Автобиография

Судьба актрисы

В октябре 1990 года в старинном русском городе Осташкове, расположенном в живописном уголке Тверского края на берегу озера Селигер, общественность торжественно отметила 175 лет со дня рождения замечательной актрисы Прасковьи Ивановны Орловой-Савиной. Была открыта в эти дни памятная мемориальная доска на бывшем Доме милосердия, построенном в 1893 году на средства П. И. Орловой-Савиной и ее мужа Ф. К. Савина. А на благотворительном вечере в память этой прекрасной актрисы и замечательного человека благодарными потомками было сказано много хороших слов, звучали стихи, посвященные Орловой-Савиной современниками: поэтом-декабристом Ф. Н. Глинкой и ее партнером по императорской сцене великим актером П. С. Мочаловым.

«Милосердие» и «благотворительность» — эти понятия в последнее время все чаще входят в нашу жизнь, они несут с собой нравственное очищение общества, возрождают гуманные и культурные традиции, которыми в прошлом так богата была Россия. Достаточно назвать такие широко известные имена, как Третьяковы, Морозовы, Щукины, Бахрушины. О них написаны или только еще пишутся книги, публикуются новые исследования, их деяния достойно отражены в получивших мировое признание музеях, таких, например, как знаменитая «Третьяковка» или театральный музей имени А. Бахрушина.

Сегодня мы с радостью открываем для себя новые имена, оставившие заметный след в народной памяти. Нам бы хотелось добавить к ним и имя Прасковьи Ивановны Орловой-Савиной. Творить благо, милосердие было нравственной потребностью таких людей, как Прасковья Ивановна. Вот почему нам сегодня необходимо как можно больше знать о ней, знать, какие нравственные побуждения руководили ее действиями. Какова же связь, спросит читатель, между милосердием, на которое так щедра была эта женщина, и судьбой актрисы императорских театров, пленявшей своим талантом Москву, Петербург, Одессу, Киев, и историей маленького, расположенного в глубине России города Осташкова, славного своими культурными традициями, причем в немалой степени благодаря усилиям П. И. Орловой-Савиной?

Ответ на эти вопросы читатель найдет в представленной книге. Ведь мемуары — это бесценный источник для характеристики автора, для восстановления его облика, который складывается из многих, подчас разноречивых суждений. Прасковья Ивановна пишет в своих записках и о себе, и о друзьях, и о партнерах по сцене, и о быте, и, наконец, о добре и зле, — обо всем, что составляет человеческую жизнь. Эти свидетельства, факты, легенды помогают нам постигать историю, театральную культуру и быт прошлого века, возрождают атмосферу эпохи, свидетельницей которой актриса была на протяжении 85 лет своей жизни.

В записках П. И. Орловой-Савиной отражена бурная, наполненная драматическими событиями сценическая жизнь России 1820–1860 годов, «золотого века» русской культуры.

Прасковья Ивановна Орлова-Савина, урожденная Куликова, родилась 6(18) октября 1815 года в Москве в небогатой семье, ставшей впоследствии известной всей театральной России. Старший ее брат, Николай Иванович Куликов, был актером и режиссером Александрийского театра, а также автором многочисленных комедий и водевилей. Ему принадлежат около пятидесяти оригинальных и переводных пьес, шедших в свое время на сценах Александрийского и Малого театров, в том числе первая инсценировка «Мертвых душ» Н. В. Гоголя. Отрывки из театральных воспоминаний Н. И. Куликова печатались в 1880–1890 годах прошлого века в журналах «Русская старина», «Искусство» и др. Ее младшая сестра, Александра Ивановна, по первому мужу Шуберт, по второму Яновская, была также известной актрисой императорских театров. Любимая и преданная ученица М. С. Щепкина, она пропагандировала его систему на сценах Москвы, Петербурга и таких провинциальных городов, как Одесса, Саратов, Казань, Орел и др. Александра Ивановна автор интересных воспоминаний «Моя жизнь», изданных в 1913 и 1929 годах.

Отец Прасковьи Ивановны, Иван Григорьевич, был крепостным в доме генеральши Анненковой, которая дала ему вольную, но он до ее смерти оставался служить у нее управляющим; затем был дворецким у княгини Е. Р. Вяземской. С любовью и уважением отзываясь об отце, Прасковья Ивановна записывает в воспоминаниях: «Будучи всю жизнь управляющим, он нажил только одно драгоценное богатство: доброе и честное имя».

Уже в начальных строках записок Прасковьи Ивановны привлекает своеобразная последовательность изложения событий — рассказ начинается с бегства из Москвы родителей с малолетним сыном от наполеоновских войск в 1812 году. Иван Григорьевич Куликов, пользуясь уважением и особым доверием своих хозяев Анненковых, постарался зарыть их драгоценности под колокольней приходской церкви. Таким образом ему удалось спасти эти ценности и затем вернуть их владельцам, за что получил от них в подарок перстень с портретом А. В. Суворова, любимого своего героя, и живописный портрет, написанный с натуры художником П. Бурциным, на котором изображены сам Иван Григорьевич и его жена Мария Михайловна. Иван Григорьевич сидит, выставив вперед палец с упомянутым перстнем.

Так рассказала со слов бабушки внучка Александры Ивановны Шуберт А. М. Шуберт об этой семейной реликвии, хотя Прасковья Ивановна в своих записках о портрете не упоминает. В этой книге портрет публикуется нами впервые.

Иван Григорьевич был актером-любителем и принимал участие в спектаклях крепостных театров. Первые детские театральные впечатления Прасковьи Ивановны связаны с отцом и образно описаны ею: «Пяти лет в первый раз меня повезли в театр, в доме Познякова. <… > Мой отец играл солдата… В моей памяти врезался момент, как теперь вижу: вышел отец — молодцом, верно, все любовались им; что-то говорил с сидевшим на сцене толстым господином (это был его помещик) и вдруг поклонился ему в ноги. Этого я не могла перенести, заплакала на весь театр, и меня вынесли из ложи».

Генерал-майор П. А. Позняков, страстный театрал, устроил в своем доме по Большой Никитской роскошный крепостной театр с зимним садом, театральным залом с ложами и т. п. Театр Познякова славился в старой Москве наряду с крепостными театрами графа Шереметева, князя Юсупова и других помещиков и вельмож. Многие актеры из крепостных сделались впоследствии украшением московского императорского театра. Их судьба была тесно связана с жизнью и творчеством Прасковьи Ивановны Орловой.

