кто оказывался на его пути. Ребекке не хотелось думать о том, что могло бы случиться, если бы Майкл поймал ее при попытке похитить Терезу.

Ребекка очнулась от глубокого сна, чувствуя, что кто-то трясет ее за плечо. Она напряженно всмотрелась в темноту.

— Кто это?

— Это я, Тереза, — ответил тихий голос.

— Тереза? Что случилось?

— Мне нужна помощь.

Ребекка села, зажгла свечу и вгляделась в Терезу.

— Скажи, что произошло.

Тереза смущенно поморщилась.

— Кажется, у меня начались месячные.

Ребекка сбросила ноги с постели.

— Я рада, что ты пришла ко мне, — прошептала она, обнимая девочку. — Ты чувствуешь какие-то колики или спазмы?

— Ага. По всему животу и вверху спины.

— Именно в этих местах болело и у меня, — сказала Ребекка. — Дать тебе чего-нибудь от боли?

— Пожалуйста.

Ребекка вытащила из-под кровати сумку, достала таблетку аспирина, налила в стакан воды и подала Терезе.

— У тебя есть прокладки?

— Они есть у Девон, но я не хочу ее будить.

— И не надо. У меня тоже есть. — Она полезла в шкаф и извлекла несколько прокладок. — Пойдем к тебе в ванную.

Они тихо прошли в комнату Терезы.

— Поздравляю, — улыбнулась Ребекка на пороге. — Чего ты такая встревоженная? Расстроилась?

— Не знаю.

— В любом случае для огорчения нет причин. Это замечательно. Надеюсь, мама тебе об этом рассказывала?

Тереза нерешительно кивнула:

— Да. Но она говорила, что это женское проклятие.

— А вот с этим я совершенно не согласна, — весело сказала Ребекка. — Никакое это не проклятие, и вообще, в этом явлении нет ничего негативного. Абсолютно. За исключением того, что в эти дни не надо проходить мимо молока, иначе оно обязательно скиснет.

— Да, верно. — На лице Терезы появилась неясная улыбка.

— Ты знаешь, как пользоваться этими прокладками?

— Конечно.

Они скрылись в ванной.

— Ты все еще чувствуешь спазмы? — спросила Ребекка, когда они вышли через несколько минут.

— Пока есть.

— Аспирин действует медленно, но скоро поможет. Ложись в постель. Я посижу с тобой.

Тереза послушно легла. А затем откинула одеяло и посмотрела на Ребекку.

— Не хочешь лечь со мной?

— Конечно! Еще бы! — Она скользнула под одеяло рядом с Терезой. — Ой, постель ледяная.

Тереза прижалась к Ребекке.

— Ну как, порядок? — тихо спросила та, чувствуя, как начинает расплавляться сердце в груди.

— Ага, — сказала Тереза, примостив голову на плече Ребекки. — Спасибо, Ребекка.

— Да что ты. А насчет месячных я вот что тебе скажу, Тереза. Это не проклятие, потому что без него ни одна женщина не может породить жизнь. Придется привыкать. Теперь такое у тебя будет случаться каждый месяц.

— А сколько лет?

— Ну, может быть, лет сорок.

— Сорок лет? Нет, мама была права. Это проклятие.

Ребекка улыбнулась и погладила ее мягкие волосы.

— А что, у твоей мамы это проходило болезненно?

— Да, — сказала Тереза. — И обычно в этот период она на всех набрасывалась. Она не могла иметь своих детей. Что-то там внутри было не в порядке. Вот почему они нас удочерили.

— Это понятно, — мягко сказала Ребекка.

— Смешно, знаешь что? — сонно проговорила Тереза. — Что мама всегда пыталась делать из этого большой секрет. Но все об этом знали, абсолютно все. Я имею в виду, что не так-то легко было скрыть такой факт. А Девон вообще появилась у нас, когда ей было шесть лет. Мы с ней, когда знакомились с кем-нибудь, обычно сразу же сообщали, что мы приемные. Так легче, чтобы потом никто не задавал неловких вопросов. А мама злилась на нас за это, буквально приходила в бешенство. Ей почему-то правилось притворяться, что мы ее настоящие дети.

— Наверное, потому что она вас очень любила.

— Ага. Стоило мне задать самый невинный вопрос насчет моих настоящих родителей, как она тут же начинала беситься. Кричала, что это ужасные люди, что они меня не хотели, что не могли дождаться, чтобы от меня избавиться. То же самое было и с Девон, хотя ее настоящая мать умерла.

Ребекка прижала дочку ближе. Какой же эгоисткой в самом деле была Барбара Флорио, если породила у этой девочки устойчивое ощущение своей никчемности.

— Не думай сейчас об этом, Тереза. Отдав тебя на удочерение, родители совершили трагическую ошибку. Но это вовсе не означает, что твое появление на свет было ошибкой. Теперь твоя жизнь находится в твоих собственных руках. Надо только суметь правильно ею распорядиться. Скоро твои неприятности кончатся. Я в этом уверена.

Тереза прижалась щекой к руке Ребекки и в скором времени заснула. Стараясь не потревожить девочку, Ребекка осторожно вылезла из постели и оправила одеяло. Затем всмотрелась в спящее лицо. Неужели это тот самый ребенок, которого она держала на руках много лет назад? Сколько раз при воспоминании об этом начинали болеть груди, как будто пришло время ее кормить. Говорят, в подсознании человека образ матери сохраняется с самого первого мгновения. А у Терезы он сохранился? Наверное, они с ней об этом так никогда и не узнают.

Ребекка взяла свечу и направилась в свою комнату.

Утром в холле к ней подошла Девон.

— Тереза говорит, что у нее ночью начались месячные, — сказала она без предисловий.

— Это верно, — кивнула Ребекка.

— Почему меня не разбудили?

Ребекка улыбнулась:

— В этом не было никакой необходимости, Девон. Я дала ей несколько прокладок, мы поговорили немного, и она заснула. Все прошло нормально.

— Я должна была дать ей прокладки, — напряженно произнесла Девон. — Они были у меня специально приготовлены. И поговорить с ней должна была тоже я. Не понимаю, почему она пошла к тебе.

— Сказала, что не хочет тебя будить.

— Ничего не понимаю. — Девон побледнела, и Ребекка только сейчас увидела, что девочка очень разозлена.

— Я просто не знаю, что и сказать, Девон…

— Ты не имела права вмешиваться!

— Я и не вмешивалась. Она попросила ей помочь, и я помогла.

— Кто ты, спрашивается, такая? — выкрикнула Девон. — Никто. Тебя папа подобрал на улице!

— Это совершеннейшая правда, — произнесла Ребекка ровным голосом. — Но тем не менее Тереза мне не безразлична. К тому же я медсестра.

— Медсестра, медсестра! А чем ты докажешь? Нам вообще ничего о тебе неизвестно, кто ты и откуда! — Девон так сильно стиснула кулаки, что побелели костяшки пальцев. — Ты должна была меня разбудить. Понятно? Ты не имела права вмешиваться. Я ждала этого. Готовилась. А теперь ты все испортила!

На ресницах Девон появились блестящие слезы. Ребекка была ошеломлена.

— Я не думаю, что что-то испортила, — сказала она сдержанно. — У тебя есть все возможности поговорить с Терезой и проявить свою заботу.

— Кто же еще будет о ней заботиться, если не я? — ожесточенно выкрикнула Девон. — Может быть, ты? Да тебе на все это наплевать. Надоест работать здесь, пойдешь куда-нибудь еще. А я останусь. Я единственная, кто есть у Терезы. И нужна ей.

— Девон…

— Ты не имеешь права бесцеремонно вмешиваться в наши дела. Ты была обязана меня разбудить. Никогда больше так не делай. Иначе… — Она замолкла, не в силах продолжать.

— Иначе что? — спросила Ребекка.

— Вылетишь отсюда, как пробка из бутылки.

