За моим окном какой-то старик наигрывает на расстроенном пианино песню «La Vie en rose»[14]. В этом районе он частенько играет то тут, то там, но я ни разу не видела, как он перетаскивает пианино. Звон и дребезжание, которые издает расстроенное пианино и которое сложно назвать музыкой, странно контрастируют с эмоционально тяжелыми и чрезмерно подробными описаниями в книге кораблекрушения, о котором я сейчас читаю.
Кто-то дважды стучит в дверь.
– Да просто толкни ее, – кричу я с кровати. – Замок еще не починили.
Я переворачиваю страницу, и тут дверь медленно открывается от легкого толчка. Я перевожу взгляд на вошедшего и замираю на пару мгновений, а затем резко подскакиваю:
– Извини, я думала, ты…
– Курт, – заканчивает Джош.
– Да, – шепчу я.
Мы глупо пялимся друг на друга.
О боже мой, он такой красивый! Судя по всему, Джош недавно принял душ и явно постарался выглядеть максимально круто. Мой любимый всегда носит привычную для любого американского подростка одежду, однако при одном взгляде на него становится понятно, что перед тобой человек творческий. Джош часто отдает предпочтение смелым сочетаниям в одежде, старательно подбирает обувь и ремни к на первый взгляд простым футболкам и джинсам. Он всегда расслаблен, а облик его – стильно небрежен. Кажется, будто Джош не тратит много времени на одежду, но на самом деле он никогда не наденет то, что первым подвернется под руку.
– Как ты узнал, что я живу здесь? – наконец спрашиваю я.
– Однажды, пока ждал лифт, увидел, что ты заходишь в эту комнату. Это привлекло мое внимание, потому что… Знаешь, эта комната была моей.
Джош оглядывается. Должно быть, происходящее кажется ему странным.
Это кажется странным мне.
На кровати, накрытой пледом с картой Манхэттена, валяются мягкие подушки. Помимо стандартной мебели я впихнула в комнату узкий антикварный шкафчик, в котором теперь держу книги всех мастей – романы, научно-популярную литературу, комиксы. На столике у кровати стоит лампа на изогнутой ножке, а на окнах висят кружевные занавески. Вместо постеров я развесила по стенам на специальных держателях шарфики и украшения. В шкаф не влезла вся моя одежда, поэтому я поставила еще и комод под казенные школьные полки. Стену, у которой располагаются крохотная раковина и такая же кукольная душевая, украшают полочки со средствами для ванной и душа. На столе разложены стопки учебников и тетрадей, а ручки, карандаши и маркеры, как букеты, стоят в ярких стаканчиках.
– Знаю, что эта комната была твоей… – признаюсь я.
– Почему ничего не сказала? – Джош вопросительно приподнимает темные брови.
Я пожимаю плечами, но он просто кивает, словно все понимает. И я думаю, так оно и есть. Он нервным движением засовывает руки в карманы.
– Ты все еще стоишь в коридоре. – Я качаю головой. – Входи.
Он заходит, и дверь за ним захлопывается.
– Осторожно! – Я беру учебник и засовываю его под дверь, чтобы та не закрывалась. – Ты же знаешь, что Нейт ввел новые правила.
Я чувствую себя идиоткой.
Но Джош выглядит озадаченным, и я понимаю, что он ничего не знает, потому что пропустил речь Нейта, поэтому я быстро ввожу его в курс дела.
– Мне не нужны проблемы, – добавляю я. – Потому что Нейт может запретить Курту приходить в мою комнату, нас и так уже поймали один раз.
Это произошло на второй день, во время проверки комнат. Мы отделались предупреждением, но после этого большую часть вечеров проводили в «Домике на дереве», нашем секретном убежище через реку.
– Да. Конечно. – Джош потирает шею.
Он хочет уйти!
