КОГДА НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ, в половине девятого утра, мы появились по указанному адресу на улице Чунг Хуа, то с удивлением обнаружили, что перед нами находится церковь. Побродив по каменному дворику, мы, наконец, отыскали открытую дверь черного хода, которая вела к деревянной винтовой лестнице.
Мы поднялись на второй этаж, и Барбара осторожно приоткрыла тяжелую, затейливо украшенную дверь. В ту же минуту мы услышали громкий детский плач и едва не задохнулись от тяжелого запаха нестираных пеленок.
Мы оказались в просторной комнате с высоким потолком, заставленной рядами старомодных металлических детских кроваток, в большинстве которых лежали орущие дети. Няни нигде не было видно.
Впрочем, вскоре в узком дверном проходе появилась усталого вида женщина.
Я тотчас обратился к ней:
«Доброе утро, — попытался я перекричать стоявший в комнате гам. — Мы хотели бы повидать девочку, которую вчера нашли на вокзале.»
«Ах, эту! Кажется, она лежит в четвертом ряду, возле стены, где-то посередине.»
Женщина неопределенно махнула рукой в указанном направлении и тут же отвернулась, занявшись своими делами.
Мы принялись тщательно исследовать все кроватки, пока не наткнулись на ту, в которой лежала новорожденная. Ее головка была покрыта блестящими черными волосиками, черты крохотного личика были нежными и тонкими.
Женщина, присматривавшая за детьми, подошла к нам.
«Да, это та самая. Ее принесли только вчера».
«Вы одна присматриваете за всеми этими детьми?» — спросила Барбара, несколько потрясенная увиденным.
«Увы. Иногда удается найти помощницу, но, как правило, я здесь одна.»
«Но как же вы управляетесь?»
«Что поделаешь, подхожу, когда успеваю. Рано или поздно до каждого доходит очередь.»
Барбара повернулась ко мне и возбужденно прошептала:
«Мы должны забрать этого ребенка отсюда!»
«Это я вчера нашел эту девочку, — сказал я няньке, снова не без труда перекрикивая детский гам. — Мы хотим забрать ее с собой.»
«Вам придется обратиться к достопочтенному господину Вэнь. Он внизу, в своем кабинете.»
Мы отыскали кабинет и постучали в дверь. За большим письменным столом сидел высокий, лысоватый, слегка сгорбленный человек с непроницаемым выражением лица. Его движения были замедленными, как у черепахи, потревоженной в ее дремоте.
«Могу я вам чем-нибудь помочь?»
«Надеюсь, что да. Разрешите представиться: профессор Алан Шварцбаум, моя жена Барбара. Я нашел на вокзале новорожденную девочку. Нам сказали, что ее отправили сюда, и мы только что отыскали ее наверху. Мы бы хотели забрать ее к себе.»
Какое-то время достопочтенный Вэнь внимательно разглядывал нас, потом произнес — так же тяжело и медленно, как все, что он делал:
«Это не исключено. Но обычно люди, которым мы отдаем ребенка, сначала жертвуют на нашу церковь. Я думаю, вы понимаете, как дорого стоит присмотр за таким количеством детей.»
«О да, конечно. Разрешите мне обсудить этот вопрос с моей женой, одну минуту…»
Я отвел Барбару в сторону и негромко сказал:
«Я совершенно уверен, что этот тип отдает детей тому, кто заплатит самую высокую цену. Он набирает в свой приют нежеланных детей, а потом пытается продать их любому, кто согласится заплатить. Как нам быть?»
«Давай сделаем ему предложение.»
«Какую сумму, ты полагаешь, я должен назвать?»
«Не знаю, но мы должны забрать ребенка отсюда немедленно.»
Я повернулся к столу.
«Достопочтенный Вэнь. У меня есть с собой 25 американских долларов, и я согласен добавить к ним еще двести долларов на следующей неделе.»
Достопочтенный испытующе посмотрел на меня. Его лицо было по-прежнему непроницаемым. Я не мог понять, была предложенная мною сумма слишком велика или слишком мала.
«Хорошо, — сказал он наконец. — Пожалуйста, напишите мне расписку с указанием суммы, которую вы обещаете пожертвовать на нашу церковь.»
Я повиновался. Он взял мою расписку, аккуратно сложил ее и положил в одну из папок, лежавших на столе.
«Теперь я передаю ребенка в ваши руки. Поскольку девочка была подброшена, мы не знаем ее фамилии. В таких случаях я обычно даю детям свою собственную фамилию — Вэнь. Заодно я выберу ей имя.»
Он глубокомысленно уставился в потолок, потом нацарапал несколько китайских иероглифов на лежавшем перед ним листке бумаги и провозгласил:
«Я нарекаю ее Ю-Бинг, что означает Нефритовый Лед. Ее полное имя будет отныне Ю-Бинг Вэнь.»
С этими словами он передал мне бумажку с именем, поднялся с кресла, и мы втроем направились к двери.
В детской достопочтенный Вэнь обратился к няньке:
«Профессор Шварцбаум и его жена намерены взять этого ребенка с собой.»
Нянька наклонилась над колыбелью, подняла ребенка и закутала его в тонкое одеяльце. Потом она, не говоря ни слова, передала девочку Барбаре. Было видно, что эта процедура была ей привычна. Я кивнул достопочтенному Вэню, и мы спустились по лестнице во двор — Барбара впереди, с крохотным свертком в руках, я за нею.
Выйдя во двор церкви, я с изумлением покачал головой.
«Мне просто не верится! Ты можешь себе представить, чтобы мы вошли в американский приют и через каких-нибудь несколько минут вышли из него с ребенком в руках?»
Барбара посмотрела на ребенка, мирно спавшего в ее объятиях.
«Что теперь?»
«Теперь побыстрее отвезем ее домой, пока кто-нибудь не передумал!»
Я помахал рукой проезжавшему такси, и мы уселись на заднем сиденье. Шофер заинтригованно посмотрел на нас, но спросил только:
«Дау нали чиу? — Куда ехать?»
«Тамсуй.»
Когда такси выбралось за городскую черту, Барбара тихо, словно про себя, пробормотала:
«Нефритовый лед — какое ужасное имя! Такое холодное, такое отчужденное. — Она посмотрела на спящего ребенка, покоившегося в ее руках. — Я никогда больше не буду ее так называть.»