— Так не подъемная ты была. Я тебя целый день разбудить пробовал, разве что не целовал только, а ты все как та царевна, непробудна. Хорошо хоть дышала.
— Взял бы и поцеловал.
Буркнула я от обиды, что мной пренебрегли даже ради такого важного дела как спасение царства — государства, но буркнула тихо, дабы не услышали. Кощей и не услышал, или сделал вид, что не услышал.
— Ладно, уходи и дай мне привести себя в порядок, — сменила я тему.
Кощей вышел с недовольным видом, словно не верил в то, что я тут же не завалюсь спать дальше, а я, как только за ним закрылась дверь, принялась за предметные поиски местных удобств, в виде ночного горшка и таза с водой для умывания ну или как тут у них все устроено. Первым делом я нашла свою одежду и разразилась горячим потоком благодарностей в адрес таинственной благодетельницы, которая за то время, что я находилась в царстве морфея, мою одежку не только постирала, но даже и погладила, ну или не знаю, как они тут борются со складками на одежде. Чистая одежда это все‑таки ни с чем не сравнимое удовольствие. Затем я нашла остальное. Итак, приведя себя в относительный порядок, насколько это было возможно в текущих условиях, я вышла из палат каменных (теперь хоть знаю что это такое) к ожидающему меня начальству.
— Слушай, Кощей, а если как ты говоришь наши миры между собой тесно связаны, так что люди туда сюда могут перемещаться, а вы с отцом так и вообще свободно ходите, почему вы тут не внедрили такую замечательную вещь как система водоснабжения и канализации?
Нет, вы не подумайте, мой вопрос вовсе не был тактической хитростью, призванной сменить тему и вывести меня из под огня противника. Просто мои мысли действительно были заняты сейчас именно этим, что было вполне объяснимо, так как я только что закончила такую вещь, как утренний туалет, настолько неизменное и неизбежное явление, что в какой бы реальности, мире или времени вы не оказались и в какое бы время суток или в каком бы месте вы не проснулись, необходимость его свершения встает перед вами во всей своей красе, разве что сам ритуал может в незначительной степени варьироваться, но не отменятся. Кроме того, как я помнила из детских книжек и мультиков про грозных Мойдодыров, умываться по утрам должны не только люди, но и всякие крокодилы.
— А с чего это тебя вдруг это заинтересовало? — заподозрил меня не пойми в чем Кощей.
— Так меня этот вопрос давно интересует.
— А чего только сейчас спросила?
— А раньше повода не было, не за совместным же чаепитием такие вопросы обсуждать. Я может и Яга, но выпускница института, как ни как, знаю что есть не комильфо.
Видимо и мой собеседник пришел к такому же выводу, потому что вздохнул в знак согласия.
— Нежелательно. Нежелательно привносить в один мир из другого технологии и нововведения, чуждые и чужеродные, это может еще сильнее пошатнуть равновесие и в итоге привести к непрогнозируемым последствиям. Да и сложно это сделать. Свободно‑то перемещаться между мирами можно, когда нет такого стабилизирующего фактора как Баба — Яга. Нет Бабы — Яги, миры соприкасаются теснее и даже начинают взаимопроникновение. А если Баба — Яга есть, даже временно исполняющая обязанности, то и проходы закрыты и ходить туда сюда могут только папа мой, я, Василиса, ну еще парочка всяких, да и то на это такие силы тратить приходится. А без ущерба для себя вообще только мой отец может гулять, ну так у него и возраст внушительный и чародей он сильный, а из иностранцев наверное Мерлин, но ему вроде пока как не надо. Да и отец по большей части тоже у вас сидит, без особого повода тут не появляется. Так что не так то просто сюда все эти трубы доставить, чертежи, специалистов перетащить, а из местных пока никто не может так как не доросли еще до такого, да и вообще не факт что дорастут, вполне может быть по другому данный вопрос решат. Потому как самобытность присуща любому живому организму.
— Короче говоря, не светят мне блага цивилизации в ближайшее время, — резюмировала я страстный спич.
— Ну, если коротко, то да.
— Надеюсь, хоть завтраком‑то покормят?
— После такого обеда ты все еще хочешь завтракать?
— Завтракать я хочу всегда, думаю в этом основная причина отсутствия у меня осиной талии, — призналась я в своей слабости и направила стопы прямо.
Завтрак был скромным даже по моим меркам и весьма диетическим. То ли их напугала моя прожорливость и они решили экономить, то ли побоялись, что я опять впаду в спячку на три дня и хотели таким образом от нас избавиться, что им впрочем удалось, потому что сразу после завтрака мы вылетели в служебный замок Кощея, который он, по его собственным словам, всегда использовал для своих операций, в результате чего бедный замок регулярно горел, взрывался, тонул и разрушался любыми другими способами. По словам Кощея на фоне рушащегося замка злодея спаситель и спасенная быстрее проникались друг к другу чувствами и скрепляли их весьма романтичным поцелуем, что в этаком апокалиптическом антураже было красивым аж до слез. На мой предвзятый взгляд Кощей был любителем Голливудских боевиков и фильмов — катастроф, которым и подражал, но коль скоро всего у него работало, то не мне лезть в это дело со своим самоваром. А посему я упорно боролась со ступой и метлой, пытаясь доставить нас в пункт назначения, и занятая этой борьбой, как‑то не задала себя таких вполне закономерных вопросов как:
— Каким образом Серый волк узнал о моем временном отсутствии?
— Если от Кощея, то каким образом они поддерживают связь и почему не сказали об этом мне?
— Зачем Кощей дожидался меня, а не провел вторую встречу с царевичем сам?
— Зачем я вообще ему нужна на данном практическом этапе операции, если вся моя роль сводиться к роли таксиста?
— ???
Вообще умные люди задают такие вопросы перед тем как соглашаться на какие‑либо предложения, но я в эту славную категорию не входила даже в бытность мою секретарем и с новой должностью ума не прибавилось. А посему мы в молчании продолжали полет к обители злодея. В молчании не потому, что затаили друг на друга обиду, а просто потому что разговаривать при таких условиях было не удобно, чтобы услышать друг друга приходилось кричать, да еще в рот постоянно что‑то норовило залететь. Хоть ступа и не скоростной истребитель новейшей модели, но 40 км/час развивала, а стеклянной кабины здесь не было. Впрочем, по сравнению с Горынычем это мы сейчас первым классом летели.
Замок показался на горизонте к вечеру. Кощей его очень грамотно расположил, и не в шаговой доступности, чтобы любой молодец сумел почувствовать себя героем, добираясь до замка, но и не в непроходимых дебрях на краю мира, чтобы трудности слишком долгого путешествия не перевесили радости от ожидаемой в конце пути награды. Стратег.
Как только мы оказались внутри этой цитадели зла, Кощей направился приводить себя в соответствующий вид, а меня оставил осматриваться, хотя не то, чтобы тут было на что посмотреть. Сам замок представлял собой этакое мрачное черное каменное строение, по которому гуляли сквозняки и гулкое эхо. Высокие стены, единственным украшением которых были закреплённые в железных кольцах факелы, черный от следов постоянного сжигания потолок, оконные проемы в два человеческих роста, без стекол, в которые можно спокойно въехать верхом и непонятно зачем нужные обитые железом двери, а еще стоящий возле дальней стены массивный и даже на вид жутко неудобный трон, словно весь состоящий из острых углов и острых выступов. В общем и целом довольно злодейский антураж, создающий довольно мрачную атмосферу и пробуждающий не самые лучшие чувства к хозяину этого всего. Претензий сей шедевр дизайнерского замысла не вызывал, недоумение вызывала уверенность забредающих сюда героев в том, что злодеи должны жить именно так и никак иначе. Во всяком случае, я не слышала от Кощея историй о том, что кто‑либо выказал удивление его жилищем и проникся к нему сочувствием ввиду неприемлемых жилищных условий. Оценив все это великолепие, я подошла к одному из окон, за которым бушевало море, и стала ждать. Ждать впрочем пришлось недолго. Через пару минут во всем своем сценическом великолепии явился главный злодей и похититель невинных девиц. Был он одет в железные доспехи, железные сапоги, железную корону, лицо его отливало нежно — салатовой зеленью, а зубы были темно — желтого цвета. И весь он так гармонично вписывался в обстановку, что, только начав испытывать головокружение, я поняла, что перестала дышать. Добил меня злодейский смех, которым сие явление разразилось при виде моей реакции. Смех отразился от стен, поднялся к потолку и оттуда упал мне на голову подобно молоту. Я поняла, что долго моя психика подобного не выдержит, она у меня фильмами ужасов не тренирована, страшными историями не закаленная, и, сделав неопределенный знак рукой, я бочком вышла в сад колючек, окружающий замок, чтобы там дождаться окончания второго действия. Пока я доставала из своей походной сумы яблочко с тарелочкой, пока удобнее устраивалась, Серый волк уже затормозил у ворот замка и в очередной раз попытался уговорить царевича действовать тихой сапой, но царевич оказался крепким орешком и на провокацию не поддался. Яблочко показало мне его ровно в том момент, когда он уверенно и гордо входил в так постыдно оставленный мной зал.
— Здравствуй Кощей Бессмертный.
Царевич даже не вздрогнул при виде хозяина, чем вызвал мое восхищение, впервые, между прочим, за все время нашего заочного знакомства.
— Зачем пожаловал? — проскрежетал Кощей, согласно амплуа не опускаясь до обычной вежливости.
— Есть у меня любимый батюшка. Да заболел он сильно и узнали мы, что у царя Дормидонта яблочки есть молодильные, — по лбу Кощея красной строкой бежал вопрос, причем здесь я, но царевич его то ли не видел, то ли просто игнорировал. — Попросил я у царя Дормидонта хоть одно яблочко для батюшки. А царь Дормидонт пообещал, что даст мне яблочки, если я ему коня златогривого приведу. У коня того грива что золото, шерсть что серебро, скачет он быстрее ветра, никому его не догнать. И стоит тот конь в твоих конюшнях. Прошу тебя, отдай меня коня, царь Кощей, помоги царя батюшку спасти.
Вот кстати этот конь мне с самого начала казался лишним и вообще слабым звеном в нашем плане. Еще когда Кощей только делился со мной своей задумкой, я ему сразу предложила, чтобы Дормидонт потребовал у царевича красну — девицу ему привести. И время бы сэкономили и от лишней головной боли избавились. Но Кощей заявил, что это противоречит традициям и что каждый уважающий себя герой должен пройти не менее трех испытаний. Я была уверена, что мы можем обойтись и не уважающим себя героем, но увы, мои доводы проигнорировали и конь был включен в список. Правда на роль коня была выбрана кобыла, но видимо такие мелочи вообще никого здесь не интересуют. Кроме того кобыла была выбрана, что называется моя служебная: Сивка — Бурка. Та самая, что большую часть времени жила у меня на заднем дворе в здании, которое я условно именовала конюшней. Я вообще‑то мало с ней пересекалась. Ухаживали за ней мои помощники, а по назначению я ей только один раз и воспользовалась, причем чувствовала я себя при этом как трубочист посягнувший на особу королевской крови. И вот эту высокомерную лошадь по настоянию бессмертного стратега мне пришлось уговаривать на участие в сем предприятии. Вы когда‑нибудь уговаривали лошадь сделать что‑то, в необходимости чего не были уверены сами? Но видимо мне помогли женский инстинкт и печальный личный опыт. Сивка уговорилась погостить в царских конюшнях, когда я упомянула о возможности новых перспективных знакомств с тамошними жеребцами. Оставалось надеяться, что Иван не полезет проверять половую принадлежность златогривой лошади в первые минуты знакомства или что Кощей ему объяснит ошибку. От дальнейших раздумий о тяжкой лошадиной доле и наблюдений за беседой двух достойных мужей меня бесцеремонно оторвали.
— Слушай Яга мы так вообще не договаривались, — рядом со мной сел весьма недовольный и даже немножко сердитый Серый Волк.
— Добрый день Серый, — вежливость — самое лучшее оружие.
— Привет, — буркнул Волк, немного смутившись. — Но это все равно не честно. Я три дня не ел, скакал как заяц по полям по горам, думаешь легко километраж наматывать на одной и той же местности, чтобы фигурант ни о чем не догадался. Еще пару часов и морскую болезнь бы себе заработал.
— Ну извини Серый, я нечаянно. И вообще я не понимаю, почему Кощей без меня решил не продолжать. Польза от меня только ездовая, а в остальном я вообще не нужна.
И в этот раз цепь моих рассуждений была прервана, но теперь уже возмущенным криком. Оказывается пока мы тут мило беседовали, Кощей уже выдал Ивану следующий пакет заданий и отправил того на поиски семейного счастья, о чем впрочем сам Иван пока еще не догадывался. И вот теперь нацеленный на дальнейшую борьбу со злом в лице Бабы — Яги, Иван во всем великолепии праведного гнева стоял в паре шагов от нас и, как и все, кричал что‑то обвинительное.
В том, что произошло дальше, я честное слово была не виновата. По крайней мере, сознательно. Это вообще вышло само собой на уровне инстинкта. Наверное, в глазах царевича было действительно нечто, грозившее мне немедленной расправой, вот я и попыталась защититься. Может, конечно, я была и неправа, но с другой стороны, я дитя двадцатого века, привыкшее к хамоватым парням на лавочках, когда единственной правильной реакцией является «бей и беги», а не жди появления рыцаря в латах и на коне, который, принимая во внимание пробки и паспортный контроль, может и вовсе не появится. Да и весь мой жизненный опыт в новой должности тоже не способствовал обретению новой модели поведения. В общем и целом реакция моя была вполне понятной, а вот результат непредвиденным. Иван — царевич рухнул как подкошенный.
— Умер? — шепотом поинтересовалась я у Волка.
— Не должен, — таким же шепотом ответил мне Волк.
