Между двух стогов сена

Сильви сразу поняла, что поступила правильно, войдя в западные ворота. Лучшего обзора невозможно и желать. Солнце светит сзади. Благодаря этому, зелёная площадка, полосатые стойки для прыжков в высоту и голубой осколок воды в овале, ограниченном беговыми дорожками, ясно очерчены, как на цветной фотографии. Суетящиеся внизу фигуры — тоже. Остаётся лишь разглядеть, у кого из них седые волосы, покатые плечи, изъеденные оспой щёки и бородавка под левым глазом. Нет, бородавку и оспинки сначала придётся оставить. Отсюда, издалека, их не разглядишь.

Сильви стоит на верхней ступеньке лестницы трибуны стадиона, через плечо висит на длинном ремне спортивная сумка, нижняя губа закушена. Сильви ищет взглядом тренера Кряхмика. Светлые волосы, покатые плечи... Привычка в подтверждение слов рубить рукой воздух. Что ещё? Возраст тоже известен. Примерно лет пятьдесят. Про возраст отец не сказал, До этого Сильви сама додумалась. Если отец учился вместе с Кряхмиком в школе, они должны быть сверстниками.

Как обычно, всё наперёд договорено. Всё уже организовано. Сильви не осталось ничего, кроме как подойти и сказать: я такая-то и такая-то, вот я пришла. А может быть, и этого не нужно. Уж если отец догадался описать ей тренера, он наверняка и Кряхмику рассказал, как выглядит Сильви. Она и поздороваться-то ещё не успеет, как Кряхмик её узнает и воскликнет: «Послушай, девочка...»

Тут у Сильви возникла заминка. Что может воскликнуть тренер по лёгкой атлетике, ей не угадать. Сильви знает, что говорят на волейбольной площадке, в зале для художественной гимнастики, на теннисном корте. Знает даже, что сказал бы тренер лучников. Но легкоатлетический стадион — страна для неё ещё неведомая. Здешние дела для неё — тёмная ночь.

Почему современная школьница обязательно должна заниматься спортом?

Ну, на то у неё имеется множество причин. Чтобы поспевать в ногу с темпом жизни. Чтобы спина не сгорбилась над учебниками. Чтобы в здоровом теле держался, как общеизвестно, здоровый дух. Дочерям бывших спортсменов следует иметь в виду и ещё многое другое. Сильви, например, спорт должен учить воспитывать силу воли, ценить время и, само собой разумеется, упорно лезть в гору, потому что отец хочет, чтобы дочь обязательно воспользовалась теми благами спорта, которые, как он считает, помогли самому ему в молодости собрать обильный урожай со спортивных полей.

Итак, поле деятельности огромно и требуется загодя подготовить плуг. Сильви училась ещё только во втором классе, когда первый тренер пришла в школу. В то время всё, что случалось в школе, было для Сильви новым и необыкновенным, тем более визит тренера, да ещё по такому прекрасному виду спорта, как художественная гимнастика. Дух перехватывало от волнения, когда они под аккомпанемент хлопков рук гостьи бежали на цыпочках вокруг учительского стола и по команде тянули носочек, а в ушах звучали слова Хилле Сауль — мол, вытягивай сколько угодно, но некрасивых в художественную гимнастику всё равно не берут.

Никогда не надо думать, что ты умнее всех, тем более заявлять об этом. Хилле Сауль как раз и забраковали первой, и она ушла плакать в раздевалку. Зато Сильви попала в число пяти избранных. Увы, ей не удалось полностью насладиться радостью от этого. Вскоре она заболела ангиной, потом сразу же гриппом, а затем воспалением среднего уха. Всю зиму она только и делала, что пила чай с малиной и глотала таблетки.

