Банка с червями

Глава 7

Как только мы расправились с роскошным завтраком, Карл уехал. Я поудобнее устроился под деревьями, откуда были видны дом и въездные ворота. Из головы у меня не выходил Хэмел. Теперь его книга закончена, а по словам Палмера, когда она будет издана, Хэмел должен получить одиннадцать миллионов, а то и больше. Так что, когда я заброшу свою наживку, у него не будет причин жаловаться на безденежье. И я стал обдумывать, когда эту наживку лучше бросать. Нэнси слегла. Наверно, сейчас не время подступаться к Хэмелу, наверно, лучше подождать. В глубине души я понимал, что обманываю себя. Не потому я склонялся подождать, что у Хэмела нездорова жена, а потому, что мне не улыбалось на него давить. Хэмел не из тех, на кого давят. Он крепкий орешек. Вполне может послать меня к черту или, что еще хуже, вызвать полицию, а то и вообще выкинуть что-нибудь непредсказуемое. У меня было тревожное предчувствие, что он не клюнет на шантаж.

Потом мои мысли переключились на Берту, и я поморщился. Напрасно я ей все рассказал. Теперь, почуяв запах миллиона долларов, она будет грызть меня, пока я не закину крючок.

А затем я погрузился в свою любимую мечту, яркую, как цветное кино, – мечту о том, что будет, когда я стану обладателем миллиона. Я поклялся себе, что на этот раз, когда заполучу деньги, не стану тратить их как безумный, а буду, словно скряга, трястись над каждым долларом. Куплю акции, чтобы обеспечить себе старость, и буду жить на дивиденды. Но хоть я и давал эти клятвы, я прекрасно знал, что миллион растает так же быстро, как растаяли те пятьдесят тысяч, которые я получил от Диаса. Деньги у меня в руках не задерживаются.

Когда все эти рассуждения мне надоели, я решил прогуляться по большому саду. Цветы, лужайки, кусты – все было в образцовом порядке, Садовник-китаец только что не подметал длинной бородой клумбу с бегониями. Он искоса равнодушно взглянул на меня и снова склонил бороду над клумбой.

Большой плавательный бассейн выглядел соблазнительно, хотя он был заброшен и забыт. “Интересно, пользуется ли им когда-нибудь Хершенхаймер? – подумал я. – Вряд ли. Наверно, он боится, как бы из кустов не выскочил кто-то, задумавший его утопить”.

Я увидел, что из дома по дорожке ко мне движется дворецкий Хершенхаймера – Джервис. Джервис словно сошел со страниц “Унесенных ветром”. Никогда не встречал негра с таким чувством собственного достоинства. Он был высокий, очень худой, с курчавыми седыми волосами, большими черными глазами и низко нависшими седыми бровями. Наверняка он порадовал бы сердце Скарлетт О'Хара и всей ее семьи. В прошлый раз, когда я здесь работал, я с ним хорошо познакомился и узнал, что он до самозабвения обожает рассказы о преступлениях. Он мог часами сидеть и слушать мою болтовню, веря любым небылицам, которые я плел, причем сам я в этих сказках, разумеется, был главным героем и отличался безграничной смелостью. В благодарность за эти россказни он кормил меня от пуза, а иногда мне даже доставалась коробка сигар, которую он заимствовал у своего хозяина.

При виде меня морщинистое лицо Джервиса расплылось в широкой улыбке.

– Какая радость, мистер Андерсен, – сказал он, пожимая мне руку. – Я попросил, чтобы прислали именно вас, но мисс Кэрри не была уверена, что вы вернетесь из отпуска. Хорошо провели время?

Пока мы возвращались в коттедж, я рассказал ему про яхту и про Берту. Про Берту он уже слышал от меня в прошлый раз. Я наплел ему, что Берта работает в ЦРУ, и потому все, что я говорил о ней, он слушал с горящими глазами.

Я переключался на Берту, когда моя фантазия истощалась, и я уже ничего не мог поведать о себе. Берте же, если судить по моим словам, даже Мата Хари в подметки не годилась.

Мы уселись в тени возле коттеджа, и Джервис стал расспрашивать меня о моих делах. Только что прочитав триллер Хедли Чейза, я рассказал ему сюжет, героем которого, естественно, являлся сам. Когда через час я закончил повествование, Джервис неохотно поднялся на ноги.

– У вас очень интересная жизнь, мистер Андерсен, – сказал он. – Но мне пора подавать мистеру Хершенхаймеру чай. А я, между прочим, пригласил пообедать со мной в семь мистера Вашингтона Смита. Может, и вы составите нам компанию? Мистер Смит – дворецкий мистера Хэмела. Он заходит ко мне в свободное время. Приятный человек, и репутация у него прекрасная.

– Конечно, – ответил я. – Буду рад.

– Я распоряжусь, чтобы стол накрыли в коттедже. Тогда вам будет удобнее следить, чтобы на нашу территорию никто не вторгся. – И он басовито рассмеялся, желая показать мне, что шутит.

Когда он вернулся в дом, я подошел к большому дереву, которое росло возле въездных ворот. Мне не составило труда взобраться на нижние ветки, а оттуда я стал подниматься все выше и выше, пока не смог заглянуть за высокий забор, окружавший резиденцию Хэмела.

Сидя на ветке и прислонившись спиной к стволу, я видел сад Хэмела и дом, выстроенный в стиле ранчо.