Девяти лет Пашенька Куликова была отдана в московское театральное училище, где к тому времени уже три года учился ее старший брат. О своем призвании она так записывает позднее в воспоминаниях: «С самых юных лет я имела страсть к театру и всегда с радостью бежала к брату в училище и там тихонько в дверь смотрела, как мальчики играли в театр».

Год поступления Прасковьи Ивановны в театральное училище совпал с годом открытия Малого театра. В 1824 году для театра был перестроен дом купца Варгина, находившийся на Петровской площади. Театр стал впоследствии называться Малым в отличие от Большого, открытого в 1825 году. В Большом театре обычно шли оперы и балеты, реже ставились драматические спектакли. Малый театр по преимуществу, а потом и целиком, был отдан драме. В ту пору существовала творческая близость между мастерами драматической сцены Малого театра и московской балетной труппы. Балетные актеры участвовали в спектаклях драмы, выступая партнерами Щепкина и Мочалова. Так, в 1830 году лучшие силы балетной труппы были заняты в сцене бала в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума», исполняя французскую кадриль и мазурку. А многие драматические актеры выступали в балете «Розальба», поставленном балетмейстером Гюллень-Сор, где более ста человек принимало участие в галопе.

Немало страниц своих воспоминаний Прасковья Ивановна посвящает театральному училищу, по ним читатель может судить о системе воспитания, отношениях, быте и нравах, царивших в ту пору в московском училище. Воспитанники обучались декламации, пению, танцам, игре на музыкальных инструментах.

Совсем маленькой девочкой Пашенька Куликова исполняет роли амуров, русалок в операх и балетах, а став чуть старше, становится заводилой и «постановщицей» школьных спектаклей. Рано проявив свое дарование, она дебютирует на большой сцене в 13 лет, будучи воспитанницей училища.

«С. Т. < Аксаков > еще в 1828 г. написал обо мне в газетах, что ожидают многого от моего таланта», — отмечает Прасковья Ивановна.

Талантливые литераторы и завзятые театралы, в том числе С. Т. Аксаков, А. И. Писарев, А. А. Шаховской, В. Г. Белинский, Н. В. Гоголь и др., были тесно связаны с московскими театрами благодаря царившей в них творческой атмосфере. Руководил московскими театрами с 1823 по 1831 год драматург и переводчик Ф. Ф. Кокошкин, ас 1831 по 1842 год — драматург и писатель М. Н. Загоскин. Должность инспектора репертуарной части с 1825 года занимал А. Н. Верстовский, одаренный композитор, неплохой певец и актер-любитель. Они сыграли большую роль в упорядочении деятельности театрального училища, внимательно следили за воспитанниками, заботились об их культурном развитии. Так, Ф. Ф. Кокошкин в 1831 году привлек в качестве преподавателя логики, российской словесности и мифологии профессора Московского университета Н. И. Надеждина. В 1836 году Н. И. Надеждин был сослан в Усть-Сысольск за публикацию в издаваемом им журнале «Телескоп» «Философических писем» П. Я. Чаадаева.

Танцы в училище преподавала артистка балета и балетмейстер Ф. Гюллень-Сор, которая в 1823 году приехала из Франции, работала в московском Большом театре и руководила балетной труппой. Большую роль она сыграла в становлении московской балетной школы. Именно в эти годы, благодаря Гюллень-Сор, подготовке танцовщиков в театральном училище уделялось главное внимание. Наряду с занятиями в классе воспитанники принимали участие вместе с мастерами труппы в балетах и операх-водевилях. Прасковья Ивановна вспоминает о нескольких комических эпизодах, происшедших с ней на сцене, когда она изображала в балетах Гюллень-Сор Амура и «полет из чаши». Она любила танцевать и хотела серьезно этим заниматься. «Но директор сказал танцевальной учительнице (Гюллень-Сор. И. П.), — пишет Прасковья Ивановна, — чтобы она немного занимала меня танцами, что меня готовят в драматические актрисы, что у меня хорошенький голос и я, по моей худобе и слабости, не буду в состоянии совместить и то и другое дарование».

Среди лучших учениц Гюллень-Сор были подруги Прасковьи Ивановны по училищу Татьяна Карпакова и Екатерина Санков-ская, ставшие впоследствии ведущими танцовщицами московского Большого театра. Гюллень-Сор сама возила Г. Карпакову и Е. Санковскую в Париж, когда они были еще воспитанницами училища, чтобы познакомить их со школами ведущих мастеров Западной Европы.

Признанным авторитетом и душой всей группы Малого театра был замечательный русский артист М. С. Щепкин. Директор театра М. Н. Загоскин предложил ему взять драматический класс в училище, и с 1832 года М. С. Щепкин был официально назначен учителем декламации при московском театральном училище. В своих записках М. С. Щепкин пишет об этом так: «В 1831 году директор М. Н. Загоскин вздумал поручить мне драматический класс в школе. Не чувствуя себя совершенно способным, я поблагодарил его за это предложение и тут же сознался, что не чувствую себя способным для такого, по моему мнению, весьма важного дела, тем более что я плохой декламатор. На что Загоскин отвечал: «В сторону всякую скромность! Скажи: кто же в настоящее время опытнее тебя? К тому же вся твоя обязанность будет приходить в школу и из находящихся там детей ставить спектакли <…>Приняв на себя обязанности такого рода и привыкнув исправлять все свои обязанности добросовестно, я редкий день не бывал в школе: даже и в те дни, в которые играл, я заходил туда до или после репетиции. Скоро я покороче познакомился со всеми детьми. Так как часто бывало, что режиссер, по случаю какой-либо перемены или чьей-либо болезни, присылал в пжолу роли для отдачи воспитаннику или воспитаннице, то я просил его присылать роли прямо ко мне, а я уже сам укажу, кому их отдать» [1].

