Бастард Его Величества

ГЛАВА 1

Холодной весенней ночью на тропе, что вела из леса к Ноттингему, появились два человека. Одинокие силуэты, сгибающиеся под резким ветром и с трудом переставляющие ноги, двигались очень медленно; впрочем, шквал уже прекращался, но от этого путь не становился легче. Над кронами облетевших ещё осенью деревьев, преимущественно буков и дубов, распростёрлось серое небо без звёзд. Вокруг было безлюдно, и только в вышине парил на широко раскинутых крыльях сокол.

Дыша на озябшие пальцы изящных рук, один из путников, что казался моложе, огляделся по сторонам и спросил:

— Далеко нам ещё до замка герцога?

— Возможно, доберёмся через пару дней, если погода позволит, — сказал второй. — Нам нужно выйти к деревне, где бы мы могли переночевать, иначе мы попросту замёрзнем. Впереди лежит весёлый Ноттингем, там можно раздобыть кусок свинины, хлеб и эль, и, главное, крышу над головой.

Дальше они брели молча, закутавшись в плащи и глубоко надвинув на глаза кугели.

За милю до Ноттингема пришлось устроить привал. Расположившись на стволе поваленного ветром дерева, они пропустили по глотку вина из фляги.

Старший оказался весёлым немолодым человеком с румяным лицом и копной тёмных кудрей, его узкие глаза с интересом и лукавством поблёскивали из-под кугеля. Невысокого роста, крепкий и коренастый, он, однако, не производил впечатления физически сильного человека.

Его сопровождал худой высокий молодой человек с гладко выбритым, удлинённым, сплошь покрытым веснушками красивым лицом, с большими синими глазами, очень светлыми бровями и точёным прямым носом, придававшим ему особую, странную для простолюдина аристократичность.

Тропа, по которой они через лес вышли к Ноттингему, терялась среди бугристого склона холма. Отсюда им предстояло ещё добираться до замка Джона Гонта, герцога Ланкастера.

Впереди уже показались тёмные башни и могучие городские укрепления.

— Ну что, папаша, идём? — ласково спросил блондин, взвалив поклажу на спину.

— Идём, — согласился старший и поднялся с коряги.

Спустя четверть часа они, точно нищие просители, робко стучали в тяжёлые, окованные железом ворота.

— Что вам надо?! — грубо окликнул их со стены часовой. Его шлем тускло поблёскивал в зареве пылающих факелов. — Кто вы такие?!

— Сэр, — заговорил старший. — Мы бродячие певцы и лицедеи. Я — Терри Уолтерс, более известный как папаша Терри, а это мой сын — Рэндалл. Мы служили целых семь лет герцогу Глостеру, и вот он отдал нас своему доблестному брату герцогу Джону Гонту, к которому мы и направляемся.

— Разве сэр Джон не в своём дворце на Стренде?

— Нет. Он в загородной резиденции, в замке.

— Его замок стоит не вблизи Ноттингема.

— Мы это знаем, любезный, — сказал папаша Терри. — И мы не намеревались идти в Ноттингем. Однако ночь и непогода застали нас врасплох, и мы вынуждены умолять об укрытии.

Часовой, поколебавшись, открыл ворота. Рассыпаясь в благодарностях и отвешивая поклоны, папаша Терри и молодой человек выразили страже свою признательность.

— Люди везде рады прибытию менестрелей, перед нами открываются любые ворота и двери Англии, — прошептал папаша Терри.

Они пустились по кривым тёмным улочкам, словно зажатым с двух сторон высокими домами с остроконечными крышами. Вокруг ни души, и только у входа на главную площадь им встретился какой-то бродяга.

Рэндалл бывал прежде в Ноттингеме. Как-то они выступали в доме местного шерифа. Молодому человеку нравился этот красивый город со множеством переулков и площадей, с высоким собором и рядами торговых лавок, где продавались дешёвые кондитерские изделия.

Остановившись у дверей грязного трактира, примостившегося между двумя домами, папаша Терри прислушался. Из окон долетали пьяный хохот и возбуждённые голоса. По вечерам здесь собирались ноттингемские ремесленники и торговцы.

— У нас хватит денег на ночлег и ужин, — пробормотал он, щупая притороченный к поясу кошелёк.

— Нам предстоит ещё день пути, и завтра потребуются еда и эль, — напомнил молодой человек, притопывая, чтобы согреться. От дыхания у обоих путников изо рта вырывался пар.

— Я уверен, — усмехнулся папаша Терри, — что из Ноттингема мы выйдем богаче, чем в него вошли, и денег нам хватит не только на еду и эль, но и заплатить какому-нибудь крестьянину за проезд на его телеге. — И он прямиком направился к двери трактира. Рэндалл последовал за ним.

В лицо им ударил запах вина, пота и жареного мяса. В зале было много народу и жарко пылал очаг.

Пройдя к крайнему, пустующему столу, менестрели уселись на скамейку. Горбатый трактирщик сразу заметил их.

— Налей-ка нам по стакану хорошего вина, — сказал ему Рэндалл, едва тот приблизился к столу. Трактирщик хмыкнул:

— А чем платить у вас есть?

— Об этом не тревожься, — молвил папаша Терри, доставая из кошелька тусклые монеты. — Мы переночуем у тебя.

Рэндалл сбросил кугель и улыбнулся трактирщику. Тот уже смекнул, что перед ним не бродяги, за коих сначала он их принял. Под плащом у Рэндалла он к тому же увидел пёструю куртку, в каких любили выступать певцы.

— Я размещу вас в хлеву, рядом со стойлом, — сказал он. — У меня заняты все комнаты.

— Хорошо, — кивнул папаша Терри. — Мы не погнушаемся и стойлом. Завтра мы должны заработать немного денег и оставим любезный Ноттингем.

Трактирщик сгрёб монеты и удалился, а через пять минут юный слуга поставил перед менестрелями кувшин вина, блюдо с жареным фазаном, орехи и хлеб.

— Так ты предлагаешь выступить утром в городе? — осведомился Рэндалл.

— Да, мы ведь нередко и раньше выступали на площадях, верно? Заработаем денег и продолжим путь к герцогу Джону Гонту, — ответил папаша Терри.

Рэндалл не возражал. Всё своё отрочество он провёл, принимая участие в уличных выступлениях. Своих мать и отца он не знал, а вырастивший его Терри Уолтерс научил всему, что умел сам. Менестрель воспитал его как собственного сына, окружив поистине отеческой любовью.

Прекрасный стройный блондин теперь привлекал куда больше внимание зрителей, чем немолодой менестрель — папаша Терри, и целых семь лет они входили в число слуг одного из провинциальных замков герцога Глостера.

Поужинав, папаша Терри и Рэндалл отправились за юным слугой горбатого трактирщика в хлев, где им предстояло заночевать. В хлеву находился осёл, но места между стойлом и дверью было предостаточно, чтобы устроиться на ночлег.

Расстелив плащи и сложив мешки, менестрели улеглись спать. Сюда чуть слышно доносились возгласы завсегдатаев из трактира, а около полуночи мимо хлева, бряцая оружием, прошла городская стража.

— Спите, обитатели Ноттингема, — долетел голос главы стражи.

Удобно устроившись на свёрнутом плаще, Рэндалл погрузился в крепкий сон усталого путника.

ГЛАВА 2

С первыми лучами солнца папаша Терри разбудил его и велел готовиться к выступлению. Достав из мешка лютню, Рэндалл провёл пальцами по струнам. Терри научил его исполнять чужие песни и сочинять свои собственные. К удовольствию Терри, у приёмного сына оказался превосходный голос и отличный слух. Теперь Рэндалл пел, а папаша предпочитал аккомпанировать ему на дудке или рожке.

В ярких броских костюмах, с музыкальными инструментами в руках, они оставили хлев трактирщика и двинулись к главной площади Ноттингема.

Пёстро одетые, с лютней и дудкой в руках, они привлекали всеобщее внимание. Рэндалл дрожал под легкой курткой, поскольку утро выдалось на редкость прохладным. Но папаша Терри словно не замечал холода. Стоя в центре круглой площади, окружённой домами с остроконечными крышами, он огляделся.

— Как здесь будет звучать лютня! — воскликнул он и рассмеялся. — Мы выступим и развлечём этих трудяг!

К площади уже сбегался народ. Горожане из стоявших вблизи домов, открыв ставни на окнах, высовывались наружу. Идущие с утренней службы держатели лавок останавливались, чтобы взглянуть на представление.

Выступление началось с одной из давних песен папаши Терри, которую он сочинил ещё двадцать лет назад.

Звонкие аккорды лютни, чувственное пение Рэндалла, выразительный аккомпанемент дудки заставили весело галдевшую толпу затаить дыхание. Рыцарь берёт в руки цистру и поёт он вновь и вновь:

Голос Рэндалла заставлял внимать всех, кто сбежался поглазеть на представление. Даже монахи, обычно осуждающие менестрелей, замедляли шаг и вслушивались в завораживающие мелодии. Народ дружно аплодировал после окончания каждой песни и не скупился бросать монеты певцам. Во время последней композиции папаша Терри взял у Рэндалла лютню и исполнил фривольную песню о шустрой жене торговца, сулившей наградить своей любовью восьмерых за один день. Песня заставила смеяться многих зрителей, а некоторых весьма смутила, но не оставила равнодушными.

Когда папаша Терри пел её своим низким хрипловатым голосом, Рэндалл жонглировал десятью кинжалами, которые принёс с собой. Его ловкость и виртуозность вызвала всеобщий восторг.

По завершении выступления оба менестреля отвешивали поклоны, тщательно выученные ими, а затем стали собираться обратно в трактир горбуна, чтобы поесть перед путешествием. Народ медленно расходился с площади. Папаша Терри подбирал блестящие монеты.

— Этого достаточно для того, чтобы добраться до замка герцога? — спросил Рэндалл, пряча кинжалы в мешочек.

— Трудно сказать! Зависит от того, насколько алчные возницы нам попадутся.

ГЛАВА 3

Часом ранее в ворота Ноттингема вошёл молодой аристократ в парчовом котарди и длинном плаще, ведя под уздцы восхитительного серого скакуна. И по одежде, и по манерам стражникам сразу стало очевидно, что одинокий гость был благородного происхождения и довольно богат. Со скукой во взоре он брёл по площадям и улочкам города, имея вид путешественника. На его бедре висел убранный в ножны меч, к лошади был приторочен мешок. Длинные гибкие пальцы молодого человека украшали крупные кольца. Густые чёрные кудри спадали на лоб, а в светлых больших глазах искрилась дерзость.

Купив у торговца кулёк орехов, он ловко грыз их, сплёвывая скорлупу, и медленно шёл по переулкам, любуясь хрупкой красотой Ноттингема. Он бывал тут и прежде, но всякий раз восторгался этим городом, стоявшим в окружении густых труднопроходимых лесов Шервуда.

Молодой человек предполагал остановиться в трактире «Зелёная кружка», владелец коего, горбун, хорошо знал его. Вдыхая влажный воздух улиц, аристократ шагал вперёд, обращая внимание на очаровательных девушек, улыбаясь собственным мыслям. Услыхав музыку, льющуюся откуда-то издалека, он направился к её источнику. Узким переулком, по которому едва могла бы проехать телега виллана, он вышел на площадь, где толпился народ. Взяв покрепче лошадь под уздцы, аристократ протиснулся сквозь людские ряды и увидел худого, хрупкого, очень светлого блондина, исполняющего песню под аккомпанемент лютни, и второго менестреля, лет пятидесяти, который вторил ему на дудке. Когда молодой блондин закончил петь и отвесил полный изящества поклон, аристократ заулыбался, подумав, что манерами этот бродячий певец затмил бы многих придворных. Зазвучала следующая песня, потом другая. Затем петь принялся пожилой менестрель, а молодой, достав из мешка десять кинжалов, принялся ими жонглировать.

С трепетом аристократ следил за его ловкостью, и стоило зрителям разразиться звонкими аплодисментами, он с радостью присоединился к ним.

Поймав последний из своих кинжалов, блондин вновь отвесил несколько поклонов. Тот, что был старше, закончив петь, взялся подбирать монеты, которые швыряли зрители. Народ начал расходиться. Выступление закончилось.

Приблизившись к бродячим певцам, аристократ достал из кошелька, висевшего у него на бедре, горсть монет и протянул папаше Терри.

— Возьми деньги, вы оба их сегодня заработали, — сказал он.

Вскинув на него глаза, папаша Терри молвил:

— Благодарю, незнакомец. Ты великодушен к нам.

— Моё имя сэр Ральф де Монфор. Я только что прибыл в Ноттингем и случайно увидел ваше выступление.

— Рад, что вам понравилось, милорд, — ответил папаша Терри. — Всевышний не обделил моего сына голосом.

Взяв мешочек с кинжалами и повесив через плечо лютню, Рэндалл подошёл к Ральфу де Монфору.

— Я в восторге от тебя, — сказал дворянин, извлекая из тюка, притороченного к лошади, цистру. — Взгляни! Я тоже увлекаюсь музыкой и сочинением песен. Как тебя зовут?

— Рэндалл, — ответил менестрель.

— Вы заночуете в Ноттингеме? — осведомился сэр Ральф де Монфор.

— Нет, — вмешался папаша Терри. — Нас ждут в замке герцога Ланкастера, и мы после завтрака уходим из города.

— Я приглашаю вас на завтрак, — улыбнулся сэр Ральф.

«Почему этот дворянин так благоволит к нам?» — подумал с подозрением папаша Терри.

Не торопясь, они направились к «Зелёной кружке», а лошадь сэра Ральфа послушно брела за хозяином.

— Вы хотите выступить перед Джоном Гонтом? — спросил дворянин.

— Нас в знак примирения преподнёс герцогу Гонту его брат, лорд Глостер, — ответил папаша Терри. — В наши дни, когда Англию гложет нищета, бродячим певцам не пристало воротить нос только потому, что господин отдал их, точно рабов.

— А тебя, — понизив голос, произнёс сэр Ральф, повернувшись к Рэндаллу, — не смущает то, что ты уподобляешься рабу и что с тобой не считаются?

— Разве от того, что меня это смущает, что-то может измениться? — проговорил Рэндалл. — Папаша Терри научил меня чувствовать и любить музыку, стихи и песни, я могу их исполнять и сочинять. Я же менестрель, сэр, и больше ничего не умею.

Губы Ральфа тронула улыбка.

— Ха-ха! Представь, я тоже ничего не умею! Ну. если только рубить мечом головы врагам, — засмеялся он.

Войдя в трактир, они были встречены горбуном, который, заметив менестрелей с сэром Ральфом де Монфором, очень удивился.

— Принеси мне и моим друзьям чего-нибудь поесть и поставь нам бутылку вина, — приказал сэр Ральф.

Днём в «Зелёной кружке» было не так многолюдно, как по вечерам. Несколько завсегдатаев мрачно поглядывали на вошедших в трактир посетителей.

Устроившись за столом в углу, сэр Ральф попросил Рэндалла опробовать его цистру. Взяв несколько звучных аккордов, Рэндалл остался удовлетворён.

— Превосходная цистра, — похвалил он.

— Ты мог бы исполнять на ней мои песни, — молвил сэр Ральф. — Хотя я рыцарь и менестрель, как Бертран де Борн[1], но, к сожалению, у меня нет того, чем небеса наградили тебя. У меня нет голоса. Наверное, ты знаешь, что некоторые аристократы, сочиняющие композиции, берут в слуги жонглёров — людей, умеющих исполнять музыку и песни так же прекрасно, как ты только что жонглировал кинжалами.

Слуга с улыбкой поставил перед ними дымящегося гуся, блюдо с орехами и кувшин вина. Наполнив бокалы, Ральф выжидающе смотрел на Рэндалла. Тот отложил цистру и покачал головой.

— Вряд ли герцог позволит мне служить вам, — сказал он.

Опрокинув стакан вина, папаша Терри поднялся из-за стола.

— Ищите для своих песен другого жонглёра, — произнёс он. — А нам нужно идти в замок, к герцогу.

Но Рэндалл заколебался. Ему нравился рыцарь, который держался с ними так просто и дружественно. Обычно знать презирала менестрелей, если только те сами не были знатны.

— У меня есть цистра, дудка, рожок и псалтерион, — проговорил сэр Ральф. — Но нет твоего голоса, Рэндалл. Мы бы добились восхищения всего королевского двора.

— А как вы поступите со мной потом, когда я вам наскучу? Выбросите меня на улицу петь на площадях и побираться?! Герцог-то меня назад не возьмёт, — проговорил Рэндалл.

— Я никогда не продавал своих друзей! — резко воскликнул сэр Ральф. — И если ты поступишь ко мне на службу, ты станешь моим другом.

У Рэндалла было не так много друзей. За семь лет проживания у лорда Глостера он успел подружиться лишь с несколькими людьми из числа слуг, с которыми теперь расстался.

— Прекратите! — вмешался папаша Терри. — Мы очень признательны вам за благосклонность, сэр Ральф, но нам лучше до темноты выступить в путь.

— Послушай, — окликнул Рэндалла рыцарь. — Я бы очень хотел, чтобы ты согласился служить мне. Ты очень талантлив, Рэндалл. Надеюсь, мы с тобой ещё встретимся.

Терри уже тащил Рэндалла за рукав к выходу.

Оставшись один, сэр Ральф де Монфор допил остатки вина и доел обед.

Он происходил из знаменитого нормандского рода, и в Ноттингеме многие знали об этом. Имея поместье в Кенте, он обожал путешествовать по Англии. С тех пор как война с Францией почти не велась, он не находил другого развлечения, как разъезжать по королевству, часто останавливаясь при дворе Ричарда II, который был юн, но весьма поощрял поэтов и менестрелей. Выступая в залах Вестминстера, он нередко внимал лести и похвалам придворных, но самого Ральфа де Монфора не устраивало то, что песни его звучат недостаточно чувственно, и он давно жаждал найти для себя жонглёра. Отказ Рэндалла немного огорчил благородного рыцаря. Блондин с манерами аристократа как нельзя лучше подходил для этой роли. Взяв в руки цистру, сэр Ральф склонил кудрявую голову и провёл пальцами по струнам.

— Нет, Папиоль![2] Ты всё-таки должен служить мне, — пробормотал он и, повесив лютню на плечо, направился к дверям.

ГЛАВА 4

Собрав оставленные в хлеву вещи, закутавшись в плащи, Рэндалл и папаша Терри отправились в путь, к замку герцога Джона Гонта. Рэндалл продолжал думать о предложении Ральфа де Монфора и почти не вступал в беседы с Терри.

— Ты такой же знатный лорд, как и сэр Ральф, но вышло так, что тебя вырастил я, — сказал Терри. — А потом, что интересного при королевском дворе? Многотысячные пиры, лукавые вельможи? Тебе лучше держаться подальше от них.

Рэндалл вздохнул. Он знал о своём происхождении не много, но слышал, что в его жилах течет очень знатная кровь. Мать его погибла от чумы, но ещё до этого папаша Терри взял его на воспитание. Он любил Терри и понимал, что тот встревожен одолевавшими его сомнениями.

Выйдя из ворот Ноттингема, отец и сын двинулись по широкой, разъезженной дороге. Стоял прохладный день, воздух наполняли терпкие запахи трав и навоза. Брызги грязи оседали на сапогах путешественников. Резкий ветер шумел в кронах и проникал под одежду.

Менестрели шагали вдоль обочины, не останавливаясь, даже когда мимо проезжали тяжело вооружённые, закованные в кольчуги и латы всадники, следующие в Ноттингем. Это были рыцари со своими свитами, ищущие отдых и ночлег. Таких, как сэр Ральф де Монфор, одиноких путников без слуг и оруженосцев, Рэндалл вблизи Ноттингема не видел. Знакомство с рыцарем не выходило у него из головы. Мысли о том, что вместе с Ральфом он мог бы появиться при дворе, выступать перед королём и узнать что-нибудь о своём отце-лорде, постоянно возвращали его к рыцарю. Следуя позади папаши Терри, Рэндалл глядел под ноги, чтобы не споткнуться о рытвины или корни. Они вновь входили в лес, через который надеялись миновать соседнее графство и приблизиться к деревням, где кто-нибудь подбросит их до замка герцога Ланкастера.

Остановившись у родника, берущего начало в поросшем лесом холме и бьющего из каменной пасти замшелой горгульи, папаша Терри наполнил дорожные фляги водой. Рэндалл зачерпывал её узкой ладонью и с жадностью пил. В лесу было пустынно, но они знали о шайках разбойников, что бродили в дебрях в поисках наживы.

Внезапно до слуха Рэндалла долетело позвякивание, словно где-то бряцали бубенцы.

— Ты слышишь? — спросил он, насторожившись.

— Сюда кто-то едет! — прошептал папаша Терри, вцепившись Рэндаллу в запястье.

Притаившись за деревьями, они уставились на широкую дорогу, проходящую через лес. Бряцанье бубенчиков усилилось. Появилась телега, гружённая бочками и запряжённая крупной лошадью. Возницей оказался огромного роста плечистый монах с густой каштановой бородой, простым воспалённым лицом и всклокоченными волосами. На нём была грубая ряса, капюшон которой висел у него за спиной, плащ и гигантские сапоги. Рядом с монахом в телеге лежала увесистая дубинка, он явно держал её для того, чтобы дать отпор дерзким злоумышленникам.

— Отец! — окликнул его Рэндалл и выбежал из-за деревьев.

— Менестрели, — ухмыльнулся монах, не выпуская поводья и не останавливая телегу. — Только их мне недоставало!

— Отец! — снова крикнул Рэндалл. — Мы идём в замок герцога Ланкастера. Позвольте нам присоединиться к вашему путешествию.

— Замечательная будет компания: монах и два грешника, — молвил тот. — Но я люблю грешников. Садитесь, сэры.

Запрыгнув в телегу, менестрели устроились между бочек, в которых что-то плескалось.

— Отличный монастырский эль ко двору герцога Ланкастера, — пояснил возница.

— У нас есть чем заплатить. В Ноттингеме мы заработали кое-что, — сказал папаша Терри и полез под куртку за кошельком.

— Я доставлю вас бесплатно, — возразил монах, — потому что знаю, как тяжело нынче простолюдинам достаются деньги.

— Как вас зовут, отец? — осведомился Рэндалл.

— Брат Джон Строу. Со мной вы можете не бояться за свои жалкие сбережения. Мою дубину знает каждый негодяй в здешних лесах.

— Разбойники пытались напасть на вас? — спросил Рэндалл.

— Много раз. Я доставляю эль из нашего монастыря в замки благородных сэров, и нередко приходилось дубинкой раскалывать головы отважным негодяям!

— Поистине, нужно быть отважным, чтобы вступить с вами в драку! — засмеялся Рэндалл.

Монах оказался очень весёлым человеком и развлекал спутников. К ночи они должны были добраться до замка, в котором герцог Ланкастер устраивал пышный пир.

ГЛАВА 5

Днём раньше брат Строу покинул монастырь, чтобы доставить эль в замок герцога. Незадолго до отъезда он увидал, как один из монахов его обители послал Бренде Уэлч, дочке кузнеца, несколько ласковых улыбок. Поступок монаха насторожил брата Строу, но он предпочёл никому ничего не рассказывать.

Шагая по дорожным рытвинам, брат Джон Болл рассеянно улыбался, направляясь в сторону соседней деревни. Вот уже неделя, как он был влюблён. Чувство, которое он не испытывал прежде, переполняло его. Приняв постриг совсем юным, он ни разу не позволил любви прокрасться в своё сознание. На сей раз мысли о прекрасной дочке кузнеца преследовали его, вызывая страсть во всём теле. Побороть страсть к Бренде ему казалось невозможным, и он полностью вверил себя чувствам.

Брат Джон Болл был одним из самых рассудительных, образованных и в то же время молодых монахов аббатства. Он превосходно говорил и читал по-латыни, обладал красивой внешностью и нежным голосом. В стенах обители он переводил трактат Беды Сухопыльного на английский и умел поддержать любую богословскую беседу. Не будь он монахом, он бы нравился женщинам — худой, изящный, стройный блондин с кроткими светлыми глазами, брат Джон Болл выглядел как настоящий аристократ. Говорили, будто он сын какого-то герцога, и что отец запер его в монастыре, чтобы скрыть незаконного отпрыска.

В день, когда брат Строу заметил его идущим к деревне, Джон Болл предвкушал встречу наедине с возлюбленной. Он прежде не оставался с женщинами один на один и потому волновался. Но Бренда сама пригласила его, и он был одержим переполнявшей его любовью. И неизвестно, стал бы он одной из особенно ярких и великих фигур в истории, если бы не влюбился в прекрасную дочь кузнеца.

— О, я не должен идти к Бренде Уэлч, — вздыхал он.

Постояв немного на склоне холма, прислонившись плечом к влажному тёмному стволу вяза, он смотрел на лежащую внизу нищую деревню. Вилланы бродили у дворов и хижин, переговариваясь друг с другом и хохоча. Жёны занимались приготовлением ужина. Недалеко резвилась бедно одетая ребятня.

— Нет, нет, нет! Я не должен идти туда, — пробормотал Джон Болл и начал спускаться по склону..

Прищурившись, он отыскал глазами кузницу Уэлча. Увидел тлеющую жаровню и силуэт кузнеца. Стук молота о наковальню гулко разносился в воздухе.

В деревне на него не обратили внимания: монахи часто появлялись здесь, ведь рядом с деревней лежал путь в Дартфорд.

По мере того как брат Джон Болл подходил к хижине прекрасной Бренды Уэлч, он перестал колебаться. Приоткрыв калитку, Джон Болл¹, озираясь, опасаясь отца возлюбленной, подошёл к хижине и постучал в дверь. Переводя дыхание, он заметил, что крестьянка в соседнем дворе, занимавшаяся приготовлением ужина на очаге, не спускает с него глаз. Болл улыбнулся ей.

Дверь приоткрылась, и на пороге возникла красивая молодая женщина в суконном сером платье. Её распущенные каштановые локоны поблёскивали в свете заходящего солнца, проникавшего в дом через окно.

Болл произнёс в смущении:

— Приветствую тебя, Бренда.

Она кивнула и пригласила его войти:

— Следуйте за мной, брат, а то вас ненароком заподозрят в прелюбодеянии.

Трепеща, Джон Болл переступил порог хижины.

ГЛАВА 6

С минуту Джон молча стоял в центре хижины, изучая низкие потолочные балки, длинный стол, скамью и набитый тюфяк в углу. В хижине оказалось очень тепло и пахло свежеиспеченным хлебом.

Бренда, весьма привлекательная, имела некоторую простоватость, свойственную крестьянским девушкам, хотя ее огромные зелёные глаза, густые каштановые кудри и красивые губы могли обольстить любого аристократа. Простое широкое платье не скрывало её точёной фигуры.

— Твой отец в кузнице, Бренда? — глухо спросил он, опустив взгляд.

— Да. И, пользуясь этим, я хочу поговорить с вами, брат, — сказала Бренда.

— О чём же?

— Как будто вы не знаете! О вас.

— Обо мне?

Она засмеялась:

— Вы ведь обо мне думали, верно?! Я сразу догадалась, что вы ко мне неравнодушны.

— Даже если и так, мой духовный сан запрещает мне быть с тобою.

— Тогда для чего же вы пришли сюда? — спросила Бренда.

Он поднял на неё светлые глаза:

— Я не знаю.

Девушка подошла к Боллу вплотную:

— Вы не знаете? Может, потому, что вы любите меня или желаете меня?

Джон Болл внезапно заключил её в объятья и страстно поцеловал в губы.

Вдруг с улицы потянуло холодным воздухом, дверь распахнулась, и в хижину ворвался огромный человек в рубахе, пропахшей потом. В руке он сжимал раскалённый железный прут.

— Я так и знал! — завопил он, хватая Джона Болла и швыряя его в угол, прямо на тюфяк.

Бренда закричала, пытаясь остановить его. Кузнец с рёвом попытался воткнуть в Болла прут, но тот ловко увернулся.

— Мне говорили, что ты шлюха, но я не верил! — орал кузнец.

С неподдельным ужасом Болл смотрел на разъярённого кузнеца. В хижину вбежал еще один человек, в котором монах узнал брата возлюбленной. Увидав гнев Уэлча, тот бросился между ним и Джоном Боллом.

— Прекрати! — воскликнул он. — Перед тобой — монах, лицо духовное!

— Прочь! — прорычал кузнец. — Всё из-за этой шлюхи, твоей сестры! — И он наотмашь ударил виллана по лицу.

Воспользовавшись их дракой, Джон Болл выбежал из хижины. Перепрыгнув через забор из кольев и вспугнув соседских кур, бродивших поблизости, он помчался в сторону леса. Крестьяне в недоумении оборачивались ему вслед. Но Джону это было безразлично. Он понимал, что теперь его ожидает участь расстриги. В монастырь он не смел возвратиться: наверняка вечером там уже будут знать о его поступке. На окраине деревни монаха окликнул стражник. Завязалась драка, и Болл, защищаясь, разбил тому голову его же алебардой.

Добравшись до опушки леса, он перестал бежать и пошёл шагом, содрогаясь от рыданий. «Как я мог влюбиться?! Боже! — думал он. — И вот я превратился в прелюбодея и убийцу! Уверен, что Бренда, её отец и брат обвинят меня перед шерифом в убийстве стражника! И вилланы меня тоже видели!»

Темнело. В лесу становилось холодно. Поскальзываясь и спотыкаясь о корни деревьев, Джон Болл углублялся в дебри. Утомившись, Болл сел на поваленное дерево.

— Хорошо, что я не успел предаться любовным утехам, — пробормотал он. — Но что проку, если мне всё равно никто не поверит?!

Небо над вершинами деревьев было уже совсем тёмным. Монах ощутил пронизывающий холод и энергично подышал на руки. Он расположился на ветвях дерева, сваленного в овраг. Ночевать одинокому путнику, у которого не имелось даже меча, считалось опасным. Но Джон Болл не испытывал страха перед лесом. Гораздо больше он боялся шерифа и обвинения в убийстве.

Он мог бы, конечно, укрыться в монастыре в Беверли, в восточном Йоркшире. Там принимали убийц и воров со всей Англии, чтобы те раскаялись в содеянном. Но до Беверли был неблизкий путь, и Джон Болл не желал признаваться в убийстве. Он знал эту обитель, так как бывал в ней с братьями-монахами. Красивое здание с резными барельефами, украшенное «розой» и длинными стрельчатыми башнями с декором из шипов, с огромной церковью и раскидистым зелёным краем, лежащим на мили вокруг, притягивало преступников со всего королевства.

Потом Джону Боллу пришла на ум идея сбежать во Францию, но вскоре он осознал её нелепость. У него не было денег даже на кусок чёрствого хлеба, не то чтобы добраться до порта!

Закутавшись покрепче в монашескую рясу, он прикрыл глаза. Ночь в лесу заставляла его прислушиваться к любым звукам и шорохам. Он боялся людей шерифа и стражников Дартфорда, которые, несомненно, искали его.

Обратно в обитель он решил не возвращаться. Там бы его не приняли. Поднявшись с коряги, он стал взбираться вверх по склону оврага, рассчитывая добраться лесом до соседнего графства.

И вдруг он уловил звук конского топота. Кто-то скакал в его сторону. Трясясь от страха, он полез на раскидистое дерево, но сорвался, упал и сильно отбил ладони.

Из-за поворота появился одинокий всадник, путешествующий по Эссексу верхом. Сдерживая возглас отчаяния, Джон Болл наблюдал, как незнакомец остановился и спешился.

ГЛАВА 7

Если бы этого всадника увидели Рэндалл или папаша Терри, они сразу же узнали бы своего недавнего благодетеля из Ноттингема. Проведя ночь в городе, сэр Ральф де Монфор направлялся в свой замок, в Кент. Он не боялся путешествовать вечером, но соблюдал некоторую осторожность.

Следуя через лес, он заметил у тропы монаха, который сорвался, пытаясь вскарабкаться на раскидистое дерево.

— Для чего монаху прятаться от меня, одинокого всадника? — пробормотал сэр Ральф, придержав лошадь.

Поднявшись, Джон Болл стоял перед ним, дрожа от волнения и холода. Ладони монаха были разбиты в кровь, грязь забрызгала сапоги.

— Что с тобой случилось, отец? — спросил сэр Ральф.

Джон Болл ничего не сказал, но вырвавшийся вздох был красноречивее слов. Рыцарь понял, что монах претерпел много испытаний и трудностей.

— На тебя напали разбойники? — осведомился сэр Ральф, спешившись.

— Нет, сэр, — глухо ответил Джон Болл. — Я сам разбойник.

— Что это значит?

— Прошу вас об одном, сэр, — не говорите шерифу, что встретили меня в лесу.

Заинтригованный подобным заявлением, сэр Ральф отстегнул от седла флягу с крепким вином и предложил монаху выпить.

— Ты что-то совершил, отец? Но что?

— Не называйте меня отцом. Я уже расстрига, сэр, — сказал монах.

— Как мне тебя в таком случае называть?

— Например, Джоном Боллом. Вот что бывает, когда человек идёт на поводу у страсти! Боже! Думал ли я, что мне придётся скрываться в лесу от шерифа, точно разбойнику?!

Вино подействовало. Слёзы вновь подступили к его глазам.

«Что-то произошло. Однако монах нуждается в моей защите!» — решил сэр Ральф и принялся разводить костёр.

— Для чего вы зажигаете пламя? — вздрогнул Джон.

— Вам просто необходимо поесть и прийти в себя, — ответил сэр Ральф. — Сейчас я достану свинину и лепёшки, а вы просушите вашу рясу.

— Отчего вы так милостивы ко мне? — недоверчиво спросил Джон Болл.

— Может, из простого сочувствия, — сказал сэр Ральф. Привязав лошадь, он вытащил из поклажи снедь и предложил монаху часть ужина. Не говоря ни слова, Джон Болл послушно подсел к огню.

— Что же случилось с вами, Болл? Почему вы скрываетесь в лесу?

Прихлёбывая из фляги, Джон уже нашёл силы усмехнуться. Он слегка опьянел и перестал робеть перед незнакомцем.

— Я влюбился, сэр! Влюбился в прекрасную особу по имени Бренда Уэлч. Её отец, кузнец, ворвался в хижину, когда я был с ней наедине и она меня целовала! До встречи с ней я был праведником. Все в моей обители это подтвердят!

— Так здесь замешана женщина?! — удивился сэр Ральф.

— Точнее, её отец, который бросился на меня с железным прутом. Брат Бренды вступился за меня и тем самым позволил мне бежать. А я столкнулся со стражником, которого был вынужден убить. Я совершил много недозволенного, — Болл невесело засмеялся. — Потому и вынужден скрываться.

— Куда же вы направлялись, Болл? — осведомился сэр Ральф.

— Куда-нибудь, где меня никто не знает.

— Полагаю, в обитель Беверли?

— Нет. Что вы, сэр! В Беверли я буду обязан признать свою вину перед монахами-праведниками, а я не хочу делать этого.

Оба умолкли. Джон Болл допивал вино из фляги, время от времени благодарно улыбаясь сэру Ральфу. Рыцарь погрузился в размышления. Ему было жаль монаха, тем более что и сам он знал, что такое любовь.

В лесу стояла холодная промозглая ночь. До слуха рыцаря доносился треск сучьев и шорохи, заставлявшие его внимательно вглядываться в темноту. Он опасался встретить разбойников и соглядатаев шерифа Эссекса.

— Меня зовут сэр Ральф де Монфор, — наконец проговорил он. — У меня поместье в Кенте, и если хочешь, можешь погостить в моём замке. Во владениях знатного феодала люди шерифа Эссекса не имеют власти.

— В самом деле?! — воскликнул Джон Болл. — Вы готовы рисковать своей репутацией? Я же изгнанник, прелюбодей!

— Только ты должен переодеться, поскольку люди шерифа ищут монаха, — ответил сэр Ральф. Порывшись в мешке, он нашёл узкие шоссы и котарди, которые пришлись впору Джону Боллу. Набросив на голову капюшон, пришитый к плащу, монах стал выглядеть, как один из тех молодых людей, что путешествуют по Английскому королевству.

— Ложись у костра и выспись. Завтра нам предстоит весь день идти по лесу, — сказал ему сэр Ральф.

Устроившись возле огня и внимая громкому треску тлеющих сучьев, Болл крепко заснул. А сэр Ральф, не сомкнув глаз и положив возле себя меч, дежурил всю ночь.

ГЛАВА 8

Телега, которой правил брат Строу, выехала на опушку и направилась по извилистому пути вниз со склона холма. Дорога упиралась в ворота серой крепости, чьи тяжёлые башни и плотные стены Рэндалл увидел ещё издали. У обочины деловито прохаживались птицы, выклёвывая что-то из грязи.

Из ворот появилась кавалькада всадников в тускло сиявших доспехах и поскакала в сторону леса. По краям зубчатых стен и на площадках, что были на крышах сторожевых башен, виднелись силуэты стражников и арбалетчиков.

— Это замок Джона Гонта? — осведомился Рэндалл.

— Да, — подтвердил монах.

С интересом и волнением Рэндалл разглядывал крепость. Замок окружал ров, наполненный водой, через который стражники, при приближении телеги с бочками, со скрежетом перебросили подвесной мост. Телега прогрохотала внутрь колодцеобразного двора, где толпилось много народу — слуг, стражи и оруженосцев.

Герцог Ланкастер, Джон Гонт, был одним из дядей короля Ричарда II и самым могущественным английским лордом. Согласившись служить племяннику и позволив ему короноваться, он поступил так потому, что в Англии всё ещё обожали обсуждать подвиги Чёрного принца, погибшего отца Ричарда, совершённые тем на войне во Франции. Джон Гонт был уверен, что Ричард позволит ему бывать при дворе и распоряжаться в королевстве: ведь племяннику было всего одиннадцать лет, когда он стал королём. Но прошло несколько лет, и Ричард отдалил от себя дядю, предпочитая проводить время без него в своей резиденции — в Элтоне — и отказываясь внимать ему с прежним послушанием. Поэтому герцог чаще находился в провинциальном замке, а не в лондонском Савое на Стренде.

Уже давно Ланкастер не воевал, но любил устраивать пиры и охоту, на которые приглашались лучшие рыцари Англии. Рэндаллу было хорошо известно, что своё прозвание Джон Гонт получил по имени французского города Гента, где появился на свет. Герцог был сыном короля Эдуарда III, развязавшего Столетнюю войну с Францией, и всю свою молодость провёл в походах. Ему пришлось смириться с тем, что награды и людская любовь достались его старшему брату — Чёрному принцу. А он сам довольствовался лишь высоким происхождением.

Замок, принадлежавший герцогу Ланкастеру, издали притягивал взгляд путника и вызывал восхищение. Его окружали холмы и поля, простиравшиеся на много миль, деревни и труднопроходимые леса, где прятались шайки разбойников и где герцог любил охотиться на вепрей.

Расставшись во дворе с братом Строу, менестрели отправились за камердинером, который ввёл их в главный зал замка, где в те часы проходил пир.

— У вас есть песни, достойные слуха его высочества? — спросил камердинер.

— Безусловно, — сказал папаша Терри.

— Что ж, хорошо! Тогда сегодня будете выступать перед герцогом и его друзьями. Потом сможете есть и пить с остальными слугами.

Зал, где оказались Рэндалл и папаша Терри, освещался очагом и факелами. Под сводчатым потолком уже густели холодные тени. Плотные каменные стены украшали восхитительные гобелены, боевые трофеи и начищенное оружие. В зале стояла весёлая и непринуждённая атмосфера. Блюда и кувшины подавали молодые люди в коротких куртках и остроносых туфлях.

За главным длинным столом сидела свита герцога Ланкастера. Он сам расположился в кресле владельца замка. Это был зрелый человек с гладко выбритым подбородком, в синем парчовом котарди, искрящемся ценной вышивкой; на его гибких пальцах, которыми он разламывал жаркое, поблёскивали крупные кольца.

В свите преобладали рыцари, но Рэндалл заметил и нескольких богато одетых женщин. Рядом с герцогом находился его сын — сверстник короля Ричарда Генри Болинброк. Этому хрупкому бледному подростку с огромными глазами предстояло стать правителем Англии и вновь развязать кровопролитную войну с Францией.

За столом справа, под двумя вытянутыми окнами, сидели люди попроще — бедные рыцари и провинциальные бароны.

Над входом в зал нависал балкон, где выступали менестрели и придворные певцы. Вокруг столов бродили собаки герцога, изредка схватывая на лету подачки гостей.

Войдя в зал, Рэндалл скинул забрызганный дорожной грязью плащ и передал его слуге. Папаша Терри последовал примеру Рэндалла. Слушая, как с балкона этой своеобразной кафедры менестрелей льётся томная музыка цистры и дудок, Рэндалл улыбнулся. Он умел с первых же звуков распознавать инструменты, их число и степень таланта тех, кто к ним прикасался. Такого превосходного слуха, как у него, не было даже у его приёмного отца. Жарко натопленный зал, аппетитные запахи угощений, приглушённые голоса и музыка понравились Рэндаллу. Он видел, как насторожённо папаша Терри оглядывался по сторонам, но знал, что тот всегда недоверчиво относится ко всему незнакомому.

Молодой слуга в аккуратном приталенном камзоле поднёс им кубки с вином. Поблагодарив его кивком, Рэндалл залпом осушил вино. Затем, достав лютню, он взял несколько аккордов.

— Ты не испытываешь робости перед Джоном Гонтом? — спросил папаша Терри.

— Вовсе нет. Не станет же он рубить нам головы, если ты или я возьмём фальшивую ноту! — усмехнулся Рэндалл. — Поверь, все лорды одинаковы, и для них главное, чтобы их беседы на пирах дополняла музыка.

— О лордах тебе известно больше, чем мне. Я гораздо лучше изучил простолюдинов, — сказал папаша Терри, вертя в руках дудку.

Рэндалл вгляделся в знатных вельмож, сидящих за столом герцога Ланкастера. Поймав за рукав куртки проходящего мимо юношу с пустым блюдом, он поинтересовался:

— Скажи, кто те люди, что находятся рядом с герцогом?

Юноша оказался французом, и Рэндаллу пришлось повторить свой вопрос по-французски. Папаша Терри обучил его разным языкам, поскольку многие песни и новеллино были сочинены норманнами, бургундцами, провансальцами или итальянцами.

— Рядом с герцогом его сын, мессир Генри, — пояснил слуга. — А также некоторые рыцари, заслужившие расположение его высочества. Женщины — их супруги и дочери.

Внимание Рэндалла привлёк неприветливый молодой аристократ с курчавыми чёрными волосами, холодным узким лицом и огромными, выразительными зелёными глазами. Ни с кем не разговаривая, он потягивал вино.

— А это кто? — спросил Рэндалл.

— Граф из Йоркшира, — сказал слуга. — Сэр Филипп Монтгомери, ставший знаменитым ещё во время войны во Франции. Он самый знатный рыцарь его величества.

— Чем же он удостоился расположения герцога?

— Лишь тем, — хихикнул слуга, — что прибыл в замок Ланкастера, выполняя приказ короля. Ричард благоволит к мессиру Филиппу и прислал его, чтобы примириться с дядей. После их ссоры в прошлом месяце, в Лондоне, Ричард боится дядю и правильно делает, потому что Джон Гонт очень могущественен.

В этот миг к Рэндаллу и папаше Терри подбежал камердинер герцога и торопливо велел им подниматься на опустевший балкон, с которого только что спустились закончившие своё выступление провансальские менестрели.

Держа в руках лютню и дудку, Рэндалл и папаша Терри направились к крутой лестнице, ведущей на балкон.

ГЛАВА 9

Проведя пальцами по струнам, Рэндалл заметил, как восхитительно плыли звуки под сводами зала. С высоты ему были прекрасно видны столы с угощениями, лорды, знатные женщины, бродившие по залу собаки и слуги, уносившие пустые блюда и кувшины, подающие жаркое, фрукты и вина.

Склонив голову набок, он прикрыл глаза и запел. Его голос удивительно красиво зазвучал, отдаваясь гулким эхом под потолком. Он пел на норманнском наречии, знакомом всем находящимся в зале, а робкие звуки дудки добавляли мелодии нежность.

Гости герцога Ланкастера, невольно прекратив свои занимательные беседы, поворачивались в сторону выступавших менестрелей. Даже владелец замка, затаив дыхание, устремил взор на Рэндалла.

— Кто этот человек? — спросил он у камердинера.

— Рэндалл Уолтерс. Он и его отец присланы сюда вашим братом, герцогом Глостером.

Песня, исполняемая Рэндаллом, восхитила всех гостей Ланкастера. Когда же он умолк, они разразились аплодисментами. Отвесив полный достоинства и аристократизма поклон, Рэндалл немедленно приступил к следующей песне, и на этот раз она была на английском языке. Затем последовало ещё несколько таких же прекрасных произведений, заставивших слушателей трепетать.

— По окончании пира приведите Рэндалла в мою комнату. Я хочу ближе узнать того, кто доставил мне нынче такое удовольствие, — велел герцог камердинеру.

Выступление Рэндалла и папаши Терри продолжалось около часа. На этот раз отец воздержался от исполнения песен, поскольку его голос, по мнению самого Терри, был слишком груб для звучания в здешних стенах.

Когда после нескольких поклонов Рэндалл спустился в зал, он держал себя по обыкновению учтиво, но без раболепства. Чувствуя усталость, он надеялся выспаться и удовлетворить хороший аппетит в комнате, отведённой ему в замке. Однако на выходе из зала обоих менестрелей остановил камердинер и вкрадчиво сообщил, что герцог хочет переговорить с Рэндаллом наедине.

Опочивальня герцога Джона располагалась прямо над трапезной. Более чем скромная обстановка удивила Рэндалла: стол — под вытянутым узким окном, куда проникала весенняя прохлада с улицы; в углу — тяжёлый, окованный железом сундук, где хранились, видимо, вещи и утварь герцога; два кресла с высокими спинками да в центре зала — кровать, на которую поднимались по короткой лестнице.

Вошедший слуга поставил на стол блюдо с орехами, кусок хлеба, свинину, кувшин с вином и кубок.

— Угощайся, менестрель, — произнёс слуга и вышел из комнаты.

Рэндаллу ничего не оставалось, как сесть за стол и отдать должное угощениям. Наполнив кубок вином, он с любопытством осматривался по сторонам, разглядывая ценные гобелены и боевые доспехи, украшавшие стены замка.

ГЛАВА 10

Давно спустилась тёмная, ветреная ночь. Дул резкий ледяной ветер. Впрочем, непогода не смущала Рэндалла, и ему было любопытно посмотреть на башни замка. Он знал, что где-то поблизости находилась часовня, украшенная горгульями. Прежде ему много доводилось слышать и о провинциальном замке герцога Джона Ланкастерского, и о его лондонском дворце Савое — очень красивой и громадной крепости.

Со стены Рэндалл в полной мере мог разглядеть простирающиеся до самого горизонта леса и поля. Воздух казался ему чистым и свежим. Закрыв глаза, он застыл на минуту, наслаждаясь ароматами ночи, и вновь вспомнил о рыцаре де Монфоре.

— Стоило принять его предложение. Вместе мы объехали бы много королевств, — пробормотал он. Никто из лордов, даже Ланкастер, не отнёсся к нему так, как Ральф де Монфор. У Джона Гонта Рэндалл ходил бы в шелках и парче, но всегда оставался бы одним из двадцати менестрелей, а вовсе не другом, как обещал ему Ральф.

Размышляя, Рэндалл не заметил, как неподалёку от него остановился какой-то человек. Он был без алебарды и панциря, в плаще, с лежащим на плечах капюшоне. У его бедра висел убранный в ножны длинный меч, а на сапогах тускло поблёскивали шпоры. Аромат цветочной эссенции и дорогих притираний указывал на знатное происхождение господина. Рэндалл узнал в нём сэра Филиппа Монтгомери.

— Я люблю гулять по стене моего замка Спрингроузез в Йоркшире, — сказал, повернувшись к нему, сэр Филипп. — Вы бывали в Спрингроузезе?

— Нет, милорд. Но я часто ходил с отцом через Йоркшир.

— И вы стали менестрелем потому, что ваш отец — менестрель?

— Папаша Терри научил меня многому, милорд.

Взорвавшись презрительным смехом, Филипп отвернулся:

— Кто бы предположил: я и жалкий слуга на прогулке!

Гнев вспыхнул в душе Рэндалла, но он сумел подавить его.

— Зато вы, милорд, очень знатный и благородный человек, — сказал он как можно любезнее.

— Верно, — хмыкнул Монтгомери. — Мой род прославился ещё при Генрихе II, и с тех пор все Монтгомери считаются не только землевладельцами и феодалами, но и рыцарями. — Он не стал вдаваться в подробности, объясняя менестрелю, что и его отец, Вильям Монтгомери, прославился подвигами на войне, и он сам служил потом во Франции. — Так что мне не пристало разгуливать в компании бродяг! — закончил сэр Филипп и направился к башне.

— Что ж! — сказал вслед ему Рэндалл. — Мне жаль, что я внушаю вам такое отвращение, милорд.

— Меня не купишь глупыми мелодиями! Я — воин! Я служил во Франции и знаю, сколь дерзки бывают лицедеи! Но ты бродяга, только и всего.

Проходя мимо Рэндалла, Филипп грубо оттолкнул его и, не глядя более в его сторону, исчез в башне.

Но Рэндалл уже не чувствовал гнева, поскольку не впервые сталкивался с надменностью знатных особ и рыцарей. Продолжая бродить по стене замка, он расспросил встретившегося стражника о папаше Терри.

— Идите в левую башню, там прислуга герцога, — указал стражник в сторону укрепления, ютившегося возле донжона.

Рэндалл спустился во двор. Он без труда отыскал папашу Терри, который спал на тюфяке из травы в комнате на нужней этаже башни. Устроившись прямо на полу на другом тюфяке, в углу, Рэндалл долго глядел в потемневший от чада факелов потолок, пока сон не прервал ход его размышлений.

ГЛАВА 11

Утром камердинер герцога прислал к менестрелям своего человека, чтобы подобрать для них подходящие наряды.

Папаша Терри уже подобрал себе одежду и был ею весьма доволен. С длинными тёмными локонами, в жёлтом упелянде и шоссах, в синем плаще, застегивающемся под горлом аметистовой пряжкой, он выглядел очень достойно.

— Ну-ка, ну-ка! — воскликнул он, заметив, что Рэндалл проснулся. — Теперь мы подберем одежду и для тебя!

Перебрав кучу принесённых вещей, папаша Терри и Рэндалл остановились на узком парчовом котарди, подчёркивающем изящество молодого человека, длинном плаще с фалдами, вырезанными по краям квадратными фестонами, и на сафьяновых сапожках.

Слуга предложил прислать к менестрелям цирюльника, но они предпочитали бриться самостоятельно.

— Ты настоящий герцог в этих нарядах! Боже! А ведь ты действительно сумел бы блистать при королевском дворе! — вздохнул папаша Терри. — И герцог Ланкастер, я уверен, будет в восторге от тебя. Но что ты обсуждал с ним?

— Мелодии лютни, звуки дудки, — уклончиво ответил Рэндалл. — А потом я встретил графа Монтгомери. Ты что-нибудь знаешь о нём?

Терри Уолтерс устремил на Рэндалла взгляд, полный ужаса.

— Почему ты спрашиваешь меня о нём? Он говорил с тобой?

