Маркиз де Кюстин, правда, не писал о женских правах собственности, но отметил много различий между русскими и европейскими дамами. Первые были, по его словам, «политическими амазонками» и часто вмешивались в государственные дела: Кюстин А. де. Россия в 1839 году/ Ред. В. Мильчина. М., 1996. Т. 2. С. 51.
См., например: Ostrogorski M.Ia. The Rights of Women: A Comparative Study in History and Legislation. London, 1893. P. 231. Автор пишет: «Россия… обладающая наименее либеральными институтами в Европе, располагает самыми либеральными законами в отношении гражданской правоспособности женщин».
Достаточно вспомнить Варвару Петровну Ставрогину из «Бесов» и Марью Александровну Москалеву из повести «Дядюшкин сон»: Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 10. Л., 1974. С. 17; Т. 2. Л., 1972. С. 297—298; ср. «Вишневый сад» и «Бабье царство» А.П. Чехова.
Члены рода пользовались правом выкупа родовых земель в течение сорока лет после продажи. В середине XVIII в. Сенат ограничил срок выкупа тремя годами. См.: Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. СПб., 1909. С. 579.
Многие историки права утверждали, что понятие частной собственности окончательно сложилось в России только в XVII в. и не было детально разработано в законодательстве до царствования Екатерины II. См.: Эльяшевич В.Б. История права поземельной собственности в России. Париж, 1948. Т. 1.С. 159; Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. С. 579, 585. Но, как считает Ричард Уортман, представление о частной собственности в императорской России было пронизано противоречиями и непоследовательностью, так как имущественные права оставались здесь «атрибутом привилегированности», а не основанием для политических прав. См.: Wortman R. Property Rights, Populism, and Russian Political Culture // Civil Rights in Imperial Russia / Ed. 0. Crisp and L. Edmondson. Oxford, 1989. P. 13-32.
Мысль о принадлежности имущества семье, а не индивиду выражается в языке документов о купле-продаже имущества. До XIX в. купчие составлялись по определенной формуле, согласно которой продавец (мужчина или женщина) продавал имущество покупателю, его (или ее) супруге или супругу, детям и потомкам. Если в купчих записях, включенных в мою подборку за период до 1780 г., использовалась именно эта формула, то в документах от 1805 г. и далее она отсутствует.
Впрочем, даже беглый анализ нотариальных документов крепостных книг не оставляет сомнений в том, что, в отличие от дворянства, активность людей из недворянских слоев общества на сельском рынке недвижимости резко возросла после 1861 г.
Различие между потомственным и личным дворянством для нас значения не имеет. Феномен личного дворянства восходит к царствованию Екатерины II. Личные дворяне, как и члены купеческого и мещанского сословий, могли владеть недвижимостью, но не крепостными крестьянами.
По наблюдению Дж. Ле Донна, однако, российский правитель напоминал других государей эпохи старого режима тем, что делегировал своим чиновникам отправление справедливости, но сохранял за собой право отменять их решения. См.: LeDonne J. Ruling Russia: Politics and Administration in the Age of Absolutism, 1762—1796. Princeton, 1984. P. 179.
В течение непродолжительного периода 1562—1628 гг. дочерям не разрешалось наследовать отцовские владения, даже если у них совсем не было братьев (Там же. С. 496).
По мнению Д. Хьюз, то обстоятельство, что приданое в Западной Европе охотнее давали в денежной форме, на практике означало, что дочерей лишали наследства. Да и мужья дочерей предпочитали наличные деньги, которые «легче было влить во владения супруга» (Hughes D.O. From Brideprice to Dowry. P. 34—35). Во Флоренции в эпоху Возрождения приданое также с успехом использовалось для отстранения дочерей от наследства (Klapisch-Zuber С. Women, Family, and Ritual in Renaissance Italy / Trans. Lydia Cochrane. Chicago, 1985. P. 216).
А. Клеймола считает, что на XVII в. пришелся упадок женских прав наследства. См.: Kleimola A.M. «In Accordance with the Canons of the Holy Apostles»: Muscovite Dowries and Women's Property Rights // Russian Review. 1992. April. Vol. 51. P. 204—229. Однако Д. Кайзер отмечает, что закон 1627 г. позволял завещателям в отсутствие мужского потомства передавать землю в наследство целому ряду родственниц, а также открывал замужним дочерям доступ к отцовским землям, если у них не было братьев. См.: Kai-ser D.H. Women, Property, and the Law in Early Modern Russia Indiana University, 1988 (неопубликованная рукопись). Р. 6—7.
Л.В. Милов и И.М. Гарскова полагают, что вотчина и поместье представляли собой не только разные объекты права, но и «самостоятельные формы феодального хозяйства». См.: Milov L. V., Garskova I.M. A Typology of Feudal Estates in Russia in the First Half of the Seventeenth Century (Factor Analysis) // Russian Review. 1988. October. Vol. 47. № 4. P. 375—390. Несколькими исследователями было обнаружено, что московское дворянство в XVII в. использовало все возможные средства, чтобы перевести свои держания из поместий в вотчины, но какое значение это имело для женских прав наследования, пока не изучено. См.: Crummey R.O. Aristocrats and Servitors. P. 108; Hellie R. Enserfment and Military Change in Muscovy. Chicago, 1971. P. 56.
При этом владелец родовой или выслуженной вотчины мог продать или заложить свою землю только с согласия братьев и других родственников-мужчин (правда, подписи его детей и внуков не требовались). Если же нужных подписей не было, то родственники приобретали право выкупить это имущество по покупной цене. См.: Соборное уложение 1649 года: Текст, комментарии. Л., 1987. Гл. XVII. Ст. 27; Blum J. Lord and Peasant in Russia from the Ninth to the Nineteenth Century. Princeton, 1961. P. 81.
Размеры прожитка зависели от обстоятельств смерти держателя служилых земель. Вдовы и дочери погибших в бою получали соответственно по 20 и 10%. Эти цифры сокращались до 15 и 7,5%, если владелец поместья умирал, находясь на военной службе, и до 10 и 5%, если служилый дворянин умирал дома (Соборное уложение. Гл. XVI. Ст. 30, 31, 32). О вдовах и дочерях, выходивших замуж со своими прожиточными наделами, см.: Там же. Гл. XVI. Ст. 17, 18, 19, 21. О наследовании выморочных поместий см.: Там же. Гл. XVI. Ст. 13.
Еще одной вдове Боярская дума вернула поместье, когда ее зять нарушил условия их договора, обменяв это поместье на другое. См.: ПСЗ. Т. 3. № 1341 (22.07.1689).
Вдовы, получавшие в прожиток вотчинные земли мужа, получали также наказ не разорять эти владения и не слишком отягощать крестьян оброком.
Вдовы и дочери, получившие долю в прожиток из поместных земель, не могли продавать или закладывать ее, хотя и могли использовать как приданое. Как мы увидим во 2-й главе, женщины, продававшие владения до 1714 г., упоминали в купчих только вотчины, в то время как продавцы- мужчины отчуждали и наследственные владения, и полученные за службу.
Впрочем, как отметил Дж. Вейкхардт, в Соборном уложении 1649 г. наследственные права дочерей прояснены гораздо лучше, чем в Русской Правде и в Судебниках 1497 и 1550 гг. См.: Weickhardt G. Legal Rights of Women in Russia, 1100—1750 // Slavic Review. 1996. Spring. Vol. 55. № 1. P. 13-14.
«Кормчая книга» — сборник церковных законов, сохранивший много положений византийского права, — касалась и вопроса о приданом. По наблюдению К. Неволина, византийские законы обязывали родителей обеспечивать дочерей приданым, но не уточняли его размеры. О положениях из «Эклоги» и «Прохейроса», включенных в «Кормчую книгу», см.: Неволим К. История российских гражданских законов. СПб., 1851. Т. 1. С. 89— 94. Согласно положениям византийского права, дочери и сыновья поровну наследовали имущество родителей, если те умирали без завещания (Weickhardt G. Legal Rights of Women. P. 6), но при жизни родители могли выделить или завещать детям неравные доли; при этом сыновья, наряду с дочерьми, получали приданое к свадьбе. См.: Macrides R. The Transmission of Property in the Patriarchal Register // La Transmission du patrimoine: Byzance et l'aire mediterraneenne / Ed. J. Beaucamp and G. Dagron. Paris, 1998. P. 179— 188.
Размер земельной части, входившей в приданое в России начала Нового времени, остается предметом споров. Двое ученых в очерках о списках приданого XVII в. отмечают, что больше половины исследованных ими документов такого рода включали в себя одно лишь движимое имущество. См.: Kaiser D.H. Women, Property and the Law. P. 17—18; Kleimo- laA.M. «In Accordance with the Canons». P. 225. Собранная мной подборка из 35 списков приданого, составленных в Москве с 1703 по 1714 г., приводит к другому выводу: земля входила в приданое в 80% случаев (в 28 из 35) (см. главу 4 наст. изд.). В. Кивельсон также обнаружила, что из 211 женщин, имена которых присутствуют в земельных документах Владимиро-Суздальской земли в XVII в., 143 (68%) являлись владелицами земли. Неизвестно, однако, многие ли из них получили ее в приданое. См.: Kivelson V.A. The Effects of Partible Inheritance. P. 210.
Один специалист по истории русского права утверждал, что единственным важным петровским указом, касавшимся имущественного права, было постановление о конфискации церковных земель, так как Указ о единонаследии никогда не применялся на практике: Эльяшевич В. Б. История права поземельной собственности в России. Париж, 1951. Т. 2. С. 231-233.
См. гл. 2 наст. изд.
В 1712 г. указом запретили дворянам, оставшимся последними в роде, продавать родовые земли. Им надлежало завещать свои вотчины ближайшим родственницам, но не более дальним по степени родства, чем внучки. Если же таких родственниц не имелось, то земля отходила государству. В этом указе впервые не учитывалось различие между вотчиной и поместьем, а шла речь о единой категории недвижимого имущества. См.: ПСЗ-1. Т. 4. № 2471 (23.01.1712).
При наследовании в отсутствие завещания разделы наследства были не только в обычае, но еще с XII в. закрепились в письменном праве — в Русской Правде.
К недвижимости относилась земля, как населенная, так и пустующая, а лавки, дома и фабрики стали определяться как недвижимость только в конце XVIII в. Движимое, или личное, имущество включало в себя все формы денежных средств, сельскохозяйственную продукцию, драгоценности и дворовых людей. Вопрос о том, к движимости или к недвижимости относить крепостных крестьян, работавших в сельском хозяйстве, оставался нерешенным до XIX в. См.: LeDonne J.P. Absolutism and Ruling Class: The Formation of the Russian Political Order, 1700-1825. Oxford, 1991. P. 218-219.
В позднейшем дополнении к Указу о единонаследии было оговорено, что если муж, принявший фамилию жены вместе с землями, переживал свою супругу, а детей у них не было, то имущество оставалось в его руках и отходило в казну лишь в том случае, если он так и умирал бездетным. См.: ПСЗ-1. Т. 7. № 4722 (28.05.1725). Ст. 7.
