Авторитет

Глава 1 ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ БУРЖУЯ

То, что прием по случаю дня рождения не задался, Невскому стало ясно уже с первых минут пребывания в кругу гостей. Внешне все вроде бы выглядело соответствующим высокому общественному статусу виновника торжества – вполне светски, чинно и солидно. Зал первого этажа виллы был со вкусом оформлен дизайнером, специализирующимся на дорогих банкетах. Столы ломились от яств и напитков. Тамада-абхазец и музыканты из популярной питерской рок-группы старались как могли, приглашенные улыбались друг другу фальшивыми фарфоровыми улыбками, произносили дежурные фразы, даже танцевали, но в воздухе все равно витало отчетливое напряжение. Как если бы на одну цирковую арену вывели пять десятков самых разных по масти и виду дрессированных хищников, неспособных мирно сосуществовать в дикой природе, и те, с неохотой выполняя команды банкующего представлением дрессировщика и сохраняя видимое спокойствие, между тем зорко следили за малейшими телодвижениями своих изначальных лютых врагов. К тому же, среди приехавших поздравить именинника не было нескольких ранее приглашенных ключевых фигур, так или иначе связанных с Самариным и его кланом. Не приехал и сам тесть. Более того – он даже не позвонил. Стало быть, уже в курсе их со Светкой сегодняшней стычки. Что ж, примерно такой реакции Влад от Игоря Дмитриевича и ожидал, зная, как тот буквально боготворит свою взбалмош-ную приемную дочурку. Самарин готов порвать в клочья любого, кто позволит себе отнестись к этой разжиревшей блядине неуважительно. Так что в самое ближайшее время Невского ждал серьезный разговор и серьезные перемены, касающиеся бизнеса. Многие проекты, которые вел холдинг, были бы просто неосуществимы без участия бывшего комитетчика. Так что грызня предстоит не шуточная.

Приняв подарки, перезнакомив кое-каких гостей друг с другом и уделив приглашенным часа полтора от силы, Рэмбо решил, что с него хватит, сослался на срочные дела и, оставив гостей догуливать без него и вместе с личным адвокатом Львом Николаевичем Меером уединился в кабинете на третьем этаже дома. После не столь уж долгого обсуждения стратегии предстоящего развода с женой, Меер закрыл блокнот с записями, убрал его в портплед и вдруг сказал:

– А теперь я хотел бы поговорить с вами на другую тему, Владислав. У меня в Москве есть старый приятель, тоже юрист. Фамилия его Лившиц. Мы с ним еще при Брежневе работали в одной адвокатской конторе, потом он переехал в столицу. Сейчас является штатным юрисконсультом крупного банка. – Меер назвал влиятельное кредитное учреждение, знакомое всем так или иначе связанным с бизнесом людям в России. Владел банком известный нефтяной концерн. – Сегодня утром Лившиц прилетел в Питер по каким-то своим делам и, как обычно во время визитов в родной город, позвонил мне. Иногда мы встречаемся, по-стариковски, кофе с коньячком пьем. Зная, кто мой главный клиент, он неожиданно попросил организовать приватную встречу с вами. Я, разумеется, поинтересовался, о чем пойдет речь, но Зяма… Зиновий Натанович ответил, что дело сугубо конфиденциальное. Сказал лишь, что вопрос крайне серьезный и не терпит отлагательств. И добавил, что улетает в Москву завтра вечером. Так что до понедельника ждать не сможет.

– Интересно, – ухмыльнулся Рэмбо, раскуривая трубку. Помолчал несколько секунд. – Где он остановился?

– Я сказал Лившицу, что сегодня у вас прием по случаю дня рождения. Поэтому сейчас он ждет приглашения у меня на даче. В Репино. Рядом, можно сказать. Два шага.

– Почему ты раньше молчал? – спросил Невский, хмуро взглянув на адвоката.

– А что бы это изменило? – вопросом на вопрос ответил Меер. – Вы все равно должны были вначале уделить внимание гостям.

– Железная логика, – фыркнул Влад. – Предлагаешь вызвать его прямо сейчас?

– Это было бы идеально. Зяма человек серьезный. Зря словами бросаться не будет. Стало быть, у него дело к вам действительно срочное и важное.

– Ладно, – выпустив густую струю ароматного ванильного дыма, сказал Влад. – Звони. Я предупрежу охрану на воротах, его пропустят. Это все?

– Нет. Еще есть кое-что. Сейчас. Минутку. – Адвокат, в пять секунд закончив короткий телефонный разговор со столичным варягом, убрал трубку, откашлялся, протер вечно слезящиеся глаза носовым платком, снова опустил очки на нос и сурово посмотрел на Невского. – Сегодня завершился суд над Костей Вампиром и его ребятами. Как я и предполагал, менты взяли верх. Подстава с малолетней шлюшкой удалась. Всех троих присяжные признали виновными в групповом изнасиловании несовер-шеннолетней. С такой статьей в зоне им придется несладко.

– Я в курсе. Раньше нужно было головой думать, – глухо бросил Рэмбо, – прежде чем шершавого четырнадцатилетней лярве вгонять. А сейчас поезд ушел. Я еще месяц назад базарил насчет пацанов с Кириленко. Как-никак он у нас в городе формально главный мент, глава ГУ-Вэ-Дэ. Витька сразу намекнул – дохлый номер. Тот барыга, которого Вампир с пацанами летом со стройматериалами на пол-лимона развели, оказался двоюродным братом заместителя главы всей милиции эр-эф, Полякова. Если ты не в курсе.

– Впервые слышу, – насупился Меер. – Странно.

– Барыга пожаловался. Из Москвы пришла команда – пацанов во что бы то ни стало закрыть. Лучше – по самой гнусной статье. Вот легавые и подложили им эту смазливую лярву, зная привычку сексуально озабоченного Вампира останавливаться у каждой телки на обочине. Теперь уже ничего не изменить. Будем, как обычно, засылать грев. Не они первые, не они последние. Схема отлажена. И вообще, такими мелочами Филин занимается! У меня своих проблем выше крыши! Еще не хватало на каждого отморозка время и нервы тратить. Пусть даже и заслуженного.

– Грев – само собой, – с достоинством кивнул Лев Николаевич. – Тема в другом. Долги нужно возвращать. Я имею в виду не барыгу. Бог с ним, с терпилой ушастым. Я про девочку-красавицу. Про лярву, на фараонов бомбящую. Менты ее, понятное дело, прячут. Ценный кадр. Но я знаю, где ее искать. Мир не без добрых людей. Помогли по старой памяти. Так что, если вы не против…

– Я не против, – перебил Невский, сделав небрежный презрительный жест рукой, словно речь шла не о человеческой жизни, а о мятом трамвайном билете. – Собаке – собачья смерть. Шлюха – не человек. Пусть пацаны врубят ответку. Это все?

– Теперь – да, – Меер встал из-за стола. – Я передам ваше решение Филину. Зиновий Натанович уже выехал. Будет через пятнадцать минут. А я, с вашего позволения, отбуду в обратном направлении. Что-то неважно я себя сегодня чувствую. Погода, видимо, влияет. В моем почтенном возрасте к организму нужно прислушиваться. Если хочешь прожить по максимуму.

– Добро, – кивнул Влад. – Отдыхай, Лева. До понедельника ты мне не нужен. В понедельник, как договорились, в десять утра в офисе. Подготовь соглашение.

– Непременно. Когда такое было, чтобы Лева Меер лоханулся? До свидания, Владислав Александрович, – адвокат, в самом деле выглядевший больным, вяло пожал руку Невского и, подхватив портплед, вышел из кабинета, оставив Влада одного, в облаке табачного дыма, почти неподвижно повисшем между полом и потолком. Можно было включить вентиляцию, но удобно устроившемуся в кресле, по-ковбойски закинувшему ноги на стол Рэмбо было лень шевелиться. Сегодняшний день и его измотал порядком. Сначала бессонная ночь, затем истерика Светки и разбор полетов, хитрожопые журналисты, визиты фашиста Фюрера и ограбленного батюшки Иоанна, транзитный героин на миллионы баксов в случайно упавшем контейнере с хлопком и, наконец, весь этот бардак под названием день рождения. А как завершение – грядущая через четверть часа встреча с гонцом известной столичной корпорации, ворочающей сладкими нефтяными миллиардами. Интересно, что этим сытым волкам из первопрестольной понадобилось от него лично или от не столь уж крутой в масштабах России «НВК-системы»? Уж не деньги – это точно. У этих хватов в белых воротничках нет проблемы заработать. Как раз наоборот – бабла на «черном золоте» нарубили столько, особенно в последние пару лет топливного бума, что ищут, куда бы вложить, защитить от инфляции. Странно как-то все. Неправильно. Влада откровенно настораживал формат предстоящей встречи – срочный, окольный, почти конспиративный, без прямого звонка в офис и предварительной договоренности, а через приватные связи с его личным адвокатом. Стало быть, беседа предстоит весьма любопытная. Иначе к чему столько пурги?

Невский посмотрел на часы, вспомнил про Аллу, про аукцион в галерее «Арт-бутик» и набрал номер Жучка, известного на весь Питер еще с древних советских времен дельца от живописи, а ныне – уважаемого эксперта и коллекционера произведений искусства. По дороге от контейнерного терминала к дому Влад дал Жучку спецзадание, которое, судя по времени, уже должно быть выполнено.

– Вечер добрый, Мишанечка, – сказал Невский в ответ на короткое осторожное «алло». – Как там наши дела? Все на мази?

– Как доктор прописал, Владислав Александрович, – подтвердил Жучок. – Обе картины Рериха у меня. Это было нетрудно. Правда, как я и предупреждал, пришлось… э-э… слегка переплатить.

– «Слегка», это сколько? – ухмыльнулся Рэмбо.

– Триста за первую, четыреста за вторую, – сообщил Жучок. – Плюс, как договаривались, пять процентов моих комиссионных. Итого семьсот тридцать пять тысяч вечнозеленых американских рублей. Крайний срок оплаты – понедельник, двенадцать ноль-ноль. Свою долю я возьму позже, наличными. Реквизиты счета в латвийском банке, на который необходимо перевести деньги, я отправил вам по электронной почте. Как только придет подтверждение перевода, картины под охраной доставят по любому адресу, в пределах России.

– Хорошо, – сделав затяжку, с отвращением посмотрев на коллекционную мексиканскую трубку – от постоянного курева уже сушило в горле, – проговорил Влад. – Я переведу бабки прямо сейчас, через Интернет. Спасибо, Жучок. Пока…

Итак, сюрприз для любимой женщины, да еще какой, был готов. Сегодня, убрав звук на телефонах, Невский специально не отвечал на многочисленные звонки Аллы. Пусть поволнуется, это иногда полезно. В понедельник утром, когда Алла сообщит о своем решении выйти за него замуж – а в том, что решение будет положительным, Влад не сомневался – она узнает, что не какой-то незнакомый толстосум, которого она видела на аукционе, а она сама стала счастливой обладательницей двух подлинных работ кисти любимого художника. Представив себе эту немую сцену и растерянно-счастливое выражение лица Аллы, Влад улыбнулся. Нет, что ни говори, а делать подарки близким и любимым тебе людям несравненно приятнее, чем получать их.

Минут через десять пикнула коробочка на стене у стола, и охранник по внутренней связи сообщил, что прибыл автомобиль «вольво» с господином Ливщицом.

– Пусть проводят. Я в кабинете, – ответил Рэмбо. – Как там гости?

– Почти все уехали, – сказал охранник. – Человек десять осталось. Все – хорошо подшофе. Но пока держатся.

– Пусть отдыхают. Если отрубятся – уложите спать в гостевом доме. Места хватит.

– Понял, босс.

Невский вышел из-за огромного стола. Включил вентиляцию. Сделал пару разминочных упражнений, разгоняя кровь по телу. Старинные настенные часы пробили одиннадцать. Вскоре за дверью послышались шаги, затем стук, и, наконец, на пороге возник высокий, несмотря на возраст – крепко за шестьдесят – все еще достаточно крепкий мужчина, внешним видом и одеждой напоминающий преуспевающего топ-менеджера крупной фирмы. С первого взгляда оценив габариты и могучую фигуру московского варяга и кивнув в ответ на приветствие, Влад прямо в лоб спросил:

– Фитнес, гиревой спорт, штанга? У меня глаз наметан. Как говорят: рыбак рыбака.

– Да, знаете ли, – улыбнулся Лившиц, присаживась на указанный хозяином кабинета стул, – балуюсь потихоньку с железками. Уже… дай бог памяти… двадцать пятый год. Как сразу после Олимпи-ады-80 первый раз в качалку попал, так до сих пор никак не остановиться. Зараза. Но мне нравится.

– Аналогично, – согласился Влад. – На мой взгляд, нет ничего лучше, чем железо и бег. Сколько жмете, если не тайна?

– Стыдно сказать, – отмахнулся Зиновий Натанович, поправив очки. – Раньше и двести бывало, а сейчас сто шестьдесят, еле-еле. Старость не радость. – Юрист явно скромничал.

– Всем бы в вашем возрасте так… еле-еле, – ухмыльнулся Рэмбо, занимая привычное место за столом. – Итак. Меер передал мне вашу просьбу о встрече. К чему такие сложности? Могли бы просто позвонить в офис, днем. Для представителя столь влиятельной финансово-промышленной группы, как ваша, я бы непременно нашел время.

– И предложили бы встретиться у вас в офисе? – лукаво прищурился Лившиц.

– Разумеется, – после секундной паузы подтвердил Невский. – А вас это не устраивает?

– Честно говоря – нет, – подтвердил гость. – Скажите, господин Невский, когда ваша служба безопасности последний раз проводила обследование офиса в целом, вашего личного кабинета и всех телефонов на предмет незаконной прослушки?

– Понимаю, куда вы клоните, – чуть дернул уголком рта Рэмбо. – Боитесь, что о нашей встрече станет известно?

– Именно, – кивнул Зиновий Натанович. – Простите, но вы не ответили. Когда последний раз проводилась проверка помещений и средств связи?

– Честно говоря, – нахмурился Влад, – точно даже не помню. При мне – месяца три назад. Можно узнать у Дениса, начальника охраны. Это его обязанности. – Невский пристально взглянул на юриста. Лившиц выдержал тяжелый, почти гипнотический взгляд бывшего бандита, ни разу не моргнув. Это о многом говорило. На памяти Влада таких крепких людей было не больше десятка. Остальные, как правило, ломались уже на пятой секунде, отворачивались или опускали очи долу.

– Вы полагаете, есть основания для беспокойства? – тихо спросил он.

– Вы – очень богатый, известный, авторитетный и влиятельный человек в этом городе, Владислав Александрович. На вашем месте я был бы более внимателен к вопросам обеспечения конфиденциальности всего, что происходит внутри вашего чудесного особняка на Крестовском острове, – уклончиво ответил Лившиц. – Я не хотел бы рисковать и проводить нашу встречу в месте, где любой посетитель может воткнуть в ножку стола микрофон размером с булавочную головку. Ибо речь пойдет о вещах весьма серьезных. И, без преувеличения, опасных для жизни. В случае, если посторонним станет известно о содержании нашей беседы…

– М-да. Как говорится в старом одесском анекдоте – это дело уже начинает быть интересным, – Рэмбо, не удержавшись, снова взял со стола трубку и закурил. – Надеюсь, – пыхнув дымом, добавил он, – мой личный кабинет в загородном доме не внушает вам таких опасений, как офис «НВК-системы»? Конкретно в этом помещении посторонних людей не бывает вообще. Только я, члены моей семьи, особо приближенные деловые партнеры и прислуга, раз в неделю вытирающая пыль в моем непосредственном присутствии.

– В том-то и дело, что члены семьи, – катнул желваками Лившиц, в свою очередь не спуская глаз с Влада. – Ваш тесть, бывший полковник КГБ Игорь Дмитриевич Самарин, надо полагать, тоже входит в их число. Причем сразу в двух лицах, словно мифический бог Янус. Как близкий родственник, отчим вашей супруги, и как главный деловой партнер, которому принадлежит изрядная часть акций вашей более чем успешной бизнес-империи. Так, Владислав Александрович?

– Продолжайте, – после гнетущей паузы, повисшей в кабинете на долгие пять секунд, глухо бросил Рэмбо.

– Хорошо, – согласился ночной московский гость. – Время позднее, так что сразу к главному. Как вам отлично известно, Самарин входит в так называмый питерский клан, шесть лет назад захвативший власть в стране и везде, где можно, поставивший своих людей. Костяк клана составляют ваши земляки, как правило, в прошлом имевшие непосредственное отношение к спецслужбам. Клан захватил огромные финансовые, промышленные и сырьевые ресурсы. Составляющие основу экономики страны. К счастью – пока не все. Ряд крупных бизнес-сообществ, придерживающихся… скажем так – несколько иных взглядов на будущее нашей страны, до сих пор крепко стоят на ногах и располагают огромными свободными средствами. Консолидировавшись, эти люди вполне способны для начала покачнуть, заслуженно дискредитировать, а затем – и вовсе сбросить нынешнюю правящую элиту, погрязшую в коррупции и холуйстве, тем самым наконец-то, впервые за тысячелетнюю историю установив в России подлинно демократические и цивилизованные институты власти… Однако клан не дремлет. Он отлично сознает, откуда исходит главная опасность. И поэтому, не гнушаясь никакими средствами, делает все возможное, чтобы отобрать у врагов высоколиквидные активы и таким образом выбить финансовую почву из-под ног представляющих опасность сообществ. Свежий пример такого откровенного рэкета, экспроприации и политической мести – дело «Фобоса». Поэтому есть мнение, что медлить дальше нельзя. Пришло время объединить усилия, деньги, возможности и действовать. Быстро, активно и жестко. Пока бывшие краснопогонники нас всех поодиночке не пересажали и не перехлопали. Я доходчиво объяснил?

– Более чем, – прищурился Невский. – И одно из этих бизнес-сообществ, не согласных с властью клана, ваше. Точнее, не ваше лично, а то, которое вы сейчас представляете. Верно, Зиновий Натанович?

– Вы сами все отлично понимаете, Владислав Александрович, – кивнул москвич.

– В таком случае в толк не возьму, зачем я вам понадобился, – произнес Влад. – Я честолюбив и в меру жаден. Но мои аппетиты весьма умеренны. И ограничиваются исключительно пределами близкого сердцу Северо-Запада. Здесь я родился. Здесь я кое-что могу. Здесь, рискуя шкурой и похоронив десятки бойцов, я в конце концов зубами вырвал свой кусок счастья и стал тем, кто я есть сейчас. И здесь я теперь спокойно делаю деньги, фактически отойдя от активного криминала. Насколько это вообще возможно в нашей стране. На большее, в отличие от ваших земляков-москвичей с их неуемными аппетитами, я не претендую. Хотя мог бы, принимая во внимание мои активы и мой авторитет в определенных кругах, как сейчас принято говорить – близких к деловым… Остальная территория нашей необъятной родины меня не интересует. Я на чужое не зарюсь, но и свое не отдам. Я не собираюсь биться ни с москвичами, ни, тем более, с уралмашевцами и дальневосточными. Мне здесь хорошо, в Питере. Здесь я дома. И здесь все мое. Что касается политики, то, как вам, вероятно известно, этим дерьмом я действительно занимаюсь. Но опять-таки весьма умеренно, можно даже сказать – точечно. Предпочитая продвигать на ключевые посты своих верных людей. Или тех, кто по горло замаран, кто болтается у меня на крючке или просто мне должен по жизни. Я – не Береза, не Платон Еленин. Для меня власть политическая, как вещь в себе, как способ самоутверждения и реализации наполеоновских амбиций и сидящих в подсознании детских комплексов, неинтересна априори. Для меня власть – это всего лишь золотой ключик к еще большим, чем без нее, возможностям заработать. И мне, поверьте, абсолютно плевать, кто правит страной из-за высокой стены с курантами. Вовремя перевернувшиеся бывшие красные или вышедшие из того же инкубатора нынешние недоделанные белые. Договориться я смогу хоть с Богом, хоть с чертом. Лишь бы жить и работать не мешали. Надеюсь, я тоже доходчиво обрисовал свою позицию, господин Лившиц?

– Вполне, – опустил веки Зиновий Натанович. – Я даже больше скажу. Все, что вы сейчас рассказали, в точности совпадает с психологическим анализом личности, который выдали наши специалисты. И даже во многом созвучно моим собственным жизненным принципам, гласящим, что на Луну все равно не улетишь, жить нужно сегодня и сейчас, причем жить хорошо и ни в чем себе не отказывать. Однако уметь предвидеть развитие событий, быть к ним готовым и смотреть на три шага вперед. Поэтому я всегда хорошо жил, и при старой власти, и в период хаоса переходного периода. Хорошо живу и сейчас, когда для умного человека открыты поистине безграничные возможности для самореализации. Вы, я вижу, удивлены? – поиграл бровями Лившиц, заметив, как напрягся Рэмбо. – Не удивляйтесь. Разумеется, наша сегодняшняя встреча не случайна, мы к ней заранее готовились.

В течение энного периода времени по крупицам собирали о вас информацию. Всю, начиная с бизнеса и заканчивая… прошу прощения… личной жизнью. В завершение опытные специалисты составили ваш полный психологический портрет. Мы изучили его, посовещались и решили, что вы – именно тот человек, который нам нужен в этом прекрасном городе. Вы ярко выраженный лидер. Вы отвечаете за свои слова. С вами можно иметь дело, господин Невский.

– Благодарю. Я сам знаю, кто я. Но очень, знаете ли, хотелось бы услышать, что именно этакого вы про меня нарыли, чтобы оценить ваши возможности и глубину вашего пристального интереса к моей скромной персоне, – почти не разжимая губ, процедил Влад, холодно глядя на юриста и только сейчас начиная сознавать, насколько судьбоносной может оказаться для него эта полуночная встреча со столичным гонцом. С человеком, за спиной которого стояла сила, во сто крат превышающая возможности самого Невского. А ведь его суммарный капитал, лишь по приблизительным грубым оценкам, семимильными шагами приближался к полумиллиарду долларов.

– Что ж, извольте, – пожал плечами Лившиц. – Ваше максимально подробное досье, дополненное многочисленными документами, а также фото-, видео – и аудиоматериалами, находится в нашей закрытой корпоративной базе данных. Я как член правления, обладаю доступом высшего уровня. Если хотите – я войду в нее прямо сейчас, через ваш компьютер, и скопирую файл, чтобы вы могли ознакомиться. Но мне кажется, это лишнее. Для оценки уровня нашей информированности будет более чем достаточно, если я по памяти процитирую некоторые его пункты. Итак, – Зиновий Натанович кашлянул, прочищая горло. – Биографию, подробности трехлетнего пребывания в зоне и этапы становления вас как бандитского авторитета по кличке Рэмбо, включая вашу первую крупную добычу – эс-пэ «Союз-Бавария» и последующую войну с сыном вора в законе Чалым, мы опустим. Отмечу лишь, что вы раньше многих остальных бандитов, еще в начале девяностых годов, поняли, что заниматься бизнесом для джентльменов удачи не «в падлу», а напротив – достигнув определенного уровня авторитета и благосостояния, нужно думать о будущем, обязательно начинать вкладывать деньги в легальный бизнес, чтобы затем, по мере увеличения активов, шаг за шагом отходить от рэкета. Кто этого так и не понял, тот давно сгинул в тюрьмах или отдыхает в лучшем из миров… Начнем мы, пожалуй, с момента вашего знакомства с бывшим полковником Самариным и его так называемой приемной дочерью, поскольку встреча в деревне Ольховка стала отправной точкой вашего последующего финансового взлета и началом нового этапа в жизни. В жизни, в которой вместо крутого накачанного гангстера по прозвищу Рэмбо, появился уважаемый и успешный предприниматель Владислав Александрович Невский, основавший год за годом крепнущую и расширяющуюся империю под названием «НВК-система».

– Вы сказали «так называемой приемной дочерью», – по спине Влада пробежал неприятный холодок. – Что это значит?

– Простите, я не совсем точно выразился, – уточнил гость. – Разумеется, юридически ваша супруга, Светлана, и есть приемная дочь Самарина. Дочь его второй жены, Валентины Владимировны Антоновой, вдовы погибшего боевого товарища. Это правда. Но, употребив выражение «так называемой» я не оговорился. Просто имел в виду нечто другое. Лившиц сделал паузу. Нахмурился.

– Владислав Александрович, я отдаю себе отчет, что информация, которой я располагаю, произведет на вас… мягко говоря… очень сильное впечатление. Однако я буду честен перед вами, поскольку очень рассчитываю, что по завершении сегодняшней встречи мы найдем точки соприкосновения, станем деловыми и стратегическими партнерами и в самом ближайшем будущем сможем добиться больших успехов как на финансовом, так и на политическом поле…

– Ближе к телу, уважаемый! – перебил потемневший лицом Рэмбо. – Что я должен знать?!

Инициатива в разговоре была целиком на стороне Лившица, и Невского это раздражало. Он привык всегда и везде держать ситуацию под контролем и в любом диалоге играть роль ведущего. Однако сейчас все обстояло с точностью до наоборот. И Невского это откровенно бесило. А тут, бляха, еще какие-то непонятные тайны мадридского двора вылезают, о которых почему-то известно москвичам, а он сам – ни сном ни духом.

– Не торопитесь, Владислав Александрович. Информацией, как ядом, тоже можно отравиться. Если сразу и много, – философски предостерег Лившиц. Он поставил на колени портплед, достал из него два листа с текстом. Один положил на стол, перевернув лицевой стороной вниз, второй протянул Рэмбо. – Это кое-что, вкратце, о теневых сторонах вашего бизнеса, без лишних подробностей. Для того, чтобы вы смогли оценить.

Невский взял лист, пробежал глазами по строчкам. Зиновий Натанович не без удовлетворения увидел, как напряглись желваки бывшего бандита, а на левом виске нервно запульсировала жилка. Шумно вздохнув, Влад положил бумагу и вопросительно посмотрел на юриста, пробормотав чуть слышно:

– Честно говоря, не ожидал. И до сих пор не могу понять, как вы это узнали. Снимаю шляпу, – Невский посмотрел на второй лист. – А это, надо полагать, самое интересное. Так сказать, на десерт?

– Угадали, – кивнул Лившиц. – Только вот десерт, боюсь, покажется вам горьковатым. Очень. Поэтому предупреждаю заранее. Если вдруг захочется повышать голос, и тем более рвать и метать – право, не стоит. Хотя я уверен, что вы сможете держать себя в руках даже после такого удара. Вот, извольте. – Зиновий Натанович протянул второй лист. – Это стенограмма сегодняшнего телефонного разговора между вашей женой и Игорем Дмитриевичем Самариным. Я получил ее из Москвы буквально перед нашей встречей. Ознакомьтесь. И имейте в виду, на тот случай, если вы вдруг сочтете это фальшивкой: аудиозапись беседы я тоже могу предоставить.

Невский перечитал стенограмму телефонного разговора три раза подряд. Потом, белый как мел, медленно смял лист в кулаке, положил в пепельницу и поджег. Когда огонь погас, а от комка бумаги осталось лишь воспоминание, Рэмбо поднял взгляд на гостя и, словно до сих пор не мог поверить в случившееся, переспросил:

– Значит Егор…ка – сын Самарина? Не мой?

– Выходит, так, – сухо подтвердил Лившиц. – Мне очень жаль, но факт подлога очевиден и без генетической экспертизы. Все эти годы вас держали за дурака. Когда Самарин узнал, что произошло между вами и Светланой в Ольховке, то навел справки и, как опытный чекист, сразу разглядел в вас перспективного партнера. А до кучи – идеальную ширму для прикрытия своих сексуальных связей с приемной дочерью. Я полагаю, просто не хотел делать больно ее матери. У Валентины Владимировны слабое сердце. Думаю, вы в курсе. Она уже перенесла один инфаркт после гибели первого мужа. И вполне могла не пережить такого подлого удара и предательства со стороны двух самых близких людей. Хотя, на мой взгляд, вполне можно было обойтись и без свадьбы. С этим он явно перестраховался. В конце концов, если они хотели иметь ребенка, никто не мешал Самарину дождаться восемнадцатилетия падчерицы, развестись с ее матерью и жениться в третий раз. Или выдать беременность падчерицы за последствие случайной сексуальной связи. Но он решил по-другому. Знаете, Владислав, лично я, как уважающий себя мужчина, просто не понимаю, как можно сознательно делить любимую женщину с другим. Вне зависимости от преследуемых целей. Для меня это загадка. Но еще большая загадка – почему сама Светлана согласилась выйти за вас. Впрочем, насколько мне известно, ваши чувства к невесте на тот момент были абсолютно чисты и искренни. Если верить анализу речи, сделанному нашими экспертами по кассете с видеозаписью вашей свадьбы.

– Я убью их. Обоих, – тихо сказал Невский, глядя куда-то в пустоту.

– Не сомневаюсь, что вам это по силам, Владислав Александрович. Однако лишать ни в чем не повинного пятилетнего мальчика родной матери только за то, что она – хитрая стерва, право слово, не стоит. Что же касается вашего тестя и делового компаньона, то здесь – как вам будет угодно, – покачал головой Лившиц. – Не скрою, лично нам Самарин тоже мало симпатичен. И в некоторой степени даже неудобен. Особенно в том случае, если вы согласитесь стать нашим партнером. Но наивно рассчитывать, что его внезапная кончина останется незамеченной для клана и не вызовет подозрений. И первый вопрос, который зададут умные дяди, кому выгодно, чтобы Самарина вдруг не стало? Как думаете, на кого в первую очередь падет подозрение? Вот именно.

– Значит, нужно устроить все таким образом, чтобы никаких вопросов не возникло, – жестко произнес Рэмбо. – Жизнь вообще штука сложная. И опасная. От этого умирают. А несчастный случай еще никто не отменял.

– Это вы сказали, не я, – словно сдаваясь в плен, поднял руки Зиновий Натанович. – Я ничего такого не слышал. Я сообщил вам правду насчет ребенка. Дальше – дела приватные. Я лишь надеюсь, что смог убедить вас, Владислав Александрович, в масштабах наших возможностей и серьезности нашего к вам интереса.

– Смогли. Что вы от меня хотите? Конкретно.