Ребекка слушала ее и видела перед собой Барбару Флорио. Именно так, наверное, говорила эта женщина, таким же ледяным тоном. Тело Девон было напряжено. Ребекка чувствовала, что еще чуть-чуть и эта крепкая девица ее ударит. Ничего себе перспектива.

— Я сожалею, что так получилось, — сказала она тихо. — Мне вовсе не хотелось вмешиваться в ваши с сестрой дела. Я действительно никто, в этом ты, наверное, права, но не права в том, что мне безразлична Тереза. Это не так. Она мне совсем не безразлична, так же как и ты.

Эти слова, кажется, разозлили Девон еще сильнее. Она вся затряслась.

— Думаешь, я не вижу, как ты строишь хитроумные планы насчет того, чтобы пролезть в нашу семью. Так вот, забудь о них. И не лезь к моему отцу. Понятно? Иначе я тебя просто убью.

Из глаз Девон хлынули слезы и потекли по щекам. Она резко развернулась и выбежала из холла. Ребекка медленно направилась в кухню. В доме стояла зловещая тишина. Тереза, очевидно, еще спала, может быть, читала. Ребекка намеревалась сходить проведать се, но теперь, наверное, этого делать не следовало.

Она и предположить не могла, что под спокойной, уравновешенной личиной этой красотки скрывается такая фурия. Да, Девон, видимо, в полной мере унаследовала характеры своих приемных родителей.

Ребекка пыталась не думать, но обидные слова, которые бросила в лицо эта паршивка, больно ее задели. Они все прокручивались и прокручивались у нее в голове, как заевшая пластинка.

Она занялась работой на кухне.

Через час появилась Девон. Ребекка напряглась, ожидая очередных выпадов, но сейчас лицо девочки было спокойным. Она подошла к Ребекке.

— У Терезы нет матери, — сказала она быстро.

— Я все понимаю, Девон, — тихо проговорила Ребекка. — Понимаю.

Девон посмотрела в глаза Ребекке.

— Кроме меня, ей помочь некому.

— Конечно.

— И поэтому меня очень задело то, что она сегодня ночью пришла не ко мне, а к тебе. Я обижена.

— Я это поняла. И мне очень жаль, что так получилось. Твоя сестра попросила ей помочь, и я не могла отказать.

— Да, я знаю. — Девон широко улыбнулась своей ясной улыбкой. — Мы по-прежнему друзья?

Девон протянула руки, чтобы обнять Ребекку, и та была вынуждена откликнуться. Она поцеловала Девон в щеку.

— Да, мы друзья.

— Насчет тебя и папы… — Девон опустила голову. — Это я, конечно, зря сказала. Только для того, чтобы тебя обидеть. Это твое и папино дело. Я ни в коем случае вмешиваться не буду. Обещаю.

Ребекка ответила не сразу.

— Сейчас ты говоришь совсем как взрослая. В любом случае я и твой отец… мы будем с тобой совершенно искренни.

Девон глубоко вздохнула.

— Уф… я рада, что все позади. Ненавижу всякие ссоры. После этого хожу как больная.

Ребекка заставила себя улыбнуться.

— Я тоже.

Девон посмотрела на плиту.

— Можно, я тебе помогу?

— Накрывай на стол, — сказала Ребекка.

Стало быть, гроза миновала так же внезапно, как и началась. И снова засияло солнышко. Но теперь надо быть настороже. Эта девчонка не так проста и доброжелательна, какой кажется.

День был ясный, но холодный, поэтому снег не таял. В полдень Ребекка вышла в сад и случайно наткнулась на Майкла.

— Что за шум был сегодня утром в холле? — спросил он.

Ребекка пожала плечами.

— Я думала, ты не слышал.

— Да будет тебе известно: я слышу все. Так что там случилось с Девон?

— Ее обидело, что Тереза ночью позвала не ее, а меня. — Ребекка усмехнулась. — Но сейчас, кажется, она уже успокоилась.

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Пошли посидим на скамеечке.

Скамейка стояла на солнышке, закрытая от ветра старым большим дубом. Они сели лицом к темной стоячей воде мельничного пруда.

— Я хочу сказать тебе большое спасибо за то, что ты помогла ночью Терезе. Ты же знаешь, отец в таких делах заменить мать не может.

— Но есть Девон.

— Девон никогда не сможет стать Терезе матерью. — Ребекка вздрогнула, когда он погладил ее щеку. — Я тебе уже это говорил, — сказал он серьезно, — теперь повторяю. Ты чудо, Ребекка. Возиться с чужими детьми неблагодарная задача. На заботу и доброту они часто отвечают жестокостью.

— У меня нет такого ощущения, что я с ними вожусь, — произнесла она с бледной улыбкой. — И они, кажется, тоже так не чувствуют. Мне просто хочется им помочь. Особенно Терезе.

Он кивнул.

— Ты права. Я люблю их обеих, но отчетливо сознаю, что Тереза нуждается в помощи много больше, чем Девон. За свою короткую жизнь она видела мало ласки.

— Ты не был с ней ласков?

— Недостаточно, — признался он. — Но особенно мать.

— Барбара предпочитала Девон?

— Она очень хотела иметь детей. Но растить ребенка, я имею в виду повседневную рутину, это не такое легкое и приятное занятие, как она себе воображала. Через некоторое время она нашла утомительным и скучным проводить все свое время с Терезой. А тут появилась Девон, шести лет от роду, и Барбара обрадовалась ей, как новой игрушке.

— Она переключила свое внимание на Девон? — спросила Ребекка, чувствуя внутри холод и в очередной раз проклиная тот час, когда решила отдать Терезу Барбаре Флорио.

— Да. Барбара забыла Терезу и полностью сконцентрировалась на работе по превращению Девон в принцессу. Это была какая-то вакханалия. Ежедневные покупки, одежда, игрушки, организация всевозможных уроков, какие только можно вообразить, а некоторые и вообразить невозможно. Мать Девон практически сразу же после ее рождения серьезно заболела, так и не оправившись. Поэтому просто не могла ничего дать дочери. У нас девочка сразу же попала на чудесный нескончаемый бал. Барбара очень старалась.

— Ты не думал, что по отношению к Терезе это несправедливо?

Он кивнул.

— Конечно. Но переубедить Барбару было невозможно. Мы выросли в совершенно разных условиях. Она в богатой семье и избалованна до крайности. Нас же было пять братьев и две сестры, и мы все делили на всех. Правда, делить-то особенно было нечего. С самого раннего детства в меня вбивали, что самое главное для человека — это семья. Для нее же семья — это так, нечто аморфное. По-моему, она вообще по-настоящему так и не поняла, что это такое. И злилась на меня, когда я заговаривал об этом. Так что бороться с ней было бесполезно.

— Тереза, наверное, была обижена.

— Да, вся эта суета ее смущала и травмировала. Она не могла понять, почему мама вдруг потеряла к ней интерес.

— Ты не пытался это как-нибудь скомпенсировать?

Он пожал плечами.

— Я делал, что мог. Но для пятилетнего ребенка мать всегда важнее, чем отец.

— Именно тогда у нее начались эти проблемы? Когда появилась Девон?

— Не совсем. Довольно долго она оставалась уравновешенной, вплоть до того момента, когда у нас с Барбарой начались разлады.

— Разлады? — эхом отозвалась Ребекка.

— У Девон как раз в это время был переходный возраст, и она стала очень капризная. Барбара внезапно потеряла к ней всякий интерес и начала накачиваться алкоголем и таблетками. Очень быстро это переросло в большую проблему. Мне пару раз удавалось положить ее в наркологическую клинику, по, выйдя оттуда, она через некоторое время начинала снова. Потом у нее выработалось что-то вроде мании преследования. Она вообразила, что мы все сговорились, чтобы упрятать ее в психушку, и отказывалась от любого лечения. А потом… потом начала выдвигать против меня идиотские обвинения. Вот тогда-то Тереза и начала сходить с рельсов, тогда-то и начались у нее эти припадки.

