Автографы на картах

САМАЯ ДЛИННАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ

В 80-х годах XIX века затишье в гидрографических исследованиях на Севере закончилось. Вновь стали создаваться специальные экспедиции. Спустя сорок два года после своей новоземельской экспедиции для исследования Обской губы в 1881 году отправился полковник корпуса флотских штурманов С. А. Моисеев. Его сопровождал астроном В. Е. Фус, который на следующий год определял астропункты на Новой Земле. Гидрографические суда «Бакан», «Полярная звезда», баркас «Кузнечиха» работали у Мурманского побережья и в Белом море. Сотрудники первых двух русских полярных станций Малые Кармакулы и Сагастырь, действовавшие по программе Первого Международного полярного года, выполнили съемки на Новой Земле и в дельте Лены.

В 1885 году Гидрографический департамент был преобразован в Главное гидрографическое управление (ГГУ), в котором выделились метеорологическая и картографическая части. Техника составления и издания карт стремительно развивалась. Теперь гидрографы представляли не готовую карту, а лишь материалы для ее составления, включавшие в себя полученные посредством высокоточной измерительной техники математические данные по геодезии, картографии, топографии, практической астрономии, гравиметрии, гидрологии. Кончалось время приближенных описаний, наступала эпоха точных вычислений.

Для руководства гидрографическими работами в непосредственной близости от обслуживаемых районов были образованы: в 1880 году — Отдельная съемка Восточного океана (в 1897 году преобразованная в Гидрографическую экспедицию Восточного океана), в 1887 — Отдельная съемка Белого моря, в 1905 — Отдельная съемка Мурманского побережья. Для арктической карты особенно большое значение имела возникшая в это же время Гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана (Г/э СЛО).

В создании и первоначальной деятельности этих важных подразделений неоценима заслуга выдающихся русских гидрографов А. И. Вилькицкого, М. Е. Жданко, Ф. К. Дриженко, А. М. Бухтеева. Это люди приблизительно одного возраста, родившиеся на стыке 50-х и 60-х годов прошлого века. Все, за исключением выпускника Московского университета Жданко, окончили Морской корпус, в молодости получили хорошую морскую практику в дальних плаваниях на военных кораблях. В конце жизни все стали генералами корпуса гидрографов и занимали высокие руководящие должности в русской гидрографии.

Арктическим дебютом Андрея Ипполитовича Вилькицкого стало наблюдение в 1887 году астрономического пункта при впадении Соломбалки в Северную Двину. Вместе с ученым-геодезистом Ф. Ф. Витрамом он определил с большой точностью разность долгот Архангельска и Пулковской обсерватории. К этому времени лейтенант А. Вилькицкий был уже гидрографом-геодезистом высокой квалификации. Он с отличием окончил Морскую академию, за его плечами был практический опыт гидрографических работ на Балтике и Онеге. Именно поэтому Русское географическое общество поручило ему сложные гравиметрические наблюдения на Новой Земле. По результатам таких работ, выполненных в разных точках планеты, ученые уточнили истинную форму земли — геоид, что крайне необходимо при составлении карт.

Новоземельские наблюдения Вилькицкого в районе Малых Кармакул были чрезвычайно высоко оценены специалистами и удостоились двух золотых медалей Русского географического общества. Позже подобные наблюдения он выполнил в Орле, Липецке, Саратове, Кишиневе, Александровске. Но главным делом жизни Вилькицкого, несомненно, было создание Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. Произошло это не сразу.

В 1893 году для доставки из Англии на Енисей водным путем строительных материалов и рельсов для строившейся Транссибирской железнодорожной магистрали были приобретены винтовой пароход «Лейтенант Овцын», колесный пароход «Лейтенант Малыгин» и парусная баржа «Лейтенант Скуратов». Возглавлял экспедицию лейтенант Леонид Федорович Добротворский.

Трудно удержаться, чтобы не сказать несколько слов об этом интересном и противоречивом человеке. Двадцатичетырехлетним мичманом вступил он в народовольческий Кронштадтский морской кружок, руководители которого лейтенанты флота Н. Е. Суханов и А. П. Штромберг были казнены за участие в террористических актах. От неминуемого ареста Добротворского спасло длительное плавание на крейсере «Изумруд». Позже он долго служил на Дальнем Востоке: командовал канонеркой «Гиляк» и крейсерами «Дмитрий Донской» и «Олег», участвовал в Цусимском бою. А. С. Новиков-Прибой так писал о Добротворском в романе «Цусима»: «Это был офицер громадного роста, сильный, с раздувшимся, как резиновый шар, лицом, буйно заросшим черной с проседью бородой. Властолюбивый и самоуверенный, он считал себя знатоком военно-морского дела и не терпел возражений… В молодости своей Добротворский был близок к революционным кружкам, но прошлые красные убеждения его постепенно бледнели, как выцветает с течением времени кумачовая материя. Он стал заботиться только о своей карьере. Но в то же время офицеры считали его либералом. Он никогда не был доволен установившимися морскими традициями и подвергал их жестокой критике»[72]. Умер Л. Ф. Добротворский в 1915 году контр-адмиралом…