– Прямой вопрос – прямой ответ, – прищурился столичный варяг. – Прежде чем приступать к активным действиям, мы обязаны создать крепкий форпост в Петербурге, втором по величине городе России. В логове клана. Для дальнейшей политической борьбы это обязательное условие. Как показывает статистика всех последних выборов, процентное распределение голосов в Питере почти полностью совпадает с данными по стране в це-лом. Это своего рода индикатор, лакмусовая бумажка. Создать форпост с нуля практически нереально. Поэтому самым разумным и единственно верным путем к достижению цели является заключение стратегического и долгосрочного партнерства с авторитетным, крепко стоящим на ногах человеком, имеющим серьзные финансовые возможности и рычаги давления на власть всех уровней, начиная от милиции и заканчивая Смольным. Мы рассмотрели несколько основных кандидатур и остановили свой выбор на вас, Владислав Александрович. Вы нужны нам. А мы нужны вам.

– Вы нужны мне? – фыркнул Влад надменно.

– Именно так, – спокойно парировал Лившиц. – Отбросим мишуру. Давайте смотреть на вещи реально. В семейной жизни у вас полный крах. Конфликт с тестем зрел давно. Партнерство держалось исключительно на огромных взаимных финансовых интересах. Но пришел новый день. Кое-что произошло. Кое-что открылось. Ваше дальнейшее сотрудничество с Самариным фактически невозможно. Поддержки со стороны клана вам отныне не видать. Более того – вместо покровителя наверху у вас появился серьезный враг. Первое, что он попытается сделать, это отнять у вас активы. Способов всего два. Или тот псевдозаконный наезд со стороны власти, что был применен к «Фобосу», с последующим арестом, длительным сроком заключения и конфискацией бизнеса за долги. По гораздо проще, быстрее и дешевле – физическое устранение. С автоматическим и теперь уже абсолютно законным переходом всех активов покойного его дражайшей супруге. А фактически – Самарину. И, заметьте, в отличие от возможной ликвидации самого господина бывшего полковни-ка по поводу вашей безвременной кончины никакого шума и, тем более, скрупулезного расследования не будет. Не дадут. Спустят на тормозах. Как некогда трагическую гибель в автокатострофе главного белорусского коммуниста Машерова. Да и кто захочет искать геморрой на задницу? Напротив – сильно подозреваю, что немало найдется богатых людей в этом замечательном городе, которые, узнав о вашей гибели, вспомнят пору вашей бурной молодости, злорадно ухмыльнутся и вздохнут с облегчением.

Зиновий Натанович замолчал. Выдержал паузу, пристально, не моргая, буравя Невского взглядом, и продолжил:

– Однако есть другой вариант. Мы договариваемся о стратегическом партнерстве и дальше идем вместе, бок о бок, к общей цели. Используя наши возможности и влияние в Москве, мы гарантируем вам сохранение бизнеса в полном объеме и… после трагического несчастного случая с Игорем Дмитриевичем Самариным и развода с супругой вы де-юре становитесь единоличным владельцем «НВК-системы». Продолжающей активно расширяться и увеличивать оборот. Мы, заметьте, даже не будем настаивать на введении в число акционеров своего человека. Это лишнее. Ведь мы доверяем друг другу, не так ли?

Не дождавшись ответа со стороны угрюмо молчащего Рэмбо, Лившиц продолжил:

– Дальше. Вы становитесь нашим форпостом в Санкт-Петербурге. С нашей помощью набираете команду. Избавляетесь он некоторых людей из прошлого в своем окружении. И активно продвигаете необходимые для общего дела проекты. Начиная от благотворительных и заканчивая чисто полити-ческими. Мы привлекаем целую группу проверенных на практике специалистов по связям с общественностью, которые делают так, что для электората вы из бывшего бандита по прозвищу Рэмбо становитесь чуть ли не узником системы. Короче – белым и пушистым, аки агнец. А ваша отсидка в зоне будет восприниматься обывателем как досадное недоразумение и чистой воды мусорская подстава. Мы прикрываем вас от всех возможных провокаций и своими силами параллельно решаем аналогичные задачи в других регионах. На ближайших парламентских выборах и выборах в местное Законодательное собрание мы гарантированно набираем высокий процент и приступаем к активной политической работе на всей территории России. Перед выборами президента мы проводим особо секретную крупномасштабную акцию и, окончательно опозорив и навсегда политически уничтожив вторую сторону, с большой долей вероятности побеждаем и берем власть. Точка. Вы лично, если захотите, становитесь губернатором Санкт-Петербурга. Или полномочным представителем президента на Северо-Западе, на выбор. Не захотите оставаться в политике – ваше право. Продолжаете делать бизнес. Только уже в масштабах, которые вам сегодня и в сладком сне не снились. Даже при участии Самарина. Вот такой расклад, Владислав Александрович. Такая, стало быть, перспектива. С кем вы – решать вам. Или один на один с властью и Самариным, или в связке с нами, как у Христа за пазухой. Только ведь мы оба отлично понимаем, что выбор этот чисто гипотетический. Потому как ситуация на сегодняшний день просто не оставляет вам иного выбора, кроме единственно правильного. Так что…

Лившиц довольно ухмыльнулся. Как старый, мудрый, сильно уставший, но крайне довольный собой хищник, хитрыми финтами загнавший шуструю молодую жертву в глухую пещеру-ловушку и теперь не спеша разминающий лапы и облизывающий зубы перед грядущей трапезой.

– А если я откажусь? – спросил Влад, не спеша раскурив погасшую трубку и демонстративно выпустив в сторону Зиновия Натановича густую струю дыма. – Просто пошлю вас на хутор бабочек ловить – о таком варианте вы не думали?

– Тогда вы совершите самую большую ошибку в своей жизни, – пожал плечами юрист. – Вы же не глупый человек, Владислав Александрович. Должны понимать. После всего, что я вам сейчас рассказал, мы обречены стать друзьями на всю оставшуюся жизнь. Если называть вещи своими именами – да, мы действительно вас покупаем. Как более крупные и мощные корпорации всегда рано или поздно покупают удачливых, но менее капитализированных конкурентов. Это абсолютно неизбежный процесс, как минимум выгодный обеим сторонам. Просто сейчас в вас говорит уязвленное мужское честолюбие. Оттого, что жизнь не оставила вам выбора. Оттого, что отныне придется играть по чужим правилам. Но такова жизнь. Все мы в этом мире вынуждены считаться с более влиятельными силами. Но ведь можно взглянуть и с другой точки. Ну, посудите сами, разве у вас есть хоть малейший повод для сожаления? Если на одной чаше весов ваш бизнес и, без преувеличения, ваша жизнь, а на другой – та же самая жизнь, только сохраненная, плюс – реальная и политическая власть, финансовое процветание и недоступные прежде возможности?! Так что, мой вам совет, отнеситесь к выбору адекватно. Пожмите мне руку и искренне поздравьте себя с началом нового этапа жизни. С, так сказать, выходом на очередной, более широкий виток расширяющейся спирали.

– То есть я должен не только согласиться на все условия, но и сказать вам «спасибо»? – фыркнул Невский, с прищуром глядя на решительно поднявшегося со стула и первым протянувшего руку гостя.

– Это лишнее, – покачал головой Лившиц. – Мы ведь с вами, в конце концов, просто деловые люди, которые только что заключили очень важную и выгодную во всех отношениях сделку. По закону жанра стоило бы по такому поводу пропустить по рюмочке хорошего коньячка, но, – не дождавшись ответного рукопожатия, Зиновий Натанович нарочито-сокрушенно развел руки в стороны, – я, извините, алкоголь уже лет десять как не употребляю. Совсем. Поэтому ограничимся телефонным звонком, завтра… – Лившиц взглянул на часы, – точнее, уже сегодня утром. В девять сорок пять у меня рейс на Москву. И прежде чем подняться в воздух, я хотел бы знать ваше окончательное решение, Владислав Александрович. Вы с нами, или… против нас. Очень надеюсь, что, выбрав вас из числа других кандидатур, мы поступили правильно и не ошиблись. Номер моего телефона на визитной карточке, которую вы в начале нашей беседы положили на календарь. Что ж, время позднее. Рад был познакомиться. Уверен – эта наша встреча далеко не последняя. До свидания.

Взяв портплед, столичный эмиссар окатил Невского холодным взглядом и, развернувшись, быстрым шагом покинул кабинет. Через минуту внизу, во дворе, послышался тихий гул машины отъезжающей к воротам виллы и, наконец, все стихло. Невский опустил жалюзи, отошел от окна, снова упал в кресло, забросил ноги на стол, откинулся на высокую кожаную спинку и прикрыл глаза, пытаясь совладать с клокочущими внутри эмоциями и успокоиться. Потом потянулся, взял телефон и набрал номер круглосуточной коммерческой справочной службы Петербурга. Дождавшись ответа оператора, устало сказал:

– Доброй ночи, милая девушка. Не подскажете адрес и телефон частной медицинской клиники, где можно сдать кровь на анализ ДНК. Что? Да, на предмет установления отцовства. Так. Так. Понял. Сколько? Две с половиной тысячи долларов? И как долго ждать результата, неизвестно? Пять дней. Ясно. Нет, больше ничего. Спасибо. Удачно вам отдежурить. – Отключив связь, Рэмбо бросил мобильник на стол и, влажными от внезапно навернувшихся слез глазами посмотрел на стоящую на столе, в зеленой малахитовой рамке, фотографию сына. Процедил, скрипя зубами:

– Эти твари сами лоханулись. Мы с тобой одной крови, Егор Владиславович. Я это чувствую. Я всегда чувствую…

Посидев немного в неподвижности, Влад снова взял телефон, набрал номер личного семейного врача и договорился с профессором о взятии у мальчика и у него самого анализа крови и передачи их в лабораторию для исследования. О точной дате анализа пока не договаривались. Влад пообещал перезвонить завтра. Надо было еще придумать, как обтяпать это дело, чтобы Светка ни о чем не узнала и не догадалась до тех пор, пока не будет готов окончательный результат.

Двумя часами позже, перед тем как идти в душ, Невский заглянул в детскую. Постоял возле кроватки, глядя на залитого лунным светом малыша и слушая, как обнявший медвежонка Тедди ребенок сладко сопит во сне. Склонился, поправил одеяло, осторожно, чтобы не разбудить, поцеловал Егорку в горячую щечку и почти беззвучно прошептал:

– Спокойной ночи, сынок.

Глава 2 НОВГОРОДСКИЙ ГАМБИТ

Движение по главной автомагистрали страны, соединяющей Северную Пальмиру с первопрестольной, более чем оживленное даже по выходным. Но и пацаны оказались не лыком шиты. От Питера до Новгорода посланные Фролом на разбор Витек и Годзила долетели за два часа, лихо закладывая виражи и без остатка выжимая из джипа все упрятанные узкоглазыми япошками под капотом турбодизельные лошадиные силы.

В отличие от самого северного в мире мегаполиса неспешный и провинциальный Новгород в половине восьмого утра субботы представлял собой этакое русское сонное царство и напоминал медленно оживающий после лютой зимы, только-только пригретый солнышком муравейник. Наскоро перекусив гамбургерами с кока-колой в первом попавшемся на глаза пустом бистро, Витек и Годзила перекурили у входа, сели в машину, еще раз сверились с подробной, похожей на том энциклопедии, армейской картой – «стометровкой» области и взяли курс на деревню Соловьи, уютно прильнувшую к западному берегу огромного, как море, озера Ильмень.

– Соседей рук дело, больше по ходу некому, – в который раз за время пути высказал мнение Витек, щелкая зажигалкой и жадно затягиваясь. – Поп сказал, что о продаже дома знали только три человека – он сам, и эти… как их?

– Сапрыкины, – напомнил Годзила. – Клавдия Ивановна и Борис Васильевич. Пятидесяти двух лет от роду. Типа фермеры.

– Батюшка врать и темнить не будет, какой ему толк? – пожал плечами Витек. – Так что тема следующая: жадные дядя с тетей очень хотели урвать у попа доставшееся тому на халяву наследство, домик и землю у самого озера. Потому как, если верить карте, их собственный дом, вместе с приватизированным колхозным полем в пять гектаров, находится аккурат на другой стороне, идущей вдоль озера и деревни грунтовки. То есть локейшн имеет не в пример хуже. Однако отдавать батюшке Иоанну кровно заработанные на коровьем навозе баксы товарищи Сапрыкины посчитали излишней расточительностью. И, выражаясь языком легавых, вступили в преступный сговор с некими более циничными и привыкшими к насилию лицами… числом, как мне думается, не больше двух… которые и уработали батюшку на обратной дороге из Новгорода. Все остальные варианты представляются мне столь маловероятными, что на начальном этапе акции возмездия мы их не будем даже рассматривать.

– Согласен, – кивнул Годзила, вдавливая педаль в пол и бросая джип на обгон фуры с эстонскими номерами. – Чертей колхозных замутки. Во всей этой голимой теме есть только два момента, которые меня конкретно грузят. Во-первых, почему липовый мусор тормознул попа только возле самого Питера, буквально в нескольких километрах от городской черты? Неужели за полторы сотни кэ-мэ не нашлось более удобного и тихого места? И какого лешего старика только оглушили, а не кончили? Как думаешь, братан?

– Расклад либо-либо, – помолчав, высказал свое мнение Витек. – Либо работали голимые дилетанты… тогда откуда у них ментовская форма? Либо… хрен его знает, товарищ майор! Не вижу смысла гадать. Приедем на место, возьмем этих упырей за глотку и они сами расколются. От яиц до ноздрей. Как грецкий орех.

– У тебя ксива эфэсбэшная с собой?

– Как обычно, – ухмыльнулся Витек, похлопав ладонью по груди. – Куда ж я без нее, родимой? Это ж золотой ключик для лохов. Как у Саши Македонского. Пришел, увидел, победил.

– Разве это не Гай Юлий Цезарь сказал? – нахмурился Годзила.

– Сам ты Цезарь, – фыркнул Витек. – У тебя сколько в школе по истории было?

– Три. А хули? Госоценка. Как у всех нормальных пацанов. Я училкам про чужие шпоры на перемене не стучал, галстук пионерский не носил и не букварился, как обсосы-ботаники.

– Вот именно, что не букварился, – вздохнул, покачав головой, Витек. – Только где теперь ты, а где те ботаники? Готов спорить, большинство из них сейчас протирает штаны в чистеньком светлом офисе, одевается в белые рубашки с галстуком за двести баксов и бабло сшибает, не отходя от компьютера. Вместо того чтобы каждый день шкурой рисковать.

– Мне по барабану. Я своей работой доволен, – буркнул Годзила. – А хули ты сам тогда у Фрола делаешь, если такой умный?

– Все просто, мон шер. Должен же кто-то приглядывать за такими троечниками, как ты. И в случае необходимости направлять их на путь истинный. Как слепых котят. Мультик по телеку смотрел, не помню как называется. Там огромный мускулистый монстр с головой размером с горошину носил на шее второго монстра – говорящий мозг, с крохотными ручками и ножками. Поодиночке они оба – мокрое место. Глупое мясо и умный беспомощный студень. А вдвоем – сила. Хрен на хромой козе объедешь.

– Не врубился, – засопел Годзила. – Ты о чем?

– О кирпичах. Ты никогда не думал, почему Фрол нас с тобой в паре на все дела отправляет?

– Слышь, умник, ты кончай рамсы гнуть. А то прилетит – не поймаешь, – скривился Годзила. Для него с самого раннего детства жизнь была проста и понятна. Без лишних головняков и самокопаний. – Давай лучше анекдот прикольный расскажу. Вчера вечером в Интернете, на порносайте, прочитал.

– В Интернете? Круто. Значит, не все еще потеряно. Ну, валяй, – щелчком выкинув окурок в окно, Витек вытянул ноги, сполз вниз на сиденье, устраиваясь поудобнее, и заложил руки за голову. – Только покороче. Юмор должен быть яркий и искрометный, как выстрел.

– Ладно, – хмыкнул Годзила. – Тема такая. Поздний вечер, закат. Идет медведь по лесу. Слышит дикие крики. Выходит на голос, смотрит – поляна. И по ней ежик как малахольный бегает, туда-сюда, туда-сюда. И орет, так что у медведя уши закладывает. Запарила топтыгина такая хрень, он выждал момент, сгреб ежика и спрашивает, ты типа чего творишь? Совсем ебанулся? Весь лес перебудишь. А ежик злобно так ему отвечает: сам ты ебанулся, мудак косолапый, а я так дрочу. Ежихи нет, ручки маленькие, до члена не дотягиваются. Вот по осоке и бегаю целый час, туда-сюда, туда-сюда, а она мне письку щекочет, пока не кончу. А ты, сука, мне только что весь кайф обломал. Заново начинать придется. Ха-ха! Гы… Клево, да, братан?

– Да уж, оригинально, – вынужден был признать Витек. – Но – все равно пошло. Я по жизни более тонкие анекдоты уважаю.

– Это типа какие? – скептически покосился Годзила, шмыгнув носом.

– А вот слушай. Самый свежий. Пришли пидоры в церковь, венчаться. И кучу гостей пригласили. Таких же пидоров, как они сами. Выходит поп и начинает махать кадилом, читая молитву. И тут вдруг голос из толпы: «Мужчина в черном платье! У вас сумочка дымится!»

– Ну и хули? – после короткого молчания буркнул Годзила. – Че смешного-то? Лажа.

– Ничего, – вздохнул, отвернувшись к стеклу, Витек. – Рули давай, Шумахер.

Асфальт закончился. Свернули на уходящую в лес, почти неприметную, но, как оказалось, хорошо укатанную грунтовку, местами сохранившую остатки высыпанного много лет назад щебня. Деревню Соловьи и дом фермеров Сапрыкиных нашли без проблем. Промахнуться было невозможно, дальше дорога заканчивалась. Тупик. Что ни говори, а армейские полевые карты, на которых обозначено каждое строение, включая баню и дровяной сарай, и каждая более-менее проходимая для военной техники лесная дорога – вещь безусловно ценная в определенных ситуациях. Сразу тормозить у калитки не стали, прокатились вдоль всей деревни, из конца в конец, ловя на себе любопытные взгляды прильнувших к окнам местных аборигенов. Оценили обстановку. Всего Соловьи насчитывали двадцать восемь дворов, треть из которых казались явно нежилыми и покинутыми. Деревня находилась на пространстве, ограниченном с двух сторон подступающим к самой воде лесом. Семь дворов располагались слева от грунтовки, на узкой полоске между дорогой и озером, остальные дома стояли на противоположной стороне единственной улицы. За ними простиралось большое, разделенное на участки дренажными канавами поле, опять-таки упирающееся в лес. Таким образом место, на котором стояла деревня, с высоты птичьего полета напоминало каплю чистого пространства на фоне окружающего со всех сторон леса, обращенную более узкой частью к озеру.

– А местечко-то – эксклюзив, – со знанием дела оценил Витек. – Было бы оно поближе к Питеру, хотя бы в радиусе ста километров, как Мшинская, и цена каждой сотки здесь была бы доступна только таким, как папа Рэмбо. Усекаешь тему, Ручечник?

– Не глупее тебя, – буркнул Годзила, медленно ведя джип по раскисшей от сырости дороге. – За тутошнюю землю и так можно капусты немеряно срубить, если грамотно к делу подойти. Выгнать всех чертей, снести их развалюхи, разбить поле на зоны и продать через Питер. Чем ближе к воде – тем дороже. Барыги приедут, как миленькие, и строить будут – аж щепки по сторонам. Лимонов пять корячится, как с куста. Как думаешь?

– Пять – не пять, но хапнуть хорошо можно, – кивнул Витек. Показал пальцем на добротный одноэтажный сруб с резными ставнями, мимо которого они проезжали второй раз. – Вот он, бывший дом сестры отца Иоанна. Тормозни-ка. Выйдем, прогуляемся по тропинке к озеру. Лохи голимые нас в окошко своей хибары увидят, сами савраской прибегут. На батюшкиной земле и потолкуем.

– Не понимаю, – вылезая из «ниссана», проворчал Годзила.

– Что тебе не понятно?

– На хрена этим чертям понадобилось покупать землю и дом старика, если в деревне каждый третий дом стоит пустой? Причем два из них – тоже возле воды.

– Не понимаешь, – Витек задумчиво сдвинул брови к переносице. Толкнул жалобно скрипнувшую, не запертую калитку. – А вот я, кажется, понимаю. Ты на дома эти внимательно смотрел, где никто не живет?

– Вроде, – не нашелся с точным ответом Годзила. – Ты это к чему?

– А к тому, наблюдательный ты наш. Глаза разуй. Все пустые дома покинуты хозяевами совсем недавно. Год, от силы два года назад. Смекаешь расклад? Ну, давай, шевели мозгами, Эйнштейн!

– Ты… хочешь сказать, что варку насчет будущей застройки уже замутили? Процесс типа пошел?

– Пять баллов, возьми с полки пирожок. Вот тебе и ответ. Теперь догадываешься, кто именно из местных занимается скупкой домов и участков?

– Сапрыкины. Кто же еще, – в глазах Годзилы блеснул огонь внезапного озарения. – Ушлые, черти! Непонятно только, откуда они бабла столько надыбали, чтобы всю деревню расселить. Не на говне же коровьем заработали. Неужели всех, как попа нашего, на лавэ развели? Уговорили продать, сунули бабки, а потом – по башке, и в дамки. Не, вряд ли. Не прокатит такая туфта. Даже в этой дыре. Мусора хоть псы, но точно не лохи. Давно бы чухнули. Тут по ходу другой новгородский гамбит.

– Кто знает, сир, кто знает. Как там было у Гамлета? Есть много в этом мире, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – задумчиво продек-ламировал Витек, в пору своей беззаботной юности успевший аж два полных курса проучиться в театральном училище, в знаменитой столичной «Щуке», откуда и угодил прямиком на нары за учиненный по пьянке в общежитии кровавый мордобой с поножовщиной. Остановился, обернулся к напарнику. Достал сигарету, закурил. Глянул на Год-зилу через плечо, сказал тихо: – Вот мы сейчас поляну-то и пробьем. Заметили нас, братан. Уже скачет, с лопатой в руке. Как я понимаю – сам товарищ Сапрыкин, собственной персоной. Ты пока молчи, я буду разговаривать…

Местный деревенский олигарх оказался крепким мужиком лет шестидесяти. Совершенно не похожим на одичавшего вдали от цивилизации коренного оборванца. Одет он был в линялые джинсы, свитер, кожаную куртку и добротные, ярко-зеленые резиновые сапоги, явно импортного производства. К незваным гостям подошел решительно, без страха, окинул обоих цепким взглядом с ног до головы, бросил холодно-сдержанно:

– Здорово. Что надо, мужики?

– Да вот, интересуемся, – Витек кивнул на дом. – Хотим участок под дачку прикупить, у озера. Место уж больно красивое здесь у вас. Не знаешь, дом продает кто-нибудь?

– Нет, – мотнул головой Сапрыкин. – Ничего вы здесь не купите. Так что ищите в другом месте. Ильмень-он большой. Деревень вокруг много. Думаю, сговоритесь.

– Как же нет, если почти половина дворов пустует?! – очень натурально удивился Витек. И тут же прищурился хитро. Пробормотал, пристально глядя фермеру в глаза: – Что-то ты, мужик, темнишь.

Сам-то ты кто такой? Бывший колхозный председатель?

– В гробу я видал ваших красных председателей. Их сучье время, слава богу, закончилось. Я здешний староста. Зовут меня Сапрыкин, Иван Кузьмич. И я говорю, что ни один двор в Соловьях не продается. – Сапрыкин оказался мужиком не робкого десятка. Переложив лопату из одной руки в другую, он резким движением воткнул ее в землю. Смысл агрессивного жеста был понятен без слов: «Убирались бы вы отсель, хлопцы залетные, подобру-поздорову».

– Все в этом мире продается и покупается, – усмехнулся Витек. – Вопрос цены. Вот, взять, к примеру, этот участок, – он сделал широкий мах рукой. – Хорошее место, у озера. Я бы его купил прямо сейчас, не сходя с этого места. Деньги у меня с собой. Кстати, кто тут хозяин?

– Я, – фыркнул Сапрыкин. – И я тебе, мил человек, еще раз говорю – в Соловьях ни один дом не продается. Пустая трата времени. Уезжали бы вы, парни. Не будет у нас разговора.

– Не торопись, Кузьмич, – покачал головой Витек. – Выслушай вначале, что тебе предлагают. Я готов дать за этот дом пятьдесят штук зеленых. Это больше, чем полтора миллиона рублей. Больше тебе никто и никогда не даст. За такие деньги в Новгороде можно купить шикарную квартиру с евроремонтом, в самом центре.

– Сколько стоят квартиры в Новгороде, я и без тебя знаю, – отрезал явно начинающий нервничать фермер. – Я сказал – нет. Значит, нет. Все.

Витек и Годзила переглянулись. С первой частью марлезонского балета пора было заканчивать и переходить к более доходчивым методам дознания.

– Ладно, – вздохнул Витек. – Мы пошутили, мужик. Не нужен нам этот участок. Даже даром. Мы за другим приехали. – Витек достал из кармана куртки красное удостоверение и, раскрыв, сунул под нос Сапрыкину. Сказал, веско чеканя слова: – Федеральная служба безопасности, коз-зел! Капитан Владимирский. Разговор к тебе есть, Сапрыкин. И будет лучше, если мы пройдем в дом.

– А… – оторопел застигнутый врасплох фермер. Как и рассчитывал Витек, магическая аббревиатура самой грозной спецслужбы России подействовала на Кузьмича как удар обухом по затылку. – Да я… конечно… пожалуйста, товарищи.

Получив от Годзилы легкий удар в печень, Сапрыкин враз утратил спесь и обреченно двинулся по тропинке к дому, расположенному на другой стороне улицы. Староста то и дело оглядывался на дышащих в затылок питерских гостей и кусал губы. Так волноваться мог лишь человек, которому было что скрывать и чего бояться.

– Кто в доме? – спросил Витек.

– Никого, – ответил Сапрыкин, поднимаясь по скрипящим ступенькам на высокое крыльцо. – Мы вдвоем с женой живем, но она у подруги гостит, в Дубках. Это пять километров отсюда. К вечеру обещалась быть. Сын, Саша, у вас в Питере учится. В школе милиции.

– В школе милиции, говоришь? И давно? – Витек снова поймал взгляд Годзилы. Кивнул молча, ухмыльнулся. Кажется, кое-что начинало проясняться. Если так пойдет и дальше, через полчаса они будут готовы звонить Фролу и докладывать об успешном завершении расследования.

– Нет, только с сентября, – покачал головой деревенский староста. – Первый курс.

– Приезжает часто?

– Какое там, – пробурчал Иван Кузьмич. Распахнул дверь, вошел в дом. – Только один раз за два месяца и был. Па прошлой неделе. С другом Лешкой приезжал. Учатся они вместе. В одной съемной квартире с третьим дружком живут. Уж лучше, чем в общаге тараканов и клопов кормить.

– Это в пятницу было, тринадцатого числа? – сопоставив факты, мгновенно догадался Витек.

– Да. В пятницу, – подтвердил явно нервничающий фермер.

– А что? Он… Сашка… натворил что-то? – Сапрыкин присел на табурет в кухне и со страхом посмотрел на «чекистов».

– Вот именно это мы и хотим узнать, – бесстрастным казенным голосом произнес Витек, присаживаясь рядом за стол и кивком указывая Годзиле на третий свободный табурет. – Для начала расскажите, кто через вас скупает землю в деревне?

– Ч-что? – дернулся фермер.

– Кончай ломать комедию, мудила старый! – не удержавшись, грозно рявкнул вмешавшийся в диалог Годзила. – Мы все знаем!!! Колись, сука, пока башку тебе не свинтили!!!

– Хорошо, я все расскажу, – оттаяв после двухсекундного ступора, быстро потек Сапрыкин. – Они приехали три месяца назад. В августе. На двух джипах. Представились менеджерами, из строительной фирмы. Документы показали. Закрытое акционерное общество «Росстройинвест». Аж из самой Москвы. Я, как староста, знаю в деревне каждую собаку. Вот они мне и предложили пособить в покупке домов. За десять процентов комиссионных. Все дворы хотят забрать, до единого. Чтобы, значит, снести деревню подчистую и начать строить здесь коттеджный поселок для богатеев. Деньги, правда, предлагают хорошие, не скупятся. Им несколько тысяч долларов туда-сюда – что семечки. Главное – быстрее закончить. Свое поле и дом я им уж продал. И сейчас уговариваю наших стариков… молодежи-то в Соловьях уже не осталось, сбежали все в город. Разве что Нинка Еремина, страшило огородное… Уговариваю подписать дарственные на дом и переехать в Новгород. Тут ведь как? Можно получить деньгами, а можно сразу квартирой. По желанию. За участок двухкомнатную в Новгороде предлагают. Да еще с подъемными, на переезд.

– Щедрые у тебя компаньоны, Кузьмич, – понимающе хмыкнул Витек, мысленно уже прикинувший размер навара, который получат столичные волки после освобождения территории. – И как продвигается выкуп? Многие уже согласились?

– Да большинство, почитай. Что здесь делать? Летом еще ничего, а зимой – хоть волком вой. Автобус два раза в неделю. Как колхоз развалился, мужики запили по-черному. Работать не хотят. Я сто раз предлагал, и все зря. Только с живности и огородов кормились, плюс грошовая колхозная пенсия. И тут вдруг такая халява. Хватит на дом в другой деревне, в нашем же районе, и еще останется на пять лет бухалова, не просыхая. Кто уже уехал, кто только собирается. Только три дома из двадцати восьми – ни в какую, – махнул рукой Иван Кузьмич. – В одном старуха живет, семьдесят девятый год. Ведьма. Помирать здесь собралась. Во втором егерь местный, Палыч. С женой и дочкой Нинкой. Дурой и уродиной, каких мало. А третий племяннице Комарихи-покойницы достался. Она в Старой Руссе живет. Магазином мебельным хозяйствует, денег до жопы. Сюда с дружками раз в месяц приезжает. Целым табором. Машин пять. Шашлыки жарят, в бане моются, в озеро голышом бегают, никого не стесняясь, музыка ночь-полночь, вопли на пять верст, пьянки-гулянки. Потом очухаются, отойдут и уезжают. До следующего раза. С этими тремя пусть москвичи сами договариваются. Я у же и так, и эдак, все без толку. Я свою работу сделал. Трактор, ульи с пчелами и скот продал. Через десять дней перевожу барахлишко в Новгород, в новый дом, и пусть дальше сами разбираются. Мне до звезды.