— А что за обвинения? — спросила Ребекка.

Майкл поморщился.

— Я бы не хотел вдаваться в детали. У моей жены было богатое воображение. В общем, она собрала команду адвокатов и предъявила мне ультиматум: либо я выметаюсь из дома и оставляю девочек с ней, либо она инициирует бракоразводный процесс на основе этих абсурдных обвинений. Она обещала, что не остановится ни перед чем, и я знал, что она не шутит. Девочки были в отчаянии, просили ее отпустить их со мной, но Барбара была неумолима. У меня не было ни малейших шансов выиграть дело в суде. Я боялся, что в таком случае вообще потеряю их навсегда. Дело кончилось тем, что я уговорил девочек успокоиться и тихо выехал.

— Но потом все-таки нашел способ видеться с ними?

Майкл Флорио слабо улыбнулся.

— Они тебе уже рассказали? Да, с монахинями удалось договориться.

— Неужели ты их подкупил?

— Конечно, нет. Да мне это и не нужно было. Дело в том, что Барбара совершила ошибку. Она несколько раз посещала директрису и уговаривала ее всячески препятствовать моим контактам с девочками. Вылила на меня целый ушат помоев. Но директрисе было известно насчет пристрастия Барбары к алкоголю и наркотикам, и она ей не доверяла. Спустя некоторое время с директрисой встретился я и чистосердечно рассказал о существе проблемы. И она разрешила мне каждый день забирать девочек на обед. А в уик-энды мы придумывали что-нибудь особенное. Иногда я ходил с Терезой на игры «Гигантов», а с Девон в музей, но большей частью мы проводили время вместе. Почти как настоящая семья.

— И все это длилось до пожара.

— До пожара, — согласился Майкл. Его улыбка растаяла.

— А как ты сам оцениваешь все предыдущие выходки Терезы?

— Как своеобразный протест. После гибели Барбары детективы настояли, чтобы с Терезой побеседовал психиатр. Ко мне явилась сама доктор Хелен, казалось бы, выше уже и прыгать некуда. Так единственное, чего она добилась, это припадка Терезы. Но если бы ты видела, какое в этот момент у профессорши было лицо. Она, наверное, решила, что докопалась до истины. Бред несчастной Терезы сочла за признание вины. И тут же ринулась получать судебное предписание для передачи обеих девочек под ее опеку.

— Но ведь бывает и так, что человек именно в бреду и говорит правду.

Майкл поднял на нее грустные глаза.

— Я хочу задать тебе вопрос, Ребекка. Ты веришь, что Тереза убила свою мать?

— Не знаю, — со вздохом призналась она.

— Это неудивительно, потому что Тереза сама этого не знает. И ты хочешь, чтобы я позволил с помощью пыток вырвать из нее признание? Нет. Я просто увез ее оттуда.

— Видимо, все эпизоды, связанные с этим пожаром, в ее памяти заблокированы, — сказала Ребекка с горечью.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Но когда-нибудь они должны выплыть наружу.

— Да, — согласилась Ребекка. — Когда-нибудь они выплывут.

Майкл немного помолчал.

— С тех пор, как ты появилась в нашем доме, Тереза очень изменилась.

— Но это не значит, что не нужно ничего предпринимать, — произнесла она мягко. — Майкл, я не знахарка и наложением рук не лечу. Терезу необходимо освободить от этого кошмара, который она носит в себе. И не надейся, что это произойдет само собой только потому, что она, возможно, видит во мне некий образ матери.

— Образ матери! — воскликнул он. — Как точно сказано. Если бы Барбара хотя бы чуточку была похожа на тебя…

Ребекку как будто ударило молнией. Ее взгляд застыл. Она побуждает Майкла доискиваться до правды, а сама скрывает самую, наверное, важную правду. Спрашивается, сколько еще это удастся держать в секрете? Ведь чем больше времени проходит, тем разрушительнее может оказаться ее раскрытие.

Не следует ли признать, что похищение Терезы не самый лучший выход? Майкл любит девочек. Это очевидно. Как и то, что они любят его. Это реальность, и ее надо признать. Предположим, она выложит Терезе правду, скажет ей, что она ее мать. Очень сомнительно, что девочка захочет расстаться с отцом.

Значит… В таком случае не лучше ли рассказать все прямо здесь, сейчас?

— Майкл, — услышала она свой голос, — я должна тебе кое-что сказать.

— Что у нас несовместимость по гороскопу?

— Я не шучу, Майкл. Приготовься слушать.

Он шутливо нахмурился, забавляясь ее серьезностью.

— Прекрасно, я весь внимание.

— Я…

Ребекка замолчала, собираясь с духом. На нее внимательно смотрели темные глаза, и в них было тепло и даже что-то более значительное и глубокое, чем просто тепло.

Внезапно она почувствовала, что у нее не хватает мужества. Когда угодно, только не сейчас.

Ребекка смущенно улыбнулась.

— Нет, я чувствую, что еще не готова. Как-нибудь в другой раз.

Он пристально смотрел на нее в течение нескольких секунд.

— Как хочешь. Я уже говорил, что не собираюсь доискиваться до твоих секретов, хотя, думаю, о некоторых не так уж и сложно догадаться.

— Например?

— Например, то, что ты была замужем, но не получилось, — ответил он. — Попадание точное?

Она кивнула.

— Почему ты так решил?

— Просто почувствовал, что ты по своему опыту знаешь, каково это, когда разрушается брак.

— Да, — грустно согласилась Ребекка. — Это верно.

— Есть дети?

— Нет, — ответила она, понимая, что глаза ее выдают. — Но я… я была беременна.

— И что? — спросил он мягко.

— Я потеряла ребенка.

— Понимаю.

Майкл немного помолчал, а затем спросил с нежностью:

— Это и явилось причиной распада брака?

— Отчасти, — ответила она. Лицо ее пылало, а язык во рту сделался таким толстым, что еле ворочался.

Майкл легонько коснулся ее щеки.

— Будем продолжать игру?

— Ты такой проницательный, что я даже начинаю бояться. Но все равно продолжай.

— Итак, ты была в группе альпинистов. Но не по своей инициативе, а кого-то, кто тебе очень нравился. По-видимому, там что-то случилось, и он повел себя как подлец. Ты сломала ногу и страдала. Не только физически, но и морально.

— Да, — призналась она совершенно искренне. — Все это правда.

— Следующее мое предположение касается твоей профессии. Дело в том, что ты меня немного обманула.

— Разве? — Ребекка уже начала бояться по-настоящему.

— Ты не сестра, Ребекка, а скорее всего врач.

— Почему ты решил, что я врач? — спросила она, разглядывая свои руки.

— В самом начале ты отчаянно пыталась выдать себя за бродягу, какие странствуют по Европе, пробавляясь случайной работой. Я согласен, что основания у тебя для этого были. Ты полагала, что если расскажешь о себе правду, то я тебя не возьму на работу. И в самом деле, это ведь так подозрительно, почему врач ищет работу по присмотру за детьми и к тому же запрашивает недорого. Ты решила выдать себя за сестру. Это близко, но все же не то. Однако в последние недели ты постепенно начала сбрасывать с себя этот образ. Шаг за шагом.

— Что значит «начала сбрасывать»? — спросила она, проклиная свою неосторожность и понимая, что отпираться бесполезно.

— В твоем поведении я с достаточной легкостью начал обнаруживать черты, совершенно несвойственные обычной медсестре. Некая уверенность в себе, даже определенная авторитарность. Дело в том, что каждого профессионала отличают некоторые особенности, связанные с его работой. У тебя, например, манеры врача.

Она долго молчала, слушая стук своего сердца, прежде чем выдавить из себя:

— Это не так далеко от истины.

— Я тоже так думаю, — с готовностью подхватил он. — Изучая твой характер и принимая во внимание достаточно устойчивый идеализм, я бы рискнул предположить, что вряд ли ты имела какую-то прибыльную частную практику, а скорее всего работала в больнице. Я на правильном пути?

