Бал-маскарад

III На балу. – Анико великолепна, но ей от этого не много радости. – Кисовка под маской

Каких-нибудь два-три дома отделяло ее от площади Орослан.

Дойдя до угла, она тотчас увидела, что в этот вечер из-за бала-маскарада даже площадь кажется иной: из дверей лавок выглядывали покупатели и продавцы, рассматривая ряженых, спешивших к школе. Тетя Ева сказала, чтобы все нарядились дома, а в школе только сняли пальто и надели маски: переодеваться в классах негде, да и не годится, слишком уж большая подымется суматоха.

В классе только обрадовались такому распоряжению: в школе ведь и речи не могло быть о том, чтобы подкрасить губы, тетя Луиза всегда все видит. Но дома в каждом туалетном столике найдется тюбик губной помады, и мамы, которые теперь что ни день забегали в класс за чем-нибудь – то буфет предложат организовать, то обсуждают, как столы накрыть, как зал оформить, – мамы стали покладистыми и сразу воодушевлялись, едва речь заходила о бале. Кристи всякий раз долго, внимательно присматривалась, когда на перемене мать какой-нибудь одноклассницы, постучав, заходила в класс, – она все смотрела, приглядывалась, что же это такое – «мама».

Все же очень это странно, если человек никогда – ни одной минутки не знал своей матери.

Хотя участники маскарада и нарядились дома, но, конечно же, костюмы большей частью были такие, что их не удавалось скрыть под зимними пальто, и прохожие, покупатели и продавцы очень веселились, глядя на странные фигуры, пробиравшиеся к школе. Из-под пальто и шубок выглядывали сверкающие тюлевые юбки, индийские сари: смешение будничных одеяний с карнавальными производило самое странное впечатление.

Когда Кристи подошла уже к подъезду школы, а площади остановилось такси – это в сопровождении мамы прибыла Анико. На Анико была меховая пелерина, очевидно тоже из прокатной, – не портить же впечатление от платья зимним пальто! Кринолин ее покачивался на ходу, мама косилась по сторонам: много ли зрителей? Их было много, а какой-то дяденька даже сказал: «Ух, красота!» Дяденька был старый, в потрепанной одежде; он с трудом тащил бидон. Анико даже не взглянула на него, хотя старичок восхитился ею вполне искренне.

Над входом развевались укрепленные на школьном гербе нити серпантина. На верхнем конце лестницы учитель Бицо регулировал движение, и это было в самом деле необходимо: столько народу стремилось наверх, что в дверях образовалась пробка.

Кристи видела не только учениц своей школы, но и чужих – и мальчиков и девочек. Из-за группы незнакомых ей улыбнулась вымазанная сажей Рэка, но пробраться друг к дружке им не удалось, слишком велика была толчея. Матери вели себя, пожалуй, еще менее дисциплинированно, чем их дети, каждая норовила пройти первой. Мальчики держались много лучше девочек, они просто расступились и, встав по обе стороны лестницы, словно почетный караул, встречали прибывающие маски. Пали Тимар, председатель совета дружины, поддерживал образцовый порядок.

Все должны были заходить сперва в шестой «Б», расположенный рядом с актовым залом, тетя Ева объявила об этом еще утром. Там прибывающую на карнавал публику встретят мамы-наблюдатели, там будет гардероб: сдашь пальто, получишь номерок, затем еще один номер, – этот надо прикрепить на маскарадный костюм, после чего можно уже проходить и в зал, чтобы прошествовать вдоль стола жюри. Когда кончится конкурс на самый остроумный костюм, откроются танцы.

«Если снять пальто в шестом «Б», все тотчас увидят костюм», – размышляла Кристи. Ее наряда пока не видел никто: цыганскую юбку скрывало пальто, Жужины косички – капюшон, красные туфли соседки были все еще под мышкой, в бумажном пакете. Если все сразу узнают, что Цыганочка – это она, тогда ни к чему и маска – это уже будет не настоящее. Нужно придумать что-то другое.

