Автобиография

Обучали солдат и не стандартным приёмам стрельбы. Ну, например, стрельба от бедра и стрельба на вскидку. Это мы старались проводить в конце каждого занятия по практической стрельбе. Иногда устраивали соревнования между офицерами или сержантами. Два человека ложатся на огневой рубеж, поднимаются все мишени, которые находятся на этих направлениях. Стрельба ведётся одиночными выстрелами. Задача как можно быстрее поразить свои мишени и затем можно переходить на мишени товарища. Получается своеобразная дуэль.

Не стандартными иногда были и проверки по огневой подготовке. Приехала комиссия из Алма-Аты, мы тогда относились к САВО, и потребовала, чтобы каждый второй, стрелял с левой руки. Мы, конечно, возмутились, стали доказывать, что такого нет в Курсе стрельб. На, что председатель комиссии заявил, что ему наплевать, что там, в Курсе стрельб. Командующий округом сказал, что у него спецназ стреляет со всех рук одинаково хорошо, и поэтому приказал так провести проверку по огневой подготовке. Выхода не было, пришлось всех офицеров, сержантов, и лучших солдат отправлять на стрельбу с левой руки, левшей в отряде оказалось всего человека четыре. Но мы с задачей справились, отстреляли на отлично. И тут новый казус. Командующий, а это был генерал армии Лященко Н.Г., за отличную стрельбу подарил бригаде, сейчас уже точно не помню, толи один, толи два вагона боеприпасов. И мы всей бригадой целую неделю не вылезали со стрельбища, было приказано израсходовать боеприпасы ещё в этом же периоде обучения. Настрелялись до тошноты.

Но стрелять приходилось не только на стрельбище. Был случай, когда я, будучи начальником гарнизонного караула, был вынужден применить оружие.

А было это так. Ко мне подошёл выводной и доложил, что один из арестованных, находящихся на гауптвахте, открыто отказывается выполнять его требования. Солдат дослуживал в армии последние дни, выйдя с гауптвахты, он должен был быть уволен. Неповиновение было демонстративным. Стоя на плацу перед входом в комендатуру он отказывался зайти в камеру, мотивируя тем, что ещё не надышался. Я подошёл и приказал ему выполнить приказ, он никак не отреагировал. Я повторил приказ сквозь зубы, и предупредил, что применю оружие. Опять ни какой реакции, он видимо думал, что я просто его пугаю. Вынув пистолет, я сделал предупредительный выстрел вверх, и, приставив пистолет ему в бок, приказал бежать в камеру. Видимо вид у меня был решительный, так как солдат сорвался с места как при старте на сто метров. Потом целую неделю было разбирательство. Ни кто до этого ещё, по такому поводу, в карауле не стрелял. Меня пытались обвинить в превышении власти. Но как потом, оказалось, действовал я строго по уставу. В одной из статей которого, я нашёл, что при беспорядках на гауптвахте, начальник караула имеет право применять оружие сам, или даже составом караула. И меня оставили в покое.

Мне никогда в жизни, во сне не снились кошмары, открытое неповиновение подчиненного, вот это мне иногда снилось. Самое опасное в Армии это неповиновение и командир должен принять все возможные, и как я считаю, не возможные меры, к пресечению подобного.

Уже став командиром отряда, я был в наряде дежурным по караулам.

Для не посвященных, объясняю, что в каждой части есть свои караулы. Но объекты гарнизонного масштаба охраняются частями гарнизона по очереди, вот они и подчиняются дежурному по караулам. Ему же подчиняются наряды патрулей, выделяемые частями для поддержания порядка в гарнизоне.

Начальник караула доложил мне, что арестованные саботируют занятия по строевой подготовке. Как мне доложил начкар, их на это подбил курсант четвёртого курса танкового училища, тоже сидящий на гауптвахте. Открытого неповиновения не было, они просто ходили по кругу как зэки в тюрьме. Надо было что-то делать. Наши солдаты с интересом смотрели, чем же это всё закончиться.

Я погрузил всех нарушителей в машину и отвёз за город. Выгрузив их там, объявил, что мы все сейчас совершим марш-бросок 6 км. Затем демонстративно приказал двум караульным дослать патрон в патронник, и отставание кого-либо больше чем на пять метров, считать попыткой побега, и применять оружие. Ещё до выезда я предупредил солдат, что отдам приказ, который выполнять не следует.

Сам бежал впереди, за мной плотной группой арестованные, и метров десять сзади караульные. Темп был такой, что для моих ребят это был не марш-бросок, а так развлечение. А вот арестованные, основную массу которых составляли солдаты из авиационной части, километра через два начали спотыкаться. Но, снизив ещё темп, мы всё же добежали.

Да, наверно, с точки зрения законности я поступил не правильно, но я пресёк эту попытку, хоть и скрытого, но неповиновения. По прибытию в комендатуру я прочистил мозги курсанту. Когда он выходил от меня после беседы, сказал, что если бы я не бежал вместе с ними, то он обязательно бы написал в прокуратуру.

Весной 1976 года нашу бригаду переподчинили Туркестанскому военному округу, а в Среднеазиацком стали формировать свою. Разместили её в населенном пункте Копчагай, это чуть севернее Алма-Аты. Основной офицерский костяк этой бригады составили наши офицеры. Командиром бригады назначили подполковника Груздева, у нас он был заместителем комбрига. А замом к нему пошёл Саша Ильин. Через комиссию, которая занималась делёжкой, пропустили всех офицеров бригады. Предлагали должность, спрашивали согласия. Ушло много офицеров. Меня тоже вызывали. Я настроился на перевод, надоело сидеть на одном месте. Да и то, что там замом будет Саша Ильин, меня очень устраивало. Но только я зашёл и представился комиссии, командир бригады, В.В.Колесник, мне и рта раскрыть не дав, сказал, что меня не отпустит. Мне это, конечно, льстило, но очень хотелось сменить обстановку. Я попытался, что-то сказать, но Василий Васильевич так посмотрел на меня, что я, отдав честь, развернулся и вышел из кабинета.

Передача бригады в ТуркВО имела свои и отрицательные и положительные моменты. Плохо то, что пришлось переходить на изучение другого языка. Китайский язык конечно сложный, но мы его изучали уже много лет, да и офицеров, референтов-переводчиков, со знанием именно этого языка, у нас было уже много. А тут пришлось всё ломать и переходить на изучение языка - фарси, так как бригада получило другое направление своей боевой деятельности. Туркестанский ВО прикрывал южное подбрюшье страны. Но был здесь и хороший момент. Солдаты, таджики по национальности, прекрасно понимали фарси, языки у них родственные.

Положительным было и то, что у нас резко улучшилось качество подбора солдат. Раньше мы были вынуждены работать с тем, что нам присылали. А теперь, согласно приказа начальника штаба округа, нам молодого пополнения давали человек на 50-60 больше, чем нам было необходимо. И в конце каждого периода обучения мы могли делать отсев неподходящих нам по физическим или морально-психологическим качествам. Это ещё и дисциплинировало людей. Мало кто желал из спецназа попасть в пехоту. Правда, нельзя сказать, что это были ни куда не годные люди, отнюдь нет. Как правило, в пехоте, месяца через два-три они становились сержантами. Ведь за полгода они прошли неплохую подготовку, но у нас были очень высокие мерки.

4.4. Отбор.

Позже, уже став командиром отряда, я лично, вместе с замполитом Сашей Славником, ездил по военкоматам Ташкента и Ташкентской области для отбора молодого пополнения. Делалось это так. Приезжаешь в военкомат месяца за три до предстоящего набора. Отбираешь призывников по личным делам, мы имели льготное право отбора, перебить у нас человека могли только команды, комплектующиеся в КГБ. Образование обязательно полное среднее. Большой процент был ребят после первого курса различных институтов, тогда отсрочки не было. Рост не ниже 170 см, но мы старались брать не ниже 175 см. Желательно наличие какого-нибудь спортивного разряда. Запрещалось брать парня, если у него нет одного из родителей, считалось, что у них возможны издержки в воспитании. Проверяли, чтоб не было приводов в милицию, и чтобы в семье не было судимых.

Отобрали, список военкому и он через две недели всех их собирает. С начало индивидуальная беседа, где мы предлагали призывникам идти служить в ВДВ. Дело в том, что комплектация частей спецназа ГРУ осуществлялась только на добровольной основе, но упоминать даже слово спецназ запрещалось, и мы предлагали им идти служить в воздушно-десантные войска. В беседе специально сгущали краски, говорили о больших физических и психологических нагрузках. И если парень, не смотря ни на что, все равно был готов идти служить, его заносили в список. Если человек начинал мяться, что не внятно говорить, он немедленно отбраковывался.

После этого, всю команду пропускали через перекладину. Подтянулся десять раз, годен, не подтянулся, из команды долой. Если молодой человек делает это элементарное упражнение с него можно сделать солдата.

Затем делалось три экземпляра списков. Один мы забирали в часть для контроля, один оставался в военкомате, и третий список отправлялся в штаб округа.

Но это ещё не всё. Все новобранцы проверялись органами КГБ, каждый солдат спецназа имел допуск по форме №2, это как минимум. Затем военкоматами они отправлялись в парашютные клубы ДОСААФ, где совершали по пять прыжков. К сожалению не всегда это последнее условие выполнялось.

Отбирали мы людей не только себе, но и в другие бригады. Приходили нам партии и из других округов. Считалось, что солдат лучше служит, если он дальше от дома. Я думаю, что это ошибочно.

У меня в отряде служили ребята из Ташкента, а человек пятнадцать из самого Чирчика и проблем у меня с ними не было. Первое то, что основная масса их, была мной отобраны по просьбе тренеров спортивного комплекса, куда я ходил на тренировки. Ведь ушёл в армию спортсмен, подающий надежды, и за два года всё своё мастерство растерял. А здесь я три раз в неделю отпускал их на тренировки. И им хорошо и у меня в отряде крепкие парни. Ну а с дисциплиной проблем вообще никаких, нарушил значить на тренировку не идёшь, да ещё от тренера получишь по башке. Но я не помню, чтоб кого-то из этих ребят наказывал.

Сразу по прибытию этих ребят в часть я собрал родительское собрание. Где объяснил, как им повезло, что их сыновья будут служить рядом с домом. Но если они будут нарушать дисциплину и хотя бы попытаются пойти в самоволку, будут отправлены в другой округ. Так, что с родителями я общий язык нашёл. Потом эти парни прекрасно себя показали в Афганистане. К сожалению, помню только двоих, это Шлепетис, КМС по боксу, и Малышев, КМС по пятиборью. Они оба в Афгане, первые полгода, были у меня телохранителями и то, что я оттуда вернулся целым и невредимым и их заслуга. На всех операциях они были рядом со мной. Об одном жалею, что не представил их к наградам, они это заслужили.

Отбирая людей, мы участвовали в эксперименте. Обе роты моего отряда были укомплектованы солдатами одного призыва, только сержанты были разных годов призыва. Это делалась попытка искоренить, так называемые, не уставные взаимоотношения. Первые два-три месяца мы не могли, конечно, конкурировать с остальными подразделениями бригады. Но через полгода ни кто уже не мог составить конкуренцию нам. Мы всех задавили и по боевой подготовке и по спорту. Сплоченность групп и рот были прекрасны.

Если подбор солдат осуществлялся не плохо, то отбора офицеров не было совсем. Просто присылали с училищ и всё, за исключением Ташкентского училища. Став командиром роты, я по приказу комбрига, каждый год ездил отбирать офицеров в родном училище, в 1981 году отобрал и своего брата Юру. При вводе отряда в Афганистан многие из этих ребят пошли со мной добровольцами.

Отсев офицеров осуществлялся, в основном, на уровне командиров групп. Покомандовал два-три года, не тянешь, езжай в пехоту. Но туда они шли, как правило, на должности командиров рот. Командир группы спецназ капитанская должность, так же как ротный в пехоте. И служили они, в основной своей массе, хорошо.

Приведу пример. Был у меня в отряде командир роты Саша Николаев. Он майор, я капитан, Саша был старше меня на два года. Даже неудобно было, старшему по званию, приказы отдавать. Но армия есть армия, старше тот, у кого должность выше. По характеру он был очень спокойный, даже через, чур, это ему и вредило. В спецназе надо быть Рексом. Сашу перевели в Термезкую дивизию, сразу на должность командира батальона. А через два месяца ввод войск в Афганистан и его назначили заместителем командира полка. А я ещё шесть лет успешно командовал отрядом. Сложно в спецназе было с продвижением по службе. Я это видел и еще, будучи командиром роты, написал рапорт, с просьбой отправить меня в пехоту, в генералы рвался. Но комбриг меня вызвал, обругал, и на моих глазах рапорт порвал.

4.5. Яшка.

В каждом армейском коллективе есть какая-то своя особая достопримечательность, которая как-то скрашивает суровые армейские будни. В нашей бригаде это был Яшка. С начала маленький симпатичный ишачок, как говорят туркмены - курлёнок. Который затем вырос в здоровенного, холёного осла. Он был всеобщим любимцем бригады.

Яшкина мама трудилась на хозяйственном дворе части. В её задачу входила доставка отходов пищи из столовой на свинарник. Говорят, что ослы тупые, но, глядя на эту ослицу и её сына, начинаешь сомневаться в народной мудрости. Командир бригады, когда за что-то ругал начальника автослужбы, в шутку, по безаварийности, ставил ему в пример именно эту ослицу.

Три раза в день, после приёма пищи, её запрягали в телегу, и она самостоятельно шла к столовой. Если ей по дороге попадалась машина, она принимала вправо, останавливалась, пропускала её и только после этого продолжала движение. У столовой она стояла около десяти минут, затем разворачивалась и уходила на свинарник. Её не интересовало, загрузили отходы или нет. Поэтому с её прибытьем кухонный наряд бросал все работы, основное было загрузить отходы. Иначе придётся таскать их вёдрами, так как не какая сила в мире не могла заставить ослицу тащить телегу ещё раз и в не положенное время.

