Приход «Находки» к Порт-Саиду вылился в настоящую шпионскую операцию. Еще в конце сентября, приняв на борт «материальные ценности» для оснащения воздвигаемых во Владивостоке укреплений, она покинула Кронштадт, взяв курс к английским берегам. Здесь на нее дополнительно загрузили заранее заказанные сотни тонн первоклассного цемента и арматуры, а также шесть артиллерийских орудий Армстронга с небольшим запасом снарядов, что по странной русской логике впоследствии требовалось передать на один из оставшихся в водах Средиземного моря русских крейсеров, для последующей их доставки уже на борту военного корабля в Кронштадт. Впрочем, задавать лишние вопросы английские оружейники не стали. Ведь возможный куш обещал быть очень сытным. Безобразно сытным! Когда вместе с небольшим, но срочным заказом на 120-мм и 152-мм орудия к ним «попали» слухи, что русский флот оказался, мягко говоря, не в восторге от первых поступивших на вооружение аналогичных орудий Канэ, англичане не стали упускать шанс протиснуться на оружейный рынок России. Тем более что подобное отношение к изделиям господина Канэ высказали и успевшие изрядно повоевать японцы, при этом оставшись более чем довольными орудиями Армстронга. А потому воспринимать внезапно прорезавшийся у русских интерес к системам английского производства, как нечто нелогичное, попросту не получалось. Наоборот! Русские, что не только наравне с англичанами активно изучали последствия первых настоящих сражений современных флотов, но и успели поучаствовать в этой небольшой заварушке на «добровольных» началах, как никто другой, за исключением самих японцев, могли оценить достоинства и недостатки тех или иных систем. Потому, две шестидюймовки и четыре 120-мм орудия вместе с разрешением на их продажу были подготовлены всего за один месяц. Вот только спустя некоторое время после отгрузки выяснилось, что крейсер, на который экипажу принявшего груз парохода требовалось сдать столь специфичный груз, еще в прошлом году ушел на Дальний Восток, а по причине вечных бюрократических проволочек, коими изобиловало любое делопроизводство в Российской Империи, сменить получателя попросту забыли. В результате, «Находка» была вынуждена тащить свой груз вплоть до Владивостока, благо он и являлся конечным пунктом ее назначения.
Спустя неделю после убытия «Находки» Кронштадт, среди прочих, покинуло лишь недавно вернувшееся под русский флаг судно «Европа», которому пришлось дожидаться прибытия на борт одного важного пассажира. Подаренное русским императором лет пять назад князю Черногории это судно с благодарностью было возвращено назад по причине, как материального износа, так и нанесения немалых убытков и так небольшой казне княжества. Проще говоря, эксплуатация этого парохода оказалась абсолютно нерентабельна в виду большой прожорливости при относительно скромных характеристиках грузоподъемности. Впрочем, этого стоило ожидать, поскольку первоначально судно приобреталось Доброфлотом с прицелом возможности его использования в качестве вспомогательного крейсера, возникни такая необходимость. И пусть ныне максимальная скорость в 13,5 узлов не казалась чем-то удивительным, десять лет назад, когда этот пароход появился на свет, он мог бы составить изрядную конкуренцию большей части корветов и фрегатов, появившихся на свет в 60-х и 70-х годах 19-го века. Да и дальность хода почти в десять тысяч миль при полной загрузке угольных бункеров делала честь этому небольшому пароходу. В общем, как вспомогательный крейсер или быстроходный эскадренный транспорт снабжения оно выглядело в былые времена великолепным, а вот для гражданской жизни оказалось полностью неприспособленно. Тем не менее, и для него нашлось дело именно благодаря наличию солидного грузового трюма и возможности принять на борт до 1000 тонн угля. Не говоря уже о развивающемся на мачте Андреевском флаге, разом превращающим судно в неприкасаемое для гражданских властей любых государств.
К моменту отхода «Европы» от пирса, разведки всех заинтересованных держав знали не только точный путь судна, проложенный вокруг Африки, чтобы избежать гипотетических проблем с англичанами у Суэцкого канала, но и количество загруженного в него вооружения — вплоть до последнего патрона предназначавшегося для армии абиссинского негуса. Единственное, что осталось тайной для дипломатов и вообще всех посторонних, интересующихся данным грузом, то, что последний поднявшийся на борт пассажир уже после выхода из Балтийского моря вручил капитану лично в руки пакет скрепленный печатью самого императора и содержащий некоторые изменения в их миссии.
Встреча двух пароходов произошла близ порта Кадис, у которого «Находка» уже пару дней нарезала круги, чтобы не мозолить никому глаза холостым простаиванием на внешнем рейде. Все же и углем и провизией она была забита под завязку. Опознавшись, оба судна ушли к Канарским островам, где в течение пяти дней их экипажи, беспрестанно ругаясь на свою нелегкую жизнь, капитанов, страну, императора, солнце, ветер и загадивших все палубы чаек, перегружали тысячи ящиков с борта на борт. Естественно, работы велись не вручную, а с применением кранов, основами для которых являлись мачты. Но даже в этом случае всем приходилось рвать жилы, тем более что вес некоторых ящиков доходил до десятка тонн. Повезло еще, что на помощь морякам согласились прийти находившиеся на борту «Находки» «переселенцы» отправлявшиеся к дальневосточным берегам, дабы попытать счастья. По сравнению с тем количеством людей, что загружали в Одессе в свои каюты пароходы Доброфлота, их было совсем немного. Чуть более сотни. Сотня крепких мужиков некогда бывших неплохими артиллеристами на кораблях Российского Императорского Флота. Но также среди них сумели затесаться и несколько гальванеров с миноносниками, поскольку тягаться в будущем противостоянии с Итальянским флотом с помощью одной имеющейся артиллерии, нечего было и мечтать. А то, что бои с ним окажутся неминуемы, было ясно, как божий день. Все же итальянский флот являлся одним из крупнейших в мире и мог похвастаться наличием, как современных броненосцев, так и современных крейсеров, не говоря уже о миноносных силах. Конечно, его никак нельзя было сравнивать с английским или французским. С немцами и русскими, умудрись последние собрать воедино все разбросанные по миру и флотам корабли, ему тоже предпочтительно было не сталкиваться. Зато со всеми остальными он уже мог попытаться потягаться. Правда, только на бумаге, поскольку большая часть броненосных кораблей, будучи построенными на основе устаревших представлений о сражениях кораблей линии, никак не могли тягаться на равных с тем же «Наварином», который, правда, еще находился в достройке и даже однобашенные «Николай I» и «Александр II» имели неплохие шансы в противостоянии со своими итальянскими одноклассниками, не смотря на гораздо меньшее водоизмещение и вдвое меньшее количество орудий главного калибра. Во всяком случае, из десяти относительно современных броненосцев, четырем из них совершенно точно не рекомендовалось встречаться в бою с «русскими таранами» и еще у трех имелся одинаковый шанс, как самому запинать подобного противника, так и отправиться на дно от полученных в ответ взрывоопасных подарков. И лишь три броненосца последней серии, близкими аналогами которых в русском флоте являлись черноморские броненосцы типа «Екатерина II», имели неплохие шансы в гипотетическом противостоянии. Но все их недостатки нивелировались общим количеством и возможностью быстро собрать их всех в один кулак. То же касалось и крейсеров. Из дюжины этих гончих морей и океанов, лишь броненосный «Марко Поло» можно было причислить к кораблям 1-го ранга, остальные же, в силу своих размеров, относились ко второму, хоть и могли похвастаться солидным вооружением, которому мог бы позавидовать любой русский крейсер фрегатного типа, каковые и составляли основу крейсерских сил Российского Императорского Флота. Но в погоне за большим весом бортового залпа и экономией средств при строительстве, итальянцы очень сильно проиграли в скорости, так что некоторые из них даже оказывались медленнее броненосцев. Зато от обилия миноносных кораблей голова шла кругом. Миноноски, миноносцы и минные крейсера, и по количеству, и по вооружению, значительно превосходили своих русских одноклассников. А также гарантировали очень веселые ночи любому потенциальному агрессору оказавшемуся столь дурным, чтобы подводить свой флот к берегам Италии. Впрочем, далеко не самые успешные в плане финансового и внутриполитического благополучия годы успели сказаться и на флоте, отчего большая часть кораблей выводились в Резервный Флот и ходили с урезанными экипажами.
Впрочем, подобное можно было смело утверждать о большей части стран входящих, так сказать, в третью лигу по силе своего военно-морского флота. Италия, Австрия, Испания, Турция, САСШ — все они могли похвастаться солидным числом вымпелов, в том числе броненосными кораблями, но вот в качестве равноправного и равноценного противника ведущим мировым державам их нельзя было даже представить.
Так что хоть грядущее противостояние с итальянцами виделось куда более сложной задачей, нежели охота на японские суда. Ведь в этот раз не было той собственной большой дубины, как Бэйянский флот, который мог бы привлечь к себе внимание главных сил противника. Зато, в отличие от своих будущих противников, Иениш прекрасно знал время и место начала войны на море, что давало ему отличную фору для подготовки бурной встречи главным силам любителям красного вина и макаронных изделий. Хотя, то, что до времени покоилось в сотнях деревянных ящиков отгруженных под видом патронов, тоже должно было сыграть немалую роль. Ведь не обязательно было полностью уничтожать силы противника. Да и не виделось подобное возможным. А вот нанесение им достаточного урона, причем, зачастую даже не фатального, обещало помочь в затягивании времени. Все же главной действующей силой уже начавшейся войны были сухопутные части, и именно от их удачных действий зависело будущее, как самого Иениша, так и всего затеянного им мероприятия.
Выдохнуть собравшиеся на борту «Находки» люди смогли лишь, когда за кормой осталась узкая ниточка Суэцкого канала. Причем, причиной снижения уровня висевшего на борту судна напряжения являлся не только сам факт беспрепятственного преодоления этого узкого горлышка, но и трагедия, привлекшая внимание мировой общественности, как бы меркантильно и бесчеловечно это ни звучало. Еще в сентябре в Османской Империи вновь начались массовые убийства и грабежи армян. Сперва, в Стамбуле, затем, в Трабзоне, а после и во многих других городах восточной части Блистательной Порты тысячи армян были уничтожены силами как хамидие и армии, так и софтами, желающими искоренить всякий намек на христианскую веру в пределах границ Османской империи. Впрочем, участие в этой резне приняли и многие другие слои населения. Даже боевые группы стамбульских евреев успели отметиться, под шумок активно уничтожая своих главных конкурентов в делах торговли из числа армян. Естественно, подобная ситуация не могла остаться не замеченной европейскими государствами и в адрес султана Абдул-Хамида II полетели многочисленные ноты протеста, адекватные ответы на которые так и не были получены. Потому, скорое появление близ берегов Османской Империи десятков боевых кораблей не стало ни для кого сюрпризом. Причем, именно Италия пригнала самое большое число вымпелов, включая целых шесть броненосцев. И у нее были на то веские причины. Еще со времен Берлинского Конгресса 1878 года правительству Италии дали зеленый свет на включение в зону своих жизненных интересов территорию Ливии. С тех пор ее внешняя политика по отношению к Османской Империи делала акцент именно на отторжение данных территорий, что с учетом отношения турок к местному населению лишь поддерживалось ливийцами обеими руками. Так что, получив возможность надавить и показать свою мощь, Италия не стала мелочиться. Об этой демонстрации силы Иениш узнал из газет купленных в Порт-Саиде. И не смотря на горе постигшее армянское население Османской Империи, он надеялся на развитие этой трагедии, поскольку это давало дополнительный изрядный шанс собранной им команде.
— В принципе, нормальная рабочая ситуация. — выслушав стенания Иениша по поводу беспокоящих его недостойных офицера мыслей, лишь пожал плечами Иван, который переселился на «Находку» с борта «Владивостока» сразу как та пришла в Суэц. — В мое время вылезти наверх за счет страдания других было одним из излюбленных тактик во внешней политике абсолютно всех стран. И если кто-либо сказал бы, что это не так, он непременно соврал бы. Да, как обычному, нормальному, вменяемому человеку, мне невероятно жалко тех невинных, кого турки уже убили и убьют в будущем. Все же я не настолько серый в плане общеобразовательных знаний, чтобы не помнить о геноциде армян, что произойдет в Османской Империи. Так что тысячи жертв, о которых сейчас кричат газеты, окажутся лишь малой каплей в море по сравнению с тем, что предстоит пережить этому народу. Но здесь и сейчас, ни я, ни вы, ни даже император, не можем поделать ровным счетом ничего. У нас хватает и своих проблем. Вот и будем сосредоточиваться на их решении. Так что думайте не в том ключе, что наш успех, в который я верю, будет частично оплачен кровью тысяч ни в чем неповинных людей, чья гибель сослужила нам службу выключением из грядущего противостояния хотя бы части итальянского флота, а в том, что наш успех в будущем, возможно, позволит сохранить жизни тысяч наших моряков и десятки кораблей флота. А в перспективе возможно и десятков, сотен тысяч жизней русских людей. Да, грядущая операция является лишь одной шестеренкой того механизма, что должен будет обеспечить нам готовность к войне с Японией. Да, Россия подпортит отношения, как с Италией, так и с Англией. Да, многие годы и сотни тысяч, если не миллионы, рублей уйдут на освоение намеченных вами к прихватизации территорий. Но и вы, и я, прекрасно знаем, что произойдет, если сидеть, сложа руки, и ничего не делать.