Перед домом на гудроновой дорожке стояли “феррари” и “форд”. Нигде не было признаков жизни. Я просидел на ветке часа два, но никто так и не появился. Похоже, дом был пуст.

Ровно в семь в коттедж вошли Джервис и дворецкий Хэмела.

– Мистер Вашингтон Смит, разрешите представить вам мистера Барта Андерсена, он следит за безопасностью нашей резиденции, пока мистер Джордан в отпуске, – пояснил он.

Мистер Смит улыбнулся и пожал мне руку.

– Мы ведь уже встречались, мистер Андерсен.

– Верно. Рад снова увидеться с вами. Молодой негр в белом костюме вкатил сервировочный столик и быстро накрыл на стол, а тем временем Джервис наливал всем мартини.

– Ну и ну! А я-то думал, хозяин не признает спиртного, – удивился я. Дервис улыбнулся:

– Есть хорошая старая пословица, мистер Андерсен: “Чего глаз не видит…

– О том сердце не печалится”, – докончил Смит, беря у Джервиса бокал.

Отведав вкуснейшие свиные отбивные в соусе чили, я начал обрабатывать Смита: сказал, что мне очень жаль миссис Хайби, я, мол, был на похоронах и видел, что миссис Хэмел даже упала в обморок. Как она?

Смит пожевал некоторое время, потом покачал головой:

– Поправляется. Миссис Хайби была ее лучшей подругой. Большое потрясение для нее, но она поправляется.

– А мистер Хэмел? – Мой голос зазвучал вкрадчиво. – Я считаю его выдающейся личностью. Он сказал, что собирается изобразить меня в своей книге.

Смит вздохнул:

– Мистер Хэмел меня беспокоит. Он так и не стал счастливым после своей женитьбы. Я с ним уже пятнадцать лет. Женившись на миссис Глории, он допустил ошибку…, она не была леди. Развод очень его расстроил. Когда он женился на миссис Нэнси, я обрадовался, думал, что все образуется. – Смит посмотрел на меня. – Более приятной леди мне встречать не доводилось. И я очень надеялся, что их брак окажется удачным. Но мистер Хэмел, по-моему, не чувствует себя счастливым. Не понимаю, в чем дело.

Я мог бы ему объяснить. В ушах у меня звучали слова Глории Корт: “Небось думаешь, что если автор пичкает вас сексом, так он и в по стели мастер? Ничуть не бывало! Женщине от него не больше проку, чем от вареной макаронины!"

– Что ж, книги дают ему деньги. Но нельзя же иметь все, – сказал я.

– Да, конечно. Завтра он едет в Голливуд, будет договариваться о фильме, – продолжал Смит. – А фильм принесет ему много денег. Мистер Хэмел – человек щедрый. Когда он продает книгу для кино, он всегда делает подарки мне и моей жене, она работает кухаркой.

– А другие слуги? – допытывался я. – Они тоже получают подарки?

– У нас нет других слуг. Мистер Хэмел, хоть и богатый человек, любит жить просто. Он редко принимает гостей, а когда зовет кого-нибудь, нанимает слуг и заказывает еду. Работать у него легко, мы с женой затруднений не испытываем. Ужин у нас обычно холодный. Вот почему я всегда рад воздать должное превосходному столу мистера Джервиса.

– Наверно, миссис Хэмел поедет с мужем в Голливуд? Чтобы отвлечься от своей утраты? Смит покачал головой:

– Нет, миссис Хэмел остается дома. Он уедет всего на три-четыре дня. Не думаю, что она уже в состоянии общаться со всей этой голливудской публикой. – Он нахмурился. – Это ведь люди своеобразные.

Джервис, без всякого интереса слушавший наш разговор, вдруг подал голос:

– Мистер Андерсен, расскажите нам про этих двух мальчиков-индейцев, которые погибли. Уверен, у вас есть какая-то версия.

– Да знаете, нет. Даже полиция ничего не понимает, – ответил я и представил себе, как разгорелись бы у них глаза, если бы я выложил им то, что знаю. – Но я могу рассказать вам об одном интересном дельце, которым наше агентство занималось в прошлом году. – И я принялся излагать очередную басню, которую они слушали затаив дыхание, пока Смит с огорчением не сказал, что ему пора и что жена забеспокоится, куда он подевался.

Джервис тоже вспомнил, что надо помочь дурачку-хозяину лечь спать. Так что я остался наедине со своими мыслями.

От Смита удалось узнать многое. Он подтвердил то, что сообщила мне Глория Корт. Хэмел – импотент. От Смита я узнал, что Хэмел уедет на три-четыря дня и оставит Нэнси одну. Отъезд Хэмела давал мне отсрочку. И Берту можно на время утихомирить.

Вечер прошел не зря. Я расслабился, а когда я расслабляюсь, то думаю только о деньгах. Я все еще мысленно тратил свой миллион, когда Карл приехал меня сменить.

– Держу пари, дел у тебя было по горло, – усмехнулся он.

– Обедом угостили отменным, – ответил я. – Ну и работа – одно удовольствие.

Я уже ложился в постель, когда зазвонил телефон. Не очень-то мне хотелось снимать трубку, но все-таки я ее снял.

– Барт! – Резкий голос Берты полоснул меня по барабанным перепонкам.

– Привет, дорогая! – сумел я отозваться радостно.

