За последние годы сбылись наиболее мрачные прогнозы тех, кто предупреждал о проникновении щупалец российского спрута в цивилизованные страны. Главари постсоветской преступности живут, погибают и садятся в тюрьмы исключительно на Западе. Сюда же тянутся все нити самых отчаянных российских афер. А центром, основной базой криминальной эмиграции стал, безусловно, Израиль. Именно эта страна была стартовой площадкой для европейских гастролей лидера солнцевской братвы Михася (гастроли, как мы знаем, закончились женевской тюрьмой). Сюда же после атаки на пушкинскую группировку федеральных борцов с организованной преступностью перебрался и лидер пушкинцев Акоп Юзбашев по кличке Папа. В Израиле искал (и нашел) помощников для кражи и сбыта раритетных рукописей Дмитрий Якубовский. В той же стране обосновался авторитет измайловской группировки Антон Малевский. Гражданином Израиля по фамилии Жлобинский являлся лидер ореховцев Сергей Тимофеев (более известный под кличкой Сильвестр), который до того, как его взорвали в «Мерседесе» в центре Москвы, носил гордый титул «короля беспредела».
Полиция Израиля долгое время смотрела на северных пришельцев сквозь пальцы. Но в 1997 году в аэропорту Бен-Гурион был арестован человек, которого одни считали едва ли не самым крупным и удачливым израильским бизнесменом последней волны эмиграции, другие — крупнейшим теневым воротилой, третьи — «крестным отцом» русской мафии в Израиле. Кем был на самом деле Цви Бен-Ари, он же Григорий Лернер, теперь решили попытаться выяснить израильские следователи.
Вместе с Лернером была арестована группа его компаньонов, среди которых — вдова (по другой версии, бывшая подруга и только фиктивная жена) Сильвестра Ольга Жлобинская, она же Илона Рубинштейн.
Первое и предварительное обвинение — присвоение мошенническим путем 85 миллионов долларов, принадлежащих трем российским банкам (Мосстройбанку, Межрегионбанку и Мострансбанку), и «отмывание» в Израиле средств русской мафии. Кроме того, сообщалось, что группа подозревается в организации заказных убийств, покушений и подкупе израильских политиков.
«Лернер» в переводе с идиш — «учитель». «Цви Бен-Ари» в переводе с иврита — «Олень, сын Льва». Между первым и вторым — ничего общего. И действительно, Григорий Лернер прошел очень большой и насыщенный удивительными событиями путь от скромного московского интеллигента, выпускника журфака МГУ, до светского льва и мультимиллионера. И все-таки уже в студенте-первокурснике, обладая определенной прозорливостью, можно было разглядеть будущего воротилу теневого рынка. Будущий журналист был практически незаметен в университетских аудиториях, зато развивал невероятную активность в студенческих стройотрядах, из которых позже вышли бригады шабашников. Лернеру всегда доставалось «теплое» место снабженца.
Получив вожделенный диплом, он устроился на работу в издательство «Колос» (ведомственный орган Минсельхоза), но одновременно оставался снабженцем шабашников. Именно причастность к этой тоненькой прослойке первых позднесоветских предпринимателей и открыла для него новые горизонты — по ту сторону закона. В 1983 году генсек Андропов приказал покончить с бригадами шабашников. Григорий Лернер, как и тысячи его коллег, был арестован. Он получил 11 лет лагерей за особо крупные хищения.
Потом было еще два суда, и в итоге срок ему скостили до пяти лет. Уже через год отсидки его перевели на «химию», где он был бригадиром. Еще через год за примерное поведение Лернер вышел. И начал делать свой скромный бизнес в кооперативе. Наш герой устроился снабженцем в один из первых московских кооперативов — «Азербайджанская кухня».
В ряду первых частных предпринимателей пронырливому Лернеру удалось получить кредит во Фрунзенском отделении Государственного банка. 50 тысяч рублей были по тем временам очень солидными деньгами. Дело Лернера постепенно расширялось. Он начал издавать репринтные книги дореволюционных историков, запрещенные при советской власти. На доходы от издательской деятельности наш герой организовал «Партнер-банк» — опять же первый кооперативный банк в столице и, наверное, в стране. К лету 1989 года фирма Лернера получила право на ведение внешнеэкономической деятельности. И в этом она оказалось первой среди частных коммерческих структур Советского Союза.
На месте общественного туалета Лернер строит шикарный офис. Передвигается по городу исключительно на «Мерседесах» и «BMW». Его служащие получают оклады, вполне сопоставимые с европейскими окладами (позже, на следствии, они категорически отказывались давать показания на тему своей зарплаты).
Набирал Лернер свою команду весьма необычным образом. Вот как об этом, уже находясь в Израиле, вспоминала Ольга Жлобинская (в беседе с моим коллегой Дмитрием Калединым):
— Мы познакомились совершенно случайно. Я работала барменом в салоне «Женьшень» в Москве. Было такое модное место, где стригли, массаж и т. д. Гриша приходил туда обслуживаться. Он предложил мне работать у него. Подавать чай, кофе, когда к нему в офис приходило много народу. Я долго думала. Но потом согласилась. Совершенно неожиданно получилось такое долгое сотрудничество.
Уже через пару лет Жлобинская стала руководителем нескольких фирм, банкиршей и главным представителем Лернера в России — в то время, когда он скрывался от нашего правосудия в Израиле.
Где-то на рубеже 80-х и 90-х произошло «этапное» событие — знакомство Лернера с Тимофеевым. Сперва Сильвестр на кооператора «наехал», но быстро понял, что такие мозги лучше не вышибать — они еще могут пригодиться. Лернер и солнцевско-ореховский авторитет стали друзьями и компаньонами. Видимо, чтобы еще больше скрепить узы партнерства, Тимофеев женился на Жлобинской.
Внезапный милицейский «наезд» (по поводу невозврата 35-миллионного кредита) в 1990 году ненадолго притормозил предпринимательскую активность Лернера. Его коллег арестовали, а сам он с двумя миллионами долларов в кармане бежал в Австрию, откуда, без проблем получив израильское гражданство, перебрался на землю обетованную. Позже законность получения Лернером второго гражданства стала одним из предметов разбирательства следственных органов. Ведь в анкете были вопросы: имел ли имярек судимость? не возбуждено ли против имярек уголовного дела? Интересно, что ответил Лернер?
В 1992 году его арестовали в Швейцарии и выдали России, где он отсидел несколько месяцев в «Матросской тишине». Но за его защиту взялся сам Генрих Падва. В итоге Лернер вышел на свободу под смешной для него залог в 15 тысяч долларов. И тут же сбежал в Израиль. А в 1994 году его амнистировали — заодно с участниками октябрьского путча 1993 года.
Через четыре года, к моменту ареста в аэропорту Бен-Гурион, Лернер уже считался мультимиллионером. Обыски прошли на девяти (!) виллах, принадлежащих недавнему репатрианту. Было арестовано его личное имущество, в том числе несколько «Мерседесов» последних моделей и полмиллиона долларов наличными. В сводке новостей израильского ТВ во всю ширину экрана появились цифры «1 000 000 000». Так оценивается (в долларах) личное состояние подследственного, пояснил диктор.
В связи с арестом нашего героя в израильском аэропорту в 1997 году впервые всплыло имя заместителя секретаря Совета безопасности, позже переквалифицировавшегося в исполнительные секретари СНГ. В Израиле распространился слух о том, что нынешний арест Лернера и Жлобинской инициирован заместителем секретаря российского Совбеза через спецслужбы в Тель-Авиве. На какое дело нашему Березовскому до «ихнего» Лернера, удивлялись российские журналисты. Удивлялись они напрасно. Слухи слухами, но на определенном этапе жизненные пути двух скандально известных бизнесменов действительно пересеклись. После чего Березовский оказался на волосок от гибели.
Как многие помнят, 7 июня 1994 года у дома приемов «ЛогоВАЗа» в районе Павелецкого вокзала взорвался автомобиль марки «Опель». Взрыв произошел в тот самый момент, когда Березовский выезжал с территории дома приемов в своем «Мерседесе-600». Погиб водитель, был ранен охранник, сам Березовский получил несколько осколочных ранений и ожоги кистей обеих рук. Несмотря на гибель своего человека, сотрудничать со следствием Березовский отказался.
И все же, как следовало из информации, просочившейся в печать, сыщики выяснили: «АВВА» Березовского незадолго до происшествия конфликтовала с неким банком, который формально возглавляли жена Сильвестра Ольга Жлобинская и ранее судимый за хищение бывший сотрудник ХОЗУ Главного разведывательного управления Георгий Угольков. Речь шла о Московском торговом банке. Этот псевдобанк набирал кредиты в обычных коммерческих банках и переправлял их в Швейцарию и в Израиль — на счета фирм Лернера («Стевен старс ЛТД.» и «СИТ АГ.»). Криминальную крышу этим операциям обеспечивала ореховская группировка во главе с Сильвестром. По некоторым оценкам, в 1993–1994 годах Жлобинская, Угольков, Лернер и их соратники таким образом взяли и не вернули кредиты у двадцати банков. Почему не роптали «обманутые» банкиры, мы поговорим отдельно.
Мошенники добрались и до «Автомобильного всероссийского альянса». 16 марта 1994 года с ним была заключена сделка, по которой упомянутый псевдобанк продал фирме Березовского свои векселя на общую сумму 1 миллиард рублей. Фактически речь шла о закамуфлированном краткосрочном кредите — срок погашения векселей истекал 6 апреля того же года. Наверное, читатели уже догадались, что ни в апреле, ни в мае деньги в «АВВА» не вернулись. Более того, лица, заключавшие сделку от имени банка, «пропали без вести»»
Их поиском занялась служба безопасности «ЛогоВАЗа». В конце концов удалось выйти на упомянутого Уголькова. Он пообещал вернуть деньги, если Березовский не будет обращаться в правоохранительные органы. Но последний бывшему сотруднику ГРУ, видимо, не поверил. 6 июня в офисе РУОПа на Шаболовке была назначена конфиденциальная встреча. Которая была потом перенесена на следующий день. Но так и не состоялась — из-за взрыва. Через неделю были арестованы Жлобинская и еще несколько человек, но вскоре их всех отпустили. Главным образом из-за того, что «кинутые» ими коммерсанты отказались сотрудничать со следствием.