— Значит, общий планы вы одобряете? — не смотря на слова друга, тяжесть с души отставного капитана 1-го ранга даже и не думала уходить, что не осталось не замечено Иваном.
— Конечно, одобряю! И знаете почему? — сделав паузу, чтобы дать собеседнику возможность задать крутящийся на языке вопрос, отвлекся на стакан с водой гость из будущего.
— Почему? — не заставил себя ждать Иениш.
— Да потому что именно подобные операции как раз в стиле работы спецслужб моего времени! Для меня это при-выч-но! — по слогам произнес последнее слово Иван, выделяя интонацией каждый слог. — И не надо на меня так смотреть, Виктор Христофорович. Это не я такой. Такой была атмосфера, в которой я рос и развивался. Да. Соглашусь. Сволочной была эта атмосфера. Но ведь другой не было! Нельзя быть одному тебе хорошим, когда все вокруг сволочи! Хотя, вру. Можно. Но недолго. Сожрут-с. — развел руками Иван. — Хотя, для вашего времени это, конечно, будет наглостью. Я, честно говоря, приятно поражен тем фактом, что император дал добро на подобную авантюру. Видать, повернулись мозги в нужную сторону, как узнал, к чему в конечном итоге приведет его миролюбивая политика. Все же сам статус «империи» обязывает время от времени показывать зубы. А Александр Александрович позабыл об этом факте. Хорошо хоть что встал на путь исправления.
— Ох, Иван Иванович, — неодобрительно покачал головой Иениш, — подведет вас когда-нибудь ваш язык. Ладно я или Николай Николаевич! Понимаем, отчего вы такой. А если кто чужой услышит ваши слова?
— Так я с чужими на подобные темы и не беседую. — усмехнулся тот в ответ.
— Вы знаете, хоть порой мне и становится страшно от понимания вашего мировоззрения, я вам завидую. Ведь вы можете видеть мир совсем иначе, нежели любой из моих современников. И дело тут даже не в знании будущего. Просто вы совершенно другой. Вы видите потенциал там, где остальные видят непроходимую преграду. Вы привыкли реагировать и действовать мгновенно, не раскачиваясь днями и неделями. И мне это нравится. Я солгу, сказав, что хотел бы оказаться на вашем месте, но почувствовать то, что чувствуете вы, хотелось бы. Страшно, конечно. Но хотелось бы.
— Хм. — только и смог, что грустно усмехнуться в ответ на откровение хроноаборигена тот, кого не должно было здесь быть. — Бойтесь своих желаний, Виктор Христофорович. Бойтесь. — тихо произнес Иван, жалея, что в стоящим перед ним стакане сейчас находится вода, а не водка. — Вот вы говорили давеча, что чувствуете себя мерзавцем, испытывая чувство радости от отвлечения итальянского флота на проблемы с турками. А как, по-вашему, должен тогда чувствовать себя я? Вы вот сейчас страдаете от того, что просто собираетесь воспользоваться сложившейся ситуацией, окропленной кровью невинных. А я!? Что прикажете делать мне!? Пойти и убиться головой о стену!?
— Бог с вами, Иван Иванович! — опешил от неожиданной смены настроения собеседника Иениш.
— А так ли это? — перебил того Иван, — Действительно ли Бог со мной? А, может, он как раз обозлился за что-то на меня и закинул сюда, лишив всего и превратив с самого страшного убийцу всех времен и народов?
— Да какой же из вас убийца, Иван Иванович!?
— Самый страшный. — допив воду и недолго поиграв пустым стаканом, произнес гость из будущего. — Ведь именно я своими действиями убил миллионы людей. Миллионы еще не родившихся людей, которым из-за нашего вмешательства в ход истории уже не суждено будет родиться. И знаете, что самое жуткое? — посмотрев прямо в глаза Иенишу, только начавшему понимать всю тяжесть взятого на себя Иваном груза, поинтересовался он и сам же тут же дал ответ, — Я своими собственными руками убил всех своих родных и близких. И так шанс появления на свет каждого конкретного человека является невероятно низким, зависящим от огромного количества факторов, так что каждый рожденный уже может считать себя счастливчиком. Я же, быть может, уже отобрал этот шанс у своих прадедов и прабабок, не говоря уже об остальных.
— Эка вы хватанули! — только и смог в ответ на подобное откровение покачать головой Иениш. Бросать друга и боевого товарища в подобной ситуации он точно не собирался и потому, собравшись с мыслями, начал очень аккуратно подбирать правильные слова, — Вас послушать, так выходит, что каждый из нас, кто побывал в бою с японцами, является столь же страшным убийцей, каким вы полагаете себя. Ведь, выполняя воинский долг, они не только могли поспособствовать гибели тех, кому суждено было выжить в вашем прошлом, но и соответственно всех их потомков. Да и поскольку непосредственно изменения в мир внесли не конкретно вы, а мы — те, кому принадлежит это время, вы никак не можете брать всю ответственность на себя. А коли каждый моряк или солдат начнет задаваться подобным вопросом, так ни флота, ни армии не останется. И кто тогда будет стоять на страже отечества от тех сил, что не задаются подобными вопросами? Некому станет! А не будет защитников, не будет и страны! Как и вы, я не ведаю, по чьей воле вы оказались в тот роковой час подле «Русалки». Был ли это промысел Божий или козни Дьявола по отношению вас? Вряд ли мы когда-нибудь узнаем. Но сей факт свершился. Свершился не по нашей воле. И потому не нам давать оценку. Но что я могу оценить — так это счастье. Счастье мое и моей дорогой супруги, когда на свет появилась наша маленькая Иоанна. А ведь не спаси вы меня, не появилось бы на свет это чудное создание. Так что выходит, что своим появлением и вмешательством вы уже дали возможность появиться на свет тем же миллионам людей, коим не суждено было родиться. А скольких вы еще спасете!? Скольким по вашей милости будет суждено появиться на свет!? Вот и выходит, что для моей маленькой дочурки и всех остальных вы являетесь физическим воплощением промысла Божьего! И никак иначе!
— Может, еще канонизировать меня предложите? — грустно усмехнулся Иван, прекрасно поняв, что собеседник пытается его поддержать. Вообще, подобные приступы самобичевания начали нападать на него во время путешествия на добровольце, когда, наконец, появилось изрядное количество свободного времени, которое попросту нечем было занять. Вот и стали лезть в голову невероятно умные мысли, приведшие в итоге к многонедельному запою. Хорошо еще, хватило ума надираться в одиночку, заперевшись в своей каюте. И пусть это был шаг истинного алкоголика — пить со своим отражением в зеркале, возможность разболтать чего-нибудь лишнее собутыльнику отсутствовала напрочь. В результате, в Суэц он прибыл, имея столь непрезентабельный вид, что Протопопов испугался за здоровье своего спасителя и три дня носился с ним, как курица с яйцом, пока не прошли или не были убраны все внешние следы длительного запоя.
— Уж извините, но это точно не в моей епархии. — развел руками Иениш. — Но что я могу вам предложить, так это составить хорошую компанию за бутылочкой превосходного шустовского коньяка!
Помогли ли ежедневные многочасовые беседы с человеком, от которого можно было не скрываться и не закрываться или новая работа, в которую Иван оказался погружен с головой, но за те семь дней, что занял путь до французского Обока, подобных разговоров он более не заводил, да и внешне не выглядел подавленным или обеспокоенным чем-либо сверх меры.
В столице французской колонии с борта сошел нагруженный по самую макушку деньгами, оружием и припасами Виктор Федорович Машков, пересевший к ним с борта «Европы». Именно ему совместно с принцем Дамто и ожидавшим в городе сопровождением предстояло привести войска, что уже должны были ожидать их прихода, если миссия Леонтьева обернулась удачей.
Вообще, Машков оказался не просто незаурядной личностью. Наверное, именно таких как он Иванов называл словом «фанат». Он был натуральным фанатом Абиссинии. Не года — десятилетия Машков собирал всю возможную информацию об этой христианской африканской стране, прежде чем предпринять свое первое путешествие в эти отдаленные земли. Неизвестно, что влекло его именно в эту страну, но никто другой в России за исключением уже убывшего Леонтьева не имел столько же возможностей добиться требуемого результата в грядущей экспедиции. Потому Машкова в срочном порядке вызвали из Багдада для встречи с Александром III. Впрочем, это была далеко не первая встреча самодержца с этим незаурядным человеком и потому беседа оказалась более чем результативной. Стоило ли говорить, что отставной поручик и начинающий дипломат согласился на все, не раздумывая? То, что империя решилась, пусть и не напрямую, заявить о своих интересах на африканском континенте стало персонально для Машкова триумфом всей его сознательной жизни, но план, озвученный Иенишем в течение совместного плавания, привел прирожденного авантюриста в неистовый восторг. Сам он ни на что подобное даже не смел замахиваться! Стоило ли говорить, что вскоре МИД Российской Империи лишился одного из своих молодых и многообещающих сотрудников? Впрочем, «лишился» — было не совсем верным словом. Скорее, помимо обязанностей сотрудника Министерства Иностранных Дел, Машков был вынужден заниматься еще много чем.
По уже проторенной дорожке Виктору Федоровичу предстояло добраться до границ Абиссинии через полосу принадлежащей местечковым князьям и вождям земли. Естественно, это путешествие не шло ни в какое сравнение с первым посещением этих земель, когда по причинам недостаточного финансирования, отсутствия каких-либо связей и бюрократических проволочек, ему довелось тащиться до Аддис-Абебы целых пять месяцев. Но сейчас он сам являлся наглядным примером того, что силы были потрачены не зря! И пусть, прежде чем вновь появиться при дворе Менелика II и продолжить свою работу по изучению Абиссинии, ему предстояло поучаствовать в неслыханном военном походе, итогом которого должен был стать захват Асэба, Машков в момент выхода их отряда из Обока полагал себя одним из счастливейших людей на земле.
Вообще, портов отвечавших требованиям Иениша в Эритрейской колонии насчитывалось всего два и оба по пути были посещены «Находкой» с целью пополнения запасов угля. Но это была официальная причина. Неофициально же все находившиеся на борту прикидывали предварительный масштаб будущей работы и надо сказать, оказались вполне удовлетворены увиденным.
Планируя операцию, Иениш опирался на ту информацию, что удалось получить от Леонтьева и посольства Абиссинии, а также на данные географического общества. Но лишь увидев все вживую, он полностью успокоился, утвердившись в мысли, что сделал правильный выбор, собравшись наложить лапу на Асэб. Именно этот подконтрольный итальянцам порт обладал всем необходимым для быстрой разгрузки забитого вооружением парохода, а имеющиеся укрепления вполне можно было использовать для последующей обороны против итальянского флота и войск. К тому же, в отличие от куда более укрепленного Массауа, гарнизон Асэба состоял всего из одного неполного батальона туземных солдат, и только офицеры являлись итальянцами. Конечно, при необходимости, непосредственно разгрузку доставленного вооружения можно было бы произвести и в одной из природных гаваней, в больших количествах имевшихся между Массауа и Асэба, но все пригодные для приема больших судов охранялись фортами, да и поставленные перед собой задачи уходили уже далеко за пределы первого задания императора.
Вернувшиеся спустя всего две недели после убытия посланники одним своим видом давали понять, что негус по достоинству оценил, как знания русских офицеров-инструкторов уже находящихся при ведущей бои с итальянцами армии, так и эффективность современных способов ведения боя, благо, некоторое количество винтовок удалось официально закупить во Франции еще несколько лет назад, а немногочисленные пулеметы и легкие орудия провезти контрабандой за последний год. Но и того и другого было катастрофически мало! И столь долгожданное вооружение, благодаря которому не менее четверти собранных по всем землям воинов могли бы сменить служившие еще их отцам и дедам копья и луки с дульнозарядными карамультуками на нечто более подходящее наступившим временам, непременно должно было сказаться на скорости разгрома итальянцев и вставших под их знамена племен. К тому же, идея взять под свою руку провинцию Дэбуб-Кэй-Бахри, первой занятой итальянцами более пятнадцати лет назад, с возможностью получить столь желанный беспрепятственный выход к морю, произвела на Менелика II более чем благоприятное впечатление. И даже оплата в виде передачи половины города-порта и ряда прилежащих к нему территорий в аренду на 99 лет частному пароходству «Иениш и Ко» зарегистрированному в России нисколько не испортила настроение монарха. Ведь в результате он получал куда больше. И пусть итальянцы еще до начала боевых действий предлагали сходный вариант разрешения накопившихся противоречий, Менелик II прекрасно понимал, что планируемая ими к постройке железная дорога, что должна была пересечь всю его страну, лишь приблизила бы завоевание Абиссинии белыми колонизаторами. Здесь же представлялась возможность столкнуть лбами близкую по вере православную Россию и алчную до всего Англию, стоявшую за спиной Италии. Потому, уже спустя три дня после возвращения Леонтьева в направление Обока выступил отряд в семьсот лучших воинов, которым предстояло ожидать в оговоренном месте принца Дамто. Но не меньшее значение имели бережно хранимые выдвинувшимся вместе с отрядом казаком Гаюсовым договора и наскоро придуманных и пошитых флагов военно-морского флота Абиссинии.
Естественно, допустить на свою территорию столь многочисленный отряд французы ни за что не позволили бы, но три с половиной сотни удалось провести, как охрану и носильщиков Машкова, вернувшегося, якобы, с богатыми дарами для российского императора. А остальные, за исключением собравшей все оружие воинов и убывшей обратно в столицу сотни, небольшими отрядами, изображая из себя идущих на заработки, смогли добраться до заранее согласованной бухты, откуда впоследствии забирались шлюпками вставшего под абиссинский флаг «Владивостока». Поскольку «Находка» уже успела немного засветиться, компаньоны приняли решение «продать» Абиссинии именно «Владивосток». А так как судно являлось донельзя гражданским, никто не мог воспрепятствовать или оспорить акт его купли-продажи одной из сторон конфликта даже во время ведения боевых действий.
