Август (август 2008)

Аркадий Ипполитов Милый Августин

Разговоры богов

В одной французской поэме четырнадцатого века жизнь человеческая уподоблена течению года и подразделена на двенадцать частей, соответствующих двенадцати месяцам. Каждому месяцу дано шесть лет, и на август падает возраст человека от сорока двух до сорока восьми лет. Про этот месяц сказано:

«В августе время жать и собирать урожай. Человек, ничего не добившийся в сорок восемь, уже ни на что не может рассчитывать. Август- жаркая пора, время, когда созревают плоды в садах и наливаются колосья. Этим месяцем заканчивается лето и человеческая зрелость, и тот, кто жил достойно, в августе готовится к подсчету».

Эта поэма вошла в различные сборники пятнадцатого-шестнадцатого веков и была хорошо известна образованным людям. Двенадцать месяцев - одна из самых популярных тем в иконографии западноевропейского искусства, хотя сравнение двенадцати месяцев с двенадцатью стадиями человеческой жизни встречается довольно редко. Тем не менее в средневековых соборах Фландрии и северной Франции можно увидеть витражи, в которые вставлены медальоны с изображениями, уподобляющими год жизненному пути человека. Август на них предстает в виде благообразного крепкого мужчины, наблюдающего, как в амбар складывают мешки с зерном. Вдали - желтеющие поля, жнецы и косцы, а по кругу, обрамляя всю сцену, идет надпись: «В сорок восемь человек подсчитывает то, что нажил».

Одна поздняя голландская гравюра анонимного автора семнадцатого века - очень редкая, чуть ли не единственный ее экземпляр хранится в гравюрном кабинете Риксмузеума в Амстердаме - называется «Лестница человеческой жизни». Каждый из месяцев уподоблен художником определенной ступени. Начинается все с января и с младенца, лежащего в колыбели. Затем идет восхождение, достигающее апогея в июле, в возрасте тридцати шести - сорока двух. Июль изображен на самой верхней ступени, гордый, разодетый, в красном кафтане и синем плаще, в усах и в шляпе с пышным пером, при шпаге. Он, единственный, гордо и прямо смотрит на зрителя, увенчивая собой всю композицию. Потом же начинается нисхождение, и август - первый, кто делает шаг к концу. Хотя выглядит он еще очень прилично, даже пока не сутулится, бородатое лицо августа довольно грустно. Во всей его фигуре чувствуется робкая неустойчивость: одна нога зависла в воздухе, готовая переместиться на следующую ступень, с которой начинается осень. Сентябрь же уже обряжен в темные длинные одежды, оброс длинной бородой, октябрь согнулся и надел очки, ноябрь впал в маразм, обрядившись в какой-то нелепый чепчик и распашонку, а декабрь, в возрасте от шестидесяти шести до семидесяти двух, тихо упокоился в белом саване. Все кончилось.

Сейчас эта раскрашенная гравюра из Амстердама считается уникумом, но, судя по несколько примитивной манере исполнения и яркой грубоватой расцветке, она относилась к так называемым народным листкам, лубкам, продаваемым на рынках, и предназначалась не для изысканных коллекционеров, а для покупателей с не особо взыскательным вкусом. Такие гравюры висели в домах среднего класса, ими оклеивали походные сундуки, они украшали залы трактиров и постоялых дворов, они были многочисленны и не особенно ценимы. Подобные листы печатались сотнями, а может быть, и тысячами, стоили гроши, но из-за того, что никто их не коллекционировал и не хранил бережно, они стали редкостью большей, чем листы Рембрандта. Однако именно благодаря таким расхожим изображениям в коллективном подсознании европейцев сложился определенный образ августа. И от него никуда не деться.

Питер Брейгель Старший написал лучший август в мире. Считается, что его картина «Жатва» из музея Метрополитен в Нью-Йорке относится к серии, посвященной изображениям месяцев. Иконография Брейгеля восходит к древней традиции представления смены времен года как череды различных сельскохозяйственных работ, ко времени ранней античности, времени поэмы Гесиода «Труды и дни», написанной до появления на свет римских месяцев. На стенках древних саркофагов, на рельефах готических соборов и на страницах молитвенников крестьяне и крестьянки косят, жнут и собирают плоды, обозначая лето, конец его, месяц август. У Брейгеля все то же, но желтизна доведена до предела: невыносимый желтый жар, поднимающийся от поля, заставляет застыть в знойном мареве деревья и деревни; и люди, и небо, и дали - все и вся от желтизны изнемогает; сквозь плотные стены желтых колосьев бредет на полусогнутых крестьянин с кувшином, согнулись косцы и вязальщицы снопов, и желтое, как солнечный удар, настигло здоровяка, растянувшегося под деревом в тяжелом забытьи и в тщетной попытке найти тень и отдых. Желтизна, жнецы, жара, жратва и жатва. Август, желтый месяц, последний, месяц напряжения и изнеможения.