Почему отказался Березовский, можно понять — ровно через три дня после взрыва означенный миллиард рублей ему все-таки вернули. То есть можно предположить, что бизнесмена пытались взорвать не из-за того, что не хотели отдать долг, а потому, что не желали его откровенных бесед с правоохранителями. Кстати, у финансового директора «АВВА» Михаила Антонова следователи все же взяли показания. Но тот «честно признался», что никаких серьезных противоречий с банком Жлобинской у его коммерческой структуры не было. Была всего лишь маленькая «заминка» с возвратом долга.
Возможно, серьезных противоречий действительно не было. Но 17 июня того же года произошел еще один взрыв — в офисе Объединенного банка, также входящего в финансовую группу Березовского. И вновь следователи усмотрели в этом происшествии развитие конфликта между Сильвестром и Березовским. Так или иначе, после 13 сентября 1994 года, когда сам Сильвестр был взорван в своем «Мерседесе», хозяина «ЛогоВАЗа» больше не беспокоили.
Осечка с Березовским не охладила пыл нашего героя — и он продолжал активно «сотрудничать» с российскими банками. Очередной его жертвой стал Межрегионбанк (полное название этого неудачливого финансового учреждения — Московский межрегиональный коммерческий банк). Заведомо невозвратные кредиты фирмам упомянутых компаньонов Лернера выдавались не за красивые глаза Жлобинской, а под вроде бы серьезную гарантию. Ее давал — точнее, обеспечивал своим вкладом — Фонд 50-летия Победы. Чтобы Межрегионбанк перечислил мошенникам 40 миллиардов рублей (в ценах 1994 года — 10 миллионов долларов), в этот банк было положено 200 миллиардов. Деньги, которые фонд получил, между прочим, не от меценатов, а прямо из бюджета.
Кредиты Межрегионбанка в итоге оказались на Северном Кипре: вся операция была оформлена как покупка российским банком акций новоиспеченного киприотского Независимого профсоюзного банка. На его открытие из Москвы прибыла весьма представительная делегация: несколько заместителей министра, два зампреда Центрального банка России. И в той же компании — Иосиф Кобзон. Не в качестве артиста, а в качестве зампреда пресловутого Фонда 50-летия Победы. Сам ли Кобзон догадался провернуть упомянутую операцию или кредиты фирмам Жлобинской и Уголькова гарантировали другие руководители Фонда, история умалчивает. Но вот что характерно: летом 1995 года председатель совета Межрегионбанка Илья Соколовский на полном серьезе предложил избрать на свое место Иосифа Кобзона, а зампредом банка назначил Георгия Уголькова.
В итоге из 200 миллиардов самим ветеранам досталось чуть больше одной тысячной процента: 300 миллионов рублей — в виде презентуемых ко Дню Победы ручных часов, 27 миллиардов почему-то ушло управлению делами президента, а 7 миллиардов — правительству Москвы. Последний широкий жест руководителей фонда, впрочем, понятен: Кобзон давно уже считается человеком из ближайшего окружения Лужкова и никогда своей близости к мэру не скрывал.
Но что может быть общего у Кобзона с Лернером и женой Сильвестра? На сей счет мы можем найти лишь косвенный ответ. Дала его, сидя на скамье подсудимых, Валентина Соловьева, хозяйка «Властилины», «кинувшая» вкладчиков на триллион с лишним рублей. Она дала показания, что действовала под «крышей» Сильвестра, а познакомил пирамидчицу с авторитетом и хорошо отрекомендовал его не кто иной, как Иосиф Кобзон. Знакомство якобы состоялось в офисе Иосифа Давыдовича, в гостинице, «Интурист».
Не знаю, можно ли верить этой знаменитой мошеннице. Но ссылка на «Интурист» делает эту историю более достоверной. Мне однажды довелось побывать на том этаже «Интуриста», где по-соседски располагались три офиса трех знаменитых людей: Анзори Кикалишвили (именно у него в гостях я тогда побывал), Отари Квантришвили и Иосифа Кобзона. Этих троих объединяли не только соседские — приятельские отношения. Три имени стояли в списке соучредителей небезызвестной «Ассоциации XXI век». Позже их пути разошлись, причем навсегда: Кобзону привелось провожать великого Отари в последний путь на Ваганьковское кладбище. Как бы там ни было, Иосиф Давыдович никогда не отрицал своего знакомства с Квантришвили, как и с другими авторитетами — Япончиком и Тайванчиком. Так что добавление к списку добрых знакомых великого певца имен Лернера и Сильвестра вряд ли кого-то может удивить или покоробить.
Однако вернемся к Межрегионбанку. Его дела из-за подобных афер к 1995 году окончательно расстроились. Руководство банка потребовало от Лернера, Жлобинской и Ко вернуть перекачанные на Северный Кипр деньги. Ответ не заставил себя долго ждать. 6 апреля 1995 года неизвестные обстреляли машину председателя правления банка Альберта Шалашова. Он тогда сделал заявление, что банк «хотят поставить под контроль криминальные структуры». Чтобы уберечь это финансовое учреждение от банкротства, была создана комиссия по выводу его из кризиса. Возглавивший ее известный финансист Олег Харлампович снова попытался поинтересоваться судьбой выданного Жлобинской и Уголькову кредита. Но интерес его к этому делу быстро пропал: в июле того же 95-го на него было совершено покушение. Ценой своей жизни банкира спас телохранитель Алексей Сапрыкин.
Аналогичные проблемы возникли и у Мосстройбанка. Он выдал в пользу «киприотских партнеров» кредитов аж на 50 миллионов долларов. С просьбой посодействовать в возврате этих средств мэр Лужков в ноябре 1997 года обратился в Генпрокуратуру. Знал ли Юрий Михайлович, что еще два года назад ту же проблему пытался решить председатель правления Мосстройбанка Михаил Журавлев? Попытки последнего закончились печально: банкир пал от пули киллера. Случилось это через два месяца после покушения на его коллегу из Межрегионбанка.
Кстати, именно после краха Межрегионбанка в 1995 году разразился первый серьезный банковский кризис в России. Тогда этому искали и находили какие угодно причины, — но никто в связи с кризисом почему-то не упоминал имени Григория Лернера. А тот преспокойно скупал недвижимость в Израиле и разрабатывал алгоритм своей новой крупномасштабной аферы.
В сентябре 1996 года Яков Дубенецкий, глава Промстройбанка России — крупнейшего, некогда государственного учреждения, входящего в десятку самых больших банков страны, — в одном из интервью говорил о Лернере, что он «ничего другого не умеет и не хочет делать, кроме как разорять российские банки. Профессия у него такая».
Тот же Дубенецкий всего за несколько месяцев до этого, в мае 1996 года, написал нашему герою письмо (его я получил от своего израильского коллеги-журналиста), в котором были такие проникновенные строчки:
«Как следует из Вашего письма. Вы полагаете, что мы усомнились в доверии к Вам, в Вашей деловой обязательности, корректности. Сожалею и недоумеваю, на чем основаны такие выводы. По-видимому, для Вас не является секретом, что с Вашим именем в наших деловых и властных кругах и в прессе разных периодов связаны разноречивые суждения (от восторженных до противоположных), и мы все этими мнениями располагали, еще только начиная наше сотрудничество. Однако и личное общение, и развертывающиеся деловые связи позволили нам пренебречь разного рода слухами, сомнениями и уверенно «сделать ставку» на Вас в наших, упомянутых выше планах выхода на крупнейшие финансовые рынки…
Мой призыв, моя мольба к Вам состоит в следующем: убедительно прошу Вас взвесить все обстоятельства и последствия какого-то публичного выяснения отношений, исходя из видения ситуации, что мы Вас сознательно «подставили» исходя из недоверия. Да, сегодня у нас возникли проблемы, и, повторяю, я страшно переживаю, что в связи с этим осложнились дела у Вас. Но ведь надо надеяться, что мы сможем преодолеть эти проблемы. И надо ли отказываться от будущих весьма перспективных возможностей сотрудничества, которые могут быть столь взаимовыгодными…
Хочу при этом подчеркнуть, что мною движет… естественно, то громадное уважение, которое я продолжаю к Вам испытывать…
Уважаемый Григорий Львович! В заключение хочу еще раз просить Вас не допускать непоправимых действий, не подрывать возможности нашего дальнейшего сотрудничества».
Вот с каким искренним уважением относились к Григорию Львовичу крупнейшие российские банкиры (Дубенецкого, кстати, одно время прочили на пост главы Центробанка). Вот как они жаждали посотрудничать с нашим героем.
Их не смущал ни первый его 5-летний срок, ни второй арест в Швейцарии. Ни взрывы в фирмах Березовского, ни покушения на Шалашова и Харламповича, ни убийство Журавлева. Может, они были не в курсе? Отнюдь. В уже цитируемом интервью г-н Дубенецкий со знанием дела говорит об этих покушениях. Упоминая неудачное сотрудничество Журавлева с Лернером и убийство банкира, Дубенецкий вспоминает: «Он пытался биться за правду до конца, возвратить деньги… Покушение на Шалашова (Межрегион-банк), который был тоже выкачан этими же партнерами, покушение на Харламповича (банк «Хелп», погиб охранник) стоят в том же ряду».
Это знание не помешало руководству Промстройбанка в конце 1995 года вступить в новую игру, придуманную великим комбинатором наших дней.
В зале одной из самых шикарных гостиниц Тель-Авива собралась израильская и российская богема, чтобы поучаствовать в презентации нового детища Григория Лернера — Первой российско-израильской финансовой компании (ПРИФК). От России присутствовали: советник президента Александр Яковлев, заместители министра финансов Александр Смирнов и Андрей Астахов, заместитель министра экономики Андрей Шаповальянц (к 1998 году, как мы знаем, этот господин дорос до министра), зампреды Центробанка Александр Хандруев и Константин Любченко, академик Лев Абалкин. Один из высоких визитеров зачитал приветственное послание российского премьера Виктора Черномырдина: «ПРИФК — это новый этап российско-израильского экономического сотрудничества». Задача проекта была проста и достижима: аккумулировать деньги эмигрантов из СНГ и вкладывать их в российскую экономику.