– Ну как дела?

– Какие? – переспросил я, хотя прекрасно знал, о чем она.

Послышался звук, перед которым померк бы паровозный свисток.

– Что происходит? Ты его видел?

– Успокойся… Он уехал…, в Голливуд. У меня все под контролем, крошка.

– Когда он вернется?

– Да не волнуйся ты так. Через три-четыре дня. Успокойся, милая. Этим занимаюсь я…, ты не забыла?

– Вот и занимайся получше. Я уже продала квартиру и всю мебель. Так что действуй, Барт! Как только он вернется, хватай его!

– Продала квартиру?… Какого черта? Что за чушь ты несешь?

– А кому охота жить в этой квартире, когда у нас будут миллионы? – возразила Берта – Мне дали хорошую цену, вот я и продала. Теперь дело за тобой.

Я подавил стон:

– Ладно, ладно. Через три-четыре дня все будет в порядке.

– Да уж смотри! – Она повесила трубку.

За несколько минут до полуночи я вернулся в Парадиз-Ларго, чтобы заступить на ночное дежурство. И остановился поболтать с Майком О'Флаэрти, который как раз покидал свой пост.

Мы поговорили о том о сем, а потом я перевел разговор на Хэмелов.

– Что слышно про миссис Хэмел? – спросил я, протягивая Майку сигарету.

– Сегодня опять приезжал этот докторишка. Мистер Хэмел уехал рано утром. Я слышал, он отправился в Голливуд. Что-то насчет фильма.

Это я и хотел узнать. Значит, сейчас Хэмел находится по дороге в Голливуд.

Карл ждал меня, ему хотелось поскорее уйти. Джервис оставил мне бутерброды на случай, если ночью я начну корчиться в голодных судорогах.

– У меня в ящике бутылка виски. Угощайся, – предложил Карл.

Когда он ушел, я съел бутерброды, сделал пару глотков виски, потом пошел к дереву возле ворот. Взобрался на него и стал наблюдать за тонувшим в темноте домом Хэмелов. Прождал больше часа, но ничего не произошло, так что я вернулся в коттедж, лег на диван и заснул. Около шести утра с трудом заставил себя продрать глаза, побрился, принял душ и обошел сад, стараясь казаться бдительным и энергичным охранником. В восемь утра появился Джервис и принес кофе, оладьи с кленовым сиропом, жареные сосиски и омлет.

Пока я ел, он говорил не умолкая. Сказал, что, раз завтра я приду на дежурство в полдень, он снова устроит обед для меня и Вашингтона Смита. Я ответил, что буду счастлив.

В полдень меня сменил Карл. Я поплавал, вернулся к себе и проспал до вечера. У меня не хватило бы духа беседовать с Бертой, и я спустился в бар выпить, а потом, почувствовав голод, пошел, туда, где оставил свою машину. Садясь за руль, я вдруг увидел приближающуюся Глорию Корт:

– Привет!

Она остановилась, посмотрела на меня, улыбнулась и подошла к “мазеру”.

– Привет! Откуда ты взялся? – Она прислонилась к машине. Под тонкой тканью платья колыхались груди.

– Да вот, намерен покормить себя, – ответил я – Не составишь ли мне компанию? Терпеть не могу обедать в одиночестве.

Она быстро обошла машину и открыла дверцу.

– Куда едем?

– Любишь дары моря?

– Предпочитаю мясо. Здесь недалеко есть один ресторанчик. Называется “Бык живьем”. Знаешь?

Совсем как Берта. Цены в этом ресторанчике сразили бы и нефтяного шейха.

– Нет, туда не поедем, – сказал я твердо. – Я знаю другое местечко, где можно получить такой бифштекс, что он у тебя на тарелке будет мычать.

Глория рассмеялась:

– Ладно, я просто удочку закинула. – Она уселась рядом со мной, и ее рука оказалась у меня на колене. – Хорошая машина.

Я мягко убрал руку:

– Не сейчас, детка, ладно? Как-нибудь в другой раз.

Я привез ее в ресторан, расположенный в стороне от Парадиз-авеню. Трубы там гремели так, что барабанные перепонки лопались, народу было полно, а на официантах красовались костюмы матадоров.

Когда мы сели за столик и заказали бифштексы, Глория откинулась на спинку и нацелила на меня свои груди.

– Где ты пропадал, красавчик? – осведомилась она. – Я не видела тебя с тех пор, как тебя занесло в “Аламеду”.

– Да так, болтался кое-где, а ты что поделываешь? Все еще выступаешь там?

– Только по субботам. А ты чем занимаешься?

– Я? Гоняюсь за преступниками и иногда догоняю. Как Диас?

Глория бросила на меня долгий испытующий взгляд:

– Как ты сказал тебя зовут?

– Барт Андерсен. Она кивнула:

– Держись от Диаса подальше, Барт.

– Мне это уже говорили.

– А теперь я тебе говорю. Держись от него подальше.

Принесли бифштексы, и мы принялись за еду.

– Если этот Диас мерзавец, да еще и опасный, зачем такой симпатяге, как ты, с ним водиться?

– Да с чего ты взял, черт побери, что я такая уж симпатяга? – Она громко фыркнула. – Но ты прав, с кем бы я ни связалась, рано или поздно я начинаю спрашивать себя, зачем он мне сдался, и никогда не нахожу ответа. Вся беда в том, что я влюбчивая и влюбляюсь без памяти. Встретила этого слюнтяя Хэмела и влюбилась! Потом из-за подонка Диаса голову потеряла. Да если я начну перечислять, в каких только мерзавцев не влюблялась, ночи не хватит!

