Австрийская экономическая теория и идеал свободы

Сборник эссе: австрийская экономическая теория и идеал свободы

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ Ф.А.ХАЙЕКА

том 4

СУДЬБЫ ЛИБЕРАЛИЗМА

I. Собрание сочинений Ф.А. Хайека является результатом ощущения У.У. Бартли III, что огромная важность хайковской мысли не будет вполне воспринята без полного, заново упорядоченного и аннотированного издания его работ. Это издание является незапланированным результатом предложения Хайека передать в распоряжение Бартли все свои бумаги в случае, если он возьмется за составление биографии, на что Бартли и согласился. В ходе многих бесед -- о Поппере, о Витгенштейне, о Вене -- Хайек осознал, что Бартли приобрел уникальное понимание того, чем была Вена в годы его детства и молодости. Со своей стороны Бартли, ознакомившись с глубиной и охватом работ Хайека, осознал, что современные мыслители имеют в лучшем случае фрагментарное представление о его идеях, а в худшем -- просто их не знают. Так же как английские последователи Людвига Виттгенштейна мало знали о его жизни в Австрии, пока Бартли не написал о ней, так и английские и американские читатели Хайека мало знали о его ранних работах, написанных на немецком. Даже большинство экономистов перестали читать работы Хайека по экономической теории, и совершенно пренебрегали его идеями о теории восприятия и росте знания. При этом все его работы так или иначе взаимосвязаны с целым, и теперь, помещенные в исторический, теоретический и критический контекст -- благодаря плодотворному труду издателей -- собрание его работ представляет собой бесценный источник для образования в области, которая суть не что иное, как -- развитие современного мира. Этот новый сборник эссе -- "Судьбы либерализма. Сборник эссе: австрийская экономическая теория и идеал свободы" представляет собой 4 том собрания сочинений (и третий том по порядку выхода из печати). Особенный интерес представляет эссе "Экономическая теория 1920-х годов: взгляд из Вены", которое опубликовано здесь впервые, а также эссе "Новое открытие свободы: личные воспоминания", которое впервые публикуется на английском. Также впервые публикуется Приложение к главе 1, а впервые на английском выходят в свет главы 3 и 7, и разделы глав 4 и 6. За исключением двух текстов, все остальные главы были труднодоступны, и здесь собраны вместе впервые. II. Многое изменилось в мире с тех пор, как приступили к изданию этого собрания сочинений. Драматическое и символическое падение Берлинской стены было неизбежно в свете той критики социализма, которую осуществили Хайек, Мизес и их последователи. Теперь не приходится отрицать, что аргументы Хайека могут выступать в качестве пробного камня при новом исследовании эволюции расширенного порядка общества. Для специалиста по Хайеку, интересующегося изменением его представлений о подлежащей разрешению ключевой проблеме, содержащиеся в этом томе материалы о его учителях и коллегах будут весьма интересны. Кто-то будет поражен тем, что в 1926 году молодой Хайек писал (глава 3) о "самой важной экономической проблеме, о законах распределения дохода". Но уже тогда можно было почувствовать, что эти "законы" есть просто предгорья, за которыми угадывается многообразие неисследованных трудностей. Это похоже на то, как писал о себе Фридрих фон Визер, учитель Хайека: "Моей мечтой стало написать анонимную историю. Однако эта затея окончилась ничем. Самые очевидные социальные отношения проявляют себя в хозяйственной жизни -это должно быть прояснено в первую очередь, прежде чем даже помыслить об измерении более глубоких отношений". Вопрос о месте истории в социальном развитии и о роли историков в выработке национального самосознания связывают все эссе этого тома. Подобно фигуре "ostinato" (привратника), эта тема возникает в самом начале эпохального спора Менгера с германской исторической школой -- Methodenstreit -- о том, возможно ли открытие законов истории, которые бы объясняли, предсказывали или определяли судьбу наций. Великой трагедией XX века были чудовища-близнецы, социальные бедствия нацистской Германии и советского коммунизма, которые доказали, что если история не "трескучая болтовня", как говаривал Генри Форд, "историцизм" есть не просто заблуждение, но опасное заблуждение. В конечном итоге ясно, что судьбы либерализма зависят от объективности историков -- к которым Хайек причислял всех исследователей социальных явлений -- от "возможности истории, которая была бы написана не ради прислуживания особым интересам". Как совместить "верховенство истины", выдвинутое Хайеком в качестве критерия для всех историков, с неопределенностью событий, которые приходится изучать экономистам, -- так можно сформулировать задачу. К тому же, как напоминает нам Хайек в эссе о Р°пке -- "экономист, являющийся только экономистом, не может быть хорошим экономистом". III. Этот том был составлен при печальных обстоятельствах. Инициатор издания собрания сочинений Ф.А. Хайека У.У. Бартли III скончался от рака в феврале 1990 года. Никто не может подготовиться к такой утрате. Но мы были готовы выполнить труд, который останется как свидетельство его прозорливости, настойчивости и интеллигентности. Среди всех тех, кто помог сохранить и продвинуть проект, я особенно признателен м-ру Уолтеру Моррису из фонда Веры и Уолтера Моррис. Как писал Бартли, он был гением-хранителем этого большого проекта, без советов и поддержки которого никогда не удалось бы ни организовать, ни запустить проект, и, добавлю я теперь, без его неустанных советов и сочувствия все это не удалось бы продолжить. Схожий долг признательности должен быть выражен, также, м-ру Джону Бланделлу из Института исследований человека. Я хотел бы также выразить мою благодарность м-с Пенелопе Кайзерлайан из издательства Чикагского университета и м-ру Питеру Соудену из Ратледжа -- не только за их приверженность изданию собрания сочинений, но также за терпение и понимание сложности этого предприятия; эти сложности не удалось бы разрешить, а книги не удалось бы издать без знаний и настойчивости помощника редактора м-с Жене Оптон. Нам повезло, что нашим переводчиком была д-р Грета Хейнц. Следует поблагодарить м-с Шарлотту Кубитт, м-с Лесли Грейвс и м-ра Эрика О'Киифи, а особенно м-ра Питера Клейна за то, что он был достаточно любопытен и энергичен, чтобы завершить с большой тщательностью кропотливую работу по изданию этого тома, а также за достаточную скромность, которая позволила ему не рассчитывать на иное вознаграждение добродетели, чем она сама. Наконец, проект не мог бы осуществиться без щедрой финансовой помощи организаций, названия которых напечатаны в начале этого тома, которым благодарны все участники издания. Поддержка этих спонсоров -- институтов и фондов с шести континентов -- свидетельствует не только о международном признании работ Хайека, но также являет пример расширенного порядка сотрудничества людей, о котором пишет Хайек. Стефен Крезге Окленд, Калифорния февраль 1991 года ------------------------------------------------------------------------------

Примечание американского издателя Издатель в особенном долгу перед покойным У.У. Бартли III, которому принадлежит первоначальный план этого тома и большая часть необходимых предварительных исследований. Он также признателей д-ру Грете Хейнц за ее превосходные переводы; профессору Ральфу Райко из Буффальского колледжа университета штата Нью-Йорк, и м-ру Лейфу Венару из Гарвардского университета за помощь в работе над текстом; д-ру Дэвиду Гордону и анонимному читателю за ряд предложений по Предисловию; и м-с Лесли Грейвс за внимательное прочтение рукописи. Кроме того, издатель извлек огромную пользу от участия в научных конференциях по австрийской экономической школе, организованных следующими организациями: институтом Людвига фон Мизеса, университет Аусбурна; отделением экономической теории и отделением особых коллекций университета Дьюка; институтом гуманитарных исследований, университет Джорджа Мейсона; фондом экономического образования, Ирвингтон-он-Хадсон, Нью Йорк; колледжем Хиллсдейл, Мичиган. Он благодарен всем этим организациям за помощь, а в особенности признателен институту Мизеса за финансирование большей части его дорожных расходов. Наконец, он признателен м-с Джен Оптон за считывание рукописи перед публикацией и м-ру Стивену Крезге за разумное руководство и исключительное терпение. Никто из этих людей и организаций, естественно, не несет ответственности за сохранившиеся в тексте ошибки. Питер Г.Клейн Беркли, Калифорния январь 1991 года ------------------------------------------------------------------------------

Хронологическая таблица содержания

Дата Первоначальное название публикации Глава в IV томе 1926 "Фридрих фон Визер" Глава 3 1929 Стриглева теория заработной платы [рецензия на книгу Стригля Angewandte Lohntheorie: Untersuchungen uber die wirtschaftlichen grundlagen der Sozialpolitik] Глава 6, Приложение 1929 Теория капиталообразования Репке [рецензия на памфлет Р°пке Die Theorie der Kapitalbildung] Пролог к ч. II, Приложение 1934/1965 "Карл Менгер" Глава 2 1939 "Джон Бейтс Кларк (1847--1938)" ["John Bates Klark: A Memorial"] Пролог к ч. I, Приложение 1941 Nationalokonomie [рецензия на книгу Мизеса Nationalokonomie: Theorie des Handelns und des Wirtschaftens] Глава 4 1944 "Историки и будущее Европы" [доклад на заседании Политического общества в Королевском колледже Кембриджского университета, 28 февраля 1944 года] Глава 8 1944 "Ричард фон Стригл" Глава 6 1944 Халлоуэлл об упадке либерализма как идеологии [рецензия на работу Халлоуэлла The Decline of Liberalism as an Ideology] Пролог к ч. II, Приложение 1945 "Существует ли германская нация?" ["Is There a German Nation?"; рецензия на книгу Edmond Vermeil, Germany's Three Reichs] Глава 10 1945 "Будущее Австрии" Глава 11, Приложение 1945 "План для Германии" ["A Plan for the Future of Germany"; опубликовано с подзаголовком "Децентрализация создает основу для независимости"] Глава 11 1947 Вступительное слово на конференции в Монт Перелин ["Opening Address to a Conference at Mont Pelerin"; опубликовано в Studies in Philosophy, Politics and Economics] Глава 12 1948 Весли Клер Митчелл (1874--1948) ["Wesley Clair Mitchell, 1874--1948"] Пролог к ч. I, Приложение 1948 Трагедия организованного человечества: д?Ювенел о власти ["The Tragedy of Organised Humanity"; рецензия на книгу Б. д'Ювенела Power: The Natural History of its Growth Review of de Jouvenel Power] Глава 13 1953 Возрождение: О лорде Актоне (1834--1902) ["The Actonian Revival"] Глава 9 1954 История экономического анализа [рецензия на книгу Шумпетера History of Economic Analysis] Глава 5 1956 В честь профессора Мизеса ["Tribute to Ludwig von Mises" речь Хайека на обеде, устроенном Фондом экономического образования в Университетском клубе в Нью-Йорке 7 марта 1956 года по случаю презентации Людвигом фон Мизесом книги On Freedom and Free Enterprise] Глава 4 1959 Дань уважения Р°пке ["On Ropke"; опубликовано по случаю 75 летия Р°пке в его журнале Gegen die Brandnung: Zeugnisse eines Gelehrtenlebens unserer Zeit] Пролог к ч. II, Приложение 1963 "Экономическая теория 1920-х годов: взгляд из Вены" ["The Economics of 1920s as Seen from Vienna"] Пролог к ч. I 1964 Эпистемологические проблемы экономической теории [рецензия на книгу Мизеса Epistemological Problems of Economics] Глава 4

1967 "Эрнст Мах и социальные науки в Вене" ["Diskussionsbemerkungen uber Ernst Mach und das sozialwissenschaftliche Denken in Wien"] Глава 7 1968 Австрийская школа теоритической экономики ["Economic Thought: The Austrian School"] Глава 1 1968 "Бруно Леони: ученый" ["Bruno Leoni, the Scholar"] Глава 14 1968 "Леонард Рид" Глава 14 1973 Людвиг фон Мизес: Очерк ["Tribute to von Mises, Vienna Years"] Глава 4 1973 Место Grundsatze Менгера в истории экономической мысли [?The Place of Menger's "Grundsatze" in the History of Economic Thought?] Глава 2, Приложение 1976 Интервенционизм [предисловие к изданию 1976 г. Kritik des Interventionismus: Untersuchungen zur Wirtschaftspolitik und Wirtschaftsideologie der Gegenwart and Verstaatlichung des Kredits?] Глава 4 1977 Заметки и воспоминания [введение к книге Erinnerungen von Ludwig von Mises] Глава 4 1978 Социализм [предисловие к изданию 1981 г. книги Мизеса Социализм Глава 4 1980 Эвальд Шамс [предисловие к книге Эвальда Шамса Gesammelte Aufsatze] Глава 6 1980 Методологический индивидуализм [предисловие к памфлету Дж. Шумпетера Methodological Individualism] Глава 5 1982 В Британии и Соединенных Штатах [отрывок из наброска статьи для словаря New Palgrave] Глава 1, Приложение

1983 "Новое открытие свободы: личные воспоминания" ["Die Wiederentdeckung der Freiheit -- Personliche Erinnerungen"] Пролог к ч. II

Введение 1991 (04 октября 1999)

"Может ли выжить капитализм?" -- спросил в 1942 году Йозеф Шумпетер. "Нет. Я не думаю, что может" [Joseph A. Schumpeter, Capitalism, Socialism and Democracy (New York: Harper & Brothers, 1942; third edition, 1950), p. 61]. Но капитализм выжил: спустя полвека мы присутствуем при саморазрушении социализма, при одновременном крушении идеала централизованного планирования и хозяйственных системы Восточной и Центральной Европы. Если из событий 1989 года и можно извлечь урок, то лишь один: возрождение либерализма в этой части мира представляет собой главным образом, если не целиком, возрождение капитализма -- то есть признание того, что только рыночный порядок может обеспечить уровень благосостояния, требуемого современной цивилизацией. Это хоть и не полностью понято, но широко признано. Роберт Хейлбронер, уж конечно не являющийся другом капитализма, пишет, что недавняя история "принуждает нас переосмыслить значение социализма. В качестве полурелигиозного видения преобразованного человечества он в 20 веке получил сокрушительные удары. В качестве проекта разумного планируемого общества он сокрушен полностью". ["Reflections After Communism", The New Yorker, September 10, 1990, pp. 91--100, esp. p. 98. Расширенный вариант статьи имеет название "Analysis and Vision in Modern Economic Thought", in the Journal of Economic Literature, vol. 28, September 1990, pp. 1097--1114]

Ф.А. Хайека это бы не слишком изумило. Будучи экономистом "австрийской" школы, Хайек всегда понимал рынок не совсем так, как его современники, в том числе иначе, чем многие защитники капитализма. На протяжении большей части этого века "проблему экономики" видели в задаче распределения ресурсов, то есть в таком распределении производительных ресурсов, которое бы позволило удовлетворять конкурирующий и потенциально неограниченный спрос -- в принципе посторонний наблюдатель (либо -- центральный планировщик) вполне может вычислить решение этой задачи. Напротив, для Хайека и австрийской школы в целом экономическая теория имеет перед собой задачу координации планов, поскольку "очень сложный порядок" человеческого сотрудничества возникает из планов и решений изолированных индивидуумов, которые действуют в мире скрытого и разрозненного знания. В задачи экономической науки входит объяснение закономерностей явлений подобных ценам и производству, деньгам, процентным ставкам, колебаниям деловой активности и даже праву и языку, когда эти явления не являются частью чьего-то сознательного замысла. Только изучая социальный порядок с этой точки зрения мы можем узнать, почему рынки работают и почему усилия по созданию внерыночного общества обречены на провал.