С большой теплотой и благодарностью вспоминает Прасковья Ивановна, как ее спас однажды Михаил Семенович Щепкин, когда ей надо было за одну ночь выучить роль с большим количеством куплетов в комедии-водевиле «Притчи, или Езоп у Ксанфа», а она нечаянно уснула, устав после вечернего спектакля. Ей было в ту пору всего 13 лет, но она уже играла на большой сцене с ведущими мастерами Малого театра. «Бывало, пишет Прасковья Ивановна, — привезут роль накануне и приказываю выучить и сыграть с одной репетиции. Зная мою хорошую память, со мной часто это делали и очень мучали меня».

С именем М. С. Щепкина связано появление в репертуаре Прасковьи Ивановны комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума», которая затем будет сопровождать ее на протяжении всей жизни.

Законченная в 1824 году комедия А. С. Грибоедова находилась под цензурным запретом. В альманахе «Русская Талия» в 1825 году были опубликованы лишь 7, 8, 9, 10 явления I действия с цензурными изъятиями и сокращениями. Уже в первые годы своего существования пьеса А. С. Грибоедова стала не только литературным явлением, но и фактом культурной жизни России вообще. До появления в печати она стала известна русскому читателю по многочисленным рукописным спискам. Переписанная от руки, комедия имелась и у многих воспитанников старших классов московского театрального училища. Кстати, первая попытка поставить на сцене «Горе от ума» была предпринята именно воспитанниками петербургского и московского театрального училищ, о чем рассказывает П. И. Орлова-Савина.

Немало усилий приложил М. С. Щепкин для снятия цензурных запретов с комедии А. С. Грибоедова. И в январе 1830 года был сыгран первый акт комедии в бенефис М. С. Щепкина в Москве в Большом театре, спустя месяц после представления на петербургской сцене того же первого акта, начиная с седьмого яв-лениядо есть с момента появления Чацкого. А 23 мая 1830 года в московском Малом театре шло третье действие комедии, названное на афише «Московский бал». Несмотря на то, что в спектакле роль Фамусова исполнял Щепкин, главное внимание было уделено танцам, в которых участвовали актеры балетной труппы, а конфликт Чацкого с фамусовской Москвой остался отодвинутым на второй план. И только в 1831 году в Петербурге и Москве комедия была поставлена полностью, хотя и в изуродованном цензурными поправками виде.

За свою творческую жизнь Прасковья Ивановна Орлова-Савина переиграла несколько ролей в «Горе от ума», но особенно важно, что она была первой исполнительницей роли Софьи на московской сцене. Об этом она подробно рассказывает в воспоминаниях.

Известный театрал, писатель В. И. Родиславский, основатель «Общества русских драматических писателей», говорил, что умнее, женственнее, явственнее изображения Софьи Павловны в исполнении П. И. Орловой-Савиной в «Горе от ума» никогда ему не доводилось видеть во все его 48-летнее посещение русской сцены[2].

Окончив театральное училище в 1832 году, Прасковья Ивановна была зачислена в труппу Малого театра. С первых лет сценической деятельности актриса имела большой успех, играя главным образом в водевилях и легких комедиях. Она была высокого роста, хорошенькая, веселая, живая и очень музыкальная. Внешние данные актрисы и музьпсальность приносили ей успех в комедиях, водевилях и мелодраме, имеющих самое широкое распространение в репертуаре театров того времени. Наиболее популярными и талантливыми авторами водевилей и переводных (с французского языка) комедий были актеры Д. Т. Ленский, П. А. Каратыгин, Н. И. Куликов (брат П. И. Орловой-Савиной. — И. /7.), П. Г. Григорьев, П. И. Григорьев, журналист Ф. А. Кони, писатель Н. А. Некрасов (псевдоним Перепельский) и другие. Музыку к водевилям писали талантливые композиторы A.Н. Верстовский, А. А. Алябьев, А. Е. Варламов.

Водевиль обычно игрался живо, весело, без углубления в психологическую сущность образа. От актера требовалась пластическая выразительность, умение петь и танцевать. Орлова обладала всеми этими качествами в достаточной степени. Зрители любили ее за простоту и естественность поведения на сцене в ролях молоденьких девушек, а иногда и юношей. Она несла на себе в Москве весь репертуар В. Н. Асенковой, блистательной исполнительницы водевилей на сцене Александрийского театра. Современники называли ее «московской Асенковой».

Постоянными партнерами Орловой становятся такие мастера Малого театра, как упоминавшийся уже нами М. С. Щепкин; любимец публики, царь водевиля, как его называли,

B.И. Живокини; знаменитый остряк, автор-водевилист, прекрасный переводчик и мастер переделок водевилей с французского Д. Т. Ленский; замечательные драматические актрисы, соперницы ее по сцене, Н. В. Репина и М. Д. Львова-Синецкая; а также гениальный актер, влюбленный в нее и любивший играть с ней, П. С. Мочалов.

Слава Орловой как актрисы началась с 1837 года, когда она сыграла Офелию в «Гамлете». Ее партнером был П. С. Мочалов, в бенефис которого шла трагедия Шекспира в новом переводе Н. А. Полевого под названием «Гамлет, принц Датский».

Инспектор репертуара А. Н. Верстовский назначил сначала на роль Офелии М. Д. Львову-Синецкую. Но Львова не умела петь, а для роли Офелии А. Е. Варламовым была написана прекрасная музыка. Тогда Верстовский стал убеждать директора театра М. Н. Загоскина, что Офелию с пением может исполнить Н. В. Репина. Мочалов же добивался назначения на эту роль Прасковьи Ивановны. Вот как пишет она об этом в своих воспоминаниях: «Мочалов выходил из себя, говоря, что, если Офелию не будет играть Орлова, — я не беру пиесы в бенефис и не играю Гамлета… Как Мочалова ни убеждал сам директор, он поставил на своем, и роль была подписана мне самим директором, а другим персонажам, по обыкновению, Верстовским».

Исполнение Мочаловым роли Гамлета было событием в театральной жизни Москвы. Благодаря ему русская публика впервые поняла все величие трагедии Шекспира. В. Г. Белинский, восемь раз видевший Мочалова в роли Гамлета, отмечал, что на каждом спектакле актер играл эту роль по-новому. Полный разбор спектакля и исполнения Мочаловым роли Гамлета Белинский дал в своей знаменитой статье «Гамлет», драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета». Белинский говорил о современном звучании «Гамлета» в переводе Н. А. Полевого, а в мочаловском Гамлете он видел черты людей своего поколения, выступающих против зла и несправедливости. Этой статьей Белинский увековечил образ великого русского актера.