В спорах о наследстве тоже фигурируют мужья, принявшие фамилии жен. См.: РГАДА. Ф. 1270 (Мусины-Пушкины). Оп. 1. Ед. хр. 86; РГИА. Ф. 1330 (Общие собрания департаментов Сената). Оп. 3. Ед. хр. 23. В указанных случаях жены, пережившие своих мужей, оспаривали у других наследников право контроля над владениями семьи.
См. гл. 5 наст. изд.
См. гл. 4 наст, изд., табл. 4.15.
Фактически право женщин, состоявших в браке с младшими сыновьями дворянских родов, покупать землю оставалось под сомнением до 1725 г.: в 1714 г. Петр запретил младшим сыновьям («кадетам») приобретать недвижимость, не отслужив семь лет в армии или десять лет на гражданской службе. Когда в 1725 г. Екатерина I пересмотрела это правило, разрешив младшим сыновьям покупать землю немедленно по вступлении на государственную службу, она также указала, что жены младших сыновей могут приобретать недвижимость, если их мужья служат как полагается. См.: ПСЗ-1. Т. 5. № 2796 (14.04.1714); Т. 7. № 4722. Ст. 15.
В официальной описи этого собрания, содержащего документы свыше 200 судебных процессов, дела разбиты по уездам, в которых они были начаты, но не упоминаются имена тяжущихся сторон. Я благодарна В.Ю. Беликову за разрешение пользоваться составленной им описью, в которой он указал фамилии участников всех дел.
Обзор имущественных споров XVIII в. показывает, что 24% их (11 из 45) составляли тяжбы между женщинами и их родственниками по мужу. Большинство этих дел касались выделения вдовьей части из имений мужа.
Эта неопределенность в отношении наследственных прав дочерей была характерна и для средневековых законоположений. См.: Levin E. Women and Property in Medieval Novgorod. P. 165.
Н.Ф. Рождественский утверждал, что термин «прожиток» означал временное владение, и предполагал, что, по мнению законодателей, женщины больше заботились бы об урожайности земель, полученных в вечное владение: Рождественский Н.Ф. Историческое изложение русского законодательства. С. 73.
Европейские наблюдатели отмечали различие между наследством, полученным женщиной, и приданым: по словам шведского дипломата, жившего в Петербурге в 1735—1736 гг., «согласно русским законам, дочери не получают наследства, а лишь приданое, размер которого определяет отец. Если он умирает до замужества дочери, она тоже получает долю наследства, но меньшую, чем братья». См.: Верк К. Р. Путевые заметки о России // Петербург Анны Иоанновны в иностранных описаниях / Ред. Ю.Н. Беспятых. СПб., 1997. С. 202.
См. гл. 4 наст. изд.
Женщины в Италии в эпоху Возрождения тоже имели право на «достойное» приданое, но величина его не оговаривалась. См.: Kuehn Т. Some Ambiguities of Female Inheritance Ideology in the Renaissance // Continuity and Change. 1987. Vol. 2. № 1. P. 11-12.
См. в наст. изд. Приложение 2.
Исключения, подтверждающие это правило, см.: РГАДА. Ф.1209. Оп. 84. Ч. 14. Ед. хр. 327 (1741-1742); Оп. 79. Ед. хр. 1509 (1775). Отметим, что ед. хр. 327 содержит документы тяжбы между братом и сестрой, с одной стороны, и их сводными братьями и сестрами — с другой, а материалы ед. хр. 241 не касаются прав наследства. См. также: Алексеев В.П. Дворяне Саловы из Сосновки. Брянск, 1993. С. 37—38. Здесь рассматривается дело 1757 г. о споре женщины с ее братом, в котором истица заявила, что была выдана замуж без приданого.
Брат Варпаховской предъявил брачное соглашение, составленное в 1758 г., по которому их мать выделила дочери землю с крестьянами. Но это приданое было взято из материнских земель, а не из отцовских.
Это распоряжение Еремеева напоминает формулу Русской Правды, согласно которой братья должны были сестрам, выходящим замуж, выделять имущество «како си могут».
Там же. Т. 23. № 16769 (19.05.1789): «…а со времени уложения по тогдашним законам не было предписания, какое количество приданого должен отец давать выдаваемым в замужество дочерям своим, и сия дача приданого всегда зависела от воли родителей и от согласия тех людей, за коих дочери их выдаются…» Дальше в приговоре Сената значилось, что Вадбольская, взяв приданое, автоматически утратила право участия в дальнейшем дележе отцовских имений.
Как отметил историк права И.Г. Оршанский, несмотря на то что связь между землевладением и государственной службой была разорвана в начале XVIII в., права дворянок на наследство никогда не превышали скромной четырнадцатой части, которую они получали от отцовских поместий в XVII в. См.: Оршанский И. Г. Исследования по русскому праву семейному и наследственному. СПб., 1877. С. 367.
Екатерининская «Жалованная грамота дворянству» гарантировала дворянам свободу завещания купленных поместий: ПСЗ-1. Т. 22. № 16187 (21.04.1785). Разд. А. Ст. 22.
Французский закон ограничивал количество имущества, которое вдова могла принести своему второму мужу, и рассматривал вдов моложе 25 лет как несовершеннолетних. Португальское право разрешало властям изымать имущество у вдов, плохо управлявших своими имениями. См.: Diefendorf В.В. Widowhood and Remarriage in Sixteenth-Century Paris // Journal of Family History. 1982. Winter. Vol. 7. № 4. P. 379; DeJean J. Tender Geographies. P. 123; Metcalf A.C. Women and Means: Women and Family Property in Colonial Brazil // Journal of Social History. 1991. Vol. 24. № 3. P. 280.
Согласно обычному праву, английская вдова могла требовать в пожизненное пользование третью часть недвижимости, принадлежавшей ее мужу. Вдовы во Франции и Голландии имели право на пользование половиной имущества мужей, а также на пользование общей собственностью, приобретенной в браке. См.: Spring Е. Law, Land, and Family: Aristocratic Inheritance in England, 1300—1800. Chapel Hill, 1993. P. 40—65; Staves S. Married Women's Separate Property in England, 1660—1833. Cambridge, 1990; Diefendorf В. В. Widowhood and Remarriage. P. 384—385; Wyntjes S.M. Survivors and Status: Widowhood and Family in the Early Modern Netherlands // Journal of Family History. 1982. Vol. 7. № 4. P. 399. Польские вдовы тоже получали в пожизненное пользование часть имущества мужей, но без права им распоряжаться. См.: Lorence-Kot B. Child-Rearing and Reform: A Study of the Nobility in the Eighteenth-Century Poland. Westport, Conn., 1985. P. 47—48.
Вообще-то у вдов была возможность отказаться от своей седьмой части и получить право пожизненного пользования частью земель мужа, но для этого он должен был сделать соответствующее распоряжение при жизни. Выделение супругам земель в пожизненное пользование получило более широкое распространение в XIX в. См. гл. 5 наст. изд.
В отсутствие наследников-мужчин женщины в нескольких французских провинциях могли наследовать поместья. Женщины в Голландии и Кастилье тоже могли становиться наследницами, если у них не было братьев. См.: Glasson E. Histoire du droit et des institutions de la France. Paris, 1896. Vol. 7. P. 466—470; Marshall S. The Dutch Gentry, 1500—1650: Family, Faith and Fortune. Westport, Conn., 1987. P. 40; Cooper J.P. Patterns of Inheritance and Settlement by Great Landowners from the Fifth to the Eighteenth Centuries // Family and Inheritance: Rural Society in Western Europe, 1200—1800. Cam-bridge, 1976. P. 240—241. Об английских законах см.: Spring E. Law, Land, and Family. P. 9—17. Передавать имения в майорат родственникам по боковой линии в Англии было больше принято в семьях рядового дворянства, чем у высшей аристократии. Тем не менее, изучая землевладельцев Восточного Йоркшира, Б. Инглиш обнаружила, что с 1530 по 1910 г. дочери наследовали отцовские имения только в 5,5% зарегистрированных случаев. См.: English В. The Great Landowners of East Yorkshire, 1530—1910. N.Y, 1990. P. 99-100.
В Парижском регионе старший сын наследовал до двух третей родительских земель, а у всех остальных сыновей и дочерей были равные наследственные права. См.: DiefendorfВ.В. Paris City Councellors in the Sixteenth Century: The Politics of Patrimony. Princeton, 1983. P. 254.
И в Венгрии, и в Польше доля дочерей составляла четверть родительских земель, причем эта доля не возрастала с числом дочерей. В Венгрии ее всегда выплачивали наличными; польские женщины могли потребовать наследство в форме недвижимости, если их братья не выплачивали им приданое в назначенный срок. См.: D'Eszlary С. Le Statut de la femme dans le droit Hongrois // Recueils de la Societe Jean Bodin pour l'histoire comparative des institutions. 1962. Vol. 12. P. 432; Fiigedi E. Some Characteristics of the Medieval Hungarian Noble Family // Journal of Family History. 1982. Vol. 7. № 1. P. 32; Roman S. Le Statut de la femme dans Г Europe Orientale (Pologne et Russie) au moyen age et aux temps modernes // Recueils de la Societe Jean Bodin. 1962. Vol. 12. P. 399. О предпочтении денежной формы приданого и наследства см.: Hughes D.O. From Brideprice to Dowry in Mediterranean Europe. P. 13—58; Ourliac P., Gazzaniga J.-L. Histoire du droit prive francos de l'an mil au Code Civil. Paris, 1985. P. 321-328; Pedlow GW. Marriage, Family Size, and Inheritance among Hessian Nobles, 1650—1900 // Journal of Family History. 1982. Vol. 7. № 4. P. 349; Portemer J. Le Statut de la femme en France depuis la reformation des coutumes jusqu'a la redaction du Code Civil // Recueils de la Societe Jean Bodin. 1962. Vol. 12. P. 463. Доли наследства, оставляемые дочерям и младшим сыновьям в Англии начала Нового времени, были крайне недостаточными, и к тому же отцы имели возможность вообще лишить детей наследства. См.: Staves S. Resentment or Resignation? Dividing the Spoils among Daughters and Younger Sons // Early Modern Conceptions of Property. London, 1995. P. 194—218. В португальских семействах Сан-Паулу в XVII в. замужние дочери получали приданое больше доли своих братьев; однако этому пришел конец в 1761 г., когда женское наследование временно было объявлено вне закона: Nazzari M. Disappearance of the Dowry: Women, Families and Social Change in Sro Paulo, Brazil (1600—1900). Stanford, 1991. P. 15-19, 150-151.
У. Вагнер показал, как после 1861 г. попытки пореформенных судов уравнять дочерей в правах наследства с сыновьями завершились неудачей. См.: Wagner W. Marriage, Property, and Law in late Imperial Russia Oxford, 1994. P. 333-334.
Русские законы позволяли родителям лишать детей наследства «за непочтение» и за серьезные проступки: Рождественский Н.Ф. Историческое изложение русского законодательства о наследстве. С. 82—83.