Изрядно нервировавшие французские колониальные власти три с половиной сотни абиссинских воинов, пусть и лишенных всякого оружия, что запрудили улицы Обока, к их вящей радости в один прекрасный день погрузились на русский товарный пароход, позволив витавшему над городом в течение недели напряжению развеяться. По причине отсутствия свободного места на борту «Находки», забрать основной отряд, до посадки на борт «Владивостока» остальных абиссинцев, не было никакой возможности. Судно и так оказалось забито под завязку, так что новые пассажиры запрудили всю верхнюю палубу, имея в качестве защиты от погоды либо непогоды лишь полотняные навесы.
За двенадцать часов, что занял у обоих судов путь от французского Обока к Асэбу, все шесть сотен абиссинских воинов были наскоро обучены обращению с винтовкой Бердана, а также смогли выпустить по десятку патронов в качестве тренировки. Все равно действовать им предстояло на близкой дистанции, так что особой меткости можно было не требовать. Главным их оружием в предстоящем действии являлись внезапность и численность, а не огнестрельное вооружение. Да и любимое абиссинцами холодное оружие также входило в состав вооружения каждого воины. Помимо четырехгранного штыка прилагавшегося к винтовке, им были выданы старые пехотные сабли образца 1826 года, пять тысяч штук которых так же покоились в закромах «Находки».
Являясь весьма молодой колониальной державой, к тому же обладая куда меньшими финансовыми возможностями, нежели Великобритания и Франция, Италия не уделяла большого внимания так называемой «Политике канонерок». Все выделяемые на флот средства расходовались на постройку огромных броненосцев, небольших бронепалубных крейсеров эльсвикского типа и множества минных кораблей — от миноносок до минных крейсеров. На канонерские же лодки оставались жалкие крохи, потому представителей класса этих кораблей в Королевском Флоте можно было сосчитать по пальцам рук. Да и те большей частью являлись сущими малышами. Лишь «Вольтурно» и «Куртатоне» могли сравниться с мореходными канонерками получившими большое развитие во флотах Англии, Франции и России. Но все они в основном базировались непосредственно в Италии вместо того, чтобы представлять флаг своей страны в самых дальних уголках мира.
Лишь в связи с началом боевых действий в Красное море были переведены три самые крупные их них в помощь старой деревянной канонерке, что уже долгие годы несла здесь сторожевую службу. И только «Куртатоне» с парой малюток класса «Гуардиано» остались охранять побережье Италии непонятно от кого.
Прибывшие еще в середине лета канонерки тут же оказались распределены по двум крупнейшим городам-портам Эритрейской колонии, но в связи с малой значимостью Асэба, по сравнению с Массауа, на его прикрытие выслали лишь небольшую ренделовскую канонерку не успевшую пройти перевооружение и потому продолжавшую таскать на себе громаду крупповского гения. Пятисоттонная «Поллюс» вооруженная монструозным 400-мм орудием Круппа, способным посылать в противника снаряды весом в 900 кг, никак не подходила для боевых действий против любого водоплавающего противника способного дать сдачи. Впрочем, данный факт оказался общей чертой и самой большой бедой всех ренделовских канонерок, что наглядно продемонстрировала завершившаяся недавно Японо-Китайская война, в которой многочисленные китайские канонерки не смогли продемонстрировать абсолютно ничего, кроме белого флага при сдаче в Вэйхайвэе. И даже наличие небольшой скорострельной 37-мм пушечки на корме «Поллюс» не смогло спасти ее от подкравшегося волка в овечьей шкуре. Ведь именно эта канонерка, несшая свою скучную службу стационера, выпала на долю «Владивостока». Правда, принявшее час назад на свой борт всех абиссинцев судно несло уже совершенно другое название и с учетом уже сменившегося флага ни с какой стороны не имело отношения к России.
Сперва, на заходящее в небольшой и всеми забытый порт весьма крупное судно под неизвестным флагом обратили внимание лишь по причине скуки, являвшейся главным врагом большей части жителей города. Отдаленный от цивилизации и окруженный мертвыми пустынными землями, он был мало кому интересен по причине отсутствия значительного числа колониальных товаров. В том числе по этой причине, данные земли смогли дождаться замешкавшихся в погоне за колониями итальянцев. Жизнь здесь текла медленно, гости были редки, а если и заходило какое судно, то либо пополнить запасы угля с местной угольной станции, либо забрать груз соли, что добывали в Данакильской пустыне. Потому, мазнув по судну сонливым взглядом, да слегка подивившись невиданному ранее флагу, весь экипаж канонерки вернулся к прерванному сну, не нарушаемому офицерами по причине их отсутствия на борту.
Заставили же итальянских моряков двигаться, лишь действия неизвестного судна. Проигнорировав подаваемые с берега сигналы, оно прошло мимо торгового пирса и на черепашьей скорости буквально притерлось к левому борту канонерки, после чего обрушившиеся с металлическим грохотом якоря надежно зафиксировали пароход на месте.
Не успели побледневшие от подобных действий итальянские моряки высказать все, что они думают о полоумных незнакомцах, как с борта «Аддис-Абебы» вниз полетели штормтрапы, а над бортом появились десятки вооруженных винтовками солдат. Кто-то из моряков мгновенно юркнул в люки, скрывшись в машинном отделении, кто-то, сиганув через борт, принялся улепетывать в город, кто-то залег на палубе или застыл на месте, но никто не предпринял ни единого шага, чтобы помешать начавшемуся абордажу.
Тревогу в городе подняли лишь, когда уже более полутора сотен абиссинских воинов, перебравшихся по палубе канонерки на землю, подходили к казармам итальянских войск. Им требовалось отрезать солдат от арсенала и по возможности запереть их в казармах, чтобы подкаченными впоследствии горными орудиями заставить тех сдаться или решить вопрос радикально, но с минимальными потерями со своей стороны. Ведь захват города был лишь самым началом операции. Куда больше сил впоследствии должно было потребовать его удержание в своих руках. А для этого требовались руки привыкшие держать оружие.
До конца дня, потеряв в боях 132 человека убитыми и ранеными, десант смог взять под полный контроль весь город, после чего к границе с Абиссинией вышел отряд в три десятка всадников, чьей задачей было привести остальные войска будущего гарнизона. Для подготовки достойной встречи противникам у оставшихся в городе бойцов оставалась как минимум неделя, если только на горизонте не появится какой-нибудь залетный корабль. Пока успевшие удрать из города немногочисленные итальянские офицеры и сотрудники администрации доберутся до ближайшего прибрежного форта, пока информация о захвате Асэба попадет оттуда в Массауа, пока итальянцы раскачаются и пошлют кого-нибудь подтвердить полученную информацию, по предварительным оценкам должно было пройти не менее десяти дней. Но на всякий случай Иениш выделил на подготовку позиций батарей береговой обороны и выставление минных полей лишь неделю.
Да-да! Столь особо тщательно скрываемым грузом сперва «Европы», а после и «Находки» были 319 якорных гальваноударных мин Герца образца 1876 года. Прекрасно показавшие себя во время последней войны с Османской Империей, они уже успели устареть и большей частью прийти в полную негодность для дальнейшего применения. К тому же, развитие минного дела не стояло на месте и им на смену уже пришли мины сферических форм, оказавшиеся куда более простыми в производстве и при этом более смертоносными для кораблей, поскольку из-за формы корпуса могли снаряжаться почти вдвое большим количеством мелинита.
Вот только у мин Герца имелось и одно неоспоримое преимущество — они поставлялись на вооружение многих стран и потому впоследствии выяснить, откуда эти взрывоопасные игрушки взялись у Асэба, практически не представлялось возможным. Можно было догадаться. Но вот доказать — нет! Вообще, Иениш с удовольствием взял бы куда большее количество этих мин, но из 530 штук обнаруженных в арсеналах Кронштадта и черноморских портов, не менее сотни уже не подлежали восстановлению и годились только в переплавку. К тому же, если на переснаряжение мин время еще нашли, то на их доставку наземным транспортом с Черного моря на Балтику его уже попросту не было. Так что их поставку следовало ожидать несколько позже.
Успевший лично оценить действенность минных полей Вэйхайвэя в деле отпугивания вражеских крейсеров, Иениш сделал ставку именно на сдерживание атак противника с моря, для чего минное оружие выходило едва ли не на первое место, опережая береговую артиллерию и смехотворный флот, который в настоящий момент состоял всего из одного судна и трех минных катеров, об оформлении документов на которые все же удалось договориться с господином Циезом.
Естественно, для полного прикрытия порта подобного количества мин никак не могло быть достаточно. Не хватило бы и всех имевшихся в арсеналах Российского Императорского Флота мин Герца. Но выставить несколько минных линий в местах наиболее вероятного появления противника, а также частично перегородить судоходные проходы между примыкающих к порту островов, чтобы создать эдакий неприступный анклав, было вполне по силам. Та же оборона Вэйхайвэя наглядно показала, что без успеха сухопутных войск, прикрытую артиллерией и минами военно-морскую базу нечего и мечтать взять. Да, тогда у японцев не имелось крупных броненосцев, да, у китайцев стояли на вооружении крупнокалиберные орудия Круппа в достаточных количествах, да и запертый на базе флот активно участвовал в артиллерийских дуэлях. Но! В данной конкретной ситуации имелось достаточное количество «но», чтобы давать неплохой шанс на успех предприятия Иениша. Тут и полученный ранее опыт, и отсутствие у итальянцев на африканском континенте достаточного количества войск, чтобы пробить будущую оборону с суши, и внезапность. А с растерянным противником, особенно на первых парах, справиться было куда как проще, нежели с тем, кто уже успел почувствовать вкус победы. Ну и про приемлемое количество вооружения и боеприпасов тоже не стоило забывать. Броненосцев, как и крейсеров, у итальянцев имелось немало, вот для их теплой встречи и был разработан план обороны порта морскими минами. Для общения же с легкими кораблями предназначались шестнадцать 120-мм орудий разных систем, шесть шестидюймовых пушек опять же разных систем и четыре 170-мм дуры в качестве главного аргумента. Могло бы быть и больше, благо арсеналы Балтийского флота ломились от снятых с вооружения орудий Круппа, но на «Находке» просто-напросто не нашлось достаточно свободного места. И так в целях лучшего размещения и облегчения последующего монтажа орудия были полностью разобраны и упакованы максимально плотно. Да и весили более крупные системы столько, что Иениш сильно сомневался в возможности проведения их монтажа теми средствами, что могли оказаться под рукой, да еще и за короткое время. А ведь это самое время начало утекать с первым прозвучавшим выстрелом. Так что пока абиссинцы захватывали город, а ушедшие на одном из трех доставленных «Находкой» паровых катеров минеры осматривали проливчики, что им в скором времени предстояло перегородить, команда судна принялась за разгрузку на берег первых орудий будущих батарей береговой обороны.
Всего, чтобы перекрыть остающиеся практически без минных полей участки, требовалось соорудить минимум пять батарей. Причем четыре из них планировалось разместить на находящихся на расстоянии порядка трех с половиной миль от порта островах. И если первоначально для доставки орудий и боеприпасов предполагалось использовать лишь паровые катера и шлюпки, захват итальянской канонерки позволил значительно сократить время их развертывания.
Непосредственно в порту Асэба оставались четыре короткоствольных 170-мм орудия Круппа, что некогда закупались для вооружения крейсеров закупленных «таинственной экспедицией» и два дальнобойных, а также скорострельных 152-мм орудия Армстронга. Конечно, имейся достаточно времени и возможностей, Иениш с удовольствием разместил бы их на небольшом островке находящемся на острие их возводимой обороны. Но их немалый вес диктовал свои условия. Потому свои главные артиллерийские аргументы будущего противостояния пришлось устанавливать непосредственно в порту, используя для этого имевшиеся на «Находке» подъемные средства.
На острове же, получившим наименование «Батарейный», в срочном порядке подготавливали позиции для четырех новеньких 120-мм орудия Армстронга из числа аврально закупленных Российской Империей. И пусть англичане поставили вместе с ними небольшое количество снарядов, которых едва хватило бы для испытательных стрельб, Иениша данный вопрос не сильно волновал, поскольку тысячи их собратьев были захвачены на одном из японских пароходов последнего перехваченного конвоя. Впрочем, выбор всего остального вооружения из того многообразия, что пылились на складах флота, был сделан по той же простой причине. Для них имелись сотни и тысячи снарядов, по сравнению с общей ценой которых стоимость орудий откровенно терялась, как незначительная величина. Особенно, учитывая тот факт, что за орудия платила казна. Впрочем, в случае удачного стечения обстоятельств, новенькие Армстронги Иениш впоследствии планировал выкупить по остаточной стоимости для вооружения своих кораблей «Добровольного охранного флота». Подобный ход был выгоден как ему, так и государству. Первый получал современное вооружение за приемлемые деньги, а второе избавлялось от очередного нестандарта, которого и так хватало в закромах арсеналов. Вместе с орудиями на остров отправлялись десятки кубометров бруса, сотни корзин первоклассного цемента и связки арматуры для подготовки артиллерийских позиций.