У неё родился маленький, симпатичный как плюшевая игрушка, с чубчиком как у кокер спаниеля, сын. Назвали его Яшкой. Он целый день бродил по бригаде и, по-моему, питался только конфетами и печением. Каждый проходящий мимо считал своим долгом угостить его. Яшка любил большие компании. Как только где-то собиралась группа людей, он уже был там, это, как правило, было в курилках перед казармами. Он пытался в наглую лазить по карманам, искал конфеты.

Когда он немного подрос, стал отбирать у солдат сигареты. Нет, он, конечно, их не курил. Он их ел, а затем пел песни под гитару. Петь он соглашался лишь после того, как съедал не менее пачки примы. Гитарист брынькал на гитаре любые аккорды, а Яшка, прижав уши, орал не человеческим голосом на всю бригаду. Делал он это самозабвенно и с явным удовольствием.

Пытались на нём кататься, но из этого ни чего не вышло. Только кто-то на него залазил, Яшка стремглав нёсся на воздушно-десантный городок и забегал под трамплин. Объясняю, что представляет собой этот трамплин. Он предназначался для отработки приземления парашютистов, и состоял из трёх площадок. Одна высотой один метр, другая полтора метра, и третья два метра. Яшка забегал под средний трамплин и наездник должен был успеть спрыгнуть. Иначе мог остаться без головы. Яшка затем долго стоял под трамплином, видимо приходя в себя, после такой человеческой наглости.

Был он мстителен. На спортивном городке части проводились занятия с офицерами штаба и управления. И тут появился Яшка. Один из офицеров, чтобы прогнать его, дал пинка под зад. Яшка отбежал. Подождал, пока офицеры разденутся до пояса и сложат одежду на скамейке. Затем подскочил и перекусил по полам одну из фуражек. Какой же потом стоял хохот, когда оказалось, что он перекусил фуражку обидчика.

У Яшки в части была своя привязанность, которая чувства его не разделяла. Это Марина Сергеевна из политотдела бригады. Приходя на работу, она просила наряд на КПП отогнать Яшку и подержать пока она добежит до штаба. Каждое утро он её предано ждал у входа в часть. Ей предлагали подойти погладить его. Объясняли, что он не злобен, и бояться его не надо. Но всё было бесполезно, она его панически боялась. Так как наряд по КПП его гонял, Яшка поменял тактику. Зайдя на КПП и спросив у наряда, нет ли рядом Яшки, Марина Сергеевна спокойно шла в штаб. И тут из засады, вдоль дорожек была живая изгородь, выскакивал Яшка. Спезназовский осёл. Бедная женщина с визгом неслась в штаб, а проходящие мимо ловили преследователя. Видимо Яшке доставляло удовольствие то, что его кто-то боится.

Ещё у Яшки была неприязнь к звукам трубы. Стояло оркестру бригады, заиграть на разводе, он мчался из любой точки части. Но ни когда не бежал перед строем, порядок есть порядок, оббегал сзади. Находил в оркестре трубача и пытался его укусить. Бедный трубач, играя в оркестре, был вынужден, постоянно озираться, не подкрадывается ли сзади Яшка.

Пытались Яшку заставить работать, выполнять обязанности матери. Будучи маленьким, он её постоянно сопровождал в поездках в столовую. Запрягли Яшку в телегу и отпустили. Что тут началось. Он стал выделывать такие пируэты, что любое родео просто меркнет. А затем понёсся поперёк всех дорог и дорожек. Ребята из хозвзвода два дня потом телегу ремонтировали.

Видя его бесполезность, и с учётом всех его художеств, заместитель по тылу поменял нашего Яшку на триста ложек. В столовой была недостача ложек, а соседу узбеку нужна была тягловая сила. Так Яшка из золотой молодёжи превратился в пролетария.

С хоздвором был связан ещё один курьёзный случай. Там находился свинарник, и часть обязана была выполнять план по мясу. Чего я и вспомнил этот случай, бригада специального назначения и план по мясо, абсурд. Правда, мясо мы никуда не отправляли, оно шло в солдатскую столовую, но план был.

Так вот, я в то время был ещё командиром группы. Не помню, чего вдруг оказался у свинарника, но как я, и не только я, смеялись в тот раз, это был просто гомерический хохот. Представьте себе свинарник, в лужах мирно похрюкивая, лежат свиньи и тут врывается разъяренный командир бригады, Р.П.Мосолов, в парадной шинели и папахе, и начинает пинать то одну свинью то другую. При этом кричит, сопровождавшему его начальнику продовольственной службы, фамилию не помню (ингуш по национальности), здоровенному детине, стоящему с понурой головой: "Эту трахать можно. И эту трахать можно. Хоть сам трахай, но приплод, чтобы был". Картина любая комедия позавидует.

Потом мы узнали, в чём тут было дело. Часть не выполнила план по мясу, и видимо комбриг получил за это приличный нагоняй. Он вызвал начпрода и стал разбираться в причинах. Тот ему объясняет, что выполнить план не было возможным из-за плохого приплода. А приплод плохой потому, что свиньи ещё молодые и рожать им рано. Вот Мосолов и провёл с ним инструкторско-методическое занятие по оценки половой зрелости свиноматок.

4.6. Отряд.

В ноябре 1978 года я был назначен на должность командира отряда спецназ, минуя должность начальника штаба отряда. Дело в том, что к этому времени произошли сокращения в частях специального назначения. В отрядах вместо пяти рот осталось только по две. Но работать стало даже сложней. В управлениях отрядов сократили должности начальника штаба, заместителя по воздушно-десантной подготовке, инженера отряда. Так, что работать пришлось за троих. Слава богу, что мне попался толковый замполит, Саша Петрачёв, так вдвоём и тянули.

Считаю, что эти сокращения были ошибочны. Резко уменьшилось количество личного состава частей спецназ и ухудшилось качество боевой подготовки. А впереди был Афганистан.

Получив в подчинение две роты специального назначения, я попытался внести не большие изменения в форму одежды. Ведь молодому человеку очень важно, не только, какая на нём форма, а и какие имеются регалии.

Все мы знаем, что с формой делают так называемые дембеля. А ведь все эти безобразия делаются от любви к военной форме. В бригаде увольняемые в запас уезжали не в парадной форме, а всеми правдами и неправдами стремились достать комплект спецформы, чем создавали много проблем и вещевой службе и командирам рот.

Мне тоже казалось, что наша форма, какая-то безликая. Ведь мы от авиации отличались только эмблемами, а от десантников вообще не чем отличались. Вы уж меня простите и те, и другие, я вас уважаю и люблю, но ещё больше я люблю спецназ ГРУ! И считаю, что без патриота в малом, не может быть патриота в большом. Так вот я решил сделать нарукавные отличительные знаки, на спецформу, для каждой роты.

Сейчас их великое множество, свой знак имеют, рода войск, соединения, части, и даже управления в больших штабах. В то время отличительные знаки имели только рода войск.

Для одной роты мы сделали нарукавный знак с изображением лося, а для другой, волка. Художником и изготовителем был Александр Коробейников, тот из парашютной команды. Он к этому времени был уже прапорщиком в моём отряде. Каждый знак был ручной работы. Но опять вмешался вышестоящий штаб, и мне категорически запретили то, чтоб роты носили эти знаки. Даже пытались обвинить в проамериканизме.

Проблемно стало уходить на тренировки. Если раньше меня отпускал командир отряда, и с этим проблем не было, то теперь пришлось объясняться у командира бригады. Почему я ухожу со службы в 18.00, если рабочий день до 19.00? Я спросил: "Какие есть претензии к моему отряду? По дисциплине? По ходу боевой подготовке? Какие претензии лично ко мне"? Претензий не было. И тогда я сказал основной аргумент, что раньше времени я ухожу не пиво пить, а совершенствовать свою профессиональную подготовку. Кроме того, в тот день, когда я ухожу на тренировку, я, как правило, присутствую на вечерней поверке в отряде. Крыть мои аргументы было не чем, и меня оставили в покое.

В конце ноября я лёг в госпиталь, на первую операцию, устранять последствия тех не удачных учений, на которых заработал себе двухстороннею паховую грыжу. Как раз в это время бригаду перевели на казарменное положение в связи с событиями в Иране. Там произошла исламская революция. Вопрос, видимо, стоял очень серьёзно, вплоть до ввода войск. Бригада находилась на казарменном положении вплоть до 22 февраля 1979 года. Перед Афганскими событиями такого не было. Новый год офицеры встречали в казарме. Даже тем, кто жил рядом с частью, в военном городке, не разрешили пойти к семьям.

Выйдя из госпиталя, где-то в середине декабря, я дважды получал приказ о подготовке одной группы к выброске в район Мешхеда, это на севере Ирана. Один раз группа была уже даже вывезена на аэродром и погружена в самолёт, и только затем поступила команда отставить. Командовал группой лейтенант Лоренд Ко, кореец по национальности, толковый офицер, выпускник Рязанского училища.

Прохождение 2 отряда торжественным маршем. Сзади меня командир роты старший лейтенант Земский.

В отряде сложился хороший офицерский коллектив, а это основное. Офицер на своём месте и у солдата всё будет хорошо, а значить высокая боеготовность подразделения.

Одной из рот командовал старший лейтенант Тишаев, грамотный, спокойный, уравновешенный офицер, в последствии начальник разведки армии Узбекистана.

Командиром группы одной из рот был Роман Абзалимов, в последствии командовал в Афганистане 154 отрядом. Особо отличился отряд под его командованием при проведении операции по уничтожению базы душманов "Каррера", это на пакистанской границе.

Да и остальные офицеры были прекрасно подготовлены, большинство из них составило костяк 154 отряда после его переформирования перед вторым вводом в Афганистан.

Абзалимов владел приёмами каратэ, и я стал брать его с собой на тренировки на спорткомплекс, пытался освоить новомодный стиль единоборств. Но после нескольких занятий понял, что мне это не к чему. Дело в том, что у меня уже был хорошо поставлен удар в боксе, а здесь он наносился совсем иначе, шло разложение силы, в боксе так не бьют. К тому же я не плохо владел приёмами, как тогда говорили, боевого самбо. При проведении всех показных занятий по рукопашному бою я принимал личное участие в боях, в основном показывал обезоруживание противника. Работал против противника вооружённого не муляжом, а боевым ножом.

Ещё командуя ротой, я сделал учебно-методическое пособие по рукопашному бою, за основу было взято наставление по физической подготовке. Имевшихся там приёмов, было вполне достаточно для подготовки солдата. Но изучать приёмы по наставлению, было невозможно, было непонятно, как отрабатывать тот или иной приём. Я отработку каждого приёма разбил на этапы. На каждый приём получалось 5-6 этапов. Все они были сфотографированы, каждая фотография имела сопроводительную надпись. Так был сделан альбом. Мы туда добавили несколько приёмов по каратэ, из испанского источника, и получилось неплохое пособие для офицеров. К сожалению, когда я был уже командиром полка у меня, его взяли, и не вернули.

В своём кабинете я оборудовал приспособления для набивки мозолей на ударных частях рук. Деревянная колона посреди кабинета была оббита шинельным сукном, а на столе стояли дощечки с набитым на них рваным металлом. Набивал я не только ударные части кулаков, но и локтей. Получилось так, что у меня наиболее качественно получался неподготовленный удар локтём и кулаком наотмашь.

Мы изучали не только нашего непосредственного противника на театре военных действий - Иран. Но, конечно же, нашего основного противника

- армию США. Особый упор делался на изучение тактики действий подразделений специального назначения. В части имелся объёмный анализ боевых действий США во Вьетнаме, мы этот труд зачитали до дыр.

В последствии, при ведении боевых действий в Афганистане, я с успехом примял не которые их приёмы при организации боя. Например "Молот и наковальню". В чём суть этого приёма?

Одно из подразделений скрытно, ночью, выходит к объекту предстоящей зачистки, как правило, это кишлак, и готовит себе позиции на возможных путях отхода противника. Это подразделение максимально насыщается пулемётами ПК и автоматическими гранатомётами АГС-17. Удаление от кишлака должно быть таково, чтобы обеспечивался свободный выход противника из кишлака, и не было соприкосновения с нашим подразделением. Всё зависит от условий местности, но должно быть не менее километра.

С рассветом кишлак демонстративно атакуется с трёх сторон большими силами. Противник пытается уйти, выходит из кишлака и утыкается в засаду, "наковальню". К тому же по этому участку начинает работать артиллерия. Вернуться назад в кишлак он не может там уже подразделения "молота", которые бьют ему в спину. Он оказывается на не подготовленной для обороны территории, в полном окружении, и его уничтожение предрешено.

Подразделения при проведении таких операций практически не несут потерь. К тому же не страдают мирные жители. А вот если выманить противника из кишлака, по каким то причинам не удаётся, то боестолкновение принимает затяжной характер, иногда до нескольких суток, и могут быть большие потери. Вести наступательный бой в населенном пункте очень сложно.

Изучали мы и полевой устав американской армии. Многое для нас было странным, особенно раздел, где учили, как надо правильно сдаваться в плен.

Неплохо были расписаны способы выживания для тех, кто оказался в тылу противника, но наше наставление по выживанию было более полное и с чёткими рекомендациями.

Читали мы и художественную литературу об американской армии, американских же авторов. Читали мы их, не сколько, из-за художественной ценности, сколько из-за того, чтобы понять, с кем нам, возможно, придётся воевать.