Хайек принадлежит к четвертому поколению австрийской школы экономической теории, к поколению диаспоры, которое разлетелось из Вены в Лондон и Чикаго, в Принстон и Кембридж, так что прилагательное "австрийский" имеет сейчас чисто историческое значение. Во время странствий по Англии и Соединенным Штатам Хайек сохранил большую часть наследства школы, основанной Карлом Менгером. С самого начала австрийская школа была известна резко своеобразным пониманием экономического порядка, часть которого была (до известной степени) включена в главное течение экономической мысли, а другие были отброшены и забыты. К первому можно отнести некогда революционную теорию ценности и обмена, выдвинутую Менгером в Grundsatze der Volkswirtschaftslehre публикация которой в 1871 году положила начало возникновению школы; к последним относится отрицание возможности экономических вычислений при социализме, развитое старшим коллегой и наставником Хайека Людвигом фон Мизесом, теория, ставшая основой современного австрийского толкования рынка как процесса обучения и открытия, а не равновесного состояния дел. Общепринятая классическая экономическая теория считала, что Мизес давным-давно был опровергнут моделями "рыночного социализма" Ланге и Тэйлора, а потому и не могла ничего сказать о жизнеспособности централизованного планирования. Австрийская школа была в другом положении. Представления Хайека о том, чем является рынок и как работает рыночный процесс привели его к выводу, что социализм представляет собой тяжкую ошибку -- если хотите, "пагубную самонадеянность". Исходя именно из такого понимания он и строил свою защиту либерального порядка. В таком духе и составлен этот том. В предлагаемых эссе Хайек пишет об австрийской экономической теории, где началась его интеллектуальная одиссея, и о судьбах либерализма, о социальной философии рыночного порядка, с которой былы тесно связаны его собственные работы. Первая часть содержит эссе и лекции о главных фигурах австрийской школы: о Карле Менгере, об учителях Хайека Фридрихе фон Визере и Людвиге фон Мизесе, о Иосифе Шумпетере (одна из ведущих фигур в экономической мысли 20 века, получивший образование в австрийской традиции, хотя и не принадлежащий к австрийской школе per se); о менее известных экономистах Эвальде Шамсе и Ричарде фон Стригле; о двух фигурах Венской интеллектуальной сцены, философах Эрнсте Махе и Людвиге Витгенштейне, двоюродном кузине Хайека. Во второй части собраны работы о новом открытии свободы в послевоенной Европе, с особенным выделением Германии и международного общества Монт Перелин, влиятельной либеральной организации, созданной Хайеком в 1947 году. В обеих частях затронута тема, пронизывающая все работы Хайека по социальному порядку: роль идей -- и особенно экономической теории -- в сохранении либерального общества. В оставшейся части этого Введения я очерчу карьеру Хайека и попытаюсь понять место его идей в исторической и теоретической перспективе. Прежде чем продолжить, нужно сделать одно терминологическое замечание. Хайек использует слово "либерализм" в его классическом, европейском значении, для обозначения социального порядка, основанного на свободных рынках, на правительстве, ограниченном властью законов, и на приоритете личной свободы. Как он объясняет во Предисловии к первому (1956) массовому изданию его классической работы Путь к рабству: ?Я использую термин "либеральный" в его исходном значении, как оно использовалось в XIX веке и до сих пор используется в Британии. В современном американском употреблении оно обозначает нечто вполне противоположное. В результате маскировки левацких движений в этой стране, которой помогла тупость многих из тех, кто действительно верил в свободу, "либеральный" стало означать защиту почти всех видов правительственного контроля. Я до сих пор недоумеваю, почему в Соединенных штатах истинные сторонники свободы не только позволили левым присвоить этот почти незаменимый термин, но даже сами им в этом помогли, начавши использовать его как позорное клеймо.? [F.A.Hayek, The Road to Serfdom (London: Routledge & Kegan Paul; Chicago: University of Chicago Press, 1944; reprinted, 1976), p. ix]. Мы подчинимся этой критике и будем использовать "либеральный" вместе менее элегантных "классический либерализм" или "либертарианизм", вошедших в употребление в Соединенных Штатах. Хайек пришел в Венский университет в возрасте 19 лет, сразу после окончания первой мировой войны, когда он был одним из трех лучших мест мира для изучения экономической теории (два других были Стокгольм и Кембридж. Англия). Хотя он записался на изучение права, его в первую очередь интересовали экономическая теория и психология; последняя из-за влияния Махистской теории восприятия на Визера и его коллегу Отмара Шпана, а первая -- в силу реформистского идеала фабианского социализма, столь типичного для поколения Хайека. Подобно многим другим студентам экономики -- и тогда и потом -- Хайек выбрал этот предмет не ради его самого, но из желания улучшить мир, а в послевоенной Вене нищета ежедневно напоминала о необходимости этого. Социализм казался подходящим решением; но в 1922 году Мизес, который не был штатным преподавателем университета, но был при этом центральной фигурой в общине экономистов-теоретиков, опубликовал свою работу Die Gemeinwirtschaft, позднее переведенную как Социализм. "Ни для одного из прочитываших эту книгу молодых людей, -- вспоминает Хайек, -- мир не остался прежним". Трактат Социализм, углубивший идеи пионерской статьи, опубликованной двумя годами раньше, доказывал, что экономические вычисления возможны только при существовании рынка средств производства; без такого рынка нет возможности установить ценность этих средств, а значит, нельзя определить подходящий способ их использования в производстве. От Мизеса, который непродолжительное время был начальником Хайека во временном правительственном учреждении, в его частном семинаре, постоянным участником которого стал Хайек, последний усвоил представлении о превосходстве рыночного порядка. В своей предыдущей работе по теории денег и банковского дела Мизес успешно применил австрийский принцип предельного полезности к анализу ценности денег и, используя английскую валютную школу и идеи шведского экономиста Кнута Викселя, набросал теорию колебаний промышленной активности. Используя эти результаты как отправную точку для собственных исследований промышленной активности, Хайек объяснил деловой цикл в терминах кредитной экспансии банков. Работа в этой области принесла ему приглашение читать лекции в Лондонской школе экономической теории и политических наук, а затем и к приглашению принять кафедру экономической теории и статистики им. Тука, которое он и принял в 1931 году. Здесь он попал в весьма вдохновляющую и увлеченную работой группу, к которой принадлежали: Лайонел Роббинс (позднее Лорд Роббинс), Арнольд Плант, Т.Е. Грегори, Денис Робертсон, Джон Хикс и молодой Абба Лернер. Хайек принес с собой незнакомые (для них) взгляды [Хикс говорит о первой (1931) английской книге Хайека, что ?"Цены и производство" были написаны на английском, но это не была английская экономическая теория?; Sir John Hicks, "The Hayek Story", in his Critical Essays in Monetary Theory (Oxford: Clarendon Press, 1967), p. 204] и постепенно австрийская теория делового цикла стала известна и была принята. Но в следующие несколько лет удача отвернулась от австрийской школы. Во-первых, австрийская теория капитала, составная часть теории делового цикла, попала под атаку рожденного в Италии кембриджского экономиста Пъера Сраффы и американца Френка Найта, а саму теорию цикла забыли из-за энтузиазма, возникшего по поводу Общей теории Джона Мейнарда Кейнса. Во-вторых, начиная с перемещения в Лондон самого Хайека и до начала 1940-х годов австрийские экономисты один за другим покинули Вену, сначала по личным, а затем по политическим причинам, так что школа как таковая прекратила существование. В 1934 году Мизес уехал из Вены сначала в Женеву, а затем в Нью Йорк, где он продолжил работать в изоляции; Хайек оставался в Лондоской школе экономической теории до 1950 года, а затем перебрался в Комитет по социальной мысли в Чикагском университете. Другие австрийские экономисты поколения Хайека достигли признания в Соединенных Штатах -- Готтфрид Хаберлер в Гарварде, Фриц Махлуп и Оскар Моргенштерн в Принстоне, Пауль Розенштей-Родан в Массачусетском институте технологии -- но в их работах, казалось, не осталось и следов Менгеровской традиции. В Чикаго Хайек опять попал в ослепительную группу: экономическое отделение, где тон задавали Найт, Якоб Винер, Милтон Фридман, а позднее и Джордж Стиглер было бы лучшим где угодно; Аарон Директор в школе права вскоре основал первую программу по экономической теории и праву; деятельное участие в преподавании принимали такие международно известные ученые, как Ханна Арендт и Бруно Беттельхейм. Но экономическая теория, в особенности стиль рассуждений, быстро изменялись: в 1949 году появились Основы Поля Самуэльсона, и утвердили физику как методологический образец для экономической теории; в 1953 году эссе Фридмана о "позитивной экономической теории" установило новый стандарт для экономических методов. К тому же Хайек перестал работать над экономической теорией, сконцентрировавшись на психологии, философии и политической теории, и австрийская экономическая теория вошла в период продолжительного упадка. В этот период два молодых человека, работавших вместе с Мизесом в Нью-йоркском университете, опубликовали важные работы в австрийской традиции: Мюррей Ротбард опубликовал в 1962 году Man, Economy and State, а Израиль Кирцнер в 1973 году -- Competition and Enterpreneurship. Но большей частью австрийская традиция пребывала в забвении. В 1974 году случилось нечто поразительное: Хайек получил Нобелевскую премию по экономике. Благодаря престижу этой премии интерес к австрийской школе возродился; в силу совпадения, в том же году ряд изолированных ученых, продолжавших работать в традициях австрийской школы, собрались на достопамятную конференцию в Южном Роялтоне, Вермонт.[Материалы конференции были опубликованы: The Foundations of Modern Austrian Economics, ed. Edwin Dolan (Kansas City: Sheed & Ward,1976). Двумя годами позже появился следующий том: New Directions in Austrian Economics, ed. Louis M. Spadaro (Kansas City: Sheed Andrews & Mcmeel, 1978).] Отсюда началось "австрийское возрождение" с всевозрастающим потоком книг, журналов и даже университетских программ, специализирующихся на традиции Менгера. Остальные экономисты также начали постепенно обращать внимание на австрийскую экономическую школу. Современная австрийская школа начинает оказывать влияние в таких областях, как теория банковского дела, реклама и ее взаимосвязь со структурой рынка, новое истолкование дебатов об экономических вычислениях при социализме [например: Lawrence H. White, Free Banking in Britain: Theory, Experience, and Debate, 1800--1845 (Cambridge: Cambridge University Press, 1984); George A. Selgin, The Theory of Free Banking: Money Supply Under Competitive Note Issue (Totowa, N. J.: Rowman & Littlefield, 1988); Robert B. Ekelund, Jr., and David S. Saurman, Advertising and the Market Process (San Francisco: Pacific Institute for Public Policy Research, 1988); Don Lavoie, Rivalry and Central Planning: The Socialist Calculation Debate Reconsidered (Cambridge: Cambridge University Press, 1985)]; более того, появившаяся примерно в последние 15 лет об экономической теории систем, работающих в условиях неполноты информации, и о теории стимулов может рассматриваться как результат работ Хайека о распыленном знании и ценах как информационных сигналах -- хотя об этом долге признательности часто забывают. [См., например, отрывки из словаря New Palgrave, опубликованные под названием Allocation, Information and Markets (London: Macmillan, 1989). Примечательно, что в расширяющихся макроэкономических публикациях о "срывах координации", начало которым положили теоретики Питер Дайамонд и Мартин Вейтцман нет ссылок на Хайека, хотя он в своих работах явно обсуждает проблему координации (см. Gerald O'Driscoll, Economics as a coordination problem: The Contributions of Friedrich A. Hayek (Kansas City: Sheed Andrews & Mcmeel, 1977). Обзор этой литературы см. у Russell Cooper and Andrew John, "Coordinating Coordination Failures in Keynesian Models", Quarterly Journal of Economics, vol. 103, August 1989, pp. 441--463.] Для интереса современных экономистов к Хайеку есть и другая причина. Сегодня анализ рынка как механизма, порождающего благосостояние, идет в форме дискуссии между двумя сторонами: защитниками свободных рынков являются экономисты "новой классической школы", исходящие из предположений о сверхрациональном поведении участников рынка, вооруженных "рациональными ожиданиями" и о мгновенном клиринге рынков; и скептиками, которых относят к той или иной разновидности "кейнсианства", которые рассматривают ожидания как более проблематичные и считают, что ценовое приспособление происходит медленно. В полную противоположность этому Хайек основывает защиту рынков не на рациональности людей, но на их неосведомленности! "Все аргументы пользу свободы, или большая часть таких аргументов, покоится на факте нашей неосведомленности, а не на факте нашего знания" [из замечаний Хайека на конференции, организованной Конгрессом за свободы культуры, опубликованных как Science and Freedom (London: Martin Secker & Warburg, 1955), p. 53]. В понимании Хайека рыночные агенты следуют установленным правилам, отвечают на ценовые сигналы в рамках системы, возникшей в результате эволюции -- в рамках спонтанно возникшего, а не сознательно выбранного порядка; при этом их действия приносят системе в целом непредусмотренные выгоды, которые невозможно было разумно предвидеть. Для современного экономиста, для которого эволюция и спонтанность почти совсем не важны, это звучит странно. [Истолкование экономического поведения как "рутинного" или механического, развитое Ричардом Нельсоном и Сиднеем Винтером в их Evolutionary Theory of Economic Change (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1982) имеет некоторое отношение к идее Хайека о следовании правилам. Так же верно и то, что развиваемая современной теорией игр концепция равновесия частично отражает вышеупомянутую идею "координации планов", в смысле подискания наборов взаимно согласующихся "стратегий", а также в том отношении, что теория повторяющихся игр позволяет многое понять в эволюции поведения, ориентированного на сотрудничество. Теория игр, однако, не объясняет, как осуществляется отбор правил сотрудничества; она показывает только, что стратегии, в основе которых устойчивое сотрудничество, могут быть наилучшими для всех способами поведения. Смотри об этом Robert Axelrod, The Evolution of Cooperation (New York: Basic Books, 1984). На ту же тему публикация с элементами австрийской традиции: Bruce L. Benson, The Enterprise od Law: Justice Without the State (San Francisco: Pacific Institute for Public Policy Research, 1990).] Подход Хайека отличается от принятого у новых классических экономистов и в другом отношении: он шире, он интегрирует экономическую теорию в широкую социальную философию, в нем намечены политические, правовые и моральные аспекты социального порядка. Новые классики, напротив, чистые теоретики и не приобрели широкой поддержки. Леонард Реппинг, один из первых экономистов "рациональных ожиданий", отмечает, что "многих молодых и идеалистов привлекают концепции свободы и справедливости, а не эффективности и изобилия. Помимо своего вклада в экономическую теорию, Фридман и Хайек создали мощную систему защиты капитализма как системы, способствующей либеральной демократии и личной свободе. Это привлекло к их идеям многих людей, далеких от экономической теории. У новых классиков нет такой повестки дня". [Цитирую по рецензии Kevin D. Hoover, The New Classical Macroeconomics: A Sceptical Inquiry (New York and Oxford: Basil Blackwell, 1988) in the Journal of Economic Literature, vol. 28, March 1990, pp. 71--73, esp. p. 73.] И в самом деле, последователи австрийской традиции нередко обладают широкими интересами, и междисциплинарный характер этой традиции делает ее привлекательной. Ясно, что возрождение австрийской традиции обязано Хайеку не меньше, чем кому бы то ни было другому. Но являются ли его работы действительно "австрийской экономической теорией" -- частью отдельной, узнаваемой традиции -- или их следует рассматривать как оригинальный, глубоко личный вклад? [Хайек и другие рассматривали работы Визера как его личный вклад. Противоположную точку зрения смотри у Robert B. Ekelund, Jr., "Wieser's Social Economics: A Link to Modern Austrian Theory?", Austrian Economics Newsletter, vol. 6, Fall 1986, pp. 1--2, 4, 9--11.] Некоторые наблюдатели обвиняют, что поздние работы Хайека, особенно когда он начал отходить от чисто технических аспектов экономической теории, показывают большее влияние его друга сэра Карла Поппера, чем Менгера или Мизеса; один критик даже говорит о "Хайеке 1" и "Хайеке 11", а другой пишет о "преображении Хайека". [О Хайеке 1 и Хайеке 11 см. T.W. Hutchinson, "Austrians on Philosophy and Method (since Menger)", in his The Politics and Philosophy of Economics: Marxians, Keynesians, and Austrians (New York and London: New York University Press, 1984), pp. 203--232, esp. pp. 210--219; о "преображении" см. Bruce J. Caldwell, "Hayek's Transformation", History of Political Economy, vol. 20, no. 4, 1988, pp. 513--541.] Хотя до известной степени это вопрос о ярлыках, здесь есть и некоторые существенные моменты. Один таков: полезно ли вообще различать школы. Сам Хайек двойственен по этом вопросу. В первой главе этого тома, написанной в 1968 году для Международной энциклопедии социальных наук, он следующим образом характеризует собственной поколение австрийской школы: Но если по стилю своего мышления и по направленности интересов это четвертое поколение все еще отчетливо проявляет свою принадлежность к Венской традиции, этих людей уже нельзя рассматривать как отдельную школу, в смысле принадлежности к определенной доктрине. Величайшим успехом школы является ситуация, когда она перестает существовать, потому что основные ее идеалы становятся частью общего господствующего учения. На долю Венской школы выпал как раз такой успех. [Существенно, что те неоклассические теоретики, которые видят смысл австрийских работах, также склонны утверждать, что они говорят то же, что и все остальные, но другим языком (имея в виду, что австрийцы обычно избегают использовать математизированный язык). Сам Мизес в следующем примечательном высказывании однажды заявил почти то же самое: "Обычно мы говорим об австрийской и англо-американских школах (следующих Вильяму Стенли Джевонсу) и Лозанской школе (следующей Леону Вальрасу) ... но фактически эти три школы различаются только способом выражения одних и тех же фундаментальных идей и их разделяют в большей степени терминология и способ изложения, чем существо доктрин". Mises, Epistemological Problems of Economics (New York and London: New York University Press, 1981), p. 214. (Впервые опубликовано в 1933 году.) Позднее Мизес отказался от такого понимания, так же как недавние исследователи ?"