– А батюшка Иоанн? Его долго уговаривал?

– Гришка Малахов, поп? Не. Этот сразу согласился, – Сапрыкин закурил папиросу. – С сестрой его старшей наверняка пришлось бы повозиться, упрямая была баба. Но, слава богу, вовремя отошла. Царство ей небесное. А Гришке здесь дом на фиг не нужен. Слишком далеко ездить, да и ни к чему. Он уж лет пятнадцать, как в Питере в храме служит. На берегу Финского залива живет, в Стрельне. Там-то покрасивше, всяко.

– Кому как, – философски заметил Витек. – Сколько ты ему заплатил?

– Не я. Московские. Пятьсот тысяч рублей, – назвал сумму староста. – Самый лучший участок в деревне. А что? Почему вы спрашиваете? Что-то не так?

– А ты, можно подумать, не знаешь?! – снова влез в допрос Годзила, рывком подлетев к Сапрыкину, схватил его за грудки огромной лапищей и рванул, так что затрещала ткань. – Что молчишь, гнида?!

– Лейтенант, отпусти его. И сядь, – повысил голос Витек. – Я сам разберусь.

Годзила нехотя разжал пальцы и вернулся на место, продолжая испепелять фермера уничтожающим взглядом.

– Неужели не в курсе, а, Кузьмич? – уточнил Витек. – Подумай хорошенько, пока я добрый. И пока даю тебе шанс самому во всем признаться.

– Да Христом Богом клянусь, не знаю я ничего! – взмолился староста. – Ни сном ни духом!

– Ни сном, говоришь? Тогда слушай, – холодный тон Витька не предвещал фермеру ничего хорошего. – Замочили батюшку Иоанна, – нарочно сгустив краски, зловеще произнес он, не подозревая, что именно эти слова окажутся для Сапрыкина роковыми. – Аккурат в день продажи дома. Когда он домой с деньгами возвращался. Остановили машину неподалеку от Питера, вроде бы как милиция. В форме. Дали по голове. И – все. Пи денег, ни новенькой «шевроле-нивы», ни человека. И сделать это мог только тот, кто точно знал, когда, на какой машине и с каким грузом будет возвращаться в Санкт-Петербург из Новгорода продавший дом за пол-лимона рублей священник. Как думаешь, Сапрыкин, много людей было в курсе вашей сделки? А?! Чего молчишь, ур-род?!

– Я… я никому не говорил, – дрожащим голосом ответил староста. – Ни одной душе! Христом Богом…

– А тебе и не надо было говорить, – брезгливо усмехнулся Витек. – Твой сыночек с дружком Лешей, мусора будущие, в это время находились в доме и сами все слышали. Вот и решили сыграть на опережение. Благо форма милицейская есть, маршрут известен. Священник – клиент законопослушный, на требование представителя правоохранительных органов обязательно остановится. Делов-то – дать кирпичом по голове и забрать деньги. Так? Так, я спрашиваю?! На чем они приезжали? На машине?

– Да, – уронил лицо в ладони Сапрыкин. – На Лешкиной развалюхе, «копейке». Ему старший брат подарил, на убой.

– И уехали в Питер гораздо раньше, чем отец Иоанн? Пока вы у нотариуса купчую оформляли.

– Да… Часа на три раньше.

– Что и требовалось доказать, – кивнул Витек. Повернулся к Годзиле: – Усекаешь, лейтенант? Все сходится.

– Брать надо щенков, – хмуро буркнул Годзила. – Ехать в Питер и брать. Прямо сейчас.

– Одно только меня смущает, – помолчав, сказал Витек, очень естественно играющий роль чекиста. – Священник знал и твоего сына, Сапрыкин, и его дружка. И наверняка очень бы удивился, вновь увидев одного из них на трассе, в форме, тормозящими его машину. Что получается? А получается, что эти двое взяли в подельники третьего и выставили его на дороге. А сами затаились рядом.

– Не губите, братцы! – взмолился резко встрепенувшийся фермер, до которого, видимо, только сейчас окончательно дошло, что ждет его сына за убийство и грабеж. – Не как людям служивым, а просто как мужикам говорю! Я на все согласен! Я верну! И деньги, и дом! И вас не обижу! Только не сажайте маво Сашку в тюрьму! Христом Богом…

– Не трожь Бога, ирод, – проскрипел зубами Годзила. – Еще раз ляпнешь – пеняй на себя, черт немытый.

– Прошу, не губите, – продолжал молить староста, с надеждой глядя в глаза Витька. – Я все отдам. Все, что есть. Умоляю.

– И сколько же ты готов замаксать? – скептически наморщил лоб Годзила. – Чтобы мы змееныша твоего на свободе оставили и блудняк замяли.

– У меня есть пятьдесят семь тысяч. Долларов, – в глазах фермера сверкнула надежда. – Доля моя. Они здесь. Дома! Только мальчика не губите, братцы. Один он у нас с матерью. Двенадцать лет ничего не получалось, мы с женой уже и надеяться перестали, и вдруг, на пятом десятке, забрюхатила. Валентина, если узнает – не переживет.

– Ты, Сапрыкин, оказывается, редкостный долбоеб, – закуривая сигарету, заметил Витек. – Нам, офицерам ФСБ, находящимся при исполнении, предлагаешь взятку, чтобы мы убийство с ограблением замяли. Так вот, умник, слушай меня внимательно и запоминай. Мы тебе не псы легавые. Мы – чекисты. И мзду не берем. Так что можешь считать, что пять лет на курортах республики Коми ты себе только что заработал. Я сказал. Хватит лясы точить. Собирай барахло, поедешь с нами.

– Братцы… Вы же люди!

– Погоди, капитан, – вмешался Годзила. – Не горячись. Может, Кузьмич и прав. В жизни всякое случается. Я вот, по пацанке, тоже в блудняк втерся. Если бы старики вовремя не отмазали, где бы я сейчас был? Уж точно, не в конторе.

– Ты о чем, лейтенант? Не понимаю.

– Пойдем выйдем. Разговор есть, – вздохнув, предложил Годзила. Сурово глянул на Сапрыкина: —А ты – сидеть и не шевелиться!

– Да, да, хорошо! – закивал фермер. – Как скажете, товарищ!

Когда Витек и Годзила выходили, застывший на табурете староста проводил «чекистов» задумчивым взглядом.

Оказавшись на крыльце и плотно прикрыв за собой дверь, Витек впервые позволил себе сбросить маску и улыбнуться. Все складывалось как нельзя удачно. Тему, ради которой они приперлись в такую даль, удалось разрулить в считанные минуты. Да и назад в Питер они, по ходу, вернутся не пустыми, а с туго набитым пачками баксов карманом.

– Ну, по ходу, все ясно. Что будем делать с этим упырем? – спросил Годзила, довольно ухмыляясь.

– А хули с него взять, кроме лавэ, – пожал плечами Витек. – Раскололся – и ништяк. Заберем бабки, раз предлагает, поделим по-братски. Типа премия. Фролу ничего говорить не будем. Перетопчется.

– Ясный перец, – поддержал Годзила. – По двадцать восемь с половиной кусков на рыло. Зашибись.

– А насчет пацанов – пусть Рэмбо решает. Грузить – так грузить. Мочить – так мочить. Мне по барабану.

Витек достал телефон, глянул на дисплей. Зона покрытия устойчивая. Отлично. Набрал номер Дениса, дождался ответа и сообщил:

– Шеф, расклад в лучшем виде. Аборигена раскололи. Батюшку уработал его сынок, с дружками. Только он знал, что сделка намечается. По ходу, трое их в деле было. Все учатся в нашей, питерской, школе милиции, живут на съемной хате. Отсюда и форма. Короче, здесь мы, считай, закончили, можно сматываться. Какие распоряжения?

– Мужик хоть жив? – помолчав, спросил Фрол.

– Куда он денется, маугли, – оскалился Витек. – Мы с Годзилычем его даже пальцем не трогали. Ксиву гэбэшную в рыло – и сам потек, как понос. Жив-здоров.

– Добро. Узнайте имена дружков, запишите адрес хаты и возвращайтесь. Я доложу Владу. Он решит, что со щенками делать.

– Понял, шеф, – Витек захлопнул откидную панель мобильника. Пробормотал довольно: – Порядок. Берем лавэ и валим отсюда.

Сапрыкин, как ему и было приказано, сидел на табуретке в кухне и не шевелился.

– Ладно, мужик, – помолчав, сухо сказал Витек. – Раз уж такое дело, возьму грех на душу. Первый раз. И открою тебе страшную тайну. – Витек пристально взглянул на деревенского старосту. – Священник, отец Иоанн, слава богу, жив остался. Не добили его пацаны. Но покалечили серьезно. Открытая черепно-мозговая травма. До сих пор в реанимации лежит, бедолага, под системой. Вчера вечером я был в больнице. Он впервые пришел в сознание и рассказал мне, куда и зачем в тот день ездил. Об этом пока никто не знает. Включая наше начальство. Показания я в протокол не вносил, но поп сказал, что хорошо запомнил в лицо того гоблина ряженого, который машину тормознул. Если показать ему фотографии дружков твоего сына, думаю, даже фоторобот составлять не придется. Хана всем троим. Лет по двенадцать строгача как минимум. Поэтому для того, чтобы все было шито-крыто, нам с лейтенантом Николаевым, – Витек бросил взгляд на Годзилу, – придется сделать так, чтобы реанимацию батюшка Иоанн покинул как можно быстрее. Вперед ногами. А это уже не просто должностное преступление. Это – мокруха. И стоит такая работа как минимум сто кусков. Усекаешь тему?

– У меня только пятьдесят семь тысяч, – тихо сказал Сапрыкин. – Больше нету. Клянусь.

– Значит, будешь должен, – по старой бандитской схеме быстро нашел решение вопроса Витек. – Продашь новый дом, который взамен этого в Новгороде приобрел, и рассчитаешься. А дальше – будешь выкручиваться. Мужик ты, я смотрю, работящий. Не пропадешь. Сейчас напишешь расписку. Так мол и так, я, Сапрыкин Иван Кузьмич, взял в долг у Волгина Бориса Вячеславовича… это друг мой, если что… сорок три тысячи долларов США, на покупку дома. Вернуть деньги обязуюсь в течение месяца, в противном случае обязан буду платить проценты. Пять процентов в день… Ты чего на меня таращишься? Не устраивает такой расклад? Какие проблемы, я могу прямо сейчас связаться с начальством и сообщить, что батюшка заговорил и готов опознать одного из нападавших.

– Не надо никуда звонить, – мотнул головой фермер. – Я согласен.

– Ну, а раз согласен, не стрекочи ебалом! Бери бумагу и пиши! – рявкнул Годзила. «Лейтенант Николаев» буквально сгорал от желания как можно быстрее ощутить в руках приятную тяжесть перетянутых резинкой упругих пачек зеленых американских ассигнаций. Пока обутый на бабки лох марал бумагу, Годзила даже успел придумать, как с максимальной пользой и кайфом истратить нежданно упавшие на голову сладкие деньжата. Для начала он поедет в Амстердам, на улицу «красных фонарей», и реализует свою давнюю юношескую мечту – трахнет очень и очень толстую негритянку. Самую жирную, большую и ужасную из всех, которых только сможет найти в этом рассаднике блядства. Потом обязательно сходит в знаменитый секс-музей, который видел по телику. Чисто чтобы приколоться и поржать. В завершении тура купит на авторын-ке не вконец убитый «мерседес-геленваген», обязательно черного цвета, и своим ходом вернется на нем в Питер. Погоняет с полгодика, а потом продаст с наваром. Ништяк!

Управились быстро. Спустя неполные четверть часа братки забрали расписку, получили деньги, оставили для связи номер «рабочей», зарегистрированной на левый паспорт, трубки, на случай, если загруженный на лавэ фермер соберет долг раньше, чем через неделю, предупредили Сапрыкина, чтобы тот держал язык за зубами, и сели в забрызганный подсохшей грязью «ниссан-террано». Не успевший до конца остыть внедорожник выпустил из выхлопной трубы облако едкого серого дыма и, раскидывая по сторонам комья липкой грязи, рванул по раскисшей, чавкающей грунтовке в сторону леса. Трехкилометровая зеленая стена леса отделяла дремлющую на берегу озера Ильмень деревню Соловьи от ближайшей асфальтированной дороги.

Когда джип скрылся из виду, староста опустил шторку на окне, достал из кармана новенький мобильный телефон с большим многопиксельным дисплеем и набрал номер сына. Услышав заспанный, нетвердый с бодуна голос будущего мента, Сапрыкин рявкнул так, что в рамах задрожали стекла:

– Санька?! Слава богу. Ты что же это творишь, а, сучий потрох?!

– А че? – вяло буркнул курсант. – Вчера у Лехи день рождения был. Оттопырились маленько в кабаке. Все путем, бать! Сегодня в школе выходной.

– Я не про бухалово, идиот! – скрипнул зубами фермер. – По мне хоть до затылка залейся! Ты что, мудило конское, с попом учудил? Совсем на всю голову ебанулся, да?!

– Па… это…

– Что «это», идиот? У меня только что два быка были, из Питера!!! Под эфэсбэшников косили. Ксивами липовыми перед рожей махали, думали, я такой лох, не срисую, что они за птицы! Знаешь, сколько я им дал, чтобы тебя, дебила, не трогали и с попом, на разборки их подписавшим, совсем разобрались?! Пятьдесят семь кусков деньгами, плюс – расписку еще на сорок три штуки! Итого – стольник. Стольник, ты понял?!! Срок отдачи – неделя, потом счетчик по пять кусков в день!!! Что мне теперь прикажешь делать, а?! Дом продавать? Урроды, мать вашу, щенки… Кишка тонка на мокруху – так вообще не беритесь! Даже добить – и то как следует не смогли, сопляки!

– Дык… мы вначале думали, что ему хана. Как жмур валялся. Потом хотели добавить, для верности, – прогнусавил Сашка, – но дальнобойщики помешали. Там фура на обочине остановилась, колесо лопнувшее менять. Прямо напротив. Один дальнобойщик срать в овраг побежал, где поп валялся. Мы едва сдернуть успели. Диня, падла, первый очканул, в «Ниву» поповскую прыгнул и – деру. А мы с Лехой на «копейке» – следом. По ходу, эти двое водил попа и нашли. А так бы стопудово к утру подох, бля буду.

– Тебе даже быть не надо. Ты уже бля, – тяжело дыша, сказал староста. – Куда деньги и машину дели?

– Башли раздербанили на троих, – признался отморозок. – Тачку маклакам из автосервиса за три тонны слили. У них все схвачено, пап. Номера перебьют, доки новые справят, перегонят куда-нить за Урал и сбагрят левому лоху на авторынке. Херню церковную, из багажника, ну там типа свечи, иконки бумажные, лабуда в общем… мы, это, сразу в канализацию сбросили. Пусть крысы молятся.

– Это не крысам, сынок, это тебе сейчас Богу молиться надо, – вздохнул Сапрыкин. – И свечку в храме ставить. Ты думаешь, для чего они у меня адрес вашей съемной хаты выспрашивали? Для того, чтобы пузырь с вами сегодня вечером на брудершафт распить?! Грузить они вас будут, паря, по-черному. На все добро, что у попа забрали, плюс – тачка. Плюс сверху, до кучи!

– Ты что, сказал им адрес? – в голосе курсанта появился металл. – Соврать не мог?!

– Им соврешь, – сокрушенно ответил Сапрыкин-старший. – Себе дороже выйдет. Я их рожи в упор видел, эти волки кого хочешь из-под земли достанут. Так что бежать вам с хаты надо, прямо сейчас. И в норе какой-нить затихариться, носа на улицу без надобности не казать, пока я не разрешу. Деньги есть, с голоду не сдохнете. А я прямо сейчас в Москву, Исмаилу позвоню. Он там в авторитете. И в Питере связи есть. Может, посоветует, как дальше быть. Если пособит, потом отработаю. Вот же, удружили, кретины безмозглые!

– Па… Да не волнуйся ты так, – успокоил Сашка. Голос отпрыска неожиданно обрел твердость. – Не звони Исмаилу. Ну его к лешему, гниду черножопую. Сами разрулим, без зверей. Есть одна мысль. Я тут прикинул буй к носу. У меня в Питере пацаны знакомые, на Ваське. Серьезные ребята, бригада. Короче, могут подсобить, если забашлять. Номер тачки бычьей ты наверняка запомнил. Я ведь твою въедливую натуру знаю, бать.

– Запомнил, – подтвердил Сапрыкин. Продиктовал номер джипа. Добавил: – Они еще номер трубки оставили. На случай, если я бабки раньше срока соберу.

– Ха! Так это вообще сказка, – заметно приободрился Сашка. – Давай, я записываю. Так. Так, понял… Хорошо, батя. Не дрейфь. Ничего максать не придется. Хрен им на рыло, а не сорок три штуки баксов. И с попом разберемся. Живи спокойно. Я как управлюсь – сразу тебе позвоню.

– Смотри… аккуратней там, Сашок, – помолчав, сказал фермер. – Для нас с матерью все золото мира одной твоей царапины не стоит.

– Я вас тоже это… типа люблю, пап. Ну, будь. – Сапрыкин-младший отключил связь.

…Витек и Годзила находились на полпути от Новгорода до Питера, когда в кармане «капитана ФСБ» мелодией из фильма «Бумер» напомнил о себе телефон. Витек достал трубу, глянул на дисплей. Нахмурился.

– Кто? – спросил Годзила, скидывая скорость перед крутым поворотом.

– Хэ-зэ, – покачал головой Витек. – Номер незнакомый. Может, абориген этот, Сапрыкин? Сейчас узнаем. Алло!

– Здравствуйте, – послышался на противоположном конце взволнованный голос. – Это Саня звонит. Сын Ивана Кузьмича.

– О! На ловца и зверь. Здорово, фраерок, – фыркнул Виктор. – Тебя, такого красивого, мне как раз и не хватало. Папаша, значит, уже отсемафорил?

– Мужики, – покорным тоном сказал Сапрыкин-младший. – Давайте разберемся без эксцессов. Мне геморрой не нужен. У меня свадьба через две недели и девчонка с пузом. Я хочу жить спокойно. Я не знал, что поп – ваш человек. Извините. Готов признать свою ошибку, и сегодня же вернуть старику его тачку в целости-сохранности, и деньги, поллимона рублей. Плюс то, что остался должен отец.

– Да ну? – скептически прищурился Витек, словно собеседник мог его видеть. – Откуда у курсанта мусорской школы такие бабки?

– Школа – херня, – засмеялся Санек. – Я нигде не учусь. Туфту предкам задвинул. Дружок мой, Леха, этот точно на мента учится. У меня тема есть. Сладкая. Оттуда и лавэ. Но я уже плачу за крышу, если что. Здесь все схвачено.

– Кому платишь? И что за тема? – тут же мертвой хваткой вцепился в собеседника Витек.

– Плачу Казимиру Ростовскому, – спокойно ответил Сапрыкин-младший. – Наверняка слышали. Ваша фирма про всех авторитетных криминалов в курсах. Тема… тема у меня стремная. Но пока катит. Дальше посмотрим. Расскажу, если интересно. Только не по телефону. Мало ли, вдруг у вас труба на кнопке.

– Тема, говоришь? Так чего ж ты, черт немытый, на старика полез, если тема рулит?! – угрожающе процедил Витек, отбросив «комитетскую» сдержанность и снова став самим собой. Наезды у него получались отлично, как в хорошем гангстерском кино. Случалось, особо впечатлительные и хлипкие барыги даже ссались от страха, едва он рот открывал. – Ты знаешь, кто для нас отец Иоанн, лошара?! Да мы ему с девяносто третьего года лавэ на ремонт и роспись храма засылаем! Он всех наших и их родню венчал и отпевал, всех детей крестил! Да за такое тебя на куски порвать мало, понял, прыщ гнойный?!

– Я уже, кажется, сказал – я не знал, что батюшка под вами, – чуть менее решительно напомнил отморозок. – Поэтому готов немедленно вернуть «Ниву» и бабки вместе со второй частью штрафа. Сто штук – по-моему, более, чем достаточно для извинения. Вы сейчас, походу, на московской трассе, по дороге в Питер. Отец вам адрес моей хаты дал, можем не откладывать, а встретиться прямо у подъезда. Скажем… через два часа. Тачка стоит во дворе, без единой царапины. Убедитесь сами. Я вам отдаю ключи и бабки, вы мне расписку. И разбежались, без претензий. Вы нас не знаете, мы – вас. Согласны?

– Ладно, – помолчав, сказал Витек, – перхоть подъяичная, живи. Через два часа у подъезда. Придешь один. И учти, фраер, если вдруг какая лажа, считай, отцу твоему с матерью, дружкам и бабе с выродком пиздец сразу приснился. Тебе – само собой. На Луне найдем и живьем в серной кислоте искупаем. Лейтенант у меня такие забавы очень любит. Всосал, защекан задроченный?

– Да. Спасибо, мужики. Накладок не будет. Не в моих интересах. Извините еще раз, что так вышло, – напоследок вовсе уж пополз на брюхе собеседник Витька, прежде чем напомнить браткам адрес, куда надлежало приехать за деньгами и машиной, и отключиться.

– Похоже, Димыч, сегодня у нас с тобой удачный день, – убрав телефон в карман, Витек закурил и довольно оскалился. – Сто косых, как с куста. Если бы такие сладкие лохи хоть по одному в месяц регулярно обламывались, не жизнь – малина.

– Что-то Фрол не звонит, – напомнил Годзила. – Хотя обещал. Видать Рэмбо не до того сейчас, а шеф такие темы без санкции босса не решает. Что делать будем? Перезвоним, или сами с фраером разберемся?

– Сейчас, погоди, – Витек снова взял трубку. Дождался соединения. Бросил бодро: – Алло, шеф. Тут такая тема, – и в нескольких предложениях нарисовал начальнику охраны Невского ситуацию, не упоминая лишь о полученных в качестве откупного деньгах. Долго слушал ответ, темнея лицом, буркнул короткое «понял» и захлопнул крышку. Нахмурился. Катнул желваки. Глянул на Годзилу и произнес тихо:

– У хозяина большая засада, брат. Аллу ночью убили, секретаршу. Любил он ее, говорят. Прямо в подъезде, суки, подкараулили, прикинь. На Садовой. Дворник сегодня утром в подвале труп нашел. Фрол говорит, на теле живого места нет. Перед смертью ее связали и изнасиловали. А потом расписарили лицо розочкой от бутылки и загнали ее между ног. Сейчас в офисе фирмы менты.

– Что с пацаном делать, не решили? – не отреагировав на чужое горе, Годзила поскреб подбородок. Больше всего на свете его сейчас заботила судьба нежданно-негаданно свалившейся на голову полусотни халявных зеленых тонн, часть из которых предстояло получить, а не погибшей любовницы босса. В гробу он ее видал, шалаву голливудскую. Все они, пилорамы длинноногие, одного ищут: как бы щель свою мокрую мужикам продать подороже. И крови из них попить вдоволь. Плавали – знаем!

– Ошибаешься, – покачал головой Витек. – Фрол только что от Рэмбо. Звонить нам собирался. Хозяин на измене, рвет и мечет. Короче, Папа приказал мочить ублюдков, всех троих. Насчет тачки и поповских лавэ базара не было. По ходу определимся. Так что тормозни где потише. И готовь другие доки. Поставим на тачку запасные номера и возьмем стволы из шхеры. Придется, Димон, капустку хрустящую по-мокрому отработать, ничего не поделаешь. Ты как, готов к труду и обороне, товарищ?

– За пятьдесят штук баксов, – оскалился Годзила, – я всю их сраную деревню под корень вырежу. И не устану. Раз Рэмбо сказал – значит, исполним в лучшем виде. Слышь, брателла, дай свою ментоловую дрянь закурить. У меня кончились…

В назначенный час забрызганный грязью «ниссан-террано» подъехал к парадному подъезду дома номер тридцать по десятой линии Васильевского острова и остановился, не глуша мотор. Почти тут же из арки проходного двора выехал упакованный в черную кожу мотоциклист в шлеме-фантоме, свернул направо и, проезжая мимо джипа с глухим стуком, прилепил к задней двери со стороны водителя черную коробочку на магните, размером с пачку сигарет. Потом показал Витьку и Годзиле пальцем известную фигуру под названием «fuck уои», ударил по газам и с громким ревом умчался вперед.

– Я не понял, – только и успел сказать Годзила, тупо таращась на подельника. В следующую секунду сзади ярко вспыхнуло и рвануло. Годзила погиб мгновенно, получив смертельную рану на затылке. Витек уцелел. Окутанный клубами дыма, обсыпанный и изрезанный осколками стекла, окровавленный и оглушенный, браток вывалился из горящей машины на асфальт, в шоке, даже не обратив внимания, как к «ниссану» подъехал второй мотоцикл, на сей раз с двумя ездоками. В вытянутой руке сидящего сзади киллера мелькнул тяжелый автоматический пистолет. Две короткие очереди в упор – и голова Витька превратилась в подобие разбитого об асфальт гнилого арбуза. Стрелок спрыгнул с мотоцикла, подошел к трупу Витька, припав на колено, быстро обшарил тело, достал из-под куртки пухлый полиэтиленовый пакет с долларами, вскочил на мгновенно рванувший с места спортивный японский мотоцикл. Примерно через минуту, когда вокруг пылающего внедорожника и валяющегося рядом обезображенного трупа уже собралось человек пять зевак, сдетонировал раскалившийся от жары бензобак, и число жертв сразу достигло трех, не считая проходившего мимо места трагедии, старичка с палочкой, раненого в шею осколком железа и скончавшегося от потери крови еще до приезда «скорой помощи».

Несостоявшийся актер Витек ошибся – сегодня был явно не его день.

Глава 3 Я – ШОКОЛАДНЫЙ ЗАЯЦ, ДРАГДИЛЕР И МЕРЗАВЕЦ

Утро субботы выдалось ненастным. По подоконнику глухо стучал дождь со снегом. Нудно завывал, натыкаясь на неровности большого дома, налетающий со стороны моря ветер. На востоке, куда выходили окна спальни Влада, густой осенний мрак только-только начинал рассеиваться под робким, но неумолимым натиском вступающего в свои законные права нового дня. Невский, плохо, а точнее – после встречи с московским варягом вообще почти не спавший ночью, откинул одеяло, встал, по многолетней привычке сразу направился в душ, где, включив режим массажа, минуты три, шумно выдыхая и крякая, приводил организм в рабочее состояние при помощи тугих струй холодной воды, бьющих со всех четырех сторон, а так же сверху. Растерся до красноты полотенцем, надел джинсы и футболку, влез в теплые тапки, сунул в карман один из двух телефонов, в зубы – набитую табаком трубку, и спустился на кухню. Дом спал. Кроме буйства стихии за окном и тиканья настенных часов, не было слышно ни звука. Рэмбо включил кофейный аппарат, выбрал капуччино с двойной порцией сливок, зарядил тостер, достал из гигантского холодильника бутылку натурального апельсинового сока и две вакуумных упаковки с нарезкой – дырявый щвейцарский сыр и нежно-розовую малосольную семгу. Дожидаясь, пока поджарится хлеб и сварится кофе, сел в плетеное кресло, закурил, вдыхая ванильный дым и задумчиво глядя в окно: на желто-красно-синий финский детский городок, с каруселью, горками, качелями, лазилками и песочницей, сооруженный для Егорки посреди огромного, в полтора гектара, двора. Почуяв хозяина, откуда-то из глубины утопающего в сумерках дома друг за другом прибежали на кухню Мур, наглый и мяучливый полосатый котяра из породы коренных подвальных аборигенов, год назад тощим облезлым доходягой подобранный Владом прямо во дворе офиса, и собака, черная элитная лабрадориха по кличке Герда, умница и молчунья, полная противоположность Мура. Начали крутиться возле ног, тереться, выпрашивать пайку. Потрепав обоих по холке, Влад достал из шкафчика две банки консервов для животных – гусиный паштет для кота и суфле из телячьих потрохов для собаки – присел на корточки и, отталкивая лезущих под руки голодных четвероногих, выложил еду в миски. Сказал тихо:

– Жрите, оглоеды. Куда же от вас денешься? Да и не очень-то хотелось деваться. С вами, кабыздохами, жить как-то уютней, что ли. А знаете, почему? Потому что вы – единственные настоящие друзья, которых можно купить за деньги…

Взял из закончившего гудеть аппарата чашку дымящегося кофе, выложил на тарелку четыре румяных тоста, налил в стакан сок, сел за стол и принялся готовить нехитрый завтрак. После бессонной ночи, как это часто бывает, не отдохнувший как следует организм пытался компенсировать недостаток энергии зверским аппетитом. Есть хотелось так, что от вида и особенно запаха продуктов судорогой сводило скулы и требовательно урчало в животе. Пара секунд – и первый бутерброд был готов.

И тут вдруг ожил, загудел, вибрируя, лежащий в кармане джинсов телефон. Звук Невский умышленно отключил, спускаясь на кухню. Он всегда так делал, если трубка была под рукой и приходилось вставать раньше других домочадцев. Рэмбо мысленно матюгнулся, положил хрустящий тост с аппетитной рыбкой на тарелку, вытер руки полотенцем, машинально бросил взгляд на часы. Четверть восьмого. Суббота. Выходной, да еще после дня рождения, о дате которого было отлично известно всем людям из ближнего круга. В такое время рискнуть побеспокоить его могут разве что Фрол, Самарин или пацаны с насквозь хреновыми, срочными новостями. Влад достал трубку, глянул на дисплей, на котором высветилась бритая налысо, усатая рожа главаря питерских скинхедов Фюрера. Стало быть, звонил Карташов, председатель «Славянского Союза». Интересно, что ему понадобилось в такую рань? Ах, да. Вчерашнее спецзадание, насчет новой синтетической дури, от которой умер Гоша Сахалинский. «Третий глаз». Неужели так быстро нарыл?

– Да, Стас, – бросил Невский.

– Владислав Александрович, я его взял, – обычно хладнокровный и внешне неэмоциональный Фюрер был явно возбужден. – Только что.

– Кого? – переспросил Рэмбо. Хотя и ежу было ясно, о ком идет речь.