Но тренер не забыла её. Тренер звонила несколько раз домой, осведомлялась о здоровье Сильви и спрашивала, когда же она опять начнёт ходить на тренировки. И это всегда радовало Сильви. Значит, её сочли достаточно красивой для художественной гимнастики. Тренер звонила до тех пор, пока отец не сказал, что дочка больше не придёт. Отцу с самого начала не нравилось, что Сильви стала заниматься художественной гимнастикой. Отец сказал, разве ж это спорт, если и летом и зимой — круглый год все скачут в маленьком пыльном зале. Он считал, что душный и слишком натопленный зал и был причиной болезней Сильви.

Иногда Сильви думала, а что было бы, если бы она вот так не заболела. Может, теперь она стала бы уже мастером спорта? В гимнастике мастерами становятся гораздо раньше, чем в других видах.

На поле стадиона кто-то метает диск. Женщина или мужчина? Сильви щурится. Женщина. Хотя она большая и сильная, смахивает на мужчину. У неё целых четыре диска, и она мечет их поочерёдно один за другим, а потом идёт и собирает все разом.

«Интересно, почему у неё нет мальчишек, чтобы подносили диски, — думает Сильви. — На теннисных кортах хорошие игроки никогда сами не бегают за откатившимися мячиками. Для этого есть специальные мальчишки — подносчики мячей. Вернее, не только мальчишки, бывают и девчонки».

С теннисом Сильви познакомилась в третьем классе. Тренер по теннису тоже пришёл в школу, но он не заставлял никого бегать вокруг учительского стола. Ему годились и красивые и некрасивые, главное, чтобы они обладали хорошим ударом. Но попробовать руку на удар в школе было невозможно. Для этого нужно было прийти на теннисный стадион. И чтобы весь класс действительно явился туда, тренер велел занавесить окна класса и показал фильм про теннис — чтобы все поняли, какая это интересная игра.

История с теннисом ещё и теперь, четыре года спустя, вызывает у Сильви усмешку. Она вспоминает, как они и впрямь всем классом явились на корты, важно рассуждая по дороге туда, кто с кем начнёт играть. Но играть не пришлось, потому что сначала им и мячей-то не дали. Они получили только ракетки и затем долго — полчаса или даже больше — учились держать ракетку в руках и замахиваться справа и слева. Это была «сухая» тренировка. Такие тренировки проводятся почти во всех видах спорта, но они об этом не ведали. Неожиданно тренера позвали к телефону, и трое мальчишек быстренько смылись. Даже перелезли для скорости через проволочную ограду.

Мужеподобной дискоболке, видно, надоело ходить за дисками. Больше она их не мечет. Правда, она раскручивается, как и прежде, и даже высоко вскидывает руку, но диск не выпускает. Тоже «сухая тренировка»? Так ей тренироваться гораздо легче, меньше работы для ног.

Пока Сильви спускается по ступенькам с самого верха трибуны, глаза её пересчитывают тренирующихся. Вот что значит простор стадиона! Вроде бы и не так уж много народу на поле и вокруг него, но уже насчитала сотню. А ведь группу девушек там, возле старта, она ещё не учла. «Сто пять, сто шесть», — продолжает считать Сильви про себя и вдруг вздрагивает. Так вот почему она до сих пор не заметила белых волос. Они скрыты под красной шапочкой с большим козырьком. Об ошибке не может быть и речи. Уже глаза различают бородавку под глазом. Грохочите барабаны! Идёт подкрепление. Прибыла пара стройных ног в придачу к уже мелькающим на стадионе.

Лицо у тренера красное, как у матроса с рыболовного траулера. Вполне естественный цвет лица для мужчины, работающего с утра до вечера на солнце и ветру, только Сильви поначалу это непривычно. И ещё более непривычными кажутся светлые, остро глядящие глаза. Они словно видят Сильви насквозь. Сильви никогда не выдерживала таких взглядов. Вот и сейчас она опускает глаза в землю и ждёт, что ей скажут.

Ничего особенного.

— Ну да, — произносит тренер, продолжая одним глазом следить за бегунами. — Что же. У нас с твоим отцом, действительно, был о тебе разговор. Давай переоденься и сделай разминочку.

