В пасмурный день, когда тучи висели над высокими черепичными крышами и остроконечными башенками Лондона, из дворца Солсбери выехала кавалькада всадников. Одеяния с вычурной вышивкой не давали усомниться в их богатстве и знатном происхождении. По узким улочкам, вьющимся вдоль тесно стоящих домов, кавалькада направилась в сторону Вестминстера.
Первым скакал молодой человек, державшийся на лошади с изяществом рыцаря. Среди его спутников обитатели Лондона узнали графа Солсбери — юного племянника могущественного придворного, который благоволил к нищим и убогим, щедро раздавая милостыню. Замыкал кавалькаду блондин, по всем приметам приходившийся рыцарю и графу другом, а не слугой.
На мосту, по обыкновению, было много народа. Здесь толпились королевские кредиторы, купцы и торговцы, ожидающие, когда их примут при дворе. Стражники потеснили толпу, позволяя всадникам беспрепятственно проехать к высоким воротам.
— Джозеф Плат постоянно обретается при дворе, — сказал сэр Ральф Рэндаллу. — У него есть свой дом в Лондоне, но его более привлекают Элтон и Вестминстер.
— Неудивительно, — хмыкнул Рэндалл, — поближе к королю.
— Нынче ты сам убедишься в его способностях к поэзии, — заметил сэр Ральф.
Иноходью проследовав внутрь двора, всадники остановились. Вскинув голову и затаив дыхание от восторга, Рэндалл осмотрелся. Перед ним полукругом простирались стены Вестминстера с длинными стрельчатыми окнами, башнями, лестницами и украшенными декором карнизами и балконами. Чуть в отдалении разместились конюшни, постройки для слуг, кузницы и оружейные.
«Всем тут когда-то распоряжался мой отец, — думал Рэндалл. — Разве мог он предполагать, что я, рождённый во грехе, впервые появлюсь здесь как поэт и бродяга?! Но я сделаю всё, чтобы достигнуть достойного положения для себя — отпрыска короля и брата герцогов!»
Сдав лошадей слугам, Рэндалл и его друзья неторопливо шли по заснеженному двору ко дворцу.
— Болтают, что за прошедшие месяцы при дворе расцвела некая провинциальная девица, — молвил Солсбери.
— Кто же она? — поинтересовался сэр Ральф.
— Леди Памела Гисборн, дочка обедневшего лорда из Йоркшира. Она просватана за сэра Филиппа Монтгомери.
Взойдя по ряду ступеней, спутники переступили порог дворца и оказались на первом этаже. Толстяк, окружённый толпой, веселящейся от каждого сказанного им слова, развлекал придворных своим показным остроумием.
— Джозеф, — окликнул толстяка де Монфор. Обернувшись, толстяк кивнул рыцарю и двинулся к нему сквозь расступившуюся толпу.
— Где ты пропадал, милорд?! Я уже полгода тебя не видел! — завопил он.
Обменявшись объятиями с сэром Ральфом, Плат сдержанно поприветствовал графа Солсбери, а затем посмотрел на Рэндалла.
— Кто твой друг, милорд?
— Он поэт, его знают под именем Рэндалл Блистательный, — представил друга сэр Ральф.
— Буду рад внимать вашим стихам, — чуть поклонился Рэндаллу Джозеф Плат.
— А я буду рад вам их прочесть, — ответил Рэндалл.
Удовлетворившись знакомством и явно не считая Рэндалла соперником. Плат положил руку на плечо сэра Ральфа и повёл его в трапезную, где накрывали столы. Лорд Солсбери и Рэндалл последовали за ними. Шагая по коридору с высокими красивыми сводами и длинным рядом стрельчатых окон, Рэндалл вовсе не ощущал, к своему удивлению, смущения. Он был просто создан для королевских дворцов.
В зале, где за длинными столами размещались сотни богато одетых гостей, Рэндалл огляделся. Места за находившимся в стороне, на возвышении, столом ещё пустовали.
Чуть подтолкнув Рэндалла, Плат шепнул:
— Это стол для его величества и его людей. Даже я, признанный поэт, не имею права сидеть там. Наши места здесь, — и толстяк подвел его к крайнему столу, стоящему под окнами зала.
Поистине, двор Ричарда производил впечатление богатого и расточительного. Из-за стоявшей в зале духоты, смешанной с ароматами еды и эссенций, Рэндаллу сделалось жарко. Скинув плащ, он бросил его подоспевшему слуге, оставшись в приталенной куртке. Плат уже давно передал свой плащ слугам и уселся за стол, с интересом взирая на угощения. Опустившись возле него, Рэндалл рассеянно взял кубок, и услужливый виночерпий тотчас наполнил его вином.
Несколько менестрелей на деревянном балконе, нависавшем над входом, исполняли мелодию на лютнях, развлекая гостей. Рэндалл подумал, что совсем недавно и сам был таким же бедным бродягой, и ему стало тоскливо. Он залпом осушил кубок.
— Вы прежде были менестрелем? — спросил у него Плат.
— Да. И я не так юн, чтобы утверждать, что был им недолго, — признался Рэндалл.
— Ха-ха! Я ведь тоже бывший менестрель. Пел, бродяжничал, исполнял композиции на лютне. Потом судьба забросила меня во Францию, где я встретил принца Уэльского. В то время я уже назывался поэтом, — гордо сказал Плат. — Чем вы занимаетесь теперь?
— Пишу поэму.
— Вот как! О чём?
— О шести сословиях.
— О, это любопытно!
Громко запел рог, объявляя, что в зал идёт король. Менестрели умолкли, придворные склонились в поклоне.
В дверном проёме возник юноша в наряде из парчи и шёлка, с высокомерным выражением лица и холодным взглядом светлых глаз.
— Прошу вас, продолжайте трапезу, — проговорил он величественно.
Короля сопровождали оба его дяди — Джон Гонт и герцог Глостер, а также отрок, в коем Рэндалл узнал Генри Ланкастера.
Заняв свои места за столом на возвышении, Ричард и его свита принялись за обед. Под пение менестрелей, звуки лютен, цистр и дудок проходил этот превосходный пир.
Попивая вино с пряностями, пробуя угощения, Рэндалл вдруг ощутил тоску, сжавшую его сердце. Совсем недавно он спал в хлеву, рядом с ослиным стойлом, и каждый шиллинг зарабатывал с трудом. Он понимал, что впоследствии всё, что случалось с ним ранее, будет упорно преследовать его и наполнять сочувствием к беднякам.
Погрузившись в размышления, Рэндалл не заметил, как за окнами спустились ранние зимние сумерки и люди потянулись из трапезной в соседний зал. Он встрепенулся, лишь когда толстяк Плат поднялся из-за стола.
— Мои поклонники уже готовы мне внимать, — сказал он. — И я должен идти. Как только король перейдёт в тот зал из трапезной, я начну читать поэму.
Закончив обед, сэр Ральф поднялся и тоже двинулся к стрельчатому проходу в соседний зал. Рэндалл последовал за ним.
