Авиатор: назад в СССР 14

Глава 7

Остаток дня прошёл в атмосфере разговора о врученныхнаградах. Правда, обсуждать их мы могли только между собой. Бурченко продолжал нагнетать «секретную» атмосферу.

Нашим коллегам из авиагруппы были вручены медали «За Военную службу» различных степеней. Командирам, естественно, первой. Медали были выполнены из золота и серебра. Весьма почётно молодым лейтенантам, таким как Борзов и Ветров, начинать служебный путь с наград иностранного государства.

Вечером, когда я шёл в кают-компанию меня перехватил Павел Ветров, чтобы рассказать, как разрешилась его ситуация.

– Особисты отстали ещё до вручения наград. Сочли мои действия верными.

– Либо кто-то им подсказал, – добавил я.

За спиной прошёл генерал-майор Тимур Борисович Совенко. Взглянул он на Павла очень недобро. Меня же удостоил сухого рукопожатия.

– Хороший пилотаж. Каддафи был в восторге, – похвалил меня начбез ВВС ВМФ.

– Мы хорошо умеем делать представления. Вас тоже можно поздравить с наградой, – кивнул я на коробочку в руках Тимура Борисовича.

Совенко скривился и вошёл в помещение кают-компании. Как же поменялся мой командир, прошедший со мной небо Анголы! Штабная жизнь изменила человека.

– Вы с ним тоже не ладите? – спросил у меня Паша.

– Нет, у нас нормальные отношения. Ты сам рад, что всё закончилось? – спросил я Ветрова.

– Конечно. Только вот жаль, что скоро домой. Ребров пока не говорит когда, но из Москвы уже подталкивают нас к родным берегам.

Этот вопрос стоило бы уточнить у Бурченко. Хочется предупредить жену и бабушку, что скоро возвращаемся. Для себя решил, что по приезде сразу напишу заявление на отпуск. И никакого моря! Только Владимирские степи.

После соблюдения традиций в кают-компании и поздравления лётчиков авиагруппы, впятером собрались у Печки и Тутонина. Секретность секретностью, но «обмыть» ордена нужно.

Небольшой фуршет состоял из фруктов, консервов и банки с соленьями. Олегу пришлось пойти на большие жертвы, чтобы достать где-то в недрах корабля две бутылки коньяка.

Но велика сила тылового обеспечения! У хорошего тыловика всегда есть в запасе пара бутылок, которые можно на что-нибудь обменять. Как сказал Олег, пришлось пожертвовать новым лётным комбинезоном и лётными ботинками.

Когда стол был накрыт, Печка засомневался в подлинности наград.

– Блин, а если это ненастоящие ордена? Засмеют же, – возмутился Олег.

– Настоящие. Я свой на зуб попробовал. Аж челюсть свело, когда кусал, – ответил ему Коля.

– Настойчивый какой! Кстати, сегодня же ещё кое-что произошло. Сергей Сергеевич, не хотите ли нам рассказать? – спросил Печка.

– Можно, – и я поведал о сегодняшнем эпизоде противостояния с американцами.

Парни послушали. Ничему не удивились, разлили по стаканам коньяк, и выпили за безопасность полётов.

Старт небольшому застолью был дан.

– И что думаешь? Наши коллеги? – спросил Олег, закусывая маринованным огурцом.

– Действовали грамотно, но явно не знали всех возможностей нашей техники. Я бы мог их и на «колокол» вывести, и кадушку крутануть, и просто уйти от них и они бы не догнали.

– Одна проблема – у тебя не было топлива, – подытожил Белевский, накладывая кусочек селёдки на хлеб.

– Верно. То есть, они знали, когда прессовать, – предположил я.

Морозов замахал руками, но сказать сразу ничего не смог из-за большого помидора во рту.

– Уенко… Говорю, Бурченко. Он мне давно не нравится. И вечно мне рот затыкает. Все проблемы от него, – предположил Коля.

На него сразу зашикали парни, чтобы тот говорил тише.

– А чего вы?! Как будто он сейчас за дверью, – усмехнулся Морозов, и тут в дверь постучались.

Естественно, все притихли. Не очень хотелось, чтобы Николай оказался ясновидящим.

