Авантюрист поневоле

Глава 6 Побег

Не успел Тюрин освоиться в своей новой камере, как мир вокруг него начал демонстрировать странности, которые он мог бы описать разве что как издевательство над его последними каплями здравого смысла. В начале, что-то неуловимо изменилось — то ли запах стал резче, то ли воздух сгустился, словно напоминая о том, что где-то существует целый арсенал способов сделать его жизнь ещё более несносной. Он ощутил легкое покалывание в ногах. Следом раздался звук — нечто среднее между ворчанием голодного тролля и тем скрипом, который возникает, когда старое дерево решает, что ему пора прилечь.

Если бы Тюрин был немного более подкован в вопросах магии и межпространственных путешествий, он, возможно, почувствовал бы благоговейный трепет перед тем, как корабль погружался в Межмировой Океан. Но Витя, будучи скромным обывателем, вместо этого ощутил вполне земное, вполне человеческое беспокойство. Это было похоже на ощущение, когда вам вдруг предлагают отведать жабьих лапок, уверяя, что это просто экзотический вид курицы.

Сначала корабль начал странно тянуться и растягиваться, словно был сделан из резины. И вместе с этим растягивалось и время, делая каждую секунду мучительно длинной. Витя, в попытке вернуть себе остатки здравого смысла, закрыл глаза, но это только усугубило ситуацию. Иллюзии, населяющие этот уголок Многомирья, были настойчивы, как продавцы вразнос, предлагающие услужливо то, чего ты никогда не просил. Они внушали Виктору, что корабль просачивается через нечто густое и липкое, и что его стены внезапно забыли, из чего они сделаны.

По спине Виктора пробежал холодок. Это был тот самый момент, когда реальность, словно капризная дама, решила взять отпуск, оставив после себя черновой набросок. Воздух в камере стал густым, как дешёвый суп, которым кормят в тавернах, чья репутация оставляет желать лучшего. Звуки вокруг изменились. Скрип корабля начал напоминать стон древнего существа, которому явно было не по душе, что его разбудили от векового сна. Казалось, что стены камеры могут исчезнуть, стоит только прищуриться и присмотреться повнимательнее. Где-то вдалеке раздался странный звук, как будто по мрачному заливу прокатилась волна. Но это была не просто волна — в её голосе слышалось что-то древнее, злое, то, что должно было остаться в глубинах, но внезапно решило выбраться наружу.

Корабль, словно отдавшийся на волю обстоятельств, погружался в иное измерение, где понятия «верх» и «низ» имели примерно столько же смысла, сколько и выбор цвета носков в темноте. Погружался туда, где другие миры плавали, словно обрывки бумаги в чашке с недопитым чаем.

Когда судно наконец замерло, Тюрин сел на койку и начал приходить в себя. Остальные заключённые, поначалу с любопытством наблюдавшие за ним, утратили интерес так быстро, словно им предложили наблюдать за тем, как сохнет краска. Их шёпоты стихли, и они вернулись к своим мрачным делам, как если бы Витя был всего лишь частью унылого пейзажа, не заслуживающего внимания.

Виктор тяжело вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок. Всё, что произошло с ним с момента пробуждения в той странной темнице, казалось нелепым, как если бы кто-то перемешал все страницы его жизни, добавив на обложку кляксы от чернильницы. «Другой мир?» — эта мысль всплыла в его сознании, как мыльный пузырь, готовый вот-вот лопнуть, оставив после себя лишь тонкую плёнку неприятной правды. Но чем больше он размышлял, тем более правдоподобной казалась эта идея.

«Что, если я действительно в другом мире?» — думал он бросив взгляд на существо в соседней камере. Это странное создание, размерами напоминавшее шкаф средней паршивости, выглядело так, будто эволюция забыла про него на полпути и решила вернуться только для того, чтобы сделать всё наперекосяк. Кожаные складки свисали с его тела, как занавески, пережившие не одно нашествие моли. Кожа имела оттенок грязного болотного зелёного, что создавало впечатление, будто его только что вытащили из глубин какой-то особенно зловонной трясины.

Голова существа была, по меньшей мере, загадочной. Во-первых, её форма напоминала нечто среднее между футбольным мячом и тыквой, но той тыквой, которую выбрали для Хэллоуина только потому, что она больше никуда не годилась. Маленькие, как пуговицы, глазки, цвета слабозаваренного чая, таращились на Виктора с выражением странного и слегка тревожного интереса. Эти глаза, казалось, могли одновременно видеть в четырёх разных направлениях, но при этом не были уверены, какой из них на самом деле правильный.