В зале, расположенном рядом с трапезной, имелось множество длинных резных скамей и кресел. Над ними нависала огромная деревянная балюстрада, на которую вела короткая винтовая лестница. С балюстрады почти все поэты двора Ричарда II читали собравшимся свои стихи. Высокие светлые потолки превосходно отражали голоса и звуки.
Кресло короля стояло на возвышении, прямо напротив балюстрады. В очаге жарко трещало целое дерево. Зал был превосходно натоплен, и в нём не ощущалось гуляющих по дворцу пронизывающих сквозняков. За окнами густо сыпал снег.
Следуя за сэром Ральфом, Рэндалл прошёл в отдалённый угол зала, где оба заняли места на скамейках. Отсюда Рэндалл мог видеть короля, Плата и весь зал. Над ним и Ральфом чадил горящий факел. Зал наполнялся пёстрой веселой публикой.
— Где Плат? — спросил Рэндалл, и Ральф молча указал ему на ждущего у винтовой лестницы толстяка. Отвечая на поклоны и приветствия, Плат довольно улыбался. Было заметно, сколь тешило его преклонение придворных.
— Возле Ричарда крутится много поэтов, некоторые из них очень хороши, — сказал Ральф. — Но никто не сумел достигнуть того же положения, что и Джозеф Плат. Может, это удастся тебе, друг мой?
— Мне трудно судить, ведь я не слышал ни одного стихотворения Плата.
Внезапно дыхание Рэндалла участилось: ему показалось, что в зале стало ещё жарче. Причиной тому была девушка, чья красота привела его в полное смятение. Прекрасное лицо молодой особы, распущенные длинные белокурые волосы, облетающее гибкое тело платье, расшитое опалами, с вырезом, открывавшим её восхитительную шею, потрясли Рэндалла.
Девушка, улыбаясь, кивнула Джозефу Плату, и толстяк ответил ей учтивым поклоном. И вдруг рядом с девушкой Рэндалл увидел надменную фигуру Монтгомери. Бесстрастно тот наблюдал за происходившей в зале сумятицей. В его глазах не отражалось ничего, кроме презрения.
— Ральф, друг мой, скажи, кем является та особа, что, точно попавшая в капкан куница, сидит рядом с моим кузеном? — спросил он.
— Это леди Памела Гисборн, — пояснил сэр Ральф. — Одна из самых очаровательных девиц при дворе. А сэр Филипп получил согласие её отца на их брак.
Глядя на Памелу, Рэндалл испытал вдруг чувства гораздо более сильные, нежели те, что вызывали у него прекрасные девушки ранее. Памела не смотрела в его сторону, но сэр Филипп, цепким взглядом своим обнаружив среди присутствующих менестреля, искренне теперь недоумевал, каким образом бродяга смог оказаться среди самых благородных людей Англии.
— Я покорён ею, Ральф, — страстно проговорил Рэндалл. — Она так красива, а принадлежит негодяю Филиппу Монтгомери?!
— Будь осторожен, — сказал Ральф. — Монтгомери беспощаден к врагам.
Между тем Филипп уже заметил сэра Ральфа де Монфора рядом с Рэндаллом и сразу понял причину появления менестреля в Вестминстере.
Запели рожки, и в зал вошёл Ричард в сопровождении герцогов Гонта и Глостера. Быстро поднявшись на возвышение, король расправил складки длинного плаща и опустился в своё кресло. Его дядья заняли места в зале.
Поклонившись, Джозеф Плат взобрался по винтовой лестнице на балюстраду. Затем, получив дозволение короля, надо чал читать свою поэму. Его томный голос красиво отдавался под сводами зала, выражение толстого лица стало нежным, а в глазах запылала страсть.
Слушая его выступление, Рэндалл перевёл взгляд с поэта на девушку. Он поймал себя на мысли, что чувств сильнее, чем вызвала у него сегодня Памела, он никогда прежде не ведал. Памела неотрывно смотрела на Джозефа Плата, воспевавшего плотские наслаждения.
— Как ты думаешь, она любит его? — шепнул Рэндалл, склонившись к уху Ральфа.
— Сомневаюсь, — пробормотал граф. — Она не выглядит счастливой. Но ты должен забыть о ней, так как она просватана за твоего кузена. Я встречал прежде в Лондоне её папашу, Роберта Гисборна, который постоянно искал деньги. Памела очень бедна, хотя и знатна. Филипп, видимо, оплатил все долги Гисборна. К тому же он вряд ли считает нищету пороком, а красивая и знатная девица весьма достойна его любви.
Чтение Платом поэмы увлекло всех слушателей, и даже те, кто с насмешкой относился к поэзии, затаив дыхание, слушали толстяка. Когда он закончил, уже наступила ночь.
Вновь поклонившись королю, а потом залу, Плат встретился взором с Рэндаллом. По лбу толстяка стекал пот, но было видно, что он торжествовал.
Внезапно под звук продолжающихся аплодисментов со своего места поднялся Филипп Монтгомери. Подняв ладонь, он попросил у короля и зрителей дозволения говорить. Рукоплескания стихли.
— В чём дело, милорд? — осведомился Ричард. — Вам не понравились стихи великого Джозефа Плата?
— О нет, ваше величество! Напротив, я так покорён им, что предлагаю устроить небольшой поэтический турнир, в котором он наверняка сумеет подтвердить своё звание великого поэта, — ухмыльнулся Филипп.
Рэндалл увидел, что возлюбленная его кузена встревожилась, а Джозеф Плат пришёл в недоумение.
— Или, быть может, великий поэт робеет перед бродячим менестрелем? — спросил Филипп.
— Вот ещё! — фыркнул Плат.
— Превосходно! В таком случае, ваше величество, позвольте турниру состояться и назовите тему.
— Позволяю, — весело согласился король, заинтересованный предложением графа Монтгомери. — Но разве в этом зале найдётся человек, который не побоится состязаться с самим Джозефом Платом?
Рэндалл догадался, что Филипп решил попросту посмеяться над ним.
В ту же секунду Филипп повернулся к нему и с улыбкой произнёс:
— В дальнем углу зала я вижу человека, знакомого мне по его выступлению в замке сэра Джона Гонта. Тогда он был ещё простым менестрелем, а нынче находится среди знати и служит сэру Ральфу де Монфору. Его зовут Рэндалл, и я уверен, что благодаря присущему ему острословию он сумеет дать отпор даже Джозефу Плату.
— Прошу вас, Рэндалл, — любезно молвил король. — Докажите, что сэр Филипп не заблуждается.
Выпрямившись в полный рост, с горящими от волнения глазами Рэндалл прошёл к лестнице, ведущей на балюстраду, и медленно отвесил поклон сначала королю, а потом сэру Филиппу и всему залу.
— Вы согласны сразиться с Джозефом Платом? — спросил с издёвкой Филипп.