Экспедиция Добротворского во время нелегкого полуторамесячного перехода в Сибирь рекогносцировочно обследовала пролив Малыгина, Енисейский залив и реку Енисей, где рекомендовала для разгрузочных работ протоку Луковую. На острове (северо-запад Енисейского залива), который через несколько лет получил имя А. И. Вилькицкого, была обследована бухта Шведе, названная в честь командира «Лейтенанта Малыгина» Евгения Леопольдовича Шведе.

Опыт похода Добротворского признали удачным, и было решено на средства Комитета Сибирской железной дороги снарядить гидрографическую экспедицию для обследования устьев Оби и Енисея, во главе ее поставили А. И. Вилькицкого. Экспедиции передали пароход «Лейтенант Овцын» и баржу «Лейтенант Скуратов», которой командовал Константин Васильевич Иванов.

Как писал Вилькицкий в отчете, «офицерами баржи «Лейтенант Скуратов» за время стоянки ее в бухте Диксона была произведена подробная опись и произведен промер как самой бухты, так и входов в нее»[73].

Суда лишь с третьей попытки пробились во льдах и тумане к северо-восточному входному мысу Обской губы. Вилькицкий дал первые рекомендации для плавания между устьями Оби и Енисея.

В последующие два года экспедиция исследовала Обскую губу и низовья Оби, значительно изменив их очертания на картах. Имена многих офицеров-гидрографов стали географическими названиями этих мест.

Учрежденная в 1898 году Гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана по-существу явилась продолжением экспедиции Вилькицкого. Четыре года ею руководил Андрей Ипполитович, в 1902 году — капитан 2 ранга Александр Иванович Варнек, а с 1903 года — полковник Федор Кириллович Дриженко.

«В эти семь лет (1898–1904.— С. Я.) как только состояние льдов позволяло работать в Карском море, экспедиция занималась описью этого моря, остальное же время посвящала описным работам у Самоедского берега (между м. Канин Нос и Югорским Шаром), у Мурманского берега, на Новой Земле и Белом море»[74].

В 1905 году Вилькицкому пришлось самому себе сдавать экзамен на качество гидрографического обследования этих акваторий. На Енисей готовилась экспедиция морских транспортных судов. Руководить завозом грузов должен был участник Гидрографической экспедиции СЛО подполковник И. С. Сергеев. Однако начальство не очень доверяло излишне осторожному Сергееву, да и ледовая обстановка в тот год в Карском море оказалась сложной. Поэтому Вилькицкому было предписано встретить в Югорском Шаре идущий из Англии караван судов и «принять начальствование над экспедицией, когда это признается нужным».

Экзамен Вилькицкий выдержал. Двадцать два транспортных судна были проведены на Енисей, хотя лидер экспедиции ледокол «Ермак» в районе Вайгача сел на мель и был возвращен на запад (в Арктике вновь он появился уже в советское время, в 1934 году). «Северный морской путь минувшим летом 1905 г., — писалось в официальном отчете экспедиции, — в глазах не только многих [русских] людей, но и англичан и немцев еще раз получил веское доказательство в пользу своей безопасности и возможности пользования им для плавания к берегам Сибири с коммерческими или иными промышленными целями… Конечно, для облегчения установления безопасного сообщения коммерческих морских пароходов, которым трудно пользоваться в такой широкой степени, как это было в экспедиции, услугами специалистов северного мореплавания и помощью гидрографических судов, потребуется производство некоторых дополнительных гидрографических работ, постановки в некоторых пунктах опознавательных знаков, устройство метеорологических станций и проч.»[75].

В 1905 году началось и систематическое гидрографическое исследование у Кольского полуострова. Двадцать лет спустя руководители советской гидрографии признавали: «Работы Мурманской съемки под начальством гидрографа-геодезиста А. М. Бухтеева можно считать за образец для гидрографических работ вообще. При этих работах, впервые в России, было предпринято изучение приливов…»[76]

Вскоре после похода на Енисей А. И. Вилькицкий был назначен исполняющим обязанности начальника Главного гидрографического управления. Несмотря на то, что он к этому времени пользовался высоким авторитетом не только в отечественных, но и мировых морских кругах, «высочайшее» утверждение его в должности главы русской гидрографии последовало лишь в 1909 году. Прямой, болевший за дело генерал-лейтенант пришелся не по душе кое-кому из влиятельных царедворцев.