Столкновения прав племянниц с правами дядьев и теток лежали в основе многих имущественных споров. См.: РГИА. Ф. 1330. Оп. 2. Ед. хр. 6. Л. 7 (1801). См. также: Farrow L.A. Inheritance, Status, and Security: Noble Life in Eighteenth-Century Russia 2000 (неопубликованная рукопись). Р. 160— 163; LeDonneJ.P. Absolutism and Ruling Class. P. 228.
Прямые потомки женщин, носившие фамилию другого рода, пользовались предпочтением перед более дальними родственниками мужского пола, даже если последние принадлежали к роду покойной. См.: ПСЗ-1. Т. 19. № 13428 (15.03.1770); С.3. 1913. Т. 10. Ст. 1132.
Code civil 1804 г. во Франции уравнял сыновей и дочерей в правах наследства. См.: Ostrogorski M.Ia. The Rights of Women: A Comparative Study in History and Legislation. L., 1893. P. 208.
В XIX в. мужские и женские наследственные права были уравнены во многих европейских государствах. Равные наследственные права были введены в Швеции в 1845 г., в Норвегии в 1854 г., а в Дании в 1857 г.: Hovde В.J. The Scandinavian Countries, 1720-1865: The Rise of the Middle Classes. Boston, 1943. Vol. 2. P. 688.
Замужняя женщина в Византии могла свободно распоряжаться имуществом, не входившим в приданое (parapherna); приданое возвращалось к вдове после кончины супруга, однако закон гласил, что во время брака «муж распоряжался приданым и получал доход от него». См.: Buckler G. Women in Byzantine Law about 1100 AD. // Byzantion: Revue international des etudes byzantines. 1939. № 11. P. 408—409. Даже когда византийская женщина соглашалась на отчуждение имущества, полученного в приданое, это соглашение не считалось законным, если ей заранее не разъясняли ее права. См.: Macrides R. The Transmission of Property in the Patriarchal Regis-ter // La transmission du patrimoine: Byzance et l'aire mediterraneenne. Paris, 1998. P. 180-181.
К. Победоносцев полагал, что раздельное имущество в браке было присуще русскому праву с незапамятных времен, а Н.Н. Дебольский утверждал, что замужние женщины не подвергались никакому ограничению правоспособности в допетровском праве. См.: Победоносцев К. Курс гражданского права. СПб., 1871. Т. 2. С. 102; Дебольский Н.Н. Гражданская дееспособность по русскому праву до конца XVII в. СПб., 1903. С. 12, 21-22.
В Судебнике 1589 г. ясно говорилось, что после смерти мужей приданое следует возвращать женам. См.: Kleimola A.M. «In Accordance with the Canons of the Holy Apostles»: Muscovite Dowries and Women's Property Rights // Russian Review. 1992. Vol. 51. № 2. P. 208. Впрочем, вдовы не могли свободно распоряжаться всем имуществом, им принадлежавшим: если в приданое им доставались родовые земли (приданые вотчины), то унаследовать их могли только сыновья. См.: ПСЗ-1. Т. 2. № 674 (24.01.1677).
Как отмечает И. Левин, в поземельных сделках, заключенных женщинами, обычно участвовали также их мужья или сыновья. См.: Levin E. Women and Property. P. 166. При обзоре 104 дарственных грамот XIV—XV вв. Н.Л. Пушкарева обнаружила, что 50% дарений сделано женщинами самостоятельно, а остальные осуществлялись совместно с мужчинами-родственниками, либо от имени последних. Однако в этом обзоре не отмечено, какой процент среди участниц рассмотренных сделок составляли замужние женщины. См.: Пушкарева Н.Л. Женщины Древней Руси. М., 1989. С. 118. Е. Павлова отмечает, что, хотя женщины Северо-Восточной Руси в XV в. делали пожертвования земель в монастыри, она не встретила примеров, когда бы женщины покупали или обменивали земли. См.: Pavlova Е. Private Land Ownership in Northeastern Rus' and Mongol Land Laws// Russian History. 1999. Vol. 26. № 2. P. 126-127.
Согласно правовой системе, сложившейся в XVII в. и известной как Право справедливости, управление имуществом замужней женщины могло осуществляться по доверенности, а часть имущества выделялась ей в отдельное пользование. Однако эти установления были выгодны только богатым, так как Право справедливости не действовало, если состояние женщины не превышало двухсот фунтов, т.е. приносило не больше 10 фунтов годового дохода. Дж. Перкин считает, что в XIX в. лишь 10% замужних женщин располагали обособленным доходом — эта цифра едва ли говорит о широком распространении экономической независимости среди знатных англичанок. См.: Perkin J. Women and Marriage in Nineteenth-century England. London, 1989. P. 71, 74. Об ограничениях в сфере раздельного владения имуществом см.: Erickson A.L. Women and Property in Early Modern England. London, 1993. P. 107; Poovey M. Uneven Developments: The Ideological Work of Gender in Mid- Victorian England. Chicago, 1988. P. 71. Англичанки часто сравнивали свои имущественные права с правами женщин на континенте и жаловались на свое невыгодное положение. Так, леди Мэри Уортли Монтегю с завистью отметила, что имущество австрийских аристократок остается в их распоряжении во время брака: The Complete Letters of Lady Mary Wortley Montagu. Oxford, 1965. Vol. 1: 1708—1720. P. 273—274. Английские феминистки в XVIII в. были весьма высокого мнения также об экономической независимости голландок: Barker-Benfield G.J. The Culture of Sensibility: Sex and Society in Eighteenth-Century Britain. Chicago, 1992. P. 129.
В Кастилье мужья управляли не только приданым своих жен, а и всем имуществом, которое те наследовали или приобретали иными путями в продолжение брака. Reher D.S. Perspectives on the Family in Spain, Past and Present. Oxford, 1997. P. 48-49.
Исследователи полагают, что женщины в Южной Франции в конце концов утратили контроль над суммами, не входившими в приданое (см.: Ourliac P., Gazzaniga J.-L. Histoire du droit prive frangais de Tan mil au Code Civil. Paris, 1985. P. 271), а по наблюдению Б. Дифендорф, условие согласия мужа на отчуждение имущества его жены включалось в официальные контракты даже тогда, когда это не требовалось по существу дела (Diefendorf В. В. Women and Property. P. 175).
Это правило сохранялось и в Новом Свете: хотя замужние женщины, происходившие от голландских переселенцев, обосновавшихся в колонии Нью-Йорк, могли сохранять за собой контроль над имуществом посредством предбрачного договора, лишь единицы из них выбирали эту возможность: Narrett D.E. Inheritance and Family Life in Colonial New York. Ithaca, 1992. P. 77—82. У дворян Южной Каролины замужние женщины пользовались той же прерогативой в сфере рабовладения, но и здесь менее 2% женщин, вышедших замуж с 1785 по 1810 г., заключили подобные соглашения. См.: Salmon М. Women and the Law of Property in South Carolina: The Evidence from Marriage Settlements, 1730 to 1830 // Willam and Mary Quarterly. 3rd ser. Vol. 39. 1982. P. 655-685.
Впрочем, отчуждать имущество жен без их согласия мужчины не могли, а у женщины было право отстранить мужа от распоряжения ее имуществом, если удавалось доказать, что он плохо управляет имением: Там же. Ст. 199.
Шведское право признавало как совместное, так и раздельное имущество супругов. Согласно Уложению 1734 г., мужьям запрещалось продавать недвижимость жен без разрешения последних, и никто из супругов не нес ответственность за долги другого. Однако женщина не могла ни продавать имущество, находившееся в совместном владении с мужем, ни управлять им. Закон давал женщинам некоторые права распоряжения совместной собственностью, если они впадали в нужду в отсутствие мужей или были покинуты. Но в таких случаях женщины были обязаны посоветоваться со своими родителями, прежде чем продавать собственность. См.: de la Grasserie R. Les Codes suedois de 1734. Paris, 1895. P. 16. Art. 1—7. Шведки получили контроль над своими доходами только в 70-е гг. XIX в., когда режим совместного имущества супругов был отменен (Meyer D. Sex and Power: The Rise of Women in America, Russia, Sweden, and Italy. Middletown, Conn., 1987. P. 171).
См. в наст. изд. гл. 4, табл. 4.3.
Указом 1740 г. было разрешено набирать рекрутов из деревень, принадлежащих женам отставных офицеров, так же как и из собственных деревень самих офицеров: «Понеже мужья жениными деревнями пользуются, так как своими собственными, и для того надлежит им, при отставке, как о собственных, так и приданых деревнях объявлять без всякия утайки». Цит. по: Парамонов А.С. О законодательстве Анны Иоанновны. СПб., 1904. С. 161-162.
Законы, регулировавшие женский контроль над имуществом, стали строже после того, как женщины начали использовать свою ограниченную финансовую независимость, вкладывая средства в находившиеся на пике стоимости ценные бумаги Компании Южных морей. В 1685 г. 20% акционеров Ост-Индской компании составляли женщины. См.: Ingrassia С. The Pleasure of Business and the Business of Pleasure: Gender, Credit, and the South Sea Bubble // Studies in Eighteenth-Century Culture. Baltimore, 1995. Vol. 24. P. 191—210; CarswellJ. The South Sea Bubble. L., 1960. P. 11.
Р. Биша в своем исследовании брака в России XVIII в. отметила, что после 1845 г. не обнаружила росписей приданого (Bisha R. The Promise of Patriarchy: Marriage in Eighteenth-Century Russia Ph. D. diss. Indiana University, 1993. P. 193). По мнению Г. Донихт, отсутствие брачных соглашений во второй половине XIX в. было выгодно для мужчин. Она находит, что мужья надеялись сами получать приданое от родителей своих невест и яростно возражали, когда их жены утверждались в правах на собственность. Однако большинство случаев, приводимых ею в пример, касаются имущества в форме наличных денег, а не земли. См.: Donicht G. The Idea of Morality in the Russian Noble Family of Late Imperial Russia, 1870—1914 (доклад на 3-й конференции по истории семьи в Карлтоне, май 1997).
Санктпетербургские сенатские объявления по судебным, распорядительным, политическим и казенным делам. СПб., 1859. № 1082, 1084, 1101, 1102, 1109, 1513, 1865, 1867, 1868, 1980, 1981, 2005, 2032, 2374, 12180, 14591. В этой публикации я не обнаружила брачных договоров. Дочери, получавшие имущество в дарение, не исключались автоматически из числа наследников, если только они сами не отказывались от права наследования.
Дискуссии законодателей по поводу статуса женской собственности в браке касались исключительно приданого; о том, чтобы мужчины пользовались законной властью над имуществом, которое наследовали женщины до брака или во время его, речь не заходила.
К. Неволин утверждал, что каноническое право запрещало кредиторам считать женщин ответственными за долги их мужей, поэтому еще в Средневековье кредиторы не могли конфисковывать приданое жен. М.Ф. Владимирский-Буданов, напротив, считал, что ответственность за долги мужей была снята с женщин только в конце XVII в. См.: Неволин К. История русских гражданских законов. Т. 1. С. 101 — 107; Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. С. 454—456. Власти в России как начала Нового времени, так и императорского периода возлагали ответственность за долги умершего на его наследников; следовательно, вопрос о том, должны ли жены платить долги мужей, зависел от того, признавались ли они наследницами. Поскольку же супруги не являлись кровными родственниками, то вдова, хотя она и получала одну седьмую часть собственности мужа, не считалась его наследницей. См.: Wagner W.G. Marriage, Property, and Law in Late Imperial Russia P. 229—230.