Я начинаю паниковать. Не знаю, зачем он пришел, но уверена, что у меня разобьется сердце, если он просто возьмет и уйдет. Я машу в сторону стула. Джош принимает приглашение. Я же опускаюсь на краешек кровати, еле сдерживая вздох облегчения, нервным жестом разглаживая складки на юбке, и принимаюсь внимательно рассматривать накрашенные коралловым лаком ногти на ногах.
– Она преобразилась, – наконец говорит Джошуа. – Комната, я хочу сказать. Когда я тут жил, тут всегда был такой бардак.
Я убираю непослушную прядь за ухо, но она снова выскакивает, опускаясь мне на лицо.
– Спасибо. – Я поднимаю взгляд, заставляя себя посмотреть в глаза любимого. В его удивительные глаза орехового цвета. Живот крутит от волнения. – Моя мама занимается оформлением витрин. Она всегда говорит, что даже небольшие помещения могут быть красивыми.
– Сложно найти комнату меньше этой.
– Уверена, ты не раз видел праздничные витрины в супермаркетах, на которые сбегается посмотреть вся округа. Мама оформляет такие в «Bergdorf Goodman»[15].
– Круто! – с восторгом говорит Джош и подается вперед. – Твоя мама француженка, верно?
Мое сердце начинает биться чаще, как и всегда, когда он что-то вспоминает обо мне.
– Да. Сначала она работала здесь, во Франции, но потом переехала, потому что в Америке ей предложили лучшие условия. Там она познакомилась с моим папой и… осталась.
Джош улыбается:
– Ничего себе.
– А как познакомились твои родители? – спрашиваю я, и мне действительно интересно.
– В юридической школе. В Йеле. Скучная история, – пожимает Джош плечами.
– Уверена, им она не кажется скучной, – смеюсь я.
Он тоже смеется в ответ, но моя улыбка быстро испаряется.
– Где ты пропадал на этой неделе? – спрашиваю я. – Ты заболел?
– Нет. Я в порядке. – Джошуа снова выпрямляется, и выражение его лица становится непроницаемым. – Это из-за Суккота[16].
Су… что?
– Что, прости? – Я и правда ничего не поняла.
– Это еврейский праздник, – поясняет Джош.
Румянец стыда тут же заливает мое лицо. Ох ты боже мой!
– Меня освободили от уроков до следующего четверга, – продолжает он.
Я судорожно пытаюсь вспомнить все, что мне известно об этом празднике и том, как его отмечают в Нью-Йорке, но в моей голове пусто. Суккот… Разве на этот праздник берут отгулы? Ни разу не слышала. Когда я хмурюсь, Джош оживляется. Кажется, в его глазах отражается… что-то похожее на надежду. А затем он качает головой, будто я задала какой-то вопрос:
– Нет. Многие американские евреи не отдыхают в эти дни. Или берут отгулы всего на два дня.
– А тебя отпустили на целую неделю?
– Да, и к тому же в прошлую пятницу, хотя Йом-Кипур[17] начался после заката. И за день до Суккота.
– Но… почему?
Джош наклоняется вперед:
– Знаешь, ты первая, кого это заинтересовало.
Не знаю, что больше меня ошеломило: его обман или то, что он меня выделил. Я смеюсь, но даже мне этот смех кажется неестественным.
– И на какие еще праздники ты планируешь так отпрашиваться?
– На все, – улыбается Джош улыбается.
– И ты думаешь, тебе это сойдет с рук?! – восклицаю я.
– Ну, в прошлом-то году сошло, – хмыкает Джош. – Я единственный иудей в школе, и преподавателям неловко ставить под сомнение важность религиозных обрядов.
– Ты попадешь в ад. – Я смеюсь, но в этот раз искренне.
– Тогда хорошо, что я в него не верю, – легко парирует Джош.
– Точно. Ох уж мне вся эта еврейская фигня, – подхватываю я легкий тон беседы.
– Скорее уж атеистическая фигня. – Джош замечает мое удивление и подмигивает: – Только не передавай мои высказывания прессе. Папе нельзя терять голоса евреев. – Он закатывает глаза в притворном ужасе.