Русская гидрография за годы руководства А. И. Вилькицким претерпела большие организационные и научно-технические преобразования. Андрей Ипполитович принимал деятельное участие в подготовке всех полярных экспедиций этого времени. Многие из них, не будучи гидрографическими, оставили свой след на морской карте. Это арктический поход ледокола «Ермак» под командованием адмирала С. О. Макарова, Русская полярная экспедиция Академии наук Э. В. Толля, новоземельская художника А. А. Борисова, ямальская зоолога Б. М. Житкова, хатангская и чукотская геолога И. П. Толмачева, Лено-Колымская К. А. Воллосовича. Но основная задача по составлению карты Арктики по-прежнему лежала на гидрографах.

С началом русско-японской войны Гидрографическая экспедиция СЛО формально закончила свою работу, хотя официально не была ликвидирована. Суда разошлись между отдельными съемками, часть гидрографов добровольно ушла в действующий флот. В боях погибли лейтенанты В. Б. Дьяконов и А. Н. Новосильцев, умер Л. Л. Козлянинов. К. П. Мордовии, П. А. Бровцын, А. В. Янов перешли на работу в Главное гидрографическое управление. Однако некоторые гидрографы, как Н. В. Морозов, И. С. Сергеев, продолжали работать на Севере.

А. И. Вилькицкий энергично добивался продолжения работ экспедиции с тем, чтобы охватить исследованиями весь Северный морской путь. Для этого в столице строились специально оснащенные ледокольные пароходы «Таймыр» и «Вайгач». Решено было перегнать их южным путем во Владивосток, откуда и начать исследование.

В дальнейшей работе экспедиции мечтал принять участие ее давнишний сотрудник Г. Я. Седов. В 1901 году под руководством капитана 2 ранга А. И. Варнека он обследовал остров Вайгач и новоземельские проливы. Во время русско-японской войны Седов вместе с другими гидрографами отправился на Дальний Восток. Военная судьба пощадила его. Миноносцы, на которых он служил, охраняли вход в Амур, и Седов непосредственно в боевых действиях не участвовал.

В 1909 году Седову поручили гидрографическое исследование устья Колымы. Необходимо было подготовить его для приемки предполагавшихся из Владивостока первых колымских рейсов транспортных судов, а также на случай захода «Таймыра» и «Вайгача». За лето Георгий Яковлевич обследовал морской и речной бары, произвел съемку и промер реки от устья до Нижнеколымска. Работать приходилось в тяжелых условиях, нередко с риском для жизни. Промер производили с легкого юкагирского карбаса, тонкие доски обшивки которого были скреплены тальником, а пазы законопачены мхом с землей и залиты серой. Для заделывания пробоин шли в ход платки, рубашки. А однажды Георгий Яковлевич, спеша завести в установленное время хронометры, переправлялся через реку на двух бревнах и едва при этом не утонул.

Эта экспедиция принесла Седову известность в ученом мире. О нем писали газеты, Академия наук благодарила за геологические и ботанические коллекции и за чучело редкой розовой чайки. Доклады Седова об экспедиции слушали в Русских географическом и астрономическом обществах, которые приняли его в число своих действительных членов.

«Надо думать, что русское мореплавание к берегам Колымы не замедлит развиваться на общую пользу дела, — писал Г. Я. Седов сразу после окончания экспедиции, — тем более что наблюдения за погодой и льдами в море показали, что плавание в этой части Ледовитого океана для морских судов возможно в течение, по крайней мере, около двух месяцев»[77]. Его слова оказались пророческими: через год состоялся первый рейс морского парохода из Владивостока в устье Колымы. Его участники отметили высокую точность карт Седова.

Георгию Яковлевичу так и не довелось поплавать на «Таймыре» и «Вайгаче». На следующий год по просьбе архангельского губернатора он обследовал на Новой Земле Крестовую губу, выполнив топосъемку, катерный промер, астрономические и гидрометеорологические наблюдения, которые очень пригодились при создании здесь промыслового селения.