Открыв дверь, я увидел перед собой Андрея Викторовича. Вот и думай теперь, есть ли у Морозова сверхъестественные способности!

– Думаю, я не помешал, – сказал Бурченко и прошёл в каюту.

– Присаживайтесь, Андрей Викторович. У вас, наверное, просторнее, чем в вашей обители? – спросил Олег.

– Да. И таких застолий у меня не собирается.

– Так, товарищи офицеры, давайте гостю нальём штрафную, – предложил Морозов и потянулся налить в свободную рюмку.

– Не стоит, Николай. Я ненадолго.

– Андрей Викторович, пятьдесят грамм для храбрости и за содружество наших с вами министерств, – настаивал Белевский, перехватив у Морозова бутылку спиртного.

– Вынужден отказаться, – продолжал стоять на своём Бурченко.

– Товарищ… кто вы там по званию, мы не знаем, но не расстраивайте нас. По писюлику и разойдёмся, – взял бутылку Олег и налил в рюмку.

Удивительно, но Бурченко и здесь не сдался. Не человек, а глыба! Правильно. Я тоже считаю, что пить вредно. С профессией Бурченко, так особенно нужен трезвый ум, чтобы прорабатывать многоходовые комбинации и следить за всеми. Ну, или вынюхивать тайны подчинённых, чтобы побольнее надавить, когда потребуется.

– Я по делу. Ливийцы подсчитали ущерб, который нанесли американцы.

Опять о работе! Сбавил бы уже обороты Бурченко, да просто пообщался с нами. Из образа никак не выйдет.

Со слов Андрея Викторовича, после американских ударов были повреждены 3 истребителя, 6 установок С-125 и С-75, а также уничтожено две радиолокационные станции. Убитых нет, ранено пару десятков человек.

– А что с лётчиками? – спросил я.

– Двое погибли. Сбиты «Хорнетами». Ещё одного удалось найти в Тунисе. Тоже самое и с американцами, которых сбили. Одного подобрали тунисцы, и он уже вернулся на свой корабль. Двое у ливийцев. От остальных сбитых одни обломки и останки.

– Много американцы потеряли самолётов? – задал вопрос Тутонин.

– Показания разнятся – то десять, то двадцать, то вообще называют цифры потерь, как во времена Второй Мировой. Правды не добьёшься.

– И что в итоге? Кто победил-то? – спросил Морозов.

Бурченко промолчал, встал со своего места и пошёл к двери.

– Это никогда не закончится, мужики. Всегда будем мы и они. А между нами вот такие ливийцы, ангольцы, египтяне и другие.

Андрей Викторович застыл, а в каюте воцарилась тишина. Тоже устал наш чекист. Вряд ли у него есть свободное время, чтобы вот так посидеть с нами.

– Блин, Викторович. Давайте выпьете и пойдёте, – встал Тутонин и протянул свою рюмку Бурченко.

– Спасибо! Доброй ночи, – улыбнулся он и вышел.

– А чего он приходил? – спросил у меня Морозов, слегка сощурившись.

– Поведал нам фронтовые сводки.

– Ага. Слушайте, он нам тут прослушку поставил! Точно вам говорю. Проверяем всё, мужики, – вскочил Николя и принялся осматривать кровать, где сидел Бурченко.

Удалось его успокоить не сразу. Не самое большое количество выпитого алкоголя дало в голову Николаю. Но одна его фраза меня всё же заинтересовала.

Морозов сказал, что ему не нравится Бурченко. Возможно, это он из-за вечных перепалок с ним, но у меня появилась мысль, что не всё просто так.

Утром случилось то, что не входило в наши планы. Казалось бы, все этапы испытания выполнены, акты подписаны, материалы собраны. Но покой нам только снится и является несбыточной мечтой.

«Обрадовал» нас ведущий инженер. Оказывается ракета под названием «изделие 170» на вооружение принята. Испытания закончились, но никто её на серийные машины не вешал. Тем более не летал с полной загрузкой.

– Сергеич, не знаю, как так вышло. Ну, пропустили этот пункт, – разводил он руками, догнав меня в коридоре после завтрака.

– Меня больше возмущает, что мы об этом так поздно узнаём. Два месяца в походе, а до нас только сейчас дошла информация о принятии на вооружение новой ракеты. Этот вопрос не может подождать до момента нашего возвращения?