Рот существа находился на некоем удалении от всего остального лица, словно кто-то взял его и немного подвинул вниз и вбок, чтобы не мешал глазам делать своё не слишком убедительное дело. Впрочем, это неудобное расположение никак не мешало ему широко растягиваться в улыбке, которая, хотя и походила на попытку выплюнуть зубы, явно была призвана выражать доброжелательность.

Уши существа — ну, это тоже была загадка природы. Они выглядели так, будто их пришили позже, чтобы не скучно было носить. Большие и мясистые, они топорщились в стороны, напоминая лепёшки, забытые на сковороде в разгар приготовления. Уши явно жили собственной жизнью, время от времени подрагивая, словно пытаясь поймать сигнал с другой планеты.

Звали это существо Игитином, и родом он был с далёкого, всеми забытого уголка, где Межмировой Океан встречается с самым краем всего сущего. Там, на границе миров, царили бури дикой магии, настолько непредсказуемые и разрушительные, что даже самые отчаянные авантюристы предпочитали обходить эти места стороной. Попасть в такую бурю было равносильно подписанию собственного смертного приговора — если, конечно, у вас не было такого везения, как у Игитина.

Игитину же, по несчастливому стечению обстоятельств, довелось попасть в самую сердцевину одной из таких бурь. Он чудом уцелел, но вернулся из неё совсем другим — изменённым до такой степени, что родная мать, будь она у него, не узнала бы. Буря не только выжгла из него остатки прежнего существа, но и оставила после себя весьма специфический дар. Теперь всё, к чему прикасался Игитин, обречено было на несчастье. Причём это не было обычным несчастьем, вроде пролить чай на новый костюм. Нет, это был настоящий катастрофический магнетизм, привлекающий к его жертвам беды всех видов и масштабов.

А в мире, где граница между законом и беззаконием была тоньше паутинки, для того, кто мог буквально наводить беду на окружающих, всегда находилась работа. Конечно, эта работа обычно не предполагала ни долгосрочной перспективы, ни стабильной пенсии, но Игитин никогда не был разборчив. Он стал своего рода живым проклятием, чья репутация росла вместе с количеством тех, кто осмеливался его нанимать... и потом горько об этом жалел.

Для тех, кто оперировал по ту сторону закона, Игитин был находкой. Нужно было избавиться от конкурента, сделать так, чтобы он сам вывалился за борт или, скажем, упал в глубокую яму? Игитин был тем, кто мог довести ситуацию до абсурда, не сделав при этом ни одного лишнего движения. Беды сами находили своих жертв, едва он появлялся на пороге. Но и сами работодатели понимали: слишком долго рядом с Игитином лучше не находиться, ведь его несчастье распространялось на всех, и даже на тех, кто платил ему за работу.

«Это единственное объяснение!» — подумал Тюрин, натянуто улыбнувшись и быстро отвернулся от странного существа. Другой мир — это единственный вывод, который хоть как-то укладывался в голове. Конечно, он всегда считал себя человеком здравомыслящим, не склонным верить в сказки и фантазии, но что ещё оставалось? Если то, что он видел, не было плодом его воображения, значит, логика требовала признать невероятное. Но если это правда, если он действительно оказался в другом мире, то как это вообще произошло? Вопрос крутился в его голове, словно мячик на линии ворот, не давая покоя. И что ещё более важно — как он оказался в чужом теле? И где теперь его настоящее тело?

Внезапно к решётке подошли двое стражников, оторвав его от мыслей. Их доспехи сияли золотом, отражая тусклый свет магических рун на стенах. Это явно не были простые охранники. В их движениях чувствовалась уверенная сила, и даже сквозь шлемы, скрывавшие лица, веяло высокомерием, как если бы они считали, что весь мир вращается вокруг их воли.

Первый из них, высокий и крепкий, усмехнулся и, не глядя на Виктора, извлёк из-за пояса предмет, который Тюрин узнал мгновенно. Это был его плеер. Простой, маленький, но единственный кусочек его прежней жизни, который каким-то чудом оказался с ним в этом странном мире.

— Эй, посмотри, что я нашёл! — проговорил стражник, подбрасывая плеер в воздухе с таким небрежным равнодушием, как если бы это была просто бесполезная безделушка.

