Автомобиль Иоанна Крестителя

Глава 12

Заканчивался второй день дознания по случаю смерти книгоиздателя Сайкина. В вечерний час Карл Иванович Вирхов отпустил письмоводителя и кандидата Тернова.

Юный юрист, прокопавшись полдня в чужих рукописях и бумагах, не обнаружил в них почерка, совпадавшего с почерком на записке, найденной под каменным котелком. Впрочем, Павел Миронович не очень-то усердно сличал буквы – более всего он любовался на фотографическую карточку синьорины Чимбалиони с собственноручным ее автографом. По счастью, циркачка не увлекалась сочинением книжек, и ничего похожего на ее крупные округлые буквы Тернов в рукописях не встретил. Карл Иванович прервал его бессмысленные поиски: кандидат потребовался ему для эксперимента, во время которого Павел Миронович Тернов, зажав в руках склянку с водой и обрывки бумаг, падал под пристальным оком Вирхова. Изнурительный эксперимент убедил следователя в несостоятельности версии о естественной смерти Сайкина, а утомленный кандидат вызвался прогуляться к дому Рымши, опросить жителей: не видел ли кто-нибудь ночных гостей-полуночников, являвшихся к покойному? Следом за ним удалился и Поликарп Христофорович, ему предстояло добираться в Коломну.

Теперь в голове Вирхова царил сумбур. Визит Фрейберга подтвердил его догадку, переросшую в уверенность, что книгоиздатель Сайкин погиб не своей смертью. Значит, кухарка Манефа не лгала, когда говорила о незапертой на засов парадной двери. Значит, кто-то проник в тайную квартиру Сайкина. И Сигизмунд Суходел, и Варвара запросто могли взять ключи из кабинета издателя. У обоих есть мотивы для убийства. Хотя госпожа Малаховская и утверждала, что у дочери издателя есть алиби, все же не мешало это обстоятельство проверить. Ибо у Суходела алиби твердое – дворник подтвердил, что в ночь смерти Сайкина компаньон его из дома не выходил. Томило Вирхова и упоминание Манефы о старьевщике в морской форме и о монашке, навещавших Сайкина в его логове. Если в убийстве подозревать этих людей, то неясно, как к ним попали ключи из ящика редакционного стола.

По-прежнему неясно, какую роль в смерти старого развратника сыграла книжонка «Автомобиль Иоанна Крестителя», с которой следователь теперь не разлучался. Она была важной составной преступления, Вирхов не сомневался. Иначе Карл Фрейберг не советовал бы ему ее прочитать.

Вирхов приблизился к зарешеченному окну – в непроглядной тьме, раскачиваясь под железными колпаками, светились тусклым светом фонари. Слышалось неясное гудение. В такую погоду не то что хозяин, но и собака хозяина должна сидеть дома. Как бы не смело хлипкого Тернова, лучше бы тот отправился домой. Да и у Поликарпа Христофоровича путь до дому сегодня нелегкий.

Карл Иванович тяжело вздохнул и снова предался размышлениям о запутанном деле: удастся ли установить личность шантажиста, полгода назад, по уверению Суходела, грозившего убить издателя? Вероятно, Сайкин знал шантажиста и не сомневался в серьезности его намерений. Недаром купил револьвер и держал его под рукой в редакции. А на новую квартиру оружие не брал, считал, что уж там-то ему ничего не грозит! Или шантажист прекратил свои домогательства?

Вирхов заходил из угла в угол.

Возможно, Сайкин снимал квартирку вовсе не для любовных утех с синьориной Чимбалиони, а чтобы избежать смерти. Смерть ему грозила именно в редакции! А циркачку на тайной квартире издатель принимал безбоязненно. Хотя, по словам Тернова, она тоже желала смерти влюбленному в нее издателю. И она же утверждала, что вообще не читает никаких книг, в том числе и про модных сыщиков. А не могла ли смерть последовать от того, что в пароксизме страсти игривая красотка неожиданно для немолодого любовника прижгла ему спину зажженной пахитоской? Однако пепельница отсутствовала, окурки тоже. Впрочем, отчаянная циркачка могла их и унести.

Карл Иванович вернулся к столу и перелистал дело. Ожог под лопаткой Сайкина был свежий, на одежде, на сюртуке и рубашке, соответственно ему, имелись маленькие дырочки с обуглившимися краями. Вполне могла циркачка подкрасться сзади и приложить пахитоску. Вниманием Вирхова снова завладели котелок и флакон с кислотой. Никто, решительно никто из допрошенных до зловещего полудня, когда обнаружили тело, не видел на столе флакона с кислотой. Значит, он появился ночью? Кто его принес? Убийца? Сам Сайкин? С какой целью? Смысл этого предмета Вирхову постичь не удавалось. Анатомы признаков отравления не обнаружили.