– Согласен полностью. Нечего в Средиземном море проверять работу 170го изделия. Но руководство уже отчиталось, а ракету на самолёт не цепляли.

Знать бы, чьё руководство такую ерунду городит на совещаниях. С другой стороны, создание любого «изделия» или техники – труд большого числа людей. И эту работу я должен завершить своим полётом. Не сделаю, всё пойдёт прахом.

Нам нужно теперь выполнить несколько дополнительных полётов на самолётах авиагруппы. То есть, сразу на серийных образцах.

Постановка задач прошла быстро. Для себя мы запланировали два полёта на так называемую «растряску».

– Поясните, Сергей Сергеевич. Вы чего там трясти собрались? – спросил у меня Граблин, когда закончил зачитывать текст постановки задач.

– Надо на серийные МиГи подвесить несколько изделий и полетать с ними, – ответил я.

– Всего несколько? – удивился Ребров.

– Ну, если быть точным, то на все возможные точки подвески. У нас новых ракет немного, так что можем только два самолёта облетать, – ответил я.

Вольфрамович всё равно не понял задумки, а словам инженера он не поверил. Пришлось показывать Реброву наглядно в ангаре, что нам нужно сделать.

После обеда спустились к самолётам, которые уже готовили на завтрашний день. Те же самые два проблемных борта, которые мы с Морозовым опробовали в демонстрационных полётах. И даже применяли в перехвате «Томагавков».

– Не понимаю, что там «трясти»? – возмущался Ребров, пока мы шли к самолёту.

– Гелий Вольфрамович…

– Ты же знаешь, я не люблю, когда так обращаются ко мне, – заворчал полковник.

Ещё со времён училища я это знал, но по-другому к Реброву и не обратишься.

– Основной этап испытаний всегда завершается полётами на «растряску». Вешается максимальный груз. Выходим в зону и начинаем «трясти» самолёт. Создаём максимально возможные перегрузки, проверяя тем самым прочность конструкции и самолёта, и изделия.

– Сложно всё у вас. А ракеты-то нормальные?

– Хорошие. Промышленность плохих не сделает. 110-130 километров дальность пуска гарантируют, – ответил я.

– Надеюсь, не придётся здесь опробовать. Тебе сказали, что «соседи» тоже собрались летать завтра?

«Соседями», Ребров назвал американцев, которые на завтра запланировали полёты. Причём по каким-то каналам предупредили нас. Начали считаться!

– Пускай. Мне не мешают.

– Да хоть предупредили, а то потом пришьют нам «непрофессиональные» действия, враждебный настрой и прочая чушь. Неженки! – выругался Ребров и пошёл к выходу из ангара.

Утром следующего дня мы с Морозовым отправились снова в ангар, где готовили к подъёму наши самолёты. Техники закрепили их на подъёмнике, а мы в этом время заняли места в кабинах. Нужно было проверить работу контрольно-записывающей аппаратуры.

Медленно нас подняли наверх, где уже вовсю шли активные полёты авиагруппы. Очередной самолёт выруливал на стартовую позицию. В воздухе в это время Су-27К крутил пилотаж в непосредственной близости от корабля. Позади нас барражировал вертолёт Ка-27ПС, то зависая, то разгоняясь, выполняя свои функции дежурства по поисково-спасательному обеспечению.

Ко мне по стремянке взобрался ведущий инженер.

– Всё в порядке?

– Да. Вы нам всего по 2 ракеты повесили. Какая же «растряска» получится? – уточнил я.

– Мы вам ещё и Р-73 подвесили. Чтобы потяжелее было. Иначе мы бы два самолёта не смогли выпустить сегодня.

– Нам что важнее в данном полёте – самолёт или ракета? – спросил я.

– И то и другое надо. Больше у нас готовых с собой 170х нет, а Р-73 достаточно.

– Ладно. Сейчас нет времени уже разбираться. Летим вдвоём, а потом выполним полёт одиночно. С четырьмя 170ми изделиями. Сделаем два вылета сегодня.

Инженер развёл руками, а к самолёту подошёл Морозов, выскочивший минуту назад из кабины.

– Сергеич, может, сразу с максимальным? – спросил у меня Коля, подойдя к самолёту.