– Ты, я вижу, отчаянная! Ну а как бифштекс?

– Потрясный. – И она принялась за еду.

Я не мешал ей. Расправившись с бифштексом, Глория заявила, что хочет пломбир и побольше бананов и вишен к нему. Я заказал и, пока она все это смаковала, пил кофе. Когда с пломбиром было покончено, она удовлетворенно кивнула, отодвинула стул и встала.

– Пошли! – сказала она. – Сейчас задам тебе работенку! Такого с тобой еще не было, запишешь в дневнике!

– Я не веду дневников, – сказал я, расплачиваясь за обед.

– Ничего, заведешь. Обязательно, братец, заведешь. – Глория за руку потащила меня из ресторана.

Разбудил меня телефонный звонок. Я с трудом разлепил глаза и покосился на часы возле кровати. Пять минут одиннадцатого. Звонок словно бил меня по голове. Рядом раздался стон, потом грубое ругательство, и Глория, голая, приподнялась с постели.

– Не бери трубку! – прохрипел я. – Ничего срочного.

Я знал, что это Берта меня разыскивает. Приведя Глорию к себе, я сильно рисковал. Но она так умело соблазняла меня своими прелестями, что я не мог сопротивляться.

У меня в постели перебывало немало красоток, но Глория затмила их всех, это было что-то особенное. Равных ей я не встречал.

Я предупреждал Берту, что у меня снова нет ни одной свободной минуты и что в ближайшие несколько дней она обо мне не услышит, но Берта упивалась мечтами о моем миллионе, и отделаться от нее было трудно.

Прозвенев еще несколько раз, телефон обиженно смолк.

– Привет! – улыбнулась мне Глория. Она казалась на зависть оживленной. – Ну и ночка была! Правда, милый?

Чувствуя себя совершенно измочаленным, я едва сумел кивнуть.

– Хочешь кофе? Сейчас приготовлю. – Глория соскочила с постели и голая побежала на кухню. Я смотрел ей вслед с плотоядным восхищением.

Через некоторое время она принесла кофе – крепкий, возвращающий к жизни. Мы выпили по чашке, и я почувствовал, что руки-ноги снова начинают меня слушаться. Потом мы выпили еще по чашке, на этот раз сдобрив кофе бренди, и голова моя тоже наконец пришла в порядок. Глядя на Глорию, сидевшую рядом, я сообразил, что она может оказаться полезной, самое время выудить у нее кое-какие сведения.

– – Детка, – начал я, – расскажи мне про Диаса. Почему ты в нем разочаровалась?

– Не нравится мне, что у него в “Аламеде” творится.

– А что творится?

– Я вижу, что Альфонсо хуже гремучей змеи, куда опаснее. Я его боюсь.

– Понятно. Но что там в “Аламеде” происходит?

– Стоит человеку поднять голос, и он немедленно погибает.

– Как старый Пит.

– И те двое мальчишек. Вот я и помалкиваю, не хочу, чтобы и со мной такое случилось.

– Еще бы! Кто хочет? Значит, в “Аламеде” что-то творится?

– Диас кого-то там прячет. Отдал им верхний этаж.

– Кого же?

– Не знаю и знать не хочу. – Она поставила чашку. – Барт, я должна уехать. Этот город надоел мне до рвоты. Пора отсюда убираться. Хочу поехать во Фриско. Там есть один парень, он занимается стриптизом и зовет меня в пару. Правда, за это он хочет получить от меня деньги.

– Деньги всем нужны, детка. Смотри снова не потеряй голову.

– Он другой. Ты не ссудишь мне десять тысяч долларов, Барт?

Я уставился на нее, открыв рот:

– Что-то я стал плохо слышать. Мне вдруг почудилось, что ты сказала десять тысяч? Глория кивнула:

– Вот именно.

– Десять тысяч! Да ты что, детка? С ума сошла? У меня и двух-то не наберется!

– Не ври! – У Глории сделалось злобное лицо. – Я же знаю, что Альфонсо заткнул тебе рот – дал пятьдесят тысяч. Я слушала под дверью. Выкладывай десять, а не то…

Вдруг я осознал, что сижу голый. Благодушная размягченность после любовных игр вмиг исчезла. Я встал с постели и пошел в ванную. Побрился и принял душ, стараясь протянуть время, а сам лихорадочно обдумывал положение. Если у женщины делается такое лицо и она говорит “а не то…”, к ее словам следует отнестись внимательно.

Когда я вернулся в спальню, Глория уже оделась. Она стояла, глядя в окно, спиной ко мне, и дымок от сигареты спиралью поднимался над ее рыжей головой.

Я оделся, потом полез в шкаф за револьвером. Кобура висела на вешалке, но револьвер исчез.

"Да, Барт, дорогой, ты и впрямь должен быть с ней крайне осторожен”, – подумал я.

Глория повернулась и подняла правую руку. На меня смотрел мой револьвер.

– Ты это ищешь, Барт? – Голос у нее был хриплый, а глаза холодны как лед.

– Да никак ты собралась застрелить меня, детка?