Рядом с именем Мочалова произносилось и имя П. И. Орловой. Вот что писал об ее игре Белинский: «Кроме Щепкина, должно еще упомянуть и о г-же Орловой, игравшей роль Офелии… Четвертый акт обязан одной ей своим успехом. Она говорит тут просто, естественно и поет более нежели превосходно, потому что в этом пении отзывается не искусство, а душа. В самом деле, ее рыдание, с которым она, закрыв глаза руками, произносит стих: «Я шутил, ведь я шутил», — так чудно сливается с музыкой, что нельзя ни слышать, ни видеть этого без живейшего восторга».

С этих пор начинается известность Прасковьи Ивановны, она стала играть ответственные роли в драме и трагедии.

Гений Мочалова проявился сполна в пьесах Шекспира. Играя в них вместе с Мочаловым, Прасковья Ивановна помогала ему и делила с ним актерскую славу. В том же 1837 году Мочалов сыграл Отелло, а Орлова Дездемону в спектакле, шедшем под названием «Дездемона и Отелло, или Венецианский мавр» в новом переводе И. И. Панаева. В 1839 году Мочалов сыграл короля Лира, а Орлова Корделию в трагедии Шекспира «Король Лир» в переводе В. А. Каратыгина. А еще через два года, в 1841 году, когда Мочалову было уже за сорок, он взялся сыграть Ромео, а двадцатипятилетняя Орлова играла Юлию в трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта». (Эта трагедия в переводе М. Н. Каткова шла на сцене под названием «Ромео и Юлия».)

Кроме шекспировского репертуара вместе с Мочаловым Орлова сыграла Луизу в спектакле «Коварство и любовь» Ф. Шиллера, Веронику в спектакле «Уголино» Н. А. Полевого и Майко в одноименной драме Н. В. Беклемишева. В 1845 году В. Г. Белинский называет Орлову «замечательной артисткой и для драмы, и для комедии»[3].

Прасковья Ивановна в своих воспоминаниях свидетельствует: «Все трагедии Шекспира и вообще весь драматический репертуар он (Мочалов. —И. П.) переиграл со мною в продолжение 10–12 лет до моего выхода из московского театра в 1845 году».

Во время гастролей в Москве петербургского премьера-трагика В. А. Каратыгина Орлова играет с ним в тех же драмах и трагедиях, что и с Мочаловым: в «Гамлете», «Отелло», «Короле Лире», «Уголино» и др. Это дает ей возможность сравнивать и противопоставлять их актерские индивидуальности, которые явились отражением двух эстетических направлений в театральном искусстве: классицистского и реалистического. Исполнительская манера Мочалова поражала современников бурной эмоциональностью, богатством оттенков создаваемых им образов, умением жить на сцене чувствами своего героя. С именем Мочалова связано утверждение демократического направления в русском театральном искусстве.

Ярким представителем классицистского направления являлся В. А. Каратыгин. Он обладал высокой актерской техникой, но основное внимание уделял внешней обработке образа, условным приемам движений и мимики. Для него прежде всего важна была живописность поз, монументальная парадность. Достаточно взглянуть на приведенный в нашей книге портрет В. А. Каратыгина в роли Гамлета. В его исполнении Гамлет был прежде всего принцем, у которого незаконно отняли принадлежащий ему престол. Монологи свои он читал, становясь в театральную позу, низким басом, возводя глаза к небу. Образ Отелло ему также не удался. Лучшей его ролью считалась роль короля Лира.

П. И. Орлова пишет, что Мочалов был полной противоположностью Каратыгину. «Он (Мочалов. — И. П.) всегда хорошо выучивал роли, но никогда не пробовал их интонациями, позами, движениями, как Каратыгин». Каратыгин же, наоборот, тщательно заботился «…о каждом движении в роли, и, раз сыграв с ним в пиесе, уже на другой знаешь все его движения».

Актерскую технику Мочалова и Каратыгина Прасковья Ивановна подробно разбирает на примере последней сцены с мертвой Корделией в спектакле «Король Лир» и сцены убийства Вероники в спектакле «Уголино». Прасковья Ивановна делает вывод: «В ролях Гамлета, Ромео, Огелло, Нино и других, где нужна любовь и страсть, Мочалов был гораздо выше Каратыгина, зато в роли Людовика XI, Ляпунова, Короля Лира и других Каратыгин стоял несравненно выше». Мы благодарны сегодня Прасковье Ивановне за память, сохранившую мельчайшие детали игры своих партнеров по сцене. Только будучи участницей закулисной жизни, она могла написать эти пристрастные, увлекательно подробные и меткие страницы воспоминаний, которые навсегда останутся необходимы и важны для истории актерского искусства в России. Недаром отрывки из записок П. И. Орловой о Мочалове были опубликованы еще при ее жизни в журнале «Русский архив» за 1899 год, а затем перепечатаны в 1940 году в журнале «Театр», в книге «Записки института театрального искусства», а также в 1953 году в книге «Павел Степанович Мочалов».

Задумав писать мемуары, Прасковья Ивановна Орлова попросила родственников одного из своих ближайших друзей и друзей Мочалова поэта и драматурга Н. В. Беклемишева прислать ей бумаги артиста. Но к этому времени документов из архива Мочалова сохранилось немного. Дело в том, что после смерти Мочалова все его бумаги взял Н. В. Беклемишев, увез в свое имение в Торжок и собирался разобрать; кое-что он успел переписать. Этим объясняется тот факт, что в архиве Мочалова есть бумаги, переписанные рукой Беклемишева. Но закончить разбор он не успел, и после его смерти часть документов, по-видимому, пропала. Оставшиеся документы были переданы Орловой, от которой большая часть их впоследствии попала в Государственный центральный театральный музей имени А. А. Бахрушина.