Она свернула к умывальной на втором этаже.

Ходить туда им запрещалось.

Эта умывальная, куда она сейчас забежала, предназначалась для взрослых. Ворвавшись сюда, она защелкнула за собой дверь и сменила туфли. Пальто она вывернула наизнанку, чтобы ее не узнали по нему, когда она понесет его наверх, и надела маску. Еще раз оглядела себя в зеркало и осталась очень собой довольна.

Страшно важно, чтобы ни одна душа не узнала сегодня, кто такая Цыганочка.

Прежде чем выйти, она поглядела в щелочку: в коридоре никого не было. На лестничной площадке она снова смешалась с общим потоком. Пали Тимар, которого она знала с первого класса, шел с нею рядом, взгляд его пробежал по ней, но Пали не поздоровался, не узнал. А в гардеробе она столкнулась с Рэкой. Рэка сказала: «Пардон!» – и на ее потешном черном лице сверкнули зубы. Рэка и не взглянула на нее, рассматривая Анико, которой мама как раз пудрила нос. Давка была ужасная, но Кристи удалось все-таки сдать свои вещи. В актовом зале все уже разместились как следует.

В зале зажгли все лампы, все двадцать четыре, их обернули цветной бумагой, отчего свет стал пестрым. Вдоль стен зала стояли стулья, скамьи, в глубине сцены поставили стол для жюри, а наверху, на галерее, где в праздничные дни обычно пел хор, установили машинку для варки кофе и четыре буфетных столика.

Вокруг звенел смех, ее несколько раз окликнули, но остановить никто не остановил, только смеялись весело да махали руками, крича: «Цыганочка, Цыганочка!» В зале чуть ли не в полном составе собрался учительский совет, а наверху уже готовили, наверное, черный кофе, и запах оттуда шел такой чудесный, прямо как из кафе-кондитерской. Народу тьма-тьмущая.

Но где же тетя Ева?

На сцене за столом сидит жюри. Посередине директриса, рядом с нею кто-то незнакомый, очевидно из пионерского отдела или из отдела воспитания; они пьют малиновый сироп и смеются. Там же сидит и учитель Бюргер, ну, конечно, уж он-то знает толк в костюмах, ведь он учитель рисования. В конце стола – председатели отрядов, четыре девочки, четыре мальчика, конечно, все без костюмов, им можно будет нарядиться только после окончания конкурса. Бажа, председатель их отряда, смотрит прямо перед собой так же строго, как тогда, в октябре. Позади нее, на спинке стула, висит рюкзак, очевидно с костюмом. Бажа ведь такая молодчина!

Ой, господи, Бажа, Бажа! Чего Кристи только не наговорила ей тогда! Каких ужасных вещей!

А для тети Евы даже стула не приготовили – это непонятно. Может, она хочет остаться совершенно беспристрастной? Не желает принимать участия в решениях жюри? Кристи еще раз внимательнейшим образом огляделась, разыскивая свою классную руководительницу, но так нигде ее и не обнаружила.

Может ли быть, чтобы она не пришла? Между стариками и молодыми идет большая борьба, рассказывала тетя Мими, Рэкина мама. Тетя Луиза, конечно, здесь, вон она стоит у окна и, по-видимому, чувствует себя неуютно. Неужели тетя Ева только организовала праздник, а сама даже не придет на него посмотреть?

Кристи почувствовала вдруг страшное разочарование, она даже вздрогнула: если тетя Ева не придет, она тоже вернется домой, к чему ей тогда все это? Потом она стала успокаивать себя: может, тетя Ева просто опаздывает.

У тети Евы уйма общественной работы. Может, она придет позднее. Она обещала, что придет, значит придет. Тетя Ева никогда никого не обманывает.