– Дилера. Гниду черножопую, – хмыкнул Карташов. – Честно говоря, случайно наткнулись. У меня, я говорил, день рождения завтра, хотел, как договаривались, сестру попробовать расколоть насчет «Третьего глаза». Вика с рокерами еще со школы крутится. А сегодня с Муромцем и двумя биксами после офиса в ночной клуб завалились, в «Старый диктатор». Чисто отдохнуть, покурить, пивка попить. В общем зале среди быдла отсвечивать не стали, пошли в один из отдельных чилл-аутов. Все, как назло, заняты. Пятница, народ гуляет. И тут слышу знакомый голос из-за шторы. Серега Аверин, кореш мой давний, художник. Лет пять не виделись. Раньше на Невском мазню всякую дешевую продавал, бухал каждый день. С митьками ручкался. Потом вдруг узнаю, что забурел пацан. Квартиру купил, тачку. Со старой тусовкой больше не общается. Краем уха слышал, что он ужастики всякие рисует, некоторые чуть ли не на полстены размером, и через дорогие галереи иностранцам продает. Чисто под Бориса Валео косит. Ну, это американец такой есть, очень известный. Он по жизни только всяких монстров, вампиров, драконов, коней крылатых и баб с мужиками накачанными рисует. Типа фэнтези. Классик. Лучше него никто эту тему не продвигает.

– Я знаю, кто такой Борис Валео, – спокойно ответил Невский. – У меня есть его альбомы. Дальше.

– Хотя Серега тихо говорил, почти шепотом, я его хриплый и шепелявый голос сразу узнал. Редкое сочетание, не ошибешься. Штору резко отодвигаю, заглядываю, чтобы поздороваться, а там с ним ниггер. Деловой такой, холеный, в дорогом костюме. И прямо на моих глазах Сереге через стол пакетик с розовыми колесами дает. А тот баксы считает, чтобы за дурь замаксать. Меня увидел, вначале растерялся, вздрогнул. Чего ломишься, говорит. Я отвечаю как есть, мол, голос узнал, решил поручаться. А он мне, подожди снаружи, я сейчас освобожусь.

– А ниггер? Как он себя вел? – перебил Влад.

– Спокойно. Даже бровью не повел. Выдержка-звездец, – вынужден был признать скинхед. – В общем, я поляну просек. Баб, чтоб под ногами не болтались, отправил искать место в зале и ждать нас. А мы с Муромцем стали пасти ленивого на улице. Я прикинул, что загнав дурь Сереге, он в клубе не зависнет. Наверняка сразу свалит. Тут мы его и примем, тепленьким. Вышли из клуба, ждем. Типа просто курим, ржем, базарим. Минуты через три эта обезьяна появилась и – шасть, к тачке. Бумер черный, семерка, с тонировкой. Не новье, но нормальный такой, не сарай. Мы подлетаем, вырубаем ленивого, тащим в наш джип. А тут у бумера двери открываются и оттуда еще двое черномазых выпрыгивают. И бегом к нам. Я пустой, без пушки. А Муромец волыну выхватывает и шмаляет им над головами. Милиция, орет, всем лежать. Те сразу на асфальт попадали, головы руками закрыли, не шевелятся. Ну, мы дилера до паджеры доволокли, на заднее сиденье затолкали. Муромец с ним сел, чтобы не рыпался. Я за руль. Оторвались, короче.

– Где вы сейчас?

– В Озерках. У Муромца здесь дом, возле пруда. – Фюрер назвал адрес.

– Что ленивый?

– Ленивый в порядке. Когда везли – глаза тряпкой завязали, чтобы дорогу не запомнил. В гараже сейчас валяется. Связанный. Бакланил еще, сука. На английском. Типа не понимаю по-русски. Я гражданин королевства Нидерланды, требую позвать полицию и все такое. Мы ему дали пару раз в бубен, чтобы не слишком борзел. Без вас не допрашивали. Все, как договаривались.

– Понятно, – вздохнул Невский. – Молодцы, четко сработали. Ничего не предпринимайте. Я ско-ро приеду. И… вот еще что, – Влад задумался. – Попытайся срочно найти адрес или хотя бы телефон этого художника, Аверина. Я хочу с ним поговорить. Если еще не поздно.

– Черт! – скрипнул зубами Карташов. – О Сереге я в запарке не подумал. Те ниггеры, суки, наверняка в курсе, с кем их дружок стрелу забил. Могут подлянку бросить. Типа отомстить.

– Именно о таком раскладе я тебе и толкую, – поморщился, словно от зубной боли, Невский. – Найди его, Стас. Я своим тоже скажу, они через Литейный с гарантией координаты пробьют. Но ты можешь успеть сделать это быстрее.

– Понял, Владислав Александрович. Сейчас попробую, – заверил Фюрер.

– Давай. Я буду примерно через час, – Рэмбо нажал на сброс и тут же вызвал Фрола. Судя по голосу, начальник охраны, несмотря на выходной, был уже бодр и на ногах.

– Денис, доброе утро. Есть тема. Подъезжай, – сказал Невский.

– Бойцов брать? – уловив характерные для серьезного дела интонации босса, уточнил Фрол.

– Не стоит. Справимся. Как с Новгородом?

– Группа выехала уже, полчаса назад, – сообщил начальник охраны. – Витек и Годзила. Сладкая парочка.

– Это случайно не те шутники, которые в пасть Аслана Мадуева через воронку литр текилы влили, а потом сырую свинину жрать заставили перед видеокамерой? – ухмыльнулся Влад, вспомнив эпизод пятилетней давности, когда буквально на ровном месте у его группировки случилась скоротечная война за контроль над игровым бизнесом в южных пригородах с изрядно потрепанной и лишившейся большей части точек чеченской стаей. Сдуру и с отчаяния рискнувшие наехать на его игровой зал голодные и отмороженные «волки» были жестоко наказаны, а взятый в плен главарь, безумный Аслан, опозорен и вынужден уехать из Питера. После той разборки потерявшие убитыми пятерых бойцов чечены окончательно затихарились и, кое-как сумев договориться с братвой и уцелеть как банда, по сей день больше на лидирующие роли в городе не претендовали, лишний раз нос свой орлиный не высовывали, предпочитая довольствоваться малым – разовыми кидками лохов и коммерсантов, контролем над несколькими рядовыми гостиницами, стоянками такси возле двух вокзалов и тремя крупными автоцентрами на проспекте Стачек.

– Они самые, – подтвердил Фрол. – Толстый и тонкий. Кибальчиш и Плохиш. Лелек и Болек. Как их только пацаны не крестили.

– Да, толковые торпеды. Ладно, давай подруливай в темпе. Есть клиент по делу Сахалинского. Ты понял?

– Конечно, босс, – Денис был в курсе задания, которое Рэмбо вчера утром дал главарю скинхедов. – Если без пацанов, то через пятнадцать минут буду. – От стоящих на побережье залива коттеджа Фрола в Комарово до виллы Невского было рукой подать.

– Стой. Чуть не забыл. Свяжись с Кириленко. Пусть срочно даст информацию о Сергее Аверине. Художнике. Мне нужен адрес и номер телефона. Теперь все. Давай шевелись. Нас ждут.

…Ментовская вводная на питерского поклонника и последователя творчества великого мистификатора Бориса Валео пришла примерно через сорок минут, когда несущийся по осевой линии со скоростью сто шестьдесят километров в час, сверкающий синими мигалками и пугающий встречных правительственными номерами, несколько кастрированный кортеж Невского – бронированный «БМВ» и всего один джип с охраной – уже приближался к городу. Порученец начальника ГУВД, офицеришка из холуев, отзвонил Фролу на трубку и сообщил координаты художника, которые Денис тут же записал в телефон и показал Владу. Рэмбо, воспользовавшись трубкой Фрола, сразу набрал номер мобильника Аверина. После серии длинных гудков ему ответил осторожный голос с мгновенно резанувшим слух англоязычным акцентом: – Да?

– Серега, ты? – нарочито бодро сказал Невский. – Че так долго не отвечаешь? С бодуна, что ли?

– Нет, это не Сергей, – после короткого молчания ответили на том конце. – Это его друг. А кто звонит?

– Кто-кто! Конь в пальто, – огрызнулся Рэмбо. – Ладно, друг так друг. Мне пофиг. Давай буди Серегу. Скажи, это Шурик Григорьев. Я завтра в Амстердам улетаю, до весны. В Европе зимовать теплее. Скажи Сереге – хочу долг отдать. Сегодня. Иначе слишком долго ждать придется. Он, как про бабло услышит – сразу проснется, обормот. Я ему пять тонн баксов должен.

– В Амстердам? – переспросил ниггер. В том, что голос принадлежал именно подельнику похищенного скинами драгдилера, Невский уже не сомневался. Слишком уж в масть этот акцент. Таких совпадений не бывает.

– Ну да, в Амстердам, – подтвердил «Шурик». – А че? Классный городок. Натуры до хрена. Трава в каждом кабаке, пыхти – не хочу. Ладно, хорош трепаться, друг. Буди Серегу, я сказал! Некогда мне тут лясы точить. Дел выше крыши.

– Сейчас, подожди… те… – На том конце опять возникла пауза. На сей раз более длительная. Сквозь неплотно прикрытую чужой ладонью трубку слышались гулкие отдаленные голоса, что-то активно обсуждающие. Слов разобрать было невозможно, но говорили точно не по-русски. А это могло означать только одно – подельники черномазого, уверенные в подставе, тут же захватили заложника, чтобы, если получится, поменять его на «шоколадного зайца». Опасения Невского сбылись. А стало быть, расклад с драгдилером несколько осложнялся. Впрочем, в некоторых случаях нет хорошего и плохого. И тогда из двух зол нужно выбирать меньшее. После гибели Гоши, последние десять лет балансировавшего на грани алкоголизма и физического выживания, Влад поклялся себе, что найдет и порвет на части ту тварь, которая подсадила на «Третий глаз» этого мягкого душой, неспособного мухи обидеть, частенько рефлексирующего, но безусловно великого музыканта, с помощью Влада наконец-то добившегося настоящей известности и заслуженного признания. И он это обязательно сделает. Захваченный фашистами драгдилер – всего лишь конечное звено в цепи распространения нового синтетического наркотика в Питере. Чтобы оторвать гидре голову, нужно выйти на главаря. А это, Невский отдавал себе отчет, может оказаться делом не столь легким и быстрым. Впрочем, попытаться по-любому стоит. Кто такой он, Рэмбо, а кто – эти долбаные пришлые ниггеры? Отстой. Твари. Гниль рода человеческого, которую нужно ткнуть лицом в собственное говно и порвать хитрую черную жопу на фашистский крест.

– Алле, – через утомительно долгую минуту послышалось в трубке. – Кто это?

На сей раз голос принадлежал совсем другому человеку, говорящему без малейшего намека на акцент. Неужели все-таки обошлось?

– Серега? – спросил Рэмбо. – Серега, Аверин, ты?

– Ну я, – собеседник, несмотря на ранний час, уже был сильно пьян. А скорее всего – еще пьян. Он тяжело сопел, пытался казаться трезвее, чем есть, и каждое слово давалось ему с большим трудом. – А ты кто такой? Я тебя не знаю.

– Не знаешь, точно. Это Влад. Приятель Стаса Карташова, – представился Невский. – Вопросы задашь потом. А сейчас просто отвечай. Серега, у тебя все в порядке?

– Да-а… У меня всегда все пучком. А в чем проблемы, земеля?

– Ты уверен? Кто это со мной сейчас говорил? – продолжал допытываться Рэмбо.

– Дык… это янки, – сообщил художник. – Америкосы-пылесосы. Джонни и Гарри. Мои благодетели, блин. – Аверин хмыкнул. – Они у меня уже второй год фэнтези покупают. И у себя в Нью-Йорке впаривают, в пять раз дороже. Специально ради этого вчера прилетели.

– Понятно, – вздохнул Влад. – Я чего звоню-то, Серый. Фюрер… Стас Карташов, вчера тебя в кабаке с ниггером видел.

– Ну, видел. И хули? – заметно подобрался Аверин. Тема явно повернула к наркоте, а это тема скользкая.

– Ты эту черную обезьяну давно знаешь? – спросил Невский.

– Слышь, как там тебя… Влад, – чуть понизил голос художник. – А ты не мент, часом? Вылез фиг знает откуда, вопросы стремные задаешь. Хули тебе ваще от меня надо? Ты откуда взялся?

– От верблюда. Сбавь обороты, мужик. И следи за базаром, когда с людьми разговариваешь. Я не мент. Меня зовут Влад Невский. Кое-кто в Питере называет меня Рэмбо. Слышал, надеюсь?

– Кто же не слышал, – резко изменившимся тоном признался Сергей. – Я ведь местный. А вы личность в городе известная.

– Отлично. Тогда ничего не спрашивай и делай, как тебе говорят. Это в твоих интересах, – приказал Рэмбо. – За руль тебе бухому садиться нельзя. Значит, прямо сейчас, не теряя ни минуты, ловишь тачку и едешь в Озерки. – Невский назвал адрес дома Муромца. – Там тебя встретит Стас и все объяснит. Если жизнь дорога – шустрей работай ластами. Вопросы?

– Хорошо, – нехотя ответил художник. – Уже еду.

– Давай, – сказал Невский и отключил связь. Устало откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза. Переоценил он черномазых, стало быть. Кишка тонка у наркош оказалась. Ну и ништяк. Врага всегда лучше переоценить, чем недооценить. Раз Аверин цел и невредим, то ленивого можно колоть по полной, пока джагу-джагу на костре не станцует, ублюдок голландский. Может, и сам художник что-нибудь интересное сообщит. Например, кто еще из его знакомых в последнее время при помощи обезьян подсел на «Третий глаз». Не получится достать дилеров через пойманного Фюрером негра, есть шанс зайти с другой стороны. В любом случае это лучше, чем ничего.

– Одним головняком меньше, – коротко, но конкретно оценил ситуацию сидящий рядом с водителем Фрол. – Теперь главное, чтобы эти лысые патриоты не уделали зверя раньше времени. С них, отморозков, станется.

– Ты Фюрера с безмозглыми пятнадцатилетними сопляками в хаки и белых шнурках не сравнивай. Карташов далеко не отморозок, – покачал головой Невский. – Он раньше у морпехов тренером по боевому самбо был. Это сейчас у него профессия такая, модная – борец за чистоту русской земли…

Дом скинхеда Ильи по вполне понятной кличке Муромец, правой руки Фюрера, о котором Влад раньше лишь слышал, но никогда лично не встречался, оказался аккуратным двухэтажным новостроем из красного кирпича, стоящим в двух шагах от озера, собственно и давшего название северной окраине города – Озерки. Пожав руки вышедшим встречать его главарям скинхедов, сопровождаемый Денисом Невский вслед за «патриотами» быстро прошел в гараж, где в дальнем углу полулежал, прислонившись спиной к стене, голландский драгдилер. Как пить дать – нигерийского происхождения. Этот африканский клан еще с начала девяностых контролировал львиную долю сбыта наркоты, особенно в столице. Почти все черномазые торговцы, получив ксивы, дружно косили под бедных студентов московских вузов и были выходцами из Нигерии.

– Вот он, голубчик, – презрительно фыркнул Фюрер, ткнув ногой нервно дернувшегося пленника. – Больше не бакланит. Поумнел, Маугли, после пары звиздюлей.

Невский остановился напротив зверя, окинул взглядом с головы до ног. Лицо дилера было перепачкано запекшейся кровью, вытекшей из разби-того носа, пухлые рваные губы мелко дрожали. Кожаная куртка и дорогой костюм местами порваны и вымазаны в пыли. Один ботинок вообще куда-то исчез. Между ног, на брюках, расплылось издающее тошнотворное амбре мокрое пятно. Но в целом испуганно зыркающий глазами на визитеров, пристегнутый наручниками к батарее ниггер выглядел вполне удовлетворительно для грядущего допроса с пристрастием.

– Стас, чуть не забыл. Твой дружок, художник, в полном порядке, – оглянувшись на Карташова, сообщил Рэмбо. – Я только что разговаривал с ним. Скоро он будет здесь. А пока потолкуем с дорогим гостем из солнечной Африки. – Невский не спеша раскурил трубку, пыхнул дымом и с презрением посмотрел на ниггера. – Слушай меня внимательно, заяц шоколадный. Я буду задавать вопросы. Ты будешь на них отвечать. Быстро и честно. Если хоть один раз… повторяю, хоть один раз соврешь – свяжу по рукам и ногам и посажу в ящик с голодными крысами. Ты будешь умирать долгой, мучительной смертью. Скажешь правду – отпущу. Когда все закончится. Итак, вопрос первый. Как тебя зовут? Быстрее!

– Леон Нгамиби, – не выдержав гипнотический взгляд Влада, пленник быстро отвел глаза.

– Нигериец? – уточнил Невский.

– Ай эм… я… ситизен Холланд, – нигериец, как и следовало ожидать, более-менее понимал русский.

– Меня не волнует, какого цвета твоя ксива. У меня самого их семь штук. Я спрашиваю, откуда ты родом?

– Я родить в Лагос, – тихо признался драгдилер.

– Значит, нигериец. Так я и думал. Многовато вашего хвостатого племени в России развелось. Пора уже дератизацию проводить. Когда и откуда приехал в Санкт-Петербург?

– Из Амстердам. Месяц назад, – сообщил пленник.

– Сколько ваших в городе?

– Пятнадцать, – с каждым ответом голос нигерийца становился все тише.

– Все из Амстердама?

– Нет. Только три. Я, Магиба и Занга. Другие из Таллинн.

– Кто старший? – бросил Влад. – В глаза смотреть, гнида!!!

– Я… меня теперь… бразерс… килл, – обреченно мотнул курчавой головой Нгамиби, угодивший между молотом и наковальней.

– Я никогда не бросаю слов на ветер, черномазый, – холодно произнес Невский. – Даже в разговоре с такими залетными тварями, как ты. Так вот. Я тебе в присутствии этих людей, – Рэмбо быстро огляделся, – твердо обещаю, что ты будешь жить. И до конца жизни никто тебя пальцем не тронет. Будешь одет-обут-накормлен. Но после всего, что ты уже сделал, жизнь нужно заработать. Отвечай на вопрос. Я жду. Кто старший?

– Его нейм Макс, – после затянувшегося молчания, когда Рэмбо уже начал терять терпение, наконец прошептал дилер.

– Он черный?

– Да, – кивнул пленник. – Блэк. Лагос. Все Лагос. В начале азуль… убежищ, в Холланд. Давно. Горбачев. Потом паспот… ситизен. Потом Эстония жить. Теперь Сайнт-Питерсбург. Бизнес. Так сказать Макс.

– Ясно. Кто ваша крыша? Ты меня понял? Кто из гангстеров вас защищает?

– Иес. Андестенд, – мотнул башкой дилер. – Крыша нет. Есть большой босс. Больше Макс. Хозяин.

– Сколько человек вы уже подсадили на «Третий глаз»?

– Мне три. Всего, мэйби… двадцать пять клиент. Итс нью вери-вери спесификал драг. Очень дорого.

– Чем еще торгуете? Героин?

– Ноу хероин. В Сайнт-Питерсбург хероин торговать айзер и джипси…

– Цыгане?

– Да. Цыган. Мы только синтетик. Ко-лье-са. Разный. Экстази. ЛСД, марк. Сейчас – «три ай».

– Откуда приходит товар?

– Экстази – из Таллинн, Эести. ЛСД и «три ай» – из Латвия. Рига сити.

Невский скрипнул зубами. Вот так сюрприз. С латвийской столицей, в корень обнаглевшей от безнаказанности после вступления в Евросоюз и ставшей восточноевропейским рассадником гитлеровского реваншизма и центром оголтелой русофобии, его связывало полжизни. Родившись в Питере, он покинул его в младенчестве. Мама уехала в Ригу к отцу, живущему там еще с конца шестидесятых, после окончания университета, потомственному сибиряку с питерской фамилией. Невский прожил в Риге до восемнадцати лет. Там вырос, закончил школу. Там первый раз влюбился. Там фанатично увлекся культуризмом и, будучи несовершеннолетним подростком, заработал на видеокассетах и нелегальном прокате свой первый «лимон» рублей. Из Риги же, не сумев откупиться от службы, призвался на Северный флот. Там, на берегу Рижского залива, в Юрмале, до сих пор, несмотря на уговоры сына, жила с новым мужем мама Влада. Как минимум трижды в год Невский навещал ее, сначала один, затем – вместе с женой и Егоркой. Так или иначе, но известие о том, что редкая синтетическая дурь производится не где-нибудь в широко известной своими «колесными» нарколабораториями Польше, а именно в Риге, Рэмбо буквально взбесило. Почему-то ни с того ни с сего вдруг стало ужасно мерзко и погано на душе. Словами не передать.

– Как найти Макса? – стараясь держать себя в руках, хотя это было очень непросто, спросил Невский.

– Его телефон есть в мой телефон. Под имя Микки, – сказал нигериец и зыркнул глазами на Фюрера. – Вот он забрать трубка.

– Дай, – Влад требовательно вытянул руку. Стас положил в нее крохотный, очень дорогой мобильник.

– Если кто-то звонить Макс и спросить Микки, это есть эмедженси, – предупредил Нгамиби, слегка воспрянувший духом после обещания оставить его в живых. – Как будет по-русски?

– Я понял. Опасность, тревога, – кивнул Невский. – Где ты сейчас живешь? Адрес.

– Мы все живем в два большой дом, в Коломяги. Это дома Бруно. Большой босс. – Дилер назвал адреса.

– Бруно тоже черный?

– Ноу. Белый. Русский. Страшный человек. Он давно знать Макс, еще из Таллинн. Бруно предложить делать новый бизнес в Сайнт-Питерсбург. Макс приехать. Звать нас работать.

– Интересно, – прищурился Рэмбо. – Такой большой и страшный, что я впервые о нем слышу. Ладно, сейчас разберемся, что за хрен с горы. – Невский сосредоточился на телефоне. Модель и даже фирма-производитель была ему незнакома, но разобраться в английском меню оказалось несложно. Влад нашел в списке номеров нужный, подал знак, чтобы все молчали, и стал ждать соединения. Наконец, услышав ответ, заговорил:

– Макс? Доброе утро. Тебе привет. От Нгамиби. Он здесь. Рядом. Ну конечно, обезьяна черножопая, тебе уже сообщили. Хороший у тебя бабуин. Разговорчивый. Много интересного нам рассказал. Назад ты его получишь только после того, как мы с тобой обсудим проблему. Ты, гнида черномазая, приехал в мой город. Делаешь здесь на наркоте большие деньги. А налоги не платишь. Очень плохо. У нас так не работают. У нас все платят. Андестенд? Варианта два. Или ты сегодня же максаешь мне штраф, тридцать тысяч баксов, и дальше – каждый месяц по двадцать пять процентов от прибыли, или прямо сейчас покупаешь оптом участок земли на Южном кладбище. Такой, чтобы сразу на пятнадцать могил хватило. Что? Договорился? С кем? Никогда о таком не слышал. Но уже очень хочу познакомиться. Короче, передай своему хозяину – через два часа я буду ждать его в ЦПКиО, – Рэмбо в двух предложениях объяснил, где конкретно он забивает стрелку. – И еще передай: я не собираюсь его мочить. Пока не собираюсь. Я хочу обсудить тему. Но если страшно – пусть приезжает на танке и берет с собой целую армию. Мне плевать. Давай, черномазый, звони, обрадуй хозяина. Как мое имя? Скажи – Вася. Да, просто Вася.

Влад отключил связь, вернул телефон Фюреру. Посмотрел на Фрола.

– Собери бойцов, Денис. Человек двадцать. Раздели на две группы. Пусть возьмут из арсенала трещотки и четыре гранатомета. Поставь скрытое наблюдение за адресами, которые назвал этот ленивый. Пацаны пусть не отсвечивают, ждут поблизости. Когда дам команду – дома уничтожить. И чтобы камня на камне не осталось, и ни один черномазый живым не ушел. Давай, командуй.

Невский перевел взгляд на главаря скинхедов.

– Ты мне очень помог, Стас. Спасибо. Лавэ получишь, как договаривались. Задрот мне больше не нужен. Ничего интересного он уже не скажет. Однако я обещал оставить его в живых. И даже, – Невский зловеще оскалился, – обеспечить до конца жизни бесплатным питанием и крышей над головой. Обещания надо выполнять. Но ведь и наказать тоже надо, как считаешь?

– Отдайте его мне, Владислав Александрович! – сжал кулаки Карташов. – Жить будет, обещаю! Но ходить и ебать – уже никогда.

– Экий ты, Фюрер, однако, садист, – вздохнул Рэмбо. – Нет. Слишком просто для такой твари. Без изюминки. Поэтому мы сделаем иначе. Ты как-то рассказывал мне о знакомом пластическом хирурге… Чудной такой дядька, с фантазией. Бомжей и шлюх уличных по сто баксов за штуку у хулиганья покупает и кромсает почем зря. Он еще жив?

– Жив, куда денется. У него на даче в подвале целая операционная, по евростандарту, – фыркнул скинхед. – И крематорий, чтобы с лишним мясом не возиться. Мы чудика не трогаем. Наоборот. Лечит наших, когда покоцают. Врач толковый. С придурью, конечно, но дело нужное делает. Город от быдла и блядей приблудных, хохлушек да молдаванок, очищает. У него даже кликуха – Дворник.

– Вот-вот, – кивнул Влад. – Отвези к Дворнику нашего гостя. Пусть лепила сделает говорящей обезьянке лоботомию. Или, если не захочет с мозгами возиться, просто отрежет язык, руки по локти и ноги по колено. Вжик-вжик электропилой, и готово. Потом пусть оставит самовар у себя. А когда пациент оклемается, погрузите то, что от него останется, в багажник и отвезите к хоспису для дебилов и убогих. Это, если не ошибаюсь, где-то недалеко от Шлиссельбурга. Бросьте там возле входа. Будет ему и тихая спокойная жизнь за государственный счет, и бесплатное питание, и крыша над головой. До гробовой доски. Все, как было обещано.

– Шайтан! Шайтан! Шайтан! – поняв, что собираются с ним сделать, забился в конвульсиях наркоторговец, но Муромец точным и сильным ударом ногой в живот заставил его заткнуться. На смену громким ругательствам пришел протяжный утробный хрип.

– Это круто, – высказал свое мнение впервые открывший рот Муромец. – Я бы до такого не додумался.

– Так это ты, брат, – похлопал его по плечу Карташов, не упустивший очередного удобного случая прогнуться перед Рэмбо.

Невский хмыкнул, мысленно обозвав купленных им с потрохами главарей питерских скинхедов сопливыми щенками, несмотря на военное прошлое Стаса. Знали бы эти недоделанные лысые эрзац-патриоты, как в девяностых годах в его группировке казнили особо отличившихся врагов. Давили асфальтовым катком или гусеничным трактором, замораживали в холодильной камере, растворяли в серной кислоте, бросали в расплавленный металл или истекающих кровью, связанных по рукам и ногам в яму с голодными крысами – вот это действительно было серьезно. Прежде всего в качестве метода устрашения, на будущее. Так что Нгамиби, сошке мелкой, можно сказать, еще повезло. С его хозяевами, Максом и Бруно, будет совсем другой разговор. Но прежде надо выяснить, что за лось этот Бруно – «страшный русский», имеющий связи с влиятельным нигерийским наркокартелем и легко пообещавший черномазым выродкам свое покровительство и защиту в Питере. Уж не гэбэшник ли больше звездный, часом, с лохматой лапой и друзьями во всех конторах – от Большого дома до Смольного? Из тех настоящих спецов-чекистов, кто во времена большого хапка предпочел не высовываться, не сверкал рожей перед фотовспышками, не лез во власть, а являлся самым что ни на есть реальным «бойцом невидимого фронта», попутно обрастая связями за бугром, в том числе и среди главарей тамошнего криминального элемента? Почему нет? Очень возможно. Если это предположение подтвердится, то расклад окажется кардинально иной. Но отступать уже поздно. Да и не в его, Рэмбо, привычках не доводить начатое дело до конца и не выполнять данные самому себе обещания отомстить за смерть Гоши Сахалинского. На стрелку он поедет. Сам. Как в старые добрые времена. Первый раз за последние пять лет. И проведет ее как положено, по понятиям. Кем бы этот гребаный Бруно ни оказался.

– Черного свяжите, заткните рот и уберите назад в багажник. Дождись Серегу, художника, – Влад посмотрел на Фюрера. – Объясни ему ситуацию, без лишних подробностей. Предупреди, чтобы держал язык за зубами. Скажи, обезьяны попали под раздачу от братвы. И никаких «третьих глаз» ему больше не видать как своих ушей. Пусть рисует нетленные шедевры как раньше, без дури в мозгах. В общем, разберешься, не маленький.

– Все сделаем в лучшем виде, – заверил Карташов. – Как только доставим Лумумбу к Дворнику, я сообщу.

– Это уже не обязательно. Давайте действуйте. – Влад пересекся взглядом с Муромцем, кивнул, и вышел из гаража. Прошел мимо говорящего по телефону Фрола, сел на заднее сиденье «БМВ». Зажег потухшую трубку. Посмотрел на часы. Девять ноль семь. Максимум через час оба дома в Коломягах, где обитали нигерийцы, будут взяты братвой под наблюдение. К моменту стрелки с Бруно вооруженные до зубов пацаны выдвинутся к объектам и будут готовы уничтожить их, вместе с жильцами, по первому приказу.

– Порядок, босс, – сообщил Фрол, падая на переднее сиденье рядом с водителем. – Куда сейчас? До стрелки час сорок пять.

– Поехали к Алле, на Садовую, – помолчав, приказал Невский. – Зайду на пять минут. Как раз успеем.

– Так ведь позвонить можно, зачем ехать, – пожал плечами Денис. Иногда, на правах начальника личной охраны и почти друга, он позволял себе в разговоре с Владом небольшие вольности, на которые вряд ли решился бы кто-то другой.

– Можно и позвонить, – согласился Рэмбо. – У меня в последние несколько лет вообще вся жизнь – один сплошной телефонный разговор. По только не сегодня. Сегодня я должен глаза ее видеть.

– Это серьезно, – улыбнулся Фрол. – А если она спит? Рано еще. Выходной.

– Значит, разбудим. Поехали. – Невский тронул за плечо шофера. – Петрович, тормознешь где-нибудь по пути, у метро. Купим цветы.