— Да! Великий сэр Филипп удостоил меня беседы, — засмеялся Рэндалл. — Кстати, он вчера был в трапезной.

Схватив юношу за узкие плечи, Терри крепко сжал их. С удивлением Рэндалл смотрел на своего приёмного отца.

— Граф Филипп жестокий человек, он жёг деревни сотнями, когда служил во Франции. К тому же он настоящий аристократ, очень знатный дворянин, отпрыск рыцаря Монтгомери, который был знаменит службой королю Эдуарду. Мы для него — омерзительные рабы, чернь, и к нам он относится с презрением.

— Откуда ты столько знаешь о нём?

— От бродяг, от простолюдинов, прислушиваясь к тому, о чём говорят в грязных трактирах, — и Терри принялся складывать их изношенные вещи в мешок.

Спустя полчаса менестрели уже входили в огромный зал, где завтракали Джон Гонт, его свита и слуги. Кое-кто из гостей, кого Рэндалл видел накануне, уже разъехались по своим замкам. В трапезной он увидел сэра Филиппа, о котором папаша Терри поведал недавно много нелестного. Монтгомери даже не повернул головы в его сторону и ничем не выдал их знакомства, происшедшего ночью на стене замка.

Обоим менестрелям отвели места за длинным столом, за которым сидели слуги, у вереницы высоких окон.

Увидев Рэндалла, Джон Гонт ласково ему кивнул. С признательностью менестрель отвесил ему поклон.

Попробовав гороховую похлёбку и тушёные овощи, молодой человек заметил, как кто-то плеснул ему в глиняную кружку эль.

— Отведай, Рэндалл! Мои братья делают лучшее в Англии пойло!

Подняв глаза, он узнал брата Строу. Монах широко улыбнулся, его лицо светилось искренней радостью.

— Кто бы мог подумать! Брат Строу! — засмеялся Рэндалл. — А я-то думал, что после ночи любви с какой-нибудь прекрасной служанкой вы уже на обратном пути в графство Эссекс.

— Но ты ошибся! — ответил брат Строу. — Я отправлюсь в Эссекс после того, как поем!

— О, это умный поступок, монах! — усмехнулся Рэндалл.

Брат Строу хлопнул его по плечу:

— Говорят, вчера вы привели в восторг герцога?

— И, как видишь, сегодня я одет, словно дворянин.

— У Джона Гонта все слуги одеваются, как дворяне! Он поступает так же, как король Ричард. Но я вынужден признать, что такая одежда на тебе отлично сидит. — Монах громко захохотал и, осушив огромную кружку эля, со стуком поставил её на стол.

— Папаша Терри, — проговорил герцог, — кажется, так вас называет Рэндалл? Не исполните ли для меня что-нибудь?

— Разумеется, милорд, — поднялся папаша Терри и, взяв лютню, взобрался на балкончик. Его низкий, хриплый голос очень подходил для исполнения незатейливых весёлых песенок.

Закончить трапезу ему позволили позднее. А потом он и Рэндалл спустились во двор замка, чтобы проводить брата Строу. Когда монах уже сидел в пустой телеге и держал в руках поводья, из башни появились сэр Филипп и герцог Джон Гонт. Конюх вывел под уздцы взнузданную лошадь. Натягивая перчатки, сэр Филипп говорил герцогу:

— Не думайте, что король страстно жаждет с вами мира! Просто он старается избежать ссоры с вами, которая выльется в войну, учитывая ваше могущество.

— Передайте его величеству, что я согласен с временным миром, который установился между нами, — ответил герцог.

— Хорошо. Я передам сказанное вами моему господину, — молвил Монтгомери холодно. Затем, вскочив на коня, сэр Филипп развернулся к воротам. — И забудьте о намерениях возвратить былое влияние при дворе! — произнёс он. — Ричард вряд ли вам это позволит! — И, пришпорив лошадь, он поскакал со двора. За ним последовали два закованных в панцирь оруженосца. Миновав короткий туннель через ворота, всадники проехали по подвесному мосту.

Герцог направился к замку. Рэндаллу показалось, что герцог был раздосадован приездом посланника Ричарда. Оба менестреля и монах посмотрели ему вслед.

— Что ж! Мне нужно ехать, — сказал брат Строу. — Путь до аббатства предстоит далёкий.

Монах уехал, а менестрели отправились в замок. До вечера у них было время, чтобы немного побродить по замку и обсудить, чем ещё можно развлечь герцога.

ГЛАВА 12

Канавы у мостовой постепенно заполнялись грязью. Крыши Дартфорда влажно темнели от сырости. В графстве Кент весна уже полностью вступила в свои права.

Неспешно шагая по улочкам, сборщик податей ловил хмурые взгляды прохожих. Его не любили, и он знал об этом. Ремесленники в окнах домов, кузнецы, трудившиеся в поте лица у дымящихся жаровен, установленных прямо на улице, молодые люди, скучающие от безделья, и даже торговцы у своих лавочек презрительно смотрели на него. Женщины отворачивались, едва он появлялся на улице. Но такое перестало смущать сборщика податей.

Оставив двух своих спутников, людей шерифа Кентского, у ворот Дартфорда, он шёл по городу пешком. В кольчужном подшлемнике, панцире и испачканном в трактирах и на улицах плаще, с кинжалом и мечом на бедре, с подбитым глазом и воспалённым лицом отъявленного пропойцы, он брёл, время от времени прикладываясь к фляге, в которой плескался эль.

Недалеко от ворот Дартфорда он увидел Уота Тайлера, местного кровельщика. Тот заделывал крышу одной из башен укрепления, возведённого вокруг Дартфорда. Сборщик податей вспомнил, что у Уота Тайлера оставался долг с прошлого раза, и решил наведаться к его жене, которая всегда ему нравилась.

Возле дома кровельщика, ютившегося между дешёвым трактиром «Ловкий глухарь» и лавкой оружейника, сборщик податей заметил юную девочку, в которой узнал дочь Уота. Он подумал о том, как девочка похожа на свою мать, и тяжело вздохнул. Девочка скрылась в доме. Достав флягу и отпив из нее эля, он направился к двери. Из окна лавки оружейника на него глядел встревоженный ремесленник, но сборщик податей лишь оскалил гнилые зубы от плохо скрываемой досады.

Постучав, он немного подождал. Дверь распахнула красивая молодая женщина в широком платье, какие носили простолюдинки.

— Хороший денёк, душечка! — нагло усмехнулся сборщик.

Почувствовав замешательство женщины, он шагнул на порог.

— Что вам угодно? — спросила она.

— Мне — ничего, душечка! А вот моему господину, графу Кентскому, нужны поборы, тем более что у твоего мужа передо мной долг!

От сборщика пахло вином и потом. Хохоча, он не позволял молодой женщине захлопнуть дверь.

— Мой муж работает в городе, о долге вам стоит поговорить с ним!

— Женщина в этом для меня лучший собеседник! — возразил сборщик податей и, переступив порог дома, захлопнул дверь.

Молодая женщина попятилась, ища глазами дочь. Направляясь к ней, сборщик податей дерзко ухмылялся.

— Я обещаю, душечка, что сам заплачу долг твоего мужа, если взглянешь на меня благосклонно, — протянув руку, он коснулся длинных волос. Она отвернулась от него.

— Мы сумеем с тобой решить этот вопрос — один-два поцелуя и страстные объятья! — произнёс он и, взяв флягу, допил эль.

— Убирайся, грязный негодяй! — прошептала молодая женщина. — И не подумаю отвечать тебе благосклонностью.

— Вот как?! Мерзавка! — и сборщик наотмашь ударил её по лицу.

— Убирайся! — закричала она в ярости.

Бросившись к девочке, сидевшей в слезах в углу дома на скамейке и наблюдавшей за происходящим, негодяй воскликнул:

— А может, она расплатится за долги отца?

— Не приближайся к моей дочери, тварь, — процедила жена кровельщика.

— А что ты мне сделаешь?! — захохотал он, вынув кинжал из ножен.

— Трус! — воскликнула молодая женщина. — Ты воспользовался, что я и моя дочь одни! Презренное животное!

— Молчать! — рявкнул сборщик податей и схватил сжавшуюся от страха девочку.

— Прошу тебя! Не трогай мою дочь! — воскликнула жена кровельщика, вцепившись ему в руку.

Сборщик податей полоснул её лезвием кинжала по горлу и выругался. Захрипев, молодая женщина упала. Кинувшись к визжащей дочери, убийца свернул ребёнку шею. Он знал, что и без свидетелей все в Дартфорде укажут на него и ему влетит от шерифа Кентского.

Дверь распахнулась. Обернувшись, сборщик податей в ужасе уставился на вошедшего кровельщика.

— Нет, Тайлер! Я здесь ни при чём! — заорал он, вжимаясь в угол.

— Ты ответишь за злодейство, — глухо произнёс Уот Тайлер и обнажил короткий обоюдоострый меч, какие носили простолюдины. — Защищайся! — холодно приказал ему кровельщик.

Внезапно рассвирепев, сборщик вскочил и выхватил свой меч. Закипела драка. Нетрезвая голова и плохая подготовка сборщика почти сразу позволили Уоту Тайлеру одолеть его. Через несколько минут он пронзил негодяя мечом.

К дому Тайлера сбегались жители Дартфорда. Слух о том, что кровельщик посмел вступить в драку с человеком графа, тут же разлетелся по городку. Люди бежали, вооружившись мечами, топорами и алебардами.

Больше не обращая внимание на происходящее, Уот опустился на пол. Слёзы блестели на его щеках. Он любил жену и дочь и сейчас жалел, что оставил их одних. На пороге его дома появились самые отчаянные дартфордцы. Впереди стоял друг Тайлера — Уилл. Увидав лужи крови, тела жены и дочери Уота и мёртвого сборщика податей, он побледнел.

— Начался мятеж, Уот! Ты был столь отважен, что посмел бросить вызов графу! — сказал он.

— Отважен?! — произнёс кровельщик и, поднявшись, направился к дверям. — Пусть так! Я не позволю впредь сборщикам податей его величества убивать жён и детей бедняков! — Убрав меч в ножны, он вышел к ждущим его людям.

— Да здравствует Уот Тайлер! — заорал Уилл. Народ отозвался истошным воплем.

Улицы Дартфорда уже заполнялись бедняками. Даже женщины и бродяги присоединились к мятежникам. Загорелось несколько домов, принадлежащих друзьям графа Кента. К вечеру весь Дартфорд был охвачен пожарами, разбоями и всеобщими волнениями. Уот приказал своим сторонникам идти к дому шерифа.

Стражники в железных шлемах сошлись с мятежниками возле дома шерифа, но люди Уота, ворвавшись внутрь, наполнили коридоры и залы воплями и топотом множества ног. Шериф, бросившись к окну, в ужасе взирал на происходящее. Это был человек средних лет, с холодным, чисто выбритым лицом и светлыми прямыми волосами, закрывавшими шею и гладко спадавшими над бровями. Он заранее надел кольчугу и латы, защищавшие руки и ноги, как только узнал о мятеже в Дартфорде. За время его жестокого правления в графстве Кент из-за сборщиков податей не раз страдали бедняки и нередко вспыхивали стычки, но такого мятежа, какой устроил кровельщик из Дартфорда, шериф не ожидал.

Достав меч из ножен, шериф резко обернулся от окна к дверям, в которые вломились человек двадцать простолюдинов, вооружённых кольями, топорами и алебардами. При виде шерифа мятежники застыли в замешательстве. В их душах тлел страх и трепет перед ним, человеком, имеющим прежде в Дартфорде неоспоримую власть.

— Кто отважился бросить мне вызов, тупые свиньи? — процедил он сквозь зубы. — Идите лучше по своим жалким лачугам и молитесь, чтобы граф Кентский не расправился с каждым из вас.

Простолюдины молчали.

— Трусы! — сказал шериф, сощурив глаза.

Из толпы вышел невысокий человек, сжимающий в руках меч. Вскинув подбородок, он предложил шерифу:

— Сразимся, сэр!

Это было слишком! Раньше никто из простолюдинов не смел разговаривать с ним с такой дерзостью! Издав вопль, шериф бросился на Тайлера.

Начался поединок. Зал наполнил звон мечей, гулко отдававшийся под сводчатым потолком. Затаив дыхание, мятежники наблюдали за сражением.

Тайлер умел отлично обращаться с различным оружием, так как служил во Франции, у рыцаря из свиты принца Уэльского. Сумев выбить меч из руки противника, он заставил того отступить к окну. Уот приставил острие меча к горлу шерифа, давнего врага простых людей. Пот стекал по лбу шерифа Кента. С презрением скривив губы, он проговорил:

— Завтра же граф пришлет в Дартфорд отряд. И вас всех накажут! Ты можешь поступить со мной, как хочешь, но завтра граф заставит вас просить о пощаде! Рабы!

— Я не буду проливать твою кровь, шериф, но я хочу, чтобы ты сообщил графу Кенту, что Уот Тайлер станет отныне защитником всех обездоленных! Пусть граф просит у его величества Ричарда, к которому я питаю слепую верность, чтобы ни я, ни те, кто присоединится ко мне, ни прочие бедняки в Англии не были больше подневольными, чтобы король отменил указ о лесах, запрещающий людям в них охотиться, чтобы за пользование землей лорды требовали с вилланов расплаты не трудом, а делами, и чтобы вилланы могли продавать товар в городских лавках наравне с другими вольными людьми. Ты понял меня, шериф?!

Голос Уота Тайлера звучал ровно, властно и даже немного высокомерно. Ничто в этот миг не выдавало кипящей в нём ярости.

— А если я откажусь? — спросил шериф.

— Тогда я отдам тебя моим сторонникам на расправу. Многие считают тебя своим лютым врагом, — сказал Уот и быстрым движением убрал меч в ножны.

— Я согласен, — пробормотал шериф, хмурясь.

— Прекрасно, сэр. Я провожу вас во двор, чтобы вы могли верхом уехать из Дартфорда. Боюсь, без меня вам не обойтись.

В сопровождении Уота негодующий шериф спустился к конюшням, где толпились вооружённые простолюдины. Бросая на них мрачные взгляды, шериф вскочил на коня, которого ему подвели по приказу Уота.

— Имей в виду, — процедил шериф, натягивая узду, — тебе это так просто не сойдёт, Уот!

— Знаю, — пожал плечами кровельщик. — Но я намерен многое сделать для того, чтобы впредь ваши сборщики податей не убивали наших жён и дочерей.

Пришпорив коня, шериф во весь опор поскакал из Дартфорда.

Уот молча закутался в плащ. Приблизившись к нему, Уилл произнёс:

— Идём в лес. Нужно устроить там укрытие для нас и для тех, кто к нам присоединится. А в Дартфорде оставим верных людей, чтобы защитили его от вторжения отряда графа.

Не прекословя, Уот пошел за Уиллом. Ощущая полное бессилие, он тенью следовал по улицам. Люди, узнававшие его, радостно выкрикивали приветствия, но Уоту казалось, что пространство вокруг него заполнено туманом. Ещё утром он был всего лишь бедным кровельщиком, покорным судьбе, а к ночи стал предводителем крупного мятежа, бросившим вызов баронам всей Англии. Но главное, люди в нём видели заступника всех нищих и слабых.

ГЛАВА 13

Устроив укрытие в каменных развалинах крепости, которая когда-то, лет двести назад, принадлежала англо-норманнскому лорду, Уот Тайлер, Уилл и несколько их сторонников грелись у костра. Потрескивание сучьев и крики ночных птиц в обступавшем развалины лесу заставляли их настороженно вскидывать головы и прислушиваться.

Над костром жарилась свинина, захваченная ими из дома шерифа.

Закутавшись в кугель, натянув его на лицо, Уот Тайлер молча сидел в дальнем углу, рассеянно слушая болтовню мятежников. Он ещё не мог осознать до конца, как сильно всё изменилось для него за прошедший день. Постоянно думая об убитых жене и дочери, он крепко сжимал зубы, чтобы не разрыдаться. Он жаждал мести, возмездия за то, как английские бароны и их слуги поступают с убогими, нищими и с женщинами. Вроде той беззащитной женщины, которую он любил...

Отрезав кусок сочной свинины и взяв флягу, полную вина, Уилл подошёл к другу.

— Возьми, Уот, — сказал Уилл. — Ты должен поесть. Тебе нужны силы, чтобы продолжать борьбу.

Не проронив ни слова, Уот взял флягу и отхлебнул вино.

— Я восхищаюсь твоим поступком в Дартфорде и той отвагой, которую видел. А драться на мечах тебя научил твой господин во Франции?

— Да. Он был смельчаком. А когда мы несли службу в отряде принца Уэльского, нам довольно часто приходилось сражаться с французами.

— Уверен, слухи о твоих нынешних делах облетят завтра соседние графства и заставят трепетать лорда Кента, — молвил Уилл. — Что, если лорд Кент решит встретиться с тобой?

— Мне нечего ему сказать. Все мои требования я передам королю. Только король сумеет защитить бедняков от баронов, — пожал плечами Уот.

— Но король ещё отрок.

— Не такой уж отрок, если сумел отдалить от себя могущественного Джона Гонта. К тому же он сын принца Уэльского и мог перенять рассудительность и бесстрашие отца. Хотя разве дозволено мне думать о встрече с королём? Возможно, завтра мятеж в Дартфорде будет подавлен отрядами графа Кента, меня объявят разбойником, и мы превратимся в обычную шайку.

Уот невесело усмехнулся. В памяти всплыло то время, когда он служил английскому рыцарю.

Эдуард III предъявил свои права на французский престол, но ему было отказано, и королю ничего не оставалось, как начать войну.

Высадившись на берегу Ла-Манша, он с войском двинулся на Францию, захватывая крепости и замки. Его отряды, возглавляемые старшим сыном Эдуардом Уэльским, много раз торжествовали над противником. О великих битвах при Слейсе и Креси знали по всей Европе.

Булонь и Трепор подверглись безжалостному разорению. Кале пал в 1348 году, хотя его обитатели двенадцать месяцев отстаивали свой город. А в битве при Пуатье король Иоанн Французский и его сын Филипп попали в плен к англичанам. Впоследствии англичане отпустили его с условием, что он соберёт за себя выкуп и возвратится с деньгами обратно. Выкуп был в конце концов собран, но хотя сын Иоанна бежал из плена, король Франции возвратился в Лондон, где погиб. Война продолжалась, и очередные отряды англичан высаживались на морской берег Франции.

Уоту Тайлеру неоднократно доводилось вместе со своим господином, обучившим его не только драться, но и говорить, и читать на латыни, давать отпор как французским рыцарям, так и вольным отрядам, в которые сбивались разбойники и которые нападали не только на англичан, но и на своих же, французов.

Мысли о том времени, когда он был слугой рыцаря, подсказали Уоту, что его умение владеть мечом стало не так безупречно и что ему нужно тренироваться.

Проснувшись ранним утром возле давно погасшего костра, Уилл и остальные друзья Талера услыхали треск сучьев снаружи. Встревоженные, они выскочили из укрытия. Уота нигде не было видно. Стояло промозглое утро. От влаги стволы деревьев тускло отсвечивали, где-то в кронах вспархивали и хлопали крыльями вороны.

Между деревьями внизу, в овраге с крутыми склонами, клубился туман. На краю оврага Уот упражнялся с мечом и щитом, то делая выпады, то отбивая удары.

При появлении друзей он слегка кивнул им и продолжил своё занятие. Чуть позже Талер остановился и дал несколько распоряжений. Двоих он направил в Дартфорд, чтобы разузнать о происходившем в графстве. Уиллу он велел стеречь укрытие, а сам вместе с тремя товарищами отправился в чащу за пропитанием.

Слухи же о бунте в Дартфорде уже вовсю распространялись по соседним графствам.

ГЛАВА 14

Примерно в то же время, утром, в рассеивающемся тумане, сэр Ральф и брат Джон Болл добрались до Брентвуда. Перед ними лежал Эссекс.

За несколько дней совместного путешествия рыцарь и беглый монах подружились, а когда отец Болл переставал смущаться, то сразу превращался в остроумного и весёлого собеседника.

Сэр Ральф понял, что он — человек, склонный к поэзии, и нередко исполнял при нём свои музыкальные произведения. Отец Болл даже подпевал ему.

— Я давно хотел взять жонглёра и даже нашёл менестреля, достойного во всех отношениях, — поделился сэр Ральф с Джоном.

— Что ж не взял? — осведомился отец Болл.

— Просто я не сумел уговорить его, — ответил Ральф. — Но убеждён, что, встретившись со мной вновь, он согласится. В общем, лучшего жонглёра, чем мой Папиоль, мне не сыскать во всём королевстве Английском.

Так, беседуя, выпивая по кружке эля во встречных трактирах и ночуя в лесах, сэр Ральф и отец Болл шли через Эссекс.

Переступив порог трактира в деревне Брентвуд, они оказались едва ли не единственными посетителями. Трактирщик мрачно взглянул на вошедших. Молодой человек, в котором трактирщик определил путешествующего аристократа, и его спутник немедленно привлекли его внимание. Выглянув в окно, он проследил, что лошадь, принадлежащую молодому дворянину, уже повёл в конюшню слуга, чтобы напоить её. Подойдя к гостям, трактирщик услужливо поклонился:

— Хотите выпить чего-нибудь, милорды?

— Принеси нам, папаша, по стакану хорошего гипокраса, — попросил Ральф де Монфор. — А потом подай жареного фазана, свинину и хлеб.

— К свинине могу порекомендовать отличный соус, который я делаю уже несколько лет, — сообщил трактирщик.

Достав увесистый кошелёк, Ральф бросил горсть монет на стол. Взяв деньги, трактирщик удалился. Тычками и подзатыльниками он заставил слугу подать гостям кушанья и вино.

— Скажи, папаша, — произнёс Ральф, — не размыты ли дороги, что ведут в Кент?

— Милорд, — ответил трактирщик, — поверьте, не следует сейчас соваться в Кент.

— У меня там замок и целая деревня, — возразил Ральф.

— Сэр, даже отряды графа боятся ездить через Кент.

— Почему? Опять орудует какая-то шайка вроде Форвиллов?

— Гораздо хуже, — трактирщик нахмурил брови. — Орудуют мятежники Дартвуда. Вчера там убили сборщика податей и многих из стражи шерифа. Возглавил мятеж кровельщик по имени Уот Тайлер. Он не позволил убить шерифа, чтобы тот передал графу Кенту их требования королю. Сегодня в Дартфорд двинулся отряд сэра графа, но мятежники выгнали их. Говорят, возмущение может перекинуться и в соседние графства.

— Уот Тайлер так страшен? — удивился сэр Ральф.

— Болтают, что он обладает ловкостью и огромной силой, — пояснил с деревенской простотой трактирщик.

— Вот как! Тогда нам нужно быть осторожными, чтобы не встретить его. Правильно, Болл? — насмешливо произнёс сэр Ральф.

— Поступим, как ты велишь, сэр Ральф, — отец Болл тяжело вздохнул. — В любом случае драться предстоит не мне, а тебе. Я никогда не держал в руках меч.

— Тебе стоит научиться, — ответил Ральф. — Мир полон неожиданностей. Ты больше не в монастыре, друг мой.

— Я научусь, — проговорил отец Болл удручённо.

— Не сомневаюсь. А теперь давай подкрепимся, — и Ральф залпом опрокинул свой стакан гипокраса. Не имея ничего против, беглый монах попробовал фазана.

— Почему ты помогаешь мне, сэр Ральф? Вдруг я оказался бы разбойником!

— Нет, — возразил Ральф. — Я сразу догадался, что ты не разбойник, но человек, ищущий заступничества, а я никогда не отказывал таким людям. И особенно меня тронула твоя история.

— Ты мне поверил, но ведь я мог тебя обмануть, — сказал отец Болл.

— Но ты этого не сделал. И я поверил тебе, ибо знаю, что такое любовь. О, да, я влюблён, друг мой.

— И твоя возлюбленная — знатная леди?

— Одному Господу видно, сколько раз я пытался угадать ответные чувства в зелёных глазах леди Джудит Суррей, сколько раз я приезжал в крепость её мужа, на ту сторону Па-де-Кале. Сколько раз я втайне полагался на её благосклонность. Волосы у неё белокурые, густые, глаза светлые и кроткие, а талия узкая и хрупкая. К сожалению, она замужем, поэтому мне остаётся только издали вздыхать о ней.

— И, находясь в разлуке, ты продолжаешь любить её, совершать подвиги, думая о её кротких глазах? — удивился отец Болл.

— У меня есть множество песен, в которых я воспел её, и кое-какие ты уже слышал.

— Полагаю, леди Джудит должна оценить подобную преданность с твоей стороны, — ответил Джон Болл.

Закончив трапезу, они оставили трактир и отправились в путь. По узкой тропе, ведущей от разъезженной всадниками и повозками дороги в лес, они направились на запад от Брентвуда. Лошадь брела позади владельца, отец Болл держал её под уздцы. Ральф де Монфор шёл впереди, перебирая струны цистры и с улыбкой глядя по сторонам.

Он продолжал думать о Рэндалле и решил, что как только приведёт Джона Болла в свой замок, где монах будет в безопасности, то сразу отправится к Ланкастеру или во дворец Савой, чтобы встретиться с менестрелем.

Отец Болл молчал. Он размышлял о мятеже, поднятом в соседнем Кенте. Ему вовсе не внушал страх Уот Тайлер, гораздо больше он остерегался шерифов. Внезапно ему показалось, что он слышит конский топот. Обернувшись, он внимательно вгляделся в густые дебри. Топот лошадей становился всё отчетливей, и отец Болл уже различал гиканье и вопли всадников.

— В чём дело, брат Джон? — спросил сэр Ральф, убирая цистру за спину.

— Всадники, Ральф.

Рыцарь прислушался, затем подошёл к своему скакуну и вытащил из поклажи увесистый запасной меч. Бросив его Боллу, он крикнул:

— Дерись, как сумеешь, если на нас нападут!

Из-за поворота появился отряд стражников в железных шлемах и панцирях, вооружённый алебардами. Остановившись возле путников, всадники окружили их.

Человек, который возглавлял отряд, резким движением поднял забрало.

— Кто вы такие?! — спросил он холодным, властным голосом.

— Я рыцарь, — сказал Ральф, — следую в своё поместье, в Кент, в сопровождении слуги. Меня зовут сэр Ральф де Монфор.

— Всё так, милорд, — качнул головой незнакомец в шлеме. — А я служу шерифу Эссекса, и у меня твёрдый приказ доставить вас и вашего слугу в темницу для разбирательства.

— Но почему?! — возмутился Ральф.

— Из-за проступка вашего слуги, — и предводитель отряда стражи указал на отца Болла. — В нём соглядатаи его милости шерифа Эссекса узнали беглого монаха Джона Болла, разыскиваемого по всему графству.

— А если мы откажемся следовать с вами? — спросил сэр Ральф, бросив встревоженный взгляд на отца Болла.

— В таком случае мы вынуждены применить силу, — был ответ.

— Тогда, сэр, — вскричал сэр Ральф, выхватывая меч из ножен, — защищайтесь!

Стражники вскинули алебарды. Закипела драка. Отец Болл, отбросив пустые сомнения, присоединился к Ральфу. Он проявил удивительную способность сражаться, отбиваясь сразу от двух стражников. Ещё двоих, том числе главу стражи, взял на себя сэр Ральф.

Но одержать победу они не смогли. Лошадь одного из людей шерифа встала на дыбы и опрокинула отца Болла в грязь. Выронив меч, он лежал, наблюдая, как стражник поднял над ним алебарду. Сэра Ральфа обезоружил глава стражи, ударив в предплечье железным щитом.

— Взять их! — приказал глава стражи.

Спешившись, стражники подняли отца Болла и схватили сэра Ральфа. Нацепив на запястья и щиколотки пленникам кандалы, они подвели их к старшему.

Удовлетворённо кивнув, предводитель повернул отряд.

ГЛАВА 15

Пленников вели рядом с лошадьми, на которых ехали стражники. Скакуна сэра Ральфа вместе со всей поклажей они решили доставить к шерифу. Путешествие лежало через густой лес, но к вечеру отряд должен был достичь тюрьмы Мэйдстоуна.

— Милорд, — шёпотом произнёс отец Болл, поравнявшись с сэром Ральфом, — как мне жаль, что я втянул вас во всё это и теперь вы тоже направляетесь за решётку.

— Меня не страшит виселица, — ответил сэр Ральф. — Я поступил так, как счёл необходимым.

Стражники ехали молча, лишь изредка перебрасываясь парой фраз. Тропу размыло, грязь хлюпала под ногами и копытами лошадей. День выдался на редкость холодным.

Глядя на закованные в тяжёлые цепи запястья, сэр Ральф морщился: ныли руки. Но отец Болл с твёрдостью переносил выпавшее испытание, и по его лицу невозможно было прочесть о бушевавших внутри страстях. Сэр Ральф, к удивлению, обнаружил у монаха, ещё недавно кажущегося хрупким и бессильным, огромное мужество.

— Ты сегодня отлично дрался, — сказал он Боллу.

— Не надо мне льстить. Мы оба прекрасно знаем, что я не так хорошо дерусь, как следовало, — ответил отец Болл.

Глава стражи не позволил устроить стоянку. Отряд ехал лесом, не встречая ни прохожих, ни вилланов из соседних деревень. И вдруг впереди послышались отдалённое бряцанье железа и конский топот, словно навстречу им двигались вооружённые стражники.

— Вы, двое, следуйте по дороге и узнайте, кто направляется в нашу сторону! — приказал глава стражи, придержав коня. — Не хватало ещё встретиться с шайкой бунтовщиков!

Покорные его воле, стражники поскакали к широкой разъезженной дороге, по которой они думали добраться до Мэйдстоуна.

Через несколько минут посланники возвратились и сообщили, что встретили кортеж принцессы Уэльской, путешествующей в замок Ланкастера.

— Я буду рад поклониться её высочеству! — облегчённо вздохнул глава стражи и пришпорил лошадь.

Услыхав о том, что навстречу им направлялась принцесса, сэр Ральф восторжествовал, ведь он не раз виделся с матерью короля Ричарда, когда бывал при дворе, и сейчас рассчитывал на её заступничество. Ральф де Монфор считался знатным рыцарем, имеющим богатство и обладающим умением слагать песни, и принцесса Уэльская благоволила к нему и никогда бы не позволила вести его, точно разбойника, в темницу.

Отряд стражи шерифа вышел к дороге, когда мимо двигался кортеж её высочества. Карета, в которой находилась принцесса, сопровождалась дюжиной закованных в доспехи всадников. Неожиданно Ральф узнал среди них сэра Саймона Беркли, доблестного рыцаря, в прошлом заслужившего дружбу Чёрного принца, совершившего много подвигов во Франции, а позднее ставшего воспитателем Ричарда Второго.

Принцесса была в повозке и поэтому не видела закованного в кандалы придворного. Деревянные колеса и копыта лошадей сильно забрызгала грязь.

Спрыгнув с коня, глава отряда шерифа отвесил кортежу поклон.

— Сэр Саймон! Сэр Саймон! — окликнул Ральф воспитателя короля.

Обернувшись, рыцарь с удивлением уставился на пленника. Не сразу он понял, что этот усталый, лишённый оружия молодой человек, стоявший с кандалами на запястьях и взятый под стражу, — благородный сэр Ральф де Монфор.

— Боже! Сэр Ральф! — воскликнул он, придержав коня. — Что с вами случилось?

— Милорд, — холодно молвил глава стражи, — я вам объясню. Ральф де Монфор пытался скрыть от шерифа Эссекса беглого монаха, который тоже здесь. Их обоих я должен доставить к его милости в Мэйдстоун.

— Я разговариваю не с вами, сэр! Я разговариваю с милордом Ральфом, человеком знатным и доблестным. — Саймон Беркли был взбешён.

— Всё, что сказал предводитель стражи, правда, — подтвердил Ральф. — Да, я пытался скрыть отца Джона Болла, но лишь потому, что единственное, в чём его можно упрекнуть, — любовь. Он убил стражника, защищаясь от нападения, а я счёл своим долгом его выручить.

— Вот оно что. — И Саймон Беркли, повернувшись к предводителю стражников, приказал: — Немедленно отпустите его!

Тем временем кортеж принцессы Уэльской остановился. Полог повозки всколыхнулся, и Джон Болл увидел выглянувшую из кареты очень красивую, ещё молодую женщину. Её руки украшали кольца с крупными алмазами и опалами. У неё было узкое, усеянное веснушками лицо, выпуклый лоб, полные губы и прямой, ровный, аккуратный нос. Взгляд её приподнятых к вискам зелёных глаз выражал высокомерность и настороженность. Это и была леди Джоанна, кузина Чёрного принца, на которой он когда-то женился, и мать правителя Англии, четырнадцатилетнего Ричарда Второго.

— Я не могу уступить вам, милорд, потому что сэр Ральф — пленник шерифа Эссекса, а у меня приказ бросить его в темницу, — возразил глава стражи.

— Я рыцарь и приближённый его величества, — высокомерно сказал Саймон. — И я приказываю вам немедленно отпустить пленников!

— А если мы откажемся вам повиноваться?

— Вряд ли шериф Эссекса похвалит вас за отказ, учитывая, кто я!

Полог повозки приподнялся, и оттуда появилась стройная статная женщина. На ней было синее платье с обтягивающими рукавами, узкие бедра обвивал изящный пояс, на шее блестело чеканное драгоценное ожерелье. На плечи принцесса набросила плащ, скреплённый крупной пряжкой-застежкой. Стражники спешились и преклонили колени перед благородной леди и матерью короля.

— Так вы готовы драться с самим сэром Саймоном Беркли? — насмешливо спросила она у главы стражи.

— Нет, миледи, так как шериф будет этим разгневан, — глухо проговорил глава стражи.

— Мой приказ — требование матери государя Англии! — отпустить обоих пленников и позволить им присоединиться к моему кортежу, — сказала принцесса Джоанна Уэльская.

Не смея прекословить ей, стражники разомкнули кандалы и отступили от пленников на пару шагов.

— К тому же, — продолжала принцесса, — вам придётся возвратить им лошадь и всю поклажу. А вы, сэр Ральф, и вы, отец Болл, садитесь в мою карету, поскольку вижу, что вы порядком утомлены.

— О, милостивая госпожа! — произнес Ральф де Монфор, растирая затёкшие запястья. — Что бы мы делали без вас?!

— Полагаю, разделили бы участь разбойников, — ответила принцесса.

Отвесив поклон, сэр Ральф поймал её хрупкую руку и поднёс к губам.

— Благодарю, миледи, — шепнул он.

Не в силах сдержать улыбку, принцесса кивнула ему. Немного растерянный отец Болл пробормотал в смущении, что он тоже признателен принцессе, и она кивнула ему с такой же любезностью.

Друзья забрались в повозку принцессы, где было тепло, но стоял полумрак и сидела хмурого вида темноволосая женщина, отнюдь не разделявшая милость своей госпожи. Несмотря на весьма некрасивую внешность, особа оказалась знатного рода.

— Это леди Бриана Трессилиан, кузина Роберта Трессилиана и моя подруга, — пояснила принцесса. Сэр Ральф знал эту вечно унылую, скучающую особу. Сейчас она была явно взбешена предложением принцессы продолжить путешествие рыцарю и какому-то отлучённому от церкви монаху в их обществе.

Оставив позади стражников шерифа, кортеж принцессы Уэльской взял направление к замку герцога Ланкастера.

ГЛАВА 16

Когда принц выбирал супругу, его, конечно же, прельстили прежде всего бронзовые локоны, страстные губы, хрупкая талия и узкие бедра кузины. Но он вовсе не предполагал, сколько расчётливости и ума крылось в её прелестной головке.

Уже несколько лет прошло с тех пор, как принц Уэльский погиб и его сын Ричард стал королем, но многие придворные всё ещё относились к красивому отроку как к наследнику, рождённому от самого великого воина Англии.

Теперь Джоанна не так часто встречалась с Ричардом. Она любила Вестминстер, он же предпочитал провинциальный дворец Элтон.

В то время как сэр Ральф и его друг грелись и утоляли аппетит лепешками, сыром и вином, принцесса рассказала, что направляется из Элтона в замок Ланкастера.

— Герцог прислал в Элтон посланца с предложением послушать необыкновенного менестреля, преподнесённого ему Глостером, — говорила с улыбкой её высочество. — И будто бы этот менестрель, находясь в Плэши, не пользовался расположением Глостера, потому что тот всех менестрелей без исключения считает лишь простыми бродягами, обязанными служить лордам и развлекать рыцарей на пирах. О, я не имела в виду вас и подобных вам аристократов, сэр Ральф! Всем известно, что нередко знатные сэры оказывались лучшими певцами! Но, по словам посланца герцога, менестрель Рэндалл до того, как появился у Глостера, вместе с отцом, тоже менестрелем, ходил по всему королевству, исполняя песни, новеллино и стихи в замках провинциальных лордов.

— О, да! Я отлично знаком с песнями менестреля Рэндалла, — кивнул сэр Ральф. — И хочу ему предложить быть у меня жонглёром.

— Вы думаете, он согласится? — спросила принцесса. — Ведь, превратившись в вашего жонглёра, ему придётся скитаться с вами и претерпевать тяготы путешествия. А если мой сын направит вас служить в Кале, менестрель Рэндалл будет вынужден вас сопровождать.

— Я уже приглашал его присоединиться ко мне, — произнёс сэр Ральф, усмехаясь и отпивая крепкое вино из ценного кубка. — Тогда он отказался, но на этот раз я постараюсь быть убедительнее.

Сэр Саймон Беркли, ехавший впереди кортежа принцессы, тоже испытывал удовлетворение от путешествия по лесу. Его юность прошла в провинциальном замке, окружённом дебрями, и он, впоследствии нередко находясь в походах, всегда с чувственным трепетом относился к глухим лиственным чащам с подлеском из густого кустарника. Он приходился боевым другом принцу Уэльскому и много воевал на просторах враждебной Франции.

Это был худощавый человек средних лет с гладко выбритым лицом, с зеленоватыми глазами. Его вьющиеся каштановые волосы спадали на лоб. Отнюдь не крепкий, не обладающий ни широкими плечами, ни высоким ростом, он тем не менее был вынослив и мог долго ездить верхом, не чувствуя усталости.

Следуя впереди на восхитительной серой лошади, закованный в доспехи, железные поножи и перчатки, он старался соблюдать бдительность, поскольку леса, как известно, всегда служили укрытием для отчаянных разбойничьих шаек.

— Вы не боитесь путешествовать одна, с небольшим отрядом? — спросил отец Болл, впервые нарушив своё молчание.

— Я много путешествовала по Франции во время войны, — сказала принцесса. — Вокруг кипели сражения и шатались вольные отряды, нападавшие и на английских рыцарей, и на французских шевалье.

— Но здесь не Франция, миледи, — осторожно напомнил Болл, — и по Эссексу ходят слухи о мятеже в соседнем Кенте.

— Говорят, мятежниками предводительствует некий Уот Тайлер, — добавил сэр Ральф.

— Думаю, граф Кент разберётся с ними, — сказала принцесса.

Тропа, по которой следовала кавалькада, вывела их из лесу и теперь лентой спускалась вниз — к серым стенам замка одного из эссекских феодалов. Через наполовину высохший ров был перекинут подвесной мост на железных цепях. Кортеж принцессы проследовал мимо замка.

Теперь путь лежал в окрестностях Мэйдстоуна. Сэр Ральф де Монфор достал свою цистру, чтобы проверить, не повредили ли её люди шерифа. Взяв несколько аккордов, он удовлетворённо кивнул головой.

— Скажите, отец Болл, — вдруг произнесла принцесса, — что значит, будто единственное совершённое вами преступление — из-за любви? Я освободила вас из-под стражи, и мне интересно услышать вашу историю.

— С вашего позволения, миледи, я умолчу о ней. Она не стоит внимания такой благородной и отважной женщины, как вы, — негромко молвил он.

— Что ж, я не буду настаивать, — согласилась принцесса Джоанна. — В таком случае пусть сэр Ральф споёт нам о любви.

Сэр Ральф улыбнулся принцессе и затем, перебирая звонкие струны цистры, запел о любви к Джудит Суррей. Он никогда не скрывал чувств к белокурой жене рыцаря, служившего королю в Кале.

Кавалькада приближалась к Мэйдстоуну. Ещё издали мрачные силуэты каменных стен и башен с плоскими крышами, влажными от сырости и потому кажущимися тёмными, предстали взгляду усталых путников.

Возле открытых ворот толпились какие-то люди в простых куртках, кугелях, чепцах и плащах. Выкрикивая угрозы и потрясая кулаками, дубинками и алебардами, они требовали расправы.

— Боже! Что это?! — воскликнула леди Трессилиан, приподнимая полог кареты. — Бунт?

— Они гневаются на баронов, но не на короля, — ответил ей отец Болл. — В Ричарде бедняки Англии видят единственную опору и лишь у него ищут заступничества.

Кортеж следовал на отдалённом расстоянии от орущей толпы, но разъярённые голоса бунтовщиков долетали вполне явственно. Саймон на всякий случай обнажил меч.

— Миледи, эти ослы хотят ещё кого-то вздёрнуть, — возмутился он, указав в сторону ворот, где на поднятой решётке раскачивались четыре тела.

— Прошу меня простить, ваше высочество, — вдруг сказал отец Болл, — но я должен вас покинуть.

И прежде чем принцесса или сэр Ральф успели остановить его, он выпрыгнул из повозки, поскользнулся, скатился по грязи с обочины и бросился в сторону Мэйдстоуна.

— Он знает, что делает, миледи! — усмехнулся Ральф. — В нём столько отваги, сколько не сыщешь по всей Англии!

Не останавливаясь ни на минуту, кортеж без промедлений продолжил своё странствие.

ГЛАВА 17

Чем ближе становилось до толпы разгневанных горожан и вилланов, тем отчётливее слышались их крики. Подбежав, Джон Болл увидел, как прямо по мостовой к решётке тащили человека, одетого в панцирь, но без шлема, поножей и шпор. В нём монах распознал стражника. Все четверо повешенных тоже были из стражи.

Проталкиваясь сквозь толпу к воротам, отец Болл уловил, что говорили об Уоте Тайлере, о том, что удалось поджечь городскую тюрьму и что схватки между бунтовщиками и остатками стражников оканчивались неизменно в пользу первых.

— Прекратите! Да остановитесь же! — воскликнул отец Болл, прорываясь к несчастному пленнику, которому какой-то огромного роста простолюдин уже накидывал на шею петлю. — Стойте! — и он оттолкнул пленника в сторону.

Народ замолчал. Мятежники в растерянности глядели на молодого блондина, помешавшего им расправиться с узником.

— Разве вы не понимаете, что, творя вокруг насилие, не только не добьётесь расположения короля, но и отвратите его от себя?! Кто тогда внемлет вашим требованиям? Глупцы! — прокричал молодой человек внезапно обретшим уверенность голосом.

— Пленник, за коего ты вступился, комендант мэйдстоунской тюрьмы! А те, кого мы уже вздёрнули, — его верные стражники! — завопил кто-то в толпе.

— Правильно, Хью! Вздёрнем и коменданта, чтобы шериф и граф узнали о нашем негодовании! — поддержали кричавшего.

— Нет! — решительно сказал Джон Болл. — Я вам не позволю. Шерифу и графу и так обязательно сообщат о вашем мятеже. И они будут дрожать от страха в своих замках! Но неужели вы, столько претерпевшие от них, поступите с комендантом тюрьмы так же, как он и его приспешники поступали с бедняками?

— Кто ты такой, чтобы запрещать нам?! — возмутился какой-то ремесленник, сжимавший топор.

— Кто я? Расстрига! Монах, отлучённый от церкви, затем взятый в плен стражей шерифа Эссекса, — усмехнулся отец Болл. — Лишь по воле принцессы Уэльской, узнавшей в моём спутнике рыцаря двора короля, стражники меня освободили. И вам, толпе недоумков, решать: внимать моему требованию или нет. Но я буду драться с каждым, кто захочет расправиться с несчастным, потому что не позволю вам чинить насилие!

Люди загалдели. Многие уже были на стороне бывшего монаха.

— Это Дисон Болл! — вдруг прокричал кто-то. — Не думал увидеть тебя здесь, брат!

Отец Болл разглядел стоявшего чуть в отдалении брата Строу, который держал дубину.

— Я ехал из замка герцога Ланкастера, когда наткнулся на бунтовщиков, и примкнул к ним. — Строу, расчищая путь в толпе, приблизился к Джону Боллу.

Заметив, что брат Строу присоединился к бывшему монаху и встал на защиту коменданта, бунтовщики заколебались.

— Позвольте коменданту уйти! — приказал им отец Болл.

Расступившись, люди пропустили избитого и грязного коменданта, которого ещё недавно волокли к месту расправы.

— Что же ты предлагаешь, неистовый проповедник?! — спросил какой-то виллан.

— Мы же верные слуги короля, а значит, нам нужно у него искать поддержку и защиту. И ему мы предъявим свои требования! — сказал отец Болл. Худой, со сверкающим взором, он стоял на резком ветру и не замечал холода.

— Но король в Вестминстере, и ему на нас плевать! — крикнула торговка.

— Поверьте, после того как мы возьмём несколько крепостей, ему расхочется плевать на нас! — воскликнул бывший монах. — Отправимся к Блэкхиту и захватим его!

— На Блэкхит! — зашумели простолюдины.

— Вы, конечно, слышали об Уоте Тайлере, кровельщике из Дартфорда? — спросил отец Болл.

— Это и сподвигло нас на мятеж против баронов в Мэйдстоуне! — отозвался кто-то.

— Нам нужно встретиться с ним! Соединившись с Уотом Тайлером, мы добьёмся гораздо большего! Но не забывайте — мы не должны чинить насилие. Деритесь и проливайте кровь в честном бою, как делают рыцари, сражаясь с французами!

Народ ободрительно загалдел. Взяв у одного из простолюдинов короткий обоюдоострый меч, Джон Болл быстро зашагал от ворот Мэйдстоуна.

Брат Строу нагнал его и пошёл рядом.

— Неужели о твоём свидании с дочерью кузнеца узнали в обители?

— Да. Но я не грешил с Брендой Уэлч. Её отец застал нас и решил, что она соблазнила меня. Прибежавший на шум брат Бренды не позволил меня убить. И мне удалось бежать. Не представляю, что было бы со мной, не повстречай я рыцаря де Монфора.

Они шли в сторону Блэкхита, окружённые возмущённой толпой. Выкрикивали угрозы ремесленники, торговцы и вилланы, сжимая незамысловатое оружие. За ними бежали женщины и чумазые ребятишки, возбуждённо галдя.

Джон Болл чувствовал себя их предводителем, и его обычная робость уступила место решительности.

ГЛАВА 18

Уже почти неделю Рэндалл находился в замке Ланкастера, пользуясь расположением герцога и его свиты. Ланкастер велел сшить ему десять превосходных костюмов, в том числе из парчи, отделанных по краям острыми фестонами с прикреплёнными к ним небольшими бубенчиками. Такие же бубенчики Рэндаллу надлежало носить на длинной цепочке, надеваемой поверх через плечо, или спуская их по спине.

Рэндалл, выросший в скитаниях и бедности, впервые так красиво одевался и испытывал всеобщее обожание. А герцог Джон Гонт уделял ему гораздо больше внимания, чем остальным двадцати менестрелям замка. Более того, он просил его обучать юного Генри. Сын герцога уже имел некоторые навыки и умел исполнять на лютне и дудке деревенские песенки, но Ланкастер поручил Рэндаллу углубить знания Генри.

— Постарайся, чтобы мой отпрыск научился не только перебирать струны и петь, но и читать новеллино, слагать стихи и жонглировать, — сказал герцог.

Рэндалл с удовольствием согласился. Конечно, общение с юным Генри ограничивало время на сочинение собственных стихов, но он не огорчался.

В тот день, когда Ланкастеру сообщили, что её высочество принцесса Уэльская появилась в нескольких милях от замка, и герцог отправился её встречать, Рэндалл гулял с Генри во дворе. Генри Ланкастер, приходясь кузеном королю, держал себя с менестрелем без высокомерия, демонстрируя при том безупречность манер.

Джон Гонт пытался образовать сына не только как музыканта. Юноша уже был превосходным наездником и воином. Он умел прекрасно обращаться со всеми видами оружия, но Джон Гонт подумывал о том, чтобы отдать сына в оруженосцы какому-нибудь благородному рыцарю.

Прогуливаясь с Рэндаллом, Генри рассказывал ему о тайнах Савоя на Стренде, услышанных от отца и слуг.

— В одной из башен лондонского дворца несколько лет держали в заточении французского короля Иоанна и его сына, захваченных принцем Уэльским в битве при Пуатье. После заключения мира Иоанну разрешили поехать во Францию, чтобы собрать за себя и своего сына выкуп. Говорят, он был весьма красив, хотя в сражении с англичанами ему рассекли мечом половину лица. Отправляясь за выкупом, король обещал возвратиться, хотя вполне мог сбежать. Казна Франции давно опустела, и король Иоанн за шестьсот тысяч флоринов отдал собственную одиннадцатилетнюю дочку Изабеллу за самого жестокого тирана в Италии — Джанни Галеоццо Висконти, который устраивал охоту на людей прямо на улицах. Собирая выкуп, Иоанн узнал, что сын бежал из заточения, но сам не смел нарушить данного англичанам обещания. Он прибыл в Лондон с деньгами и через три месяца погиб от тоски.

В свою очередь, когда Генри закончил, Рэндалл рассказал ему о некоторых неизвестных подробностях подвигов Чёрного принца во время войны.

— Вы странствовали по всей Англии до того, как поступить на службу к моему дяде Глостеру? — спросил Генри.

— И повидал не только восхитительные трапезные, где пируют самые благородные лорды Европы, но и глухие деревни, где вилланы с трудом перебиваются чёрствым хлебом и гороховой похлёбкой. После чумы законы ужесточились, но кто я такой, чтобы осуждать баронов!

— Англии нужно вновь начать войну с Францией, — уверенно произнёс Генри. — И я, кузен короля Ричарда, поведу рыцарей в бой.

— Конечно, — улыбнулся Рэндалл, — чтобы потом воспеть собственные подвиги!

— Вы остры на язык, сэр поэт.

— О, это вовсе не острота, милорд! Если бы я острил, давно бы болтался на виселице.

Стрелки на зубчатых стенах подали сигнал, и глава стражи распорядился открыть ворота и опустить подвесной мост через ров.

Услыхав о приезде гостей, Генри проговорил, стараясь сохранять бесстрастность:

— Я познакомлю вас, Рэндалл, с её высочеством. Нынче вам предстоит выступать перед ней.

Стражники в железных шлемах и длинных плащах, накинутых поверх панцирей, медленно открыли узкие, высокие, тяжёлые ворота. Поднялась решётка, и кавалькада вооружённых людей с гулом и грохотом проследовала по подвесному мосту. Принцесса и Бриана Трессилиан ехали в карете, рядом скакали герцог Ланкастер и сэр Саймон Беркли, закованный в латы, а чуть в отдалении — Ральф де, Монфор. Замыкали кавалькаду отряд стражи из замка и несколько рыцарей из свиты принцессы Уэльской.

Ральф сразу же узнал в узкоплечем, изысканно одетом блондине, сопровождавшем сына герцога, Рэндалла.