Неплохая книга "Однажды орёл", к сожалению, не помню автора. В книге расписаны две мировые войны, которые прошёл герой книги, и погибает он во Вьетнаме. Нас удивляла нерешительность командиров при ведении боевых действий, малейший отпор противника и они отказывались от ведения активных действий. Сейчас я понимаю, что там было желание беречь солдата, а не победа любой ценой, как у нас зачастую было во время Великой Отечественной войны.

Другая книга это "Молодые львы" Ирвина Шоу. Она примечательна тем, что в ней подняты вопросы морального духа американских солдат. Описывается время подготовки и высадки союзников во Франции в 1944 году. Я использовал эту книгу для воспитательной работы с солдатами. Подчёркивая, что это не наша пропагандистская статья, а художественная книга американского автора.

В книге расписано как в роте, которой командует капитан, бывший работник похоронного бюро, а сержант, бывший танцовщик кабаре, процветает антисемитизм и грубейшие неуставные взаимоотношения. Солдат, по национальности еврей, вынужден отстаивать своё человеческое достоинство в ежедневных боксёрских поединках, и всё это совершенно открыто на глазах у начальства.

Ещё один показательный момент. После разгрома в Арденнах у дороги лежат шестнадцать американских солдат. По дороге четыре немца, ведут около двухсот пленных их собратьев. И вот эти шестнадцать человек начинают спорить. Одни предлагают тоже в плен сдаться, другие продолжать выбираться из окружения. И ни кто не предложил освободить своих товарищей. В конце концов, колона прошла мимо. Часть солдат, бросив оружие, присоединилась к пленным, другие, видимо это герои, стали выбираться из окружения.

Когда я прочитал это место, у меня был просто шок. Понятно, что книга художественная, и всё есть вымысел автора. Но если американец пишет такое про свою армию, значить такое возможно. Поэтому когда пишешь, думай, как это может повернуться.

До сих пор иностранцы изучают нашу душу по книгам Достоевскому.

Была ещё одна книга, которую мы зачитывали до дыр. Это "Падающий дождь", здесь также чисто профессиональный интерес. В книге описываются действия "зелёных беретов" во Вьетнаме.

Я считаю, что настольной книгой каждого офицера. А тем более курсанта, должна быть книга Куприна "Юнкера". Лучше чем Куприн, капитан Русской Армии, никто не написал о воспитании будущего офицера и его становление как защитника Отечества. Особенно о воспитании чести и собственного достоинства.

Не успели мы с Сашей Петрачёвым наладить ход боевой подготовки, как меня бросают на ремонт заброшенного военного городка. Когда я учился на четвёртом курсе училища, именно здесь располагался наш учебный центр. Начали готовить место дислокации для нашего формирующегося седьмого отряда, в последствии его стали называть "мусульманским".

Отряд на 100% был укомплектован военнослужащими трёх национальностей: узбеками, таджиками, туркменами. Только один был славянин, командир группы ЗСУ лейтенант Проута. Не нашли офицера этой специальности из этих национальностей.

Я как мог, пытался уклонится от не свойственной, и не приятной мне работы. Тем более, что я, по сути, бросил отряд. Но ни какие мои доводы, о том, что в бригаде есть офицеры, занимающие должности командиров кадрированых отрядов, которые не имеют личного состава, действия не имели. Мне было заявлено, что это работа государственной важности, и она на контроле у начальника штаба округа.

Получив в своё подчинение роту военных строителей, несколько десятков гражданских строителей, собранных из всех КЭЧ (коммунально-эксплуатационная часть) округа, двести человек из бригады, как подсобных рабочих, крайне жёсткие сроки (около двух месяцев), я приступил к выполнению задачи.

Задачу мы конечно выполнили. Но впервые, личный состав бригады в таком количестве и на такое продолжительное время отрывался от боевой подготовки. Из полуразрушенного городка получилась довольно приличная база для размещения отряда, которого пока не было.

В быстром темпе началось его комплектование. Личный состав прибывал со всех округов. В основном из дивизий ВДВ, но так как структура отряда была своеобразная и отличалась от структуры спецназа, личный состав приходил и из мотострелковых дивизий. Отряд имел:

- управление;

- штаб;

- партийный аппарат;

- тыл отряда;

- две роты специального назначения на БМП (боевая машина пехоты);

- разведовательно-десантная рота на БМД (боевая машина десанта);

- гранатомётная рота (на вооружении имела гранатомёты АГС-17);

- инженерно-огнемётная рота (имела сапёрный взвод и огнемётный взвод, на

вооружении РПО - "Рысь");

- рота материального обеспечения;

- ремонтный взвод;

- группа ЗСУ (на вооружении ЗСУ-23-4 "Шилка");

- группа связи;

- медицинский пункт отряда.

Все офицеры были из пехоты и почти все выпускники Ташкентского ВОКУ, за исключением одного, командира группы ЗСУ.

На отбор офицеров и солдат для отряда ездили и офицеры нашей бригады. Я был командирован в город Ош, в парашютно-десантный полк. Где и отобрал лейтенанта, выпускника Рязанского училища, Рустама Турсункулова, и ещё одного солдата. За взятие дворца Амина Рустам получил "Орден Ленина", а затем служил в спецназе КГБ.

Командиром отряда был назначен майор Халбаев Хабиб Таджибаевич, в своё время мы с ним командовали группами в одной роте. Он стал первым командиром "мусульманского" батальона.

Днём рождения отряда является 26 апреля 1979 года, в этот день была подписана директива Генштаба о создании отряда.

После сформирования отряда началась интенсивная боевая подготовка. Для проведения занятий привлекались офицеры бригады, в основном командиры кадрированых батальонов и начальники служб, а также офицеры Разведывательного Управления округа и ГРУ. Первые свои потери батальон понёс именно в этот период.

Майор Виктор Коновальчиков, толковый офицер, отличный профессионал. Он командовал нашей ротой после Манченко, и роту я принимал у него, вёз на полигон гранатомётную роту 7 отряда. На одном из поворотов водитель не справился с управлением, машину занесло, и она перевернулась. Погибло четыре человека, несколько человек получили ранения.

Этот кошмар с гибелью людей произошёл из-за неопытности водителя и наличия в кузове машины автоматических гранатомётов. Именно они были причиной столь большой смертности, при переворачивании, людей просто побило их тяжёлыми корпусами.

В бригаде шла размеренная боевая учёба. Я с головой окунулся в любимое дело. Но с декабря 1978 года по май 1979 года я постоянно находился на грани нервного срыва. Дело в том, что в конце 1978 года я ушёл из семьи, на это были веские причины. И комбриг, вместе с начальником политотдела, наконец, получили возможность, вцепится в меня.

Ни разу, за полгода, они даже не попытались побеседовать со мной по душам. Но правды ради, зная этих людей, я и не пошёл бы на контакт. Была организована элементарная травля.

То меня вызывают к командиру или начальнику политотдела, где уже сидит жена, и я часами выслушивал, какой я негодяй. А ничего ответить не моги, сразу затыкали. Да я и не пытался ничего объяснять, так как предвзятое отношение было на лицо.

То приходит Саша Петрачёв и рассказывает, какую задачу поставил ему по слежке за мной начальник политотдела. Пытались завести партийное дело, но из этого не чего не вышло. Устав партии не запрещает развода.

Сейчас всё это кажется смешным, в тогда мне было не до смеха. Более, менее меня оставили в покое, когда я, пройдя три суда, наконец, развёлся. Весь этот дурдом длился полгода. Но и после этого отношения у меня и с комбригом и с начальником политотдела были очень натянуты.

И в июле месяце, я командир отряда спецназ, находясь в прекрасной физической форме, почувствовал боли в области сердца. Идя на консультацию в госпиталь, я не дошёл до его КПП метров десять, у меня подкосились ноги, и я упал. В госпиталь меня уже затаскивал наряд с КПП. Диагноз, нервное истощение.

Меня поместили в двухместную палату, но лежал я один. Врач запретил даже посещение друзей, сказал, что я всё должен забыть. Можно было только читать художественную литературу. Кололи только витамины. Итак, десять дней. Но и после выписки из госпиталя, месяца три, при эмоциональных разговорах с руководством бригады, наверное, тяжёлый я для них был человек, ощущал давящую боль в области сердца.

Спустя недели две, после моей отлёжки в госпитале, я снова туда попал. Теперь уже с позвоночником. Меня скрутило так, что не мог не согнуться, не разогнуться. Дали знать мои прыжки с парашютом. При моём весе, более 100 килограммов, в армии не было для меня парашютов. Обычный армейский парашют рассчитан на вес до 90 килограммов.

В Чирчикском госпитале посмотрели, и сказали, что случай тяжёлый и отправили в Ташкент в окружной госпиталь. Там, осмотрев, отправили назад в Чирчик, так как не было мест. При этом мне сказали, что если в Чирчике не помогут, то я пойду на вытяжку, а если и это не поможет, тогда под нож нейрохирурга. И тут я понял, что спасение утопающего, дело рук самого утопающего. На кровать мне уложили щит из досок, на нём я и спал. Делали какие-то уколы и массаж.

Я безмерно благодарен этой женщине, массажистке. Благодаря ей, и самому себе, я выкарабкался. Каждое утро, превозмогая боль в спине, я бежал кросс 6 км. Когда, после кросса, появлялся в отделении, в трусах, майке и кроссовках у медсестёр челюсти отваливались.

После обеда шёл на хозяйственный двор госпиталя и ложился на самый солнцепёк, подставив солнцу голую спину. Было лето, и температура в тени была 40 градусов. На голову одевал, пустую картонную коробку. Лежал часа полтора, больше выдержать, было не возможно. С этой процедурой ни одна сауна не сравнится. Благодаря всему этому я избежал, и вытяжки, и скальпеля. Во мне ещё больше укрепилась вера во всесильность физических упражнений.

1979 год, самый чёрный год моей жизни. Я пытался уйти из бригады, даже, как это не смешно, ходил к командиру десантно-штурмовой бригады, она была расквартирована тоже в Чирчике, полковнику Плохих, с просьбой о переводе в его часть. Ну, очень меня достали.

Но конечно Армия не гражданка, здесь место службы не меняют из-за того, что с кем-то не ужился. Кстати, именно полковник Плохих оказал мне содействие при поступлении в 1983 году в Академию им. М.В. Фрунзе. Он в это время был начальником кафедры тактики в моём родном училище, именно там я сдавал экзамены.

Больше этот год ничем примечательным не был, кроме того, конечно, что началась Афганская эпопея.

7 декабря 1979 года наш 7 отряд убыл в Афганистан. Одним из ротных этого отряда был мой товарищ Володя Шарипов. Он отправил свою семью к родителям в Душанбе, и его двухкомнатная квартира оказалась пуста. Так, что он попросил меня пожить в ней, пока не вернётся. Ну, а так как я жил в общежитии, для меня это был просто подарок судьбы. Но не долго продолжалось моя эйфория. При штурме дворца Амина 27 декабря 1979 года Володя был ранен в ногу, кстати, осколком снаряда собственной Шилки.

Я был у него не сколько раз в госпитале, он лежал в Ташкенте. Да и всех раненных ребят после этой переделки привезли в Ташкент. Приехали Володины родственники, и пришлось перебираться назад в общежитие.

Я не буду рассказывать о действиях отряда при штурме дворца Амина, первое, то, что об этом уже много сказано и написано. И второе то, что я не был участником этих событий и обо всём знаю только со слов своих товарищей, офицеров этого отряда. Правда, долгое время в средствах массовой информации говорили о том, что эту операцию провели исключительно спецподразделения КГБ.

Например, совсем не давно, уже в конце девяностых годов, в телевизионной, московской передаче, если мне не изменяет память, "Дворцовые тайны Кабула", бывшие сотрудники КГБ, принимавшие участие в подготовке и проведении этой операции, рассказывали подробно о ней телезрителям, и при этом даже не упомянули "мусбат", который там был основной ударной силой.

На мой взгляд, наиболее точно и правдиво, эти события отражены в публикации "Операция Шторм", О.Кривопалова, записанной им со слов одного из руководителей операции, генерал-майора Колесника В.В. А также в белорусском журнале "Армия", очерк журналиста П.Лёгкого, записанный со слов непосредственного участника штурма, командира роты "мусбата", Владимира Шарипова. Но наиболее полно и документально всё это отражено в книге Владимира Кошелева "Мусульманский" батальон ГРУ",

После прибытия из Афганистана офицеров "мусбата" стали потихоньку отправлять назад в пехоту. И заменять их офицерами из бригады. Отправили, после выздоровления, и Володю Шарипова, а в пехоте его сразу отправили в Афганистан. Но повоевал он там не долго, как только в особом отделе узнали об этом, немедленно вернули его в Союз. А вдруг попадёт в плен и все тайны выдаст. Володя хоть попал в боевые части, а командира отряда Холбаева отправили служить в один из районных военкоматов Ташкента. Уж не помню, кто сказал:

Нужен тот, кто нужен.

Нужен, когда нужен.

Нужен, пока нужен.

В январе месяце 1979 года в Чирчике была сформирована отдельная рота специального назначения 40 Армии. Её первым командиром стал Рафик Латыпов. Командиром одной из групп стал Григорий Иванов, тоже с нашей бригады. Да и прапорщики, заместители командиров групп были наши ребята. Но, к сожалению, кроме Сергея Рычкова, других фамилий не помню.

В этом же месяце к нам приехал лектор Глав. ПУР-а (Главное Политическое Управление СА), целый капитан первого ранга. Он с упоением нам рассказывал, как здоровые силы армии и народа в Афганистане смели Амина. А в зале хохот. К этому времени "мусульманский" батальон уже вернулся из Афгана, и его офицеры находились в зале.