Вот то-то и оно, Сильви поворачивается. Был о тебе разговор! Теперь ещё один человек знает, как мало постоянства у некоторых нынешних девушек. Знает о художественной гимнастике и о занятиях теннисом, волейболом, стрельбой из лука. И конечно же, в душе он сейчас вздыхает, как то и дело вздыхает отец Сильви: нет больше настоящего интереса к спорту. Есть тёплые спортзалы и душевые с кафельными стенами. Но игровые площадки и беговые дорожки всё больше пустеют, потому что нет ни рвения, ни интереса.

Покачивая сумкой, Сильви идёт вдоль беговой дорожки к раздевалкам. У метательницы диска за это время появилась компаньонка — рядом с мужеподобной женщиной суетится приземистая толстощёкая девчонка, спина у неё раза в два шире, чем у Сильви, Что-то в её облике знакомо. Где же видала Сильви эти большие кисти рук и похожую на тумбу шею? Сильви делает ещё несколько шагов, и ей всё становится ясно. Щекастая девчонка страшно напоминает толстуху из их класса, Хельми Траан. В этот миг она преждевременно выпускает из руки диск, который с треском ударяется о штангу футбольных ворот, и жалобная, извиняющаяся улыбка на лице юной метательницы делает её ещё больше похожей на одноклассницу Сильви. Хельми Траан точно так же скривила губы, когда внимательный взгляд тренерши по художественной гимнастике безразлично скользнул мимо неё.

Почему в тот раз в их класс не пришёл тренер-дискобол? Тогда, может быть, Хельми выбрали бы первой. Возможно, отец прав, когда ставит лёгкую атлетику выше всех других видов спорта. Лёгкая атлетика никого не отвергает. Тут у каждого есть возможность обратить на себя внимание.

Вишь, Сильвия уже обратила. Должно быть, есть в ней что-то, что притягивает внимание. Иначе с чего бы эти высокие парни, которые рысят навстречу по крайней дорожке, так на неё уставились? Движением головы Сильви отбрасывает волосы с лица и улыбается едва заметно. Эту улыбку они с девчонками разучивали в кабинете рисования перед репродукцией портрета Моны Лизы. Лёгкая атлетика, конечно же, лучше волейбола. Там никогда не было мальчишек, на которых можно было бы испробовать, как действует твоя улыбка.

Вспомнив о волейболе, Сильви невольно напрягается. В том, что она перестала ходить на тренировки по теннису, вовсе не было её вины. Тренер сам дал ей понять, что она могла бы выбрать себе какой-нибудь другой вид спорта. Ведь за год тренировок это стало тренеру ясно. За год тренировок вообще может проясниться много такого, что сначала и не заметно. В тире для стрельбы из лука, например, выяснилось, что ей не хватает необходимого для хорошего стрелка хладнокровия. Но с волейболом было совсем по-другому. На волейбольных тренировках её никогда не бранили. Она могла бы и дальше преспокойно заниматься волейболом, ездить на юношеские турниры шести городов, участвовать в соревнованиях на кубок между спортшколами, только она сама больше не захотела.

«Отсутствие настойчивости, слабая сила воли», — сказал отец, выпятив грудь и обвиняюще подняв палец. Отец просто не понимает современных детей. Когда он учился в школе, иногда ходили на тренировки даже ночью. Тогда всего не хватало: хлеба и одежды, топлива и электричества, зато хватало желания.

— Представляешь себе, — говорил отец, — вечером, когда прекращали подачу тока и город окутывала темнота, мальчишки из нашей команды ложились спать, спуская стосвечовую лампочку с потолка к самой подушке. И если после полуночи давали ток и сто свечей, припекая, будили их, они вставали и одевались. В час ночи бежать через весь город в спортзал играть в волейбол — что ты на это скажешь?