Карету «Скорой помощи», милицейский «уазик» и толпу зевак, собравшихся возле парадного подъезда величественного старого дома на Садовой, Рэмбо заметил издали. В груди у него все мгновенно покрылось инеем. В горле застрял комок. Выскочив из машины, он пулей бросился в толпу, расталкивая всех локтями. Резко остановился, увидев выходящих из подъезда, похмельных, обросших колючей щетиной санитаров, несущих на носилках упакованное в черный мешок на «молнии» тело. Влад метнулся к носилкам и, не тратя время на расспросы, расстегнул застежку. Застыл на показавшуюся целой вечностью секунду, потом, тяжело рухнул на колени, закрыл лицо ладонями и протяжно, по-волчьи, завыл. Завыл громко, душераздирающе, так, что стоявшая в толпе зевак пожилая женщина – соседка Аллы по лестничной площадке – вздрогнула и трижды торопливо перекрестилась. Подоспевшие телохранители, по молчаливому приказу Фрола подхватили истошно воющего босса под руки, подняли с колен. Хотели увести назад в «БМВ», но обмякший Невский вдруг встрепенулся, вырвался, двумя точными ударами расшвыряв дюжих амбалов в стороны. Снова падать на колени перед носилками не стал. Оглядел притихшую толпу, тупо вращая стеклянными глазами. Пошатываясь, словно пьяный, подошел к человеку в штатском, безошибочно определив старшего мента. Произнес только одно слово:

– Как? – Показывать документы и объяснять, каким боком погибшая женщина имеет к нему отношение, уже не было сил.

– Как всегда, – сказал тот. – Третий аналогичный случай в нашем районе за неделю. Напали в подъезде. Ударили чем-то тяжелым по голове. Ограбили. Отволокли в подвал. Сначала изнасиловали, отморозки обдолбанные. Рядом с телом свежие шприцы нашли. Потом, потеряв всякий страх, долго глумились. Прижигали сигаретами, резали, кололи, сыпали в рот песок. В конце концов задушили колготками и воткнули между ног отбитое горлышко от пивной бутылки. Я вас узнал, Невский. Моя фамилия Зуев. Капитан. Я в курсе, что погибшая работала у вас личным секретарем. Но ведь это… не все? У вас были и другие отношения?

Влад не ответил. Просто не смог. Только кивнул, развернулся и, сопровождаемый потирающими скулы угрюмыми телохранителями, шаркающей походкой направился назад к броневику, раз за разом повторяя одну и ту же фразу:

– За что?.. За что ты так беспощаден с нами, Господи?

Глава 4 ГОРОД БЕЗ НАРКОТИКОВ

Музыкант Гоша Сахалинский умер от передозировки «Третьего глаза». Через подконтрольный «НВК-системе» морской контейнерный терминал неизвестный пока наркокартель наладил транзитный канал переправки в Европу из Таджикистана крупных партий белого порошка высшей пробы. И, наконец, отморозки, убившие Аллу, тоже оказались наркоманами. Куда ни плюнь – везде дурь. И смерть. Санкт-Петербург, как и многие другие города России, уже давно превратился в одну сплошную, напрочь исколотую, вену. И всем плевать. Потому что большие дяди, от которых зависело будущее северной столицы, и которые могли хоть что-то реально сделать для обуздания наркотической экспансии, в подавляющем большинстве сами давно и прочно сидели на крючке у транснациональных картелей. А местные бандиты им в этом активно помогали, с удовольствием крышуя сверхприбыльный розничный сбыт дури в городе. Все, кроме Рэмбо и еще пары-тройки таких же идейных авторитетов. Не имеющих и сотой доли возможностей и денег Невского. Однажды, еще в самом начале своего восхождения по бандитской лестнице, Рэмбо дал себе слово никогда не связываться с наркотой. И до сих пор держал его. Несмотря на все соблазны.

Влад скрипнул зубами, открыл глаза, перевел взгляд с затылка шофера Петровича на пуленепробиваемое трехсантиметровое стекло лимузина, на проносящиеся снаружи облезлые фасады некогда величественных домов центральной части Питера, прошептал:

– Всех сволочей уничтожу, под корень. И тех, кто продает. И тех, кто ширяется. Всех. Я сказал.

– Что? – оглянулся Фрол, услышав бормотание босса. – Что ты сказал, Влад? Я не расслышал.

– Я сказал, что с этой минуты объявляю войну наркоте. Войну на уничтожение. Никаких переговоров. Никаких уступок. Будем гасить всех. Хачиков. Азеров. Ниггеров. Цыган. До тех пор, пока не передохнут, или не сбегут из Питера. Объединимся со всеми, кто готов помочь. Лишние люди не помешают. Сожжем и разгоним все притоны. Кто захочет спрыгнуть с иглы – будем лечить. Откроем бесплатную клинику, купим самое лучшее оборудование, возьмем на работу лучших врачей. И все изменится.

– Насчет бесплатной клиники идея хорошая. Хоть и затратная. Но насчет войны – не уверен, – покачал головой Денис. – Даже с твоими возможностями и деньгами, в одиночку, против всех сразу – это форменное самоубийство, Влад. Сожрут они тебя. Извини.

– Это мы еще посмотрим, кто кого сожрет, – прищурившись, огрызнулся Рэмбо. – Будет так, как я сказал! Кто боится – я не держу. Может поджать хвост, насрать в штаны и проваливать на все четыре стороны. Сегодня же вечером проведем общий сбор. В нашем пансионате, в «Красных зорях». Объявим торгашам ультиматум. Дадим на размышление ровно сутки. Кто по истечении этого срока продаст хоть одну дозу дури, хоть один коробок травы, будет уничтожен. Начнем давить гадов по всему городу. Без счета и жалости. Сам на дело поеду. Буду лично глотки азерам с Дыбенко и цыганам из Старопаново резать.

– Влад, – помолчав, сказал начальник охраны, – ты безусловный авторитет. И волен делать так, как считаешь нужным. Никто тебе не указ. Только смотрящий и братва тебя однозначно не поддержат. Простые люди, да, наверняка скажут спасибо. В том числе и менты. Из тех правильных, кто пока не куплен. Но прошу тебя, не гони гусей. Особенно после всего, что случилось. Сейчас надо взять паузу. День-два. Успокоиться. А потом, еще раз подумав о последствиях, принимать решение. Но что бы ты ни решил – знай, на меня ты всегда можешь рассчитывать. Я на твоей стороне. До конца.

– Спасибо, Фрол, – Невский тронул Дениса за плечо. – Я знаю. Но все равно будет так, как я сейчас сказал. Я объявляю ультиматум завтра утром. Ставлю в известность всех нужных людей, на кого можно рассчитывать. Предупрежу Кириленко, чтобы его псы легавые зря землю зубами не рыли и под ногами не болтались. Хотя бы неделю. Еще через сутки я начинаю войну. Мне понадобится десять-пятнадцать мобильных групп. Подключим Фюрера. На первом этапе без оружия. Только огонь, биты, арматура и кулаки. Дальше будет видно. После гибели первого же нашего бойца в ход пойдут волыны. Эти твари думают, что купили всех. Потому что до сих пор еще никто и никогда не брался за них всерьез. Вот я и покажу им, кто в городе настоящий хозяин.

– Как скажешь, босс, – без особого энтузиазма резюмировал Фрол. – Я по-любому с тобой. Но знаешь, мне почему-то кажется, что это война с ветряными мельницами. И она может стать для нас и многих пацанов последней. Хотя… почему бы не попробовать, в самом деле? – Денис пожал плечами. – А насчет того, что до сих пор никто даже не пытался, ты не прав. Уральские пацаны как-то рискнули. Даже по ящику, в программе «Взгляд» серию сюжетов показали, как свердловские авторитеты цыган к ногтю прижимают. А потом все как-то затихло. То ли братва выдохлась. То ли поняли пацаны, что наркота им не по зубам. Не знаю.

– У меня получится, – после убийства Аллы Невский решил идти напролом.

– Ну, дай бог. С кого думаешь начать? С черномазых?

– С них мы уже начали, – напомнил Невский. Взглянул на инкрустированный бриллиантами золотой «ролекс». До стрелки с крышующей нигерийцев темной лошадкой по имени Бруно оставалось чуть больше получаса. Рэмбо набрал номер начальника ГУВД, полковника Кириленко.

– Виктор Викторович, это Невский. Да, я уже знаю. Не надо лишних слов, сейчас это бесит. Дело у меня к тебе. В адресе на Садовой капитан был, из местных. Фамилия Зуев. Дай мне телефон, мобильный, если есть. Хочу пообщаться. Так. Понял. Спасибо.

Влад быстро пробежал пальцем по светящимся клавишам.

– Капитан? Это Невский, – дождавшись ответа опера, представился Рэмбо. – Я хочу тебя попросить об услуге, капитан. Если появится хоть какая-то зацепка, то прежде чем ее отрабатывать, не поленись, набери меня. В любое время дня и ночи. Я буду тебе очень благодарен. Как хоть тебя зовут, капитан? Никита Владимирович. Я должен найти этих ублюдков, найти как можно быстрее, Никита. Ты понимаешь? Если вычислишь хату, где эти твари обитают, с меня десять кусков. Ты только группу захвата раньше времени не посылай. Я сам за ними приеду. Ты – мужик, должен понять. Хорошо. Давай, капитан.

Закончив разговор с оперативником, Рэмбо задумчиво повертел в руках трубку. Решившись, извлек из длинного списка номеров, хранящихся в памяти его телефона, номер начальника Госнаркоконтроля по Северо-Западу, генерала Черкизова. Лично они с генералом знакомы не были, однако заочно, как это часто бывает между сильными мира сего, живущими бок о бок, друг друга, разумеется, знали. Как любят шутить питерцы: «Питер город большой. Но – маленький».

– Олег Витальевич? Владислав Невский беспокоит, гендиректор холдинга «НВК-система». Я хочу сделать заявление. Но думаю, будет лучше, если официально оно нигде фигурировать не будет. Вроде как сорока на хвосте принесла. Это можно устроить? Да, по вашей части. Отлично. Значит, так. Вчера вечером на подконтрольном нашему холдингу терминале в Морском торговом порту кран случайно уронил контейнер, принадлежащий государственному предприятию Таджикистана, импортирующего в Европу хлопок-сырец. Контейнер упал на пирс, от удара деформировался и раскрылся. Внутри порванного тюка с хлопком мой сотрудник обнаружил пакет с порошком белого цвета. И сразу же вызвал меня. Я не специалист, но судя по трафарету – это афганский героин, три девятки. Я приказал заварить контейнер и упаковать так, чтобы к нему не было доступа. Партия состоит из пяти контейнеров. Порт назначения – Гамбург. Вам интересно? – хмыкнул Влад. – Я не сомневался. Почему сразу не сообщил? Я отвечу честно, генерал, мне нужно было время подумать. Одно дело, если вы своими силами обнаружили и перекрыли транзитный канал, о котором я ни сном ни духом. И совсем другое, если я, волей слепого случая узнав о содержимом, вместо того чтобы связаться с отправителем груза и уладить проблему тихо-мирно, добровольно сдал наркоту полиции. Понимаете расклад? Приятно иметь дело с профессионалом. Хорошо. Я предупрежу директора терминала. Нет, сам не смогу. Дела. Всего доброго, Олег Витальевич.

– Оба-на, – присвистнул Фрол. – Круто ты их. Даже гонца не дождался. «Лимонов» на много муджахеды бородатые попали. Обидятся, когда узнают. Сильно. А узнают они сегодня. Сразу, как гоблины в масках за герычем приедут. Наверняка где-то в порту неприметный человечек есть, который издали за отправкой груза наблюдает.

– Класть я на них хотел вдоль по линии прибоя, – катнул желваки Невский. Снова набрал номер. Сообщил директору терминала Вано о скором визите спецназа Госнаркоконтроля, который на законных основаниях проведет арест груза. Попросил оказать всяческое содействие.

– Понеслась душа в рай, – резко, как перед прыжком с парашютом, выдохнул Фрол, бросая в рот сигарету. – Теперь назад хода нет.

– Тебя это пугает? – усмехнулся Невский. – Только не свисти.

– Если честно, то не очень, – покачал головой Денис. – Я фаталист. Верю в судьбу. Мне колдунья деревенская еще в пятом классе нагадала, что проживу я ровно тридцать семь лет и еще сорок дней. Стало быть, месяца три в запасе есть. Э-эх, погуля-я-ю, пошумлю!

– У тебя скоро будет такая возможность, – пообещал Рэмбо. – Насчет погулять – не обещаю. Но пошуметь – точно.

К месту стрелки бронемобиль и джип с охраной подъехали минута в минуту. Ждать не пришлось – со стороны Невы, вывернув из-за деревьев, показалась другая сладкая парочка – серебристый «мерседес-600» и черный внедорожник «чероки». Сделав полукруг, машины чужаков остановились в десяти шагах от лимузина Невского.

Дверцы всех четырех автомобилей открылись почти одновременно. Все шло по обычной, годами отработанной братвой схеме – вначале вышла охрана, затем боссы. Охрана, застыв в напряжении, как ждущие команды хозяина цепные псы, осталась возле машин. Рэмбо и его визави вышли вперед. Остановились, с любопытством разглядывая и оценивая друг друга.

Бруно оказался холеным седовласым мужчиной, более чем обыкновенной внешности, лет около шестидесяти. В длинном расстегнутом пальто, сверкающих лаком ботинках, дорогом костюме с умеренно броским галстуком и свисающим с шеи белом кашне, он был похож на картинку с глянцевой обложки делового журнала. Этакий усредненный тип преуспевающего, крепко стоящего на ногах, но при всем при этом – даже близко не дотягивающего до настоящих небожителей, бизнесмена европейского типа. Фрау-жена, трое взрослых детей, пятеро сопливых внуков. Дом в пригороде, яхта и бунгало на Таити. Ни дать ни взять – герр главный акционер крупного супермаркета в каком-нибудь Берлине или Берне. Счастливый обладатель банковского счета с десятком свободных от обязательств и готовых на растрату миллионов евро, пижон, в меру эпикуреец, любитель воскресного гольфа и законченный бабник. Как и многие мужики в его заключитель-ном для активного донжуанства возрасте и при таких деньгах.

– Ну что же вы так плоско шутите, Владислав Александрович? – первым заговорил Бруно, сразу же взяв покровительственный, чуть снисходительный тон. – К чему эти загадки? Вася. Какой еще Вася? Детский сад. Несолидно, право слово. При вашей-то известности и вашем авторитете.

– Знаешь меня – это хорошо. Я тебя вижу впервые. Обзовись, кто ты есть, – на лице Рэмбо не дрогнул ни один мускул.

– Бросьте вы свои бандитские обороты, Невский, – поморщился Бруно. – Выросли вы давно из этих детских штанишек. Давайте общаться нормально, без распальцовок и надрыва в голосе. Как и подобает серьезным людям, а не шпане. А насчет, как вы выразились, обозваться, так извольте. Мое настоящее имя вам все равно ничего не скажет. Да и пробить его, даже при всех ваших связях и возможностях, вы не сможете, уверяю вас. Даже через ГУВД. Потому как нет его и не было последние лет сорок ни в базе данных милиции, ни тем более в гражданской. Так что зовите меня просто Бруно.

– Без разницы. Пробивать я ничего не буду. Темы это не меняет, – ухмыльнулся Влад. Его логическое предположение, что влиятельный покровитель наркоторговцев, не замеченный в криминальной среде, но однако же рискнувший предоставить «крышу» нигерийцам, может иметь отношение к спецслужбам, угодило точно в яблочко. Только вот радости от такого прямого попадания Влад не испытывал. Впрочем, как и страха. После череды знаковых событий, происшедших за последние сутки, и мучительной гибели Аллы от рук обколовшихся подонков, ему было все равно. В душе не осталось ничего, кроме слепой и всепоглощающей жажды мести.

– Я не собираюсь тратить время на пустые разговоры, – заявил Невский. – Поэтому вот тебе мой расклад, Бруно. Даю на свертывание сбыта дури ровно сутки. Через двадцать четыре часа ни один из твоих ниггеров не продаст в Питере больше ни одного колеса. И никто не продаст. Если я узнаю, что торговля продолжается – все дилеры будут уничтожены. Все, кого найду. Без разбора. Если ты знаешь, кто я, то должен знать, что слов я на ветер не бросаю. Так что базар закончен. Время пошло, – Рэмбо вскинул руку, демонстративно взглянул на наручные часы и вонзил холодный, пронизывающий насквозь взгляд в седого. Тот хмыкнул и покачал головой.

– Ты ведь умный мужик, Невский. Все бандитские институты прошел, от лысого качка-отморозка до авторитета. Из сотни гнилых раскладов живым и невредимым вышел. Я читал твое досье года три назад. По случаю. Скажи мне, так, просто по-мужски, без надрыва и понтов, какая муха тебя укусила? Скучно стало от жизни, сытой и безмятежной? Денег – хоть жопой ешь, власть – вот она, только руку протяни, бери, пользуйся. Но тебе мало, волчара. Адреналина, крови свежей захотелось? Вряд ли. Думаю, дело в другом, – покачал головой Бруно. – Попробую догадаться. Скорее всего, кто-то из твоих друзей или близких не так давно погиб из-за дури. И ты, как супергерой дешевого американского боевика, решил пойти крестовым походом против наркотиков. И каленым железом выжечь эту заразу в одном отдельно взятом мегаполисе. Я прав? – Бруно скептически прищурился.

– Я не в церкви, – после секундного молчания произнес Невский. – А ты – не священник, чтобы я перед тобой исповедывался. Так что засунь свои предположения в задницу. Я все сказал. У тебя есть ровно сутки, чтобы убедить обезьян остановить продажу дури и живыми убраться из города. Завтра я начинаю действовать. Что не понятно?

– Знаешь, Невский, – вздохнул Бруно, – у врачей-психиатров, работающих в клиниках с тяжелобольными, есть золотое правило: при общении с сумасшедшими всегда во всем с ними соглашаться. Даже если рядом с больным стоят здоровенные санитары с запрещенным законом электрошокером, пудовыми кулачищами и смирительной рубашкой наготове. И пациенты эти, как правило, делятся на две категории. На первых, больных тяжело и неизлечимо, можно смело ставить крест. Это овощи. Всю оставшуюся жизнь они обречены гнить в желтом доме, за железными решетками, гадить под себя и жрать баланду из тухлой капусты. Зато у вторых – всего лишь временное помешательство. Вызванное, как правило, перенесенным сильным стрессом. При грамотном подходе и сбалансированном курсе медикаментозной реабилитации этих несчастных вполне можно образумить и вернуть к полноценной жизни. Но лишь в том случае, если болезнь не запущена. Ты, Невский, сейчас очень напоминаешь такого бедолагу. Шанс опомниться, перестать валять дурака, реально взглянуть на положение дел и не ставить под удар близких и свое окружение пока что есть. Мой тебе совет – не упускай его… Давай совсем уж начистоту, без экивоков. Ты сам прекрасно знаешь, что в мире уже лет пятьдесят существует саморегулирующаяся система отношений, четко отлаженная. Как хорошие швейцарские часы. Можно называть ее как угодно – транснациональный синдикат, международная наркосеть, надгосударственная власть, без разницы. Главное, что помешать этой структуре делать самые большие грязные деньги на планете и реально влиять на политику любой из стран не по силам ни одному государству. Включая таких гигантов, как Соединенные Штаты, Китай и мусульманские страны вроде Индонезии, где за распространение наркотиков полагается смертная казнь, но, согласно статистике, наркоманами до сих пор является от трех до пяти процентов населения. Включая министров и членов парламента. Я знаю, о чем говорю, поверь. Я более двадцати лет работал в этом регионе. Однако есть и другие страны, где борьба вообще не имеет смысла и ведется лишь для видимости. Это наша родная Россия, Голландия, Колумбия и почти все государства Центральной Америки. Почему, как думаешь?

Влад молчал. Лишь катал желваки и глядел не моргая на задвинувшего длинную речь Бруно.

– Мне жаль тебя, Невский, – продолжал тот. – Честно говоря, я вообще удивлен, что столь элементарные истины мне приходится объяснять не сопливому менту, приехавшему из сибирской деревни в город, поймавшему на рынке цыганенка с коробком травы и возомнившему себя Глебом Жегловым, а хозяину третьей по официальному обороту и сумме уплаченных налогов частной компании Санкт-Петербурга. Как видишь, я даже это знаю. Откуда, догадываешься? То-то. – Голос Бруно стал жестче, черты лица острее. – Таких как я, в России всего несколько. Запомни меня хорошо, раз и навсегда. И ни с кем не путай. Я крайне редко лично езжу на стрелки. Но когда мне сообщили, что к похищению обезьянки причастен не только главарь скинхедов Карташов, но и его босс и спонсор, Влад Рэмбо, я решил, что стоит сделать исключение. Я хочу кое-что тебе объяснить, Невский. Я – один из тех умных людей, которые приняли систему, вошли в нее много лет назад и кое-чего в ней достигли. И я знаю возможности этой системы, которая очень не любит, когда в тонкий отлаженный механизм лезут с русским гаечным ключом. Ты сумел заработать огромные деньги. Но когда дело касается интересов системы, ни миллионы, ни даже миллиарды не гарантируют долгую счастливую жизнь. Я могу привести десяток примеров, но это лишнее. Ты опытный бандит и на первом этапе сможешь создать переполох и убить много людей. Затем, поняв свою ошибку, сбежишь за бугор, будешь скрываться в тихом уголке планеты, веря в свою недосягаемость. Но помни – если на тебя поступит заказ, то рано или поздно он обязательно будет выполнен. Не делай роковой ошибки, не пытайся казаться глупее, чем ты есть на самом деле. Позволь себе погулять на свадьбе сына, подержать на руках внуков и дожить до спокойной и безмятежной старости. На мой взгляд – вполне заслуженной. Это все, что я могу тебе посоветовать. А что касается нигерийцев – они останутся в Питере. И будут по-прежнему продавать колеса. Чем дальше, тем больше. Хочешь ты этого или нет. Я тоже не люблю зря сотрясать воздух. Если хочешь меня убить, здесь и сейчас – что ж, убей. Ровно через секунду ты тоже погибнешь. Погибнут наши люди. В какой-то мере это облегчит ситуацию, раз и навсегда решит проблему твоих параноидальных желаний и значительно сократит число возможных жертв. Однако есть и другой выход. Количество трупов может ограничиться несчастным Леоном Нгамиби. Я готов простить тебе его похищение. В надежде на то, что твой уснувший разум все-таки возобладает над губительными и разрушительными эмоциями. Вот и все, что я хотел тебе сказать. Расклад элементарный – или мы тихо-мирно расходимся и больше не создаем друг другу проблем, или, во избежание большой крови, нам обоим гораздо лучше сдохнуть прямо здесь, на месте. Я не камикадзе. Но вполне готов к любому из вариантов. Выбирай!

Бруно замолчал. Сунул руки в карманы пальто. Вопросительно, без тени страха и вообще какого-либо беспокойства посмотрел на Влада.

– Ты хороший оратор, Бруно, – ухмыльнулся Невский. В его глазах плясал зловещий огонь, щека, как это часто случалось у Влада в моменты наивысшего нервного напряжения, то и дело конвульсивно дергалась. На виске пульсировала вена. – Красиво говоришь. Прямо как наш мурманский замполит, кап-три Борисенко, весной девяностого года. Два часа подряд он брызгал слюнями и с пеной у рта пытался доказать призванным из Прибалтики морпехам-дембелям, что после отделения от Советского Союза все три мятежные республики скатятся в прошлый век. К деревянным башмакам, сальным свечкам и сахару по большим праздникам. Нас тогда трое в его кабинете стояло. Литовец, эстонец и я, русский из Риги. И знаешь, где мы его видели, вместе с его краснопузыми баснями? Я…

Закончить фразу Рэмбо не успел. Хриплый мужской голос, многократно усиленный мегафоном, ударил по ушам участников стрелки.

– Внимание! Всем оставаться на местах! Руки за голову и не шевелиться! Работает спецназ ФСБ!

В случае резких движений и сопротивления открываем огонь на поражение! Руки в гору! Все, я сказал!!!

– Здрасьте, жопа, Новый год, – процедил сквозь зубы Влад и смачно, от души, сплюнул, едва не угодив плевком на сверкающий лаком остроносый ботинок Бруно. С неприкрытым презрением Невский посмотрел на своего визави, покорно задравшего клешни и превратившегося в памятник с бегающими глазами. – Ты точно не камикадзе. Ты – актер. Решил меня с ходу на понт взять. А когда понял, что кишка тонка, отсемафорил своим гоблинам. Верно?

– Что ты мелешь? К-кретин, – равнодушно фыркнул Бруно, не выказывая ни малейших признаков волнения и словно вовсе не обращая внимания на появившихся с двух сторон бойцов спецназа. Черных масок было не меньше десятка и действовали они четко, слаженно и стремительно. Как единая боевая машина. Вслед за бойцами из-за кустов появились и неспешно направились к центру поляны двое мужчин в штатском. В руке одного из них был портативный мегафон. Другой держал рацию.

– В кармане пальтишка коробочка с кнопкой? – не унимался Рэмбо. Его лицо кривила презрительная улыбка. Невский был искренне уверен в подставе. Слишком уж вовремя раздался окрик, не позволивший не достигнувшим консенсуса сторонам начать кровавую бойню. – Или обошлось без затей, просто микрофончик на одежде?

– Захлопни пасть, идиот.

– Сорри. Ошибочка. Ты не только артист, – поправился Рэмбо, за секунду до того, как ему в затылок больно уперся холодный ствол автомата, а крепкие мужские руки в перчатках стали охлопывать тело на предмет обнаружения оружия. – Ты, оказывается, еще и режиссер. Талантливый. Прямо-таки Юнгвальд-Хилькевич.

– Не обольщайся, – холодно парировал Бруно. – Закончим позже. Когда командиры мальчиков наиграются в войну и слезно прощения попросят. Щенки…

Его, как и Невского, тоже обшмонали двое массивных спецов в черных масках. Но как-то уж слишком небрежно, торопливо, поверхностно, что ли. Словно номер отрабатывали, заранее зная, что под одеждой объекта нет ничего запрещенного. Сей факт, конечно же, не ускользнул от внимания искушенного в бандитских «стрелках» и разборках Рэмбо, лишь укрепив подозрения насчет заранее спланированного хитрецом Бруно спектакля, этакой театральной постановки на живой натуре, с участием наркобосса местного масштаба и послушно действующих по его приказу бойцов ФСБ. Влад отлично понимал – если предположение насчет связи Бруно с питерскими чекистами подтвердится, это будет означать для него наихудший из всех возможных раскладов. Против такого тандема даже он, с его авторитетом и бешеными деньгами, окажется бессилен. Так и не объявленная масштабная война закончится фактически не начавшись. Со смехотворными, микроскопическими потерями для черномазых дилеров и самыми печальными последствиями для Невского и главарей скинхедов. Ибо отныне каждый шаг Влада, каждый его взгляд и телефонный звонок будут зорко отслеживаться. Впрочем, где гарантия, что его уже не ведут по всем возможным каналам и направлениям? События последних суток давали обильную информацию к размышлению. Сначала – полуночный визит москов-ского варяга, открыто намекающего на возможность прослушки офиса и дома, методом кнута и пряника склоняющего к игре против действующей власти и при этом не хуже спецслужб информированного о тайных сторонах жизни и бизнеса самого Невского и его ближайшего окружения. Сейчас – этот хитрый прыщ Бруно. Без труда, в момент, пробивший, что на стрелку его вызвал не тупой отморозок Вася, решивший прикрутить к своей бригаде новую доходную жилу, а хозяин «НВК-ситемы» собственной персоной. Ах, Фрол, Фрол. Хороший ты мужик и верный подельник, но в наш безумный век технического прогресса и электронного шпионажа начальник охраны из тебя никудышный. Сто раз прав великий Рокфеллер: «Лучше дружба, основанная на бизнесе, чем бизнес, основанный на дружбе». Не зря стремался адвокат. Не рискнул вести переговоры в офисе. Да и на виллу, по докладу досматривавшей гостя охраны, приехал с портативной израильской глушилкой в портпледе, исключающей возможность прослушки помещения. Обложили тебя, Невский. Причем давно и крепко. И пасут, как корову на лугу. А ты, потерявший нюх старый битый волчара, не видишь и не чуешь дальше собственного носа. Другим голова забита. Новое казино, лысые скины, погромы цветных, поп с его домом у озера, ушлые папарацци, курортное блядство и лживая истерика Светки, сын, то ли твой, то ли чужой, грядущий развод, проблема раздела бизнеса с Самариным, героин на терминале, подковерная борьба московских кланов за власть. Наконец, как наивысшая точка кипения, как последняя капля, переполнившая ту самую пресловутую чашу – гибель Аллы. Кровавой молнией перечеркнувшая светлые планы и надежды, оставившая после себя лишь слепое желание мстить, наплевав на здравый смысл и последствия. Бледное, истерзанное и навечно застывшее страшной маской боли лицо любимой женщины. Дальше – все словно в тумане. Стрелка. Ультиматум. Седой холеный ублюдок, с его угрозами и витиеватыми байками про всесильную международную наркомафию. Гоблины в масках. Арест. Что дальше?

Все эти мысли пронеслись в сознании Невского за пару секунд, перед тем как бойцы группы захвата повели Бруно к его «мерседесу», вокруг которого, положив руки на крышу, широко расставив ноги и оттопырив задницы, под прицелом автоматчиков стояли четверо телохранителей, к Владу подошел мужчина с рацией, укоризненно покачал головой, как учитель начальных классов, вздохнул и сказал:

– Нехорошо, Владислав Александрович. Серьезный человек, а ведете себя как беспределыцик. Я искренне разделяю ваше горе, поверьте, но нужно держать себя в руках. Ладно, цирк закончен. Ничего интересного уже не будет. Пойдемте. С вами хотят побеседовать, – не дожидаясь ответа, чекист развернулся и не спеша зашагал по направлению к Неве. Переставшему чему-либо удивляться Владу, которого уже никто не охранял и не конвоировал, ничего не оставалось, как послушно двинуться следом.

Серая «Волга» с темными стеклами и длинной антенной на крыше стояла за кустами, метрах в тридцати от места стрелки, неподалеку от вместительного японского микроавтобуса, на котором прибыл в ЦПКиО спецназ ФСБ. Рядом, возле к дерева, курили и о чем-то вполголоса беседовали двое. Видимо, водители. Появившегося на пятачке Невского они проводили долгими, внимательными взглядами.