— Да.

— Ты не любишь врать, так что специальность твоя, вероятнее всего, действительно педиатрия. И то, что ты жила в Лос-Анджелесе, это тоже правда. Таким образом, твое место работы — большая детская клиника в Лос-Анджелесе.

— Да, — пролепетала она.

— А этот вывод немедленно возвращает нас назад, к разговору в кафе на рынке. Я вынужден задать тебе этот вопрос, которого ты так хотела избежать. Почему это детскому доктору из далекого Лос-Анджелеса понадобилось искать работу по присмотру за детьми в каком-то маленьком городишке в Италии?

Она с трудом заставила себя встретиться с ним взглядом. Неужели он уже давно обо всем догадался и просто играет с ней, как кошка с мышью?

— А ты как думаешь почему? — спросила она онемевшими губами.

Он потянулся и взял ее вялую руку в свои.

— Что думаю я? Хм, я думаю, у тебя что-то случилось на работе. Катастрофическое. Возможно, ты совершила какую-то ошибку, неправильно поставила диагноз, в результате чего погиб пациент. Может быть, тебя уволили из клиники или временно отстранили от работы. Может быть, тебе грозил судебный процесс по обвинению в преступной халатности. Хотя мне лично трудно поверить, что ты действительно виновна. Но это не такая уж редкость, когда врача делают козлом отпущения. В любом случае я предполагаю, что ты здесь именно по этой причине.

— Пожалуй… — Она тряхнула головой, не зная, радоваться ей сейчас или огорчаться.

— Но повторяю, для меня это не имеет никакого значения, — мягко проговорил он, поднося ее руку к губам. — Ребекка, меня совершенно не интересует, что ты там сделала и чего не сделала. Я только могу быть благодарен случаю, который привел тебя к нам.

— О, Майкл. — Она вздохнула, глядя, как он целуют ей пальцы.

Затем он перевернул кисть и поцеловал ладонь. Эта интимная ласка заставила ее вспыхнуть. Она выдернула руку и поднялась.

— Мне пора идти, потому что обеда еще нет.

— Ты все время норовишь убежать, — сказал он, поднимая глаза. — Ребекка, как долго это будет продолжаться?

— Я могу задать тебе тот же вопрос.

Он кивнул:

— Ты права. Но придет время, и я перестану скрываться, подниму голову и смело посмотрю им в глаза.

— Я тоже, — пообещала она и поспешила прочь. Но его поцелуй был крепко зажат в ее ладони, как что-то живое и теплое.

Вечер только начинался. Ребекка на кухне занималась с Девон биологией, когда туда ворвалась сияющая Тереза и радостно объявила:

— У папы все готово к запуску! Ребекка, он просит тебя помочь. Говорит, чтобы ты надела дождевик и резиновые сапоги. И шапку.

— Вот это дело как раз для меня, — простонала Ребекка.

Надев дождевик и резиновые сапоги, она направилась в сарай, где ее ждал Майкл.

— Сейчас я тебе все объясню. — Он взял ее за руку и повел вдоль мельничного лотка, по которому громыхала вода. — Нам нужно поднять колесо и установить на эту раму. Но вначале следует перекрыть воду.

— Перекрыть воду? — спросила она, глядя на стремительный пенящийся коричневый поток. — Каким образом?

— Нужно закрыть шлюзовые ворота. А для этого необходимо заставить работать этот механизм. — Он показал ей какое-то допотопное устройство, состоящее из шестерен и колесиков, рыжих от ржавчины. — Ворота закрываются и открываются с помощью этого рычага.

— А ты уверен, что он еще работает? — крикнула она, стараясь перекрыть грохот.

— Есть только один способ это выяснить, — прокричал он в ответ. — Всю неделю, каждый день я смазывал его маслом. Берешься мне помочь?

— Могу попытаться.

— Если не можешь, так и скажи. Я позову Девон. Она крепкая, как молодая львица.

— Мне кажется, справлюсь, — ответила Ребекка. — Так что звать Девон не нужно.

— Хорошо. — Майкл сверкнул белыми зубами и передал ей пару толстых перчаток из сыромятной кожи.

— Отлично. Я готова. — Ребекка натянула перчатки, потом накинула на голову капюшон дождевика.

— Тогда начали.

Они навалились на рычаг. Ребекка чувствовала рядом с собой его напрягшееся мускулистое тело. Древний механизм заскрежетал, а затем почти завизжал, причем достаточно громко, чтобы перекрыть шум водопада. В результате рычаг сдвинулся на дюйм или около того.

— Толкаем, — скомандовал Майкл. — Он начал двигаться.

Ребекка давила изо всех сил, пытаясь синхронизировать свои усилия с усилиями Майкла. Железные ворота медленно заскользили.

— Кажется, получается! — выдохнула она, удивленная успехом.

— Продолжаем!

Ребекка почувствовала, как угрожающе начало покалывать больное колено. Не обращая на это внимания, она со всей силой навалилась на рычаг. Он медленно подавался, дюйм за дюймом. И также дюйм за дюймом скользили, закрываясь, шлюзовые ворота. Чем уже становился проход для водяного потока, тем с большей интенсивностью их обдавало водой. Грохот перерос в зловещее шипение. Брызги били в Ребекку, как струя из пожарного шланга.

— Не прекращай! — услышала она голос Майкла. — Остался всего какой-то фут.

Она продолжала давить. Вода хлестала по ней вовсю, обдавая с головы до ног. Ледяная вода. «Выдержу, не выдержу» — таких мыслей в голове у Ребекки не было. Будь она проклята, если сейчас сдастся и позволит Девон занять ее место.

Наконец-то брызги перестали хлестать в лицо, так что она смогла поднять голову и оцепить проделанную работу. Ворота были уже почти закрыты. В щель шириной примерно в пару дюймов с диким свистом прорывалась вода.

Майкл рывком навалился на рычаг и окончательно закрыл ворота. В воздухе стояла водяная пыль.

Ребекка попыталась перевести дух, но Майкл ринулся к массивной турбине.

— Начинаем поднимать.

Стуча зубами, она прошлепала к нему. Вода стекала с одежды.

— Берись за этот конец, — приказал Майкл. — Теперь поднимаем!

Он начал подъем турбины над мельничным лотком с помощью двух автомобильных домкратов, затем стал медленно их опускать, а Ребекка следила, чтобы не покосилась турбина. Когда турбина встала на место, Майкл убрал домкраты, и Ребекка увидела, что он тоже промок до костей.

— Осталась только одна операция, — сказал Майкл. — Установить ременную передачу.

Ребекка присела на корточки, крепко обхватив себя руками. А он накинул ременную передачу на малый шкив, соединив турбину с генератором. Затем подошел к ней и поставил на ноги.

— Ты очень мне помогла!

— Сомневаюсь, — простонала она. — И что теперь? Снова открываем ворота?

— Это будет много легче, — пообещал он.

Так оно и случилось. Вода ринулась в мельничный лоток, ударяясь о лопасти турбины с тяжелым барабанным звуком. Ребекка увидела, что турбина начала медленно вращаться. Чем шире открывались ворота, тем быстрее вращалась турбина, и вот наконец стали слышны стоны неохотно начавшего работать генератора. А затем свершилось чудо. Свисающая с потолка голая лампочка вдруг начала время от времени вспыхивать, а через несколько секунд засияла ослепительным светом.

— Заработало! — завопила она.

Он кивнул и улыбнулся.

— Заработало.

Теперь ворота были полностью открыты, и турбина завертелась с постоянной скоростью, а вместе с ней весело засвистел генератор. К этому дуэту присоединился и стоящий в углу большой трансформатор, который начал издавать восхитительное жужжание. Сарай наполнился светом.

— Просто не верится, — выдохнула она. — Майкл, ты гений.

Он заключил ее в объятия и поцеловал в ледяные губы.

— Пошли. Пошли посмотрим.