Генри подвел Рэндалла к вышедшим из кареты принцессе и леди Трессилиан.

— Ваше высочество, — сказал он, — я рад приветствовать вас в замке моего отца. Миледи, — продолжал с учтивостью юноша, — позвольте познакомить вас с менестрелем и придворным поэтом Рэндаллом.

— О, так это о вас я наслышана! — воскликнула Джоанна, щурясь от резкого ветра. — Мне говорили о вас герцог Ланкастер и сэр Ральф де Монфор, с которым я повстречалась по пути в замок.

— Постараюсь нынче не разочаровать вас и тех милордов, о коих вы упомянули, — молвил Рэндалл, отвесив поклон.

Принцесса вместе с придворной леди, в сопровождении герцога Ланкастера и его сына, скрылись в замке.

Спрыгнув с коня. Ральф медленно направился к менестрелю.

ГЛАВА 19

Когда кавалькада всадников появилась во дворе, Рэндалл тоже узнал сэра Ральфа и обрадовался встрече. При приближении рыцаря он отвесил изящный поклон, чем развеселил того.

— Ты разодет в такие наряды и они так тебе к лицу, что я не знаю, кто теперь должен склонять голову! — воскликнул сэр Ральф. — Поистине я вижу перед собой аристократа, несмотря на глупые бубенцы, что болтаются у тебя на упелянде.

— Что поделаешь, милорд, — вздохнул Рэндалл. — Для менестреля было бы лучше выглядеть как простолюдин, но мне бывает порой трудно спрятать моё благородное происхождение.

— Значит, Терри не твой отец? — удивился сэр Ральф.

— Он воспитал меня, как собственного сына, и многому научил. А отцом моим был лорд из Йоркшира, имя которого мне неизвестно.

— И ты никогда не пытался узнать имя этого лорда? — изумился Ральф.

— Ещё бы! — хмыкнул Рэндалл. — Однако папаша Терри боится мне его раскрывать.

Подошёл хромой слуга и предложил проводить сэра Ральфа в отведённую для него комнату.

— Увидимся вечером, на пиру, — шепнул Рэндалл, придержав Ральфа за рукав куртки.

То, что поведал Рэндалл, заинтересовало де Монфора. «Если бы он родился в законном браке, а не от греховной связи, он был бы рыцарем», — размышлял он.

Поднявшись по тёмной винтовой лестнице в небольшую комнату со сводчатым потолком, где из-под ног разбегались мыши и стояла духота, рыцарь остался один. Сбросив грязные, пропахшие потом куртку и плащ, он достал из своей поклажи облегающий котарди с застёжкой в виде рыбы по центру переда. Натянув его, Ральф надел плащ со шнуровкой под горлом и обтягивающие ноги шоссы. Только пояс на его бёдрах остался прежним.

Гладко выбрив лицо и украсив пальцы ценными перстнями, он заколебался, брать ли на пир цистру, но вспомнив, что развлекать гостей герцога предстоит Рэндаллу, оставил инструмент на месте.

Выглянув в узкое окно, он увидел ту часть двора, что вела в башню герцога и через которую слуги уже тащили на огромных блюдах кушанья к столу. Запечённые целиком поросята, гуси, фазаны, куропатки, покрытые румяной корочкой, из-под которой струился нежный сок, чаши с различными соусами и тушёные дымящиеся овощи заставили сэра Ральфа ощутить, как велико его желание спуститься в трапезную.

Вдруг он заметил вышедшего из крайней башенки Рэндалла. Высокий худой менестрель с лютней на плече шёл в ту же сторону, что и слуги с блюдами. За ним следовал папаша Терри с дудкой в руках.

Сэр Ральф отправился в трапезную в приподнятом настроении — он уже почти не сомневался, что убедит менестреля бросить службу у Джона Гонта и присоединиться к нему в качестве жонглёра.

Войдя в зал, где свита принцессы и люди герцога уже приступили к угощению, де Монфор занял место за столом у окна. Его не считали могущественным лордом, он не приходился кузеном королю, и герцог не счёл нужным предоставить ему место за своим столом. Но Ральфа это не огорчило — он не был честолюбив. Ранее, ещё будучи оруженосцем, он уже бывал в замке Ланкастера, и его всегда угощали в отдалении от владельца. Заняв место, он отыскал взором Рэндалла. Менестрель вместе со своим приёмным отцом, держа в руках музыкальные инструменты, терпеливо ждали, когда герцог позволит начать выступление. Но Ланкастер любезно беседовал о чём-то с принцессой и словно забыл о менестрелях.

Слуги ставили перед гостями огромные блюда с угощениями, виночерпий разливал вино в кубки тех, кто его звал.

— Кузен, где же ваш прекрасный поэт и певец, с которым Генри познакомил меня сегодня? — вспомнила принцесса Джоанна, отпив из кубка вино.

— Я немедленно велю ему выступать, — сказал герцог Ланкастер и велел слуге передать его распоряжение менестрелям.

Поднявшись на балкон, Рэндалл оглядел зал. Знатные гости устремили на него взгляды, так как все были наслышаны о достоинствах певца. Отодвинув кубок и блюдо с недоеденным фазаном, сэр Ральф затаил дыхание.

Закрыв глаза, чуть запрокинув голову, Рэндалл начал исполнять новеллино, сочинённое им на провансальском наречии. Он слегка аккомпанировал на лютне, но его томный голос и нежные стихи, воспевающие откровенную плотскую любовь рыцаря и замужней женщины, заставили собравшихся внимать ему.

За новеллино последовало несколько композиций на английском, в которых музыку лютни папаша Терри дополнял мелодией своей дудки.

Под всеобщее рукоплескание Рэндалл и папаша Терри, раскланявшись, уступили место на балконе другим менестрелям двора герцога.

— Действительно, он восхитителен, — проговорила принцесса Уэльская, а герцог, подозвав Рэндалла, сказал:

— Её высочество удовлетворены твоим выступлением.

— Для меня очень лестно потешить красивые ушки принцессы! — ответил Рэндалл, не отводя взгляда от зелёных глаз Джоанны, чем смутил принцессу.

— Я прощаю тебе дерзость, как моему лучшему менестрелю, — произнёс герцог.

— И как каждый настоящий властитель поэзии и музыки, вещей бесспорно греховных, я дерзок, — молвил Рэндалл и склонился перед принцессой в поклоне.

— Вы и ваш отец выступали и на улицах, и в замках вельмож. Где, по-вашему, люди более расположены к менестрелям? — спросила принцесса.

— Для простолюдинов я жонглирую кинжалами и пою о шаловливых жёнах мясников, а для вельмож читаю стихи и новеллино, воспевая томные и нежные чувства, — ответил Рэндалл. — Но для меня в равной степени важно — вижу ли я блеск в серых глазах очаровательной дочки ремесленника или в зелёных очах прекрасной и могущественной принцессы. — Менестрель, с позволения герцога, проследовал к столу, за которым сидел сэр Ральф.

— Я в восторге, друг мой! — проговорил рыцарь. — Поедем завтра же со мной ко двору короля!

— Думаете, герцог меня отпустит? — усмехнулся Рэндалл, с аппетитом принимаясь за куропатку. — Хотя, если разобраться, я ему не раб и служу у него всего неделю. Кстати, я обучаю его сына премудростям поэзии и правильному восприятию музыки, но Генри должен на днях отправиться в Вестминстер. Если я стану вашим жонглёром, милорд, как вы того хотите, то готов завтра же покинуть замок Ланкастера.

— А что же Генри?

— Генри? Вряд ли в сумятице двора своего кузена он найдёт время для поэзии. К тому же отец хочет найти для него достойного рыцаря, чтобы отправить Генри служить оруженосцем. — Рэндалл указал на герцога Ланкастера: — Он восхищён мной, но считает меня слишком дерзким. Вынужден признать, что иногда, отпуская те или иные остроты, я рискую оказаться в колодках.

— Тогда тебе обязательно нужно ехать со мной к королю, — сказал сэр Ральф. — Там ты познакомишься с придворными поэтами, и твоё острословие найдёт должное применение.

Рэндалл торжествовал! Ещё недавно он прозябал в бедности и мёрз в изношенной одежде, а ныне рыцарь Ральф де Монфор, из замечательного норманнского рода Монфоров, приглашает его ко двору Ричарда Английского!

— Я очень благодарен вам, сэр Ральф, — произнёс он.

— Это я должен благодарить тебя, — возразил рыцарь. — Ведь, считаясь при дворе Ланкастера лучшим менестрелем, ты готов бросить герцога и пуститься со мной в странствия.

— Но вы же хотите видеть меня своим жонглёром, — улыбнулся Рэндалл. — А я щедр, если могу быть милостив. Что менестрель, что шлюха — оба приносят людям наслаждение, требуя взамен лишь пару монет и кружку эля. А теперь, сэр Ральф, расскажите, если можно, как вы оказались в свите принцессы.

Кивнув, де Монфор допил вино из кубка и подробно рассказал Рэндаллу о своей встрече с отцом Боллом и о последовавших затем событиях.

ГЛАВА 20

По окончании пира Джоанна и леди Трессилиан отправились в отведённую для принцессы опочивальню. Это была превосходная комната со сводчатым потолком и двумя окнами.

Через несколько минут к Джоанне поднялся герцог Ланкастер и попросил о беседе наедине.

— Принцесса утомлена, милорд, — грубо объявила леди Бриана, встретив герцога на пороге.

— Пусть милорд войдёт, леди, — проговорила Джоанна. — И впредь позвольте мне самой решать, с кем встречаться.

Молча впустив владельца замка, леди Трессилиан удалилась.

Герцог переступил порог, в восторге глядя на удивительную красоту сидящей перед ним стройной женщины. Слуги развели огонь в камине ещё до возвращения принцессы из трапезной, и теперь его блики мерцали на толстых каменных стенах.

Принцесса внимательно смотрела на обожавшего её герцога зелёными глазами.

— Вы жаждете разговора со мной, верно? — молвила она. — И я даже знаю, о чём пойдёт речь.

«Боже! Как она прекрасна! И отчего в своё время мой брат, а не я женился на ней?!» — подумал герцог. Приблизившись, он робко остановился в нескольких шагах от роскошной постели, на краю которой сидела Джоанна.

— Нет! Я не стану говорить сегодня с вами о любви! — вдруг сказал он. — Все эти годы, с того дня, когда я увидел вас, я только и делаю, что говорю о любви.

— Тогда о чём же предстоит разговор? — поинтересовалась принцесса.

— Я хочу просить вас о том, чтобы вы убедили сына позволить мне бывать при дворе. Генри отправляется в Вестминстер через несколько дней, и я хотел бы получить возможность вновь посещать дворцы короля. Ричард ищет со мной мира, но доверяет он вам.

— Для вас, милорд, лучше примириться с ним через других людей, не через меня. Он ведь присылал к вам сэра Филиппа Монтгомери.

— Верно, — согласился Ланкастер, вспомнив надменного молодого человека, приезжавшего в замок несколько дней назад.

В коридоре послышались гулкие шаги, кто-то остановился перед невысокой тяжёлой дверью, ведущей в опочивальню, и постучал.

— Слуга к его милости, — раздался осторожный голос.

— Входи, Томас! — позволил герцог.

Дверь открылась, в комнату вбежал слуга и с поклоном произнёс:

— Простите, милорд, что потревожил, но в главном зале вас ожидает только что прибывший посланец из Блэкхита. По пути в Вестминстер он заехал сюда, чтобы передать вам сообщение от баронов Эссекса.

— Ваше высочество, я вынужден идти, — сказал герцог Ланкастер и опустил голову перед принцессой.

— Что ж, идите, — ответила она. — Я приехала в ваш замок, чтобы послушать менестреля, и останусь здесь ещё на пару ночей. Так что вам надлежит взять на встречу с посланцем Саймона Беркли, чтобы он сообщил мне потом, что за весточка привезена из Эссекса.

Выступив вперёд, слуга, кланяясь и дрожа от раболепства, произнёс:

— Сэр Саймон, не дожидаясь распоряжения своей госпожи, уже находится в главном зале.

— Похоже, сэр Саймон не утратил навыков с той поры, когда мы воевали вместе с ним во Франции, — усмехнулся Ланкастер, который отлично был знаком с воспитателем короля Ричарда.

Оставив опочивальню принцессы, он вышел в коридор, где его ждали десять стражников с горящими факелами. В их сопровождении герцог, несмотря на то, что уже перевалило за полночь, направился к прибывшему посланнику.

ГЛАВА 21

В зале с тяжёлыми сводчатыми потолками, вытянутыми окнами и толстыми стенами, на которых поблёскивало в сиянии очага начищенное оружие, бродили несколько человек. Кресло владельца замка, стоящее на возвышении, пустовало. У подножия лежала хозяйская борзая.

Появившись в зале, Ланкастер прошёл к креслу и занял его. Глава стражи, сэр Саймон Беркли и неизвестный юноша с грязными тёмными волосами, а также двое арбалетчиков замка повернулись, приветствуя герцога.

Юноша решительно протянул свиток Ланкастеру.

— Другой, такой же, я везу Ричарду II в Вестминстер, — добавил он.

Пробежав свиток глазами, герцог побледнел:

— Здесь утверждается, что под натиском многотысячных толп бродяг и нищих Блэкхит пал! Бароны отправили вас к королю вслед за другим посланником из Кента?

— Всё, что тут сказано, — верно, — подтвердил Саймон. — Сопровождая её высочество по Эссексу, мы видели бунтующих простолюдинов. У Мэйдстоуна они ворвались в тюрьму и убили многих стражников.

— Кто же ими руководит? — спросил герцог Ланкастер.

— Монах-расстрига, они называют его «неистовым проповедником», — ответил темноволосый юноша.

Сэр Саймон отвёл взгляд: он сразу понял, о каком монахе говорит посланец.

— Что же до восставших в Дартфорде, там главарь — кровельщик по имени Уот Тайлер, человек необузданной страсти и отваги, — продолжил посланник. — Бароны просят вас, милорд, о подкреплении.

— Увы, юноша, — озабоченно покачал головой сэр Гонт. — Я не могу бросить моих верных людей навстречу разъярённой толпе. Зато теперь у меня появился повод прибыть ко двору Ричарда...

Саймон Беркли вздрогнул.

— Если вы намерены сопровождать принцессу, я вынужден вмешаться, — заявил он. — Конечно, если принцесса не будет возражать против вашего сопровождения, я, как верный слуга, подчинюсь её воле. Однако всем известно, что Ричард, заключив с вами мир, тем не менее не слишком расположен к вам и поэтому может вознегодовать на принцессу, доставившую вас в числе своей свиты ко двору.

Полумрак и мерцание очага скрыли напряжение благородного лица Саймона, но от Ланкастера не ускользнули блеск его глаз и решительность, сквозившие в каждом движении.

— Я знаю, что вы преданы Джоанне Уэльской, как были преданы её погибшему супругу, — сказал он. — Вы не посоветуете того, что может повредить положению её высочества при дворе.

— Я воспитал Ричарда, — ответствовал Саймон. — Научил его ездить верхом и носить латы, ведь английские короли самые знатные рыцари Европы. Я люблю его, как собственного сына, но вынужден признать, что юноша наделён и некоторыми скверными качествами. Он подозрителен и осторожен, поэтому вам, милорд, не стоит поступать опрометчиво. Позвольте принцессе ехать в Лондон своим кортежем, а вы следуйте к королю самостоятельно.

Герцог согласился с доводами Беркли. В наступившем молчании стало слышно, как за пределами дворца шумит в кронах деревьев ветер. Саймон морщил лоб, вспоминая светловолосого молодого человека, что путешествовал с Ральфом де Монфором: тот называл себя бывшим монахом и оставил кортеж принцессы, как только увидел, что взбешённые простолюдины, понявшие бунт в Мэйдстоуне, чинят расправу над комендантом тюрьмы.

— Скажи, — проговорил он, повернувшись к посланнику, — как имя расстриги, который возглавил мятежников?

— Отец Джон Болл, — ответил юноша. — И он стал уже так же известен, как и Уот Тайлер.

— В чём дело?! — нахмурился герцог Ланкастер.

— О, нет! Ничего особенного! — воскликнул рыцарь, сочтя, что герцогу совсем не обязательно знать о недавнем знакомстве принцессы с Джоном Боллом.

— Позволите мне продолжить моё путешествие? — вопросил юноша.

— Да, конечно, ты можешь ехать, — ответил Ланкастер.

Отвесив поклон, посланник оставил зал, арбалетчики вышли за ним.

— Какие будут указания, милорд? — спросил глава стражи.

— Разошлите вокруг соглядатаев, — приказал герцог. — И поставьте лучших часовых на укреплениях. Если бунтовщики приблизятся к замку, я должен знать об этом заранее.

— А принцесса? Вы осознаёте, что ей небезопасно оставаться здесь? Для неё правильнее уехать к сыну, — учтиво посоветовал сэр Саймон.

— Да, милорд. Я с вами согласен. Ядам отряд моих арбалетчиков для сопровождения.

— Но баронам вы отказали, — напомнил Саймон.

— Бароны требовали у меня целое войско! — воскликнул Ланкастер. — Вы же возьмёте у меня отряд, и прекратим на этом разговор. Я утомлён и намерен удалиться.

— Не стану вам препятствовать. — Вам бы тоже следовало выспаться, Саймон! День выдался напряжённым для нас обоих.

Попрощавшись с Беркли, герцог направился в свою опочивальню, расположенную над трапезной. Он шёл, погрузившись в мысли о мятежах, и потому не сразу узнал человека, вышедшего навстречу из темноты.

Стражники выставили было вперёд алебарды, но тотчас отступили, разглядев менестреля Рэндалла.

— Рэндалл? Почему ты ещё не спишь? — спросил герцог.

— Простите, милорд, — проговорил менестрель. — Ноя пришёл умолять вас об услуге.

— Конечно, Рэндалл... Чего ты хочешь? — устало осведомился герцог.

Слуга распахнул дверь в его опочивальню, где уже жарко горел очаг.

— Мне хотелось бы изложить свою просьбу наедине, и до утра отложить её нельзя, поскольку завтра я должен покинуть ваш замок.

Выслав слуг, которые ждали герцога, Ланкастер втолкнул менестреля в комнату и захлопнул дверь.

ГЛАВА 22

Вид у Ланкастера был усталый и озабоченный. Но Рэндалл не трепетал перед ним, как другие слуги. Ланкастер был благосклонен к нему и дозволял отпускать остроты, непростительные для обыкновенного менестреля.

Стягивая сапоги, герцог молчал, и Рэндалл понял, что Ланкастер ждёт, когда он начнёт говорить.

— Я хочу просить вас дозволения уехать из замка, — сказал Рэндалл. — Сэр Ральф де Монфор зовёт меня сопровождать его в качестве жонглёра.

— Разве тебя не устраивает служба у меня? — поразился просьбе герцог. — На твои выступления съезжаются самые знатные вельможи Англии...

Глубоко вздохнув, Рэндалл покачал головой:

— Я чрезвычайно благодарен вам за ваши милости, но хочу уехать с сэром Ральфом. Мы познакомились ещё в Ноттингеме, и господин рыцарь предложил мне то, чего не предлагал никто: он захотел, чтобы я стал его другом! Я знаю, что он доблестен и благороден.

— Как и все Монфоры, — подтвердил Ланкастер. — Известно ли тебе, что одна из женщин рода графов де Монфор, лишившись мужа, восставшего против короля Франции и брошенного в тюрьму, осаждаемая французским войском в норманнской крепости, сподвигла своих немногочисленных сторонников на сопротивление? Ей угрожал сам Шарль де Блуа со своими отрядами, но она не дрогнула и убедила сторонников дождаться подкрепления от англичан. Прибывший по морю сэр Уолтер Мэннинг и его войско пришли к ней на помощь. А позже, отбыв с англичанами из Франции, графиня де Монфор приняла участие в битве на море близ острова Гернси. Говорят, сэр Ральф такой же бесстрашный, хоть и увлекается песнями менестрелей. Душа его полна отваги. Он родился здесь, в Англии, но в его жилах течёт кровь графов Монфоров, которые, приняв поддержку английского короля, отказались от претензий на престол Франции, и теперь один из них — сэр Ральф — считается верным рыцарем его величества. Его обожают при дворе за песни и изящные манеры, и он нередко появляется в Вестминстере...

— Туда мы и собираемся поехать с ним завтра, — сказал Рэндалл.

— Думаешь, тебе понравится двор Ричарда?

— Мне трудно сейчас об этом судить.

— Могу предположить, ты понравишься двору, — усмехнулся герцог Ланкастер. — Среди острословов и поэтов ты будешь вызывать всеобщий восторг.

— Значит, вы дозволяете мне отбыть из вашего замка? — обрадовался Рэндалл.

— А если б и возражал, тебя бы это разве остановило? — Ланкастер протянул менестрелю кубок, наполненный лучшим вином.

Взяв кубок, Рэндалл отпил из него.

— Вы же знаете, что нет, милорд.

— Конечно, не остановило бы, — вздохнул герцог. — У тебя слишком дерзкий нрав для менестреля. Я не могу тебе препятствовать, ведь ты не раб. Поступай как хочешь, Рэндалл. Я одобряю, что ты будешь служить сэру Ральфу. Из него получится хороший господин и друг!

Осушив залпом свой кубок, Ланкастер с минуту разглядывал менестреля, а потом улыбнулся.

— Я позволяю тебе отправиться с Ральфом! — сказал он. — А теперь иди. Тебе нужно выспаться перед дорогой.

Рэндалл поклонился. Его переполняли благодарность и восхищение тем, с каким достоинством Джон Гонт позволил покинуть замок лучшему менестрелю своего двора.

— Милорд, я очень вам признателен! — воскликнул Рэндалл. — Другой бы на вашем месте.

— Я не тиран, Рэндалл, — прервал его Гонт и, оставив менестреля, направился к высокой кровати, на ходу расстёгивая опаловые пуговицы упелянда с длинными широкими рукавами.

Рэндалл откланялся и пошёл к двери, как вдруг, у самого порога, герцог остановил его:

— Друг мой, забыл тебя предупредить. В королевстве вспыхнули мятежи, поэтому, когда поедете через Эссекс и Кент, соблюдайте осторожность! Простолюдины, возглавляемые кровельщиком Уотом Тайлером и каким-то расстригой Джоном Боллом, безжалостны к баронам и рыцарям, а твой будущий господин очень знатен.

— Я учту ваше предупреждение, — сказал Рэндалл и с поклоном вышел из опочивальни.

Пройдя холодным коридором, где гуляли сквозняки и уныло бродили часовые, Рэндалл поднялся на стену замка. Здесь трещали на ветру факелы и дежурили, пытаясь согреться выпивкой, арбалетчики. Рэндалл не обращал на них внимания: за время службы в Плэши у Глостера он научился не замечать стражу.

На стене Рэндалла ждал стройный молодой человек. Из-за ночной прохлады он накинул на плечи плащ, подол которого тяжело приподнимался от движения воздуха.

— Герцог отпустил тебя? — спросил сэр Ральф.

— Милорд Ланкастер оказался очень любезен и позволил мне уехать, — сообщил Рэндалл. — Теперь мне нужно поговорить с отцом, — вздохнул он.

— Папаша Терри не слишком поощряет, что ты согласился стать моим жонглёром?

— Да. Он боится, что при дворе я встречусь с людьми, посвящёнными в тайну моего происхождения...

Они постояли несколько минут, вслушиваясь в мрачное гудение ветра в кронах дубов и буков.

— Завтра на восходе отбываем, — молвил сэр Ральф. — Тебе пора идти.

Оставив его, Рэндалл спустился по винтовой лестнице с крутыми высокими ступенями и, пройдя двором, скрылся в башне, где находились комнаты слуг.

ГЛАВА 23

Переступив порог, Рэндалл увидел сидящего на тюфяке папашу Терри, рассеянно теребящего струны лютни, глядя в узкое оконце.

Терри кивнул Рэндаллу.

— В чём дело? Этот сэр из Ноттингема не желал отпускать тебя? Я уже думал взять в руки меч вместо лютни и штурмовать его опочивальню!

Упав возле него на тюфяк, Рэндалл сообщил:

— Отец, завтра, с первыми лучами солнца, мы с сэром Ральфом уходим из замка. Нам предстоит ехать в Вестминстер.

— Ты с ума сошёл?! — возмутился папаша Терри. — Неужели ты будешь выступать с ним перед королём?!

— Да, — подтвердил Рэндалл. — И не только как его жонглёр. Вокруг Ричарда собираются придворные поэты, и среди них я смогу занять достойное место.

— Нет! — запротестовал папаша Терри. — Ты бродячий менестрель, зачем тебе Вестминстер?

Не желая продолжать пререкания, Рэндалл поднялся, чтобы сложить в заплечный мешок наряды.

— Не забывай, нас прислал сюда герцог Глостер, — напомнил папаша Терри. — Что сэр Гонт скажет, когда узнает о твоём бегстве? Он пошлёт за тобой стражу, догонит и закуёт в колодки, как провинившегося простолюдина!

— Герцог не возражает против моего ухода.

— Так он всё знает?

— Безусловно. Я поставил его в известность, и я — не раб и не виллан, прикованный к земле моего господина.

Папаша Терри чувствовал, что должен предостеречь Рэндалла, которого любил как собственного сына, должен рассказать о его настоящем отце.

Взяв Рэндалла за тонкое запястье, папаша Терри со слезами сжал его.

— Хорошо. Мы поедем ко двору короля Ричарда, если ты настаиваешь, но прежде я хочу рассказать тебе о сыне Эдуарда III и графини Эдит Монтгомери.

Вскинув светлые брови, Рэндалл удивлённо уставился на отца.

— Что ты имеешь в виду? При чём тут Эдуард III и графиня?

— При том, что ты — его сын! Незаконный сын короля Эдуарда и его фаворитки Эдит Монтгомери, которая была кровной сестрой сэра Вильяма. Король любил многих красивых, статных женщин, об этом свидетельствует и его связь с графиней Солсбери, но только одну из них, леди Эдит, он любил с подлинной страстью. Конечно, твоё рождение не осталось в тайне, и у короля имелось множество врагов, жаждавших использовать тебя, чтобы отомстить ему.

От своей супруги Филиппы у него уже было несколько законных отпрысков, в том числе и тот, кого все знают как Чёрного принца. Ты появился на свет бурной ночью, когда на улице свирепствовала гроза, в замке Спрингроузез, в замке Весенних роз в Йоркшире, построенном королём для своей возлюбленной Эдит. Я служил в Спрингроузезе менестрелем, и когда враги короля, воспользовавшись его отсутствием, вторглись в замок, тебя передали мне и попросили спрятать. Я бежал из Спрингроузеза тайно, взяв тебя с собой. Я кормил тебя ослиным молоком, купленным в деревнях, и пытался защитить тебя. Никто, даже графиня, не знал, где ты. Когда леди Эдит погибла от чумы, её замком и краем завладел богатый и знатный сэр Вильям Монтгомери. Несколько лет назад он разбился, упав с лошади, и этот замок наследовал его сын Филипп, которого ты видел в трапезной.

— Почему же король не выгнал Вильяма Монтгомери из Спрингроузеза? — спросил Рэндалл.

— Он был нужен королю. Тогда война во Франции шла полным ходом, а Вильяма Монтгомери обожали рыцари. И тем не менее замок Весенних роз выстроен специально для Эдит, покорившей короля своей красотой. Этот замок подобен восхитительным и одновременно лучшим крепостям, о которых поётся в песнях. Остроконечные башенки, светлые стены, стрельчатые оконца восхищают и притягивают взор. Он находится в Йоркшире, и каждый раз, бывая там, я обходил его стороной, опасаясь, что меня узнают.

Рэндалл засмеялся:

— На какие ухищрения ещё ты готов пойти, чтобы я не поехал ко двору?

— Поверь, я говорю искренне, — продолжал папаша Терри, — и я боюсь разоблачения. Тогда тебе предстоит множество испытаний.

Глаза Рэндалла затуманились: казалось, ещё немного — и он лишится чувств.

— Мне дурно, отец, — проговорил он и опустился на постель.— Боже! Какую ужасную тайну ты скрывал!

Опустившись на колени, папаша Терри взял его горячие пальцы в свои руки.

— Останемся у Ланкастера, — просил он. — Герцог — твой брат, но он никогда не догадается об этом. А при дворе есть люди, которые знают о связи короля с Эдит Монтгомери и о том, что какой-то менестрель спрятал их сына, родившегося в Спрингроузезе.

— Но им не известно, что им был ты, — ответил Рэндалл.

— Сейчас не известно, но правда может выплыть наружу.

— Что ты имеешь в виду?

— Сэр Филипп Монтгомери наверняка знает об истории, произошедшей в его замке, и о том, что сына леди Эдит спрятали простолюдины.

Почувствовав возвращение сил, Рэндалл оттолкнул папашу Терри.

— Собирайся в путь, отец, — сказал он. — Не забывай, что сэр Ральф будет ждать нас на рассвете во дворе замка. То, что я отпрыск короля, не позволяет мне забыть, что я — менестрель. Мы поедем ко двору, где я стану придворным поэтом и превращусь в жонглёра сэра Ральфа.

Не желая более вдаваться в споры, папаша Терри принялся складывать в мешок их пожитки и музыкальные инструменты.

— Если б ты был хотя бы рыцарем, — проговорил он, — ты бы сумел дать отпор вооружённому врагу.

— Придёт день, и я научусь делать это, — ответил Рэндалл.

Находясь под впечатлением от рассказа папаши Терри, он думал о том, что услышал о своей матери, прекрасной леди Эдит Монтгомери, о короле Эдуарде и своей судьбе.

«Во мне течёт кровь Плантагенетов, — рассуждал он. — Но я вырос среди бродяг и вилланов, среди запахов ремесленных лавок в крупных городах, уличных песен и ослиного молока в деревнях. Конечно, папаша Терри обучил меня грамоте и другим языкам, вроде провансальского наречия, норманнского произношения, французского или итальянского, чтобы я сумел блистать перед знатью. Но я никогда не допускал мысли, что прихожусь братом герцогам, у которых служил, и дядей Ричарду».

Усмехнувшись, Рэндалл подошёл к папаше Терри.

— Несмотря на то что я, как ты говоришь, сын графини Монтгомери и короля, — заявил он, — я не боюсь гнева Филиппа и козней врагов.

— Если твоё решение встретиться с врагами лицом к лицу, без страха разоблачения, столь же твёрдо, как твоя отвага, я не стану препятствовать тебе, а, напротив, буду всячески содействовать, — ответил папаша Терри. — Возможно, ты сумеешь преодолеть препятствия, подстроенные судьбой. Ты очень похож на своего отца, а он был известен доблестью. Идём же в Вестминстер.

До самого восхода менестрели не сомкнули глаз. Собрав наряды, подаренные герцогом, они молча лежал и на тюфяках в противоположных углах душной, тёмной комнаты.

Папаша Терри нисколько не жалел, что рассказал Рэндаллу правду. Наоборот, он вдруг впервые за долгие годы чувствовал облегчение и свободу. Но его заботило, сумеет ли Рэндалл, рассудительный, умный и смелый, одолеть предстоящие ему тяготы, ведь в душе этот молодой человек был очень искренним.

А Рэндаллу не спалось от вновь нахлынувших мыслей. Он думал о женщинах в судьбе своего отца: о королеве Филиппе, которую после женитьбы Эдуард III разлюбил, но от которой имел двенадцать детей; о возлюбленной леди Солсбери, обронившей повязку в присутствии короля, который подобрал повязку, провозгласив: «Honni soit qui mal у pense»[3] — и превратив деталь одежды в символ награды для своих подданных.

— Что поделаешь! Король любил женщин, преклонялся перед ними! — прошептал, глядя в постепенно серевшее оконце, Рэндалл. — И именно ему я должен быть признателен за то, что сейчас лежу здесь, любуясь разгорающимся восходом.

Внезапно он понял, что не только знатен, но и гораздо благороднее самого сэра Ральфа де Монфора, который пригласил его к себе жонглёром. Он осознал, что у него есть титул графа, потому что его мать, леди Эдит, была графиней, и что есть богатые владения в Йоркшире, где ныне правит его надменный кузен. Но папаша Терри поступил правильно, увезя его подальше от Спрингроузеза.

Так Рэндалл, уличный певец и слуга в замках своих братьев, дожидался раннего утра. Замок пробуждался: сновали слуги, со двора доносились голоса, ржание лошадей и позвякивание оружия.

Усевшись на тюфяке, папаша Терри, отогнав назойливых мышей, которые совсем не боялись людей, перекусил сыром и предложил сделать то же Рэндаллу, но молодой человек отказался. Есть не хотелось, хотя он знал, что им предстоит скакать весь день, а остановки в пути будут редки.

На лестнице, ведущей в башню, послышались шаги, а потом кто-то решительно постучал в дверь.

ГЛАВА 24

На пороге стоял одетый в доспехи сэр Ральф де Монфор. Обычно он предпочитал изящные одежды и упелянды с вышивкой и украшениями. Но в это утро, зная о мятежниках Уота Тайлера, он нацепил доспехи, которые всегда возил с собой: панцирь, кольчугу с железным капюшоном, натянутым на голову, поножи со шпорами, перчатки и низкий пояс, с которого свисал убранный в ножны меч. Второй меч висел у рыцаря за спиной, а кинжал держался на бёдрах.

— Я попросил конюшего герцога Ланкастера предоставить для тебя лошадь, что он и сделал, — сказал сэр Ральф Рэндаллу.

— А мне предстоит скакать на муле? — осведомился папаша Терри.

— Нет. Для тебя тоже нашлась хорошая лошадь, — сказал сэр Ральф примирительно. — Кстати, герцог был великодушен и настаивал, чтобы я взял его стражников, но я решил отказаться. Рыцарь с охранной свитой привлечёт гораздо больше внимания, чем без неё, а лишь с двумя друзьями.

Рыцарь был очень доволен, что уговорил Рэндалла стать его жонглёром, и не скрывал этого. Во дворе уже сновали с поручениями слуги, в кузнице бухал молот, и воздух наполнялся ароматами жаркого, готовящегося для герцога. Замок пробуждался.

Оседлав скакуна, сэр Ральф пустил его шагом, папаша Терри тоже уже был в седле. Перед тем как вскочить в седло, Рэндалл вгляделся в узкие оконца замка, надеясь увидеть человека, который, как он теперь знал, приходился ему единокровным братом. Но герцог ещё не проснулся. По крайней мере его нигде не было видно.

Рэндалл пустил лошадь иноходью вслед за скакунами сэра Ральфа и папаши Терри. Вдруг он услышал громкий возглас:

— Рэндалл! Рэндалл!

Из замка выбежал юноша и бросился к Рэндаллу.

Менестрель придержал лошадь, узнав в юноше Генри.

— Отец не сказал мне вчера, что ты уезжаешь, — проговорил сын герцога. — Почему он так поступил с тобой?

— Сэр Ланкастер узнал о моём отъезде лишь ночью, милорд, — ласково ответил Рэндалл. — Он допоздна беседовал с принцессой и рыцарем из её свиты, поэтому я не мог сообщить ему ранее о том, что должен оставить замок.

— Куда же ты едешь, Рэндалл? — спросил Генри.

— Куда повелит мой господин, ведь я стал жонглёром сэра Ральфа де Монфора и буду при нём кем-то вроде Папиоля у Бертрана де Борна.

— Но чего тебе недоставало у моего отца?

— Может быть, свободы? — улыбнулся Рэндалл.

Ему всё ещё казалось удивительным, что юноша, с которым он сейчас разговаривал, приходится ему племянником.

— Но не огорчайтесь, милорд, — молвил он, натянув узду. — Вы, насколько я знаю, должны вскоре следовать к своему кузену Ричарду, так что мы встретимся в его дворце, — и, оставив Генри во дворе, Рэндалл направился к воротам.

Ральф де Монфор и папаша Терри ждали его на мосту. Вместе они спустились к дороге, петляющей меж холмов. Первые полчаса путники ехали молча, поглощённые собственными мыслями.

— Ты умеешь драться на мечах или хотя бы стрелять из арбалета? — спросил вдруг Ральф Рэндалла.

— Я никогда не дрался на мечах, — признался менестрель, — но стрелять умею.

Ральф взял прикреплённый сбоку к седлу арбалет и передал его Рэндаллу.

— И ты сможешь в случае внезапного нападения пустить залп? — уточнил он.

— Безусловно, — сказал менестрель.

— А я смогу перерезать разбойнику глотку! — хрипло вскричал Терри. — В моём мешке несколько превосходных итальянских кинжалов, которыми я научил жонглировать Рэндалла. И я сумею применить их в драке!

Путешественники въехали в кажущийся пустынным туманный лес, наполненный шорохами в подлеске и криками птиц в кронах. Сэр Ральф настороженно всматривался в прилегавшие к обочине кусты и лежащие за ними труднопроходимые дебри. Он не надел железный шлем с забралом, предпочтя остаться в кольчужном капюшоне, плотно облегавшем голову.

— Ты опасаешься этого дартфордского кровельщика и его шайку? — спросил Рэндалл.

— Уот Тайлер поднял мятеж в графстве Кент, и любому скитальцу там нужно соблюдать осторожность, — ответил сэр Ральф.

— Я вижу, тебе ничего не известно про другого бунтовщика, занявшего Эссекс, а, насколько я понимаю, путь, избранный тобой, лежит как раз через захваченный его людьми Блэкхит, — усмехнулся Рэндалл.

— Другой бунтовщик? Кто он?

— Какой-то монах-расстрига, называемый отцом Джоном Боллом.

— Не может быть! — воскликнул сэр Ральф. — Отец Болл возглавил шайку бунтовщиков?!

— Так ты знаешь его?! Говорят, расстрига воодушевил тысячи простолюдинов.

— Вот как! — пробормотал сэр Ральф, хмурясь. — Я действительно знаком с ним. Направляясь из Ноттингема в своё поместье, я встретил его одного в лесу, в жалком виде. — И далее он поведал Рэндаллу историю Джона Болла до того момента, когда монах оставил кортеж принцессы и бросился к Мэйдстоуну, чтобы вступиться за коменданта. — Что с ним произошло далее, я не знаю, но то, что ты рассказал о нём, нисколько меня не удивляет, — закончил Ральф.

— И ты не боишься встречи с человеком, разделившим с тобой тяготы путешествия?

— Нет. Если Блэкхит взят Джоном Боллом и простолюдины покорны ему, я смело поеду через Эссекс и Кент, — ответил сэр Ральф.

Они продолжали следовать по лесу, где рассеивался туман, обнажая деревья, коряги и кусты орешника. Думая о том, что произошло в Мэйдстоуне, сэр Ральф жалел, что не удержал тогда монаха от дерзкого безрассудного поступка, в результате которого отец Болл оказался в шайке бунтовщиков.

К полудню возле широкого ручья, струящегося между могучими буками и вязами, путники сделали остановку. В этот день им предстояло ещё добраться до окраины леса и постараться как можно незаметнее миновать подступы к Блэкхиту.

ГЛАВА 25

В те времена Вестминстер состоял из нескольких соединённых между собой высоких строений с рядами вытянутых окон, длинных балконов, внутренним двориком для прибытия гостей и сложным переплетением тёмных коридоров, огромных переходов и тяжёлых ворот.

Во дворце превосходные залы и просторные комнаты с потолками, украшенными барельефами, вмещали лучшую резную мебель, оружие, столы для пиров на несколько тысяч человек, а сквозь стрельчатые окна врывались потоки солнечного сияния, озаряя каждый угол и отражаясь в начищенных до блеска доспехах. Неподалёку от дворца располагалось Вестминстерское аббатство — серое сооружение с остроконечной крышей, «розой» над сводчатым входом и сложным декором. Витражи, кафедры и капители удивляли своим многообразием и красотой.

Мост, довольно узкий и тяжеловесный, вёл к въезду в Вестминстерский дворец, нависая над мерной гладью реки, от которой распространялось зловоние. Городские отходы, грязь с улиц Лондона — всё это текло по реке. Возле моста плескались стаи гусей, коих разводили повара королевской кухни, а у въезда на мост толпились ждущие аудиенции торговцы, поставщики двора и итальянские купцы. На стенах, окружающих Вестминстер, и у его ворот дежурили вооружённые алебардами стражники в железных панцирях и шлемах.

Поскольку короли Англии имели французское происхождение, название дворца часто произносилось как «Вестминстье». Этот дворец считался их главной резиденцией, хотя они владели множеством охотничьих замков по всему королевству.

Ричард II, ставший правителем Англии в 1377 году, предпочитал Вестминстеру Элтон. Короновавшись вместо своего дяди Джона Гонта, он был полной противоположностью своего погибшего отца — принца Уэльского. Ричард любил поэзию, обожал устраивать пышные пиры, но совсем не испытывал потребности продолжить войну во Франции, где его отец совершил столько подвигов. Ричарду гораздо более нравилось внимать певцам и менестрелям, чем ощущать тягости походов и сражаться с неприятелем. Но в уме и сообразительности ему было не отказать — Ричард сумел выйти из-под власти Джона Гонта. Однако ни мужества, ни щедрости отца он не унаследовал.

Сидя в огромном зале в парчовом упелянде с низким поясом, украшенным алмазами, в облегающих шоссах и с венцом, искрящимся на его рыжих локонах, Ричард, казалось, был безразличен к представлению, устроенному знаменитым в ту пору в Англии поэтом Джозефом Платом. Возле кресла с тяжёлыми резными подлокотниками, стоявшего на невысоком возвышении, толпились люди из свиты Ричарда, приглашённые на выступление поэта. Чтение стихотворения или целой поэмы вызывало вокруг настоящую сумятицу и восторг, и все дворяне, приближенные ко двору Ричарда, жаждали на нём присутствовать.

Ричард наблюдал за выступлением поэта с видимым равнодушием. Он уже научился скрывать свои чувства, поскольку не раз видел, как его дядья и другие высокородные особы терпели поражение оттого, что слишком явно их демонстрировали. Однако Ричард знал, как ценят его милость, и собирался в конце выступления, под аплодисменты, поблагодарить Плата.

Поэт, стоя в центре зала, громко декламировал длинное стихотворение, в основу которого легла легенда о любви короля Генри II к прекрасной белокурой леди Розамунде Клиффорд. Злобная королева, супруга Генри II, решила убить соперницу и предложила ей самой избрать орудие расправы. Леди Розамунда предпочла яд и, испив его, упала к ногам королевы. Слушая унылое стихотворение, сюжет которого был всем хорошо известен, многие тем не менее затаили дыхание. Некоторые молодые девушки не удержались от слез, а рыцари шумно вздыхали.

Читая стихи, Джозеф Плат преображался, в его больших тёмных глазах появлялся лихорадочный блеск. У Плата были широкое лицо, обрамлённое длинными, закрывающими короткую шею чёрными сальными волосами, крупный страстный рот и присущая всем поэтам дерзость, сквозившая в его манерах.

К тридцати двум годам он сумел нажить состояние, а также влиться в число поэтов, выступающих перед королём.

Невысокого роста, толстый, Плат, однако, умел казаться изящным, чему его научило длительное пребывание при дворе, куда он попал ещё будучи излюбленным поэтом принца Уэльского, с которым встретился во Франции во время войны. Джозеф Плат развлекал там английских рыцарей и настолько понравился принцу, что тот послал его ко двору своего отца-короля.

Когда выступление Джозефа Плата уже подходило к завершению, в зале возник встревоженный камердинер короля и, стараясь не привлекать внимания свиты, на цыпочках приблизился к креслу его величества.

— В чём дело? — проговорил Ричард, не поворачивая головы.

— Милорд, прибыл посланец из Дартфорда, — сообщил камердинер. — Он просит об аудиенции, чтобы рассказать вам о произошедшем там мятеже. По его словам, в Лондон приехал и граф Кент, также в надежде на личную встречу с вами.

Не дожидаясь окончания поэмы, Ричард покинул зал.

Миновав несколько просторных коридоров, где гулко отдавались шаги, молодой король вошёл в свою опочивальню — небольшую комнату с высоким потолком. В ней он не только отдыхал, но и нередко встречался с приближёнными.

Кроме высокой тяжёлой постели и мощного, окованного железом сундука, где король держал личную утварь, в комнате стояли красивый резной стол и два кресла возле окна. На стенах опочивальни висели боевые доспехи и оружие, а также превосходные гобелены.

В комнате короля уже ждал незнакомый молодой человек в чепце, со спущенным на плечи кольчужным капюшоном, в поножах, забрызганных грязью, и разгорячённым от бешеной скачки лицом. Едва король расположился в кресле у окна, выходящего в сад Вестминстера, как посланец с поклоном передал ему свиток.

Здесь же находился и главный судья, человек средних лет, наглый, мощного сложения, с воспалённым лицом страстного любителя выпивки. Пройдёт несколько лет, и этот человек с жестокостью и беспощадностью будет судить мятежных простолюдинов. Уже в дни восстания Уота Тайлера судья Трессилиан обладал богатством и влиятельностью. Он прибыл к королю, едва услыхав о событиях в Эссексе и Кенте.

Возле входа, прислонившись плечом к каменному косяку, стоял сэр Филипп Монтгомери. Когда король появился в опочивальне и перед ним склонились в поклоне Уорвик и посланник из Кента, сэр Филипп ограничился лишь лёгким движением головы.

Сидя у окна, ощущая ароматы распускающихся роз и дуновение ветра, шевелящего его локоны, Ричард перечитывал послание.

— Стоило из-за этого пустяка заставлять меня покидать выступление одного из моих поэтов! — презрительно фыркнул он. — Какой-то бунт простолюдинов! Их главарь, Уот Тайлер, — обыкновенный кровельщик! Пусть шериф накажет его.

— Милорд, позвольте рассказать вам о происшедшем в доме шерифа, — подал голос посланец. — Бунтовщики ворвались к нему, перебили стражу и потребовали встречи с королём. Они выдвинули множество условий, которые хотят передать лично вам.

— А что же шериф? Его убили? — осведомился Ричард.

— Уот Тайлер направил его к графу Кенту, и граф поехал в Лондон.

— Неужели этот мятежник настолько могущественный противник, что граф прибыл в Лондон просить содействия короля? Неужели его собственные силы, его отряды не могут подавить бунт? — хихикнул судья Трессилиан.

Бросив на него презрительный взгляд, сэр Филипп проговорил:

— Насколько известно мне, сэры, Уот Тайлер действительно мужествен, так как не побоялся дать отпор сборщику податей — отвратительному мерзавцу, который посмел воспользоваться отсутствием Уота и напасть на его жену и дочь. Разве любой достойный человек не поступил бы так же? И если бы даже Тайлер не бросился на мерзавца первым, нашёлся бы кто-нибудь другой. Простолюдины — и горожане, и вилланы — фактически поставлены в рабское положение, мы все это знаем. Вот они и взбунтовались.

— У вас превосходная осведомлённость об Уоте Тайлере, — ехидно заметил судья Трессилиан.

— Да, поскольку я не таскаюсь по борделям, а провожу время в отрядах, куда поступает информация.

— Что вы имеете в виду, говоря о борделях?! — возмутился Трессилиан.

— Замолчи, Вепрь! — приказал король. — Не притворяйся! Что же касается слухов, пересказанных мне сэром Монтгомери, я склонен им доверять. Но всё-таки Уот Тайлер и его люди всего лишь шайка босоногих головорезов, у них нет ни рыцарской поддержки, ни благородных предводителей!

— Хм, — землистое лицо Филиппа тронула тень улыбки, — как говорят счастливцы, вернувшиеся из плена, Уот не только грамотен и знает латынь, но и образован в воинском деле. Он прекрасно сражается на мечах и владеет всеми видами оружия.

В этот момент в коридоре раздался звук быстрых шагов, дверь открылась, и на пороге появился камердинер.

— Ваше величество, — сказал он, поклонившись, — прибыл граф Кент.

— Пригласи его войти, — приказал король.

Вошедшему было далеко за тридцать, и он производил впечатление доблестного, отважного воина. В начищенных доспехах, без шлема, который граф держал под мышкой, но в чепце, он казался статным и хорошо сложенным.

— Я рад, что вы согласились встретиться со мной, милорд, — произнёс Кент, кланяясь. — И я здесь, чтобы искать вашего заступничества.

То, что отважный воин просит заступничества у хрупкого юноши, вызвало у Филиппа невольную усмешку. Впрочем, он осознавал, что власти и могущества у этого юноши гораздо больше, чем у отважного воина в доспехах.

— Да, да, милорд, — сказал Ричард. — Я уже знаю о восставших в Дартфорде и удивляюсь, почему вы сами не подавили мятеж.

— Потому что эта зараза уже распространилась по всему графству! — ответил Кент. — Везде вспыхивают бунты, люди сбиваются в шайки, но своим единственным предводителем называют Уота Тайлера. А в соседнем Эссексе также поднялось восстание, возглавляемое каким-то монахом-расстригой. Если не послать навстречу Тайлеру отряды, пожар распространится по всей Англии.

— Так и быть, — произнёс король и повернулся к посланцу из Дартфорда. — Передай баронам, которые прислали тебя, что не позднее чем завтра из Лондона выступят отряды под предводительством Кента и Филиппа Монтгомери.

При этих словах Филипп остался хладнокровен. Он привык подчиняться приказам его величества. Но Кент посмел возразить:

— Уот Тайлер заявил, что будет разговаривать только с самим королём Англии. Он выдвинул множество требований и настаивает на передаче их вам.

Король презрительно фыркнул:

— Постарайтесь сделать так, чтобы шайка Уота Тайлера оказалась разбита, а его самого доставьте в Лондон, и тогда я встречусь с ним. В темнице.

— А потом мы устроим пир! — громко захохотал судья, хлопнув в ладоши.

— Вепрь, возвращайся в Лондон, — холодно приказал Ричард. — А с графом Кентом и сэром Монтгомери я должен обсудить их действия.

— Прошу прощения, ваше величество, — поклонился Трессилиан и, посмеиваясь, удалился из опочивальни. Следом за ним отправился посланник баронов, которому предстояло всю ночь скакать во весь опор до границ с Кентом и Эссексом.

Оставшись наедине с графом и сэром Филиппом, Ричард поднялся с кресла. Тёплый ветер врывался в окно, принося ароматы цветочной пыльцы, роз и листвы. Надвигался вечер, но сумерки ещё не спустились.

— Почему вы хотите, чтобы именно я сопровождал королевские отряды и лорда Кента? — спросил Филипп.

— Но ведь ты знаком с людьми, побывавшими в плену у Тайлера, — сказал Ричард. — И знаешь о нём больше, чем другие мои рыцари. К тому же ты бесстрашен и твёрд.

— Как верный вассал, я принимаю ваш приказ, мой король, — глухо ответил Филипп.

— Итак, завтра с восходом мы выступаем в путь? — уточнил граф Кент.

— Да, милорд.

— О, ваше величество! Я весьма вам признателен. Для меня словно пытка на дыбе — видеть, во что превращают мой замечательный край эти ужасные бунтовщики! — воскликнул Кент.

Усевшись на край подоконника, Ричард смотрел на сад Вестминстера, над которым благоухал летний вечер. «Наверное, Плат уже давно закончил выступление и гадает теперь о причине моего ухода», — думал юноша. Прислонившись затылком к каменной стене и щурясь от яркого заката, он с грустью наблюдал за наступлением ночи. В кустах орешника ещё выводили трели соловьи, но король испытал вдруг острое чувство одиночества. Он понял, что всегда будет одинок, не в силах никому довериться.