Более обстоятельные гидрографические исследования Северного острова Новой Земли Седов провел во время зимовки в своей полюсной экспедиции в 1912–1913 годах. Были подготовлены к изданию планы Крестовых и Горбовых островов, полуострова Панкратьева и ледника Таисии. Участники экспедиции В. Ю. Визе и Н. В. Пинегин составили карту пересечения Новой Земли. Особенно продуктивным был двухмесячный санный 700-километровый поход Седова и матроса А. Инютина от места зимовки в бухте Фоки на западном побережье до мыса Флиссенгенского на Карской стороне. Во время второй зимовки на Земле Франца-Иосифа экспедиция Седова также выполнила значительные гидрографические работы…

31 августа 1910 года наконец была официально учреждена Гидрографическая экспедиция СЛО, в том же году развернувшая свои работы. Сначала был предпринят робкий рекогносцировочный рейс до мыса Инцова на Чукотке, затем поход до Колымы с посещением острова Врангеля в 1911 году, наконец, достигнута дельта Лены, где экспедиция встретилась с партией гидрографа Неелова, которой было поручено ее обследование, подобно тому как Седову поручалось обследование и ограждение устья Колымы.

Подполковник Александр Иванович Неелов перед этим почти двадцать лет служил на Дальнем Востоке и имел большой опыт гидрографических работ. Его помощник капитан 2 ранга в отставке П. А. Синицын помогал А. И. Вилькицкому еще в походе на Енисей в 1905 году. Тогда в отчете по экспедиции о Синицыне было сказано: «Служба в коммерческом флоте дала ему большой навык в обращении с вольнонаемного командою, и это обстоятельство в связи с опытностью его в морском деле и энергией делали участие его в экспедиции крайне полезным»[78].

Гидрографы произвели топографическую съемку побережья Быковского полуострова и рекогносцировочно обследовали промером протоки Джербайдахскую, Среднюю. Так появились, по существу, первые, хотя и далеко не полные навигационно-гидрографические сведения о входе с моря в Лену. Газета «Якутская окраина» 25 ноября 1912 года писала со слов А. И. Неелова: «В отношении удобства для мореплавания, исследованная протока в лучших условиях, чем какая бы то ни было из остальных в дельте р. Лены, ввиду нахождения вблизи нее бухты Тикси, где суда могут спокойно отстояться, ожидая более высокую воду и подходящую погоду. Если судоходство разовьется, то оно в первую очередь вызовет устройство ограждения, т. к. плавать в открытом море по входным фарватерам при течении без такового весьма опасно, если не сказать невозможно…»

По возвращении из экспедиции Неелов был назначен членом комиссии по обследованию финских шхер и получил чин генерал-майора корпуса гидрографов. Как и многие гидрографы, Неелов с пониманием встретил победу Октября. Но поработать при советской власти ему пришлось недолго.

1913 год стал для Гидрографической экспедиции СЛО годом больших географических открытий. 11 июля в бухте Провидения у начальника экспедиции Ивана Семеновича Сергеева произошел инсульт. «Отношения с ним у большинства участников экспедиции были натянутые, — пишет доктор Л. Старокадомский. — Его нерешительность, чрезмерная осторожность вызывали в людях недружелюбные чувства. Сергеев, безусловно, знал о неприязненном отношении к нему офицеров, хотя и стремился делать вид, что не замечает этого. И все же мы прекрасно знали, каким опытным моряком и прекрасным гидрографом был Сергеев»[79]. Происходя из унтер-офицерских детей, он не учился в Морском корпусе, а окончил Кронштадтское морское техническое училище и носил непрестижные белые погоны корпуса флотских штурманов. На Севере Сергеев работал с 1895 года, два года руководил Отдельной съемкой Белого моря.

Совершенно неожиданно для всех телеграфным приказом Главного гидрографического управления вместо Сергеева начальником экспедиции был назначен командир «Таймыра» Борис Андреевич Вилькицкий, еще только готовившийся познакомиться с Арктикой. Он давно мечтал поработать в экспедиции, чему из этических соображений препятствовал его отец — А. И. Вилькицкий. Только после смерти последнего весной 1913 года это стало возможным. Имя Андрея Ипполитовича, который до последнего дня, несмотря на тяжелую болезнь, оставался на посту, было у всех на устах. Поэтому, когда 20 августа 1913 года вахтенный начальник «Таймыра» лейтенант А. Н. Жохов усмотрел к северо-востоку от острова Новая Сибирь неизвестную сушу, участники экспедиции решили назвать ее островом Генерала Вилькицкого.