Главным партнером ПРИФКа стал Промстройбанк, его первый зампред Станислав Дегтярев возглавил совет директоров ПРИФКа. Однако сотрудничество оказалось недолгим. Уже через полгода Дубенецкий вдрызг разругался с Лернером, а Дегтярев был отстранен от должности. Он пытался восстановиться через суд, однако с ним случилось еще более серьезное ЧП. Однажды он вышел из своей квартиры — и на лестничной площадке раздался мощный взрыв. Взорвалась граната: у двери банкира кто-то установил так называемую растяжку — типа той, на которой подрывались российские солдаты в Чечне. Банкир чудом остался жив и почти не пострадал. Вскоре по подозрению в организации покушения был задержан шеф службы безопасности Промстройбанка Александр Клюшников. Но через два дня его отпустили, даже не взяв подписку о невыезде.
Что же произошло между Дегтяревым, Дубенецким и Лернером?
На сей счет существуют самые разнообразные версии. Лернер утверждал, что его натурально кинули российские партнеры, Дегтярев держал сторону Лернера, Дубенецкий, напротив, обвинял во всех грехах израильтянина и намекал на то, что именно ему была выгодна гибель зампреда Промстройбанка.
Фабула этой запутанной истории такова. В операциях участвовал уже знакомый нашим читателям расположенный на территории непризнанной республики Северный Кипр Независимый профсоюзный банк. Он, видимо, был излюбленным инструментом лернеровских махинаций. С февраля фирма «Промстройфинанс» (зарегистрированная в Швейцарии дочерняя структура Промстройбанка) начинает размещать на корсчетах кипрского банка в Израиле депозитные вклады, проценты от которых должны пойти в уплату российской доли в уставном капитале ПРИФКа. Всего через Независимый профсоюзный банк было пропущено 48 миллионов долларов — эти деньги вернулись в Россию с 25 процентами прибыли. Однако в мае 1996 года, так и не вложив в ПРИФК ни одного доллара, Промстройбанк неожиданно отзывает свой вклад. Разражается скандал, следует обмен письменными протестами.
Вот как трактовал эти странные события сам Григорий Лернер (запись своей беседы с Лернером прислал мне из Тель-Авива местный журналист Дмитрий Каледин):
— Главная причина разрыва — раздоры в руководстве Промстройбанка, личные амбиции его главы и глубокое расхождение в наших политических взглядах. Так случилось, что проект совпал с президентскими выборами в России. Дубенецкий никогда не скрывал своих симпатий к коммунистам. Не случайно в его советниках ходили Валентин Павлов и Юрий Фирсов. Вполне естественно, что Дубенецкий всячески поддерживал свою партию. Израильская сторона однозначно выступила за переизбрание Бориса Ельцина. Я возглавил штаб предвыборной кампании в Израиле в поддержку этого кандидата и вложил в нее немалые деньги, за что удостоился личной письменной благодарности Бориса Николаевича. Прокоммунистическая позиция главы Промстройбанка — одна из причин, по которой мы не рисковали переводить в этот банк собранные средства.
Между тем у Якова Дубенецкого была своя трактовка происшедшего. Он утверждает, что порвал с Лернером потому, что раскусил его коварные замыслы:
— Первый признак хорошо спланированной аферы — убедительные доказательства того, что широчайшие, но призрачные перспективы вполне реальны. Чтобы обмануть банкиров, необходимы, конечно, недюжинный талант, немалые средства и прекрасно выполненные поддельные документы. Вторая ловушка — это хороший, перекрестный и с каждым разом все более и более возрастающий депозит, когда процент по предыдущему и сам депозит можно получить только после гарантирования и внесения следующего. Надо только подождать, когда депозит будет максимально высоким, примерно 50–60 миллионов долларов, прокачать его через банк-пустышку и — с концами.
Но почему Дубенецкий «раскусил» Лернера так поздно — когда уже прогнал через его структуры не один десяток миллионов долларов?
Есть еще одна версия по поводу подоплеки этой странной истории.
Согласно этой трактовке израильский проект был лишь ширмой, прикрывающей совсем другую игру. Дубенецкого заинтересовала возможность проводить бесконтрольные финансовые операции на территории де-юре не существующей Турецкой Республики Северный Кипр. Как свидетельствовал глава ЦБ этой непризнанной республики в своем письме в российский Центробанк (письмо было опубликовано в одной из российских газет), Дубенецкий и его зам Новиков приобрели пресловутый Независимый профсоюзный банк в личную собственность. (Приобрели не напрямую, а купив акции оффшорных фирм, которым этот банк принадлежал.) А затем банкиры, как следует из письма, решили продать эту финансовую структуру своему собственному учреждению — то есть Промстройбанку. Причем продать по номинальной величине уставного капитала — ни много ни мало за 46 миллионов долларов. Был составлен соответствующий договор, правда, без указания цены. Однако продажа по неизвестным причинам сорвалась.
Промстройбанк, получив в залог 99,7 процента акций кипрского банка, перевел на Кипр «лишь» 1,3 миллиона долларов из оговоренной суммы. «Недопроданный» банк оказался в плачевном состоянии: его работники не получали зарплату, в бюджет не перечислялись налоги. Это и послужило поводом для обращения главы ЦБ Северного Кипра к российскому руководству.
В июне 1996 года в историю сложных взаимоотношений Лернера и российских банкиров неожиданно решил вмешаться российский посол в Израиле, в прошлом известный журналист-международник Александр Бовин. По каналам дипломатической почты посол прислал главе Центробанка Сергею Дубинину письмо следующего содержания:
«Во время пребывания в Израиле зимой с.г. глава Промстройбанка России Я. Н. Дубенецкий обратился с просьбой к Первой российско-израильской компании выступить его гарантом при открытии персонального счета в банке «Хапоалим», а также гарантировать его «золотые» кредитные карточки. Это и было сделано на основе джентльменского соглашения.
С тех пор ПРИФК неоднократно покрывала «минус» г-на Дубенецкого в банке. Соответственно г-н Дубенецкий уведомлялся банком «Хапоалим» о необходимости либо перевести полагающиеся суммы в банк, либо отказаться от пользования кредитными карточками. К сожалению, ни ответ, ни деньги не поступали.
Сложившаяся ситуация наносит ущерб престижу банков России и может негативно сказаться на российско-израильских финансовых связях. В связи с вышеизложенным прошу Вас, г-н Дубинин, разъяснить г-ну Дубенецкому, что российскому банкиру не пристало вести себя так несолидно.
Прошу извинить за беспокойство и заранее благодарю за ответ.
Приложение: письмо банка «Хапоалим» от 18.06.96 г.
Искренне Ваш А. Бовин, посол России в государстве Израиль».
По поводу того, что Дубенецкий вел себя несолидно, мы с господином послом спорить не будем. Но возникает другой вопрос: а какое его посольское дело до тонкостей взаимоотношений какого-то Лернера с российскими банкирами? Неужели г-н Бовин серьезно верил, что отказ некоего финансиста платить по каким-то там карточкам может серьезно сказаться на российско-израильских отношениях? Почему именно сторону Лернера в сложном и затянувшемся конфликте взял господин посол?
Ларчик открывался просто. Бовин тоже был в каком-то смысле партнером Лернера. А точнее — одним из вкладчиков его разрекламированного ПРИФКа. Позже деятельность этой структуры будет оценена как построение очередной финансовой пирамиды — и станет одним из пунктов обвинения Лернера, предъявленного израильской Фемидой. По собственному признанию Бовина, он вложил в ПРИФК несколько тысяч долларов.
Конечно, посол не обязан был знать, что человек, которому он доверил свои сбережения и интересы которого он отстаивал, используя свое служебное положение, за несколько лет до этого вышел под залог из «Матросской тишины» и фактически укрывался в Израиле от российского правосудия.
Но любопытно, что это было не единственным выступлением Бовина в защиту Лернера. В интервью одной из российских газет он объяснил арест Лернера в 1997 году нежеланием израильского истеблишмента делиться с энергичными новыми русскими. Едва вышло его интервью, как израильское телевидение со ссылкой на полицейские источники сообщило, что дети Бовина учились в дорогих зарубежных школах за счет Григория Лернера и что Лернер оплачивал отпуска и отдых Бовина и его коллег.
Кстати, аналогичный эпизод трогательной дружбы посла и бизнесмена с сомнительной репутацией всплыл и в ходе женевского разбирательства по делу Сергея Михайлова (по кличке Михась). На суде прозвучали показания, что Михайлов и его партнеры по бизнесу были в весьма теплых отношениях с российским послом в Австрии.
Но в одном Бовин был безусловно прав. В разорении российских банков с помощью Лернера могли быть заинтересованы сами банкиры — если благодаря похищенным суммам тяжелели их собственные карманы. То есть каждый из банкиров мог искренне воспроизвести слова поэта: «Ах, обмануть меня нетрудно. Я сам обманываться рад!»
Технологию такого «самообмана» удалось вскрыть израильским следователям в ходе допросов подельников Лернера и российских банкиров.
Показания Натальи Лозинской — бывшей помощницы Лернера, согласившейся сотрудничать со следствием, — позволяют совсем по-другому взглянуть на роль руководителей российских банков в этих странных историях с невозвращенными кредитами. Некоторые протоколы допросов попали к автору этих строк в виде ксерокопий. Привожу их с купюрами и стилистическими поправками. И напоминаю, что в материалах уголовного дела Лернер фигурирует под именем Бен-Ари.
Вот компиляция из нескольких бесед следователя с Лозинской.
— Откуда вы знаете, что связь с Межрегион-банком завязалась в июле 1994-го?
— Я узнала это от Харламповича, который по распоряжению Бен-Ари послал в Москву партнера для того, чтобы открыть совместный российско-израильский банк.
— Откуда вам известно о переводе 330 000 долларов на счет Харламповича?