– Я прострелю тебе ногу, если ты не дашь мне денег, – ответила Глория, и вид у нее был такой злобный, что я поверил – она вполне на это способна.

Я осторожно отошел и сел на стул.

– Ты выжал из Альфонсо пятьдесят тысяч, – продолжала она, – а теперь я намерена выжать десять тысяч из тебя.

Я глубоко вздохнул:

– Крошка, я бы отдал их тебе, если бы они у меня были. Но я все потратил.

– Не мели чепуху. Никто не может потратить такую сумму за пять недель.

– Ты права. Никто, кроме меня. У меня настоящий талант тратить деньги. И еще у меня талант находить себе расточительных девчонок. Все мои пятьдесят тысяч мы прокутили за четыре недели, катаясь на яхте. Откуда у меня такой загар, как ты думаешь? Считаешь, я работал в шахте?

Глория не сводила с меня глаз, и я увидел, что лицо у нее вытягивается.

– Тогда давай отступное. – Она опустила револьвер. – Не мог ты потратить все деньги! – В ее голосе послышалась жалобная нота.

Я вздохнул с некоторым облегчением. Пожалуй, непосредственная опасность миновала.

– Мог. И могу это доказать. Пошли ко мне в банк, и тебе там скажут.

– Да заткнись ты! – Она швырнула револьвер на постель и повернулась ко мне спиной.

Я поднялся со стула, подобрал револьвер и сунул его в карман.

Глория обернулась:

– Что мне делать? Фредди не примет меня, если я не войду к нему в долю. Барт, а ты не мог бы достать денег?

– Успокойся, крошка. Давай подумаем, что можно предпринять. Пошевели-ка мозгами. Ты задавала мне вопрос: почему Диас, даже глазом не моргнув, расстался с пятьюдесятью тысячами?

Глория села и посмотрела на меня:

– И почему же?

– Потому, что я разворошил такую банку с червями, что он готов был заплатить мне сколько угодно, лишь бы я молчал.

– Что еще за банка?

– Это как раз та история, о которой ты знать не хочешь. Речь идет о том парне, которого прячет Диас.

– Того, что с женой?

– Разве там еще и женщина?

– Да, с ним женщина. Я слышала, как они разговаривали.

Я вспомнил две кровати в палатке на пиратском острове и женские вещицы, которые я там видел. Я-то считал, что ими пользовалась Нэнси, когда навещала Поффери.

– Ты уверена, что с ним женщина?

– Уверена. А кто он? И в чем вообще дело?

– Подожди. Тебе нужно десять тысяч, чтобы уехать во Фриско. Так?

– Ты что, глухой? – Она стукнула кулаком по колену. – Я же сказала тебе.

– Ты могла бы их заработать.

Она поерзала на стуле, не сводя с меня глаз:

– Шутишь?

– Ты можешь их заработать.

– Как?

– Я хочу знать, что происходит в “Аламеде”. Мне нужно все знать про мужчину и женщину, которых Диас там прячет. Я хочу, чтобы ты все про них разузнала и сообщила мне.

Глория откинулась на спинку стула.

– Воображаешь, что я чокнутая? – Голос у нее сделался пронзительным. – Я не хочу, чтобы со мной расправились, как с Питом и теми, мальчишками. Нет уж!

– Успокойся. Тебе ничего не надо делать. Просто установи в кабинете Диаса жучок и слушай, о чем там говорят. У меня есть такая штучка: как только начинается разговор, она запускает записывающее устройство. От тебя требуется только пристроить этот жучок. Ничего сложного, детка. Я тебе все дам. Когда пленка закончится, ты ее заменишь. А через неделю в обмен на эту пленку я выдам тебе десять тысяч отличных зелененьких долларов. Ну как?

Я понимал, что увлекся. Если Хэмел не подоспеет со своим миллионом, мне неоткуда взять десять тысяч, но Глория об этом не должна знать. Если на пленке окажутся доказательства того, что Диас убил Пита и двух мальчиков, я смогу выжать этого негодяя досуха.

– А откуда ты возьмешь десять тысяч? – спросила Глория. – Ты ведь только что божился, будто у тебя денег нет.

Я уверенно улыбнулся.

– Сейчас нет, крошка, а через неделю будут. На часть денег, которые я получил от Диаса, я вместе со своим другом купил акции, – соврал я. – Мне это обошлось в пять тысяч, а получить я должен пятнадцать. Десять – тебе, пять – мне.

Я уже понял, что Глорию всю жизнь завлекали парни, которые плели ей всякие небылицы. Если бы я заикнулся о чем-то подобном Берте, она разбила бы об мою голову пивную бутылку. Но Берта – это совсем другое дело.

Я наблюдал за тем, как Глория обдумывает мои слова. Мне казалось, я даже слышу, как шевелятся ее мозговые извилины. В ее жалком умишке вспыхивал красный огонек и предостерегал, чтобы она мне не доверяла, но мысль, что она получит десять тысяч долларов, преображала этот огонек в зеленый.

– А вдруг ты не дашь мне деньги? Почему я должна тебе верить? – спросила она.

– Клянусь могилой отца.

Она с подозрением смотрела на меня:

– Откуда я знаю, умер твой отец или нет?

– Господи! Ну позвони на небо, тебе сразу скажут.

Глория еще подумала, но жадность взяла верх над осторожностью.

– Ладно. Сделаю, но если ты не отдашь мне деньги, я отчекрыжу у тебя самое дорогое.