— Ну конечно, милорд, — ответил Рэндалл. — Мое участие в поэтическом турнире, надеюсь, не разочарует вас.
Усмехнувшись, сэр Филипп опустился возле Памелы.
По требованию короля голоса придворных смолкли. Все с любопытством ожидали начала спора.
Вновь запели рожки. Подняв голову, Рэндалл увидел, что его соперник в замешательстве. Лишь позже он узнал, что Плат обладал безусловным талантом в сочинении поэм, но терялся, если ему приходилось импровизировать. Рэндалла же никогда не смущала импровизация: он одинаково искусно владел словом и устно, и письменно.
— Сэры, — заговорил Ричард II, — я нашёл подходящую для вашего спора тему. Как вам, например, дворцы Англии? Ха-ха, Плат! Ты ведь их много повидал!
— Прекрасная тема, ваше величество, — отозвался Джозеф Плат.
— Тогда предлагаю начинать тебе! — воскликнул король. — А Рэндалл будет продолжать!
Пройдясь по балюстраде и подумав несколько секунд, Плат произнёс:
— О, замок Плэши! Твоё величие над нами — на века!
Улыбнувшись, Рэндалл ответил:
— О, замок Плэши! Что до величья твоего мне?
Ведь раб я и слуга...
За сообразительность новичка щедро наградили аплодисментами. Бросив на него хмурый взгляд, толстяк молвил:
— О, Элтон! Ты дворец любви, укрытие богов!
— Сказал бы я про ночи в нём,
Коль не боялся бы оков, — отозвался Рэндалл.
На этот раз все разразились хохотом, так как давно уже не звучали при дворе столь смелые и фривольные фразы.
Остановившись напротив кресла, в котором сидела леди Памела, Рэндалл устремил на девушку нежный взор, чем невольно её смутил.
Плат же заговорил вновь:
— О, Вестминстер! Я в красоту твою
И строгость твёрдо верю!
— О, Вестминстер, здесь и для шлюх
Всегда открыты двери! — чуть запнувшись, закончил Рэндалл.
Все присутствующие снова расхохотались, бурно выражая восторг острословию и дерзости Рэндалла. Но более всего поэта обрадовало то, что леди Памела обратила на него внимание! В её зелёных очах, устремлённых на него, он заметил явное смятение.
Джозеф Плат, напротив, был раздосадован: он почувствовал, что его престол, возведённый с таким трудом, покачнулся.
Как правило, способности других придворных поэтов меркли перед его талантом, но в Рэндалле, поначалу не воспринятом им всерьёз, он вдруг увидел достойного и, увы, опасного противника. Вместе с огорчением в Плате пробудилась и зависть — чувство, прежде ему неведомое. Он сделал ещё несколько попыток восторжествовать над Рэндаллом, но всякий раз получал ловкий отпор. Собравшиеся вельможи рукоплескали Рэндаллу, хотя некоторые его стихи заставляли девичьи щёки вспыхивать румянцем.
Филипп скрежетал зубами от гнева, его пальцы вжались * в ладони так, что побелели костяшки. Он думал выставить Рэндалла пустым хвастуном, однако всё получилось иначе.
По завершении поэтического турнира король подозвал к подножию кресла обоих поэтов. Склонившись перед ним, Рэндалл и Джозеф Плат ждали вынесения приговора.
— У вас, кажется, есть какое-то прозвище? — спросил у Рэндалла король.
— Да, ваше величество, — Блистательный, — ответил поэт.
— Так вот, Рэндалл Блистательный, признаюсь, я не думал, что вы сумеете дать отпор Плату. Однако вы одолели его, и потому я объявляю, что моё решение — в вашу пользу.
Мои подданные меня поддержат.
Вельможи зааплодировали. Поглядев на сэра Филиппа, Ричард произнёс:
— Милорд Монтгомери, благодарю вас за то, что открыли нам Рэндалла Блистательного. Если бы не вы, я бы ещё долго находился в неведении.
Но сэр Филипп промолчал, с трудом сдерживая обуревавшие его чувства оскорбления и негодования.
«Он оскорблён оттого, что я, простой менестрель, не ударил лицом в грязь и держал себя достойно, — догадался Рэндалл. — Теперь ему придётся нередко испытывать ярость, встречая меня».
Поднявшись с кресла, Ричард в окружении свиты проследовал к выходу. За ним потянулась толпа придворных. Джозеф Плат предпочёл незаметно ретироваться.
Некоторые вельможи окружили Рэндалла, наперебой громко и бурно высказывая ему свой восторг и одобрительно хлопая по плечу.
С досадой Рэндалл заметил, что, встав со скамьи, леди Памела хотела было тоже подойти к нему, но сэр Филипп цепко взял её за руку и повёл к дверям.
Крепко обняв Рэндалла, сэр Ральф, веселясь, увлёк его за собой:
— Ричард потребовал привести тебя в его опочивальню для беседы с глазу на глаз, — сказал он.
— Когда же?! — воскликнул Рэндалл.
— Немедленно. Уже за полночь, но, если король хочет с тобой говорить, ты обязан повиноваться. О, Рэндалл, друг мой! Ты отделал Плата, как никто и никогда! Ему, наверное, сразу вспомнились времена, когда он, странствующий бродяга, развлекал арбалетчиков Кале. Ха-ха-ха! Но ты — Рэндалл Блистательный, я в тебе не ошибся!
— А ты не волновался, когда Филипп вызвал меня для участия в споре?
— Немного. К тому же я знал, что ты обойдёшь Джозефа. Он талантлив, спору нет, но ему не хватает остроты языка. Кстати, ты привёл в восторг Памелу Гисборн.
— Филипп был в бешенстве и не позволил ей побеседовать со мной.
— Монтгомери получил хороший урок, — сказал сэр Ральф.
В коридоре к Рэндаллу приблизился королевский камердинер и, поколебавшись, всё-таки соизволил отвесить поклон.
— Идите за мной, Рэндалл, — произнёс он глухо.
И Рэндалл, оставив сэра Ральфа де Монфора, последовал за камердинером в глубь дворца по незнакомым коридорам.
Отдаляясь от зала, где произошёл поэтический турнир, поэт замечал, что вокруг всё реже встречаются вельможи и придворные. В пустых коридорах Вестминстера шаги отдавались особенно гулко. На стенах горели факелы, за длинными окнами давно уже спустилась ночь.
Остановившись у нужных дверей, камердинер приоткрыл их и, знаком пригласив Рэндалла следовать за ним, переступил порог опочивальни короля.
Слуги как раз раздевали Ричарда. На шёлковой подушке уже лежали его венец и жезл. Кто-то из слуг держал на согнутой руке плащ, другие расстёгивали пуговицы.
В опочивальне находился и сэр Филипп: стоя у окна, он что-то объяснял королю вполголоса. Рэндалл не знал, о чём они беседовали, но догадывался, что обсуждают его персону.
— Милорд, — вежливо доложил королю камердинер, — поэт Рэндалл Блистательный к вашим услугам!