— Я присутствовала на одной из встреч Харламповича и Бен-Ари в Израиле. Харлампович сказал, что ему нужно 330 тысяч долларов. Бен-Ари дал мне распоряжение перевести эту сумму на счет в одном из американских банков, который указал Харлампович. Что я и сделала.
— Я показываю вам распоряжение Американо-израильскому банку, чтобы он перевел 500 000 долларов на Кипр в «S.T. First Trust Financifl S.A.». Что это за перевод?
— Это перевод на личный счет Журавлева: плата за то, чтобы он дал кредит фирме Бен-Ари.
— Что должен был сделать «Гарвард» (одна из фирм, контролируемых Бен-Ари. — А. М.) с деньгами, которые он получил (от российских банков. — А. М.) за выполнение упомянутых ранее финансовых операций?
— Я думаю, что эти деньги должны были составить капитал российско-израильского банка.
— Как в действительности были использованы эти деньги?
— Примерно 8,5 миллиона долларов были возвращены Мостстрою, еще 3 миллиона — в Межрегионбанк. Около двух миллионов ушло на личные счета Журавлева и Работяжева (руководители Мосстройбанка). У Журавлева был счет на Кипре, у Работяжева было несколько счетов. Шалашову и Стилиди (руководители Межрегионбанка) был выплачен миллион долларов на их личные счета, за их услуги в России.
— Откуда вы знаете, что Журавлев использовал деньги, которые получил, на строительство виллы на Кипре?
— Я это знаю от Бен-Ари и самого Журавлева. Когда я, Журавлев, Работяжев, Угольков, Бен-Ари и Дмитриев ездили на север Кипра, по дороге мы остановились в городе Фарус, и там Журавлев вылез из самолета. Он сказал, что у него там есть дом и семья его там ждет. О том, что строительство производилось на деньги, которые он получил от Бен-Ари, я слышала от Работяжева, который звонил мне и Бен-Ари и просил поторопиться с переводом денег, так как строительство виллы Журавлева затягивается. Насколько мне известно, вилла так и не была достроена.
— Расскажите о том, как испортились отношения между Промстройбанком и ПРИФКом.
— Разногласия между Бен-Ари и Дубенецким начались в апреле 96-го года. По устной договоренности летом 96-го деньги ПРИФКа должны были попасть в Промстрой. Но они переведены не были. Потому что их просто не было собрано в достаточных количествах от клиентов. Сам Промстрой переводил деньги на Кипре в виде краткосрочных вкладов под 45 процентов годовых. Официально банку выплачивалось 25 процентов, а еще 20 процентов шли трем людям — Дегтяреву, Дубенецкому и Новикову. Часть была переведена на счет Дегтярева в израильском банке «Хапоалим». Дубенецкому и Новикову переводились на счета в Швейцарии, не помню, в какой банк.
Почти все вышеупомянутые банкиры (за исключением покойного Журавлева) по просьбе израильских коллег были допрошены сотрудниками Генпрокуратуры. Все они, естественно, отрицали, что лично получали деньги от Лернера. Вот один из характерных диалогов.
Из допроса Якова Дубенецкого, сентябрь 1997 года.
— Вы получали от Григория Лернера какие-то деньги в виде переводов на ваш счет и за что?
— От господина Лернера я не получил ни цента.
— У вас есть личные счета за границей, если да, то сколько, где и на какие суммы?
— У меня был счет в израильском банке «Хапоалим» для того, чтобы покрывать ту кредитную карточку, которую мне этот банк выдал во время одной из моих поездок туда. Кредитные карточки принимались для медицинского обследования и лечения моего сына, который плохо себя почувствовал в начале 1995 года. На этот счет было переведено 30 тысяч долларов. Других счетов в других банках у меня нет.
— Кто помогал вам открыть этот счет и при каких обстоятельствах?
— Мне помог Григорий Лернер. В его офис была вызвана женщина по имени Дина. Она заполнила все необходимые документы. После этого я получил от нее номера телефонов и факсов двух женщин — Марины и Софы, к ним я впоследствии обратился и попросил закрыть счет.
— Откуда были переведены деньги на этот счет?
— Это был перевод от одного из моих друзей, я думаю, из Англии, я не могу назвать его имени, но он не связан с Лернером.
— У вас был «минус» в банке «Хапоалим»?
— Да, у меня был «минус» из-за того, что деньги были переведены только в июне 1996 года, а расходы были в апреле того же года. Только из письма посла России в Израиле Бовина я узнал, что «минус» был покрыт Григорием Лернером.
— Объясните точно, как Лернер покрывал ваш «минус»?
— Я не знаю всех деталей.
Автор этих строк показал протоколы израильских допросов сотрудникам Следственного комитета МВД России, которые расследуют дело о хищении Лернером в российских банках 200 миллионов долларов. Вот как прокомментировал мне эпизоды с личными счетами банкиров начальник отдела по расследованию особо тяжких экономических преступлений СК МВД Олег Рагинский.
— Если бы речь шла о личном, карманном банке, его хозяин имел бы право самостоятельно распоряжаться своими капиталами — без оглядки выдавать любые кредиты и получать за это любые дивиденды, не забывая только выплачивать налоги. Но совсем другое дело — коммерческий, акционерный банк. Здесь уже речь идет о коллективной собственности. К тому же, кроме денег акционеров, в нем участвуют и привлеченные капиталы. Если руководитель такого банка выдает необеспеченные, заведомо невозвратные — или очень рискованные — кредиты, получая за них какие-то «гонорары» от заинтересованных лиц, — это уже криминал. Это прямое соучастие в хищении. Такого банкира уже нельзя назвать жертвой мошенничества — потому что он был «сам обманываться рад». Фактически он обманул родной банк. А всю вину старается свалить на службу экономической безопасности, которую нынче имеет каждый уважающий себя банк. Но ведь руководитель сам привел этого ненадежного клиента, и рекомендации сотрудников его, естественно, не интересовали. Обычно у таких нечистоплотных банкиров есть круг «своих», опекаемых ими клиентов. Именно эти неформальные отношения с «левыми» кредитами и «гонорарами», особенно распространенные в середине 90-х, и породили волну кровавых разборок и заказных убийств.
Об израильском следе в деле об убийстве Влада Листьева всерьез заговорили после ареста в Швейцарии Михася — солнцевского авторитета и доброго знакомого Лернера (что можно заметить хотя бы по опубликованным фотографиям). Михась, который одно время вместе с Сильвестром руководил объединенной солнцевско-ореховской группировкой, был хорошо знаком с бизнес-проектами Лернера и, что пока не исключается, сам в некоторых из них участвовал. Михась, его друзья и коллеги братья Аверины и Лернер фигурировали в одном списке «особо опасных русских мафиози», который МВД Израиля составил осенью 1996 года. Любопытно, что Лернер в нем значится под номером один.
Швейцарский следователь Жорж Зеккин, ведущий дело Михайлова, на встрече с журналистами в августе 1997 года сообщил, что нашел документы, которые однозначно свидетельствуют о связях его подследственного с Лернером. О личном знакомстве Михася и Лернера говорят и многочисленные фотографии, изъятые у солнцевского авторитета после ареста. Швейцарский следователь сообщил, что намеревается допросить Лернера по делу Михайлова.
В свою очередь, в женевскую тюрьму, где сидел Сергей Михайлов (Михась), неоднократно приезжал следователь из Израиля. Официально предметом интереса этого правоохранителя были израильские паспорта и гражданство Михася — точнее, каким образом он все это получил. Но, возможно, к Михайлову были и другие вопросы. В том числе вопрос о причастности контролируемой им израильской фирмы «Эмпайбонд» к сомнительным проектам (в области рекламного бизнеса) на ОРТ. К тому же появилась информация, что бывший телохранитель Михася признался сотрудникам одной из западных спецслужб, что именно его шеф организовал убийство Листьева — как раз из-за споров по поводу телерекламы.
В разное время появлялись и другие сообщения о причастности к убийству Листьева Михася и его израильских компаньонов. Еще в 1995 году в «Комсомолке» напечатали анонимное письмо, общий смысл которого сводился к тому, что некая фирма, контролируемая солнцевскими и участвовавшая в коммерческих проектах телекомпании «ВИД», после возвышения Листьева была отодвинута от основного финансового ручья, за что Листьев и поплатился.
Наконец, появилось сообщение, что один из непосредственных исполнителей убийства тележурналиста (а их, как утверждают правоохранители, было не меньше трех) скрылся после совершения преступления именно на территории Израиля. Там же, в одной из тель-авивских гостиниц, этот человек погиб от рук неизвестных. На встрече с журналистами, на которой присутствовал автор этих строк, Генеральный прокурор Юрий Скуратов прямо связал это происшествие с чрезмерной откровенностью бывшего заместителя Генпрокурора Олега Гайданова. Из оптимистичного заявления последнего следовало, что в «деле Листьева» произошел прорыв и правоохранителям уже известны имена исполнителей. Вскоре одно из этих имен появилось на могильной плите.
Словом, следы ведут в Израиль. По одной из версий, смерть тележурналиста напрямую связана с неудавшимся проектом прокрутки рекламы для израильского телевидения. Тем более что, по словам Генпрокурора, этот эпизод недавно решили выделить в отдельное производство.
Речь идет о проекте «Москва глобальная»: система спутниковой связи под этим наименованием существовала еще во времена Союза. Позже на ОРТ эту систему решили использовать под совместный с Израилем проект, который предусматривал передачу российских программ в Израиле через спутник. В самом Израиле предполагалось распространение этих программ по кабельному телевидению среди русских эмигрантов. Естественно, в проекте планировалось использовать большой объем рекламы. Именно вокруг прокрутки рекламы и разгорелась борьба между российскими и израильскими криминальными структурами. Возможно, ее первыми жертвами и стали продюсер ОРТ Олег Слабынько и Влад Листьев.
По сообщению израильских правоохранителей, арестованный по «делу Лернера» его ближайший компаньон Зеев Орбах подозревался в том, что он создал совместную фирму, которая организовала передачу по израильскому телевидению рекламных материалов. Причитающиеся за это российскому партнеру деньги Орбах переводил на личные счета в Израиле и за границей. По некоторым данным, компания Орбаха не выплатила руководству российского телеканала около 20 миллионов долларов, вырученных от рекламы.