— Ступайте, милорды, — сказал он, улыбнувшись. — Я утомлён.

Сэр Кент оставил опочивальню первым. Филипп несколько замешкался. Он хотел было уточнить, стоит ли ему рисковать своими людьми, прибывшими с ним из Йоркшира, или же его величество поручит лордам королевские отряды из Лондона, но, уловив настроение Ричарда, решил, что получит подробные указания позже, и тоже покинул комнату.

ГЛАВА 26

Недалеко от дверей в опочивальню Ричарда Филипп заметил ждущего его человека, в котором безошибочно опознал сэра Гисборна. Это был робкий, очень застенчивый аристократ, происходивший из одноимённого знаменитого рода, получившего владения в Англии ещё во времена Генри И. За прошедшие десятилетия Гисборны обеднели, но продолжали изредка бывать при дворе, хотя их украшения становились всё скромнее, а одеяния — беднее. В Вестминстере знали, что Гисборн нищ как церковная мышь, и что он давно утратил своё достоинство, беря в долг не только у купцов — это делали даже короли Англии, — но и у простых горожан. Однако Гисборн имел владения в Йоркшире, рядом с владениями Филиппа, и благородный рыцарь, никогда не переступавший порог соседнего замка, много раз, проезжая мимо, видел издали высокие мрачные стены и огромные башни с темнеющими кое-где небольшими оконцами. Сэру Гисборну принадлежали ещё деревня и лес, обступавший со всех сторон его замок.

Находясь в Вестминстере и ища, как всегда, у кого бы одолжить деньги, Гисборн краем уха уловил, как два стражника обсуждали боевые достоинства коня сэра Монтгомери. Расспросив, где можно увидеть сэра Филиппа, дворянин пустился к опочивальне короля.

Окинув Гисборна надменным взглядом, Филипп намеревался пройти мимо, но барон шагнул к нему, низко кланяясь.

— Приветствую, милорд Филипп, — проговорил он.

— Ни к чему дворянину гнуть спину перед другим дворянином. Я не епископ и не король, — раздражённо сказал Монтгомери.

— Но, милорд, у меня к вам просьба. Огромная просьба, — пробормотал сэр Гисборн.

— Что же я могу сделать для вас, шатильон[4] Гисборн? — насмешливо осведомился Филипп. — Одолжить пару шиллингов, что вы задолжали какому-нибудь грязному оружейнику?

— Презирайте меня, если хотите! Я сам себя подчас презираю! — воскликнул Гисборн. — Но...

— Сколько? — нетерпеливо прервал Монтгомери.

Несколько секунд барон Гисборн колебался.

— Я и моя дочь прибыли в Вестминстер не только чтобы найти денег для поместья, но и чтобы отыскать заступничество! — молвил он, морща лоб.

— Заступничество? — переспросил сэр Филипп. — От кого?

— От вилланов, милорд. Разузнав о восстании в Кенте, они подняли бунт в моей деревне. Как мне теперь быть? У меня нет людей, чтобы расправиться с подстрекателями и подавить бунт.

— Вы хотите, чтобы я дал вам моих людей, верно? — осведомился Филипп, натягивая перчатки. Ему этот разговор стал уже порядком надоедать.

— Да! — обрадованно воскликнул Гисборн. — Ведь вы тоже из Йоркшира и тоже озабочены тем, что мятеж вспыхнул всего в нескольких милях от Спрингроузеза.

— Ну, — скривил губы сэр Филипп, — я не считаю то, что произошло у вас, мятежом. Это просто незначительный бунт, подавить который двум десяткам хорошо вооружённых арбалетчиков не составит труда.

— Значит, вы одолжите мне своих людей и я смогу защитить поместье? — спросил Гисборн, и его глаза вспыхнули.

— Разумеется, — сказал сэр Филипп. — Учитывая вашу трусость и нищету, вы можете потерять крепость. Я же, шатильон, совсем не хочу держать по соседству со Спрингроузезом замок и деревню с бунтовщиками.

Гисборн упал перед Филиппом на колени, дрожа от переполнявшего его волнения:

— Боже! Я не верю ушам! Вы согласны, вы действительно согласны предоставить мне людей?! У вас ведь лучшие арбалетчики в Англии! Благодарю, милорд!

— Прекратите, Гисборн, — молвил Филипп ровным голосом. — Вы не раб, а я не ваш любезный господин. Встаньте, и немедленно! Иначе кто-нибудь увидит нас и решит, что я принуждаю вас к чему-то неблаговидному.

— Ода, простите! — воскликнул Гисборн, тут же вскочив. — Ноя так благодарен вам, милорд! Что я могу для вас сделать?

— Возможно, ты мне и пригодишься, Гисборн! — пробормотал сэр Филипп. — Побудь пока моим должником, отпрыск великих сподвижников короля Генри.

Гисборн разобрал каждое произнесённое сэром Филиппом слово, но сейчас он испытывал такой восторг от того, что расправится с бунтовщиками в своей деревне, что не придал значения речам рыцаря. Напротив, с готовностью пошёл за ним по коридору Вестминстера.

— Вы сами поведете лучников в битву?! Я знаю, вы доблестный рыцарь! Ещё лет семь назад, во время войны во Франции, вы сражались с яростью и отвагой! — почти кричал он на ходу.

— Завтра, шатильон, я отбываю в Кент по поручению его величества, — ответил сэр Филипп. — Но сейчас в комнате, которую для меня милостиво предоставили в Вестминстере, я составлю приказ. Его вы передадите главе моих арбалетчиков в замке Спрингроузез. Он и поведёт их в ваши владения.

— Хорошо, пусть так, — согласился Гисборн. — В таком случае я оставлю дочь в Вестминстере, а сам поскачу в Йоркшир. Я даже сам готов сражаться, если потребуется.

— Не потребуется. Мои люди и без вас разделаются с дерзкими крестьянами.

Они вошли в комнату, занимаемую сэром Филиппом. За окнами уже сгустились сумерки. Запалив от факела, трепещущего у двери, светильник, сэр Филипп поставил его на стол. Нацарапав что-то в свитке, подумал несколько секунд, после чего стянул перчатки и снял с пальца крупный алмазный перстень. Повернувшись к барону, рыцарь передал ему оба предмета:

— Шатильон, вручите свиток моему сенешалю в Спрингроузезе, и он тотчас отправится защищать ваши угодья. А чтобы не возникло сомнений, что вас послал я, передайте ему и мой перстень.

Взяв свиток и перстень, Гисборн вновь намеревался опуститься перед сэром Филиппом на колени, дабы выразить свою признательность, но Филипп остановил его:

— Оставьте, Гисборн! Лучше поезжайте в Спрингроузез немедля. Вы сами сказали, что вам придётся скакать до Йоркшира. Идите же!

Оставшись один, Филипп опустился в кресло и погрузился в раздумья. Ему действительно не хотелось, чтобы по соседству с его владениями шайка простолюдинов свергла власть шатильона, но он не представлял, какую выгоду для себя сумеет получить, выручая Гисборна из передряги. Впрочем, Монтгомери не был меркантилен, подобное его мало заботило. Гораздо больше он думал сейчас о Тайлере и их предстоящей встрече. Сэр Филипп не боялся предводителя мятежа: он много воевал во Франции ещё в войсках Чёрного принца, где и зарекомендовал себя как отважный, но безжалостный рыцарь.

Именно Филиппу Чёрный принц поручил в своё время расправиться с восставшими против власти англичан горожанами Лиможа — провести устрашающую и показательную акцию для других завоёванных провинций. Кровь лиможцев лилась тогда рекой, отряды сэра Филиппа, исполняя поручение принца, не щадили никого — ни женщин, ни рыцарей, ни знать, ни простолюдинов. Так что закалённого в боях надменного аристократа не страшил какой-то там Уот Тайлер. Сейчас рыцарь размышлял о том, как ему исполнить приказ Ричарда II и добиться переговоров с Уотом, который, по утверждению графа Кента, желал беседовать только с самим королём.

В дверь постучали. Вошёл оруженосец, чтобы узнать, не желает ли чего-нибудь его господин перед ночлегом.

— Завтра, Джим, я отбываю с королевскими отрядами в Кент. К восходу приготовь мои доспехи и проследи, чтобы конюхи взнуздали и накормили коня, — распорядился Монтгомери и жестом отослал слугу.

ГЛАВА 27

В полночь в Вестминстер прибыл многосотенный отряд, вверенный сэру Филиппу Монтгомери, и был вынужден всю ночь провести в конюшнях дворца. Вооружённым и закованным в латы людям Ричард отказал в предоставлении комнат, и утром они выглядели усталыми и хмурыми. Но Филипп знал, как подбодрить рыцарей. Направляясь проверить, взнуздан ли его скакун, он хлопал каждого встречного воина по плечу, говоря:

— О, брат! Мы зададим встряску этим голодранцам, верно?

Подойдя к стойлу, где находился его конь, сэр Филипп остался удовлетворён. Боевой скакун был взнуздан и, фыркая, нетерпеливо ждал, когда его выведут во двор. Бросив конюху монету, сэр Филипп потрепал лошадь по холке и велел через полчаса подвести её к воротам.

Оставив конюшню, Монтгомери пошёл ко дворцу садом. В кустах уже стрекотали насекомые, солнце, поднимаясь над башнями Вестминстера, сияло в каплях утренней росы, заставляя её сверкать подобно алмазам.

Внезапно чей-то звонкий голос окликнул его:

— Милорд!

Остановившись, Филипп резко оглянулся. Он увидел двух направляющихся к нему молодых девушек, одна из которых была одета в серебристое платье с дорогой вышивкой. Её очень густые белокурые волосы выглядели пышной копной, а огромные зелёные глаза и нежное красивое лицо заставили сердце Филиппа затрепетать. Красавицу сопровождала особа в платье, слишком простом для знатной леди, и Филипп догадался, что это служанка. Потрясённый красотой приближавшейся юной девушки, рыцарь склонился в поклоне.

— Я Памела Гисборн, — представилась она, — дочь Роберта Гисборна. Вчера вы встречались с моим отцом, и он рассказал, что вы благородно позволили ему воспользоваться людьми из Спрингроузеза.

«Как странно: у такого ничтожества — и такая дочь!» — подумал Филипп.

— Да, я предоставил ему свой отряд и теперь вижу, что не ошибся, миледи, ибо заслужил признательность очаровательной девушки.

Памела смущённо улыбнулась. Она редко бывала при дворе, и сэру Филиппу прежде не доводилось её встречать. Испытывая смутное волнение, он с восхищением смотрел на неё.

— Отец выехал ещё до восхода, — сообщила леди Памела. — Ия, исполняя его требование, благодарю вас. Я видела в окно, как вы вышли утром из дворца и, подбадривая воинов, отправились в конюшню. Вы отбываете куда-то?

Губы Памелы, таящие страсть, её огромные глаза, точёная фигура, проступающая сквозь платье, спадающее тяжёлыми складками, заставляли сэра Филиппа едва ли не дрожать от переполнявшего его желания.

— Да, миледи, — проговорил он глухо. — Я слуга его величества и обязан выполнять распоряжения короля. Мне предстоит путешествие в Кент, Эссекс и соседние графства, где вместе с другими рыцарями мы будем искать встреч с бунтовщиками.

— Уверена, они отступят, едва вы выставите своих людей, — ответила Памела.

Сэр Филипп вновь склонился перед ней в поклоне.

— Прошу меня простить, миледи, — молвил он. — Я обязан ехать. Мой оруженосец, наверное, уже заждался меня. Могу ли я видеть вас, когда возвращусь? Могу ли рассчитывать на вашу благосклонность?

— Всё зависит от вас, милорд, — улыбнулась Памела.

С явной неохотой сэр Филипп удалился. Посмотрев ему вслед, темноволосая служанка приблизилась к госпоже.

— Похоже, вы произвели на милорда впечатление, — сказал она, хихикнув. — А что вы про него думаете?

— О, Теса! Он поступил благородно, только и всего, — пожала плечами Памела. — Пойдём же, прогуляемся немного!

И девушки, оживлённо беседуя, углубились в пробуждающийся сад.

Возвратившись в комнату, Филипп приказал Джиму нацепить на него латы. Он продолжал думать о дочери лорда Гисборна. Прежде у Филиппа неоднократно возникали отношения с женщинами, но чувства, возникшие к только что встреченной Памеле Гисборн, были совсем другими.

Закованный в железные доспехи, Монтгомери спустился во двор, где уже ждали боевая лошадь и вверенный ему отряд королевских воинов. Вскочив в седло, сэр Филипп окинул взглядом окна Вестминстера, надеясь отыскать в них хрупкий силуэт или копну белокурых кудрей. Памелы не было. С досадой сжав зубы, рыцарь развернул скакуна к воротам.

— В путь! — холодно приказал он. И отряды, возглавляемые им и графом Кентом, двинулись со двора Вестминстера.

ГЛАВА 28

События, разыгравшиеся в Блэкхите, и слухи о страстном монахе, возглавившем мятеж, распространились по всей Англии и спустя несколько дней после взятия крепости бунтовщиками достигли ушей Уота Тайлера.

Кровельщик много думал об отце Джоне Болле и осознавал, как важно им теперь было бы объединиться. Сам он и его сторонники скрывались в Кентском лесу, изредка вступая в контакт с мятежниками Дартфорда и отдельными шайками вилланов, которые тоже видели в нём главаря. Уот призывал всех оставаться верными королю, сыну великого принца Уэльского, находящемуся, как он считал, под властью баронов. Ему хотелось лично встретиться с королём, чтобы передать накопившиеся требования, и он был убеждён, что только так сумеет защитить своих людей. В то же время Тайлер опасался, что у Ричарда уже сложилось мнение о нём как о грязном разбойнике. Зная, сколь отрок вероломен и лукав, Уот всё равно продолжал верить, что при личной встрече ему удастся поведать королю об участи бедняков.

Однажды вечером, сидя у догорающего костра рядом со сторонниками, кои спали вповалку, он подозвал Уилла и приказал ему идти к Блэкхиту.

— Найдешь Джона Болла и скажешь, что я жажду поговорить с ним. Назначишь ему встречу — завтра, в пять, у источника Герберта в лесу. Отправляйся к мятежникам из Эссекса один, чтобы не вызвать у них подозрения. Не бойся их, даже если они окажутся обыкновенной ватагой разбойников.

Не прекословя, Уилл молча допил эль из фляги и, надвинув капюшон поглубже, тронулся в путь.

На следующий день, к полудню, Уилл вновь появился в лагере. Он был утомлён и с аппетитом набросился на жареную оленину, предложенную Уотом.

— Ну что, виделся с отцом Боллом? — спросил нетерпеливо кровельщик.

— Ха, друг мой, — усмехнулся Уилл, — ты недооцениваешь меня. Я не только видел этого бледного изнеженного аббата, но и убедил в необходимости встречи. Удивительно, как он сумел возглавить толпу разгневанных простолюдинов?!

— Говорят, он обладает твердостью и отвагой, — заметил Уот, вставая и пристёгивая ножны к бёдрам.

— Он красив, молод и беседу ведёт, точно настоящий епископ. Голос у него бархатистый, исполненный учтивости. Я спросил Джона, один он придёт на встречу или с компанией, и, к моему удивлению, монах ответил, что не боится тебя и готов прийти без своих сторонников.

— В таком случае и я пойду один, — молвил Уот и зашагал в сторону чащи. Ему нужно было добраться до источника Герберта к назначенному времени, а идти предстояло несколько часов без остановок.

Стояла отличная июньская погода. Порывы тёплого ветра шумели в густой листве дубов и буков, куда с трудом просачивались лучи солнца. Жаркий воздух источал ароматы трав и цветений и был наполнен гудением пчёл.

Предпочитая широким разъезженным путям узкие тропы через чащу, Тайлер таким образом старался избежать нежелательных встреч. Достигнув звенящего ручья, бегущего по дну оврага, он направился к истоку, насторожённый и внимательный.

Вода струилась из горла каменной горгульи, падала в чашу и, переливаясь через край, текла далее, вглубь леса, откуда и появился Уот. Он не заметил отца Болла, который наблюдал за ним, притаившись в развалинах часовни.

— Болл всё же струсил! — пробормотал Уот с досадой. Зачерпнув ладонью воды, он утолил жажду. Затем, достав из-под плаща флягу, наполнил водой и её.

— Сэр Тайлер! — раздался чей-то голос. — Очень рад вас видеть. — Из-за развалин вышел молодой светловолосый человек в одежде виллана и с лукавой улыбкой приблизился к Уоту.

— Где же вы были? Прятались? — спросил кровельщик, догадавшись, что перед ним отец Болл.

— Нет. Я наблюдал.

— За кем?

— За вами, Уот. Хотел проверить, сколько людей приведёт на встречу с одиноким монахом великий предводитель и защитник нищих. Вы избрали подходящее место для беседы, Уот. Здесь нас никто не увидит. Что вы хотели обсудить? — задал вопрос отец Болл, оглядевшись.

Присев на камень, Уот Тайлер хмыкнул:

— Я решил предложить вам, Болл, действовать вместе. У вас есть верные люди, вас называют «неистовым проповедником», мне известно, как легко вы берёте крепости. И у вас, и у меня — одна цель: добиться от короля, чтобы вилланы не были больше подневольными.

Подумав, отец Болл кивнул:

— Хорошо. Я согласен. Предлагаю вам собрать большой совет, на который придут наши люди. На совете мы провозгласим вас предводителем и подумаем, что надлежит делать. Каждый день ко мне приходят толпы убогих из юго-восточной части Англии, но я вынужден отсылать их, так как нужно стеречь морской берег от французов. Как видите, слухи быстро разлетаются по королевству. Наверное, подобное происходит и вокруг вас?

— Да, — согласился Уот Тайлер. — Но, простите меня за вопрос, почему вы ввязались в мятеж? Вам не нравилось в монастыре или вы умеете воевать?

— Я не умею воевать, — ответил отец Болл. — И я бы с удовольствием остался в своём монастыре, но так уж получилось. — И Джон поведал Тайлеру во всех подробностях о своих злоключениях. — Мне удалось остановить бессмысленное кровопролитие, люди мне поверили, а потом вместе с этими убогими, хромыми и безногими я взял Блэкхит. Недалеко от стен крепости мы разбили лагерь. Я бы хотел, Уот, чтобы вы пришли туда для совета.

— Конечно, Болл, — сказал Уот, потрясённый историей монаха, — я приду.

Отец Болл улыбнулся и, приняв предложенную ему флягу, тоже утолил жажду.

— Почему же вы подняли мятеж и возглавили его, Уот?

Рыжие брови Тайлера сдвинулись к переносице:

— На то имелись причины. От руки мерзавца погибла женщина, которую я обожал, и ребёнок, в котором текла моя кровь.

Смутившись, отец Болл опустил голову.

— Что ж, Джон Болл! — проговорил Уот. — Встреча с тобой удивила меня. И ты мне понравился. Думаю, завтра же приведу своих людей к Блэкхиту. При приближении протрублю длинный сигнал.

— Мне говорили, — вдруг произнёс отец Болл, устремив рассеянный взор на звенящий поток ручья, — что вы служили во Франции у человека знатного происхождения и обучились у него воинскому делу. Не могли бы вы дать урок простолюдинам, чтобы им стало легче не только брать крепости, но и обороняться от нападающих?

— Это нетрудно, но не думаю, что подобное им пригодится. Я ведь просто хочу привлечь внимание короля и добиться свободы.

— Я тоже, Уот! — внезапно жёстким голосом заявил отец Джон. — Но свобода в любом случае не обойдётся без крови и насилия. Тысячи людей могут попасть в плен и отправиться на виселицы!

Однако Уот Тайлер оставался непреклонным, и тогда отец Болл спросил:

— Хорошо. Но меня ты обучишь сражаться?

— Конечно, хотя считаю, что твоё оружие — слово! — ответил Уот примирительно.

— Договорились, Уот, — кивнул Джон Болл. — Завтра буду ждать твоих людей возле Блэкхита.

— Мы придем, — подтвердил Уот. — До встречи! А сейчас и ты, и я должны идти.

— До встречи, — повторил отец Болл.

Закутавшись в плащ, Уот Тайлер двинулся в обратную сторону. Джон Болл провожал его взглядом, пока предводитель мятежников не скрылся в чаще.

Оба остались удовлетворены знакомством и понравились друг другу.

Подождав немного, Болл наклонился к журчащему источнику, отпил воды и пошёл в направлении Блэкхита.

ГЛАВА 29

По густому лесу Рэндалл, его отец и сэр Ральф де Монфор ехали целый день. Уже смеркалось, когда они устроили привал на дне оврага с очень крутыми склонами и развели костёр. Сэру Ральфу удалось подстрелить из арбалета двух куропаток и двух глухарей. Папаша Терри взялся их ощипать. Вскоре ужин был готов, и, устроившись у огня, путники утолили голод.

Наблюдая за наступлением ночи в лесу, Рэндалл вспоминал о тех вечерах, когда с папашей Терри они бродили по Англии в поисках кружки эля и миски горохового супа. Ему всё еще с трудом верилось, что в его жилах течёт страстная кровь Эдуарда III, развязавшего самую длинную войну в истории Европы.

Мясо глухаря оказалось немного жёстким, но очень вкусным, а вино, предложенное сэром Ральфом, вселило бодрость.

— Скажи, — произнёс Рэндалл, глядя на сэра Ральфа, — у тебя есть милая твоей душе особа? Какая-нибудь леди? Я должен о ней знать, ведь я буду петь твои песни, где может появиться что-то связанное с чувствами к ней.

— Да, друг мой, — вздохнул сэр Ральф, — дама сердца у меня есть. Только она принадлежит не мне, и — увы! — целует и ласкает её другой...

— Вот как? — удивился Рэндалл. — И ты, при всей своей изысканности и красоте, не сумел влюбить её в себя?

— Отнюдь! Я просто не ведаю о её подлинных чувствах.

— Но мы, конечно, встретим её в Вестминстере?

— Нет, — покачал головой Ральф. — Её муж — рыцарь, служащий королю Ричарду в Кале. Он редко бывает в Англии. Хочешь послушать песню о ней? — и, достав из заплечного мешка цистру, сэр Ральф стал теребить звонкие струны, извлекая восхитительную мелодию, а потом запел. Песня была написана им на провансальском наречии, но Рэндалл понял каждое слово. Некоторые сравнения казались ему очень нежными, и в каждом аккорде цистры сквозила чувственность. Когда сэр Ральф закончил, Рэндалл и папаша Терри поблагодарили его.

— Сомневаюсь, что мне удастся исполнить её лучше, — заметил Рэндалл. — В ней столько откровенной страсти!

— Разве ты не влюблён? Разве не ощущаешь дрожь в членах и то, как перехватывает дыхание, как пот струится по спине и словно меняется мир вокруг, едва заговоришь о возлюбленной? — спросил сэр Ральф.

— О, сэр! У меня были разные женщины — служанки и леди, — смущённо признался менестрель. — И я обнимал их как в постелях отсутствующих лордов и рыцарей, так и в тёмных коморках, но никого из них не могу назвать возлюбленной...

Передав Рэндаллу цистру, сэр Ральф сказал:

— Ничего, придёт время, и ты научишься лучше понимать то, о чём я пел. Но у тебя ведь тоже есть свои песни о любви?

— Да, но все сюжеты взяты мною из легенд. Однако я думаю, что смогу выразить твоё настроение, — Рэндалл взял несколько запомнившихся ему аккордов и пропел первый куплет.

— Да, да! У тебя получается, — одобрил Ральф.

Рэндалл продолжал разучивать песню, и в ночном лесу тягуче плыла музыка. К полуночи сэр Ральф убрал цистру и предложил говорить вполголоса, чтобы не привлечь внимание разбойничьих шаек, которые могли оказаться поблизости.

— Расскажи о Вестминстере, — попросил Рэндалл. — Каков этот дворец?

Секунду подумав, сэр Ральф молвил:

— Внутри Вестминстера много огромных, удивительных по красоте залов, где полы пестры, потолки высоки, а окна длинны и пропускают много света. В залах Ричард любит устраивать пышные пиры. В его окружении много поэтов, знаменитых рыцарей и прекрасных женщин, чьи глаза нежны, а губы пылки.

— Кто из поэтов особенно ценится в Вестминстере? — осведомился Рэндалл.

— О, конечно же, Джозеф Плат! — ответил Ральф. — Его сборники стихов переписывают по всей Англии! Но ты, Рэндалл, гораздо талантливее и привлекательнее его, в чём скоро убедятся все в свите его величества! Ты — Рэндалл Блистательный!

Разговор закончился, когда Рэндалл почувствовал непреодолимое желание спать. Лёжа возле костра, он ощущал, как его члены наливаются тяжестью. Неподалёку устроился на ночлег папаша Терри. Ральф нёс обязанности часового, прислушиваясь к воплям какой-то ночной птицы в глубине чащи.

Рэндалл проснулся от громких голосов и треска сучьев. Подняв голову, он увидел, как со склонов в овраг спускаются галдящие вооружённые люди.

Вскочив, сэр Ральф вытащил меч из ножен.

— Не приближайтесь, мерзавцы! — крикнул он. — В противном случае готовьтесь к бою!

— Рэндалл, подай мне кинжал! — потребовал папаша Терри.

В то время как Рэндалл рылся в поклаже, ища кинжалы, нужные раньше только для выступлений, люди продолжали медленно спускаться в овраг.

— Кто вы? Что вам нужно? — громко спросил папаша Терри.

— Мы разбойники, — раздался в ответ чей-то голос.

— Неужели? А я в таком случае герцог Глостер! — заявил Терри.

Толпа вооружённых людей захохотала. Рэндалл сунул папаше Терри кинжал и взял лежащий у ног сэра Ральфа заряженный арбалет.

— Милорд Глостер, не пригласите ли нас в свой замок Плэши? — спросили из толпы.

— Предупреждаю: первый, кто ко мне приблизится, рискует вкусить мой знаменитый клинок! — воскликнул папаша Терри, выставив кинжал вперёд.

— Как видно, вы и в самом деле решили с нами драться, — засмеялся какой-то человек. — Но мы не намерены на вас нападать! Мы, горожане из Блэкхита, идём вместе с нашим предводителем к месту большого совета.

Встрепенувшись, сэр Ральф убрал меч в ножны.

— Ваш предводитель — «неистовый проповедник» Джон Болл? — спросил он.

— Да, но кто ты, если знаешь его?

— Я — сэр Ральф де Монфор, и если вы его люди, то должны позволить мне и моим друзьям проследовать мимо Блэкхита в Лондон!

Из темноты появилась какая-то фигура.

— Ральф! Это я, Джон Болл! Это меня называют «неистовым проповедником»! — радостно прокричал бывший монах. Через несколько минут, смеясь, он заключил рыцаря в объятья.

— Значит, вы не разбойники! — с облегчением проговорил Рэндалл.

— О, нет! — повернулся к нему отец Болл. — Разве сэр Ральф не рассказывал вам обо мне?

— Да, — пробурчал папаша Терри, сунув кинжал в мешок, — кое-что слышали о тяготах вашего совместного пути по Эссексу.

Между тем сэр Ральф расспрашивал отца Болла о большом совете. А Рэндалл, не спуская глаз с мятежников, которые окружили сэра Ральфа, по-прежнему сохранял настороженность. Он не мог полностью доверять людям, которые, как он слышал, успели совершить уже не одно жестокое нападение.

— Поскольку вы направляетесь в сторону Блэкхита, погостите у нас в лагере пару дней, — предложил отец Болл.

— Нет! — вмешался Рэндалл. — Мы очень торопимся, нас ждут при дворе короля!

— Кто он? — спросил отец Болл, с интересом разглядывая Рэндалла.

— Бродяга, поэт, один из менестрелей, коими богата Англия, — несколько небрежно проговорил сэр Ральф. — А второй — его отец. И хотя их одежды красивы, единственное богатство, коим они владеют, — это свобода.

— Ты взял их в Лондон из жалости? — осведомился отец Болл.

Рэндалл расхохотался.

— Расскажи ему, сэр, обо мне! — холодно сказал он, глядя на Ральфа одновременно с насмешкой и возмущением.

— Не волнуйся, Рэндалл. Я уже рассказывал о тебе отцу Боллу, когда мы с ним скитались по деревням и лесам Эссекса, — ровно проговорил де Монфор.

— Так ты всё-таки убедил этого великого менестреля сопровождать тебя?! — вскричал отец Болл, и во взгляде его загорелось восхищение.

— Да, Болл! Перед тобой человек, которого я умолял стать моим жонглёром, и я преклоняюсь перед ним.

Растерявшись, Рэндалл умолк. И хотя его настораживало, что Ральф согласился идти в лагерь бунтовщиков, вслух он не выразил своего сомнения.

Следуя в окружавшей их толпе бродяг, горожан и вилланов, они пошли через лес по широкому, проложенному крестьянами пути. Поклажу прикрепили к лошадям, которых под уздцы вели люди Джона Болла. Бывший монах, а ныне предводитель бунтовщиков поддерживал с Ральфом весёлую беседу.

— Папаша Терри, как думаешь, они отпустят нас? — спросил Рэндалл, шагая подле отца.

— Трудно сказать. Если сэр Ральф останется другом этого человека и не вызовет гнева у второго, я имею в виду Уота Тайлера, может быть, мы и уберёмся из Блэкхита целыми.

Спустившись вниз с холма, они оказались на опушке леса. Вдали, за деревьями и кустами, проглядывали башни Блэкхита.

Ворота в крепости были открыты, решётка поднята, и Рэндалл, проходя по узким улочкам, видел вокруг взволнованные лица горожан. По словам отца Болла, часть здешней стражи перешла на сторону мятежников, остальных бросили в темницу по его приказу.

— В противном случае, — пояснил он, — их бы казнили бунтовщики.

Из окон, хотя только-только забрезжил рассвет, уже выглядывали хмурые настороженные лица. Рэндалл понял, что в Блэкхите уже знают о большом совете.

Оставив почти всех своих сподвижников на прилегающих улочках, в сопровождении лишь десятка особо верных, среди которых Рэндалл узнал брата Строу, отец Болл пошёл к донжону, стоявшему недалеко от крепостных стен.

— Идём со мной, — предложил он Ральфу. — Я не против, чтобы ты и твои друзья присутствовали на совете.

— Неужели ты согласишься?! — спросил Рэндалл у Ральфа.

— Да, и прошу вас обоих следовать за мной, — ответил сэр Ральф.

Менестрелям ничего не оставалось, как идти вглубь башни вместе с мятежниками. Уот Тайлер ещё не прибыл. Войдя в зал с мрачным потолком и тёмными каменными стенами, где имелись стол, две длинных скамьи и пылающий в центре очаг, мятежники расположились и стали ждать.

ГЛАВА 30

Весь следующий день после отъезда из замка герцога рыцаря Ральфа де Монфора и менестрелей сэра Саймона одолевали тревожные мысли. Он вспомнил, что сообщил посланник барона, и его заботило, как уберечь и защитить принцессу. Много лет назад его господин принц Уэльский, направляя его воспитателем к юному отпрыску, проявил своё доверие. С тех пор сэр Саймон был верен и Джоанне. Конечно, к его безграничной слепой верности добавлялось ещё и то, что он уже давно тайно и страстно любил её.

Вечером, с наступлением сумерек, Саймон поднялся в комнату, занимаемую принцессой. Она позволила ему войти и даже соблаговолила разрешить сесть подле неё — возле окна, через которое в комнату проникали запахи ночи, свежести и цветущей черемухи.

— Завтра я еду в Лондон, Саймон, — сказала Джоанна.

— Знаю, что вы волнуетесь о сыне, миледи, — проговорил он.

— О, да! Он ведь совсем ещё ребёнок! — воскликнула принцесса. — А вокруг него крутятся жадные придворные со злыми языками. Наверняка бунты смутили Ричарда, и он пребывает в нерешительности. Нет, я должна ехать в Лондон!

Сидя столь близко от неё, Саймон улавливал аромат жасминовой эссенции и притираний, и это сводило его с ума.

— Миледи, — произнёс он, стараясь ничем не выдать обуревавшие его эмоции, — вы ещё не забыли молодого спутника, подхваченного нами по пути в замок Ланкастера вместе с сэром Ральфом де Монфором?

— Нет, — встрепенулась принцесса. — Почему ты заговорил о нём, Саймон?

Рыцарь мрачно усмехнулся.

— По одной причине. Выпрыгнув из вашей повозки недалеко от Мэйдстоуна, он не только защитил коменданта тюрьмы от разъярённых горожан, но и возглавил отряд бунтовщиков. И чуть позднее взял крепость Блэкхит.

— Отец Джон Болл стал главарём мятежников? — не поверила принцесса.

— Они идут за ним и слушают его, — ответствовал сэр Саймон. — Если он объединится с Уотом Тайлером, они заставят Ричарда обратить на них своё королевское внимание.

Джоанна всё ещё не могла поверить, что их недавний неразговорчивый спутник и главарь шайки мятежников — один и тот же человек.

— Требования у него те же, что и у Тайлера, — продолжал рыцарь. — Я присутствовал при разговоре посланца баронов и герцога. И Джон Болл, и Уот Тайлер не хотят, чтобы вилланы оставались подневольными.

— Они отважны, если решились бросить вызов баронам, — заметила принцесса.

— Вы ими восхищаетесь? Признаюсь, я тоже, — сказал Саймон. — Уот Тайлер — единственный защитник подневольных, и он верен Англии и королю. Я не считаю его или отца Болла разбойниками. Отнюдь. Слуги в замке болтают, что в своём отряде Уот даже наказывает тех, кто осмеливается творить насилие.

Джоанна в задумчивости молчала.

— Вы очень тревожитесь о Ричарде, миледи. Поверьте, я тоже, — продолжил после паузы Беркли. — На рассвете мы отбудем в Лондон, а по прибытии я посоветовал бы королю скрыться на время бунтов в Тауэре. Вы же знаете, что верхние этажи этой крепости отведены под королевские покои.

— Ты думаешь, мятежники будут искать с ним встречи? — вздрогнула принцесса.

— Возможно, ему всё-таки придётся с ними встретиться, — ответил Саймон. — Но ни вы, ни он не должны их бояться. У короля есть стража и бароны, я же всегда буду защищать вас, миледи.

Протянув руку, принцесса возложила её на горячие пальцы Саймона. Даже от столь лёгкого прикосновения он затрепетал.

— А почему вы не носите моей ленточки, милорд? — усмехнулась Джоанна.

— Для меня подобные вещи не слишком важны. Ленточкам из волос возлюбленной я никогда не придавал того значения, какое придают другие рыцари, — молвил он, слегка сжав её пальцы. — Мне достаточно, что могу находиться рядом и быть вам полезен, миледи. Что бы вы ни совершили, даже какую бы глупость вдруг ни сделали, я всегда останусь вам верен!

— Только потому, что когда-то обещал это принцу Уэльскому? — спросила Джоанна.

Сэр Саймон поднёс свою ладонь к щеке принцессы и чуть коснулся её.

— Вы же прекрасно знаете, что нет, — сказал он.

Склонив голову, принцесса прижалась щекой к ладони Саймона Беркли и прошептала:

— Да, да, Саймон, я знаю.

Совладав с собой, рыцарь резко поднялся.

— Простите, миледи, — проговорил он с поклоном, — но я должен идти, чтобы распорядиться относительно отъезда.

— Не буду тебя задерживать, Саймон, — улыбнулась принцесса и опустила взгляд.

Испытывая изрядное волнение, сэр Саймон покинул опочивальню. Во дворе он приказал конюху взнуздать лошадей ещё до восхода солнца. Путь мимо Блэкхита, где, как он догадывался, сосредоточились отряды мятежников, заботил его. И поэтому утром, когда кавалькада стражи готовилась выехать из ворот замка, он решил, что поскачет радом с принцессой, бесстрашно предоставившей места в своей карете леди Трессилиан и двум служанкам.

Джоанна сидела верхом на лошади в длинном синем сюрко. Узкие рукава подчёркивали её худые сильные руки, овальный вырез обнажил шею, но поверх плеч она накинула плащ, скреплённый алмазной застёжкой. Её бронзовые вьющиеся волосы были заплетены в косы и уложены в кованую сетку.

Облачённый в латы, сэр Саймон приблизился к принцессе и приготовился ехать рядом. Во двор, чтобы проводить гостью, спустился герцог Ланкастер. Он и лично хотел доставить принцессу в Лондон, и предлагал для охраны в пути своих стражников, но Джоанна отказалась:

— Милорд Саймон сумеет защитить меня и от целого войска врагов.

Ланкастер не ощутил ревности. Познакомившись с сэром Саймоном ещё во Франции, он давно знал его и был убеждён, что тот никогда не решится добиваться любви принцессы.

— Если рядом будет сэр Саймон, я за вас спокоен, — улыбнулся герцог.

В прорезях забрала взгляд Саймона Беркли выражал уверенность и твёрдость.

Когда Ланкастер отступил от сидящей на молодой лошади принцессы, Саймон холодно приказал кавалькаде тронуться в путь, к Лондону.

ГЛАВА 31

Кавалькада скакала сквозь лес уже много часов, но сэр Саймон не велел останавливаться для отдыха из опасения наткнуться на мятежников. Он ехал рядом с принцессой, подняв забрало, чтобы лучше видеть прилегавшие к дороге кусты. Чувствуя его заботу и внимание, принцесса не могла не отметить, что это доставляет ей удовольствие. Ещё будучи женой Чёрного принца, она знала, что Саймон влюблён в неё. Догадывался о его чувствах к жене и Чёрный принц, но, ценя верность и благородство сэра Саймона, именно ему поручил заботу о Джоанне и своём сыне Ричарде. Что же до ревности, то на войне, где часто и много находился Чёрный принц, для неё не было места.

Сэр Саймон был молод, когда впервые встретился с принцем Уэльским. В битве при Кресси, где англичане с трудом сдерживали натиск французов, принц послал к Эдуарду III человека с просьбой о подкреплении. Но король отказал, желая увидеть, как сын сам выдержит это жестокое испытание. Принц одержал победу, и король при встрече благодарно обнял его. Саймон тоже был среди тех, кто удостоился огромных похвал Эдуарда III: король разглядел в нём человека редкого благородства.

Сейчас, следуя за Саймоном Беркли, принцесса продолжала размышлять о его безграничной верности. За время путешествия она всего несколько раз перекинулась с ним парой фраз, боясь отвлечь его внимание от дороги.

Близился вечер, и в лесу становилось темно. Дорога была ещё прекрасно различима, и сэр Саймон высказал мнение, что к ночи свита доберётся до Лондона. Но принцесса резким движением набросила на голову капюшон. Это был сигнал — запалить факелы, чтобы не потерять правильное направление. Сэр Саймон отнёсся к её решению без одобрения: он считал, что свет факелов обнаружит местоположение процессии.

Сгущалась мгла, на небе не было видно звёзд, лишь ползли гонимые ветром угрюмые серые тучи. По мере приближения к окраине леса слуха путников достигли громкие голоса и хохот.

— Навстречу движется компания вилланов или горожан, милорд! — крикнул юноша, скачущий впереди отряда.

Саймон бросил быстрый взгляд на принцессу, ему показалось, что она побледнела.

— Не волнуйтесь, ваше высочество, — шепнул он и обнажил меч.

На дороге появились человек двадцать простолюдинов, несущих факелы и ведущих под уздцы двух навьюченных мулов.

Кавалькада была вынуждена остановиться, чтобы пропустить их.

— За короля и Англию! — выкрикнул кто-то из толпы простолюдинов. — А вы, милорд, верны королю Англии? — вопрос был адресован Саймону.

— Как никто, — глухо ответил он.

Вилланы обступили кортеж. Им было любопытно, кто это так поздно едет в Лондон.

— Не задерживайте её высочество, принцессу Уэльскую! — строго произнёс Саймон.

— Это действительно кортеж принцессы? Она мать Ричарда! Она должна помочь нам встретиться с Ричардом! — завопили простолюдины.

Кто-то заглянул в карету, где ехали леди Трессилиан и две юные служанки.

— А мне говорили, что принцесса Уэльская — красавица! Но здесь я вижу старую ослицу и каких-то девчонок! — воскликнул любопытный виллан.

По приказу Саймона к карете подъехал рыцарь и заставил вилланов посторониться, выставив вперёд остриё меча.

— Вам не поздоровится, если вы немедля не прекратите свои глупые выходки и не позволите её высочеству следовать в Лондон! — твёрдо сказал он.

Простолюдины умолкли, а подъехавшая к ним всадница остановила коня и скинула капюшон.

— Я — принцесса Уэльская! И приказываю вам освободить дорогу! — громко объявила она.

— Мы вас пропустим, миледи, — заговорил вдруг простолюдин в длинном плаще, стоявший до этого чуть в отдалении, опираясь на высокий лук и не вмешиваясь в перепалку.

Он внимательно разглядывал Джоанну Уэльскую, слегка улыбаясь. В его взоре и движениях сквозили уверенность и достоинство.

Толпа разом стихла.

— Кто вы такой? — спросила принцесса.

Слегка отвернувшись от неё, незнакомец негромко ответил:

— Я — Уот Тайлер.

— Вы — Уот Тайлер? — изумилась Джоанна.

— Да, миледи. Я и мои люди встретились с вами случайно. Вы уже знаете о событиях в Блэкхите? Мы направляемся туда.

— Надеюсь, вы нас пропустите без ненужной драки и не требуя, чтобы моя госпожа обеспечила вам встречу с её сыном? — осведомился, вмешавшись, Саймон.

— Я бы очень хотел, чтобы король встретился с нами, но принуждать принцессу не смею, — ответил Уот.

— Чего же вы хотите? Как обычный разбойник, решили потребовать с нас плату за проезд? — презрительно молвила Джоанна Уэльская.

— Не стоит бросать мне пустые обвинения, ваше высочество, — громко, но учтиво заявил Тайлер. — Вы и ваша свита вправе ехать, куда вам заблагорассудится, ведь Англия принадлежит вашему сыну, королю Ричарду. А я намерен проводить вас до Лондона.

Подозвав Уилла, Тайлер велел передать «неистовому проповеднику», что вынужден задержаться на несколько часов и что будет в Блэкхите к ночи.

— Но мы можем вас схватить и арестовать, — заметила принцесса.

— Мой плен уже ничего не изменит, — пожал плечами Уот.

— Зачем вы хотите провожать нас до Лондона? — спросил Саймон.

— Чтобы другие разбойники не досаждали вам, — улыбнулся бывший кровельщик и, накинув на голову кугель, пошёл возле лошади принцессы. Рядом верхом ехал сэр Саймон, по-прежнему не убирая меч в ножны, не доверяя полностью Уоту.

— Отец Болл говорил, что вы защитили его от стражников шерифа Эссекса, — обратился Тайлер к принцессе.

— Это было до того, как он возглавил мятеж.

— Вы считаете мятежников негодяями, — усмехнулся Уот.

— Нет. Признаться, я сочувствую подневольным рабам-вилланам, — ответила принцесса. — Но почему вы проявили милость к нам?

— Я удивился вашей отваге и решительности, — ответил Уот.

— Скажите, — произнесла принцесса, — почему вы подняли мятеж? Ведь вы не раб, а свободный человек и, как мне кажется, великодушный и любезный.

— Сборщик податей убил мою жену и дочь, — тяжело вздохнул Тайлер. — Я наказал его, и это взволновало Дартфорд.

— Так вот оно что! Значит, вы стали защитником убогих лишь по стечению обстоятельств?

— Я вас разочаровал? Что ж! Простите, миледи, — ответил Уот.

— Нет, — возразила принцесса. — Однако то, что вы делаете, вдруг обрело совсем другой смысл. Вы должны извинить меня за то, что я назвала вас разбойником. Вы единственный заступник бедняков и рабов.

— Вы ошибаетесь, миледи, — с тоской произнёс Уот. — Единственный заступник бедняков и рабов — ваш сын. Я не прошу для убогих много — лишь свободы. Когда сборщик податей убил мою супругу и девочку, я встал во главе бедноты, но вовсе не из мести. Её я свершил сразу же, в доме, покарав мерзавца. Но я возглавил отряды мятежников, чтобы добиться для них свободы. Вы меня осуждаете?

— Я не осуждаю вас, — молвила принцесса. По улыбке, полной нежности, по восхищённому взгляду зелёных глаз Саймон понял, что Уот произвёл на его госпожу огромное впечатление.

Впереди засияли факелы, пылающие на могучих стенах Лондона. Приближение кортежа принцессы было замечено стражниками ещё издали. Сэр Саймон велел своему оруженосцу трубить в рог.

По извилистой дороге кавалькада всадников спустилась к городу. В нескольких шагах от тяжёлых высоких лондонских ворот, которые по приказу главы стражи медленно открылись, принцесса спешилась и подозвала Уота Тайлера. Приблизившись к ней, он слегка поклонился. Под взором светлых глаз Уота Джоанна испытала знакомую дрожь.

Облик Уота, совсем не похожий на облик героя легенд, его простота и в то же время вежливость и прямота, которой не хватало принцессе среди раболепствующих придворных, привлекали её.

— Я проводил вас до Лондона, миледи, — сказал он. — Теперь поступайте, как знаете.

— Уот, я хочу поблагодарить вас, — проговорила она и неожиданно прижалась губами к его губам. Затем, быстро накинув на голову капюшон и не глядя более на Уота, вскочила на коня.

— В путь! — последовал её приказ. Ворота Лондона уже распахнулись, и кавалькада всадников въехала в город. Тайлер тоже вошёл в Лондон. Молчаливый, погружённый в собственные мысли, он брёл по тесным пустынным кривым улочкам вглубь города. Поцелуй принцессы, вкус её губ продолжал гореть на его устах.

С тех пор как убили жену, ещё ни одна женщина не целовала Уота. Он спрашивал себя, почему принцесса, изысканная, наделённая красотой, преклонением и властью, снизошла до него?

Тайлер направлялся в торговую часть Лондона, где имели дома купцы, в основном итальянцы. Здесь он нашёл примостившийся между трактиром и лавкой оружейника дом с остроконечной черепичной крышей и постучал, используя висящий у двери молоточек.

ГЛАВА 32

На пороге появился юный слуга. Бывший кровельщик бывал в этом доме прежде, потому его поздний визит не вызвал у того насторожённых вопросов.

— Мне нужен Томас Фарингдон, — сказал Уот, и отрок пригласил его следовать за собой.

В условиях холодных, сырых и туманных ночей в городском доме купца приходилось жарко растапливать очаг. В комнате, куда слуга провёл Уота, было тепло и сумрачно. Вдоль стен стояли сундуки, окованные железными полосками, где Фарингдон держал товары, приобретённые в Неаполе, Равенне и прочих торговых центрах. Томас Фарингдон считался одним из самых богатых поставщиков двора и кредитором многих знатных вельмож и рыцарей Англии. Он торговал специями и ювелирными изделиями.

Уот был знаком с Фарингдоном ещё с той поры, когда служил во Франции и купец давал деньги его господину, английскому рыцарю.

Фарингдон уже ложился спать, но визит Уота заставил его спуститься из опочивальни. В длинном светлом балахоне, с растрёпанными волосами, он показался Уоту очень усталым.

— Приветствую, Фарингдон. Давно не видел тебя. Сколько прошло с нашей прошлой встречи?

— Несколько месяцев, — ответил купец. — Что ты хочешь, Уот? Денег, которые ты всё равно не сможешь мне возвратить?

— Нет. Но пришло время расплатиться тебе.

Купец насторожился. Сразу всплыло дурное предчувствие, связанное с давним случаем, произошедшим во Франции. Проезжая по завоёванному англичанами краю, кортеж Фарингдона подвергся нападению отморозков из вольных отрядов, наводнивших Францию и промышляющих разбоем на дорогах. Оказавшись поблизости, Тайлер и оруженосец его господина верхом на лошадях выскочили из кустов и атаковали напавших. Их появление привело бандитов в бегство, а Фарингдон принялся тогда пылко благодарить Уота Тайлера и его друга. После этого купец не раз предлагал Уоту рассчитаться с долгом, но тот всегда отказывался.

— Сколько денег ты хочешь? — спросил Фарингдон, садясь на скамью у стола и наливая из медного кувшина вино в два кубка.

— Денег я не хочу, Томас, — покачал головой Уот.

— А что же тебе нужно, если не денег?

— Мне нужно изредка пользоваться твоим домом для встреч. Возможно, ты слышал о мятеже, случившемся в Дартфорде? И о том, что возглавил его кровельщик?

— Неужели это ты?

Ничего не ответив, Уот взял один из кубков и отпил из него.

— Но как ты мог?! — воскликнул Фарингдон. — Возглавить шайку разбойников и головорезов! Связаться с бродягами и рабами!

— Сборщик податей убил мою дочь и жену, — проговорил Тайлер. — И мне ничего не оставалось, как наказать его.

— Боже! — в ужасе Фарингдон шлёпнул себя по щеке и залпом осушил свой кубок. — Как далеко всё зашло!

— Эти бродяги, как ты их называешь, — нищие рабы, жаждущие свободы, — произнёс Уот. — И я хочу добиться встречи с королём, чтобы он внял нашим мольбам и позволил вилланам стать свободными.

— Король?! Ему плевать на вилланов и бродяг! Это лицемерный, вероломный юнец, считающий, что ему дозволено всё! Его окружает свора алчных раболепствующих баронов, тебя же считают обыкновенным предводителем бунтовщиков.

— Пусть так, — кивнул Уот, — но я попытаюсь убедить Ричарда. И если для того, чтобы обратить на себя его внимание, мне потребуется захватывать замки его баронов, я это сделаю.

— О, я боюсь за тебя, — пробормотал купец. — Твои поступки попахивают четвертованием или отсечением головы. И если тебя поймают, меня схватят вместе с тобой.

— Ты всего лишь купец, ты не воин и не мятежник, — возразил Уот. — И вообще тебя не в чем обвинить: ты просто предоставил комнату своему другу.

— Лучше бы ты взял у меня деньги! — воскликнул Фарингдон. — В сундуках, что ты видишь вокруг, сосредоточено целое состояние, ведь я поставляю ко двору Ричарда Английского изысканные специи, поддерживаю торговые отношения с неаполитанскими купцами на Сицилии. Если король разгневается на меня, я рискую разориться и утратить доверие.

— Скажи прямо, Томас, если не согласен.

— У меня перед тобой долг, — вздохнул Фарингдон, — поэтому рассчитывай на мою поддержку и содействие.

— Благодарю, Томас, — сказал Уот, поднимаясь.

— Не благодари. Предупреди, когда тебе понадобится комната.

Встав, он подошёл к крайнему сундуку, извлёк оттуда длинный меч с рукоятью, отделанной топазами, и протянул Уоту:

— Держи.

Похлопав друга по плечу, Тайлер взял меч и оставил хозяина допивать кувшин вина в одиночестве. Закутавшись в плащ и перебросив меч в ножнах за спину, Уот зашагал в сторону городских ворот.

В этот час узкие улочки, по которым с трудом могли проехать повозки, были пусты. Обитатели Лондона крепко спали, заперев двери и закрыв окна ставнями.

Из города Тайлера выпустили без расспросов — стражу гораздо больше волновали те, кто прибывал в Лондон.

Уот Тайлер направился в сторону леса. Оттуда он намеревался к утру добраться до Блэкхита, крепости, где его ожидали сторонники.