маржиналистской революции "Менгера--Джевонса--Вальраса"?. См. в этом томе главы 1 и 2.] Но похоже, что к середине 80-х годов он изменил мнение, и в своих текстах вполне определенно утверждал существование австрийской школы, работал, главным образом, в оппозиции к кейнсианской макроэкономике, которая сохраняется поныне [см. Приложение к главе 1]. Современные члены австрийской школы также не едины в этом вопросе: некоторые отчетливо сознают свою принадлежность к традиции, которую воспринимают как символ чести, а другие избегают каких-либо классификаций, придерживаясь фразы, что "нет никакой австрийской экономической теории", есть только плохая и хорошая теория. Трудно сказать, в какой степени это вопрос глубоких убеждений, а в какой просто способ убедить остальных, что нужно относиться серьезно к австрийской традиции. Особый интерес, однако, представляет характер отношений между Хайеком и Мизесом. Бесспорно, ни один экономист не оказал большего влияния на мышление Хайека, чем Мизес -- даже Визер, у которого Хайек обучался в университете, но который умер в 1927 году, когда Хайек был еще очень молод; и собственные слова Хайека делают это вполне ясным (глава 4). К тому же, Мизес явно выделял Хайека как самого яркого в своем поколении: Маргит фон Мизес вспоминает о семинаре ее мужа в Нью-Йорке, что "Лю встречал каждого нового студента с надеждой, что из него получится второй Хайек" [Margit von Mises, My Years with Ludwig von Mises, second enlarged edition (Cedar Falls, Iowa: Center for Futures Education, 1984), p. 133]. Однако, как напоминает Хайек, он с самого начала не был вполне последователем: "Хотя я получил от Мизеса решающий стимул в критический момент моего интеллектуального развития, а также постоянную поддержку в течении десятилетия, возможно, что я сумел так много получить от него как раз потому, что не был его студентом в университете, не был тем невинным юношей, который бы принимал его слова как откровение, но пришел к нему уже подготовленным экономистом, получившим подготовку в параллельной ветви австрийской экономической теории (в школе Визера), откуда я под его влиянием постепенно, но не до конца, ушел" [из лекции в колледже Хиллсдейл, Мичиган, 8 ноября 1977 года, опубликована под названием "A Coping with Ignorance", in Imprimis, vol. 7, no. 7, July 1978, pp. 1--6, and reprinted in Champions of Freedom (Hillsdale, Mich.: Hillsdale College Press, 1979)]. Есть две часто обсуждаемые области несогласия между Хайеком и Мизесом: дискуссия об экономических вычислениях при социализме и "априорная" методология Мизеса. Вопрос о социализме заключается в следующем: действительно ли социалистическое хозяйство "невозможно", как заявил Мизес в 1920 году, или оно просто менее эффективно и трудно реализуемо. Хайек теперь утверждает, что "никогда центральным утверждением Мизеса не было, как это порой ошибочно формулируют, что социализм невозможен, но что он не может обеспечить эффективного использования ресурсов". Такое истолкование само по себе спорно. Хайек здесь выступает против стандартного взгляда на экономические вычисления, как, например, у Шумпетера в книге Капитализм, социализм и демократия или у А. Бергсона в "Социалистическая экономическая теория" [Schumpeter, op.cit., pp. 172--186; Bergson, in Howard S. Ellis, ed., A Survey of Contemporary Economics, vol. 1 (Homewood, Ill.: Richard D. Irwin, 1948)]. Согласно этому взгляду, исходное утверждение Мизеса о невозможности вычислений при социализме было опровергнуто Оскаром Ланге, Аббой Лернером и Фредом Тейлором, а позднейшая модификация этого утверждения Хайеком и Роббинсом сводится к тому, что социалистическое хозяйство возможно в теории, но трудно реализуемо, потому что знание децентрализовано, а стимулы слабы. Ответ Хайека в процитированном выше тексте, что действительную позицию Мизеса поняли неверно, получил поддержку у ревизионистского историка дискуссии о возможности вычислений при социализме -- у Дон Лавоя, который утверждает, что "центральные аргументы, усовершенствованные Хайеком и Роббинсом, представляют собой не отход от позиций Мизеса, но, скорее, ее прояснение, ориентированное на позднейшие версии центрального планирования. ... Хотя комментарии Хайека и Роббинса о трудностях вычисления в позднейших версиях вызвали неверное понимание их аргументов, в главном они остались вполне в рамках первоначальной логики Мизеса" [Lavoie, op.cit., p. 21]. Израель Кирцнер сходным образом утверждает, что позиции Мизеса и Хайека следует рассматривать совместно, как раннюю попытку разработать в рамках австрийской традиции подход к рыночному процессу как к "предпринимательству-открытию". [Israel M. Kirzner, "The Socialist Calculation Debate: Lessons for Austrians", Review of Austrian Economics, vol. 2, 1988, pp. 1--18. См. также недавнюю работу Джозефа Т. Салерно, выступающего, напротив, за противоположное понимание -- что первоначально сформулированная Мизесом проблема вычислений отлична от проблемы процесса открытия, акцентируемого Лавойем и Кирцнером. Joseph T. Salerno, "Ludwig von Mises as Social Rationalist", ibid., vol. 4, 1990, pp. 26--54.] Во-вторых, существует утверждение Мизеса, что экономической теории (в отличие от истории) присущ чисто дедуктивный характер, что она является исключительно априорной наукой, не требующей эмпирического подтверждения своим выводам. Ясно, что Хайеку было нелегко принять эту позицию, и временами он доказывал, что позиция Мизеса на деле более умеренная, а порой он просто дистанцировался от своего наставника. Во вторичной литературе можно встретить обсуждение вопроса, представляла собой или нет опубликованная в 1937 году плодотворная статья Хайека "Экономическая теория и знание" решительный отход от Мизеса в пользу "фальсификационного" подхода Поппера, в соответствии с которым эмпирические свидетельства могут быть использованы для того, чтобы фальсифицировать теорию (но не для того, чтобы с помощью индукции верифицировать ее). [В пользу того, что 1937 год был и на самом деле ключевым поворотным моментом смотри Хатчинсона (op. cit., p. 215) и Колдуэлла (op. cit., p. 528); обратную точку зрения см. и John Gray, Hayek on Liberty (second edition, Oxford: Basil Blackwell, 1986), pp. 16--21, and Roger W. Garrison and Israel M. Kirzner, "Hayek, Friedrich August von", in The New Palgrave: A Dictionary of Economics (London: Macmillan, 1987), vol. 2, pp. 609--614, esp. p. 610. Сам Хайек в недавних интервью с У.У. Бартли III подтвердил первое истолкование, заявив, что статьей 1937 года он хотел убедить в первую очередь самого Мизеса. Если это так, попытка Хайека оказалась поразительно вкрадчивой: Мизес приветствовал эти аргументы, не отдавая отчета, что они направлены против него.] Эта статья утверждает, что в то время как экономический анализ индивидуального действия может быть строго априорным, изучение межличностного обмена требует эмпирических предположений о процессе обучения и о передаче знания. Сам Хайек сообщает, что начиная с 1937 года "данный автор, сначала почти не отдававший себе отчета, что он просто развивает заброшенную часть менгеровской традиции, утверждал -- оспаривая "крайний априоризм" Мизеса -что хотя и в самом деле чистая логика выбора, с помощью которой австрийская теория истолковывает индивидуальные действия, является чисто дедуктивной, но как только объяснению подпадает межличностная активность рынка, решающими оказываются процессы перемещения информации между людьми, то есть чисто эмпирические явления (Мизес никогда так и не ответил на эту критику, но уже не был готов перестраивать вполне завершенную к этому времени систему)". Также верно и то, что Хайек впервые познакомился с работами Поппера в начале 30-х годов, и что уже в 1941 году он демонстрировал отход от позиции Мизеса. [Брюс Колдуэлл описывает рецензию Хайека на magnum opus Мизеса, воспроизводимую в главе 4 этого тома, как "сокровенную", отмечая при этом вялость его похвал. "По сравнению с тем, что говорили о Действии человека другие, рецензия Хайека крайне хвалебна. Она выглядит вялой, когда мы вспоминаем об особых отношениях Хайека с Мизесом". Caldwell, op. cit., p. 529.] Влияние Поппера начинает сказываться, как только интересы Хайека сдвигаются от теории ценности к теории знания; есть предположения, что Хайековская критика центрального планирования частично связана с попперовской идеей непредсказуемых последствий теории -попытка планирования оканчивается неудачей, потому что мы не можем заранее знать все последствия знания, которым мы уже располагаем [об этом смотри W.W. Bartley III, Unfathomed Knowledge, Unmeasured Wealth (LaSalle, Ill.: Open Court, 1990)]. Следует также отметить, что позднейшее акцентирование Хайеком эволюции и спонтанного порядка не разделялось Мизесом, но у Менгера встречались элементы продвижения в этом направлении. Ключом к этому различию может быть утверждение Хайека, что "Мизес был в гораздо большей степени наследником рационалистической традиции просвещения и континентального либерализма, чем английского ... в отличие от меня" ["Coping with Ignorance", op. cit.]. У Хайека часты ссылки на два типа либерализма: континентальный либерализм или утилитаристская традиция, которая подчеркивает рациональность и способность человека изменять свое окружение, и английская традиция обычного права, которая акцентирует спонтанные силы эволюции и ограниченность разума. Как писал Хайек в 1978 году, через пять лет после смерти Мизеса: Одно из моих различий с Мизесом касается основного философского утверждения, которое меня всегда смущало. Но только сейчас я в состоянии сформулировать природу этих проблем. Мизес утверждает в этом отрывке, что либерализм "рассматривает все виды общественного сотрудничества как воплощение разумного стремления к полезности, где общественное мнение является источником всякой власти, а потому не возможны действия, способные помешать свободному принятию решений мыслящим человеком". Сегодня я полагаю, что неверна только первая часть этого утверждения. Крайний рационализм этого утверждения, которого он не мог избежать как истинное дитя своего времени, и с которым он, возможно, так и не расстался, теперь мне представляется совершенным заблуждением. Бесспорно, что рыночная экономика стала преобладающей формой не в силу разумного понимания ее выгод. Мне представляется, что основное в учении Мизеса это демонстрация того, что мы приняли свободу не потому, что осознали ее благодетельность; что мы "не изобрели и, конечно же, не были достаточно умны, чтобы изобрести тот строй жизни, который только сейчас начали слегка понимать... Человек выбрал его только в том смысле, что он научился предпочитать нечто уже существовавшее, а по мере улучшения понимания, он смог и усовершенствовать условия деятельности. Хайек опасается, что "крайний рационализм" континентального подхода ведет к тому, что он называет "ошибкой конструктивизма" -- к представлению, что никакой социальный институт не может быть благотворен, если он не является результатом сознательного проекта. Ему представляется, что именно это составляет основу социалистического понимания: поскольку рынки никем не созданы, сознательно созданная искусственная система, навязанная, как водится, сверху, сможет функционировать лучше, чем естественная и децентрализованная. [Интересно, что большая часть современной экономической теории благосостояния проникнута последовательным "конструктивизмом"; сначала они изобретают оптимальное "плановое" решение экономических проблем, а затем пытаются выяснить, смогут ли рынки оказаться столь же эффективными, как благонамеренный диктатор.] В результате современная австрийская школа вполне могла расколоться на противостоящие лагеря: "твердых мизесовцев", являющихся "социальными рационалистами" и "крайними априористами", и "хайековцами", которые подчеркивают спонтанность социального порядка и ограничения рациональности. (Существует также и третья группа "радикальных субъективистов", которые следуют за Д.Л.С. Шаклем и Людвигом Лахманном, и отрицают возможность какого бы то ни было экономического порядка.) Различия между группами сохраняются, и природа взаимоотношений между Мизесом и Хайеком так до конца и не понята. Остается добавить, что в будущем посмотрим, как все это повлияет в будущем на жизнеспособность школы 1871 год, когда Менгер опубликовал свою Grundsatze и была рождена австрийская школа, примечателен и другим: в этом году Бисмарк создал германский рейх. Хайека глубоко интересовала судьба Германии после второй мировой войны; он был убежден, что перспективы возрождения либерализма в международном масштабе решающим образом зависят от восстановления интеллектуальной жизни в Германии. Расположенные во II части тома эссе посвящены как раз этим вопросам. Хайек был убежден в необходимости международной научной организации либералов, и ради этого в 1947 году он организовал конференцию, которая заложила основы общества Монт Перелин. Частично его озабоченность объясняется той ролью, которую играли экономисты во время войны. Впервые в истории, профессиональные экономисты в целом вошли в состав правительственных планирующих организаций: контролировать цены, как это делало в Соединенных Штатах Управление по ценам, возглавлявшееся Леоном Хендерсоном, а потом -Джоном Кеннетом Гелбрейтом; либо -- изучать военные поставки (позднее стало известно как "исследование операций"), чем занималась группа статистических исследований Колумбийского университета; либо -- оказывать всевозможные консультационные услуги. Все это было совершенно беспрецедентно и очень встревожило либералов. (Хайек хотя и получил Британское гражданство, не был, как австриец по рождению, допущен к соответствующим работам). Интеллектуальный климат этого периода легко представить по реакции экономистов на решение министра Людвига Эрхарда освободить цены и заработную плату в только что созданной Западной Германии. Гелбрейт в 1948 году уверял коллег, что "нет ни малейшей возможности обеспечить восстановление Германии с помощью полной отмены контроля и регулирования". Уолтер Геллер, позднее ставший председателем Совета экономических экспертов при Джоне Ф. Кеннеди, двумя годами позже добавил, что "позитивное использование поддерживаемых мною мер фискальной и денежной политики не гармонируют, строго говоря, с ортодоксальной политикой свободных рынков, которую выбрала нынешняя администрация Федеративной Германской республики". [John Kenneth Galbraith, "The German Economy", in Seymour E. Harris, ed., Foreign Economic Policy for the United States (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1948); Walter Heller, "The Role of Fiscal-Monetary Policy in German Economic Recovery", American Economic Review, vol. 40, May 1950, pp. 531--547. Эти и ряд сходных фактов можно найти у T.W. Hutchinson, "Walter Eucken and the German Social Market Economy", in his The Politics and Philosophy of Economics, op. cit., pp. 155--175.] Хайек приводит воспоминания самого Эрхарда: ?Он сам с ликованием рассказывал мне, как в то самое воскресенье, когда должен был быть опубликован знаменитый декрет об освобождении цен и введении новой немецкой марки, командующий американскими войсками в Германии генерал Клэй позвонил ему по телефону и сказал: "Профессор Эрхард, мои советники утверждают, что вы делаете грандиозную ошибку", -- на что, по его собственным словам, Эрхард ответил: "Мои говорят точно то же самое".? [Нынешний интеллектуальный климат совсем не таков. См. Amity Shales, "Germany needs Another Erhard", The Wall Street Journal, April 13, 1991, p. A18.] Для противодействия всему этому Хайек собрал на первую встречу в Монт Перелин замечательную группу либералов, большей частью людей, работавших в изоляции. Группа включала международно известных ученых в области экономической теории, политологии, философии (четверо из экономистов, участвовавших в этой первой встрече, позднее были удостоены Нобелевской премии); двое из участников -Вальтер Эйкен и Вильгельм Р°пке -- были одними из главных архитекторов послевоенного немецкого экономического чуда. Задачей Хайека было создать условия для процветания либеральных тенденций в науке в надежде на то, что это привлечет общественное мнение. "Ведь распространенная иллюзия, что свобода может быть предоставлена сверху, представляет собой действительную проблему, -- замечает он, -- Необходимо понимание, что должны быть созданы условия, которые бы позволяли людям творить собственную судьбу." Влияние Хайека оказалось глубоким и длительным: созданное им общество по-прежнему существует, а кроме этого были основаны и другие организации со схожими целями, особенно после начала возрождения австрийской школы. К этим организациям принадлежат институт экономических дел в Лондоне; институт исследований человека в университете Джорджа Мейсона, Фэрфакс, Виргиния; институт Катона в Вашингтоне, округ Колумбия; институт Людвига фон Мизеса в университет Аубурна, Алабама. Все эти группы внесли решающий вклад в возрождение либеральной мысли в Соединенных Штатах и в Европе. Нам не нужно другого доказательства либерального возрождения, чем включения бывшей Восточной Германии в 1989 году в состав Западной Германии; для Восточной Германии это было "новым открытием свободы", то, возникновению чего за 40 лет до этого в Западной Германии помог Хайек. И хотя было бы дерзостью называть Хайека пророком, главы 8, 10 и 11 содержат немало высказываний о природе немцев и германского народа, которые верны и поныне. Как-то Хайек с одобрением процитировал знаменитый пассаж из Общей теории Кейнса о влиянии абстрактных идей на реальный ходе дел. "И верные и ошибочные идеи экономистов и политических философов гораздо могущественнее, чем принято думать. На деле мир подчиняется почти исключительно им." [John Maynard Keynes, The General Theory of Employment, Interest and Money (London: Macmillan, 1936), p. 383.] Собранные в этом томе тексты Хайека немало делают для подтверждения этой истины. Питер Д. Клейн