Вирхов склонялся к мысли, что имеет дело с изощренным преступником, придумавшим хитроумную комбинацию, в которой каменный котелок с сомнительной смесью и флакон с кислотой призваны направить дознание по ложному пути. В брошюрке Е. Марахиди, как он помнил, ни о каких растительных примесях не говорилось! И кислота не фигурировала!

А если убийца какой-нибудь отвергнутый автор? Тогда дело швах. Сердце Вирхова захолодело, он представил огромную писательскую братию в своей камере. Ясно, что тогда найти преступника практически невозможно. И свою бездарную рукопись он, вероятнее всего, забрал…

А может, дело не в отвергнутой рукописи? А в ревности? Какой-нибудь воздыхатель несравненной Шарлотты приревновал ее к Сайкину? И вдобавок он является и писателем? Перед внутренним взором Вирхова возникли фигуры Отто Копелевича и Кондратия Полянского. «Сахарный барон» не издавал книжки у Сайкина, да и не годится на роль любовника. А вот Полянский… Строен, хорош собой, всяко лучше ожиревшего Сайкина, да и книжонку по костоправству выпустил.

Вирхов давно собирался завершать свой присутственный день, однако все тянул, ибо непогода за окном не располагала к тому, чтобы покидать теплое помещение. Да и дома его ждало одиночество. Фрейберг уж сегодня точно не придет, а кот Минхерц предпочитает кормилицу-кухарку.

Неожиданно для самого себя Вирхов решил навестить госпожу Малаховскую. Предлог у него имелся – дознание, была и тайная надежда – провести остаток вечера в обществе обаятельнейшей женщины. Кроме того, при ее уме она могла высказать нечто посущественнее, чем рассуждения о возмездии.

«Странно, – думал он по дороге к Малаховской, – издатель Сайкин и его компаньон, судя по всему, боготворили госпожу Малаховскую, без промедления публиковали ее многочисленные сочинения: морализаторские, кулинарные, педагогические. Какие же у нее основания, чтобы говорить о заслуженном возмездии? Да еще ссылаться на библейских персонажей. Что-то она не договаривает, – решил Вирхов, – верно, знает что-то, что позволяет ей делать такие выводы».

Госпожа Малаховская встретила его в уютной гостиной с затопленным камином: затянутые малиновым шелком стены давали дополнительное ощущение тепла, живые цветы в вазах радовали глаз после уличной хляби.

Миниатюрная дама любезно протянула ему крохотную нежную ручку, которую он с чувством поцеловал.

– Я так и знала, дорогой Карл Иваныч, что вы сегодня ко мне пожалуете, – изящным жестом она указала ему на стул, – женская интуиция. Как продвигается ваше расследование? – вежливо поинтересовалась она. – Могу ли я чем-то помочь?

Вирхов охотно ответил:

– Расследование идет успешно. Мы на верном пути. Круг подозреваемых сужается.

– Да? – Госпожа Малаховская подняла брови. – Поздравляю вас, господин действительный статский советник. Подробностей не требую, ибо понимаю, вы не в праве разглашать детали дознания.

Вирхов отхлебнул ароматный горячий чай, принесенный ему по распоряжению хозяйки горничной: такой изумительный напиток он пробовал впервые, недаром кулинарные книги Малаховской расходились по всей России. Он обвел гостиную взором – в красном углу образа Христа Спасителя, Богоматери, Святителя Николая и еще чьи-то, им не распознанные, образовывали целый иконостас, в голубой лампадке умиротворенно мерцал огонек.

– Признаюсь вам, дорогая Елена Константиновна, вначале я подозревал дочь покойного. Все твердили, что она открыто грозила убить отца.

Малаховская звонко рассмеялась и, не расслабляя спину, откинулась на бархатную подушку дивана.

– Варвара Валентиновна не при чем, – сказала она, – она женщина страстная, а страсти ведут к неосмотрительным словам и действиям. Ну да за всякое праздное слово, которое скажут люди, дадут они ответ в день Суда. Ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься.

– Я не силен в Священном Писании, – признался Вирхов, – но с трудом верил, что дочь может убить отца из-за того, что тот не дает ей денег на обратный билет.