Вышедший на мои поиски Кощей застал весьма живописную картину: неподвижно лежащий на земле молодец и Баба — Яга, сидящая возле тела в обнимку с Серым Волком. Не знаю, как много в своей жизни повидал мой знакомый и с чем ему приходилось и не приходилось сталкиваться раньше, но мне удалось его удивить, потому что он тоже застыл над телом в легкой прострации.
- Убили? — наконец‑то спросил Кощей.
Мы с Волком обиженно и синхронно фыркнули, выражая тем самым свое отношение к такому безверию в наше доброе начало. Видимо оценив наше единодушие или устыдившись собственных подозрений, Кощей присел на корточки и попытался найти пульс у лежащего тела.
— Живой, — заявил он спустя пару мину.
Мы с Волком также синхронно и облегченно выдохнули, стараясь впрочем сделать это незаметно для Кощея, который продолжал свои врачебные и не очень манипуляции над телом.
— Спит, — вынес он, наконец, свой вердикт, но прежде чем я обрадовалась такому результату, он добавил — зачарованным сном. Почти мертвым, как та царевна. И мне вот интересно почему?
При этом смотрел Кощей почему‑то именно на меня, как будто сомневался в колдовских способностях Серого Волка. Я бы на месте последнего возмутилась такой явной дискриминацией по расовому признаку.
— Уверен, — поинтересовался Серый, — что именно мертвый сон, а не какой‑нибудь зимний или какой другой заколдованный?
— Все признаки на лице.
— Вы о чем? — любопытство оказалось сильнее страха наказания. — Что за мертвый сон?
— Ну, это как у той царевны, которая с богатырями и царевичем Елисеем. Ее мачеха заколдовала особым заклятием «мертвый сон» называется. Он на летаргический похож и против него только одно средство — поцелуй истинной любви. То есть почти верное средство избавиться от кого‑либо, не запачкав руки в крови. Истинная любовь она ведь штука редкая и на дороге не валяется. Царевне той просто повезло с этим Елисеем. Что возвращает нас к нашему фигуранту. Как его‑то угораздило под такое заклятие попасть?
Кощей снова вернулся к осмотру тела, а я почувствовала, как у меня засосало под ложечкой от нехорошего чувства, что заклятие некоторым образом связано со мной. Вернее моей реакцией на его реакцию. Спустя полчаса мы все также дружно сидели на дорожке, правда теперь уже втроем и думали, что нам делать дальше. Кощею пришлось все рассказать. А именно то, что мы помнили и поняли из случившегося. Заняло это всего минут пять. После чего Кощей допрашивал меня о том, откуда я знаю такое заклинание и как я смогла его применить. Потому что как оказалось основная черта этого «сна» заключалась в том, что его нельзя наложить непосредственно на человека, воздействует оно только опосредованно, через какой‑нибудь предмет с которым контактирует жертва, и лучше всего оно действует через еду. Я умудрилась усыпить царевича напрямую, да еще и не понимая как. Я ведь справочник Бабы — Яги читала бессистемно и особенно не вникая в смысл, просто зазубривая все эту абаракадабру, чтобы было, а что зачем и почему, меня интересовало мало. Видимо от неожиданности и испуга я выкрикнула первое, что вспомнилось, и теперь мы дружно пытались решить, что делать дальше.
— Может положить его в темный уголок и подождать пока сам проснется? Не может же он спать вечно, — прервала я затянувшееся молчание.
— Может. В том‑то и загвоздка, что под этим заклинанием он может спать бесконечно долго, без малейшего вреда для здоровья, — просветил меня главный просветитель. — Вот при сонном заклятии, человек при любом раскладе через сто лет проснется, даже если его никто спасать не будет. При зимнем сне любой поцелуй как будильник сработает, а при мертвом…
— И никаких вариантов?
— Может есть, но я не знаю. Искать надо.
— А если мы к этому делу царевну привлечем, ту которую Иван должен был из моего плена спасти?
— Думаешь она его любит?
— Ну замуж‑то она за него согласилась пойти?
— Да там больше ее батюшка согласился. Предполагалось, что они влюбятся друг в друга в процессе, так сказать.
— Может тогда его тот самый батюшка поцелует? Раз он нашего Ивана одобрил, то наверняка испытывает к нему симпатию, — сделала я слабую попытку разрядить обстановку
— Оставим этот вариант на крайний случай, — Кощей тоскливо вздохнул, не оценив моего юмора. — А еще непонятно, что с этим квестом делать, с учетом выбытия главного действующего лица. Папа меня убьет.
— Ты же бессмертный?
— Бессмертный. Поэтому папа убьет меня несколько раз, в целях профилактики.
— Да уж, попали вы ребята, — сочувственно вздохнул Волк, все это время хранящий молчание.
Мы с Кощеем переглянулись, и видимо в его гениальной голове возникло решение половины наших проблем.
— Серый, ты же любой облик на некоторое время можешь принять? — поинтересовался Кощей нарочито безразличным тоном.
— Почти любой. В Горыныча только не могу, размеры не позволяют. А тебе зачем?
— Ты будешь царевичем, — обрадовал наш стратег Волка.
— То есть? — Волк посмотрел на меня слегка ошалелым взглядом, я ответила ему таким же.
— То есть пока мы будем искать способ разбудить этого царевича, ты сыграешь его роль. Ну сам посуди, не может же царевич уйти на поиски яблока и пропасть лет на сто. Это несколько политически опасно.
— Ну могут же поиски затянутся? — резонно возразил Серый.
— Могут, — согласился Кощей. — Но не на сто лет же. За это время, сам понимаешь, поиски могут и утратить свою актуальность.
— Да что ты все сто лет да сто лет. Может раньше проснется?
— А ты думаешь, истинную любовь так легко найти? Может у тебя уже и на примете кто‑нибудь есть?
— Вот интересно, — не то, чтобы я решила предотвратить возможную драку между горячими парнями, просто возник у меня вопрос — истинная любовь она всегда взаимная? Просто мы же не знаем, может Иван еще ни в кого не влюблялся серьезно. Парень‑то он молодой еще.
После моих слов Серый Волк и Кощей уставились на спящего царевича с откровенной злостью, словно тот факт, что он еще возможно ни в кого не влюблялся, делал его их личным злейшим врагом.
— Влипли, — констатировал Серый.
— Надо бы выяснить, — не поддался паники Кощей.
— Я бы выпила чаю, — улыбнулась я, как говорится «война войной, а обед по расписанию».
Судя по взглядам, которые бросили на меня в этот момент мои товарищи по несчастью, следующей в списке врагов шла я.
— Думаю, пока мы пристроим царевича у тебя дома.
Обрадовал меня Кощей спустя сорок минут после высказанного мной желания выпить чаю. Теперь мы втроем сидели в комнате, которую с большим трудом можно было классифицировать как столовую, и пили чай, любезно предоставленный нам скатертью — самобранкой. А также ели. Как выяснилось, эту скатерть Кощей выпросили у Бабы — Яги еще лет триста назад, как раз для таких вот холостяцких будней в вечно обреченном дворце. И теперь, видимо на сытый желудок, на него нашло озарение. Правда я от такого озарения подавилась мясом и если бы не тяжелая лапа Серого вполне бы уже вышла себе на пенсию по причине естественного выбытия.
— Почему у меня? По — твоему моя однокомнатная избушка самое подходящее место для хранения трупов?
— Он не труп.
— Да без разницы. Он очень его напоминает.
— А где ты предлагаешь его хранить? Здесь? Предлагаешь засветить мой конспиративный замок и раскрыть все мои коммерческие секреты? Или у волка в берлоге?
— У меня не берлога.
— Да без разницы, все равно под землей. У Водяного под корягой притопить, чтобы не нашли, или домой его такого вернуть? Ты себе представляешь какой скандал разразится?
— А у меня значит можно. Конечно, если одинокая женщина проживает на тридцати квадратных метрах без соседей, то более подходящей кандидатуры на роль сиделки не найти. Ты черным риэлтером подрабатывать не пробовал?
— Да он все равно много места не займет. Положишь его в огороде под кустиком и всего делов. И девушки тебе мешать не будут.
— Какие девушки? — не очень хорошее предчувствие кольнуло мою грудь.
— Ну, возможные спасительницы.
— Поясни.
— Понимаешь я тут подумал…
И Кощей в общих чертах рассказал мне свой план. Очень гениальный в своей простоте и очень безумный. Правда это был единственный план, который у нас был, и вопрос принимать его или не принимать просто не стоял, но мне все равно он не нравился. В двух словах наш план описывался как «спящий царевич». Исчерпав все свои аргументы против и потеряв голос от криков, я махнула рукой на свою фигуру и принялась заедать горе. В сем благом деле мне никто не решился мешать и вскоре мужчины меня оставили наедине со скатертью, чтобы подготовить царский груз к транспортировке. Отправляться к месту моего проживания решено было утром следующего дня.
За окном давно вступившая в свои права осень баловалась ветром и дождем, а в избушке вкусно пахло блинами и сочными яблоками. В кухонном закутке хозяйничал утро ясное, тихо мурлыкая себе под невидимый нос какую‑то песенку, на столе шумел закипающий самовар, и даже зеркало не нарушало очарование этого спокойного осеннего дня своими ехидными замечаниями. Я смотрела на бегущие по стеклу капли дождя и по всем правилам женских энергетических практик строила образ светлого будущего и семейного счастья. И вообще в мире царила тишь да гладь. Ровно до того момента, когда яблочко нервно дернувшись побежало по тарелочке, пытаясь установить с кем‑то видео связь. Схватив со стола тарелку с блинами и чашку чая, я выскочила за дверь ровно за секунду до того, как голос Кощея нарушил тишину моего бытия. На крыльце было прохладно, но исходящее от двери тепло делало эту прохладу скорее приятной, а учитывая «телефонный» разговор, который ждал меня с той стороны, и вовсе привлекательной, и потому я уселась на крыльце по — турецки, прислонившись спиной к двери, и продолжила наслаждаться поздним завтраком. В связи с приближающимися холодами, избушка моя развила бурную деятельность по подготовке места зимовки, и всю предыдущую неделю дом в буквальном смысле стоял вверх дном. Да так, что время с утра и до позднего вечера мне приходилось проводить на улице, потому что в доме все ходило ходуном, пока мой дом окапывался, натаскивал себе ветки и иным образом обустраивался. Но вчера, уже далеко за полночь, все наконец‑то закончилось, попрыгав на месте и проверив прочность своей ямки, избушка присела, и замерла, наверное, даже уснула, до весны, а я, впервые, за все это время смогла спокойно выспаться и проснуться нет от девятибальных толчков и упавших мне на голову тарелок, а просто потому что выспалась, и теперь мне вовсе не хотелось вспоминать о существовании иных проблем, которые все еще не рассосались сами собой без моего участия, а продолжали быть.
— Добрый день, — прервал мои неспешные мысли девичий голосок, — не подскажите как пройти к моему жениху?
Медленно, чтобы не потревожить свое в кое‑то веки миролюбивое настроение, я повернулась и посмотрела на обладательницу чудного голоса. Возле калитки стояла молоденькая девушка, лет пятнадцати максимум, одетая в нарядный сарафан и шушун, заплетенные косы скрывал теплый платок. Девушка, как я и говорила, была молода и хороша собой. Впрочем, как сказал скандальный классик не бывает на свете некрасивых пятнадцатилетних девушек, если жизнь к ним хоть немого справедлива. А в этом мире жизнь была довольна справедлива, во всяком случае, к своим постоянным обитателям. Итак, девушка была хороша собой и видимо еще и хорошо воспитана. Этакая милая Настенька, у которой в руках все спорится и которая всем людям мила. Как раз из той уже не встречающейся в моем родном мире породы девушек, которые способны заставить себя ненавидеть любую женщину уже одним фактом своего существования. «Настенька» с улыбкой смотрела на меня и ждала ответа, ни чем не выказывая своего нетерпения или недовольства, от того что я не спешу отвечать.
— А кто твой жених? — поняв, что молчание становится уже просто неприличным, прохрипела я.
— Иван, царский сын, — просветила меня девушка. — Злая Баба — Яга захотела Ивана моего на себе женить, а как он отказался, так она от злобы своей погрузила его в сон непробудный и только любовь моя может пробудить его от злого колдовства.
Нет, какая‑то доля правды в ее словах была конечно, но все‑таки зачем сразу на незнакомую женщину наговаривать. Сама ведь девка, могла бы и проявить женскую солидарность, а то ради мужика убить готовы.
— Тяжелые испытания на твою долю выпали милая, — посочувствовала я этой мелодраматической героине, — но пришла дорога твоя к концу логическому. Вот по той тропке пойдешь и жениха своего в хрустальном гробу найдешь.
И я махнула рукой, показывая направление движения. Девчушка растерянно моргнула, видимо не до конца поняв, что значит логический конец, но исправно поклонилась в знак благодарности и скрылась на тропинке, которая действительно вела к гробу с царским сыном.
Собственно ничего странного в появление на моем пороге юной девицы с утра пораньше не было. Странным был как раз‑то тот факт, что девица была одна. За последние пару недель я как‑то привыкла к тому, что под моим окном постоянно стоит очередь из вот таких Ивановых невест, но с другой стороны еще не вечер, и вернисаж только начал свою работу. А потому я предпочла вернуться к своим блинам и чаю и невеселым мыслям о Кощее, вернее о том, чего он опять от меня хочет. По моему мнению, в последнее время Кощей стал хотеть от меня непозволительно много. И ладно бы речь шла просто о постели. Но нет. Именно постель его и не интересовала. А интересовали его мои профессиональные умения, которые в моем случае были практически равны нулю. Собственно после того как я по собственной дурости, не буду оспаривать сие утверждение, поскольку доля правды и изрядная в нем есть, я усыпила царевича, Кощей развил бурную деятельность по ликвидации последствий этой аварии, для чего активно задействовал меня.