Например, в 1758 г. Сенат постановил, что если чиновника признавали виновным в растрате из государственной казны, которую он не мог возместить, то взыскание могло налагаться на имение его отца, но собственность его жены и матери оставалась неприкосновенной: ПСЗ-1. Т. 15. № 10789 (09.01.1758). См. также: ПСЗ-1. Т. 14. № 10238 (18.05.1754). Имущество купеческих жен подлежало конфискации по Уставу о банкротах 1740 г. (ПСЗ-1. Т. 11. № 8300 (15.12.1740)). Впрочем, в 1800 г. оно уже было освобождено от изъятия, кроме тех случаев, когда жена участвовала в деловых махинациях своего мужа: ПСЗ-1. Т. 26. № 19692 (19.12.1800) («Устав о банкротах»).
В 1767 г. депутаты Уложенной комиссии предлагали ограничить круг владельцев деревень с крепостными потомственным дворянством и не допускать в него офицеров, выслуживших себе дворянство на военном поприще. См.: СИРИО. 1869. № 4. С. 209.
Соборное уложение, а потом и указы XVIII в. предусматривали конфискацию за такие преступления, как государственная измена и уклонение от военной службы. См.: Соборное уложение 1649 года. Гл. II, ст. 5; гл. VII, ст. 20; гл. XVI, ст. 51; гл. XVII, ст. 39, 42. Манифест Петра III о вольности дворянства освобождал дворян от государственной службы, но при этом гласил, что дворяне, которые не дают своим детям достойного образования или не возвращаются из-за границы по требованию властей, наказываются конфискацией имущества. См.: Leonard C.S. Reform and Regicide. P. 41.
E. Анисимов, ссылаясь на данные Т. Черниковой об арестах и ссылках при Анне Иоанновне, не обвиняет эту государыню в чрезмерной жестокости, но признает существование «традиции политических репрессий» при русском дворе: Anisimov E. V. Empress Anna Ivanovna, 1730—1740 // The Emperors and Empresses of Russia: Rediscovering the Romanovs / Ed. D.J. Raleigh. Armonk, N.Y., 1996. P. 61—62. См. также: Черникова Т.В. Государево слово и дело во времена Анны Иоанновны // История СССР. 1989. № 5. С. 155—163. По замечанию Л. Фэрроу, составленная П.Н. Барановым опись указов Сената с 1725 по 1762 г. содержит свыше двухсот случаев конфискации имущества. См.: Farrow L.A. Inheritance, Status, and Security. P 219.
В «Жалованной грамоте дворянству» говорилось, что дворянского звания можно было лишиться за «нарушение клятвы», «измену», «разбой», «воровство всякаго рода», «лживые поступки», «преступления, за кои по законам следовать имеет лишение чести и телесное наказание». См.: ПСЗ-1. Т. 22. № 16187 (21.04.1785). Раздел А. Ст. 6.
Подавляющее большинство дворян, лишенных дворянства в XIX в., составляли мужчины. Их наказывали таким образом за хищения государственной или частной собственности, должностные злоупотребления и убийства. См.: Там же. Ф. 1343. Оп. 56. Но в документах встречаются и женские имена: дворянки, в большинстве своем, лишались дворянства за убийство незаконнорожденных детей.
По сообщению киевского военного губернатора Н. Казнакова, не менее 850 имений польских помещиков площадью 2,5 млн. десятин было конфисковано в Киевской губернии после восстания 1863 г.: Там же. Ф. 948 (Казнаковы). Оп. 1. Ед. хр. 55. Л. 69-70.
Об аресте имений за мучительство крепостных, несостоятельность и иные проступки см. гл. 7 наст. изд.
Жена Сергея Волконского, Мария Николаевна, имела право на свое приданое и на седьмую часть имущества мужа после его «гражданской смерти». Но поскольку она решила разделить его судьбу и отправиться в ссылку, ей позволили получать только десять тысяч рублей ассигнациями в год. См.: Волконский С.М. О декабристах (по семейным воспоминаниям). СПб., 1998. С. 61 (первое издание вышло в 1922 г.).
См., например, предложения Мордвинова правительству относительно облегчения долгового бремени дворян: РГИА. Ф. 994 (Мордвиновы). Оп. 2. Ед. хр. 221. Л. 7—8. Мордвинов никоим образом не противопоставлял самодержавное государство институту частной собственности в России, подразумевая, что центральная власть является единственной защитой от произвола местных властей. См.: Там же. Ед. хр. 575. Л. 1—2. Об интересе Мордвинова к имущественному праву см.: McCaffray S.P. What Should Russia Be? Patriotism and Political Economy in the Thought of N.S. Mordvinov // Slavic Review: 2000. Vol. 59. № 3. P. 572-596.
По наблюдению Л. Стоуна, даже после постановления суда о раздельном жительстве супругов английские мужья сохраняли полную власть над доходами и личным имуществом своих жен. См.: Stone L. Broken Lives: Separation and Divorce in England, 1660—1857. Oxford, 1993. P. 13. Во Франции XVIII в. несчастная жена могла добиться раздела имущества, если ей удавалось доказать, что муж проматывает ее состояние, однако не имела права без его согласия продать имущество, полученное в приданое. См.: Diefendorf B.B. Paris City Councillors in the Sixteenth Century: The Politics of Patrimony. Princeton, 1983. P. 244.
В Англии начала Нового времени сочли, что введение обособленной собственности не годится в качестве средства защиты имущества жен, потому что мужья с легкостью убедят своих супруг подчиниться их желаниям. Staves S. Married Women's Separate Property in England, 1660—1800. Cambridge: Harvard University Press, 1990. P. 84.
В составленной мною подборке примерно из 6 тыс. купчих и закладных на имения с крестьянами я обнаружила только девять случаев, когда мужчины выступали представителями своих жен. См.: РГАДА. Ф. 615. Оп. 1. Ед. хр. 11576. Л. 32-33; Ед. хр. 11578. Л. 7; Ед. хр. 11579. Л. 14-15; Ед. хр. 11581. Л. 36-37; Ед. хр. 11592. Л. 35, 54-55; ГАВО. Ф. 92. Оп. 5. Ед. хр. 21. Л. 194-195, 309-310; Ф. 92. Оп. 5. Ед. хр. 682. Л. 62-63. Примеры случаев, когда мужчины посылали жен вместо себя к нотариусу (хотя некоторые из дам были неграмотны), см.: РГАДА. Ф. 282 (Юстиц-коллегия). Оп. 1. Ед. хр. 394. Л. 354-356, 227-231; Ф. 615. Оп. 1. Ед. хр. 2045. Л. 64-65; Ф. 615. Оп. 1. Ед. хр. 11569. Л. 11; Ед. хр. 11577. Л. 22-23; Ед. хр. 11578. Л. 7; ГАТО. Ф. 67. Оп. 1. Ед. хр. 27а. Л. 29-30; ГАВО. Ф. 92. Оп. 5. Ед. хр. 21. Л. 50-51; Ф. 92. Оп. 2. Ед. хр. 682. Л. 77-78.
ж — женщины, м — мужчины. Каждая цифра означает процент женщин или мужчин, присутствовавших при заключении сделок продажи своего имущества. Количество сделок указано в скобках. Источник: см. Приложение 1.
м — муж, р — родственник мужского пола, о — официальное лицо (чиновник или священник). Все подписи, не входящие в эти категории, принадлежат женщинам-родственницам. Каждая цифра показывает процент неграмотных дворянок, за которых расписались представители данной категории. В скобках приведено количество неграмотных женщин, участвовавших в продажах имений. Источник: см. Приложение 1.
М.Ф. Владимирский-Буданов полагал, что в России с XIV по XVII в. существовала какая-то форма совместной собственности, а, по мнению В.И. Сергеевича, раздельное имущество сосуществовало с некой системой совместного имущества. См.: Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. С. 449—456; Сергеевич В.И. Лекции и исследования подревней истории русского права. 2-е изд. СПб., 1899. С. 366—369.
Сначала закон требовал судебного допроса продавца, а позднее решили, что достаточно подписи самого продавца или его родственника. См.: ПСЗ-1. Т. 2. № 763 (19.06.1679); Т. 2. № 909 (05.04.1682).
До середины XIX в. сделки между супругами были редкими, но иногда они появляются в нотариальных записях. См. гл. 4, табл. 4.17.
Ослабление бдительности российского имущественного права к случаям принуждения со стороны мужей находит параллель в событиях того же периода в Соединенных Штатах. М. Салмон, проследившая рост популярности обособления имущества замужних женщин в начале XIX в., считает, что в глазах законодателей «женщина, владевшая обособленным имуществом, не заслуживала такой же защиты, как женщина, им не владевшая». См.: Salmon M. Women and the Law of Property in Early America Chapel Hill, 1986. P. 107-108.
См. в наст. изд. Приложение 2. Дела XVIII в. в этой подборке относятся к 90-м гг. Следует отметить, что эта подборка состоит только из дел по имущественным спорам между супругами, обнаруженных в фондах Вотчинной коллегии (РГАДА. Ф. 1209) и Сената (РГИА. Ф. 1330), которые я свела в систематический обзор. Эти цифры не включают в себя те дела из Полного собрания законов, которые я цитирую в тексте книги. Не включены в него и материалы имущественных споров между супругами из других архивных собраний, таких как: РГАДА. Ф. 248. Оп. 13. Кн. 691. Д. 69. Л. 350-351 (1727); РГИА. Ф. 1556. Оп. 1. Ед. хр. 163 (1827); ГАРФ. Ф. 109. 2-я эксп. Оп. 75. Ед. хр. 482 (1845); Там же. Оп. 77. Ед. хр. 328 (1847). Многочисленные случаи супружеских разногласий из документов ЦГИАМ, ф. 380 (см. гл. 7), также здесь не привлекаются. Таким образом, данные цифры представлены как репрезентативные и не охватывают все случаи имущественных споров между супругами, которые описаны в архивных документах.
Святейший синод раз за разом призывал истцов обращаться со своими имущественными спорами в гражданские суды. Два примера см.: РГИА. Ф. 796. Оп. 41 (1760). Ед. хр. 299. Л. 5; Там же. Оп. 50 (1769). Ед. хр. 124. Л. 96. Об имущественных спорах между супругами в допетровскую эпоху см.: Неволин К. История российских гражданских законов. Т. 1. С. 86—87; Павлов А.С. Курс церковного права. СПб., 1902. С. 402.
В своей диссертации о браке в России XVIII в. Р. Биша отмечает, что в документах Санкт-Петербургской консистории нашла только один случай, когда женщина стала инициатором дела о разводе. См.: Bisha R. The Promise of Patriarchy. P. 238. Мои исследования ходатайств, рассмотренных Синодом в XVIII в., показывают, что женщины инициировали не менее 25% всех дел.
В первой половине XVIII в. церковь признавала гораздо более широкий круг причин для развода. См.: Freeze G.L. Bringing Order to the Russian Family. P. 715, 733, 743.