Глава первая. Австрийская школа теоритической экономики

Опубликовано как "Economic Thought: The Austrian School" в International Encyclopedia of the Social Sciences (London: Macmillan; New York: The Free Press, 1968), vol. 4, pp. 458--462. Несколько иная версия статьи была опубликована в 1965 году как "Weiner Schule" in Handworterbuch der Sozialwissenschaften, vol. 12 (Stuttgart: Gustav Fisher; Tubingen: J.C.B. Mohr (Paul Siebeck); Gottingen: Vandenhoeck &Ruprecht, 1965). В версии, опубликованной здесь, восстановлены несколько параграфов и фраз, опущенных при последующих публикациях. Примерно в 1982 году Хайек начал писать статью об австрийской школе для The New Palgrave: A Dictionary of Economics, ed. John Eatwell, Murray Milgate and Peter Newman (London: Macmillan, 1987), но эта статья так и не была закончена. Набросок статьи был использован проф. Израилем М.Кирцнером из Нью-Йоркского университета как источник для собственного эссе, которое появилось в свет под заглавием "Austrian School of Economics" в New Palgrave, vol. 1, pp. 145--150. Черновик статьи Хайека для нового словаря большей частью повторяет материалы глав, расположенных в части I этого тома, но один раздел, в котором описывается период, прошедший после написания этой главы, включен здесь как Приложение. Также несколько параграфов и фраз из наброска для New Palgrave, содержащие новую информацию или точку зрения, добавлены как примечания к тексту этой главы и главы 4. -- амер. изд. ------------------------------------------------------------------------------

Теория ценностей до 1871 года "Маржиналистская революция" 1870-х годов по общему признанию является важным шагом в развитии экономической теории. Тем, кто начал учебу прямо с достигнутых ею результатов, трудно понять, почему столь очевидные и простые идеи, на которые и прежде натыкались многие мыслители, смогли оказать столь глубокое воздействие, когда В.С. Джевонс, Карл Менгер и Леон Вальрас независимо друг от друга и почти одновременно [Менгер и Джевонс в 1871 году, а Вальрас в 1874 году. Вильям Стенли Джевонс (1835--1882), профессор логики и философии в Оуэнс колледже, в Манчестере, автор The Theory of Political Economy (London and New York: Macmillan, 1871). Леон Вальрас (1834--1910) профессор в Академии (позднее университет) в Лозанне, Швейцария, в 1870--1892 годах, создатель современной общей теории равновесия. Последние исследования по истории маржиналистской революции склонны подчеркивать не сходство, но различие в подходах Менгера, Джевонса и Вальраса. В особенности это выражено у Erich Streissler, "To What Extent Was the Austrian School Marginalist?", History of Political Economy, vol. 4, Fall 1972, pp. 426--441, and William Jaffe, "Menger, Jevons and Walras De-homogenized", Economic inquiry, vol. 14, December 1976, pp. 511--524. -- амер. изд.] заново открыли их, и еще сложнее понять, как основанная Менгером традиция смогла столь глубоко повлиять на экономическую теорию на протяжении жизни всего двух поколений. Чтобы объяснить это, нужно установить различие, которое обычно выражают -- и неадекватно -как различие между "объективной" и "субъективной" теориями ценности. Поскольку очевидно, что ценность есть свойство некоторых вещей или услуг, казалось естественным искать источник ее в некотором свойстве или свойствах определенного объекта. В физических науках такой подход оказался вполне успешным, а поэтому казалось также разумным предположение, что объекты одинаковой ценности должны иметь и другие общие "внутренние" свойства. Конечно, зачастую было ясно, что решающим фактором может быть нечто, коренящееся не в объекте самом по себе, но в отношении человека к этому объекту. Со времен средневековых схоластов (и даже со времен Аристотеля) опять и опять отмечали, что объект, чтобы обладать ценностью, должен быть полезным и редким. [О вкладе поздних схоластиков, особенно ученых XVI и XVII веков, принадлежавших к школе Саламанки, Испания, и их места как предшественников австрийской школы, см. отличное исследование, опубликованное под неудачным заглавием Cristians for Freedom: Late-Scholastic Economics (Alejandro Chafuen, San Francisco: Ignatius Press, 1986). Также см. Raymond de Roover, Business, Banking and Economic Thought in Late Medieval and Early Modern Europe (Chicago: University of Chicago Press, 1974). -- амер. изд.] Но эту идею редко разрабатывали систематически (хотя надо сделать исключение для величайшего из предшественников современной теории Фердинандо Галиани в его Della moneta 1750 года [Ferdinando Galiani, Della moneta (Naples: G. Raimondi, 1750); переведено Peter R. Toscano как On Money (Ann Arbor, Mich.: Published for the Department of Economics, University of Chicago, by University Microfilms International, 1977). -- амер. изд.]), и никогда не доводили рассуждение до осознания того, что имеет значение не просто отношение человека к какой-то вещи или классу вещей, но положение этой вещи в целостной структуре средств-целей -- в целостной схеме, с помощью которой люди определяют, как распределять доступные им ресурсы между различными целями. То истолкование ценности, которое сделало работы Менгера и его учеников столь непосредственно действенными, возникло в результате терпеливого анализа природы экономического выбора при всех возможных видах взаимоотношений между различными средствами и различными целями. Хотя Джевонс и Вальрас предложили для решения старых парадоксов ценностных отношений не менее верные решения, для большинства современных им экономистов эти решения оказались недоступными из-за математизированного способа изложения. Более того, эти авторы сами воспринимали решение парадокса полезности как простой предварительный шаг, который нужно быстро оставить позади, чтобы перейти к главному, к объяснению того, как выявляется ценность в отношениях обмена. Австрийцы, напротив, сделали своей центральной темой полный анализ условий оценки, вне зависимости от возможности обмена, так что позднее им пришлось защищаться от обвинений, что для них предельная полезность являлась непосредственным объяснением цены. Конечно же, объясняющая это субъективная ценность есть только первый шаг ко второй стадии, к теории цен. На континенте подход через полезность -- cum -- редкость является значимой традицией со времен Галиани, и существенные результаты были получены в таких работах как E.B. de Condillac, Le commerce et le gouvernement, 1776 [Etienne Bonnot de Condillac, Le commerce et le gouvernement, ouvrage elementaire, par l'abbe de Condillac (Amsterdam: n.p., 1776)], Louis Say, Considerations sur l'industrie, 1822 [Louis August Say, Considerations sur l'industrie et la legislation (Paris: J.P. Aillaud, 1822) Луис Август Сей (1774--1840), брат Жан-Батиста Сея, торговал сахаром. -- амер. изд.], Auguste Walras, De la nature de la richesse, 1831 [Auguste Walras, De la nature de la richesse (Paris: Furne, 1832) Антуан Август Вальрас (1801--1866), отец Леона Вальраса, был профессором философии в Королевском колледже Лилля и Каены. -- амер. изд.], Jules Dupuit, De la mesure de l'utilite des travaux publics, 1844 [Jules Dupuit, De la mesure de l'utilite des travaux publics (Paris: Imprimerie de Poupart-Davyl, 1844) Переведено и опубликовано в сборнике Kenneth Arrow and Tibor Scitovsky, eds, Readings in Welfare Economics (Homewood, Ill.: R.D. Irwin, for the American Economic Association, 1969). О Дюпюи (1804--1866) см. главу 6 в The Trend of Economic Thinking, in vol. 3 Collected Works of F.A. Hayek. -- амер. изд.], и, наконец, в замечательной, но в свое время совершенно не замеченной работе H.H. Gossen, Entwicklung der Gesetze des menschlichen Verkehrs, 1854 [Hermann Heinrich Gossen, Entwicklung der Gesetze des menschlichen Verkehrs, новое издание (Berlin: R.L.Praeger,1889) Переведено Rudolph C. Blitz как The Laws of Human Relations and the Rules of Human Action Derived Therefrom, со вводной статьей Nicholas Georgescu-Roegen (Cambridge, Mass.: MIT Press, 1983). Хайек рассматривает работу Госсена в главе 15 The Trend of Economic Thinking, op. cit. В неоконченном эссе для словаря New Palgrave, Хайек дополняет этот список именами F.B.W. Hermann, Staatswirtschaftliche Untersuchungen (Munich: A. Weber, 1832) и Hans von Mangoldt, Grundris der Volkswirtschaftlehre (Stuttgart: J. Maier, 1863), добавляя, что "в Германии, так же как и во Франции, рикардианская трудовая теория ценности никогда не господствовала столь полно", как в Британии. -- амер. изд.]. С другой стороны, в Англии гораздо более развитая система классической политической экономии оказалась соединенной с "объективной" теорией ценности, и традиция анализа с точки зрения полезности сохранилась только в форме подавленного протеста, который нашел выражение в 1834 году в опубликованной W.F. LLoyd, The Notion of Value [William Forster LLoyd, A Lecture on the Notion of Value (London: Roake and Varty; Oxford: J.H. Parker, 1834)]. Но все совершенно завязло, когда в 1848 году Д.С. Милль в своих Principles of Political Economy не только воспроизвел классический подход, но и спокойно объявил: "К счастью, в законах ценности не осталось ничего неясного, что нуждалось бы в прояснении; теория субъекта завершена" [John Stuart Mill, Principles of Political Economy, with Some of Their Applications to Social Philosophy (Boston: Little & Brown, 1848), book 3, chapter 1, section 1]. Менгер и основание школы

В то время как Джевонс (опередивший Менгера со своим предварительным наброском теории ценности, основанной на "конечной полезности", на 9 лет [имеется в виду работа Джевонса "Brief Account of a General Mathematical Theory of Political Economy", которая была зачитана перед Британской Ассоциацией, секция F, в Кембридже, в октябре 1862 года, опубликована в Journal of the Statistical Society of London, vol. 29, 1866, pp. 282--287, и повторно издана как Приложение к последующему изданию Theory of Political Economy -- амер. изд.]) создавал свою концепцию в прямой оппозиции к господствующей доктрине, и Менгер и Вальрас имели возможность созидать свое учение, опираясь на богатую литературную традицию, благоприятную для подхода с позиций полезности. Но в Вене, где работал Менгер, не существовало большого интереса к экономической теории. В то время в Венском университете экономику преподавали немцы, ориентированные главным образом на социологию. [Но в незавершенной статье для New Palgrave Хайек цитирует неопубликованную диссертацию, защищенную в Оксфорде в 1982 году Klaus H. Hennings, из которой следует, что может быть именно один из немецких профессоров Albert E.F. Schaffle (1831--1903) подтолкнул Бем-Баверка и Визера, в их бытность студентами, к изучению идей Менгера. -- амер. изд.] Таким образом, быстрое развитие отдельной австрийской школы было результатом исключительно усилий Менгера -- хотя это и совпало с ростом научного уровня Венского университета в ряде других областей, что превратило его на следующие 50 или 60 лет во влиятельный интеллектуальный центр. [В своем наброске для New Palgrave Хайек пишет: ?Поскольку поразительное число "Венских" или "Австрийских" школ получили международную известность в начале этого века, следует указать, что в общем-то эти школы имели мало общего, а в некоторых случаях их развитие сопровождалось острыми взаимными конфликтами. Именно такими были взаимоотношения между австрийской экономической школой и школами логического и правового позитивизма. Экономическая и психоаналитическая школы никак не соприкасались, а австрийские экономисты и австромарксисты, естественно, постоянно враждовали.? -- амер. изд.]

Карл Менгер был чиновником канцелярии премьер-министра в Вене, когда в возрасте 31 года он опубликовал свою первую и основную работу Principles of Economics. [Carl Menger, Grundsatze der Volkvirtschaftlehre, op. cit. На титульном листе был подзаголовок "Erster, Allgemeiner Teil" ("Первая часть. Введение"). Книга вскоре была распродана и стала труднодоступной.] Это была первая часть задуманного трактата, который так никогда и не появился. В работе рассматривались общие условия, создающие экономическую деятельность, ценность, обмен, цены и деньги. Работа оказалась столь влиятельной потому, что предложенное в ней объяснение ценности возникало в результате анализа условий, определяющих распределение редких благ среди конкурирующих пользователей, а также того, как различные блага конкурируют или соединяются ради удовлетворения различных нужд -- короче говоря, из объяснения того, что я выше обозначил как "структура средств-целей". Это тот самый анализ, который и должен предшествовать теории ценностей. Фридриху фон Визеру довелось систематически развить этот подход в vorwerttheoretische части экономической теории, что и сделало австрийский вариант анализа с позиций предельной полезности столь хорошей базой дальнейшего развития. Из этого анализа развилась большая часть того, что сегодня известно как логика выбора, или "экономических вычислений" ("economic calculus").