– Прошу, Владислав Александрович, – чекист открыл заднюю дверь «Волги». Невский сел в салон. Дверь тут же захлопнулась. Рэмбо огляделся, поочередно поймав взгляды двух находящихся в машине мужчин. Один сидел спереди и смотрел на Влада через зеркало заднего вида. Второй – рядом. Именно он заговорил первым:

– Для начала я представлюсь. Генерал-майор Варламов. Главное управление Госнаркоконтроля. Столица нашей Родины, город-герой Москва. А это, – генерал кивнул на сидящего спереди мужчину лет пятидесяти, похожего на средних размеров медведя, – мой коллега, полковник Басаргин. Из Управления собственной безопасности МВД. Тоже москвич.

– Видимо, по закону жанра я должен ответить, что мне невероятно приятно свести с вами знакомство, господа, – ухмыльнулся Рэмбо. – Только это будет враньем. – Влад помолчал, глядя в дверное стекло. Произнес устало: – Ладно, давайте без предисловий, ближе к телу. Что за спектакль?

– Ближе так ближе, – нахмурив лоб, кивнул Варламов. – Прежде всего хочу поблагодарить вас за гражданскую сознательность. Я имею в виду сообщение о транзите наркотиков через ваш терминал, которое вы сделали чуть больше часа назад. Хотя справедливости ради стоит отметить, что первопричины этого поступка мне известны. Вы уж простите за прямоту, но они обусловлены не столько искренним желанием помочь родному государству бороться с распространением этой заразы, сколько потребностью удовлетворить личные и очень опасные амбиции. Так сказать огнем и мечом. Ведь именно это безобразие с далеко идущими печальными последствиями вы собирались начать, ровно через сутки, используя свое влияние в криминальной среде города?

– С ума сойти! – Рэмбо нервно рассмеялся. Покачал головой. – Бред какой-то. Знаете, генерал, у меня такое ощущение, что я последние сутки нахожусь в коме. Или в дурацком реалити-шоу «За стеклом», где каждый жрущий попкорн прыщавый подросток и пьющий пиво с воблой жирдяй может следить по ящику за моей личной жизнью, за моими словами и поступками. С кем, в какой позе и сколько раз я ночью трахаюсь, как утром встаю, иду писать в туалет, принимаю душ, бреюсь, готовлю кофе. Как узнаю о гибели любимой женщины, как еду на стрелку с крышующим черномазых ублюдков мудаком, как решаюсь рвать в клочья всю эту нечисть, продающую дурь детям. Каждая тварь знает о каждом моем шаге, сразу же, как я его сделаю! Может быть объясните, что происходит?

– У Марка Бернеса есть хорошая песня, – полуобернувшись у Невскому, вступил в диалог полковник Басаргин. – «Я вам не скажу за всю Одессу, вся Одесса очень велика». У ученых-физиков, в свою очередь, есть понятие критической массы. Когда вещество достигает этого состояния, происходит ядерный взрыв. Я думаю, в данном случае имеет место и первое, и второе. Я прав, Даниил Петрович?

– Очень похоже, – согласился генерал Варламов. – Вы хотите объяснений, Невский? Пожалуйста. Буду с вами откровенен. Мы, я имею в виду Госнаркоконтроль и собственную безопасность МВД, ничего не знаем о ваших личных проблемах и отношениях с партнерами по бизнесу. Так же, как с друзьями, недругами, бывшими одноклассниками, соседями по поселку и членами семьи. У нас дру-гие задачи и цели. Вы пока что не наш клиент. Мы с Сергеем Игнатьевичем прибыли в северную столицу вчера днем, инкогнито, с особо секретной миссией. Даже, как видите, бойцов, взятых напрокат из ведомства старших братьев, аж из самой Москвы сюда привезли. Чтобы не допустить ни малейшей утечки информации и раньше времени не спугнуть фигурантов дела. Цель нашей командировки – пресечение самого крупного из ныне существующих каналов транзита тяжелых наркотиков из Афганистана через территорию Российской Федерации в страны Евросоюза. В каждой партии хлопка, проходящей через ваш терминал – приблизительно около полутонны героина. Операция разрабатывалась нами почти год. Так что, при всем уважении к вашей информации, о наличии наркотиков в контейнерах мы были осведомлены задолго до того, как они прибыли в порт. Так же, как и о причастности к транзиту героина сразу нескольких высокопоставленных сотрудников российской внешней разведки, таможни и, как ни печально, даже кое-кого из руководства местного управления Госнаркоконтроля. Все эти люди несли ответственность перед организаторами канала за сохранность товара во время транзита по территории Ленобласти и беспрепятственную погрузку на корабль до Гамбурга. Разумеется, они были взяты под самое плотное наблюдение, включая круглосуточную прослушку, как дистанционную, так и с помощью жучков. Некоторые из микрофонов удалось посадить прямо в одежду подозреваемых. Сегодня вечером все, от кого зависит беспрепятственный уход груза за рубеж, должны встретиться для обсуждения планов в одном из маленьких загородных мотелей, где их планируется брать. Одновременно с арестом груза в порту. Все шло, как по нотам. Но тут случилось неожиданное. На горизонте объявились вы, Невский! С утра пораньше. Позвонили Максу, запугали, забили стрелку его хозяину… Думаю, что в сложившихся обстоятельствах, когда мы с вами фактически находимся в одной лодке и на одной стороне, я могу сообщить вам кое-что про человека, известного вам как Бруно. Он – кадровый сотрудник российской внешней разведки. Ему не составило труда выяснить, кто такой Вася, рискнувший вызвать его на разбор. И почему вы ни с того ни с сего ополчились разом на всех наркоторговцев Санкт-Петербурга. Решили вспомнить бандитскую юность и объявить крестовый поход против распространителей дури. Ну, а получив таким образом вводные, мы дополнительно проверили вас уже по своим каналам. Узнали о трагедии на Садовой. В общем, нам ничего не оставалось делать, как изменить планы и вмешаться. Тем самым сильно осложнив дальнейший ход операции. Представляю, каких бы дров вы наломали, – вздохнул генерал Варламов. – Слава богу, теперь этого не произойдет. Не будет в Питере в ближайшие дни никаких массовых погромов, никаких расправ, никаких жертв, к которым вы были бы причастны. Этого добра у вас и так хватает – выше крыши. Лопатой не разгрести. Я прав, Владислав Александрович? Мы с полковником можем быть спокойны?..

Рэмбо не ответил. Лишь нервно дернул щекой, достал из кармана куртки трубку, мешочек с табаком и сосредоточился на раскуривании. Выходило не слишком быстро и аккуратно. Руки, что с Владом случалось крайне редко, предательски тряслись. А перед глазами, как мираж, стояло лицо улыбающегося сына, Егорки. Самого дорогого в мире человечка, который, не вмешайся вовремя москвичи, в эту самую минуту уже запросто мог стать наполовину сиротой. Ошибся Рэмбо. Бруно не блефовал. И спецназом не перестраховывался. Он действительно готов был или умереть на месте, одновременно с Невским, своими и его людьми, или заставить возмутителя спокойствия дрогнуть, поджать хвост и капитулировать, несолоно хлебавши.

– Не молчите, Невский, – подал голос Басаргин. – Мы ждем.

– Оставьте, полковник. По-моему все и так ясно, – сказал Варламов. – Владислав Александрович умный человек. Он благодарен нам за своевременную помощь в конфликте и, разумеется, признал свою ошибку. Будем считать, что в данной части инцидент исчерпан. Пойдем дальше. А именно – обсудим расстановку фигур на доске перед решающим сражением. Мне диспозиция видится следующим образом. По окончании обычных формальностей с выяснением личности, Бруно должен быть сразу отпущен. Без претензий. Ксива разведчика у него наверняка с собой, так что формальный повод есть. Он должен поверить, что явились мы сюда не по его душу и не в связи с наркотой. Что наша цель – исключительно господин Невский. За ним по линии ФСБ якобы водятся серьезные грешки, за которые пришло время отвечать. Думаю, Бруно купится. И на вечернюю встречу с подельниками он все-таки пожалует. Как думаете, Сергей Игнатьевич?

– Теперь – не знаю, – уклончиво бросил полковник Басаргин, явно раздосадованный осложнениями в лице Рэмбо. – По крайней мере, будем надеяться. Больше ничего не остается.

– К господину Невскому у нас тоже претензий вроде бы нет, – напомнил Варламов. – Однако во избежание накладок, как-то: случайная повторная встреча с Бруно, пусть Владислав Александрович до завершения операции будет считаться арестованным. То есть – снизит свою деловую и прочую активность до нуля и оставшуюся часть дня проведет в уединении, где-нибудь вдали от посторонних глаз, как и положено арестованному – не пользуясь личными средствами связи. Например – в офисе своей компании, на Крестовском острове. Сегодня выходной, сотрудников в здании немного. Если они вообще есть. Как раз то, что нужно. Как только мы арестуем сходняк и груз – я сразу же позвоню и дам отбой. Устраивает такой вариант, Владислав Александрович? Я могу надеяться, что обойдется без сюрпризов? Мы друг друга хорошо поняли?

– Я могу сказать «нет»? – ухмыльнулся Рэмбо.

– Вряд ли. Вот и отлично. Тогда некоторое время вам придется подождать, пока мы отпустим Бруно. Потом можете возвращаться к свите и ехать в офис. Я забыл уточнить: всем вашим сопровождающим также придется ограничить свои передвижения территорией здания. – Закончив с Невским, генерал-майор поймал в зеркале заднего вида взгляд полковника. – Сергей Игнатьевич, командуйте Вашуку. Пора завершать эту антрепризу…

Снизить активность до минимума, как того требовал генерал Варламов, однако, не получилось. Жизнь авторитетов и олигархов подчиняется своим правилам, даже по выходным. Оба мобильника Невский отключил, но это не помогло. Вначале в офис «НВК-системы» без предупреждения пожаловали менты. По закону Рэмбо мог послать их куда подальше, не пустив даже за ворота и потребовав официального вызова на допрос по повестке, но предпочел не тянуть резину. Дождавшись приезда срочно вызванного из дома адвоката Меера, легавые почти час пытали Влада об Алле, задавая каверзные вопросы, на добрую половину которых Лев Николаевич выражал протест и советовал Невскому воздержаться от ответов. Потом на трубу Фрола позвонил довольный Витек, сообщил о быстром и успешном завершении расследования в Новгороде и спросил, как поступить с подонками, виновными в ограблении отца Иоанна. Получив дословно озвученную Фролом команду босса «вернуть отнятое у батюшки и натянуть тварям глаз на жопу», Витек, у которого от длительного бездействия явно чесались руки, радостно отправился исполнять акт возмездия. Еще примерно через полчаса с закрывшимся у себя в кабинете, хмурым, злым, опустошенным, непрерывно курящим и как воду пьющим виски Владом, вдруг связался по скайпу тесть. Как выяснилось, Самарин активно его разыскивал для «разговора по душам и вообще». Узнав, что Невский находится в офисе, Игорь Дмитриевич сообщил, что сейчас приедет. Влад не возражал. Ему было все равно.

Когда сопровождаемый джипом с охраной белоснежный «линкольн» бывшего чекиста въехал на территорию старинного особняка на Крестовском острове, Невский был уже основательно пьян и настроен весьма агрессивно. Однако разговор с великим и ужасным Самариным вопреки ожиданиям прошел без угроз и грызни за реальные, а не записанные в бумагах, доли в общем бизнесе. Едва Игорь Дмитриевич переступил порог кабинета, сидящий в кресле со стаканом виски в руке и закинувший ноги на стол Рэмбо заплетающимся языком объявил ему, что разводится с «этой жирной сукой», неоднократно изменявшей ему во время зарубежных поездок, а заодно прекращает все деловые отношения с самим Самариным «и его кукловодами». К удивлению Невского, тесть отреагировал сдержанно. Сообщил, что после Нового года собирается окончательно переехать в Москву, и предложил прямо сейчас, не тратя зря времени, в общих чертах урегулировать шкурный вопрос. Успевший влить в себя не менее литра виски Рэмбо, в свою очередь, предложил следующую схему: три из пятнадцати входящих в холдинг компаний, так или иначе завязанных на связях тестя в столице, он передает в полную собственность Самарина. Еще две – торговый центр на проспекте Ветеранов и агентство по прокату лимузинов, он оставляет Светке. В качестве алиментов. Остальные десять фирм, для успешной деятельности которых не требуется согласование в больших московских кабинетах и получение недоступных без мохнатой лапы лимитированных федеральных лицензий, он оставляет за собой. Просто, как дважды два. Как выразился Невский: «Все танцуют, все довольны». Игорь Дмитриевич, около минуты задумчиво почиркав карандашом в блокноте, объявил, что с предложением согласен, чем еще больше удивил Влада, за семь лет общения привыкшего видеть железного полковника совсем другим. О причинах столь разительных перемен в поведении Самарина Невский не думал. Чужая душа – потемки, да и плевать ему теперь. Все, что было нужно Владу в данную минуту – это еще одна бутылка шотландского виски, одиночество и компьютер, где хранилось более пяти часов их с Аллой видеозаписей, сделанных за последний год в разных местах, где им приходилось бывать вместе, от Хельсинки до провинциального Торжка (там жила бабушка Аллы, старушка божий одуванчик, и там Рэмбо впервые в жизни попробовал парное козье молоко).

Когда финансовый вопрос был решен, тесть встал, закрыл кейс и направился к двери, впервые не пожав Невскому руку на прощание. Уже стоя на пороге, Игорь Дмитриевич оглянулся, поймал мутный взгляд Влада и сообщил более привычным казенным тоном:

– Насчет недвижимости можешь не напрягаться. Вилла твоя. Света с Егоркой переберутся в Москву вместе со мной и матерью. Я только что заказал чартер. Утром мы все вчетвером улетаем, дней на пять-семь. Она хочет без спешки выбрать себе дом на Рублевке. Чтобы жить рядом с нами. Так что универсам и лимузин-сервис оставь себе. В замен отмаксаешь ей пять лимонов. Мееру отбой. Соглашение о разводе подпишете позже. Вернемся – закончим. Все.

Покинув кабинет, Самарин излишне жестко, чем обычно, закрыл за собой дверь. Невский какое-то время тупо смотрел ему вслед, с трудом фокусируя взгляд в одной точке, а потом вдруг схватил со стола пустую бутылку из-под виски и, размахнувшись, метнул в дверь. На шум и звон осколков тут же прибежали Фрол и один из охранников, но, наткнувшись на уничтожающий, полный ярости взгляд босса, поспешили ретироваться и оставить его одного.

Третью бутылку Невский так и не допил. Отключился, уронив стакан из ослабевших пальцев и уткнувшись лбом в стол. Чуть позже, пытаясь встать на ноги, свалился со стула на пол и захрапел. Очнулся только поздним вечером, с жуткой головной болью и подкатывающей к горлу тошнотой от звука приближающихся шагов. С трудом поднял свинцовые веки, посмотрел на протянувшего руку Фрола, отмахнулся, самостоятельно с кряхтением сел на пятую точку, обхватил голову руками, застонал, раскачиваясь, как китайский фарфоровый болванчик. Наконец, буркнул:

– Что опять?

– Мне на трубу звонил дядя, как ты предупреждал. По ходу, тот самый. Из «Волги». Сказал, что у них все закончилось. Груз в порту арестовали, контейнера вывезли, сходняк повязали. Можно не тихариться.

– Это все? – поморщился Невский. Кое-как, ухватившись рукой за край стола, он поднялся на ноги.

– Нет, – покачал головой Денис. – Только что в новостях сюжет показали. На Ваське взорвали джип с Витьком и Годзилой. Годзила погиб сразу. Витек, раненый, из тачки выбрался, но его добили. Очередью из автомата. В голову. Я уже послал туда пацанов, оглядеться на месте, что к чему. Не похоже на мальчиков-отморозков, босс. Профи работал.

– Ба-лядь!!! – хрипло зарычал Невский. – Ну что за абзац такой голимый катит второй день подряд?! Что за лажа?! А, Фрол?!

– Не знаю, – покачал головой Денис. – Но звоночек пиковый. Думаю, сваливать тебе из города надо, Влад. От греха. Хотя бы до понедельника. Можно в «Красных зорях» отдохнуть, там удобно. Все под контролем. Пыль осядет – решим, что дальше делать.

Невский взял со стола початую бутылку виски. Поморщился, передернул плечами. Заставил себя отхлебнуть глоток. Его колотила крупная дрожь. Было так плохо, что меньше всего хотелось забивать голову сложными гамбитами. Душ, таблетка алкозельцера, сон – и ничего больше. Утро вечера мудренее.

– Ладно. Фиг с тобой. На дно – так на дно. Скажи, пусть запрягают. Щас рожу ополосну и валим отсюда. Ко всем чертям!

Глава 5 ШИРОКО ЗАКРЫТЫЕ ГЛАЗА

Отдыха не получилось. Еще по дороге в пансионат мучительно трезвеющий, с жадностью выпивший две бутылки золотой бразильской «Брахмы», Рэмбо понял, что его сорвало с тормозов и понесло. Вопреки своей натуре он не стал сопротивляться, а, махнув рукой на здоровье и, заодно, на весь окружающий мир, просто отпустил тормоза. Ему, привыкшему встречать проблемы и опасности трезвым и во всеоружии, вдруг как страусу захотелось спрятаться от самого себя. Во что бы то ни стало забыться, уйти в астрал, выпасть в осадок, раствориться, исчезнуть. Это, конечно же, была откровенная слабость, словно ему вдруг сокрушительным ударом переломили хребет. Влад отлично понимал, что происходит и – все-таки сделал выбор в пользу запоя. Потом, все потом. Сейчас, когда в морге Центра судебно-медицинской экспертизы лежит истерзанный наркоманами холодный труп Аллы, он хочет до дна, до рыготы нахлебаться дьявольского коктейля из выпивки, зрелищ и секса. Самого грязного, развратного и животного, какой только существует. Потому что лишь эта гремучая смесь может его спасти. Сбережет нервы и разум. Не даст сойти с ума. И, как шоковая терапия, как прививка, ценой недолгих плотских мучений, вернет к жизни. Ох эта жизнь! Он снова сможет смотреть этой циничной и беспощадной суке в ее широко закрытые глаза. Как бы подло, ехидно и вызывающе они не щурились. А пока – в черный омут. В водоворот. С головой. На самое дно. Однако даже находясь в таком, отлично известном всем запойным алкоголикам, состоянии Рэмбо не утратил здравый смысл. Прежде чем начать гульбище, он по-братски обнял Фрола, сильно стиснул ему плечо и сказал:

– Мне надо выпустить пар, Диня. Так, чтобы чертям тошно стало. Если сам через два дня не остановлюсь, если веселуха затянется, разрешаю вязать меня и пристегивать к батарее. Что бы я там ни кричал и чем бы ни грозил. Во вторник утром я, кровь из носа, должен быть на ногах. Я на тебя надеюсь, брат.

…Это был какой-то чудовищный калейдоскоп. Какой-то безумный и бесконечный цветной клип, склеенный свежей спермой из обрывков мятой пленки, найденной в урне студии порнофильмов. Слайды бредовых, полных жути и кошмара коротких снов в промежутках. Стоны оргазма, удивление в глазах впервые затраханной до судорог шлюхи. Сладкий запах травы, раскуренной приехавшими в пансионат из элитного борделя тремя дорогими, красивыми, приятно пахнущими и умелыми проститутками, по две штуки баксов в сутки за каждую. Море выпивки, чисто ради прикола – таблетки «Виагры» в шампанском, бесчисленные минеты, лесби-шоу, слезные признания в любви довольно лыбящимся блядям, полу бредовые речи ни о чем и твердые обещания «вытянуть из говна в цивильный мир». Баня, оргия в бассейне, совращенная на групповуху за триста баксов толстая молодая дура из пансионатской обслуги, подожженные шторы, битая посуда, приехавший поддержать веселую компанию лысый Фюрер, доложивший, что ниггер доставлен эскулапу для превращения в «самовар» и вскоре в кровь разбивший лицо не позволившей трахать себя в задницу пансионатской бабе. Замечание хмурого Фрола, тут же уволенного с работы, позже – приказ немедленно начать погромы наркобарыг и притонов, долгое ползанье на карачках вокруг джакузи и поиск пропавших телефонов. Требование дать оружие, разбитая о подоконник бутылка водки, зажатая в руке «розочка» и обещание порвать в клочья каждого, кто вякнет хоть слово. Удар в челюсть, стиснутое горло, больно заломленные за спину и скованные браслетами руки, человек в белом халате, болтающаяся на штативе капельница, комариный укол в вену и темнота, сменившаяся, режущим глаза ярким солнечным светом, ощущением безразличия в душе и слабости в теле…

Сознание вернулось. Бред сменился реальностью. Невский осторожно пошевелил пальцами ног, дотронулся правой рукой до слегка побаливающей скулы, заметив подсохшие ссадины на костяшках. Досталось кому-то. Прислушался к сигналам организма, к чуть учащенному биению сердца. Не фонтан, конечно, но могло быть хуже. Попробовал сесть. Получилось.

Он находился в спальне. У себя дома, на вилле в Сестрорецке. Рядом, сидя на стуле и положив щеку на заставленную лекарствами тумбочку, дремала одетая в голубую униформу медсестры незнакомая симпатичная женщина, совсем молодая, лет двадцати трех. Протянув руку, Невский тронул ее за плечо. Она вздрогнула, словно от громкого окрика. Выпрямилась, несколько раз моргнула длинными кукольными ресницами, чуть растерянно посмотрела Владу в глаза – и вдруг улыбнулась. Искренне так, по-настоящему. Тепло и не фальшиво.

– Ой! Я, кажется, уснула. Извините, – пролепетала девушка. Прижав ладошку ко рту, подавила зевок.

– Привет, – хмыкнул Рэмбо. – Ты кто, чудо?

– Я – Маша, – представилась блондинка. – Медсестра. Меня ваш личный доктор пригласил. Подежурить. Он скоро должен приехать.

– Вижу, что медсестра. И давно ты здесь?

– С вечера. Сразу, как вас из наркологической клиники домой привезли.

– Из наркологической? – Рэмбо поскреб подбородок, заросший за время запоя колючей черной щетиной. – Что, совсем плохой был?

– Еще не труп, но лицо уже синело. Пена на губах. И давление критически упало, – вздохнула Маша. – Повозиться пришлось. Вас ведь не только под системой держали, магнезию с витаминами ставили, как другим запойным на откачке, но даже полную гемосорбцию провели.

– Гемо… чего?

– Гемосорбцию. Это когда для очистки от токсинов кровь пациента через специальный фильтр пропускают и уже чистую вливают обратно. Дорогая процедура. Не везде такие аппараты есть. Обычно ее только после тяжелых интоксикаций назначают. Когда существует прямая угроза жизни.

– Ясно, – буркнул Влад. – Побухал слегка. Первый раз так… в штопор. Веришь?

– Да у ж, – улыбнулась Маша. – Как вы себя чувствуете? Вялость, тошнота есть?

– Да ватный я какой-то, – признался Невский. – И в голове туман. Остальное вроде ничего. Помню – в «Красных зорях» гулял.

– Вот-вот. Оттуда вас к нам в клинику и доставили, – кивнула медсестра. – В сопровождении эскорта с охраной.

– Слушай, а долго я пил? Какой сегодня день? – не дожидаясь ответа, Рэмбо откинул одеяло, свесил ноги с кровати, бросил взгляд вниз и, вполголоса ругнувшись, тут же вновь прикрылся. Он был без трусов, совершенно голый. Только цепочка с освященным у Гроба Господня серебряным крестиком на лохматой груди.

– Сегодня вторник, – Маша хихикнула, залившись румянцем, и глянула на свои маленькие золотистые часики. – Десять часов двадцать две минуты утра. Насчет одежды не беспокойтесь. Ее привезли вместе с вами домой. Там… в общем, стирать все нужно. Или выкинуть.

– Звиздец, – катнув желваки, пробормотал Невский. Мотнул головой, прогоняя остатки кошмарного сна. Посмотрел на Машу. Тронул за локоть. – Спасибо тебе. Можешь ехать домой, отсыпаться. Ты где живешь?

– Далеко. В Купчино.

– Хорошо. Подожди пару минут в холле, выпей кофейку, если хочешь, я скажу, чтобы тебя отвезли. Передай, кто там у вас в клинике главный, пусть счет за лечение пришлют на фирму.

– Это лишнее. Ваш начальник охраны уже все оплатил, Владислав Александрович. – Маша подняла с ковра полиэтиленовый пакет. – До свидания. Хотя, наверное, лучше сказать «прощайте». Наша клиника – не самое лучшее место для визитов. Не пейте так больше, хорошо?

– Не буду, – пообещал Рэмбо. – Счастливо, Масяня. – Влад растянул губы в жалком подобии улыбки.

– Ну вот! И вы туда же! Сговорились все, что ли? – обиженно надула губки девушка. – Сначала сказочник Успенский одним росчерком пера из всех советских женщин по имени Лариса на сто лет вперед крысок сделал, а из Геннадиев – крокодилов.

Теперь этот шутник Куваев со своей безбашенной дурочкой Масяней. Я просто Маша. Мария Журавлева.

– Договорились, – на сей раз улыбка на бледном, с черными кругами вокруг глаз, изможденном лице Невского получилась более естественной. – Буду называть тебя просто Мария. Слушай, не в службу, а в дружбу, позови там моих орлов, кто есть.

– Вас здесь, как президента, целая армия охраняет, – иронически заметила медсестра. – Во главе с Денисом. Сейчас позову. Пока?

– Пока, – прошептал Рэмбо, когда за девушкой мягко закрылась красно-коричневая, вишневого дерева, дверь спальни. Поднявшись с кровати, Невский, прихрамывая, направился к шкафу. Оценил свой видок в огромном, во всю раздвижную дверь, зеркале. Тело гудело, словно пропущенное через мясорубку и затем кое-как слепленное заново. Вся спина в глубоких царапинах от накладных блядских когтей. Одно колено представляло собой сплошной фиолетово-багровый синяк. Погулял, мать твою. Придурок. Выпустил пар. Теперь остается только узнать, что он успел натворить и наболтать за время запоя и какие новости в мире за время его трехдневного отсутствия. А потом расчехлить охотничий карабин «ремингтон», намазать лоб зеленкой и удавиться на подтяжках.

В спальню вошел Фрол. На его спокойном, как у индейского вождя, загорелом лице белел совсем недавно зашитый хирургом шрам.

– Доброе утро, босс, – как ни в чем не бывало поздоровался он. – Как самочувствие?

– Как у бифштекса под катком. Моя работа? – Ерунда.

– Чем?

– Розочкой от бутылки, – бесстрастно, словно речь шла о погоде в прошлую среду, сообщил Фрол.

– Извини, брат. Я… – Влад запнулся. Не найдя подходящих слов, просто махнул рукой, накинул на плечи махровый китайский халат, подошел к Денису, обнял его за плечо и ткнулся лбом в лоб. – Спасибо за все. Больше такого никогда не случится. Это я сейчас не тебе – себе говорю.

– Со всеми бывает, – Фрол нашел в себе силы улыбнуться уголками губ. – Хотя бы раз. Зато теперь знаешь, как это кайфово – гудеть три дня по-черному. С песнями и танцами.

– Имел я в гланды такой кайф. Жертв, надеюсь, нет? – на всякий случай спросил Рэмбо. – Про девку рыжую, которую Карташов отоварил, не говори. Это я еще помню. Как он, кстати?

– Если не считать, что ты ему челюсть сломал и посоветовал убираться обратно в Петрозаводск, то нормально. Остальное я уладил. При помощи баксов, – успокоил начальник охраны. – В том числе, и с Арменом. Он за девочек своих сильно нервничал. Потоптали вы их, как голодные мамонты. Долго работать не смогут.

– Их проблемы. Сколько я тебе должен?

– Мелочь. На своей территории гудели, не в борделе. Если в сумме, за три дня, не считая гонорара Армену, то ушло семь штук зеленых. Около пяти было у тебя с собой. Когда кончились – остальное я добавил, – подвел финансовый итог запоя Денис.

– Добро. Сейчас в душ схожу и сразу верну. Что, вообще, в мире творится? – Невский перевел взгляд на окно.

– Много чего, – ровно сказал Денис. – Все рассказывать?

– Все. По порядку.

– Ребятишек, которые Витька с Годзилой замочили, пацаны в воскресенье нашли.

– Кто такие?

– Приезжие. Из Твери. Всего пять рыл. Формально под Маркизом ходили. Ты должен его помнить. Он по малолетке чалился в колонии с их главным, Утюгом. Год назад он помог им зацепиться в Питере. Но работали эти шакалы сами по себе, в основном по разовым заказам. Как торпеды. Мокруха, тяжкие телесные, грабеж. Квартиры бомбили по наводке блядей из эскорт-сервиса. Некоторое время назад Утюг случайно познакомился в пивбаре «Якорь» с Сапрыкиным-младшим, сыном фермеров, и его здешними дружками. Скорешились, несмотря на то что Утюг беспределыцик по жизни, а те двое учатся в школе милиции. Когда отец после визита Витька и Годзилы в деревню сразу позвонил сыночку и предупредил, что его с дружками ищут за грабеж священника, тот сел на измену и ни придумал ничего лучшего, как забить нашим пацанам стрелку и нанять отморозков Утюга для решения проблемы. Мозгов-то нет. Вообще.

– Где они сейчас? И те, и другие.

– Не знаю, – пожал плечами Фрол. – Исчезли. Вчера еще. Испугались, наверное. Интуиция мне подсказывает, что в Питер они уже не вернутся. А вот угнанная у батюшки Иоанна «Нива», деньги, в три раза больше, чем взято, и церковное барахлишко нашлись. В бетонном погребе, в гараже, на Ваське. Там сейчас двое наших, для сохранности. Сегодня вечером старик приедет и все заберет. Благодарил, обещал за тебя и всех нас помолиться.

– Как раз не помешает, – бросил Невский. – Молодцы. Отлично сработали. Все оставшиеся лавы этих пидоров поделить поровну между пацанами. Давай дальше. Новостей, по ходу, хватает?

