Я вкратце изложил им свой план и удостоверился, что все боеприпасы собраны. Пока все обходилось без человеческих жертв — и то чудом! — и я планировал сохранить существующее положение вне зависимости от того, что случится с нами. Поступили возражения, и мне пришлось поскандалить с Парки, прежде чем он согласился сдать свои последние патроны. В конечном итоге мы снова превратились в банду невооруженных людей.
Ну, не совсем. Один из нас все еще имел в стволе патроны.
Я нашел упаковочную ленту, и мы принялись приматывать к телу награбленные бабки. Мне пришлось заняться этим в сторонке от всех, чтобы никто не заметил, как мало меня осталось видно после того, как я обмотался своей долей. В ход пошло все: руки, ноги и спина, а прикрепив сюда же и долю Патси, я вообще стал похож на пацана, подрабатывающего в «Роял-минт».
— Мило, нам точно не обязательно дожидаться ночи? Мне кажется, такой план лучше сработает в темное время суток, — отметил Гуди.
— Ты охренел, Гуди. Это ждать еще часов девять-десять. Мы не можем сидеть тут так долго. И людей тоже не можем удерживать столько времени, — ответил я.
— А что, сидеть в камере еще двадцать лет лучше?
— Гуди, дружище, число копов будет только расти. Нельзя сидеть тут и ждать еще девять или десять часов, пока они не займут все пространство до самого Лондона. Нужно убираться отсюда, и сделать это следует сейчас. Я не собираюсь торчать здесь еще полдня, когда тут у нас толпа уставших людей, там армия вооруженных копов, жаждущих нашей крови, и Патси на грани нервного срыва на полпути до дороги. Как думаешь, сколько еще он продержится?
— Ну да, думаю, ты прав.
— Нет, не прав. В том-то и проблема. Я не знаю, прав ли я. И не знаю, ошибаюсь ли. Я просто скрестил пальцы и надеюсь на лучшее.
Философски улыбнувшись, Гуди смирился и продолжил приготовления, но присутствовал среди нас один тип, который ни в коем случае не намеревался философствовать. И это был Норрис.
— Ты абсолютно уверен, что план сработает? — обратился с вопросом он, когда я снова оделся.
— Нет, — держал ответ я.
— Но ты ведь считаешь, что он имеет хорошие шансы на успех?
— Нет.
— Но шанс-то есть, неплохой шанс?
— Нет.
— Пятьдесят на пятьдесят?
— Таким цифрам неоткуда взяться.
— Шестьдесят на сорок?
— Сомневаюсь.
— Семьдесят на двадцать?
— Не понимаю, чего ты от меня хочешь, Норрис, но у меня этого нет.
— Но шанс-то вообще есть?
— Нет. Есть возможность. Очень-очень слабая, близкая к нулю.
— Тогда зачем мы это делаем?
— Потому что возможность лучше неизбежности. Это все, что мы имеем на данный момент.
Норрис не унимался и все пытался вытрясти из меня подтверждение, пока в конце концов не достал меня так, что я решил: какого черта, пусть он его получит.
— Ладно, ладно. Ты прав, Норрис. У нас довольно-таки неплохие шансы сбежать. Даже очень хорошие шансы. Этого легавые ожидают менее всего. Поэтому они и знать не будут, что мы убежали, пока мы не убежим.
— Правда? — молил он.
— Если хочешь.
Я оставил Норриса и занялся своей новой униформой грузчика. Она тесновато сидела в груди и на боках. Из-за примотанных к телу наличных. Я попробовал пробежаться на месте, чтобы проверить, не вывалятся ли они при движении. Бабки остались на месте, но упаковочная лента прилипла к волосяному покрову тела. Щекотно.
Единственная часть плана, от которой я отказался, это переодевание грузчиков в наш камуфляж. Не такие уж мы сволочи, чтобы поступать так с людьми. Разумеется, они могли бы послужить отвлекающим маневром и отвести внимание законников от нашего побега, но при таком раскладе существовала опасность, что их застрелят. Не думаю, что смог бы с этим жить. Поэтому я выбил этот пункт за боковую линию.
— Как я выгляжу? — спросил Парки, демонстрируя свою спецовку.
— Словно ты рожден здесь работать, — оценил я.
Пришли Джимбо и Боб, сообщили, что закончили бомбу, и поинтересовались, не желаю ли я взглянуть на нее. Я ответил, что с удовольствием, и мы все зашагали по короткому коридору к тыльной стороне погрузочной платформы, чтобы проверить, что они там собрали.