– Твой папа тоже не придерживается иудейских традиций? – с интересом спрашиваю я.
– Да нет, он как раз придерживается. И мама тоже. Они, как «истинные» верующие, посещают синагогу дважды в год. Но когда дело касается политики и СМИ, лучше всегда быть настороже.
Судя по тону Джошуа, он повторил слова, которые слышал от родителей, как минимум, тысячу раз.
Я замолкаю, а потом решаю сменить тему разговора.
– Слышала, твой отец хочет вновь баллотироваться в этом году. Должно быть, это странно.
– Не особо. В нашем доме всегда есть кто-нибудь, кто нуждается в агитации. Это беспокоит не больше занозы в пальце.
Я ожидала такой реакции. Мне всегда казалось, что его темная сторона – та, что пренебрегает правилами и манипулирует системой, та, что нашла свое выражение в мрачной татуировке на руке, – как-то связана с родителями. Но я знаю, что об этом расспрашивать не стоит. С Куртом я научилась терпению, и теперь знаю: если ты хочешь, чтобы кто-то раскрыл тебе свою душу, приготовься проявить терпение. А еще я мастерски научилась менять тему разговора.
– Кстати, – начинаю я, – ты так и не сказал, почему пришел. Ты… просто проходил мимо? Хотел похвастаться, что тебя отпустили с уроков на целую неделю?
– О-о… Мм… точно. – Джош смеется и выглядывает в окно. – Просто хотел узнать, не хочешь ли ты прогуляться.
Черт побери!
– Я иду в «Album», – продолжает Джош, имея в виду один из ближайших магазинов комиксов. – А так как мы однажды говорили про Сфара, я подумал, что ты, возможно, захочешь присоединиться. Если, конечно, ты не занята.
Ох!
Мое сердце стучит так часто, будто его ритм выбивает сумасшедший барабанщик. Что же ты делаешь со мной, Джош?! Оказывается, я все еще сжимаю в руке книгу о кораблекрушении. Я осторожно откладываю ее в сторону и стараюсь незаметно вытереть вспотевшие ладошки.
– Конечно, – осторожно отвечаю я. – Правда, я обещала Курту встретиться с ним через два часа за ужином. Но ничего страшного…
При упоминании о Курте Джош слегка морщится. Следом морщусь и я. Но потом он наклоняется вперед и хватает мою книгу, будто только и ждал этой возможности. Джош читает аннотацию на задней стороне обложки, а потом поднимает книгу, изогнув бровь.
– Мне нравятся приключенческие истории. Особенно если речь идет о какой-нибудь катастрофе.
Выражение его лица не меняется.
– Я читаю только те, что со счастливым концом. – Я смеюсь.
Джош показывает на мои полки:
– Ты много читаешь.
– Это безопаснее, чем отправиться в настоящее приключение.
– Возможно. – Теперь смеется он.
Ну вот, я призналась в трусости своему любимому человеку. В смущении я вскакиваю на ноги.
– Раз уж речь зашла о приключении… – бормочу я.
Под пристальным взглядом Джошуа я достаю босоножки на платформе. Но когда я поворачиваюсь, чтобы улыбнуться парню, то замечаю, как он переводит взгляд с моих бедер на потолок. Он закрывает глаза, словно ругая себя. Мой пульс ускоряется, но я делаю вид, будто ничего не заметила, и дрожащими руками надеваю босоножки.
– Готов? – спрашиваю я наконец.
Джош кивает, стараясь не смотреть мне в глаза. Я хватаю сумочку, и мы направляемся к двери. Джошуа достает учебник, пинает его ногой в дальний угол и закрывает за нами дверь.
Она распахивается.
Он снова ее захлопывает.
Она снова распахивается.
Тогда за дело берусь я, захлопываю непослушную дверь и что есть силы надавливаю на ручку. Какое-то время мы смотрим на дверь, но она больше не открывается.