Идея верная. Выдержит самолёт четыре ракеты, значит, и с двумя будет маневрировать. Чего лишний раз машины гонять.

– Давай. Снимаем побыстрей с моего борта 170е и вешаем Морозову. С моего Р-73 не снимайте. Чтобы время не терять.

Я взглянул на часы. Не так уж и много времени осталось до конца полётов. В воздухе Як-44, который мониторит воздушное пространство, может провисеть ещё три с половиной часа. Нужно успеть выполнить задание, а оно из-за перевешивания ракет начинает сдвигаться по времени.

Пока техники занимались подготовкой самолётов, я прошёлся вдоль стоянки. Всегда приятно смотреть на «авиационный балет» в исполнении всех служб, обеспечивающих полёты.

Техники осматривают самолёты, заправляя их и проводя подготовку к повторному вылету. Лётчики, Борзов и Апакидзе, в это время рядом со своими машинами. Ходят кругами, прорабатывая полётное задание.

– Атака! Пикирую. Цель вижу, работаю. Вывод! – громко проговаривает Гера Борзов, показывая моделью МиГ-29, как он будет атаковать условную надводную цель.

– Выводим. Дальше что говоришь? – поправляет его Тимур Автандилович, держа поднятым вверх свой самолёт.

– Эм… справа на месте.

– Пошли дальше.

И снова начинают крутиться. Гера рассказывает каждое действие, а его ведущий следит, чтобы не было ошибок.

На палубе очередная суета. При осмотре троса авиафинишёра нашли повреждение. Теперь специалисты из БЧ-6 должны как можно быстрее заменить его. А над головой тем временем выполняет проход Су-27К, который увели на второй круг.

Пока смотрел вверх, сильно сощурился от яркого солнечного света. Ветер сегодня ощущается не так сильно. Советский военно-морской флаг, тем не менее, полностью развивается на гафеле, а чайки маневрируют над кормой, похлеще истребителей.

Прошло чуть больше получаса, как меня позвали в кабину. Быстро запустились и произвели взлёт.

– Саламандра, 321й парой выход в район задания. Перехожу на связь с Тарелочкой, – доложил я руководителю полётами, после занятия высоты 3000 метров и расчётного курса.

– Понял вас. Хорошей работы. Повнимательнее, соседи начали работать, – предупредили с корабля, что американцы тоже выполняют полёты.

Нам было известно, что сегодня летают с «Карла Винсона». Район полётов – в паре сотне километров от побережья Египта. А именно залива Саллум.

– Тарелочка, 321му, – запросил я оператора Як-44.

– Доброго дня, 321й. Наблюдаю вас. До ближней границы зоны работы 30 километров.

Если смотреть по карте, то это не та зона. Нам планировали воздушное пространство за 15 километров до рубежа открытия огня ливийской ПВО.

– Тарелочка, 321му. Союзники в курсе? Мы к ним домой заходим, – запросил я.

– Точно так. Дали добро. Соседи просто лезут к нам. Нарушают пространство. Вот вас и отводим подальше, – ответил оператор.

Небольшое напряжение спало. Раз согласовано, то не стоит переживать.

Три минуты спустя вошли в обозначенное оператором пространство. До берега Ливии 70 километров. Изгибы скалистого побережья уже можно рассмотреть, но они ещё сливаются в единую линию горизонта.

– 321й, зону заняли. Прошу набор 322му до 6000, – запросил я и получил разрешение.

Погода безоблачная. Моего напарника хорошо видно слева. Продолжаем медленно набирать высоту.

– Слева на месте, – доложил Николай, когда мы заняли расчётную высоту.

– Понял. Отхожу вправо. По команде начинай.

Отклонил ручку управления вправо и увеличил интервал между нами. Много нельзя, поскольку я должен буду наблюдать, за самолётом.

– Готов. Прибор 600, – сказал я.

– 322й, пикирую! – громко произнёс в эфир Морозов.

МиГ опустил нос и начал снижаться. Я продолжал кружить, медленно снижаясь и контролируя своего товарища.

– Медленно. Пять на указателе, – сообщил Морозов о величине перегрузки.

А нужно же не менее шести. Коля продолжает пикировать, но больше ничего не докладывает.