Любопытное сообщение по этому поводу прозвучало по 1-му каналу израильского ТВ в июне 1997 года. По данном тележурналистов, к последнему аресту Лернера привела информация, полученная израильской полицией от высокопоставленного представителя МВД России. В переданной информации сообщалось, что Лернер причастен к борьбе влиятельных сил за рекламный эфир на российском телевидении и в том числе к убийству Листьева. Причем Лернера якобы просил арестовать сам президент России Борис Ельцин.
В этом телесюжете говорилось также, что еще до убийства Листьева руководство одного из российских телеканалов сообщило Лернеру о прекращении трансляции (в том числе и на Израиль) рекламных роликов совместной компании Григория Лернера и Зеева Орбаха. После убийства Листьева группа криминальных элементов ворвалась в студию телеканала и посредством угроз заставила возобновить трансляцию рекламных роликов. Лишь последующее вмешательство сил правопорядка избавило телеканал от давления уголовников. Один из свидетелей тех событий, доверенное лицо Бориса Березовского, находится в Израиле — сообщил в заключение тележурналист.
Это было не первым и не последним сообщением о тесных связях Лернера и руководства Останкина. Неудавшийся журналист (по словам Григория Львовича, его не взяли в газету из-за пятого пункта), он решил отомстить природе за свой давний позор — и въехать в российское и израильское информационное пространство на коне телевизионного и газетного магната.
В ходе следствия генеральный секретарь израильской Партии труда г-н Звили сообщил, что Лернер предлагал подключить к ее предвыборной компании Останкино. Правда, г-ну Звили показалось такое предложение подозрительным, и от него отказались. Однако Лернер вряд ли переоценивал свои возможности. Об этом свидетельствует еще одна любопытная история, о которой я узнал благодаря коллеге из иерусалимской газеты «Вести» Евгении Кравчик.
Уже задолго до ареста Лернер стал интересоваться русскоязычными изданиями Израиля. В одном из последних начинаний Лернера странным образом переплелись бизнес-проект по раскрутке русскоязычной газеты «24 часа», рекламная поддержка этого проекта телекомпанией «ВИД» и… торговля оружием с Азербайджаном…
5 августа по 1-му российскому телеканалу в передаче «Тема» шел выпуск ток-шоу под названием «Наши в Израиле». Ведущий Юлий Гусман объявил: «Спонсор нашей программы еженедельник «24 часа». О том же свидетельствовал рекламный щит и рекламные заставки. Среди гостей ток-шоу были и два редактора «24 часов» (прежний и нынешний) — Давид Маркиш и Йосеф Шагал. Зрительный зал состоял в основном из творческих сотрудников газеты. Среди них, как скромный зритель, сидел некто Ахмед-паша Алиев, купивший газету «24 часа» полгода назад. В студии не было лишь Григория Лернера — могущественного компаньона г-на Алиева и опекуна газеты. По понятным причинам. Судьба его в эти дни как раз определялась в иерусалимском суде.
Русскоязычный Тель-Авив, прильнувший к голубым экранам, смотрел эту передачу с большим изумлением. Уж там-то хорошо знали, что «24 часа» пока выходят, но в сокращенном варианте, роскошный офис газете пришлось оставить, а редактор Маркиш давно перестал там появляться. И что судьба именно этих «наших в Израиле» складывалась совсем не в жанре ток-шоу.
Как сообщил в беседе с автором этих строк координатор программы Тимур Вайнштейн, передача снималась еще до ареста Лернера — в конце апреля, — но задержалась с выходом до августа. Инициатором съемок в Израиле было руководство еженедельника. Йосеф Шагал приезжал в Москву, встречался с генпродюсером телекомпании «ВИД» Андреем Разбашем и Юлием Гусманом.
В заказном характере передачи, как мне объяснили, нет ничего необычного. Г-н Вайнштейн не отрицал, что периодически программа «Тема» выходит на деньги и в интересах спонсоров. Выбор же именно передачи Гусмана для компаньонов Лернера был не случаен. Еще в 1996 году в его офисе и под его председательством прошла встреча активистов предвыборного штаба Бориса Ельцина с русскоязычными изданиями. (Дело в том, что многие выходцы из нашей страны, сохранившие российское гражданство, имели право участвовать в президентских выборах.) В качестве почетного гостя из Москвы присутствовал Юлий Гусман. Он призывал журналистов оказывать штабу всяческую поддержку, помочь с транспортом для голосующих и бесплатно публиковать политическую рекламу.
Возможно, именно тогда и произошло знакомство Гусмана и Лернера. Последний, как мы знаем, удостоился личной благодарности Ельцина за активную работу в предвыборном штабе.
Какова же истинная репутация этих «наших за рубежом», которых спустя год так рекламировал г-н Гусман?
30 июля 1996 года Давид Маркиш, сын известного писателя Переса Маркиша, оставил пост начальника отдела по связям с русскоязычными СМИ в пресс-бюро израильского правительства и стал советником Григория Лернера, президента ПРИФКа. До этого Лернер уже имел возможность оценить организаторские способности Маркиша при подготовке пышной презентации ПРИФКа. Выше уже рассказывалось, что тот лернеровский проект потерпел фиаско: Промстройбанк разорвал с израильтянами отношения, после чего на лестничной клетке зампреда банка Станислава Дегтярева (курировавшего проект с российской стороны) разорвалась граната. Переход Маркиша к Лернеру состоялся как раз в самый разгар этого скандала.
Еще находясь на государственной службе, Маркиш учредил фирму «C.V. Israfax». Держателем 90 процентов ее акций стал некто Ахмед-паша Алиев. Именно эта фирма с начала 1997 года стала собственником еженедельника «24 часа».
Маркиш был назначен главным редактором еженедельника, а его бывший шеф Лернер, на сей раз представляя интересы некоего люксембургского холдинга, заявил о решении холдинга купить часть акций еженедельника, увеличить объем издания со 100 до 300 полос и вывести его в лидеры на рынке русскоязычных масс-медиа. Презентация нового проекта Лернера состоялась 20 марта 1997 года и не уступала пышному открытию ПРИФКа.
Неизвестно, была ли в итоге юридически оформлена сделка о покупке холдингом Лернера акций еженедельника, но с начала весны газета действительно стала выходить на 300 полосах, а журналисты переселились в новый комфортабельный офис. Правда, с этого времени они перестали получать зарплату.
За выпуск номеров по-прежнему отвечал прежний главный редактор Йосеф Шагал. Между тем о роде занятий одного из хозяев, Ахмеда-паши Алиева, ходили самые противоречивые слухи. Особенно после того, как в редакцию «24 часов» по факсу пришло письмо:
«Согласно предложенных нам израильской стороной образцов вооружения, мы намерены произвести закупки по предварительной оплате для испытания. Просим Вас через нашего представителя Алиева Ахмеда-пашу направить следующие образцы:
Мини «узи» 5 (пять) штук. Микро «узи» 5 (пять) штук. Пистолет «ерихо» 5 (пять) штук. Патроны 5 000 (пять тысяч) штук. Бронежилеты легкие под рубашку (56–58 размер) 3 (три) штуки.
Подпись была заверена пятью печатями. Получить комментарии самого Ахмеда-паши Алиева по поводу этой депеши израильским журналистам не удалось: незадолго до ареста Лернера он покинул страну. Исчез и Маркиш…
Между тем прежний хозяин газеты Илан Кфир делает потрясающее открытие: чеки, на которые Алиев купил у него еженедельник, не имели реального денежного обеспечения. Кфир обращается в суд, сделка купли-продажи аннулируется. Газета возвращается в исходную позицию. Журналисты вновь стали получать зарплату, но долг за четыре месяца (с февраля по май) им так и не вернули. По этому поводу редактор Йосеф Шагал даже направил сотрудникам газеты письмо: «В случае если… сумма долга… не будет выплачена, я намерен при Вашем участии возбудить в международном арбитраже против г-на Ахмеда-паши Алиева, являющегося гражданином России, уголовное дело по обвинению в преднамеренном мошенничестве с требованием наложения ареста с целью выплаты долга на принадлежащую ему — как в России, так и за ее пределами — собственность».
Но оказалось, что новые владельцы газеты достаточно плохо представляли, где разыскивать старых. На вопрос корреспондента тель-авивской газеты «Вести» о месторасположении Алиева г-н Кфир ответил: «Я слышал, что он сейчас находится в Москве… В единственной беседе, состоявшейся у меня с Алиевым после знакомства, он сказал, что торгует нефтью и сахаром…»
Так кто же все-таки этот загадочный компаньон Лернера — нефтяной магнат, сахарный король или торговец оружием? Газета «Вести» обратилась в Минобороны Израиля с запросом: имел ли Алиев или его партнеры по фирме «C.V. Israfax» разрешение на торговлю израильским оружием? Ответ был категоричным — нет.
Возможно, Алиев представлял интересы Азербайджана? Автор этих строк дозвонился до Министерства национальной безопасности Азербайджана и получил от пресс-секретаря — Миссале Ахундова — следующие уточнения: 1) в списке официальных сотрудников и представителей Миннацбеза Ахмед-паша Алиев не значится; 2) речь идет не о торговле оружием, а всего лишь о закупке образцов для изучения конъюнктуры рынка.
Возможно, глава столичного Дома киноактера и ведущий популярной телепередачи Юлий Гусман и впрямь не знал, с кем связался. Возможно, его бакинское происхождение не имеет никакого отношения к переговорам о поставках оружия между азербайджанскими спецслужбами и израильскими авантюристами, чей бизнес г-н Гусман так старательно рекламировал.
Но не все так просто. Дело в том, что это далеко не первый случай, когда связанные с Лернером фирмы неожиданно начинали заниматься торговлей оружием.