Когда он рассказывая о международной обстановке, упомянул английский стратегический бомбардировщик "Хариер", на самом деле это истребитель с вертикальным взлётом и посадкой, я не выдержал и назвал лекцию парашей. Кто-то донёс, паршивая овца в любом стаде есть.

Я скажу, что мы ни когда не боялись рассказывать анекдоты и про партию и про Брежнева, и всё это открыто в курилке. И это считалось нормальным. А тут вдруг меня вызывает особист, сволочь, сволочью. Он не своей работой занимался, а компромат собирал на офицеров. Чуть раньше он сожрал прекрасного офицера, немца по национальности, Сашу Гартунга.

Саша был его сосед по лестничной площадке. И когда эта дрянь выясняла отношения со своей женой с помощью рук он вмешался. В течение месяца этот подонок нашёл у него дальних родственников в Канаде. Сашу убрали в стройбат. В 1986 году, уже, будучи начальником УНР, он приезжал ко мне в гости в Батуми. Саша страшно переживал, что его убрали из спецназа. Так этот негодяй испортил человеку всю жизнь.

Так вот вызывает меня это существо и начинает мне высказывать претензии. Правда, сначала он мне долго рассказывал, как он уверен во мне. Что я хороший коммунист и преданный государству офицер, и что у него нет ни каких сомнений по этому поводу. Затем он выложил претензии.

Первое, что я назвал лекцию парашей. На, что я ему ответил, что готов это повторить с любой трибуны. А лектора надо гнать из Глав. ПУР-а.

Второе, что я среди офицеров высказывал мысль, что "зелёные береты" лучше подготовлены, чем наши ребята. На, что я его спросил, будет ли он со мной спорить по поводу того, что профессионалы, прослужившие в спецчастях по 10-15 лет, лучше подготовлены, чем пацаны, отслужившие год, полтора. Подискутировав с ним минут десять, я понял, что просто с его помощью меня хотят поставить на место.

Я часто выступал на совещаниях, а особенно на партийных собраниях с критикой в адрес руководства бригады, было за что. А уцепиться им за меня было не за что, вот они и нашли предлог.

Я встал и напрямую к комбригу. Это был всё тот же человек, случайный не только в спецназе, но и в Армии вообще, это сугубо лично моё мнение. Я от него потребовал, что, так как я являюсь антисоветчиком, убрать меня из бригады, я и рапорт писал с просьбой убрать меня в пехоту.

Видя такой прессинг, я принял решение ехать в Ташкент в управление КГБ. Меня немедленно принял какой-то полковник. После того, когда я ему всё выложил, он мне сказал, что они прекрасно знают, что собой представляет наш особист. Что давно хотят от него избавиться. И, что такая возможность сейчас появилась, они переведут его служить в город Монино, в Подмосковье. Я, сделав удивленные глаза, сказал: "Меня так накажите. Со Средней Азии в Подмосковье, об этом только мечтать можно". На что полковник сказал, что по другому, к сожалению нельзя.

Спустя какое-то время особиста на самом деле поменяли. Вместо него прислали алкоголика с фигурой борца сумо и лицом цвета баклажана. Часто можно было наблюдать картину, как из ворот бригады выезжает мотоцикл, именно такой вид служебного транспорта был у особиста, а в люльке, откинувшись назад, похрапывает контрразведчик. Но зато он никого не доставал.

4.7. Спецкомандировка.

"Довольно гнуться над корытом,

тебе дарованным судьбой, -

есть счастье жить в бой открытом,

я заслужил открытый бой".

В Афганистане уже полгода шла война. Но это была не та война, которая закончилась в 1945 году. Это была война совершенно нового типа. Большие группы мятежников, за полгода ведения боевых действий, в основном были или уничтожены или рассеяны. Они не могли противостоять Советским дивизиям и полкам в открытом бою. И противник перешёл к тактике партизанской войны. Здесь противник везде и негде. Войска, проявляя беспримерное мужество и самопожертвование, воевали так, как требовали уставы и как учили командиров в военных училищах и академиях, и несли неоправданные потери.

Наиболее полно новым реалиям отвечала тактика действий частей и подразделений специального назначения ГРУ. Ведь по сути, их тактика мало, чем отличалась от партизанской. Да к тому же одной из задач спецназа, была задача ведения антипартизанской войны. Так, что спецназ ГРУ уже был подготовлен к ведению таких боевых действий. Это хорошо было видно по эффективности отдельной роты спецназ 40 Армии, которая иногда имела результаты боевых действий даже выше, чем некоторые дивизии.

Высшим военным руководством страны было принято решение направить офицеров-инструкторов спецназа ГРУ в 103 воздушно-десантную дивизию, полки которой располагались в Кабуле, Почему в дивизию ВДВ? Да потому, что это было наиболее боеспособное соединение 40 Армии, части и подразделения дивизии практически постоянно находились в боях. К тому же подразделения ВДВ, в силу своей специфики, были наиболее приспособлены вести боевые действия мелкими подразделениями в отрыве от основных сил.

В первой половине июля 1980 года в нашу бригаду стали прибывать офицеры с других бригад. Из них комплектовались три группы для переподготовки подразделений 103 дивизии. От нашей бригады предложили ехать мне, и я конечно согласился. В группу входило пять офицеров, три командира отрядов, один связист, и один сапёр.

В каждом полку 103 дивизии для ведения боевых действий по тактике спецназа был выделен один батальон. Так, что получалось три батальона, и в каждый было направлено по одной нашей группе. Каждый командир отряда должен был работать с конкретной ротой, и обучить тактике спецназа хотя бы офицеров роты. Связист должен был обучить связистов батальона работать на наших спецрадиостанциях, а сапёр обучить работе со спецминами и спецзарядами.

14 июля 1980 года мы во главе с представителем ГРУ, подполковником Сазоновым, прибыли на аэродром Тузель, на окраине Ташкента. Перед посадкой в самолёт нам выдали загранпаспорта. И тут я обнаружил, что я Стодеревский Юрий Стефанович 1946 года рождения. Я сказал об ошибке представителю ГРУ, на что мне ответили, что переделать уже не успеют, и чтоб я запомнил свои новые метрические данные. Летели мы в самолёте ИЛ-76 одни, так, что он был практически пустой.

По прилёту в Кабул нас отвезли в здание, в котором размещались высшие советские военноначальники.

С начало нас инструктировал начальник разведки Сухопутных Войск генерал полковник Гридасов, а затем Начальник Генерального Штаба генерал армии Ахромеев. Затем убыли знакомится с командиром дивизии. Получив все указания, мы убыли к своим батальонам.

Слева на право: майор Ильин, майор Богдан, Я со своей группой попал в 157

старший лейтенант Кондратьев, капитан Стодеревский. парашютно-десантный полк, он

размещался в крепости, два других полка находились в районе Кабульского аэродрома.

В нашей группе были: командиры отрядов, майор Ильин с Кировоградской бригады, майор Богдан с Лагодехской бригады, я в звании капитана, сапёр старший лейтенант Кондратьев, лейтенант связист, кажется по фамилии Евдокимов, откуда он не помню. Коллектив подобрался хороший и знающий своё дело.

Встретили нас несколько холодно. Это и понятно. Дивизия уже полгода воюет, и тут являемся мы из Союза, не нюхавшие пороха, их учить. Но палок в колёса нам никто не ставил. А в ротах, вообще, у нас сложились прекрасные отношения с офицерами. К сожалению учёбы, такой как положено, у нас не получилось. Дело в том, что дня через три-четыре после её начала батальон бросили на выполнение боевой задачи, и его не было около десяти дней.

Когда батальон уходил, я спросил разрешения у Сазонова идти вместе с батальоном, естественно мне не разрешили. Кому нужна такая ответственность. Дурак, не надо было отпрашиваться, ушёл бы и никто бы меня уже бы не вернул. А так пришлось мучиться от безделья в крепости. Выходить никуда нельзя, и делать нечего.

Но я, правда, пару раз ездил в отдельную роту спецназ, она

располагалась около штаба армии, он размещался в бывшем дворце Амина.

В отдельной роте спецназ 40 армии. Ротным уже был старший лейтенант Боев,

Слева Боев, в центре Кондратьев, справа Стодеревский. командиры групп Сомов, Григорий

На заднем плане дворец Амина Иванов, бывший мой подчиненный,

и Тишин, будущий генерал и начальник спецназа России.

В роте мне подарили форму афганских коммандос, и я выпросил у Боева, на время командировки, пистолет АО-44.

Это тот же пистолет Стечкина, но с приспособлением для ведения бесшумной стрельбы. Для непосвящённых объясняю, что этот

пистолет хорош ещё тем, что его обойма, вмещала 20 патронов, и он мог стрелять очередями, почти как пистолет-пулемёт.

Жизнь в крепости текла своим чередом. Каждое утро подразделения полка бежали марш-бросок с полной выкладкой. Впереди, как правило, бежал начальник штаба полка. Бегали только внутри крепости, место было, тем более, что на территории крепости имелся стадион. Затем целый день шли занятия по боевой подготовке, солдат учили конкретно тому, что будет нужно завтра в бою.

Боевой дух и офицеров и солдат был очень высок. И это, не смотря на то, что было отвратительно с тыловым снабжением. Солдаты ходили в штопаном и латаном обмундировании. Идёт война, а нормы вещевого снабжения старые, для мирного

времени. Ну а самое страшное то, что солдат, да и офицеров отвратительно кормили.

Громадная, могучая страна и весь тыл Советской Армии не в состоянии были накормить только одну свою воюющею Армию. В июле месяце кормили сухой картошкой и сухим луком. Ежедневно "красная" рыба, это так народ в шутку называл кильку в томатном соусе, от неё уже воротило. В супе была постоянно какая-то сечка.

За два месяца командировки я потерял в весе 12 кг, а как же те ребята, которые там уже полгода и впереди неизвестно ещё сколько.

Но повторяю, боевой дух был очень высок. К нашему приезду в дивизии уже было два Героя Советского Союза. К сожалению фамилий не помню. Оба сержанты, при окружении противником подорвали себя, один гранатой, а другой миной.

Батальон вернулся с операции, и мы снова приступили к занятиям. После отработки ряда тем надо было провезти ученья взводов. Их мы решили проводить в окрестностях Кабула.

Я разработал план на карте. Время проведения учений спланировал на день, с переходом в ночь. Так как во время проведения учений мы могли столкнуться с реальным противником, у солдат было два вида боеприпасов. Холостые для учений, и боевые, на случай встречи с душманами. Одни лежали в правом кармане брюк, другие в левом. Сегодня, я не за что, такого бы не сделал, очень опасно. Ведь солдат мог и перепутать, как его не инструктируй.

День прошёл без приключений, и ночью, закончив занятия, я со своей ротой стал спускаться вниз по ущелью.

Отдых на бассейне в крепости: Стодеревский, Ильин, Богдан.

Ущелье было глубокое, по дну протекал не большой ручей. По обеим сторонам ручья, на расстоянии метров 60-70 друг от друга проходили тропинки. Мы спускались по правой стороне ущелья, и вдруг головной дозор даёт сигнал, что впереди опасность. Как, оказалось, по противоположному склону, вверх по тропе, поднималась какая-то группа людей. Мы залегли. Но с противоположной стороны нас заметили и тоже залегли. Было очень темно и что-либо разглядеть было не возможно. Мы лежали и вслушивались, в надежде услышать на каком языке говорит противоположная сторона, между собой объяснялись только жестами. Но на противоположном склоне также стояла гробовая тишина. Это противолежание продолжалось минут 15-20. Надо было, что-то делать. Я постучал камнем о камень, мне с противоположной стороны ответили тем же. Я пощёлкал прицельной планкой автомата, противоположная сторона повторила. Запрашивать голосом было нельзя, если там противник то на нас обрушился бы шквал огня, на таком расстоянии это убийственно. Будут потери, и вообще неизвестно, чем это всё закончиться. Кто первым откроет огонь у того громадное преимущество. Не выдавая себя, первым открыть огонь, а если там свои?

Мы лежали, противоположная сторона тоже ничего не предпринимала. Но вечно это продолжаться не могло. Было принято решение, идти дальше, не вступая в контакт. Когда мы поднялись и пошли, на противоположном склоне сделали то же самое. Так молча, мы в темноте и разошлись. Спустившись в кишлак, который находился у входа в ущелье, мы узнали, что через кишлак в ущелье прошла большая группа душманов. Это был единственный случай, когда мы так мирно разошлись с душманами.

В начале сентября, так и не дав нам закончить обучение, батальон бросили под Герат. Душманы провозгласили там "Исламскую Республику Герат". Здесь уже я принимал участие. Переброска батальона, вместе с техникой, шла авиацией. Перебрасывали нас в Шиндант, почему-то с промежуточной посадкой в Кандагаре. С Шинданта совершили марш на технике в район Герата. Но в боевых действиях, как таковых, мы участия не принимали. Нас поставили во второе кольцо окружения, с задачей, не дать противнику атаковать, штурмующие город подразделения, с тыла.

Попыток деблокировки не было, но нас несколько раз обстреляли с кишлака, который находился за нашей спиной. Проверка кишлака результатов не дала, местные жители говорили, что это ночью приходят душманы, стреляют и уходят. Наверняка это была ложь. Мы с ротным решили, что надо сделать засаду на путях возможного движения противника. Заодно была возможность посмотреть, как народ усвоил проведённые с ними занятия по тактике спецназа. Скомплектовали группу.

С группой пошёл командир роты, замполит, ну и конечно и я. Как только стемнело, стали выдвигаться к месту проведения засады. И тут выяснилось, что солдаты имеют очень слабые знания по разведподготовке. Они совершенно не профессионально действовали в головном разведдозоре, постоянно задерживали движение группы. Было видно, что они это делают первый раз. А ведь это должны уметь делать даже в пехоте. Видимо всё обучение сводилось к тому, чтобы атаковать и захватить. Отсюда и не оправданные потери.