– С билетом все обстоит не так, как вы думаете. – Малаховская склонила головку к плечу, и под тонкой кожей на шее выступила прямая линия сухожилия. – Речь шла не о билете на поезд. А о банковском. Варвара мне рассказала. Когда она выходила замуж, отец подарил ей заемный билет, но боялся, если билет выиграет, она со своим муженьком спустят все деньги на безделушки. Он разрезал билет пополам и вручил ей половину, а другую взял себе. И представьте, билет выиграл! Варвара примчалась и стала требовать от отца вторую половину. Однако господин Сайкин уперся и отвергал домогательства дочери. Ему было жалко отдавать ей билет – сумма-то оказалась огромная.

– Вот оно что… – протянул разочарованный Вирхов, – а я-то думал… Теперь проблема с билетом снимается. Он оказывается в ее руках, и она наследница отцовского дела. Надо будет принести госпоже Незабудкиной извинения. Кстати, не у вас ли она сейчас?

Малаховская вздохнула.

– Дорогой Карл Иваныч, Варвара Валентиновна хлопочет о погребении отца, ждет мать из Биаррица.

Прикидывая, говорят ли эти сведения в пользу сайкинской дочери, или та имеет какие-то корыстные расчеты, Вирхов пробормотал:

– Да… Вообще-то я хотел спросить у вас еще кое о чем…

– Спрашивайте, – госпожа Малаховская приветливо улыбнулась, – я верю в силу российского сыска. Это в Лондоне дознание ведет тупица Лейстред.

Что-то в словах Малаховской заставило следователя насторожиться.

– Что вы имели в виду, когда говорили о неминуемом возмездии?

Госпожа Малаховская погрустнела, глаза ее затуманились, повернувшись к иконам, она перекрестилась.

– Не судите, да не судимы будете. Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн проходит.

Вирхов напрягся, отставил стакан с чаем.

– В каких же соблазнах повинен господин Сайкин? Вы, как и Варвара Валентиновна, считаете, что вместо развлекательных книжонок следует издавать только христианскую литературу и серьезные книги?

– Отнюдь. Господин Сайкин регулярно печатал мои книги. – Лицо госпожи Малаховской просветлело. – Кроме того, и среди развлекательных есть полезные. Например, «Автомобиль Иоанна Крестителя». Страдания героини от шантажиста – естественное возмездие. Падшие женщины, законные и незаконные жены с их незаконными детьми величайшее зло. Сами несчастны и других делают несчастными.

– Есть же неотразимые законы организма, – осмелился вклиниться Вирхов и нарвался на отповедь.

– Наш организм подчиняется нравственным и гигиеническим средствам. От нас зависит довести его или до святости, или до болезненного бешенства. Если нарушен данный Богом закон – это не любовь, а животная, сатаническая страсть. Путь в царство тьмы. Но конечно, – легкая тень пробежала по челу знаменитого автора книги «Голос русской женщины в защиту христианской семьи», – западные камелии не равны православным женщинам.

Вирхов понял, что госпожа Малаховская села на своего любимого конька. Но можно ли счесть жизнерадостную циркачку камелией? Он протянул руку к настольной лампе с абажуром из нитей бисера и стекляруса, свисающих вокруг фарфоровой подставки в виде корзины с цветами, и несколько раз нажал на черную кнопочку выключателя.

– Лампа не работает, – с легким укором произнесла хозяйка, – повредился шнур, пришлось отрезать. Вот и стоит для красоты. Впрочем, в гостиной и так хватает света.

– Да-да, – Вирхов, смущенный выговором, отдернул руку от кнопочки, – это я автоматически. Дурная привычка.

Он решил сменить тему разговора.

– Я хочу знать ваше мнение о некоторых сайкинских авторах. Например, о Суржикове, о Полянском.

– Что именно вас интересует? – приятный мелодичный голос звучал снисходительно.

– Вы встречались с ними в редакции?

– Один раз, может быть, два.

– И какие это люди по вашему мнению?

Малаховская кокетливо разгладила кружевную манжету на рукаве темно-синего суконного платья.

– Обычные. И совершенно неинтересные. Приземленные. Если вас интересует, способны ли они на убийство, отвечу – нет. Кроме того, господин Сайкин вряд ли пустил бы дурных людей в свой дом, в настоящий дом, – подчеркнула она выразительно, – а их он принимал.

– Я бы тоже так думал, – осторожно заметил Вирхов, – но со слов прислуги, по ночам к Сайкину в его тайную квартиру ходили и собутыльники, и развратные дамочки, и вовсе странные люди – старьевщик, монашка.

– Монашка? Ночью? – Госпожа Малаховская искренне удивилась. – Тут какая-то ошибка.

– Боюсь, окружающие не слишком-то много знали о господине Сайкине. Он давно вел тайную жизнь. Вот вы, например, знали, что он проводил химические опыты?