Сначала мы притащили спящего царевича в мою избу, поскольку жить долгое время в рабочем замке Кощея было невозможно, в связи с отсутствием всего, а бросать царевича там одного Кощею не позволила совесть. Моя совесть мне это позволяла, но нас с ней не спросили. А потому тело было сгружено у меня во дворе до выяснения. Затем в ходе коллективных обсуждений было решено не выдумывать колесо, а сработать по старой схеме «Белоснежки» с поправкой на половую принадлежность. Наш Бессменный руководитель и вдохновитель направился в гости к гномам, чтобы арендовать у них хрустальный гроб, и через пару дней вернулся с искомым. Ивана со всеми возможными удобствами устроили на этом новом ложе и стали выбирать место его дислокации. Кощей сначала хотел его устроить где‑нибудь возле зеленого дуба, под присмотром Митрофана. Уверял, что чем дольше будут поиски, тем больше будет вероятность, что нашедшая его девушка, действительно его полюбит. Я резонно возразила на это, что, во — первых, истоптать сем пар железных сапог женщина может только ради любимого мужа, от которого у нее уже есть дети и в котором она точно уверена, а во — вторых, ни одна порядочная девушка не потащится незнамо куда в гордом одиночестве, потому как нормальные родители ее не отпустят. А будет упорствовать, так и вовсе выдадут дитятко замуж, чтобы не дурила, и всего делов. В итоге он облюбовал небольшую полянку недалеко от моей избушки, на которой и был размещен царевич. А затем мы принялись распространять слухи. В нашу сеть сарафанного радио были вовлечены все: Леший, Водяной, русалки, Кикимора, базарные бабки, кукушки, эхо, банники, домовые, в общем все, кого нам удалось разжалобить или рассмешить. При чем последних было больше. Специальной истории мы не придумывали и потому каждый старался кто во что горазд, расписывая красоту царевича, его богатства несметные, и коварство злой и одинокой Бабы — Яги. От описаний последнего я злилась, но терпела, мирясь со спецификой профессии.
Первые спасительницы не заставили себя долго ждать и появились у моего порога буквально через неделю. Все они назывались невестами и жаловались на злую разлучницу Ягу, которая не могла перенести вида чужой любви и счастья. Все они направлялись мной к заветной полянке и назад никто не вернулся. Дежуривший недалеко от полянки Серый, прибегая по вечерам поужинать, рассказывал, как девицы всячески пытались царевича разбудить, прибегая иногда к очень радикальным и нестандартным методам, но терпели крах, и тихонько уползали обходной тропинкой, чтобы не афишировать свой позор. Еще через неделю спасительницы повалили буквально толпами и даже занимали живую очередь на спасение. Днем они обсуждали возможные государственные реформы, которыми займутся сразу после замужества, а по ночам проводили переклички, проверяя все ли на месте или может кто ушел и твой номер сдвинулся. Это напоминало мне времена моего детства, когда мама и бабушка стояли ночами в очереди за обувью, и когда каждый час ты должен был подтверждать свое право на пару туфель или зимних сапог. Я просыпалась от громких криков девиц «Номер двадцать здесь? Здесь. Двадцать один здесь? Двадцать первая ушла. Двадцать вторая здесь», таращилась в деревянный потолок и боролась с желанием выйти и прибить всех или присоединится, вдруг правда хорошие зимние сапоги достанутся. Затем снова проваливалась в мутный сон, чтобы проснуться ровно через час под знакомые крики. А потом мои будни решила разнообразить избушка, решив, что пора готовиться к зиме, и мне стало совсем весело. И вот теперь когда я только только привыкла к творящемуся вокруг безобразию и даже начала искать в нем свои плюсы, на сцене вновь появляется Кощей и сдается мне не для того, чтобы узнать как мое пошатнувшееся здоровье. Когда у меня закончился чай и дверь перестала греть в достаточной мере, я заставила себя подняться и шагнуть внутрь дома. В любом случае Кощей как стихийное бедствие неизбежен.
— Вернулась, — проворчало зеркало при виде меня, — я уж думала ты наконец‑то сбежала.
— Я бы сбежала, было бы куда, — парировала я, понимая, что настроение вконец испорчено.
Впрочем, наш зарождающийся спор прервала распахнувшаяся дверь, за которой стоял предмет моих недавних размышлений.
— Добрый день всем.
Кощей радостно улыбался во все свои зубы и излучал такой позитив, что так и хотелось ему стукнуть промеж глаз. Спасает его только то, что я все еще в него тайно влюблена. Впрочем, Кощей был ходячей бездной очарования и галантности, которой ни в чем нельзя было отказать, даже при самом огромном желании. Даже злиться на него у меня получалось только в его отсутствие, в иные же моменты я смотрела в его бархатные карие глаза, млела и неосмысленно кивала головой, соглашаясь со всем и на все. Вот и теперь я сразу же расплылась самой глупой улыбкой, мигом забыв про свое недовольство.
— Чаю? — поинтересовалась я. — У нас блины есть.
— С удовольствием, — прошел он к столу.
При виде этого утро ясное выразило свое неудовольствие, хотя как у него получалось передать весь спектр эмоций одними только руками у меня в голове не укладывается, но продолжил печь блины для гостя.
— Знаешь Яга, я тут понял, что у нас возникла новая проблема.
— Кроме спящего принца, которого никто разбудить не может?
— Да, кроме принца. И эта проблема так сказать климатического характера.
— То есть?
— Зима на пороге. В буквальном смысле.
— А почему это проблема? — я действительно не понимала в чем суть.
— Если придет зима, то, во — первых, спадет поток потенциальных спасительниц, который итак уже начинает редеть, потому как по холоду и морозу мало кому ходить охота, во — вторых, которое вытекает из во — первых, царь Берендей заподозрит‑таки неладное из‑за долгого отсутствия сыновей, и кто его знает, что он тогда предпримет и чем это нам аукнется.
— Не вижу логики, — возразила я. — По твоему получается, что царь Берендей только по смене времен года во времени ориентируется. Он же не идиот все‑таки, хоть и царь.
— Ну не скажи. Если за окном все время осень будет, то он может что и заподозрит, но доказать не сможет, а если зима придет, а потом весна, тут уж самый терпеливый заволнуется. И потом ты не учитываешь, что возобновление страждущих девиц при таком раскладе раньше середины весны ждать не приходится. По твоему бездорожью не каждый рыцарь проедет. Так что опять не понятно сколько времени пробуждение принца займет.
— А если зимы не будет, то царевича прям завтра какая‑нибудь девица и разбудит, — съязвила я. — Только он уже месяц как всеми обцелованный, а дрыхнет по — прежнему.
— Вот именно, а зима еще и усугубляет нашу проблему.
— И что ты предлагаешь? Отменить зиму?
— Именно. Именно об этом я и подумал, — радостно воскликнул Кощей, и я поняла, что он от всех этих переживаний сошел‑таки с ума. — Ты найдешь Морозко и попросишь его слегка задержаться.
Если бы в этот момент я что‑нибудь ела или пила, то я, наверное, бы точно подавилась, а так, я просто забыла как надо дышать. И ведь еще пару часов назад я думала, что ничего хуже уже быть не может.
— Куда куда мне надо пойти?
— К Морозко.
— К Морозко? — раздался голос от двери и я мысленно выругалась, потому что очень хорошо знала его обладательницу.
На пороге стояла Кикимора, постоянный предмет моей дневной зависти и ночных кошмаров. В своей прежней жизни, когда я слышала слово Кикимора, да еще и с добавкой болотная, мое воображение рисовало нечто зеленое, корягообразное, тинопахнушее, старое и сморщенное, то есть целиком и полностью отвечающее основному месту своего обитания. Реальность же не просто меня разочаровала, она стукнула меня железным обухом по голове и проехала по мне катком. Потому что Кикимора оказалась голубоглазой, длинноногой блондинкой с грудью третьего размера и модельными параметрами 90–60–90, ростом 1,80. Каждый раз рядом с ней я чувствовала себя не просто гадким утенком, а гадким утенком, жаренным на гриле, то есть априори не имеющим шансов дорасти до прекрасного лебедя, и даже тот факт, что местные не разделяли моего восторга, не спасал ситуацию. С ее присутствием меня мирил только тот факт, что Кикимора была хорошей подругой (хотя она вообще была моей единственной здесь подругой), и потому черной злобой я исходила как можно незаметнее для окружающих.
— Давно хотела тебя спросить, тебе не холодно так ходить? — поинтересовалась я, разглядывая босые ноги гостьи.
— Нет, — томно улыбнулась она, — у меня кровь горячая, на болоте без этого никак нельзя.
— Понятно, — вздохнула обладательница вечно холодных ног в моем лице. — Чаю будешь? У нас еще немного блинов осталось.
— Буду, — улыбнулась гостья и вошла в избу.
Краем глаза я заметила какое‑то резкое движение на кухне, как если бы утро ясное попытался сбежать, пока его опять не запрягли. Впрочем, я была с ним в этом вполне солидарна, в конце‑то концов, я общепитом подрабатывать не нанималась.
— Так ты Яга к Морозке в гости собираешься? — поинтересовалась Кикимора, намазывая блин вареньем.
— Нет. Я тебе даже больше скажу, я собираюсь избегать этого как можно дольше, — при этих словах Кощей насупился.
— Зря. Морозко такой интересный мужчина. Всегда мечтала с ним познакомиться. Да видать не судьба.
— Почему? — получается тут есть какие‑то правила знакомства, которым Кикимора не соответствует?
— Так я ведь на зиму в спячку впадаю, в болоте прячусь. А Морозко он только зимой и приходит. Или это зима приходит вместе с ним. Я в этих тонкостях не очень хорошо разбираюсь, кто там причина, а кто следствие, но факт остается фактом, дорожки наши не пересекаются, — и Кикимора мечтательно закатила глаза, я только фыркнула.
— А есть замечательная возможность вам встретится, — просиял Кощей. — Я как раз Яге объяснял, что для этого надо, чтобы семейное счастье лучшей подруге обеспечить.
С другой стороны, подумала я, может Кощей и не совсем бессмертный, а может даже не бессмертный совсем. Надо почитать книги, поспрашивать знающих людей, глядишь и найдется способ избавиться от излишней занятости.
— Правда? — радостно завопила Кикимора, как будто ей поездку в Париж предложили.
— Я тебя когда‑нибудь обманывал? Всего‑то и надо, что сходить к Морозко в гости и попросить его повременить с визитом к нам. Проще простого.
— Ой Ягушенька а когда идем?
— Никогда, — рявкнула я. — Никогда никуда никто не идет. А если кому‑то это надо, то этот кто‑то может идти сам. И идти он может не только к Морозко, но и на северный полюс, и еще дальше, прям до первой звезды.
Кикимора немедленно надула губки, захлопала ресничками и приготовилась горько рыдать над своей загубленной молодостью, а Кощей приобрел вид смертельно обиженной добродетели, но в некоторых вопросах я была как «Варяг». Блины мы доели в полной тишине, которая меня не очень‑то напрягала. Первой не выдержала Кикимора.
— Ягусенька, миленькая, это ведь совсем не сложно. Просто прогуляемся с тобой в гости, познакомимся с интересным мужчиной, и сразу домой. Всего на пару недель прогулка, а на ступе так и быстрее управимся.
— Давай я тебе ступу дам и ты сама слетаешь?
— Ты не понимаешь, он со мной даже разговаривать не будет.
— Не любит блондинок? Или он как английские джентльмены и ему требуется быть официально представленной третьим лицом? Так мы с ним при таком раскладе тоже не знакомы.
— Да нет, — вмешался Кощей, — просто он ни с кем кроме тебя разговаривать не будет. Вернее поговорить‑то он может, а вот приход свой отложить точно не согласится.
— Кощей, ты это сейчас мне так замысловато польстил? Я, по — твоему, настолько неотразима, что ни в чем мне нет отказа?
— Да не в том дело, просто Баба — Яга — это же связующее звено. Она же и Явь и Навь и Правь, ну то есть единственная, которая связана со всеми существами в трех мирах. Я тебе точнее не объясню, потому как это все метафизика, я в ней не особо силен, но факт остается фактом, с силами природы только Яга договориться может, а Морозко, он овеществленная природа и есть, в ее зимнем обличье.
Я поймала себя на мысли, что мне очень хочется выпить, и желательно самогончика Лешего, просто потому, что было как‑то неприятно ощущать себя какой‑то метафизикой. Но самогона не было, а вот Кощей и Кикимора присутствовали. И оба они имели на меня свои виды.
Следующие два дня превратились для меня в самый страшный кошмар. Кикимора болотная, то ли по собственному почину, то ли по наущению Бессмертной звезды местного розлива, расписывала мне все прелести от знакомства с таким интересным мужчиной как Морозко, перемежая красочные рассказы слезными просьбами. Я сдалась. А кто бы на моем месте не сдался, после того как стал свидетелем нервного тика у итак нервного яблочка, подвергся острой критике со стороны зеркала за неспособность соблюсти порядок на вверенной территории и, самое страшное, подвергся остракизму со стороны помощников, которые категорически отказались помогать с готовкой и уборкой и вообще не появлялись даже на зов. Единственной моей возможностью выжить и жить дальше в нормальных условиях было выдворить куда‑нибудь Кикимору, а Кикимора согласилась выдворяться только в сторону Морозко. А посему я сдалась. Правда я называла это тактическим отступлением, решив, что найду‑таки этого Морозко, а там видно будет.