ГЛАВА 33

Наступил восход, такой же унылый и пасмурный, как и прошедшая ночь. Серое небо виднелось в небольшом оконце донжона, где несколько десятков человек коротали время. Без Уота Тайлера, по их мнению, большой совет не мог состояться.

Отряд Уота, появившийся в Блэкхите ночью, проводили в башню к отцу Боллу, и монах принял решение ждать.

В донжоне было тепло, пахло вином и жареной свининой, которую готовили здесь же. Несколько человек сидели за длинным столом, отдавая должное угощениям, другие обосновались прямо на полу, на тюфяках из сухой травы, и вполголоса вели беседы или прихлёбывали эль.

Прислонившись затылком к стене, Рэндалл молча наблюдал за происходящим. Не пытаясь вмешиваться в разговоры или убедить сэра Ральфа в том, что они напрасно решили провести в Блэкхите предыдущий день и эту ночь, он думал о мятежах, охвативших Эссекс и Кент.

Рядом, в углу, закутавшись в плащ, сидел папаша Терри. Вид у него был мрачный и угрюмый. Возле менестрелей спал сэр Ральф.

В донжоне, едва они пришли вместе с отцом Боллом, их щедро угостили свининой и элем. Утолив голод, друзья устроились чуть в стороне от бунтовщиков. Вскоре в донжон ввалилась компания простолюдинов и сообщила, что Уот Тайлер отправился в Лондон — сопровождать принцессу Уэльскую.

Упав возле Рэндалла на груду сухой травы, отец Болл шумно перевёл дыхание.

— Как бы слуги принцессы не схватили его, — пробормотал он.

От его голоса сэр Ральф отрыл глаза и фыркнул:

— Неужели ты такого ужасного мнения о леди Джоанне Уэльской? Поверь, её благородство столь же велико, как и красота. Если Уот Тайлер не мерзавец и не разбойник, а защитник убогих, ему ничто не угрожает.

— А ты почему не спал, друг мой? — подтолкнул сэр Ральф Рэндалла. — Всё еще боишься всех этих бездельников, что сбежались в Блэкхит?

— Я не боюсь вилланов, милорд, — возразил Рэндалл. — Просто очень скучаю в сарае, который когда-то был донжоном.

— Ничего не поделаешь, поэт, — сказал отец Болл. — Без Уота Тайлера ни я, ни Уилл — его верный сторонник, ни брат Строу совет не начнём. Мы хотим обсудить план нападения на крепости, а без него их брать сложно.

— Но Блэкхит вы взяли без него, верно? — напомнил Рэндалл.

— Да, — ответил Джон Болл. — Но не стоит думать, что это было просто, сэр.

— И вы надеетесь взятием крепостей привлечь внимание короля?! — расхохотался Рэндалл. — Как только он поймёт, что вы подняли настоящее восстание, он выдвинет отряды и разнесёт вас!

— Я стремлюсь пробудить в Ричарде Английском сочувствие к обездоленным и убогим, — возразил отец Болл. — А Уот Тайлер защищает их.

Красивые губы Рэндалла скривились в презрительной усмешке:

— Значит, вы оба не представляете, с кем имеете дело.

— Но мы уже решили идти на Кентербери, — произнёс отец Болл, — чтобы наказать архиепископа и канцлера Англии Сэббери за их беспощадное обращение с подданными. За подобные прегрешения мы разделаемся также с мерзким казначеем Робертом Хилзом и главным сборщиком податей Леггом. Они не только сгоняли вилланов с земли, казнили и заковывали их в колодки за незначительные провинности, не только позволяли своим слугам насиловать жён и дочерей бедняков, но и превратили короля Ричарда в лжеца, подавая ему примеры.

— Ха-ха-ха! — прыснул Рэндалл. — Я прочту тебе отличное стихотворение про лорда Кентербери, если дашь хотя бы четверть часа.

— Ты можешь так быстро сочинять стихи? — удивился Джон Болл.

Рэндалл слегка кивнул и отвернулся. Лицо его приняло отрешённое выражение.

К ним подошёл брат Строу, в громадном кулаке монах держал кружку эля.

— Приветствую, менестрели. Я удивился, что вы здесь. Отчего же вы оставили замок Ланкастера?

— Милорд Ральф де Монфор предложил Рэндаллу стать его жонглёром, — холодно пояснил папаша Терри.

— Мне известно, что вы друг Джона Болла, — сказал брат Строу, глядя на Ральфа. — Вы защищали его, когда он сбежал из монастыря. Вы останетесь с бунтовщиками?

— Нет! — возразил сэр Ральф. — Завтра же мы отправимся в Лондон. — И, повернувшись к Рэндаллу, осведомился, сочинил ли тот памфлет.

— О да, — ответил менестрель, поднявшись.

— Освободите место для выступления сэра поэта! — распорядился отец Болл.

Разговоры разом стихли, люди с непредвзятым интересом взирали на худого молодого человека с волосами цвета лунного сияния.

— Внимайте Рэндаллу Уолтеру! — воскликнул Ральф, вскочив.

Улыбнувшись, Рэндалл отвесил всем поклон и начал нараспев читать:

Поднялся гул, все зааплодировали и зашумели. Конечно же, все поняли, что Ослом менестрель назвал епископа Кентерберийского, канцлера Англии лорда Сэббери.

— Теперь памфлет примутся распевать и рассказывать в Кентербери, — нагнувшись к уху сэра Ральфа, проговорил отец Болл.

Возвратившись к папаше Терри и рыцарю, Рэндалл взял высокую кружку эля, которую поднёс ему брат Строу.

— Твой памфлет понравился бродягам. Откуда ты знаешь, что нужно простолюдинам, а что — знатным лордам? — осведомился сэр Ральф.

— Папаша Терри научил меня, — сказал Рэндалл.

С улицы донеслись протяжный звук рога, лай собак и голоса простолюдинов из Блэкхита. Дверь в донжон распахнулась, и в проёме появился невысокий рыжеволосый человек с мечом за спиной и в кугеле, сброшенном на плечи.

— Уот Тайлер! — послышалось вокруг.

Переступив порог, Тайлер захлопнул дверь и прошёл к длинному столу. Приветствуя на ходу людей, он отыскал глазами отца Болла.

— Хорошего дня, Уот! Мы рады, что ты добрался до Блэкхита! — воскликнул бывший монах.

— Да, её высочество были очень любезны со мной!

Тайлер занял освободившееся место за столом, и кто-то из простолюдинов сразу же поставил перед ним кубок с вином.

— Итак, по-прежнему ли вы хотите видеть меня предводителем? — спросил собравшихся Уот.

— Да! — загалдели все. — Ты верен своему королю и своему народу!

— Пусть все, кто считает и меня доблестным защитником, идут за Уотом Тайлером! — громко сказал Джон Болл. — Я буду вашим «неистовым проповедником», но я не умею сражаться, и то, что мы взяли Блэкхит без Уота, — удивительно даже для меня.

Так Уот Тайлер стал единственным предводителем, и мятежи грозили вылиться уже в настоящее восстание.

— Что ж, — сказал Тайлер, — завтра на рассвете выступаем в сторону Кентербери. Тем самым я хочу обратить внимание короля Ричарда на наш протест. И он встретится с нами, невзирая на всяческие увёртки и проволочки.

Подозвав брата Строу, отец Болл велел подать свиток и письменные принадлежности.

— Составим перечень просьб к Ричарду, — предложил он, — чтобы при встрече передать их ему.

Тайлер считал, что главным требованием должен быть пункт об отмене рабства.

— А потом? Что мы попросим потом? — осведомился Уилл.

— Вымолим у короля, чтобы с крестьян спрашивали за пользование землёй не работу, а установленную арендную плату. Далее, чтобы крестьяне могли свободно покупать и продавать на рынках. И, наконец, чтобы его величество Ричард, помазанник Божий и король Англии, простил нас за наши преступления, — пояснил Уот Тайлер.

Слушая, отец Болл нацарапал всё перечисленное в свитке и передал его Уоту, который тут же спрятал свиток под куртку.

— Король не согласится, — пробормотал сэр Ральф, покачав головой.

Между тем вилланы расходились, чтобы завтра с восходом, вооружившись копьями, дубинками, луками и короткими мечами, двинуться на Кентербери.

ГЛАВА 34

Утром из Блэкхита уходили восставшие вилланы, кутаясь от промозглого тумана в кугели и сжимая в руках оружие. Их сопровождали лошади, груженные поклажей.

Во дворе крепости отец Болл прощался с сэром Ральфом и его спутниками.

— Ты точно не хочешь присоединиться к нам, сэр Ральф? — спросил он.

— Нет, меня ждут другие подвиги, — ответил рыцарь.

— Поединки и битвы? — усмехнулся отец Болл.

Сэр Ральф пожал плечами.

— А ты? — повернулся бывший монах к Рэндаллу.

— Я следую ко двору.

Хлопнув Рэндалла по спине, отец Болл сказал:

— Что ж, мне нужно идти. Простите, что угощал вас в донжоне, но по-другому я просто не мог.

Сэр Ральф и Рэндалл остались во дворе, глядя, как удаляется Джон Болл. Подошёл папаша Терри, ведя под уздцы лошадь Ральфа. Вид у менестреля был мрачнее тучи — он провёл ночь ещё более тревожную, чем накануне в лесу.

— В Лондоне мы остановимся у купца Томаса Фарингдона, — проговорил сэр Ральф, медленно направляясь к широким воротам.

— Так ты полагаешь, что Ричард спрячется в Тауэре? — спросил Рэндалл. — Почему же тогда на время восстания нам не укрыться в твоём замке?

— Он находится в графстве Кент, а туда теперь сложно добраться из-за отрядов мятежников и из-за людей шерифа, — ответил Ральф.

Оставив позади гудящий Блэкхит, они двинулись в сторону густых лесов, отделявших их от Лондона. Впереди шагал папаша Терри, который прекрасно знал местность, за ним следовали сэр Ральф и Рэндалл, ведущий под уздцы лошадь рыцаря.

В оврагах парил густой туман, пасмурное небо нависало над зелёными просторами, в кронах деревьев кричали птицы. Дороги были вязкими от сырости и грязи, но путники вполне уверенно ступали по рытвинам, оставленным крестьянскими телегами.

Узнавая места, папаша Терри вновь сделался по обыкновению весел и даже затянул песню на норманнском наречии, сочинённую когда-то известным менестрелем по имени Джеймс Трюфель:

Шедший рядом с Ральфом Рэндалл думал о купце, в доме которого им предстояло остановиться и, возможно, даже провести какое-то время.

— Кто этот лондонский купец, милорд Ральф? — спросил он.

— Его зовут Томас Фарингдон, и он всегда был не только моим кредитором, но и другом! А поскольку я, в отличие от королей, исправно возвращал ему долги, он позволит нам погостить у него, — ответил сэр Ральф.

— Значит, в его доме найдётся место для таких бродяг, как мы, — сказал Рэндалл.

Они всё дальше углублялись в лес, свернув с разъезженного пути на протоптанную тропинку, вьющуюся сквозь чащу.

— Признайся, сэр, — повернулся к Ральфу папаша Терри, — ты уверен, что мятежники возьмут Кентербери?

— Кентербери, может, и возьмут, а вот восстание их обречено, — вздохнул Ральф. — Король пока не воспринимает их всерьёз, а когда это произойдёт, полагаю, им не поздоровится.

— Я то же говорил отцу Боллу, но он меня не слушал, — сказал Рэндалл.

— Однако твой памфлет о Кентербери будут петь во многих графствах, — заметил Ральф.

Внезапно в голове Рэндалла всплыл образ презрительного молодого рыцаря, который, как выяснилось, приходился ему кузеном, и он спросил:

— А про сэра Филиппа Монтгомери ты что-нибудь знаешь?

— Ты знаком с сэром Филиппом Монтгомери? — удивился Ральф.

— Я встретил его при дворе герцога Ланкастера, куда он прибыл по поручению своего господина, короля Ричарда.

— Могу сказать одно: из-за жестокости он зарекомендовал себя не с лучшей стороны, ещё служа принцу Уэльскому. В своём имении Спрингроузез сэр Филипп — настоящий тиран. Даже его подневольные вилланы обязаны носить на шее железные ошейники, на коих указана их принадлежность сэру Филиппу. В Спрингроузезе никто и никогда не посмеет воске стать против хозяина! Ричард нуждается в Монтгомери именно потому, что тот действительно предан королю, при этом хладнокровен, жесток и неустрашим. Ричард всегда может на него рассчитывать.

— Известно ли королю, что сэр Филипп владеет замком и краем, которые присвоил его отец после гибели от чумы своей сестры? — вмешался папаша Терри.

— Разумеется. Все знают и об отце сэра Филиппа, и романтическую историю замка, выстроенного королём Эдуардом III для своей фаворитки. У него и графини Монтгомери даже был сын, которого, как все полагают, убили враги короля. И никто не смел пойти против брата графини, сэра Вильяма Монтгомери, который всегда отличался преданностью Англии и таким же беспощадным нравом, как у Филиппа.

— Ты бывал когда-нибудь в Спрингроузезе? — осведомился Рэндалл.

— Нет, я видел этот прекрасный замок лишь издали, поскольку не считаюсь другом Филиппа.

Рэндалл умолк, продолжая, погрузившись в раздумья, шагать рядом с сэром Ральфом.

Путешественники пробирались по трудно различимым, вьющимся среди высокого зелёного подлеска тропам, взбирались на крутые склоны оврагов, переходили вброд многочисленные широкие ручьи.

К пяти вечера они вышли из леса и, пройдя несколько миль по дороге через пшеничное поле, на котором трудились вилланы, оказались вблизи мощных серых стен Лондона. Под мостом неспешно текла Темза. Возле городских ворот толпились простолюдины, всадники в доспехах, вилланы и обычные бродяги с целью проникнуть в пределы города.

Протиснувшись сквозь их ряды, папаша Терри шепнул унылому стражнику с алебардой:

— Передай Джеймсу, главе стражи Лондона, что Терри и его сын здесь, а с ними — очень знатный лорд.

— Власти не велят впускать в Лондон весь этот сброд, — сказал, появившись на зубчатой стене, толстый и хмурый глава стражи. — Вероятно, боятся бунтов.

— Ноя вижу тут и всадников в начищенных доспехах, — возразил папаша Терри.

— Они могут выковать доспехи у любого кузнеца, а потом разбойничать по всей Англии.

— Но в Англии полно и знатных разбойников, — сказал Рэндалл, усмехаясь. — Разве за шайками Форвиллов, Мервиллов и сэра Гилберта Мидлтона не тянется хвост разбоев и насилия? И разве сам судья Трессилиан — развратный вепрь в парчовых одеждах — не обирает всех и всюду, чтобы быть желанным гостем для любой из девиц?

Народ весело зашумел. Многие не удержались от хохота.

Нисколько не удивлённый дерзостью Рэндалла, с которым ему уже доводилось встречаться прежде, глава стражи проворчал:

— Не будь ты сыном папаши Терри, негодяй, я бы тебя выпорол. — Но окованные железными полосками тяжёлые ворота ему пришлось открыть.

Как только он сделал это, толпа ринулась вперёд, стремясь протиснуться в них, поэтому менестрелям и рыцарю стоило больших усилий просочиться сквозь их ряды в город. Тотчас стражники выставили алебарды и, осыпая людей бранью, отшвырнули их обратно.

Оказавшись в пределах Лондона, Рэндалл, папаша Терри и сэр Ральф пошли по запутанным узким улочкам вглубь города и вскоре достигли площади, на противоположной стороне которой, в закоулке возле трактира «Эль дядюшки Либорна», стоял дом Томаса Фарингдона. Рядом располагались несколько ремесленных и кондитерских лавок, а также дома купеческого сословия.

Указав на одну из остроконечных черепичных крыш, сэр Ральф пояснил, что это дом купца Фарингдона, и решительно повёл спутников за собой.

ГЛАВА 35

Дверь отворил отрок лет четырнадцати; мрачно взглянув на гостей, он без лишних расспросов впустил их в дом.

Фарингдон как раз заканчивал продажу увесистого мешочка специй высокому тощему человеку в богатой одежде. На шее покупателя поблескивала цепь, пальцы были унизаны перстнями. Передав ему товар и получив положенную плату, Фарингдон проводил гостя к выходу и лишь тогда заметил сэра Ральфа и двух его друзей. Вид знаменитого графа-рыцаря, а также его спутников в парчовых нарядах и забрызганных грязью сапогах привёл купца в недоумение.

— Граф де Монфор! Друг мой! — воскликнул он, заключая сэра Ральфа в объятья. — Я очень рад встретить тебя вновь! Что привело тебя ко мне? Неужели понадобились деньги?

— Отнюдь, — возразил сэр Ральф. — Но мне нужно провести у тебя несколько дней, если позволишь. Всюду говорят об этих мятежах и бунтах, и моему появлению при дворе сейчас никто не будет рад.

Положив пухлую руку на плечо сэра Ральфа, купец повёл его в зал, занимавший нижний этаж дома, где накануне он беседовал с Уотом Тайлером. Рэндалла и папашу Терри тоже пригласил следовать за собой.

Войдя в зал с низким потолком и потухшим очагом, Рэндалл ощутил острый запах.

— Это шафран, — пояснил Томас Фарингдон, — самая ценная после перца пряность, покупаемая мной на Сицилии. Многие великие лорды Англии не жалеют денег, чтобы заполучить его. Превосходный аромат, не правда ли, молодой человек? А в пище он особенно восхитителен! Кстати, как вы поняли, я Томас Фарингдон, а как мне величать вас, я ещё не знаю.

— Меня зовут Рэндалл, но сэр Ральф дал мне любопытное прозвище — Блистательный. По его мнению, при дворе короля Ричарда я буду блистать своим поэтическим талантом, — ответил Рэндалл, осматриваясь.

— Вы поэт? Обожаю поэзию! — всплеснул руками Фарингдон.

— Он поэт и одновременно мой Папиоль, мой жонглёр, — сказал сэр Ральф, садясь на скамейку и наполняя стоящий на столе кубок из узкогорлого кувшина. — Я хочу, чтобы двор Ричарда увидел его. Уверяю, когда Рэндалл начнёт читать свои стихи или петь мои песни, при дворе все будут в восторге.

— Между прочим, — хмыкнул купец, — на прошлой неделе великий поэт английского двора Джозеф Плат занял у меня такую сумму, что мне даже стало его жаль. Он тратит столько денег на еду, выпивку и наряды, что сам король должен ему завидовать. А как ваше имя, любезный сэр? — обратил хозяин внимание на папашу Терри.

— Терри, — представился менестрель, — и я всегда был и поэтом, и певцом, и владел всеми известными музыкальными инструментами, чему обучил и сына.

— Так Рэндалл Блистательный ваш сын? — осведомился Фарингдон.

Папаша Терри важно кивнул. Межу тем вошедший слуга спросил, не угодно ли гостям попробовать угощения, и Фарингдон велел подать ужин.

На столе появились множество мясных и рыбных блюд и кувшины с вином. В центре стола слуга поставил поднос с кренделями и лепёшками. Запах специй смешивался с ароматами соусов и жаркого.

Впервые попробовав блюда, приправленные изысканными специями, Рэндалл счёл, что их вкус действительно превосходен.

По окончании ужина купец проводил гостей на второй этаж. Сэра Ральфа он разместил в опочивальне племянника, который отбыл по торговым делам на Сицилию, а комнаты для гостей, находившиеся возле чулана и каморок, предложил Рэндаллу и Терри.

Переступив порог небольшого тёмного помещения с пыльными пёстрыми гобеленами на каменных стенах, низкой кроватью, креслом у окна и окованным железными полосками сундуком в углу, Рэндалл уловил, как свеж ветер, врывающийся в открытые ставни, и как внизу гудит площадь. С лёгкой улыбкой он положил заплечный мешок и поклажу на пол и, подойдя к широкому каменному подоконнику, лёг на него, устремив взор на простиравшийся перед ним Лондон. Всякий раз останавливаясь в этом городе, он и папаша Терри ютились в каких-то грязных конюшнях и трактирах, а теперь он оказался в доме одного из самых богатых купцов! Даже побывав менестрелем у таких лордов, как герцог Глостер и Джон Гонт, он не чувствовал себя нигде лучше, чем у Томаса Фарингдона, потому что здесь он впервые был не чьим-то слугой, а просто гостем.

Вошедший отрок, бросая на Рэндалла любопытные взгляды, поставил на стол фрукты и орехи и молча удалился.

Тёплый вечерний воздух легко касался лица Рэндалла. Он наблюдал, как Лондон медленно погружается в сумерки, и понял, что нисколько не жалеет, что уехал с сэром Ральфом из замка Ланкастера.

Решив, что должен обязательно поблагодарить Фарингдона за оказанное радушие, Рэндалл вышел из комнаты и направился к лестнице. Спускаясь в трапезную, где слуги уже убирали со стола утварь, он заметил сэра Ральфа, беседующего с купцом.

— Рэндалл, мы как раз говорили о нашем общем знакомом Уоте Тайлере, — сказал Ральф.

— Вот оно что, — произнёс Рэндалл. — Похоже, в Лондоне его имя звучит так же громко, как в Кенте и Эссексе.

— Даже громче! — воскликнул Фарингдон. — Я рассказал графу о своём давнем долге перед Уотом. Когда-то во Франции он защитил меня от шайки разбойников. А вчера ночью он появился и пожелал, чтобы я предоставил ему мой дом для тайных встреч. Граф упомянул о вашем знакомстве с Уотом под Блэкхитом, поэтому я и решил предупредить вас, что вошёл в сговор с предводителем восстания.

Рэндалл равнодушно пожал плечами.

— Поступай как знаешь, Фарингдон, — сказал сэр Ральф. — Тайлер произвёл на нас впечатление человека рассудительного и доблестного. Ни я, ни мой жонглёр, ни его отец не выдадим твоих тайн. Верно, Рэндалл?

— Ну разумеется, — улыбнулся Рэндалл.

В этот момент в дверях возник слуга, несущий блюдо с фруктами, и Ральф тотчас перевел разговор на Сицилию: фрукты, как выяснилось, доставляли оттуда люди, работающие на племянника Фарингдона.

С наступлением темноты Рэндалл, как и прочие в доме купца, отправился на ночлег. Он думал о том, что ему нравятся достаток и богатство, несмотря на то что рос он в конюшнях и сараях. Его влекли комнаты с оружием на стенах и раболепство слуг. В глубине души он вынужден был признать, что ему не чуждо честолюбие — качество, свойственное его отцу. Настоящему отцу, которым был сам король Англии.

ГЛАВА 36

Утром, после возвращения принцессы Уэльской в Лондон, Ричарду доложили о взятии бунтовщиками Кентербери. Немедля отправив посланца к отрядам сэра Филиппа и графа Кента, преследующих мятежников по всему Эссексу, он отправился в опочивальню принцессы. Стражники и рыцари из её свиты, за исключением, быть может, Саймона Беркли, оживлённо обсуждали встречу с главарём бунтовщиков Уотом Тайлером.

Леди Джоанна чувствовала себя воодушевлённой, хотя и провела эту ночь без сна. Воспоминания об Уоте Тайлере, его запахе, своём прикосновении к его устам, а также мысль о том, что он жаждет защитить невинных женщин и убогих рабов, приводили её в восторг. Но когда сын вошёл в занимаемую ею опочивальню, она приняла его сдержанно.

— Ха-ха, похоже, вы упустили возможность оказать услугу мне и всей Англии! — переступив порог, воскликнул Ричард.

Отложив сборник стихов, лежавший на коленях, принцесса вскинула прекрасное лицо с жёстким взглядом. Выслав служанок и леди Трессилиан, она осведомилась:

— О какой услуге вы говорите, сын мой?

— Вы могли взять вчера ночью в плен богохульника и мерзавца Тайлера и не взяли. Почему?

Лёгкая улыбка коснулась полных губ принцессы Уэльской.

— Он доверился мне, — сказала она. — И вызвался проводить мой кортеж до ворот Лондона, чтобы его друзья, люди из разрозненных отрядов, не задержали меня.

— Благодаря вашей милости он нынче на восходе с огромной толпой бродяг и вилланов ворвался в Кентербери! Ему не пришлось даже драться за крепость — горожане сами открыли ему ворота!

Глядя на хмурое лицо Ричарда, принцесса прониклась к нему естественным чувством жалости. Взяв сына за руку, она произнесла:

— Для вас лучше скрыться в Тауэре. Возможно, на днях восставшие ворвутся в Лондон. Вилланы страстно жаждут встречи с вами.

— Откуда вы знаете, что нужно вилланам? — пробормотал Ричард. — Или сам Уот Тайлер сказал вам?

— Да, Уот поведал мне о нуждах своих людей.

— Что же ещё Уот рассказал вам по пути в Лондон? — ехидно спросил король.

— Мне не слишком было интересно то, о чём болтал Уот, — пожала плечами принцесса.

— И вы не боялись его?!

— Я сопровождала вашего отца в походах по Франции, где враги поджидали за каждым поворотом! Почему я должна бояться какого-то черепичника?

— Какая оплошность, что ваша свита не доставила его в темницу! Я очень благодарен, что вы приехали в Лондон поддержать меня, и всё-таки я крайне огорчен вашей недальновидностью, — раздражённо произнёс Ричард.

— Я всего лишь хотела быть с ним благородной, — фыркнула принцесса с притворным равнодушием.

— Разбойник вроде него не заслуживает благородства! — вскричал Ричард.

— Любой человек этого заслуживает, — возразила Джоанна Уэльская. — И чем раньше вы это поймёте, тем легче вам будет стать великим королём.

— Взяв Кентербери без боя и осады, он убил канцлера Сэббери! Остальные из окружения канцлера были вынуждены перейти на его сторону! Но я отправил к графу Кенту и сэру Филиппу посланца. Они обязательно добьются переговоров с Уотом или выгонят эту шайку разбойников из Кентербери!

«Уот убил канцлера! Он беспощаден. Но разве другие, сражаясь с врагами и осаждая города, не беспощадны?» — задыхаясь от волнения, подумала принцесса.

— Вы поступили правильно, сын мой, — сказала она. — Уот заставил вас обратить на него внимание. Пусть ваши рыцари попытаются, если смогут, вступить с ним в переговоры.

— Почему же они не смогут?

— Уот Тайлер показался мне твёрдым человеком, который ищет поддержки у самого короля. Полагаю, он будет настаивать на встрече именно с вами.

— У Тайлера есть сторонники? Мне рассказывали о каком-то монахе из Эссекса, коего все называют «неистовым проповедником».

— Насколько я наслышана о нём, он может объединиться с Уотом Тайлером, — сказала принцесса.

— По пути из Элтона вы останавливались в замке моего дяди?

— To, что я туда ездила, — не преступление. Вы тоже ищете возможности примириться с герцогом. Он приглашал меня, чтобы я насладилась выступлением его менестреля и поэта.

— Но, направляясь туда, вы, кажется, вступились за бывшего монаха?

— О, люди из моей свиты умеют держать язык за зубами, — проговорила принцесса. — Они не говорили вам, что вступилась я за рыцаря из вашего окружения, сэра Ральфа де Монфора, который потом составил мне компанию, а уехал от Ланкастера ранее, чем я, взяв менестреля Рэндалла в жонглёры?

— О сэре Ральфе мне тоже доложили, — признался король. — Но почему его взяли под стражу люди шерифа?

Принцессе ничего не оставалось, как подробно рассказать сыну о встрече с Ральфом де Монфором и бывшим монахом, умолчав, правда, о том, что ей известно его имя.

Выслушав её, король отнесся ко всему сказанному с безразличием, допуская при этом, что монах вполне мог оказаться Джоном Боллом, одним из предводителей шаек в Эссексе.

— Вы очень рассудительны, — заметила принцесса. — И я признаю, что ошиблась, проявив по отношению к Уоту не заслуженное им благородство.

Сощурив холодные светлые глаза, Ричард глядел на мать, стараясь понять, действительно ли она осознала свою ошибку, но тщетно. За время, проведённое ею при дворе и в походах во Францию, принцесса Уэльская научилась виртуозно скрывать свои чувства.

— Что ж, — проговорил юный король мрачно, — я воспользуюсь вашим советом и последующие дни проведу в Тауэре. Вы лично познакомились с этим разбойником Тайлером и лучше знаете, чего следует от него ожидать. Благо на верхних этажах Тауэра имеются превосходные залы и опочивальни. Я переберусь туда, но при условии, что вы будете меня сопровождать.

— Конечно, Ричард, — тотчас согласилась принцесса. — Я ведь прибыла в Лондон с единственной целью — поддержать вас. — Принцесса действительно любила сына, хотя видела его недостатки и сожалела, что он не похож на своего великого отца, Эдуарда Уэльского.

Её всегда привлекали в людях жажда совершения подвигов и готовность пойти на самопожертвование ради благородной цели. Таким ей казался сейчас Уот Тайлер. Она думала о причинах, побудивших его стать бунтовщиком, об убийстве женщины, которую он любил. Но если бы Уот не сочувствовал вилланам, если бы не его ум, твёрдость и решительность, они, возможно, и не признали бы в нём предводителя.

Чувства, которые вспыхнули у неё к Уоту Тайлеру, были и для самой принцессы очень неожиданными. Она тосковала о нём, подолгу размышляя о его прямоте, открытости и искренности. Но Ричард ничего не должен был заметить. Этим же вечером, верхом на лошади и в сопровождении леди Трессилиан, Саймона Беркли и служанок, принцесса отправилась в Тауэр.

Ряд мощных серых строений, окружённых плотными стенами, круглыми башнями с площадками вместо крыш и высокой остроконечной башней, стояли на берегу Темзы недалеко от пристани, куда причаливали корабли и многочисленные рыболовецкие лодки. На пристани рыбаки перебирали сети или разгружали улов. Желающие покупали у них свежую рыбу. Темза размеренно несла свои мутные воды под каменными мостами мимо покатых берегов. На дубах и вязах, росших вблизи Тауэра, мрачного замка, выполняющего при необходимости роль тюрьмы для знатных пленников, обитали стаи воронов. У стен Тауэра шла бойкая торговля сладостями, кренделями и орехами.

Прибыв в Тауэр, король занял опочивальню верхнего этажа, окном выходящую в узкий колодцеобразный дворик, по которому регулярно прохаживалась стража. В Тауэре не было хороших светлых залов и просторных комнат, как в Вестминстере, но Ричарду уже приходилось проводить здесь время. Принцесса и её свита разместились в соседней башне. Через пару дней король надеялся получить известие от Филиппа Монтгомери, которого отправил вести переговоры с Тайлером.

ГЛАВА 37

Ещё не достигнув подступов к Кентербери, сэр Филипп заметил на обочинах дороги группы людей, вооружённых дубинками и короткими мечами. Сэру Филиппу их появление внушило смутную тревогу. Приехавший накануне в его лагерь, разбитый в Эссексе на ночлег, посланник короля сообщил, что Уот Тайлер и его сторонники проникли в Кентербери, крепость захвачена, а канцлер убит. Горожане сами открыли бунтарям ворота, и теперь ему и графу Кенту предстояло не просто вступать с мятежниками в переговоры, но и драться с ними.

Все предыдущие дни сэр Филипп вместе с лордом Кентом провёл в скитаниях по графствам, наказывая тех ничтожных вилланов, что оказывались на их пути. С тех пор как оставил Вестминстер, он не переставал думать о прекрасной дочери Гисборна, которую повстречал перед путешествием. Памела завладела всеми его помыслами. До неё у Филиппа не было женщины, чьему образу он так страстно жаждал бы служить. И граф Монтгомери был вынужден признаться себе, что впервые влюбился по-настоящему.

По пути в Кентербери он спросил у одного из лордов, который считался другом Гисборна:

— Известно тебе, есть ли у дочки этого убожества Гисборна возлюбленный?

— Откуда мне знать! Такая красивая и знатная девушка, как Памела, не станет говорить мне, тупому ослу, о своих чувствах!

— А её отец тоже ничего не ведает?

— Думаю, нет, милорд. Иначе он непременно рассказал бы мне.

— В таком случае, — пробормотал сэр Филипп, — я обязан выразить Памеле свою благосклонность.

Отряды продвигались к стенам Кентербери, сверкая доспехами и звеня оружием. Сэр Филипп и граф Кент ехали во главе кавалькады. Приблизившись к городу, рыцари заметили на стенах городских лучников, перешедших на сторону мятежников. Ворота сразу плотно закрылись, тяжёлая зубчатая решётка опустилась, перегородив въезд кавалькаде. Сэр Филипп понял, что жители Кентербери присоединились к бунтарям и, возможно, его людям предстоит здесь сражение. Он подал знак, и один из его воинов, поднеся к губам рог, протяжно затрубил.

— Я поеду к воротам и потребую встречи с Уотом Тайлером, — сказал сэр Филипп графу Кенту.

— Будьте осторожны, милорд, — ответил граф.

Пришпорив лошадь, сэр Филипп иноходью пустил её к городским укреплениям. Рядом с ним скакали только его оруженосец и двое арбалетчиков.

Стянув железную перчатку, рыцарь поднял узкую ладонь.

— Я — лорд Филипп Монтгомери, — громко произнёс он. — И прежде чем я вышибу вас из Кентербери, я требую встречи с Уотом Тайлером.

— На каком основании? — послышались возмущённые голоса со стены города.

— На том основании, что Уот возглавил мятеж в Англии, убил архиепископа Кентерберийского и оскорбил короля!

Лучники умолкли. Они не решились пускаться в споры с известным рыцарем Англии, графом Монтгомери.

— Хорошо! С вами встретится человек Уота Тайлера! — последовал ответ.

— Нет! — граф резким движением поднял забрало. — Я буду говорить только с Тайлером!

На плоской площадке возник силуэт худого молодого человека.

— Вы, милорд, бесстрашны, если появились у ворот Кентербери лишь с оруженосцем и арбалетчиками, — сказал он.

— Я воевал во Франции, — пожал плечами Филипп. — Кто вы такой?

— Отец Джон Болл. И я сторонник и сообщник Уота Тайлера.

— Пусть этот трус сам побеседует со мной, вместо того чтобы подсылать расстригу! — презрительно произнёс Монтгомери.

— Но ведь король тоже вместо себя прислал вас, — парировал отец Болл, пряча руки в широких рукавах.

— Тайлер не достоин встречи с королём! Пусть этот разбойник немедленно выйдет для переговоров, иначе мы ворвёмся в Кентербери!

— Вам будет нелегко это сделать, — молвил отец Болл. — Оглянитесь вокруг! Нас — тысячи! А вас не более двухсот человек. Пусть вы рыцари, арбалетчики и хорошо вооружены, но дать отпор такому числу восставших очень непросто, поверьте.

Сэр Филипп обвёл взглядом ближайшие холмы и увидел возникшие на их вершинах крестьянские отряды.

— Стоит ли понапрасну рисковать своими людьми, милорд? — миролюбиво продолжал отец Болл. — Лучше передайте королю нашу просьбу встретиться с Уотом.

— Верно ли, что Тайлер родом из Кента? Со мною прибыл граф Кент, и я могу пригласить для ведения переговоров его! — предложил сэр Филипп, скрипнув зубами от досады. Он не предполагал, что бунтовщики обманут его, спрятавшись за холмами, и обнаружат себя, только когда его отряды подступят к стенам города.

«Это придумал человек, искушённый в воинском деле», — подумал он.

— Я же сказал вам, сэр Филипп, что Уот будет вести переговоры только с королём, — ответил отец Болл.

— Но король совсем не жаждет вести их. Ему всего четырнадцать! Можете передать свои требования королю через меня. Я вхожу в свиту Ричарда и сумею ему их изложить!

— Нет, милорд, Уот должен сам увидеться с королём, чтобы добиться свободы для вилланов, — твёрдо заявил Джон Болл.

В этот момент возле него появился человек в зелёном плаще.

— Я — Уот Тайлер! — громко объявил он.

Монтгомери был удивлён. Ничего выдающегося не было в облике этого человека. Он не обладал ни огромным ростом, ни, похоже, недюжинной физической силой. Как же и чем привлёк он толпы рабов и голодранцев по всей Англии?

— Рад, что вы соблаговолили сами вступить в переговоры, а не подсылать всяких своих дружков, — холодно произнёс рыцарь.

— Вы ошибаетесь, сэр, — улыбнулся Уот. — Я не намерен вступать в переговоры с вами. Но вы назвали меня трусом и утверждали, будто я оскорбил короля. Ни то ни другое не соответствует истине. Как воин, я проливаю лишь кровь врагов, а канцлер Сэббери — враг и негодяй. Единственное, милорд, что вы можете сделать — это пригласить сюда принцессу Джоанну Уэльскую. Мне известно, что король доверяет ей, и я постараюсь убедить её в необходимости моей с ним встречи.

Расхохотавшись, сэр Филипп развернул скакуна от ворот Кентербери.

— Вы глупец, Тайлер! — вскричал он. — Неужели вы думаете, что красивая знатная женщина согласится на переговоры с вами — главарём шайки восставших бродяг?!

— Лучше спросить об этом у самой принцессы, — уклончиво ответил Уот.

— Ну что, милорд, вы всё еще стремитесь к осаде Кентербери? — ехидно полюбопытствовал со стены отец Болл.

Сдержав грязное ругательство, сэр Филипп натянул узду.

— Нет! Как рыцарь, воевавший вместе с Чёрным принцем во Франции, я не опущусь до драки с шайкой бродяг и вилланов, — презрительно и высокомерно произнёс он и во весь опор понёсся к ждущим его рыцарским отрядам. Придержав лошадь возле графа Кента, Монтгомери объявил:

— Отступаем!

— Вы решили отказаться от сражения?! Вы с ума сошли! — воскликнул Кент.

— Если хотите, бросайте несколько десятков своих людей в эту битву, Кент! Я своими не стану жертвовать, — по возможности ровным голосом проговорил сэр Филипп. — В засевших за холмами шайках — тысячи взбунтовавшихся вилланов и ещё столько же — в самом городе.

Отряды, посланные Ричардом для подавления мятежа в Кентербери, возвращались в Лондон.

ГЛАВА З8

Под жёсткими порывами ветра, с высоты каменной стены Уот наблюдал за отступлением рыцарей. Он слышал торжествующие возгласы своих людей, но вовсе не разделял их веселья. Закутавшись плотнее в складки плаща, он сказал:

— Нам пора двигаться дальше. Теперь мы должны идти к замку Джона Гонта.

— Джона Гонта? — удивился Уилл. — Но у нас там нет сторонников, как здесь!

— И что с того? Мы возьмём его, — уверенно произнёс Тайлер, глядя на ряды серых холмов, за которыми расположились многочисленные отряды восставших.

— Неужели ты считаешь, что принцесса Уэльская согласится содействовать тебе? — спросил после паузы Уилл.

Тайлер ничего не ответил, разом вспомнив стройную прекрасную женщину с раскосыми зелёными глазами, в которых читалась властность. Он нередко думал о ней в последнее время. Кажется, она даже будила в нём забытые желания. Но в первую очередь он по-прежнему считал её умной и рассудительной особой, явно проникшейся расположением к нему.

Он глубоко вздохнул.

— Уилл, распорядись оставить Кентербери и собери людей для похода на замок герцога, — устало произнёс он.

Спустя несколько часов, на закате, натянув на голову кугель, он ехал верхом на лошади во главе крестьянских отрядов. Рядом шагали отец Болл и Уилл в окружении людей, вооружённых мечами и щитами, подаренными оружейниками Кентербери.

К утру они подошли к замку Джона Гонта. Приближение мятежников не ускользнуло от часовых герцога Ланкастера. Взойдя на башню, герцог увидел застывшую в миле от замка огромную толпу бродяг и вилланов и приказал выставить арбалетчиков.

— Тут вам не Кентербери, — процедил он сквозь зубы.

В замке начались приготовления к битве. В котлах кипела смола, воины занимали места на укреплениях. Герцог был доволен, что накануне отправил Генри в Лондон и тому не придётся драться с голодранцами.

По приказу Тайлера отряды бунтовщиков бросились на штурм крепости. На первые же ряды обрушился град стрел, многие нападавшие попадали в наполненный водой ров или получили ранения.

Спрыгнув с лошади, Уот обнажил меч и кинулся к запертым воротам. Простолюдины, перебравшись через ров, полезли на стены, воодушевлённые примером. Стража опрокинула на их головы поток кипящей смолы.

— Смола! Смола! — в ужасе закричали люди.

— Уилл! Ломайте ворота! — крикнул Уот.

Кто-то поджёг скреплённые стволы деревьев, и этим тараном уже начали долбить ворота замка.

Герцог приказал своим воинам встать у ворот, трещащих под натиском тарана, и приготовился к битве во дворе. Обнажив меч, верхом на боевом коне, он ждал ожесточённого сражения.

Отряды бунтовщиков просачивались внутрь. Герцог видел, как загорелась сторожевая башня. Из-за резкого ветра огонь грозил распространиться по всему замку. Наконец ворота обрушились, и толпа перебравшихся через ров мятежников ворвалась во двор. Здесь их встретили воины Ланкастера. Джон Гонт, сидя на лошади, рубил нападающих мечом, отсекая им головы и конечности. Хлестала кровь. Двор наполнился воплями, грохотом железа и ржанием обезумевших лошадей.

Уот Тайлер, оказавшись во дворе, наполненном дымом, отбиваясь от стражников с алебардами, продвигался к всаднику, в котором узнал герцога Ланкастера. Несколько лет назад, служа у рыцаря, Уот встречал его во Франции.

Герцог сражался без шлема, в одном лишь кольчужном подшлемнике и доспехах. Яростно размахивающий мечом в гуще толпы, он восхитил Уота.

«Вот так, должно быть, Джон Гонт дрался с французами!» — подумал Тайлер. А в следующую секунду рассмотрел на руке Ланкастера ленту и сразу вспомнил, что герцог служит принцессе Уэльской.

Вдруг чьё-то копьё вонзилось в скакуна герцога. Лошадь заржала, встала на дыбы и рухнула, придавив собой седока.

— Помогите ему! — вскричал Уот, бросаясь сквозь толпу.

Уилл и оказавшийся рядом виллан выволокли Джона Гонта из-под лошади.

— Вы целы? — спросил у герцога подоспевший Тайлер.

Тот выругался.

— Вывести его из замка, дать другую лошадь и позволить ехать, куда он решит, — приказал, стараясь перекрыть шум, Уот Тайлер.

— Вы... отпускаете меня? — удивился Ланкастер.

— Да, — ответил Уот. — Потому что всегда восхищался вами как воином. И ещё потому, что вы верны принцессе Уэльской. Передайте ей, что я готов встретиться с ней в Мэйл-Энде...

Отпустив Ланкастера, Уот вновь вступил в уже затихающий бой: и его люди, и стражники герцога стремились поскорее вырваться из горящей крепости. Слуги открыли ворота конюшни, и лошади, обезумев от страха, выбежали во двор, внеся своим появлением ещё больше сумятицы.

Отступая вместе со всеми к воротам, Уот заметил, что несколько человек из числа его сторонников выносят из замка увесистые мешки. Вернувшись и приставив меч к горлу одного из грабителей, Тайлер выхватил у него мешок. Оттуда выпал блестящий кубок, со звоном покатившийся по каменным плитам.

— Прекратите разбойничать или будете сурово наказаны! — жёстко объявил Уот.

— Но в замке герцога полно добра! — оправдывались вилланы, неохотно покоряясь предводителю.

Уот Тайлер, задыхаясь от дыма, пробрался наконец к выходу. Он покидал замок, прекрасно уже понимая, что совершённое им и его людьми нападение отнюдь не выглядит подвигом. Но, вспомнив о своём обещании защищать убогих, о тяжёлой участи рабов, об отрядах сборщиков податей, вершивших насилие, понемногу успокоился. Веря, что Джон Гонт благополучно уехал, он уже не сомневался, что теперь слух о нём непременно достигнет короля.

Замок пылал всю ночь, притягивая внимание обитателей соседних деревень. Боясь прослыть перед королём разбойником, Уот запретил расхищать несметные сокровища герцога. Часть его сторонников, возмущённых этим запретом, двинулась к Лондону самостоятельно.

— Пусть идут! Им окажут там ласковую встречу! — грустно проговорил вслед уходящим отец Болл.

Ничего не сказав в ответ на замечание монаха, Уот направился к густому лесу. Решив выждать в глуши некоторое время, Уот надеялся, что принцесса рано или поздно согласится встретиться с ним. Хотя, быть может, и не одобрит его последний поступок. Но одно он знал точно: после вторжения в замок Ланкастера прежняя власть над вилланами им утрачена. Они превращаются в обыкновенных разбойников.

ГЛАВА 39

В Лондон ещё не добрались слухи о происшедших событиях. Его улочки по-прежнему наполняли торговцы и покупатели, песни и разговоры.

Покидая днём гостеприимный дом купца Фарингдона. Рэндалл с удовольствием гулял по городу, разглядывая многочисленные ремесленные и кондитерские лавки и железные вывески над обшарпанными трактирами, из окон которых доносились пьяные голоса и запах жаркого.

Каменные дома с черепичными крышами стояли так плотно, что между ними невозможно было протиснуться. Вдоль мощёных тротуаров в канавах текли помои и отбросы. На городской площади вздёрнули какого-то разбойника, и его труп с высунутым языком раскачивался уже целую неделю.

Сегодняшний день выдался сырым и промозглым. От дыхания поднимались облачка пара. От Фарингдона Рэндалл слышал, что король и его свита временно перебрались в Тауэр, остерегаясь Уота Тайлера. Сейчас он как раз шёл мимо этого замка с мощными стенами, укреплениями и башнями, окнами выходившими к Темзе.

— Сэр поэт! Сэр поэт! — раздался неожиданно звонкий весёлый голос.

Оглянувшись, Рэндалл увидел стоявшего на углу улицы юношу в богатой одежде.

— Милорд Генри! — воскликнул он, узнав сына Джона Гонта и подбежав к нему. — Я вижу, вы уже прибыли ко двору, но говорят, что король скрылся в Тауэре, временно оставив Вестминстер.

— Верно, — поморщился Генри Ланкастер. — Теперь и я обязан вместе с кузеном сидеть в Тауэре.

— Вы тоже обосновались в Тауэре?

— Да. Впрочем, я хотя бы выхожу гулять и как раз сейчас направлялся в Темпль. Хотите составить компанию?

— И побывать в Темпле, где так много летописей и книг?! Ну конечно, милорд, — и Рэндалл зашагал рядом с племянником. — Но пустят ли человека вроде меня в Темпль? — усомнился он.

— Простолюдинам туда нельзя, знати — можно. Вы совсем не похожи на простолюдина, а стражникам известно, что я — Генри Ланкастер, так что будьте уверены: вы побываете в Темпле!

Однако лондонские стражники не впустили их в Темпль. Оказалось, что двумя ночами ранее туда пробрались злоумышленники, похитили несколько рукописей, касающихся законов Англии, и сожгли прямо во дворе.

— Нет ничего страшного в том, как поступили с нами стражники Темпля, учитывая восстание Уота Тайлера, — сказал на обратном пути несколько огорчённый Генри.

— Вы слышали что-нибудь о бунтаре с тех пор, как он покинул Блэкхит? — спросил Рэндалл.

— И очень много. Он захватил Кентербери и обезглавил канцлера Сэббери.

— Ему удалось взять Кентербери? — Рэндалл был ошеломлён.

— Жители города сами открыли ему ворота. Тайлер стал таким могущественным, что уже выставляет требования королю Ричарду!

Собеседники как раз вышли на площадь, когда услышали топот десятков конских ног по мощённому булыжником тротуару.

В нескольких футах от них пронёсся отряд вооружённых рыцарей, закованных в доспехи. Во главе скакал сэр Филипп Монтгомери.

— Он не узнал меня, — случайно озвучил свою мысль Рэндалл.

— Он вас не видел, — отозвался Генри. — Сегодня Ричард устроит ему взбучку!

— Но почему, милорд? Чем граф провинился перед его величеством? — удивился Рэндалл.

— Граф не сумел договориться с Уотом Тайлером и не взял Кентербери штурмом. И теперь ему придётся объясниться с Ричардом.

Продолжив путь, молодые люди вышли к каменному мосту, мощно нависшему над ровной гладью Темзы. Остановились.

— Когда восстание подавят, вы появитесь при дворе, сэр Рэндалл? — осведомился отрок.

— Конечно, дорогой мой лорд Генри, — улыбнулся Рэндалл. — И для вас я всегда найду свободное время!

— Вы станете придворным поэтом, как Плат?

— Я никогда не слышал его стихов, но думаю, он достойный поэт.

— И вы будете жонглёром сэра Ральфа де Монфора?

— Только если он предложит мне исполнять его песни.

Стоя рядом с четырнадцатилетним племянником, Рэндалл проникся особым к нему расположением. Положив руку на плечо не ведающего ни о чём отрока, он ласково посмотрел на него:

— Вы по-прежнему сочиняете стихи, Генри?

— Да, но у меня не выходит ничего путного. Думаю, я просто создан для другого. Надеюсь, для подвигов.

Рэндалл и Генри направились к Тауэру, поскольку уже сгущались сумерки, а кузену короля надлежало вовремя возвратиться в замок.

Проводив юного Ланкастера, менестрель двинулся к дому Томаса Фарингдона.

Стараясь не привлекать внимания беседующих в трапезной сэра Ральфа, папаши Терри и купца, он проскользнул к лестнице, ведущей на второй этаж, потом в свою комнату, освещённую лишь вяло трепещущим пламенем очага. Облокотившись на подоконник у открытого окна, Рэндалл рассеянно смотрел на кажущиеся чёрными башни города. В голове сама собой возникла идея — создать сатирическую поэму, которую когда-нибудь возможно будет прочесть в присутствии Ричарда. Идея состояла в том, чтобы высмеять или подвергнуть жестокой сатире представителей сразу шести сословий — крестьянина, монаха, менестреля, учёного, рыцаря и... короля.

Пройдя к резному деревянному секретеру, Рэндалл открыл его, достал остро заточенные палочки, тёмную жидкость в склянке, пергамент и сел к столу. Вдыхая аромат фруктов, лежащих на круглом медном блюде, он погрузился в раздумья, устремив в окно затуманенный взгляд. Затем, склонив голову к пергаменту, обмакнул палочку в склянку и нацарапал: «Шесть способов к существованию». Первую главу поэмы он решил посвятить Крестьянину, совершенно не подозревая в тот момент, что его сочинение станет самой знаменитой поэмой века.

ГЛАВА 40

Вечером, после ужина, стараясь сдерживать гнев, Ричард принял только что прибывшего из Кентербери сэра Филиппа. Быстрым шагом, держа под мышкой шлем, граф проследовал в комнату с гнетущим сводчатым потолком, узкой пробоиной окна, выходящего во двор, и мощными стенами, которую занимал король.

— По пути в Лондон вы, конечно, ничего не слышали о происшедшем с герцогом Джоном Гонтом? — медленно произнёс Ричард, не глядя в сторону рыцаря. — Мой дядя вынужден скрываться в Плэши, поскольку его замок был захвачен этими наглецами и уничтожен.

— Уот Тайлер посмел ворваться в замок герцога Ланкастера? — воскликнул поражённый Филипп.

— Да. Сразу после вашего бегства из Кентербери.