«Бомба» представляла собой тележку, загруженную баллонами сжиженного бутана. Они обмотали их несколькими милями скотча, соединили клапаны дюжиной разных проводов, пропустили их через коробку для ленча, в которой находилась субстанция, по виду — да и по запаху — сильно похожая на большой кусок марципана.
— Это типа пластик, — пояснил Боб. — Похоже, правда?
— Да ничего. Думаю, пойдет.
Разумеется, наша «бомба» имела столько же шансов взорваться, сколько и мои носки. Но так и задумывалось. Это простой блеф, как и все остальное в нашем тупом ограблении. Всего лишь один большой, идиотский, ничем не подкрепленный блеф. Но наши гости должны были поверить в него и создать такую панику и неразбериху, чтобы среди всего этого мы с друзьями смогли бы незаметно прорваться сквозь линию оцепления.
В этом и состоял план под номером 8: напугать всех до такой степени, чтобы они носились по территории, словно обезглавленные куры, и надеяться на то, что в результате такого вот массового панического бегства образуется окно в несколько секунд, и я… то есть мы прорвемся через первый полицейский кордон и бросимся к своим тачкам.
Не очень-то обнадеживает, не так ли? Но это самая лучшая из множества не очень-то хороших идей, и у нас не было выбора.
— Эй, а было бы здорово, если бы магазин построили на месте старого за́мка. Тогда тут было бы полно секретных ходов, да? — проговорил Джеко с целью помочь общему делу.
— Чувак, надеюсь, нас посадят в разные камеры, — ответил на это Парки, выразив общее мнение.
Я последний раз поднялся наверх, чтобы позвонить Патси и удостовериться в том, что и он, и машины — что даже важнее — до сих пор находятся там, где он и говорил. С моим нынешним везением можно было прорваться сквозь оцепление, преодолеть все это расстояние и обнаружить, что у Патси сдали нервы, и он свалил, не дожидаясь нашего появления.
— Я на месте, Мило, — нервно ответил он.
— Хорошо. Мы скоро подтянемся. Будем бежать. Так что заводи тачки и распахни двери, как только увидишь, что мы сделали ход.
— А как я узнаю, что вы его сделали?
— Поверь мне, ты узнаешь.
Я дал отбой, сунул мобильник в задний карман и прочитал небольшую молитву. Не знаю, зачем я это сделал. Я не являлся ярым сторонником веры в Бога, не посещал церковь и не пел под орган приходского священника по воскресеньям. Однако нельзя сказать, что я в него не верил. Иначе к чему молитва. Никто ведь не знает, как на самом деле. Если уж этого не выяснили более просветленные умы, то кто такой я, чтобы отдавать свой голос «за» или «против»? По-моему, это называется агностицизм. Я бы скорее описал это как уклонение от выбора. В любом случае, если я хочу сдернуть отсюда, мне сейчас необходимы все милости на свете.
— Помоги мне выбраться из всего этого, Боже, и, клянусь, никогда в жизни я больше не украду. Даже чужой пуговицы от рубашки в руки не возьму. Ничего. Даже десятки у старушки не отниму. Ведь тогда в Брикстоне такое уже было, помнишь? А мог ведь ее и прикарманить, тебе ведь это известно. Но не прикарманил. Ты послал мне испытание, и я его блестяще выдержал. Так испытай меня еще разок, испытай, как только захочешь, только дай мне шанс доказать тебе серьезность моих намерений. Пожалуйста, помоги мне сбежать с этими семьюдесятью «штуками», и я перестану воровать. Я даже отдам пару тысяч на благотворительность или в церкви пожертвую. В общем, придумаю что-нибудь. Так что, пожалуйста, дай мне уйти.
Я последний раз взглянул на море полицейских мигалок и перекрестил бешено бьющееся сердце, как они делали в «Крестном отце», затем пошел поговорить с нашими гостями.
— Итак, как почти всем уже известно, на улице полно полицейских, и в данный момент мы все в ловушке.
Весь персонал не сводил с нас трепетных взглядов. В каждом читалась тревога. Они начали осознавать, в каком безнадежном положении мы все находились.
— Каждому из нас светит как минимум двадцать лет, и эта перспектива нас не прельщает. Поэтому мы решили бежать… или по крайней мере погибнуть при попытке.
По столовой прокатилась волна паники, и мне пришлось пять или шесть раз призвать их заткнуться, чтобы продолжить свою речь.