Знаете когда вам уже за тридцать, а в вашей жизни нет иных романтических отношений, кроме тех, что связывают с работой, ничего другого не остается как погрузиться в эту самую работу с головой, чтобы не оставалось времени на слезы и депрессию. Впрочем, женская психика устроена таким образом, что время на слезы и депрессию найдется всегда, как бы глубоко ты не погрузился в работу. Именно об этом думала я, направляя свою ступу куда‑то на север, где лежала граница между уже начавшейся зимой и еще не ушедшей осенью. Именно где‑то там, на границе, и стоило искать Морозко. Играющая роль моего штурмана Кикимора то восхищалась проплывающими под ступой пейзажами, то вслух рассуждала о предстоящей встречи с загадочным мужчиной, то просто о чем‑то романтично и предвкушающе вздыхала. В отличие от меня Кикимора депрессией не страдала и с личной жизнью у нее все было в порядке. В ее распоряжении всегда имелись болотные хмыри, упыри и прочая мелкая шушара. Для серьезных отношений публика конечно не подходящая, но для создания так необходимой любой женщине атмосферы восхищения и тотальной влюбленности самое то.
— Слушай Кикимора, а правда, что Кощей старший был в настоящую бабу — Ягу влюблен?
Кикимора рассеяно посмотрела на проплывающие мимо облака и задумчиво ответила:
— Да кто его знает, слухи разные ходят. Говорят, что был у него с ней страстный роман, но это так давно было. Сама через третьи руки эти слухи услышала. Разве что Горыныч знает, он еще с отцом нашего Кощея работал, хотя за это время ему столько раз голову отрубали, что может и не вспомнить всех подробностей. А тебе зачем?
— Да так просто, интересно.
На самом деле мне было не просто интересно, мне было жутко любопытно узнать, как выглядела женщина, которая сумела покорить мужчину моей мечты. Как бы глупо это не было где‑то в глубине своей души, на самом самом ее дне, я все еще надеялась на долгую и счастливую семейную жизнь с мужчиной, покорившим мое сердце на собеседовании и на то, что придуманные мной детские имена мне скоро пригодятся. И даже трехгодичный контракт, на протяжении которого мне нельзя было заводить никаких отношений, не мог помешать мне предаваться сладостным мечтам. В конце концов, старший Кощей жил в моем мире и у меня были все шансы его соблазнить по возвращении домой, ему же когда‑то нравилась Яга, так что, на мой взгляд, у меня были все шансы. Если конечно через три года мои нервы не окажутся в том состоянии, которое требует срочного вмешательства психиатрической больницы.
Когда в поле видимости появилась граница между зимним и осенним лесом, я пошла на снижение. Воспитанная на русских народных сказках и советских фильмах, я помнила, что искомый нами любитель подшутить над блуждающими по лесам девушками, обитал в ледяном тереме. Решив, что проще будет ждать объект в месте его постоянной дислокации, а не искать его на белых просторах, я велела Кикиморе высматривать терем и стала медленно кружить над лесом, постепенно увеличивая радиус. Когда мы окончательно замерзли и покрылись инеем с головы до ног, где‑то вдали на солнце огнем полыхнула ледяная крыша, и мы с радостными криками направились к ней. Терем и вправду был ледяным и поражал воображение своим великолепием. Был он трехэтажным, сверкающим на солнце всеми цветами радуги и таким ажурным и кружевным, словно был связан из снега крючком какой‑нибудь миленькой старушкой. Мы поднялись по ледяной лестнице и постучали в дверь. Ответом нам была тишина. Немного поколебавшись, я все же толкнула дверь, она оказалась не заперта, мы вошли и огляделись. Под окнами стояли ледяные лавки, в центре комнаты стоял ледяной стол и даже в камине горел ледяной огонь. В целом было мило, уютно и очень бело. Еще в прежней жизни меня всегда интересовал вопрос, как живут в своих иглу эскимосы. Но, даже имея доступ к интернету и википедии, я так и не удосужилась удовлетворить свое любопытство. И теперь мне не с чем было сравнивать. Впрочем, внутри было довольно тепло, во всяком случае, теплее, чем снаружи. Однако будучи женщинами, то бишь существами нежными и хрупкой конституции, мы с Кикиморой не решились сесть на ледяные скамейки и принялись вытанцовывать вокруг стола в ожидании возвращения хозяина. Меня, конечно, немного мучила совесть из‑за несанкционированного вторжения в частную собственность, но я ее быстро успокоила, вспомнив о толпах, марширующих под моим окном. В конце концов, почему прочие метафизические сущности должны жить лучше меня. Мы, дети революции и коммунизма, за равноправие во всем, особенно в том, что касается распределения гадостей. Танцевать нам пришлось не очень долго, мы только закончили на третий раз ламбаду, когда дверь открылась и на пороге возник Морозко. О да, даже на мой, одурманенный двумя Кощеями и весьма предвзятый взгляд, Морозко был хорош. Был он статен, высок ростом, одет в синюю шубу, отороченную собольим мехом, и шапку, из под которой выбивались то ли седые, то ли серебряные волосы, синие, как зимнее небо глаза, глядели внимательно и с легкой хитринкой, и даже аккуратная, округлая борода его не портила. Некоторое время мы занимались взаимным разглядыванием, а я еще и составлением портрета наших будущих детей, а затем густой, низкий баритон вернул меня с небес в зиму:
— Здравствуйте девушки, здравствуйте красавицы, какими судьбами в наши края?
— Ам? — мы с Кикиморой заворожено смотрели на искомый объект и дружно не могли вспомнить подходящих фраз.
— Девицы — красавицы вы чьих будите? — попытался привести нас в чувство Морозко, слегка пристукнув посохом, который я заметила только теперь.
— Что значит чьих? — вспомнился мне возмущенный вопрос, но вслух я все же сказала другое. — Здравствуйте, разрешите представиться. Я Баба — Яга, это Кикимора. Простите нас за то, что пришли без приглашения, но у нас к вам дело.
— Ну что вы, какие мелочи право слово. Для меня большая честь видеть Бабу — Ягу у себя дома. Не каждый день такие славные гости приходят, — Морозко улыбался широко и очень дружелюбно, чувствовался немалый опыт общения с разного рода девицами.
Я почувствовала легкое беспокойство. Судя по читанным мной сказкам, отношения у моего прототипа с этим мужчиной были не ахти какие.
— Я собственно временная Баба — Яга, — поспешила я обозначить позиции, — так сказать врио Бабы — Яги. Не хотелось бы вводить в вас в заблуждение.
— Так вдвойне приятнее, что вы нашли время навестить старика, — а мужичок то был непробиваемым. — Только что это мы все стоя разговоры разговариваем, располагайтесь гости дорогие со всеми удобствами.
И Морозко обвел комнату рукой, приглашая располагаться, а затем снова пристукнул посохом, но уже как‑то иначе. И в тот же миг на скамейках вокруг стола появились теплые шкуры, выше и ярче полыхнуло пламя в камине, и стало ощутимо теплее, что не могло не радовать забывших теплые шубы нас. Правда судя по тому как Морозко обошел нас по широкой дуге и сел с другой стороны стола, тепло это было локализованным и узконаправленным, аккурат для нас двоих. Что вдвойне приятнее. В моем рейтинге привлекательных мужчин Морозко немедленно оказался на одном уровне с Кощеем старшим, потеснив младшего представителя этого семейства, у которого имелся такой важный недостаток, как наличие жены. Сам же объект матримониальных планов, и судя по взгляду Кикиморы не только моих, сев за стол, еще раз стукнул посохом, и узорчатая скатерть тут же раскрасилась различными яствами.
— Угощайтесь гостьи дорогие, — пригласил нас хозяин и мы не стали ломаться.
Некоторое время ели молча, то ли из вежливости, то ли были одинаково голодны, и мысли мои медленно скользили от скатертей — самобранок, имеющихся видимо у всех, до ремонта ледяного терема на предмет его утепления для отдельно взятой меня. Цель моей поездки забылась основательно. Когда с основными блюдами было покончено и мы перешили к десерту и чаю, Морозко решился‑таки удовлетворить свое любопытство.
— И в каком же таком великом деле нужна вам моя помощь?
— Нда, а мужчина‑то ко всему подходит с размахом, — подумала я и призналась. — Если с глобальной точки зрения, то ваша помощь нужна в благородном деле спасения угнетенных и рабов, в лице меня, от злодейского ига в лице семейства Бессмертных. Ну а если немного уменьшить масштабы, то опять‑таки нужна ваша помощь в спасении меня от гнета Кощеева в лице толпы девиц, жаждущих ни то славы, ни то власти, и спящего царевича.
— Как любопытно и заманчиво, — в глазах Морозко сверкнула искра интереса, — а можно поподробнее почему царевич спящий и причем здесь жажда власти?
— Да жажда власти она всегда причем, — выдала я прописную истину собственного разумения, — а царевич спит в ожидании любви великой.
И я рассказала все. Как говориться сдала всех с потрохами и прочими внутренностями. С того самого момента как Кощей появился на моем пороге с требованием уболтать Гамаюн напеть царю Берендею про молодильные яблоки. Морозко слушал внимательно, не перебивая и не задавая вопросов, как профессиональный психоаналитик. Хотя, подозреваю что он им и был, учитывая специфику его работы и постоянные контакты с нервическими девицами, то и дело подбрасываемыми родней под елки. Без подходящего образования он бы долго в здравом уме не протянул. Несмотря на всю свою природность и метафизику.
— И теперь у меня под окном этакий аналог мавзолея и очередь страждущих.
— А среди дворцовых пытались любовь истинную найти? — поинтересовался Морозко.
— Пытались. Кощей сразу же туда отправился, провел то ли разведку боем, то ли шпионскую вылазку в лагерь противника, но никого не нашел. Царевич все больше книжками увлекался и влюблен был исключительно в светлый образ, прототипа для которого еще не нашел. Думаю Кощей под этот идеал хотел ему свою невесту предложить, а в итоге у нас очень богатый, но очень бесполезный выбор.
— И от меня вы хотите?
— Чтобы ты слегка задержался с приходом в наши края.
— Есть какая‑то связь, которую я не улавливаю?
— Эту связь не только ты не улавливаешь, я тоже не совсем понимаю, но Кощей утверждает, что если наступит зима, то весь процесс замедлится в несколько раз, и тогда всем будет плохо. Потому что по плану царевич, какой‑нибудь, уже должен был вернуться с яблоками, конем и невестой, а из‑за форс — мажора он сильно задерживается, а если еще и зима придет по плану, то вообще след его потеряется в веках и нам всем будет плохо, по причине вмешательства Кощея старшего. Он боится, что из‑за холодов и снега приток девиц резко сократиться и наши шансы, которые и так не большие, вообще уйдут в минус до следующей весны. А мне, как ты сам понимаешь, совсем не нравиться идея становиться этаким центром паломничества.
— Если все дело только в реализации плана, почему бы вам с Кощеем не воспользоваться для этой цели одним из двух оставшихся братьев, если уж третьего не получается разбудить.
А мужчина умеет мыслить логически и сразу находить решение проблем. Правда немного пугала мысль о том, что придется повторять весь путь заново, да и проблему с толпами поклонниц это не решало.
— Можно конечно рассмотреть этот вариант, — взгрустнулось мне, — но царю как‑то придется объяснять пропажу сына. Уверена он точно помнит сколько у него было сыновей и обмануть его не удастся. Да и с девицами тогда надо будет что‑то решать.
— А ты сама царевича целовала? Большинство заклятий может снять тот, кто их наложил.
— Мне Кощей запрещает. Говорит, что пока мой контракт не истечет, никаких адюльтеров он не допустит. Царевичей много, а подходящую кандидатуру на роль Яги найти проблема.
— Согласен, — Морозко задумчиво почесал затылок, но видимо даже его опыт не мог справиться с возникшей проблемой наскоком. — А давайте спать ложиться. Утром на ясную голову может что и придумаем.
И мы пошли спать. Как гостеприимный хозяин, Морозко выделил нам большую спальню на втором этаже с огромной кроватью и высокой пуховой периной. Уснули мы с Кикиморой сразу.