Отстранив слугу, Ричард с улыбкой повернулся к Рэндаллу.
Сэр Филипп метнул на Рэндалла гневный взгляд. Он не мог смириться с тем, что бродяга-поэт получил доступ в опочивальню его господина.
Стоя перед государем Англии, наделённым безраздельной властью и в полной мере познавшим преклонение и раболепство подданных, Рэндалл вдруг вспомнил, что Ричард приходится ему племянником и что в жилах их обоих течёт кровь Плантагенетов. Он подумал, что, видимо, сама судьба устроила всё так, чтобы они смогли наконец встретиться. Сейчас Рэндалл внимательно разглядывал Ричарда, его полуопущенные ресницы, полукруглые брови, выпуклый лоб, возле которого вились локоны медных волос, и большие, чуть приподнятые к вискам серые глаза. Здесь, в опочивальне, Ричард держал себя без присущей ему надменности, но достаточно сдержанно.
«Королю всего пятнадцать, а он уже отменно владеет собой», — подумал Рэндалл. Ему рассказывали об этой черте короля. Говорили, что таким его воспитали Саймон Беркли и принцесса Джоанна. Их не осуждали за подобное. Для юноши, пришедшего к власти в столь раннем возрасте, гораздо безопаснее прослыть лицемером, чем позволить врагам и корыстолюбцам воспользоваться отроческой искренностью.
— Вы удостоили меня чести переступить порог вашей опочивальни, милорд, — с поклоном произнёс Рэндалл, — и я весьма вам за то признателен.
— Оставьте нас, граф, — приказал король Филиппу. — Я желаю побеседовать с поэтом наедине.
— Вы забыли, что, согласно этикету, король ни с кем не должен беседовать наедине? — попробовал было возразить Филипп.
— С вами же, милорд, я не единожды нарушал этикет?! — парировал юный король. — К тому же здесь остаются слуги. Вам же ещё раз я настоятельно предлагаю удалиться.
Поколебавшись несколько секунд, граф стремительно вышел из комнаты.
Когда за ним закрылась дверь, Ричард повёл себя более непринуждённо.
— Рэндалл, — проговорил он, — я не ожидал, что вы обладаете столь редкостной смекалкой и воистину блестящим поэтическим талантом. Мои придворные, я уверен, будут слушать вас с радостью. Решив посмеяться над вами, сэр Филипп, однако, оказал вам отличную услугу.
— Так вам известно, что он хотел выставить меня перед публикой на посмешище? — спросил удивлённый Рэндалл.
— Конечно! Я наблюдал за ним на протяжении всего поэтического состязания. Он пребывал в очевидном бешенстве. Ещё более раздосадовало его то, что леди Памела, его будущая жена, была явно восхищена вами.
Жаром охватило лицо Рэндалла, он смутился. «Я люблю леди Памелу, — пронеслось в мозгу. — Да, я люблю её! Не так, как других женщин. Чувства к ней поглотили меня всецело! Наверное, именно о такой любви и говорил мне когда-то сэр Ральф».
— Не хотите же вы сказать, что причина его неудовольствия моей победой — леди Памела Гисборн? — осведомился он.
— Граф не утверждал, что его вывело из себя внимание, оказанное вам его возлюбленной. Подобное сэр Филипп Монтгомери считает недостойным аристократа, — сказал Ричард. — Ноя же не глупец! Я заметил, что это тоже привело его в ярость, равно как и ваше торжество над бедолагой Платом. Узнав, что я решил сделать вас одним из своих придворных поэтов, он даже явился ко мне с требованием, чтобы я вас не приближал, ха-ха! Но вы мне нравитесь, Рэндалл, — я отказал графу.
Рэндалла это не очень успокоило. Он прекрасно сознавал, что истинное положение Филиппа Монтгомери при дворе превращает того в могущественного и опасного соперника. «Кто я такой, в конце концов? Всего лишь поэт, пусть даже и незаконный отпрыск короля Эдуарда, — размышлял он. — А Филипп — один из самых знатных рыцарей, у которого даже герцоги не гнушаются ходить в оруженосцах... Но я ведь тоже воин! Я сын воина! И я не отступлю».
— Итак, Рэндалл, — проговорил Ричард, — ты согласен стать моим придворным поэтом?
— Я был бы глупцом, если бы отказал вам, — ответил Рэндалл. — Но дело в том, что я служу у сэра Ральфа де Монфора жонглёром.
— Если вы понадобитесь Ральфу, я позволю вам его сопровождать. А в остальное время мой двор готов принимать вас с огромной радостью, — сказал король. — Полагаю, сэр Ральф будет рад за вас.
— Вы очень любезны, ваше величество, — произнёс Рэндалл. — А как вы поступите с Платом? Неужели из-за меня он попадет в опалу?
— О, нет! Пусть судьба Плата вас не волнует! Мои вельможи любят его уже много лет, он покоряет двор своими стихами и останется здесь, сколько ему самому захочется. Кстати, есть ли у вас поэмы, достойные к прочтению в залах моих дворцов?
— Я завершаю труд над поэмой, которая, уверен, многих заставит как смеяться, так и тосковать, — сказал Рэндалл.
— Тогда приказываю завершить её не более чем за две недели и выступить с ней в Элтоне, куда на днях я отбываю. Вы должны успеть, потому что, как известно, sero venientibus ossa[6].
— Вы очень милостивы ко мне, ваше величество, — покорно отозвался Рэндалл. Его душа затрепетала от мысли, что он сможет вновь увидеть Памелу Гисборн. Если Филипп будет сопровождать короля в Элтон, его возлюбленная непременно приедет с ним.
Велев слугам приблизиться, Ричард позволил им продолжить прерванное занятие.
— Могу ли я удалиться? — осведомился Рэндалл.
— Конечно, — сказал Ричард. — Вероятно, вы так же, как и я, утомлены. И не забудьте, что я жду вас в Элтонском дворце через две недели.
Выйдя из опочивальни короля, Рэндалл чувствовал себя воодушевлённым и окрылённым. Теперь путь ко двору, где он должен был находиться по праву сына Эдуарда III, открывался перед ним. Никто ещё не подозревал, что под личиной поэта скрывается отпрыск короля, единокровный брат Джона Гонта и герцога Глостера. Рэндаллу было трудно даже представить, как отнеслись бы к нему эти знатные лорды, узнав правду о его происхождении. Без надобности он решил её не раскрывать.
Из полумрака вынырнул камердинер, держа в руке чадящий факел.
— Я провожу вас, — сказал он, — чтобы вы не заблудились в коридорах Вестминстера.
Ожидающий в заснеженном, озарённом факелами дворе сэр Ральф де Монфор, как и предполагалось, обрадовался за друга, которого Ричард Английский пригласил отныне блистать при дворе. А Рэндалл предупредил его, что не намерен отступать от своих обязанностей жонглёра до тех пор, как Ральф сам не освободит его от них. Он вновь пообещал отправиться с Ральфом во Францию, чтобы покорить прекрасную леди Джудит Суррей.