Поменяв дозорных, и получив тот же результат, я понял, что надо идти самому. Во-первых, мы быстрей выйдем на место засады, а во-вторых, я покажу людям как это надо делать. Мы благополучно добрались до нужного нам места. Организовали засаду, и так же благополучно просидели до утра, так и не увидев душманов.

Но сказать, что засада не дала результатов, будет не правильно. Просидев в сопках часов до восьми утра, мы назад демонстративно прошли через кишлак. Народ нас видел, и после этого не было ни одного обстрела. Так что нужного результата мы добились. Время командировки заканчивалось, нас собрали, и 17 сентября отправили самолётом в Ташкент. Было жалко бросать ребят на операции, но приказ есть приказ.

Я считаю, что свою задачу, по подготовке подразделений 103 дивизии, мы не выполнили, да и не могли выполнить. Спецназовца за два месяца не подготовишь, даже из таких прекрасных ребят и профессионалов как десантники 103 дивизии. По большому счёту занятия мы проводили не больше месяца, одна операция, за тем другая. Материальной базы ноль. Уж если хотели переучить, надо было вывести батальоны в Союз, минимум месяца на три.

А вообще то каждый должен заниматься своим делом. И правы были офицеры 103 дивизии, когда говорили нам: "Если вы такие ассы приезжайте и работайте здесь со своими подразделениями". Видимо и в Москве это поняли, и в 1981 году в Афганистан были введены два отдельных отряда спецназ, а в 1984 году их стало восемь, они входили в состав двух бригад спецназ.

С офицерами роты, в которой я был в командировке, у меня сложились очень тёплые отношения. К сожалению, я не помню их фамилий, за исключением командира роты Николая Ксенофонтова, возможно фамилию я путаю, и замполита Григория Новоселова. Новосёлов, после моего отъезда в Союз, присылал несколько писем, кстати, писал, что они успешно применяют то, чему я их учил. Дай то бог, если это спасло жизнь хоть одну солдату, значить командировка тогда, не была напрасна.

После возвращения из спецкомандировки, фото с дочерью Викторией г. Чирчик сентябрь 1980 года

4.8. Отряд (продолжение).

Прибыв в бригаду, я узнал, что стал "безлошадным" комбатом, так у нас называли тех, кто командовал кадрированными отрядами. Пока я "отдыхал" в Афганистане, меня "без меня женили". Так, что приобретенный боевой опыт передавать стало не кому, в отряде только я, и куча бумаг. Такое совершенно не по мне.

Единственный раз я был востребован, когда приехали специалисты, какого-то оборонного предприятия для испытания системы "Реалия". Она предназначалась для прикрытия объектов. Её также можно было использовать для обнаружения противника на возможных маршрутах передвижения.

Она состояла из датчиков, которые устанавливались на местности, подающих сигнал на центральный пульт, при любом передвижении в районе их действий.

Я, как единственный офицер в бригаде, имеющий хоть какой-то опыт ведения боевых действий, был привлечён к выбору места проведения испытаний. А затем участвовал в этих испытаниях. Метров 800, ночью, по зарослям верблюжьей колючки, мы на четвереньках пытались подобраться к объекту, вокруг которого были расставлены датчики "Реалии". Изображали стадо баранов. Но все наши усилия были напрасны. Когда мы были уже почти у цели, метров 100 осталось, из палатки вышел один из испытателей, и сказал, чтоб мы перестали себя мучить и шли к ним пить чай. Оказывается, они давно уже нас обнаружили. Аппаратура чётко показывала, кто идёт, люди или животные.

Что-то подобное мы использовали в Афганистане, систему "Охота". Она работала примерно по тому же принципу, что и "Реалия".

Слава богу, что в конце ноября меня отправили учиться на "Центральные Краснознамённые Курсы усовершенствования офицеров разведки", в Подмосковье. Преподаватели Курсов были офицеры разведки высочайшей квалификации. Что давалось на этих Курсах, больше ни где не давалось. Об этом говорит хотя бы то, что на курсах обучались, в том числе и офицеры, закончившие Академию имени М.В. Фрунзе. В конце апреля 1981 года я, сдав экзамены на Курсах, вернулся в Чирчик.

И тут закрутилось, одни сборы приписного состава (для непосвященных, это так называемые партизаны) заканчивались, другие начинались. В бригаде и раньше периодически проходили такие сборы. Но, как правило, каждый командир отряда сам проводил эти сборы со своими людьми. А здесь я только успевал принимать людей. Полтора месяца сборов, передышка неделю, и новая партия.

Полевой лагерь при проведении учений с приписным составом

Как правило, военкоматы привозили людей, которые были под хорошим градусом. И в первый день требовалось больших усилий для наведения порядка. Потом всё стабилизировалось. Но как-то 19 февраля, не помню в 1978 или в 1979 году, нас проверял округ, и мы по отработанному плану произвели частичную мобилизацию. Народ приехал трезвый как стёклышко, все с перепуганными глазами. Дело в том, что 17 февраля Китай начал боевые действия против Вьетнама. И люди решили, что их призвали на войну.

Кстати при вводе войск в Афганистан так и было. Мало кто знает, что свою лепту в Афганскую войну, в начальном её этапе, внесли "партизаны".

На границе с Афганистаном у нас не было полностью развёрнутых и готовых к ведению боевых действий дивизий. Все имеющиеся, требовали доукомплектования, и естественно боевого слаживания. Буквально накануне Афганских событий их развернули и ввели в Афганистан. При отправке в войска, мужиков в Ташкенте и области хватали, где попало, одного забрали прямо со свадьбы. И это не моя выдумка, об этом мне рассказали в одном из военкоматов Ташкента, я в эти дни как раз проводил там сверку.

В дивизиях в это время были проблемы с ВУС-ами (военно-учётная специальность). Военкоматы недобросовестно подошли к комплектованию команд, да и их понять можно, отправка осуществлялась в очень сжатые сроки. Мой знакомый, из Чирчика, учитель музыки, попал в танкисты, хотя до этого никогда в танке даже не сидел. Это стоило ему инвалидности, он, какой-то железякой, выбил себе в танке глаз.

Если бы афганцы при вводе войск оказали сопротивление, было бы море крови, но нас тогда встречали даже цветами. Видимо командование на это и рассчитывало. Задача у соединений и частей, тогда была одна, выйти в указанные места дислокации, что и было сделано. А затем, в течение полутора двух месяцев, "партизан" поменяли на солдат срочной службы.

Часть частей перебрасывалась в Афганистан по воздуху, в основном подразделения 103 дивизии ВДВ. Так получилось, что коридор пролёта проходил над Чирчиком. Часа два с половиной над городом постоянно висело три самолёта, один уходил за горизонт, второй только появлялся из-за горизонта, и третий был между ними. Просто удивляла слаженность действий. Самолёты были и военно-транспортные и гражданские.

Летом я женился, но опять не так как все нормальные люди. Вокруг море молодых, красивых девушек, а я женился на жене одного из офицеров бригады. Естественно, что она перед этим развелась. И естественно, что я получаю строгий выговор по партийной линии. На парткомиссии, где рассматривали моё дело, я сказал, что не жалею о том, что сделал.

"...Любовь стара, как мирозданье;

Но кто пришёл, и кто придёт на свет,

Приходит обновлять её завет".

Байрон.

В этом же году, в августе, я должен был ехать поступать в Академию им. М.В. Фрунзе. За год до этого, я, как положено, написал рапорт, прошёл медицинскую комиссию, документы прошли все инстанции, и меня утвердили кандидатом.

Тут приезжает Начальник разведки округа генерал майор Корчагин и объявляет мне: "Женится, не умеешь, а значить в Академию не поедешь". Это уже была вторая моя неудачная попытка поступить в академию, в 1979 году меня прокатили за развод.

В июне месяце получаю задачу от командира бригады провести показные занятия для командного состава дивизий ТуркВО. Своих людей у меня уже не было, подобрал себе группу, и мы поехали в учебный центр Келета, это под Ашхабадом.

Показывали всё туже тактику спецназа и рукопашный бой. Ведь в пехоте даже старшие офицеры ни чего не знали о спецназе.

Проводя один из приёмов, я не рассчитал силы и потянул руку одному из солдат. Спустя часа три после занятий солдат пожаловался, что болит рука, а мы уже были на вокзале в Ашхабаде, сунулись в медпункт, закрыт. Но у нас были аптечки ВДВ, где имелся шприц-тюбик с обезболивающим средством, и здесь оказалось, что ни я, ни кто другой из нас, не можем делать уколы. Просто не приходилось, а специально этому ни кто нас не учил. Пришлось мне, впервые в жизни, сделать внутримышечный укол. Плохо, что мы военно-медицинскую подготовку проходили только теоретически.

По возвращению с этой показухи мне вручили орден "Красная Звезда", это за спецкомандировку. Я знал, что был представлен, но прошёл почти год и тишина. Я уж и не ждал. Построили бригаду, и комбриг скрепя зубами, с постной физиономией вручил мне его. Оно и понятно только, что песочили меня на всех собраниях и совещаниях, за мою женитьбу, а тут орден.

В конце сентября началась подготовка к параду в Ташкенте в ознаменования очередной годовщины Великой Октябрьской Революции. Раньше наша бригада ни когда на парады не привлекалась, ходили десантники 56 десантно-штурмовой бригады с нашего гарнизона. Но их ввели в Афганистан, а свято место пусто не бывает. Приказали нам выставить одну коробку и опять меня сунули старшим. Больше месяца я готовил людей к параду. На одну из тренировок приехали сотрудники Ташкентского телевидения и записали все мои данные.

Уже потом, будучи в Афгане, я получил письмо от жены, где она писала, как смотрела Ташкентский парад, и своим ушам не верила. Диктор объявил, что во главе колоны десантников идёт кавалер двух орденов и называет мою фамилию. Она все глаза проглядела. Но меня так и не увидела. А я в это время "маршировал" в Афганистане по провинции Джаузджан.

В конце октября мы узнаём, что "мусульманский" батальон опять будет вводиться в Афган. Меня вызвали и спросили, готов ли я принять командование этим батальоном. "Нужен, тот, кто нужен...". Я, конечно, дал согласие.

Началась переукомплектация отряда, убирали не годных и брали других. Ко мне шли офицеры и прапорщики не только из бригады, но и из других частей гарнизона. Взял я в батальон, командиром группы, и родного брата Юрия. Он в этом году закончил Ташкентское ВОКУ, я ещё весной отобрал его и ещё троих в нашу бригаду. Так, что он в должности прослужил всего два месяца, и науку "спецназ" ему пришлось постигать уже в бою.

Его товарищу по училищу, лейтенанту Прокопенко, места в отряде не хватило. Но, чтобы всё-таки пойти с отрядом он согласился на должность секретаря комсомольской организации. Правда, с оговоркой, что как только освободится должность командира группы, его отпустят на эту должность. Но политработники, от себя ни кого, и не когда не отпускали.

Ко мне приходили солдаты из других частей гарнизона, убежав в самоволку. Если человек мне подходил, то назад в свою часть он уже не возвращался. Рядом со мной сидел кадровик со штаба округа и вечером уже был приказ по округу о переводе этих людей.

Параллельно с комплектацией шла подготовка техники к маршу и погрузке в эшелон. В это же время я принимал имущество и вооружение батальона. Этот кошмар длился суток трое. Затем нас стали грузить на эшелоны. Я вот сейчас думаю, зачем тогда нужна была такая спешка, ведь не 41 год, и враг у Москвы не стоит. Всё это наша армейская дуристика, "всю ночь кормить, к утру зарезать, и чтоб жирный был", это про кабанчика.

Перед отправкой нам выдали карты, у нас глаза на лоб полезли. Карты были района Красного моря. Мы уж решили, что воевать будем в Аравийской пустыне. Ну, Аравия так Аравия. Я пошёл уточнять задачу, оказывается, топографы ошиблись. Вот такой был бардак. Уже прибыв в Афганистан, я встретил в лагере офицера в повседневной форме и в фуражке с чёрным околышем. На мой вопрос кто он такой, я услышал, что он командир моего взвода минирования. Нам не дали даже недели, изучить людей и провести боевое слаживание отряда. Единственно радовало то, что 100% офицеров были добровольцы, да и солдат около 70%. При отправке я забрал с собой младшего сержанта Омарова. Хороший солдат, но из-за того, что чеченец, особист бригады запретил его брать. А я взял и не пожалел, прекрасно воевал парень. Одним из первых получил медаль "За отвагу".

26.10.81 года грузились в эшелон на станции Келес. Всю ночь не спал, у солдат, да и у офицеров не было навыков в погрузке и креплении техники. Что-то помнили ещё с училища, это и применяли.

При следовании на станцию погрузки перевернули и утопили БРМ (боевая разведывательная машина). Хорошо, что обошлось без жертв. Наследующий день утром эшелон пошёл к границе.

28.10.81 года в 15.30 прибыли на станцию Джаргурган, это в 35 км восточнее г. Термез, и приступили к разгрузке техники. Опять всю ночь не спал. Управляемость отряда была отвратительная, с помощью посыльных, как в Гражданскую войну.

На следующий день, в 8 часов утра вышли в район сосредоточения, стояли в песках. Готовились к переходу границы и к маршу в район предстоящей дислокации. В наш район пригоняли машины с продовольствием и лесоматериалами для строительства палаточного городка. Было очень много офицеров со служб округа. Параллельно шла передача нашего отряда в состав 40 Армии. Всё чего не хватало, немедленно привозилось из Термеза.