Распорядителем бала будет тетя Мими, на ней пионерский галстук, в руке у нее свисток. Вот она свистнула, и все так и замерли на местах, сразу оборвались разговоры. Лицо директрисы сияет: она всякий раз приходит в восторг, видя, какой порядок царит в ее школе. Тетя Мими объявляет что-то, впрочем, все и так уже знают: бал начнется, когда прозвучат фанфары. Сперва – парад: маски все, одна за другой, по левой лестнице подымутся на сцену, продефилируют перед столом жюри и снова спустятся в зал по правой лестнице. Когда конкурс на самый лучший костюм будет окончен, начнутся танцы.

– По росту, в затылок, стано-вись! Раз-два!

Гремят фанфары.

Губы у тети Луизы словно ниточки, а ведь для гнева нет причины, в зале порядок, удивительный порядок. Особенно подозрительно она посматривает на мальчиков, а между тем они все подтянуты, большинство пришло без костюмов, только близнецы Биро нарядились чертенятами, да на пятиклассниках – членах звена Медве[6] – медвежьи головы: мальчики не любят масок… Мамы громко смеются, кто-то упустил шарик, и он полетел прямо к потолку, Настоящий бал!

Пускай тетя Луиза посмотрит, какой воспитатель тетя Ева! Не во всякой школе так дисциплинированно ходят в строю. На лестнице, правда, толкались отчаянно, зато сейчас – веселая, напряженная тишина: процессия тронулась, маски, выстроившись по росту, поднимаются на сцену, так, очевидно, проще всего. Мама Анико орудует с патефоном, музыка, пожалуй, слишком громкая. Каждый костюм награждается искренними или вежливыми аплодисментами, члены жюри лихорадочно делают пометки. Теперь, конечно, на всех маски, но все-таки можно узнать кто – кто. Золушка – Анци Бакош, на ней славненькое голубое платье до пят, в руке – чучело голубя со стекляшками-глазками и встопорщенными перышками. За ней по пятам катится Снеговик, потом идет Рэка, Рэка-трубочист, она несет деревянную лесенку и витки алюминиевой проволоки.

А тети Евы нет как нет. Двери, правда, открываются, но входит учительница Агнеш Чатари – тоже из «современных», из «левого крыла». Тетя Мими становится с нею рядом, и они шепчутся о чем-то. Тетя Мими крутит головой, потом, судорожно глотнув, смеется неудержимо и, наконец, закашлявшись, произносит: «Невероятно!» – «Ну, что ты! – говорит тетя Агнеш. – А я так даже не удивилась! Кто-кто, а она вполне способна на такое!»

Вот и Кристи на сцене. На шее поблескивают жемчуга. Костюм у нее красивый, но не лучше, чем у других, и, конечно, ни в какое сравнение не идет с костюмом Анико. Ей хлопают, но она чувствует, что особого успеха ей, собственно говоря, не выпало. Девочка, что одета почтовым ящиком, проявила гораздо больше выдумки, да и у Кати Фехер оказалось куда больше фантазии – в этой нейлоновой скатерти, натянутой на проволоку, она точь-в-точь аптечная бутылка, даже шляпку-пробку бумажную надела.

Новые гости.

Это бывшие ученики школы – теперь они учатся в гимназии имени Балинта Баляшши[7], шефы – кисовцы. Все они пришли без костюмов, на всех синие юбки и белые блузы. Это прекрасный обычай: в их школу всегда приходят на праздники и бывшие ученики. Какие они все красивые, стройные, какие блестящие у всех волосы! Вон стоит Фодор, голубоглазая Фодор, она окончила школу в позапрошлом году, за ней теснятся несколько юношей, тоже гимназисты. Тетя Луиза сейчас скажет что-то.