Назначение двадцативосьмилетнего Бориса Вилькицкого явно принесло пользу делу. Он решительно пошел на раздельное плавание — суда стали удаляться друг от друга, вплоть до предельного расстояния действия радиостанций — более 150 миль. Именно этим можно объяснить, что в тот год было так много географических открытий. Заново ложился на карты весь восточный берег Таймыра, были открыты острова Малый Таймыр, Старокадомского и последний архипелаг на нашей планете в Северном полушарии — Северная Земля. Экспедиция подняла на ней русский национальный флаг и прошла вдоль ее восточного побережья 180 миль к северу, нанеся его на карты. Дальше не пустили тяжелые льды. Они же не дали пройти на запад проливом между материком и вновь открытой землей, который на следующий год был назван проливом Бориса Вилькицкого…

В 1914 году, отправляясь из Владивостока, участники экспедиции были почти уверены, что больше не вернутся в него. Все были полны решимости пройти в Архангельск. Эту решимость поколебало было известие о начале первой мировой войны, которое застало экспедицию на Аляске. Многие офицеры изъявили желание отправиться на фронт. Но из Петербурга последовало указание продолжать экспедицию, и суда направились на запад Северным морским путем.

Недалеко от острова Генерала Вилькицкого открыли еще один остров, в советское время получивший имя обнаружившего его вахтенного офицера — на этот раз «Вайгача» — Жохова. Вдоль южных берегов Северной Земли с трудом, во льдах, пробились в Карское море. Но дальше пути на запад не было. Пришлось встать на зимовку неподалеку от восточного побережья Таймыра. И хотя возможность зимовки не исключалась, личный состав, особенно офицеры, оказался не готовым к ней морально. Именно этим можно объяснить смерть во время зимовки лейтенанта А. Н. Жохова. Позже умерли от болезней еще кочегар с «Таймыра» И. Е. Ладоничев и кочегар с «Вайгача» Г. Г. Мячин.

В июне 1915 года лейтенант Н. И. Евгенов с шестью спутниками выполнил первую опись вдающегося почти на 35 миль в глубь Таймырского полуострова Гафнер-фиорда. До залива добирались целый день на самодельных аэросанях, изготовленных из остатков потерпевшего аварию еще на Чукотке судового гидросамолета. Кстати, это были первые в Русской Арктике и самолет и аэросани.

Вот как описывал Евгенов окончание этой описи: «На «Таймыре» были сделаны самодельные очки: оправа из парусины, в которую были вставлены куски стекла от фонарей. С досадой узнал, что мои товарищи оставили очки в мешке с запасной провизией. Посоветовал им надвинуть шапки на глаза, и мы пошли дальше. Через некоторое время я заметил, как один из матросов трет глаза. До конца маршрута оставалось, по моим подсчетам, немногим больше 10 миль, и я решил докончить его в одиночку, не взяв с собой ничего, кроме буссоли (ручной компас. — С. П.). Основательно отдохнув и подкрепившись, уговорив товарищей по очереди лежать в спальном мешке, чтобы дать отдых глазам, и ждать моего возвращения, я пошел дальше. Стараясь не спускаться на припай, чтобы не ступить на занесенную снегом трещину, я благополучно провел опись до отметки, оставленной экспедицией Толля. 12 июля мы вернулись на корабль»[80]. Всего на карту было нанесено более ста миль побережья Таймыра.

В июле Евгенов с лейтенантом А. М. Лавровым и двенадцатью матросами еще раз побывал на берегу, они установили железный навигационный знак. Первый в этом районе металлический маяк простоял несколько десятилетий.

Когда возвращались на судно, лед расползался буквально на глазах. 9 августа «Таймыр» и «Вайгач» дали ход. 16 сентября 1915 года Архангельск торжественно встречал экспедицию. Первый сквозной переход русских судов Северным морским путем был успешно завершен.

Научная общественность высоко оценила результаты экспедиции. Академик Ю. М. Шокальский писал, что работами «Таймыра» и «Вайгача» было положено начало географическим исследованиям арктических морей[81]. Известный норвежский исследователь X. Свердруп, повторивший путь «Таймыра» и «Вайгача» на шхуне «Мод» в обратном направлении с запада на восток, писал: «Мы имели… возможность убедиться, что повсюду, где русская экспедиция считала свои труды законченными и где очертания берегов были нанесены ею окончательно, там можно было вполне на них полагаться… Работа, выполненная обоими ледоколами, поистине заслуживает удивления, и всякий, кому знакомы климатические условия полярного лета, оценит ее по достоинству»[82].

Однако шла война. 1 октября 1915 года экспедиция была расформирована. Большинство ее участников отправились в действующие флоты. Лишь в последние годы жизни Евгенов смог заняться подготовкой отчета экспедиции. Опубликован он был в 1985 году, уже после его смерти. Многих участников Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана раскидали по свету последующие войны и социальные бури, но большинство стало основным костяком полярных кадров советской гидрографии.