В 1835 году Прасковья Ивановна выходит замуж за пожилого актера, одного из немногих в то время актеров-дворян, Илью Васильевича Орлова. (Настоящая его фамилия была Копылов.) Ей в ту пору было всего 19 лет, а ему 42. Брак этот не был счастливым. Илью Васильевича отличали такие черты характера, как самоуверенность, надменность, напыщенность. Он всегда стремился подчеркнуть свое дворянское происхождение и то, что он актер императорского театра. Сценическое дарование его было небольшим, он играл без особого успеха вторые роли в трагедиях, драмах и комедиях. Лучшими в его репертуаре современники считали роли Скалозуба в «Горе от ума», Осипа в «Ревизоре» и Могильщика в «Гамлете».

Деспотизм, неуравновешенность и ревнивость И. В. Орлова накладывали отпечаток не только на их семейные отношения, но в какой-то степени и на сценический темперамент Прасковьи Ивановны. Родная ее сестра Александра Ивановна Шуберт пишет об ее игре: «Она была холодна, но умна и красива. Мочалов любил играть с ней: она ему помогала своей сдержанной игрой… Темперамента она была холодного, но брала тонким и умным исполнением деталей и была общей любимицей»[4].

В воспоминаниях Прасковья Ивановна, как бы давая объяснение такому упреку в свой адрес, пишет: «Муж меня ревновал ко всем, так что я не смела играть с полным чувством, и поэтому меня называли умной, но холодной артисткой. А того не знали, что почти за каждую роль, при случае, мне доставалось». И далее: «Конечно, муж мой был ревнив, и это очень понятно: почти каждый день видеть жену в чужих объятиях — это хоть кого так тронет. Меня же, как нарочно, все любили, а Мочалов просто был влюблен».

Столичную петербургскую публику Орлова знакомит со своим творчеством в 1839 и J841 годах, принимая участие в бенефисах своего брата Н. И. Куликова на сцене Александрийского театра. Она выступила в лучших ролях своего репертуара, дебютировала в «Гамлете» в роли Офелии в сцене сумасшествия из четвертого акта. Успех был блестящий. Прасковья Ивановна не без гордости отмечает, что В. Н. Асенкова, игравшая эту роль на петербургской сцене, пришла к ней за кулисы и, шутя став на колени, сказала: «Сыграть так я не могу». Критика осыпала ее восторженными похвалами, которые упрочили за нею надолго первенство на обеих императорских сценах.

В 1845 году Прасковья Ивановна покидает московскую сцену, поссорившись с директором императорских театров А. М. Гедеоновым. В «Драматическом альбоме», изданном в 1850 году историком театра П. Н. Араповым и А. Роппольтом, говорилось: «Между всеми актерами и актрисами московского театра П. И. Орлова занимает одно из видных и почетных мест. Артистка даровитая, умная, добросовестная, в продолжение десяти лет пользовавшаяся заслуженною любовью публики, оставила сцену в то время, когда ее талант был в полном блеске, в полном развитии, когда ее отсутствие не могло быть заменимо. Московская сцена долго не забудет ее потери. Московская публика всегда будет вспоминать об ней с сожалением и благодарностью»^{1}.

Прасковья Ивановна вместе со своим мужем И. В. Орловым в 1847 году уезжает в Одессу, где играет на сцене местного театра с небольшим перерывом до 1851 года. Это была интересная страница как в творческой жизни Прасковьи Ивановны, так и в истории драматического театра в целом. Одесса считалась одним из ярких очагов театральной культуры; здесь в 1830–1840 годы было одновременно три группы: итальянская, французская и русская. В эти годы неоднократно гастролировали в Одессе М. С. Щепкин, П. С. Мочалов, В. И. Живокини, петербургский актер П. И. Григорьев, знаменитый провинциальный актер Н. X. Рыбаков и др. Однако в 1846 году, в силу ряда обстоятельств, Одесса оказалась без русской труппы. И тогда у М. С. Щепкина и В. Г. Белинского, совершавших поездку по югу России и приехавших в Одессу, возникла идея создания в Одессе нового русского театра. Один из членов одесской театральной дирекции А. И. Соколов, человек образованный и активный, с помощью Щепкина заключил контракты с некоторыми актерами Малого театра. В основном это были молодые начинающие актеры, выпускники театрального училища, которые на сцене Малого театра не имели должного продвижения. Среди них бывала сестра П. И. Орловой Александра Ивановна Шуберт, ее муж М. А. Шуберт, С. В. Шумский, А. Ф. Богданов и др. Полугодовой контракт подписал А. И. Соколов и с оставившими сцену супругами Прасковьей Ивановной и Ильей Васильевичем Орловыми. Набранная труппа состояла из 14 человек.

С большим интересом читаются страницы воспоминаний П. И. Орловой о провинциальной сцене тех лет, о репертуаре, о публике, заполнявшей кресла театра. Среди театральных вожаков одесской публики был Л. С. Пушкин, брат поэта.

Репертуар театра не отличался оригинальностью. С такой маленькой труппой ставить большие спектакли («Ревизор», «Горе от ума» и т. п.) не было возможности. Шли в основном небольшие переводные пьесы и мелодрамы. А в этом репертуаре Прасковья Ивановна имела неизменный успех. Театр работал успешно и интересно. В конце 1847 года у Орловых заканчивался контракт, и они покинули Одессу. Сезон 1848–1849 года Прасковья Ивановна играет на сцене киевского театра, а затем снова возвращается в Одессу.

Порвав семейные отношения с мужем, она в 1851 году уезжает в Петербург и поступает на александринскую сцену на роли благородных матерей и светских дам в драме и высокой комедии. К этому времени покидает сцену ведущая актриса этого театра А. М. Каратыгина, жена В. А. Каратыгина, и все ее роли переходят в репертуар П. И. Орловой. Театральная критика единодушно отмечала натуральность, простоту, непринужденность ее исполнения. Ее роли были всегда тщательно, до самых мельчайших подробностей, отделаны, хотя, быть может, особым вдохновением она и не отличалась. Среди лучших созданий актрисы в 1850-е годы необходимо отметить Наталью Дмитриевну Горичеву в «Горе от ума» А. С. Грибоедова, Гонерилью в «Короле Лире» Шекспира, Советницу в «Бригадире» Д. И. Фонвизина, Сабурову в «Царской невесте» Л. А. Мея. Выступает она и в пьесах А. Н. Островского «Не в свои сани не садись» и «Не сошлись характерами».