— Теперь послушайте. Помолчите и послушайте. Это важно. Выслушаете, и, вероятно, ничего плохого не случится. Там на погрузочной платформе мы соорудили бомбу…
И тут начался ад кромешный: девушки визжали, парии подскакивали на местах, пожилые дамы попадали в обморок…
— Всем сесть на места и заткнуться! Я пытаюсь спасти ваши жизни.
Где-то слева от себя я услышал, как Гуди пробормотал на ухо Бобу:
— Ну и герой!
— Он взорвет нас! Мы все взлетим на воздух! — безудержно голосили девицы, и я понял, что нужно срочно что-то предпринять, чтобы меня услышали, а потому выстрелил в потолок, чем вызвал еще больший взрыв безумия.
— Заткнитесь! — орал я на них. — Заткнитесь, или я правда всех тут взорву! — Это возымело действие, и мне наконец удалось донести до них свои мысли. — А вот теперь выслушайте меня, мать вашу! Успокойтесь. У вас будет возможность паниковать, но только когда я скажу. Ясно? Мы изготовили бомбу из баллонов сжиженного бутана и пластиковой взрывчатки, которую принесли с собой, чтобы взорвать сейф. — Дункан поднял руку, но я проигнорировал и продолжил: — Наш план состоит в том, что мы вас отпускаем, потом взрываем супермаркет и во всей этой суматохе делаем ноги. Теперь слушайте еще внимательней, потому что отсюда начинается ваша роль. Мы детонируем бомбу сразу после вашего ухода. Никто из вас не будет находиться поблизости, когда произойдет взрыв. Но бомба большая, поэтому вам придется очистить радиус поражения как можно быстрее. Кто замешкается, может пострадать, возможно, даже погибнуть. Так что, оказавшись на погрузочной платформе, бегите быстрее молнии, и все будет хорошо.
Снова паника, снова всхлипывания, особенно со стороны пожилых особ, не отличающихся проворностью.
— Полицейские попытаются задержать вас и не дать уйти. Это потому, что им ничего не известно о бомбе, но вы не можете этого допустить, иначе вас ждут огромные неприятности. Тут надо будет кричать во весь голос о том, что вот-вот произойдет, и постараться убежать как можно дальше от супермаркета.
— Это безумие, — заявил Майк. — Вы не можете этого сделать.
— Эй, не нравится, поезжай жить в Россию, — перебил его Гуди.
— Доверьтесь нам. Никто не пострадает. Все будет в порядке. Просто бегите со всех ног, как только окажетесь снаружи, и наверняка все обойдется.
Паника усилилась: мужчины вскакивали на ноги и орали на нас, истошно вопили дамочки, старушки молились, Дункан испепелял меня подозрительным взглядом.
— Пойду-ка я последний раз поговорю с Уизлом и сообщу ему, что мы выходим. А ты поддерживай тут бурление, — обратился я к Гуди и снова натянул маску и камуфляж.
Я шагал вдоль погрузочной платформы, размахивая своим белым флагом, и высунул голову, чтобы увидеть автостоянку. Законники никуда не делись. Какое разочарование.
— Это ты, Мило? — прокричал в матюгальник Уизл.
Я установил его местонахождение и взмахнул в его сторону флагом в подтверждение того, что это я. Потом спустился к погрузочной платформе и двинулся в сторону парковки, тут же ощутив нацеленные на меня дюжины винтовок. Я еще раз взмахнул флагом, чтобы убедиться, что все его видели, и тут резко остановился. О господи! Там, рядом с Уизлом… какого черта! Вот ведь подлый, грязный ублюдок!
Уизл протянул мегафон Элис и показал, как им пользоваться, потом отступил назад и позволил ей сказать то, для чего они ее сюда вызвали.
— Даррен? Даррен, это действительно ты?
Я не ответил. Просто отвернулся, не в силах поверить глазам, и медленно кивнул.
— Сними маску, пожалуйста, Даррен. Я должна видеть, что это ты.
— Нет, — ответил я. — Не могу.
— Почему? Если мы знаем, кто ты такой, почему нельзя снять маску?
— Не могу тебе показаться в таком виде. Только не так, Элис. Я больше не Даррен. Его давно нет. Я всего лишь Мило, — хрипло проговорил я.
На самом-то деле это была полная чушь. А настоящая причина, почему я не хотел снимать маску, заключалась в том, что я не мог позволить всем копам на стоянке увидеть, как я выгляжу. Мне еще прорываться через оцепление. В лицо меня знали Уизл да еще пара легавых, но для большинства я все еще оставался безликим преступником, так что скрыл и лицо, и намерения за напыщенностью фраз.