– Извини. У меня отстойная дверь, – говоря я наконец.
– Хм… вообще-то это я должен извиняться. – Джош снова прячет руки в карманы. Его плечи почти касаются ушей, пока мы идем к выходу. – Это я виноват в том, что у тебя такая дверь.
– Правда? – По какой-то неведомой причине это радует меня. – Что ты сделал?
– Ну… я пнул ее. – Он выжидательно смотрит на меня.
– Специально?
– Да, – нехотя сознается Джош.
– Ты злился? – Мне действительно интересно.
– Нет. – Джошуа морщится. – Причина была дурацкой.
– О, прекрати, – настаиваю я. – Ты не можешь держать меня в неведении.
Джош стонет:
– Ладно. Прошлой зимой я пнул по замку, чтобы моя бывшая девушка – в то время она еще не была бывшей – могла приходить и уходить в любое время. И опережая твой вопрос: да, я пробовал сделать копию ключа.
– Это… очень изобретательно. – Я стараюсь не рассмеяться, но у меня не получается. – Мы с Куртом просто обмениваемся ключами. Иногда я забываю забрать свой и не могу попасть в комнату. Ну… раньше так было. Как ни странно, но в этом году у меня не возникло такой проблемы.
Джошуа фыркает, открывая для меня входную дверь.
– Ого, ты решил отрыть дверь руками, – говорю я. – Новаторский подход.
От этих слов парень вздрагивает и смотрит на свою правую руку. Ему больно. Моя улыбка тут же исчезает.
– Ты в порядке? – встревоженно спрашиваю я.
– Ерунда. – Но, похоже, на моем лице отражается недоверие, потому что Джош смеется: – Серьезно, я в порядке. Рисовал больше обычного…
– Много свободного времени?
– Именно. – Он улыбается. – Всего лишь небольшое воспаление сухожилий кисти.
– Воспаление сухожилий? Разве этим страдают не одни старики?
Джош нарочито тревожно оглядывается и начинает говорить тише:
– Ты умеешь хранить секреты? Ты должна пообещать, что никому не скажешь, хорошо?
– Хорошо… – соглашаюсь я, тоже невольно переходя на шепот.
– На самом деле мне восемьдесят семь лет, – шипит Джош. – У меня ужасно болят руки, но кожа по-прежнему как у юноши…
Я что есть силы хохочу.
– Тогда тебя должны изучать ученые, – говорю я, отсмеявшись.
– А как ты думаешь, зачем я приехал во Францию? – попрежнему заговорщицки шепчет Джош. – Здесь же самые крутые дерматологические университеты!
У него такое серьезное лицо, что я начинаю смеяться еще сильнее. И Джош заражается моим смехом и тоже начинает широко улыбаться.
Мы переходим узкую улочку. Я замечаю, что мы идем шаг в шаг, несмотря на разницу в росте. Я любуюсь его худощавым и подтянутым телом, мне хочется прикоснуться к его длинным, нервным пальцам. Хочется уткнуться в его красиво очерченную шею.
Но Джош слишком сосредоточен на мостовой.
Между нами что-то происходит. Может, это зарождается дружба? Или что-то большее? Или я просто принимаю желаемое за действительное? Хотя после того, что случилось на прошлой неделе, мне должно быть стыдно думать о таких вещах. Но на самом деле я и не думаю. Я просто надеюсь. Говорят, люди меняются, но… я никогда особо не верила в это. Может, Джош изменит свое отношение к Курту. Может, я неправильно поняла его реакцию. Или существует еще какая-то веская причина, из-за которой он хотел сбежать от Курта. Наверное, существует…
– Так над чем ты работаешь? – спрашиваю я.
– О черт! – Джош потирает шею. Кажется, он всегда так делает, когда чувствует беспокойство. – Мне каждый раз неловко об этом рассказывать.
– Что это? Обещаю, что не буду смеяться.