Изложение Менгера характеризуется, вообще-то, скорее обилием кропотливых деталей и неутомимым стремлением к подчеркиванию существенных моментов, чем элегантностью или использованием графики для иллюстрации выводов. Изложение хотя неизменно ясное, но утомительное, и сомнительно, смогло бы это учение когда-либо привлечь широкое внимание именно в таком изложении. Однако ему повезло в том, что он нашел жадных и одареных читателей в лице двух молодых людей, которые окончили Венский университет незадолго до того, как Менгер стал профессором. Они решили посвятить свою жизнь совершенствованию этого учения. Идеи Менгера получили развитие и распространение большей частью благодаря трудам Евгения фон Бем-Баверка и Фридриха фон Визера, двух однокашников, породнившихся впоследствии. [Менгер стал auserordentlicher Professor в Венском университете в 1873 году и Ordinarius в 1879 году. Бем-Баверк и Визер, бывшие примерно на 11 лет моложе его, начали с ним работать в Вене в начале 1880-х годов. Бем-Баверк занимал кафедру профессора в Иннсбруке и трижды занимал пост министра финансов прежде чем он принял пост профессора в Вене, где вел свой знаменитый семинар по экономической теории. Наиболее известны следующие работы: Kapital und Kapitalzins (1884--1912), переведенный George D. Huncke and Hans F. Sennholz как Capital and Interest, 3 vols (South Holland, Ill.: Libertarian Press, 1959), и "Zum Abschlus des Marxschen Systems" в Staatswissenschaftliche Arbeiten, Festgaben fur Karl Knies (Berlin: Haering, 1896), переведенная как Karl Marx and the Close of His System (London: Fisher Unwin, 1898), и повторно издана в сборнике Paul Sweezy, ed., Karl Marx and the Close of His System and Bohm-Bawerk's Criticism of Marx (New York: Augustus M. Kelley, 1949). О Визере (1851--1926), который унаследовал кресло Менгера после выхода того на пенсию в 1903 году, см. главу 3 этого тома. -- амер. изд.] Постепенно, уже в 1880-х годах, после появления их основных работ, к ним присоединились другие преподаватели и экономисты. Особенного внимания заслуживают Emil Sax (1845--1927), Robert Zuckerhandl (1856--1926), Johann von Komorzynski (1843--1912), Viktor Mataja (1857--1933) и Robert Meyer (1855--1914). Немного позже к ним примкнули Hermann von Schullern zu Schrattenhofen (1861-1931) и Richard Schuller (1871-1972).

В 1889 году, в котором сконцентрировалось громадное количество важнейших публикаций этой группы, появился также важный теоретический трактат, написанный двумя венскими бизнесменами, Рудольфом Ауспитцем и Ричардом Либеном Untersuchungen uber die Theorie des Preises [Rudolf Auspitz and Richard Lieben, Untersuchungen uber die Theorie des Preises (Leipzig: Duncker & Humblot, 1889)]. Но в список работ австрийской школы эту можно включить только условно. Она наметила движение по параллельной, но совершенно независимой линии, и результатом чрезмерной математизированности изложения стало то, что значимость текста, чрезмерно трудного для восприятия современных экономистов, была оценена много позже.

Для распространения учения школы очень важным оказалось то, что другой венский профессор Евгений фон Филиппович фон Филиппсберг (1858--1917), который сам не был деятельным теоретиком, включил изложение доктрины предельной полезности в очено популярный учебник Grundris der politischen Okonomie. [Eugen von Philippovich von Philippsberg, Grundris der politischen Okonomie (Freiburg: J.C.B. Mohr, 1893). Филиппсберг был ordinarius в Венском университете с 1893 по 1917 год. См. статью Хайека о Филиппсберге в International Encyclopedia of the Social Sciences, op. cit., vol. 11, p. 116. -- амер. изд.] Более двадцати лет после публикации этот учебник оставался самым популярным в Германии, и был чуть ли не единственным средством познакомиться с доктриной предельной полезности. [В Германии в XIX веке учебники были особенно важны, потому что университетские профессора предпочитали публиковать свои идеи именно так, а не в форме монографий, что было обычной практикой в Британии. См. Erich Streissler, "The Influence of German Economics on the Work of Menger and Marshall", в Carl Menger and his Legasy in Economics, op. cit., pp. 31--68, esp. p. 32. -- амер. изд.] В других странах, особенно в Англии, в Соединенных Штатах, в Италии, Нидерландах и в Скандинавских странах основные экономические публикации австрийской школы сделались известными раньше, частично с помощью переводов на английский язык. [В наброске для New Palgrave Хайек перечисляет имена тех, кто многим обязан влиянию австрийской теории ценности: James Bonar и William Smart в Англии; Irving Fisher, Frank A. Fetter, T.N. Carver и Herbert J. Davenport в США, Maffeo Pantaleoni в Италии; Charles Rist во Франции; N.G. Pierson в Голландии; Knut Wiksell в Швеции. -- амер. изд.] Может быть важнейшим среди иностранных сторонников был современник Бем-Баверка и Визера швед Кнут Виксель. Хотя сам он многое заимствовал у Вальраса, Виксель смог написать в 1921 году, что "со времен Principles Рикардо не было другой книги -- не исключая блистательного, но отчасти нестрогого сочинения Джевонса и чрезмерно трудной, к сожалению, работы Вальраса -- которая бы оказала столь же большое влияние на развитие экономической теории, как Grundsatze Менгера". [Wicksell (1851--1926) известен как пионер в развитии теории капитала и процента, а также в разработке денежной теории делового цикла. Считают, что он ввел столь важное для австрийского учения о колебании предпринимательской активности различение между "естественными" и "банковскими" ставками процента. В данном случае цитируется эссе Викселля "Carl Menger" в Ekonomisk Tidskrift, 1921, pp. 113--124, в Selected Papers on Economic Theory, ed. Erik Lindahl (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1958), p. 191. -- амер. изд.]

Вклад Б°м-Баверка и Визера

Для теоретического развития идей Менгера важнейшими событиями были истолкование Визером издержек как пожертвованной полезности (или, как ее позднее обозначили, концепция "альтернативных издержек") и теория определения ценности факторов производства через "вменение" (Zurechnung). (Последний термин, так же как и термин Grenznutzen -- "предельная полезность" -- был введен Визером). Вклад Бем-Баверка в собственно теорию ценности заключается, главным образом, в живости изложения и большой одаренности полемиста. Важнейшим из его оригинальных изобретений была теория капитала и процента, которая была принята далеко не всеми членами школы. [Говорят, что Менгер называл теорию капитала Бем-Баверка "величайшей ошибкой" (цитируется у Шумпетера в History of Economic Analysis (New York: Oxford University Press, 1954), p. 847, note 8). О несогласии Менгера с Бем-Баверком см. A.M. Endres, ?The Origins of Bohm-Bawerk's "Gratest Error": Theoretical Points of Separation from Menger?, Journal of Institutional and Theoretical Economics, vol. 143, 1987, pp. 291--309, и Roger W. Garrison, "Austrian Capital Theory: The Early Controversies", в Carl Menger and his Legasy in Economics, op. cit., pp. 133--154. -- амер. изд.] В целом можно сказать, что в рамках школы так никогда и не возникло строго ортодоксальной теории, но каждый по своему развивал идеи Менгера. Это в особенности относится к Бем-Баверку и Визеру, которые представляли во многом различные типы интеллектуальности [о двух типах интеллектуальности см. эссе Хайека "Two Types of Mind", chapter 3 of The Trend of Economic Thinking, vol. 3 of The Collected Works of F.A. Hayek -- амер. изд.], и положили начало двум ясно различимым традициям. Бем-Баверка отличали логическая последовательность мышления, мастерство полемиста и, одновременно, большой практический опыт (он трижды был австрийским министром финансов). Ему доставало способности соотнести свою работу со всей совокупностью экономической традиции, и он всегда был готов учитывать взгляды других. Поэтому во многих отношениях он оставался ближе к учению Менгера, чем Визер, который после первоначального периода ученичества развивался во многом самостоятельно. В результате его работы очень индивидуальны, и хотя в некоторых случаях (как, например, в анализе значения различных типов монополии) он наметил последующее развитие, в других, как в случае с его идеей о возможности вычислять и сравнивать межличностные индексы полезности, его идеи были позднее отброшены. Его работа Social Economics [Friedrich von Wieser, Theorie der gesellschaftliche Wirtschaft, in Grundris der Sozialokonimik (Tubingen: J.C.B. Mohr (Paul Siebeck), 1914), перевод A. Ford Hinrichs: Social Economics (New York: Greenberg, 1927)], которая является единственным полным и систематическим изложением ранних идей школы Менгера, не может, в силу этого, рассматриваться как каноническая, хотя и представляет несомненный личный вклад Визера.

Споры с исторической школой

Карл Менгер был очень толковым учителем, и через своих многочисленных учеников, а также благодаря собственному участию в дискуссиях по поводу экономической и финансовой политики он оказывал существенное воздействие на общественную жизнь Австрии. Если его вклад в развитие чистой теории после публикации первой работы оказался незначительным, то главным образом из-за погруженности в Methodenstreit, в спор о методологии с лидером молодой немецкой исторической школы Густавом Шмоллером. [Gustav von Schmoller (1838--1917) профессор университетов в Галле, Страсбурге и Берлине, лидер молодой немецкой исторической школы или Kathedersozialisten (кафедральные социалисты). О Methodenstreit см. Людвиг фон Мизес, The Historical Setting of the Austrian School of Economics (Auburn, Ala.: Ludwig von Mises Institute, 1984), и Samuel Bostaph, "The Methodological Debate Between Carl Menger and the German Historicists", Atlantic Economic Journal, vol. 6, September 1978, pp. 3--16. -- амер. изд.] Книга Менгера прошла в Германии малозамеченной главным образом потому, что господствовавшая историческая школа почти устранила экономическую теорию из учебных программ университетов Германии. Это делает понятным, почему для Менгера было столь важным доказать необходимость теоретических исследований. На это и была нацелена его работа Problems of Economics and Sociology [Karl Menger, Untersuchungen uber die Method der Sozialwissenschaften und der politischen Oekonomie insbesondere, op. cit. теперь переводится как Investigations into the Method of the Social Sciences, with Special Reference to Economics-- амер. изд.], которая в некоторых отношениях стала столь же важной для развития австрийской школы, как и его ранняя Grundsatze, хотя даже собственная школа не принимала целиком его методологические взгляды. Но систематическая разработка того, что Шумпетер позднее назвал "методологическим индивидуализмом" [Joseph A. Schumpeter, Das Wesen und der Hauptinhalt theoretischen Nationalokonomie (Leipzig: Duncker & Humblot, 1908) Отрывок из этой работы был опубликован на английском как памфлет под названием Methodological Individualism (Brussels: Institutum Europaeum, 1980). Предисловие Хайека к этому памфлету воспроизводится в данном томе, глава 5. Методологический индивидуализм, превратившийся в догмат современной неоклассической экономической теории и австрийской школы, представляет собой просто напросто убеждение, что все общественно-научные объяснения должны основываться на планах и решениях отдельного человека. "Методологический индивидуализм представляет собой подход, который позволяет рассматривать как объяснение любых социальных явлений только решения отдельного человека ... Он не допускает объяснений, в которых источниками принимаемых решений оказываются институты, погода или даже историческая судьба." Lawrence A. Boland, The Foundations of Economic Method (London: Heinemann, 1973), pp. 185--212, и Ludwig von Mises, Human Action: A Treatise on Economics (third revised edition, Chicago: Henry Regnery, 1966), pp. 41--43. -- амер. изд.], и анализ эволюции общественных институтов (с возрождением идей Бернарда Мандевилля [см. эссе Хайека "Dr. Bernard Mandeville", chapter 6 of The Trend of Economic Thinking, op. cit. -- амер. изд.] и Дэвида Юма) оказали глубокое воздействие на всех членов школы, а позднее и на гораздо более широкие круги. По сравнению с этим стычки с Шмоллером оказались существенно менее важными, хотя в то время они порождали страстный обмен мнениями, в котором участвовали ученики с обеих сторон. Этот спор породил такой раскол между двумя группами, что университеты Германии оказались заполоненными почти исключительно членами исторической школы, а университеты Австрии -- членами школы Менгера.

Третье и четвертое поколения

В 1903 году Менгер преждевременно устранился от преподавания, а поэтому его прямое влияние на формирование третьего поколения австрийской школы, которое пришлось на последнее предвоенное /Первой мировой/ десятилетие оказалось незначительным. Эти годы, когда в Вене преподавали Бем-Баверк, Визер и Филиппович, оказались для школы периодом наивысшей славы. Особенно замечательным был семинар Бем-Баверка, который стал центром теоретических дискуссий и откуда вышли ведущие представители третьего поколения. Среди них особенно следует отметить Людвига фон Мизеса (1881--1973), который продолжил традицию Бем-Баверка, и Ганса Майера (1879--1955) [в неоконченной статье для New Palgrave Хайек пишет, что Майер "был безусловно весьма одаренным, но эмоционально болезненным человеком, который изрядную часть своей энергии расходовал на долгие баталии со своим коллегой Отмаром Шпаном. Помимо монументальной работы о состоянии современной экономической теории, которую он издал в четырех томах под названием Die Wirtschaftstheorie der Gegenwart (Vienna: J. Springer, 1927--1932), он оставил только ряд очень глубокомысленных эссе, содержание которых, пожалуй, еще не раскрыто до конца." О Майере и Шпанне см. Craver, op. cit., pp. 5--13 -- амер. изд.], который продолжил традицию Визера. (Franz X. Weiss (1885--?) строже придерживался традиции Бем-Баверка.) Йозеф Шумпетер (1883--1950), хотя многим обязанный Бем-Баверку, воспринял столь много разных влияний (особенно Лозанской школы [имеются в виду экономисты из Лозаннского университета Вальрас и Парето; о Лозаннской школе см. Claude Menard, "The Lausanne Tradition: Walras and Pareto", в Klaus Hennings and Warren Samuels, eds., Neoclassical Economic Theory, 1870 to 1930 (Boston, Dordrecht and London: Kluwer, 1990), pp. 95--136 -- амер. изд.]), что его нельзя вполне считать членом этой группы. То же может быть сказано про Alfred Amonn (1883--1962), который был близок к английской классической традиции. Несколько моложе, но вполне активными в Вене были Ричард фон Стригл (1891--1942), Эвальд Шамс (1889--1955) и Leo Illy (1888--1952), первоначальным именем которого было Leo Schonfeld. [К этим именам, может быть, следует добавить одного из первых представителей школы в Германии (после H. Oswalt), а именно Wilhelm Vleugels (1893--1942). Среди других хорошо известных участников семинара Бом-Баверка были марксистские теоретики Отто Бауэр (1881--1938) и Рудольф Гильфердинг (1877--1941). Со временем Гильфердинг написал знаменитый ответ на работу Бом-Баверка Karl Marx and the Close of his System, а именно "Bohm-Bawerk's Marx-Kritik", в vol. 1 of the series Marx-Studien (Vienna: I. Brand, 1904), translated by Eden and Gedar Paul as Bohm-Bawerk's Criticism of Marx (Glasgow: Socialist Labour Press, n.d.) and reprinted in Paul Sweesy, ed., Karl Marx and the Close of his System and Bohm-Bawerk's Criticism of Marx, op. cit. О Бауере и Гильфердинге см. Emil Kauder, "Austro-Marxism vs. Austro-Marginalism", History of Political Economy, vol. 2, no. 2, 1970, pp. 398--418, и Mark E. Blum, The Austro-Marxists (Lexington, Ky.: University Press of Kentucky, 1985). -- амер. изд.]

Венская школа еще раз проявила свою плодотворность в 1920-х годах, когда Ганс Майер и Людвиг фон Мизес (а в течении некоторого времени и Фридрих фон Визер) учительствовали в Вене. В это время появилось четвертое поколение, в рядах которого оказалось необычно большое число молодых теоретиков, приобретших впоследствии широкую известность. Среди них были Готфрид Хаберлер (1896--?), Фриц Махлуп (1902--1983), Александ Мар (1896--?), Оскар Моргенштерн (1902--1977), Пауль Н. Розенштейн-Родан (1902--1985), и автор этой статьи. Большинство проявили себя позднее в Соединенных Штатах.