Так, в 1996 году в оружейном бизнесе был замечен Независимый профсоюзный банк — тот самый, что располагался в оффшорной зоне Северного Кипра. Банк кредитовал компании, которые занимались оружейными поставками — не куда-нибудь, а именно в Баку. Зафиксировано как минимум два таких случая. В первом был выдан кредит на 5 миллионов долларов для приобретения и поставки в азербайджанскую столицу партии автоматов Калашникова с патронами и запчастями. Кредит вернулся с пятипроцентным наваром (чистая прибыль составила 250 тысяч долларов). Во втором случае — уже через другую фирму — в Баку на деньги Независимого профсоюзного банка была направлена партия взрывчатых веществ.
Немаловажная деталь: контракты заключались как раз в те дни, когда в кипрский банк поступали деньги из России, из Промстройбанка (в рамках соглашения между Лернером и Дубенецким). Причем сумма контрактов была идентична той, что поступала из Москвы. Выходило так, как будто не кипрский банк, а сам Промстройбанк занимался торговлей оружием. Хотя формально он был совершенно чист.
Особую пикантность этой ситуации придает следующее соображение. Вряд ли официальный Баку стал бы производить закупки оружия таким странным образом, используя столь сомнительные компашки. Значит, стволы и взрывчатка предназначались каким-то криминальным структурам или… чеченским боевикам. В свое время автор этих строк почти случайно познакомился с бывшим замминистра внутренних дел Азербайджана, бывшим руководителем азербайджанской таможни Тельманом Алиевым. Он подробно рассказывал о том, как азербайджанские власти тайно помогали ичкерийским сепаратистам. Через дагестанские горы в течение всех месяцев войны непрерывно шли два потока: из Баку в Грозный переправлялись медикаменты, оружие, боевики-исламисты, наркотики; из Грозного в Баку текли деньги и уходили раненые дудаевцы…
Странные операции кипрского банка производились как раз в самый разгар чеченской войны. Если наше предположение недалеко от истины, то напрашивается поразительный вывод: чеченские боевики пополняли свои арсеналы за счет одного из крупнейших столичных банков.
Еще одна тайна связана со странными отношениями между нашим героем и российскими блюстителями закона. Как они могли спокойно взирать на то, что аферист, который один раз уже отсидел за хищения, а второй срок не получил только благодаря тому, что сбежал из-под следствия, а потом попал под амнистию, — как они могли мириться с тем, что этот человек необычайно активно и вполне легально продолжает «сотрудничать» с крупными и важными (на финансовом сленге — системообразующими) российскими банками? Почему не поделились своей информацией с банкирами? Почему не проинформировали тех, кто готовил зарубежные поездки замминистров и руководителей Центробанка на презентации лернеровских проектов?
У тех, кто следил за деятельностью этого удивительного человека, возникло вполне законное предположение, что в правоохранительных органах существовала некая группа прикрытия, которая обеспечивала определенную «дозировку» информации и вывод из-под уголовной ответственности людей Лернера.
Эти подозрения усилились, когда в печать просочились подробности того, как шло расследование взрыва у офиса «ЛогоВАЗа». Как уже говорилось, 14 июня 1994 года Ольгу Жлобинскую и других соратников Лернера арестовали руоповцы. Им, правда, инкриминировали не организацию теракта, а хищение 18 миллиардов рублей. Однако уже через три дня Жлобинскую освободили под подписку о невыезде — мотивируя наличием малолетнего ребенка.
Буквально в день освобождения жена Сильвестра улетела в Израиль: Григорий Лернер встречал ее в аэропорту. Следователь, который вел это дело, направил заявку на розыск Жлобинской в Интерпол. А вскоре он поставил свой автограф под еще одной бумагой — заявлением об уходе. Формально — на пенсию. А на самом деле потому, что высокопоставленные сотрудники МВД и Генпрокуратуры оказывали на следственную группу жестокое и практически неприкрытое давление.
Следователь ушел сам. Работавшего с ним оперативника РУОПа Рината Фатехова — «ушли». Против него была организована спецоперация по дискредитации. Сотрудники отделения милиции в районе метро «Войковская» задержали знакомую даму Фатехова, работающую нотариусом. Задержали по липовому обвинению (дело вскоре развалилось): она якобы выдала фальшивую доверенность на краденую машину. Расчет был на то, что дама обратится за помощью к своему знакомому оперу. И действительно, она позвонила Фатехову. Тот немедленно приехал в отделение милиции. Где его зверски избили и посадили в КПЗ, — обвинив в том, что он устроил дебош в пьяном виде. Для верности при обыске у руоповца «обнаружили» несколько патронов.
Естественно, дело против Фатехова было в конце концов прекращено: ведь действующий сотрудник милиции, имеющий право на ношение оружия, имеет право и на хранение патронов. Но история с его задержанием была умело запущена в прессу. После такого скандала Фатехову ничего не оставалось, как написать заявление об уходе, последовав примеру следователя. Других желающих расследовать аферы Лернера и Жлобинской на тот момент не нашлось.
Кстати, отделение милиции, чьи сотрудники так успешно нейтрализовали оперативника, по странному совпадению находится в том же здании, что и филиал Московского торгового банка — того самого, что использовался Жлобинской и Лернером для изъятия денег из российских финансовых учреждений…
Вновь о «руке Лернера» заговорили в 1997 году, когда он уже сидел в израильской тюрьме и уже местные следователи усиленно собирали против него компромат. Со сбором компромата дело шло туго: израильтяне постоянно жаловались, что не получают необходимой помощи от российских коллег.
А потом появилась сенсационная статья во влиятельнейшей газете «Едиот Ахронот» («Последние новости»). Начиналась она так:
«Высокопоставленные офицеры Министерства внутренних дел России торпедировали передачу Израилю информации по делу Григория Лернера, так как опасались, что Лернер сообщит следствию данные, порочащие людей, приближенных к президенту Ельцину, в частности одного из его потенциальных преемников».
Далее в статье сообщалось, что высшие офицеры МВД России скрыли от Анатолия Куликова информацию и документы, обнаруженные в ходе следствия по делу Лернера в Израиле и переданные офицеру российского МВД, прибывшему в Израиль в командировку.
Среди документов, переданных российскому визитеру, было, в частности, письмо Лернера, в котором говорилось, что нужно «замочить» нескольких известных российских банкиров. Эту бумагу решили утаить от начальства потому, что в ней якобы содержалась информация, которая бросала тень на известных политических деятелей, приближенных к высшим властным структурам.
Те же милицейские офицеры всячески препятствовали и передаче касающихся Лернера документов израильским коллегам. В день, когда должна была состояться передача — в тот самый день, когда в Москву прибыл подполковник Меир Гидьбоа, заместитель начальника отдела по борьбе с особо опасными преступлениями израильской полиции, — ответственные сотрудники МВД дружно ушли в отпуск и фактически сорвали мероприятие. Мало того, уходя в отпуск, они прихватили с собой все материалы, которые так жаждали увидеть израильтяне.
Эта афера вскрылась, когда в Москву прибыл министр внутренней безопасности Израиля Авигдор Кахалани и встретился с Анатолием Куликовым. По версии израильской газеты, глава МВД, узнав об этой истории, был страшно возмущен. Реакция последовала незамедлительно: милицейский генерал, чьи подчиненные были уличены в сокрытии информации, был отстранен от должности. Аарону Талю, постоянному представителю израильской полиции в Москве, были переданы новые многочисленные документы по делу Лернера, составленные на русском языке.
Далее газета, ссылаясь на хорошо информированный источник из кругов, близких к руководству финансовой империи Лернера, сообщила еще более интересную вещь. Оказывается, причина задержки в передаче Израилю информации заключалась в том, что в списках, составленных российскими правоохранительными органами, фигурировали фамилии не просто известных российских политических деятелей, но потенциальных преемников Ельцина. Эти особо приближенные к Ельцину лица якобы вложили «черные» деньги — десятки миллионов долларов — на один из счетов, открытых Лернером. Этот счет использовался в качестве канала для перевода астрономических сумм в банк, купленный Лернером на Кипре. (Вероятно, речь шла о Независимом профсоюзном банке.)
Источник этих денег — сделки по импортным закупкам горючего и сахара. Сделки эти финансировались из государственного бюджета и не подлежали налогообложению. Тот же источник предполагает, что сумма налога, не выплаченного по сделкам с сахаром, составляет около 80 миллионов долларов. Имя своего конфидента газета не раскрыла, но оговорилась, что этот человек принимал непосредственное участие в финансовых операциях Лернера в России в 1993–1994 годах.
Я попытался перепроверить это сообщения, направил русский перевод статьи в Следственный комитет МВД, попросил прокомментировать. Но там от комментариев отказались, сказав лишь, что все, о чем сообщила «Едиот Ахронот», — полный бред от начала и до конца. Однако сомнения в искренности сотрудников МВД все равно остались. Уж больно не вязалась версия об «утке» с имиджем одной из ведущих, самых информированных и самых солидных газет Израиля.
Да и не бывает дыма без огня. В этом лишний раз убедила новая информация, пришедшая вскоре после этого скандала. Один из полицейских, входящий в состав следственной группы, ведущей дело Лернера, согласился дать комментарии по поводу той помощи, которую оказали его группе российские коллеги. Он сказал, что израильская полиция действительно возлагала большие надежды на материалы из Москвы. Но то, что в итоге передали российские правоохранители, «не помогло бы обвинить человека даже в краже бублика». Полицейские вновь и вновь обращались в МВД за дополнительными материалами. В итоге в Израиль прибыл помощник Генерального прокурора России. Но, по словам следователя, даже на лице сотрудника Генпрокуратуры было написано, что ничего существенного он с собой не привез.
Как же так? Разве наши правоохранители не располагали хотя бы той информацией, на изложение которой мне потребовалось более тридцати страниц? Разве пустыми были папки трех уголовных дел, которые возбуждались в России против Лернера и его помощников, и еще нескольких дел, возбужденных по фактам взрывов, покушений и убийств?
Думаю, на самом деле компромат, собранный на Лернера столичными правоохранителями, уже к 1997 году занимал не один десяток томов. Почему же они не хотели помочь в благом, казалось бы, деле разоблачения великого комбинатора? Ответ очевиден: в 1997 году, как и в 1994-м, продолжала действовать пресловутая группа поддержки.