Девять девушек окружили тетю Мими – тетя Мими была классным руководителем у голубоглазой Фодор. Все-таки они уже совсем взрослые. А вот и десятая только что прикрыла за собой дверь, – она старше их всех, а маскарад приняла всерьез, на ней маска, да еще какая! Нейлоновая! Волосы тоже спрятала под каким-то блестящим черным шлемом, глаза скрыты нейлоновым тюлем. Кто же это может быть? Так ее, конечно, не узнаешь. На ней белая блузка, синяя юбка, а какие туфельки на каблуках-шпильках!… Сейчас подойдет тетя Луиза и скажет, что от высоких каблуков кости и мускулы у щиколоток… Самое смешное, конечно, что тетя Луиза всегда бывает права, но как же неохотно ее слушают!

Учительница Чатари и тетя Мими кивнули кисовке в маске и тут же отвернулись. Очевидно, обе они учили ее, и, может быть, воспоминания у них остались не слишком приятные. Жаль, она, должно быть, хорошенькая девушка, вон какая фигурка складная…

Со сцены сейчас объявят результаты. Рэка стоит теперь совсем близко от Кристи и перешептывается с соседями – громко разговаривать еще не разрешается. «Где же Кристина?» – слышит Кристи ее шепот. Цинеге, обмахиваясь веером из настоящей слоновой кости, отвечает, что она видела Кристи на лестнице, но потом она затерялась в толпе. Тем временем мамаши обходили всех с подносами; тетя Арато протянула сандвич и Кристи: «Угощайся, Цыганочка!» Она дала ей сандвич, приготовленный бабушкой. Кристи сразу узнала, она тоже помогала делать их. Вкусно! Анико не ест, у нее накрашены губы, и она боится смазать помаду. Вот глупая!

А все-таки это очень странно, что тетя Ева до сих пор не пришла.

Кисовцы держатся вместе, они смеются, только кисовка Маска отделилась от них. Пятиклассница Пооч поскользнулась, упала, Маска уже поднимает ее, отряхивает доломан; Пооч чуть не плачет, но потом все-таки смеется – ее гусарские штаны разорвались на колене. Маска тянет ее в угол, наскоро, прямо на ноге, зашивает прореху.

Директор ударяет в гонг: жюри приняло решение. Сейчас рядом с Кристи стоит Анико, она даже рот открыла от волнения. Рэка сидит на корточках, обняв колени, она волнуется, зубы сверкают, глаза блестят. Напряженная тишина. Тетя Луиза ни на кого не смотрит, стоит спиной к ряженым, облокотившись о подоконник, видна только ее шея да лиловая шерстяная кофточка. «Как понять, – думает Кристи и вздрагивает, – как мне понять, почему тетя Мими такая, а тетя Луиза совсем другая. Как мне жить, чтобы разобраться во всем этом?»

– Победителем конкурса на самый остроумный костюм объявляется маска номер шестнадцать! – провозглашает со сцены тетя Мими.

Раздаются аплодисменты. «Почтовый ящик» ковыляет на сцену, но поклониться не может, бумага не гнется, и он только машет рукой, потом снимает маску и приветствует ею собравшихся. Маргитка Кирай! Анико сейчас некрасивая, хотя вообще-то она самая красивая из них. Мать Анико пожимает плечами, ищет сигарету. Кисовка в маске подходит к ней, говорит что-то. Мать Анико откладывает сумочку, и по лицу ее видно, что она в ярости.

Поощрительную премию получают двое: «Снеговик» и «Аптечная бутыль». Теперь на сцене раскланиваются трое, «Бутыль» размахивает своей бумажной пробкой. Кристи не попала в число победителей, о ней даже не упомянули, но не беда – странное ощущение, что она, собственно говоря, исчезла и никто не узнает ее, возмещает все. Ее нет. Нет Кристины Борош, учинившей скандал в октябре на воспитательском часе, той Кристины Борош, которая притворилась однажды больной, той, которая сделала все-таки доклад о мире, следя поверх строк Жужиного письма за выражением лица тети Евы. Сейчас здесь только Цыганочка, никому не известная Цыганочка, у которой есть своя задача и которая ждет тетю Еву.