Проснулась я от того, что выспалась. Меня не выдернул из сна помешанный на своем долге петух, ищущие подвига богатыри, нуждающиеся в помощи иностранные злодеи и просто заблудившиеся люди. А еще тишину этого морозного утра не нарушало брюзжание вечно недовольного мной зеркала. Утро в кои‑то веки было добрым. Пожалуй, такого доброго утра у меня не бывало даже дома, в моей прежней нормальной жизни, потому что вместо богатырей и говорящих зеркал там имелись орущие соседи, гудящие машины и ошибающиеся номером телефона враги рода человеческого. Немного послушав эту умиротворённую тишину, я медленно открыла один глаз и убедилась в своем городом одиночестве. В комнате царил мягкий полумрак от полузакрытых ставень и поблизости не наблюдалось никого, что меня вполне устраивало. Я снова закрыла глаза и, перевернувшись со спины на левый бок, предалась легкой дреме, обладающей особым вкусом и ароматом, известным каждому, кто любит нежиться в постели и кто большую часть времени этой возможности лишен. Судя по тому, что меня не разбудила ни проснувшаяся незнамо когда Кикимора, ни хозяин этих хором, в моем обществе на данный момент никто из них не нуждался или же они решили, что моим изрядно потрепанным нервам нужен был отдых. Второй вариант мне нравился больше, так как первый был немного обидным. Потому что общество Морозко меня бы вполне устроило. Вслед за этой мыслью пришли фантазии о тихой семейной жизни в вечном окружении снега и холода, с камином, в котором весело горит ледяное пламя и мужем, частенько приводящим домой молодых девиц из альтруистических целей. Да и пусть приводит, бесплатная рабочая сила еще никому не мешала. Я бы наверное еще долго предавалась таким ленивым мечтам, если бы мой желудок самым бесцеремонным образом не напомнил о том, что для нас с ним пришло время завтрака. И хотя он был вовсе и не против лежать в постели дальше, но все же рекомендовал мне встать и отправиться на поиски пропитания, коль скоро местный сервис не предлагал такой услуги как завтрак в постель. С желудком пришлось согласиться. А потому я вылезла из кровати (из кровати таких размеров можно было только вылезать, ползком преодолевая расстояние от себя до края), умылась прохладной водой и, надев свой вчерашний, потому как единственный, наряд, отправилась вниз. Внизу обнаружился только накрытый стол с огромным дымящимся самоваром. Решив, что наличие накрытого стола является приглашением само по себе, я занялась завтраком. В конце концов, и Кикимора и Морозко были людьми взрослыми и в моей помощи не нуждались, а потому паниковать начну ровно через трое суток, как велит родная милиция, если кончено они сами к тому времени не найдутся. А завтрак был изумителен: горячие тонкие блины, точно такие как пекла в детстве моя бабушка, зернистый рассыпчатый творог, пирожки с яблоками, картофельные дранники, малина со сливками и тонко нарезанный лимон к чаю. Я пожалела об отсутствии у себя какого‑нибудь смартфона, потому что все это великолепие буквально требовало быть сфотографированным и выложенным в интернет на зависть пятизвездочным отелям, а еще фотографии могли бы помочь мне объяснить своим помощникам каким именно должен быть завтрак, потому что их чередующиеся яичница и овсяная каша мне порядком надоели, а заставить их приготовить что‑то другое у меня не получалось. И это была самая большая загадка, потому что на обед и ужин они были не против баловать меня разносолами, но вот с завтраком была беда. Объяснялось ли это приверженностью здоровому образу жизни, занятостью солнышка красного, не успевающего приготовить что‑то другое перед началом трудового дня, полученными от кого‑то инструкциями о том, как обеспечить Бабе — Яге заряд злости на целый день, или еще какими‑то сакральными причинами, не доступными для знания непосвящённых, но факт оставался фактом, если я хотела нормально позавтракать, то озаботиться приготовлением завтрака мне нужно было самой. В общем‑то, с каждым днем моей жизни здесь я все больше убеждалась в том, что причин у Бабы — Яги быть злобной и вредоносной было более чем достаточно, и надо было изначально обладать поистине ангельским характером, чтобы сначала разговаривать с пришедшим к тебе человеком, а не съедать его сразу же. Лично я ангельским характером не обладала даже в детстве. Когда я добралась до маленьких воздушных эклеров, дверь в горницу распахнулась и на пороге в клубах морозного воздуха показалась сладкая парочка. Не прерывая своего занятия по поеданию, я осмотрела вошедших и завистливо вздохнула. Кикимора была хороша. Не знаю из каких закромов была выужена писцовая шуба, но и крой ее и цвет удивительно Кикиморе шли, подчеркивая все ее существующие и подразумеваемые достоинства. Права была мама, подумала я, когда говорила, что хорошая шуба каждой уважающей себя женщине необходима.
— Свежим воздухом дышали? — поинтересовалась я
— Ой, Морозко мне свои владения показывал, — восхищенно выдохнула Кикимора, словно как минимум прогулялась по подвалам доверху забитым золотом и бриллиантами. — Такая красота кругом, все такое снежное, белое, чудесное.
Посмотрев на лицо Морозко, стоявшего рядом с самым гордым видом, я в кои‑то веки решила оставить все свои замечания при себе и вернулась к эклерам. Права моя родительница, сто раз права, с моим характером я еще долго себе мужика не найду. Вот не умею я как Кикимора на ровном месте восхищаться и воздыхать томно. Я предпочитаю мужчинам говорить правду, только они от этого в восторг не приходят. И от моего умения тонко острить тоже не в восторге, как должны были бы быть, судя по любовным романам. Вот и возникает вопрос: то ли любовные романы врут, то ли мое умение не такое тонкое, как мне мнилось. И вообще, судя по пришибленно — идиотскому выражению лица Морозко, мне стоит взять пару уроков у Кикиморы. Года через два с половиной мне это пригодится, а у меня будет достаточно времени, чтобы довести свои навыки до совершенства. Хотя можно с собой яблочек заколдованных прихватить. Если уж они на Алеше сработали, то вдруг еще какого мужичка смогу на них подцепить, если уж по — другому не получается. Нет, согласна, что для такого утра, так чудесно начавшегося и порадовавшего меня прекрасным завтраком, мысли мои были немного мрачными и даже где‑то слегка депрессивными, но как я уже говорила, депрессия это естественное состояние для женщин моего возраста и семейного положения, особенно если рядом с вами находится более удачливая подруга, стоящая буквально в паре шагов от обретения семейного счастья, тем более с владельцев шубной фабрики. Впрочем, сама будущая ячейка общества мрачными мыслями не мучилась и судя по тому с какой скоростью исчезали со стола кушанья отсутствием аппетита тоже не страдала. То ли на морозе нагуляли, то ли счастливая влюбленность способствует. Вот прям так и тянет сделать им гадость и помочь Кощею.
— Знаешь, я тут подумал над твоей просьбой, — Морозко, как человек ответственный, сам вернулся к нашим проблемам. — Задержаться‑то я могу, но только на месяц, не больше.
— Почему? — мне правда было любопытно.
— Если дольше задержусь, то это приведет к серьезным нарушениям природного баланса. Звери, которым в спячку впадать нужно, не выспятся и не смогут дать здоровое потомство, природа не отдохнет и не даст по весне и осени урожай, что приведет к голоду, да и осень весне уступить место не сможет, потому как это не по правилам. Чтобы такой дисбаланс исправить, вмешательство Бабы — Яги потребуется, а ты вряд ли захочешь со всем этим разбираться.
Проницательный мужчина. Мне лишние разбирательства и правда не нужны, с имеющимися бы разобраться.
— Ну месяц так месяц. Тоже не плохая отсрочка. Я в общем‑то и не думаю, что Кощей рассчитывал на слишком длительную отсрочку. Только вот не уверена, что этот месяц нам что‑то даст. Любви как не было, так думаю и не будет.
— А почему бы вам не воспользоваться мертвой водой? — поинтересовался Морозко. — Это же проще будет?
— Какой водой?
— Мертвой. Ну и Живой конечно.
— А вот с этого места поподробнее, — в конце моего тоннеля появился слабый лучик света.
— Ты что же никогда про Живую и Мертвую воду не слышала? — удивился Морозко.
— Почему же, — возмутилась я. — В сказках читала. Когда кого‑нибудь насмерть порубят, достаточно его мертвой водой побрызгать, чтобы он целым стал, а потом живой, чтобы ожил.
— И тут такой же принцип.
— Ты предлагаешь царевича на куски порубить?
— Зачем на куски, — улыбнулся Морозко. — Можно просто ему голову отрубить, потом мертвой водой побрызгать, а потом живой. Любое заклятие ведь со смертью пропадает, так что как только вы ему голову отрубите, какое бы заклятие сильное не было, оно пропадет, а там вода поможет. И будет у вас целый и здоровый царевич, годный для дальнейшего свершения подвигов.
— Уверен? — мне вообще‑то было все равно, если царевич будет не совсем здоров, главное, чтобы подальше от моего места проживания, но утончить не мешает.
— Конечно уверен. Удивляюсь, как Кощей об этом сам не подумал. Впрочем, он молодой еще, не умеет просчитывать несколько вариантов сразу, вот, наверное, и не вспомнил.
— Замечательно, как вернусь сразу ему об этом напомню, — возрадовалась я, — думаю за даденный тобой месяц мы как раз со всеми делами и управимся: и царевича разбудим и подвиг яблочный завершим. А потом с чистой совестью впадем в спячку. Во всяком случае я. Вот прямо сейчас и отправлюсь назад, а ты подруга со мной?
— Видишь ли Ягулечка, — собственно ответ Кикиморы я знала заранее, просто хотела увидеть как она покраснеет. — Я тут подумала и решила взять себе небольшой отпуск. Ты помниться сама говорила о том, как это интересно путешествовать и видеть новое. А я вот зиму никогда не видела, раньше‑то обычно в болотах зимовала, да спала. А тут так много интересного, да и Морозко по хозяйству помогу, негоже мужчине одному домом заниматься, тут женская рука нужна, — и Кикимора обворожительно улыбнулась.
Накрылся мой мастер — класс, так видимо и помру, не узнав всех женских хитростей. А Кикимора молодец, пока я спала, она мужика уже обработать успела и через месяц так и вовсе новой Снегурочкой станет, замуж выйдет. Вот умеют же некоторые. Права была моя бабушка, когда говорила, что я много сплю, так и счастье свое просплю. Вот то ли старая как вводу глядела, то ли накаркала, а я уже которого мужика упустила. И вроде мужики вокруг есть и все одно мимо. Я размышляла о собственном ротозействе всю обратную дорогу. Одно меня радовало: роскошная шуба, которую мне на прощанье подарил Морозко. Мужчиной он оказался не только богатым, но и щедрым, и самое главное ни о чем меня не просил и заданий никаких не давал. В моем личном рейтинге женихов (увы недоступных) он занял первое место, подвинув даже старшего Кощея (тот наверное удавился бы с горя, если бы узнал). Но с другой стороны, может у них с Кикиморой еще и не сложится, утешила я себя, приземляясь на полянку перед домом, и на крайний случай у меня есть яблочки. На избушкином дворе все было как обычно, тихо и спокойно, впрочем, вряд ли стоило ожидать глобальных изменений за день. За околицей тихо двигалась очередь из девиц, разминала свои ноги избушка, шагая на месте, и доносился со стороны конюшни легкий перестук копыт и звяканье сбруи, видимо это Ночь темная на работу собирался. Пристроив свое транспортное средство на отведенной ему стоянке, я поднялась в дом. Дом встретил меня тишиной и чистотой, даже вредное зеркало не прокомментировало мое появление. Ужин на столе меня впрочем тоже не ждал, видимо на мое скорое возвращение не рассчитывали. Я присела на лавку и задумалась. Насущных вопросов было два: что готовить на ужин и когда сообщать Кощею новость. С одной стороны хотелось побыстрее покончить со всей этой историей, с другой стороны совсем не хотелось принимать гостей на ночь глядя. Хотелось есть и спать. Раз уж все равно счастье свое проспала, то ничто не мешает мне и дальше придаваться лени и праздности. На том и порешила. Поужинав салатом и бутербродами с колбасой, я напарилась в бани и завалилась на печь. Проснулась я от того, что рядом что‑то загрохотало. Испуганно подскочила и огляделась, не совсем понимая где я и что происходит. Затем мою комнатушку на минуту озарило ярким светом и снова где‑то загрохотало. Я помянула добрым словом всех окружающих, поняв, что виновником моего пробуждения стала гроза. Правда какая‑то необычайно громкая гроза и вообще у меня сложилось такое впечатление, что моя избушка находилась в самом ее эпицентре, но все же природное явление, а не очередной человеческий фактор. Я соскочила с печки и подбежала к окну, пытаясь высмотреть, что случилось с паломницами, но ливень был такой сильный, что даже деревьев было не разглядеть. Можно было смело надеяться, на то, что разбежались даже самые стойкие, при таких‑то неблагоприятных условиях. Глядишь и помощники мои себе выходной устроят и не пойдут на работу. Интересно правда с чего бы этому ливню с грозой и молниями взяться, почти зима уже, или это осень решила отомстить за сверхурочную работу? Одни догадки и никаких доказательств. Поняв, что под такую свистопляску все равно не уснуть, я занялась приготовлением завтрака. Очень уж хотелось себя побаловать, а уж учитывая тот факт, что по такой погоде гостей можно не опасаться, я смело могла развернуться вовсю ширь своей души и даже замахнуться на приготовление чего‑нибудь особо вкусненького. Следующие несколько часов я подобно «юноше бледному со взором горящим» занималась готовкой. Первым делом вспомнила рецепт простого теста на кефире для пирожков, потом занялась тестом песочным, потом вспомнила про пельмени, которые в последний раз я ела года два назад, в последний раз перед тем как села на раздельное питание, затем поняла, что очень хочется супчика, и, конечно же борща, и остановилась только когда все имеющиеся в моем распоряжении кастрюли, горшки, чашки и тарелки оказались заняты. Я с гордостью оглядела творение свои рук, причем в буквальном смысле моих рук, и преисполнилась благодушия и спокойствия. Конечно это вам не три звезды Мишлена и даже не паршивенький шеф — повар, но сытно, съедобно и временами вкусно. Я точно это все есть смогу, а окромя меня претендентов нет. Правда накативший на меня хозяйственный зуд не иссяк и требовал новых подвигов, например уборки «квартиры» и я задумчиво почесывала кончик носа, не в силах определить какое зло будет меньшим: поддаться этому зуду или же заглушить его страстный зов. Просто была у меня одна нехорошая черта: в порыве уборочной страсти я становилась страшнее любого урагана и могла выкинуть в мусор не только старые вещи, но и вполне себе вещи новые и нужные, а потому, когда я начинала «генералить» за мной нужен был глаз да глаз. Однажды я так всю мамину косметику выкинула, потому что один из ее кремов мне показался просроченным. Беда была в том, что все остальные крема и тушь были новыми, еще не открытыми. Мама потом неделю удивлялась, куда все пропало, но я, поняв куда все пропало на самом деле, молчала как партизан и не выдала себя не словом, ни взглядом. Честно говоря, мама и сейчас не знает кто является истинным виновником тогдашнего незапланированного покушения на семейный бюджет ради восполнения жизненно необходимых запасов. Любовь как говориться любовью, но береженного Бог бережет. Вот и теперь меня терзали вполне себе ясные сомнения, а не выкину ли я ненароком чего‑нибудь нужного и важного, без чего мое возвращение домой станет невозможным (исполнение моих обязанностей меня волновало мало, не смогу толком работать, глядишь пораньше домой депортируют). Сомнения мои разрешил входящий вызов от яблочка. Сделав круг по тарелочке яблочко вопросительно посмотрело на меня, уточняя давать ли связь или изобразить что никого нет дома (я целый месяц потратила, чтобы научить яблоко сначала интересоваться моим мнением, прежде чем включать связь, даже подумывала уже его на другое, более умное яблоко заменить) и только когда я махнула рукой, побежало дальше, и в центре блюдечка появился Кощей. Кто бы сомневался.