– Есть еще пара-тройка, – кивнул Денис. – В ночь с воскресенья на понедельник, ближе к утру, тебе на трубу звонил капитан Зуев. Просил передать, что на шприцах, изъятых с места преступления, обнаружены четкие отпечатки пальцев. С экспертом он договорился, не очень дорого. Тот написал в заключении, что имеющиеся отпечатки идентификации не подлежат. Зуев обещал пробить пальцы через базу данных и, если будет результат – сразу сообщить. – Денис выдержал паузу, не сводя глаз с Рэмбо, и продолжил: – Он прислал сообщение буквально полчаса назад. – Фрол достал из кармана пиджака один из телефонов Невского, пробежал пальцем по кнопкам и протянул трубку Владу. Рэмбо взял «моторолу», трижды прочитал послание – «В 14 часов на Троицком мосту, в сторону центра. Возьму в долг 25 тыс. долларов».

– Умный мент, – прокомментировал SMS Зуева Денис. – Готов спорить, он даже расписку с собой принесет. Мол, беру в долг у гражданина Невского энную сумму денег, на покупку автомашины. Без процентов. Срок возврата свободный. Все законно. Никакой взятки.

– Почему сразу не сообщил? – глухо произнес Влад.

– Лепила вчера вечером сказал, что ты будешь спать часов десять, максимум до обеда. Время в запасе есть. Я решил подождать часик, прежде чем будить. Вдруг сам проснешься. Я капитану уже ответил, что мы будем. Ребята здесь, готовы к труду и обороне.

– Двадцать пять тонн баксов, значит? Ладно. Надеюсь, этот дешевый мусор нашел именно то, что нужно, – тихо произнес Невский. Сжал кулаки. Бросил телефон на кресло. – Ты прав, брат. Успеем. Еще что-нибудь?

– В пансионате ты послал меня на хутор бабочек ловить. Уволил, – напомнил Фрол. – Сказал, что я не начальник охраны, а чурка. Что ничего не понимаю в защите информации. Что все мои сканеры – китайское говно с блошиного рынка. Что тебя кругом безнаказанно пасут, фотографируют, снимают и прослушивают. В общем, я пригласил спецов из частного сыскного агентства. Бывших комитетских, из радиоразведки. Пока ты спал, они провели полную проверку. Сначала в офисе, затем в машинах, в доме и в средствах связи. Моих, в том числе. Всю ночь работали, почти девять часов. И ничего не нашли. Ни жучков, ни левых подключений, ни скрытых видеокамер. Чисто, – Денис понял, что его понесло и заставил себя сбавить обороты. – Так что если кто-то чужой, со стороны, о тебе что-нибудь нарыл, значит, мы имеем дело с суперспециалистами уровня ФАПСИ. Защиты от которых при нынешнем уровне технологий фактически не существует. Тем более, если речь идет о разговорах по мобильному телефону. Хочешь ты или не хочешь – с этим придется смириться. Или жить затворником в экранированной комнате с бронированной дверью.

– Слушай, – дернул щекой Рэмбо, – я по-твоему что, даун? Не дави на мозоль. И так гадко, словно черти в душу насрали! Я ведь предупреждал – если буду в запое болтать лишнее, угрожать и посылать, закрой уши. И делай, что должен. Никто тебя не увольняет, Дэн. Я уже извинился. И замяли тему. С новостями, надеюсь, все?

– Почти. Есть еще несколько, текущих. Самарин, Светлана и Егор в воскресенье улетели в Мос-кву. Черкизов просил тебя заехать в Госнаркоконтроль, с адвокатом, дать официальные показания об изъятой в порту наркоте. И последнее. Я переговорил с матерью Аллы. Тело менты отдадут из морга судмедэкспертизы завтра, в двенадцать. До этого туда придет толковый гример, сделает с лицом все, что нужно. С агентством и кладбищем согласовано. Похороны в два часа дня. На Южном. На центральной аллее. Хорошее место. Выкупили бронь у какого-то заслуженного академика. Ребята постараются избавиться от журналюг и случайных. Только наши, родня и несколько близких друзей Аллы. Всего двадцать восемь человек. Поминки в семнадцать, в нашем ресторане на Мойке. На банковский счет матери Аллы бухгалтерия сегодня переведет пятьдесят тысяч долларов. Как ты распорядился.

Фрол вскинул руку, посмотрел на японский платиновый хронометр.

– Одиннадцать, ровно. До стрелки с капитаном три часа.

– Добро, Дэн, – глухо сказал Невский. – Я вымоюсь, побреюсь и спущусь. Скажи Лиане, пусть приготовит что-нибудь пожрать. Ребра от голода сводит. Иди. Стой, ты случайно не видел, куда я дел трубку, зажигалку и табак?

– В воскресенье ты долго смолил сигару. Потом тебе стало плохо, ты проблевался. Сказал, что заплатишь лимон баксов каждому, кто в течение года увидит тебя с трубкой. Зажигалку с камнями, ту, что ты в Женеве купил, ты подарил одной из шлюх Армена. Трубку сломал. Табак сжег в камине.

– Я так и сказал – лимон баксов, кто увидит меня с трубкой? И все?

– Да, – Денис ухмыльнулся: – По кроме меня и блядей этого никто не слышал.

– Без разницы. За базар, тем более пьяный, надо отвечать. Год – так год. Нельзя трубку, можно сигареты. Ты сам какие куришь?

– Простые. Рабоче-крестьянские. «Парламент».

– Поздравляю. Более ядовитой отравы ты, конечно, найти не мог, – поморщился Рэмбо. – Ладно, давай. – Закурив, Влад жадно затянулся. Бросил взгляд на мобильник. Потом на Фрола. – Где мой второй телефон?

– У него еще в субботу вечером батарея села. Пока я ходил в машину за зарядным устройством, ты так огорчился, что утопил его в бассейне. Новую трубу той же модели и сим-карту я в «Мегафоне» заказал. Курьер сегодня привезет. Но все номера из памяти карты, естественно, пропали.

– Никуда они не пропали, – Рэмбо со значением постучал себя указательным пальцем по виску. – Эту память, к счастью, можно потерять только вместе с головой. А я собираюсь жить долго. Нравится это кому-то, или нет. Иди, распорядись насчет завтрака. И пусть Петрович на «лексусе» отвезет медсестру домой. Бумер я сегодня сам поведу.

Глава 6 КРИВОЕ ЗЕРКАЛО

Капитан Зуев ждал на Троицком мосту, облокотившись спиной на чугунное ограждение, зажав в зубах папиросу и подставив лицо яркому, хотя и по-осеннему низкому солнцу. После пасмурной, слякотной недели денек сегодня выдался чудесный. Чистое голубое небо, легкий ветерок и какая-то особенная, не передаваемая словами умиротворенность в готовящейся впасть в долгую зимнюю спячку северной природе. Редкая идиллия на стыке между этими двумя, обычно долго воюющими друг с другом временами года.

Заметив свернувший на мост с набережной кортеж Невского, Зуев встрепенулся, щелчком выбросил окурок в Неву и шагнул к бордюру. Или поребрику, как его обычно называют коренные петербуржцы. Нырнул в приоткрывшуюся заднюю дверь. Поймав суровый взгляд начальника охраны олигарха, руки протягивать не стал, а перешел сразу к делу, обращаясь к сидящему за рулем Рэмбо и взяв казенный ментовский тон:

– Значит, расклад такой: пальчики на одном из двух шприцов в масть попали. Клиент наш, причем уже давно. Некий Поцелуенок, Николай Брониславович. Кличка Поц. Семидесятого года рождения. Тот еще урод, пробы ставить негде. Адрес я на всякий случай пробил, через участкового. За литр и закуску. Хата на Стачек. Двухкомнатная, прописаны пожилая мать с сыном. Но старуха живет где-то в другом месте. Видимо, выгнал ее сынок, сразу как откинулся, гнида. Дома обитает он, вдвоем с бабой. Трижды судим. Первые два раза – за наркоту, последний – за изнасилование несовершеннолетней и нанесение тяжких телесных. Чалился, несмотря на поганую статью, всего пятеру. Освободился пять месяцев назад, условно-досрочно, что уже удивительно. В камере СИЗО его, понятное дело, сразу опустили. Пытался покончить с собой, вскрыл вены, но лепила вовремя откачал. В воркутинской зоне зарекомендовал себя агрессивным жополизом. Издевался над слабыми, заискивал перед администрацией. Быстро стал старшим в хате для опущенных. Работал в хозобслуге, кочегаром. В настоящее время вполне официально работает на мясокомбинате, забойщиком свиней и крупного рогатого скота. Сейчас вроде в отпуске. Киряет, не просыхая. Участковый сказал, в хате почти ежедневно собираются компании. Пьянки, ширялово, но соседи молчат, как партизанка Иванова. Боятся. А без заявлений он ничего сделать не может.

Я заходил к нему пару раз, предупреждал, да хули толку? Вы… деньги привезли?

– Я свое слово держу, – спокойно сказал Невский. – Двадцать пять кусков получишь сразу после того, как мы увидим Поца, поверим, что Аллу убил именно он, и узнаем имя подельника.

– Да он, падла, больше некому, – махнул рукой Зуев. Пробормотал, глядя через толстое бронированное стекло: – Главное, чтобы в хате был. Ждать уж больно не хочется. У меня в семье сегодня вечером, в шесть, важное мероприятие. В гости к родителям дочкиного жениха идем, знакомиться. Эти засранцы, оказывается, уже и заявление подали. Через две недели свадьба. А мы с Веркой только вчера обо всем узнали.

– Сколько дочери? – спросил Влад.

– Восемнадцать, всего месяц назад исполнилось, – вздохнул опер. – А трахалю ее – девятнадцать. Оба студенты. О чем думают, хрен знает. Ни кола, ни двора, ни денег. На шее у родителей сидят. Думают, нам легко. Ладно, мы с матерью женились в их возрасте. Так тогда, при советской власти, гораздо проще было. С работой никаких проблем, выбирай любую. Разве что с квартирой геморрой, все вместе, гуртом жили, с моими стариками, пока те не умерли. Да и сейчас разве простой человек за однокомнатную мышеловку пятьдесят тонн баксов забашляет? – Капитан вздохнул, покосился на Рэмбо. Произнес, словно извиняясь: – Дочь, правда, говорит, что его родители нормально упакованы. Даже готовы дать им половину на покупку отдельной квартиры. А нам с Веркой что делать? В общем… не с потолка я эту цифру взял. Двадцать пять тысяч. Извините, мужики, но уж как есть. Начистоту. Я никого за язык не тянул. Сами предложили.

– Не дергайся, капитан, – глухо сказал Рэмбо. – Если окажется, что ты нарыл реальную тему… будет у твоей дочки квартира.

– Только на это и надеюсь, – вынужден был согласиться Зуев. – Вы… в общем, если он там, в хате, сразу его мочить будете? Или с собой заберете?

– А ты не дели шкуру раньше времени. Приедем – разберемся, – осадил опера Фрол. – Тебе не все ли равно? За двадцать пять кусков.

– По мне лучше бы этого пидора гнойного вообще в «Крестах» не откачивали. Вскрылся – туда ему черту и дорога, – со злобой процедил капитан. – Только вот грязь за вами, если наследите, мне потом разгребать. И убийц этого выродка искать, хоть и формально. Не буду же я подполковнику объяснять, как оно все на самом деле произошло. Так что… лучше забрали бы вы его куда подальше и там уж мочили, с концами. Исчез, падла – и исчез. Никто не заплачет. Розыскные дела – не моя головная боль.

– Мы учтем ваши пожелания, гражданин начальник, – холодно ответил Фрол. – Но ничего не обещаем. Деньги, тем более такие, нужно отрабатывать до последнего цента. Если вообще хочешь хоть что-то получить. И живым-здоровым домой вернуться. Ведь, по уму, ты нам уже не нужен. Адрес и имя мы знаем. Вполне можно сэкономить, – Денис предостерегающе поднял брови. – Так что сиди, мусор, и не дергайся. Будешь делать все, что потребуется. И вопросов не задавать.

– Успокойся, Дэн, – без особого осуждения пресек тираду Фрола Невский. – Не бойся, капитан. Никто тебя кидать и, тем более, мочить не собирается. Делай, что нужно, и, глядишь, месяцев через шесть-семь еще внука на руках покачаешь. Зря, что ли, твои студенты так со свадьбой торопятся.

Зуев с облегчением предпочел сменить опасную тему:

– Может и так. Я не спрашивал…

Больше до самого адреса никто из троих не произнес ни слова. Когда «бэмка» и сопровождающие ее джип и микроавтобус, свернув с забитого машинами проспекта во дворы и поплутав по узким колдобистым проездам, наконец остановились в тихом закутке возле железных гаражей, одетый по-простому – в черные джинсы, свитер и кожаную куртку, Влад заглушил двигатель.

– Хотел сразу с вами в хату пойти. Но что-то мне хреновато. Голова кружится и трясет не по-детски. Видать, не отошел еще от лекарств. Начинайте без меня. Как войдете и разберетесь, что к чему, позвоните. А я пока полежу чуток.

– Может, врача вызвать? – предложил нахмурившийся Фрол. – Зря ты вообще с нами поехал. И еще за руль сел. Сами бы справились.

– Кончай базар! – поморщился Невский. – Я сам знаю, что мне нужно, а что нет! Бери пацанов и за дело!!!

– Понял, босс. Все сделаем в лучшем виде. На выход, Анискин. – Денис ткнул капитана кулаком в ребра.

– Ствол, надеюсь, взял? – спросил Денис, когда за ними захлопнулись толстые, звуконепроницаемые двери «БМВ».

– И ствол, и ксиву, как положено, – буркнул Зуев, глядя на трех амбалов, выпрыгнувших из переставшего тарахтеть движком микроавтобуса. Из продолжающего же тихо урчать мотором джипа «чероки» с личной охраной олигарха не вышел никто. У этих ребят своя работа – обеспечивать безопасность драгоценного тела. На остальное им плевать.

– Готовы? – Фрол, как и все остальные одетый в неброскую, соответствующую ситуации одежду, с видом полководца придирчиво оглядел бойцов. – Значит, так. Вот дом, номер сто семнадцать, – он указал рукой на заскорузлую «хрущебу» из некогда белых панелей. – Квартира пять, второй этаж. Если в хате никого нет, остаемся ждать. До победного конца. Если есть – задача попасть внутрь. По возможности, без лишнего шума. Капитан подсобит, если что. На крайняк – как получится. Задача ясна? Пошли!..

Невскому показалось, что прошла целая вечность, прежде чем зазвонил телефон. На самом деле – всего-то минут пять.

– Да, Фрол. Как у вас?

– Порядок. Как ты? – спокойно осведомился Денис. – Врач точно не нужен?

– Я более-менее. Отпустило почти. Этот выродок в хате?

– Здесь, – Фрол на секунду запнулся. – Он и еще двое. Обдолбанные в хлам, лыка не вяжут. Только баба трезвая. Надо будет с ней как-нибудь разрулить.

– Разрулим. Я сейчас зайду, – Рэмбо хотел уже отключиться и выйти из машины, но Фрол сказал:

– Тут сюрприз для тебя. Не кислый. Я когда у видел – чуть не ошизел. Думал, глюки.

– Не люблю сюрпризы.

– Это особый случай.

Телохранители проверили подъезд. Сами, по приказу Рэмбо, нехотя вернулись в джип. Дверь квартиры открылась, едва Невский ступил на лестничную площадку второго этажа. На пороге стоял Денис с каким-то более чем странным выражением лица.

– Как вошли? – спросил Невский. Следов взлома он не заметил.

– Позвонили. Она и открыла. Баба Поца, – Фрол отошел назад в прихожую, пропуская Рэмбо в квартиру. – Проходи. Я лучше помолчу. Сам сейчас все увидишь.

Заинтригованный, Влад прошел по коридору мимо кухни, где под присмотром одного из пацанов тихо рыдала над стаканом с водкой растрепанная женщина в домашнем халате, и оказался в ближайшей из смежных комнат тесной «хрущевки». Игнорируя столпившихся у стены пацанов, бросил взгляд на уголок отдыха – диван, два кресла и заваленный пищевым мусором, остатками еды, заставленный посудой и пивными бутылками журнальный столик.

И почувствовал как по спине, от затылка к пояснице, медленно ползет холодная волна, вызванная отнюдь не страхом. Потому как валяющихся вповалку трех обдолбанных наркоманов не испугался бы сейчас даже ребенок. Куда страшнее было лицо одного из мужчин. Густо заросшее непонятного цвета щетиной, грязное, опухшее с шелушащимися сухими губами и зализанными в хвост, усыпанными перхотью и стянутыми резинкой жирными патлами, но при всем при этом – невероятно похожее на его собственное. Так, словно этот мужик и Влад были однояйцевыми близнецами, благодаря тайному заговору эскулапов, торгующих младенцами, разделенные тридцать пять лет назад, сразу же после рождения, и отданные на воспитание разным матерям. Хотя это, конечно же, было не так.

Сказать, что Невский сильно удивился, узнав в этом, вызывающем брезгливость типе себя, любимого, – значит, солгать. Это было уже даже не удивление – это был настоящий шок. Фрол оказался прав. В этой, вонючей, пропахшей перегаром, кухонным чадом, гнилью, немытыми телами и еще бог весть какой гадостью квартире его действительно ждал сюрприз. Без преувеличения – самый «сюрпризистый» изо всех, которые ему до сих пор приходилось получать от жизни.

– Что скажешь, босс? – спросил Фрол, закуривая сигарету.

– Интересный пассажир, – тихо ответил Рэмбо. Оглянулся на Зуева. – Кто из них Поц?

– Этот, – капитан кивнул на развалившегося на диване долговязого, с татуировкой на запястье.

– Позовите женщину, – приказал Невский. Когда ее привели, Влад придирчиво оглядел растрепанную бабу. Спросил: – Как тебя зовут?

– Валентина, – представилась тетка.

– Кто ты ему?

– Вроде как жена, – пряча бегающие глаза, сообщила женщина. – Гражданская. Мы по переписке познакомились, когда Колька в зоне сидел.

– Знакомая история, – фыркнул Зуев. – Для зеков это любимое развлечение – всей камерой письма таким одиноким дурам сочинять, а потом читать. Они-то ладно, от скуки, но таких идиоток, – он презрительно поглядел на бабу, – я никогда не понимал!

– Заткнись, психолог. Тебе слова не давали, – жестко осадил мента Невский. – Остальные двое кто?

– Дружки его, – подавленно выговорила Валентина. – Все вместе на мясокомбинате работают. Этот, ушастый, грузчиком. Как зовут не знаю. Его Квадратом кличут. Другой – Яшка Битлз, – женщина кивнула на двойника Невского. – Забойщик скота, как и Колька.

– Про их ночные прогулки знаешь? Когда женщин в подъездах ловили, грабили, насиловали и убивали? – стараясь держать себя в руках спросил Рэмбо.

– Догадывалась, – тихо подтвердила Валентина. – Из разговоров. Мне они ничего не говорили, просто уходили шляться и утром возвращались, довольные. С деньгами, наркотой и золотишком. Я лишних вопросов не задавала. Себе дороже выйдет. У меня зарплата четыре тысячи и дочь-школьница в интернате. Ее надо на ноги поставить. А Колька, он хоть и урод, но… В общем, одной совсем плохо. Кому я нужна, в сорок лет, с пропиской в деревне и прицепом? Понимаешь?

– С трудом, – бросил Влад. – Значит, так, Валентина. Уроды эти много горя людям причинили. Пришло время отвечать. Сегодня мы их заберем. Всех троих. Больше ты их никогда не увидишь. Для посторонних, если спросят: ушли за бутылкой и не вернулись. Если что, – Невский кивнул на капитана, – вот он, опер местный, тебя прикроет. Дня три подождешь, потом подашь заявление в милицию. Сообщишь его матери, что, мол, пропал. Пусть старуха возвращается в свою квартиру и спокойно доживает. Договоритесь – здесь останешься, не получится – съедешь. Твой номер шестой. По уму, я мог бы и тебя вместе с ними. Мне свидетели не нужны. Но мне жаль твою дочь. Будешь держать язык за зубами, ничего не случится. Если узнаю, что гнилая волна пошла, просить прощения будет поздно. Ты все поняла?

– Куда уж лучше, – шмыгнула носом Валентина. – Я… никому не скажу. Честное слово!

– Вот и хорошо, – подвел черту Невский. – А сейчас иди на кухню и сиди там тихо, как мышь. Стой. На всякий случай ближайшие три дня, до подачи заявления, рядом с тобой постоянно будет находиться наш человек. Тебя он пальцем не тронет. И потом уйдет. Организуй, – Влад повернулся к Денису. Тот молча кивнул. Дал знак одному из бойцов увести женщину обратно на кухню.

– Ты собираешься прямо сейчас их отсюда выносить, днем? – спросил Фрол.

– Нет, разумеется. Хватит с меня на сегодня сюрпризов, – холодно ответил Рэмбо. – Ублюдков связать, пасти заклеить. Ночью, часа в три, подгоните микрушку задом к самому подъезду, погрузите и отвезете на точку. Там надеюсь, все в порядке?

– А что ей сделается, – дернул щекой Фрол. – Я около месяца назад был там недалеко. За грибами с тещей ездили. Сделал крючок, посмотрел. Проверил. Контролька на месте. Все тихо, спокойно. Как на кладбище. Хорошее место. Вовремя ты его у вояк выкупил.

– Я знаю. Действуйте. Я подъеду к четырем часам.

– Влад, погоди, – Денис придержал собравшегося у же уходить Невского за рукав куртки. Наклонился к уху, прошептал: – Что думаешь насчет этого лохматого, Битлза? – глаза Фрола хитро прищурились. – Интересная тема, по ходу. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю. Не пальцем сделанный, – невозмутимо отозвался Рэмбо. – Ладно, я поехал. Колбасит не по-детски. Отлежусь, аспирина выпью. Другие дела разрулю. Встретимся в четыре утра, на точке. Работайте.

– А как же я? – подал голос встревоженный Зуев.

– А ты, – оглянулся Влад. Помолчал многозначительно, словно раздумывая, не избавиться ли, в самом деле, от ненужного и дорогого балласта. – Ты пока свободен. Потом, если потребуется, хвосты подчистишь. Чтобы бабу не подставлять. Я ей обещал.

– А как же… с… ну вы понимаете, – осторожно напомнил капитан.

– Ладно. Пошли со мной, – глухо бросил Невский и, развернувшись, нетвердой походкой направился к выходу. Лицо у него было мокрым от холодного пота, зубы стучали, сердце то и дело сбивалось с ритма. Обмануть отравленный алкоголем и кубинскими сигарами организм не получилось, несмотря на все хваленые гемосорбции. Хотя без вовремя сделанной откачки вообще был бы полный звиздец. Отходняк, похоже, только сейчас достигал своего апогея. Плохо дело. Без доктора и новой порции лекарств, действительно, не обойтись. Невский вышел на лестничную площадку, прислонился плечом к обшарпанной стене, дважды глубоко и шумно вздохнул, дрожащей рукой достал из кармана телефон и набрал номер личного врача, вспомнив данное утром юной медсестре Марии обещание больше никогда так по-скотски не напиваться. И, забегая вперед, стоит отметить – выполнил его на все сто. Этот, пусть и непродолжительный, но кошмарный по содержанию запой в «Красных зорях» стал первым и единственным в жизни Рэмбо.

Лечебно-оздоровительный центр, где работал профессор Дорош, личный врач семьи Невского, находился на Каменноостровском проспекте, по ходу движения в Сестрорецк. Так что до лепилы, уже поджидающего своего клиента под козырьком центрального входа в стационар, кортеж с правительственными номерами долетел быстро. Понять, как плохо Невскому, можно было уже по внешнему виду появившегося из «БМВ» олигарха. Слов на ветер ни Влад, ни тем более профессор, не бросали. Невский сразу прошел в отдельную палату-люкс, скинул куртку, ботинки, свитер, закатал рукав рубашки и прилег на кровать. Дорош дал выпить пациенту горькие сердечные капли, ругая коллег-наркологов, поставил систему, предупредив, что процедура введения новейшего детоксицирующего французского препарата, появившегося на рынке совсем недавно, займет минимум час. Затем еще часок-другой лучше просто полежать, посмотреть телевизор. Если получится – прикорнуть. И резуль-тат, по заверению профессора, на заставит себя ждать:

– Уверяю, Владислав Александрович, вам станет значительно легче. А к завтрашнему утру – вообще чудненько. Особенно, если прежде чем лечь в постель, примите таблеточку клоназепама. Я дам вам с собой упаковочку. Только условие – спать не менее восьми часов. Иначе действие лекарства не закончится и от недосыпа будет слегка покачивать.

– Боюсь, не получится у меня сегодня ночью отрубиться, – ответил Невский. – Ни с таблеточкой, ни без нее. Есть важное дело. В области. Должок нужно с нехорошего человека получить.

– Ночью? – поднял брови Дорош. – Так срочно?

– Именно. Такие долги лучше получать ночью, – мрачно усмехнулся Влад. Скосил взгляд на профессора. – Как там насчет моей просьбы по поводу анализа крови на ДНК? Егорка вернется через неделю. Надо что-то придумать.

– Все чудненько, – улыбнулся Дорош. – Один анализ уже в лаборатории. Второй, сравнительный, я возьму прямо сейчас. Из вашего пальца.

– Не понял, – Рэмбо, удивленно приподнялся на локте. – Когда это ты, жучара, успел взять Егоркину кровь? Да еще так, чтобы Светка ничего не заподозрила? Я же тебе только в пятницу на ночь глядя задание дал.

– Удачное стечение обстоятельств, не более, – признался врач. – Я в воскресенье с утра, когда вы в пансионате отдыхали, приехал в Комарово, к Игорю Дмитриевичу, тестю вашему. Привез перед командировкой заказанное им в Таиланде новое лекарство от псориаза. Комплексный препарат, включающий в себя мазь и таблетки. Ваша супруга и сы-нишка как раз там были. Они ведь в Пулково собирались, на московский рейс. Егорка носился как угорелый, машину радиоуправляемую по гостиной гонял. И прямо при мне споткнулся, упал и руку о край отопительного радиатора поцарапал. Ничего страшного, не волнуйтесь. Просто содрал кожу. Правда, крови на редкость много получилось для такой ерунды. Я это дело, конечно же, сразу обработал, кровь остановил. Рану смазал, наложил бактерицидный пластырь. А бинт, кровью пропитанный, вместо того чтобы выбросить в мусор, убрал в пакетик, унес с собой и прямиком доставил на Охту, в лабораторию.

– Молодец, Борис Карлыч, – поблагодарил Влад, снова падая на кровать. – Сколько ждать ответ?

– Если сегодня отвезу сравнительный, то в пятницу уже будет готово.

– Какова вероятность ошибки?

– Сотые, если не тысячные доли процента. Это как с отпечатками пальцев – найти два одинаковых практически невозможно. Недаром суды всех цивилизованных стран принимают результат сравнительной экспертизы ДНК как безусловное основание для вынесения решения об отцовстве. Так что можете не волноваться, скоро вы узнаете правду. Ваш мальчик или не ваш.

– Мой, – тихо произнес Влад, глядя в потолок палаты. – Я это сердцем чувствую.

– Простите за нескромность, но с чего это вы тогда стали сомневаться, не рожден ли Егорка от другого мужчины? – деликатно осведомился Дорош.

– Сорока на хвосте принесла, – фыркнул Рэмбо. Чувствуя, как от вводимого лекарства начинает кружиться голова, он опустил веки. Произнес чуть слышно, одними губами: – Есть в столице, в Москве златоглавой, добрые люди. Все и про всех ведающие. Давай, Карлыч, бери свою пробирку. В пятницу я должен узнать правду. Или я, Влад Невский, действительно мудак, или все эти басни про белого бычка я затолкаю этим тварям глубоко в глотку, вместе с зубами.

Глава 7 СТАВКИ СДЕЛАНЫ, СТАВОК БОЛЬШЕ НЕТ

О трагической гибели Аллы Монро, которую в подъезде на Садовой изнасиловали, а затем задушили какие-то отморозки, Рублевский узнал от Веры в субботу вечером. Лиховцева позвонила ему тотчас после выпуска криминальной хроники и, рыдая взахлеб, сообщила, что ее школьной подружки больше нет на свете. И если бы не их приглашение провести вместе вечер, не визит в казино, то сейчас Алла была бы жива. А так – они выступили слепым орудием в руках жестокой судьбы и доставили ее к месту гибели в то самое время, когда в подъезде караулили свою будущую жертву грязные подонки. Грешно так думать, но, возможно, задержись они в дороге всего на несколько минут, скажем для замены лопнувшего колеса, и на месте бывшей фотомодели оказалась бы совсем другая, чужая женщина. А ни о чем не подозревающая Алла спокойно поднялась бы к себе в квартиру.

Рублевский выслушал Веру молча, дав возможность выговориться. Как мог, успокоил ее, тщательно подбирая слова. Постарался убедить, что они абсолютно ни в чем не виноваты и казнить им себя не за что. Это всего лишь роковое стечение обстоятельств, не более. С каждым может случиться. В любом месте, в любую секунду. Нельзя сказать, что известие о гибели Аллы, с которой он был знаком часов пять от силы, оставило Рублевского равнодушным. Ему было жаль эту красивую и, безуслов-но, умную женщину с грустными зелеными глазами, жаль, как ушедшее теплое лето, на смену которому обязательно придет следующее, как увиденный ночью красочный цветной сон, где он, Рублевский, совсем еще ребенком бежит босиком по влажному от утренней росы полю. Как популярного артиста, о кончине которого с фальшивой скорбью сообщил диктор по телевизору. Подобное чувство периодически посещает любого человека. И в его основе, если уж совсем начистоту, как правило лежит отнюдь не жалость к умершему, как таковая, а горькое сознание конечности всего земного. В том числе и своей собственной жизни.

Успокоившись, Вера сообщила Рублевскому, что хочет связаться с Владом Невским, рассказать ему об их встрече в галерее, а потом попросила пойти вместе с ней на похороны Аллы. Сергей был вынужден согласиться в обход всех особых правил поведения, которых он неукоснительно придерживался с тех пор, как стал штатным исполнителем ФСБ под псевдонимом Хирург. Но разве мог он отказать, бросить ее одну в такой момент, сославшись на службу и необходимость срочной командировки? Нет, Вера, как большинство женщин на ее месте, его просто бы не поняла. И – сто к одному – порвала бы с ним всякие дальнейшие отношения. А терять ее Рублевский не хотел. Поэтому он сознательно пошел на нарушение инструкций.