Партнерами Прасковьи Ивановны на александрийской сцене были замечательные русские актеры прошлого века В. В. Самойлов, А. Е. Мартынов, А. М. Максимов, сестры Н. В. и В. В. Самойловы и др. В своих записках, отвечая на поставленный ей самой вопрос: «Какая была разница между тремя артистами: Самойловым, Мартыновым и Максимовым», — Прасковья Ивановна знакомит нас с петербургским театральным миром той поры и этими великими актерами. Она дает им характеристики, на примерах раскрывает человеческие черты их характера, отношение к себе и окружающим. Исходя из жизненного опыта и своих нравственных устоев, она делает иногда не совсем лестные выводы из поведения и отношения к себе В. В. Самойлова. И тем не менее любые сохранившиеся в памяти Прасковьи Ивановны факты представляют для нас сегодня несомненный интерес, помогая воссоздать живой облик того или иного актера, оставившего след в истории театра. Среди актеров старшего поколения она называет супругов И. И. и Е. Я. Сосницких, Я. Г. и А. М. Брянских.

Прасковья Ивановна пользовалась известностью и уважением не только среди деятелей театра, но и среди литераторов и общественных деятелей середины прошлого века. В ее доме бывали видные и в большинстве своем тогда еще молодые литераторы, в том числе Гончаров, Полонский, Григорович, Писемский, Потехин. Приехавший на несколько представлений из Москвы М. С. Щепкин привел в ее дом Тургенева, Дружинина, Краевского. Писатель Н. И. Греч, большой друг Прасковьи Ивановны, познакомил ее с поэтом-декабристом Ф. Н. Глинкой и его супругой Авдотьей Павловной, с Панаевым и Княжевичем.

Орлова была глубоко верующим человеком, что накладывало отпечаток на многие ее действия и поступки, о которых она повествует в своих записках. Ей всегда были близки такие понятия, как милосердие, сострадание, подвижничество. Высоко нравственные чувства руководили ею, когда во время осады Севастополя в Крымскую войну она отправляется в Крым, чтобы в качестве сестры милосердия ухаживать за больными и ранеными в госпиталях Симферополя. Причем делает это без всякого афиширования, не привлекая к себе внимания, и едет в Симферополь на собственный счет, почти инкогнито, под фамилией своего мужа Копылова.

Прасковья Ивановна воспользовалась неожиданным отпуском в связи с тем, что в императорских театрах был объявлен траур по случаю смерти императора Николая I. Чтобы получить благословение матери, она прибегает к содействию брата. Брат помогает сестре, взяв с нее обещание писать ему каждый день. Результатом такого соглашения и явился так называемый «Симферопольский дневник» Прасковьи Ивановны, состоящий из ее писем и писем к ней за период с 5 мая по 22 июля 1855 года.

«Симферопольский дневник» представляет собой как бы отдельную главу в воспоминаниях Прасковьи Ивановны. Знакомясь с работой П. И. Орловой в Симферополе в качестве сестры милосердия, или, как тогда выражались, «сердобольной сестры», читатель непременно отметит широту ее сердца, отзывчивость к страданиям не только русских, но и иностранных раненых солдат, необыкновенную энергию и жажду деятельности.

Ей мало тех двух домов, в которых помещались ее больные и раненые, она ежедневно посещает пленных французов и других иностранных солдат, помещенных на излечение в губернском правлении, и ухаживает за ними, как родная сестра. Так и называли ее впечатлительные и благодарные французы. А Александр Дюма-отец, путешествовавший в 1855 году по России и пожелавший встретиться с Прасковьей Ивановной, приветствовал ее этим ласковым словом: «Сестра!»

В Симферополе она спасает от смерти мать бедного семейства, уговорив знакомого доктора осмотреть больную и оказать ей медицинскую помощь. Как искренне религиозный человек, она ежедневно подолгу молится, часто посещает церковь, заботливо следит, чтобы умирающие солдаты смогли причаститься перед смертью. А выздоравливающим и уезжающим из города она дает в дорогу деньги на табак. Она поддерживает необходимые для ее дела отношения с городскими властями, своим авторитетом оказывает влияние на улучшение госпитального дела в Симферополе. Злоупотребления, которые Прасковья Ивановна замечала вначале на каждом шагу, потом встречались все реже. Об этом свидетельствуют приложенные к дневнику письма В. М. Княжевича и графа Комаровского, присланного в Симферополь по высочайшему повелению для наблюдения за больными и ранеными.

Кроме этих писем, к дневнику приложены письма ее брата Н. И. Куликова и несколько его стихотворений, а также письма некоторых друзей Прасковьи Ивановны, в том числе стихи известного литератора, страстного театрала С. П. Жихарева и поэта-декабриста Ф. Н. Глинки. На обратном пути из Симферополя Прасковья Ивановна навестила поэта Федора Николаевича Глинку и его супругу Авдотью Павловну в их бежецком имении Кузнецово, где поэт приветствовал свою гостью прекрасными стихами, в которых дана оценка подвигу, совершенному П. И. Орловой: «Ты возвратилась невредимо».

Популярность П. И. Орловой — известной актрисы и красивой женщины — привлекла к ее подвигу внимание многих высокопоставленных лиц Петербурга и Москвы, в том числе и императора Александра 2. Она была награждена двумя медалями: серебряной на Георгиевской ленте и бронзовой на Андреевской ленте.

Но самой памятной для актрисы наградой была так называемая севастопольская реликвия — подарок, преподнесенный ей в память о работе в госпиталях во время севастопольской обороны и хранящийся ныне в Тверском историко-архитекгурном и литературном музее. В письме к председателю тверской ученой архивной комиссии Прасковья Ивановна писала, передавая эту реликвию в музей: «По приезде моем из Симферополя генерал Марк увидел у меня привезенные мною пули, пять вынуто из моих раненых, а остальные английские с разными вредными составами мне были подарены на память. Посоветовав мне сохранить их, он взял все от меня и отдал в Академию художеств, где и привели в тот вид, как теперь на мраморной доске»[5]. По мрамору вырезана золотыми буквами надпись: «Севастополь 1855 года. Май, июнь, июль. П. И. Орлова».

«Симферопольский дневник» П. И. Орловой никогда не публиковался. Она так объясняет это в своих воспоминаниях: «Когда вышли памятные записки о Крымской кампании, мне А. Н. Фролов (служащий при дворе) посоветовал прислать и мои, сказав, что их напечатают прибавлением во 2-м издании, но я за службой опоздала послать вовремя, а 2-го издания и не было».