В 21.00, построив колону, мы пошли на границу. Опыта вождения колон у меня не было. Дороги, как таковой, с нашего района на паромную переправу тоже не было. Множество полевых дорог, которые то расходились, то сходились. Регулировщики поставлены не были. И когда мы зашли в сплошные камыши, карта стала бесполезна, к тому же ещё стемнело. Слегка блуданув и опоздав на час, мы вышли на переправу.

На КПП пограничников нас ждал заместитель начальника разведки округа полковник Пилипенко. Он крайне эмоционально высказал всё, что обо мне думает. Так же эмоционально, я высказал своё мнение о нём. У рядом стоявшего офицера пограничника челюсть отвалилась до груди. У меня, после трёх дней беспрерывного стресса, просто не выдержали нервы. Казалось бы, мы стали врагами на всю оставшуюся жизнь. Но спустя четыре года, именно благодаря полковнику Пилипенко я остался в стенах Академии. Стоял вопрос о моём отчислении. Но об этом позже.

Глава 5

АФГАН

"Война - брусок, на котором оттачиваются,

как лезвие, достоинство и совесть человеческая.

У одних эта совесть оттачивается,

а у других, как плохо закаленная сталь, крошится".

П. Автомонов "Когда разлучаются двое".

События с момента ввода в Афганистан и до апреля 1982 года у меня отражены очень точно, я вёл дневник.

В 1.30 30.11.81 года последняя наша машина перешла границу. При переходе было много суматохи. Пограничники не могли, точно, пересчитать всех людей. У них получилось меньше, чем было на самом деле. Дело в том, что многие солдаты уже спали, а спящих в боевой технике посчитать сложно. В конце концов, пограничники записали ту цифру, которую я дал и мы пошли строго на юг, в глубь Афганистана.

Совершение марша было сплошным кошмаром. Хорошо, что на этом участке дороги ни когда не было душманов, иначе из нас сделали бы кровавое месиво. Колона была полностью не управляема. Радиосвязь была только между боевыми машинами, а у нас в колоне было около 150 КАМАЗов, которые везли наше имущество.

Периодически какой-то из них ломался и все машины, что следовали за ним, останавливались. Водители засыпали. Впереди идущие машины продолжали идти. Отремонтированная машина трогалась, а все остальные стояли. Я был вынужден ехать на БМП не по дороге, а рядом. Солдаты спрыгивали с БМП и, стуча прикладами в кабины, будили водителей. Но так бы мы не куда не дошли, и я посадил в кабину каждого КАМАЗа нашего солдата, тогда колона потихоньку, но пошла. Всю ночь не спал.

В 7 часов утра колона вышла на перекрёсток дорог. Налево на юго-восток, на Ташкурган и далее на Полихумри и Кабул. Направо на запад, на Мазари-Шариф и далее на Шибарган. Южнее перекрёстка было место дислокации 122 МСП, 201 МСД. В последствии мы часто работали на операциях совместно с подразделениями этого полка.

На перекрёстке нас уже ждал батальон из 56 ДШБР (десантно-штурмовая бригада). Дальше было идти уже опасно, и они осуществляли охрану наших колон. Пошли в сторону Шибаргана тремя колонами, а я с генералом Винокуровым полетел на вертолёте выбирать место для размещения отряда. Две колоны проскочили нужный поворот, пришлось их догонять и возвращать. И, в конце концов, потерялась одна Шилка. Заглох двигатель, пока устранили неисправность, колона ушла. Ну и конечно поворот они тоже проскочили. Регулирование организовано не было.

В течение месяца я потом проводил занятия по совершению марша и организации связи в колоне. Одного месяца хватило решить эти вопросы.

Шилка пришла в три часа ночи. Нам просто повезло, что душманы видимо эти сутки отдыхали.

Прежде чем вводить отряд, надо было провести хотя бы несколько занятий

по-боевому слаживанию. Ни я, ни кто из офицеров, не имел опыта в организации марша даже в мирное время. В спецназе нет в подразделениях техники, на учениях только пешком. А здесь война, сотни машин, колона смешанная и колёсные и гусеничные машины. О чём только начальники в больших штабах думали, и война ведь уже шла около года пора бы иметь хоть какой-то опыт.

Мы опыт обретали в боевых условиях, а это всегда лишняя кровь.

Боевые операции мы в последствии планировали и проводили исходя не из требований уставов и инструкций, а из реалий Афганистана.

Операции по захвату душманских баз представляли собой солянку из пехотной и спецназовской тактики. Засадные действия практически не противоречили требованиям инструкции по применению частей и подразделений спецназ, но и здесь Афган внёс свои коррективы. Доставку групп мы осуществляли исключительно наземным путём. В связи с относительно небольшими зонами ответственности, мы отказались от вертолётов, по земле надёжней и более скрытно. За два года мы не разу не осуществляли эвакуацию групп. Наоборот, при боестолкновении с противником мы наращивали свою группировку. Ни одна наша группа, уходя на засаду, не оставалась без прикрытья, но об этом позже.

В первую же ночь охранением был задержан подозрительный афганец, крутился возле лагеря и не мог внятно объяснить, что он тут делает. Допрос особиста ни чего не дал. Тогда я приказал привести его ко мне. Он опять нёс, какую-то чушь. Я вызвал нашего начальника медпункта и приказал ему принести и разложить самый страшный с его точки зрения медицинский инструмент. Сказал, чтобы он обязательно взял шприц, которым в фильме "Кавказская пленница" делали укол "Бывалому". После того как инструмент разложили, даже не пришлось задержанного запугивать, он, поглядывая на стол, выложил 14 адресов. Утром мы его сдали в ХАД.

В ночь с 31 октября на 1 ноября, при проверке боевого охранения, был ранен помощник начальника штаба, старший лейтенант Михалёв Владимир Николаевич. Он пошёл с начальником штаба проверять посты. И получалось так, что на один из постов они вышли не со стороны лагеря, а от речки поросшей камышом. Солдат стоявший на посту применил оружие, даже не окликнув. Первый раз в жизни восемнадцатилетний парень попал в боевые условия и нервы не выдержали.

Утром десантники пошли на операцию, и я отправил с ними две группы со второй роты, одной из групп командовал мой брат. У нас в лагере был генерал-майор Глушаков, он и руководил действиями десантников и нами. Мы с ним подошли к Михалёву, он был бледен, но выглядел хорошо и даже улыбался. Ему наши медики сделали всё возможное, он лежал на носилках, мы ждали вертолёты. Глушаков спросил у него: "Ну, что сынок, до вертолётов потерпишь"? Володя, что-то ответил, улыбнувшись. Подошедшим вертолётом его отправили в Шибарган центр провинции Джаузджан. Там находился городок советских специалистов, нефтяников и газовиков и имелась небольшая поликлиника. Где Володе и сделали операцию.

2.11.81 года утром нам сообщили, что старший лейтенант Михалёв умер от большой потеря крови. Володя, как и мы все, был добровольцем. На должность помощника штаба он согласился только потому, что очень хотел идти с отрядом, а свободных групп не было. Потомственный военный он не мог иначе. В Минске у него остались отец и мама.

Судьба солдата ранившего Михалёва сложилась трагически. Буквально через неделю, на одной из операций, во время боя он пропал. Опускалась ночь, и роте надо было уходить, иначе могли быть большие потери. С рассветом мы вернулись на то место большими силами. Солдата нашли, он всю ночь просидел в глубоком арыке под камышом, по пояс в воде. Но через три месяца, в одной из операций, он погиб.

Мне не нравилось наше место расположение, вокруг очень много посадок и глубоких арыков, по которым можно не заметно подойти к лагерю. К тому же мы стояли на пахотных землях, а значить, кого-то лишим куска хлеба. Наше расположение устраивало только местную власть, так как мы были не далеко от н.п. Акча, центра волости. На них периодически нападали душманы.

Прилетел генерал полковник Горяев. С его разрешения облетел местность на вертолёте и выбрал новое место для лагеря. Три роты ушли на операцию.

На следующий день переехали на новое место и стали обустраиваться. Вернулись три роты и привезли одного раненого, отправили его вертолётом в Кундуз.

Так начались наши будни в чужой стране. Я ездил в Шибарган, налаживать взаимодействие с размещенным там танковым батальоном и группой разведотдела 40 Армии. Заодно договорился с советскими специалистами насчёт вагончиков под жильё и о стройматериалах.

6 ноября первый раз испекли хлеб, в составе отряда было два отделения полевого хлебозавода. Организовали баню с применением установки по дезинфекции. Показали личному составу первый фильм. Так, что жизнь стала входить в нормальное русло.

На следующий день поступила информация, что пропал губернатор провинции, и просьба от местных властей помочь в его поиске. Одна рота во главе с моим заместителем старшим лейтенантом Посоховым В.Н. убыла на поиски. С командиром танкового батальона 122 МСП Нашли его в кишлаке Менгаджик, сидел в осаде. Цирандоевцы бросили его и на двух БРДМах сбежали к нашей границе. Рота уничтожила 15 басмачей.

Именно так мы называли противника, или душманами, но не духами и тем более не моджахедами.

На трофейном коне.

Ещё пятерых взяли в плен. Было захвачено оружие и восемь кавалерийских лошадей под седлом

Операция прошла удачно. Но ночью когда рота возвращалась в лагерь, попали в засаду. Нападение отбили и прорвались, когда пересчитали солдат, не оказалось рядового Горбунова. Вернулись на место боя, прочесали всю местность, но солдата так и не нашли.

В течение месяца как этого и требовал приказ, основные свои усилия мы сосредоточили на поиске Горбунова. Но, к сожалению, ни наши операции по прочёсыванию кишлаков ни агентурная работа результатов не дали. Мы постоянно получали информацию от местного Хада, что советского солдата видели то в одном месте, то в другом. Но при проверке всё это оказывалось липой. Я даже поставил задачу местным властям, чтобы они попытались выйти на душманов и передали им, что готов обговорить вопрос обмена. Но, к сожалению, Женю мы так и не нашли.

Было тяжело об этом писать родителям. На

погибших писать, тоже конечно очень тяжело эмоционально. Всё это трагедии каждой отдельно взятой семьи. В случаи с Горбуновым тяжелей в двойне. Нам постоянно шли письма не только от родителей и родственников солдата, но и от его друзей и школьных учителей. Женина судьба волновала всех, все требовали и упрекали. Я на них не обижался. Понимал, что они там, в Союзе, плохо представляют себе, что здесь в Афгане творится. Ведь в газетах тогда писали, что мы здесь ведём учебные бои и иногда доставляем хлеб в горные кишлаки.

Всей перепиской занимался замполит. Длилась она около года. Затем пришло письмо от сестры Жени, где она очень жёстко высказало всё, что думала обо мне. Наверно в чём-то она и была права. Упрекнула меня в том, что если бы такое случилось с моим братом, то я бы поиски не прекратил.

Евгений Горбунов Дело в том, что это уже была осень 1982 года, отряд

был передислоцирован в другую провинцию, и по Горбунову мы уже ничего не могли предпринимать.

Я ответил ей, что мой брат находится здесь рядом со мной, и не известно, выйдем ли мы отсюда живыми. Больше письма не приходили.

Мама Жени приезжала в Чирчик беседовала с теми офицерами, которые в то время находились в отпуске. Родители в праве были знать, кто виновен в этой трагедии.

Приезжала она и ко мне, в 1985 году, когда я уже служил в Батуми. Мы с ней сели, я подробно рассказал о тех событиях, показал ей два своих афганских альбома. Ей казалось, что виноват Посохов, так как был старшим. Но мне кажется, что я убедил её, что во всём виновата, только война. Ведь тот бой у большинства был первым, и у Посохова в том числе. Они попали в засаду, к тому же ночью. Да если свести в кучу все эти реалии, то там должно было остаться пол роты. Но благодаря тому, что солдаты были неплохо подготовлены ещё в мирное время, и благодаря конечно Посохову, рота потеряла только одного солдата. Но это был сын именно этой матери. И она будет его ждать и искать всю свою жизнь.

В ноябре 1992 года, я в это время служил в Украине. Мне пришёл запрос из Российского комитета по делам воинов-интернационалистов. Уточняли обстоятельства пропажи Горбунова, они занимались его поиск. Дай то бог, чтобы он нашёлся.

В тот же день, когда пропал Горбунов, охранением был задержан всадник. Как оказалось он сам, добровольно, ехал к нам сдаваться. Это был заместитель главаря одной из банд. Главарь изнасиловал его сестру, а он, убив его, явился к нам. С собой имел два автомата Калашникова, как он говорил один его, другой главаря. Мы передали его в ХАД.

На следующий день после пропажи Горбунова, одна рота ушла на его поиски. Прочесали два кишлака. Убили пятерых басмачей и двоих взяли в плен. Один из них показал, что Горбунова взяли живым и увезли в кишлак Абоз. Пригнали пять лошадей под седлом.

9 ноября в 4.00 две усиленные роты убыли на прочёсывание кишлака Абоз. У них имелись наводчики из местных жителей. В 9.00 на 2-х МИ-8 сам вылетел к кишлаку Абоз и с восемнадцатью солдатами десантировался на северной окраине, с юга подходили наши роты. Вертушки остались в воздухе для поддержки огнём. Но, к сожалению, прочёсывание результатов не дало.

Мы обустраивали лагерь. Подвозили из Шибаргана вагончики. Копали для палаток котлованы. Дело в том, что несколько раз ночью, лагерь обстреливали из стрелкового оружия. Мы, конечно, проводили засады вокруг лагеря, но результатов они не дали, правда, обстрелы прекратились. Я решил обезопасить людей и приказал для каждой жилой палатки выкопать котлован глубиной 2,5 метра. Стены и пол котлована обшивались досками, и сверху устанавливалась палатка. В этом случае обстрел был не страшен, пули пролетали бы над головами, дырявя только брезент.