Сильви ничего не говорила. Ей никогда не приходилось ночью бегать через город, завешивать светомаскировкой окна спортзала и сметать там с пола мусор перед тренировкой. Она не умела представить себя в те времена, из которых брали начало отцовские школьные воспоминания. Но в одном она была уверена: то, что она бросила заниматься волейболом, не связано с недостатком упорства. Она оставила волейбол не потому, что потеряла охоту ходить на тренировки. Она и сама не знала, что стало претить ей. В последнее время она мучалась ощущением, словно ей не хватает воздуха. Площадка с её белыми разграничительными линиями казалась клеткой, из которой нет выхода. И едва она натягивала на себя волейбольную майку с длинными рукавами, как уже начинала ждать конца тренировки. «Беги, дитя свободы!» — всё время звучало у неё в ушах. Пока она в конце концов и не сбежала-таки.

В раздевалке был один-единственный свободный шкафчик. Кто-то выцарапал на дверке шкафчика буквы Д. М. «Детский мир», — пронеслось в голове у Сильви, хотя это наверняка были чьи-то инициалы. Наверняка шкафчиком постоянно кто-то пользуется и считает его своей собственностью. Предположение Сильви подтверждает прикреплённое к внутренней стороне дверки маленькое зеркальце.

Расстёгивая платье-халат, Сильви подмигивает девушке в зеркальце. Ну, дружочек, вот мы теперь где. После маленького перерыва снова выходим на спортивную арену. Что ж, натянем тренировочный костюм, потому что отец так решил, а мать одобрила это решение. Когда в семье один ребёнок, у родителей есть возможность уделять ему слишком много времени.

Но поначалу тренировочный костюм остаётся не надетым. На высоте глаз Сильви маленькое оконце. Сквозь стекло видно, как цепочка парней в футбольных трусах бежит трусцой по асфальтовой дорожке. Что же, и у них тоже «сухая тренировка»? Не видно, чтобы у них с собой был мяч.

Футболисты давно исчезли, но Сильви всё ещё стоит у оконца, глядя на опустевшую дорожку. Стоит, словно о чём-то думает. Она просто позабыла, где она и что с ней.

Это — сейчас то минутное погружение в себя, которое так всегда выводит из себя отца. Пустая трата времени, как говорит он. «Читай что-нибудь, вяжи что-нибудь, изучай что-нибудь», — всегда говорит отец, когда замечает, что Сильви сидит просто так с отсутствующим видом на кушетке. По мнению отца, нужно постоянно чем-то заниматься, потому что деятельность составляет смысл жизни. Отец никогда не устаёт от деятельности, не позволяет себе уставать. Научиться ценить время, вот та основная причина, почему Сильви должна заниматься спортом. Если тренировки почти каждый день, приходится и впрямь бдительно следить за стрелками часов, чтобы не опоздать в спортзал или на волейбольную площадку, чтобы успеть выполнить домашние задания, чтобы ещё иногда оставалось время и в кино сходить. В последние три года из-за постоянных занятий спортом у Сильви буквально земля под ногами горела.

Интересно, захватывали бы тренировки больше, если б её пришпоривала мечта стать однажды лучше всех-всех? У соседки Сильви по парте Кади есть такая мечта. Кади до уроков и после школы ходит в бассейн, каждое утро проплывает два, а вечером четыре километра. Ей и в голову не приходит оставить плавание и начать заниматься греблей или коньками. Кади решила установить рекорды именно в плавании. Но так может думать и действовать только наивная Кади. Интересно, почему это из всех тысяч пловчих, которые тоже тренируются дважды в день, именно она непременно должна достичь рекордных результатов?

Возвращающаяся цепочка футболистов пробуждает Сильви от раздумий. Она начинает торопливо натягивать тренировочный костюм.

Во второй раз она предстаёт перед своим новым тренером с раскрасневшимся лицом. Она уже совершила небольшую пробежку, немножко попрыгала, сделала упражнения на гибкость и покачалась, вися на ветке дерева. Ноги приятно гудят, спина горячая, словно она грелась возле тёплой печи. Жаль, что разминка не самостоятельный вид спорта. Её Сильви не бросила бы.