Вопреки ожиданиям Вашингтон Смит пожаловал не к ужину, как его приглашал Джервис, а к ленчу. Оказалось, позвонил Хэмел и сообщил, что вечером вернется. По-видимому, директор киностудии заболел, и встречу перенесли на неделю. Смиту предстояло помочь Хэмелу распаковать чемодан.

– А как миссис Хэмел? – спросил я, когда Джервис подал цыпленка по-мерилендски.

– Рад сообщить, что ей гораздо лучше. Она уехала куда-то сразу после отъезда мистера Хэмела. По-моему, решила провести день на яхте. Солнце и море – есть ли лекарство лучше?

Когда мы кончали завтрак, послышалось урчание тяжелого двигателя, и Смит вскочил из-за стола.

– Должно быть, миссис Хэмел возвращается, – сказал он. – Узнаю звук ее автомобиля. Я лучше пойду.

– Ну что вы, мистер Смит, – стал уговаривать его Джервис. – Я уверен, миссис Хэмел даже и не ждет, что вы будете на своем месте во время ленча. А у меня такой прекрасный сыр, я хочу, чтобы вы попробовали.

Смит заколебался, но потом все же сел за стол.

– Да, вы правы. Я поставил миссис Хэмел в известность, что завтракаю у вас. Сыр, говорите? Какая роскошь!

Я отодвинул стул.

– Пойду, пожалуй, вывешу флаг, – пошутил я. – Сейчас вернусь. – И подмигнув Джервису, пошел по дорожке к воротам.

Как только я убедился, что из коттеджа меня не видно, я бросился бежать, взобрался на дерево и заглянул за забор.

Перед домом стоял “феррари”. Парадная дверь была открыта. Я ждал. Минут через пять из дома вышла Нэнси. На ней был синий свитер с высоким воротником, белые брюки, волосы прикрывал красный шарф, а лицо пряталось за большими темными очками. Она села в машину и поехала к воротам, которые автоматически открылись. Я смотрел прямо на крышу автомобиля, пока он, урча, не скрылся из виду.

Тогда я слез с дерева и вернулся в коттедж. Смит вопросительно глядел на меня, пока я усаживался за стол.

– Она опять уехала, – сообщил я. – Наверно, что-то забыла.

– Да. Леди вечно что-нибудь да забудут. Я оставил записку, что мистер Хэмел вернется к семи. Она должна была непременно ее увидеть.

– Попробуйте еще, – предложил Джервис, выкладывая огромную порцию из салфетки, в которую был завернут сыр.

Смит ушел после трех часов. Джервис удалился вздремнуть. Я сидел в тени и тоже подремывал.

После семи, пока Джервис занимался ужином, я снова залез на дерево. “Феррари” не было видно. Через несколько минут терпеливого ожидания к дому подъехало такси. Из него вышел Хэмел, расплатился с шофером, открыл ворота собственным ключом и пошел по подъездной аллее. Я заметил, что он захлопнул ворота, но они не закрылись.

Наблюдая, как Хэмел идет к дому, я думал, удивится ли он, что Нэнси не выходит его встречать? Интересно, где же она? Ее нет уже почти шесть часов.

Я спустился с дерева и вернулся в коттедж.

– Ах, вот и вы, мистер Андерсен. А я уж собрался вас покричать, – сказал Джервис. – Надеюсь, вам это понравится.

Я увидел серебряное блюдо, на котором возлежал великолепный лосось под соусом из сливок со всякими травами.

– Как раз на двоих хорошо потрудившихся парней, мистер Джервис, – заметил я, усаживаясь за стол.

– По-моему, к лососю идет шампанское. Я заморозил бутылку.

«Боже, – подумал я. – Вот это жизнь!»

Пока мы расправлялись с лососем, я взялся рассказывать очередную детективную басню собственного производства и примерно в начале десятого подвел сюжет к захватывающему концу. Мы прихлебывали кофе с коньяком “Наполеон”, и вдруг оба услышали резкий звук револьверного выстрела.

Я поставил чашку и вскочил на ноги. Стреляли по другую сторону дороги.

Оставив Джервиса с открытым ртом, я бегом бросился к воротам. Сомнений у меня не было: выстрел донесся из дома Хэмела. Перебежав через дорогу, я распахнул незапертые ворота и по подъездной аллее помчался к дому.

Когда я подбежал к дверям, они оказались открытыми, и на пороге возник Вашингтон Смит. Он весь дрожал, глаза чуть не вылезали из орбит, лицо было свинцово-бледное.

– Ах, мистер Андерсен…

– Успокойтесь, – сказал я, схватив его за руку.

– Мистер Хэмел…, он в кабинете, – пробормотал Смит, и у него подкосились ноги.

Я отодвинул его в сторону и вошел в просторный холл. На стуле сидела толстая негритянка, она рыдала, прижимая к лицу фартук. Пробежав через внутренний дворик, я подошел к кабинету Хэмела. Дверь была широко распахнута.

Я ощутил запах пороха. Остановившись на пороге, оглядел комнату, где не так давно Хэмел говорил со мной.

Передо мной был его огромный письменный стол. Хэмел сидел за столом, голова покоилась на спинке высокого стула, глаза смотрели прямо на меня, в них была пустота смерти. По лицу справа стекала струйка крови. Небольшое пулевое отверстие в виске было обожжено порохом.