Но если по стилю своего мышления и по направленности интересов это четвертое поколение все еще отчетливо проявляет свою принадлежность к Венской традиции, этих людей уже нельзя рассматривать как отдельную школу, в смысле принадлежности к определенной доктрине. Величайшим успехом школы является ситуация, когда она перестает существовать, потому что ее основные идеалы становятся частью общего господствующего учения. На долю Венской школы выпал как раз такой успех. Ее развитие привело к слиянию потока мысли, начало которому положил Менгер, с течениями, начало которым положили Джевонс (через Филиппа Г. Викстеда [Philip Henry Wicksteed (1844--1927) -- унитарианский проповедник, писатель и лектор в Англии, автор The Common Sense of Political Economy (London: Macmillan, 1910; second edition, edited by Lionel Robbins, London: Routledge & Kegan Paul, 1933) -- амер. изд.]), Леон Вальрас (через Вилфреда Парето [Vilfredo Pareto (1848--1923) вслед за Вальрасом занимал кафедру политической экономии в Лозанском университете, Швейцария -- амер. изд.]), и, в особенности, с главными идеями Альфреда Маршалла [Alfred Marshall (1842--1924) профессор политической экономии в Кембриджском университете, основатель "Кембриджской школы", включавшей его самого, А.С. Пигу и Джона Мейнарда Кейнса; учебник Маршалла Principles of Economics между 1890 и 1920 годами выдержал 8 изданий -- амер. изд.]. Но если целостная структура современной теории, как ее преподают сегодня в большинстве центров западного мира, в наибольшей степени отражает влияние традиции, восходящей к работам Маршалла, и при этом даже ее краеугольная опора -- теория цен и ценности -- в последние десятилетия претерпела изменения, которые сильно изменили ее форму, то сами эти изменения представляли собой последовательное продолжение фундаментальных принципов, заложенных Венской школой.

------------------------------------------------------------------------------

Приложение: В Британии и Соединенных Штатах [нижеследующее представляет собой отрывок из незавершенной статьи для словаря новой экономической теории New Palgrave -- амер. изд.]

Лишь автор этой статьи, самый старший в четвертом поколении, которое сформировалось в Privatseminar Мизеса, сыгравшем для них такую же роль, что и Бем-Баверк для третьего поколения, был действительным учеником и участником последнего семинара Визера. Готфрид фон Хаберлер, Фриц Махлуп, Оскар Моргенштерн и Пауль Н. Розенштейн-Родан, бывшие чуть моложе автора, поддерживали с ним тесный контакт, поскольку многие годы работали в том же здании. Под влиянием Мизеса и при постоянном участии ровесников -- философов, социологов и исследователей политики -- Альфреда Шульца, Феликса Кауфмана и Эрика Фогелина -- шли дискуссии главным образом о проблемах метода и философской природе общественных наук.

С начала 1930-х годов эта Венская группа начала получать существенную поддержку и буквально расширилась в результате того, что Лайонел С. Роббинс, новый профессор Лондонской школы экономической теории, включил в свой курс то, что прежде было исключительной принадлежностью австрийской традиции. Были еще два источника существенного влияния на ее дальнейшее развитие. Первым была вполне удачная система экономической теории, развитая единственным значительным последователем В.С. Джевонса П.Г. Викстедом в его Common Sense of Political Economy [Philip H. Wicksteed, The Common sense of Political Economy, op. cit.], а вторым был родственный по духу обзор современного состояния микроэкономической теории, содержащийся в первых четырех главах исследования Risk, Uncertainty and Profit Чикагского профессора Френка Г. Найта [Frank H. Knight, Risk, Uncertainty and Profit (Boston: Houghton Mifflin, 1921)]. Частью тех же усилий было приглашение Роббинсом автора этих строк в 1931 году в качестве профессора Лондонской школы экономической теории, в результате чего совместный семинар Роббинса--Хайека стал в 1930-х годах еще одним центром развития того, что прежде было исключительно австрийской традицией.

Наиболее влиятельная работа самого Роббинса The Nature and Significanse of Economic Science [Lionel Robbins, An Essay on the Nature and Significanse of Economic Science (London: Macmillan, 1932)] обеспечила превращение методологического подхода к микроэкономической теории, развитого австрийской школой, в общепризнанный стандарт. Не менее важным было достижение Д.Р. Хикса, который развил то, что можно рассматривать как окончательную формулировку анализа ценности с позиций предельной полезности в концепции предельного уровня замещения, основанной на технике кривых безразличия, внедренной Ирвингом Фишером и Ф.И. Эджвортом [J.R. Hicks and R.G.D. Allen, "A Reconcideration of the Theory of Value", Economica, N. S., vol. 1, 1934, pp. 52--76 (part I) and 196--219 (part II), и Hicks, Value and Capital (Oxford: Clarendon Press, 1939)]. Эта концепция изменяющихся уровней замещения или эквивалентности, совершенно не зависящая от каких-либо концепций измеряемой полезности, вполне может рассматриваться как итог более чем полувековых споров в русле австрийской школы [однако в целом австрийцы не приняли технику кривых безразличия, которая предполагает постоянство порядка индивидуальных предпочтений; хорошо известные примеры можно найти у Murray N. Rottbard, "Toward a Reconstruction of Utility and Welfare Econimics", в Mary Senholz, ed. On Freedom and Free Enterprise: Essays in Honor of Ludwig von Mises (Princeton, N.J.: D. Van Nostrand, 1956), pp. 224--262 -- амер. изд.], тогда как дальнейшие уточнения, предложенные П.А. Самуэльсоном [Paul A. Samuelson, Foundations of Economic Analysis (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1947)], едва ли могут быть отнесены к австрийской традиции.

Другой отчетливый вклад в эту ветвь австрийской традиции представляет изданная в 1973 году работа Дж. М. Бьюкенена и Г.Ф. Тирлби [J.M. Buchanan and G.F. Thirlby, eds, S.E. Essays on Cost (London: Weidenfeld & Nicolson, for the London School of Economics and Political Science, 1973; reprinted, New York and London: New York University Press, 1981)]. В Лондонской группе Г.Л.С. Шакл [George L.S. Shackle (1903) профессор (теперь почетный) Ливерпульского университета, автор ряда работ по теории ожиданий -- амер. изд.] и Л.М. Лахманн [Ludwig M.Lachmann (1906--1991) работал с Шаклом и Хайеком в Лондонской школе экономической теории в 1930-х годах. Позднее преподавал в университете Витватерсренда, Йоханнесбург, и в Нью-Йоркском университете; суммарное изложение его взглядов см. в книгах Capital, Expectations and the Market Process (Kansas City: Sheed Andrews & Mcmeel, 1977), и The Market as an Economic Process (Oxford: Basil Blackwell, 1988) -- амер. изд.] внесли вклад в развитие субъективной традиции, и, таким образом, сыграли существенную роль в американской ветви австрийской школы.

В 1934 году Людвиг фон Мизес оставил Вену ради профессорского кресла в Институте международных исследований в Женевском университете (Швейцария), а в 1940 году, опасаясь Гитлера, он переехал в Соединенные Штаты. В то время интеллектуальное сообщество здесь столь же мало было в состоянии симпатизировать явному оппоненту всех социалистических идей, как это было и в Вене, но постепенно он из более или менее символической фигуры в Высшей школе бизнеса Нью-Йоркского университета превратился в весьма влиятельного человека. [Жалованье Мизеса в Нью-Йоркском университете с 1949 по 1962 год платилось целиком из средств фонда Вильяма Волкера, а затем эти платежи осуществляла группа, возглавлявшаяся бизнесменом Лоуренсом Фертигом. Фонд Волкера также субсидировал Хайека на его посту в Комитете по общественной мысли в Чикагском университете. -- амер. изд.] В течении многих лет в Соединенных Штатах австрийскую школу отождествляли с учениками Мизеса. Первыми выдающимися учениками, которые добились весьма почетного положения, были Мюррей Н. Ротбард [Murray N. Rothbard (1926) учился в Колумбийском университете, а затем у Мизеса в Нью-Йоркском университете; он был профессором экономической теории в Бруклинском политехническом институте прежде чем стать заслуженным профессором экономической теории в университете Невады, Лас-Вегас -- амер. изд.] и Израель М. Кирцнер [Izrael M. Kirzner (1930) защитил докторскую диссертацию у Мизеса в Нью-йоркском университете, где он в настоящее время является профессором экономической теории и главой программы по изучению австрийской доктрины -амер. изд.]. В 1970-х и 1980-х годах группа существенно разрослась, и сегодня наиболее заметен, пожалуй, Томас Соуелл [Thomas Sowell (1936) является старшим исследователем в Гуверовском институте Стенфордского университета; см. обзор Хайека об его работе Knowledge and Decisions (New York: Basic Books, 1980) в Reason, December 1981, pp. 47--49 -- амер. изд.]. Однако Мизес был привержен к строго рациональному утилитаризму больше, чем ранние австрийцы, и эта ориентация не вполне согласовывалась с его фундаментальным субъективизмом, а в особенности с характерным для него отрицанием возможности межличностного сравнения предпочтений или измерения благосостояния. Это снижало убедительность его эпистемологии и его критики социализма.

Хотя к третьей четверти ХХ века методология австрийской школы стала господствующей в области микроэкономической теории, затем этот подход был в существенной степени вытеснен из центра профессионального внимания кейнсианской макроэкономикой. Но усилия, порожденные успехом кейнсианского учения, были, с точки зрения австрийского методологического индивидуализма, результатом ошибочного представления о том, чем должно быть научное объяснение очень сложных явлений. Таким образом, австрийская школа вторично оказалась вовлеченной в своего рода Methodenstreit, в котором их противники претендовали на большую свою научность просто в силу более эмпирического характера полученных ими результатов; иными словами, -- просто потому, что они больше зависели от наблюдений и измерений (хотя на этот раз скорее статистических, а не исторических). Ситуация, по крайней мере в Соединенных Штатах, делалась весьма непростой, потому что Мизес, представлявший здесь австрийскую теорию, занял крайнюю позицию в отношении к господствовавшему в то время научному позитивизму. Одновременно, правда, он делал большие уступки англо-американской традиции рационалистического утилитаризма, который вполне встраивался в австрийскую методологическую традицию. В результате теория у него приобрела характер априорно выводимого построения.

Против такого результата данный автор, который в то время в целом не сознавал, что он просто развивает забытую часть традиции Менгера, возражал [в "Economics and Knowledge", Economica, N.S., vol. 4, 1937, pp. 33--54 (reprinted in Individualism and Economic Order (London: Routledge & Sons, 1948), а также в нескольких поздних работах; "The Use of Knowledge in Society", American Economic Review, vol. 35, September 1945, pp. 519--530 (также в Individualism and Economic Order, op.cit.); "The Theory of Complex Phenomena", в Mario A. Bunge, ed., The Critical Approach in Science and Philosophy: Essays in Honor of Karl R. Popper (New York: The Free Press, 1964), перепечатано в Studiesin Philosophy, Politics and Economics (Chicago: University of Chicago Press; London: Routledge & Kegan Paul, 1967); и "Competition as a Discovery Procedure", в New Studies in Philosophy, Politics, Economics and the History of Ideas (Chicago: University of Chicago Press; London: Rouledge & Kegan Paul, 1978)], что хотя и в самом деле чистая логика выбора, с помощью которой австрийская традиция интерпретирует индивидуальные действия, является чисто дедуктивной, но как только объяснению подпадает межличностная активность рынка, решающими процессами оказываются процессы перемещения информации между людьми, то есть чисто эмпирические явления (Мизес никогда так и не ответил на эту критику, но точно также он не изменил свою вполне полную и развитую систему).

Главным достижением австрийской теоретической школы оказалось то, что она определенно помогла прояснить неизбежные различия между науками, изучающими сравнительно простые явления, вроде механики, которые по необходимости первыми достигли больших успехов, а потому и предстали как парадигма, обязательная для копирования другими науками, и науками о чрезвычайно сложных явлениях, или о структурах, испытывающих влияние большего количества фактов, чем сможет когда-либо охватить научный наблюдатель, и состоящих из объектов не физически наблюдаемых, но теоретически мыслимых -- то есть мыслимых другими людьми. То, что имплицитно присутствовало уже в концепции "невидимой руки" Адама Смита, которая порождала порядок, не доступный пониманию человека [ср. размышления Хайека в "Adam Smith: His Message in Today's Language", chapter 8 of The Trend of Economic Thinking, op. cit. -- амер. изд.], благодаря этому становится прототипом модели, на которой основывается все растущее количество попыток разрешить проблемы устроения /систем/ чрезвычайно сложных порядков.

------------------------------------------------------------------------------

Библиография [Это слегка измененная версия списка, подготовленного Хайеком для "Weiner Schule", для немецкой версии статьи, легшей в основу этой главы. Все тексты Части 1 были снабжены дополнительными библиографическими указателями. Свой набросок для New Palgrave Хайек снабдил следующим дополнением: ?Может быть это подходящее место, чтобы объяснить частое, но бессистемное употребление титула "фон" в именах австрийских ученых. В австрийской империи право на это получали правительственные чиновники, а иногда, за особые заслуги, люди свободных профессий или предприниматели, похоже на то, как присваивается титул "сэр" в Великобритании. Но в Австрии этот титул наследовался всеми отпрысками мужского пола и незамужними -- женского. После отмены титулов в 1918 году большинство носителей перестали ими пользоваться, но другие, как правило, продолжали титуловать их. В отличие от датских имен, начинающихся с "Van", имена австрийцев следует располагать в алфавитном порядке, в соответствии с первой буквой фамилии.? -- амер. изд.]