Иногда, оставляя дворец Солсбери, Рэндалл отправлялся к Вестминстеру, гуляя и думая о встрече с той, что внушила ему любовь. Он буквально сходил с ума.
От своего друга Ральфа поэт не скрывал своих чувств к Памеле. Рыцаря очень волновала эта неожиданная любовь Рэндалла.
— Сэр Филипп не только верный слуга королю, он ещё и жестокий феодал, — говорил сэр Ральф. — Поверь, Филипп без сожаления расправится с любым, кто попытается добиться любви леди Памелы. Я тоже влюблён в особу, принадлежащую другому, но лорд Суррей отнюдь не так могуществен, как твой кузен. Лорд Суррей — обыкновенный провинциал, получивший отряд в Кале. На твоём месте я бы не искал расположения Памелы.
— Я всё понимаю, Ральф, — отвечал Рэндалл. — Но я люблю её и не в состоянии уже отступить.
Ко всему прочему ему стоило поторопиться с завершением поэмы, чтобы быть готовым читать её в указанное королём время. А между тем Элтон уже ждал его. Ждала и Памела.
В первые дни после прибытия в лучшую резиденцию Ричарда Филипп был погружён в мрачные размышления о Рэндалле. Он чувствовал, что Памела, хотя и старалась быть с ним вежливой и учтивой, избегала оставаться с ним наедине, всё чаще исчезая куда-то со служанкой. Её и Тесу часто видел Хьюго, когда те гуляли по просторным коридорам с высокими сводами или в заснеженном саду позади дворца. И всякий раз, заметив Хьюго, девушки прекращали беседу. Хьюго знал, что Теса и её госпожа не любят его. Ему нравилась очаровательная служанка, но он давно смирился, что единственное чувство, которое вызывает у женщин, — это презрение. Его волновало другое. У Памелы, похоже, появилась какая-то тайна, о чём следовало как можно скорее сообщить господину, но ему никак не удавалось её узнать.
Сэр Филипп же страдал. Чутьё подсказывало ему, что столь резкое охлаждение Памелы началось именно после поэтического спора, в котором Рэндалл одержал верх над Джозефом Платом.
— Как думаешь, чем вызван интерес Памелы к этому бродяге? — спросил он однажды утром Хьюго, когда тот помогал хозяину одеться.
— Может быть, ей нравятся его острословие и поэзия? А ему — красивые девушки, — сказал Хьюго.
— О, если Рэндалл влюблен в Памелу, я разделаюсь с ним! — прошипел Филипп.
— Оставьте, милорд! Разве он вам соперник?! Вы имеете на девушку все права, и вы, наконец, дворянин! А он — всего лишь жалкий бродяга!
— Но этот жалкий бродяга выступает на следующей неделе перед королём в Элтоне! И если он так талантлив, что затмил Плата, то скоро станет знаменит на всю Англию!
— Он простолюдин, милорд, — возразил Хьюго.
— Однако умеет держаться как настоящий аристократ, — сказал сэр Филипп. — Памела явно сторонится меня. И всё началось с появления в Вестминстере Рэндалла. Нужно заставить её служанку Тесу встать на мою сторону.
— О, нет, — с сомнением произнёс Хьюго. — Теса чересчур предана своей госпоже. Но я найду способ разузнать их тайну, милорд.
После обеда Хьюго бродил возле конюшен и оружейных дворца, когда ему на глаза попался Генри Ланкастер, отправленный отцом к его господину оруженосцем. Хьюго уже знал, что Генри обучался у Рэндалла поэзии и изящному слову, когда тот служил в замке Джона Гонта простым менестрелем.
Проскользнув в оружейную, Хьюго не вызвал никаких подозрений ни у Генри, ни у второго из сопровождавших сэра Филиппа юношей — Мориса Мервилла.
У оруженосцев не было лат, они носили только шлем, гобиссон (стёганую куртку) и панцирь. Много времени юноши проводили, упражняясь с оружием. Ни Генри, ни Морис ещё не знали о коварстве Хьюго и поэтому вели беседу, ничего не опасаясь:
— Французы называют кинжал «пощада», — рассказывал Генри, вертя в руках кинжал в ножнах. — В рукопашном бою меч становится бесполезным, поэтому в ход пускают кинжал, чтобы заставить противника просить о пощаде.
— Откуда ты знаешь? — спросил Морис.
— Мне говорил сэр Филипп.
— Да, уж он-то не раз отказывал поверженным в этой милости! — воскликнул юноша.
Морису уже исполнилось двадцать, он служил у Монтгомери почти шесть лет и вдоволь навидался как подвигов рыцаря, так и его преступлений. Юноша происходил из очень знатного рода баронов Мервиллов, и в будущем его ждало звание рыцаря Англии. Приводя в порядок вооружение Филиппа Монтгомери, молодые люди смеялись и открыто сплетничали о своём господине.
— Хьюго, принеси воды, — сказал Морис, взяв воинский молот, одна сторона коего была заострена, а другая закруглена.
Не возражая, Хьюго исполнил приказ, а возвратившись, стал свидетелем очень заинтересовавшего его разговора.
— Теса нередко даёт мне понять, что неравнодушна, но я боюсь ошибиться, Генри, — говорил Морис. — Вдруг это всего лишь женские уловки?!
— Женившегося на простолюдинке не допускают к турниру, — угрюмо ответил Генри, приводя в порядок набедренники и наплечники графа. Лишь недавно Морис научил его правильно их закреплять, а от этого зависела безопасность рыцаря.
— Я и боюсь, что, поддавшись любви к Тесе, окажусь недостоин звания рыцаря, — проговорил Морис. — Мой отец придёт в ярость и отправит меня в монастырь.
Морис осушил кружку с водой, которую подал ему Хьюго, и вдруг накинулся на слугу:
— Что ты крутишься здесь, как молчаливая крыса?! Пошёл прочь!
Отвесив поклон, Хьюго поторопился ретироваться. Ему было достаточно того, что он услыхал. «Если Теса не желает повиноваться мне, я заставлю её поклонника склонить голову перед графом Монтгомери», — решил он и затаился во дворе, не спуская глаз с оружейной.
Поздним вечером, когда темнота и холод заставили всех слуг и стражников разбрестись по башням, из оружейной вышли и Морис с Генри. Потолковав о чём-то на пороге, они разошлись в разные стороны. Сын герцога Ланкастера двинулся по свежему, только что выпавшему снегу в Элтонский дворец, а его друг зашагал ко входу, которым пользовались слуги.
Стараясь идти бесшумно, Хьюго в тени стены дворца последовал за Морисом. На крыльце он заметил девушку в плаще с широким капюшоном. Когда юноша приблизился, то сразу заключил её в объятья и прижался губами к её устам. Капюшон упал ей на спину, и Хьюго узнал Тесу. Влюблённые вскоре скрылись в башне, а минутой спустя, пользуясь правом слуги, следом за ними вошёл и Хьюго.