Он рассмеялся, но в этом смехе не было ни капли веселья. Это был смех человека, который наслаждается чужими страданиями, словно дети, поджаривающие муравьёв на солнце с помощью увеличительного стекла. Внутри Виктора закипела ярость. Плеер был больше, чем единственной связью с его родным миром, где всё было понятно и упорядоченно.

— Верни мне это, — хрипло произнёс Виктор, стараясь держать волнение в узде. Каждое слово давалось ему с трудом, словно язык был обмотан цепями.

Стражник на мгновение замер, словно обдумывая дерзкую просьбу, затем разразился ещё более громким смехом, эхом разнесшимся по стенам трюма.

— Вернуть? Ты серьёзно? — он бросил насмешливый взгляд на своего товарища, приглашая его присоединиться к этой глупой шутке. — Ты здесь не для того, чтобы что-то просить, Изворот.

Его напарник, более спокойный и, видимо, опытный, бросил предостерегающий взгляд на своего товарища.

— Эй, не стоит дразнить его, — сказал он тихо, но твёрдо, как если бы обращался не только к напарнику, но и к самому Виктору. В его голосе звучало предупреждение — осторожное, но непреклонное. — С ним могут быть проблемы. Лишние проблемы.

Первый стражник, недовольно пожав плечами, спрятал плеер обратно за пояс.

— Ладно, ладно, — буркнул он, словно обсуждал какую-то мелочь. — У нас есть дела поважнее.

Они развернулись и направились прочь, но Виктор уловил настороженный взгляд второго стражника, брошенный через плечо перед тем, как они скрылись за углом. Шаги их постепенно затихли, оставив Тюрина наедине с его мыслями и нарастающей внутри злостью, как огонь, медленно раздуваемый холодным ветром.

***

Другие заключённые уже спали, погрузившись в беспокойные, но привычные сны об ушедших днях и потерянной свободе. Некоторые, впрочем, только делали вид, что спят, их глаза прикрыты лишь наполовину, как у хищников, ожидающих удобного момента.

Витя сидел на своей жёсткой койке, тихо лелея растущую внутри ярость. В голове крутились мысли одна другой мрачнее. Вдруг тишину разорвал глухой удар. Корабль содрогнулся так, что с потолка посыпались мелкие кусочки штукатурки. Заключённые, спящие и притворяющиеся, моментально вскочили на ноги, растерянно озираясь вокруг. Впрочем, опешили они ненадолго — за годы заключения каждый научился быстро оценивать ситуацию и действовать по обстоятельствам. Паника не приносила пользы, и никто не знал этого лучше, чем люди, давно отброшенные на дно жизни.

Ещё один удар, и на этот раз весь корабль накренился, как пьяный, пытающийся устоять на ногах. Тюрин почувствовал, как его желудок резко подскочил к горлу, но он заставил себя сосредоточиться. Вокруг раздавались крики, лязг металла и странные, скрипящие звуки, словно гигантские когти царапали корпус корабля снаружи.

— Что за чертовщина? — прошептала рыжая девушка с повязкой на глазу, бросив подозрительный взгляд на Виктора так, словно думала, что это его рук дело.

Корабль снова содрогнулся, но на этот раз всё было иначе. Пол под ногами внезапно стал влажным, а воздух заполнился затхлым запахом, как если бы сюда проникла сама сущность старого подземелья. Виктор бросил взгляд на других заключённых и заметил, что их глаза расширились от страха — те, кто ещё минуту назад уверенно держался на ногах, теперь попятились к стенам, словно стараясь слиться с камнем.

Крики усилились, и теперь они были ближе — к ним примешивались звуки яростного сражения. Где-то в коридоре раздались топот ног и отчаянные выкрики, словно стражники столкнулись с чем-то, что они не могли контролировать.

Внезапно трюм содрогнулся так сильно, что Виктора швырнуло к стене камеры. Острая боль пронзила бок, но едва он успел осознать, что происходит, как пол под ним задрожал и начал раскалываться, словно огромные, невидимые руки снаружи пытались вырвать кусок корабля. Крики заключённых смешались с грохотом рвущегося металла, и Виктор почувствовал, как его камера начала отделяться от остального трюма, словно отломанная ветка от дерева.