– Это ты сейчас так говоришь. – Джош корчит гримасу и переводит взгляд на припаркованные вдоль дороги велосипеды и скутеры. – Я рисую комиксы о своей жизни в школе. Скорее, графические мемуары. Боюсь, по-другому никак не выразиться, хотя и это звучит чересчур пафосно. К сожалению…
Так это правда.
– И сколько ты уже нарисовал? – Я не могу сдержать любопытство.
– Хм… около трех сотен страниц. Это на текущий момент.
Я в прямом смысле слова открываю рот от удивления.
– Я очень люблю себя, – пожимает плечами Джош.
– Не шути над своей работой. – Я трясу головой. – Это же невероятно. Я никогда не делала чего-то подобного.
– Ну, я тоже пока не закончил. Впереди еще один учебный год, – говорит Джошуа, словно оправдываясь за собственную медлительность.
Нам открывается вид на белоснежный купол Пантеона, сияющий в солнечном свете, как маяк. Мы живем на левом берегу Сены, в нижней части Латинского квартала, прямо на границе жилого района. Здесь красиво и спокойно по вечерам, однако днем бывает шумно, потому что в районе кроме нашей находится еще несколько школ. Зато на закате просто фильмы можно снимать. Иногда я забываю о том, как же мне на самом деле повезло в жизни – не каждому удается пожить в таком прекрасном месте.
– Тебе всегда нравилось рисовать? В смысле, многим детям нравится рисовать, но потом родители уговаривают их заняться чем-то посерьезнее. – Я перевожу взгляд на парня. – Но ты все равно рисовал, да?
– Все время. – Джош наконец смотрит на меня с озорным блеском в глазах. Он показывает на мой кулон: – Так почему же ты носишь этот кулон?
Я останавливаюсь:
– Переверни его.
– Что? – Джош явно растерян.
Я улыбаюсь и протягиваю ему кулон. Джош берет компас, поворачивает его и читает гравировку, сначала про себя, а потом вслух. Его голос глубокий, ясный, но тихий.
– «Айла. Желаю всегда находить правильный путь. С любовью, Курт».
– Это единственный сентиментальный подарок от него, – вздыхая, говорю я. – Уверена, ему помогала выбирать мама, но это не важно. У Курта пунктик по поводу карт, ориентировки на местности, выстраивания оптимального маршрута… Но мне нравится, что у этих слов есть и другой смысл.
Джош возвращает мне медальон.
– Он красивый, – тихо говорит он.
Пока мы пересекаем улицу Сен-Жак, Джош над чем-то усиленно размышляет. Возможно, он изменит свое отношение к Курту. Надо будет как-то поговорить с ним на эту тему. Осталось только выбрать подходящее время. Неподалеку оглушительно воет сирена, и говорить становится сложно. Поэтому, когда мы наконец-то входим в оживленный торговый район, я чувствую облегчение.
«Album» – сеть магазинов комиксов, и на этом перекрестке их сразу два. В одном продаются американские комиксы и статуэтки супергероев. А во втором – франко-бельгийские графические романы, которые называются les BD или les bandes dessinées.
Европейские комиксы отличаются от своих американских собратьев. Они издаются в твердой глянцевой обложке и значительно толще. В каждой книге печатают сразу несколько рассказов, и поэтому они популярнее. Во Франции невероятно много магазинов комиксов, и в них часто можно увидеть не только подростков, но и солидных бизнесменов и шикарно разодетых женщин.
Мы с Джошуа, не сговариваясь, отправляемся в магазин с les BD. Нас приветствует божественный запах свежеотпечатанных страниц, а из-за стойки машет улыбчивый парень с подстриженной бородкой. Я киваю в ответ.
– Айла.