Морис и Теса поднялись по винтовой лестнице и, целуясь и хохоча, скрылись в комнате, соседней с опочивальней Памелы Гисборн.
— Завтра утром, — пробормотал Хьюго, — милорд всё будет знать о своём оруженосце. — Он чувствовал себя оскорблённым: над ним Теса, получается, насмехалась, а с каким-то юнцом закрутила любовь?!
— Милорд всё узнает об этой парочке! — злорадно повторил он и, развернувшись, пошёл к выходу.
Над Элтоном нависла ночь, наполненная любовью, страстями и... яростью.
Заплетая белокурые густые волосы леди Памелы в тяжёлые косы, Теса таинственно улыбалась. Проведя ночь в нежных объятиях возлюбленного, она ещё чувствовала жар его тела.
— Нынче я принимала у себя гостя, миледи, — шепнула она. — Он молод, хорош собою и статен. Это юноша, которого я люблю.
Прежде Теса уже говорила хозяйке о своём влечении к Морису Мервиллу.
— Ты имеешь в виду Мориса?! — удивлённо воскликнула Памела.
— Да, прекрасного оруженосца сэра Филиппа! — опустившись у ног госпожи, девушка сжала её ладони. — О, только встретив его, я поняла, что такое любовь!
— Но, Теса, в таком случае Морис рискует своей репутацией, — молвила Памела. — Что, если кто-нибудь узнает о его связи с тобой?
— Но Морис любит меня!
Вздохнув, Памела опустила голову. Она подумала о поэте, которого видела около двух недель назад в Вестминстере. При мысли о его красоте, острословии и умении изысканно парировать выпады Плата она едва сдержала слёзы. Обхватив плечи служанки, леди Памела взволнованно произнесла:
— Узнаю ли и я когда-нибудь, Теса, что такое любовь?! Увы, чем ближе моя свадьба с Филиппом, тем меньше уверенности в том, что я поступила правильно, согласившись на неё. Я сделала это из-за нищеты, угрожавшей нашей семье. А потом встретила поэта, Рэндалла Блистательного!
— Но он не дворянин, миледи, — возразила служанка. — А сэр Филипп благороден!
— Знаю, — сказала Памела, устремив затуманенный взгляд в высокое стрельчатое окно, за которым с пасмурного неба сыпался снег. — Но, кажется, я люблю Рэндалла!
— От стражи я слыхала, будто на днях он выступает в Элтоне, перед королём и свитой, с сочиненной им поэмой, — вдруг произнесла Теса.
— Как это прекрасно, Теса! — вскричала Памела. — Он появится в Элтоне?!
— Да, госпожа! — весело откликнулась девушка. — И ещё я слышала, что король покорён его победой в споре с Джозефом Платом и даже предложил ему стать своим придворным поэтом.
— Значит, теперь я часто буду видеть его при дворе! — заворожённо прошептала Памела. Однако тут же её лицо помрачнело: — Но ведь чтобы самой бывать при дворе, я непременно должна буду выйти за Филиппа!..
За окном, выходящим к въезду в Элтонский дворец, раздался шум приближающейся конницы. Памела бросилась к окну и сквозь густой снегопад разглядела среди кавалькады королевских стражников Рэндалла. Он прибыл в Элтон, повинуясь приказу Ричарда Английского, который предоставил ему для безопасного путешествия по лесам своих людей. Вместе с Рэндаллом приехал и его друг и господин сэр Ральф де Монфор. Дрожа от волнения, Памела прижалась лбом к косяку, и по её устам скользнула радостная улыбка.
Спешившись и укрываясь от снегопада капюшонами, Рэндалл и сэр Ральф передали поводья подоспевшим конюхам, после чего расстались со стражниками: теперь те понадобятся только для обратного пути в Лондон.
Этикет обязывал Рэндалла сразу по прибытии нанести визит Ричарду и ещё раз поблагодарить за приглашение.
Памела видела, как поэт вошёл во дворец.
— Думаешь, ему известно, что я просватана за сэра Филиппа? — спросил она у служанки.
— Если ещё и не известно, то скоро он узнает об этом, — сказала Теса. — Разве осмелится поэт ухаживать за возлюбленной самого сэра Филиппа? А если вдруг решится, то приобретёт могущественного врага! Скажу вам искренне, миледи: я — служанка и потому имею право любить, но вы — леди и, значит, обязаны покориться своей участи. Сэр Филипп благороден и очень хорош собою. С ним вы забудете о Рэндалле Блистательном, ведь он всего лишь бродяга, хоть и поэт.
В речах Тесы было много правильного, и в душе Памела с ней согласилась. Но что делать с любовью, которая разгоралась со всё более возрастающей силой?!
Как раз в то время, когда Рэндалл приближался к стенам Элтона, сэр Филипп завтракал, сидя за столом у окна. Прислуживая хозяину, Хьюго в подробностях поведал, как Морис рассказывал Генри Ланкастеру об угрозах своего отца: в случае провинности не только не позволить сыну стать рыцарем, но и заточить его в монастырь. Затем Хьюго перешёл к ночи любви, проведённой Морисом у Тесы.
— Как вы поступите, милорд? — осведомился он по окончании рассказа.
— Я воевал во Франции с отцом Мориса, сэром Мервиллом, — проговорил Филипп, отодвигая блюдо и взяв кубок с вином, — и уверен: узнав, что его сын топчет репутацию рыцаря и дворянина, предаваясь греху прямо во дворце короля, он и в самом деле отправит его в монастырь. О, да. И вместо боевого меча и доспехов Морис вынужден будет носить рясу и учить «Gloria in execlsis»[7]. Вряд ли такому мужественному и храброму юноше, как Морис, захочется превратиться в кроткого послушника. Сделаем так, Хьюго. Ступай за ним и приведи его сюда. Отныне у нас появится сторонник, способный сообщать то, что не сумел бы узнать ты при всей своей ловкости.
Очень довольный собой, Хьюго Бэнкс спустился во двор. Отыскав Мориса в оружейной, Хьюго передал ему требование рыцаря немедля подняться в опочивальню. Морис оставил алебарды и щиты и пошёл за Хьюго во дворец. Они поднялись, воспользовавшись лестницей для слуг.
— Тебе ведь хорошо знакома эта лестница? — оскалился Хьюго, взглянув на юношу.
Морис насторожился. Сразу вспомнилась ночь, проведённая с Тесой.
Переступив порог комнаты хозяина, Морис поклонился:
— Вы посылали за мной, милорд?
— Мне нужно с тобой поговорить, Морис, — кивнул Монтгомери. — И разговор пойдёт о твоём титуле рыцаря. Я считаю, что ты уже в совершенстве освоил то, что должен уметь рыцарь. Ты отлично обращаешься со всеми видами оружия, доспехами и боевой лошадью. Тебе скоро исполнится двадцать один год, и ты вполне можешь закончить своё обучение.
— О, милорд! Я признателен вам за ваше решение! — воскликнул Морис.