Они вышли во двор, и Ребекка зажмурилась от яркого света. Вечерами старый дом был всегда таким темным. Лишь одно или два окна бывали слабо освещены свечами, а если кто-то работал во дворе, то над дверью вешали керосиновую лампу.

Теперь же каждое окно ярко сияло, и дом походил на волшебный замок. Ребекка была поражена, даже немного испугана.

Майкл обнял ее за плечи.

— Ну как?

— Прекрасно! Просто не могу поверить.

— Я включил в доме все лампы, какие есть. Хочу проверить систему при полной нагрузке. Пошли. — Он посмотрел на нее с участием. — А то ты вся трясешься, как лист.

Девочки радостно носились по дому. Девон вихрем скатилась вниз по лестнице.

— О, папа! Я даже и не представляла себе, что это будет так хорошо!

Дрожащая, промокшая Ребекка осмотрелась. Дом у мельницы в одночасье превратился в современное жилище. Исчезли мягкие тени, и каждый угол заливал свет. Скоро поставят холодильник, морозильник, стиральную и посудомоечную машины, а затем и все остальное. Но одновременно с этим отсюда уйдет очаровательная романтическая атмосфера. Правда, Ребекка не знала, стоит ли печалиться по этому поводу.

— Пока я не проверю выходную мощность, ничего больше не включайте, — предупредил Майкл Девон. — Потом можно будет увеличивать нагрузку. — Его слова перекрыл взрыв музыки сверху. Это Тереза включила свою стереосистему. — Тереза! — завопил Майкл.

Кудрявая головка Терезы свесилась с перил.

— Что?

— Выключи это сейчас же и не включай ничего, пока я не разрешу. — Он повернулся к Ребекке: — Ребекка, тебе нужно немедленно снять с себя мокрое. Предвидя это, я заготовил достаточно горячей воды. Деви, проводи Ребекку ко мне в ванную и покажи, где что.

— Тебе оказали большую честь, — сказала Девон и, взяв Ребекку за ледяную руку, поспешила с ней наверх.

Прожив в доме уже достаточно долго, Ребекка еще ни разу не видела комнату Майкла. Как и ожидалось, это была самая большая комната в доме. Но, наверное, и самая простая. То есть совершенно без всякой роскоши. Здесь доминировали всего три предмета: обширная кровать, прислоненный к стене старый гранитный мельничный жернов, метра два в диаметре, и висящий на другой стене вполне исправный средневековый арбалет. Вот, пожалуй, и все. Девон повела Ребекку в просторную ванную комнату, выложенную мраморными плитками. Сама ванна, полуутопленная в пол, размещалась посередине. Девон протянула Ребекке огромное полотенце, открыла на полную мощность краны, а затем щедрой струей выстрелила туда зеленую пену.

— Мыло и все остальное вот здесь, — сказала она. — Я ухожу помогать папе. Наслаждайся.

Оставшись одна, Ребекка стащила с себя промокшую одежду и присела на край ванны, ожидая, пока она наполнится чудесной горячей водой. Затем, морщась от удовольствия, погрузилась в пенную воду. Вскоре ее бледная кожа раскраснелась. Ванна была такая большая, что она почти плавала, закрыв глаза и расслабив мускулы.

Ребекка почти заснула, но, услышав скрип открываемой двери, открыла глаза. Из дверного прохода на нее смотрел Майкл. Она поспешно спряталась под пену.

— Уходи!

Он показал ей бутылку шампанского и два бокала.

— Прикажете подать шампанское в ванну, мадам?

— Благодарю вас. Извольте подождать, пока я выйду.

— Только не вынимай пробку. Я следующий.

— Ты хочешь мыться в грязной воде?

— Да. На это есть по крайней мере две причины. Во-первых, это можно будет считать слабой имитацией секса, а во-вторых, горячей воды больше нет. Всю израсходовали на тебя. Поэтому не залеживайся и выбирайся поскорее.

Он вышел. Ребекка тут же вылезла из ванны, обтерлась и вышла, обмотавшись полотенцем. Майкл сидел на постели, раздетый по пояс, и смотрел на нее с улыбкой.

— Представляешь, все мои расчеты оказались верными.

— И никаких проблем? — спросила она.

— Пока никаких. — Он наполнил два бокала шампанским. — Давай отметим.

— Поздравляю. — Она чокнулась с ним и выпила. Шампанское было очень сухим и холодным.

— Ты действовала просто замечательно, — сказал Майкл. — И очень мне помогла. Спасибо, Ребекка. — Он поставил бокал, захватил ладонями ее влажное лицо, медленно приблизил губы и поцеловал долгим сладостным поцелуем.

Их тела, имеющие разную температуру — ее разгоряченное, а его холодное, как лед, — как и положено, представляли собой термопару, то есть явились источником тока, который разлился по ним обоим. Конечно, надо еще учесть и действие шампанского. Как это отразилось на нем, Ребекка знать не могла. Сама же она, что называется, поплыла.

— Ты очень умный, — сказала она тихим голосом.

— Мм-хм, — согласился он, вглядываясь в ее лицо из-под отяжелевших век. — Очень. Но, наверное, недостаточно умен, чтобы догадаться, кто ты есть на самом деле.

— Майкл, — сказала она, — я обещаю тебе рассказать о себе всю правду, когда смогу. Просто сейчас это сделать невозможно. Пока.

Он улыбнулся:

— Я тебе верю.

Он никогда еще не был столь желанным, как сейчас. Внезапно она осознала, что дальше сопротивляться уже не в силах. И пропади оно все пропадом. Продолжая изучать задумчивым взглядом ее лицо, Майкл заключил Ребекку в объятия. Она пробежала ладонями по мощным мускулам на его груди, ощупывая соски, которые мгновенно отвердевали под ее касаниями.

— Ты удивительный мужчина, — прошептала Ребекка.

— А ты удивительная женщина, — прошептал он.

— А ведь совсем недавно, Майкл, я тебя почти ненавидела.

— А теперь?

— Теперь… теперь совсем другое дело. Я сознаю свою глупость и слепоту. — Она чувствовала его сердце, колотившееся под ее ладонями. Он дернул полотенце, и оно сползло на пол, обнажив ее полные груди. А затем потянулся к ее рту. Когда его холодная мускулистая грудь коснулась ее теплых сосков, Ребекка содрогнулась.

— Майкл, — прошептала она, — девочки…

— Не надо о девочках, — выдохнул он. — Не волнуйся, дверь заперта. — Он поцеловал ее влажную шею. — Ты восхитительно пахнешь.

— А ты… ты…

— О-о-о, Ребекка… — Он сполз с постели и опустился перед ней на колени. Затем обнял ее бедра и прошептал, подняв вверх лицо: — Я ждал тебя так долго, Ребекка. Почему ты не приходила?

— Майкл…

— Знаешь, я ведь был когда-то наркоманом. Но ты, по-моему, самый сильный наркотик из всех известных.

Сильные руки ласкали ее бедра. Она коснулась пальцами курчавых волос на его груди. Они были влажными и холодными. Затем ее руки медленно скользнули вниз.

— Как это чудесно, что ты появилась, — тихо сказал он, прогибая под ее ласками плечи. Затем прикоснулся губами к ее бедру. — Я очень хочу тебя.

Ее кожа пылала. Она закрыла глаза, а он раздвинул ее бедра и приник к лону. Она чувствовала его холодные губы, которые постепенно становились горячими. Его рот был жадным, казалось, он хотел поглотить ее всю целиком. Но затем, кажется, нашел то, что искал, — огненный пик возбуждения, — и с почти жестокой ловкостью вырвал из ее груди хриплый стоп удовольствия. Она опустилась на колени на толстый ковер, рядом с ним. И он обнял ее большими сильными руками.