— Ваше величество, — проговорил сэр Филипп, — позвольте заметить, мои люди не сбегали из Кентербери. Простолюдины устроили нам засаду. Когда я приблизился к воротам и вступил в переговоры с Джоном Боллом, требуя встречи с Тайлером, я увидел выступившие из-за холмов тысячные толпы вилланов. Нас же было около двух сотен.

— Но у вас латы, оружие, лошади! — не выдержав, воскликнул король.

— Милорд, — сказал сэр Филипп, — иногда рыцарь должен вовремя отступить. Я воевал с вашим отцом и знаю это не понаслышке.

— Да, и мой отец считал вас слишком безжалостным к врагу, — заметил Ричард, глубоко вздохнув. — Поэтому я и послал вас к Уоту Тайлеру.

— Уверяю, у меня ещё будет возможность проявить свою безжалостность и доказать свою верность, — нагло ухмыльнулся Филипп.

— Монтгомери, — спросил вдруг король, — почему Уот Тайлер отказался говорить с вами и с Кентом?

— Он хочет встретиться лично с вами. Или, в крайнем случае, с вашей матерью, считая, что она способна уговорить вас согласиться на его требования.

— Ланкастеру он говорил то же самое, — кивнул Ричард. — И назначил ей встречу в Мэйл-Энде. Может быть, ей стоит поехать к нему? При её лукавстве, недюжинном уме и красоте она сумеет повлиять на Уота.

— Верно, милорд. Уот не произвёл на меня впечатление человека, способного обидеть женщину.

Кликнув слугу, король распорядился пригласить в комнату принцессу Уэльскую.

Она появилась спустя полчаса — в наряде из зелёной блестящей парчи, с кованой сеткой на голове, вокруг ушей были уложены тяжёлые косы. По её виду и Ричард, и сэр Филипп сразу поняли, что она ещё не спала.

— В чём дело, Ричард? — спросила она и, увидав встревоженного, огорчённого отпрыска, опустилась у его ног. — Для чего вы меня позвали?

— Из-за вашего знакомца Уота Тайлера, — сказал Ричард, устремив на неё холодные серые глаза. — Он жаждет встретиться с вами в Мэйл-Энде.

— Вот как! — произнесла принцесса и опустила лицо, ощутив, как кровь прилила к щекам.

— Уот считает, что вы сумеете повлиять на меня, и я не только встречусь с ним, но и выполню его преступные требования, — продолжал король.

— Откуда вы можете знать, что его требования преступны, если никогда не слышали их из его уст? — глухо молвила принцесса.

— Вот вы и поведаете мне о них после встречи с Тайлером. Сэр Филипп Монтгомери будет вас сопровождать. Вместе, разумеется, с сэром Саймоном, который так благоволит к вам.

— Я не боюсь Уота, — улыбнулась принцесса и подняла голову. — И встречусь с ним в Мэйл-Энде. Я не боюсь его даже после того, что он сделал в Кентербери. Когда я должна отбыть?

— Лазутчики доносят, что отряд Уота и его самого постоянно видят в лесах близ Мэйл-Энда, — сказал Ричард. — Думаю, вам лучше выехать утром.

С поклоном Джоанна удалилась. Ей стоило огромных трудов сдерживать восторг в присутствии сына и графа. Дрожа, она быстро миновала винтовую лестницу, вошла в свою опочивальню и упала на постель, улыбаясь и торжествуя.

— Уот хочет видеть меня! Он пощадил Джона Гонта, зная, что тот носит мою ленту! — пробормотала она.

Оставшись наедине с Ричардом, сэр Филипп в подробностях расспросил его, как ему надлежит поступить с Уотом во время переговоров.

— Просто защищай от любых нападок свою госпожу, — уклончиво сказал король.

— И конечно же, я должен проследить, чтобы никто из ваших чересчур верных слуг, желая проявить себя, не перестарался, — хмыкнул Филипп.

— О чём ты?

— Могут найтись такие, кто захочет схватить Тайлера в Мэйл-Энде. Я, пожалуй, запрещу им это делать, чтобы его головорезы не напали потом на мою госпожу.

— Да, Филипп. Ты очень умён, — рассеянно пробормотал Ричард. Из его головы не выходило, почему Тайлер так жаждет встречи с ним? Неужели предводитель восстания всерьёз рассчитывает, что сумеет умолить его внять требованиям бродяг? Возможно, требования Тайлера не столь уж глупы и преступны? — Король повернулся к графу: — Идите же, милорд. Вы свободны.

Сэр Филипп с явным облегчением вышел. Всю ночь он не сомкнул глаз, прислушиваясь к шорохам и страдая от духоты в толстых стенах Тауэра. Утром он во главе огромного, закованного в железо конного отряда уже сопровождал принцессу Уэльскую в её путешествии в Мэйл-Энд. Хмуро взирая на погружённые в густой туман улочки, граф понимал, что в очередной раз должен доказать отвагу и преданность королю. А еще он думал о леди Памеле. До него дошли слухи, что сэр Гисборн благодаря его помощи подавил мятеж в своей деревне в Йоркшире. Сэр Филипп давно не был в собственном замке и решил, что ему нужно будет наведаться туда, чтобы уладить кое-какие дела с управляющим, а заодно и, если повезёт, повидать прекрасную Памелу.

В панцире, начищенных доспехах и поножах, с тяжёлой цепью на шее, без шлема, со спущенным кольчужным подшлемником, он уверенно возглавлял кавалькаду рыцарей. Рядом с ним ехал Саймон Беркли, который всегда относился к Монтгомери с презрением, невзирая на верность того принцу Уэльскому. Граф тоже его не любил, однако понимал, что, защищая принцессу Джоанну, они обязаны проявлять друг к другу сдержанность.

Кавалькада скакала через весь Лондон к мосту. Горожане и ремесленники с любопытством выглядывали из окон, наблюдая за процессией.

Стражники открыли ворота. Выехав за пределы Лондона, конница двинулась в сторону тонущего в тумане Мэйл-Энда.

ГЛАВА 41

В дом купца Фарингдона покупатели приходили сами или присылали за мешочками специй слуг. В основном ими оказывались знатные лорды или королевский камердинер.

Проведший несколько дней за своей поэмой, Рэндалл почти не выходил на улицу, неохотно, но спускаясь всё же к трапезам. Сэр Ральф несколько раз наведывался в Тауэр и рассказывал ему о происходящих там событиях.

— Принцесса согласилась встретиться с Уотом Тайлером, — говорил он, сидя за столом во время обеда.

— Если Тайлер продолжит захватывать крепости, королю ничего не останется, как пойти на уступки, — заметил купец.

Вдруг в дверь дома громко постучали. Слуга, появившись в трапезной, сообщил Фарингдону, что пришёл лорд Норфолк.

Выскочив из-за стола, Фарингдон бросился навстречу своему богатому и благородному гостю. Это был худой человек лет шестидесяти с холодными глазами и волосами до плеч. Его одежду украшало дорогое шитьё, а пальцы искрились крупными кольцами.

— Прошу за мной, милорд, — проговорил Фарингдон и направился вместе с гостем в соседнюю комнату.

Норфолк, бросив взгляд на сидевших за столом, слегка задержал его на Рэндалле, и его уста тронула лёгкая улыбка. Когда он ушёл, сэр Ральф сказал:

— Герцог Норфолк был когда-то другом Эдуарда III. Впоследствии, правда, его чрезмерный интерес к происходящим во дворце делам заставил короля ещё тридцать лет назад отлучить герцога от двора.

Появление бывшего придворного вызвало в душе Рэндалла волнение. Король дружил с Норфолком в ту пору, когда был влюблён в его мать, и, несомненно, герцог знал о его рождении!

Из комнаты, граничащей с трапезной, вышел Норфолк, за ним следовали слуга с мешочком специй и Фарингдон, державший увесистый кошелёк.

Взгляд Норфолка опять встретился со взглядом синих глаз Рэндалла, герцог отвернулся. Когда покупатель скрылся, Фарингдон возвратился за стол, чтобы с довольным видом продолжить обед.

— Герцог Норфолк спрашивал о том, кто ты, — сказал он Рэндаллу. — И просил, чтобы ты через несколько дней доставил ему ещё специй.

— Но я же не ваш и не его слуга! — возмутился Рэндалл.

— Я так и пояснил Норфолку, но он всё равно настоятельно потребовал, чтобы специи в его дом доставил ты. Он заплатил мне за это двести монет! — ответил Фарингдон.

Вечером, когда в Лондоне зажглись первые факелы, папаша Терри пришёл в комнату Рэндалла. Он казался очень озабоченным. Поставив на тяжёлый сундук канделябр, Терри медленно приблизился к распахнутому окну. Мотыльки вились в воздухе, обещая душную ночь.

— Ты чем-то встревожен, отец? — спросил Рэндалл.

— Норфолк всё знает, — вздохнул папаша Терри. — Он дружил с Эдуардом III до твоего рождения. А когда ты появился и меня попросили спрятать тебя, ходили слухи, будто Норфолк изгнан из свиты именно из-за того, что охотился за тобой. Говорят, он сам влюбился в леди Эдит Монтгомери, и когда она его отвергла, предпочтя короля, был в бешенстве и решил отомстить. Поэтому в отсутствие короля, ночью, во главе отряда поскакал в Спрингроузез, чтобы убить тебя. Дальше ты знаешь. Король же, узнав о поступке Норфолка, запретил ему появляться при дворе, угрожая Тауэром или казнью. Поэтому то, что Норфолк приказал купцу, насторожило меня.

— Ты думаешь, он узнал во мне сына короля Эдуарда? — недоверчиво спросил Рэндалл.

— Ты очень похож на него. И возможно, в ту ночь, когда я увёз тебя из Спрингроузеза, кто-то проговорился герцогу, что сэра Рэндалла Монтгомери спрятал менестрель.

— Но что герцог может иметь против меня?

— Из-за тебя он потерял место при дворе и, наверное, до сих пор винит в немилости только тебя.

— Но почему, отец?! — воскликнул Рэндалл. — Ведь не я же, в самом деле, заставил его влюбиться в мою мать, не я изгнал из свиты!

— В отношениях с Норфолком ты всегда должен проявлять особую осторожность, — сказал папаша Терри и вышел из комнаты.

— Боже! Меня кругом подстерегают опасности и искушения! — прошептал Рэндалл. — Впрочем, во мне течёт кровь Плантагенетов, и это не позволит мне бояться Норфолка.

Он вдруг понял, что действительно не испытывает должного трепета перед Норфолком. Спустя пару дней, оставив сочинение поэмы, в узком, коротком, подчеркивающем его стройную высокую фигуру котарди, Рэндалл направился в сторону дома, где временно остановился Норфолк. В руках менестрель сжимал мешочек со специями.

Стояло прекрасное теплое утро. Улицы наполняли толпы прохожих — ремесленников, торговцев, бродяг и нищих. Поднявшись на крыльцо дома, Рэндалл постучал.

Дверь открыл камердинер Норфолка. После того как Рэндалл пояснил причину своего визита, тот впустил его в дом. Передав специи, Рэндалл осматривался в ожидании выплаты денег. Через некоторое время камердинер вернулся и холодно спросил:

— Вы Рэндалл Монтгомери?

Молодой поэт невольно вздрогнул. Ещё никто не обращался к нему, употребляя имя Монтгомери.

— Да, — с трудом произнёс он. — Я — Рэндалл Монтгомери.

— Идите со мной. Милорд примет вас, — бесстрастно пригласил камердинер и пошёл впереди, показывая дорогу.

Рэндалл двинулся за ним.

ГЛАВА 42

Оказавшись на втором этаже, камердинер толкнул невысокую, окованную железом дверь, пригласив гостя в комнату, занимаемую Норфолком. Повсюду в доме чувствовались достаток и богатство. Открытое окно выходило на площадь, и Рэндалл с порога уловил свежее дыхание утра. Норфолк захлопнул свой восхитительный деревянный секретер и повернулся к Рэндаллу.

Стоявший на пороге высокий худой человек с точёными чертами узкого лица, усеянного веснушками, короткими и светлыми, как лунное сияние, волосами не разочаровал Норфолка. В молодом человеке прослеживалось удивительное сходство с Эдуардом III! В больших синих глазах гостя Норфолк уловил плохо скрытое недоверие и ухмыльнулся.

— Я сразу догадался, кто ты, — сказал герцог. — Но полной уверенности не было. И лишь когда Фарингдон назвал тебя по имени, я всё понял. Ведь я всегда знал, как звали отпрыска Эдуарда III и графини Монтгомери. И много лет назад я даже охотился за тобой, но какой-то бродяга тебя спрятал.

— Но зачем я вам сейчас? — спросил Рэндалл.

— Возможно, теперь-то ты мне и понадобишься.

— Для чего?

— Ты сын короля Эдуарда, в тебе течёт его кровь. Если ты прибыл в Лондон и проводишь время в компании Ральфа де Монфора, значит, намереваешься остаться при дворе нынешнего короля. Ты, я слышал, менестрель и поэт, а ваша братия подчас обладает большей властью над королями, чем ушлые епископы или доблестные рыцари.

— Вы правы, сэр, — тоскливо и кротко ответил Рэндалл. — Я на самом деле предполагаю остаться при дворе короля.

— Мне рассказывали, что ты восхищаешь всех своими стихами, — Норфолк опустился в кресло, пристально глядя на Рэндалла.

— И что с того? — безразлично осведомился Рэндалл.

— Ты убедишь Ричарда, чтобы он позволил мне бывать в Вестминстере и Элтоне, и изменишь обо мне мнение вельмож, в чьих глазах по милости твоего отца я до сих пор — изменник, — глаза Норфолка недобро вспыхнули.

— У меня, милорд, нет при дворе власти, — ответил Рэндалл, к которому возвращалась его обычная уверенность.

— Но она будет! И тогда ты вернёшь Норфолку то, в чём ему когда-то было отказано! — вскликнул герцог.

— А если я откажусь?

— Мне придётся раскрыть на тебя глаза сэру Монтгомери, твоему кузену.

— Обратитесь к сэру Филиппу с вашей просьбой, — сказал Рэндалл. — А теперь позвольте мне уйти.

Несколько секунд Норфолк молчал. Молодой человек, стоявший перед ним, был сыном короля и сейчас целиком находится в его власти!

— Милорд Монтгомери, — молвил он, — менестрель, который вырастил вас, долго скрывал тайну вашего происхождения. Почему?

— Его вынудили к скрытности обстоятельства, и вы прекрасно знаете — какие.

— Что же понудило его открыть тайну, о коей молчал тридцать лет?

— Предложение Ральфа де Монфора стать его жонглёром и сопровождать его ко двору.

— Старый менестрель очень умён и проницателен. Вы зря ему не вняли, — усмехнулся Норфолк.

— Для чего вы мне это говорите? — спросил Рэндалл устало.

— Просто хочу заставить вас согласиться с моим предложением. Иначе вынужден буду отомстить вам.

— Оставьте пустую затею, Норфолк. Вам будет легче отомстить мне, сыну короля и женщины, которую он обожал, чем убедить меня содействовать вам.

Помрачнев, Норфолк поднялся с кресла:

— Многое изменилось, Рэндалл! И теперь ты в моей власти.

— Мстите, если получаете от этого удовольствие. — ответил Рэндалл.

— Тогда позволь предостеречь тебя, — сказал Норфолк холодно. — Впредь знай, что я могу объявиться в любой момент, и тогда пощады не жди.

— Теперь буду ждать всегда, — проговорил Рэндалл и, не прощаясь, вышел из комнаты.

На душе было тяжело, он чувствовал, что Норфолк не отступится. Рэндалл вспомнил о сэре Филиппе, который рано или поздно узнает о существовании кузена. Даже если Норфолк не расскажет ему об этом, когда-нибудь о том поведает король, чьи расположение и заступничество Рэндалл рассчитывал завоевать.

— Ну почему Норфолку пришло в голову явиться за специями в те дни, что я нахожусь у купца?! — с досадой пробормотал молодой человек.

Погружённый в тревожные мысли, он шёл по улочке, ведущей к площади, и не заметил монаха огромного роста, который бросился ему навстречу.

ГЛАВА 43

Монахом этим оказался не кто иной, как брат Строу. Хохоча во всё горло, он заключил Рэндалла в объятья.

— Вот уж не думал встретить тебя здесь, — признался Рэндалл. — Что привело тебя в Лондон?

— Я с трудом пробрался за городские ворота, — признался брат Строу и зашагал рядом с Рэндаллом. Заметив трактирную вывеску «Зелёный петух», он остановился и предложил Рэндаллу зайти.

— Папаша! — крикнул монах трактирщику. — Принеси-ка нам эля и тушёных овощей!

Устроившись за столом в углу, Рэндалл и брат Строу принялись за обед.

— Так что ты делаешь в Лондоне? — повторил вопрос поэт.

— Меня прислал отец Джон Болл. С той поры как Уот Тайлер не позволил вилланам грабануть замок герцога Ланкастера, от него многие отвернулись. Он уже не имеет такой власти, как прежде. Отбившиеся от нас олухи сбились в разбойничьи шайки и орудуют теперь не только в юго-восточной Англии, но и пробрались в Лондон. Я прибыл сюда, чтобы встретиться с их главарями.

— Отец Болл остался верен Уоту?

— Конечно. Вокруг Уота ещё достаточно доблестных людей, чтобы предъявить требования Ричарду. К примеру, завтра он встречается в Мэйл-Энде с принцессой Уэльской.

— Но король может схватить его!

— Нет, — возразил брат Строу. — Поблизости от крепости, где будет приходить встреча, расположатся верные Уоту отряды, и люди принцессы не решатся захватить в плен их предводителя.

— Мне казалось, что Уот всегда настаивал на переговорах только с Ричардом...

— Верно. Но принцесса, возможно, согласится передать наши требования сыну, — сказал брат Строу и залпом осушил высокую глиняную кружку эля.

— С чего бы такая уверенность? — безразлично спросил Рэндалл, поскольку его мысли всё ещё были поглощены утренней встречей с герцогом Норфолком.

— Уот Тайлер решил, что принцесса питает к нему расположение, — увлечённо продолжал монах. — Да и сам Уот явно проникся к ней благосклонностью: при взятии замка Джона Гонта отпустил герцога лишь потому, что тот носит ленту принцессы!

— Где же сейчас герцог?

— В Плэши, у Глостера.

Закончив обед, за беседой и элем незаметно перешедший в ужин, брат Строу расплатился с трактирщиком, и они вышли наконец на улицу. Кое-где уже пылали факелы, но по большей части Лондон был погружён во тьму.

— Мне нужно найти дом купца Томаса Фарингдона. Не знаешь ли, где он находится? — спросил брат Строу.

— Знаю. Я сам остановился у Фарингдона. Мой господин сэр Ральф де Монфор — его друг, — сказал Рэндалл. — Идём, Строу.

— Нынче у Фарингдона будут гости. Тебе лучше не вступать с ними в беседы. У тебя острый язык, а они — самые отъявленные из всех мерзавцев, что шляются сейчас по Лондону, — шепнул Строу Рэндаллу, когда они подошли к дому купца.

— Хорошо, Строу. Вместо того чтобы колоть их своим языком, я предоставлю тебе право отлупить их дубиной, — пошутил Рэндалл и, поднявшись на крыльцо, постучал в дверь. Брат Строу стоял позади него, с опаской оглядываясь по сторонам.

— Остерегаюсь лазутчиков, — признался он. — Стоило лишь появиться в городе, как постоянно стало мерещиться, что за мной следят.

— Не бойся так, — ответил Рэндалл. — Уверен, завтра ты уже двинешься к Уоту в Мэйл-Энд.

Дверь открыл слуга, молча впустивший Рэндалла и брата Строу.

— Где мой отец и рыцарь де Монфор? — спросил Рэндалл.

— Они ждут вас на втором этаже, сэр поэт.

— А что же Фарингдон?

— Он в трапезной с десятью незнакомыми горожанами. Они пьют эль и ждут какого-то господина.

В зале, озаряемом только очагом, Рэндалл направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Он успел заметить толпу бродяг самой омерзительной наружности. Сидя за столом, те пили эль и уплетали свиную тушу, зажаренную на вертеле целиком. Фарингдон был здесь же, но держался в отдалении. Брат Строу решительно направился к ним.

Рэндалл, скрывшись в отведённой для него комнате, скинул сапоги и лёг поверх постели. Даже сюда доносились грубые голоса и резкие выкрики. Он плотно закрыл глаза.

Кто-то осторожно постучал. На пороге возник сэр Ральф де Монфор.

— Внизу собрались мятежники, — сообщил он Рэндаллу.

— Знаю. Возвращаясь с прогулки, я встретил брата Строу, сторонника Уота Тайлера, — ответил Рэндалл.

Опустившись на большой пёстрый сундук, Ральф внимательно взглянул на него.

— Твой отец взволнован из-за встречи с Норфолком. Он опасается, что Норфолку известна тайна твоего рождения, — медленно проговорил он.

— Что мой отец тебе рассказал?

— Только то, что ты сын леди Эдит Монтгомери и короля Эдуарда и что за тобой в детстве охотились враги его величества, в силу чего он, служивший у твоей матера менестрелем, увёз тебя.

— Ты обязан ещё кое-что знать, Ральф,— сказал Рэндалл мрачно. — И если после того, как я закончу свой рассказ, ты не захочешь больше оставаться со мной, я пойму тебя. Ведь ты сам говорил, что сэр Филипп Монтгомери — очень беспощадный и безжалостный человек. Я не удивлюсь, если ты решишь не связываться с ним.

— То, что сэр Филипп не обрадуется, узнав о кузене-бродяге, — очевидно. Но лишь из-за твоего незаконного происхождения он не станет тебя преследовать. Он же дворянин, куртуазный рыцарь. А я вовсе не хочу отказываться от дружбы с тобой.

Твёрдость, прозвучавшая в голосе Ральфа, граничила с резкостью, и молодой поэт спохватился, не оскорбил ли рыцаря.

— О, прости меня, Ральф! — сказал он. — Да, ты тоже настоящий доблестный воин Англии. Что же до герцога Норфолка, то сегодня он угрожал мне местью, если я не помогу ему вернуть прежнее влияние при дворе, — и Рэндалл в подробностях поведал сэру Ральфу о своей встрече с Норфолком.

— Не волнуйся, — успокоил его по окончании рассказа сэр Ральф, — я не позволю герцогу расправиться с тобой. Боже! Кто бы мог подумать, что ты — сын короля?! И я ещё пригласил тебя в жонглёры!

— Я им останусь столько, сколько ты сам того захочешь, — мягко проговорил Рэндалл.

— Благодарю, милорд, — улыбнулся де Монфор.

Дверь распахнулась, и в комнату вошёл папаша Терри.

— О, Рэндалл! — воскликнул он, бросившись к молодому человеку. — Я так рад, что ты сумел вырваться от герцога Норфолка! Я очень опасался за тебя.

— Настолько, что поделился тревогой с сэром Ральфом? — усмехнулся Рэндалл. — Но я не в обиде на тебя за это. Я тоже рассказал ему всё, что знаю сам.

— И что же сэр Ральф? — папаша Терри повернулся к рыцарю.

— Неужели вы полагали, что я откажу в дружбе Рэндаллу Монтгомери?

— Но вы, милорд, окажетесь в таком случае втянутым в непредвиденные события, могущие произойти с Рэндаллом, — недоверчиво произнёс папаша Терри.

— Пусть так! Мой долг друга и рыцаря велит мне защищать вас.

— О, вы самый доблестный из всех известных мне рыцарей! — благодарно воскликнул папаша Терри.

Улыбнувшись, сэр Ральф вышел.

Всю ночь в доме Фарингдона ни гости, ни слуги не сомкнули глаз. Совет мятежников завершился лишь к восходу. Прощаясь с братом Строу, Рэндалл заметил, что монах огорчён.

— Мерзавцы говорят, что не будут служить Уоту! — бросил тот с досадой. — Для них он, видишь ли, слишком великодушен! Через несколько дней, Рэндалл, в Лондоне начнутся разбои, но вы не робейте — шайки этих бродяг немногочисленны. — Монах вышел на улицу и растворился в утреннем тумане. Ему предстояло обратное путешествие в Мэйл-Энд.

ГЛАВА 44

Туман пеленой висел у серых каменных стен высокого укрепления и у подножия круглых башен. Было раннее утро. Перед отрядами бунтовщиков лежала главная крепость Мэйл-Энда.

Люди Уота Тайлера, дрожа от сырости, глубже натягивали кугели и крепче сжимали алебарды и мечи. После взятия замка Джона Ланкастера Уот обучил их сражаться, и теперь они могли дать отпор войску сэра Филиппа Монтгомери, находившемуся в крепости.

Оценив расположение своих людей и внимательно оглядев стену, по коей бродили арбалетчики, Уот приказал Уиллу протрубить в рог, оповещая тем самым рыцарей и свиту принцессы о своём прибытии.

— Постой, — сказал Джон Болл, придержав его за рукав, — ты уверен, что это не засада? Мы видели, как принцесса приехала в Мэйл-Энд, но не знаем точно, как она поступит.

— Джоанна не станет брать меня хитростью, — возразил Уот.

— Почему же?

— У неё была возможность схватить меня, но она этого не сделала, — и Уот решительно пошел к темневшим сквозь туман стенам крепости.

Отец Болл встревоженно смотрел ему вслед.

— О, только бы ты не ошибся, друг мой, — прошептал он.

Тем временем, приближаясь к запертым воротам крепости, Уот услышал, как загрохотали тяжёлые железные замки.

— Ты Уот Тайлер? — окликнул его со стены стражник.

— Да, — ответил он.

— Подожди у ворот. Ты не можешь войти в крепость вооружённым.

Ворота распахнулись, поднялась мощная решётка, и навстречу Тайлеру вышел отряд закованных в панцири стражников. Их было около двадцати человек.

— Передай мне оружие, — приказал Уоту старший.

Не прекословя, Уот отстегнул от бедра кинжал, снял висящий за спиной меч и протянул их главному стражнику.

— Следуй за мной, — приказал тот. Тайлер подчинился.

Войдя во двор, Уот увидел множество арбалетчиков и нескольких знатных вельмож. По длинному ряду ступеней он поднялся в башню. Стражники молча ввели его в зал, где должна была состояться встреча с принцессой Уэльской.

В дальнем конце зала, прямо напротив входа, в стоящем на возвышении кресле сидела очень красивая женщина в плотно облегавшем синем сюрко, плаще, скреплённом алмазной застёжкой, и тяжёлом венце, надетом поверх кованой сетки, в которую она собрала изысканно уложенные вокруг ушей косы.

Уот, испытав невольно лёгкий трепет и восхищение, склонил перед ней голову.

На бесстрастном лице принцессы не отразилось никаких эмоций, но присутствовавший в зале сэр Филипп разразился хохотом.

— Отлично, Уот! — воскликнул он, хлопая в ладоши. — Видно, правильно поступил мой господин, что прислал на встречу с вами свою мать! Возможно, принцесса Уэльская имеет над вами больше власти, чем все рыцари Англии, вместе взятые!

— Прекратите, — холодно приказала принцесса рыцарю. — Или я велю вам покинуть зал!

Сэр Филипп поклонился.

— Вы пришли в Мэйл-Энд, Тайлер, так как хотели встретиться со мной, чтобы передать требования бунтовщиков, — молвила принцесса. — Не буду скрывать, я согласилась только потому, что на этом настоял мой сын, король Англии.

— Я всегда был предан королю Англии, — ответил Уот.

— И даже когда брали штурмом замок Джона Гонта?

— Я сделал это, чтобы привлечь внимание короля. Но я проявил милость, пощадив герцога Ланкастера.

— Вы обезглавили канцлера Сэббери! — напомнил сэр Филипп.

— Он был грязным изменником и лжецом, — дерзко заявил Уот.

— Почему вы настаивали на встрече со мной и отказывались вести переговоры с графом Кентом и сэром Филиппом? — спросила принцесса.

— Потому что я преклоняюсь перед вашими красотой и умом. И только вы можете убедить своего сына, короля Ричарда, встретиться со мной. Лишь при личной встрече я смогу умолить его вступиться за убогих.

— Итак, вы утверждаете, что верны королю! — кивнула принцесса. — Вы принесли свитки с требованиями?

— Да, миледи, и с удовольствием вручаю их вам, — запустив руку под куртку, Уот достал свитки и передал принцессе через одного из рыцарей.

— Ваши требования я передам моему сыну Ричарду, — произнесла она, быстро пряча бумагу. — Думаю, он согласится с тем, о чём вы просите. Вы не побоялись вновь довериться мне и прийти в крепость без оружия. Подобная отвага встречается редко даже у знаменитых воинов. Я постараюсь быть вам полезна, Уот.

— Очень признателен вам, моя госпожа, — поклонившись, Тайлер вышел. В который раз он задавал себе вопрос, почему Джоанна так благосклонна к нему. Он понимал, что она приняла его сторону, но вряд ли ведь из одного лишь сочувствия? Поцелуй, который она подарила ему ночью по пути в Лондон, тоже мало походил на поцелуй благодарности. И остаться безразличным к столь страстному проявлению принцессой неведомого чувства Уот не мог.

Когда за ним захлопнулись двери, принцесса убрала полученные от него свитки и приказала:

— Пусть седлают лошадей, возвращаемся в Лондон.

Спустя час или два кортеж принцессы выехал из ворот крепости и направился в сторону Лондона. Туман под лучами вышедшего из-за тяжёлых серых туч солнца растаял, и Уот, щурясь от слепящего света нарождающегося дня. наблюдал за отъездом Джоанны.

Теперь он знал точно, что хочет увидеться с ней с глазу на глаз, без её надоедливой свиты. И для такой встречи ему предстояло наведаться в Тауэр.

ГЛАВА 45

Вечером, едва стали сгущаться сумерки, кортеж Джоанны Уэльской въехал в Лондон. Проследовав по улочкам и площадям, он остановился у ворот крепости.

Король Ричард, узнавший о прибытии матери, приказал немедленно пригласить её и сэра Филиппа. Принцесса пришла в сопровождении слуги, несущего свитки, за ней явился и Монтгомери.

— Я доставила вам требования бунтовщиков, — сказала Джоанна.

— О, как интересно! — воскликнул Ричард. Усмехаясь, он развернул свитки и принялся читать. Закончив, разразился вдруг хохотом.

— Уот жаждет, чтобы я пошёл против моих баронов! — вскричал он.

— Но вы не можете отказать ему, учитывая власть, которую Тайлер имеет над простолюдинами, — сказала принцесса.

— Будьте уверены, рано или поздно я разделаюсь с ним и его людьми! — ответил Ричард. — Но как поступить сейчас?

— Подпишите указ о его требованиях, — произнёс Филипп, — а после расправы откажетесь от их исполнения. Вы король, вы имеете право передумать!

— Как вы смеете?! — гневно сверкнула глазами принцесса. — Сын мой, прошу вас, не слушайте его!

Оскалив зубы, сэр Филипп нагло засмеялся. Король же был склонен, видела Джоанна, внять совету рыцаря.

— Сын мой, неужели вы пойдёте на подобное вероломство? Вы же в глазах подданных превратитесь в лжеца!

— Это будет ложь во благо Англии, — вновь вмешался Монтгомери. Если б ему дозволили, он сейчас с удовольствием выставил бы принцессу за дверь.

— Я принял решение и согласен с сэром Филиппом, — глухо сказал Ричард, затем быстро подошёл к столу и, придвинув кресло, сел.

Монтгомери торжествующе взглянул на принцессу Уэльскую.

Вне себя от поступка Ричарда, утратив былое самообладание, принцесса отступила к двери.

Нацарапав своё имя внизу каждого свитка, король встал и, ухмыляясь, передал их сэру Филиппу.

— Теперь нам будет легче разделаться с Уотом Тайлером? — осведомился юноша.

— Несомненно, милорд, — ответил сэр Филипп.

— Вы огорчены? — Ричард повернулся к матери. — Но чем, позвольте узнать? Тем, что я обманул разбойника Уота Тайлера?

— Нет, — ответила принцесса Джоанна. — Тем, что обманули мои ожидания.

Король побледнел. Явно не ожидая, что услышит дерзость, он ощутил гнев, но, сжав кулаки, подавил его.

— Вы свободны. Идите в вашу комнату, где слуги уже накрыли для вас ужин. Попробуйте поросёнка, которого приготовил мой повар, а также вино: его поставляют сицилийцы, — любезно сказал он и даже заставил себя улыбнуться.

Принцесса вышла, оставив Ричарда наедине с Филиппом.

Королю было всего четырнадцать, но он уже отменно научился лицемерить, и Монтгомери это слегка настораживало.

— Сдаётся мне, сэр Филипп, что моя мать чересчур заботится о благополучии Уота Тайлера. Нужно бы за ней последить, — сказал Ричард. — У тебя есть верный соглядатай?

— Да, милорд. Мой личный слуга Хьюго Бэнкс весьма искушён в такого рода делах, — ответил рыцарь. — Когда-то этот проходимец служил ещё моему отцу.

— Он сейчас в Лондоне?

— Разумеется.

— Позови его, — распорядился король, и сэр Филипп послал стражника во двор, где слуга ожидал своего хозяина. Через несколько минут на пороге королевской комнаты возник тощий немолодой человек в грубой куртке и грязных сапогах.

— Хьюго Бэнкс к вашим услугам, милорд! — отрапортовал он, отвесив поклон Ричарду.

— У короля появилось к тебе поручение, — сказал сэр Филипп.

— Что я должен сделать? — осведомился Хьюго.

— Следить за моей матерью, принцессой Уэльской, — веско проговорил Ричард. — Я приглашаю сэра Филиппа провести пару недель в Тауэре, за которые, думаю, мы расправимся с бунтовщиками. Ты должен следить за ней всё это время.

— Поступай, как велит король, Хьюго, — сказал сэр Филипп.

— Хм! Я понял приказ и уже готов, — ухмыльнулся Хьюго. — Но позвольте полюбопытствовать, чего именно вы ждёте от принцессы?

— Нам кажется, она слишком расположена к Уоту Тайлеру, предводителю бунтовщиков, — ответил сэр Филипп. — Следи за ней, чтобы установить истину.

Хьюго мерзко хихикнул, обнажив гнилые зубы:

— Мне доставит удовольствие разоблачить столь знатную и красивую особу, как принцесса Уэльская!

Вдруг с улицы послышались гул голосов и топот десятков бегущих ног. Подавшись к окну, Филипп выглянул и увидел толпу вооружённых короткими мечами и дубинками простолюдинов, направлявшихся к Тауэру. Их преследовала городская стража. Где-то вдали полыхало здание — отблески пожара мерцали на поверхности Темзы.

На углу Тауэра толпу встретил отряд короля. Закипела драка.

— Это пылает Темпль, — прошептал Ричард, вцепившись хрупкими пальцами в узкое запястье графа.

— Не волнуйтесь. Лондон верен вам, — успокоил Монтгомери.

Драка у стен Тауэра завершилась за несколько минут. Часть мятежников бежала, другая попала в плен. Как потом стало известно, мост, ведущий в город, был поднят, но восставшие угрозами вынудили горожан и стражу впустить их в Лондон. Врываясь в дома городских богачей и купцов, они грабили их и всячески бесчинствовали. Ричард не ошибся, когда предположил, что они подожгли Темпль. Ко всему прочему, бродяги спалили рукописи и летописи Ламбетского дворца: тот горел всю ночь, вселяя ужас в обитателей Лондона.

Глядя на всё это из окна Тауэра, Ричард понимал, что, как бы он ни упорствовал, ему всё-таки придётся встретиться с Уотом Тайлером.

ГЛАВА 46

Ночь застала Рэндалла возвращающимся от очередного покупателя специй. Доставив мешочек шафрана Норфолку, он перестал считать подобное занятие обременительным для себя. Молодой блондин с точёными чертами красивого лица нравился богатым покупателям, и купец нередко посылал его теперь с товаром в дома знатных господ. В ту ночь, когда в Лондоне заполыхали здания, а шайки бродяг вламывались в дома обывателей, Рэндалл шагал без опаски по узким тёмным улочкам, куда глухо доносились звуки творимых в центре города бесчинств.

Вдруг навстречу ему выехал конный отряд стражников, и Рэндалл вжался в нишу в стене, надеясь остаться незамеченным. Вдали, высоко над остроконечными крышами и башенками городских зданий, вздымалось пламя подожжённого Темпля.

Рэндалл дрожал от волнения, нервно сжимая увесистый кошелёк, полученный от королевского повара. Из своего укрытия он видел, как отряд столкнулся с шайкой бродяг. Началось сражение. Воспользовавшись ситуацией, Рэндалл покинул нишу и торопливо двинулся в сторону площади, стараясь держаться в тени домов. Возможно, ему бы и удалось беспрепятственно добраться до жилища Фарингдона, но вмешался его величество случай. Прямо над ним внезапно распахнулось окно, и оттуда, держа в руке светильник, высунулся жирный сонный ремесленник. Подняв голову, Рэндалл встретился с ним глазами. Испугавшись от неожиданности, ремесленник закричал:

— Стража! Стража! Один из них здесь! Он прячется под окнами моего дома!

Не теряя больше ни минуты, Рэндалл побежал. От толпы дерущихся на другом конце площади отделились двое стражников и бросились за беглецом.

— Он скрылся за поворотом улицы! — орал ремесленник, лёжа на подоконнике.

Стражники преследовали Рэндалла, обнажив мечи. С противоположной стороны улицы путь молодому человеку преградил другой отряд городской стражи.

— Стой, мерзавец! — закричали стражники.

Рэндалл упал на колени:

— Я не разбойник, поверьте! Я слуга сэра Ральфа де Монфора!

— Для чего слуге рыцаря бродить ночью по Лондону и убегать от стражи? — не поверил один из них и ударил Рэндалла рукоятью алебарды.

Упав лицом на тротуар, Рэндалл почувствовал, как его руки крепко связывают верёвкой.

— Поверьте, я слуга сэра Ральфа! — твердил он. Стражники, хохоча, подняли его и поволокли вглубь улочек. Рэндалл догадался, что его ведут в тюрьму для бродяг и нищих, где пленников держат в ужасных условиях.

Стража втащила Рэндалла в тёмное душное помещение, где внизу, под решёткой, находилась камера, из которой доносились стоны и разъярённые проклятия. Один из конвоиров разрезал верёвку на запястьях.

— Нет, нет, нет, — повторял он в отчаянии. — Не поступайте так со мной! Взгляните на мою одежду — я не бродяга!

— Значит, обобрал кого-то побогаче, — сказал комендант. Его рука нащупала под курткой Рэндалла кошелёк и с удивительным проворством извлекла наружу. — Ты взял его у какого-нибудь ремесленника, верно?! — хмыкнул он, подбрасывая кошелёк в воздухе.

— Вы ошибаетесь! — возразил Рэндалл. — Я и сэр Ральф гостим в доме купца Фарингдона, вот он и послал меня доставить специи повару его величества Ричарда, а на обратном пути меня схватили стражники.

В ответ снова раздался хохот. Отперев замок на тяжёлой железной решётке, тюремщики подняли её и столкнули менестреля в каменный мешок, в полумраке которого сидели ещё около дюжины узников. Рэндалл оказался в провонявшей темнице без окон — свет факелов проникал лишь через железную решётку над головой. Из-под его ног метнулись сразу несколько крыс. Люди сидели и лежали прямо на полу. Невзирая на духоту, было холодно.

— Присаживайтесь возле нас, ваше величество, — насмешливо пригласил Рэндалла какой-то лохматый разбойник. — Или брезгуете такой опочивальней?

— Но я не виноват, — прошептал Рэндалл. — Почему я должен находиться здесь?

— Всех, кого бросают в это место, кишащее чумой и мерзостью, считают преступниками, — пояснил лохмач. — Возможно, парень, ты просто зря вышел сегодня на улицу.

Бродяги захихикали. Рэндалл бросился под решётку и, встав в полный рост, вцепился в неё пальцами.

— Обратитесь к сэру Ральфу де Монфору! — крикнул он. — Мой господин заплатит вам за моё освобождение вдвое больше того, что вы у меня нашли!

Зазвучали шаги, над головой появились ноги стражника, который тупым кондом алебарды огрел через решётку Рэндалла. Стиснув зубы, чтобы не заплакать от обиды и досады, и решив не молить более о пощаде, молодой человек сел на каменный пол.

— Ничего! Сэр Ральф найдёт меня! Он рыцарь, и он умён! Он догадается, что произошло со мной, — прошептал поэт и зажмурился. Но слёзы всё равно потекли по его бледному лицу: в глубине души он сознавал, что Ральф может никогда не найти его.

ГЛАВА 47

Поглощённый мыслями, каким образом вырваться из мрачных стен лондонской темницы, Рэндалл не заметил, как к нему подсел молодой человек. Лишь когда рука незнакомца тронула его за плечо, он встрепенулся и взглянул на него затуманенным взором.

— Тебе страшно? — спросил тот.

— Немного.

— Послушай, — незнакомец придвинулся ближе, — если ты невиновен, я вызволю тебя отсюда.

— Но как? — недоверчиво осведомился Рэндалл.

Умение вести разговор, изящество манер и утончённые черты лица выдавали в молодом человеке с нежными карими глазами аристократа.

Рэндалл невольно усмехнулся, подумав о том, каких разных людей можно встретить в простой лондонской тюрьме.

— Увидишь, — сказал молодой человек. — Как тебя зовут?

— Я — Рэндалл, прозванный Блистательным. А ваша история какова?

— Когда в Лондон вломились бунтовщики и стража, подняв мост, защищала ворота, я находился в Савойе, во дворце Джона Гонта, — начал шёпотом рассказывать молодой человек. — Я — Уолтер Солсбери, племянник знаменитого графа Солсбери из свиты его величества. Но когда стражники застали во дворце толпу бродяг и схватились с ними, я оказался в числе тех, кого им удалось поймать. Меня, не разобравшись, причислили к бродягам, и вот я сижу рядом с тобой. Их не смутили ни моя одежда, ни деньги — стража сочла, что я их украл. В самом деле, что ещё могло привести графа Солсбери во дворец, захваченный шайкой простолюдинов? А ведь я просто не успел сбежать с остальными вельможами и слугами.

— Но вас ведь отпустят, верно? — спросил Рэндалл.

— Надеюсь, — кивнул Солсбери. — Я успел крикнуть о случившемся со мной слуге, что последним убегал из Савойя. Сегодня же главный судья, я уверен, лично распахнёт передо мною двери тюрьмы.

— Я буду раз за вас, милорд.

— А я думаю, ты ещё больше возликуешь, если я вызволю и тебя, — сказал граф Солсбери. — Ну а что с тобой приключилось нынче в Лондоне?

— Я поэт, менестрель и жонглёр сэра Ральфа де Монфора. Сопровождая его, я остановился у купца Томаса Фарингдона. С недавних пор стал разносить перец и шафран его благородным покупателям. Так было и сегодня. Я возвращался от королевского повара, когда на меня набросились стражники. Но какое дело племяннику влиятельного графа до простого поэта?

— В тебе чувствуется благородство, какое редко теперь встретишь, — сказал Солсбери. — Ты невиновен, я вижу, поэтому, как рыцарь, не могу позволить, чтобы тебя казнили! Я освобожу тебя, Рэндалл! — и в подтверждение своих слов граф крепко сжал руку менестреля.

Сэр Уолтер Солсбери принадлежал к людям, для которых не имели значения происхождение или ремесло человека. Пользуясь знатным положением и от рождения обладая фамильными богатствами, он не раз вставал на защиту несправедливо обиженных.

Оба умолкли, и стало слышно, как над головами бродят стражники. По каменным стенам стекали капли воды. Смрад и зловоние наполняли душный воздух.

— Вдруг твой слуга побоялся или не захотел рассказать о тебе? — предположил Рэндалл.

— Нет. Он мне верен. Я не раз полагался на него.

И словно в подтверждение его слов наверху загремели затворы на дверях. В темницу ворвалась шумная толпа людей, голоса которых эхом отдавались под сводами. Среди прочих Рэндалл узнал визгливый голос коменданта. Тот перед кем-то лебезил, просил прощения и всячески старался избежать наказания за провинность.

На решётке появились чьи-то ступни в модных узконосых сапогах.

— Сэр Уолтер Солсбери, вы здесь? — спросил кто-то властно.

— Да, милорд, — вскочил Солсбери. Узники загалдели негодующе и возмущённо. Рэндалл понял, что сапоги над его головой принадлежали судье Трессилиану. Щурясь от света факелов, которые держали стражники, он наблюдал, как комендант велел поднять решётку и освободить знатного пленника.

Трессилиан был огромного роста, с копной медных кудрей и широкими плечами.

— Узнав, что вы схвачены стражей, ваш дядя послал меня за вами в темницу, — сообщил он графу, когда тот вылез из каменного мешка. — Но теперь вы свободны и вольны поступать с провинившимися мерзавцами, которые задержали вас в Савойе, по своему усмотрению.

— Достаточно с них и порки, — ответил граф Солсбери. — Но здесь, в темнице, остался ещё один узник, которого непременно нужно освободить. Если вы не против, я хотел бы это сделать.

— Боже мой! Какое благородство! А что скажет ваш дядя, если узнает об этом милостивом поступке? — взревел Трессилиан.

— Он придёт в восторг, ведь я освобожу придворного поэта, вроде Джозефа Плата, — улыбнулся граф Солсбери. — Через несколько дней ему дозволят выступать перед королём, и мой дядя убедится, что я правильно сделал, вызволив его.

— И вы уверены, что узник действительно поэт?

— Как и в том, что он друг и жонглёр сэра Ральфа де Монфора.

Фыркнув, Трессилиан приказал коменданту освободить Рэндалла.

— Идем, Рэндалл, — сказал Уолтер, приглашая молодого человека за собой.

Но тот, покинув каменный мешок, двинулся к коменданту.

— Пусть возвратит деньги, которые он украл у меня! — воскликнул он.

— Как ты смеешь бросать мне обвинения, негодяй! — воскликнул комендант. — Милорд Трессилиан, не слушайте его! Бродяга лжет! Я никогда не брал у него денег!

— Тогда, может, спросить у племянника графа, кто лжёт и кто говорит правду? Вы отобрали кошелёк, который дал мне повар короля и который я нёс Томасу Фарингдону, заявив, что я украл его, — сказал Рэндалл.

Ситуация заставила Трессилиана вмешаться.

— Поэт не лжёт? — осведомился он у графа.

— Нет, — сказал Солсбери. — Я сам слышал всё то, в чём он обвиняет коменданта.

— Возвратите поэту кошелёк с деньгами, — приказал Трессилиан, — или он добьётся для вас, комендант, наказания как для разбойника. Ха-ха!

Покорно достав из-под куртки увесистый кошелёк, комендант бросил его бывшему пленнику.

После этого Рэндалл воспользовался предложением Уолтера Солсбери и вместе с графом покинул темницу. Хохоча во всё горло, Трессилиан последовал за ними, а во дворе даже предоставил Рэндаллу и графу Солсбери лошадей, чтобы те могли беспрепятственно добраться до дома Фарингдона. Поблагодарив судью, молодые люди отправились восвояси. По пути Солсбери пригласил Рэндалла во дворец, полученный его дядей от Эдуарда III. Но Рэндалл вежливо отказался, пообещав, впрочем, наведаться к графу в гости.

Расставшись с Солсбери, поэт пустился по опустевшим улочкам. Над башнями и крышами начинало бледнеть небо. Близился восход, завершающий тревожную ночь в Лондоне.

Драки и разбои были прекращены, а те, кто участвовал в них, ждали теперь своей участи в тюрьмах. Дворец Савой на Стренде был разорён, в Темпле ещё боролись с огнём. Ужасаясь произошедшему в Лондоне, Рэндалл понимал, что спасся лишь благодаря вмешательству графа Солсбери. Приближаясь к дому Томаса Фарингдона, он увидел, что тот цел, и у него вырвался вздох облегчения. Поэт натянул узду и пустил лошадь иноходью к крыльцу.

Его возвращение так обрадовало папашу Терри и сэра Ральфа, что они, узнав о благородстве молодого графа Солсбери, немедля согласились перебраться в его дворец.

Купец расстался со своими постояльцами без сожаления, поскольку очень волновался, что в его доме они подвергались опасности. А к полудню Солсбери уже угощал всех троих в трапезной дворца лучшими блюдами.

ГЛАВА 48

Не в состоянии заснуть, принцесса Уэльская прислушивалась к звукам, прорезающим ночь и доносящимся с улицы в её опочивальню. Возле Тауэра, как и во многих других частях города, вспыхивали схватки, звенело оружие, лилась кровь. Джоанна могла бы задвинуть окно деревянной ставней, но это не избавило бы её от тревоги.

Она лежала в постели, и мысли об Уоте и Ричарде, перемешиваясь, терзали её сердце. Обожая Уота и восхищаясь его мужеством, она не в силах была заставить себя поступиться материнскими чувствами к сыну.

— Нет! Нет! — шептала она. — Я не должна так поступать! Я обязана пойти к Ричарду и во всём сознаться! Но в чём мне сознаваться?

Странный шорох заставил её встрепенуться. Кто-то явно взбирался по каменным выступам по стене. Вскрикнув, принцесса вскочила и хотела было позвать стражников, но в ту же секунду узнала человека, появившегося в окне. Перед ней был Уот Тайлер.

— Простите, что вызвал у вас страх, ваше высочество, — произнёс он. — Но я не нашёл другой возможности встретиться с вами.

— Вас видели?! — воскликнула принцесса, всё ещё не имея сил пошевелиться.

— Да, но я успею сбежать, — усмехнулся он, спрыгнул с подоконника и направился к принцессе. Её волнительное тело, её глаза, обычно жёсткие и холодные, а теперь томные и беспомощные, заставляли его не думать о преследователях.

— Для чего вам нужно вновь встречаться со мной? Разве мы ещё не всё сказали друг другу в Мэйл-Энде? — прошептала она в смятении.

— Нет, — ответил Уот, обнимая её за узкую талию. — Не сказали. Я чувствую, что вы не просто так согласились встретиться со мной и передать мои требования Ричарду. И ваше влечение ко мне сближает нас гораздо больше, чем верность сообщников.

— Вы не ошибаетесь, Уот, — глухо ответила принцесса.

Ощутив его поцелуй на своих губах, она ответила на него со всей скопившейся страстью.

— О, вы должны уйти, любовь моя! В любой миг вас могут обнаружить, и тогда вы окажетесь во власти короля.

— Но я пришёл, чтобы пригласить вас на свидание тайно, в лондонском доме купца Томаса Фарингдона, — сказал Уот нежно. — Завтра ночью я пришлю к выходу из вашей башни, которым пользуются слуги, моего человека — Уилла, он проводит вас.

Коридоры уже наполнялись топотом и голосами. К опочивальне принцессы бежала стража.

— Уходите, — велела Джоанна, освободившись из его объятий.

— Вы придёте завтра к купцу?

— Я приду, Уот, любовь моя, — прошептала Джоанна.

Тайлер бросился к окну. Но вдруг она остановила его, сказав:

— Мой сын что-то подозревает. Он не так скверен, однако кто знает, что он сделает, если догадается о моих чувствах к предводителю мятежников. Вонзи меч в мою постель, чтобы стражники подумали, будто ты напал на меня.

Достав меч из ножен, Уот вонзил его в постель принцессы. После этого он молча вылез в окно и скрылся. И почти сразу дверь в комнату Джоанны распахнулась настежь.