— Но мне стало известно о твоём безнравственном поступке, совершённом вчера, — продолжал Филипп бесстрастно. — Хьюго присутствовал при твоей беседе с Ланкастером, с коим ты обсуждал своё влечение к служанке леди Памелы. А позднее Хьюго видел, как ты отправился в её опочивальню, где провёл всю ночь. И у меня нет оснований не верить своему слуге.
Морис стоял ни жив ни мёртв. Ему сделалось трудно дышать.
— Что ты можешь сказать в своё оправдание? У тебя с Тесой любовь? Хм! Грешить во дворце короля?! Этому нет оправданий! Я знаю, какое наказание ждёт тебя от отца. Следовательно, ты должен сегодня же возвратиться в его замок, упасть в ноги и молить, чтобы он простил тебя.
— Вы прогоняете меня? — глухо спросил Морис. — Я служил у вас оруженосцем шесть лет, и вы могли бы не рассказывать моему отцу, что я влюбился в Тесу!..
— Ты предлагаешь мне держать твой презренный поступок в тайне от человека, с которым я служил во Франции и бок о бок сражался в битвах?! — возмутился сэр Филипп.
Бросившись на колени, Морис схватил его руку и крепко прижался к ней.
— Прошу вас, как просил бы отца, сжальтесь надо мной! — вскричал он. — Не прогоняйте меня, милорд. Своей верностью я заслужу ваше прощение!
— И забудешь девушку ради того, чтобы остаться рыцарем? Этот поступок кажется мне ещё более омерзительным, чем предыдущий, — ответил сэр Филипп, брезгливо выдёргивая руку.
Морис опустил голову.
— Я бы не предпочёл титул рыцаря своей любви, — едва слышно проговорил он. — Даже если вы, милорд, позволите мне остаться, я всё равно буду любить Тесу!
Внимательно разглядывая коленопреклонённого юношу, сэр Филипп вдруг улыбнулся.
— Твоя речь достойна речи рыцаря, — сказал он, сжав плечо Мориса. — И потому я позволяю тебе остаться. Твоя любовь к Тесе останется в тайне — поверь, я вовсе не хочу ей препятствовать. Твой проступок перестал мне казаться таким уж греховным, как поначалу.
Схватив руку Филиппа, Морис поцеловал её в знак благодарности за нежданную милость.
— Я буду держать твой проступок в тайне, но с одним условием, Морис. Ты должен будешь доказать свою верность!
— О да, милорд! Что я должен сделать?
— Прежде всего продолжать встречаться с Тесой. Она служанка моей будущей жены и пользуется её особым доверием, — проговорил сэр Филипп с расстановкой. — И ты как человек, которого Теса обожает, разузнаешь у неё всё о Памеле. Особенно что касается тайн, которые возникли у моей избранницы со дня появления в Вестминстере поэта Рэндалла.
Вскочив, юноша с трудом сдержал ярость. Его карие глаза вспыхнули от негодования.
— То, что вы мне предлагаете, недостойно рыцаря! — воскликнул он.
— Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?! — рассвирепев, сэр Филипп отвесил оруженосцу звонкую пощёчину. — Я твой господин, и мне лучше знать, что достойно рыцаря, а что нет! Или ты вздумал поучать меня, осёл?! В таком случае убирайся вон! Твоё место — в монастыре!
С трудом подавив гнев и обиду, Морис вновь покорно склонил перед Филиппом голову.
— О, простите, милорд! — с горечью произнёс он. — Просто я не хотел бы вовлекать мою Тесу в грязные заговоры.
— Кто говорит о заговоре? Против кого? Против жалкого бедного поэта? — сэр Филипп захохотал, однако в глазах его веселья не было. — Или, может, против короля? Но в Англии нет рыцаря более верного королю, чем я! Речь о другом. Я просто хочу оградить леди Памелу от возможных неприятностей. Подозреваю, что она по молодости и неопытности заинтересовалась Рэндаллом и может натворить глупостей, о коих будет потом сожалеть. Именно поэтому я должен знать о ней всё!
— Як вашим услугам, сэр, — мрачно ответил оруженосец.
— Ты благоразумен, Морис, — сказал Филипп. — Теса не должна ни о чём догадываться. Встречайся с ней, давай волю своим чувствам, но между тем расспрашивай и о Памеле. Теперь можешь вернуться к своим обычным занятиям.
Морис покинул опочивальню рыцаря в тяжёлых размышлениях. Он корил себя за неосторожность, особенно за то, что наговорил лишнего в присутствии Хьюго Бэнкса. А более всего страдал оттого, что вынужден был выпытывать у женщины, которую обожал, тайны её госпожи, чтобы потом, как соглядатай, доносить сэру Филиппу.
Сэр Филипп был очень доволен тем, как быстро — благодаря слуге! — ему удалось сделать оруженосца их сообщником.
— Мой отец не зря столь высоко ценил тебя, — сказал Филипп Бэнксу. — Наверняка ты славно потрудился для него.
— Да, милорд, — отозвался Хьюго. — Ваш отец, сэр Вильям, знал, что его окружают враги и завистники. В особенности после того, как он заполучил богатые края в Йоркшире и замок Спрингроузез. Но я помог ему расправиться с ними. Одни оказались на виселице, другие — в Тауэре или в Маршалси, а прочие скрылись в дальних поместьях. Его боялись почти так же, как боятся сейчас вас. Но никто не догадывался, что за торжеством сэра Вильяма стоял я — незаметный человек, сын раба и крестьянки, — узкие губы Хьюго сложились в тоскливую улыбку.
— Для отпрыска раба и крестьянки ты очень умён, — заметил сэр Филипп. — В битвах и походах ты всегда был полезнее многочисленных родовитых отроков, которые от ужаса не могли шевельнуться, — добавил он. — Что ты хочешь в награду за свою честную службу?
— О, я не прошу многого, — опустил глаза Хьюго. — Лишь по-прежнему служить вам. Единственное, чего жаждет любой человек, даже простолюдин вроде меня, — это вступить в брак с очаровательной особой. Когда вы женитесь на госпоже Памеле, отдайте мне её служанку!
— Ты хочешь в жёны Тесу?! — изумился Монтгомери. — Но она слишком юна и прекрасна, чтобы достаться тебе! И она любит Мориса Мервилла.
— Морис не сможет жениться на ней, поскольку он рыцарь. А я смогу. Теса служит леди Памеле, и разумно отдать её мне после вашей свадьбы, — осторожно предложил Хьюго.
— Значит, тебе приглянулась Теса? Я подумаю над твоей просьбой, — ответил сэр Филипп. — Всё-таки ты жаждешь довольно ценной награды.
— Не такой уж и ценной, учитывая мою многолетнюю службу, — и Хьюго, медленно подняв глаза, красноречиво посмотрел на Филиппа.
— Я уже сказал тебе, что должен подумать, — повторил дворянин.
— Да, милорд. По крайней мере меня утешает уже то, что вы не ответили отказом.
