Бацилла искренности

3. Освобожденная бацилла

Зодиаков прячет деньги. Кораблев лезет в боковой карман. Но рука его останавливается в воздухе. Увлажненные глаза как бы выпирают из узеньких щелочек и приобретают осмысленное выражение. Лицо странно вытягивается, и если подойти вплотную, то можно заметить странное явление. Налитое кровью, опухшее лицо алкоголика светится странным голубоватым отсветом и принимает трогательно умиротворенное выражение. Но за карточным столом не слишком светло, и никто не следит за Кораблевым, пока он вдруг не бросает карты, дергаясь, как гальванизируемая лягушка.

— Баста…

— Карта к вам…

— Баста. Не стану играть…

Все оборачиваются к Кораблеву. Он сидит за столом, ероша волосы, и говорит мечтательно и грустно:

— До чего дошел… Весь спиртом намок… Ни одной мысли толковой нет… А ведь был студент… В пятом году за политику сидел. «Бедные люди» читал, плакал…

Хозяин дома ежится и осторожно вставляет слова…

— Егор Егорыч… Карта к…

Но Кораблев вдруг ударяет кулаком по столу и говорит тихо и сердито:

— К черту… Не стану с вами играть, мясо тушеное…

Затем, если проследить внимательно за Кораблевым, ясно, что глаза его снова уходят в щелки и подергиваются влагой, лицо медленно краснеет, голубой отсвет постепенно пропадает, и теперь он говорит больше по инерции…

— Не стану…

Между тем, за игорным столом волнение:

— Прямо анекдот….

— Держите себя в рамках…

Кораблев тихо хихикает, язык еле ворочается, с трудом выговаривая слова:

— Хе-хе… Так о чем я… Ну-ка, дайте… карточку… Хозяюшка, как насчет того, чтобы червячка… Банк…

Гости облегченно вздыхают. Зодиаков сдает карты и выжидательно смотрит на Берга. И вдруг сухое личико Берга странно разглаживается, глаза смотрят растерянно вокруг, в карты, на игроков и на Зодиакова.

— Ваша рука… товарищ…

Странный голубой отблеск, который едва можно различить, падает на лицо Берга. Лысый человек смущенно трет лысину и растерянно говорит…

— Товарищ… Почему-то сегодня это слово режет слух…

Зодиаков как бы усмехается:

— Почему же при ваших убеждениях…

Берг щурится и говорит, отодвигая карты:

— Какие убеждения!.. Марксизм. Одно самолюбие… Лукавство… Подсиживание… Влияние… Ложь от слова и до слова… Вы в самом деле думаете… меньшевик… убеждения… Уверточки, уловки, постольку, поскольку… лояльность… Ах, господа…

Три игрока смотрят на лысого человечка. Адда Бенедиктовна недовольно:

— Ну что это в самом деле… То Кораблев, то вы… Какое нам дело!

— При чем тут политика?.. Что за интимность…

Берг потирает сухие маленькие ручки и хитро глядит, как бы не видя:

— Лояльность… Да. Редиска я, вот кто… Редиска… Снаружи красен, а внутри…

Но голубой отблеск гаснет и растворяется в восковом обычном цвете его лица.

Язык нетвердо выговаривает слова, затем Берг бледнеет, закусывает губу и смеется неестественным, взвизгивающим смешком.

— А ведь я шутник, знаете… Дай, думаю, подшучу… А вы всерьез… Я шутник… Еще в подполье, бывало… Так-то… Мы — старые марксисты, ученики Маркса и Энгельса…

Но никто не глядит на Берга. Теперь Зодиаков роняет карты и несколько мгновений сидит, закрыв лицо руками. Когда он отнимает руки, глаза его как бы угасают, и неясный голубой отсвет меняет выражение лица. Он встает и говорит твердо:

— Кончил игру.

Гражданин Клеенкер произносит тихим шипящим голосом:

— Знаете, это не модель… И в тот раз обыграли и ушли, и теперь.

— Господа!.. Я всем верну…

— То есть как это верну?!

— Это почему же?

Зодиаков складывает руки крестом на груди. Губы его как бы непроизвольно шевелятся, но слова звучат на всю комнату:

— Потому что я нечисто играл. Да что вы, слепые, что ли… Четвертую накладку делаю, а вы не видите…

Пауза длится не больше секунды. Затем все с грохотом и воплями наваливаются на Зодиакова. Стол опрокидывается, карты веером разлетаются по комнате. Все вместе вываливаются в коридор. Кулаки поднимаются над Зодиаковым, который вдруг кричит изменившимся голосом:

— Господа… Ничего подобного… Недораз…