Я долго смотрел на него, застыв на пороге, и у меня в голове билась только одна мысль: плакал мой миллион. Наконец, сбросив оцепенение, я вошел в кабинет и приблизился к столу. На полу рядом со стулом валялась “беретта” калибра 6,35. Я только взглянул на пистолет, но трогать его не стал. Кондиционер был включен. Окна закрыты. Я перевел глаза на стол. Перед Хэмелом стояла пишущая машинка “IBM” со вставленным в нее листом бумаги. На листке было что-то напечатано. Я нагнулся и прочитал:

"К чему жить дальше? Женщинам от меня никакого проку.

Я испортил два брака. Стоит ли продолжать?"

Отступив, я вгляделся в покойного.

– Бедняга! – проговорил я вполголоса. – Запутался в собственных картах…

– Мистер Андерсен…

Я обернулся.

В дверях, ломая руки, стоял Смит.

– Он мертв, – сказал я. – Ничего здесь не трогайте.

Я вышел из комнаты и закрыл дверь.

– Где миссис Хэмел?

– Мертв? Ох, мистер Андерсен! Он был так добр к нам!

– Возьмите себя в руки, – рявкнул я. – Где миссис Хэмел?

– Не знаю. Она не возвращалась. Тут меня осенило, что, если Нэнси увидит в своем доме того, кто лишил ее пятидесяти тысяч, да вдобавок узнает, что ее муж покончил с собой, мне это не сулит ничего хорошего, ведь никому не известно, что она сгоряча выкинет. Надо убираться как можно скорее.

– Мистер Смит, слушайте меня внимательно. Я приму меры. Не пускайте сюда миссис Хэмел. Не делайте ничего… Хорошо?

Он тупо кивнул.

Я быстро вышел из дома Хэмелов и побежал назад, в коттедж, где у дверей меня ждал Джервис. Его перепуганные черные глаза уставились на меня как два вопросительных знака.

Я быстро сообщил ему, что Хэмел покончил с собой. Потом вошел в коттедж, взялся за телефонную трубку и немного помедлил. Прежде всего нужно было вызвать Мэла Палмера, а уж потом полицейских.

Вокруг меня бродил Джервис.

– Телефонная книга есть? – спросил я. Он принес книгу местных телефонов. Я нашел домашний номер Мэла Палмера и, моля Бога, чтобы Палмер оказался дома, позвонил ему.

Мне пришлось долго уговаривать чем-то раздраженного дворецкого, но наконец трубку взял Палмер.

– В чем дело, мистер Андерсен? – спросил он недовольно. – У меня гости.

– Только что застрелился Рас Хэмел, – ответил я. – Он мертв. Миссис Хэмел нет дома. В машинке предсмертная записка, которая порадует журналистов. Предоставляю вам вызвать полицию.

– Я вам не верю, – пророкотал Палмер.

– Говорю вам, он застрелился. Приезжайте скорее. – Я повесил трубку.

Выйдя из коттеджа во влажную темноту, я услышал глухое урчание “феррари”. Вернулась Нэнси! Я бросился бегом по дорожке, взобрался на дерево и успел увидеть, как она вышла из машины и стала медленно подниматься по ступеням на крыльцо. Свет над входом горел, и я хорошо ее видел. Смит открыл дверь. Он отступил, и она скрылась в доме. Дверь закрылась.

Я бы много дал, чтобы увидеть, как поведет себя Нэнси, когда Смит объявит ей о случившемся. Любила ли она Хэмела или вышла за него, только чтобы улизнуть от итальянской полиции?

И тут меня потрясла вдруг пришедшая в голову мысль. Ведь из-за дурацкого самоубийства Хэмела Нэнси унаследует все его состояние, авторские права и все, что он получает от фильмов! Богатая будет вдовушка!

«А Поффери? – подумал я. – Если верить словам Лу Колдвэлла, Поффери приехал в Штаты, чтобы собрать деньги для своей террористической организации. Нэнси его жена. Значит, он сможет использовать наследство Хэмела для финансирования “Красных бригад”!»

Я слез с дерева и, погруженный в эти мысли, пошел в коттедж. Подходя к нему, я услышал, что внутри звонит телефон. Я вбежал и снял трубку.

– Мистер Андерсен, – узнал я голос Джервиса, – мистер Хершенхаймер слышал выстрел. Он очень нервничает. Я остаюсь возле него. Не могли ли бы вы понаблюдать за воротами? Я рассказал ему об этом злосчастном самоубийстве, но он не верит. Он убежден, что вокруг дома бродил убийца.

– Хорошо, – ответил я. – Заверьте его, что к дому никто и близко не подойдет.

– Спасибо, мистер Андерсен. Это его успокоит.

Я повесил трубку, потом, сообразив, что Мэлу Палмеру будет трудно проехать мимо охраны, позвонил Майку О'Флаэрти и объяснил ему ситуацию.

– Пришлось потревожить агента Хэмела, мистера Палмера, – предупредил я. – Он может приехать в любой момент. Пропусти его, Майкл. И полиция прибудет. Пусть проезжают.

– Пресвятая Дева! – воскликнул Майк. – Неужели этот несчастный покончил с собой?

– Пропусти мистера Палмера, – повторил я и повесил трубку.

Я опять ушел к воротам и стал ждать. Минут через десять перед домом Хэмелов остановился “кадиллак”. Я наблюдал, как Палмер вышел из машины, открыл ворота и поехал по аллее.