На пороге стоял сэр Филипп Монтгомери, за спиной которого маячил отряд стражников Тауэра. Заметив смятение на лице принцессы, он вошёл в опочивальню.

— У вас был Уот Тайлер? — спросил он, оглядываясь по сторонам.

— Да. Он напал на меня, когда я спала, — дрожа, солгала принцесса. — Если бы не вы, милорд, он убил бы меня.

— Он вам угрожал?

— Да, милорд. И требовал встречи с королём.

Выслав стражу и приказав обыскать этажи и башни, сэр Филипп остановился у окна. Выглянув наружу, он увидел Уота Тайлера, который бежал по направлению к соседней площади.

— Возможно, он действительно на днях встретится с королем, миледи, — ухмыльнулся граф.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что сказал. Король решил встретиться с мятежниками и утром отбывает в Мэйл-Энд.

— Но Уот Тайлер здесь, а не в Мэйл-Энде! — воскликнула принцесса.

— Он угрожал вам, — сказал Монтгомери, — и поплатится за свою дерзость, как и за мятеж против баронов. Правда, если признаться, я не верю, что Тайлер, испытывающий к вам явное расположение, стал бы угрожать вам, как какой-нибудь уличной девке. Кроме того, я уверен, что и вы испытываете к нему влечение.

— Докажите! — пробормотала принцесса, дрожа от холода и возмущения.

— Доказательства вы мне предоставите сами. Нужно только подождать. — Красивое лицо Филиппа, зелёные выразительные глаза, изящно очерченные губы выражали презрение. В отсутствие вельмож и короля ему не требовалось держать себя с Джоанной почтительно. — Рано или поздно кровельщик вернётся в Мэйл-Энд или в его окрестности, — заявил он, — и тогда заплатит за все свои преступления!

— Вы решили расправиться с ним? Отвечайте! — воскликнула принцесса.

— Я не обязан отвечать шлюхе, отдающейся каждому бродяге! — наклонившись к ней, проговорил Филипп.

Не сдержавшись, принцесса отвесила ему пощёчину.

— Прочь! — приказала она.

Без возражений и по-прежнему ухмыляясь, сэр Филипп вышел.

С трудом сдерживая рыдания, Джоанна Уэльская опустилась на край постели.

— Я должна предупредить Уота! Должна предупредить его о том, что замышляет Филипп Монтгомери, — шептала она в волнении. До рассвета принцесса не сомкнула глаз.

ГЛАВА 49

Прислонившись щекой к холодному краю окна, пробитого в могучей стене Тауэра, Джоанна следила за отъездом кавалькады рыцарей, среди которых был и её сын. На Ричарде в тусклом зареве раннего утра переливался венец, богатые одеяния из парчи и шёлка поблёскивали ценной вышивкой.

Вскочив на коня, он поднял голову к окну и заметил свою мать. Губы его скривились в усмешке, и она знала причину её появления. Ночью, услышав о нападении Уота Тайлера на принцессу, Ричард потребовал у Монтгомери объяснений, и тот не стал скрывать своих подозрений. Теперь Ричард был уверен, что мать предала его, приняв сторону бунтовщиков.

— У них нет доказательств моей вины, — шептала, успокаивая себя, принцесса.

В свите короля Джоанна Уэльская узнала герцога Джона Гонта. Он тоже решил участвовать в переговорах. Часть мятежников рассредоточилась в Мэйл-Энде, другая, состоящая из верных Уоту Тайлеру людей, ждала его в Смитфилде. Обо всём этом докладывали подосланные к крестьянам лазутчики.

Кавалькада всадников тронулась от тёмных стен Тауэра.

— Ричард не лишён отваги, — раздался за спиной принцессы голос Саймона Беркли. — Он не боится встретиться с разъярёнными мятежниками лицом к лицу.

— Да, у Ричарда достаточно отваги, — вздохнула принцесса.

— Вы волнуетесь за него или из-за того, с кем он намерен расправиться?

— Я могу вам признаться, что боюсь за Уота, — глухо произнесла Джоанна Уэльская.

— Вы влюблены в него?

— А если так, вы будете по-прежнему мне верны, Саймон?

— Не сомневайтесь. Какую бы глупость вы ни сотворили, миледи, я всегда поддержу вас, — ответил сэр Саймон кротко, но твёрдо.

Среди служанок она не доверилась бы никому, но Саймон был всегда предан ей. И она ему верила.

— Ночью я обязана быть в Лондоне, — проговорила Джоанна. — Но вы постарайтесь сделать так, чтобы моё исчезновение из Тауэра не обнаружилось. Говорите слугам, что я легла спать, всё, что угодно. Лишь вам, Саймон, я доверяю.

— Вы хотите предупредить Уота? Но разве вы что-нибудь знаете об угрожающей ему опасности? Что задумал король? — спросил Саймон.

— Я предупрежу Уота, чтобы он был начеку.

— И подарите ему любовь?

— Вас это оскорбляет? — усмехнулась принцесса.

— Я уже сказал, миледи, что приму любую вашу глупость, — ответил Саймон.

Вечером, как только спустились сумерки и на стенах Тауэра зажглись факелы, принцесса, собираясь на свидание, накинула поверх длинного зелёного платья серый плащ с капюшоном, какие носили горожанки, и натянула перчатки с широкими раструбами. Сэр Саймон проводил её до невысокой дверцы внизу башни, которой обычно пользовались повара и служанки.

— Будьте осторожны, моя госпожа, — сказал он.

Преисполненная признательности, Джоанна погладила Саймона по гладко выбритой щеке и выскользнула в ночь. Оглядевшись но сторонам, она сделала несколько осторожных шагов, не подозревая, что за ней следит Хьюго Бэнкс, притаившийся в каменной нише. Хьюго не выпускал её из виду уже два дня и, заметив, что принцессу ночью вывел из опочивальни Саймон Беркли, поторопился опередить их, тотчас выбежав на улицу.

Прождав несколько минут, принцесса услышала чьи-то шаги и лай собаки. Из-за поворота появился лондонский сторож, держа копьё в одной руке и светильник — в другой. За ним бежала собака. Остановившись около принцессы, человек спросил:

— С вами должен встретиться Уилл?

— Да, — ответила Джоанна.

— Он ждёт вас у выхода на соседнюю площадь.

Дрожащей рукой принцесса достала из кошелька несколько шиллингов и, вручив их сторожу, торопливо направилась к месту встречи.

Крадучись, Хьюго следовал за ней по пятам. В условленном месте Уилл встретил Джоанну и повёл её по петляющим улочкам, погружённым во мрак, к дому Фарингдона.

У крыльца, расставаясь с принцессой, Уилл сказал, что вернётся сюда через два часа, и растворился в темноте. Дверь открыл человек средних лет с канделябром в руке. Джоанна догадалась, что перед ней купец Фарингдон. Он был в доме один, распустив слуг, которые после прокатившихся мятежей жаждали на время покинуть город. По слухам, большинство мятежников сбилось в настоящее войско в Смитфилде, где находились и верные Уоту Тайлеру сторонники. В Мэйл-Энд, куда поехал король, напротив, сбежались шайки уличных бродяг и эссекских разбойников, но Тайлер, отправившийся в Лондон, к восходу намеревался возвратиться к своим людям в Смитфилд.

Оказавшись внутри дома, Джоанна прошла за Фарингдоном в опочивальню. Робость и боязнь отступили, она вновь ощутила страстный трепет от одной лишь мысли, что встретит сейчас Уота.

Хьюго Бэнкс, затаившись в тёмной нише в стене, решил дождаться выхода принцессы Уэльской из дома, в который она только что вошла.

ГЛАВА 50

Сидя на сундуке в комнате купца, Уот слышал каждый звук и шорох, доносящиеся снизу. Огонь, разведённый в очаге, мерцал на стенах опочивальни. Эта комната располагалась рядом с той, в которой прежде гостил Рэндалл.

Дверь распахнулась, и порог переступила принцесса в сопровождении хозяина дома.

— Позволь нам остаться наедине, Томас, — попросил Уот.

Фарингдон покорно удалился.

С минуту принцесса стояла, глядя возлюбленному в глаза. Приблизившись, он нежно привлёк её к себе и поцеловал. Джоанна пылко ответила на его поцелуй. Затем, отпрянув, стянула перчатки и скинула плащ.

Чуть позднее, когда время свидания было уже на исходе и Уот, поднявшись с постели, надевал камзол, она вдруг произнесла:

— Я не должна тебе выдавать тайн моего сына, но, любовь моя, и умолчать о них не в силах. Его окружают влиятельные аристократы, знатные и богатые люди, и они внушают Ричарду, чтобы он не соглашался на твои требования.

— Но Фарингдон утверждает, что утром, встретившись с бунтовщиками в Мэйл-Энде. король принял их целиком.

— Придворные убедили его солгать вилланам. Как только мятеж будет подавлен, король откажется от соглашения.

Опустившись на край постели, Уот запустил пальцы в распущенные бронзовые кудри Джоанны и поднял её голову. Красота принцессы, ее гибкое стройное тело, сильные ноги, глаза, горящие зелёным блеском, сводили его с ума. Он преклонялся перед её отвагой, бесстрашием и умом, но всё, что ощущал к ней Уот, являлось не более чем своего рода восхищением.

— Нет, твой сын не поступит со мной так коварно, — сказал он и, притянув её, поцеловал в губы.

Она обвила руками его шею и молвила:

— Я боюсь за тебя, Уот. Держись подальше от Мэйл-Энда и Смитфилда.

— Если я не появлюсь завтра перед моими людьми, меня сочтут трусом или решат, что я попал в плен, — возразил Уот. — Прости, я вынужден пренебречь твоим предостережением. Я стал бунтовщиком не ради себя, а по стечению обстоятельств, но теперь для многих вилланов Англии я — единственный заступник, и если Ричард поехал в Мэйл-Энд или в Смитфилд, я не могу упустить шанс переговорить с ним.

— Хорошо, — прошептала Джоанна. — Ты волен делать то, что для тебя важно.

— Моя встреча с тобой, — сказал Уот, вновь целуя её, — вот что самое важное. Ведь с того дня, как сборщик податей убил моих жену и дочь, я не прикасался ни к одной женщине. — Их уста опять соединились.

Пришла пора расстаться: Уоту нужно было следовать в лагерь восставших, а принцессе Уэльской предстояло вернуться во дворец.

— На улице меня ждёт Уилл, — сказал Уот. — Он привёл для меня лошадь. Настоящего боевого скакуна, купленного у одного торговца. Когда я уеду, ты выйдешь к Уиллу, и он проводит тебя до Тауэра.

Крепко обхватив его шею, принцесса прижалась к нему, закрыв глаза.

— Уот, милый мой, прошу тебя, будь настороже! — прошептала она. — Не дай вовлечь себя в западню, которую расставил для тебя Ричард!

— Не думай о нём так дурно. Он твой сын, — упрекнул Джоанну Уот. — Я увижусь с ним сегодня же в Смитфилде и постараюсь добиться его благосклонности.

Потом он слегка отстранился от Джоанны, взглянул в её взволнованные раскосые глаза и опять поцеловал в губы.

Быстро отвернувшись, накинул затем на голову кугель и вышел из дома. С улицы послышались голоса, ржание лошади и негромкий смех.

На лестнице возник Томас Фарингдон.

— Уот Тайлер ушёл, ваше высочество? — осведомился он.

— Да, — встрепенулась принцесса. — О, Фарингдон, благодарю вас за то, что оказали поддержку Уоту и его людям.

— Теперь это становится опасно, — ответил купец. — Я боюсь разоблачения, миледи. Я не герой, в отличие от Уота. Так я ему и сказал перед вашим нынешним приходом.

— Простите, — виновато молвила Джоанна Уэльская и, достав из-под плаща кошелёк, протянула его Фарингдону.

— Нет, — отказался тот. — У меня имелся долг перед Уотом. Он спас меня во Франции от разбойников. Но сейчас, думаю, я расплатился с ним.

В дверь осторожно постучали. Это Уилл давал знак принцессе Уэльской, что пора возвращаться в Тауэр.

Стояла глубокая ночь, но в воздухе уже висела прохлада близкого восхода.

— Вокруг нет даже бродяг, все — в Мэйл-Энде, — шёпотом произнес Уилл. — Мы можем идти, миледи.

Из своего укрытия Хьюго видел Уота Тайлера, которого узнал, поскольку сопровождал своего милорда в Кентербери, а также купца и человека, сопровождавшего принцессу по Лондону. Он уже не сомневался, что за два часа, проведённых в доме Томаса Фарингдона, принцесса побывала в объятиях Уота. По-прежнему соблюдая бдительность, он шёл позади Джоанны и Уилла. У стен Тауэра принцесса дала Уиллу кошелёк, и молодой человек двинулся дальше, по направлению к Смитфилду.

Оглядевшись, словно боясь, что за ней следят, принцесса толкнула оказавшуюся в ту ночь незапертой дверь для слуг и скрылась в башне.

Хьюго последовал за ней не сразу. Подождав некоторое время, он постоял у ворот замка, вдыхая ароматы ночи. Он намеревался обо всём поведать сэру Филиппу и королю, как только они вернутся из Мэйл-Энда.

Сочтя, что принцесса уже поднялась в опочивальню, открыл дверь и исчез в стенах Тауэра.

ГЛАВА 51

Люди, служившие Уоту Тайлеру, встретили его дружными возгласами. Его появление вернуло им утраченный боевой пыл. Подъехав на коне к месту их стоянки в Смитфилде — раскидистому полю на западе от стен Лондона, — Уот оповестил их, что Ричард проследует мимо со своим отрядом, возвращаясь из Мэйл-Энда.

— И ты собираешься говорить с ним? Разве тебе недостаточно бесед с принцессой? — спросил Джон Болл.

Было раннее утро. Вокруг висел густой туман. Панцири, шлемы и алебарды мятежников тускло поблёскивали среди собравшейся толпы.

— Говорят, король согласился на наши требования. Но я в этом не уверен и хочу сам расспросить его, — ответил Уот.

— Не стоит тебе с ним встречаться. Возможно, он только и ждёт, чтобы ты появился, и готовит западню, — хмуро молвил отец Болл.

Но Уот лишь пожал плечами:

— Меня не так просто вовлечь в западню. К тому же вы будете поблизости и сможете защитить меня.

К восьми утра туман начал рассеиваться. Со стороны Мэйл-Энда донёсся отдалённый звук рога. Прибежавший соглядатай сообщил, что к Смитфилду приближается огромный отряд короля.

Несмотря на то что Уот не хотел схватки с окружением Ричарда, он всё-таки велел своим людям выстроиться с луками, алебардами и мечами.

Верхом на боевом коне, трепеща от волнения, он ждал, когда в Смитфилде покажется отряд, возглавляемый прекрасным отроком, обладающим огромной властью, сыном женщины, с которой он провёл часы любви, юным правителем Англии, воплощавшим кровь Плантагенетов.

Наконец появилось пёстрое войско. Впереди скакал глава стражи без шлема, за ним следовали около дюжины стражников с алебардами. Далее — герцог Ланкастер, закованный в латы, и сэр Филипп Монтгомери с поднятым забралом. Рядом с ними ехал хрупкий красивый юноша в парчовых одеждах и с венцом на голове, из-под которого спадали завитые локоны. Уот понял, что юноша — Ричард II.

Остановившись вдалеке от войска крестьян, король выслал к Уоту стражника.

— Ричард сам предложил тебе встретиться. Странно! — нахмурил светлые брови отец Болл. — Ты волен отказаться.

— Но я не хочу! Я сумею убедить короля, которому служу, заступиться за нищих подданных, — возразил Уот.

— Ночь, проведённая с принцессой, ослепила тебя, — сказал отец Болл. — Если она благоволит к тебе, это вовсе не означает, что и её отпрыск сделает то же. Правда, он доверяет ей, но не настолько, чтобы обсуждать с тобой положение дел в Англии.

— Я уже говорил, что делать, если мне устроят западню. Не забывай, что я — слуга короля, и я не вправе ему отказать, когда он сам предлагает переговоры, — ответил Уот и, слегка пришпорив лошадь, пустил её в сторону королевской свиты.

Король сидел в седле и улыбался ему, а Уот смотрел на него и думал, каким же нужно быть глупцом, чтобы дурно болтать о Ричарде. «Его мать, Джоанна, предостерегала меня лишь из любви, заставляющей её проявлять чрезмерную осторожность. А вот остальные думают о Ричарде плохо или по неведению, или от негодования», — рассуждал он.

К Тайлеру медленно приблизились двое стражников. Копыта лошадей стучали о мощёную улочку.

— Сдай меч, Уот! — громко приказал один из них.

— Не стоит, — вмешался король. — Я позволяю Уоту Тайлеру оставаться в моём присутствии вооружённым. Я буду вести с ним переговоры на равных, как он того заслуживает.

Туман уже почти совсем рассеялся, и теперь все отлично видели друг друга.

— Приветствую вас, ваше величество, — произнёс Уот. — Я удивлён тем, что вы, направляясь из Мэйл-Энда, соблаговолили встретиться со мной.

— У меня нашлось время остановиться в Смитфилде, — сказал Ричард. — И я готов побеседовать с вами. Ведь вы так жаждали переговоров с королем!

— Ходят слухи, что вы согласились принять наши требования.

— Да, после вашей встречи с принцессой в Мэйл-Энде. Но тот сброд, что находится там сейчас, не служит, оказывается, Уоту Тайлеру.

— Вы ведь не откажетесь от вашего решения?

— Это зависит от моих подданных, — засмеялся король.

— Как понимать ваши слова?

— Могу уточнить. Я король, Уот, и если мои подданные разгневают меня, я их накажу.

— Откажетесь от выполнения требований? — угрюмо спросил Тайлер.

Король молчал.

— Вы слишком молоды и многого не понимаете. Но я вижу, как страдают вилланы и нищие, и прошу вас о заступничестве. Вы очень красивы и благородны, и я уверен, так же великодушны. Проявите же к ним великодушие, милорд!

— И тогда вы перестанете разорять Англию? — спросил Ричард.

— Да, мой король. Потому что я всегда был вам верен.

— Неужели вы так же преданы вилланам и нищим?

— Я просто хочу для них хоть немного свободы, — признался Уот.

К ним подъехал Монтгомери с поднятым забралом и насмешливой ухмылкой на губах:

— Вы хотите свободы для тех, кто, сбиваясь в шайки, разбойничает по всей Англии, и не только в лесах?!

Не обращая внимания на выпад графа, Уот спрыгнул с коня и опустился перед Ричардом на колени:

— Молю вас, милорд, принять хартию и позволить вилланам не быть рабами.

— Почему твои люди всё еще в Лондоне? — спросил Ричард холодно.

Тайлер взял его за руку:

— Боюсь, мы не уйдем, если вы откажете нам.

— Но я уже согласился на ваши требования в Мэйл-Энде, — напомнил король. — И намерен выполнить их.

— Вы искренни со мной, ваше величество? Думаю, что нет, — уныло произнёс Уот, склонив голову.

— Предводитель бродяг жаждет искренности! — воскликнул сэр Филипп.

— Я разговариваю не с вами, милорд, — ответил Уот Тайлер. — Я говорю с моим королём.

— Возвращайтесь к своим людям, а я, прибыв в Тауэр, издам указ, подтверждающий мою искренность, — раздражённо бросил Ричард.

Встав с колен, Уот поклонился:

— Я вынужден поверить вам, ваше величество. Сегодня же уведу моё войско из Смитфилда!

Вскочив в седло, он уже намеревался отъехать, но слова сэра Филиппа вынудили его остановиться:

— Подождите, Уот! Вы так обрадовались встрече с королём, что забыли сказать, на какие преступления вынуждены, были пойти, чтобы добиться её. А между тем я знаю вас как самого великого разбойника в Кенте! Ха-ха! Братья Форвиллы и Мелвиллы могли бы позавидовать вашим достижениям!

Выхватив меч, Уот направил его на хохочущего Филиппа, и конец острия уткнулся в панцирь.

— Я запрещаю вам оскорблять меня, милорд! — яростно произнёс он.

— Я расправлюсь с любым, кто обнажит оружие в присутствии короля! — завопил глава стражи и, обнажив меч, поскакал на Уота Тайлера.

Уот успел парировать выпад, но его собственный меч лишь задел доспехи главы стражи.

Ухмылка исчезла с землистого лица сэра Филиппа. Отъехав в сторону, он встал возле короля.

Между тем стражник нанёс удар Тайлеру в шею. Уот выпустил оружие и рухнул. Его лошадь громко заржала и встала на дыбы, а голова защитника обездоленных покатилась к спешившимся неподалёку стражникам.

— Тупицы, что вы наделали? — пробормотал Филипп, побледнев. — Я же провоцировал Уота лишь для того, чтобы вы схватили его и бросили в тюрьму, для последующего разбирательства и казни!

В Смитфилде ещё висел туман, не позволив стоявшим в отдалении войскам Уота видеть то, что случилось с их предводителем, но мятежники встревожились сумятицей, возникшей в свите короля.

— Я поскачу к ним! Они не будут стрелять в меня, своего короля! — вдруг проговорил Ричард. — Я отведу их за стены монастыря, как мы и планировали, там они окажутся окружёнными.

— Нет, нет, нет, — возразил сэр Филипп, — после того как стражник убил их главаря, подобный поступок кажется мне слишком опасным.

— Вы, самый смелый из всех известных мне рыцарей, и вдруг решили отговорить меня?! — фыркнул Ричард. — Лучше скачите к монастырю и ждите меня там!

Пришпорив коня, Ричард понёсся во весь опор к толпе вилланов. При приближении всадника некоторые начали натягивать луки, но Джон Болл, разглядевший в седоке короля, запретил стрелять.

Придержав лошадь, юноша усмехнулся. Венец тускло поблёскивал алмазами на его голове.

— Я — ваш король, ваш единственный предводитель! — закричал он. — И в моей власти удовлетворить любые требования из тех, что передал мне Уот, потому что вы верно служили мне. А сейчас следуйте за мной! Я отведу вас к Уоту Тайлеру!

Вилланы разразились дружным приветственным воплем. Отважный поступок сына знаменитого своими подвигами Чёрного принца произвёл на них ошеломляющее впечатление.

И они устремились за скачущим по направлению к монастырю Ричардом.

ГЛАВА 52

Ворвавшись в распахнутые главные ворота, толпа устремилась к полю, на котором монахи выращивали овощи и зелень. Обнесённый мощной стеной из булыжника, монастырь состоял из нескольких зданий, включая часовню, кельи и трапезную. Монахи этой обители варили лучший в графстве эль и считались хорошими ремесленниками.

Сейчас, застыв на месте, монахи удивлённо взирали на происходящее. Те из них, что работали в поле, побросав мотыги, укрылись в расположенной поблизости трапезной. Поле мгновенно наполнилось воплями и звоном оружия.

Король остановился, развернул коня и заставил его встать на дыбы. Щёки его разрумянились от бешеной скачки по Смитфилду.

— Вы окружены, вилланы! — вскричал он. — Оглянитесь! Всюду мои верные отряды. Здесь, в стенах обители, вы в моей власти!

И действительно: из-за башен и стенных выступов появились арбалетчики и тяжеловооружённые, закованные в латы рыцари, готовые по приказу короля напасть на беспорядочные толпы вилланов.

— Как вы могли поступить с нами столь вероломно, ваше величество? — спросил Джон Болл.

— Я поступил с вами так, как вы того заслужили, — ответил король. — Для вас разумнее бросить оружие и сдаться на милость повелителя.

К Ричарду подъехал сэр Филипп Монтгомери и, поравнявшись с ним, обнажил меч:

— Я буду защищать вас, государь!

Тем временем вилланы, осознав, что они в западне, требовали сказать им, что случилось с Уотом Тайлером.

— Стражник обезглавил его, — мрачно сообщил Филипп. — Хотя я предлагал лишь пленить его и доставить в Лондон.

Повинуясь приказу короля, один из стражников показал мятежникам окровавленную голову Уота, держа её за волосы. Вилланы завопили от ужаса. Всех обуял страх.

— Сдавайтесь! — крикнул Ричард. — Мы захватим только главарей, остальные уйдут!

Бросив меч, Джон Болл протянул свои запястья, и стражники заключили их в кандалы. Ни тени сомнения или боязни не промелькнуло в его больших серых глазах.

Ещё несколько человек последовали его примеру. Мятежники один за другим медленно подходили к груде оружия, бросали мечи, дубинки и луки и сквозь ряды закованных в железо рыцарей шли к воротам.

— Ваше величество, нужно сегодня же схватить их сообщников в Лондоне, — сказал сэр Филипп. — Вы проявили настоящее великодушие, пощадив их, но через несколько дней они могут вновь поднять бунт. Для усмирения мятежников нужно предать их главарей показательной расправе.

— Согласен с тобой, — ответил король. — И Трессилиан обязан вздёрнуть тех, кто будет по-прежнему упорствовать в Лондоне, требуя от меня хартии.

Этим же вечером судья, стараясь заслужить благоволение короля, через своих осведомителей узнал, где в Лондоне собирались бунтовщики. Те и на самом деле не намерены были отступать. Их схватили и бросили в городские тюрьмы. Через сутки, без судов и разбирательств, их вздёрнули. Так же поступили с восставшими графы и шерифы в Кенте и Эссексе.

Спустя несколько дней Ричард объявил о своём отказе от соглашения с восставшими, и все вилланы Англии по-прежнему остались рабами баронов.

Поднявшийся было вновь бунт в Эссексе жестоко подавили. Крестьян вешали по десять человек на виселице, не выясняя имён.

Джона Болла судили в Лондоне как главаря мятежа и приговорили к прилюдной казни в Эссексе.

Восстание, которое должно было заставить Ричарда согласиться с освобождением вилланов от рабства, поставило их в ещё большую зависимость от феодалов.

ГЛАВА 53

Перебравшись во дворец графа Уолтера Солсбери, Рэндалл со страхом ждал новостей о происходивших событиях. И он, и папаша Терри, и сэр Ральф, узнав об убийстве Уота Тайлера, заволновались: судьба гостеприимного купца была им небезразлична, и Ральф решил вечером наведаться к Фарингдону. В Лондоне было очень тревожно. По улицам бродили хмурые отряды стражи, и сэр Ральф с трудом добрался до дома Фарингдона. Однако двери были плотно заперты, никто не отвечал, а стуком своим Ральф привлёк внимание стражи, которой пришлось объяснять, что он — граф де Монфор и что купец является его кредитором. Стражники сообщили графу, что купец схвачен и отправлен в лондонскую темницу.

О событиях в Эссексе, где были повешены тысячи возмущённых вилланов, Рэндалл узнал от Уолтера Солсбери.

Во дворце графа — высоком здании со множеством вытянутых окон, стрельчатых узких входов, внутренних лесенок и нескольких остроконечных башенок — для Рэндалла и его друзей отвели просторные опочивальни с ценной мебелью, гобеленами на стенах и резными сицилийскими секретерами. Солсбери велел своему портному сшить для Рэндалла парчовые котарди и длинные упелянды, покрытые вышивкой, в которых он мог бы появляться при дворе Ричарда, известного любовью к роскоши.

Король все последующие после расправы над Уотом Тайлером сутки проводил в Тауэре, отказываясь встречаться и с французскими посланцами, и с кредиторами. Солсбери утверждал, что Ричард боится мести сторонников предводителя восстания.

Спустя неделю после событий в Смитфилде Рэндалл, проезжая верхом через площадь, узнал в пёстрой толпе монаха, который быстро шёл, стараясь держаться в тени домов. Рэндалл пустил лошадь за ним. Услыхав стук копыт, монах яростно обернулся, ожидая встретить преследователей. Но, узнав Рэндалла, облегчённо вздохнул.

— Брат Строу, — сказал Рэндалл, — разве я похож на стражника?

— Что тебе нужно, сэр поэт? — пробормотал Строу.

— Ты забыл о любезности.

— Почему я должен быть с тобой любезным? Соглядатаи донесли врагам не только о Томасе Фарингдоне, но и обо мне. Я намерен скрыться, сбежать в Шотландию, затаиться.

Вовсе не хочу болтаться на каком-нибудь суку в Эссексе или, вроде Джона Болла, достаться мяснику на разделку.

— Тогда тебе, наверное, нужны деньги, — запустив руку под куртку, Рэндалл вытащил кошелёк, набитый монетами, и протянул его брату Строу.

— Не стоит, — отказался тот. — У меня есть деньги, чтобы добраться до Шотландии и затеряться среди незнакомых мест. Не волнуйся.

Спрятав деньги, Рэндалл спешился и предложил монаху лошадь. Но брат Строу, подумав, снова отказался. По его мнению, странствующий босоногий монах не вызовет столько подозрений, сколько вызвал бы торопящийся куда-то всадник.

— Но верхом ты быстрее достигнешь Шотландии, — сказал Рэндалл.

— Пусть лучше медленно, но зато наверняка, — ответил брат Строу и, надвинув на голову капюшон рясы, быстро зашагал по улочке.

Возвращаясь во дворец, Рэндалл размышлял над тем, как жестоко Ричард расправился с бунтовщиками, заставив многих трепетать теперь перед ним.

Проезжая мимо лавки оружейника, зажатой между трактиром и кузницей, он заметил выходящего оттуда сэра Филиппа, за которым бежал его слуга Хьюго Бэнкс, неся под мышкой меч в ножнах. У входа в лавку к забору были привязаны их лошади.

— Приветствую, милорд Монтгомери, — сказал Рэндалл.

Подняв голову, Филипп устремил на него пристальный взгляд. Когда он узнал в богато одетом всаднике менестреля, напряжение и тревога сменились привычной насмешливостью. Удостоив Рэндалла лишь лёгким надменным наклоном головы, рыцарь вскочил на лошадь, натянул узду и, сопровождаемый слугой, отправился к Тауэру.

Рэндалл снова подумал о том, что сэр Филипп был его кузеном и что в их жилах текла одна кровь. Но он не мог забыть о беспощадности сэра Филиппа к врагам и о том, что Норфолк обещал превратить Рэндалла в его врага.

Улавливая полные раболепства взгляды, бросаемые на него прохожими, Рэндалл ехал к дворцу графа Солсбери. Горожане явно полагали, что он знатен и богат, а на самом деле он был гораздо беднее их.

ГЛАВА 54

На пути из лавки оружейника, где сэр Филипп приобрёл удивительный по красоте меч с зазубренным лезвием и с рукоятью, переливающейся аметистами и крупными топазами, Хьюго решил, что наступила пора разоблачений. Поравнявшись с господином, он проговорил:

— В ваше отсутствие, милорд, мне удалось проследить за её высочеством, и то, что я вам поведаю, удивит всех.

— Что же ты узнал? — осведомился сэр Филипп, который в этот момент вновь думал о Памеле Гисборн.

Хьюго рассказал ему о той ночи, когда, прячась в сумраке улиц и площадей, он шёл за Джоанной до дома купца Фарингдона, и что человеком, встретившимся с принцессой и проведшим с ней два часа, был Уот Тайлер.

— Ты хорошо разглядел его? — засомневался Филипп.

— Конечно, сэр! Факел в руке Уота не позволил мне ошибиться, — сказал Хьюго.

— Этого стоило ожидать, — пробормотал сэр Филипп. — Я и сам едва не застал Уота в опочивальне принцессы, куда он имел наглость явиться.

Прибыв в Тауэр, граф тотчас отправился к Ричарду. Король обедал, несколько человек в нарядных одеждах, улыбаясь, прислуживали ему.

— В чём дело, Монтгомери? Вы чем-то озабочены? — осведомился Ричард.

Пройдя через комнату, рыцарь остановился возле узкого приоткрытого окна.

— Не думаете ли вы, что ваша мать могла преисполниться чрезмерного сочувствия к бунтовщикам, и прежде всего к Уоту Тайлеру?

— Догадываюсь, — ответил король. — Потому мы ведь и приставили к ней Хьюго Бэнкса, не так ли?

— Ему удалось разоблачить любовную связь принцессы с Уотом Тайлером, — лорд резко повернулся к королю.

— Так вот как поступила со мной моя родная мать! — проговорил Ричард медленно и отодвинул блюдо. — Она не нашла ничего лучшего, как принять сторону бунтовщиков. Она вступила в постыдную связь с предводителем восстания!

— Вам же известно, что Тайлер уже проникал в её опочивальню. Тогда всё было обставлено так, будто он угрожал ей, но это оказалось блефом, — сказал сэр Филипп.

Побледнев, Ричард взял кубок, наполненный вином, и залпом осушил его.

— Я давно подозревал, что её что-то связывает с Тайлером, и оказалось, что это любовная интрижка. Она предала меня, Филипп!

— Как вы намерены с ней поступить?

— Я немедленно иду в её почивальню, — Ричард решительно поднялся и шагнул к двери. — Вы, сэр, должны пойти со мной, иначе мои обвинения будут выглядеть необоснованно.

В коридоре им встретился герцог Джон Гонт, и сэр Филипп предложил ему составить им компанию.

— Послушаете, как разоблачат предательницу, коей вы служили, — хмыкнул он.

Недоумевающий Джон Гонт был так заинтригован услышанным, что последовал за королём и сэром Филиппом.

Без стука в дверь Ричард стремительно ворвался в опочивальню к принцессе, которая сидела с холодным, бесстрастным выражением лица. Не повернув головы в сторону вошедших, она всё же побледнела.

— Трепещите, изменница! — воскликнул король. — Потому что благодаря моим верным слугам я узнал вашу тайну!

— Какую же из моих тайн вы узнали? — презрительно поинтересовалась принцесса.

— Тайну, связанную с Уотом Тайлером! — сказал Ричард, и слёзы обиды заволокли его глаза. — Вы согрешили с ним, вы перешли на сторону бунтовщиков, и, значит, вы предали меня!

Безразличие по-прежнему оставалось единственным, что читалось на лице принцессы.

— У вас есть основания обвинять её высочество? — возмутился присутствующий здесь же Саймон Беркли. — Кто может подтвердить, что всё это не более чем слухи?

— Я! — торжественно объявил сэр Филипп. — Я поручил слуге не спускать глаз с принцессы Джоанны. И когда его величество и я скакали в Мэйл-Энд, Хьюго выследил её. Он видел, что она тайно встречалась с Уотом Тайлером в доме одного купца, где провела с ним два часа!

— Вы совершили измену, вы предали меня, — повторил Ричард. — Не изволите ли оправдаться?

Принцесса молчала.

— Неужели всё это правда, Джоанна?! — воскликнул Джон Гонт. — Я так любил вас, а вы... вы предпочли мне какого-то бродягу!

Переведя дыхание, Ричард выпрямился.

— Поступим с нею милостиво, сэры, — сказал он, — проявим сострадание. Я и без того был слишком жесток к восставшим, в числе которых оказалась и моя мать.

— Её стоит заточить в темнице Тауэра, — мстительно произнёс Монтгомери.

— Нет, — возразил Ричард, — я не буду бросать её в обитель мышей и чумы. — Ярость его отступила, он чувствовал себя только очень оскорблённым. — Наоборот, я проявлю милость. Лишь отдалю её от себя! Ваше высочество, — обратился он к принцессе, — вы обязаны отбыть в замок Норем, самый дальний из принадлежащих мне, что расположен на границе с Шотландией! С небольшим числом слуг, людьми из вашей свиты и стражи вы поселитесь там без права покидать замок!

С этими словами, вновь обретя самоуверенность, король покинул опочивальню. Филипп Монтгомери и герцог Ланкастер не спешили последовать его примеру.

— Послушайте, Джоанна, вы ещё можете умолить своего сына простить вас! Преклоните пред ним колена, докажите верность, и он позволит вам избежать изгнания, — проговорил в растерянности от случившегося Джон Гонт.

Принцесса не издала ни звука.

— Вы же знаете, как пылко я люблю вас, Джоанна! — воскликнул герцог. — Просите прощения за дерзость и измену, и Ричард простит вас!

— Король! Король! Все вокруг только и делают, что твердят о короле, — вспыхнула Джоанна. — Если вы так верны мне, Джон Гонт, как говорили, почему бы вам самому не заступиться за меня перед Ричардом?!

— Вы же прекрасно знаете, что король презирает меня!

— Ну что ж, решайте, кому служить — ему или мне. Вы носили мою ленту, вы совершали подвиги, думая обо мне. Решайте, герцог! Или вы покидаете двор короля и тоже становитесь в его глазах изменником, или остаётесь с ним, но прекращаете служить мне! — потребовала принцесса, усмехаясь.

— Я буду служить королю, миледи, — упавшим голосом ответил Ланкастер. Он задыхался. Здесь ему больше незачем было находиться. Расстегнув пуговицу на вороте котарди, он поморщился и быстро вышел в коридор.

Не говоря ни слова, но с торжествующей ухмылкой опочивальню оставил и сэр Филипп Монтгомери. Граф испытывал удовлетворение. Теперь принцессе предстояло путешествие к границе с Шотландией и заточение в замке.

До казни мятежника Джона Болла в Эссексе, на которой должен был присутствовать и король, у сэра Филиппа имелось в распоряжении две недели. Их он намеревался провести в Йоркшире, у своего бедного соседа сэра Гисборна.

Оставшись наедине с Саймоном Беркли, Джоанна осведомилась:

— Ты тоже хочешь присоединиться к ним, Саймон? Я не стану тебя осуждать, если ты откажешься служить мне, ведь иначе ты попадёшь в опалу у моего сына.

Поклонившись, рыцарь с достоинством ответил:

— Я всегда преданно служил вам, миледи. С тех самых пор, как поступил в вашу свиту. И когда вы отдались захватившему вас чувству, я обещал, что поддержу вас в любой совершённой глупости.

Слёзы хлынули из глаз Джоанны, и она, громко зарыдав, бросилась рыцарю на шею:

— Неужели ты отправишься со мной в изгнание, Саймон?

— Да, миледи, — прошептал он. — И каждый день стану доказывать вам верность, защищая замок от нападений шотландских бродяг. О, если бы даже король потребовал предать вас, распяв на дыбе, я бы не предал!

— Что ж, Саймон, единственный мой верный слуга, — отстранившись и глубоко дыша, изрекла принцесса, — завтра мы отбудем с тобой в дальний королевский замок. Столь дальний, что известия о Ричарде будут добираться туда очень долго...

На восходе, в густом тумане, заволакивающем кривые улочки и полукруглые площади, из тяжёлых ворот Тауэра отбыла кавалькада всадников. Впереди ехал сэр Саймон Беркли, за ним — дюжина стражников и оруженосцев, а следом верхом на лошади скакала принцесса Уэльская. Выехав за ворота Лондона, кортеж потянулся к зелёным лесам и вскоре скрылся из виду.

ГЛАВА 55

Прибыв во дворец Солсбери, Рэндалл бегом поднялся в комнату, занимаемую сэром Ральфом, где застал друга погружённым в раздумья. Подойдя к сундуку, Рэндалл молча открыл его и достал оттуда панцирь Ральфа.

— В чём дело? — удивился рыцарь. — Что произошло, друг мой?

— Ты был верен королю Эдуарду, граф?

— Разумеется. К чему этот вопрос?

— И ты знаешь, что я его сын, верно?

— Да, Рэндалл. И что с того?

— Держи! — Рэндалл бросил ему панцирь. — Я жду тебя верхом у ворот дворца. Мы немедленно скачем в Тауэр!

— Для чего?! — спросил сэр Ральф в недоумении.

— Проезжая по Лондону, я встретил брата Строу, который скрывается от ищеек короля. Он сказал, что Джона Болла должны казнить в Эссексе в присутствии Ричарда. Если ты упадешь королю в ноги и попросишь пощады для Болла, возможно, показательную казнь заменят заточением!

— Он предводитель восстания, — напомнил сэр Ральф.

— И твой друг. Разве рыцарь может бросить друга в опасности? — в голосе Рэндалла зазвучала твёрдость.

— Верно, — согласился сэр Ральф. — И я никогда не оставлял друзей на произвол судьбы. Сомнительно, что Ричард внемлет моим мольбам и помилует предводителя мятежников, но я должен использовать шанс.

— Я пришлю к тебе оруженосца, — сказал Рэндалл и скрылся за дверью.

Оруженосец одел своего господина в боевые доспехи, и примерно через час сэр Ральф де Монфор и Рэндалл во весь опор скакали к Тауэру.

Мрачный замок с узкими окнами и высокими башнями, в чьих темницах томились самые благородные преступники королевства, казался ещё более таинственным из-за сгустившихся сумерек. На стенах уже полыхали факелы. При приближении к замку двух всадников стражники насторожились.

— Кто вы и для чего прибыли в Тауэр? — угрюмо спросил один из них.

— Я — сэр Ральф де Монфор, граф, рыцарь и друг его величества Ричарда, — ответил Ральф. — Кликни камердинера короля, пусть доложит о моём приезде.

Стражник, не смея перечить человеку, назвавшемуся столь знатным именем, привёл камердинера, который, едва появившись на башне, сразу узнал графа.

— Приветствую, милорд! — воскликнул он. — Что нынче привело вас в Тауэр?

— Скажи королю, что я хочу поговорить с ним, — ответил сэр Ральф.

— Увы, но король сейчас никого не желает видеть, кроме своих слуг, — сообщил камердинер. — Завтра он отбывает в Вестминстер, и советую попробовать встретиться с ним во дворце.

— Прошу тебя, доложи обо мне королю! — повторил рыцарь.

— До встречи, милорд Ральф, — уклончиво отозвался камердинер и скрылся.

Вздохнув, Ральф развернул скакуна.

— Отправимся в Вестминстер, — сказал он, — и постараемся там убедить Ричарда простить Болла.

На следующий день оба вновь отправились ко двору короля, но напрасно проторчали до самого вечера на Вестминстерском мосту, так и не удостоившись желаемой аудиенции. Проведя ночь во дворце графа Солсбери, Рэндалл и его друг намеревались в очередной раз отправиться к королю, но утром их разбудил шум следующей по улице кавалькады.

Распахнув окно, Рэндалл наблюдал, как шестьдесят вооружённых конных рыцарей скачут в сторону ворот Лондона, сопровождая отрока в ценных парчовых одеждах и венце, из-под которого спадали рыжие локоны.

В отчаянии Рэндалл сжал кулаки:

— Нет! Он не должен сейчас уезжать!

Среди сопровождавших короля рыцарей не было ни сэра Филиппа, ни Джона Гонта. Однако взор Рэндалла отыскал юного Генри Ланкастера, который скакал в конце кавалькады.

— Генри! Генри! — закричал из окна Рэндалл.

Улыбнувшись, сын герцога помахал ему рукой.

— Куда вы направляетесь? — громко крикнул Рэндалл.

— В Элтон, излюбленный дворец моего кузена, — ответил Генри. — А оттуда — в Эссекс, где будут казнить Джона Болла.

— Сколько времени вы проведёте в Элтоне?

Но Генри уже пришпорил лошадь, чтобы не отстать от кавалькады.

Ворвавшись в трапезную, куда к завтраку уже спустились и гости, и слуги, Рэндалл кинулся к Ральфу:

— Король покидает Лондон! Если выберемся из города до полудня, возможно, успеем его догнать. Если же нет, обратимся к нему с просьбой в Элтоне, — решительно сказал он.

— Но пути и тропы возле Элтона опасны, — предупредил граф Солсбери. — Они полны разбойников и грабителей!

— Конечно же, я, бродяга и скиталец, наслышан о шайках, — ответил Рэндалл, — и понимаю, что они не тронут короля, но легко могут напасть на меня и сэра Ральфа. Хотя, соблюдая осторожность, мы сможем, думаю, избежать встречи с ними.

— Я никогда не отступал из страха перед разбойниками, — ровным голосом произнёс сэр Ральф.

— Друзья, должен вас предостеречь, — снова заговорил Солсбери, — что в лесах, лежащих вблизи Элтонских графств, разбойничает шайка, которой управляет некий аристократ. Ему принадлежат замок и огромные охотничьи владения, где он творит просто чудовищные вещи! Часто к нему приводят богатых пленников, захваченных в лесу, и он, применяя к тем изощрённые пытки, вынуждает их соглашаться на выкуп. Иногда, получив желаемое, он казнит пленников — рубит им головы, четвертует, вешает, сбрасывает со стены, — продолжал граф. — А тех, кому посчастливилось выйти из замка, он держит в таком страхе, что беднягам и в голову не приходит жаловаться королю. Рассказывают, что к одному, чересчур болтливому, этот садист — в отместку за то, что тот посмел пожаловаться, — подослал своих головорезов, и те спалили целую деревню! Имя сего знатного главаря шайки — барон Гилберт Мидлтон. Если бы король решил с ним расправиться, ему пришлось бы выслать к владениям сэра Гилберта целое войско! Но разве король захочет воевать с ним? Гораздо удобнее притвориться, что в поместье и лесах барона ничего не происходит.

— Я слышал о сэре Гилберте Мидлтоне и его шайках, — угрюмо произнёс Ральф. — Но мы попытаемся миновать его владения незамеченными.

— Я могу дать вам отряд моих людей, — предложил Солсбери.

— Не стоит, это, я уверен, лишь привлечёт внимание разбойников, — возразил Ральф. — Вдвоём с Рэндаллом нам удастся передвигаться по лесам куда бесшумнее.

Перекусив, Ральф де Монфор занялся дорожными сборами. К полудню рыцарь — без шлема и лат, но с мечом в ножнах и верхом на скакуне — в сопровождении своего жонглёра выехал из ворот дворца Солсбери. Проскакав через Лондон, всадники скрылись за воротами и двинулись в направлении тонущих в летнем зное лугов.

ГЛАВА 56

Приближаясь к владениям сэра Роберта Гисборна, лежавшим к северу от Спрингроузеза, Филипп Монтгомери стал встречать у обочины не только монахов и вагантов, но и крестьян из принадлежавшей барону бедной деревни. Иногда они шагали по двое или четверо, с мотыгами на плече, в плоских головных уборах и кугелях, из-под которых мерцали их настороженные глаза. Лица у большинства из них были угрюмые, ожесточённые и тёмные — от длительного пребывания под солнцем.

Наблюдая, как надменный дворянин в пёстром, сверкающем вышивкой котарди, с крупными перстнями на пальцах, цепью на шее и длинным мечом в украшенных аметистами ножнах ехал в окружении свиты к их деревне, крестьяне испытывали смутную тревогу. Среди них давно ходил слух, будто сэр Филипп, их могущественный богатый сосед, предоставивший Гисборну своих людей для подавления назревающего в деревне бунта, влюбился в леди Памелу. Поэтому появление в их краях зеленоглазого знатного аристократа тотчас вызвало всевозможные пересуды.

Рядом с сэром Филиппом скакали два молодых оруженосца и Хьюго Бэнкс.

Стояла июльская жара, ветер почти не касался деревьев и травы, отчего в воздух поднимались испарения, наполненные ароматами цветущих лугов. В знойной духоте жужжала мошкара. Птицы, спрятавшись в густой листве, заливались пением.

Позади деревни стоял серый, мрачный замок барона Гисборна, выстроенный ещё в эпоху короля Генри II. Издали его стены казались выше, чем были на самом деле, в башнях — с плоскими площадками вместо крыш — кое-где виднелись узкие оконца. Во время войны с Шотландией замку сильно досталось и от англичан, и от шотландцев, крыша главной башни с одной стороны давно прохудилась.

Через наполовину высохший ров, в котором плавали стаи гусей, перекидывался мост на ржавых подвесных цепях. Подъезжая к нему, Филипп велел оруженосцу громко протрубить в рог. С башни ответили таким же протяжным звуком.

Проехав по мосту, всадники через короткий каменный туннель в стене въехали во двор. Их встретили взволнованные голоса, шум, громкое хрюканье свиней и кудахтанье кур — всё свидетельствовало о поднявшейся суматохе. Причиной тому был внезапный визит могущественного соседа, коего следовало встретить достойно.

Спешившись, сэр Филипп бросил поводья подоспевшему конюху. Люди из его свиты последовали примеру хозяина. Из дверей выбежал немолодой человек и тотчас бросился навстречу прибывшим.

— Милорд граф! Милорд граф! Очень рад, что вы удостоили мой замок своим визитом! — вскричал он. — Прошу вас, проходите и распоряжайтесь, как если бы вы были здесь господином, а не гостем!

За Робертом Гисборном на каменное крыльцо замка вышли два его старших сына — рослые юноши с безразличными глазами и волосами цвета соломы. На обоих были простые куртки, забрызганные грязью сапоги, и внешне юноши почти не отличались от крестьян. С тоской во взоре они наблюдали, как их отец, подобострастно согнувшись перед приехавшим соседом, приглашал того в замок.

Подняв голову, сэр Филипп осмотрел круглые башни. В одной из них ему предстояло провести несколько последующих дней.

— Я наслышан, какую преданность вы проявили королю Ричарду во время восстания Уота Тайлера! Не удивляйтесь, милорд, сюда тоже добираются слухи из Лондона, — не замолкал сэр Гисборн.

— Неужели? Странно! — сказал Филипп.

Пройдя следом за Гисборном мимо двух юношей и не обратив на них никакого внимания, Монтгомери оказался в замке.

— Замок у меня бедный, я бы даже сказал — нищий, — жаловался Гисборн. — С трудом перебиваемся, даже крышу не на что залатать. У меня, милорд, огромные долги!

— Теперь ты сможешь не заботиться о них, шатильон, — ответил сэр Филипп.

— Но каким образом? Мои сыновья слишком тупы и ленивы, хотя могли бы стать рыцарями и служить королю!

Насмешливая улыбка тронула губы сэра Филиппа.

— Не волнуйся, шатильон, я не позволю тебя обирать, — произнёс он.

— Вы так благородны! — воскликнул Гисборн и, рухнув перед Филиппом на колени, сжал его руку. — Вы — мой заступник, милорд граф! Отныне я — ваш верный раб!

Граф внимал ему с чувством удовлетворения. Чтобы получить в жены леди Памелу, он мог пойти на любые подвиги, в том числе стать заступником её папаши перед алчными сборщиками податей.

Обстановка в замке и в отведённой графу комнате оказалась самой простой, почти как в доме обычного лондонского горожанина. Оруженосцев и Хьюго расположили внизу вместе со слугами Гисборна. Граф не возражал. Воюя во Франции, он часто проводил ночи в походных условиях — в захваченных замках, в шатрах или прямо под открытым небом, положив под голову плащ.

— Где твоя прекрасная дочь, шатильон? — осведомился он. — Ведь всем, надеюсь, понятно, что я прибыл в твой замок лишь из-за неё.

— Она уединилась где-то со своей служанкой, — ответил барон. — И если вы прогуляетесь по замку, то, возможно, встретите её. К тому же к обеду Памела всегда спускается в трапезную. Или прикажете послать за ней кого-нибудь?

— Нет. Предпочту встретить её сам. Но отчего она не появилась во дворе, когда я приехал?

— Должно быть, вела очередную занимательную беседу с Тесой, — ответил Гисборн и заметил, что гость помрачнел. — Вы огорчены?

— Отнюдь, — сказал Филипп и подозвал Хьюго. Приказав слуге разобрать привезённую поклажу, он извлёк увесистый кошелек и сунул барону.

— Это тебе на первое время. Залатай крышу, приведи в порядок замок.