Прилетел командующий 40 Армией генерал лейтенант Ткач, с кучей генералов и старших офицеров. Походили, посмотрели и, сделав ряд замечаний по устройству лагеря, улетели.

Прилетел генерал-майор Блезнюк. Он мне сразу сказал: "Командир я тебе мешать не буду, моя задача научить твоих ребят стрелять из миномёта". Дело в том, что нам в гранатомётную роту дали 6 штук 82-х миллиметровых миномётов "Поднос" (это облегченный вариант для ведения боевых действий в горах). Так, что рота стала миномётно-гранатомётной. В зависимости от задачи, они брали на операцию то или другое вооружение.

Артиллеристов у нас, конечно, не было, и Блезнюк учил их от нуля. Я его практически не видел, он был постоянно с расчётами. Целый день как лейтенант крутился в поле на занятиях. И большое ему спасибо за науку, задачу свою он выполнил. Проблемы накрыть цель в кратчайший срок для наших миномётчиков не было.

Одно не понятно, что в Армии не нашлось толкового командира батареи? Это всё наша армейская перестраховка и попытка подменить нижестоящее звено. А это очень опасно, так как приводит к потере у офицеров инициативы и способности принимать решения. С этим мы ещё столкнёмся при проведении операции по уничтожению базы душманов в кишлаке Джар-Кудук.

Мы проводили засады, прочёсывали кишлаки, где по сведениям ХАДа находились душманы. Были неплохие результаты. Захватывали не только оружие, но и автомобили. При нападениях душманов на населенные пункты, где были представители местной власти, ходили и оказывали им помощь. То есть занимались тем, для чего мы сюда прибыли, стабилизацией обстановки в зоне ответственности. А это, и провинция Джаузджан, и часть провинции Балх.

19 ноября из Шибаргана приехали начальник армейской разведгруппы и партийный секретарь провинции Джаузджан Насим, он являлся главой власти в провинции. Они пригнали колону автомашин около 100 штук, с просьбой сопроводить их до Мазари-Шарифа. Подобное в наши задачи не входило, этим должны были заниматься сами афганцы. К тому же у меня не было сил и средств. Часть рот находилась на операции, и я мог выделить только два БТРа.

Была совершена большая ошибка, колону пригнали заранее, и она ночевала рядом с нашим лагерем. Все вокруг знали, что она пойдёт на Мазари-Шариф. Надо было отказаться от сопровождения, а я этого не сделал. Понадеялся на то, что если что-то и произойдёт, то для наших ребят всё закончится нормально. Один БТР стал во главе колоны, а другой в замыкании, чего тоже нельзя было делать, надо было их ставить вместе, чтобы они могли оказать друг другу огневую поддержку. У меня не было опыта в сопровождении колон.

Наследующий день рано утром колона пошла. Этот день самый чёрный день нашего отряда и лично мой. У кишлака Тимурак, душманы выстрелом из гранатомёта подбили последний БТР, а затем добили раненых.

Погибли:

- командир группы лейтенант Слепцов Андрей Александрович;

- сержант Шиварев Алексей Фёдорович;

- рядовой Чегодаев Виктор Анатольевич;

- рядовой Эшонов Шавкат Абдураимович;

- рядовой Милибаев Бахадыр Патидимович;

- рядовой Бабиев Хайридин Тешаевич.

У них забрали оружие, сняли сапоги и сложили вдоль арыка в рядок. Изуродовать не успели, подошла одна из наших рот. Только одному перерезали горло и вспороли живот. В их смерти был виновен только один человек и этот человек я.

Мы привезли ребят и сложили их в одной из палаток. В колону по одному прошёл весь отряд. А я заходил и смотрел ребят ещё дважды, набирался ненависти на душманов и на самого себя.

Я считал, что меня снимут с должности и отдадут под суд военного трибунала, но этого не произошло. Позвонил начальник штаба 40 Армии генерал-майор Тер-Григорьянц и сквозь зубы сказал всё, что обо мне думает. В заключении сказал, что ещё одна такая ошибка и суда мне не избежать.

Но самый страшный суд, это суд наше совести, и нашей памяти. Вот уже более двадцати лет эти ребята судят меня. Особенно в дни как-то связанные с Афганской эпопеей.

Мы конечно отомстили. В течение недели проводили боевые операции в этом районе, перебили несколько десятков душманов, в том числе двух главарей банд. Как раз тех, которые участвовал в нападении на колону.

Отряд практически ежедневно вёл боевые действия. Но подразделения выходили по очереди, группы ходили на засады, а роты прочёсывать проблемные кишлаки. Практически ежедневно мы имели не большие результаты, 3-5 душманов уничтожали или захватывали в плен. Но зато у нас не было даже раненых. До нас в этом районе душманами никто серьёзно не занимался и они обнаглели. Позволяли себе даже делать налёты на Акчу. Кстати выходя на прочёсывания, мы всегда брали с собой отряды самообороны. Они прекрасно знали местность и воевали гораздо лучше, чем цирондой, ведь все были добровольцами. У каждого из них был свой личный счёт к душманам. Костяк таких отрядов составляли партийные активисты из НДПА.

26 ноября 2 роты ушли ночью на блокировку кишлака Алайли. Ходили мы только пешком, а уже после того, как кишлак был блокирован, подходила бронегруппа. В кишлаке оказалась большая банда и попыталась прорваться из окружения. Я выехал с подкреплением, и мы удачно завершили операцию. Это был первый наш большой успех, 25 душманов было убито и 21 взят в плен. Я в первый раз представил группу солдат и офицеров, 7 человек, к правительственным наградам. Затем таких удачных операций было несколько.

После месяца нашей работы в зоне ответственности обстановка была несколько стабилизирована. Душманы теперь могли действовать только по ночам и только из засад, кончилась их вольница.

Боевые действия в нашей зоне ответственности имели свои особенности. Мы действовали на равниной местности с хорошо развитой оросительной системой. Имелось громадное количество больших и малых арыков. Они затрудняли наш манёвр, так как некоторые арыки были в ширину до двух метров и до трёх метров глубиной. Техника не проходила, даже если там не было воды. Душманы пользовались этим и уходили от преследования, тем более, что часто они были на лошадях. Надо было что-то делать. Мы при проведении операций захватывали кавалерийских лошадей, кавалерийских потому, что они не боялись выстрелов и по команде всадника ложились. Спрятавшись за них можно было вести огонь. Я приказал сформировать кавалерийский взвод.

Подобрали солдат из тех, кто умел сидеть в седле, в основном это были ребята из республик Средней Азии. Они были все из сельской местности и умели обращаться с лошадьми. Теперь душманам стало уходить сложнее. Да и ночью при выходе к месту засады, выйти в точку можно было бы гораздо быстрей, и при этом сохранялись силы. А в случаи необходимости можно было оторваться от противника. Был случай, когда благодаря нашим кавалеристам одна из рот избежала засады.

Рота шла ночью по полевой дороге вдоль не большого канала, впереди, в пятистах мерах, шёл головной дозор на лошадях. Душманы из засады их окликнули, приняв за своих. Ребята ответили на узбекском языке, те стали кричать, чтобы они срочно уходили, так как сзади идут шурави. Открыв огонь из автоматов, солдаты бросили лошадей и переплыли канал, никто даже не был ранен. Засада была сорвана, и при подходе роты противник разбежался.

Мы только начали разрабатывать тактику действий этого подразделения. Но прилетел генерал армии Ахрамеев. Посмотрел лагерь, выслушал мой доклад и приказал лошадей передать местной власти. Я считаю это ошибкой, надо было целую роту посадить на коней. В труднопроходимой местности конь и сейчас незаменим. А уж при современной тактике ведения боевых действий без него не обойтись.

Считаю, что и сегодня в войсках быстрого реагирования должны быть подразделения, где для передвижения используются лошади. Войны последнего десятилетия это в основном партизанские войны. Проходят они, как правило, в труднодоступной местности, где использование техники затруднено, а зачастую и не возможно. К тому же организовать скрытое передвижение подразделений на технике это из области фантастики. А сейчас зачастую выигрывает тот, кто неожиданно для противника оказался в нужном месте и в нужное время.

Россия второе десятилетие ведёт войну в Чечне, да и в Таджикистане тоже. Имея тысячи подготовленных кавалеристов, казачество. Не делает даже попыток к созданию таких подразделений. А я уверен, там внизу,в войсках, при каждом удобном случае солдаты используют лошадей, так же как это делали мы.

Ахромеев улетел, сказав мне, чтобы я довёл до каждого солдата, что мы здесь не интернациональный долг выполняем, а защищаем южные рубежи Отечества.

Я дважды встречался с этим человеком и когда в начале девяностых годов объявили, что он повесился, я не поверил, и сейчас не верю. Такие люди, такие офицеры выдерживают любые удары судьбы и сами не вешаются.

Выполняли мы и задачи по обеспечению безопасности советских специалистов работавших в Шибаргане. От туда по трубе качали газ в Союз. Один раз душманы провели диверсию. Трубу взорвали, но не подумали о том, что в трубе газ. Рвануло так, что из диверсантов мало кто уцелел. Когда подошла наша рота вокруг места взрыва валялась обувь и окровавленная одежда. Больше они на трубу не совались.

Несколько раз мы проводили операции по вывозу семей партийных активистов и офицеров афганской армии в Акчу из дальних кишлаков. Душманы развязали против них террор, вырезали всех, от мала до велика. Вырезали и сочувствующих власти.

Делалось это так. Рота блокировала кишлак. Один из взводов блокировал необходимый дом. А затем афганцы в наши машины грузили семью и всё имущество. В Акче местные власти выделяли им дом. Так, что это были боевые операции. Один раз был случай, когда мы вытащили семью практически из-под ножа. Опоздав хотя бы на пол часа, нашли бы только трупы.

Со спасёнными детьми партийного активиста

В 12.00 29 ноября поступила вводная, что в кишлаке Торли собираются вырезать семью перебежчика. Как раз того, который пришёл к нам 7 ноября, убив главаря банды. Исламский комитет уже вынес приговор, всю семью под нож. Я отправил в кишлак две роты, а сам чуть позже вылетел на вертолётах с десантом. По дороге мы должны были в горах подсесть и забрать наводчика. Дело в том, что в этой местности было несколько кишлаков с таким названием и без наводчика не обойтись.

Конвоирование задержанного при прочёсывании кишлака. Крайний слева боец отряда самообороны. На втором плане, крайний справа, телохранитель командира отряда Александр Шлепетис.

Солдат в вертолёты мы грузили по максимуму, и каждый из них был обвешен боеприпасами, так как неизвестно какой противник нас ждёт после высадки. А так как на десантирование шли расчёты АГС-17, то это был ещё дополнительный груз.

Командир звена или эскадрильи, сейчас уже не помню, кажется Зайцев. Страшно со мной ругался при погрузки, говорил, что вертушки столько не потянут. Но я его уговорил. Дело в том, что вертолёты были МИ-8Т, а у них очень слабый двигатель. А в условиях высокогорья он вообще ни куда не годился. Это уже потом поменяли эти вертушки на МИ-8МТ. Так вот, когда мы подлетели в точку, где надо забрать наводчика, он уже стоял внизу и махал нам руками. Я сказал Зайцеву, что надо подсесть, он мне в ответ, что этого делась нельзя. Если сядем, то возможно не сможем взлететь. Но без наводчика идти нельзя и мы сели. Мгновенно втащили наводчика, и вертолёт с трудом начал отрываться от земли. Набрав высоты метров десять, он стал медленно оседать к земле. Зайцев повернул ко мне голову, лицо у него было сероватого цвета. В двух словах, используя русский фольклор, выразил своё отношение ко мне.

Вертолёт ударился о землю всеми четырьмя колёсами, слегка подскочил и завалился в пропасть. Я стоял в кабине у лётчиков. Сердце было где-то в районе гланд. Но видимо то, что мы завалились, а точнее это Зайцев завалил машину в пропасть, нас и спасло. Вертолёт поймал поток и стал набирать высоту. Возможно, лётчики будут улыбаться, что я не профессионально описал ситуацию. Вы уж меня ребята простите, но всё происходящее я воспринял именно так.

Но все труды были напрасны, наводчик не смог показать кишлак с воздуха. Роты идущие по земле прошли только половину пути. Я, заподозрив провокацию, приказал им остановиться на ночёвку, а сам с десантом вернулся в лагерь. Хотел на следующий день вернуть роты. Но, посидев и проанализировав ситуацию, мы решили, что наводчик не виноват. Он первый раз в жизни видел землю с птичьего полёта и естественно не мог найти нужный кишлак. В карте вообще не разбирался. Глава семьи, которую надо было вывезти, чуть ли не в ногах валялся, умолял спасти жену и детей. На следующий день мы продолжили акцию. Семью вывезли. А на обратном пути ещё и наткнулись на колону из 20 грузовых машин, она везла в душманский район продовольствие. Колону сдали местным властям.

У входа в партийный комитет Акчи (первый справа 1-й секретарь)

Я уж и забыл об этом случае, но как-то был в гостях у председателя улусвали, это что-то типа нашего райисполкома и увидел того, из-за спасения семьи которого, мы два дня елозили по горам. Разговорились, оказывается он довольно зажиточный человек, и в Акче открыл своё дело. Было конечно приятно слушать слова благодарности. Да и просто ощущение того, что мы спасли человеческие жизни, давало чувство удовлетворения. К тому же у меня с детства было повышенное чувство справедливости. И если бы не удалось спасти семью, я бы потом всю жизнь себя за это корил.