Я продолжал ждать и, пока ждал, размышлял про те пятьдесят тысяч долларов, которые промотал, а уж когда мне в голову полезли мысли о будущем, я постарался перестать думать вообще, такой на меня мрак напал.

Около двадцати трех часов появилась полицейская машина. Из нее выпрыгнули Том Лепски и Макс Джейкоби. Пока они выходили из машины, я перешел через дорогу.

Том Лепски уставился на меня.

– Что происходит? – спросил он. Я объяснил, что нахожусь на дежурстве, охраняю Хершенхаймера. Услышал выстрел, обнаружил, что Хэмел мертв, вызвал Палмера и вернулся к своим обязанностям.

Лепски не сводил с меня глаз:

– Почему ты не вызвал нас?

– Это дело Палмера, – ответил я. – Предсмертная записка может вызвать осложнения. Кроме того, речь идет о больших деньгах.

– Что за записка?!

– Судя по ней, Хэмел был импотент. Газеты придут в восторг. Прославленный автор порнографических романов – импотент! Это все Пал-меру улаживать.

– Ты был там?

– Я его и нашел.

– Что-нибудь трогал?

– Да что ты. Том, зачем задавать глупые вопросы? Мисси Хэмел все время была на яхте. Вернулась полчаса назад.

– Ладно. Я с тобой еще поговорю. – И вместе с Джейкоби он заспешил к дому.

Перед самой полуночью мне на смену явился Карл.

– Майк рассказал мне, – проговорил он. – Ну и дела!

– Да уж! Старый псих совсем перетрусил. Он слышал выстрел. Карл застонал:

– Значит, мне всю ночь не сомкнуть глаз.

– Вот именно.

– На набережной сегодня тоже была потеха, – засмеялся Карл. – Какой-то шутник бросил в гавани дымовую шашку. Боже! Видел бы ты, какая поднялась паника! Я как раз зашел в “Аламеду” перекусить, когда эта шашка взорвалась. Двух секунд не прошло – всех зевак и попрошаек как ветром сдуло. Наверно, какой-то мальчишка нахулиганил. Но видел бы ты, как все удирали!

Но меня это сообщение мало заинтересовало.

– Пожалуй, пойду домой, – сказал я. – Завтра увидимся, а ты будь настороже. Карл засмеялся:

– Да уж придется.

– Если полицейские спросят про меня, скажи, я ушел домой.

– А зачем ты им?

– Да разве они объясняют?

Мы вместе пошли по подъездной дорожке.

– И с чего этому богатому писаке пришло в голову кончать с собой?

– Бывает, – ответил я, заводя двигатель, и поехал к шлагбауму, Из сторожки вышел О'Флаэрти.

– Ну и дела! – сказал он. – И чего ради мистер Хэмел застрелился?

– Что ж, всякое бывает, – ответил я и нетерпеливо нажал на газ.

Майк понял намек и поднял шлагбаум. Я помахал ему рукой и поехал домой.

Закрыв дверь, я первым делом налил себе двойную порцию виски. И со стаканом в руке сел в кресло.

Часы показывали половину первого ночи. Позвонить Берте и огорошить ее новостями? Я не верил, что она продала квартиру и обстановку, а вдруг все-таки продала? Меня кольнуло мрачное предчувствие: как только Берта узнает, что надежды на миллион рухнули, я ее больше не увижу.

Зазвонил телефон.

Сняв трубку, я сказал:

– Слушаю.

– Мистер Андерсен?

Я вздрогнул. Я узнал голос Джоя.

– Это ты, Джой?

– Да, мистер Андерсен.

– Я пытался тебя найти, хотел сказать, как мне жаль Джимбо. Откуда ты говоришь?

– Мистер Андерсен, тот человек утром уехал из “Аламеды”. Я весь день старался вас разыскать.

– Тот человек, что там прятался? – переспросил я.

– Да, мистер Андерсен. Я видел, как он уходил. Кто-то что-то выбросил из верхнего окна. Раздался взрыв, пошел дым, и началась паника. Пока все разбегались, из “Аламеды” вышел бородатый мужчина и залез в багажник машины, она стояла рядом со входом.

– Какая была машина, Джой?

– “Феррари”. За рулем сидела женщина. Как только он спрятался в багажнике, она поехала. Их никто не видел, только я один. Все убегали из-за дыма.

– Во сколько это было, Джой?

– В одиннадцать сорок, мистер Андерсен.

– А эта женщина… У нее на голове был красный шарф, а лицо прикрыто большими черными очками?

– Да, мистер Андерсен.

– Хорошо. А теперь послушай, Джой… Но телефон молчал, Джой повесил трубку. Я тоже повесил трубку и стоял, уставившись на ковер.

Нэнси уехала из дома вскоре после того, как Хэмел отправился в Голливуд. После полудня она приехала и через пять минут уехала снова.

Я закурил, и, когда зажигал сигарету, рука у меня слегка дрожала.

Нэнси привезла Поффери, спрятав его в багажнике “феррари”. О'Флаэрти ее, конечно, пропустил.

Поффери укрылся где-то в доме и стал ждать Хэмела.

Самоубийство?

Никакого самоубийства!

Я раздавил сигарету в пепельнице.

Все встало на свои места. Хэмел не совершал самоубийства. Его убил Поффери.