— Зачем ты пошел на это, Даррен?
— Не знаю, — ответил я. — Почему бы нет? — пожал плечами.
Копам вокруг меня ответ явно не понравился, и я почувствовал, что теряю аудиторию.
— Почему бы нет? Даррен, когда ты чему-нибудь на учишься?
— Ой, только не начинай.
— Что с тобой, Даррен? Ты что, идиот? Почему ты никак не можешь повзрослеть, жалкий мальчишка?
Уизл попытался отнять у Элис громкоговоритель, но она держала его на расстоянии вытянутой руки и успела добавить, что я неудачник.
— А зачем же ты приехала сюда, Элис? Какое тебе дело до моей жизни? Разве ты не должна сидеть сейчас дома с Маккенном? Вдруг ему захочется чаю! — со злобой прокричал я.
Элис что-то завопила в ответ, но я не расслышал, так что попросил Узла вернуть ей матюгальник. Инспектор Блейки также пару раз пихнул его в бок, и тот неохотно расстался со своей любимой игрушкой.
— Так вот оно в чем все дело? Тебе не дает покоя то, что я вышла за Брайана?
— Нет. К тебе это не имеет никакого отношения. Мир не вертится вокруг тебя одной. — Хотя, если признаться честно, мой вертелся.
— Смирись с этим, Даррен. Живи дальше, устраивай собственную жизнь. Пока не поздно.
— Поздно. Когда меня последний раз сажали в тюрьму, я поклялся тебе, что этого больше не повторится, что я стану честным человеком. И я не шутил, — вещал я, потом понял, как глупо это звучит. — Признаться, последнее время не все в моей жизни складывалось удачно…
— Послушай, я приехала сюда не выяснять с тобой отношения и не вытаскивать наружу все наше грязное белье.
— Тогда зачем ты приехала? До такого еще не доходило.
— Меня привез Терри. Он подумал, что у меня получится вложить тебе в голову хоть каплю разума, убедить тебя выпустить тех людей.
— Я их выпущу, — заверил я.
— Нет, я имею в виду не через три дня или тогда, когда ты наиграешься в большого человека. Сделай это сейчас. Отпусти их, пока не произошло непоправимого. — Элис выдержала паузу, чтобы до меня лучше дошел смысл сказанного, и пятьдесят человек все это время стояли в абсолютной тишине, ожидая продолжения. — Отпусти их, Даррен. И сдайся сам.
— Хорошо, я так и сделаю. Через минуту я всех выпущу, — уступил я. — Ты будешь навещать меня? — с надеждой спросил я.
Элис подозрительно долго сохраняла молчание, после чего ответила, что будет. Неопровержимое доказательство того — хотя когда я в нем нуждался, — что люди скажут вам все, что угодно, лишь бы добиться своего. Вот ведь стерва!
— Сейчас я вернусь в магазин и выпущу заложников, так что не стреляйте, — сообщил я и развернулся, чтобы направиться назад.
Напоследок я поглядел на Элис и осознал, что, вероятнее всего, вижу ее в последний раз. От этой мысли стало так грустно. Еще до вчерашнего дня существовала слабая и призрачная надежда — еще меньше той, что мы выберемся из этой заварухи, — на то, что она порвет с Маккенном и примет меня обратно. Я встречу ее с распростертыми объятиями — ее вместе с сыном, — и мы до конца дней своих будем жить как нормальная, счастливая семья.
Вот за эту маленькую фантазию я и держался, несмотря на то, что говорил и делал в течение нескольких последних месяцев. Я успокаивал себя этой маленькой личной мечтой во время бессонных ночей. Я тешил себя этой надеждой. Теперь не было даже ее.
Я долго разглядывал Элис. Ее суровое лицо, скрещенные на груди руки — она всегда так делала, когда я ее огорчал, — развевающиеся на ветру волосы. Какая же она красивая! Бог ты мой, как я мог упустить такое? Да что со мной, черт возьми? Я боялся отвести от нее взгляд, потому что знал, что никогда больше он на нее не упадет. Но постепенно заставил себя это сделать. Отвернулся, взобрался по ступенькам на погрузочную платформу и зашагал внутрь магазина.
И все это время Уизл кричал мне вслед:
— Медленно и осторожно, Ты слышишь меня? Выводи их медленно и осторожно.