На тот же остров должный стать основой обороны отправились четыре 150-мм орудия Круппа. К счастью, на старичке «Конго» стояли те же стволы, что в свое время закупил русский флот. А поскольку он то и дело привлекался к обстрелам побережья, снаряды для него везли в каждой партии. Правда, у японцев эти орудия обозначались как 25-тикалиберные, а в России как 26-тикалиберные. Но разница в обозначении являвшемся неверным в обоих случаях по причине округления в ту или иную сторону, не мешала захваченным у японцев снарядам спокойно входить в орудия взятые с русского арсенала. И поскольку, в отличие от скорострелок Армстронга сходного калибра, они имели вдвое меньший вес, именно их с кряхтением и матами переместили на Батарейный. Эти две батареи получившие номера соответственно 3 и 4, наряду с 1-й и 2-й прикрывали порт на северном и северо-восточном направлениях, а также обеспечивали прикрытие будущего минного поля от возможного траления.
Еще шесть 120-мм орудий Круппа, что в свое время были сняты с японского корвета, разделенные на батареи N5 и N6, на родных станках были установлены на островке раскинувшемся двумя километрами южнее Батарейного. Он на карте Иениша получил наименование «Орудийный». С этого небольшого участка суши можно было перекрыть разом три проливчика ведущих к порту, а относительно небольшая дальность эффективного огня этих короткоствольных пушек компенсировалась наличием раскиданных в округе островов и мелей не позволявших любому, кто пожелал бы, пробраться к Асэбу с юго-востока, пройти дальше мили хотя бы от одной из двух этих батарей.
Последние две батарея береговой обороны N7 и N8, состояли из четырех полевых 120-мм орудий Круппа и двух наиболее расстрелянных орудий Канэ и размещались на «Тыловом» острове раскинувшимся между материком и Орудийным. Помимо возможности оказать помощь в прикрытии одного из проливчиков батарее N5, они перекрывали подход к Асэбу с юга и служили охраной для все судов и кораблей притулившихся в такой удобной бухточке Тылового, где их невозможно было обнаружить с подходящих к Асэбу судов и кораблей.
Оставшаяся же временно не у дел пара 120-мм орудий Канэ, были надежно укрыты в захваченном арсенале вместе с тремя сотнями подготовленных для них снарядов в ожидании прибытия их будущего носителя. Впрочем, помимо орудий туда же утащили минные аппараты и немногочисленные самоходные мины, что также предполагалось впоследствии установить на «Полярного лиса» и минные катера, как только последние перестанут эксплуатировать в качестве постановщиков мин.
Естественно, справиться исключительно своими силами, как при обустройстве обороны, так и в последующем обслуживании столь большого количества орудий, не имелось никаких возможностей и к делу оказались пристроены не только не занятые в несении караульной службы абиссинцы, но и пленные, как и мужчины из числа жителей города. Те, кто не успел убежать. Пусть поначалу они кочевряжились. Особенно абиссинцы, считавшие, что не дело воинам ковыряться в земле. Но Машкову удалось о чем-то договориться с их командиром, и работа вовсю закипела. Естественно, ничего сложнее копай глубже, кидай дальше, им не доверяли, но сейчас именно вот такая грубая физическая сила как раз и была нужна.
Стоило «Находке» полностью опустошить свои трюмы, как она отдала швартовы и под командованием Протопопова с бывшим экипажем «Владивостока» взяла курс на Норвегию, где ее уже ждали с распростертыми объятиями для перестройки в плавучую китоперерабатывающую базу. Людей и так изрядно задержали с этим вынужденным простоем в Суэце, так что держать их до окончания строительства укреплений Иениш не решился, хоть четыре десятка пар крепких свободных рук были бы не лишними. Да и самому Протопопову следовало дать хоть несколько дней отдыха, прежде чем забирать с немецкой верфи обновленный минный крейсер. Благо, минимальная перегонная команда для последнего уже находилась в Германии, в ожидании окончания работ и прибытия капитана.
Лишь спустя девять дней, когда основной аврал спал, и батареи обзавелись даже проводной телефонной связью протянутой под водой, к городу подошло обещанное подкрепление — две тысячи воинов и три тысячи носильщиков с не подлежащим подсчету количеством гужевого транспорта. Последние должны были забрать все доставленное для абиссинской армии вооружение, чтобы впоследствии, преодолев почти тысячу километров по пустыням, джунглям и непролазным горам, передать их возглавляемым негусом войскам. Они же должны были увести из города на территорию Абиссинии всех пленных, оставив в качестве гарнизона лишь тысячу человек, помимо тех, кто уже находился в городе.
Тогда же не знавшие покоя минеры закончили расставлять мины, и три небольших минных катера, наконец, стали носителями самоходных мин, как им и было положено от рождения. Демонтированные в свое время с «Котака» минные аппараты были закреплены на их носах, превратив малюток в основу минных сил пока еще крошечного флота. Да, они не могли похвастаться большой дальностью хода, скоростью или солидным вооружение, но до прихода «Полярного лиса», как бы смешно это ни звучало, именно этим скорлупкам предстояло наводить ужас на итальянские корабли, появись последние близ Асэба. Конечно, все еще стоявший на разгрузке «Владивосток» виделся куда более приемлемым кандидатом в боевые корабли зарождающегося абиссинского флота, но для него не было, ни вооружения, ни экипажа, так что первенцу флота Менелика II предстояло стать лишь сторонним наблюдателем грядущих событий, встав на якоре в северо-западной части Тылового острова. Встроить же тихоходную итальянскую канонерку в план обороны порта у Иениша так же не вышло по причине отсутствия свободных рук, но наскрести на нее минимально возможный экипаж и поставить в качестве сторожевого корабля перед минными линиями оказалось вполне возможно. Все же, мало какой гражданский пароход мог внезапно решить наведаться в Асэб, где располагалась угольная станция. Пусть большая часть проходящих Красным морем судов и кораблей предпочитали бункероваться у англичан на небольшом острове Перим, что располагался в Баб-эль-Мандебском проливе или в Адене, сюда тоже кто-нибудь порой все же заглядывал. А лишние и тем более невинные жертвы Иенишу были абсолютно не нужны, вот и дрейфовала «Поллюс» в полутора милях севернее Батарейного острова, уходя на ночь в порт.
Однако, еще за два дня до взятия Асэба произошли события, повлекшие за собой принятие итальянским правительством решения о многократном усилении своих сил в Эритрейской колонии и Красном море. 7-го декабря 1895 года абиссинские войска разбили у Амба-Алаге отряд майора Тезелли численностью в 2500 человек, от которого к концу сражения осталось чуть более 200 бойцов и затем окружили эти жалкие остатки вместе с шедшим к отряду подкреплением в недостроенном форте Мэкэле. Получив столь шокирующие известия, в Италии было решено незамедлительно послать губернатору Эритрейской колонии и заодно командующему итальянскими колониальными войсками генералу Оресту Баратьери солидное подкрепление. Если прежде почти все колониальные итальянские войска состояли из солдат набранных из местных племен, над которыми стояли офицеры итальянцы, то теперь всю тяжесть ведения боевых действий было решено возложить на потомков гордых римлян и не менее гордых готов. Подкрепление из 14 пехотных батальонов и 5 батарей горных орудий, всего около 11000 человек, было отправлено из Италии 16 декабря на семи грузопассажирских судах в сопровождении четырех боевых кораблей. Но до их прибытия единственными кораблями, коими располагал итальянский флот в водах Красного моря, оставались тихоходные канонерские лодки и немногим более быстрый небронированный крейсер. Единственным хорошим ходоком в этих водах являлся опять же небольшой бронепалубный крейсер «Пьемонт», но он находился в крейсерстве, и потому для проверки сведений о произошедшей в Асэбе катастрофе пришлось формировать отряд из тех кораблей, что находились под рукой. Впрочем, для того и существовала «Эскадра Красного моря». Не все же ей было гонять местных пиратов.
Отправлять на разведку кого-либо одного не решились и потому помимо самой крупной и быстроходной канонерки «Вольтурно», которой предстояло больше всего рисковать, подходя непосредственно к берегу, для ее прикрытия выделили крейсер, который, скорее, можно было бы назвать чрезвычайно крупной мореходной канонеркой. Единственное, чем «Кристофоро Коломбо» превосходил ту же русскую канонерку «Кореец», за исключение вдвое большего водоизмещения, была скорость. Но как это зачастую и бывало, справочная скорость имела мало общего с действительной. А что еще можно было ожидать от старой машины доставшейся крейсеру от своего предшественника, как по классу, так и по наименованию. И не только! Так что, не смотря на относительную молодость — крейсер вступил в строй лишь в 1894 году, он уже с трудом давал 13 узлов. И то на непродолжительное время и с необходимостью последующего ремонта механизмов. Крейсерская же скорость колебалась в районе 9 узлов, что, впрочем, для той же «Вольтурно» являлось доступным максимумом. Так что путь от Массауа до Асэба должен был занять у небольшого отряда целые сутки.
Лишь в полдень 20 декабря оба корабля появились в видимости новых хозяев портового города. Естественно, сразу же открывать огонь по гостям никто не стал. Замаскированные батареи молчали в ожидании, когда противник подойдет поближе, а то и попадет на минное поле. А чтобы итальянские корабли не промахнулись мимо столь заботливо расставленных минерами подарков, патрулировавшая между континентальным берегом и островом Фатма «Поллюс», изрядно задымив своей единственной трубой, принялась убегать от противника в надежде заманить итальянцев в заминированный пролив. Ее осадка составляла чуть менее трех метров, а мины выставлялись на пять, так что канонерке подводная опасность не грозила, а вот бронированные и тяжело вооруженные корабли имели все шансы задеть рожки изделия господина Герца. Расставленные в шахматном порядке через каждые двадцать метров в две линии мины перекрывали двухкилометровый глубоководный участок, оставляя все мелководье под охрану орудий.
Хоть итальянцы и клюнули на приманку, держать их совсем за дураков, было никак нельзя. Да они ими и не являлись. Опасаясь попасть в возможную артиллерийскую засаду или попросту сесть на мель, капитан глубокосидящего «Кристофоро Коломбо», как старший по званию и командир этого небольшого отряда, приказал канонерке выдвинуться вперед, а сам пристроил свой корабль в пяти кабельтов за ее кормой. Благодаря куда более современным, скорострельным и дальнобойным английским орудиям, даже находясь дальше, он имел возможность вести куда более точный и быстрый огонь, нежели канониры «Вольтурно» вынужденные довольствоваться не самым лучшим и успевшим порядком устареть вооружением национального производства. Дело оставалось за малым — обнаружить того, кого можно было бы атаковать. Удирающая же канонерка на такового совсем не походила, тем более что было хорошо видно, как расстояние от нее до раскочегарившейся «Вольтурно» постепенно сокращается, и скрыться у первой не имелось никакой возможности.
Вот только данные предосторожности все равно не смогли спасти корабль шедший прямым курсом на мины. Две сотни этих относительно небольших конусообразных изделий — по сотне штук в линии, прикрывали ближайший и наиболее удобный подход к порту. Еще двенадцать десятков поровну распределили по трем проходам между островами, чтобы не оставлять свои батареи один на один с возможным противником.
Мореходная канонерка хоть и отличалась заметно большей осадкой от своих речных и прибрежных собратьев по классу, все равно не дотягивала до размерностей крейсеров, потому «Вольтурно», вслед за улепетывающей на 5 узлах «Поллюс», смогла проскочить над подводной смертью в каких-то пятидесяти сантиметрах. Шедший же следом «Кристофоро Коломбо» уже наполовину пройдя минное поле, все же задел бортом один из свинцовых рожков и 18 килограммов свежайшего пироксилина дали понять, что за время перевозки мины хранили исключительно в сухом месте.
Вообще, для этого не самого лучшего представителя конструкторской мысли Бенедетто Брина, ответственного за создание всех итальянских броненосцев, служба в колонии была единственным возможным местом приложения его сил. Наверное, никто так и не понял, для чего именно был построен этот корабль, которому попросту не было места в Королевском флоте. Скорее всего, он появился на свет, как конечный итог многочисленных компромиссов. Нужно было постоянно пополнять флот новыми кораблями, чтобы не отставать от остальных мировых игроков. Нужно было занимать работой собственные верфи, поскольку безработица в Италии была попросту колоссальной, отчего десятки тысяч ее граждан каждый год отправлялись искать счастья в Америку или в соседние европейские страны, где они зачастую становились самой малооплачиваемой чернорабочей силой. В тех же САСШ итальянцы по уровню заработной платы стояли ниже чернокожего населения, чью жизнь и права также никак нельзя было назвать достойными. И еще нужно было экономить. Экономить на всем, чем только представлялось возможным. Вот и появился на свет медленный, не несущий какой-либо брони крейсер, который даже в качестве полноценной канонерки нельзя было использовать из-за большой осадки, превышающей 5 метров.
А еще, будучи построенным по чертежам своего деревянного предшественника, «Кристофоро Коломбо» обладал низкой боевой живучестью. Особенно это касалось подводных пробоин. Но ведь именно они и появлялись в результате подрыва на минах. Потому, даже устаревшие мины Герца представляли немалую угрозу для колониального крейсера. Небольшого заряда мины вполне хватило, чтобы проделать пробоину в не обладавшим двойным дном корпусе корабля и в машинное отделение тут же хлынула вода, заодно начав затапливать через открытые нараспашку двери и котельное отделение. Растерявшийся командир еще даже не успел отдать ни одного приказа, как с противоположного борта раздался точно такой же гулкий подводный взрыв — крейсер достиг второй линии мин. На сей раз, изделие господина Герца разорвалось под носовой оконечностью, ставя крест на дальнейшей судьбе корабля. С водой поступающей из одной относительно небольшой пробоины имевшиеся на борту водоотливные средства еще могли бы справиться, но две пробоины грозили крейсеру неминуемым затоплением. Единственное, что мгновенно корабль водоизмещением под три тысячи тонн никак не мог затонуть, особенно если экипаж принялся бороться за живучесть, потому одновременно с подрывом первой мины с отслеживавшей вражескую канонерку батареи 152-мм орудий открыли огонь и на казавшемся доселе абсолютно безопасном берегу расцвели две огненных вспышки.