В русском языке это время обозначается отличным словом - страда. На него падает сенокос, жатва и посев озимых, время самых тяжелых работ. И все в августе тяжелое. Тяжелый воздух от жары, тяжелый гул слепней, тяжелеющие колосья и яблоки на ветвях, тяжелеют овцы, кобылы и коровы, и природа неповоротливая, потная и беременная. Солнце находится в созвездии Льва, зверя желтого, жестокого, царственного и ленивого. Имя месяц получил под стать своей львиной сущности - Август, что по-латыни значит «величественный», «священный». Под стать месяцу и император, давший ему имя: с виду он был красив и в любом возрасте сохранял привлекательность. Лицо его было спокойным и ясным, глаза светлые и блестящие, чудилась в них божественная сила, и он бывал доволен, когда под его взглядом собеседник опускал глаза, как от сияния солнца. Зубы у него были редкие, мелкие, неровные, волосы - рыжеватые и вьющиеся, брови - сросшиеся, уши - небольшие, нос - с горбинкой и заостренный, цвет кожи - между смуглым и белым. Росту он был невысокого.

Еще он был удачлив, рассудителен и тщеславен. Говорят, что он устраивал пиршества, прозванные в народе «пирами двенадцати богов», участники которых возлежали за столом, одетые богами и богинями; сам он изображал Аполлона. В младенчестве нянька оставила его в колыбели, но наутро его там не было. Только после долгих поисков его обнаружили на высокой башне: он лежал на спине, обратив лицо к солнцу. Здоровья он был слабого, был изнежен и в молодости следил за своей внешностью очень тщательно; поговаривают, будто он прижигал себе икры скорлупою ореха, чтобы мягче был волос. Он жил с чужими женами, но не из похоти, а по расчету, - об этом сообщают его друзья, его оправдывая. При нем Рим стал империей, процветал и благоденствовал, и август, месяц, который он осенил своим божественным именем, стал символом имперской полновесности и благосклонности. До того же этот месяц, бывший в римском календаре шестым по счету, так как год начинался с марта, носил плебейское имя - секстилий.

На август падает два величественных христианских праздника: шестого августа по старому стилю - Преображение Господне и пятнадцатого - Вознесение Богоматери. Эти святые дни напоены сиянием и светом и равно почитаемы и католиками, и православными. В православии, правда, Ассунта более известна как Успение. Центр на иконах Успения занимает спеленатая безжизненная фигура Марии, покоящаяся на смертном ложе, часто обряженная в черный траурный саван. Над ней - Иисус, держащий на руках крошечную фигурку своей Матери и готовый вознестись с нею вверх, к сверкающим огненным небесам. От этих икон исходит ощущение печали, в отличие от католических Ассунт, на которых Дева Мария, прекрасная, молодая и энергичная, ввинчивается в золото райского блаженства в сопровождении сонма трепещущих крыльями ангелов и ангелочков, очень хорошеньких и зачастую совершенно голых, как изображает их Тициан в своей картине из венецианской церкви Санта Мария Глориоза деи Фрари.

Еще август христиан осенен фигурой Блаженного Августина, автора одного из величайших произведений мировой литературы, «Исповеди». Он празднует свой день двадцать восьмого, когда солнце от пылкого Льва уже перешло к более спокойной и холодной Деве, и имя его, означающее «избранный авгурами, достопочтенный», является христианской поправкой к языческому Августу.

Изображают Августина или величественным старцем в митре, в пышном епископском облачении, с посохом, украшенном каменьями, в перчатках с надетыми поверх них тяжелыми перстнями, или просветленным философом в келье, заваленной рукописями и фолиантами. Считается, что человек, носящий имя Августин, - личность спокойная и немного грустная. Он уверен и осторожен, но временами ленив; внешне спокоен, очень дипломатичен, но очень горд, тщеславен и злопамятен. Августин прощается с летом и устремлен к осени: видите ли, в андерсеновском «Свинопасе» гордый принц ушел к себе в королевство, крепко захлопнув за собой дверь, а бедной принцессе только что и оставалось, что стоять под дождем да петь:

Чудная августовская песенка. Плут Лямшин из «Бесов» Достоевского выдумал презабавную штучку «Франко-прусская война». Смешав грозный героизм «Марсельезы», - Qu? un sang impur abreuve nos sillons! - «Пусть нечистая кровь оросит наши нивы!» - с пошлостью Mein lieber Augustin, он изобразил, как напыщенная французская велеречивость, не замечающая сначала гаденького Augustin? а, оказывается постепенно принуждена петь с ним в такт, и смириться, и припасть к нему на грудь, и плакать, и просить, а Augustin свирепеет, ревет и торжествует. Август 1914-го, конница рвется к убийце - победе, прусские уланы, гарцуя, входят в Брюссель и Варшаву, и заканчивается старое доброе время, прекрасная эпоха:

Жаркий, нервный месяц август. Быть может, именно из-за того, что август слишком напряжен, цивилизованный мир именно его назначил главным месяцем отпусков, и в больших городах Европы и Америки август стал своего рода мертвым сезоном. Да и у нас август - время каникул, и с детства в нас сидят воспоминания о деревенском августе - и действительно, что может быть лучше русской деревни. Природа удивительная. С высокого берега видна быстрая речка, шумящая и день и ночь, и в сумерки ее журчание превращается в неразличимый лепет, как будто о чем-то спорят, не умолкая, нежные русалочьи голоса. Притихшие от дневной жары дома, за домами - сады и огороды, и в ложбинах, около тихих заводей, заросли кудрявого кустарника, вечером от тумана кажущиеся немножко матовыми, точно поседевшими. Вокруг раскинулись печальные и спокойные луга, окаймленные загадочно темнеющими лесами, и над всем распростерлось огромное всепрощающее небо, исполненное полутонов и оттенков, никогда не впадающее в утомительную одинаковую синеву, с солнцем не бесстыдно ярким и раздражающим, но с блеском приглушенным, ласковым и всепонимающим. Перед домами - тяжелые и глупые георгины, с большими мохнатыми мордами, утром покрытые каплями росы. Своей кремовой красотой они напоминают милого Августина - такие же тщеславные, гордые и немного грустные. Кажется, что они напевают:

Потому что лето кончается, скоро будет сентябрь, закончится чудное безделье, снег пойдет, будет темно и холодно. Чудное древнее славянское имя у августа - Серпень. Оно напоминает о жнецах и жатве, о том, что месяц этот связан с двумя римскими богинями, Церерой и Помоной, представляющими его в языческом пантеоне. Церера, богиня злаков, не просто хлопотливая колхозница, заботящаяся об урожае, но и богиня подземного мира, насылающая на людей смерть и безумие. Серп в ее руке - безжалостное орудие убийства, и Церера в белых длинных одеждах, с лицом строгим и печальным, - теща Плутона, то есть - сама смерть. Помона же, богиня плодов, странна и неуловима: из-за ее пристрастия к фруктам христианская иконография связала ее с Евой, а через нее - и с Лилит, прослывшей вавилонскою блудницей и овладевавшей мужчинами против их воли. На самом-то деле у Помоны мужчин было не так уж и много, какой-то Пик, от которого она родила веселого Фавна, да Вертумн, бог всяческих изменений, ветреный и лживый, соблазнявший Помону в различных обличиях: то в виде маленькой девочки, то морщинистой старухи, то прекрасного юноши.

В русской поэзии Церера предстает рослой дебелой старухой с тщательно уложенными волосами, в белом платье и шали, с профилем, напоминающим Екатерину Великую. Помона же - богемная босоножка среднего возраста в бесформенной дерюжной рясе, вся седая. Она выходит и начинает частить, немного истерично: август - астры, август - звезды, август - грозди винограда и рябины ржавой - август!

В ответ на это Церера, окинув ее с головы до ног надменным взглядом, своим жирным голосом прерывает: он и праведный, и лукавый, и всех месяцев он страшней: в каждом августе, Боже правый, столько праздников и смертей. Тут к ним присоединяется вертлявый и лысый Вертумн, начинающий скороговоркой щеголять своими превращениями: уж в августе темнее ночи, а под деревьями еще темнее. Я в сад не заходил нарочно, попутчика нашел себе случайно… Он был высокий, в серой кепке, в потертом несколько, но модном платье.

А из- под земли рокочет голос Плутона: вы шли толпою, врозь и парами, вдруг кто-то вспомнил, что сегодня шестое августа по старому, Преображение Господне.

Обыкновенно свет без пламени исходит в этот день с Фавора, и осень, ясная, как знаменье, к себе приковывает взоры. И вы прошли сквозь мелкий, нищенский, нагой, трепещущий ольшаник в имбирно-красный лес кладбищенский, горевший, как печатный пряник.

Все боги равно правы и равно велики.