– Вывожу. Угол 45°… 50°… 55°, – проговаривает Николай, зажав кнопку выхода на внешнюю связь.

Это можно было говорить и про себя. А так канал забиваем.

В эфире раздалось бульканье. Кто-то пытается прорваться через доклады Морозова. И первое, о чём я подумал, это зовёт нас оператор Як-44.

Тут же и сирена системы оповещения о пуске сработала. Да не может этого быть! На локаторе никого в радиусе 70 километров. Дальше эта модификация бортового оборудования не видит.

– 321й, работу закончить, наблюдаю пуск в вашу сторону. Как приняли? – затараторил оператор.

Тут бы испугаться, а у меня удивление. Локатор-то Як-44 вон как видит!

– Вывел. Облучает меня кто-то, – занервничал Николай.

– Спокойно. Продолжай маневрировать. По сторонам смотри!

– 322й, вам курс 270°. Маневрируй по направлению, – продолжает управлять ОБУшник.

Ему сейчас надо однозначно довериться. Мы ракеты не видим. Как слепые котята сейчас.

– Да никого вокруг! – продолжает нервничать Морозов.

– Уходи, мать твою! – не выдержал оператор.

– П… понял, – дошло до Николая.

Выполнил переворот и ушёл вниз. Надо попробовать скинуть с себя ракету, увеличить перегрузку и выйти из зоны обнаружения. Но на таком удалении сложно. Тем более, я не вижу пуск.

– Маневрируй, 321й. За тобой ракета на дальности 80.

– Понял. Перекладка влево.

– Смотри со мной не сойдись. Я под тобой, на 5000, – подсказывает Морозов.

Неразбериха полнейшая. Внутри как-то всё похолодело. Чувствую, что дышать стало тяжелее. Где же эта ерунда, что хочет нас сбить?

– Ещё пуск! С азимута 30°. 321й, курс 90°. 322й, разворот до курса 300°.

Резко разворачиваюсь, но перед глазами только мелькает вдали Морозов, исполняющий змейку и кульбиты.

– 321й, на предельную, 250. 322й, 150, – дал нам указание снижаться оператор.

Переворот и пикирую вниз. Угол почти 80°. Водная гладь приближается со страшной быстротой.

– 322й, азимут 40°, дальность 60. Быстрее! – вновь работает оператор.

Сейчас он вообще не замолкает. Постоянно в эфире только он. И на него можно только нам сейчас надеяться.

– 321й, азимут 60°, дальность 35.

– Скорость предельная. Предельный угол атаки, – «спокойно» сообщает мне РИта.

– 321й, азимут 70°, дальность 20.

Ниже снижаться уже нельзя, иначе разобьюсь.

Ручку тяну на себя, переламывая самолёт. А он не хочет никак идти вверх.

– Вывод, – прокряхтел я.

– Серый близко! Вижу её, маневрируй! – вышел в эфир Морозов.

Нажимаю отстрел, и снова резко ухожу в сторону. В зеркале увидел, как за спиной пронёсся какой-то призрак и произошёл взрыв.

– Мимо! – крикнул в эфир Морозов.

– Понял.

– 322й, дальность 40. Маневрируй, маневрируй! – командует оператор.

Вышел в горизонтальный полёт и бросаю взгляд вверх. Вот ещё ракета! Движется к Николаю очень быстро. Спутный след густой, а маневрирует быстрее, чем Коля.

– 322й, вижу. Готовь отстрел, – громко говорю я в эфир.

– 322й, дальность 20

– Ухожу, ухожу! Тяжко идёт.

Ракета уже близко. Секунды до столкновения. Должен уйти. Пошёл отстрел ловушек.

Яркая вспышка и… самолёт Морозова продолжает полёт. Но из двигателя потянулся тёмный дым.

– Пожар у меня. Левый… потушил, – непринуждённо ответил Коля.

Ручку отклоняю на себя и набираю высоту, чтобы пристроиться к Морозову. Подхожу к нему ближе. С левым двигателем у него нет проблем. Его просто практически нет. Раскуроченное сопло, валит сизый дым после тушения пожара и по фюзеляжу подтёки жидкостей.

– Второй как? – спросил я.