Оказавшись абсолютно неготовыми к столь неожиданному и стремительному нападению, итальянцы так и не смогли организовать адекватный ответ. Слишком близко подошедшая к замаскированным батареям «Вольтурно» за пять минут получила три прямых попадания шестидюймовыми фугасами, а после четвертого и пятого, организовавших немалую пробоину прямо у ватерлинии, принялась потихоньку крениться на правый борт. Два скорострельных и точных орудия вкупе с поднаторевшим в артиллерийской стрельбе Иенишем и опытными наводчиками, не оставили приблизившемуся на 8 кабельтов небольшому кораблику ни малейшего шанса.
Естественно, о желании поймать беглеца командовавшему кораблем лейтенанту тут же пришлось забыть. После такого приветствия думать приходилось уже о собственном выживании, а не о выполнении боевой задачи. Тем более, что то и дело встававшие вокруг его канонерской лодки фонтаны воды давали понять, что все еще только начинается. К беде лейтенанта, не имея ни малейшего представления о противостоящим им силам, он сам же направил свой корабль прямиком в ловушку. Здраво рассудив, что материковая часть занята противником, командир канонерки приказал отвернуть от оказавшегося столь негостеприимным берега, взяв курс прямиком к Батарейному острову, бывшим ближайшей сушей помимо порта, у которой можно было приткнуть тонущий корабль. На отходе «Вольтурно» успели достать еще один раз, обеспечив поредевшей команде дополнительные хлопоты с тушением охватившего корму пожара. Превосходный английский мелинит оказался для итальянцев столь же губительным, как и для китайцев.
Оставив в покое избитую канонерку все больше садящуюся носом из-за продолжающей поступать через ставшую уже подводной пробоину воды, пара орудий произведенных на заводе господина Армстронга изволила обратить свое пристальное внимание на шедший следом крейсер. Тот уже успел подать голос, выпустив с три десятка снарядов в сторону порта, но ни один из них не упал ближе кабельтова от батареи, лишь распугав рыбу на мелководье, да обрушив пару зданий в городе. Конечно, изделия господина Круппа тоже не собирались оставаться в стороне, но их низкая скорострельность и куда меньшая точность боя заставляла расчеты дождаться результатов работы своих коллег. И только когда шестидюймовки нащупали дистанцию до крейсера, изволили подать голос все четыре 170-мм орудия.
— Я предпочитаю одну пушку на берегу десяти пушкам на корабле. — процитировал Наполеона рассчитывающий новые данные для стрельбы Иениш, поскольку ни один снаряд батарей N1 из первого залпа произведенного по крейсеру не лег ближе полукабельтова от борта итальянца. К сожалению, такие новейшие приборы наведения, как оптические дальномеры Барра и Струда, приобрести в Англии не вышло, потому пришлось пользоваться привычным микрометром Люжоля-Мякишева да биноклем, которые, если верить рекламным материалам дальномеров, уступали последним в возможностях определения дистанции на порядок. Впрочем, буквально сроднившийся с этими приборами за долгие годы службы Иениш жаловаться не собирался. Он прошел с ними Японо-Китайскую войну. И прошел, надо сказать, весьма славно. Так почему этим, пусть устаревшим, но таким знакомым и испытанным приспособлениям было не показать себя с самой лучшей стороны и в этот раз? Тем более, что здесь и сейчас не требовалось делать поправки на собственное перемещение. Да и земная твердь способствовала точной стрельбе куда больше, нежели ходящая под ногами палуба.
Накрыть противника удалось на третьем залпе шестидюймовок, а добиться прямого попадания уже на четвертом. С этого момента жизнь безбронного «Кристофоро Коломбо» начала идти на минуты, поскольку в бой вступили четыре 170-мм орудия. Но и итальянские моряки не сидели, сложа руки. Борт корабля то и дело окрашивался всполохами орудийных выстрелов, а прибрежные воды, пляжи, скалы и дома превратились во временный филиал ада на земле. Все же четыре скорострельных орудия среднего калибра, не считая всякой мелочи, являлись весьма весомым аргументом в любом споре. Вот только с меткостью у сидевших на голодном пайке артиллеристов итальянских кораблей ладилось не очень. Впрочем, подобную картину Иениш наблюдал и на Российском Императорском Флоте, так что особо сильно принижать навыки итальянцев не стоило. Просто, его артиллеристы с «Полярного лиса», прошедшие недавно настоящую войну и вволю настрелявшиеся, как никогда в жизни, закономерно оказались на голову выше своих визави.
Не выдержав сосредоточенного на нем огня, «Кристофоро Коломбо» с наполовину затопленным машинным отделением, уже оставленным командой, и заливаемым через заклепки, негерметичные двери и воздуховоды котельным отделением, которое с огромным трудом удавалось отстаивать лишь благодаря работавшим в полную силу помпам, отвернул с курса уже на десятой минуте боя. Щеголяя солидным пожаром в центральной части, а также все больше садясь в воду, отчего не опасные с виду пара пробоин в борту грозили вскоре прибавить проблем командам пытающимся отстоять свой корабль, крейсер, следуя примеру своего напарника, отвернул лево на борт, чтобы оказаться как можно дальше от берега, вдруг оказавшегося столь негостеприимным.
Вот только курс, взятый капитаном итальянского крейсера, никак не мог гарантировать безопасность, поскольку подводил корабль под огонь батарей расположенных на Батарейном острове. С вооруженной четырьмя новенькими скорострельными 120-мм орудиями батареи с предвкушением наблюдали за щеголяющими пожарами противниками, что сами шли прямиком им в руки, и которым вскоре предстояло узнать, насколько сильно они ошиблись, заявившись в эти края. А повернуть обратно, на север, и уйти к любому другому ближайшему порту, ни командиру крейсера, ни командиру канонерской лодки, нечего было и мечтать. Во-первых, для этого пришлось бы вновь пересечь обнаружившееся минное поле, а во-вторых, подводные пробоины требовали от них приткнуться где-нибудь на мелководье в ближайшее время, дабы не лишить страну двух кораблей.
Однако, как это порой случается в море, куча собранных воедино факторов привели к очередной трагической случайности. Курс, выбранный командиром «Кристофоро Коломбо», вновь вывел того прямиком на край минного поля. Пройди он какими-то двумя метрами правее, и у корабля и команды появился бы весьма неплохой шанс доковылять до острова Фатма, на котором, по причине малого количества людей, не было выставлено даже малейшего гарнизона. Но госпожа Судьба решила по-своему. Задев очередную мину уже успевшим получить одну подводную пробоину левым бортом, он начал не только с еще большей скоростью садиться в воду, но и весьма быстро крениться на левый борт. В сложившейся ситуации единственное, что успел предпринять капитан корабля, так это приказать переложить руль вправо, чтобы хоть немного продлить агонию, тем более что справа по борту тоже находился относительно небольшой островок. Время жизни отмеренное крейсеру противником и силами природы утекало, как вода. Точнее, в данном конкретном случае можно было сказать, что оно притекало, как вода, поскольку именно от количества этой жидкой субстанции под верхней палубой зависело, сколько еще «Кристофоро Коломбо» сможет протянуть на поверхности моря. Как вскоре оказалось, в это уравнение всегда мог вмешаться еще один доселе неизвестный фактор. Фактор, имеющий на карте Иениша обозначение «Батарея N3».
Старый отставной кондуктор, что еще год назад командовал кормовым орудием «Полярного лиса», уподобляясь своему командиру, не стал спешить. Лишь когда до заметно кренящегося на левый борт крейсера осталось чуть более пяти кабельтов, он разгладил свои шикарные седые усы и довольно хмыкнув, дернул за рычаг спуска головного орудия батареи. Шестой по счету снаряд выпущенный батареей влетел точно в мостик попытавшегося отвернуть от очередной опасности крейсера. В результате, так и осталось неизвестным, желал ли капитан корабля увести его на глубину, чтобы он точно не достался коварному врагу, или просто рефлекторно постарался повернуться бортом к новой опасности. Подрыв 120-мм фугаса отправил на тот свет и его и старшего офицера и рулевого и еще двух сигнальщиков, а пока до управления добрался следующий по званию офицер, что-либо предпринимать оказалось попросту поздно. Имея угол крена в 25 градусов, и уже практически черпая воду краями бортовых спонсонов левого борта, он наполз корпусом на дно и вскоре замер, намертво застряв в песке, после чего окутался облаком аварийно стравливаемого пара.
Глубина прибрежных вод Асэба тоже стала одним из главных факторов выбора сделанного в пользу его захвата. Если непосредственно к порту вел природный канал глубиной порядка 10 метров, то в остальных местах от поверхности моря до дна редко где было более 5 метров, что делало невозможным применение глубоко сидящих кораблей, к числу которых относились броненосцы и крейсера более всего страшащие Иениша. По этой же причине большая часть мин была выставлена как раз на подходе к этому каналу. Так что как бы дилетантски не выглядела организованная на скорую руку оборона, прорвать ее с наскока, нечего было и мечтать. И незавидная судьба «Кристофоро Коломбо» оказалась прямым тому доказательством.
А пока крейсер героически погибал под артиллерийским огнем, не утихавшим вплоть до его посадки на мель, ковыляющая уже на 6 узлах «Вольтурно» отвернувшая к Тыловому острову, после того как ожила батарея N3, внезапно для себя обнаружила прямо по курсу четырех новых противников. Убегавшая еще несколько минут назад от них «Поллюс» вернулась на поле боя с подкреплением. Впрочем, и без подкрепления вид нацеленного с носа бывшего собрата по службе на «Вольтурно» огромного 400-мм орудия очень нервировал командира канонерской лодки. Одного единственного снаряда подобного калибра было вполне достаточно, чтобы гарантированно пустить его корабль на дно или поднять в воздух. Тут все зависело от типа снаряда и удачи. Но вот то, что его корабль точно не переживет попадания подобного снаряды являлось непреложной истинной. Конечно, оставался вопрос, попадут ли вражеские артиллеристы в сравнительно небольшую мишень. Но по какой-то причине проверять данный факт совершенно не хотелось. Да и дистанция в шесть кабельтов вскоре должна была позволить заявить о себе трем минным катерам, вооруженным самоходными минами, что было хорошо заметно по смонтированным на их носах минным аппаратам. Конечно, с этим вооружением тоже имелось немало вопросов, но в данном случае количество возможностей отправиться на тот свет явно зашкаливало любое допустимое значение. К тому же, не стоило забывать об артиллерийской батарее, что уже дожевывала куда более мощный и живучий крейсер.
В отличие от своего временного командира, лейтенант не стал искушать судьбу и приказал спустить флаг, поскольку деваться тихоходной и активно тонущей канонерке было некуда. Под почетным эскортом «Вольтурно» из последних сил доползла до небольшой гавани Тылового острова, где до того прятались пленившие ее корабли и вскоре легла там на дно, благо глубины позволяли не сильно беспокоиться о полном затоплении корабля.
Лишь спустя час после окончания канонады к оставленному командой и продолжавшему дымиться и местами даже гореть крейсеру подошли «Поллюс» и три минных катера, до отказа забитые русскими моряками и абиссинцами. О таком триумфе Иениш не смел даже мечтать! Да, они готовились. Да, они рассчитывали дать достойный отпор итальянцам. Но чтобы всего за пол часа полностью расправиться с двумя боевыми кораблями, не понеся при этом никаких потерь! Это ли не было истинным чудом? Правда, в городе, как ему успели доложить, погибли несколько гражданских, чьи дома оказались на пути итальянских снарядов. Но это ни в коем случае не влияло на боевой потенциал находящихся под его командованием войск. Правда, официально они подчинялись принцу Дамто, назначенному на должность командующего военно-морским флотом Абиссинии, но неофициально главенствующее положение оставалось за Иенишем. И достигнутые его людьми результаты, как ничто иное, наглядно свидетельствовали о том, что властители двух находящихся столь далеко друг от друга империй сделали ставку на правильного человека.
Помимо собранных под прицелом винтовок бойцов гарнизона Батарейного острова полутора сотен уцелевших итальянских моряков из экипажа крейсера, к ним в руки попало немалое количество современного вооружения, которое, правда, еще требовалось демонтировать с легшего на грунт корабля. И пусть для устройства новых батарей попросту не было возможности набрать в расчеты хоть какое-либо количество квалифицированных людей, теми же 120-мм орудиями Армстронга можно было заменить тяжелые полевые пушки батареи N7, которые из-за ограниченных углов горизонтальной наводки все же не совсем подходили для обстрела морских целей. Да и помимо этих пушек с крейсера можно было снять много чего интересного. А вот насчет подъема самого корабля до окончания боевых действий точно нечего было и мечтать. Для подобной операции не было ни средств, ни сил, ни времени. Внутри Иениша даже боролись две мысли — одна радовалась тому, что итальянский крейсер не утонул, дав им возможность пополнить свой арсенал, а вторая огорчалась этому факту, поскольку торчащий из воды корабль всем своим видом показывал, что захватившие Асэб силы могут кусать достаточно больно, так что подобный сегодняшнему триумф уже вряд ли мог повториться. Ведь даже полные дураки изрядно напряглись бы, увидев наглядный результат провала их предшественников. Вот и выходило, что лучше бы он числился пропавшим без вести, как и захваченная «Вольтурно», нежели выступал памятником своей же гибели.