Хотя Г. Фриз утверждает (Freeze G.L. Bringing Order to the Russian Family. P. 738), что нет данных о том, что православная церковь «считала женскую неверность более опасной, чем мужскую», дела о разводах XVIII в. противоречат его наблюдениям. Изучая ходатайства о разводах с 1700 по 1860 г., я нашла только один случай, когда Синод наложил епитимью на дворянина, признавшего, что он имел незаконных детей от крепостной. См.: РГИА. Ф. 796. Оп. 50 (1769). Ед. хр. 137. Л. 3. Всего лишь в двух случаях Синод разрешил женщинам развод на основании того, что их мужья совершили прелюбодеяние. См.: Там же. Оп. 114 (1833). Ед. хр. 594. Л. 1, 31—32; Там же. Оп. 136 (1855). Ед. хр. 558. Л. 1, 3—4, 7—8. Местные консистории и Синод гораздо охотнее верили мужским рассказам о сексуальных проступках жен и посылали женщин в монастыри, а мужьям разрешали снова жениться. См.: Розанов Н.П. История Московского епархиального управления. Т. 2, ч. 2. С. 368. Примеч. 3 (1769); ОАС. СПб., 1878. Т. 2, ч. 2. С. 263 (1722); РГИА. Ф. 796. Оп. 47 (1766). Ед. хр. 179. Л. 7; Там же. Оп. 50 (1769). Ед. хр. 124; Ед. хр. 294; Там же. Оп. 64 (1783). Ед. хр. 125; см. также: Пушкарева Н.Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X — начало XIX в.). М., 1997. С. 240. Впрочем, это расхождение никак не обесценивает вывод Г. Фриза о том, что церковь редко принимала прелюбодеяние как основание для развода, независимо от пола виновного.
Венгерские дворянки тоже теряли право контроля над имуществом, если их обвиняли в прелюбодеянии. См.: D'Eszlary Ch. Le Statut de la femme dans le droit Hongrois // Recueils de la Societe Jean Bodin pour I'histoire comparative des institutions. 1962. T. 12. P. 433.
Я обнаружила лишь одно дело, в котором муж подписал соглашение, запрещавшее ему продавать или закладывать часть имения, предназначенную дочери в наследство; его жена подписала такое же обязательство. См. описание развода Якова и Екатерины Сиверсов (1779): Архив князя Воронцова. 1882. Т. 26. С. 284.
См. прошение Софьи Масловой, написавшей в 1797 г., что Зарайский уездный суд отказался велеть ее мужу вернуть ей приданое на основании того, что жены якобы не имеют права требовать от мужей возврата их личной собственности. Позднее Сенат опроверг это решение. РГИА. Ф. 796. Оп. 78. Ед. хр. 676. Л. 2.
Н. Коллманн в своей статье о судебных исках женщин в Московии приводит несколько дел, в которых жены подавали в суд на мужей, покинувших, оскорбивших или обокравших их. Но в большинстве описанных ею дел задачу вести тяжбу от имени пострадавших жен брали на себя родственники. См.: Kollmann N.S. Women's Honor in Early Modern Russia P. 70-71.
См. также дело, в котором мужчина принудил жену составить завещание в его пользу. Это дело привлекло внимание императрицы Елизаветы, которая велела привезти мужа под караулом в Петербург. РГАДА. Ф. 22. Оп. 1. Ед. хр. 140 (1751).
До 1730 г. православная церковь разрешала развод, если оба супруга соглашались расстаться. Несмотря на запрет разводов без соблюдения формальностей после 1730 г., эта практика продолжалась до середины XVIII в. См.: Лебедев А. О брачных разводах по архивным документам Харьковской и Курской духовных консисторий // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских. М., 1887. Т. 2, ч. 1. С. 27—29; Freeze G.L. Bringing Order to the Russian Family. P. 714—715.
См. заявление князя Мещерского о том, что его жена, оставив его, живет на доходы с имения, которое он купил не ее имя: РГАДА. Ф. 22. Оп. 1. Ед. хр. 148. Л. 18.
Более детально методы, примененные в этой главе, рассмотрены в Приложении 1.
Сначала сколько-нибудь крупные сделки фиксировались в Москве или в губернских городах, а в прочих городах регистрировались только сделки на сумму менее ста рублей. При Петре I территория России разделялась на одиннадцать губерний, которые подразделялись на 49 провинций. Москва, Владимир и Тамбов с 1719 г. являлись губернскими городами. См.: Готье Ю.В. История областного управления в России от Петра I до Екатерины II. М., 1913. С. 103. Екатерининская реформа местного управления 1775 г. выработала новое территориальное деление и предоставила провинциальным учреждениям больше полномочий в отправлении справедливости и в контроле над куплей и продажей недвижимости. См.: Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. New Haven, 1981. P. 277—291 [Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. С. 439—452. — Примеч. ред.]; Jones R.E. Urban Planning and the Development of Provincial Towns in Russia, 1762—1796 // The Eighteenth Century in Russia / Ed. J.G. Garrard. Oxford, 1973. P. 327.
В другой своей работе Р. Хелли отмечает, что количество женщин, имевших холопов, повышается до 7,7%, если считать также росписи приданого, в которых жена значится собственницей наряду с мужем. См.: Hellie R. Women and Slavery in Muscovy // Russian History. 1983. Vol. 10. Pt. 2. P. 227. См. так-же: Real Estate Transfer Deeds in Novgorod, 1609—1616 / Text and comm. I. Norlander. Stockholm, 1987. P. 63. В таких росписях, выявленных за начало XVII в., приведены имена шестисот лиц, в том числе около 60 женщин.
См. гл. 2.
с — самостоятельно; +рм — с родственником-мужчиной.
Каждая цифра обозначает процент женщин, продавших имения в одиночку или с родственником. В скобках дано общее число выявленных сделок, совершенных как мужчинами, так и женщинами. Источник: см. Приложение 1.
Каждая цифра обозначает процент женщин, продававших имения. В скобках указано общее число выявленных сделок, заключенных как мужчинами, так и женщинами.
Источник: см. Приложение 1.
Каждая цифра обозначает процент выявленных имущественных сделок с участием женщин различного брачного статуса. В скобках приведено общее число сделок.
Источник: см. Приложение 1.
Каждая цифра обозначает процент выявленных сделок по отпуску на волю. В скобках приведено общее число сделок, заключенных мужчинами и женщинами.
Источник: см. Приложение 1.
Эти наблюдения хорошо согласуются с исследованием Д. Кайзера о долгах и должниках в России начала Нового времени. Автор указывает, что женщины реже упоминали в завещаниях своих кредиторов, чем мужчины, и гораздо реже — должников; размеры их долгов тоже значительно уступали мужским долгам. См.: Kaiser D. «Forgive us Our Debts…»: Debts and Debtors in Early Modern Russia // Forschungen zur osteuropaischen Geschichte. Berlin, 1995. P. 168-169.
с — самостоятельно; +рм — с родственником мужского пола. Каждая цифра обозначает процент выявленных сделок по продаже крепостных женщинами. В скобках указано общее число выявленных сделок с
участием мужчин и женщин.
Источник: см. Приложение 1.
Каждая цифра обозначает процент выявленных сделок по сдаче земли в аренду женщинами. В скобках указано общее число выявленных сделок с участием мужчин и женщин.
Источник: см. Приложение 1.
з — заемщицы; к — кредиторы-женщины.
Каждая цифра обозначает процент выявленных сделок по закладу земли женщинами. В скобках указано общее число выявленных сделок с участием мужчин и женщин.
Источник: см. Приложение 1.
Эти наблюдения подтверждают мнение А. Кахана, полагающего, что рынок аренды незаселенных земель до XIX в. был незначительным. См.: Kahan A. The Costs of «Westernisation» in Russia P. 42.
А. Кахан считает, что к концу XVIII в. дворянство помещало свои накопления в государственные депозитарные учреждения, предпочитая «надежность, связанную с некоторым доходом, высокому риску и высоким оборотам у частных ростовщиков»: Kahan A. The Plow, the Hammer, and the Knout. P. 314. Обзор провинциальных крепостных книг первой четверти XVIII в. в работе Н.Б. Голиковой подтверждает мои наблюдения и аргументацию А. Кахана. См.: Голикова Н.Б. Ростовщичество в России начала XVIII в. и его некоторые особенности // Проблемы генезиса капитализма. М., 1970. С. 247—248. Н.И. Павленко, напротив, показывает, что дворяне составляли 44% частных ростовщиков в Москве в 1732 г. См.: Павленко Н.И. О ростовщичестве дворян в XVIII в. (к постановке вопроса) //Дворянство и крепостной строй России XVI—XVIII вв. М, 1975. С. 269.
Дж. Лиддингтон на базе изучения земельного кадастра 1870 г. установила, что в Англии женщины владели 7% земли. См.: Liddington J. Female Fortune: Land, Gender, and Authority: The Anne Lister Diaries and Other Writings, 1833—1836. L., 1998. P. 245, 284.
По мнению Дж. Хабаккука, в Англии XVIII в. мотив уплаты долгов «играл важную роль в значительном большинстве продаж». См.: Habakkuk J. Marriage, Debt, and the Estates System: English Landownership, 1650— 1950. Oxford, 1994. P. 396-397.
ж — женщины; м — мужчины. Под имениями подразумеваются любые виды земель, с крестьянами или без. В скобках указано число сделок.
Источник: см. Приложение 1.
ж — женщины; м — мужчины. Каждая цифра обозначает число сделок, заключенных дворянками или дворянами. В скобках в левом столбце указано число сделок с участием мужчин и женщин.
Источник: см. Приложение 1.
ж — женщины; м — мужчины.
Каждая цифра обозначает процент сделок, заключенных дворянками или дворянами. В скобках в левом столбце указано число сделок с участием мужчин и женщин.
Источник: см. Приложение 1.
Эти выводы противоречат утверждению А. Кахана о том, что «землю без крестьян отдавали в залог и продавали в некотором количестве главным образом во второй половине XVIII в.» {Kahan A. The Costs of «Westernisation» in Russia P. 42).
1 — одна крепостная крестьянка, с детьми или без; 2 — один крепостной крестьянин, с детьми или без; 3 — одна семья крепостных; 4 — от двух до четырех семей крепостных; 5 — пять и более семей крепостных.
ж — женщины; м — мужчины.
Каждая цифра обозначает процент сделок, заключенных дворянками или дворянами. В скобках в левом столбце указано число сделок с участием мужчин и женщин.
Источник: см. Приложение 1.
ж — женщины; м — мужчины. Число сделок указано в скобках. Источник: см. Приложение 1.
Во второй половине XIX в. владение городским имуществом сделалось важным источником дохода для дворян. См.: Анфимов A.M. Крупное помещичье хозяйство Европейской России (конец XIX — начало XX века). М., 1969. С. 274-275.