Кряхмик тем временем отослал своих девушек. Теперь он кричит что-то юноше, который с шестом в руках бежит мимо него.

Прыжки с шестом самый красивый, по мнению Сильви, вид спорта. Странно, однако, почему женщины в этом виде не соревнуются? Разве же они не доказали в гимнастике, что могут выжиматься на руках так же хорошо, как мужчины? Если было б можно, Сильви занялась бы прыжками с шестом. Взметнулась бы на шесте высоко-высоко, ничуть не боялась бы. Однажды в деревне она и тогда осталась на качелях, когда парни обещали раскачать их так, чтобы доска перелетела через ось.

Может быть, женщины не прыгают с шестом потому, что им было бы тяжело нести шест во время разбега? Но ведь можно делать для них шесты полегче. Современная промышленность должна бы с этим справиться. Если Краснолицый спросит, какой вид я себе выбрала, скажу, что прыжки с шестом. Сильви улыбается улыбкой Моны Лизы, на сей раз только самой себе. Что с того, что сейчас пока ещё женщины не соревнуются в прыжках с шестом. До недавнего времени и в беге на три тысячи метров не соревновались.

Но у беловолосого Краснолицего нет ни малейшего намерения интересоваться желаниями Сильви. Он оглядывает Сильви с головы до ног, оценивая действительно ли новая девочка достаточно размялась, и затем говорит:

— Видишь те флажки? Те там? И вон те, там? Расстояние между первыми флажками — почти на полной скорости, следующее — трусцой. Затем опять ускорение и опять трусца. Времени у нас час двадцать пять минут.

«Во! — размышляет Сильви, выходя на беговую дорожку. — Отец знал, куда меня послать. Ни малейшего округления. Не полтора часа, а час двадцать пять минут. Здесь знают цену времени. Наверное, в заднем кармане у тренера записная книжка с расписанием, где точно обозначено, что и в какую минуту делать». Такие книжечки есть в продаже. Сильви сама видела в магазине.

Как бы там ни было насчёт такой записной книжки, но точно через час и двадцать пять минут Кряхмик действительно отправляет Сильви под душ. За это время Сильви не только бегала, но ещё и прыгала с травы в прыжковую яму и раз десять брала старт. Ноги у неё немного пошатываются, но она не переутомилась. Ведь ей же и раньше приходилось напрягаться. Привычное дело, могла бы она сказать.

«Ах, стало быть, вот какова легкоатлетическая тренировка. Немного бега, немного прыжков, немного хождения просто так. Не самая худшая, — думает Сильви. — Интересно, какой вид мне определят? Только бы не толкание ядра, чтобы стать толкательницей, пришлось бы сильно прибавить в весе...»

Сильви не рассчитывала, что освободится так рано. Сегодня нет надобности мчаться наперегонки с минутной стрелкой. Не надо проталкиваться в автобус или в трамвай. Сейчас в распоряжении Сильви полчасика свободного времени, она делает автобусу гуд бай и отправляется домой пешком.

Закинув спортивную сумку через плечо, Сильви спокойно шагает улочкой, по обеим сторонам которой стоят маленькие деревянные дома. Похоже, эта улочка тоже никуда не спешит, как и Сильви сейчас. Выкрашенные жёлтой краской дома сонно щурятся глазами окон. Ни одного автомобиля. Под фонарным столбом беседуют два старика, которым тоже некуда спешить. Один из них, видно, шёл из магазина. У его ног сетка с кочаном капусты и двумя брюквами. В широком окне лежит грудью на подоконнике парнишка — пуговицы рубашки расстёгнуты, топорщатся пробивающиеся усики. Парень, парень, и не стыдно тебе глазеть без дела! За это время ты успел бы вынести мусорное ведро, прикрутить в кухне к стене разболтавшийся крючок, наколоть охапку дров!