Ребекке показалось, что вся ее жизнь, протекающая до этого мгновения, была сплошной серой трясиной. Единственной реальностью сейчас был Майкл Флорио, наслаждающийся каждым дюймом ее тела. Но она тоже наслаждалась и желала его с примитивным, почти животным упорством. Она желала его настолько остро, что телу было больно. Зародившись где-то у горла, эта сладостная боль, как огонь по бикфордову шнуру, пробегала дальше через сердце и живот, через все внутренние органы к пылающему месту между бедер.

— Я не могу ждать, — прошептала она, задыхаясь. — Пожалуйста, Майкл.

Но он не торопился входить, продолжая ласками поднимать ее все выше и выше.

— Пожалуйста, — выдохнула она.

— Ребекка, — прошептал он.

Она была вся как расплавленная магма, и он наконец сделал это, наполнив ее тело опьяняющей истомой.

— О, Майкл, Майкл, — застонала она.

— Я сделал тебе больно?

— Нет. Пожалуйста, Майкл.

Каждое свое движение он сопровождал резкими, бурными терпкими поцелуями, покрывая ими ее лицо, неожиданно делая паузы, замирая, и она начинала извиваться под ним, корчиться, жадно впитывая сладость этой пытки.

— Не останавливайся, Майкл. Продолжай.

И он продолжал, шепча ей на ухо ласковые слова, ничем уже себя не сдерживая, почти сминая, сокрушая ее. Ни один мужчина никогда еще не дарил ей такого наслаждения. Это было за пределами ее опыта. Она чувствовала, что душа отлетела, воспарила над головой и крутится в хитроумном запутанном танце в ритме его страсти.

Затем они тесно прижались друг к другу, упиваясь своей близостью. Это был момент истинного совершенства. Никогда еще для нее секс не был таким чистым, таким простым и одновременно столь значимым.

Правда, откуда-то, из какого-то внутреннего далека доносился слабенький голосок, ставящий под сомнение целесообразность случившегося. Но она прикрыла глаза и старалась его не слушать. А тут еще Майкл поднял ее голову и вгляделся в лицо.

— Ты сама красивая женщина, какую я встречал в жизни.

Она надолго припала к его губам и только потом прошептала:

— Мне надо идти, Майкл. Не надо, чтобы девочки…

— Но ты не убежишь от меня? — спросил он горячо.

— Конечно, нет, — ответила она упавшим голосом. — Но давай все-таки соблюдать приличия. Ради них.

Прежде чем что-то сказать, он очень долго смотрел на нее.

— Я действительно совершенно тебя не знаю. Верно?

— Да, Майкл, — согласилась она, избегая его взгляда. — Ты действительно меня не знаешь. Так же как и я тебя.

На мгновение ей почудилось, что они глядят друг другу в души и все равно ничего там не видят. Она с трудом оторвалась от него, отперла дверь и вышла из комнаты.

Наутро Ребекка с трудом очнулась от глубокого сна. Вспомнила вчерашнее, дернулась и посмотрела на часы. Затем сбросила одеяло и пошла в душ.

Обычно из душа едва капала тепловатая вода. Теперь же на полную мощность шла горячая. И холодная тоже. Ребекка вымылась и оделась. В комнате было необычно тепло. Питаемая турбиной обогревательная система за ночь сильно раскочегарилась. Глиняные плитки, обычно ледяные, теперь под ее босыми ногами были теплыми.

Она надела джинсы и легкий пуловер. Затем подумала и повязала кашемировый шарф, подаренный Майклом. По пути на кухню она стукнула в дверь Терезы.

— Кто там?

— Ребекка.

— Входи.

Она толкнула дверь. Тереза лежала в своей обычной позе, свернувшись в постели с книгой. Но теперь шторы были открыты, показывая голубое небо. В комнате было опрятно и тепло. Тереза оторвалась от чтения и посмотрела на Ребекку.

— Привет.

Ребекка вспомнила ее первое «привет» тогда, в первый день.

— Хорошо спала?

— Прекрасно.

Ребекка села на постель и поцеловала девочку в щеку.

— Как дела с этим? — Она показала на живот Терезы.

Та сделала гримасу.

— Почти прошло. Я и не знала, что это так противно.

— А разве твоя мама не рассказывала тебе во всех деталях?

Тереза пожала плечами.

— Мама вообще со мной мало разговаривала. Она занималась только Девон.

Ребекка помрачнела.

— Ты очень переживала?

— Не столько я, сколько Девон. Она ее своим вниманием буквально изводила.

— Очень жаль.

— Для меня не совсем, — серьезно сказала Тереза. — Я благодарила Бога, что она не пристает ко мне. Жила своей жизнью, занималась, чем хотела. А вот Девон действительно пришлось несладко. Мама давила на нее со всей силой. Между прочим, они с папой разорвали отношения в основном из-за Девон.

— Я этого не знала, — смутилась Ребекка. — Как это случилось?

— Очень просто. Мама старалась, старалась, а Девон была на стороне папы. Мама просто не могла этого вынести.

Не уверенная, что правильно поняла сказанное, Ребекка пристально посмотрела на Терезу:

— Что значит «была на стороне папы»?

— Она его любила больше, чем маму. И мама это обнаружила. — Тереза мотнула головой, как бы стряхивая неприятные воспоминания. — Послушай, Ребекка, ты бы вышла замуж за папу, если бы он предложил?

Ошеломленная, Ребекка медленно покачала головой.

— С чего ты взяла, Тереза, что он может мне это предложить?

— Может, — ответила Тереза. — Потому что ты совершенство.

Ребекка встала и направилась к окну. Кристально-голубое небо, припорошенный снегом белый мир, а на сердце темно.

— Не стоит сейчас обсуждать такие вещи, Тереза, — проговорила она, не оборачиваясь. — Потому что прежде надо решить главный вопрос.

— Ты имеешь в виду со мной? — тихо спросила Тереза.

— Да, — так же тихо ответила Ребекка. — Невозможно всю жизнь прятаться в доме у мельницы.

Тереза быстро вскочила с постели.

— Я хочу тебе что-то показать. — Она опустилась на колени и скрылась под кроватью. Озадаченная Ребекка наблюдала за ее действиями. Через пару секунд Тереза вылезла с книгой в кожаном переплете и протянула ее Ребекке. Книга была заперта на маленький замочек. Тереза сняла с шеи цепочку с золотым ключиком.

— Ах вот, значит, для чего у тебя этот ключик, — улыбнулась Ребекка.

Лицо Терезы было очень серьезным. Она протянула цепочку Ребекке.

— Возьми и прочти.

Ребекка нерешительно взяла ключик.

— Ты действительно хочешь, чтобы я это прочитала?

Тереза кивнула и прошептала еле слышно:

— Попробуй понять.

— Попробую, — сказала Ребекка. — Обещаю.

— Я ведь тебе не безразлична?

— Конечно.

— Почему? Почему не безразлична?

— Потому что ты особенная.

— Что, просто так, за красивые глаза?

— Я тебе уже ответила, — сказала Ребекка.

— А я не поняла. Мне кажется, что у тебя должны быть какие-то особые причины, какие-то… особые… — Голос Терезы осекся, и она замолчала. А потом протянула руку и сжала руку Ребекки. Очень сильно, почти до боли.

— Хм… возможно, есть и особые причины, — пробормотала Ребекка.

— Я хочу, чтобы ты мне о них рассказала.

— Расскажу. Скоро.

Они подошли к самому краю пропасти, на дне которой лежала опасная правда. Еще шаг, и они обе полетят в эту страшную бездну. Ребекка прикусила губу почти до крови.

Возвратившись к себе в комнату, она открыла книгу ключиком. Хрупкий замок, маленький ключик — все это было таким забавным. С их помощью Тереза защищала свое самое сокровенное, но Ребекка знала, какую важность могут иметь для подростков подобные символы. Тереза носила этот ключик на шее, почти как нательный крест, и Ребекку глубоко тронуло ее доверие. Открыв книгу, она зажала ключик в ладони. Книга была исписана примерно наполовину крупным неровным почерком Терезы. Это было что-то вроде литературного альбома. Большей частью стихи, перемежающиеся небольшими прозаическими вставками. На первой странице Тереза написала крупными печатными буквами: КРЕЩЕНИЕ ОГНЕМ, а ниже был небольшой рисунок — что-то вроде древней чаши, в которой горело пламя.