Подобные же результаты наблюдаются в губернских городах. Согласно обзору сделок за 1855—1860 гг., купчихи участвовали в 36% продаж недвижимости во Владимире (т.е. в 66 сделках), в 20% продаж в Тамбове (30 сделок) и в 13% продаж в Курске (13 сделок). Что касается зафиксированных покупок, то во Владимире купчихи участвовали в 28% сделок (61), в Тамбове в 19% сделок (36) и в Курске в 26% (27). На долю же дворянок пришлось 63% продаж во Владимире (84 сделки), 59% продаж в Тамбове (94) и 55% в Курске (38 сделок). Из общего числа зафиксированных покупок дворянки участвовали в 65% сделок во Владимире (55), в 57% в Тамбове (89) и в 57% в Курске (40). Мещанки участвовали в 44% продаж во Владимире (90 сделок), в 37% продаж в Тамбове (57), в 36% в Курске (56) и в 59% в Москве (86). В покупках, оформленных на мещан, женщины фигурируют в 30% сделок во Владимире (33), в 37% в Тамбове (48), в 46% в Курске (37) и в 57% в Москве (70). Источник см. в Приложении 1.
+рм — вместе с родственником мужского пола.
Каждая цифра обозначает процент выявленных сделок. В скобках указано общее число сделок с участием дворянок и дворян. Источник: см. Приложение 1.
+рм — вместе с родственником мужского пола.
Каждая цифра обозначает процент выявленных сделок. В скобках указано общее число сделок с участием купчих и купцов. Источник: см. Приложение 1.
но — унаследовано от отца; нм — унаследовано от матери; не — унаследовано от супруга; ндр — унаследовано от другого лица; п — получено в приданое; к — куплено; ж — женщины; м — мужчины.
Каждая цифра обозначает процент выявленных сделок. В скобках указано общее число сделок за каждый период.
Источник: см. Приложение 1.
Сведения о том, как шла покупка имений в 1855—1860 гг., имеются только по Владимирскому уезду. Отсутствие данных по другим регионам — очевидный недостаток этой подборки, но тенденции, очевидные для Владимира, являются логическим продолжением тенденций, общих для всех регионов в 1805—1810 гг.
У. Ч. Джордан также отмечает, что женщины в Европе начала Нового времени не были склонны к рискованным действиям и предпочитали вкладывать средства в недвижимость, а не в торговлю. См.: Jordan W.C. Women and Credit in Pre- Industrial and Developing Societies. Philadelphia, 1993. P. 77.
Петр Великий положил конец практике пожалования земель государственным служащим и стал вместо этого платить офицерам и гражданским чиновникам жалованье. Многие дворяне не получали в наследство никаких имений, и все их доходы зависели от казны. См.: Троицкий СМ. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII в. М., 1974. С. 266. Среди женщин исключением были только те, которые служили при дворе.
Приданое в 19 росписях за 1731 г. стоило в среднем по 2800 руб. Мы не включили в выборку одно приданое на 17 648 руб. Средняя цифра за 1750 г. также основана на девятнадцати списках, с исключением одного приданого в 70 тыс. руб. Средняя цена шестнадцати приданых за 1760 г. достигала 3584 руб., а 30-тысячное приданое мы снова не включили в рассмотрение. Р. Биша отмечает, что в XVIII в. средняя цена приданого в семьях мелкого дворянства составляла 3000 руб., а в аристократических фамилиях — 69 500 руб. См.: Bisha R. The Promise of Patriarchy: Marriage in Eighteenth-Century Russia Ph. D. dissertation. Indiana University, 1993. P. 140-141.
Ш. Кеттеринг считает; что драгоценности являлись «источником наличных денег» для французских дворянок начала Нового времени и служили экономическим потенциалом женщин. См.: Kettering S. The Patronage Power of Early Modern French Noblewomen // Historical Journal. 1989. Vol. 32. № 4. P. 825-826.
См. главу 5 наст. изд.
Возможно, что переходу собственности от родственника к родственнику мешало то обстоятельство, что земля, проданная членам того же рода, оставалась родовой.
ж — женщины; м — мужчины. Каждая цифра обозначает процент сделок, заключенных с родственниками дворянками и дворянами. В скобках указано число выявленных сделок. Источник: см. Приложение 1.
1 — супруги
2 — братья, сестры
3 — родители, дети
4 — дяди, тетки, племянницы, племянники
5 — двоюродные братья, двоюродные сестры
6 — деды, бабки, внуки, внучки
7 — родственники по мужу, жене, ж — женщины; м — мужчины.
Цифры в скобках в левом столбце обозначают число сделок. Источник: см. Приложение 1.
К. Шаммас установила, что в Соединенных Штатах в 1900 г., после реформы имущественных прав замужних женщин, «примерно одно из каждых трех имений принадлежало женщине, а в среднем женщины владели приблизительно четвертью официально завещанного богатства». Эта средняя величина очень близка к моей оценке состоятельности русских дворянок в XIX в. См.: Shammas С. Re-assessing the Married Women's Property Acts. P. 16-21.
Судя по описи громадного имения князя Николая Юсупова, владельца свыше 33 тыс. душ, больше половины земли и 27% крестьян, принадлежавших ему в 1849 г., принесли в приданое или купили его бабки. См.: РГАДА. Ф. 1290 (Юсуповы). Оп. 3. Ед. хр. 1747. Л. 1-10.
В. Кивельсон считает, что именно нуклеарной семье, а не расширенной родственной группе в первую очередь демонстрировало преданность провинциальное дворянство Московии XVII в. См.: Kivelson V. The Effects of Partible Inheritance: Gentry Families and the State in Muscovy // Russian Review. 1994. Vol. 55. № 2. P. 197-212.
Кастильское дворянство также прибегало к раздельному наследованию, но завещатели обладали правом особо выделять главных наследников. См.: Reher D.S. Perspectives on the Family in Spain, Past and Present. Oxford, 1997. P. 49.
Как считает У. Вагнер, сохранение разделов наследства в конце императорского периода истории России связано отчасти с традицией, но также и с характером российской экономики, в которой земля с крестьянами являлась самой надежной формой материального обеспечения. См.: Wagner W. Legislative Reform of Inheritance in Russia, 1861 —1914 // Russian Law: Historical and Political Perspectives / Ed. W.E. Butler. Leiden, 1977. P. 154.
M. Хауэлл также находит, что мужчины-горожане в позднесредневековом Дуэ передавали имущество в первую очередь родственникам обоего пола по прямой линии, а женщины распределяли дарения индивидуально и более широкому кругу получателей. См.: Howell M. Fixing Movables: Gifts by Testament in Late Medieval Douai // Past and Present. 1996. February. № 150. P. 36—38.
По наблюдению С. Амуссен, женщины в Англии начала Нового времени чаще делили имущество поровну между всеми детьми, чем мужчины, а С. Лебсок находит, что женщины в Вирджинии XVIII—XIX вв., в отличие от мужчин, оказывали одним из своих детей предпочтение перед другими. См.: Amussen S. An Ordered Society: Gender and Class in Early Modern England. Oxford, 1988. P. 91; LebsockS. The Free Women of Petersburg: Status and Culture of a Southern Town, 1784—1825. N.Y., 1984. P. 135—137.
Lebsock S. The Free Women of Petersburg. P. 116, 135; Chojnacki S. Dowries and Kinsmen in Early Renaissance Venice. P. 596—597. В другой работе этот автор утверждает, что венецианки в эпоху Возрождения были «сторонницами более индивидуализированного подхода к общественным отношениям» и что мужчины постепенно изменяли характер своих завещаний под влиянием жен. См.: Chojnacki S. The Power of Love: Wives and Husbands in Late Medieval Venice // Women and Power in the Middle Ages / Ed. M. Erler and M. Kowaleski. Athens, 1988. P. 139.
Цифры отражают общее число наследников, поименованных в женских (или мужских) завещаниях, разделенное на число завещателей.
Малое число детей, которое указывают завещатели, противоречит свидетельствам мемуаров, в которых часто описываются очень большие семьи. Однако не существует демографических исследований, которые содержали бы данные о рождаемости и детской смертности в русских дворянских семьях.
Эти цифры касаются только завещания личного имущества, а потому выборка меньше, чем число завещателей недвижимости. Далее, среднее число получателей личного имущества по завещаниям не включает в себя крепостных; перечни ежегодных выплат и подарков, назначаемых дворовым, могли бы составить немало страниц в завещаниях богатых дворян.
М. Хауэлл замечает, что, хотя женщины в Дуэ довольно свободно распоряжались личным имуществом, завещая недвижимость, они «следовали всем правилам»: Howell M. Fixing Movables. P. 38—39.
Каждая цифра обозначает процент от общего числа получателей наследства данной категории. Количество получателей указано в скобках. В эту таблицу не включено общее число каждого вида получателей, упомянутых в завещаниях. Она оценивает распределение пожалований в зависимости от родства. Число получателей в каждом столбце не включает пожалования, сделанные отдельным завещателем более чем одному получателю одинаковой степени родства. Так, если завещатель передает имущество пятерым сыновьям, категория «сын» считается только один раз.
Источник: описание источников см. в примечании 29 к главе 5.
См. также список приданого графини Варвары Петровны Разумовской, урожденной Шереметевой, где ее отец отмечает, что движимая часть ее приданого стоимостью в 141 020 руб. дана ей сверх положенной доли отцовской недвижимости. Васильчиков А.А. Семейство Разумовских. СПб., 1880. Т. 2. С. 547.
Его ходатайство было удовлетворено.
Каждая цифра обозначает процент от общего числа получателей наследства данной категории. Количество получателей указано в скобках. В эту таблицу не включено общее число каждого вида получателей, упомянутых в завещаниях. Здесь оценивается распределение пожалований в зависимости от родства. Число получателей в каждом столбце не включает пожалования, сделанные отдельным завещателем более чем одному получателю одинаковой степени родства. Так, если завещатель передает имущество пятерым сыновьям, категория «сын» считается только один раз.
Источник: описание источников см. в примечании 29 к главе 5.
Эти наблюдения противоречат утверждению Дж. Товров о том, что «любое определение “родственников” должно подкрепляться некой общностью состояния», и о том, что богатые завещатели назначали множество получателей наследства. См.: Tovrov J. The Russian Noble Family. P. 90.
См., например, письмо князя Александра Голицына (1786 г.) к жене брата с просьбой о помощи в получении места для своего племянника: РГАДА. Ф. 1263. Оп. 1. Ед. хр. 135. Л. 5. Кроме того, князь просил Дарью Голицыну похлопотать о тяжбе другого родственника: Там же. Л. 1.
Сурмина приходилась бабкой по женской линии княгине Дашковой. См.: ОПИ ГИМ. Ф. 60. Оп. 1. Ед. хр. 81. Л. 6. См. также завещание вдовы Ляпиной, оставившей деревянные миски, кровать и иконы племяннику с детьми: РГАДА. Ф. 282. Оп. 1. Ед. хр. 1299. Л. 15-16 (1777).
И.В. Фаизова на основании послужных списков из Герольдмейстерской конторы заключает, что после 1762 г. не произошло резкого усиления доли дворян, выходивших в отставку. См.: Фаизова И.В. «Манифест о вольности» и служба дворянства в XVIII столетии. М., 1999. С. 107-111.