Работы членов австрийской школы:

1. Alfred Amonn, Objekt und Grundbegriffe der theoretischen Nationalokonomie (Vienna: Deuticke, 1911; Leipzig: Deuticke, 1927); 2. Rudolf Auspitz and Richard Leiben, Untersuchungen uber die Theorie des Prieses (Leipzig: Duncker & Humblot, 1889). Французский перевод Recherches sur la theorie du prix (Paris: M. Giard & E. Briere, 1914); 3. Eugen von Bohm-Bawerk, Capital and Interest, 3 vols (South Holland, Ill.: Libertarian Press, 1959). Первая публикация: Kapital und Kapitalzins. Volume 1: Geschichte und Kritik der Kapitalzinstheorien (History and Critique of Interest Theories) (Innsbruck: Verlag der Wagner'schen Universitatsbuchhandlung,1884). Volume 2: Die Positive Theorie des Kapitals (Positive Theory of Capital) (Innsbruck: Verlag der Wagner'schen Universitatsbuchhandlung, 1889). Volume 3: Further Essays on Capital and Interest, впервые опубликовано как приложение к Volume 2, 1909--1912 изд., напечатано отдельным томом в четвертом издании (Jena: Gustav Fisher,1921); 4. Eugen von Bohm-Bawerk, Karl Marx and the Close of His System [1896], ed. Paul M. Sweezy (New York: Kelley, 1949); 5. Eugen von Bohm-Bawerk, Control or Economic Law? [1914] (South Holand, Ill.: Libertarian Press, 1951); 6. Eugen von Bohm-Bawerk, Gesammelte Schriften, 2 vols, ed. Franz X. Weis (Vienna: Holder, 1924--1926); 7. Eugen von Bohm-Bawerk, Rechte und Verhaltnisse vom Standpunkt der volkswirtschaftlichen Guterlehre (Innsbruck: Wagner, 1881); перепечатано в Gesammelte Schriften, ed. F.X. Weis (Vienna: Holder, 1924--1926); 8. Eugen von Bohm-Bawerk, Grundzuge der Theorie des wirtschaftlichen Guterwertes (Jena: Gustav Fisher, 1886); перепечатанов в London: London School of Economics and Political Science, 1932; 9. Eugen von Bohm-Bawerk, Eugen von Bohm-Bawerks Kleinere Abhandlungen uber Kapital und Zins, ed. Franz X. Weis (Vienna: Holder, 1926); 10. F.A.Hayek, "Bemerkungen zum Zurechsnungsproblem", Jahrbucher fur Nationalokonomie und Statistik, vol.124, 1926, pp. 1--18; 11. Leo Illy (Leo Schonfeld), Grenznutzen und Wirtschaftsrechnung (Vienna: Manz, 1924); 12. Leo Illy (Leo Schonfeld), Das Gesetz des Grenznutzens (Vienna: J. Springer, 1948); 13. Johann von Komorzynski, Der Werth in der isolierten Wirtschaft (Vienna: Manz, 1889); 14. Viktor Mataja, Der Unternehmergewinn (Vienna: Holder, 1884); 15. Hans Mayer, "Untersuchungen zu dem Grundgesetz der wirtschaftlichen Wertrechnung", Zeitschrift fur Volkswirtschaft und Sozialpolitik, N.S., vol. 1, 1921, pp. 431--458; vol. 2, pp. 1--23, and vol. 6, 1928; 16. Hans Mayer, "Der Erkenntniswert der funktionellen Preistheorie", в Hans Mayer et al., eds, Die Wirtschaftstheorie der Gegenwart (Vienna: Springer, 1932), vol. 2, pp. 147--239b; 17. Carl Menger, The Collected Works of Carl Menger, 4 vols, с предисловием Ф.А.Хайека, (London: London School of Economics and Political Science, 1933--1936). Издание включает (на немецком): vol.1: Grundsatze der Volkswirtschaftslehre [1871]; vol.2: Untersuchungen uber die Methode der Sozialwissenschaften [1883]; vol.3: Kleiner Schriften zur Methode und Geschichte der Volkswirtschagtlehre [1884--1915]; vol.4: Schriften uber Geldtheorie [1889--1893]; 18. Carl Menger, Grundsatze der Volkswirtschaftslehre, vol. 1 (Vienna: V. Braumuller, 1871; second edition, Vienna: Holder-Pichler-Tempsky, 1923). Перепечатано в The Collected Works of Carl Menger, vol. 1 (London: London School of Economics, 1934). Английское заглавие Principles of Economics: First General Part, ed. James Dingwall and Bert F. Hoselitz, с предисловием Frank H. Knight (Glencoe, Ill.: Free Press, 1950). [Английское репринтное издание было выпущено в 1981 году в New York University Press, с прибавлением эссе Хайека "Сarl Menger", которое воспроизводится в главе 2 этого тома в качестве Введения.-- амер. изд.]; 19. Carl Menger, Problems of Economics and Sociology, ed. С предисловием Louis Schneider (Urbana, Ill.: University of Illinois Press, 1963). Перевод на английский работы Untersuchungen uber die Methode der Sozialwissenschaften und der politischen Okonomie insbesondere, 1883. [Переиздано под названием Investigation into the Method of the Social Sciences with Special Reference to Economics, с новым предисловием Lawrence H.White (New York and London: New York University Press,1985. -- амер. изд.]; 20. Carl Menger, Untersuchungen uber die Methode der Sozialwissenschaften und der politischen Okonomie insbesondere (Leipzig: Duncker & Humblot, 1883). Reprintad in The Collected Works of Carl Menger, vol. 2 (London: London School of Economics, 1933); 21. Robert Meyer, Das Wesen des Einkommens: Eine volkswirtschaftsliche Untersuchung (Berlin: Hertz, 1887); 22. Ludwig von Mises, Theorie des Geldes and der Umslaufsmittel (Munich: Guncker & Humblot, 1912); второе издание, 1924). Английский перевод: The Theory of Money and Credit, новове расширенное издание (New Haven, Conn.: Yale University Press, 1953; переиздано: Indianapolis, Ind.: Liberty Classics, 1981); 23. Ludwig von Mises, Die Gemeinwirtschaft (Jena: Fischer, 1922; второе издание, 1924). Английское название: Socialism: An Economic and Sociological Analysis, новое издание (New Haven,Conn.: Yale University Press, 1959; переиздание: Indianapolis, Ind.: Liberty Classics,1981); 24. Ludwig von Mises, Grundprobleme der Nationalokonomie (Jena: Gustav Fischer, 1933). Английский перевод: Epistemological Problems of Economics (Princeton, N.J.: Van Nostrand,1960; переиздано: New York and London: NewYork University Press, 1981); 25. Ludwig von Mises, Nationalokonomie. Theorie des Handelns und Wirtschaftens (Geneva: Editions Union,1940); 26. Ludwig von Mises, Human Action: A Treatise on Economics (New Haven, Conn.: Yale University Press, 1949; третье переработанное издание: Chicago: Henry Regnery, 1966); 27. Eugen Philippovich von Philippsberg, Grundris der politischen Okonomie, vol. 1: Allgemeine Volkswirtschaftslehre (Freiburg: J.C.B. Mohr, 1893); 28. Emil Sax, Grundlegung der theoretichen Staatswirtschaft (Vienna: Holder,1887); 29. Ewald Schams, "Wirtschaftslogik", Schmoller's Jahrbuch fur Gesetsgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft im Deutschen Reiche, vol. 58, 1934, pp. 513--533; 30. Leo Schonfeld: См. выше Leo Illy; 31. Richard Schuller, Die Klassische Nationalokonomie und ihre Gegner (Berlin: Heymann, 1895); 32. Hermann von Schullern zu Schrattenhofen, Untersuchungen uber Begriff und Wesen der Grundrente (Leipzig: Fock, 1889); 33. Joseph A. Schumpeter, Das Wesen und der Hauptinhalt der Theoretischen Nationalokonomie (Leipzig: Duncker und Humblot, 1908); 34. Joseph A.Schumpeter, Theorie der wirtschaftlichen Entwicklung (Leipzig und Munich: Duncker und Humblot, 1912). На английский язык перевел Redvers Opie, The Theory of Economic Development: An Inquiry into Profits, Capital, Credit, Interest and the Business Cycle, Harvard Economic Studies, no. 46 (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1934); 35. Richard von Strigl, Die okonomischen Katagorien und die Organisation der Wirtschaft (Jena: Gustav Fischer, 1923); 36. Friedrich von Wieser, Gesammelte Abhandlungen [1876--1923], с предисловием F.A. Hayek (Tubingen: J.C.B. Mohr (Paul Siebeck),1929); 37. Friedrich von Wieser, Das Gesetz der Macht (Vienna: Springer, 1926); 38. Friedrich von Wieser, Der naturliche Wert (Vienna: Holder, 1889). Английский перевод: Natural Value, с предисловием William Smart (New York: Macmillan, 1893; reprinted, New York: Kelly & Millman, 1956); 39. Friedrich von Wieser, Uber den Ursprung und die Hauptgesetz des wirtschaftlichen Wertes (Vienna: Holder, 1884); 40. Friedrich von Wieser, Theorie der gesellschaftlichen Wirtschaft, vol. 1 (Tubingen: J.C.B. Mohr, 1914; второе издание, 1924. Перевод на английский: Social Economics (London: Allen & Unwin,1927; переиздано, New York: Augustus M. Kelley, 1967); 41. Franz X. Weis, "Die Moderne Tendenz in der Lehre vom Geldwert", Zeitschrift fur Volkswirtschaft, Sozialpolitik, und Verwaltung, vol. 19, 1910, pp. 502--560; 42. Robert Zuckerkandl, Zur Theorie des Preises mit besonderer Berucksichtigung der geschichtlichen Entwicklung der Lehre (Leipzig: Stein, 1889).

1. Пролог. Новое открытие свободы: личные воспоминания

Опубликовано как "Die Wiederentdeckung der Freiheit-Personliche Erinnerungen" in Verein Deutscher Maschinenbaum-Anstalten (VDMA) und Institut der Deutschen Wirtschaft (IW), eds, Productivitat, Eiggenverantwortung, Beschaftigung: Fur eine wirtschaftspolitische Vorwartsstrategie (Cologne: Deutscher Institut-Verlag, 1983). Впервые это эссе было опубликовано как лекция на симпозиуме, организованном совместно VDMA и IW 1 и 2 февраля 1983 года в Бонне и Бад-Годесберге, в Германии. -- амер. изд.