— Утро доброе Яга, — улыбнулся враг рода человеческого, представленного мной.
— Наверное, — я с сомнением посмотрела в окно, за которым продолжала бушевать непогода.
— Случилось что?
— Да нет, все как обычно. А что должно было случиться?
— Не знаю. Просто ни солнца нет, ни дня, ни ночи. Безвременье какое‑то началось странное. Вот я и подумал, может приболели вы?
Приятно сознавать, что иногда твои предчувствия сбываются. Значит не пошли мои помощники на работу, еще и брата домой зазвали, чтобы не перетруждался. Молодцы парни. Уважаю.
— Да нет, все здоровы.
— А что тогда ты их не выгонишь?
— Слушай, нормальный хозяин в такую погоду и собаку не выгонит, а ты хочешь, чтобы я над нормальными парнями издевалась. А они мне, в отличие от тебя, ничего плохого не делали, только помогают постоянно. Так что пусть дома посидят, отдохнут. Ничего с вами за день не случится.
— Да в какую такую погоду? — удивился Кощей. Натурально как‑то удивился.
— Что значит в какую погоду? Ливень стеной, гром гремит каждую минуту и молнии сверкают, из дому выйдешь как пить дать под какую‑нибудь попадешь. И сдается мне молнии все равно метафизика там у нее на пути или простая нечисть, испепелит за милую душу.
— Какой дождь, какие молнии и громы? Они же давно уже должны были на юг податься?
— А они видимо не в курсе были, — возмутилась я. — Ты приходи и сам им об этом скажи, можешь и дорогу заодно показать.
— Не могу, — возразил Кощей. — У меня с ними сложные отношения. Мы плохо ладим.
— Судя по всему я с ними тоже не лажу, иначе с чего такое повышенное внимание. А у тебя дождя нет что ли? — заподозрила я совсем нехорошее.
— Нет. Сказал бы день ясный и солнце светит, но ни того ни другого не наблюдается, так что у нас просто серо и сухо.
— Ты хочешь сказать, что у меня тут локальный катаклизм? Вряд ли они здесь просто ради того, чтобы девиц разогнать.
— Ну ты же с этими братьями не сталкивалась, с чего бы им на тебя злиться? — задумчиво протянул Кощей, явно пытаясь разгадать эту загадку Сфинкса.
— Какие братья? — уцепилась я за самое главное.
— Ливень, Гром и Ветер.
— То есть?
— Что то есть? Это же три брата, каждый со своей зоной ответственности сообразно имени. Ты не знала?
— Ты хочешь сказать, что это не явления природы, а вполне себе реальные люди?
— А что тут странного? День и Ночь, и Солнце тоже себе вполне реальные люди, как и Морозко, хоть и отвечают за явления природы. Что тебя так удивляет?
И действительно, что меня так удивляет в известии о том, что у меня за окном три злых мужика ходят, вполне себе реальные и живые. От этой мысли я даже плечами передернула.
— Действительно, что тут странного, — пробормотала я вслух, но Кощей уже сменил тему.
— А как поездка? Удалась? — глаза Кощея вспыхнули неподдельным интересом.
— Удалась, — я вспомнила статного Морозко и тяжко вздохнула. — Морозко обещал на месяц припоздниться, больше не сможет.
— Месяц это маловато, можем не успеть, — Кощей огорченно вздохнул. — А ты соблазнить его не пробовала, чтобы он на большее согласился?
— Пробовала, но меня опередили, — шепотом призналась я, чтобы не услышали.
— Ладно, ты никуда не уходи, я сейчас к тебе приеду и ты мне все подробно расскажешь.
С этими словами Кощей отключился, забыв от радости про все на свете. Я покосилась в сторону окна, за которым по — прежнему бушевала непогода в лице трех братцев или три братца в лице непогоды? Уйти куда‑нибудь мне в ближайшее время было не судьба, хотя интуиция, раньше частенько молчавшая, вопила о необходимости бежать от Кощея как можно быстрее и как можно дальше. Было у меня такое нехорошее предчувствие, что воду эту снова мне искать придется.
— Надеюсь еще два братца Мор и Глад нигде в округе не бродят, — поделилась я своими сомнениями с окружающим пространством.
И поскольку мой хозяйственный пыл, побуждавший меня на свершение подвигов последние несколько часов, уже угас, я решила приступить к самому главному заданию: чаю и пирогам. Не знаю сколько времени прошло, я как раз приступила ко второй чашке чая, когда дверь моего жилища попытались открыть, но безуспешно, поскольку открывалась она наружу. Дверь слегка приоткрылась и тут же с громким стуком захлопнулась. Я принялась следить за развитием событий. С третьей попытки противоборствующие стороны в лице двери и того, кто пытался войти, достигли некого соглашения и завершили все ничьей: дверь приоткрылась примерно наполовину, и худощавая фигура смогла проскользнуть внутрь.
— И чем ты их так разозлила, что они вокруг твоего дома так злобствуют?
Вопросил Кощей, а пришел именно он, снимая свой злодейский плащ (когда я его впервые увидела, полчаса хохотала, время от времени выкрикивая «я черный плащ, я ужас, летящий на крыльях ночи») и оглядываясь в поисках подходящего корыта, так как с плаща нещадно текло. И поскольку подходящего корыта у меня в доме отродясь не было, он решил‑таки повесить его на гвоздик возле двери, выполняющий роль вешалки, и подвинул к нему тряпку, лежащую на пороге. Я следила за его манипуляциями, не прерывая своего основного занятия. Ответа на его вопрос у меня не было, а помогать мокрому с ног до головы гостю желания не возникало, тем более что гость был как обычно незваный. Наконец после продолжительных боев с силами превосходящего противника Кощей сумел‑таки соединить в пространстве и времени плащ, гвоздик и тряпку и сел напротив. Я подумала и решила, что не очень хорошо понимаю невербальные сигналы, поэтому нагло игнорировала весьма красноречивый взгляд гостя, направленный на самовар. У меня дома как в столовой — самообслуживание. Кощей понял и возражать не стал.
— Может ты все‑таки усела им дорогу перебежать, что ребята так на тебя взъелись? — предположил Кощей.
— Когда я бы успела, если я все время только тем и занималась, что помогала тебе реализовывать планы по управлению миром, — резонно заметила я.
— И то верно, — согласился со мной Кощей, — но ничего, глядишь, ребята немного пошумят, пошумят, да устанут, а как устанут, так и перестанут.
Я тихонько хмыкнула. Раньше Кощей в страсти к стихосложению замечен не был.
— Ну, рассказывай как поездка?
— Кому как. Кому пусто, кому густо, — вздохнула я о своем, о девичьем.
— А именно? Морозко тебя принял?
— Еще и напоил, накормил, спать уложил и обещал на месяц задержаться. Больше сказал не может. Не в его это компетенции.
— Ну а Кикимора не замерзла среди снегов?
— Кикимора…. Сея краса не просто не замерзла, она там согрелась и решила немного задержаться.
— ?
— Оказалось, что у них с Морозко много общего, она никогда не видела снега, он всегда мечтал кому‑нибудь снег показать, — я развела руками, показывая свою непричастность к случившемуся. — Так что Кикимора осталась погостить среди зимы еще месяц, думаю это одна из причин, почему Морозко согласился с моей просьбой. Хотя лучше бы он оставил меня, — пробурчала я себе под нос.
— Так вот в чем дело, — воскликнул Кощей. — Тогда все понятно. Брат Ливень же в Кикимору влюблен. Ну или думает, что влюблен. А ты его избранницу другому мужчине буквально сама в руки отдала. Еще бы парень не разозлился.
— Так они мне это безобразие из‑за Кикиморы устроили?
Я обиделась. Нет, правда обиделась. Мало того, что эта лахудра белобрысая с моей помощью обрела личное счастье, так еще и ее обманутые поклонники устроили мне локальный конец света и демонстрацию оскорбленных чувств. Ну что ж, кто напросился, я не виновата. У меня, конечно, нет хвоста, под который могла бы попасть вожжа, но зато очень скверный характер и должность, на которой не нужно утруждать себя вежливостью. Выскочив на крыльцо, я закричала:
— Вы три брата — акробата, ну как показались мне живо, пока не колданула. А то потом никто помочь не сможет, включая меня. Ляжете рядом с царевичем.
То ли они были в курсе ситуации с царевичем, то ли я была на редкость убедительна, но на крыльце передо мной появилось трое. Были они действительно похожи между собой, как бывают похожи родные братья. Нет не внешностью, которая была у них довольно разной, а каким‑то внутренним содержанием и выражением лиц. Внешность каждого из них, наверное, отражала их природную суть (я не была уверенна в этом полностью, так как видела их впервые в жизни) и соответствовала стихии. Были они разного возраста, роста и телосложения, но смотрели на меня одинаково хмуро.
— А вы очень симпатичный мужчина, — всплыла в голове фраза из старого фильма, и я почти услышала как кто‑нибудь из них представляется «Царь Иоанн Васильевич» и посохом бьет по полу.
Парни тем временем молчали, как партизаны на допросе и видимо также жаждали моей крови. Решив не доводить дело до крайности, ввиду особой ценности моей крови для меня, решительно взяла дело в свои руки и рявкнула:
— Бардак этот природный убрали быстро, пока я вас не убрала, — при этом мысли, что в случае чего реализовать угрозы не смогу, постаралась отодвинуть как можно дальше.
Три пары глаз очень внимательно меня осмотрели с головы до ног и с ног до головы, видимо пришли к какому‑то выводу и синхронно щелкнули пальцами. Ярко засияло солнышко, засверкали капли дождя на траве, и воцарилась блаженная тишина.
Такая резкая смена обстановки немного выбила меня из колеи, поумерив воинственный пыл и желание скандалить. Однако и оставить такое хамское поведение безнаказанным я не могла.
— И? По какому поводу вы мне тут устроили? — я вопросительно изогнула правую бровь в лучших традициях невозмутимого Атоса.
Парни переглянулись, видимо решая кто будет говорить. Наконец самый старший, на мой взгляд, мужчина прокашлялся и. сделав полшага вперед, заговорил.
— Доброго вам дня, хозяюшка — я только сильнее изогнула бровь. Говорящий заметил мою мимику и поторопился исправиться. — Думаю мы должны принести свои извинения за излишнюю эмоциональность и бурное выражение чувств, но вы должны нас понять. Своим поступком вы разрушили надежды нашего брата и лишили его возможности обрести семейное счастье с любимой.
Вот это я понимаю валить с больной головы на здоровую. Эта блондинка буквально напросилась со мной в поездку, отбила такого шикарного мужика, а я еще и виновата в том, что ее поклонники остались не у дел. Мало мне Кощея с его вечными заданиями, теперь еще и этим отвергнутым носы вытирать и сеансы психотерапии устраивать. Верните мне мою секретарскую должность и маленькую зарплату. Пожалуйста! Пока я не дошла до смертоубийств.
Трое представителей тонкой душевной организации, обманутые в своих лучших чувствах, продолжали смотреть на меня, и взгляды их по — прежнему были обвиняющие.
— На месте Кикиморы я бы сбежала от вашего брата еще раньше, — меня понесло. — Не мальчик уже, а истерики закатывает совсем как старая скандальная баба. Вместо того, чтобы создать нормальные бытовые условия для любимой, он мне тут громы и молнии организовал. Женщина красивая, востребованная, живет на болоте в холоде и сырости, вдали от цивилизации. Кроме соседнего леса мира не видела и вот в кои‑то веки выбралась посмотреть как люди живут, не удивительно, что не устояла перед соблазном. А кто бы на ее месте устоял. А вы вместо того, чтобы пытаться вернуть любимую решили на слабой женщине злость выместить. За которую и заступиться некому. А еще мужчинами себя считают.
По мере моего страстного монолога один из троих, самый высокий, белокожий и светло — русый, с темно — серыми глазами, медленно, но верно наливался красным цветом и кажется даже начинал дымиться. Но в тот самый момент, когда подпитанная утренним страхом, многолетняя вскормленная современной феминистической цивилизацией, претензия женщины к мужчине как к существу не отвечающему всем требованиям и стандартам развернулась во всю ширь, надиктовав мне дальнейшую обвинительную речь, этот сероглазый парень крутанулся на месте и исчез. Просто растворился в воздухе, будто его и не было никогда. Я поперхнулась сделанным вдохом и закашлялась.
Двое оставшихся посмотрели на опустевшее место с какой‑то тоской во взгляде.
— Что это сейчас было? — просипела я, откашлявшись.
— Это Ливень сейчас проникся сказанным и побежал отвоевывать возлюбленную, — пояснил мой собеседник.
— Поморозится там, заболеет, сляжет на месяц, — предрек второй мужчина.
— А вы значит не прониклись? — я недобро прищурилась.
— Прониклись, — закивал головой первый. — Поэтому и не сбежали.
— Это было бы невежливо, — добавил второй. — Позвольте представиться, меня зовут Ветер, а этой мой старший брат Гром.
— Очень приятно наконец‑то познакомиться, — не удержалась от язвительности я, рассматривая своих визави.
А посмотреть было на что. Гром был широк в плечах, мускулист, темноволос и тоже сероглаз. А еще обладал аккуратной бородкой и усами. От всей его фигуры веяло какой‑то фундаментальной основательностью и силой. Ветер был тоньше и уже и фигура его была какой‑то подвижной, гибкой. Казалось, что ему трудно долго стоять на одном месте и весь он каждое мгновение стремится куда‑то вперед. И хотелось лететь за ним следом, устремляясь к неведомому. Волосы его были какого‑то пепельного цвета, а глаза серо — голубые. И пока он успел обзавестись только усами.