M. Кэвендер полагает, что владеть землей и извлекать из нее доходы считалось мужским делом. См.: Cavender M.W. Nests of the Gentry: Family, Estate, and Local Loyalties in Provincial Tver', 1820-1869. Ph. D. dissertation, University of Michigan, 1997. P. 132-133, 259-260.
М. Раев признает, что «энергичные жены» иногда брали на себя управление имениями в отсутствие мужей, но не характеризует это явление как типичное. См.: Raeff M. Origins of the Russian Intelligentsia N.Y., 1966. P. 90. Позднее В. Кивельсон обратила внимание на роль женщин в поддержании стабильности губернского общества: Kivelson V.A. Autocracy in the Provinces: The Muscovite Gentry and Political Culture in the Seventeenth Century. Stanford, 1996. P. 97—99.
См. письма князя Николая Осиповича Щербатова к жене в 1757 г., описывающие тяготы воинской службы и содержащие указания по поводу продажи земли и других дел по имению: РГАДА. Ф. 1395 (Яньковы). Оп. 1. Ед. хр. 206. Л. 1-7.
Во время Гражданской войны в Соединенных Штатах женщины-южанки брались надзирать за рабами весьма неохотно. См.: Faust D.G. Mothers of Invention: Women of the Slaveholding South in the American Civil War. N.Y., 1997. P. 53-79.
В предисловии к детскому изданию «Друг юношества» автор писал, что его журнал будет включать в себя очерки на разные темы, в том числе посвященные «домашним и хозяйственным управлениям, обоему полу приличным». См.: Друг юношества. М., 1807. С. XI. Екатерина Авдеева, автор нескольких популярных поваренных книг и пособий по домоводству, тоже издала работу о сельском хозяйствовании (Авдеева Е. Руководство к устройству ферм и ведению на них хозяйства. СПб., 1863). Она кратко затронула вопросы земледелия, но основную часть книги составляют кулинарные рецепты и указания по уходу за садом и домашней живностью. А. Смит отмечает, что в середине XIX в. такие издания, как «Земледельческая газета», печатали статьи о «женских работах», в которых иногда затрагивалось и сельское хозяйство. Но при этом она находит, что наименее успешными публикациями Авдеевой были именно ее сочинения о сельском хозяйстве, которые вызывали мало откликов в печати и не переиздавались. Это заставляет думать, что «читатели были менее склонны прислушиваться к женскому голосу в вопросах земледелия, чем на кухне». См.: Smith А. Cabbage and Cuisine: Diet in Kostroma and Kazan Provinces before the Great Reforms. Ph. D. diss. University of Chicago, 2000. P. 146—148.
Княгиня Дашкова тоже различала публичную сферу — все, что относилось к государственным делам, — и свою домашнюю жизнь, в которую входило пристальное внимание к делам по имению. См.: The Memoirs of Princess Dashkova / Trans, and ed. by Kyril Fitzlyon, with an introduction by J.M. Gheith. Durham: Duke University Press, 1995. P. 99.
См. также рассказ «Помещица», в котором молодая вдова внушает восхищение соседям своим умелым управлением поместьем: Ахматова Е.Н. Помещица // Сборник литературных статей, посвященных русскими писателями памяти покойного книгопродавца-издателя Александра Филипповича Смирдина. СПб., 1858. Т. 3. С. 3-190.
Одна из теток Мещерского тоже занялась имением мужа, когда тот наделал долгов, и при помощи одного только старосты привела его дела в порядок и оставила каждому из сыновей в наследство ни много ни мало по миллиону рублей (Там же. 1900. № 7. С. 381).
Г. Р. Державин вверил все заботы об имениях своей второй жене Дарье Александровне, отличавшейся деловой хваткой: Хрущов И.П. Милена, вторая жена Державина // Русский вестник. 1903. Т. 283, кн. 2. С. 562— 563, 572.
Письма от управляющего рафинадной фабрикой к княгине Марии Александровне Долгорукой также наводят на мысль о том, что он вел отдельную переписку с княгиней и с ее мужем о состоянии хозяйственных дел: РГИА. Ф. 931. Оп. 1. Ед. хр. 52; Ед. хр. 141 (1859-1860).
Оценки показателей отсутствия помещиков в деревнях различны: К. Леонард (Leonard C.S. Reform and Regicide. P. 68) полагает, что после 1762 г. свыше половины совершеннолетних дворян мужского пола проживало у себя в имениях. В опись Рузского уезда, составленную в 1817 г., внесены имена 92 помещиц, из которых треть проживала в уезде. См.: ЦГИАМ. Ф. 394. Оп. 1. Ед. хр. 93. Л. 1—7. Мемуары и другие эпизодические свидетельства позволяют заключить, что мелкие землевладельцы жили в усадьбах постоянно, а знатные дворяне и дворянки, находившиеся на противоположном экономическом полюсе, проводили у себя в имениях значительную часть года. Некоторые примеры см.: Крестьянское движение в России в 1796—1825 гг.: Сб. док. /Ред. С.Н. Валк. М, 1961. С. 635; Моллер Е.Н. Памятные записки Е.Н. Моллер, рожденной Муравьевой, 1820-1872 // Русская старина. 1890. Т. 66. № 5. С. 341; Раевская Е.И. Из памятной книги Е.И. Раевской // Русский архив. 1883. Кн. 1. № 2. С. 298.
Побединскую приговорили к пожизненному заключению в монастырь.
Во время выборов в Уложенную комиссию в одиннадцати уездах зарегистрировались 204 женщины-избирательницы и 1097 мужчин: Флоровский А.В. Состав законодательной комиссии 1767—1774 гг. Одесса, 1915. С. 263—266. Замужние женщины обычно просили мужей проголосовать за них. Один такой пример см.: ЦГИАМ. Ф. 4. Оп. 3. Ед. хр. И. Л. 1 (1858).
Эти историки утверждают, что в реальной повседневной жизни женщины вовсе не были идеальными хозяйками дома. Кроме того, они показывают, что женщины использовали обособленность тендерных сфер, чтобы участвовать в публичной деятельности. Вера в то, что с возвратом к ценностям домашнего очага женщины высших классов оказались в стороне от полезной деятельности и от жизни общества, также поставлена под сомнение. Разумеется, эти исследования посвящены преимущественно женщинам англо-американского мира. См., например: Colley L. Britons: Forging the Nation 1707-1837. New Haven, 1992. P. 237-281; Peterson M.J. No Angels in the House: The Victorian Myth and the Paget Women // American Historical Review. 1984. Vol. 89. № 3. P. 677-708; Vickery A. The Gentleman's Daughter: Women's Lives in Georgian England. New Haven, 1998. Впрочем, существует и утверждение, что возможность активного участия в политической жизни для английских аристократок исчезла в конце XVIII в. и что прошло еще сто лет, прежде чем женщины «храбро ринулись в уличную политику». См.: Foreman A. Georgiana, Duchess of Devonshire. London, 1998. P. 159. Другие авторы считают, что понятия публичной и приватной сфер нельзя применять к обществам, не относящимся к англо-американскому миру, без существенных модификаций. См.: Reverby S.M., Helly D.O. Introduction: Converging on History // Gendered Domains: Rethinking Public and Private in Women's History / Ed. D.O. Helly and S.M. Reverby. Ithaca, 1992. P. 6-7.
Как считает Б. Энгел, до середины XIX в. в дворянской семье отношения матерей с дочерьми осуществлялись через посредниц — нянек, гувернанток. См.: Engel B. Mothers and Daughters: Family Patterns and the Female Intelligentsia // The Family in Imperial Russia / Ed. D.L. Ransel. Urbana, 1978. P. 49.
Письма мужа Варвары, Алексея Томилова, свидетельствуют также о его близких отношениях с матерью. Он часто писал ей в начале своей воинской службы, называя ее «матушка-кормилица». См.: Там же. Ед. хр. 50. Л. 4, 5, 55,73(1797).
Идеология обособленных сфер деятельности предстала во всей красе в пособии по домоводству, составленном Ираидой Варламовой в 1856 г. Во вступлении Варламова писала, что жена и мать должна быть «мирным ангелом в доме». Она не одобряла обычай нанимать кормилиц. По мнению Варламовой, только если женщина не могла сама кормить дитя, она могла взять кормилицу, выбор которой «должен быть препоручен непременно врачу»: Варламова И. Семейный магазин. М., 1856. С. I, 146—147.
Korostovets V. Seed and Harvest. L., 1931. P. 73—87. Отец автора мемуаров здравствовал почти все описанное время, но жил в Петербурге даже после отставки и потому играл в воспоминаниях сына очень небольшую роль.
См. также письмо уездного предводителя дворянства к Евгении Борисовне Кавелиной, написанное в 1893 г., в котором он обращается к ней как к помещице, «близко знакомой с делом сельского хозяйства по всем его отраслям», с просьбой заполнить подробную анкету. В своем ответе Кавелина отметила, что трудно найти работников и что крестьяне в ее местах «неохотно» выходят на работу. См.: РГИА. Ф. 947. Оп. 1.Ед. хр. 114. Л. 1,3.
Можно привести также пример Елены Ган (1814—1842), которая утверждала, что пишет прозу, чтобы обеспечить своих детей. Дочь ее жаловалась впоследствии, что мать бросила их на попечение нянек и гувернанток. См.: Engel В. Mothers and Daughters. P. 32-33.
См. гл. 1 наст, изд., примеч. 43.
Все эти дела (всего 392) касались родственных конфликтов из-за наследства или имущественных споров между посторонними людьми.
Сопоставимых цифр для дворянок Западной Европы не существует. Однако при исследовании женских имущественных прав в Англии начала Нового времени Э. Эриксон установила, что в Канцлерский суд обращались женщины из всех социальных слоев, причем выступили инициаторами 26% дел, рассмотренных в XVII — начале XVIII в. См.: Erickson A.L. Women and Property in Early Modern England. L., 1993. P. 114—115.
Депутаты Уложенной комиссии 1767 г. сетовали на то, что незнание законов ведет к разорительным искам со стороны дворян обоего пола: СИРИО. 1896. Т. 4. С. 379.
О противоречивости данных о распространении текстов законодательных сводов см.: Marker G. Printing, and the Origins of Intellectual Life in Russia, 1700—1800. Princeton, 1985. P. 198. Г. Маркер отмечает, что между 1780 и 1796 гг. было напечатано пять тысяч экземпляров «Уложения».
Со второй половины XVIII в. Сенат всячески старался наладить контроль за отправлением правосудия в губерниях и получал из местных органов отчеты о получении и исполнении указов. См., например: РГАДА. Ф. 264 (IV Департамент Сената). Оп. 2. Ед. хр. 53 (1767); Ф. 264. Оп. 2. Ед. хр. 178 (1773-1774); Ф. 264. Оп. 2. Ед. хр. 253 (1782); Ф. 264. Оп. 2. Ед. хр. 367(1799).
В прошении на высочайшее имя вдова Чесменская изложила историю движения своего дела от судов низших инстанций до Сената, причем привела положения конкретных указов в поддержку своего иска. По ее словам, ни один из судов не судил по закону. См.: Прошение на Высочайшее имя вдовы генерал-майора Чесменского // Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских при Московском университете. 1873. Кн. 1. С. 263-265.