Похороны бывшей голливудской топ-модели проходили на Южном кладбище – этом гигантском поле вечной скорби, на сотни, если не тысячи гектаров раскинувшемся на месте бывших болот, между Волхонским шоссе и аэропортом Пулково. Несмотря на общественный резонанс события, проводить Аллу пришло человек тридцать, не больше, не считая зевак и ушлых папарацци, профессионально оттесняемых в сторону многочисленными сотрудниками службы безопасности холдинга «НВК-система». Сам бывший авторитет, ныне – преуспевающий бизнесмен, прикатил к кладбищу на сверкающем бронированном «БМВ», в сопровождении двух джипов и автобусика с личной охраной. Выглядел Невский плохо – бледный, ссутулившийся, с трехдневной щетиной, провалившимися щеками. При его появлении толпа собравшихся на траурное мероприятие тихо загудела. Как краем уха успел услышать Рублевский, люди – в основном это были немногочисленные родственники Аллы и сотрудники холдинга – сходились во мнении, что босс раздавлен случившимся. Ведь его секретарша, она же любовница, погибла в тот самый день, когда находящийся в процессе развода с женой Невский сделал ей предложение и получил утвердительный ответ. Впрочем, эту романтическую историю с печальным концом Сергей знал из первых уст. Кто и что говорит, его мало интересовало. Основной задачей Рублевского было приглядывать за Верой, то и дело вытирающей глаза платочком. Крепкое мужское плечо, участие и поддержка были сейчас необходимы ей, как никогда.

От главного здания, где прошло официальное прощание, до могилы было всего шагов сто. Аллу хоронили на самом «блатном» месте кладбища, на центральной аллее.

Гроб несли специально нанятые люди. Невский шел во главе процессии, с двумя розами в руках, окруженный дюжиной телохранителей, под куртками которых Рублевский без труда угадывал оружие. Причем – не только пистолеты, но и машинки посерьезнее, вроде «узи» или «кипариса». Долгих речей никто не произносил. Батюшка, отец Иоанн, провел отпевание. Угрюмые могильщики заколотили крышку, опустили гроб в свежевырытую могилу. По древнему русскому обычаю все, включая укутанную в черный платок Веру и самого Рублевского, бросили сверху по горсти сырой земли. Внезапно мать Аллы с криком метнулась к могиле, но ее успели в последний момент поймать телохранители и оттащить в сторону. Могильщики, привычно орудуя лопатами, быстро закопали яму, соорудив на ее месте желтый песчаный холмик, поверх которого легли сотни цветов, венки, а в изголовье был временно установлен деревянный лакированный крест, к которому прислонили перевязанную траурной черной ленточкой цветную фотографию улыбающейся Аллы.

На поминки в ресторан Рублевский и Вера, которой от пережитого стало нехорошо, не пошли. Так же, как родственники Аллы, демонстративно игнорировавшие Невского и уехавшие сразу по окончании похорон на обычном городском автобусе. Сергей отвез Лиховцеву к ней домой, где пробыл до самого вечера. И лишь затем, пообещав обязательно вернуться через два часа, уехал на оговоренную еще накануне встречу с Седым. Как догадывался Рублевский – чтобы получить новое задание.

К вечеру погода окончательно испортилась. Шел обильный мокрый снег. Полковник Гайтанов неожиданно перезвонил, когда Рублевский уже находился в дороге, и сообщил, что будет ждать его в сером «опеле»-такси у сквера перед Никольским морским собором, напротив кафе с откровенно украденным у американских киношников названием популярного боевика – «Без лица».

Прибыв на место, Сергей запарковал джип у светофора, в пределах прямой видимости от стоящего на противоположной стороне улицы зеленоглазого такси, к которому, клюнув на спасительный огонек, за то короткое время, пока Рублевский пересекал проезжую часть, дважды подбегали испуганные плохой погодой потенциальные клиенты и, дважды получив неожиданный категоричный отказ, недовольно отправлялись на поиски другой машины.

Открыв переднюю пассажирскую дверь «опеля», Сергей сел на сиденье. Старенькая «вектра», за рулем которой сидел Седой, хрюкнула двигателем и сорвалась с места. Полковник молча протянул руку. Рублевский пожал ее, закурил. Спросил вовсе уж по-простому:

– Как дела, Алексей Ильич? Что нового?

– Все по-старому, – вздохнул Седой. – Как твой отпуск? Так рвался на свободу, о тропиках и райских уголках мечтал. А сам завис в Питере. Собственно, поэтому я и нарушил свое обещание. Выдернул тебя. Извиняйте, дядьку.

– Одному не хочется никуда ехать, – сказал Сергей.

– С каких это пор? – удивленно поднял брови Гайтанов.

– С недавних, – признался Рублевский.

– Стало быть, актриса твоя никак из театра вырваться не может, – кивнул полковник. – Понимаю.

– Все-то вы знаете, как я погляжу, – фыркнул Сергей.

– Не гоношись, – примирительно хмыкнул Алексей Ильич. – Никто тебя не пасет. Спи с кем хочешь, если службе не мешает. Дело, как говорится, личное. Просто сегодня днем тебя наши на Южном кладбище срисовали. На похоронах секре-тарши Невского. Со спутницей. Установили личность. Благо это было не трудно. Лиховцева как-никак звезда питерской сцены. Красивая дамочка, нечего сказать. Так что со вкусом у тебя, как всегда, полный порядок, майор. Кстати, кем она приходится покойной?

– Школьной подругой, – хмуро бросил Рублевский. – Они давно не виделись. Случайно встретились в пятницу, вечером. В картинной галерее, на выставке Рериха. Я был с Верой. Потом мы втроем поехали в казино. В общем… это я привез Аллу Монро домой. Тогда. Кто ж знал, что все так погано обернется.

– М-да, ситуация, – протянул полковник. – Догадываюсь, какое состояние сейчас у твоей актрисы. Только ведь все под Богом ходим, Сережа. Знаешь, как говорят – знал бы, где скользко, соломку подстелил. Каждого из нас где-то ждет свой кирпич. Упадет – не упадет, это уже как карта ляжет. Только вот пословицы – одно, а жизнь – другое. И на памяти моей еще никому не удавалось эту самую гребаную соломку вовремя разбросать. Согласен?

– Наверное, – уклончиво ответил Сергей.

– Ладно, в сторону лирику и философию. Давай ближе к делу. Есть заказ, Сережа. Серьезный. С самого верха. Не то чтобы сверхсрочный, как с Аграновичем, бог миловал, но времени на раскачку немного. Клиента, кровь из носа, нужно исполнить в течение недели. Семь суток. Таймер уже, считай, пущен. Утром в следующую пятницу объект должен быть ликвидирован.

– Где? – Рублевский выкинул окурок в окно. Вопросительно посмотрел на полковника.

– Здесь, в Питере.

– Сколько?

– Двадцать пять тысяч баксов. Ставки растут.

– Хорошо, – пожал плечами Сергей. – Кто счастливчик?

– Ты его знаешь. Он был сегодня на похоронах, – спокойно сообщил Гайтанов. Сунул правую руку под куртку, достал фотографию, протянул Рублевскому. Сергей взял снимок, развернул картинкой вверх и, глянув на будущую жертву, тихо выругался.

– Что-нибудь не так, Сережа? – с фальшивой заботой поинтересовался Алексей Ильич. – Или мне показалось?

– Все в порядке, – помолчав пару секунд, глухо сказал майор. Вернул снимок Гайтанову. Достал новую сигарету.

– Вот и славненько, – хитро прищурился Седой. – Можешь прямо сейчас приступать. Схема обеспечения обычная. Канал связи тот же. Андрюха Джинн в полном твоем распоряжении. Думаю, никаких сложностей с реализацией быть не должно. Мишень черезвычайно подвижная, никаких перестраховок, кроме бронированной машины и стандартных бодигардов. Но ведь мы не чеченцы, из «мухи» пулять не будем. Бесполезна она против такой тачки. Да и лишние жертвы ни к чему. В общем главное – выбрать удачное время и место. Трехпяти дней на подготовку вполне должно хватить. Вопросы, особые пожелания имеются?

– Никак нет, товарищ полковник.

– Тогда – желаю удачи, майор. Между прочим, с вас сто рублей. За такси. Ха-ха! – Заложив крутой вираж, Седой лихо развернул машину на перекрестке и поехал обратно к Никольскому собору.

Вечером, перед сном, заметив перемены в поведении Сергея, Вера спросила:

– Что-то случилось, да? Только не лги мне, пожалуйста. Я же не слепая. Ты какой-то странный вернулся.

– Ерунда. Просто очень не хочется расставаться. Мне нужно будет уехать, дней на десять.

– Куда, если не секрет? – Лиховцева крепко прижалась к Сергею, обхватив его сзади руками и по-кошачьи потеревшись щекой.

– В Белоруссию, – соврал майор, выдав первое, что пришло на ум. – Там… в общем, надо принять экзамен. По спецподготовке, – он вымученно улыбнулся. Получилось не очень убедительно.

– Ладно уж. Езжай, раз родина зовет, Джеймс Бонд ты мой ненаглядный.

Наутро Рублевский приступил к выполнению задания. И в первый же день убедился, что Седой, мягко говоря, оказался не прав, сообщив, что достать часто и много передвигающуюся по городу мишень для такого профи, как Сергей, будет делом элементарным. Служба безопасности Невского зря свой хлеб с маслом и красной икрой не ела. Передвигался хозяин «НВК-системы» действительно много, но делал это исключительно на бронированном лимузине, да так ловко, что достать его выстрелом из снайперской винтовки было практически нереально. Садился и выходил из машины Невский всякий раз исключительно вне зоны досягаемости – как правило, в гараже. За два дня – ни единой, даже теоретической возможности поражения цели. Из виллы – в офис. Из офиса – в ресторан на обед, там кортеж въезжал в закрытый глухой двор, к которому, по заверениям Джинна, не было подходов. Вечером – из офиса на виллу. Остановить кортеж, прикинувшись ментом, не получится – машины с россий-ским флагом на номерах, без указания региона, обладают иммунитетом от ГИБДД. К окнам объект не приближался. Гулять на территорию не выходил. Да и позиции удобной в непосредственной близости от виллы Рублевский так и не нашел. Вся прилегающая зона просматривалась десятками камер видеонаблюдения. В общем, учитывая сжатые сроки исполнения, по всем показателям мишень можно было отнести к первой категории сложности. Убедившись, что «на хромой козе» здесь не проехать, Сергей стал прокачивать в уме все теоретически возможные варианты, включая самые экзотические. Но на третий день наблюдений ему неожиданно повезло. Вместо того чтобы пообедать после работы в привычном уже итальянском ресторане в центре, хозяин «НВК-системы» вдруг поехал совсем в другое место – в корчму «У Михалыча», расположенную на юге мегаполиса, в парке Александрино, в одноэтажном здании бывшего велопроката. Фактически, парк представлял собой обычный кусок леса в застроенном в семидесятые годы спальном районе, этакую березовую рощу гектаров в сто, с прогулочными дорожками и редкими скамейками. Днем в хорошую погоду здесь было достаточно народа, но вечером – ни души. Разве что подвыпившие шумные компании молодежи, которых хлебом не корми, дай пошуметь, побить бутылки и найти на жопу приключений.

И вот по приезде в корчму Невский впервые за три дня вышел из броневика и открыто прошел добрые десять шагов до двери заведения. А часом позже, проделал этот же путь в обратном направлении. Поначалу Сергей справедливо решил, что данное событие – не более чем сбой в привычной схе-ме передвижений и распорядке дня олигарха. Однако на следующий день все повторилось – кортеж Невского ровно в семь часов вечера выехал с территории офиса на Крестовском острове и взял курс на юг. Мишень опять ужинала в корчме «У Михалыча». А это было уже серьезно. Стало быть, понравилась тамошняя кухня олигарху. Шанс, что завтра или, по крайней мере, в течение трех дней, оставшихся до окончания срока ликвидации, хозяин «НВК-системы» появится здесь снова, мгновенно взлетел до небес. Сергей понял – его час настал. Другой возможности поразить цель не будет. Все карты сейчас в его руках. Главная из них – козырной туз – подведенная под крышу, но пока представляющая собой голый бетонный скелет из стен и перекрытий, шестнадцатиэтажная высотка, взметнувшаяся в небо на окраине парка. В семистах тридцати метрах от корчмы. «Свечка» являлась единственной точкой, откуда можно было попробовать достать цель. Днем на стройке кипела работа, но вечером, после шести, все постепенно стихало и на огражденной сетчатым забором, ярко освещенной мощными прожекторами площадке оставался лишь сторож. Крепкий амбал в камуфляже, с газовым пистолетом и резиновой дубинкой, раз в час совершающий обход и возвращающийся обратно в вагончик смотреть телевизор и пить чай. Быстро сориентировавшись, Рублевский провел разведку – и на его лице впервые с начала операции появилась сдержанная улыбка профессионала: начиная с двенадцатого этажа и выше открывался идеальный вид на пятачок перед входом в корчму. Цель можно было поразить с первого выстрела. С отходом тоже никаких проблем. Скинув вниз веревку, при помощи карабина можно за считанные секунды спуститься вниз, сесть в поджидающую машину и скрыться. Без малейшего риска! Это был подарок судьбы.

На следующий вечер, едва на стройке стихла работа, Сергей с рюкзаком за плечами бесплотной тенью проник на территорию, поднялся на пятнадцатый этаж и занял позицию для стрельбы. Через сорок три минуты позвонил наблюдающий за офисом Джинн и сообщил – кортеж Влада Невского снова взял курс на корчму. Спустя еще двадцать минут, когда сопровождаемый охраной «БМВ» олигарха, миновав центр, свернул на проспект Ветеранов и проехал конечную станцию метро, следящий за кортежем Андрей окончательно подтвердил – мишень едет в корчму. Рублевский улыбнулся и припал глазом к лазерному прицелу снайперской винтовки.

Это произошло легко и быстро, как в военном учебнике по снайперской теории. Остановившаяся машина, открывшаяся дверь, силуэт появившейся мишени. Сергей прицелился точно в затылок и плавно, но решительно нажал на спусковой крючок. Голова Невского разлетелась на куски, обдав идущих рядом телохранителей кровавыми ошметками теплых мозгов. Ну вот и все. Финиш. Как там было в «Отелло»? Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Сергей положил винтовку, встал с подстилки из тончайшего отреза парашютной ткани, быстро, но без лишней суеты, подошел к обвязанной вокруг колонны бухте и сбросил моток веревки вниз. Убедился, что тот достиг земли, зацепил за веревку карабин. Развернувшись спиной, бесстрашно шагнул в пустоту и начал спуск. Через неполную минуту подошвы его кроссовок мягко коснулись влажной глинистой почвы. Отлично, как по нотам. Теперь – через забор, к машине. И – фактически все…

Два выстрела из пистолета с глушителем прозвучали неожиданно. Первая пуля попала Сергею в правое плечо, обездвижив руку, вторая – сзади в коленный сгиб, превратив сустав ноги в мешок с раздробленными костями. Рублевский вскрикнул от боли и рухнул, как подкошенный, крепко приложившись щекой о кучу с щебнем.

– Привет, ублюдок, – послышалось над самым ухом. – Как ты красиво купился. Сказка кончилась. Добро пожаловать в реальный мир.

Сергей повернул лицо, увидел стоящего рядом человека и сразу все понял. Убитый им только что «олигарх» не был Владом Невским!!! Это была подстава. Двойник. Кукла. Бычок для заклания. Догадываясь, что на него поступил заказ, бывший бандит придумал грандиозный спектакль. И в результате переиграл всех.

Сопротивляться было бесполезно. Сильные руки подхватили под мышки истекающего кровью, не имеющего возможности оказать какое-либо сопротивление Рублевского и поволокли к распахнутым сетчатым воротам, напротив которых притормозил черный бусик с плавно откатившейся в сторону боковой дверью. Двое крепких мужиков затолкали Сергея внутрь тут же сорвавшейся с места микрушки, связали лентой скотча, вкололи в раненую ногу промедол из оранжевой армейской аптечки, чтобы не корчился от боли и раньше времени не отбросил копыта, после чего достали из чемоданчика ампулу с розовой жидкостью и сделали еще один укол. Во второе бедро, от которого майору стало совсем хорошо, а страх неминуемой смерти исчез вовсе. Минуты через три один из пристально наблюдавших за киллером мужчин, в котором Сергей узнал начальника охраны Невского, спросил, хитро ухмыляясь и глядя в осоловевшие глаза Рублевского:

– Какие сигареты ты куришь?

– «Мальборо медиум», – признался Сергей.

– Когда последний раз трахался?

– Три дня назад.

– В детстве писался в постель?

– Конечно. Все писались, – весело ответил ликвидатор, крохотными, забитыми в далекие уголки мозга остатками сознания уже понимая, что его не будут пытать и мучить. Тратить время, заставляя выдать заказчика. Ему просто вкололи скополамин, так называемую сыворотку правды. Сейчас он сам все расскажет. После чего, даже если чудом останется жить, навсегда потеряет рассудок и превратится в овощ, в амебу, в инфузорию с тремя примитивными инстинктами – жрать, гадить и размножаться. Как просто. И как хорошо. Хочется смеяться и плакать одновременно. Странное состояние. Но – очень приятное. Вот что значит настоящая нирвана. Истинное счастье. А вообще они нормальные ребята, эти двое. И глаза у них добрые. Как у Веры…

Через час труп Рублевского с привязанными к ногам гантелями по двенадцать килограмм сбросили в небольшой, но глубокий карьер с мутной от глины серой водой, в стороне от Волхонского шоссе. Рядом с карьером, который предполагалось засыпать, уже стоял рыжий японский экскаватор. Еще спустя сутки при загадочных обстоятельствах исчез, не дойдя от магазина до дома, полковник ФСБ Гайтанов. Вечером того же дня Невский, уже имея на руках генетическое заключение лаборатории о том, что Егор – не его сын, совершенно точно знал, кто заказал его ликвидацию. И в очередной раз убедился, что интуиция его не обманула. Слишком уж непохож на себя обычного, слишком спокоен и сговорчив был Самарин в прошлую субботу, тем самым выдав свои гнусные намерения. Ибо не зря говорится в древнем заклинании: «Имеющий глаза – да увидит, имеющий уши – да услышит». Невский умел видеть и слышать. А еще – умел просчитывать действия врагов на два хода вперед. И это умение в очередной раз спасло ему жизнь.

Глава 8 МЫ С ТОБОЙ ОДНОЙ КРОВИ…

Часы показывали начало седьмого. Невский уже собирался уходить из офиса. Надел горчичного цвета пиджак в мелкую клетку, открыл окно, вытряхнул в мусорник полную окурков пепельницу, собрал в портплед некоторые деловые бумаги, над которыми планировал посидеть дома, в выходные, и уже направился к двери, когда был остановлен мурлыкающим голосом Лены.

– Владислав Александрович, – сообщила по внутренней связи новая секретарша Невского. – Вам звонят из Москвы. Господин Лившиц Зиновий Натанович. Адвокат. Финансово-промышленная группа «Золото России». Что мне ответить?

– Правду, – на лицо Рэмбо легла тень. – Соединяй.

Рэмбо ждал этого звонка. Он не сомневался – рвущиеся к власти в стране вурдалаки, несмотря на все их ультиматумы типа «кто не с нами, тот против нас», так сразу во враги не запишут и тем более не отвяжутся. Он им нужен позарез здесь, в Питере. В логове главного политического противника. На него большие столичные дяди сделали ставку. А значит, за первой беседой и приоткрытыми в расчете на сотрудничество козырными картами непременно последует вторая партия. Вторая часть марлезонского балета. И вот, кажется, начинается.

Бросив на кресло портплед и присев на край стола, Невский снял трубку.

– Вечер добрый, господин адвокат. Сколько лет, сколько зим.

– Мое приветствие, Владислав Александрович, – сладким голосом отозвался Лившиц. – Вот, ждал-ждал вашей реакции на мое предложение и, не вытерпев, решил побеспокоить сам. Все бы ничего, да драгоценное время уходит. А тайм, как любят выражаться янки, из мани. Впереди ждут великие дела. Вы обдумали наш… э-э… проект?

– Обдумал, – спокойно произнес Влад.

– И что решили? Будем двигаться дальше вместе, или… все остается по-прежнему?

– Не все так однозначно в этом мире, Зиновий Натанович, – сказал Рэмбо. – Нет чисто черного, нет чисто белого. Вопрос слишком серьезный. Требует скрупулезного уточнения деталей. Одной короткой встречи для принятия решения с далеко идущими последствиями явно недостаточно. Если вам предлагают купить дом, мало увидеть фотографию фасада и узнать цену. Хотелось бы пройтись по комнатам, оценить участок и тщательно осмотреть окрестности. А вдруг там с одной стороны плохие соседи, а с другой – вонючая свалка? А чуть дальше, за зеленым холмом, вообще кладбище. Могильник радиоактивных отходов.

– Полностью с вами согласен. И, признаюсь, мне положительно нравится то, что вы уже сказали, – по голосу юриста, даже не видя его лица, можно было понять что Лившиц улыбается. – В таком случае рад буду видеть вас в столице и показать план будущей новостройки. Хотя я бы сказал – будущего небоскреба. А также вместе заглянем за прилегающую территорию, на сто километров вокруг. Мы можем, не откладывая дело в долгий ящик, встретиться прямо завтра. С утра. И целиком посвятить день обсуждению деталей предстоящего сотрудничества. Прием на высшем уровне мы, разумеется, гарантируем. И даже готовы выслать за вами частный самолет. Скажем, к восьми часам утра. Как вам такое предложение, Владислав Александрович?

– Интересное предложение, – в тон Лившицу ответил Невский. – Особенно насчет самолета. Только, боюсь, завтра не получится, Зиновий Натанович. Как раз завтра утром из Москвы в Питер возвращаются моя бывшая супруга с сыном и господин Самарин. Я хотел бы сразу по прибытии обсудить с ними некоторые нюансы предстоящего развода и раздела бизнеса. Вы меня слышите? Алло… Алло!

– Владислав, извините, – в трубке после затянувшегося молчания наконец вновь раздался голос адвоката. – Я отвлекся. Но мне буквально только что доложили… Кое-что случилось… даже не знаю как вам сообщить…

– Что случилось? – по мгновенно напрягшейся спине Рэмбо пробежал неприятный холодок.

– Мой помощник сообщает, что на милицейской радиоволне буквально только что прошла информация. На съезде с Рублевского шоссе расстреляна из автоматов машина «мерседес», принадлежащая автопарку политической партии «Наша держава». Водитель и пассажир, бывший полковник КГБ Самарин Алексей Ильич, погибли. Это точно. Ошибка исключена. Ваш тесть мертв, – выдержав паузу, адвокат добавил: – А уж радоваться этому обстоятельству или наоборот, решать вам.

– А Света? Егорка? – внезапно севшим голосом спросил Невский, до хруста сжав пластмассовую телефонную трубку. Он машинально бросил взгляд на часы, почему-то сразу запомнив время – восемнадцать часов семнадцать минут.

– Милиция сообщает, что в машине нашли два тела. Ваша супруга и сын, я полагаю, остались в Жуковке. В купленном ими позавчера доме. Хороший дом, между прочим. Этакий маленький дворец, с башенками, флюгером, теннисным кортом, зимним садом и крытым бассейном. Я часто бываю в тех краях. Если не путаю, в этом доме раньше артист популярный жил, пока не переехал. Из новых, молодых. А вот как фамилия – запамятовал. То ли Безухов, то ли Безногов. Не помню.

– Я не знал, что они уже купили дом, – проглотив застрявший в горле ком, тихо сказал Влад. – Мы созванивались со Светкой только вчера. Она ничего не говорила.

– Неудивительно, учитывая состояние ваших отношений, – позволил себе озвучить мнение Лившиц. Вздохнул шумно и, подводя черту, сказал: —Видите, как оно вышло. Кто ж знал? Так что завтра утром они с мальчиком по любому вернутся. Да и вам надо приехать в Москву. Уже не на день, а на два или три как минимум. Заодно и время для встречи выкроим. Когда все уладите.

– Да, вы правы, – вынужден был признать Рэмбо. – Теперь – придется.

– Тогда я прямо сейчас распоряжусь. За вами вышлют самолет. Не «боинг», конечно, но птичка шустрая. На двенадцать мест. В восемь вылет. В десять утра я вас лично встречаю в Шереметьево.

– Спасибо, – буркнул Влад. – Я буду. – Он положил трубку, нервно достал сигарету, закурил, жадно глотая дым.

Потом схватил мобильник и торопливо набрал номер Светланы. Выждал десять длинных гудков.

Никто не брал трубку. Но на душе сразу стало как-то легче. Очень похоже на Светку. Она вечно бросает телефон где попало, оставляет в сумочке, в машине, часто вообще теряет. В этом она вся. Овца голимая. Корова с пятидесятым размером одежды. А ведь раньше Дюймовочкой ее называл. Такой худенькой и милой красавицей была, что от одного взгляда коленки подкашивались и в паху ныло. Куда все исчезло за семь последних лет? К черту! Даже вспоминать не хочется.

Невский бросил трубку на стол, стряхнул пепел, взглянул в окно, на голые, качающиеся от ветра, ветки березы. Слава богу, хоть живы, и она, и Егорка. Что касается сволочи Самарина – адвокат прав. Плакать о погибшем тесте Невский точно не станет. Так даже лучше. Лишний раз ломать голову и пачкать руки об эту нанявшую киллера бывшую комитетскую гниду уже не придется. Бог не фраер, все видит. И каждого одаряет и наказывает по делам его. Аминь.

Интересно, кто его все-таки уделал? Скорее всего свои, питерские. За что? У них, под кремлевскими звездами, свои расклады. Как пел Вилли Токарев: «За то, за что не должен знать никто». Финита ля комедия.

Докурив, Влад затушил сигарету, еще раз набрал номер жены. Снова длинные гудки. Матюгнувшись, Рэмбо отправил Светке SMS с просьбой перезвонить, как объявится, взял портплед и вышел из кабинета. Сообщил секретарше:

– Завтра меня не будет. Утром я срочно улетаю в Москву.

– Надолго? – поинтересовалась Лена.

– Пока неизвестно. Как получится. Дня на два-три. Мелочовка подождет. Если что-то очень срочное, я на телефоне. Пока.

– До свидания, Владислав Александрович! Кортеж Невского уже выезжал из города, когда зазвонил телефон. Вызывал начальник ГУВД Кириленко. Включив связь, Влад сразу бросил:

– Привет, Виктор Викторович. Про Москву я уже знаю. Не трудись.

– Как это ты, интересно, успел? Я сам только пять секунд назад трубку спецсвязи положил. Ладно, не суть. Когда ты вылетаешь? – на редкость требовательно осведомился полковник.

– Завтра утром. На частном самолете.

– Почему не сегодня? – в резко изменившемся, удивленном голосе Кириленко промелькнуло осуждение. – Регистрация на последний рейс до Москвы заканчивается через сорок три минуты. Если твой Шумахер поторопится, вполне успеешь. Тем более, с мигалкой.

– Куда успеешь? Зачем? В морг? – фыркнул Рэмбо. – На ночь глядя? Чего я там не видел?

– Нет, – откашлявшись, процедил начальник ГУВД. – В больницу.

– Что? В какую больницу?

– В клиническую. Если честно и по-мужски, я обалдеваю от твоего безразличия. После того что он испытал, ему важна каждая лишняя минута рядом с тобой. Каждая! А ты – утром… Впрочем, как знаешь. Я тебе не советчик. Дело личное.

– Стой!!! Кому? Кто испытал? – внутри Невского словно со звоном порвалась натянутая до предела струна, больно ударив в самое сердце и окатив его кровью.

– Конь в пальто! – вспылил полковник. – Твой сын! У него чудовищный стресс. И сквозное пулевое ранение в ногу. Другой отец сейчас Бога бы на коленях молил, «Отче наш» бухтел, как таблицу ум-ножения, что ребенок его чудом в живых остался, а ты… Мудак ты, Невский. – Захлебнувшись словами, Кириленко замолчал, лишь было слышно его тяжелое прерывистое дыхание.

– Викторыч, – нашел в себе силы вновь заговорить Невский. – Он… Егорка… что… был в машине вместе с Самариным?! Мне полчаса назад из Москвы звонили, сказали, что их в «мерсе» всего двое было, Самарин и водила!!! Менты по открытой волне сообщили!!!

– Какие менты?! Да такого просто быть не может! Кто тебе сказал такую глупость? – рявкнул Кириленко. – Каких полчаса назад?! Да ее изрешетили всего двадцать три минуты назад, в шесть тридцать! Это молния, я по спецсвязи узнал! Два свидетеля, муж с женой, мимо проезжавшие, точное время запомнили, когда эти липовые гаишники самаринскую тачку у шоссе остановили. Как раз новости по радио начались. Кто тебе сказал, что погибших двое?! Четверо их в машине было, четверо!!! Шофер, твой тесть, твоя жена и мальчишка. Его сразу трупом матери сверху накрыло, придавило к полу, поэтому чудом жив остался.

– Погоди, Викторыч, – упавшим голосом пробормотал Рэмбо. Опустил трубку, приказал водителю: – В аэропорт, Лысый. Очень быстро, – потом снова прижал мобильник к уху. – Ты слушаешь? Я еду в Пулково.

– Влад, это не шутки. Кто тебе сообщил о расстреле машины? – сухо, по-ментовски задал вопрос полковник.

– Так, тварь одна столичная, – Рэмбо уже все понял. Сжав челюсти, скрипнул зубами. Прикрыл веки. Сказал, чеканя каждое слово: – Ты спрашивал о времени? Было шесть семнадцать. Я тоже на часы посмотрел. Как специально. Сначала на стенные, потом на свой хронометр.

– Та-ак… – Кириленко шумно вздохнул. – Ты понимаешь, что это значит, Невский?

– Конечно, – ответил Влад. – Они просто уже знали, что объект выехал. И что с минуты на минуту его тормознут у въезда на Рублевку и кончат. Вот и протекли. Поторопились. Но они не знали, что в машине будут Светка и Егор. Их не должно было там быть…

– Все. Шутки кончились. Я звоню на Лубянку, – категорично перебил начальник ГУВД. – Самому! Понял?! И плевать я на все твои расклады хотел, ясно?! Олигарх, твою мать!

– Звони, Викторыч, – ответил Влад. – Звони. А я лечу. К сыну.