Я вздрагиваю, услышав свое имя из уст Джошуа. Кода я поворачиваюсь к парню, он поднимает книгу с края первого стола. Естественно, это новинка от Сфара. Я беру ее, открываю и слышу восхитительный треск корешка, который гнется впервые. Меня несказанно радует, что это еще одна из фэнтезийных историй: лишь пролистав книгу, я вижу дремучие леса, ужасных монстров, блеск рыцарских мечей, надменных королей и прекрасных дам, готовых всем пожертвовать ради своей единственной любви. Вот он, дух приключений и дальних странствий!
– Берешь? – спрашивает Джош.
– Да. – Я широко улыбаюсь.
Лицо Джошуа светится счастьем, однако буквально через секунду выражение его лица становится грустным, и парень быстро отворачивается. Я, естественно, начинаю беспокоиться. Мне хочется знать, что произошло, но по всему видно, что лучше не спрашивать. Тем более что через несколько мгновений Джош вновь поворачивается ко мне и, словно что-то для себя решив, выпаливает:
– Твоему парню нравятся комиксы?
В первый момент мне показалось, что он шутит. Что он в шутку так назвал Курта. Но Джош с самым серьезным видом ожидает ответа, и это приводит меня в замешательство.
Я сглатываю:
– Что, прости?
– Извини. – Джошуа хмурится и переводит взгляд на витрину с новинками. – Не знаю, почему этот вопрос прозвучал так грубо…
Мое сердце колотится в груди, пока я медленно выговариваю:
– Курт… не мой… парень.
Джош замирает на несколько секунд, сверля взглядом переиздание «Тинтина»[18].
– Нет?
– Нет. – И через секунду твердо повторяю – Нет.
– Но… вы всегда вместе. И так близки, – продолжает выпытывать Джошуа.
– Да, мы близки, как лучшие друзья. Скорее даже как брат с сестрой. Но точно не как парень и девушка.
– Но… этот кулон. А еще вы обмениваетесь ключами…
– Потому что мы друзья, которые тусуются вместе.
Его уши становятся ярко-алыми.
– Так… вы никогда не ходили на свидание? – мямлит он.
– Нет! Я знаю его с тех пор, когда мы еще подгузники носили. – Я потрясена. – Поверить не могу, что ты решил, будто мы встречаемся. И как долго ты так думал?
– Я… Я все время так думал.
Меня охватывает самая настоящая паника. Такого сильного страха я еще ни разу не испытывала.
– «Все время» – это в этом году или «все время» с тех самых пор, как Курт начал тут учиться?
– С тех пор, как Курт начал тут учиться, – говорит Джош, с трудом проглотив ком в горле.
– Неужели все вокруг тоже думают, что мы парочка?
Я слышала, как наши одноклассники шутили по этому поводу, но никогда не воспринимала их слова всерьез.
– Не знаю. – Джош трясет головой, но потом говорит: – Наверное…
– О господи!
Мне трудно дышать.
Джошуа начинает странно смеяться. Почти истерично. Но быстро замолкает.
– Так ты с кем-нибудь встречаешься? С кем-то другим? – не отступает он.
– Нет, – просто отвечаю я. – Ни с кем с прошлого года.
– Круто. – Он быстро стучит пальцами по стопке с экземплярами «Тинтина», стараясь скрыть свою радость.
– А ты? Ты с кем-нибудь встречаешься? – спрашиваю я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.
– Нет, – смеется он. – Ни с кем с прошлого года.
Мне хочется кричать от радости. Оказывается, я нравлюсь ему, но он думал, что не может нравиться мне. Происходящее кажется мне чем-то невероятным. Я надеялась, что у Джошуа есть ко мне какие-то чувства, но сложно поверить, что мои мечты оказались правдой. Разве возможно, что человек, который мне нравится вот уже три года, тоже симпатизирует мне? Такое чудо не может случиться в реальной жизни. Джош, похоже, тоже в замешательстве. Он пытается что-то сказать, но его взгляд падает на книгу Сфара.
– Может, посмотрим что-нибудь еще? Пойдем? – Он меняет тему беседы.
– Нет. – Я обнимаю книгу обеими руками. – Это именно то, чего мне хотелось.