Кстати, в существовании такой группы нет ничего необычного. Это доказал суд над участниками другой подобной компании — тех, что покрывали солнцевскую «братву». В группу поддержки солнцевских входили: инструктор по воспитательной работе службы по исправительным делам ГУВД Москвы майор Михаил Сапронов (его дважды увольняли из органов и однажды посадили на скамью подсудимых по обвинению в руководстве банды и должностных преступлениях), следователь из милицейского главка Владимир Жеребенков и профессор Высшей школы милиции полковник Евгений Жигарев. А также помощница солнцевского прокурора. Им удалось увести «из-под статьи» очень многих соратников Сергея Михайлова. Тем же, чьи дела все равно попадали в суд, благодаря стараниям группы поддержки в конце концов выносились наимягчайшие приговоры.
Вполне естественно, что, когда в женевскую тюрьму посадили самого Михася и швейцарские власти обратились к нашим за помощью в расследовании его деяний, из Москвы пришли документы, которые не только не помогли тамошним следователям, но, напротив, невероятно осложнили их работу. Два прокурора — из солнцевского района и из Генпрокуратуры — направили бумаги, из которых следовало, что Михайлов как стеклышко чист перед российским законом. И дел против него якобы никогда не было, и вообще никакой информацией о нем не располагают ни в прокуратуре, ни в милиции, ни в ФСБ. Когда Генпрокурор Юрий Скуратов, побывав с визитом в Швейцарии, узнал о лукавых ответах своих подчиненных, он не скрывал своего возмущения и пообещал провести по этому поводу служебное расследование. Позже выяснилось, что кто-то «почистил» милицейскую компьютерную базу данных, изъяв оттуда всю информацию, касающуюся многогранной деятельности Сергея Михайлова.
Этого мало. На единственного милиционера, согласившегося помочь швейцарцам, — на майора Упорова из РУОПа, как и на его коллегу Фатехова в вышеупомянутом эпизоде со Жлобинской, оказывалось жесточайшее давление. Один из начальников Упорова открытым текстом посоветовал ему ответить швейцарцам, что солнцевская преступная группировка — это миф, придуманный журналистами.
Упоров оказался порядочным и принципиальным человеком. Ценой собственной карьеры он решил все-таки помочь швейцарскому правосудию изобличить солнцевского главаря. Как и Фатехову, ему пришлось из органов уволиться. Но даже после этого давление на Упорова продолжалось. В конце концов он переехал в Швейцарию и попросил там политического убежища.
Неудивительно, что при таком отношении российских коллег швейцарские сыщики с большим трудом собирали информацию по поводу Михася. Да и как можно, находясь в Женеве, доказать, что в Москве существует группировка, чьи действия описываются простым словосочетанием, к которому русское ухо давно уже привыкло: «организованная преступность». Так что финал суда над Михайловым был предрешен. Оправдание этого человека можно считать очередной победой российской юстиции над здравым смыслом.
Те же самые трудности, очевидно, испытывали и израильские правоохранители. Вот что сказал генерал полиции Хаим Коен, когда его спросили о степени серьезности проступков Лернера:
— Я не могу определить степень их серьезности. В свое время московские коллеги обратились к нам с просьбой о помощи в борьбе с организованной преступностью, но не подкрепили просьбу никакими (выделено мной. — А. М.) конкретными материалами.
На «хвосте» у Лернера израильская полиция сидела почти два года. Спецслужбы следили буквально за каждым его шагом, фиксировали все его контакты, прослушивали телефоны дома и в офисе. Был составлен план, согласно которому сбор компромата на Лернера должен был закончиться к осени 1997 года. Однако и у нашего героя были в спецслужбах неплохие связи и информаторы: он понял, что на него объявлена охота, и решил действовать на опережение.
В начале весны того же года полицейские заметили, что он начал проявлять подозрительную активность. Стал сворачивать свои дела, распродавать имущество, включая личные автомобили, осуществлять переводы капиталов на счета в Старом и Новом Свете. Полицейские поняли: промедление смерти подобно — еще немножко, и он сбежит из Израиля, как в свое время сбежал из России.
Лернера — Цви Бен-Ари — и пятерых его помощников задержали 12 мая в тель-авивском аэропорту имени Бен-Гуриона. Арестовали буквально на трапе самолета, чартерным рейсом следовавшего в США. В кармане нашего героя было 50 тысяч наличных долларов.
Одновременно полиция провела обыски на девяти виллах, принадлежащих Лернеру. Был наложен арест на все имущество предпринимателя, включая несколько «Мерседесов» последних моделей, богатую коллекцию драгоценностей, более полумиллиона долларов наличными. Кроме того, при обысках были обнаружены два фальшивых паспорта и винтовка с оптическим прицелом (интересно, в кого наш герой собирался прицеливаться?).
Лернер сразу же заявил, что будет отвечать на вопросы следователей только при условии, что освободят пятерых его сотрудников, арестованных вместе с ним. В какой-то момент наблюдателям показалось, что полицейские пошли у него на поводу. Один за другим на свободу вышли все пятеро. Последними тюремную камеру покинули две женщины — Илона Рубинштейн (более знакомая нашим читателям как Ольга Жлобинская) и Наталья Лозинская, бывший главбух Мосторгбанка, ставшая впоследствии основным свидетелем обвинения. Женщины вышли под невиданные в России залоги: обе внесли в качестве залога принадлежащие им дома, «Мерседесы», по 30 тысяч долларов наличными, а кроме этого, представили по две гарантии от людей, обязавшихся выплатить за них еще по 50 тысяч долларов.
Однако великий комбинатор свое обещание не выполнил — и давать показания по-прежнему отказывался. Более того, он заявил, что объявляет голодовку в знак протеста против условий его содержания в тюрьме. Позже в одном из интервью он заметил, что московская тюрьма по сравнению с израильской — это отель «Хилтон». Тамошние журналисты были удивлены: они-то полагали, что вполне комфортабельные — насколько это возможно для такого рода заведений — камеры в Израиле не идут ни в какое сравнение с российскими средневековыми, завшивленными «хатами» с парашей в углу. Но, возможно, Лернер и не лукавил. Наверняка во время своей последней отсидки в Москве наш герой, как и подобает авторитету, прохлаждался в светлой палате тюремной санчасти — с телевизором, сотовым телефоном, кондиционером, дорогими сигаретами и прочими атрибутами «блатного» арестанта. Поскольку в Израиле таких условий ему никто не обеспечил, он не нашел ничего лучшего, как объявить голодовку. Но, кажется, свою угрозу он так и не реализовал.
Израильские власти, впрочем, опасались другого: влиятельные сторонники арестанта № 1 вполне могли организовать его побег. К тому же сыщикам удалось перехватить отправленную на волю записку Лернера, где также содержался намек на возможность проведения такого рода операции. От греха подальше в декабре 1997 года Лернера перевели в новую, более укрепленную тюрьму. Более того, специально для известного арестанта началось строительство новой, ультрасовременной камеры, которая — как немедленно сообщила пресса — обошлась израильским налогоплательщикам в 700 тысяч шекелей (примерно 250 тысяч долларов). Любопытно, что великий комбинатор мог из окна наблюдать идущее ударными темпами строительство своей очередной темницы.
О том, что Лернер считался узником № 1, а процесс над ним — процессом века, можно было судить и по тому, что газеты сообщали обо всех изменениях в его деле буквально каждую неделю. И по тому, что в следственную «группу Лернера» вошло аж 120 специалистов разных профилей, включая экономистов и бухгалтеров. Расследуя разветвленные махинации нашего героя, они постоянно вылетали в загранкомандировки — в частности, в Швейцарию и на Кипр, в Люксембург и в Россию. Да и визит в нашу страну главного израильского правоохранителя Авигдора Кахалани тоже не в последнюю очередь был связан с «делом Лернера».
Следователи составили подробную карту деятельности президента ПРИФКа, отметив на ней географические точки, до которых дотянулись связи его компании, расположенной в Ашелоне. Нити лернеровских афер протянулись в Панаму, на Кипр, на Виргинские острова, в Люксембург и на остров Маврикий. То есть в самые популярные среди аферистов всех стран оффшорные зоны — туда, где можно без проблем и под любым именем зарегистрировать фирмы под самые сумасшедшие уставные цели (или вообще без всяких уставных целей) и где нет серьезного законодательства по борьбе с отмыванием «грязных» денег.
— Следствие по делу Лернера очень запутанное, — рассказывал начальник отдела полиции по расследованию особо тяжких преступлений Моше Мизрахи. — Полицейские изучили десятки тысяч документов, и им удалось расшифровать сложнейшую технику, целую систему, по которой действовал подозреваемый.
Основным приемом, которым пользовался «великий комбинатор», было использование в большинстве операций подставных фирм-однодневок и подставных менеджеров. В офисе Лернера был обнаружен не один десяток поддельных печатей несуществующих израильских и зарубежных компаний. Кстати, и значительная часть недвижимости, которую приобрел наш герой, была оформлена на подставных лиц. В частности, на чужие имена были записаны почти все виллы, которыми владел Лернер в Ашкелоне.
Очень скоро дело Лернера приобрело и явно политическую окраску. Выяснилось, что «великий комбинатор» очень активно играл в политику. Он даже планировал, войдя в одну из партий, стать депутатом кнессета — чтобы отстаивать интересы русскоязычной общины, — но потом соратники его от этих амбициозных планов отговорили.
Но Лернер продолжал активно обрастать политическими связями. Для начала он вступил в «Ликуд» — одну из двух ведущих партий Израиля. Затем установил контакты с весьма влиятельной Партией репатриантов из СНГ. Во время избирательной кампании он предложил свои услуги второй ведущей партии Израиля — «Авода» (Партия труда). Одновременно он активно заигрывал с партией «Третий путь».
В заигрывании с партийными боссами ничего криминального нет. А вот подкуп политиков — это по израильским законам довольно серьезное преступление. И случаи подкупа — точнее, его попыток — были зафиксированы. В ордере на арест соратника нашего героя Зеева Орбаха (он отвечал за связи с общественностью) говорилось, что тот «получил от Цви Бен-Ари (израильское имя Лернера. — А. М.) сотни тысяч шекелей за посредничество в противозаконных сделках и установлении хороших отношений между Цви Бен-Ари и политическими деятелями».