Снова прозвучал в рупор голос тети Мими: можно открывать танцы,

Анико тотчас пригласил какой-то гимназист, Анико вальсирует чудесно, не то что Рэка – та только прыгает, словно котенок, да трясет своей метлой, а пригласил ее какой-то рыцарь в доспехах – конечно, тоже девочка. Мальчики не очень-то хотят танцевать, как ни подбадривает их Пали Тимар. Директриса спускается со сцены, подходит к ним и ласково подталкивает мальчиков к кружащимся в танце девочкам. Тетя Луиза обернулась было, но тотчас же отвела глаза.

Близнецы Биро отплясывают дьявольский танец, того и гляди сметут всех на своем пути. Маска молча разделяет их – просто берет одного за руку, а другого подталкивает к строгой Баже, которая теперь тоже в костюме. Бажа начинает танцевать с Чертом, на серьезный лоб ее набежали морщины. Ужасно весело! Вот Рэка приглашает Кристину, кружит ее, смеется, спрашивает: «Кто ты? Из какого класса?» Кристи только трясет головой, не отвечает, да она и не могла бы ничего сказать, она задыхается от дикого победного чувства: уж если Рэка не узнала ее, тогда никто ее не узнает!

Тетя Мими тоже танцует, и тетя Агнеш тоже – она подхватила Цинеге, бестолковую Цинеге, – танцует и Маска, она только что пригласила Анико, кружившуюся с совсем большим мальчиком – гимназистом. Анико чуть не лопается от злости, но протестовать не может и только грустно смотрит вслед мальчику.

Мать Анико просто побелела от гнева. Смеются все маски в костюмах из бумаги, занавесок, скатертей – смеются, смеются над Анико! Кринолин Анико покачивается плавно, на лоб ниспадают кудри белого парика, но танцуют с ней только девочки, одни только девочки.

Директриса смеялась до слез, так что ей пришлось даже высморкаться; чуть-чуть обернулась и тетя Луиза, лицо ее словно бы немного смягчилось, но она тут же встряхнула головой: какой-то негодник запустил в нее с галереи пригоршню конфетти. Она трясла головой, как будто говоря: «Ну, с меня достаточно!» – и явно собралась уходить. Маска тотчас оказалась возле нее, помогла выбирать из волос конфетти и долго говорила ей что-то. Лицо тети Луизы окаменело, словно она увидела чудо. Она потянулась за пальто – тетя Луиза всегда и повсюду таскает за собой пальто, во время урока вешает его на оконную задвижку, вот и сейчас ее зимнее пальто висит на окне, но Маска берет пальто у нее из рук, говорит что-то, и тетя Луиза, о чудо из чудес, опять становится к окну, только вот лицо у нее, лицо…

Хорошо танцевать. Ни о чем не думается, да она ведь сейчас и не Кристи вовсе, а так – никто. Жарко, мамы обмахиваются чем попало – надо бы открыть окно. Круг за кругом, круг за кругом… Она и не думала, что ее так часто будут приглашать. Ужасно утомительно танцевать на высоких каблуках.

Ну, а теперь довольно, эта жара невыносима. Вот там за скамьями пустой уголок, там будет спокойно и можно немного отдохнуть.

Да, на этой скамеечке можно хоть на минутку высвободить ноги из туфель, никто не увидит. В центре зала какая-то сумятица, что-то стряслось с Тери Хайду. Но вот уже все и кончено, потому что там появилась Маска – и как только она еще не устала! О, и директриса танцует! А вот учитель Бюргер – нет, он делает наброски с костюмов.

Маска ищет кого-то.