— Похоже, вас можно поздравить с первой победой, Виктор Христофорович. — уже вечером, когда Иениш вернулся в выделенный для его проживания дом, он обнаружил там гостя из будущего, который с завидным аппетитом за обе щеки наворачивал гречневую кашу обильно сдобренную мясом. Причем, со стороны Ивана это ни в коем разе не было наглостью, поскольку он так же квартировал в этом доме.
— Нас, Иван Иванович! Нас можно поздравить с победой! — сделал акцент на слове «нас» моряк. — Все же в одиночку ни один человек, ни при каких обстоятельствах не смог бы добиться подобного.
— Расскажите это американцам! — усмехнулся Иван. — И века не пройдет, как на экранах кинотеатров начнут появляться герои, топящие крейсера плевком и уничтожающие целые армии одним своим тяжелым взглядом. Кстати, надо будет отловить братьев Люмьер и сделать им предложение, от которого невозможно отказаться. Я, конечно, сильно сомневаюсь, что на заре кинематографа мы сможем зарабатывать сотни миллионов долларов на одних только прокатах фильмов. Но ведь и доллар сейчас имеет совершенно другую покупательскую способность, впрочем, как и любая другая валюта мира. А уж сюжетов для будущих шедевров у меня в голове видимо-невидимо. Да и ваша судьба, Виктор Христофорович, тянет на полноценный блокбастер!
— Блокбастер? — присев за стол Ивана и наложив себе той же каши из уместившегося на нем котелка, вопросительно поднял бровь Иениш, услышав очередное незнакомое слово.
— Да. Это означает фильм, который оказался шедевром с точки зрения интереса зрителей и соответственно зарабатывания на его показах денег.
— Хм. — отправив в рот ложку гречки и едва ли не зажмурившись от удовольствия, не державший даже крошки во рту с самого утра отставной капитан 1-го ранга поинтересовался, — А вы уверены, что кому-то будет интересна история моей жизни?
— Жизни — нет. — тут же отрицательно покачал головой его собеседник. — А вот история ходящей вокруг да около смерти, сопровождающаяся невероятными приключениями — непременно! Посудите сами. Чудесное спасение с борта «Русалки»! — принялся перечислять наиболее красочные моменты Иван, — Поиск подводных сокровищ! Война против коварно напавших на мирный Китай японцев! Ну и сейчас мы тоже не в карты играем. Заказать одному из современных авторов-фантастов сценарий, подобрать режиссера из наиболее креативных, договориться насчет проведения съемок на настоящих кораблях! Да, черт возьми, даже можно будет специально потопить какой-нибудь списанный корабль! И все это заснять с разных ракурсов! Ну и любовную историю непременно! Да такую, чтобы дамы, все как одна, едва ли не падали в обморок от переизбытка чувств! А, учитывая, что мы будем первыми. А мы будем первыми! — уверенно уточнил Иван, — Зрители всех стран и народов будут нашими со всеми потрохами. И если в фильме будут мелькать постоянные намеки, что офицеры Русского Императорского Флота остаются настоящими офицерами всегда, не смотря на жизненные обстоятельства и невзгоды, а также то и дело тыкать зрителя носом в откровенно гнилую политику Великобритании, натравливающую мирные народы друг на друга, можно будет утверждать, что первая часть операции по дискриминации ее имиджа в глазах мировой общественности получила шанс на жизнь. И пусть они продолжат кричать про бремя белого человека, несущего цивилизацию всевозможным аборигенам, мы их потихоньку полегоньку из года в год будем все глубже макать в чан с дерьмом, с тем, чтобы к началу нашей войны с японцами, мировая общественность полностью была на нашей стороне. Все же не зря в мое время говорили, что телевидение — это самое страшное и эффективное оружие, а выигранная информационная война порой приносит куда больше пользы, нежели выигранное сражение.
— Синематограф действительно настолько сильно начал влиять на общество? — с нескрываемым любопытством поинтересовался Иениш, поскольку ранее он подобного не слышал.
— Не синематограф, а телевидение. И вообще средства массовой информации, в целом. Но в нашем случае, учитывая, что мы имеем все шансы быть первыми в плане создания полнометражных художественных фильмов, даже одного синематографа будет достаточно. Ну и денег при этом было бы неплохо заработать, а то с нашими тратами никакие миллионы на счетах в банках не спасут.
— Что же, тут я с вами спорить не буду. Средств нам действительно понадобится изрядно. Но прежде чем думать о будущем, нам необходимо выстоять здесь и сейчас. И я очень сильно рассчитываю на вашу помощь.
— Кстати о моей помощи. — отпив из кружки сильно разбавленного водой красного вина, Иван озвучил свои сомнения, — Вы действительно полагаете, что я, пиджак, смогу тягаться с настоящими военными в деле укрепления обороны? Ладно бы я еще отслужил после окончания университета свои законные два года, так ведь мне кроме пары месяцев практики даже и похвастаться нечем! И даже те приемы, которые нам пытался вбить в голову товарищ подполковник, что вел у нас тактику, не сильно подходят сегодняшним реалиям. Да, он у нас был более чем боевым и делился знаниями, полученными на личном опыте, но ведь войны конца 20 века и конца 19-го — это две большие разницы. А потому окопную войну времен Первой Мировой, знания которой мне сейчас бы очень пригодились, мы в принципе не затрагивали.
— Пусть так. Но мы, моряки, и того меньше разбираемся в делах сухопутных баталий. Все же высадить десантную партию из состава матросов для скоротечного боя или взятия под охрану каких-либо зданий — это одно, а вот грамотно возвести оборонительную линию, точно не смогли бы. А его императорское высочество, видимо, оказался о нас слишком высокого мнения, не выделив в консультанты кого-нибудь из господ офицеров, что разбираются в этом деле. Брать же кого-нибудь со стороны для столь ответственного дела, я не решился. К тому же, большая часть отставников мыслят реалиями Крымской войны, а нам подобное точно не подходит. Нет у нас таких сил и средств, чтобы ходить плотными строями в атаки. Всевозможные же флеши современная корабельная артиллерия уничтожила бы за считанные минуты. Потому я и вспомнил о вас, Иван Иванович. И насколько я могу судить, сделал я это не зря.
— Ну да, по самой лучшей традиции наших армий, пока противник строит свои грандиозные планы на основе имеющихся карт, мы вручную меняем ландшафт. Я вообще поражаюсь, как меня еще не прибили. Скажу честно, я и сам себя прибил бы за подобные издевательства над организмом, но уж больно хочется пожить жизнью настоящего миллионера. В будущем. Когда-нибудь. — добавил под конец Иван пару уточнений.
— Не будьте столь суровы к себе, Иван Иванович. — покачал головой Иениш и усмехнулся, припомнив недавний разговор с Машковым, — Местные хоть и сильно серчают на вас за то, что заставляете их копаться в земле, но, видя, что даже их белый командир махает киркой и лопатой наравне со всеми, не полагают возможным проявлять открытое неповиновение.
— Неповиновение. — скорчив лицо, повторил Иван. — Совсем они здесь обленились. Советской армии на них нет. Вот где бы их научили копать от меня и до обеда. Ну и траву в зеленый цвет красить тоже. Куда уж без этого.
— Простите!? — подавился Иениш, услышав бурчание своего собеседника. — А зачем траву красить?
— Чтобы зеленая была. — словно неразумному ребенку, пояснил Иван, — Неужели не понятно? Это же армия! Если командир сказал, что трава должна быть зеленой, она должна быть зеленой и никого не интересует, что на дворе поздняя осень!
— Шутите. — понятливо хмыкнув, вернулся к еде Иениш, но сделал это зря, поскольку тут же подавился очередной порцией гречки, услышав ответ.
— Нет. — как ни в чем не бывало, ответил Иван, — У меня знакомый один был, он срочную службу в стройбате проходил. Так они и траву зеленой краской красили, и деревья в бетонные фундаменты закатывали.
— Кхак? — с трудом прокашлявшись и утерев выступившие на глаза слезы, Иениш с опаской уставился на Ивана, ожидая увидеть на лице соратника первые признаки возможного психического отклонения. Все же то, что пришлось пережить гостю из будущего, являлось действительно более чем тяжким испытанием. Однако, тот, как ни в чем не бывало, продолжал тянуть из стакана разбавленное вино. — А зачем надо было бетонировать деревья? — поинтересовался он, когда горло перестало першить.
— Чтобы красивую аллею к приезду какой-то шишки сделать. — пожал плечами Иван, будто это было само собой разумеющимся. — Выкопали деревья в ближайшем лесу и принялись сажать по обеим сторонам от дороги. Правда, земля оказалась слишком рыхлой, а деревья слишком высокими. Ну, они их и забетонировали, чтобы все ровно стояло.
— И как? — уже с немалым любопытством предложил Иениш продолжить повествование.
— Да вроде нормально все вышло. Но на следующий год они мучились уже с выкорчевыванием этих деревьев, поскольку те все погибли, а забетонировали там все на совесть. Да еще и бетон у них оказался намешан на основе какого-то специального цемента, который раньше только на постройку бункеров пускали. В общем, солдаты не страдали от ничегонеделания. Мудрые командиры всегда находили, чем их занять.
— А как обстояли дела на флоте? Все так же палубы драили, как сейчас?
— Чего не знаю, того не знаю. Знакомых отслуживших на флоте у меня не было. — покачал головой Иван. — Кстати о флоте! Ваши миноносники не сильно на меня серчают, за то, что я разоружил их катера?
— Поворчали, конечно, для порядка. Но уже успокоились. Все же вы были правы, на линии обороны пулеметы окажутся куда полезней, нежели на катерах и прочих кораблях.
— И опять же кстати! А где вы раздобыли такие машинки? Я о подобном и не слышал никогда! Первое время полагал, что мы умудрились каким-то образом поломать разом все два десятка этих митральез, будучи уверен, что они работают по принципу Гатлинга. А тут просто сменные стволы оказались!
— Там же, где и орудия — на арсенале в Кронштадте. Эти картечницы Фаррингтона были в свое время куплены в САСШ вместе с рядом крейсеров, но по прибытии кораблей в Кронштадт и последующего перевооружения от них отказались. Вот они уже лет пятнадцать и пылились на складах. Надеюсь, вам они подошли?
— Не то слово! Это же полноценный станковый пулемет! Для применения в подобных нашим условиях — то, что надо! Не идеал, конечно. Но по сравнению с тяжеленными и боящимися малейшей пыли митральезами Гатлинга — мечта! Хотя и от чапаевского Максима я бы тоже не отказался.
— Ну извините, Иван Иванович. — развел руками Иениш. — Все что смог.
— Да я не в претензиях. — отмахнулся Иван. — Тем более что изготовлены они под патрон от берданки, что в нашей ситуации является огромным плюсом. Просто брюзжу потихоньку. И так головной боли хватает, так еще и местный климат просто убивает. Тридцать пять градусов в тени! Да у меня мозг уже к полудню отказывается хоть что-то соображать! Теперь-то я не поражаюсь, как нам удалось застать итальянцев врасплох. На их месте, проведя здесь в безделье столько же времени, я бы тоже предпочитал не совершать лишних движения. Да и не лишних тоже! Хорошо еще, что воздух относительно сухой и не чувствуешь себя, как в парной.
— Что верно, то верно. Жара тут невыносимая. Но хоть всевозможные болезни, которыми столь богат Африканский континент, здесь не встречаются. И так людей катастрофически не хватает. А что было бы, сляг мы все с лихорадкой?
— Это да. — соглашаясь с каждым словом собеседника, кивнул Иван.
Обсудив еще тему устройства оборонительной линии вокруг города и возможные трофеи, что продолжат снимать с итальянских кораблей с началом следующего дня, уставшие, но довольные авантюристы расползлись по своим комнатам. Первый успех, конечно, прибавил им уверенности, как в собственных силах, так и возможности добиться успеха в этой невероятной авантюре, но впереди их, непременно, ждал еще не один бой, а потому следовало отдохнуть, чтобы начать новый день с новыми силами.
Итальянские колониальные власти оказались столь любезны, что подарили своим противникам целых три спокойных дня, в течение которых к Асэбу подходили лишь два корабля: один под французским, другой под английским флагами. К сожалению, скрыть от них торчащий из воды корпус «Кристофоро Коломбо» нечего было и мечтать, потому команда трофейщиков действовавшая с борта стоявшей тут же «Аддис-Абебы», как ни в чем не бывало, продолжала свою работу под десятками любопытствующих глаз английских и французских моряков. От них же весьма скоро в Массауа узнали о постигшей разведывательный отряд неудаче. Узнали и схватились за голову. Мало того, что были потеряны два корабля, так еще до сих пор не удалось выяснить, с кем именно им пришлось столкнуться. Ни французы, ни англичане не рисковали слишком близко подходить к захваченному порту, потому, кроме факта гибели крейсера не было известно ничего.