Поймав руку сэра Филиппа, Гисборн вновь прижался к ней губами. Когда он выходил от своего гостя, его била дрожь. То, что сэр Филипп приехал из-за его дочери, льстило провинциальному феодалу, погрязшему в разбирательствах с крестьянами и нищете. Его сыновья Томас и Генри не могли служить королю в силу тупости и медленно превращались в простолюдинов, но дочь, которую он взял однажды ко двору, неожиданно влюбила в себя очень влиятельного и знатного рыцаря, и Гисборн надеялся, что Филипп Монтгомери попросит её руки. Одно удручало барона — он не знал отношения к тому дочери, а её отказ мог оскорбить рыцаря.

— Ну, я сумею убедить её согласиться, — бормотал Гисборн. — Лишь брак с милордом графом, столь к нам благосклонным, способен возвратить мне и её братьям утраченное достоинство. — И феодал заторопился к своему камердинеру, чтобы распорядиться насчёт обеда.

ГЛАВА 57

Оставшись наедине с Хьюго Бэнксом, сэр Филипп сменил обувь и переоделся.

— Я должен увидеться с моей леди, и немедленно, — сказал он. — Идём, поищем её в мрачных коридорах этого свинарника.

Осклабившись сравнению, Хьюго послушно пошёл за господином. Слуга видел, что любовь полностью овладела графом: никогда ранее он не замечал за Филиппом столь безумного влечения.

— Не хотел бы я оказаться вашим соперником, — осторожно произнёс он.

— Ты полагаешь, у меня есть соперник? — осведомился, не оборачиваясь, сэр Филипп, шагая по длинному тёмному коридору.

— Сейчас — вряд ли. Но если Памела начнёт появляться при дворе, количество их, думаю, будет исчисляться сотнями.

Изредка навстречу сэру Филиппу из тёмных ниш и закоулков выныривали слуги. С любопытством и неподдельным страхом они взирали на господина, прибывшего в замок, как вокруг судачили, ради прекрасной дочки барона Гисборна.

— Сотни для меня ничего не значат. Хуже, если её помыслами завладеет кто-то единственный, — сказал сэр Филипп. — Этого я не потерплю!

— Что вы, милорд?! Кто же осмелится бросить вызов самому жестокому и богатому графу Англии? Кому же захочется стать вашим врагом? — ухмыльнулся Хьюго.

Они прошли по узкому проходу, между двумя рядами высоких каменных зубцов под открытым небом, в соседнюю башню. До их слуха донеслись громкие голоса и заразительный хохот. У окна, сидя на каменном подоконнике и прислонившись затылком к косяку, Памела щебетала о чём-то со своей служанкой. Заметив приближение гостей, девушка повернулась к ним.

— Вы решили удовлетворить любопытство, милорд, и позлорадствовать, глядя, в какой нищете прозябают те, кому вы недавно предоставляли отряд для усмирения мятежников? — спросила она с издёвкой.

Немного удивлённый её дерзостью, сэр Филипп не растерялся:

— А вы не подумали, что я приехал ради вас, Памела?

— Ради меня? — переспросила девушка.

— Да, — ответил рыцарь и жестом приказал обоим слугам оставить их.

Хьюго и Теса были вынуждены удалиться.

— Вас привёл в недоумение мой приезд, миледи? — молвил Филипп.

Памела вздохнула и перевела взгляд на простиравшиеся позади башни зелёные просторы.

— Можно сказать и так, граф.

— Отчего же? Разве вы не были благосклонны ко мне в саду Вестминстера, моя милая Памела?

Девушка стушевалась.

— Вы очень красивы, миледи, — добавил он, пожирая её глазами.

— Сколько вы намерены пробыть в замке моего отца? — смущённо спросила Памела.

— Около недели. Потом отправлюсь в Эссекс, там будут казнить главаря мятежников Джона Болла, — ответил Филипп.

— Знаю, что вы не раз оказывали королю услуги, — сказала Памела. — Говорят, это вы спровоцировали Уота Тайлера на драку со стражниками.

— Вы меня осуждаете? — спросил сэр Филипп. — Но именно благодаря моим услугам король благосклонен ко мне. Возвратившись из Эссекса, я вновь поеду ко двору, куда приглашу и вас, леди.

— Я могу отказаться.

— Вряд ли, учитывая то положение, в которое попал ваш отец. Он считает себя моим должником, а я в качестве уплаты долга попрошу вашей руки, — заявил Монтгомери.

— Значит, вы здесь, чтоб требовать у отца согласия на мой брак с вами? — изумилась Памела.

— Да, потому что полюбил вас с первой же нашей встречи и не в силах был забыть, даже сражаясь с врагами короля, — проговорил Филипп с не свойственной ему кротостью. — Не бойтесь меня. Я известен тем, что надменен и безжалостен, но вы не должны меня бояться.

— Вы любите меня?! — воскликнула Памела. — Увы, но после того, как мы встретились в саду, я слышала о вас только скверное. И отец не согласится отдать меня за вас!

— Почему же? Я ваш богатый сосед, мои владения к югу от ваших! — удивился Филипп. К нему вернулось его обычное высокомерие.

Памела дерзко вскинула голову:

— Даже не думайте, что я выйду за вас, милорд!

— Поверьте, Памела, я сумею доказать вам свою любовь. И убеждён, что вы тоже полюбите меня, — ответил сэр Филипп.

— Я нисколько не сомневаюсь в ваших чувствах, милорд, — ответила девушка. — Но вряд ли вам стоит рассчитывать на взаимность.

— У вас уже есть возлюбленный? О, если это так, я заставлю вас отступиться от него, — проговорил сэр Филипп.

В ответ Памела только пожала плечами. У неё не было возлюбленного, просто она уже презирала Филиппа за его высокомерие.

— Я не пойду за вас, сэр, — повторила она и удалилась.

Испытывая страсть и вожделение к леди Памеле, Филипп впервые почувствовал любовную тоску. Но он не собирался мириться с поражением. Для себя он давно уже решил, что непременно добьётся своего: если не любви, так руки Памелы.

Возникший в коридоре Хьюго Бэнкс поинтересовался, как девушка восприняла признание в любви.

— Не стоит сейчас об этом говорить, — отмахнулся Монтгомери. — После ужина я потребую у Гисборна её в жёны. Он не посмеет мне отказать, хоть его дочь и придерживается другого мнения.

В трапезной уже накрывали длинный деревянный стол. За узкими оконцами разливался закат, и яркие полосы сияния падали на мрачные стены. В зале уже толпились слуги Гисборна, в их числе были конюхи и капеллан. На скамейках, окружавших стол, каждый из них имел своё место. Гисборн обычно сидел во главе стола, но в тот вечер перебрался в кресло, стоящее по правую руку от него. Сыновья устроились неподалёку. Рядом оказалась Памела, а чуть далее — её служанка. Кресло владельца замка занял Филипп.

Ужин состоял из свинины, запечённой на вертеле, хлеба, лепёшек и эля. По завершении трапезы Филипп выказал желание удалиться в опочивальню и пригласил Гисборна следовать за собой. Уходя из зала, барон уловил тревогу во взгляде дочери и невесело усмехнулся. Он понял, что Памела догадалась, о чём с ним будет говорить Монтгомери.

— Неужели вам не нравится сэр Филипп? — спросила у госпожи Теса. — Он такой красивый и благородный!

— Он насмехается над моим отцом и не скрывает своего презрения, — сказала Памела. — К тому же я слышала от заезжих рыцарей о его беспощадности. В любом случае я бы не хотела иметь такого мужа!

— Он приехал как раз для того, чтобы просить вашей руки, — молвила служанка.

Между тем, оказавшись в опочивальне, Монтгомери обернулся к Гисборну:

— Закройте за собою дверь, гостеприимный пахарь. Я намерен говорить с вами наедине.

Оставив за порогом Хьюго, Гисборн покорно выполнил приказ гостя. Стоя пред сэром Филиппом, высокомерным и изящным, провинциальный феодал испытывал робость и смущение.

С минуту Филипп разглядывал его.

— Вы, вероятно, уже не раз думали, что я для вашей дочери — вполне достойный супруг? — произнёс граф. — Не стану скрывать, я люблю её. Я схожу с ума с тех пор, как встретил её в саду у Вестминстерского дворца. Вы удовлетворены, конечно?

— Да, милорд, — прошептал Гисборн. — Для меня — огромная честь, если вы женитесь на Памеле.

— И вы осведомлены о моей репутации?

— Я знаю о ваших подвигах, пусть и не таких доблестных, как у Чёрного принца.

— Вот что, пастух со шпорами, — сказал Филипп, — ты должен объяснить дочери, что её отказ повиноваться воле отца превратит вас в нищих. Дело в том, что я имел неосмотрительную глупость уже признаться ей в любви, но она не услышала меня и легкомысленно отказала в своей благосклонности.

— Я расскажу ей, как обстоят дела, милорд, и она перестанет упорствовать, — заверил Гисборн.

— Я проведу в вашем замке неделю, — предупредил сэр Филипп. — Потом поеду в Эссекс, а оттуда — ко двору короля.

— За неделю моя дочь обязательно изменит своё мнение и согласится стать вашей женой, — твёрдо пообещал Гисборн.

ГЛАВА 58

В последующие дни Гисборн размышлял, как уговорить дочь выйти за Филиппа Монтгомери. Наблюдая, как Памела гуляет с Тесой по стене замка или скачет на лошади по окрестным просторам, Гисборн страдал. Однажды он всё-таки решился выложить ей истину. Предложив дочери пройтись немного по дворику замка, чтобы никто из слуг не стал свидетелем их беседы, барон наконец проговорил:

— Я очень беден, Памела. Твои братья превращаются в вилланов, замок ветшает, а граф Монтгомери очень благоволит к нам. И ты знаешь причину его великодушия.

— Ты хочешь убедить меня стать женой графа Монтгомери, отец? — осведомилась девушка насмешливо.

— Сэр Филипп — наш сосед, могущественный сосед. Возможно, он презирает меня и моих сыновей, но он решил взять тебя в жёны, невзирая на нашу нищету. И я — его должник, так как он предоставил мне отряд своих стражников для усмирения недавнего мятежа в деревне. Я благодарен ему и пообещал уговорить тебя согласиться стать его женой.

— Ты боишься его, — догадалась Памела. — Словно грязный простолюдин, ты раболепствуешь перед ним!

— Да. Это так. Но что поделаешь, если у него огромная власть? — вздохнул Гисборн. — Своим отказом ты оскорбишь его, Памела. Да и когда ещё представится тебе шанс выйти за рыцаря, равного по происхождению сэру Филиппу Монтгомери?

Девушка улыбнулась и кивнула. Ветер слегка касался её распущенных белокурых волос. Облегающее хрупкую фигуру платье книзу расширялось плавными складками. Одежда Памелы была лишь немногим изысканнее крестьянской.

— Хорошо, отец. Я согласна на брак с сэром Филиппом.

— О, милая моя Памела! Благодарю тебя! Ты спасла нас! — воскликнул Гисборн и обнял дочь.

Из окна башни, выходящего во двор, сэр Филипп видел всё, что происходило между Гисборном и Памелой. Он не мог слышать их разговор, но предполагал, что беседовали они о возможном заключении брака. Заметив, что Гисборн обнимает и явно благодарит дочь за что-то, он понял: бедному феодалу удалось-таки добиться её согласия! Презрительная усмешка скользнула по его бледному лицу. Монтгомери и не сомневался, что Гисборну, трепетавшему перед ним, удастся уговорить дочь. В тот миг он даже предположить не мог, сколь туго вскоре переплетутся их судьбы — его, Памелы и менестреля.

— Когда ты известишь Филиппа о моём согласии? — спросила у отца Памела.

— О, ты должна сказать ему об этом сама! — возразил Гисборн. — Потому что своим недавним отказом ты весьма огорчила графа.

Пребывая в замке Гисборна уже восемь дней, Филипп на следующее утро намеревался отбыть в Эссекс, куда из Элтона вот-вот должен был прибыть король. После беседы Гисборна с дочерью он решил ещё раз спросить Памелу, согласна ли она стать его женой. Он наблюдал за ней до самого вечера: то как она гуляла с Тесой по стене замка, то как молчала за ужином, стараясь не смотреть на него.

При выходе из трапезной граф остановил её, взяв нежно, но крепко за руку:

— Памела, позволь спросить тебя, о чём ты беседовала нынче утром с отцом?

— Вы наблюдали за мной? — спросила девушка. — В таком случае вы и сами наверняка обо всём догадались.

— Нет, Памела, потому и спрашиваю, — возразил Филипп. — Полагаю, ты сообщишь мне о принятом решении?

— Вы правы, милорд, — сказала Памела. — И ради моего отца и того заступничества, которое вы ему оказываете, я принимаю вашу любовь.

— Я вполне удовлетворён твоим ответом, — улыбнулся Филипп, отпустив руку возлюбленной. — Но, признаться, рассчитывал на большее. Ну да ладно! В конце концов не так уж много браков среди вельмож заключается по любви. Завтра утром я покидаю этот огромный каменный хлев, чтобы присутствовать на важной казни главаря мятежников. После этого поеду ко двору, в Вестминстер.

Подняв голову, Памела посмотрела в огромные глаза Филиппа. В них она увидела разочарование, досаду и еле сдерживаемую ярость. Она радовалась его отъезду из замка, но старалась скрыть неуместное чувство.

— Не буду препятствовать, милорд, — произнесла она кротко.

Горько усмехнувшись её словам, более жестоким, чем мог ожидать влюбленный, Монтгомери поклонился и отправился в опочивальню.

Собирая поклажу при свете мерцающего очага, Хьюго сразу понял, что произошло между его господином и дочкой Гисборна. Упав в кресло, сэр Филипп рассеянно уставился в окно, не задвинутое ещё на ночь ставней.

— Вы обсуждали с девицей предстоящую женитьбу? Она согласна, милорд? — осторожно осведомился Хьюго.

— Да. Она была вынуждена согласиться, потому что её отец, как ты знаешь, погряз в долгах, — ответил Филипп.

— И вы пользуетесь своей силой...

— А ты бы на моём месте не воспользовался? Гисборн и его сыновья — просто жалкие пахари, в которых течёт благородная кровь. Они ничего из себя не представляют. Грязные крестьяне! Только и всего.

— Но всё-таки вы хотите жениться на дочери Гисборна, — заметил Хьюго Бэнкс.

— Странно, но ни одна из тех женщин, что я встречал до неё, не разжигала во мне такой страсти, — произнёс Филипп с недоумением.

На восходе он со своими оруженосцами и слугой оставил серую громадину замка барона Гисборна, чувствуя некоторое удовлетворение от того, что принудил-таки разорившегося аристократа отдать за него свою дочь.

ГЛАВА 59

Следуя через графства и владения провинциальных феодалов, Рэндалл и сэр Ральф ещё не догадывались о том, что король уже выехал из Элтона. Его величество покинул дворец как раз в тот день, когда перед путешественниками раскинулось зелёное, шумящее листвой море лесов, принадлежащих сэру Гилберту Мидлтону.

Купив в соседней деревне хлеб, лепёшки и сыр и оставив лошадей, Рэндалл и его друг вошли в пределы леса. Вокруг было пустынно, птицы уже устраивались на ночлег, крестьяне и монахи в столь поздний час предпочитали сидеть за кружкой эля.

Рэндалл и сэр Ральф решили идти через лес Гилберта Мидлтона не по широкой дороге, где шайки разбойников часто устраивали засады, а по вьющейся сквозь чащу тропе. Рэндалл хорошо знал путь ко дворцу Элтон и не единожды уже ходил по лесу Мидлтона. Он шагал впереди, раздвигая упругие ветки руками. Сзади шел сэр Ральф, насторожённо вглядываясь в сумрак. Ему тоже доводилось бывать в Элтоне, но он всегда ездил туда в свите короля по главной, наезженной дороге.

— Устроимся на ночлег в овраге и подождём восхода, — предложил Рэндалл. — Здесь лучше не разводить огня, чтобы не обнаружить своё присутствие.

— В темноте тебе трудно определить правильное направление? — спросил сэр Ральф.

— Да, боюсь, что не сумею его найти, — сказал Рэндалл.

Бросив заплечный мешок на землю, Рэндалл сел на могучий корень огромного бука. Ральф опустился на соседний.

— Ты уверен, что люди Гилберта Мидлтона нас не заметят?

— Ночью — вряд ли, — беспечно проговорил Рэндалл. — У обочины густые заросли крапивы и высокие деревья. Они обнаружат нас, если только мы запалим факелы.

— Скажи, Рэндалл, ты поедешь со мной во Францию, если мне захочется провести старость подле моей леди? — спросил вдруг Ральф.

— Конечно, друг мой. Я буду сопровождать тебя всюду, где ты захочешь. Но прежде ты должен выяснить у леди Джудит, питает ли и она к тебе нежные чувства.

И вдруг они услыхали приглушённый гул голосов, отдалённый хохот и шумные шаги.

Затаив дыхание, друзья наблюдали, как невдалеке от их укрытия появилась группа людей в зелёных плащах, кольчугах и панцирях. Кое-кто из них держал в руках алебарды, другие — луки и арбалеты, и у всех на бёдрах болтались короткие мечи.

— Разбойники, — шепнул сэр Ральф. — Видимо, направляются в замок Гилберта Мидлтона.

Лихие люди скрылись в лесу.

— Жаль, что ты не умеешь драться на мечах, — произнёс сэр Ральф.

— Но у меня есть кинжал, — возразил Рэндалл. — Поверь, он меня нередко выручал.

Однако сэр Ральф всё равно был озабочен и встревожен. В течение нескольких часов, пока не забрезжил восход, он вслушивался в шорохи леса.

— Я пойду вперёд, а ты оставайся здесь, Рэндалл, и жди моего возвращения, — проговорил он, обнажая длинный меч.

— Ты что задумал? — удивился Рэндалл.

— Делай, что я велел! — воскликнул сэр Ральф. — Взяв тебя с собой, я не могу допустить, чтобы мы пострадали.

— О, вот оно что! Ты боишься, что я не сумею дать отпор разбойникам! Знай же: до того, как мы встретились, я без боязни бродил по здешним лесам.

— Прошу тебя, Рэндалл, — неожиданно ласково произнёс сэр Ральф. — Останься в укрытии. Я проведу лёгкую разведку, нет ли здесь следов разбойников, а потом вернусь, и ты поведёшь меня далее.

Искренняя тревога в голосе друга вынудила Рэндалла согласиться.

— Хорошо, сэр, — ответил он. — Кто я такой, чтобы тебе указывать?

Ничего не ответив, сэр Ральф двинулся вдоль обочины через густой подлесок. Когда он исчез из вида, Рэндалл достал из заплечного мешка хлеб и сыр, чтобы позавтракать. Солнце уже начало сиять, проникая сквозь ветви раскидистых деревьев в вышине. Внезапно в сердце закралась тревога.

— Что. если Ральф заблудился? — пробормотал менестрель. Внимая звукам леса, он решительно поднялся, взял поклажу и зашагал вдоль обочины. Становилось жарко. К полудню зной усилился. По следам, оставленным сэром Ральфом, Рэндалл продирался через густой подлесок. Внезапно он обнаружил сломанные кусты и капли крови. Многочисленные следы спускались к дороге и терялись среди травы.

«Это может быть кровь разбойников. Возможно, Ральф ранил кого-то из них», — подумал Рэндалл, от волнения ему стало трудно дышать. Он понял, что его друг столкнулся с шайкой разбойников и что между ними произошла драка. «Видимо, люди, что бродили ночью поблизости, встретили его и захватили в плен», — решил он. Несколько минут Рэндалл, погружённый в тревожные мысли, стоял у обочины. Дорога вела к замку сэра Мидлтона. Менестрель осторожно пошёл по ней.

От раскидистых кустов поднимались влажные испарения. В оврагах залёг сумрак, туда почти не проникали солнечные лучи.

Следуя в сторону замка Мидлтона, Рэндалл прекрасно осознавал, что ему необходимо выручить друга, хотя затея была почти безрассудной. Приближаясь к видневшимся за раскидистыми кронами серым стенам и башням замка Мидлтона, он, конечно, испытывал опасение и колебания, которые невольно закрались в его душу. Но Рэндалл заставил себя отбросить мысли о творимых бароном чудовищных злодеяниях и продолжал шагать к громадине замка. Прежде чем подойти к воротам, молодой человек спрятал поклажу за колодой. Потом порылся в заплечном мешке, извлёк оттуда плащ с бубенцами, который носил когда-то при дворе Джона Гонта, и набросил его на узкие плечи. Затем, взяв свёрток с кинжалами и повесив впереди лютню, пошёл к замку, стараясь держаться как можно более беспечней и непринуждённей.

ГЛАВА 60

Появление возле крепости бродячего менестреля было немедленно замечено стражей. Позвякивая бубенцами и перебирая струны лютни, Рэндалл приблизился к воротам. Замок не был окружён рвом, но к нему вплотную подступал густой лес, что затрудняло возможное нападение врага. Построенный ещё при первых Плантагенетах, он казался мрачным нагромождением башен и построек с бойницами и узкими, кое-где прорубленными окнами.

— Что забыл менестрель в здешних краях?! — захохотал один из стражников со сторожевой башни.

— Я брожу от замка к замку и развлекаю знатных особ, — ответил Рэндалл. — И если стража будет ко мне столь милостива, что откроет ворота, я доставлю удовольствие и здешнему сиятельному хозяину.

— Наш лорд и без тебя вполне доволен: нынче к нему доставили гостя, который должен будет заплатить за дерзость следовать через его леса! — воскликнул стражник. — Но твои песни, пожалуй, развлекут хозяина за трапезой.

Отдав распоряжения, стражник позволил впустить Рэндалла во двор.

— Иди за мной, — приказал ему хромой слуга, встретивший его — Сейчас лорд не может тебя принять, потому что беседует со своим пленником. Жди.

Люди сэра Гилберта взирали на Рэндалла хмуро и неприветливо. Их удивляло, что бродяга-менестрель имел наглость вторгнуться во владения могущественного и знатного разбойника.

— Скажи, что за пленник у твоего господина? — спросил Рэндалл своего провожатого.

— Не слишком ли ты любопытен, музыкант? Тебе достаточно знать, что гость сэра Гилберта должен просто внести определённую плату, которую барон берет со всех, кто вторгается в его владения.

— А если у гостя нет денег?

— Наше дело маленькое — лорды сами разберутся, — фыркнул слуга, и больше Рэндалл не смог вытянуть из него ни слова.

Через полчаса в замке раздался гул голосов, звон оружия, послышались громкие шаги. В дверях появились стражники, ведущие Ральфа де Монфора — со связанными запястьями, без меча и кинжала. Проходя мимо Рэндалла, сидевшего на ступенях, сэр Ральф едва заметно кивнул ему. Рыцаря увели в сторону донжона, служившего темницей.

Отвернувшись, Рэндалл притворился, будто не знаком с пленником. Хромой слуга насмешливо наблюдал за ним.

— Теперь я могу отвести тебя в трапезную сэра Гилберта.

Рэндалл шёл за слугой вглубь замка, огромного, мрачного строения, где гуляли сквозняки и куда солнечный свет едва проникал с улицы.

— Ты носишь с собой кинжалы? — спросил хромой слуга, заметив, что Рэндалл на ходу разворачивает свёрток с кинжалами.

— Разве сэр Гилберт — король Англии? — отозвался поэт.

— При чём тут король Англии?

— В его присутствии, как известно, нельзя обнажать оружие.

— Нет. Сэр Гилберт не король.

— В таком случае я войду в трапезную со своим оружием.

— Ты очень дерзок, менестрель! Остерегись, ты — в замке могущественного лорда.

— Я не делал этого даже в замке герцога Ланкастера. Так почему же перед провинциальным бароном я должен быть кроток?

Придержав поэта за локоть, хромой слуга глухо проговорил:

— В отличие от герцога Ланкастера сэр Гилберт — разбойник. Помни об этом, когда вздумаешь ему дерзить.

Трапезная занимала длинный зал на первом этаже. Вдоль ее тёмных стен висели гобелены и оружие. В дальнем конце потрескивал разведённый очаг. Через несколько узких небольших оконцев в толще плотных стен проникал свет заходящего солнца.

За столом, уставленным блюдами и кувшинами, сидели сэр Гилберт и члены его шайки. Виночерпий и слуги время от времени наполняли кубки и подавали еду. По залу бродили собаки барона, ожидая от сидящих подачек.

Сэр Гилберт был человеком средних лет, рослым, с рыжими кудрями, спадавшими на широкие плечи. Его воспалённое лицо свидетельствовало о чрезмерной любви к выпивке, но глаза при этом смотрели внимательно и настороженно. Одетый в кольчугу поверх куртки и плащ, на мощной шее он носил тяжёлую цепь, пальцы рук сияли перстнями. На столе перед бароном лежала запечённая целиком туша вепря, подстреленного в лесу.

Остановившись в нескольких шагах от кресла сэра Гилберта, Рэндалл поклонился.

— Приветствую вас, лорд Мидлтон! Я, Рэндалл Блистательный, много слышал о вас и рад, что выступаю перед таким могущественным господином! — сказал он с улыбкой.

— Да, да! Могущество и власть мои известны далеко за пределами края, — довольно хмыкнул сэр Гилберт. — Тебе доводилось бывать при дворах герцогов и принцев?

— Разумеется, милорд.

— И, конечно, там тоже слышали о моем могуществе?

— О, да! Вы заставляете герцогов и принцев считаться с собой.

Сэр Гилберт приказал Рэндаллу приблизиться.

— У него кинжалы, сэр! — вмешался хромой слуга, увидев, как Рэндалл, повесив лютню за спину, взял в руки кинжалы. Со всех сторон на менестреля устремились напряжённые взоры, многие из приспешников Гилберта обнажили мечи.

— Для чего они тебе? — ровным голосом осведомился сэр Гилберт.

— Чтобы развлечь вас, сэр, — сказал Рэндалл и, прежде чем его успели разоружить, принялся жонглировать кинжалами. Блеск очага мерцал на их острых лезвиях. Все, кто присутствовали в трапезной, затаив дыхание следили за движениями менестреля. Закончив, он поймал кинжалы, вновь поклонился и убрал их в свёрток.

— Прекрасно! — вскричал сэр Гилберт, хохоча, его друзья громко зааплодировали.

— Я удивил вас? — спросил Рэндалл.

— Да, бродяга. Но я жду, что ты покажешь мне ещё что-нибудь!

Рэндалл с услужливой улыбкой склонился перед главарём шайки. Зная власть своих стихов и песен над любыми слушателями, включая знатных особ, он был уверен, что сумеет покорить и могущественного барона Мидлтона.

ГЛАВА 61

Повинуясь приказу владельца замка, менестрель по крутым ступенькам взобрался на нависавшую над залом балюстраду. Несколько секунд он глядел на утопавший в сумраке, и сиянии очага зал, вспомнив, что ещё недавно служил герцогам Глостеру и Джону Гонту.

Сотрапезники сэра Гилберта Мидлтона, уже изрядно пьяные, громко требовали музыки и песен. Пальцы поэта тронули струны лютни, и полившаяся мелодия эхом отдалась под сводами трапезной, заставив хмельную братию за столом замолчать. Уже давно они не слыхали ничего подобного, а Рэндалл обладал к тому же превосходными слухом и голосом.

Начав выступление с песни, возвеличивающей плотскую любовь к женщине, он заставил присутствующих трепетать от восторга. Далее Рэндалл перешел к другой, сочинённой норманнским менестрелем, в которой воспевалась храбрость воина. Потом настала пора песен Рамбута Оранского[5], которые очень нравились сэру Гилберту, а в завершение Рэндалл исполнил ту, которую сочинил сэр Ральф де Монфор, вдохновлённый любовью к леди Джудит.

— Кто тот менестрель, что создал исполненную тобой сейчас песню? — спросил Гилберт.

В ответ раздался смех. Довольно бесцеремонно Рэндалл облокотился о балюстраду и насмешливо уставился на сэра Гилберта. Подобная дерзость могла бы спровоцировать барона вышвырнуть наглеца из замка, если б не тот восторг, в который привело его выступление Рэндалла.

— Я сообщу вам его имя, сэр, но лишь после того, как узнаю, какую награду вы мне предложите. Я ведь существую на подаяния великодушных господ, — молвил он лукаво.

— Кубок вина или кружка эля — достойная для тебя награда? — осведомился сэр Гилберт. — Ты так понравился мне, что я готов усадить тебя за свой стол. Или, может, ты хочешь денег? Сколько шиллингов тебя устроит?

— Нет, сэр, — возразил Рэндалл. — Я выступал перед самим Джоном Гонтом и познал щедрость лордов.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Чтобы ты позволил мне отбыть из замка вместе с твоим пленником, которого я видел во дворе.

— С пленным рыцарем? — воскликнул сэр Гилберт. — Ты сошёл с ума, бродяга! За него я получу выкуп!

— Выкуп, по стоимости равный тем деньгам, что я мог бы попросить у вас в качестве награды, — ответил Рэндалл. — Разве вы не желаете возвыситься в глазах своих людей? Увидев, сколь щедры вы с менестрелем, они начнут обирать путешественников в два раза усерднее. Они будут обожать вас, милорд!

Возмущение захлестнуло сэра Гилберта, придав его лицу ужасное выражение. Но, заметив, как развеселились его приятели, он сдержался.

— Ты развлёк меня и моих гостей, как никто! — прохрипел он. — Должен признать, ты говоришь верные вещи, хотя твой язык слишком остёр. И, как гостеприимный и щедрый хозяин, я выполню твою просьбу. Так и быть, я отдам тебе сэра, которого ты просишь, но с одним условием. Признайся, ты пришёл в мой замок из-за него?

— Да, сэр Мидлтон, — признался Рэндалл, решив быть искренним. — Я друг и жонглёр этого дворянина, и песня, имени создателя которой я не упомянул, принадлежит ему, сэру Ральфу де Монфору.

Отвага бродячего менестреля, не побоявшегося появиться там, куда робели наведываться даже знатные дворяне и вооружённые отряды, заставила барона испытать восхищение.

— Я преклоняюсь перед людской отвагой, Рэндалл, — сказал он. — Своим выступлением и своей искренностью ты уже внёс выкуп за сэра Ральфа де Монфора. И я с удовольствием освобожу его! — И, кликнув стражников, барон распорядился привести в трапезную пленника.

Через несколько минут в зал вошли несколько стражников, ведя за собой сэра Ральфа. Пленник показался Рэндаллу утомлённым. Подняв голову, он заметил менестреля, стоявшего на балюстраде, и громко вздохнул. Ральф решил, что его привели в трапезную из-за какого-то проступка Рэндалла, и теперь им обоим грозит казнь.

— Я знаю, кто ты, — заговорил сэр Гилберт. — Менестрель сказал нам, что тебя величают сэром Ральфом де Монфором, а он служит в твоей свите жонглёром.

— Он не солгал. Я действительно сэр Ральф де Монфор, рыцарь его величества. И я взял Рэндалла на службу, потому что у него огромный талант, — глухо отозвался сэр Ральф.

— Да, я и мои друзья уже убедились в этом, — хмыкнул Гилберт. — И одновременно — в его отваге. Он пришёл в мой замок и в качестве награды за выступление потребовал для тебя свободы!

Пошевелив туго стянутыми руками, сэр Ральф поморщился — от верёвок его запястья ныли.

— Как ты поступишь, Мидлтон? — спросил он. — Откажешь Рэндаллу?

— Ты, верно, забыл, что я благородный дворянин, — угрожающе проговорил сэр Гилберт. — Да, я не гнушаюсь воровством и убийствами, у меня в замке прячутся разбойники, которым я предоставил укрытие, но я — дворянин! И я восхищаюсь храбростью твоего жонглёра. Рэндалл, приблизься!

Спустившись с балюстрады, поэт подошёл к креслу во главе стола, где сидел сэр Гилберт.

— Как ты и просил, я передаю тебе в качестве награды этого пленника. Делай с ним что хочешь! Ха-ха! Можешь даже потребовать за него выкуп! — весело проговорил сэр Гилберт. — И пусть все знают, что разбойничий замок Мидлтона гостеприимен к тем, кто является сюда по доброй воле.

— Благодарю вас, милорд Гилберт, — поклонился Рэндалл.

Феодал подставил ему для поцелуя руку, и молодому человеку пришлось прижаться к ней губами. Подозвав Ральфа, сэр Гилберт выхватил короткий меч из ножен и перерубил верёвки, стягивающие его запястья.

— Ты свободен, — объявил Гилберт. — Куда вы направлялись?

— В Элтон, — ответил сэр Ральф. — У меня есть просьба к королю Ричарду.

— До дворца короля добираться ещё двое суток, — заметил Мидлтон. — Я дам вам лошадей, и тогда мои люди точно убедятся, что я умею быть настолько же милостив, насколько и алчен.

Оставив друзей пировать в трапезной, он велел Рэндаллу и сэру Ральфу следовать за ним. По пути он давал распоряжения слугам, и те опрометью бежали исполнять приказ — седлать коней и собирать для путников еду и выпивку.

На улице уже темнело, зной спал, и стало прохладно. В сиянии горящих факелов вилась мошкара. Навстречу сэру Гилберту из конюшни вывели двух боевых лошадей, взнузданных и готовых к скачке.

— Я не предполагал, что вы будете так щедры, — сказал Гилберту Ральф, вскочив в седло.

— Щедрость проявил бы ты, рыцарь, не окажись твоим другом Рэндалл, — ответил тот и похлопал лошадь Ральфа по холке.

Подошедший хромой слуга молча передал Ральфу его оружие, щит и заплечный мешок.

— Я бы предложил вам заночевать у меня в замке, но, думаю, вы не согласитесь, — произнёс сэр Гилберт.

— Да, сэр, мы спешим продолжить путь, — сказал Ральф и слегка пришпорил коня.

ГЛАВА 62

Оставив разбойничий замок позади, Рэндалл и сэр Ральф пустили лошадей иноходью и скакали так до того места, где поэт спрятал поклажу.

Спешившись, Рэндалл сунул руку за колоду, в заросли крапивы, и выволок мешок, набитый одеждой и едой. Стащив с себя плащ, украшенный бубенцами, он переоделся в изящное котарди.

Наблюдая за ним, сэр Ральф ласково улыбался.

— Я еще не поблагодарил тебя, Рэндалл, — сказал он. — Ты спас меня от пыток, выкупа и, возможно, меча.

— О, сэр Ральф, я всегда верен своим друзьям, — ответил Рэндалл.

— В твоих жилах течёт кровь короля. И тебе совсем необязательно было рисковать собой, чтобы освободить меня из плена. Но я так же, как этот главарь разбойников, восхищаюсь твоей отвагой.

— Поверь, за те годы, что я бродил по Англии, мне довелось побывать в замках и куда более страшных владельцев, чем сэр Гилберт. Но к музыке менестрелей все относятся одинаково, — сказал Рэндалл. — И я знаю, чем их можно развлечь и удивить. Милости разных господ я вкусил столь же, сколь и жестокости.

Вскочив на лошадь, он натянул узду и пустился по петлявшей тропинке, взбиравшейся по крутому склону холма. Заросли крапивы и кажущиеся сейчас чёрными стволы семисотлетних деревьев тонули в бледном сиянии звёзд, проглядывающих сквозь несущиеся по небу косматые серые тучи. Где-то звонко журчал неглубокий ручей, кричала какая-то птица.

— К утру достигнем опушки леса, — произнёс Рэндалл. — И заночуем. А к полудню, полагаю, будем у цели — у дворца короля.

Сэр Ральф не возражал. Он уже понял, что Рэндалл неплохо ориентируется в лесу. Всю ночь они ехали по лесной дороге, и лишь на восходе, когда небо начало бледнеть, а звёзды — меркнуть, путешественники заметили, что сквозь деревья стала видна равнина. Спустившись со склона, они оказались на окраине леса.

У обочины росла зрелая пшеница, а далеко внизу раскинулась деревня. Над крышами тёмных хижин уже поднимался дым — крестьяне готовили еду. За деревней возвышались стены замка.

Путники спешились и привязали лошадей к буку. В его раскидистой тени друзья могли провести несколько часов. Подложив под голову плащи, сэр Ральф и его жонглёр сразу же погрузились в сон.

Они спали больше, чем рассчитывали. Рэндалл пробудился от звонкого хохота. Открыв глаза, он увидел двух очаровательных крестьянок, которые стояли у дороги и смеялись, разглядывая спящих путников.

— Вы не слишком гневаетесь на нас, сэры, что мы вас разбудили?

— О нет, прекрасные леди! — ответил Рэндалл. — Более того, мы благодарны вам за это.

Девушки, польщённые словами Рэндалла, двинулись к деревне, а поэт, поднявшись, огляделся по сторонам.

Позади залитой солнцем деревни, полей и замка простирались леса. До Элтона путникам предстояло скакать целый день и, несомненно, загнать лошадей.

— Я волнуюсь за Джона Болла, — признался Ральф. — Вдруг король не уступит моим просьбам?

— Но Ричард благоволит к тебе! Неужели ради рыцаря, к коему питает расположение, король не заменит мятежнику казнь тюрьмой?

Ральф ничего не ответил, но сомнения продолжали одолевать его. После завтрака друзья вновь вскочили на лошадей и погнали, в объезд владений феодала, к лесу.

Целый день, превозмогая усталость, они натягивали узду, заставляя лошадей хрипеть, но из последних сил скакать через густой лес.

К ночи, окружённый густыми дебрями, впереди возник излюбленный дворец короля Ричарда. Уже темнело, когда его ворота стали различимы сквозь кусты и меж деревьев. Возле ворот был разбит прекрасный сад, где цвели розы. Светлые стены с рядами высоких стрельчатых окон стерегли стражники в кольчугах. Через ров на сторону Элтона вёл каменный мост, проскакав по которому, путники тотчас привлекли внимание стражи.

Где-то затрубил рог. Окна дворца озарялись изнутри факелами и горящими очагами, что навело Рэндалла и его друга на мысль, будто король ещё в Элтоне.

На подступах ко дворцу стражники преградили скачущим всадникам путь.

— Прочь! — вскричал Рэндалл, поднимая лошадь на дыбы. — Перед вами сэр Ральф де Монфор и его жонглёр! — Он задыхался от скачки, его глаза пылали.

— Простите, сэры, — возразил один из стражников, — но короля нет в Элтоне, и мы получили приказ никого не впускать во дворец. Здесь сейчас только лорд Глостер.

— Король во дворце! — настаивал сэр Ральф. — Молодой лорд Ланкастер говорил нам, что его кузен направляется в Элтон и намерен провести в нём несколько дней.

— Да, его величество действительно был в Элтоне день или два, — сказал второй стражник. — Но вчера утром король отбыл в Эссекс!

— Этого не может быть! — пробормотал сэр Ральф. Он закрыл глаза и перевёл дыхание.

— Ричард был в ярости, когда уезжал. И для вас, возможно, безопаснее встретиться с ним чуть позднее, — посоветовал первый стражник.

— Нет, — ответил сэр Ральф, — мы опоздали. И теперь вряд ли уже догоним короля по пути в Эссекс. Хотя, если постараться, мы встретимся с его величеством перед самой казнью. Скачем же, Рэндалл!

— Лошади не выдержат, — возразил Рэндалл.

— Пустим их иноходью, — предложил рыцарь.

Им предстояло странствие в Эссекс, полное очередных трудностей и тревог. Проведя остаток ночи в хижине виллана в какой-то бедной деревне, утром они вновь заставили лошадей во весь опор скакать к Эссексу.

Проезжая мимо лесов, замков и городов, они наконец приблизились к графству, ещё недавно охваченному мятежом.

ГЛАВА 63

С раннего утра, как только серые тучи нависли над стенами монастыря и в воздухе сгустился туман, отряд стражников окружил помост, на который вели семь ступенек.

К площади, где должна была состояться казнь одного из предводителей крестьянского восстания — бывшего монаха Джона Болла, — отовсюду сбегались любопытные. Стражникам пришлось даже перегородить путь к небольшой площади перед обителью, потому что та не могла вместить всех желающих.

Юноши влезали на остроконечные крыши башен и сидели там, рискуя сорваться. Монахи лениво толпились у ворот обители, пряча руки в рукавах грязных изношенных ряс. Женщины, отроки, состоятельные ремесленники и торговцы оживлённо обсуждали прибытие в Эссекс короля.

Ричард обманул их, он не выполнил ни одного из требований Уота Тайлера. По его приказу мятежников и их сообщников вешали тысячами в графствах Англии.

Король появился в окружении конницы, с трудом продвигавшейся по узким улочкам. Он подъехал к отведённым для знати местам и спешился. Сорок рыцарей, составлявших свиту, последовали его примеру. Среди них были сэр Филипп, Джон Гонт и Генри Ланкастер.

Опустившись в резное тяжёлое кресло с мощными подлокотниками, король принял непреклонный и холодный вид. Сэр Филипп сел от него по правую руку.

В толпе возникла небольшая сумятица — это к помосту сквозь плотные ряды пробирался огромный жирный человек в кольчуге и длинном плаще. Многие узнали в нём местного палача. Двое слуг тащили верёвку и остро отточенный громадный топор, похожий на алебарду. Толпа зашумела, предвкушая казнь. За палачом к помосту подошли несколько судей, главный из них — худой человек с внешностью хорька — держал свиток с обвинениями.

Все ждали появления пленника. А между тем Джон Болл, всю ночь простоявший в молитве у стены камеры, тоже слышал шум толпы.

— Только бы не закричать, — бормотал он, стоя на коленях на куче соломы. — Только бы не завопить от страха.

Накануне к нему хотели применить пытки и дыбу, но передумали, так как он не отрицал обвинений в участии в мятеже и подстрекательстве к восстанию. Он не сознавался лишь в том, что бросил вызов королю. Отец Болл продолжал считать себя верным королю, но жаждущим свободы для своего народа, который, увы, не решался теперь защитить своего предводителя из страха перед Ричардом.

Раскаяния отец Болл не испытывал, равно как и трепета. Его приговорили к четвертованию, и отец Болл выслушал решение судей хладнокровно. Месяцы, проведённые за пределами обители, научили его твёрдости.

За дверью раздались топот ног и звон оружия. Загремели затворы, и стражники с алебардами, в железных шлемах и кольчугах вошли в камеру.

Поднявшись с колен, отец Болл вскинул лицо.

— Я готов идти, — сказал он. Ни тени смятения не было в его очах.

Закованный в кандалы, отец Болл переступил порог тюрьмы. У ворот стояла телега, запряжённая лошадью, на которой обвиняемого должны были отвезти к месту казни.

Над мощёным тротуаром и между башнями клубился туман. Утро выдалось на редкость прохладным.

Пленника усадили на край телеги, возница щёлкнул поводьями, и лошадь медленно направилась к воротам.

На улочках, ведущих к площади, находившейся перед монастырём, толпились возбуждённые люди. Многие бросали на Джона Болла мрачные взгляды, словно обвиняя его в том, что после восстания их трудности ещё более усилились, а сборщики податей, рыскающие по графствам и творящие преступления, всё так же пользуются заступничеством короля.

Однако среди толпы были и сочувствующие Джону Боллу люди. В какой-то момент ему даже показалось, что он увидел кого-то из бывших сторонников.

Но Джон Болл отвёл от толпы взгляд и поднял глаза к черепичным крышам домов, проглядывающим сквозь туман...

Поднявшись на помост, он сразу увидел Ричарда. И всё то время, пока судья читал обвинение, Джон неотрывно смотрел на короля. Услышав приговор, он преклонил колена и, отвернувшись от палача, положил шею на колоду. Палач вскинул огромный топор.

Толпа издала вопль, и голова «неистового проповедника» скатилась с колоды.

ГЛАВА 64

Чем более приближался Эссекс, тем чаще на пути скачущих верхом Рэндалла и сэра Ральфа попадались висельники. У одного из странствующих монахов, что возвращался в свою обитель, сэр Ральф спросил, уехал ли король из Эссекса.

— Нет, — сказал монах. — Он гостит в доме шерифа.

К полудню всадники достигли местной обители, где братья поведали им о казни, совершённой недавно над «неистовым проповедником». На площади перед монастырём торчала насаженная на железный прут голова, в которой сэр Ральф тотчас узнал отца Болла.

— Когда казнили Джона Болла, любопытные сотнями рвались на площадь. — рассказывали монахи. — Король со своими людьми сидел поблизости. Голову мятежника выставили прямо на площади, а другие куски тела разослали в разные части Англии — в назидание, сколь страшно бросать вызов королю.

— Мы опоздали, Рэндалл! Мы опоздали! — твердил в отчаянии сэр Ральф. — Слишком поздно мы добрались до Эссекса!.. — Резко вскочив в седло, Ральф поскакал в обратную сторону. Рэндалл нагнал его на подступах к крестьянской дороге, лежащей через поля.

— Если бы я не попал в плен к сэру Гилберту, мы бы успели вырвать Джона из рук палачей, — процедил рыцарь сквозь крепко сжатые зубы.

— Нет, — возразил Рэндалл, — не вини себя, друг мой. Куда ты скачешь?

— В Лондон, — ответил сэр Ральф холодно.

Возвратившись из Эссекса, король остановился в Тауэре, где провёл остаток лета. Он испытывал торжество от того, что ему удалось подавить восстание, отказаться от всех своих обещаний, данных Уоту Тайлеру, и наказать предводителей восстания. До него доходили слухи, что один из его рыцарей — сэр Ральф де Монфор — искал встречи с ним и что он был-де знаком с Джоном Боллом, но Ричард не придавал им значения. Ведь король знал, что скитания по королевству нередко сводят друг с другом людей разных сословий.

ГЛАВА 65

Наступила зима, принеся в Англию холода и снегопады. В заснеженных хижинах, у жарко разведённых очагов вилланы всё чаще сожалели о летнем восстании. Теперь им приходилось рассчитывать лишь на милость своих баронов, но в замках их встречали весьма неохотно.

В Лондон потянулись толпы бродяг, закутанных в обноски и с трудом бредущих по снегу. Сопровождавший повозку леди Памелы Гисборн отряд стражников наводил на них ужас.

Впереди отряда в начищенных доспехах скакал граф Филипп Монтгомери. Добившись позволения взять в жёны Памелу, сэр Филипп уже несколько раз виделся с ней и её отцом при дворе Ричарда. Но потом наступили холода, дороги через лес замело, и путешествовать по ним из северного Йоркшира для бедного провинциального феодала и его дочери стало сложно. Погрязнув в долгах и нищете, Гисборн всё реже покидал замок, бесчисленные дела которого требовали его присутствия.

Однажды утром вилланы окрестных деревень заметили на дороге знатного всадника в доспехах, со свитой и двумя оруженосцами. В нём они безошибочно узнали сэра Филиппа Монтгомери.

Прибыв в замок, граф передал Гисборну очередной увесистый кошелёк с деньгами, а его дочери — предложение посетить Вестминстер, где знаменитый поэт Джозеф Плат должен был впервые читать очередное стихотворение.

Уже не робевшая перед ним, как прежде, Памела приняла предложение рыцаря и спустя пару дней вместе с ним отбыла из Йоркшира.

Чем ближе кавалькада продвигалась к Лондону и Вестминстеру, тем чаще всадникам встречались хмурые бродяги и мрачные вилланы. Памела, изредка приподнимавшая полог, ловила их недобрые взоры.

Спустя несколько дней кавалькада достигла Вестминстера. Предпочитая думать о замужестве с Филиппом как о деле решённом, Памела понимала, что за то время, что прошло с их встречи в саду, он и впрямь не раз доказал ей свою любовь.

Теперь она чаще, чем когда-либо, бывала при дворе короля. появляясь то в Элтоне, то в Вестминстере. И если раньше к ней относились как к безусловно красивой, но нищей дочке провинциального королевского вассала, то сейчас, стоило всем узнать о её предстоящем замужестве, при дворе Памелу тут же сочли одной из самых прекрасных женщин.

Кавалькада, возглавляемая Филиппом Монтгомери, проследовала по мосту во двор и остановилась. Спешившись, рыцарь подошёл к повозке своей возлюбленной, предложив ей галантно руку.

Их встретили глава стражников и камердинер Ричарда, которому и было поручено проводить Памелу в приготовленную для неё комнату.

Ей уделяли подчас даже больше внимания, чем принцессе Джоанне, поскольку она была возлюбленной преданного королю рыцаря.

— Много ли знатных вельмож прибыло в Вестминстер? — спросил Филипп.

— Да, милорд, — ответил камердинер, с заученным изяществом указывая путь по коридорам дворца. — Ведь уже завтра вечером Джозеф Плат будет впервые читать свою очередную поэму. Другие придворные заняли остальные комнаты дворца и даже дворцы своих друзей в городе. Здесь уже герцоги Ланкастер и Глостер, которые предвкушают выступление знаменитого поэта.

У высоких стрельчатых дверей комнаты Памелы камердинер расстался с девушкой и влюблённым в неё рыцарем.

Приоткрыв дверь, Филипп предложил Памеле войти. Небольшая комната имела широкое полукруглое окно, просторный подоконник и пёстрый пол. На резном столе стояли кувшин с вином и два кубка. Возле стола стояли кресла, а чуть далее — широкая кровать.

— Теса, — обратился Филипп к служанке, — твоя комната рядом, и если госпожа захочет воспользоваться твоими услугами, ей достаточно будет тебя позвать.

Девушка послушно удалилась.

Взяв один из кубков, Филипп сказал:

— Этот кубок принадлежал королеве Элеоноре. Ты знаешь, чем известна королева Элеонора?

— О, милорд, — ответила Памела, — она убила свою соперницу Розамунду Клиффорд.

— Пустые слухи, — Филипп повертел кубок и поставил на место. — Это Джозеф Плат распространяет их своей поэмой. На самом деле Розамунда ушла в монастырь, не выдержав соперничества с королевой. — Губы Филиппа тронула лёгкая усмешка. Повернувшись к Памеле, он взял её за подбородок и с волнением заглянул в глаза. — Но любовь бывает порой так сильна, что толкает нас на преступления, — прошептал он.

— До встречи со мной вас толкала на преступления тоже любовь? — насмешливо произнесла Памела.

— Есть вещи, как, например, верность своему монарху, — спокойно заговорил после паузы Монтгомери. — Я был беспощаден к врагам во имя короля и Англии. Проливая кровь мятежников, я также служил королю Ричарду. Я не отрицаю, что могу без сожаления расправиться со своими личными врагами, но тебя не должно это смущать. Я очень люблю тебя, но мне больно оттого, что ты меня презираешь.

— Сэр, вы насмехались над моими братьями и отцом, но одновременно вы щедры с ними, и они видят в вас заступника. И это унизительно, — девушка отвернулась.

Скинув плащ, Памела положила его на край сундука. Хрупкая, с узкими бёдрами и точёной талией, с густыми белокурыми волосами, собранными в тяжёлые косы, она вновь вызвала у сэра Филиппа бурю в душе: он страстно любил её, до сих пор не имея уверенности в ответных чувствах!

Он ещё ни разу не прикоснулся к ней, хотя располагал достаточной властью, и ни разу не поцеловал. Никогда ещё сэр Филипп Монтгомери не ощущал столь обжигающей любви к женщине!

— Через несколько месяцев она станет моей навсегда, — пробормотал он, покидая комнату возлюбленной.

Ночью он долго сидел возле окна.

— Вы охвачены любовью, милорд, — сочувственно произнёс Хьюго, готовя постель господину. — Всё будет хорошо, поверьте.

В тот момент никто из них не подозревал, что Рэндалл — бродяга, менестрель, придворный поэт и дядя короля Ричарда! — может стать самым серьёзным противником благородного графа.