Я уже было совсем надумала пригласить ребят в дом, выпить чаю и привлечь их как‑то к решению наших с Кощеем проблем по оживлению царевича, как прямо передо мной снова возник Ливень. В руках у него была огромная охапка цветов (букетом это назвать язык не поворачивался, потому что флористика не знала еще таких разномастных букетов), а глаза его горели немного фанатичным блеском.
— Милая, добрая, самая умная на свете женщина, вы открыли мне глаза на коварство Кикиморы, на корыстный характер ее и двуличную натуру. Если бы ни мудрость ваша и прозорливость, я страшную ошибку совершить бы мог и назвать ее женой любимой. А теперь благодаря доброте твоей сердце мое исцелено и есть у меня теперь надежда на счастье. Станешь ли ты единственная подругой моей верной, женой надежной? — выпалив все это на одном дыхании, Ливень всучил мне букет и замер в ожидании ответа.
А я в очередной раз почувствовала, что нахожусь в очень неправильной сказке, у героев которой вообще отсутствует логика и явные проблемы с приложением вектора силы. Скажите мне, какому нормальному человеку могла бы прийти в голову мысль толковать мои слова так, как их истолковал этот Ливень? Даже его братья решили, что он к Кикиморе побежал, а он оказывается за цветами, чтобы мне предложение делать. А я‑то какой востребованной стала. Уже второй мужчина в любви признается. Прям аншлаг. И не будем акцентировать внимание на явной неадекватности моих поклонников. Как говорится я и сама не подарок, чтобы привередничать. С другой стороны такая внезапная влюблённость несколько пугает консервативную меня. Может ну их этих поклонников? Жила же без них тридцать лет и еще столько же проживу. Только как бы это помягче сказать, чтобы новый Армагеддон на себя не вызвать?
Я бросила умоляющий взгляд на Грома и он, проникшись моим отчаянием, решительно вмешался:
— Ливень, дорогой, дай ей время подумать. Узнать тебя получше. А потом уже как положено сватов засылай. А то что же ты, как басурманин какой, обычаи попираешь, да традиции нарушаешь. Не принесет это добра.
Ливень на это только кивнул. Нда, парень явно был в легкой (или даже и не легкой) прострации. Подкосил его побег Кикиморы.
— Да, — я лучезарно улыбнулась. — Спасибо за предложение, я подумаю.
Гром, схватив братца за шкирку, щелкнул пальцами и они оба пропали. Остались только я да Ветер. Я поглядывала на него с опаской. Мало ли, что у него на уме, вдруг тоже решит воспылать неземной страстью. Но Ветер моих надежд не оправдал. Улыбнувшись, он виновато выдал:
— Вы нас извините за все. Просто Ливень немного эмоциональный и все принимает близко к сердцу. Но вы не волнуйтесь, пару дней пройдет, и он успокоится и все забудет. А если вам помощь какая‑нибудь понадобится, вы меня или Грома позовите и мы все сделаем.
С этими словами он тоже исчез, просто и незаметно, без всяких прыжков, щелчков, вращений и прочих телодвижений.
Я стояла на крыльце с огромным букетом в руках и чувствовала себя униженной и оскорбленной. Собственно говоря, у меня и раньше бывали времена, когда я себя чувствовала то униженной, то оскорбленной, но сегодня в своих ощущениях я вышла на новый качественный уровень. Пять минут назад молодой симпатичный парень сделал мне предложение руки и сердца, а две минуты назад другой молодой и симпатичный парень объяснил мне, что это было не более чем временное помрачение рассудка, которое не стоит внимания. А я как дура еще и возомнила о себе, сомневаться начала подходит не подходит. Надо было брать, пока давали, а потом уже думать. С такими мыслями я вернулась в избушку к остывшему чаю и забытому Кощею. Впрочем, Кощей был мужчиной заботливым и галантным, и чаю он остынуть не дал, в чем я имела возможность убедиться, взяв кружку и сделав большой глоток. Рот обожгло и из глаз брызнули слезы как в американском мультфильме. Приличных слов в моем лексиконе не осталось, зарождающейся депрессии впрочем тоже. Было ли это побочным действием заботы Бессмертного комбинатора или он изначально именно на это и рассчитывал, осталось для истории загадкой, потому что мне сначала было не до этого, а потом уже не до этого. А Кощей своих замыслов без предварительных пыток не выдает, да и после пыток, если честно, не всегда откровенничает.
— Значит с Морозко все прошло хорошо? — вернулся Кощей к наболевшему у него, как только заметил по моим глазам, что я в состоянии слушать и говорить.
— Я только не поняла, зачем я моталась к Мюнхгаузену, если у вас дождь выделен в самостоятельную хоть и не совсем разумную личность? — Бессмертный явно переоценил мою стрессоустойчивость.
— А когда ты к нему моталась?
— Летом, когда затяжные дожди были. Меня Леший к нему послал.
— Прям так и сказал, иди‑ка ты к барону?
— Нет, он просил меня решить вопрос с тотальным наводнением, грозившему его хозяйству. А до барона я сама додумалась. Вспомнила, что среди его многочисленных хобби водится разгон облаков и решила обратиться за помощью.
— Разумное решение, — дипломатично заметил Кощей.
Видимо памятуя о моей прошлой вспышке ярости, в этот раз он решил не напоминать мне о том, что должна знать каждая уважающая себя Баба — Яга. А мне подумалось о том, скольких синяков я могла бы избежать, если бы знала о трех ненормальных братьях, отвечающих за погодные явления. Еще мне подумалось о том, где можно почерпнуть все то, что я знать вроде как должна, но не знаю. Собственно на вскидку в голову приходило пока только два источника: Митрофан и инструкция для Бабы — Яги. Митрофан как источник знаний был удобнее, но удаленнее, Инструкция была ближе, но ее надо было читать, а когда, если постоянно Кощей со своими вселенскими планами. Надо, надо устроить себе литературный вечер.
— Ну так что еще Морозко сказал?
— Да ничего особенного. Посоветовал отрубить царевичу голову, — отмахнулась я от Кощея, погруженная в свои мысли.
— Как это? Чем ему царевич не угодил, Морозко же в кровожадности никогда замечен не был? — большие и выразительные глаза Кощея стали еще больше и еще выразительней.
— Не, он не от кровожадности. Это он посоветовал, чтобы царевича разбудить. Сказал, что это самый верный способ. Если с поцелуем ничего не выйдет.
Кощей на минуту задумался, а потом радостно хлопнул себя по лбу.
— Точно, живая и мертвая вода. Как я сам сразу не додумался.
— Как я сам не додумкал, как я сам не дотумкал, — всплыла в моей памяти песенка без прочих опознавательных признаков. А еще весело всколыхнулось злорадство от того, что кто‑то оказался таким же профаном как и я, а может и более, учитывая возраст и профессиональную подготовку этого кого‑то.
— Тогда вообще проблем нет, — вещал тем временем Кощей, — достанешь нам по быстрому живой и мертвой воды, разбудим царевича и за оставшийся месяц завершим операцию молодильные яблочки. А там можно и в отпуск на пару недель.
Я же между тем решала мучительную задачу, сделать вид, что я не услышала фразы про «достанешь нам воду» и по примеру страуса спрятать голову в песок или же уточнить вопрос сейчас и гарантированно нарваться на новую работу. Из двух зол я выбрала третье и налила себя новый стакан чая. Нда с такими темпами я скоро не в одну дверь не войду: кругом сплошной стресс и ни одного спортзала с тренером для подкачки мышц.
— Ты о чем задумалась? Тебе план не нравится? — заметил Кощей мой отсутствующий вид.
— Да я вот думаю, если я закажу беговую дорожку и велотренажер, мне их хватит для поддержания фигуры или еще для пресса что‑нибудь заказать?
Ушел от меня Кощей будучи твердо уверенным в моей неадекватности. Может оно и к лучшему, дисквалифицируют меня по состоянию здоровья и домой отправят, и уже другой жертве придется эту их воду искать. С такими мыслями я и заснула.
Проснулась я от того, что кто‑то осторожно, но настойчиво тряс меня за плечо. Мой недопроснувшийся мозг хоть и не сразу, но довольно быстро сообразил, что в моей однокомнатной избушке будить меня некому. Мой безумный крик застрял у меня в горле, а все тело покрылось холодной испариной, пока очень богатое воображение рисовало мне картины возможного нарушителя моего сна и его причин, учитывая традиции местных богатырей сначала рубить головы, а потом разговаривать. К счастью, прежде чем мое богатое воображение стало причиной моего сердечного приступа, рука, пытающаяся меня разбудить, появилась в поле моего зрения, и в слабом свете луны мне удалось опознать рукав форменной одежды красного солнца. Таким образом, остался открытым только один вопрос столь нестандартного пробуждения: зачем меня будят?
Интересно если солнце красное удосужился меня разбудить, то может он снизойдет до объяснений по какому поводу? Тем временем заметив, что я проснулась, мой «будильник» перестал меня трясти и начал нетерпеливо притопывать. Я свесилась с печи и с интересом уставилась на обутую в красный сапог ногу, видимую только до колена, которая действительно нетерпеливо постукивала по полу. Если бы мой мозг не был еще во власти сна, такое зрелище впечатлило бы меня намного больше, поскольку еще никогда я не видела ничего кроме рук своих помощников, сейчас же я просто зависла вниз головой, любуясь новым видом.
— Интересно, а у дня и ночи тоже есть ноги? — решила я прояснить волнующий меня вопрос.
— Ее величество соизволило проснуться, — раздался из темноты ехидный голос зеркала.
— А что случилось? У нас внеплановые ночные гости?
— А ты в окошко посмотри, — посоветовала вредная стекляшка.
Я решила последовать ее совету и нашарив на полу тапки, пошаркала к окну. За окном шел дождь. Он шуршал немногочисленными оставшимися на деревьях листьями. Он настойчиво, но осторожно стучал по крыше. Затейливыми дорожками сбегал по оконному стеклу.
— Дождь, — констатировала я очевидный факт.
Рядом со мной раздраженно прищелкнул пальцами Солнце, всем своим видом выражая недовольство моей несообразительностью.
— Дождь. Еще немного и наш корабль отправится в дальнее плаванье, — не прояснило ситуацию зеркало.
— Опять Барон что ли облака гоняет? Или циклон какой‑то?
— Или у кого‑то совсем мозги отказали.
— Ливень? — мелькнуло подозрение в моем просыпающемся мозгу.
— Бинго, — порадовалось зеркало моим успехам.
Но я уже не слушала. Пылая праведным гневом, я выскочила за дверь прямо под дождь и возмущенно закричала.
— Покажись вредитель.
Сероглазый красавец соткался прямо из капель дождя в шаге от меня. Выглядел он при этом очень довольным то ли собой, то ли ситуацией, то ли и тем и другим сразу. Уровень моей взбешенности резко возрос.
— Прекрати это безобразие немедленно, — ткнула я в сторону дождя, заливающего мой огород.
— Конечно, все что захочешь, — улыбнулся вредитель и дождь тут же перестал.
— Что у тебя случилось? — вспомнила я о своих профессиональных обязанностях. Мало ли, может ему моя помощь нужна.
— Я просто хотел уточнить где ты предпочитаешь жить после свадьбы? Здесь или ко мне домой переберемся? И думаю тебе надо будет бросить эту твою работу, а то для мужней жены как‑то неприлично чужих мужчин в доме привечать.
— А?
О этот русский язык, многогранный и многосмысловой, в котором даже простая буква «А» содержит в себе столько подтекста. В моем случаев буква «А» означала: Какая свадьба? Я действительно могу уволиться с этой работы? Прощайте грубые крики внеурочный утренний час! А на какую дату свадьба назначена? А где находится дом? А твоя мама против не будет? А финики‑то финики‑то где? И да простят меня многомудрые люди, но право слово, у какой девушки поднимется рука вот так сразу отказаться от свадьбы, даже и с психически неуравновешенным Ливнем.
— Нет, конечно если ты хочешь, можешь продолжать работать. В конце концов, работа у тебя уважаемая, нужная, если тебе так нравится, то я не против, — вот говорю же русский язык очень многогранный.
— Может в дом войдем, обсудим детали? — а вы попробуйте в одной шелковой ночной рубашке ноябрьской ночью на улице постоять, когда только что дождь прошел.
Ливень галантно распахнул передо мной дверь, чем слегка повысил свой рейтинг среди моих потенциальных женихов, но с другой стороны принимая во внимание какие у меня женихи, мой собственный рейтинг в моих глазах слегка упал.
— О гляньте на нее, — раздался все тот же ехидный глас, как только мы вошли, — уже по ночам мужиков в дом водит. А еще порядочной притворялась.
— А в чем проблема? Я по должностной инструкции мужиков вообще должна в баньке парить и на ночь в избушке оставлять. Так что все строго по обязанностям. А если кому‑то не нравится, так кто‑то может и не смотреть.
Нет, ну вот где логика спрашивается. То что я с тремя невидимыми мужичками в одной комнате живу ее не смущает, а то что я сейчас чай буду пить с потенциальным мужем, это стыд и срам. Вот просто ради принципа хотелось бы понять алгоритм мышления местных.
— Ну давай рассказывай как ты дошел до жизни такой, что первой встречной Яге предложение делаешь, — начала я сеанс психоанализа, усадив гостя на лавку и разлив чай по чашкам.
— Как рассказывать? — удивился юноша нежный со взором горящим.
— С самого начала и подробно.