Вернувшись в театр, П. И. Орлова продолжает играть на александрийской сцене и только в 1860 году оставляет навсегда большую сцену. Овдовев в 1862 году, она ровно через год выходит вторично замуж, за Федора Кондратьевича Савина, фабриканта, городского голову г. Осташкова Тверской губернии. Он происходил из богатой купеческой семьи, образование получил в Англии, был коммерции советником. Как и все члены многочисленной семьи Савиных, он много делал для процветания родного города, занимался благотворительной деятельностью, был страстным театралом.

Общественный театр в Осташкове являлся предметом особой заботы Савиных. Это был один из старейших провинциальных театров России, возникший в 1805 году и объединявший вокруг себя многих передовых людей своего времени. В 1840-е годы, когда распорядителями театра были братья Савины, сначала Степан Кондратьевич, а затем Федор Кондратьевич, театр прочно встает на ноги. В это время сложилась актерская труппа, появился при театре постоянный оркестр из 15–20 человек, составленный Ф. К. Савиным из молодых людей, граждан Осташкова, имевших призвание к музыке. Одному из них, Александру Федоровичу Елецкому, Савин предоставил возможность учиться музыке в Петербурге. Впоследствии, с 1857 по 1892 год, А. Ф. Елецкий управлял оркестром при театре. В театре давались оперы, водевили, комедии.

Лучшими годами в истории осташковского театра были 50— 60-е годы прошлого века. С 1863 года, когда Прасковья Ивановна поселилась в Осташкове, она во многом содействовала успеху театра. Вспоминая эти годы, Прасковья Ивановна пишет: «Театр был отдан в полное мое заведование. Я назначала репертуар, ставила пьесы, учила всех и могу смело сказать, что делала чудеса, вырабатывая из рыбаков, кузнецов и сапожников — Чацких, Хлестаковых и пр., а графинь и княгинь выделывала из бедных женщин, занимающихся дома всеми простыми работами. Но надо сказать правду: между ними были самородки, как И. П. Нечкин, Кошелева, Фокина и еще немногие. У нас игрались лучшие пьесы: «Горе от ума», «Ревизор», «Гроза» и мн. др.».

Иван Павлович Нечкин играл на сцене осташковского общественного театра более полувека. В письме к бывшему министру финансов А. М. Княжевичу Прасковья Ивановна сообщала: «Вы желали знать подробности о нашем театре; спешу удовлетворить ваше желание описанием лучших действующих лиц.

Первый Иван Павлович Нечкин, молодой человек, занимающий столько должностей, что Вы удивитесь! Он служит в Думе; библиотекарем в Публичной библиотеке; брандмейстером в пожарной команде, еще старшина в кассе Товарищества; еще певчий; еще музыкант, играет на всех балах и свадьбах; и к тому прекрасный актер на роли Мартынова и Самойлова. Играет так, хоть бы в Петербург, и заметьте, что никогда не видал настоящего театра. Но главное: он честный, умный и практичный человек!»

К 1905 году И. П. Нечкиным было сыграно 128 ролей, а одну из последних своих ролей он сыграл в 1912 году в возрасте 74 лет. Особенно он был хорош в пьесах А. Н. Островского.

С театром связало свою жизнь не одно поколение семьи Нечкиных. В числе первых актеров-любителей позолотчик Павел Федорович Нечкин, который играл с первых лет организации осташковского театра вплоть до 1830-х годов. Его сын Иван Павлович в театре с 1849 года. Сестра Ивана Павловича Мария Павловна (по мужу Проскурякова) поступила на сцену в 1856 году. Затем в театр приходит следующее поколение Нечкиных: Василий Иванович и Мария Ивановна.

Внучка Ивана Павловича, замечательный советский историк, академик М. В. Нечкина вспоминала, как нередко театральными подмостками служила одна из комнат в доме Нечкиных. Ньше в этом доме находится осташковский краеведческий музей, в экспозиции которого представлены материалы этой славной актерской семьи, а также другие документы из истории осташковского театра. Здесь, например, экспонируется афиша 29 декабря 1896 года о представлении «Горя от ума» с участием П. И. Орловой-Савиной, И. П. Нечкина и др., весь сбор от которого пошел в пользу столовой для бедных.

Постановка комедии «Горе от ума» — особая страница в жизни осташковского общественного театра. В то время как в Петербурге и Москве комедия продолжает играться в искаженной цензурой сценической редакции 1831 года, для провинции она остается официально запрещенной вплоть до 1863 года, и если идет в это время на некоторых провинциальных сценах, то исключительно в обход цензурного запрета. О том, насколько это было смелым и рискованным делом, можно судить хотя бы по тому, что простая переписка комедии нередко расценивалась в провинции как крамола и могла возбудить против виновника преследование властей. Это, однако, не останавливало провинциалов, и рукописные списки «Горя от ума» переписывались и распространялись в полном виде, без цензурных пропусков.

Такой список был и в Осташкове. Основой для него послужил, вероятнее всего, текст пьесы, собственноручно исправленный А. С. Грибоедовым и подаренный им своему другу А. А. Жандру[6].

Переписанный список комедии сохранился до наших дней и несколько лет тому назад поступил в театральный музей имени А. А. Бахрушина. Этот список тесно связан и с осташковским театром, и с П. И. Орловой-Савиной. На обороте титульного листа в перечень действующих лиц внесены карандашом ее рукою фамилии исполнителей, осташковских актеров, среди которых и И. П. Нечкин и сама П. И. Орлова-Савина. Рукопись эта на бумаге с водяными знаками 1832 года. На титульном листе надпись: «Горе от ума». Комедия в 4-х д. Сочинение А. С. Грибоедова. 1827 г. Переписана А. М. Герасимовым».

Нам удалось установить, что Алексей Михайлович Герасимов (1814–1861) был актером-любителем и играл в осташковском театре еще в 1830-е годы. Вероятно, по этому рукописному списку и игралась грибоедовская комедия в Осташкове. Впервые она была поставлена 25 января 1859 года.