– В норме, но обороты скачут. На корабль нельзя, 321й, – ответил Морозов.

– Тарелочка, мы на Саламандру не пойдём. Занимаем курс на Тобрук. Садиться там будем. С союзниками согласуйте.

– Понял. 321й, 40 километров от вас. Гости. Следуют быстро, – протараторил оператор.

Куда же без них! И ракеты их тоже. Перестраиваюсь на правую сторону от Морозова. Надо прикрывать оставшийся двигатель, а то неизвестно, что придумают американцы.

Минуту спустя слева от Николая вылезли двое «Хорнетов». Машут руками, показывают свои ракеты. Довольные!

– Чё им нужно? Пошли на хрен! – выругался в эфир Николай.

– Тарелочка, нам бы помощь нужна. 322й на одном двигателе, а гостей двое.

– Понял вас. Поднимаем дежурную пару.

Ну да! Вовремя. В воздухе, конечно же, никого сейчас! С везением у меня и у Морозова так себе.

Тем временем, берег Ливии всё ближе, а американцы начали играть в «пятнашки» с нами.

– Лети ровно. Отгоню, – произнёс я в эфир, когда первый «Хорнет» отстал и вышел в хвост Николаю.

Сбавил обороты и втиснулся между ним и Ф/А-18. Тут бы самому в спутный след не попасть. Тогда и Колю некому будет прикрыть.

Переставляю каналы на второй радиостанции. Может удастся докричаться до этих двух нарушителей.

Второй начинает обходить сверху, но я аккуратно обхожу справа и отгоняю его. Хвост открыт. Опять перестраиваюсь назад.

Держу оборону. Нервничать нельзя, но секунды тянуться как часы. Расстояние до Ливии совсем не сокращается. Продолжаю перещёлкивать каналы. Нашёл!

– Внимание, облучают! Меня облучают! – громко начал говорить кто-то на английском.

– Биддл, я СпидИгл-101, как приняли 102го? Нас облучают! – нервно начал докладывать кто-то ещё.

– Перехожу вправо. Готов работать.

– СпидИгл-102й, приказ получен. Разрешили открыть огонь.

И тут в эфир стандартное американское подтверждение «родже».

Твою мать! Один из «Хорнетов» пошёл на вираж. Слежу за ним. Он обходит нас сзади.

Заработала сирена! Меня прямо сзади облучает второй. Включаю отстрел и тут же маневрирую, чтобы отогнать американца.

Ручку на себя, и задираю нос. Прижимает к креслу, дыхание почти остановилось. Скорость падает до нуля, а сам пытаюсь посмотреть назад, чтобы на мгновение увидеть противника.

Тот, что был сзади, ушёл вниз. А второй заходит под ракурсом.

– Тарелочка, гости плохо себя ведут. Облучают и атакуют! – громко сказал я.

Толкаю ручку от себя, переводя самолёт в горизонтальный полёт. Вижу, как второй заходит под ракурсом. Морозов ничего не сможет сделать, если тот сейчас пустит ракеты.

– 2й, на тебя заходит. Прикрываю!

Включил форсаж и успел подлететь к Николаю.

– Тварь! – крикнул Морозов и отшатнулся влево и вниз.

Тут же над кабиной прошла очередь из пушки. За ней и сам стреляющий. Совсем уже оборзели американцы! Ручку влево и начинаю догонять противника.

Быстро переложил самолёт в сторону американца. Прицел на излучение. Комплексу много времени не нужно, чтобы захватить цель.

– 321й, цель в захвате, – докладываю в эфир.

И время остановилось. Сейчас нажму кнопку, и всё. Дальность до цели 3 километра. Никакой лётчик в мире не сможет уйти.

А другого шанса уйти на аэродром у Морозова не будет. В эфир американцам уже дана команда сбивать.

– 2й, следуй в Тобрук. Прикрываю! – сказал я.

Нажал на гашетку. Ракета пошла. Назад пути нет.

Мгновение и Р-73 «встречается» с целью. «Хорнет» загорается, а от самолёта мгновенно отделяется фонарь. Пилот катапультируется.

– Тарелочка, 322му, атаковали меня из пушки. Повторяю, американцы атаковали меня! Иду на посадку в Тобрук.

– Понял вас, – нервно отвечает оператор.