Афганец спросил, есть ли у меня дети, и сколько им лет. По прошествии двух или трёх месяцев, меня пригласили в улусвали, и этот человек стал вручать мне подарки, я на отрез отказался что-либо брать. Затем мне разъяснили, что ничего купленного здесь нет. Это мать спасённых детей, в знак благодарности, всё это сделала своими руками. Здесь мне деваться было уже не куда, и подарки пришлось взять.

Мне подарили чехол для одежды расшитый бисером и ещё чем-то, а также покрывало для стрижки из белого шёлка с вышитыми на них вручную инструментами парикмахера. По назначению я, конечно, ничего этого не применял, они у меня остались как память об Афганистане.

Дочерям, а их у меня тогда были две, подарили национальные афганские платья, также красиво расшитые бисером и вышивкой. Старшая дочь, ей было десять лет, в школе на Новогоднем утреннике за лучший костюм получила первый приз.

Мы несколько раз передавали по актам местной власти захваченные машины, а их было более десятка, и оружие для отрядов самообороны. Но в основном мы оружие сдавали на склады в городе Термезе.

Был даже захвачен автобус ЛАЗ, на спидометре которого было только 10 тыс.км. Мы на нём не сколько раз ездили в баню, до бани было всего 300 метров. В офицерском городке, а к тому

Фото на память с бойцами отряда самообороны времени у нас было уже 14 вагончиков, объявлялся выезд. Все собирались, рассаживались и вперёд в баню. Это был наш местный прикол. Но, конечно, этот автобус мы тоже отдали.

Не отдал я только наган. Его захватили на одной из операций. Он был бельгийского производства. На нём стояла дата выпуска 1895 год. Был он в прекрасном состоянии и даже в смазке. В цирондое мне сшили кобуру, а наш начальник артвооружения привёз с Термеза 5000 патронов. Так я и проходил, все два года, с этим оружием. Уезжая по замене в Союз, подарил его начальнику штаба отряда Ахметову Р.М.

Наган не долго был в одиночестве. За полгода я собрал не плохую коллекцию оружия. В ней были: винчестер, карабин "Маузер", винтовка иранского производства "Бум-пок" (кажется, так её называли), конечно же БУР, советский кавалерийский карабин (укороченная винтовка Мосина), бундесверовская автоматическая винтовка G-3, и целая куча всевозможных пистолетов и револьверов. Всё это размещалось на стенах комнатки, где я жил.

На фоне части моей коллекции оружия

Но всё было учтено начальником артвооружения отряда. Во-первых, так положено по инструкции, а во-вторых, так лучше для коллекции, целее будет.

Как-то эту коллекцию смотрел заместитель Командующего 40 Армии по вооружению генерал-майор Крянга, к личности этого человека, отличного офицера я ещё вернусь, мы плотно с ним работали в то время, когда отряд перевели под Айбак. Так вот ему очень понравился один из револьверов, и он попросил подарить его. Я вручил ему револьвер и вызвал начальника артвооружения оформить накладную. Узнав, что всё оружие учтено, и за подарок надо расписываться, он от него отказался.

Впереди у нас была первая большая операция, в которую мы привлекались по плану штаба 40 Армии.

Некоторые публикации о начальном периоде Афганской эпопеи, в частности

С. Козлов в своей книге "Спецназ ГРУ" пятьдесят лет истории двадцать лет войны", пишут, что отряды спецназ применялись не по назначению.

Да, в инструкции по применению частей и подразделений спецназ сказано, что они не должны привлекаться для захвата и удержания каких-либо объектов. Но когда писалась инструкция, не было ещё таких подразделений как наши два отряда. Да и инструкции писались в мирное время, в тиши кабинетов, а война всегда вносит свои коррективы. Она лучше знает, как и что надо применять. Да и войны такой не было. А затем уже были, именно такие войны, и побеждал в них тот, кто успел вовремя перестроиться.

В один день с нами в Афганистан был введён 177 отряд из Копчагая (Среднеазиацкий военный округ). В Афгане мы получили 6 миномётов и нам придали, на постоянной основе, танковый взвод и батарею гаубиц Д-30. По огневой моще с нами не мог сравниться ни один мотострелковый батальон. А столько, сколько у нас было огнемётов, было только в дивизии.

К тому же инструкции писались для большой войны, где есть фронт и тыл. Писали по опыту Великой Отечественной войны. Кстати в ту войну, мы пытались воевать как в Гражданскую, кровью умылись. В Афганистане фронт был везде.

Да мы брали базы и укреплённые районы, которые до нас никто не мог взять. И мы делали своё дело.

Разгром базы душманов в Карере в марте 1986 года силами двух отрядов спецназа, одним из которых был наш родной отряд, считается делом спецназа. А вот разгром душманских баз силами 154 ООСПН, с минимальными потерями:

- в Джар-Кудуке, декабрь 1981 года, во взаимодействии с подразделениями 122 МСП (трое погибших);

- в Дарзабе, январь 1982 года (двое погибших);

- в Санчараке, апрель 1982 года (один погибший);

- в Кули-Ишане, октябрь 1982 года (убитых нет);

- и, наконец, в Мармоле, март 1983 года, во взаимодействии с группировкой войск (убитых нет).

Автор считает неспецифическими для спецназа задачами. Видимо автор совершенно не владеет ни информацией, ни обстановкой того времени. Ну да бог ему судья, и офицеры спецназа.

Козлов в книге пишет, что наш отряд стоял на охране трубопровода. Как мне кажется, здесь применимо правило, применяемое при обучении механиков-водителей - "Не вижу, не еду", слегка перефразированное - "Не видел, не пишу".

Но я благодарен С.Козлову. Если бы не эти его утверждения я, наверно, никогда бы не сел писать эту книгу.

Мы никогда, ничего не охраняли. За исключением одного случая. В мае 1982 года поступила информация о том, что душманы готовят нападение на городок советских специалистов и советское консульство под Мазари-Шарифом. Охрана там осуществлялась афганцами. Решением Кабула туда на усиление, недели на две, была направлена наша разведывательно-десантная рота во главе со старшим лейтенантом Ахметовым Р.М.

Этот офицер прибыл к нам только в апреле месяце и заменил командира роты Якименко В.П., которого забрали в Кабул на отдельную роту спецназ. Кстати оба они были не только однокашники по Киевскому ВОКУ, а ещё и друзья. Ахметов пытался попасть в наш отряд ещё в Чирчике при переформировании, и даже был у меня на беседе, но тогда свободных должностей уже не было. Как только представилась возможность, он добился направления к нам в отряд. В последствии, после перевода Ершова в Союз, он был назначен на должность начальника штаба отряда.

Замена офицеров и прапорщиков отряда началась через год. Это было сделано для того, чтобы плавно, без ущерба для боеготовности отряда провести замену. В течении этого года замена была произведена на 100%.

Инструкция для спецназа, ко времени Афганской эпопеи, безнадёжно устарела, так же как боевые уставы для пехоты. Мы никогда не ходили в атаку цепями, да и вообще, как в таковую в атаку не ходили, за исключением редких случаев. Как, например, взятие опорного пункта в Джар-Кудуке. Но тогда всё за нас спланировал вышестоящий штаб. А обычно мы просачивались группами на доступных направлениях и брали объекты с минимальными потерями. Конечно нужны подразделения спецназа имеющие классическую структуру и выполняющие классические задачи. Но афганская война показала, что необходимы и такие структуры каким был наш отряд. И я считаю, что роковой ошибкой руководства было то, что в конце 1983 года у отряда забрали артиллерию, перевели на новое место дислокации в Джелалабад и ввели в состав бригады.

Да поняли, наконец, что надо развернуть в Афганистане две бригады. Но не надо было трогать 154 отряд. Он уже врос в свою зону ответственности. Местность мы уже знали не хуже местных жителей, нам и карты уже нужны были лишь для снятия координат. Всю свою зону ответственности мы прошли ножками и не один раз. Обросли агентурой. Сложились прекрасные отношения и с местной властью и жителями. Было организовано чёткое взаимодействие с силовыми структурами афганцев. И в одно мгновение всё это псу под хвост. Значить все потери понесенные отрядом оказались напрасны. И если наша передислокация из Акчи в Айбак, имела под собой хоть какую-то почву. Под Шибарган пришла мобильная группа пограничников, правда она не могла заменить спецназ. Задачи не те, подготовка не та, да и по своей структуре она значительно уступала нам. То перевод отряда в Джелалабад, не был вообще не чем мотивирован. Спустя не которое время, после ухода отряда, душманы снова стали нападать на колоны.

Необходимо было, чтобы в пункте постоянной дислокации отряда постоянно дежурили две пары вертолётов, о чём я всё время просил командование. И тогда не было бы в Армии более мобильного, обладающего большой огневой мощью и возможностями подразделения, способного быстро и качественно решать вопросы контрпартизанской борьбы.

Огромное, без преувеличения, значение имеет поддержание надёжной и устойчивой радиосвязи между подразделениями. Толи это на марше, толи при ведении боя. В течение месяца после ввода отряда в Афганистан я проводил занятия по соблюдению строжайшей дисциплины радиообмена. И мы добились, что на операции все подразделения отряда работали на одной частоте, хотя и положено было в каждой роте иметь свою.

Это экономило драгоценное время. При докладах мне командиров подразделений я организовывал между ними взаимодействия и ставил задачу, не вводя в обстановку. Этого просто не надо было делать. Не только каждый офицер, но и все сержанты, да и многие солдаты постоянно были в курсе всех событий благодаря тому, что все радиостанции были настроены на одну частоту.

Уже учась в академии я попытался доказать на занятиях, что такая связь возможна и что она целесообразно. Преподаватель сказал, что это нарушение, которое приведёт к хаосу в эфире и потере управления командиром батальона. Ну а так как я не был с ним согласен, то получил двойку.

Ещё одну двойку я получил по тактике, когда в задании на наступление полка сходу одну роту поставил охранять тылы полка. Преподаватель был возмущён тем, что я ослабил ударную мощь полка, выделив одну боевую роту для охраны тыла. Мои доводы о том, что неохраняемые тылы на марше раздолбает всего лишь одна группа зелёных беретов в составе 10-15 человек, и тогда уже не будет ни какой мощи вообще, так как не будет ни горючего, ни боеприпасов, услышаны не были.

5.1. Операция по уничтожению

базы мятежников в кишлаке Джар-Кудук.

Когда идут в атаку, кому-то приходится быть впереди.

И первых почти всегда убивают. Но для того, чтобы

атака состоялась, авангард должен погибнуть.

Сент-Экзюпери.

Справка: кишлак Джар-Кудук расположен в 60-80 км юго-западнее

г. Шибарган, административного центра провинции Джаузджан, в предгорье, среди высоких сопок.

По данным разведки на базе готовили для мятежников гранатомётчиков и связистов. За полгода до нашей операции базу уже пытались взять силами нашей пехоты и афганскими подразделениями, но ничего не вышло, понесли потери и отступили.

Операцией руководил представитель штаба 40 Армии генерал-майор Гришин, инициалы я не помню.

Принимали участие:

1. Северная группировка:

- бронегруппа 122 МСП;

- бронегруппа 154 ООСПН (все боевые машины кроме двух БМД, они пошли

на десантирование, и в лагере осталось 10 машин для охраны);

- батальон 122 МСП (неполного состава);

- артиллерия ствольная и батарея "Град";

- батальон Цирандоя. Они, выполняя роль наковальни, охватили кишлак с

севера. Старшим этой группы был заместитель командира 201 МСД

подполковник Пузанов.

2. Десантная группа:

- 154 ООСПН с двумя БМД (без одной роты), десантировался первым с трёх

сторон кишлака на не подготовленные площадки, посадочным способом;

- батальон 122 МСП, десантировался после нас южнее кишлака.

Операции предшествовала хорошая подготовка и дезинформационные боевые действия.

Ход операции:

01.12.81 г. Вечером прилетел г/м-р Гришин с оперативной группой. Пришли подразделения 122 МСП из Ташкургана, и прилетело 30 вертолётов.

Накормили лётчиков свежим мясом. Они очень удивились, так как их кормили в основном тушёнкой. Когда я сказал, без задней мысли, что это мясо верблюда, у нас в хозяйстве было два, теперь остался один. Они не поверили и пошли на свалку проверить. Всё это во время обеда. Вернувшиеся подтвердили, что на свалке валяется голова верблюда. Двоим лётчикам, стало плохо, и они бегом выскочили из столовой.

Нам поставили задачу, что идём на десантирование в Сары-Пуль (около 60 км южнее г. Шибаргана). Погода дрянь, холодный ветер с дождём.

02.12.81 г. Подразделения 122 полка ушли утром на Сары-Пуль, ночевали рядом с нашим расположением. Мы сидим в готовности к десантированию, но погода не дала это сделать и тогда пошли на Сары-Пуль своим ходом.

В Сары-Пуль не входили, афганцы перед ним стояли уже двое суток. Сказали, что под мостом установлена авиабомба на неизвлекаемость. Но оказалось, что это дезинформация. Приказ был в Сары-Пуль не входить, но одному моему взводу дали такие координаты расположения, что он оказался в центре Сары-Пуля, командование ошиблось. Переночевали и благополучно выбрались оттуда.

После этого я больше никогда не принимал на веру то, что приходило сверху, обязательно перепроверял.

03.12.81 г. Пошли назад из Сары-Пуля в Шибарган, мне подобные действия были не понятны, зачем вообще приходили. Тогда я не знал, что мы отвлекаем внимание противника от нашей основной цели, Джар-Кудука. Конечно, на дороге нам наставили мин. И у нас подорвались БМД и БМП, ранило лейтенанта Сергея Дудко (командир группы 2 роты), перелом обеих ног.

04.12.81. г. Стояли в танковом батальоне под Шибарганом. Советские специалисты организовали нам баню, помылся весь отряд. Как в старину на Руси, в бой идти чистым. Показали художественный фильм.