Вот говорила мне мама, что язык мой — враг мой, а я не верила. Я никогда еще не видела человека, который настолько буквально понимал бы мои советы. Ливень действительно начал рассказывать с самого начала и очень подробно. Он рассказал мне и про то, как у него впервые стали резаться зубы, и про то, как подшучивали над ним братья, и про суровые методы воспитания отца, и даже про то как не любил в детстве манную кашу. Хлебая пустой чай, потому что помощники мои добровольно на глаза не показывались, чтобы проявить заботу о моей персоне, а звать их было не прилично (сеанс все‑таки), я невольно вспоминала выражение моего преподавателя по общей психологии: говорите, говорите, я вас не слушаю. А вот я бы и рада была не слушать, но не получалось. Наконец мы миновали детскую пору и перешли ко временам первой влюбленности и тут передо мной разверзлась бездна. В первый раз Ливень влюбился в небезызвестную Аленушку, у которой братец стал козленочком, но пока он думал как получше признаться ей в своих чувствах, какой‑то витязь разобрался с Бабой — Ягой, спас братца и женился на красавице. Отвергнутый влюбленный был отправлен заботливым батюшкой на юга, для лечения разбитого сердца, и снова влюбился в какую‑то друидку. Любовь была взаимной и счастливой ровно до того момента, пока юного Ромео не затребовали на родину. Юная красавица соглашалась ждать, но была категорически против поездки в неизведанные дали. Любовь к родине победила, и теперь уже Ливень лечил разбитое сердце в родных пенатах. В этот раз его избранницей стала Кикимора. Белокурая воздушная красавица, напомнившая ему его французскую любовь. В общем, диагноз был ясен. Ливень являл собой этого анти — Казанову, вечно отвергнутого влюбленного.
— Ну а я то тут каким боком? Решил добавить в свою коллекцию роковых красавиц еще и местную ведьму?
Ливень отвел глаза в сторону и стал увлеченно рассматривать пейзаж за окном. Так увлеченно, что в моем не особо сообразительном мозгу невольно родилось подозрение.
— То есть тебе надоело все время быть отвергнутым и ты решил что на безрыбье и Баба — Яга вариант? Так что ли?
— Вообще‑то я довольно состоятельный парень, — послышалось робкое возражение. — А еще и не совсем урод.
— Ну да, — пришлось признать правду. — Я бы явно была не в проигрыше. Только вот мне до конца контракта запрещено замуж выходить. А ждать еще пару лет ты, наверное, не собираешься.
Мы синхронно вздохнули над своей горькой долей и тут меня осенило.
— Слушай, есть у меня одно средство. Все красавицы твои будут. Хочешь?
— Что за средство? — глаза напротив загорелись в буквальном смысле, в них вспыхнул маленький огонек.
— Яблочки волшебные. Кто яблочко съест, уснет сном непробудным. А разбудить его можно поцелуем.
— Истинной любви?
— Да нет. Просто поцелуем. Зато проснувшийся тут же влюбляется в того, кто его разбудил. Правда не знаю на какой срок. Ну думаю, чтобы до алтаря дойти их действия хватит. Ну так как берешь?
— Килограмм.
— Килограмм не дам, нету. Дам штуки три. Тебе хватит. Но в обмен на пару услуг.
— Каких? — прищурился Ливень, подозревая меня в страшной корысти.
— Во — первых, ты мне обещаешь, что не будешь приставать к Кикиморе пока она в родные болота не вернется. Знаю я тебя, сейчас с моего порога к Морозко рванешь и все мне испортишь. А Кикимора там важную миссию выполняет.
— Хорошо обещаю, — выдавил из себя влюбленный какое‑то время спустя. — А второе условие?
— А ты мне поможешь и просьбу мою выполнишь. Какую просьбу еще не знаю, но в хозяйстве такое обещание иметь пригодится.
— Хорошо обещаю, если это будет в моих силах, я твою просьбу выполню. А если это будет не в моих силах, я сделаю все возможное, чтобы твою просьбу выполнить.
— Идет, — улыбнулась я и направилась в подвал за товаром.
— Дура она дура и есть, — поделилось зеркало своим мнением об уровне моего интеллекта, как только за ночным гостем закрылась дверь.
— А теперь по какому поводу?
— Вместо того, чтобы самой накормить его яблочками и выйти замуж, ты ему в руки отдала такое мощное оружие. Ну не дура ли?
— Ты его вообще слушала? — поинтересовалась я. — Он же психически не стабилен, кто знает как на него яблочки подействуют. Мне и одного влюбленного богатыря хватает. И потом, я же не все яблочки отдала. Большую часть я для себя сохранила, только ими пока пользоваться смысла нет. Вот через три года самое то. К тому же возможно и побочные эффекты к тому времени все будут известны. Если только Алеша не сгинет бесследно в ратных подвигах.
— Что я слышу, — впервые в голосе зеркало послышались нотки одобрения — наконец‑то в тебе проснулось коварство, достойное истинной Яги.
Довольно рассмеявшись, я вернулась к столу. Всю ночь пить пустой чай это конечно хорошо, но иногда бутерброды бывают совсем не лишними. Складывая слоями колбасу, сыр и огурцы, я поймала себя на неприятном чувстве ответственности. Это чувство еще в раннем детстве привила мне моя мама, за что я никогда не была ей благодарна. Слишком уж портившим жизнь оно было. Но со времени моего переезда в леса оно молчало. Я уж было на радостях решила, что мое чувство ответственности и вовсе осталось в моем родном городе, испугавшись тягот переезда. Оказалось нет. Видимо оно было только оглушено, а теперь пришло в себя. Очевидно, это означало только одно, моя адаптация завершилась и теперь я была здесь не только сознательно, но и подсознательно. И меня это не радовало. Мне с лихвой хватало требующих моей заботы спасителей похищенных девиц, Кощея с его вечными планами, которые не могут обойтись без моего участия, и полного незнания местности и местных же реалий, не говоря уже о моих колдовских «умениях», и чувство ответственности и долга мне было совсем не нужно. Но как его отключить я не знала. Разве что еще пару раз затормозить ступой о ближайшие деревья, но это было бы слишком радикально. Я попыталась заесть этот гложущие меня червячок, но по мере поглощения бутербродов червячок рос и все громче заявлял о себе. Этот монстр буквально требовал, чтобы я достала свой справочник и выяснила где и как можно найти живую и мертвую воду, на корню губя мои намерения не заниматься этой проблемой, пока меня к тому не вынудят. В конце концов, если спустить все на тормозах, то возможно Кощей и сам озаботится ее решением. Ан нет. Проснувшийся монстр кричал мне о моих обязанностях и обещал отравить все минуты, которые я решусь потратить на безделье, если вода не будет найдена. Поняв, что я растолстею быстрее, чем внутренний голос замолчит, я снова направилась в подвал. В этот раз за справочником. И вроде бы где‑то в темном углу у меня была припрятана бутылка чистейшего самогона от Лешего. Пить или не пить, вот в чем вопрос. Впрочем, книга попалась мне на глаза раньше, чем бутылка самогона и вопрос решился сам собой, хоть и не самым приятным образом. Однако, как и положено ответственному человеку, получив искомое, я занялась поисками нужной информации. Правда в книге не было оглавления, что осложняла мою задачу, но нам не привыкать к трудностям.
— В жизни всегда есть место подвигу, но не всегда есть место для самообразования, — поделилась я своими наблюдениями с окружающими меня вещами.
Вещи хранили молчание, как и положено вещам. А может просто молчали из вредности, кто эти местные артефакты разберет. Я листала книгу, попутно отмечая как много тут полезных заклинаний, которые мне не мешало бы выучить, а потом мой взгляд зацепился за раздел полезных советов. Ту его часть, где описывались способы запугивания добрых молодцев и я зачиталась. Тут писывалось все, начиная с внешнего вида и заканчивая методами посадки на лопату для засовывания в печь. Очень интересно и крайне полезно. Я предвкушающее улыбнулась, вообразив как я теперь буду разделываться с желающими отдохнуть за чужой счет. Правда для начала мне надо было решить вопрос с желающим за чужой счет поработать. После сотого перелистывания одних и тех же страниц мне наконец‑то повезло, и нашла упоминание о воде. «Из бороды отца вод течет три реки. Несут три реки в себе три воды. Одна вода дарует прохладу, вторая вода дарует покой, третья вода дарует пробуждение.» Той же самой рукой, которая вывела формулу Эйнштейна на полях этой книги ранее, между строк было написано «Питьевая вода, мертвая вода, живая вода». Не верить своей предшественницы причин у меня не было. Правда возникал вопрос с нахождением таинственного отца вод, но может быть местные знают где он живет. Это постоянная игра в угадай мелодию, которую вы никогда прежде не слышали, мне уже стала надоедать. Стоило еще раз внимательно перечитать контракт, может быть мне повезет найти пару пунктов и вернуться в цивилизацию раньше чем через три года.
Знаете, когда вам а) уже за тридцать, б) у вас нет детей, в) у вас нет мужа, г) у вас нет парня и не предвидеться и д) у вас вообще не очень радужные перспективы на будущую жизнь, то стоит, пожалуй, задуматься о причинах и следствиях, пойти на курсы по развитию женской энергии, записаться на прием к психологу и начать читать Зигмунда Фрейда и Карла Юнга в попытках найти то самое не так, которое портит всю жизнь и лишает возможности хвастаться перед подружками. И, во всяком случае, не пестовать свою страсть к романтизму и неприличную для такой взрослой женщины наивность. О моя былая наивность, заставлявшая меня мечтать о волшебных приключениях и воображать себя на месте счастливых попаданок в иные миры. В своих мечтах я всегда была красивее и, конечно же, умнее главной героини. Я не допускала глупых ошибок и ненужных истерик, я была верной опорой спасающему меня герою и достойной избранницей королей. Могла ли я думать, что действительность будет так отличаться от мечты. Право слово, даже воображая себя ведьмой, я никогда не думала, что в результате мне достанется должность Бабы — Яги, этакого вечного пугала зеленого леса. Да вдобавок еще и ограниченной в своих любовных возможностях не только условиями контракта, но и полным отсутствием адекватных кандидатов. Хотя кто знает, насколько адекватны были мои книжные возлюбленные. Слабое, но единственное утешение в моих трудах. Печальные мысли вновь посетили мою ни в каком смысле не светлую голову, пока я сидела в погребе, в окружении молчаливых вещей, и перелистывала книгу. Видимо, различные погреба, подвалы, подземелья и прочие под чего‑то там сооружения всегда обладали надо мной какой‑то таинственной властью, будя во мне тягу к философствованию и рефлексии. Так и тянуло меня надеть на себя какую‑нибудь хламиду и удобные тапочки и начать бормотать себе под нос в лучших традициях безумных ученых, но труба звала к иным свершениям. Впрочем, этот вариант стоит, пожалуй, оставить как запасной.
Оставив книгу на прежнем месте, чтобы не искушать себя лишними знаниями, я выбралась наверх и сразу же прибегла к стратегической лести.
— Свет мой зеркальце, скажи, — напела я любимое обращение вредного зеркала.
— Да да? — откликнулся довольный голос.
— Свет мой зеркальце, скажи, а не знаешь ли ты кто такой отец вод и где его можно найти?
— Я все знаю, спору нет, открою я тебе секрет, — удовольствие в голосе зеркало можно было руками потрогать. — Отец вод дает начало всем водам земли и неба, а найти его можно там, где встречаются гром и молния.
— Весьма познавательно, но абсолютно бесполезно. А теперь давай нормальным языком все то же самое.
— Послали же на мою голову бескультурную бестолочь, простых вещей не понимает, — посетовало зеркало.
— Я не виновата, если вы в своей культуре от всего мира лет на сто отстали, если не больше. Что за ужасная манера изъясняться словом о полку Игореве. И десять коршунов напали на десять лебедей и заплакала голубка и разнесся ее плач над градом. К чему такие сложности. Пока доберешься до сути, уже полночь будет.
— А вам все бы телеграфным стилем общаться. Никакой поэзии.
— Так где искать этого отца вод?
— У дружка своего спроси, — съехидничало зеркало.
— У какого еще дружка?
— У Ливня. Этого его отец, — и зеркало снова почернело, давая понять, что все разговоры закончены.
— Нда, а кажется запрошенная помощь этого нервного красавца потребуется мне много раньше, чем я рассчитывала.
Но мой комментарий остался без ответа. Зеркало предпочло принципиально хранить молчание, вместо того, чтобы вылить на мою голову очередную порцию яда, а прочим невидимым обитателям дома не было никакого дела до моих проблем. Послонявшись пару минут по комнате, я решила выйти на свежий воздух и проведать сидящего в засаде Серого Волка.
— Как дела? — поинтересовалась я, усаживаясь рядом с развалившимся на куче листьев Серым. — Есть прогресс?
— Тело лежит и не шевелится, — проинформировал он меня. — Хочешь посмотреть? — и Серый подвинулся, обеспечивая мне доступ к точке обзора.
Примостившись с ним рядом на животе, я принялась обозревать открывшиеся мне виды. На небольшой полянке, на по — осеннему пожухлой траве, укрытой опавшими листьями, без всякого возвышения, этот момент Кощей оговорил особо, аргументируя тем, что наши потенциальные спасительницы будут в длинных платьях и сарафанах и им будет не удобно лезть на верхатуру за поцелуями, стоял хрустальный гроб, мой старый знакомый по делу Белоснежки. За хрустальными прозрачными стенами угадывался человеческий силуэт, но разглядеть детали на таком расстоянии с моим зрением мне было не дано. Однако я прекрасно помнила как он выглядел раньше и сильно сомневалась, что царевич радикально изменился за без малого месяц. Невдалеке от нас среди деревьев виднелась группа девушек, которая что‑то обсуждала. Судя по мелькавшим нарядам, эта была та самая партия, которая прошла через мои руки три дня назад.
— Нда, не быстро тут у вас, — заметила я, возвращаясь на исходные позиции и уступая место законному владельцу.