Никакого систематического исследования уровня женской грамотности в России XVIII в. не проводилось. В работе Б. Миронова этот вопрос освещен только для середины XIX в. См.: Миронов Б.Н. История в цифрах: математика в исторических исследованиях. Л., 1991. С. 73, 85-86.
Если украинское дворянство писало в 1767 г. в наказах Уложенной комиссии о потребности в женских училищах, то русское провинциальное дворянство проявляло мало интереса к обучению женщин. См.: Бочкарев В. Культурные запросы русского общества начала царствования Екатерины II по материалам законодательной комиссии 1767 года // Русская старина. 1915. Май. Т. 162. С. 319-320, 322.
В данном случае грамотность определяется просто как способность подписаться под документом полным именем. Сравнение показывает, что русские женщины отставали в этом от европейских современниц. Так, изучение женских подписей под присягой в Северной Англии с 1640 по 1750 г. свидетельствует о том, что всего лишь 19% дворянок, выступавших в суде, не могли написать свое имя. См.: Houston R.A. The Development of Literacy: Northern England, 1640—1750 // Economic History Review. 2nd sen 1982. Vol. 35. № 2: May. P. 207-208.
См. также письмо князя Николая Щербатова к жене за 1757 г., в котором он просит, чтобы дочь писала ему почаще и следила за правописанием, «ибо в последнем ее письме нет ни одной строки без описки»: РГАДА. Ф. 1395. Оп. 1. Ед. хр. 206. Л. 4.
ж — женщины, м — мужчины. В скобках указано число женщин или мужчин, присутствовавших при продаже имений. Источник: см. Приложение 1.
РГАДА. Ф. 1209. Оп. 79. Ед. хр. 65. Л. 17: «Била челом… об отказе послать указ в Севскую провинциальную канцелярию понеже имеется у нее приказная ссора с рыльским воеводою».
Как мы уже видели (см. гл. 2 наст, изд.), дворяне, уезжавшие за границу без разрешения монарха, рисковали подвергнуться конфискации имущества. Одна англичанка, жившая в России в середине XIX в., отмечала: «Если русский сумеет хитростью выехать из страны, ему запрещают вернуться, а все его имущество конфискуют». См. дневник, авторство которого приписывают Амелии Лайонс: At Home with the Gentry: A Victorian English Lady's Diary of Russian Country Life. Attrib. to Amelia Lyons / Ed. J. McNair. Nottingham, 1998. P. 22.
См. гл. 3 наст. изд.
Екатерина II приставила двух попечителей к имению вдовы Марии Павловны Нарышкиной, после того как у той мошеннически отобрали имение в тысячу с лишним душ. В тяжбе между Нарышкиной и тайным советником Талызиным Екатерина вынесла решение в пользу Нарышкиной, но запретила ей продавать или закладывать любую часть имения без разрешения опекунов. См.: ПСЗ-1. Т. 22. № 16000 (23.05.1784); Архив князя Воронцова. М., 1888. Т. 34. С. 437—442.
ЦГИАМ. Ф. 394 (Канцелярия рузского уездного предводителя дворянства, 1790—1897). Оп. 1. Ед. хр. 271. Л. 1. Доклад уездного предводителя дворянства московскому гражданскому губернатору (1841).
Мужья, сумевшие доказать, что их жены родили незаконных детей, также оказывались в выигрыше. См.: Там же. Оп. 12 (1850). Ед. хр. 755. Л. 10—16.
Еще в 1719 г. Петр Великий указал отдавать в опеку имущество помещиков, плохо обращавшихся со своими крепостными. Но на протяжении XVIII в. это установление в основном игнорировали. См.: Blum J. Lord and Peasant in Russia from the Ninth to the Nineteenth Century. Princeton, 1961. P. 435—439. В.И. Семевский обнаружил в XVIII в. 18 случаев, когда помещиков обвиняли в истязании крестьян, и отметил большую непоследовательность в назначенных им наказаниях. См.: Семевский В.И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II. СПб., 1881. Т. 1. С. 189— 196. Самые ранние примеры дел помещиков, подозреваемых в засечении крестьян насмерть, см.: ПСЗ-1. Т. 15. № 11291 (10.06.1761); № 11450 (25.02.1762).
Не следует удивляться тому, что власти обычно признавали обвинения со стороны крестьян необоснованными. См. подборку дел: РГАДА. Ф. 7. Оп. 2. Ед. хр. 2985. Ч. 1 (1797).
Небольшое число дворян было сослано в Сибирь за дурное обращение с крестьянами при Екатерине II: Madariaga I. de. Catherine II and the Serfs. P. 53.
Из 165 поместий, взятых в опеку за расточительство и издевательства над крестьянами в 1850—1859 гг., 28 принадлежали женщинам: Рахматуллин М.А. Крестьянское движение в великорусских губерниях в 1826—1857 гг. М, 1990. С. 181.
Обзор девятнадцати судебных дел помещиц, обвиненных в жестоком обращении с крестьянами, показывает следующее: четырех женщин приговорили к заключению в монастырь на срок от одного до пяти лет (последнее из этих дел относится к 1802 г.). У десяти помещиц имения были изъяты. Еще четырем дамам выразили порицание просто на словах. Лишь одну помещицу лишили дворянства и сослали на каторгу в Сибирь за то, что она насмерть забила дворовую девку. Мужа преступницы только пожурили за то, что позволял жене совершать столь жестокие поступки. См.: РГИА. Ф. 1345. Оп. 98. Ед. хр. 231. Л. 18, 21 (1798); Ед. хр. 546. Л. 8, 13 (1801); Ед. хр. 610. Л. 24-27, 30-31 (1801); Ед. хр. 634. Л. 1-2, 32, 55 (1802); ЦГИАМ. Ф. 383. Оп. 1. Ед. хр. 55 (1827); РГИА. Ф. 1286. Оп. 7 (1838). Ед. хр. 24; Оп. 8 (1841). Ед. хр. 211; Ед. хр. 216. Л. 2, 7; Ед. хр. 231; Ед. хр. 272. Л. 1-5, 10; Оп. 8 (1842). Ед. хр. 256; Ед. хр. 269. Л. 2-5; Оп. 8 (1843). Ед. хр. 515. Л. 2-3, 5; Ед. хр. 536. Л. 2-5, 30-33, 43; ЦГИАМ. Ф. 380. Оп. 2. Ед. хр. 191 (1850); РГИА. Ф. 1286. Оп. 15 (1854). Ед. хр. 909. Л. 1-3; Ф. 1330. Оп. 6. Ед. хр. 1291 (1858); Ед. хр. 1891 (1862). В восьми делах с участием мужчин-помещиков наказания распределились так: одного сослали в Сибирь вместе с женой (1797), другого приговорили к пяти годам в монастыре, у троих арестовали поместья, а еще три дела остались без решения или были закрыты за недостатком улик. См.: РГИА. Ф. 1345. Оп. 98. Ед. хр. 12. Л. 1-4, 40-43 (1797); Ед. хр. 288. Л. 32, 38, 42 (1799); Ф. 1286. Оп. 6 (1835). Ед. хр. 383; Оп. 6 (1836). Ед. хр. 293; Оп. 7 (1838). Ед. хр. 37; ЦГИАМ. Ф. 380. Оп. 2, Ед. хр. 192 (1850); РГИА. Ф. 1330. Оп. 6. Ед. хр. 1277 (1858).
По наблюдению одного историка, если крестьяне в имениях, взятых в опеку, и не подвергались дурному обращению, то страдали от дальнейшего снижения жизненного уровня: Повалшиин А.Д. Рязанские помещики и их крепостные. Рязань, 1903. С. 151.
После освобождения крестьян продолжали брать под опеку имения несостоятельных должников. A.M. Анфимов в работе о дворянах-землевладельцах рубежа XIX и XX вв. объявил дворянскую опеку «реакционнейшим учреждением», призванным сохранять власть крупных землевладельцев, защищая их от кредиторов. См.: Анфимов A.M. Крупное помещичье хозяйство Европейской России (конец XIX — начало XX в.). М., 1969. С. 342.
Министерство внутренних дел докладывало, что в 1841 г. под опекой находилось 98 имений, изъятых за жестокость в отношении крестьян, еще 80 было изъято у промотавшихся помещиков, но большинство — 916 имений — попало в опеку за долги. См.: Материалы для истории крепостного права в России: Извлечения из секретных отчетов Министерства внутренних дел за 1836—1856 гг. Берлин, 1873. С. 56.
Рахматуллин М.А. Крестьянское движение. С. 179; Mironov B.N. Local Government in Russia in the First Half of the Nineteenth Century: Provincial Government and Estate Self-Government // Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas. 1994. Bd 42. S. 193. Б.Н. Миронов в этой работе предлагает оптимистическую интерпретацию данных о приговорах дворянам, указывая, что в некоторых губерниях количество осужденных дворян равнялось числу крестьян, осужденных за преступления.
Как утверждает Б.Н. Миронов, в 1836 г. в опеке находилось 20% поместий. См.: Mironov B.N. Local Government in Russia S. 193.
М.А. Рахматуллин полагает, что процент имений, взятых в опеку за издевательства над крестьянами, в 1850-х гг. сократился в результате ужесточения мер против помещиков. См.: Рахматуллин М.А. Крестьянское движение. С. 180. В 1847 г. один чиновник Министерства внутренних дел приписал резкую убыль обвинений в жестокости к крестьянам усиленному надзору со стороны предводителей дворянства. См.: Материалы для истории крепостного права в России. С. 169—170.
В ходе публичных дебатов, предшествовавших освобождению крестьян 1861 г., выявилось, что многие дворяне усматривали в предполагаемом решении земельного вопроса, как и в потере бесплатной рабочей силы, нарушение своих имущественных прав. См.: Field D. The End of Serfdom: Nobility and Bureaucracy in Russia, 1855—1861. Cambridge, 1976. P. 108.
У дворян, лишенных своего статуса и отправленных в ссылку, отбирали только землю с крестьянами; они сохраняли права на движимое имущество, на дома и на всю собственность, владение которой не зависело от принадлежности к дворянству. См.: СЗ. СПб., 1876. Т. 10. Ст. 332.
По мнению М.Н. Дитрих, с точки зрения имущественных прав женщины русского средневековья далеко превзошли своих современниц на Западе, «за которым, — добавляет она, — мы теперь никак угнаться не можем» (Дитрих М.Н. Русская женщина великокняжеского времени. СПб., 1904. С. 38).
Васильев И.В. О преимуществах женщин в России по делам уголовным //Дамский журнал. 1827. № 13. С. 7. При этом автор отметил как достойные похвалы и те положения уголовного права, в которых учитывалась «чувствительность» женского пола, в частности указы, освобождавшие дворянок от телесных наказаний и отсрочивавшие такие наказания для кормящих матерей из прочих сословий (Там же. 1827. № 11. С. 242— 243).
Сделки за 1805-1810 гг. обычно оценивались в ассигнациях, хотя это не всегда оговаривалось. Сделки за 1855-1860 гг. оценивались в руб. серебром.
Каждая цифра означает процент от общего числа дел. В скобках приведено количество дел.