Всё произошло так стремительно, что страх просто не успел настигнуть его. В голове мелькнула мысль: «Это конец». Но инстинкты сработали быстрее, чем рассудок. Тюрин судорожно вцепился в решётку камеры, как утопающий хватается за единственную соломинку, которая отделяет его от бездны. Металл скрипнул под натиском его отчаяния, но держался, словно соглашаясь на эту последнюю, отчаянную сделку с судьбой.

Огромная трещина разошлась ещё шире, и мир вокруг Виктора внезапно стал куда шире, чем он мог себе представить. За пределами корабля открылась чёрная бездна, рассечённая мерцающими сполохами света. Это было зрелище, которое могло бы остановить сердце: безграничный, бездонный Межмировой Океан — тьма, пронзённая мириадами огоньков и странных, закрученных вихрей, словно сами звёзды решили пуститься в плавание по этому морю, где не существует ни берегов, ни дна.

На мгновение Тюрин застыл, осознавая, что смотрит в самое сердце неизведанной вселенной. Его мысли замерли, словно отказываясь принимать то, что видят глаза. Межмировой Океан простирался перед ним, как бескрайнее полотно, где время и пространство теряли всякий смысл. В этом море не было ни горизонта, ни направления, только бесконечная череда вспышек и завихрений, как если бы сама реальность распалась на куски и теперь бездумно кружилась в этом безмерном хаосе.

Катарсис, который Виктор испытал в этот момент, не был ни радостным, ни освобождающим. Это было нечто иное — осознание того, насколько ничтожен человек перед лицом вселенной.

В этот миг его внимание привлекло движение рядом. Рыжеволосая девушка с повязкой на глазу, чьи волосы казались ярким огнём на фоне хаоса, внезапно потеряла равновесие. Её ноги заскользили по накренившемуся полу, и в её взгляде отразился ужас перед надвигающейся пропастью. Она отчаянно пыталась ухватиться за что угодно, что могло бы её удержать — остатки стены, выступающий кусок металла — но всё было бесполезно. Трюм, трещавший и ломающийся под натиском разрушения, не оставил ей шансов, и она начала падать прямо в зияющую дыру, оставленную разломом.

Виктор среагировал мгновенно, не думая о том, что могло бы произойти с ним самим. В этот момент его тело двигалось быстрее, чем мысли. Он выпустил решётку, которая была его единственной опорой в этом разрушающемся мире, и бросился вперёд, как хищник, нацеленный на добычу. Его рука метнулась вниз и сомкнулась вокруг её запястья в самый последний момент, когда казалось, что она уже была на грани падения в бесконечность.

Пальцы Виктора сжались с такой силой, что он ощутил резкую боль, как если бы кости в его ладони хрустнули под этим внезапным напряжением. Тело девушки дернулось, но зависло над бездной, её лицо исказилось от страха и напряжения. Она не собиралась сдаваться, как и Виктор, не собирался её отпускать.

— Держись! — крикнул он, и его голос, казалось, утонул в бездне, хотя слова были сказаны с такой отчаянной силой, что сам воздух, казалось, вибрировал от напряжения. Он напряг каждую мышцу, стараясь удержать её вес, несмотря на то, что его собственные силы были на пределе. Её рука дрожала, пальцы конвульсивно сжались вокруг его запястья, словно пытаясь передать ему всю ту силу, которой ей самой не хватало.

Внезапно корабль снова содрогнулся, и Виктор почувствовал, как его крен усиливается, словно какая-то гигантская сила решила довести начатое до конца. Треск металла и грохот падающих обломков заглушали крики заключённых. Виктор изо всех сил старался удержать девушку, цепляясь за решётку камеры, которая теперь стала его единственной опорой в этом хаосе.

Незнакомка, повиснув над зияющей пропастью, смотрела на Виктора с удивлением и недоверием. Её единственный ярко-зелёный глаз, казалось, искал ответы на вопросы, которые возникали в её голове: почему Изворот вдруг рискует своей жизнью, чтобы спасти её?

Но времени на размышления не было. Внезапно мимо них со свистом пронеслось нечто зелёное и маленькое, оставляя за собой вихрь хаотичных теней в свете Межмирового Океана. Это был гоблин, изо всех сил пытающийся удержать на голове свою аляповатую шляпу, которая, судя по его отчаянным крикам, была для него важнее собственной жизни.