Ребекка перевернула страницу и прочла первое стихотворение.

Чувствуя легкую тошноту, Ребекка перечитала стихотворение, а затем перевернула страницу. Следующий опус был короче. Тереза старательно окантовала его со всех сторон языками пламени.

Ребекка похолодела. Подойдя к окну, она долго вглядывалась в чистую голубизну итальянского неба.

Перевернув последнюю страницу альбома, Ребекка оцепенело пыталась отогнать навалившуюся на нее свинцовую тяжесть. Наконец, собравшись с силами, она взяла альбом и направилась к сараю искать Майкла.

Услышав шаги, он обернулся. Его лицо немедленно расплылось в улыбке. Он быстро подошел к ней и обнял.

— Ребекка!

Некоторое время она молча стояла, приникнув к его груди.

— Майкл…

— Ты мне снилась всю ночь, — прошептал он ей на ухо. — И все утро я тоже думал о тебе.

— Майкл, я пришла поговорить.

— Что случилось?

— Вот, взгляни. — Она сунула ему альбом. — Это мне дала Тереза.

Майкл улыбнулся, вытер руки и взял у нее альбом.

— Что это?

— Что-то вроде дневника.

— Зачем же ты мне его показываешь?

Она не стала подыгрывать его шутливому топу.

— Потому что это очень важно. Прочитай его, Майкл.

Он открыл альбом посередине и начал читать. Ребекка молча наблюдала за его лицом. Его улыбка медленно растаяла, он помрачнел и поднял глаза.

— Господи.

— Майкл, там все в таком же духе, — сказала Ребекка. Это равносильно признанию вины. Даже больше. Там объясняются мотивы, ее чувства, ее боль. Там есть все.

Он пристально посмотрел ей в лицо.

— Ребекка, это альбом девочки-подростка. Ты думаешь, все, что там содержится, означает то, что должно означать?

— А что же еще все это может означать? — почти крикнула она в отчаянии.

Майкл был явно потрясен. Он прислонился к стене и невидящим взглядом уставился в альбом.

— Ты правильно сделала, что принесла его мне. Спасибо.

— Я должна вернуть его Терезе.

— Скажи ей, что альбом у меня.

— Но она сочтет это предательством с моей стороны.

— Нет.

— И что ты собираешься делать, Майкл? — спросила Ребекка.

Он пожал плечами.

— Не знаю. В самом деле, в данный момент действительно не знаю. Дай мне время прочесть весь альбом.

Она тронула его руку.

— Я пойду, Майкл. Извини.

День был под стать настроению — белый, холодный, молчаливый. Даже после захода солнца снежная белизна продолжала слабо светиться. Небо потемнело, и с него посыпались снежинки, едва колыхаясь под ветром. Они серебрили деревья и строения, радуясь любой, даже самой маленькой горизонтальной поверхности, чтобы прилипнуть к ней.

К вечеру атмосфера в доме не прояснилась. Ужинать Тереза не спустилась, и Ребекка направилась к ней в комнату. Девочка лежала на постели с закрытыми глазами. Но Ребекка знала, что она не спит.

— Я прочла твои стихи, — сказала она, садясь рядом и легко гладя ее волосы.

Глаза Терезы медленно открылись.

— И?

— Я обещала, что постараюсь попять, дорогая…

— Ты меня ненавидишь? — прервала ее Тереза.

Ребекка наклонилась поцеловать лоб девочки.

— Тереза, я никогда не смогу тебя ненавидеть!

Широкий печальный рот Терезы скривился. Она обняла Ребекку и прижалась к ней.

— Я тебя никогда не оставлю, — прошептала Ребекка. — Никогда.

Тереза прошептала в ответ что-то нечленораздельное.

Ребекка чуть отстранилась.

— Но ты, Тереза, возможно, станешь ненавидеть меня. За то, что я дала этот альбом твоему отцу. — Она почувствовала, как вздрогнула Тереза, и продолжила тихо: — Я должна была это сделать, милая. Ему очень важно знать, что происходит у тебя внутри. По-настоящему важно.

Тереза медленно кивнула.

— Может быть, так даже лучше, — прошептала она. Затем повернулась на бок и снова закрыла глаза. — У меня не было к ней ненависти, понимаешь.

— Понимаю.

— Все дело в том, что мама ни на минуту не забывала, что она нам не родная. Наверное, пока мы были маленькими, она нас любила. А когда мы начали расти и перестали быть ее игрушками, заскучала. Мы ей наскучили, понимаешь? В самом конце она нас почти ненавидела.

— Именно этому и посвящено большинство твоих стихов.

— Это правда. И правда то, что я часто думала о моей настоящей матери.

— И что же ты думала? — насторожилась Ребекка.

— Все время пыталась представить, какая она, как живет после того, как избавилась от меня. Мне представлялось, что она задвинула меня куда-то глубоко-глубоко внутрь, чтобы никогда не вспоминать, потом вышла замуж и теперь имеет желанных детей. Ее муж, наверное, про меня ничего не знает. Она ему не говорила. Зачем ворошить прошлое. Но все равно, мне кажется, бывает время, когда она обо мне вспоминает. Встречает какую-нибудь девочку на улице и думает, а вдруг это я. Наверное, размышляет, какая я стала, добрая или злая, думаю ли о ней, и все такое. И главный вопрос, какой она себе задает, смогу ли я когда-нибудь ее понять.

— А ты как думаешь? — хрипло спросила Ребекка.

— Может быть, и смогла бы, если бы мы когда-нибудь встретились, и она потрудилась бы мне все объяснить.

— Может быть, однажды такое случится. Кто знает?

— Нет, наверное. Папа говорил, агентством было поставлено специальное условие, чтобы мы никогда не могли встретиться. И я так думаю, что, если бы моя настоящая мама хотела когда-нибудь меня увидеть, она бы на такие условия не согласилась.

— Может быть, она была вынуждена согласиться. Откуда ты знаешь? — проговорила Ребекка, понизив голос. — Может быть, она была очень молода и не совсем представляла последствия. Может быть, она будет жалеть о том, что случилось, всю оставшуюся жизнь.

Наступила долгая тишина. Ребекка прислушалась. Дыхание Терезы стало ровным, девочка задремала. Она начала осторожно подниматься, когда Тереза вдруг произнесла сонным голосом:

— Может быть, теперь, когда той мамы уже нет, я смогу наконец найти свою настоящую. Может быть, это потому…

Ребекка не ответила. Потому что ничего не смогла придумать. Все как-то стало выходить из-под контроля. Непонятно было, начала Тереза о чем-то догадываться или нет. А что будет, когда она узнает правду? И самое главное, Ребекку очень встревожило содержание альбома Терезы.

Наконец девочка заснула. Чувствуя себя эмоционально истерзанной, Ребекка поднялась. Заботливо укрывая девочку, она тихо молилась.

Сон был беспокойным, а среди ночи ее разбудил какой-то тихий плач. Ребекка прислушалась. Спустя минуту звук повторился. На этот раз он больше походил на стон. Наверное, Терезе опять что-то приснилось. Ребекка встала с постели и направилась к ней в комнату. С тех пор как Тереза начала убираться, передвигаться в темноте здесь стало менее рискованно. Дыхание девочки было ровное. Ребекка тихо примостилась на постели и коснулась лба Терезы. Кожа прохладная. Девочка крепко спала и даже не пошевелилась под прикосновением Ребекки. Может быть, ей и приснился какой-то кошмар, но теперь он уже наверняка ее оставил.

Ребекка посидела некоторое время, легонько поглаживая кудряшки девочки. Затем поцеловала ее прохладный лоб и осторожно вышла из комнаты. Закрывая дверь, она снова услышала тот же звук. Как будто бы крик, который поднялся на высокой поте и быстро затих. Значит, это Девон.