Парню не стыдно. Он глядит Сильви прямо в глаза, на лице его добродушная усмешка, и Сильви шлёт ему в ответ улыбку Брижитт Бардо с мыльной обёртки. Этой улыбке она с девчонками научилась на уроке рукоделия, поглядывая на рекламу в каталоге вышивок.

Спокойная улица называлась Гороховой — по-эстонски Херне. Затем идёт Бобовая улица — Оа, Спаржевая — Спаргли... и вот уж Сильви подошла к железнодорожной насыпи, которая словно Великая Китайская стена, пересекает дорогу. Штраф в двадцать пять рублей грозит тем, кто пойдёт по шпалам. У Сильви такого желания нет. Бегущая вдоль насыпи дорожка, по обеим сторонам которой цветут одуванчики, нравится ей гораздо больше.

Тра-та-та, тра-та-та

Мы везём с собой кота...

слышит Сильви звонкий голос и чувствует себя как Алиса в Стране чудес. И откуда может раздаваться этот голосок? Ведь вокруг нет ни души.

Голос доносится из узкого туннеля, бетонированной лисьей норы, которая пронизывает железнодорожную насыпь. Какая-то маленькая девочка ведёт через этот ход домой из детсада свою младшую сестрёнку.

Сильви тоже ныряет в туннель.

Ей никогда ещё не доводилось попадать сюда. Поэтому просторная площадка по другую сторону насыпи для неё новость. Большими глазами глядит Сильви на дочерна утрамбованную землю, секции полосатых оград, ворота и небольшую стенку из кирпичей, которые при внимательном рассмотрении оказываются нарисованными на фанере. И затем она видит лошадь. Лошадь с чёрной развевающейся гривой приближается, похрапывая, вдоль края канавы. Она парит, она подплывает, она покачивается, она всё ближе. Из-под копыт летит песок. Кусты ивняка на берегу канавы словно бы склоняются. Это — галоп, Сильви знает по кинофильмам и книжкам.

В седле сидит тонкая фигурка в серой шапочке с козырьком, но Сильви почти не замечает всадника. Она видит только лошадь.

Полосатые ворота всё ближе. Теперь лошадь действительно превращается в птицу. Передние ноги она поджимает под себя, задние вытягиваются, становятся длинными-длинными. Хвост, словно струя дыма, вырвавшаяся из дюзеля реактивного самолёта. Шея лошади гордо выгнута, грива развевается, в больших карих глазах сверкает солнце.

Сильви и не замечает, что выпустила спортивную сумку из рук. Дом, отец, мать, краснолицый тренер, завтрашние уроки, назначенная на вечер встреча с соседкой по парте — всё это перестаёт существовать. Остаётся лишь гордое чёрное животное и на нём в седле хрупкая девчонка. И стук копыт, и какой-то одновременно знакомый и чуждый запах, который сохранился в её смутных летних воспоминаниях о первых годах жизни в деревне.

Однако девчонка на лошади не такая уж и хрупкая. Когда она соскакивает с седла, Сильви удаётся рассмотреть её получше. Это вообще не девчонка. Чёрную лошадь держит под узды маленькая изящная женщина, лет примерно тридцати.



— Ногу, Гордон, ногу, — властно требует она.

И это требование пробуждает у Сильви воспоминания. Неожиданно в памяти Сильви всплывает большой наполненный бренчанием железа двор, угарный запах горящих углей, брезентовые фартуки и мужчина с тяжёлым молотом. «Гордон», — повторяет Сильви про себя. Кличка лошади, связанная со звяканьем железа и мужчиной с молотом, звучала гораздо будничнее, но вспомнить её Сильви никак не может.

Сильви осторожно приближается к чёрному Гордону.

Очевидно, нога у него в порядке. Одобрительно похлопав коня по шее, маленькая женщина снова поднимается в седло.