— Будьте вы прокляты! — визжал он, размахивая руками в воздухе, словно это могло его удержать от падения, и в следующую секунду исчез в трескучих вихрях, уносясь в неизвестность, как выброшенный за борт матрос во время шторма.

Виктор, ошарашенный внезапным появлением и столь же внезапным исчезновением гоблина, на мгновение ослабил хватку. Его пальцы, казалось, горели от напряжения, и он понимал, что больше не сможет удерживать девушку. Всё происходило слишком быстро: крики, грохот рвущегося металла, дрожь, словно корабль под ними вот-вот расколется на части.

Корабль вновь содрогнулся, и на этот раз камера, за которую цеплялся Тюрин, окончательно отделилась от корпуса, как срезанная ветвь. Он почувствовал, как почва уходит из-под ног, и уже через мгновение вместе с девушкой сорвался вниз, в бесконечный Межмировой Океан.

Это падение было одновременно стремительным и бесконечно долгим. Как прыжок в бездну, где время и пространство не имеют значения. Виктор ощущал, как бесконечное пространство разворачивается вокруг него, растягиваясь и сжимаясь, словно дышащее существо. Межмировой Океан был не просто пустотой — это была живая, пульсирующая субстанция, где потоки времени и пространства переплетались в удивительные узоры, где вспышки света и тьмы создавали нескончаемую симфонию.

Он чувствовал, как его разум погружается в этот океан, как будто его сознание теперь принадлежало не только ему, но и этой огромной, всепоглощающей сущности. Виктор не мог сказать, сколько длилось падение — секунды, минуты, или целую вечность. Рядом с ним, словно таинственный спутник, летела незнакомка. Её рыжие волосы развевались в потоках света, струящихся вокруг них, словно они уже стали частью этого Океана, плывущими в его бескрайних водах.

Тюрин внезапно понял, что это было не просто падение. Это было ощущение парения, как если бы он был пером, подхваченным мягкими, но мощными потоками воздуха. Страх, который изначально сковал его сердце, постепенно уступил место странному чувству легкости, словно его тело потеряло вес. Он оглянулся вокруг и увидел, как вырванные части трюма и камеры плыли рядом с ним в замедленном танце. Куски металла, обломки стен, всё это вертелось в вихре вокруг, словно в какой-то чудовищной карусели. А затем он заметил сам корабль, но теперь он казался игрушечным — крошечным и незначительным в огромной вселенной, как муха, попавшая в паутину.

Но не только корабль привлёк его внимание. В глубинах Океана, освещённых вспышками света и тени, Виктор разглядел нечто поистине грандиозное. Гигантское существо, чьи размеры казались просто невозможными. Его тело, словно сотканное из самой тьмы, двигалось плавно и бесшумно, как если бы оно существовало вне времени и пространства. Существо с грацией, достойной кошмара, разрывало корабль на части, его движения были полны ужасающей красоты, как если бы оно играло с добычей, прежде чем окончательно уничтожить её.

Рядом с разрушаемым кораблём Виктор заметил ещё один, поменьше. Его гладкий, блестящий корпус, словно отполированный до идеального блеска, светился мягким, но сильным светом. Паруса этого корабля, казалось, были сотканы из самого света, они мерцали в тени Океана, как бы оставляя за собой след из сверкающих звёзд. Этот корабль был как призрак среди теней, движущийся с такой скоростью и плавностью, что казался нереальным. Возможно, он был там, чтобы спасти их, или, наоборот, чтобы наблюдать за их гибелью, как древний судья, безмолвно взирающий на ход событий.

И тут он ощутил это. Присутствие. Оно не было зримым или слышимым, но Виктор знал, что оно здесь, рядом с ним. Это не было злое существо, но и не доброе. Оно просто было. Оно наблюдало за ним, как человек наблюдает за муравьём в банке, со спокойным любопытством. Виктор не мог сказать, было ли это существо враждебным или просто равнодушным. Но он чувствовал, как что-то невидимое проникает в его разум, словно разбирает его мысли на части, а потом снова складывает.

Это присутствие было частью Океана, или, может быть, Океан был частью его. Виктор не знал и не мог знать наверняка. Он просто чувствовал, как эта сила наблюдает за ним, изучает его. А потом, словно щелчком, что-то выключилось в его голове. Мир перед его глазами начал расплываться, терять форму и очертания. Всё стало тускнеть, звуки отдалялись, и он погрузился в глубокий, безмятежный сон.