Ребекка подошла к ее двери и долгое время не решалась войти. Во-первых, их отношения были не такими уж дружескими, чтобы можно было без приглашения запросто заходить в ее комнату, тем более ночью, а во-вторых, тот инцидент в холле. Забыть его было трудно. Наконец она решилась толкнуть дверь.

Включенная настольная лампа мягко освещала комнату. Постель Девон была пуста, одеяло откинуто в сторону.

Ребекка встревожилась. Сомнений не осталось: это кричала Девон. Но откуда? Снизу? Из кухни? Ребекка вышла в коридор и остановилась, прислушиваясь. Тишина. Вдруг скрипнула дверь.

Не успев даже как следует испугаться, она обернулась и увидела, что это дверь комнаты Майкла. Ребекку как будто что-то приковало к месту. Она не могла сдвинуться ни на миллиметр, каким-то образом уже зная, что сейчас увидит. А в голове тихо стучал тяжелый свинцовый колокол.

Девон была совершенно голая. Ее тело смутно вырисовывалось при слабом свете коридорного ночника. Настоящее зрелое женское тело, высокие груди, крутые бедра, темный треугольник внизу живота. Она задержалась, положив руку на дверную ручку, и посмотрела через плечо внутрь комнаты. Видимо, она что-то сказала, но разобрать, что именно, было невозможно. Потом она закрыла дверь, повернулась и… увидела Ребекку.

Больше минуты они стояли, окаменев, и смотрели друг на друга. Ребекке показалось, что сердце перестало биться, а легкие перестали втягивать воздух.

Девон оправилась первой. Она медленно двинулась по направлению к Ребекке, с высоко поднятой головой, нисколько не стесняясь своей наготы. Она двигалась упругой походкой с надменностью молодой женщины, гордящейся своим телом. Блики света оставляли на ее коже желтоватые следы, внезапно высветив пятна влаги на плоском животе.

Девон остановилась перед Ребеккой. Смутная улыбка играла на ее полных губах.

— Ждешь своей очереди? — спросила она тихо.

— Чего это вдруг? — услышала Ребекка свой голос.

Девон вертела пальцами эластичную резинку. Затем подняла руки, захватила сзади волосы и сделала хвостик. При этом ее груди как бы с вызовом поднялись в сторону Ребекки.

— Вот и хорошо, — сказала она. — Теперь ты знаешь.

— Да, — отозвалась сухим шепотом Ребекка. — Теперь я знаю.

— Но если папа узнает, что ты знаешь, он убьет тебя.

— От меня не узнает, — сказала Ребекка, а спустя несколько секунд добавила: — И давно это продолжается?

Девон отпустила свой хвостик и скользнула ладонями по грудям, захватив их. Очень нескромный, чувственный жест.

— Наверное, мне было лет девять. Теперь уж не помню. Но с каждым годом это становилось все лучше и лучше.

— А Тереза? — еле слышно проговорила Ребекка.

— Тереза? — повторила Девон и мягко рассмеялась. — О, ты имеешь в виду, что Тереза тоже его любовница? Нет. Я единственная. У него есть только я.

— О Боже, — прошептала Ребекка. Весь ужас происходящего только сейчас начал проникать в ее сознание.

— Я вижу, ты шокирована, — произнесла Девон спокойно. — Зря. Я же тебя предупреждала. И не раз. Ты здесь никто. А я буду здесь всегда. Поэтому просто не бери это в голову, и все будет нормально.

— Мне-то, может быть, и не надо брать в голову, Девон. А тебе? Ты что, считаешь это нормальным?

Девон решительно вскинула подбородок.

— Это не инцест. Мы не кровные родственники.

— Все равно…

Глаза Девон сузились, а все тело напряглось.

— Никто никогда не сможет отнять его у меня, — проговорила она очень тихо. — Я не позволю, чтобы такое случилось. Скажу тебе честно, Ребекка, ты мне нравишься. Так что можешь оставаться здесь до конца зимы. Если он трахнет тебя разок-другой, я не возражаю. Но не смей меня предавать. Иначе пострадают все, и больше, чем ты можешь себе вообразить.

Обдав Ребекку запахом своей кожи, она прошла мимо к себе в комнату. Дверь закрылась, и Ребекка осталась в коридоре одна.

Она стояла долго, опершись о каменную стену, не в силах пошевелиться, пока внезапный острый приступ тошноты не заставил ее ринуться в свою комнату.

Еле доковыляв до ванной, она склонилась над раковиной, но все ограничилось только позывами. Виной всему, кажется, был именно запах кожи Девон, этот аромат невинного девичьего тела. Он прилип к горлу, забил ноздри. Ребекка села на край ванны, уронив голову на руки.

В последнее время она редко думала о Райане, а сейчас вдруг вспомнила, и ей остро захотелось увидеть его, посмотреть в глаза и спросить: «Почему мы так поступили? Почему мы не сохранили ее? Отдали на поругание чужим людям. Неужели наши так называемые «жизненные планы» того стоили?»

Сейчас ей многое стало ясно. Так из большого числа маленьких разрозненных фрагментов, составляющих головоломку, внезапно собирается единая картина. Эта головоломка была мрачной и банальной, каким часто бывает порок. Теперь она знала, почему разрыв между Майклом и Барбарой произошел «в основном из-за Девон». Теперь она знала, по какой причине распалась семья Флорио. Теперь она знала, по какой причине деградировала личность Барбары Флорио. Душевная травма была такой мучительной, что боль Барбара могла унять только с помощью алкоголя и таблеток.

А может быть, Девон соврала насчет Терезы? Может быть, Майкл и ее развратил? Мысль об этом была для Ребекки непереносима.

А ее припадки, проступки, опасная игра с огнем, не было ли это все порождено страданиями совращенного ребенка? Или сознанием, что ее отец стал любовником сестры?

«Боже мой, как все запутанно! Как мерзко! Ведь только-только все как будто начало налаживаться, и на тебе: вместо прекрасного здания будущего — обугленные руины. И снова ничего, кроме опасности и полного мрака впереди.

О Райан, какую чудовищную ошибку мы с тобой совершили тринадцать лет назад».

Неровной походкой Ребекка прошла к постели и легла, прикрыв глаза сцепленными пальцами. Прикосновения Майкла ее загрязнили, осквернили, и эту грязь уже никогда не отмоешь. Она чувствовала себя так, как будто в результате того акта любви внутри у нее осталось что-то порочное и дьявольское.

Итак, легальное сражение с Барбарой Майкл сдал без борьбы. Ведь он такой хороший отец, ведь для него главное, чтобы девочкам было хорошо. Поэтому не нужен развод и связанные с ним унизительные вызовы в суд. Тем более что там могли всплыть нежелательные подробности его отношений с приемной дочерью. Возможно, у Барбары были какие-то доказательства. Поэтому никакого суда. Разумеется, ради девочек.

А боль этой женщины, наверное, невозможно представить. Теперь Ребекка могла понять, почему Барбара так сильно ненавидела Майкла. А он был очень сильным и таким умным. Он знал, что победит. Продолжал тянуть с разводом, сколько возможно, и одновременно встречался с девочками. А Барбара продолжала страдать. Страдать и корчиться от гнева и боли.

А когда все же решилась инициировать развод, ее заставили замолчать. Огнем.

Ребекка встала и пошла вымыть лицо. Хватит, пора начинать действовать. И не дай Бог себя выдать — все будет погублено. Первое и самое главное — строгий контроль над собой.

Она подошла к окну и пристально вгляделась в снег. В небе начали обозначаться предвещающие рассвет огненные прожилки.

Дрожащими руками она открыла окно и впустила ледяной воздух. А сама осталась стоять, словно прилипнув к подоконнику, как будто надеялась, что холод сможет защитить ее от невидимого пламени, которое угрожало ее поглотить.