Один из самых скандальных эпизодов был связан с Именем Натана Щаранского — известного в советские годы диссидента, который, как и Лернер, энное количество времени провел в местах не столь отдаленных. В Израиле он возглавил политическое объединение выходцев из России и после удачного выступления на выборах получил пост министра промышленности и торговли.
Речь шла о 5 миллионах долларов, которые Лернер якобы собирался пожертвовать в пользу партии Щаранского «Исраэль ба-Алия». По одной из версий, в 1996 году к президенту ПРИФКа обратился помощник Щаранского некий г-н Воронель. Правда, формально он просил деньги не для своего шефа, а для ученых — эмигрантов из бывшего СССР, входивших в партию Щаранского. Согласно этой версии, Лернер в принципе не отказал, но обусловил выделение денег ответной услугой министра промышленности и торговли. Щаранский, по замыслу комбинатора, должен был помочь ему в открытии русско-израильского банка — разрешения на который никак не давали местные финансовые власти. Однако Щаранский от этой сделки отказался.
Впрочем, адвокат Йорам Шефтель эту версию опровергал весьма любопытным образом: «Зачем Лернеру было давать взятку через какого-то помощника Щаранского, если они были в таких отношениях, что Лернер в любое время мог с ним встретиться?»
Действительно, по ходу дела выяснялось, что одиозный бизнесмен был вхож практически в любые кабинеты. Остается только удивляться, как ему удалось обрасти такими связями всего за три года своего пребывания на земле обетованной.
Еще один эпизод связан с попыткой Лернера оказать услугу Партии труда («Авода»). Он предлагал профинансировать ее предвыборную кампанию — но не напрямую, а через организацию ее рекламы по российскому телевидению. По одной из версий, партийные боссы сперва склонялись к тому, чтобы принять от Лернера такое пожертвование, но, когда руководитель партии г-н Кахалани узнал, что бизнесмен разъезжает на «Мерседесе» в сопровождении многочисленных телохранителей, он от этого варианта отказался. Сказав при этом, что от Лернера идет «дурной запах».
Впрочем, в печать просочились сведения, что кое-каких политиков Лернер все-таки рекламировал при посредстве Останкино. Однако доказать эти эпизоды следователи, видимо, не смогли.
Так или иначе, усилия нашего героя по созданию определенного общественного мнения не прошли даром. Вскоре после его ареста русскоязычная пресса обрушилась на израильские правоохранительные органы с требованием прекратить травлю «русских». Несколько партийных функционеров обратились с посланием к депутатам кнессета с требованием немедленно разобраться в ситуации. В Ашкелоне и Иерусалиме (по месту «прописки» и по месту судебного процесса) неоднократно проходили весьма внушительные демонстрации в защиту «честного бизнесмена и мецената». Демонстранты подробно рассказывали тележурналистам о многозначительных благотворительных проектах и всевозможных акциях Григория Львовича в поддержку обездоленного русскоязычного населения.
Одну из таких демонстраций устроил русский комитет по борьбе за права человека. На митинге присутствовало — что характерно — несколько членов кнессета от уже упомянутых партий «Авода» и «Исраэль ба-Алия» (партия Щаранского). Парламентарий от «Исраэль ба-Алия» Юрий Штерн заявил, что дело Лернера является ярким примером того, как полиция ущемляет права выходцев из СССР и России и преследует их. Он сообщил также, что большинство депутатов от этой партии вызывались в полицию для дачи показаний. Естественно, это было расценено как явно политическое давление. Адвокат Лернера Йорам Шефтель пошел еще дальше: «Это политический процесс, который должен показать, что русскоязычное население Израиля — это мафия».
И все-таки Лернер признал то, что пытался подкупить израильских политиков. Признал он и еще две дюжины других преступлений — от финансовых махинаций до использования подложных документов. Это была выдающаяся победа израильского правосудия. Те невероятные усилия — от строительства специальной тюремной камеры до подключения к оперативно-следственным мероприятиям ста двадцати специалистов и более сотни свидетелей, — усилия, которые затратили тамошние борцы с оргпреступностью на борьбу с одним мошенником, — в конечном счете оправдались.
Успех был обеспечен не только ударным трудом агентов и сыщиков, но и современной правовой системой. А именно двумя крайне важными в такого рода делах правовыми институтами: государственной защитой свидетелей и сделкой с правосудием. Победу сыщикам обеспечило согласие одной из главных соратниц Лернера — Натальи Лозинской — давать против него показания. То, что она ни при каких обстоятельствах не стала бы делать в России, Лозинская согласилась сделать в Израиле, где ей была обеспечена надежная защита со стороны государства и необходимая в таких ситуациях материальная поддержка.
То, на что в Москве Лернер пошел бы только при одном условии — если бы его жестоко и ежедневно избивали, — в Иерусалиме он согласился сделать без всякого давления. Речь идет о пресловутой сделке с правосудием — которая предусмотрена в большинстве цивилизованных стран и которую наше средневековое законодательство упорно отвергает. Подсудимый соглашается признать несколько пунктов обвинения, а взамен следственные органы обязуются снять с него остальные обвинения и соответственно скостить срок.
Именно на такую сделку пошел и Цви Бен-Ари, он же Григорий Лернер. Договор между прокуратурой и адвокатами был заключен в конце марта 1998 года. Подсудимый согласился с 13 пунктами обвинения: с тем, что он совершил мошенничества и хищения на общую сумму 37,5 миллиона долларов (первоначально ему инкриминировались махинации на 100 миллионов долларов); с тем, что пытался получить поддержку для ПРИФКа у бывшего премьер-министра Шимона Переса и других политиков, предлагая им бесплатное эфирное время на русскоязычных телеканалах в период выборов; с тем, что он пытался подкупить нескольких политиков, в том числе министра промышленности и торговли Натана Щаранского.
— Судьба процесса была предрешена, — так прокомментировал поступок своего подопечного адвокат Порам Шефтель. — Это было видно по настрою представителей обвинения и суда. Цви Бен-Ари ни за что бы не оправдали.
Признав 13 пунктов обвинения, Григорий Лернер пошел на вторую отсидку. Одиозного бизнесмена приговорили к шести годам тюремного заключения и штрафу в 5 миллионов шекелей (1,4 миллиона долларов). Однако всего после оглашения судебного вердикта ему оставалось отсидеть два года семь месяцев: треть срока должны скостить, как человеку, имеющему первую (в Израиле) судимость, — при условии примерного поведения, а частично он уже отсидел. По мнению адвокатов, если бы Лернер не согласился на сделку с правосудием, он все равно бы был осужден, — но тогда ему светило бы 12 лет тюрьмы.
Иными словами, «великий комбинатор» выйдет из узилища примерно через полтора года после выхода этой книги.
Однако не исключено, что он снова предстанет перед судом — на сей раз по запросу российских правоохранителей, которые могут потребовать его выдачи на родину.
Дело в том, что под занавес израильского расследования к делу Лернера стали проявлять интерес и наши законники. Что было вполне логично: ведь махинатор признал свою вину в хищении денег именно из российских банков. И хотя сами банкиры не проявляли особого интереса к похищенным суммам (о причине их пассивности мы уже рассказывали), это не означает, что хищений в действительности не было. И что деньги не надо возвращать. Следователь Генеральной прокуратуры Руслан Тамаев (тот самый, что расследовал и знаменитую алмазную аферу с фирмой «Голден АДА»), проведя по просьбе израильских коллег собственную проверку и опросив московских свидетелей, пришел к выводу, что во взаимоотношениях между нашими банкирами и израильским бизнесменом явно содержится состав преступления.
И в декабре 1997 года Генпрокуратура возбудила против президента ПРИФКа еще одно (в России — уже третье) уголовное дело. Ему инкриминировали хищение из столичных банков более 200 миллионов долларов. Речь идет в общей сложности о пяти банках: Промстройбанке, Мосстройбанке, Межрегионбанке, Мострансбанке и Нефтяном банке. Суть афер сводилась к тому, что с помощью нескольких коммерческих структур — «Конкорда», «Юстин Лев», Пиком-банка, Мосторгбанка — Лернер выманивал у наших финансовых учреждений деньги в виде заведомо невозвратных кредитов.
Правда, представители некоторых банков даже после возбуждения уголовного дела продолжали утверждать, что Лернер им ничего не должен. Так, глава Промстройбанка Яков Дубенецкий заявлял, что израильский бизнесмен вернул все долги ценными бумагами. Однако прокуроры к таким заявлениям отнеслись скептически: по их мнению, на самом деле эти бумаги ничего не стоят.
В итоге дело передали в главный следственный институт страны — Следственный комитет при МВД России. С тех пор прошел год — но ничего конкретного об успехах отечественного расследования лернеровских афер мы так и не услышали.
Как рассказали мне в СК МВД, главной головной болью для российских следователей стала процедура получения материалов из израильского дела Лернера, необходимых для возмещения ущерба нашим потерпевшим. Возникла парадоксальная ситуация. Суд Иерусалима признал Григория Лернера виновным в хищении нескольких десятков миллионов долларов из российских банков. Однако о возврате денег в Россию речь даже не заходила. Когда наши следователи, которые оказали существенную помощь в деле изобличения Лернера, обратились к израильским коллегам за ответными услугами — ведь надо в конце концов выяснить, где находятся миллионы, похищенные из российских банков, — израильтяне ответили не то чтобы отказом, но гробовым молчанием.
В конце концов, кое-какие материалы начали передавать, — но очень медленно и со многими оговорками.
Еще одна проблема, которую в течение длительного времени не могли решить наши следователи, — это допросить проживающих в Израиле бывших компаньонов Лернера или хотя бы получить протоколы тех допросов, которые проводили израильтяне. Оказалось, что и здесь масса препятствий и подводных камней. Так, главный свидетель обвинения Наталья Лозинская давала показания в обмен на гарантию, что ее сведения не будут преданы огласке. Будем надеяться, что новое «дело Лернера» в Москве не закончится так, как предыдущее, — амнистией и полным забвением.