Вот что пишет в одной из статей, посвященных творчеству Грибоедова, академик М. В. Нечкина: «В тогдашнем маленьком провинциальном городке Осташкове «Горе от ума» непрерывно ставили в местном городском театре, и народ ломился посмотреть знаменитую пьесу, понятную и доходчивую для всех. Актеры даже захотели увековечить себя на полотне, и художник написал их групповой портрет маслом: перерыв за кулисами в театре, все актеры в костюмах действующих лиц. Прекрасная картина долго висела в театральном фойе»[7].

Большую роль сыграла Прасковья Ивановна в освоении осташковской труппой грибоедовской и гоголевской драматургии. Она удачно подобрала исполнителей на все основные роли в «Горе от ума». Так, по ее признанию, «знаменитым Чацким осташковской сцены» стал Н. Ф. Елецкий, учитель приходского училища. В роли Скалозуба неизменно блистал И. П. Нечкин. Своими советами и указаниями исполнителям П. И. Орлова-Савина содействовала успеху осташковского общественного театра.

Еще одно знаменательное событие произошло в Осташкове в 1863 году, и связано оно также с бессмертной комедией А. С. Грибоедова. Именно в 1863 году в Осташкове «Горе от ума» было издано без цензурных пропусков в собственной печатне Иваном Ивановичем Бочкаревым. Это было первое в России провинциальное издание полного, без пропусков текста знаменитой комедии. Пьеса была напечатана с ходившего по рукам жандровского списка. Теперь можно предположить, что текст печатали с упоминавшегося уже нами рукописного списка комедии, переписанного А. М. Герасимовым на бумаге с водяными знаками 1832 года. По этому списку она игралась на сцене осташковского театра, актерами которого были и отец и брат издателя И. И. Бочкарева. Биографические сведения о И. И. Бочкареве имеются в словаре «Деятели революционного движения в России»[8].

В осташковский период жизни П. И. Орловой-Савиной главным ее занятием становится благотворительность. Не было ни одного доброго дела в Осташкове, во главе которого не стояла бы Прасковья Ивановна. После большого пожара в городе в 1868 году, когда сгорели многие постройки Знаменского женского монастыря и близлежащие дома, она предоставила кров погорельцам. Ей обязана своим возникновением столовая для бедных.

В Осташкове был открыт Дом милосердия, построенный на средства Прасковьи Ивановны и ее мужа Ф. К. Савина. В 1893 году Прасковья Ивановна строит церковь при Доме милосердия в честь Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих радости» и передает туда все находящиеся у нее старинные иконы. В том же 1893 году она жертвует в Знаменский монастырь 500 рублей. А за два года до своей кончины устраивает в Осташкове беспроигрышную лотерею, большинство выигрышей которой состояло из ее рукоделий. Чистый сбор от лотереи достиг 800 рублей и был пожертвован актрисой на крышу ночлежного дома для сирот и бесприютных.

Скончалась П. И. Орлова-Савина 2 июля 1900 года и была похоронена — торжественно, с колокольным звоном во всех церквах— в Знаменском женском монастыре. В некрологе, помещенном в журнале «Русский архив», отмечалось: «Добрую память оставила по себе покойная, и не один бедняк с благодарностью и умилением помянет имя ее».

Прасковье Ивановне не удалось при жизни увидеть свои воспоминания опубликованными, за исключением отрьшка о бенефисе П. С. Мочалова в журнале «Русский архив» в 1899 году. Хотя можно предположить, что она в последние годы жизни готовила рукопись к изданию. Под диктовку Прасковьи Ивановны с черновой рукописи текст воспоминаний переписывается разными лицами, близкими ей. Она собственноручно редактирует текст, вносит правку, делает вставки и примечания. Последние строки П. И. Орлова-Савина записывает в 1898 году, за два года до кончины.

Эту рукопись и другие свои бумаги она завещает секретарю городской управы Осташкова Ивану Михайловичу Савину. И в 1905 году он обращается с письмом к основателю театрального музея Алексею Александровичу Бахрушину с предложением приобрести у него бумаги П. И. Орловой-Савиной. Он пишет: «Прасковья Ивановна оставила после себя автобиографию, которую по духовному своему завещанию отказала в мою собственность с тою целью, чтобы я мог извлечь чрез издание в свет автобиографии известную сумму на воспитание моих детей, а ее крестников.

Не имея возможности самому приступить к изданию автобиографии Прасковьи Ивановны… я обращаюсь с предложением к Вам, высокоуважаемый Алексей Александрович, как человеку живо интересующемуся театральным делом: купите, пожалуйста, у меня автобиографию Прасковьи Ивановны и издайте ее в свет» [9].

А. А. Бахрушин приобретает архив П. И. Орловой-Савиной, однако потребовалось еще более 80 лет, чтобы ее воспоминания увидели свет.

Автобиографические записки П. И. Орловой-Савиной имеют ценность подлинного исторического документа, сочетающего яркую образность, живость описания с фактической достоверностью. Иногда рассказ о событиях прошлого, об актерах и других людях, окружавших ее, прерывается размышлениями автора, выводами из жизненного опыта. И эти страницы записок также представляют для нас несомненный интерес.

Необходимо указать на исключительную точность, с какой Прасковья Ивановна в своих мемуарах излагает факты полувековой давности. Ошибки встречаются крайне редко. Более пятисот имен и фамилий, около восьмидесяти названий спектаклей, стихотворных строк сохранила удивительная память Прасковьи Ивановны благодаря тому, что она пользовалась своими дневниковыми записями и так называемым «Симферопольским дневником», а также театральными воспоминаниями своего старшего брата Н. И. Куликова.

К сожалению, то, что относилось к последним годам ее жизни, в записках носит чисто конспективный характер. Сказывался возраст Прасковьи Ивановны. Она прямо говорит: «Вот что значит старость: не могу припомнить ничего особенного»[10].

Язык воспоминаний очень выразителен, насыщен элементами народной речи.

В настоящем издании текст приведен в соответствие с современными правилами археографии, в современной транскрипции даны и собственные имена. Сохраняются некоторые особенности авторского языка и пунктуации, которые объясняются своеобразием авторской манеры.

Все фотографии, старинные гравюры и литографии, живописные портреты и документы представлены для этой книги из фондов Государственного центрального театрального музея имени А. А. Бахрушина.

И. С. Преображенская.