------------------------------------------------------------------------------

Я был очень рад получить ваше приглашение обсудить мои воспоминания о новом открытии свободы в Германии. Вообще-то я не склонен погружаться в воспоминания, поскольку чувствую себя еще не настолько старым и, одновременно, слишком занятым, чтобы предаваться этому делу. Так что я немного растерялся, пытаясь прикинуть, чем же занять ваше внимание в течении получаса. Правда, мне есть с чего начать, поскольку мне случилось поработать с более ранним поколением участников Verein Deutscher Maschinenbau-Anstalten (Ассоциация германских машиностроительных предприятий). Сегодня я намерен говорить, главным образом, о развитии Германии, хотя немного забавно, что иностранец вроде меня будет рассуждать о развитии свободы в Германии. Наша история была столь незадачлива, что сегодня мои воспоминания имеют достоинство редкости. Злая судьба довлела над попытками немцев защитить идеал свободы в целом и в том числе экономической свободы, а в результате я являюсь сегодня почти единственным живым представителем того поколения, которое сразу после окончания первой мировой войны посвятило всю свою энергию сохранению цивилизованного общества, того поколения, которое поставило перед собой задачу создать условия для построения лучшего общества и научиться понимать, а до известной степени и защищать, традицию, которая цивилизовала мир. В послевоенные годы наша очень маленькая группа, получившая первичный импульс от Людвига фон Мизеса, посвятила себе этой задаче. Атмосфера в общественных науках в те годы была далеко не благоприятна для нас, поскольку тогда безраздельно господствовали идеи интервенционизма, укоренившиеся в первую очередь в Германии после 1870-х годов. Результатом такого положения вещей было то, что после конца первой мировой войны в Германии практически не осталось экономистов-теоретиков. [О состоянии экономической теории в Германии см. главу 4 -- амер. изд.] Я едва ли преувеличиваю, и для иллюстрации приведу лишь один факт. После демобилизации я встретил в Венском университете счастливых девушек, которым повезло слушать лекции Макса Вебера летом 1918 года, когда мы еще были на фронте. В течении одного семестра Вебер был профессором экономической теории в Вене, и в одной из лекций заметил, что чувствует себя не достаточно квалифицированным, поскольку первой лекцией по экономической теории, которую ему удалось прослушать, была его собственная. В то время в Германии было почти невозможно стать теоретиком в области общественных наук. Каждый, кто подобно мне изучал инфляцию на живом примере Австрии и Германии, под едкие комментарии своего наставника Людвига фон Мизеса, который не уставал отмечать все нелепости, произносимые по этому поводу немецкими экономистами, вроде утверждения г-на Хавенштейна, что избегать следует не инфляции, а недостатка денег [Rudolf Havenstein (1857--1923), президент Рейхсбанка, центрального банка Германии, с 1908 по 1923 год; по поводу его высказываний на эту тему смотри Fritz K. Ringer, ed., The German Inflation of 1923 (New York: Oxford University Press, 1969), p. 96. -- амер. изд.], или смехотворнейших суждений о денежной политике одного из виднейших авторов популярного учебника о финансовых институтах Хелфериха [Karl Helfferich (1872--1924), директор Дейтче банка в Берлине и автор Des Geld (Leipzig: Hirschfeld, 1903, 6-е издание, 1923) -- амер. изд.] -- не мог не прийти к выводу, что в Германии экономическая теория как наука вымерла. Мизес, бывший в этом отношении кем угодно, но только не добряком, делал исключение для трех или четырех человек. Он говорил, что Адольф Вебер как и Пассов, вполне разумные люди и, по крайней мере, защищали капитализм. Дитцел проявлял некоторое понимание предмета -- прим. пер. (Б.П.), а П°ль также был бы достоин уважения, если бы сумел наконец что-нибудь опубликовать и сделать хоть чуть больше, чем просто пропагандировать в Германии работы Густава Касселя. Мизес полагал, что за исключением этих вот, в Германии больше не было экономистов. И он не был так уж неправ. В 1920-х годах, наконец, возник теоретический подход, но совершенно игнорировавший свободу. Что знаменательно, о значимости экономической теории догадался Бернхард Хармс, тогдашний честолюбивый директор Кильского института. [Bernhard Harms (1876--1939) возглавлял Institut fur Weltwirtschaft в Кильском университете. Шумпетер называет его "одним из эффективнейших, какие когда-либо жили, организаторов исследований". History of Economic Analysis (New York: Oxford University Press, 1954), p. 1155 -- амер. изд.] Сам он не имел хорошего экономического образования, но по советам других он окружил себя группой социалистических теоретиков, которые, предположительно, были лучшими из наличных. К несчастью для немецкой теории Бекер [Carl Heinrich Becker (1876--1933) -- амер. изд.], самый влиятельный советник Прусского министра образования, выбрал для вакантной тогда кафедры экономики Берлинского университета не Йозефа Шумпетера, а Эмиля Ледерера. [Emil Lederer (1882--1939) писал о многих вопросах экономики труда и промышленности. В 1933 году он эмигрировал в Нью-Йорк и стал первым деканом факультета Политических и социальных наук в Новой школе социальных исследований. -- амер. изд.] Разочарованный Шумпетер уехал в Соединенные Штаты, а Ледерер, который также участвовал в семинаре Б°м-Баверка, но был слабейшим из участников -- был назначен руководителем кафедры в Берлине. [Это случилось в 1931 году. Шумпетер ответил согласием на приглашение в Гарвардский университет в следующем году. -- амер. изд.] Помимо этой группы, которые все были не только социалистами, но и евреями и, конечно же, были принуждены оставить Германию в 1933 году -- существовали всего лишь две группы теоретиков, одна из которых была активна в академической среде, а другая -- в неакадемической. Последняя состояла из группы джентльменов, которые -- что довольно странно -собрались под крышей Ассоциации германских машиностроителей (VDMA), и назвали себя "рикардианцами", чтобы отделить себя от основной школы экономической теории. Среди них были Александр Рюстов [Alexander Rustow (1885--1963), профессор экономической географии и экономической истории в университете Стамбула, автор Ortsbestimmung der Gegenwart, 3 vols (Erlenbach-Zurich and Stuttgart: Eugen Rentsch, 1950--1957), сокращенный перевод на английский Freedom and Domination (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1980). -амер. изд.], Ганс Гестрих [Hans Gestrich (1893--1945), преподавал в Берлинском университете -- амер. изд.] и Отто Вейт [Otto Veit (1898--?), банкир и профессор Франкфурского университета -- амер. изд.]. Членом этого кружка был и Лаутенбах [Wilhelm Lautenbach (1891--1948) -- амер. изд.], очень одаренный теоретик, умерший совсем молодым, который состоял на государственной службе, а не в VDMA. Другими членами кружка были д-р Илау [Hans Ilau (1901--?) был позднее экономистом в Дрезденском банке, а также в Дармштадтском и Национальном банке, издатель Frankfurter Zeitung -- амер. изд.], Фридрих Лутц [Friedrich August Lutz (1901--1975) преподавал в университетах Фрайбурга, Принстона и Цюриха, специализировался на теории капитала и процента. Его жена Вера Смит Лютц работала помощницей Хайека во время учебы в Лондонской школе экономической теории. -- амер. изд.] и Теодор Эшенбург [Theodor Eshenburg (1904--?) позднее был профессором политических наук в Тюбингенском университете -- амер. изд.], с которым я познакомился позднее. Группа мужчин в VDMA была фактически единственным влиятельным и деятельным кружком теоретиков в Германии, которые честно, но безуспешно стремились к установлению свободной экономики. Этот кружок продолжал существовать даже в нацистский период, но большая часть его членов умерли молодыми. Я живо помню один свой приезд в Берлин в этот период. Обычно я избегал Германии, и во время частых поездок из Лондона в Вену пересекал только юго-западный угол ее, где регулярно навещал Вальтера Эйкена [Walter Eucken (1891--1950), профессор теоретической экономики во Фрайбургском университете -- амер. изд.], о чем расскажу позже. Однажды мне случилось читать лекцию в Варшаве, и по дороге в Лондон я попал в Берлин, где сделал остановку. Здесь я столкнулся с кружком "рикардианцев", и мы проговорили в доме одного из них целый вечер. Кажется, это был дом Гестриха. Хорошо помню, что когда мы перешли от чисто теоретических вопросов к более рискованным предметам, кто-то -- может быть один из гостей -- вскочил и накрыл телефон чайной подушкой, чтобы, избави бог, никто из посторонних не смог услышать наш разговор. Эта группа, тесно связанная с VDMA, одна из немногих пережила нацистский период не отказываясь от либеральной традиции. Вернемся-ка ближе к моей главной теме. Очень давно, я не помню точно даты, может быть в 1926 году в Вене на собрании Ассоциации социальной политики (Ferein fur Sozialpolitik [об Ассоциации см. главу 4 -- амер. изд.]), я познакомился с Вильгельмом Р°пке [о Р°пке см. два первые Приложения к этой главе -- амер. изд.]. В течение нескольких лет я был очень близок с ним, и через него же я познакомился с группой "рикардианцев". В дальнейшем на собраниях Verein fur Sozialpolitik (в Цюрихе в 1928 году и в К°нигсберге в 1930 году) он единственный скрашивал для меня атмосферу этих встреч, на которых доминировали такие государственные служащие, как Зомбарт и его ученики. Все они были очень почтенными господами, но при этом настолько же чуждыми экономической теории, насколько они были враждебны свободе. Благодаря Р°пке я познакомился во Фрайбурге с Вальтером Эйкеном. В то время он был совсем не известен, но уже был очень влиятелен в кругу коллег. Он, похоже, был самым серьезным мыслителем в области социальной философии, из рожденных в Германии за последнюю сотню лет. К тому времени Эйкен опубликовал только ряд небольших работ. Как ни странно, его главная работа [Walter Eucken, Die Grundlagen der Nationalokonomie (Jena: Gustav Fusher, 1940), перевод на английский T.W. Hutchinson The Foundations of Economics: History and Theory in the Analysis of Economic Reality (London: W. Hodge, 1950) -- амер. изд.] нашла меня в Лондоне во время войны. Я никогда не мог понять, почему эта книга, которую мне прислал Р°пке из Цюриха, дошла до меня -- то ли в силу небрежности британских чиновников, то ли потому, что они за мной следили, и давали мне возможность основательно скомпрометировать себя. Как бы то ни было, эта книга, опубликованная в 1940 году, попала ко мне во время войны. Именно она помогла мне понять, насколько крупной фигурой является Эйкен, и в какой степени он и его коллеги воплотили великую либеральную традицию Германии. Когда я заметил выше, что в последние полстолетия смерть собрала преждевременную жатву в среде немецких последователей идеала свободы, я думал прежде всего о кружке Эйкена, второй из двух групп теоретиков, о которых говорилось выше. Я не могу перечислить их всех, но чтобы вы могли представить тяжесть понесенных Германией потерь отмечу, по крайней мере, Микша [Leonard Miksch (1901--1950) -- амер. изд.] и Лампе [Adolf Lampe (1897--1948) -- амер. изд.], двух наиболее перспективных сотрудников Эйкена, а также его ближайшего друга и сотрудника в области философии права Франца Б°ма [Franz Bohm (1895--1977) -- амер. изд.]. Собственная либеральная традиция вполне могла возникнуть в Германии. Эти возможности проявились в издании ежегодника Ordo [Ordo: Jahrbuch fur die Ordnung von Wirtschaft und Gesselschaft, ежегодник, выпускаемый с 1948 года; издателями были Эйкен и Б°м. -- амер. изд.] и в деятельности кружка Ordo, хотя, конечно же, это был узкий либерализм. Но кружок Ordo так и не развернулся в широкое движение. Ему недоставало вдохновенного лидера, которым мог бы стать Эйкен. Дружба с Вальтером Эйкеном была дорога мне. В конце 1930-х годов, перед началом войны, когда я впервые приобрел автомобиль и ездил на нем из Лондона в Австрию, я регулярно останавливался во Фрайбурге, чтобы навестить Эйкена. Хотя у него не было времени для участия в наших попытках защитить либерализм, наши встречи возымели важные последствия. Моя книга Путь к рабству вскоре после выхода была переведена на немецкий г-жой Р°пке [F.A. Hayek, Der Weg zur Knechtschaft, trans. Eva Ropke (Erlenbach-Zurich: Eugen Rentscsh, 1945 -амер. изд.]. Немецкое издание было опубликовано в Германии, но -- что я понял не сразу -- ввоз ее в Германию в течении трех лет был запрещен, так что она была доступна только в виде машинописных копий. Между оккупационными властями действовало соглашение не допускать распространения книг, враждебных к любой из них. Хотя эта книга была написана в период, когда русские были нашими союзниками и направлена не столько против коммунизма, сколько против фашизма, русские инстинктивно почувствовали, что книга направлена против них. Поэтому они настояли, чтобы оккупационные власти запретили ввоз книги в Германию. Поскольку уж мы заговорили об этом, позвольте мне рассказать историю до конца. Когда я в 1946 году попал наконец в Германию, а ввоз книги в страну был еще запрещен, случилась следующая трогательная история. Хотя запрет на ввоз действовал, и только несколько экземпляров были подпольно доставлены из Швейцарии, книга приобрела широкую известность и не только в виде краткого изложения в Reader's Digest [F.A. Hayek, "The Road to Serfdom", in The Reader's Digest, April 1945, pp. 1--20 -- амер. изд.], но и в виде полных копий. Мне удалось достать машинописную копию, которую я начал читать в вагоне. Неожиданно я обнаружил, что там есть куски мне незнакомые. Я мгновенно осознал, что моя книга стала жертвой тех же превратностей, что и многие средневековые тексты, когда копии изготовлялись с копии копий, и в результате чьи-то заметки на полях переносились в следующую копию, так что чей-то безымянный вклад стал частью текста, попавшего мне в руки. Впрочем, мы слишком удалились от основной темы. Я хотел рассказать о роли Вальтера Эйкена в организации международного движения, которое не стоит называть движением за свободу, но это движение в пользу понимания предпосылок свободы. Ведь распространенная иллюзия, что свобода может быть предоставлена сверху, представляет собой действительную проблему. Необходимо понимание, что должны быть созданы условия, которые бы позволяли людям творить собственную судьбу. После публикации книги Путь к рабству меня начали приглашать для чтения лекций. Путешествуя по Европе и по Соединенным Штатам, почти везде я встречал кого-нибудь, кто говорил о своем полном единодушии со мной и, одновременно, о своей полной изолированности, о том, что ему не с кем даже обсудить эти темы. У меня возникла идея свести вместе этих очень одиноких людей. И благодаря счастливой случайности я смог добыть денег чтобы осуществить этот план. История эта слишком поразительна, чтобы не рассказать о ней. Один швейцарский господин добыл денег, чтобы Р°пке мог издавать свой журнал. [Швейцарским господином был Альберт Хунольд (1899--1981) -- амер. изд.] Но как легко вообразить каждому, имеющему представление об этом человеке, он намеревался контролировать журнал. Р°пке не согласился на такие условия, и они разорвали отношения. Моей первой задачей было примирить Р°пке с этим очень талантливым сборщиком денег, и уговорить Р°пке отдать часть денег, собранных специально для его журнала, на организацию учредительного собрания либералов в Швейцарии. Он согласился на это, и в результате стало возможным организовать в 1947 году первую встречу общества Монт Пелерин на горе Пелерин близ Веве. В собрании приняли участие 37 человек из примерно 60 приглашенных мною. Здесь были все встреченные мною одинокие души, которым не с кем было обсудить свои проблемы. [Речь Хайека на открытии конференции перепечатывается в главе 12. В примечании к этой главе см. список участников. -- амер. изд.] Я предложил принять в число участников двух немцев. Одним из них был, конечно, Вальтер Эйкен. Вторым, которого я имел в виду, был историк Франц Шнабель. [Franz Schnabel (1887--1966), профессор истории в Мюнхенском университете, автор Deutsche Geschichte im neunzehnten Jahrhundert, 4 vols (Freiburg: Herder, 1929--1937) -- амер. изд.] Моей целью было -- и остается до сих пор, хотя достичь ее вполне и не удалось -- иметь в группе не только чистых экономистов, но также социальных философов, юристов и, особенно, историков. К сожалению, я не смог вытащить в Швейцарию Франца Шнабеля, но Эйкен приехал. Подобно большинству немцев своего поколения он страдал от незнания языков; впрочем, его английский был достаточно хорош, чтобы участвовать в дискуссиях. Он говорил только на немецком, и для меня было немалым удовольствием служить ему на этой конференции переводчиком и заслужить похвалу за то, что я смог выразить его идеи на английском намного лучше, чем они были сформулированы на немецком. Я рассказываю обо всем этом потому, что Эйкен имел громадный успех на этой конференции. И мне представляется, что успех Эйкена в 1947 году -единственного немца, участвовавшего в международной научной конференции -внесло небольшой вклад, если позволительно использовать это слово, в реабилитацию немецких ученых на международной сцене. До этого все, а в особенности мои американские друзья, спрашивали: "Ты действительно намерен пригласить и немцев?". Сегодня такой вопрос трудно представить себе. Я намеревался сделать это, и я был достаточно удачлив и нашел человека, который стал звездой конференции. Некоторым образом первая учредительная конференция общества Монт Пелерин, которое, мне кажется я имею право сказать об этом, было моей личной идеей, хотя при его организации мне многие помогали, а в первую очередь Р°пке и фон Мизес, конституировала возрождение либерального движения в Европе. [Хайек здесь намекает на спор с Р°пке и Хунольдом в начале 1960-х годов относительно истоков и направленности общества Монт Пелерин. Подробности этого эпизода пока не стали достоянием гласности. -- амер. изд.] Американцы оказали мне честь, когда сочли исходной датой публикацию моей книги Путь к рабству (1944), но я убежден, что действительно серьезное движение интеллектуалов за восстановление идеи личной свободы, особенно в сфере хозяйственной деятельности, началось с основания общества Монт Пелерин в 1947 году. Почти одновременно с основание общества Монт Пелерин -- может быть годом или двумя позднее -- произошла и вторая подвижка в этом же направлении. Молодой английский летчик, сумевший по возвращении с войны разбогатеть, пришел ко мне с вопросом, что он может сделать, чтобы пресечь зловещее расползание социализма. Мне пришлось потратить немало сил, чтобы убедить его, что массовая пропаганда бесполезна, и что нужно переубедить интеллектуалов. Для этого нам нужно развить легко понимаемое экономическое истолкование предпосылок свободы, для чего нужно создать организации, нацеленные на тот сегмент среднего класса, который я тогда называл -- отчасти со злостью, отчасти шутливо -- "торговцы подержанными идеями", и которые представляют собой чрезвычайно важную группу, поскольку именно от них зависит мышление масс. Я убедил этого человека по имени Энтони Фишер в том, что такие организации нужны, и результатом стало создание Института экономических дел в Лондоне. Первоначально он развивался очень медленно, но сегодня это не только чрезвычайно влиятельная организация, но он также является моделью для целого ряда схожих организаций по всему западному миру, откуда распространяются здравые идеи. [Institute of Economic Affairs был основан в 1955 году и продолжает публиковать книги, эссе и журнал Economic Affairs. Двое из числа бывших директоров института -- Артур Селдон и Лорд Харрис, кавалер Почетного креста (Lord Harris of High Cross) -многолетние сотрудники Хайека. Список других "схожих организаций" см. во Введении к этой книге. -- амер. изд.] Много чего можно было бы рассказать о дальнейших событиях, но здесь я не буду останавливаться на этом. Мне бы хотелось вернуться к одному моменту, который был особенно важен для Германии. Германия с благодарностью отреагировала на денежную стабилизацию 1949 года. Я должен сказать, что Германии крайне повезло, что в нужное время и в нужном месте нашелся человек, очень одаренный природой. Я знал многих экономистов с гораздо большей теоретической умудренностью и проницательностью, но я никогда не встречал другого со столь же сильным инстинктивным чутьем на правильные решения, как Людвиг Эрхард. [Ludwig Erchard (1897--1977) был министром хозяйства в Западной Германии с 1949 по 1963 год, когда он наследовал Конраду Аденауэру как канцлер Федеральной Республики. Эйкен и Р°пке принадлежили к числу главных его советчиков. -- амер. изд.] Людвиг Эрхард, который также стал членом общества Монт Пелерин в самом начале, заслуживает гораздо большего признания за восстановление свободного общества в Германии, чем это обычно признается внутри страны или за ее пределами. После того, как двое моих Фрайбургских друзей из института Эйкена написали подробную историю событий 1949 года, я узнал множество интересных подробностей. И эта публикация подтвердила мои прежние интуитивные оценки. Следует признать, однако, что Эрхарду никогда не удалось бы достичь своего, если бы он был связан бюрократическими или демократическими ограничениями. Это был удачный момент, когда правильный человек на правильном месте был свободен сделать то, что он считал верным, хотя он никогда не сумел бы убедить кого-либо еще в том, что именно это и нужно делать. Он сам с ликованием рассказывал мне, как в то самое воскресенье, когда должен был быть опубликован знаменитый декрет об освобождении цен и введении новой немецкой марки, командующий американскими войсками в Германии генерал Клэй позвонил ему по телефону и сказал: "Профессор Эрхард, мои советники утверждают, что вы делаете грандиозную ошибку", -- на что, по его собственным словам, Эрхард ответил: "Мои говорят точно то же самое". Освобождение цен сопровождалось неимоверным успехом. В последовавшие годы в Германии осуществлялись более целенаправленные и сознательные усилия на поддержание свободно-рыночной экономики, чем в любой другой стране. Позвольте мне повторить здесь то, что я высказал четыре года назад к изумлению большинства слушателей и к удовлетворению посвященных, когда мне выпало удовольствие вручить приз Эрхарда профессору Шиллеру. [Karl Schiller (1911--?) до вхождения в Bundesrat (высшая палата Западно Германского законодательного собрания) в 1949--1953 гг. преподавал экономическую теорию в университетах Киля и Гамбурга. Позднее стал экономическим советником социал-демократической партии. -- амер. изд.] Насколько я знаю, Карл Шиллер это второй после Эрхарда человек, заслуживающий наивысшего за упрочение и поддержание рыночной экономики в Германии. Ведь даже социал-демократическая партия внесла свой вклад в поддержание рыночного хозяйства. Хотя я по-прежнему верю в перспективы восстановления рыночной экономики во всем мире, я уже не столь уверен в будущем развитии Германии. Некоторое время у меня было впечатление, что Германия может -- почти гротескным образом -стать лучшим образцом классического либерализма для всего мира. Сейчас эта перспектива много туманней. В то время как по всему миру молодые люди заново открывают для себя либерализм -- прошу простить мне использование этого слова, столь обессмысленного в Соединенных Штатах: я имею в виду либерализм как его понимал Джефферсон -- и я восхищен направлением развития молодых людей в Англии, во Франции и в Италии, а моя вера в то, что Германия внесет свой вклад в это движение, падает. Насколько я могу судить, люди в Германии не так уж убеждены, что они всем обязаны возврату к свободно-рыночной экономике. Вперед опять выходят старые привязанности к анти-свободной торговле, к анти-конкуренции и анти-интернационализму. Я уже не вполне уверен в том, что либерализм в Германии достаточно укоренен. Чрезвычайно важно, в том числе и для всего мира, чтобы Германия сохранила свой либеральный курс. Я надеюсь, что вы будете держать это в уме. Никто не может уклониться от этой ноши. Прежде всего вы не должны предполагать, что во время кризиса допустим отход от принципов. Нынешняя депрессия ответит на вопрос, сохранит ли мир движение к либерализму. Каждый из вас может внести решающий вклад в положительный ответ.