– Нет, господин Вирхов, не знала. – Бело-розовое личико светилось доброжелательностью и тщательно скрываемым любопытством. – Это для меня подлинное открытие. Правда, я в химии не разбираюсь. Так он отравился? Или его отравили?

– Ни то и ни другое. Каменный котелок и флакон с кислотой вообще не имеют отношения к существу дела.

Малаховская выпрямилась, в ее темных, умных глазах обозначился откровенный интерес.

– Как не имеет?! – воскликнула она. – Вы уверены?

– Уверен, мадам. – Вирхов галантно склонил голову, женское любопытство всегда его подкупало. – Убийца Сайкина – дьявольская бестия.

Госпожа Малаховская побледнела и снова перекрестилась.

– Я не люблю, когда в моем доме звучат сатанинские слова. Но почему вы с такой уверенностью говорите об убийстве?

– Я вычислил преступника, – ответил Вирхов.

– Да? – Госпожа Малаховская подалась вперед. – И кто же он?

– Персону указать не могу, – ответил следователь, – но одно скажу точно – это бывший воздыхатель синьорины Чимбалиони, вхож к Сайкину.

Лицо госпожи Малаховской отразило бездну разочарования, она вновь откинулась на подушки.

– Тогда все упрощается, – она попыталась ободрить следователя улыбкой. – Однако смогу ли помочь вам? Писателей знаю многих, но вот циркачку и ее воздыхателей…

– Меня интересуют Суржиков и Полянский, что вы о них думаете?

Госпожа Малаховская, помолчав, ответила:

– И тот, и другой ничем не блещут. Вряд ли ими могла соблазниться синьорина. Хотя Полянский далеко не стар… не урод… Думаете, он? Из ревности?

– Других подходящих кандидатур на роль убийцы пока не вижу, – уклончиво сказал Вирхов. – Впрочем, у него может быть алиби.

Госпожа Малаховская поднялась, что заставило встать и Вирхова. Выдержав паузу, она, глядя на него снизу вверх, произнесла:

– Даже если этот вариант окажется ложным, верю в успех вашего дознания. И весьма признательна вам, что сочли возможным так откровенно побеседовать со мной. Я попытаюсь что-нибудь разузнать, если смогу. Вы указали мне ход мысли.

– Но утром вы говорили, что это преступление раскрыть не удастся, – заметил кокетливо Вирхов, склоняясь к ручке хозяйки.

– Кто знает, может быть, повторю это и завтра утром, – подыграла приятному гостю хозяйка, – такова уж наша женская нелогичная непоследовательная натура.

Вдруг приятное лицо ее резко изменило выражение.

– Что случилось? – обратилась она к кому-то за спиной гостя.

Вирхов обернулся. В дверях с ноги на ногу переминалась горничная.

– Там человек из Окружного суда, господин Тернов, – сказала она, – спрашивает, не у вас ли господин Вирхов?

Карл Иванович виновато улыбнулся хозяйке.

– Мой помощник, молод еще, рвется в бой.

– Впусти, – милостиво согласилась хозяйка, на щеках ее заиграл легкий румянец.

Вирхов мысленно отметил, что госпожа Малаховская сохранила девичью привычку розоветь в предвкушении появления молодого смазливого человека.

– Извините, уважаемая Елена Константиновна. – Тернов, с взъерошенными волосами и искаженным лицом, стремительно влетел в гостиную и зачастил: – Заехал на Литейный, доложить вам, Карл Иваныч, о проделанной работе, а дежурный сказал, что вы направились сюда. Не собирался беспокоить, но нам был телефон. Сообщение показалось мне значительным. Вот и примчался наудачу.

– Что за сообщение? – Вирхов перебил кандидата, заметив, что юный юрист чаще поглядывает на хозяйку, чем на начальника.

– Звонил господин Суходел!

– Сигизмунд Николаевич? – удивилась Малаховская.

– Он, он, – кандидат закивал. – Страшно возбужден. Сказал, что в издательство телефонировал писатель Короленко.

– Как, опять Короленко? – Вирхов сердито передернул плечами.

– Так он представился, – ответил Тернов, – требовал дать ему адрес писателя Ивана Каретина.

– Ну и что? – Вирхов не понял и взглянул на Малаховскую – ее прекрасное лицо также отразило крайнюю степень недоумения.

– Карл Иваныч, – тихо сказала Малаховская, – этот звонок мне не нравится. Что-то здесь не то…

– Вот именно! – вскричал громче, чем надо, Тернов. – И Суходел так думает! Во-первых, господин Короленко всегда критиковал деятельность покойного Сайкина. А во-вторых, и главное – писателя Ивана Каретина не существует в природе!