Здраво рассудив, что за потерю кораблей по голове отнюдь не погладят, местные власти попытались уменьшить масштаб будущей головомойки, что ожидала их в метрополии, хотя бы добычей разведданных. Со дня на день ожидалось прибытие первых пароходов с обещанным Римом подкреплением и окажись у неизвестного противника военный корабль, сумевший расправиться с «Вольтурно» и «Кристофоро Коломбо», столь долгожданные войска имели все шансы не добраться до порта назначения. Поэтому командиру прилетевшего на всех парах в родной порт крейсера «Пьемонт» после многих недель крейсерства в водах Красного моря не дали, ни отдохнуть, ни догрузиться углем, ни даже принять свежий провиант.
Конечно, итальянцам никто не мешал отправить к Асэбу оставшиеся канонерки. Но сковавший все высокое колониальное начальство страх не позволил им более рисковать. После такого провального разведывательного рейда, о котором они к тому же узнали от союзников, действовать следовало наверняка. И пусть никто не хотел признаваться в основной причине выбора именно этого крейсера в качестве скаута, но неизвестность пугала, а брать на себя весь риск и ответственность за полнейший провал и гипотетически возможную потерю еще ряда кораблей, желающих не нашлось. И так ситуация на фронте складывалась далеко не самым лучшим образом, грозя сильно сказаться на карьере многих достойных людей. Потому имеющий скорость полного хода в 22 узла и способный в случае крайней необходимости убежать от любого противника «Пьемонт», виделся лучшим кандидатом в разведчики. К тому же этот крейсер являлся самым тяжело вооруженным итальянским кораблем из всех, что находились в Красном море, превосходя по весу бортового залпа того же «Кристофоро Коломбо» вдвое при схожих массогабаритных размерах.
Быстрый, отлично бронированный и вооруженный практически на уровне русских броненосных крейсеров типа «Дмитрий Донской», итальянский бронепалубный крейсер «Пьемонт», был выпнут обратно в воды Красного моря уже в полдень 23-го декабря. Сказать, что его капитан оказался не в восторге от инициативы начальства, значило не сказать ничего. Он готов был рвать и метать от той спешки, с которой корабль отправляли, по сути, в бой, но проигнорировать приказ генерал-губернатора не посмел по той простой причине, что со временем желал примерить адмиральские погоны. Именно поэтому в свое время с удовольствием была принята новость о переводе в «Эскадру Красного моря», служба в которой могла предоставить неплохой трамплин для последующего прыжка на более высокую должность. И именно поэтому была ухвачена за хвост возможность способная помочь в продвижении по службе. Главное, было не допустить ошибок его менее везучих предшественников, а потому прежде чем соваться непосредственно к порту, требовалось провести достаточную разведку, не считаясь с затраченным на нее временем.
Поскольку запасы угля оставляли желать лучшего, да и приближаться к Асэбу ночью, рискуя наскочить на один из трех десятков расположенных близ него островов, виделось чрезвычайно опасным, крейсер шел на экономичной скорости в 10 узлов и примерно через сутки прошел в паре кабельтов от французской канонерки, что уже четыре дня находилась в видимости берега, нервируя одним своим видом защитников Асэба.
К величайшему сожалению офицеров «Пьемонта» французы не смогли поведать что-либо нового. Кто бы ни захватил Асэб, они не позволяли никому приближаться к порту ближе 3-х миль, высылая наперехват канонерку заполненную вооруженными людьми, о которых можно было сказать лишь одно — они были из местных. И эта самая канонерка, дымя единственной трубой, как раз убегала в сторону порта. По всей видимости, на ней смогли рассмотреть флаг на мачте крейсера и приняли единственное верное решение.
Сделав в течение дня с десяток проходов в сторону порта с последующим разворотом и отходом, командир крейсера надеялся вызвать на себя огонь явно замаскированных береговых батарей или выманить того самого противника, что могли быть виновны в уничтожении «Кристофоро Коломбо», чья палуба, трубы и мачты торчали в полумиле севернее небольшого островка, что лежал на пол пути между портом и островом Фатма. Но у противника явно были крепкие нервы и даже стрельба, произведенная в сторону порта и ряда островов, осталась без ответа. Максимум, чего удалось добиться — так это обследовать притопленный колониальный крейсер. Но помимо следов разграбления и нескольких боевых отметин, явно оставленных попавшими в корабль снарядами и последовавшим за этим пожаром, ничего обнаружить не удалось.
Повторив на следующий день те же маневры, и даже приблизившись к порту всего на милю, крейсер так и не смог вызвать на себя огонь. Знала бы его команда, что лишь благодаря опустевшим угольным бункерам, отчего осадка корабля уменьшилась до четырех с половиной метров, они счастливо избежали повторения судьбы их предшественника, наверное, все, как один, воздали бы молитвы Всевышнему. Но о том, что они шесть раз умудрились счастливо пересечь минное поле, поведать экипажу крейсера было некому. Еще в самом начале операции Иениш приказал не вывозить раненых в тот же Обок к французам, где имелись хоть какие-то доктора и отправлять пленных лишь под большой охраной на территорию Абиссинии, чтобы до последнего момента сохранить секреты выстроенной обороны. В результате, противник даже не предполагал, с чем он может столкнуться, но и цена оказалась немалой. Один единственный доктор, что ходил с Иенишем на «Полярном лисе», никак не мог разорваться для ухода за всеми ранеными, которых еще в первый день операции набралось свыше сотни. Потому, не было ничего удивительного в том, что за две недели умерло еще более полусотни человек. А скольким еще предстояло отдать свои жизни в борьбе за клочок иссушенной земли!?
Лишь когда с итальянского крейсера попытались высадить разведывательные партии, защитники порта дали о себе знать. Нет, командир «Пьемонта» не был сумасшедшим и не заставлял своих матросов грести на шлюпках прямиком к порту. Но и на континентальный берег и на острова были высажены небольшие разведывательные отряды, некоторые из которых вскоре были вынуждены вступить в перестрелку с абиссинцами. Успеха они, конечно, не добились и отступили, понеся небольшие потери. Вот только продолжи противник действовать подобным образом, за несколько дней он мог бы определить, на каких островах имеются гарнизоны и принять этот факт во внимание, закономерно опасаясь наличия там же батарей береговой обороны. А это в свою очередь снижало эффективность засадной тактики. Раскрывать же места расположения батарей возможностью нанесения некритичных повреждений всего лишь одному крейсеру, Иениш не желал. Да, они могли бы выбить у итальянцев еще один вымпел, но он очень хотел нанести противнику куда более серьезный урон одним ударом, чтобы впоследствии к ним боялись соваться как можно дольше. Потому уже на вторую ночь была запланирована атака на крейсер силами трех минных катеров, не смотря на проявляемую экипажем итальянского корабля здравую настороженность, выражающуюся к активному ночному бдению с применением прожекторов. Именно благодаря их работе удалось определить, что итальянцы на ночь никуда не уходили, поскольку французы и англичане не утруждали себя подобным, лишь оставляя включенными ходовые огни для обозначения положения своих кораблей.
— Как полагаете, Георгий Федорович, сможете подкрасться к противнику? — рассматривая далекий силуэт итальянского крейсера в бинокль, поинтересовался у своего минного офицера Иениш.
— И рад бы дать положительный ответ, Виктор Христофорович, но никак не могу. По всей видимости, экипаж этого крейсера имеет определенный опыт в противодействии ночным атакам. Или у них господа офицеры не пренебрегают наставлениями и учениями.
— А может и то и другое. — согласно кивнул головой тот. — И это плохо. Да еще нейтралы всякие по соседству болтаются! Не приведи Господь, всадим мину в кого-нибудь из них!
— Да, тут надо бить наверняка. А это значит, что нам придется подходить на кабельтов, если не ближе.
— Ну да. — тихо произнес Иениш, — Вот только они вас уже за десять кабельтов обнаружат, если не раньше. А терять корабли и людей я не готов. Точнее, не готов терять их впустую. Будут какие-нибудь предложения? — повернулся он к находившимся подле него немногочисленным отставным офицерам их отряда.
— Если не возражаете, то, как самый младший по званию, выскажусь первым. — нарушил затянувшееся молчание Иван. — Все согласны, что обычная атака даже под прикрытием ночной тьмы не увенчается успехом? — выслушав утвердительные ответы от всех собравшихся, гость из будущего продолжил рассуждать вслух, — В таком случае, не стоит ли нам обратиться к опыту древних и дать противнику возможность почувствовать себя победителем? Надеюсь, историю троянского коня никому напоминать не надо?
— Ну ка, Иван Иванович, будьте добры озвучить свою идею более подробно. — прекрасно зная, что этот человек мыслит иными критериями, Иениш предложил ему развить мысль дальше.
— Противник явно пытается понять, кто мы такие и что можно от нас ждать. Так почему бы не удовлетворить его желание и не подарить солидную улику?
— И какую же? — заинтересованно поинтересовался Керн.
— Один из минных катеров. — улыбнувшись, пояснил Иван. — Если уж противник не позволит нашим миноносникам приблизиться к себе, то почему бы не сделать так, чтобы они сами подтащили катер к своему борту? Как вы полагаете, Георгий Федорович, сможете ли вы со своей командой соорудить из катера брандер, заполненный взрывчаткой?
— Соорудить брандер — дело не хитрое. В принципе, все потребное у нас имеется и в весьма солидных количествах. Тех же 260-мм снарядов, к которым не нашлось орудий на арсеналах, у нас почти три сотни. Пороховые заряды к ним и бикфордов шнур также имеются в достатке. Так что забить катер огневыми припасами под завязку нам вполне под силу. Но тут возникает вопрос! Как мы все это богатство, во-первых, заставим итальянцев подтянуть к своему борту, а во-вторых, подорвать именно в момент нахождения его под боком у крейсера? Одиссей, помнится, сам вместе со своими воинами находился внутри деревянного коня. А как быть нам? Вряд ли вы сможете отыскать добровольца согласного на столь безумный поступок, как подрыв катера прямо под носом у итальянцев и последующий заплыв на многие мили в кишащих акулами водах.
— Что же, постараюсь ответить по порядку. — выслушав вполне обоснованные сомнения Керна, кивнул Иван. — Чтобы заставить противника самого доставить катер к борту крейсера произведем сегодняшней ночью атаку минными катерами. После того как итальянцы обнаружат вас и откроют огонь, вы отступите, а утром они увидят невдалеке от себя поврежденный дрейфующий минный катер с погибшим экипажем. Как вы полагаете, захотят ли они его обследовать и впоследствии взять в качестве трофея?
— Возможно. — задумчиво протянул Иениш, отвечая на вопрос вместо своего минного офицера и тут же выдвигая в ответ новый. — Но где вы собираетесь взять этот самый погибший экипаж?
— У нас до сих пор каждый день умирают по пару человек из числа раненых, так что с телами проблем не возникнет. — пожал плечами Иван.
— Но ведь это кощунство! — мгновенно вспылил Керн.
— Это военная хитрость, господин наемник! — смерив минера тяжелым взглядом, выделил действующий статус всех находящихся здесь Иван. — Я вам предлагаю сохранить жизни живых и способ нейтрализации сильного противника! А вы кочевряжитесь! К тому же, если итальянцы вас не обнаружат, и вы спокойно всадите им в борт мину, мы всегда сможем вернуть своего троянского коня и предать мертвых земле.
— Допустим. — слегка придавив взглядом попытавшегося было вновь высказать что-то против Керна, медленно кивнул Иениш. — Но как быть непосредственно с самим подрывом?
— Можете считать меня бесчувственным мясником, господа, но и эту задачу мы возложим на мертвых. Пусть они даже все еще живы. — окинув всех присутствующих по порядку весьма тяжелым или даже жестким взглядом, произнес Иван. — Ни для кого не является секретом, что далеко не все из находящихся в нашем полевом госпитале раненых доживут хотя бы до следующего утра. А сколько умрут через день или два, когда начавшаяся гангрена полностью отравит их организмы? Они ведь все, по сути, уже мертвы, хоть еще и дышат. Это прекрасно известно нашему уважаемому доктору, это прекрасно известно мне и вам. Более того, я не сомневаюсь, что многие из этих обреченных на мучительную смерть бедолаг и сами понимают, что живыми из этого города им уже не уйти. А раз так, то мы просто обязаны использовать этот человеческий ресурс в том месте и таким образом, где он сможет принести наибольшую пользу. И я сейчас имею в виду не удобрение земли путем захоронения в нее тела. Мы должны будем найти добровольца, а лучше двух, которые согласятся уйти на встречу с предками не с больничной койки — бесславными, обессиленными и в луже собственной мочи, а так, как полагает настоящим воинам — в бою с врагом, овеяв себя напоследок бессмертной славой. Скажем, к примеру, что их имена будут присвоены кораблям Абиссинского флота и что семьи получат солидную компенсацию. И пусть все это подтвердит брат их негуса. Не зря ведь он вместе с нами торчит здесь!
— Иван Иванович, вы всерьез предлагаете выбрать смертников? — по-новому посмотрев на гостя пришедшего из будущего, уточнил Иениш.
— Они ведь и так и так умрут. — развел руками Иван. — Так почему бы нам не предложить им возможность получить с нас изрядную выгоду напоследок?
— Как то это не по-христиански. — покачал головой Керн.