Сильви теперь совсем близко от них. Не уезжайте ещё, просят её глаза. Подождите, я хочу спросить. Но она ничего не спрашивает. Вопрос ещё затаён. Он где-то глубоко, Сильви скорее догадывается, чем знает о его существовании. Сейчас она только смотрит. Не отрывая глаз. И счастливая безмолвная улыбка, дрожащая на её губах, не имеет ничего общего с теми, заученными.

Гордон заметил Сильви. Конь поворачивает голову, чтобы получше видеть её. По его шелковистой спине пробегает дрожь. Так скользят волны по поверхности пруда, если бросишь туда камень. Влажно поблёскивающий чёрный нос лошади легонько вздрагивает. Ещё одно давнее воспоминание выплывает откуда-то. Нежное прикосновение мягких губ, собирающих хлебные корочки с маленьких ладоней.

Теперь и всадница заметила Сильви. Она привыкла к восхищённым взорам. Раскрасневшееся от волнения лицо Сильви её не удивляет. Однако носок сапога, сунутый уже было в стремя, отходит назад. Всаднице кажется, что она знает, чего хочет девочка. Если такая малость может доставить человеку радость — почему бы и нет? Похлопать коня по шее всадница и раньше разрешала. Сегодня она позволяет даже больше.

— Подержи его немного, — слышит Сильви глухой голос, и вот уже уздечка сунута ей в руку.

Издали доносятся цокающие шаги. Пегие, каурые и мышастые головы покачиваются вверх-вниз по другую сторону ёлочек живой изгороди. Мальчишки в шапочках с козырьками и две девушки, примерно такие же, как Сильви, качаются в том же ритме. Новая группа прибыла на тренировку, понимает Сильви, глядя, как хозяйка Гордона поправляет ворота и барьеры.

Гордон выгибает шею. Он тоже следит за действиями хозяйки.

И вдруг Сильви чувствует, что ей самой хочется устанавливать эти препятствия. Ей хочется быть на месте маленькой женщины, хочется, чтобы большие карие глаза коня ловили её взгляд, провожали её всюду.

— Гордон, Гордон, — шепчет Сильви, протягивая руку к шее коня. Гордон ничем не выдаёт, что слышит её шёпот. Он вытягивает морду лишь заслышав, как начинает шуршать обёртка леденцов.

Когда хозяйка возвращается обратно, Сильви почёсывает за ухом лошади.

— Мы с Гордоном уже познакомились, — говорит она. — Я спросила, не сбросит ли он меня, если я поеду на нём верхом.

Изящная женщина нахмурилась. Она не понимает, шутит девчонка или говорит всерьёз. Если всерьёз, то надо бы охладить её пыл. Пока что нет возможности принять ни одного новичка. Группы заполнены, лошади загружены до предела. Разговор о новом приёме любителей верховой езды будет лишь осенью. И тогда их соберётся по десять, да какой там по десять, по пятнадцать, по двадцать на одно место. Даже институты не могут похвалиться таким большим приёмным конкурсом, какой бывает в их маленькой школе верховой езды. Всё это тренер могла бы сказать, если бы захотела. Но ей не хочется.

— Гордон никого не сбрасывает, — говорит она сухо, вставляет носок сапога в стремя и — хоп! — вдруг оказывается в седле.

Тренировка всадников начинается, как и все тренировки. И здесь в программе разминка. Конечно, больше для лошадей, чем для седоков. Вокруг плаца идёт утрамбованная дорожка. Один за другим всадники в жокейских шапочках переводят своих лошадей на рысь. И тогда у Сильви возникает впечатление, что крутится карусель, которая катает двух девчонок и шестерых парней. Карусель, на которую ей не попасть.

Как выясняется, она не единственная, кто вот так переживает, наблюдая за тренировкой конников.

Позади присевшей под деревом Сильви раздаётся лёгкое покашливание, треск сухой ветки. Сильви бросает быстрый взгляд через плечо. Ничего, что могло бы вызвать интерес. Мальчишка — недомерок, меньше метра.