Сперва Кристи подумала, что ошиблась, но потом увидела, что Маска к каждому наклоняется и не разговаривает, как она решила сначала, а просто заглядывает в лицо. Вот она пригласила тетю Мими, тетя Мими громко смеется, говорит ей: «А ну тебя, сумасшедшая! – потом качает головой: она явно не знает того, о чем ее спрашивают. – Может, она и не приходила!» Интересно, кого они ищут? Музыка гремит, Анико выходит из круга, ей так и не удалось потанцевать с мальчиками. Кто-то наступил ей на кринолин, и она, прихрамывая, бросилась к матери; сейчас обе разглядывают обруч.

Снова разносят угощенье. Нет, сейчас ей не хочется, хорошо побыть здесь немножко одной, понаблюдать. Тетя Луиза все еще стоит у окна, следит оттуда, но сейчас она какая-то не такая, как обычно, она все смотрит, смотрит, как человек, который не понимал чего-то и вдруг начинает понемногу соображать. Взгляд ее следует за Маской, она не сводит с нее глаз, а та уже оставила тетю Мими и кружится с Тюнде Кадар. Тюнде споткнулась, Маска удержала ее за крылышко – из Тюнде и правда получилась очень хорошенькая бабочка. Кристи наклонилась вперед, чтобы лучше разглядеть целлофановые крылья, и в этот момент почувствовала, что Маска заметила ее.

Вот она уже идет сюда, чтобы пригласить ее на танец, и Кристи сначала решила, что не пойдет с нею. Почему, она не могла бы сказать, но только не пойдет. Однако все же сунула ноги в красные туфли.

Никак не разглядишь эту Маску, даже глаз не видно. Нейлоновый тюль искажает цвет. Рот у нее, наверное, красивый и зубы безупречные, впрочем, это только догадка.

– Ну, что вы стоите, не мешайте! – сказала Рэка, оказавшаяся рядом с ними. – Двигайтесь же, быстрее!

Круги все медленнее… и прикосновение затянутой в перчатку руки… Сколько она танцевала, а рука прохладная… Наверное, она из гимназии имени Балашши. Но кто? Кристи знает всех, кто приходит обычно на праздники. Может, Надор – прическа как будто похожа. Но Надор пониже ростом и потолще. Эта же высокая, стройная.

– Цыганочка!

Маска говорит шепотом. Они как раз танцуют у окна, на улице от ветра качаются лампы.

– Я ищу тебя с самого начала маскарада…

Ищет ее?

Кристи сбивается с ноги, потом вдруг становится страшно внимательной: было бы ужасно, если бы эта незнакомка подумала, что она и танцевать-то не умеет. Но если она искала ее, тогда…

Кристи почувствовала себя обманутой. Кисовцы интересовались ими только по каким-нибудь пионерским делам. Кто-нибудь рассказал Маске об осеннем скандале, и она решила сейчас воспитывать ее.

Но ведь сделала же она тот доклад о мире! Или ей не сказали об этом? Кристи выступила на сборе. Ее уже незачем воспитывать!

Кристи хотела было уйти, но Маска не отпустила ее. Она потянула ее за собой в тот самый угол, где Кристи только что отдыхала. Сильная. Гораздо сильнее, чем она, Кристи. Бал только сейчас развернулся вовсю, теперь уже танцевали и мамы. На сердце у Кристи стало холодно, рот горестно искривился. Она сидела, не поднимая головы, и вдруг почувствовала, как рука в перчатке коснулась ее подбородка и приподняла голову. Теперь, вблизи, видно было, как сверкали глаза Маски, – они и сквозь нейлон показались Кристи знакомыми.

Маска сняла перчатку и протянула ей левую руку.

Узенькая рука, длинные пальцы с коротко обрезанными ногтями. Эту руку в школе знают все.

– Не хочешь погадать мне?

Она все еще говорит шепотом. Но этот шепот…

Кристи наклонилась вперед, схватила руку без перчатки. Она дышала глубоко, быстро, губы под маской дрожали. Теперь она знала: таинственная Маска – это тетя Ева.