— Вы же офицеры, господа. — вновь окинув взглядом собравшихся, произнес Иван, — Отправлять людей на смерть — это ваша прямая обязанность в условиях ведения боевых действий. А у нас как раз идет война, если вы не забыли. И чтобы успокоить свою душу и совесть, лучше подсчитайте, какой урон нам сможет нанести этот крейсер, если мы не пустим его на дно. В любом случае, я хоть что-нибудь предлагаю. Но если у вас имеются светлые идеи, я с превеликим удовольствием выслушаю их…
В течение всего дня с крейсера вновь отправляли шлюпки с десантными партиями к островам, а сам корабль пытался вызвать огонь на себя, приближаясь на опасно близкое расстояние к берегу, но неизвестный противника молчал, заставляя весь его экипаж и особенно командира скрипеть зубами от ожидания неизвестного. Все же не очень приятно чувствовать себя на прицеле и быть готовым каждую секунду оказаться под артиллерийским обстрелом. Зато очередной ночью их потуги оказались вознаграждены. То и дело скользящие по водной глади лучи прожекторов выудили из ночной тьмы силуэты подкрадывающихся к крейсеру миноносок. Как и предполагал Керн, их засекли задолго до выхода на максимальную дистанцию пуска самоходных мин, и спустя какие-то секунды борт крейсера озарился вспышками первых выстрелов. По всей видимости, часть снарядов находились непосредственно у орудий, как и расчеты этих самых орудий. Конечно, по минным катерам ударили далеко не все орудия борта, но полдюжины точно, среди которых оказалась и пара среднего калибра.
Следуя приказу, Керн еще некоторое время пытался имитировать атаку, сбивая противнику прицел постоянным маневрированием, но когда снаряды начали ложиться слишком близко, что можно было понять по звукам их полета и удара о воду, отставной лейтенант повернул свой катер обратно к базе, впрочем, как и его напарник. Пусть минная атака и не удалась, но алиби своему подкидышу они создали великолепное. Так что осталось дождаться утра, чтобы узнать, клюнут ли итальянцы на приманку.
Итальянцы не то, что клюнули, они, подобно коршуну, мгновенно налетели на дрейфующий недалеко от притопленного «Кристофоро Коломбо» катер. Естественно, соваться к нему на крейсере, дураков не нашлось, и на обследование одного из ночных противников был выслан паровой катер, который, чадя дымовой трубой и с трудом выдавая три узла, подтянул куда более тяжелое плавсредство к борту «Пьемонта». Но радость офицеров итальянского крейсера оказалась недолгой, стоило трофею уткнуться в борт их корабля, как раздался оглушительный взрыв.
К удивлению Иениша добровольцев из местных им удалось найти очень быстро. Может, причиной было то, что в лазарете помимо мобилизованных на войну крестьян оказались и профессиональные воины, знавшие цену жизни и смерти. Может, сыграла свою роль предложенная награда, которую прямо на глазах добровольцев передали тем, кто мог бы впоследствии отдать все их семьям. А может им попросту надоело мучиться от терзающей тело боли, и смерть виделась им избавлением от мук. Или же свою роль сыграли все эти факторы вместе взятые. Теперь уже значения не имело, поскольку все роли были распределены и актеры расставлены по местам. Точнее, положены и замаскированы наваленным сверху углем.
Чтобы скрыть с глаз взрывоопасные подарки, забитый под завязку порохом минный аппарат, столь же полностью забитый котел и внутренние отсеки, в которые невозможно было пробраться при беглом осмотре катера, соединили вместе тщательно отмеренными отрезками бикфордовых шнуров через специально проделанные в палубе и переборках отверстия. Впрочем, за практическую, а не теоретическую, скорость горения того или иного отрезка никто брать ответственность не решился — уж слишком многое зависело от технологических особенностей производства шнура. Но испытания, проведенные на берегу, показали, что шнур горит относительно равномерно и потому на одновременный подрыв всех заложенных фугасов, можно было рассчитывать. Теоретически.
Дело оставалось за малым — подтвердить теорию на практике. А чтобы «эксперимент» не сорвался, возможность проявить себя напоследок была предоставлена сразу двоим тяжелораненым, каждый из которых был размещен вдоль одного из бортов катера и наблюдал за происходящим за бортом через специально проделанные для этого дела отверстия. И пусть видимость сквозь небольшие дырочки была откровенно плохой, добровольцам вполне достаточно было узреть борт итальянского крейсера на расстоянии вытянутой руки, чтобы поджечь косичку из соединенных воедино фитилей, для чего каждому было выдано аж по два коробка спичек.
Для истории так и осталось неизвестным, кто из согласившихся на это дело пары поджег находящийся у него под рукой бикфордов шнур, но дело свое так или иначе они сделали. Вот только скорость горения оказалась все же различной и потому одновременного подрыва превращенного в один большой фугас катера так и не произошло.
Первыми подорвались заряды заложенные в отсеках катера, отчего во все стороны от мгновенно разлетевшейся на куски стальной скорлупки во все стороны пошла сильная ударная волна, буквально взломавшая корпус крейсера. А после, требуемая реакция произошла и с кувыркающимся в воздухе минным аппаратом, так что подлетевший над водой и уже рассыпающийся на части он вспух огромным огненным шаром и в тело «Пьемонта» впились сотни новых осколков осколков, а по его верхней палубе, на высоту которой успел подлететь сорванный подрывом с креплений минный аппарат, прошлась еще одна ударная волна.
В свое время главный конструктор крейсера — Филип Уоттс, полностью выложился, создавая этот скоростной шедевр. Да и английские рабочие Эльсвикской верфи нисколько не испортили задумки инженера, собрав корабль с великолепным качеством. Все запрашиваемые заказчиком характеристики на 100 % были воплощены в металле и подтверждались уже не первым годом беспорочной службы крейсера. Но чудес, как известно, не бывает и если речь не идет о смене целого поколения кораблей, добиться идеала во всем не представлялось возможным. Чем-то непременно приходилось жертвовать. И Филип Уоттс пожертвовал тем, на что заказчик не выдал никаких требований — боевой живучестью корабля. Так, многочисленное вооружение оказалось сосредоточено столь плотно, что их расчеты едва не задевали друг друга локтями, пытаясь одновременно уместиться на верхней палубе. Но куда более страшная ситуация складывалась с самим корпусом корабля, ведь именно им конструктор пожертвовал в угоду прочим характеристикам. Ни двойного дна, ни водонепроницаемых переборок крейсер не имел. Вот и выходило, что за красивой новенькой оберткой и вызывающими уважение характеристиками скрывалась конструкция старого поколения, для любого корабля которого малейшее повреждение подводной части являлось смертельно опасным испытанием. Вдвойне странно это было по той причине, что полностью противоречило видению самих итальянцев, какой должна являться конструкция настоящего боевого корабля. Во всяком случае, все их броненосцы, построенные после войны с Австрией, могли похвастать просто огромным количеством небольших водонепроницаемых отсеков, являвшихся одним из звеньев обеспечения живучести корабля. Даже повреждения и затопления десятков подобных отсеков не грозило гибелью кораблям собранным на верфях Италии по итальянским проектам. Однако, если в деле строительства броненосцев и минных крейсеров итальянцы полагались на собственные опыт и знания, желание сэкономить заставило их обратить внимание на недорогие эльсвикские бронепалубные крейсера, назвать которые шедевром кораблестроительной мысли не поворачивался язык. Они были хорошими и недорогими кораблями демонстрации своего флага в портах далеких и зачастую технически отсталых стран. И тот факт, что японцы именно на подобных крейсерах разбили китайцев, скорее свидетельствовал об еще большей ущербности китайских кораблей, нежели о непревзойденных качествах японских. Имейся в китайских снарядах взрывчатое вещество, и еще было бы неизвестно, сколько японских крейсеров смогли бы дожить до окончания войны.
Потому, даже устаревшие мины Герца, которыми были засыпаны подходы к Асэбу, представляли немалую угрозу для этого крейсера, что уж было говорить о мощнейшем гидравлическом ударе образовавшемся от подрыва тонны пороха. Даже направленный не строго в сторону корпуса корабля, а равномерно распространившийся во все стороны, он оказался достаточно сильным, чтобы вскрыть корпус крейсера позволив сметающему все на своем пути потоку воды устремиться в разрывы и щели образовавшиеся между разошедшимися листами обшивки. А поскольку трофейный катер подвели к кормовому трапу, основной удар пришелся в район машинного отделения, хотя и бомбовые погреба тоже начали активно затапливаться.
Но подводная пробоина оказалась лишь частью постигшей крейсер беды. От последующей детонации минного аппарата и котла погибли, получили ранения или контузию все члены экипажа собравшиеся близ трапа. Среди них оказались и командир крейсера вместе со старшим офицером. Впрочем, и старший штурман и артиллерийский офицер и еще пятеро офицеров, не считая трех десятков нижних чинов, попали под этот удар, оставив крейсер, по сути, без командного состава.
Единственное, что успел предпринять в сложившихся обстоятельствах оставшийся старшим по званию минный офицер, так это направить садящийся кормой в воду крейсер в сторону ближайшего острова, пока его машины не встали или пока не были затоплены уже заливаемые котельные отделения. Им еще повезло, что в топках второго котельного отделения поддерживалось достаточное давление пара, чтобы дать ход.
Останься в живых командир крейсера, еще было неизвестно, что бы выбрал он — спасти свой корабль, приткнув на ближайшую мель и тем самым позволив противнику впоследствии обобрать его так же как «Кристофоро Коломбо», или отправить свой корабль на дно, убедившись, что спасти его не представляется возможным. Но он погиб, а у молоденького лейтенанта не было времени для подобных размышлений. Все его внимание оказалось сосредоточено на спасении корабля и экипажа.
Оставшиеся без пара, после того как пришлось срочно заливать топки и аварийно спускать пар из котлов второго котельного отделения, машины встали еще на пол пути к спасительному острову, и дальше корабль двигался лишь по инерции. А поскольку скорость удалось набрать совсем небольшую — всего около 4-х узлов и осадка заметно увеличилась за счет поступившей на борт воды, крейсер, не доходя до Фатмы около полумили, влетев в скрывающуюся под водой песчаную косу вскоре замер на месте, умудрившись под конец лечь носом на подводные камни, обеспечившие ему дополнительные повреждения.
В новые пробоины и образовавшиеся в обшивке щели тут же принялась поступать вода, помогая затапливать все носовые отсеки. И все выглядело бы не столь катастрофично, если бы не потеря практически всех запасов снарядов в затопленных бомбовых погребах. Для противодействия минным катерам противника, которые точно не преминут возможностью наведаться к попавшему в тяжелейшее положение крейсеру, оставалось чуть более полутора сотен снарядов из числа тех, что заранее были поданы к орудиям. Причем большая их часть составляли боеприпасы к орудиями противоминного калибра, а ведь у захвативших Асэб оказалась в руках канонерка «Поллюс», чье монструозное орудие могло разнести превратившийся в недвижимость крейсер на мелкие клочки. И, судя по подымающемуся в районе порта черному угольному дыму, вскоре им предстояло встретиться с вражескими кораблями.
Помимо двух минных катеров, бывших аналогом того, что оказался захвачен утром, в виду приготовившихся к бою итальянских матросов оказались канонерка и большой грузовой пароход, который, впрочем, мог похвастаться наличием на борту ряда орудий снятых с «Вольтурно» и «Кристофоро Коломбо». Конечно, это не превращало «Аддис-Абебу» в грозного противника для настоящего крейсера, но было лучше, чем ничего. Вот только ради демонстрации всей этой «силы», Иенишу пришлось собрать всех своих людей со всех артиллерийских батарей, поскольку у абиссинцев моряков не имелось от слова «совсем».
Под белым флагом один из минных катеров, сперва, наведался к французской канонерке, а уже оттуда в сопровождении командира этой самой канонерки, согласившегося выступить в качестве посредника на переговорах, подошел к борту «Пьемонта». Наконец-то противник показал свое истинное лицо, но легче от этого не стало. Одна за другой сыпавшиеся на лейтенанта новости вбивали его все глубже и глубже в уныние. Военно-морской флот Абиссинии! Доброволец Иениш, о котором не слышал разве что слепой и глухой моряк, если таковые вообще имелись на белом свете! И предложение полной и безоговорочной капитуляции в обмен на беспрепятственное интернирование у французов! Да, они все же смогли добыть те данные, ради которых не один день проторчали у Асэба. Но какой ценой! Как бы молодому итальянскому офицеру ни хотелось ответить отказом, на предложение о сдаче корабля, но, прекрасно зная реальное положение их дел, о продолжительном бое не могло быть и речи. А жить хотелось! Очень хотелось! Да и возможность сохранения крейсера для родного Королевского Флота оставалась более чем высокой. Полученные «Пьемонтом» повреждения никак не могли позволить ввести его в строй без участия верфи, что позволяло надеяться опять увидеть на мачте крейсера итальянский флаг, поскольку вслед за ними к непримиримым берегам зачуханного колониального порта непременно должны были пожаловать броненосцы. Пусть не через неделю и даже не через месяц, но их появление было неотвратимо, как приход зимы. А противопоставить что-либо броненосцам, нечего было и мечтать. Эти неуязвимые стальные мастодонты должны были играючи разнести своими монструозными орудиями не только береговые батареи и порт, но, при необходимости, и сам город.
Конечно, перед сдачей корабля было бы неплохо подорвать хотя бы котлы. Так. На всякий случай. Но доступа к ним уже не было по причине полного затопления всех отсеков расположенных ниже уровня моря, да и подрывать было попросту нечем. Максимум чего удалось добиться за предоставленный для размышления час — это снять с креплений и выбросить за борт 37-мм пушки, и отправить туда же все сохранившиеся снаряды, чтобы противник не смог пополнить свои запасы за их счет. Еще неплохо было бы отправить на дно и все прочие орудия, но необходимого инструмента в досягаемости попросту не оказалось, потому ограничились лишь их замками, кои также отправились за борт.