Мальчишка подходит поближе с уверенностью десятилетнего мужчины. Клетчатая рубашка с измятым воротником, грязные руки и ногти в трауре. Но он нисколько не смущается. На такие мелочи он просто не обращает внимания. И на Сильви тоже. Симпатичные овальные ямочки на щеках, светлые завитки волос возле ушей и нежная матовая от загара кожа лица — всего этого он попросту не видит. На месте Сильви могла быть Брижитт Бардо или Софи Лорен, мальчишка всё равно смотрел бы, не отрываясь, только на лошадей. Каурые, гнедые, пегие, чалые рысят мимо. Взгляд мальчишки успевает погладить каждую из них по гриве и похлопать по шее.

Мальчишка и лошади явно старые знакомые.

— Слышь, Регар вчера прихрамывал! — кричит мальчишка галифе, восседающим на гнедой лошади.

— Крокус боится щекотки, придерживай шпоры! — слышит другой всадник. А третий узнаёт, что только тупица может править Темпом, дёргая за узду.

— Ногами, ногами, посыл ногами! — Получает инструкцию этот тупица.

Выбрасывая из-под копыт землю, мимо проносится Гордон. Сильви не может удержаться, чтобы не съязвить:

— Почему ты её не учишь? — И показывает на тренера.

Но мальчишка неуязвим. Он начинает радостно хихикать. Мысль о поучениях тренеру кажется ему жутко смешной. Сильви смотрит на растянувшийся в улыбке до ушей рот с дыркой между зубами. Враждебность к мальчишке-всезнайке рассеивается. Сильви вдруг кажется, что они старые знакомые. Словно они с одного двора.

А дети с одного двора должны, конечно, знать друг друга лучше.

— Ты тоже ездишь верхом? — роняет вопрос Сильви. И добавляет уже совсем непринуждённо:

— Как тебя зовут?

Сильви возвращается на свою улицу, когда солнце опустилось уже довольно низко. Сильви знает, что её ждут. Знает и то, что предстоит серьёзный разговор, но почему-то это её сейчас не волнует.

Снова всплывают далёкие воспоминания. Большие мягкие губы дотрагиваются до ладони. Сквозь вечерние сумерки доносится знакомое ржание. С топотом появляются в луче света длинноногие тени.

Затем их вдруг сменяют угольно-чёрные глаза Гордона, несколько сот мальчишек и девчонок, толпящихся у двери школы верховой езды, звонкие удары подкованных копыт о препятствия и мальчишка с хриплым голосом. «В первый раз меня подвела пара по математике, — говорит новый знакомый шепелявя. — А в следующий сентябрь случилось, что как раз во время приёмных испытаний я заболел». Теперь он ждёт начала третьей осени, а пока кружит вокруг конюшен и конкурного поля. Школа школой. Но тому, кто всегда готов чистить щёткой лошадь, скоблить полы или таскать мешки с овсом, достаётся иногда и без школы посидеть в седле.

Понуро, словно крепостная, шагает Сильви к дому. Шлёп да шлёп бьёт по икрам спортивная сумка. Камень на сердце становится всё тяжелее.

Так чего же она в самом-то деле теперь хочет? Ещё раз переметнуться из одного вида спорта в другой? Забросить шиповки куда подальше и ухватиться за стремя?

Она придумывает себе лошадь, представляет себя в галифе и жокейской шапочке с большим козырьком. Но на этом её фантазия кончается. В седле она себя не видит. У того, кто сидит в седле, клетчатая рубашка с измятым воротником, грязные пальцы и ногти с траурной каймой.

Фьють, фьють — сечёт Сильви сумкой воздух так, что шнур сумки обрывается. Ей жалко себя до слёз.

Неужели из-за того, что ей никогда не приходилось ждать своей лошади?

Впрочем, хватило бы у неё вообще терпения, настойчивости, воли ждать её?

Сильви и сама не знает.


1977

Загрузка...