И, очень довольный состоявшимся разговором, Хьюго поторопился скрыться.
Направляясь в комнаты, занимаемые в Элтоне Ричардом, Рэндалл думал не только о встрече с Памелой, но и о предстоящем выступлении. Рядом с ним шли сэр Ральф и королевский камердинер.
— Король распорядился предоставить вам комнату на верхнем этаже этого замечательного дворца, — говорил камердинер. — А после ужина вы будете выступать.
— Скажи, а прибудет ли на выступление возлюбленная сэра Филиппа Монтгомери — леди Памела? — понизив голос, спросил Рэндалл.
— О, конечно, — ответил тот. — Вы можете быть уверены в этом.
В этот момент из-за поворота появился король в окружении своих приближённых, среди которых Рэндалл узнал Генри Ланкастера и толстяка Плата. Генри приветливо улыбнулся ему, на лице Плата отразилась безграничная тоска.
— Вы всё-таки закончили свою поэму? — осведомился Ричард, протягивая Рэндаллу руку для поцелуя.
— И ныне буду впервые читать её для своего господина, короля Англии, — ответил с поклоном Рэндалл.
— Сэры, перед вами — мой придворный поэт! — весело вскричал Ричард. — Итак, Рэндалл, я с удовольствием послушаю вечером ваши удивительные стихи. — И король продолжил прогулку.
Джозеф Плат, оставив толпу придворных, подбежал к Рэндаллу.
— Его величество покорён вами, — молвил толстяк. — Вы сегодня впервые будете выступать перед ним. Позвольте, я покажу вам зал, где лучшие поэты его двора читают стихи!
Рэндалл согласно кивнул. Ральф в сопровождении камердинера отправился в отведённые ему апартаменты, а поэт последовал за Платом. Зал, в который его привёл толстяк, имел две двери — одна предназначалась для гостей, вторая вела на балкон.
— Отсюда вы тоже читаете стихи? — спросил Рэндалл, поднявшись на балкон.
— Да, — засмеялся Плат. — Когда вы окажетесь здесь, постарайтесь не запутаться в словах. Ха-ха!
— Вам, уверен, это не грозит. Ведь чтобы запутаться в словах, надо их иметь, не так ли? — парировал Рэндалл.
— О, я забыл: вы всегда найдёте, чем повергнуть противника! Простите меня, — проговорил Плат.
— Я вас прощаю, — с достоинством отозвался Рэндалл и, облокотившись о перила балюстрады, окинул взглядом зал.
Встав рядом, Плат пообещал:
— Я тоже приду послушать вашу поэму, Рэндалл. Признаюсь, я завидую вам. Вы очень похожи на короля Эдуарда, и я не понимаю, как такое сходство возможно, ведь вы — простой поэт.
Резко обернувшись, Рэндалл холодно взглянул на Плата:
— А может быть, я его сын? Много ли вам известно о короле Эдуарде и его связях?
— Вы острослов, но сейчас переходите все границы, — пробормотал Плат смущённо.
— Вы говорите, что мне завидуете. Вас прельщает моя внешность, мой талант, моё острословие? — осведомился Рэндалл.
— Просто, наверное, в душе я тоже ваш поклонник, — признался толстяк и весело хлопнул его по плечу.
По окончании ужина, вечером, когда за окнами уже висел сумрак, а снег холодно сиял возле стен дворца, озарённый факелами, король и его свита направились в зал, который днем Джозеф Плат показывал Рэндаллу.
В богато расшитом облегающем котарди Рэндалл вышел на балюстраду и отвесил поклон. Перед трапезой он успел не только переодеться, но и составить послание для леди Памелы, которое сэр Ральф обязался тайно передать её служанке.
В этом послании Рэндалл объяснялся ей в любви и умолял, если она не равнодушна к нему, прийти в зал этой ночью, когда все во дворце улягутся спать.
Стоя на балюстраде и наблюдая, как гости рассаживаются, он заметил леди Памелу в синем платье и плаще, скреплённом под горлом алмазной застёжкой. Её превосходные волосы падали вдоль спины густой волной. Поймав взгляд зелёных очей, устремлённых на него, Рэндалл поклонился Памеле.
Усевшись в резное кресло на каменном возвышении, Ричард не скрывал нетерпения, предвкушая яркое выступление своего поэта.
По знаку короля присутствующие умолкли и приготовились слушать Рэндалла.
Заметно волнуясь, Рэндалл начал читать свою поэму. Его голос, интонации и жесты передавали как нельзя лучше, о чём шла в ней речь. Многие сразу оценили её веселую направленность и яркие сравнения. Каждая из глав рассказывала о представителе одного из сословий — торговце, крестьянине, рыцаре, студенте, включая монахов, и довольно жестоко и бесцеремонно высмеивала их пороки.
Слушатели затаили дыхание, время от времени взрываясь хохотом. Когда же он спустя пару часов закончил, зал разразился бурными аплодисментами.
Ричард II велел поэту приблизиться.
Спустившись в зал, Рэндалл подошел к возвышению, на котором стояло кресло короля, и склонился в поклоне.
— Нынче ты затмил самого Джозефа Плата, — проговорил Ричард приветливо.
— О, его огорчат ваши слова, — сказал Рэндалл.
— Знай же впредь, что каждое твоё стихотворение мы будем слушать с удовольствием. А вы что думаете, милорд Ральф? Ведь вы тоже сочиняете стихи и песни.
Воспользовавшись тем, что Ричард обратился к Ральфу, Рэндалл осторожно повернул голову и встретился взглядом с леди Памелой. Она нежно улыбнулась ему.
— Мой жонглёр затмил меня своим блеском, — засмеялся Ральф.
Король двинулся к дверям зала, гости не преминули последовать за ним, восторгаясь новым придворным поэтом.
Сэр Ральф де Монфор, выполняя просьбу друга, отыскал в коридоре Тесу.
— Ты служанка Памелы Гисборн? — осведомился он у статной красивой девушки.
— Да, милорд, — недоумевая, ответила та.
— Передай ей послание от моего друга, — и сэр Ральф вложил в её руку записку. Бросив взгляд на дверь, де Монфор увидел появившегося Филиппа Монтгомери и поспешно отступил от Тесы. Он вернулся в зал, где его ждал Рэндалл.
— Я передал твоё послание, — сказал сэр Ральф, опускаясь возле Рэндалла на скамейку.
— О, только бы Памела согласилась прийти! Я люблю ее, Ральф! Я не представлял ранее, что можно так любить. Мысли о Монтгомери не останавливают меня. Я знаю, что он жесток с врагами, но я решил бороться за Памелу!
К ним неторопливо подошёл Плат.
— Король был в восторге, — проговорил он. — И ты мне нравишься, Рэндалл.
— Я польщён, — ответил Рэндалл. — Ты считаешься великим придворным поэтом, и если я удостоился твоей похвалы, такое не может не льстить.
Плат склонился перед Рэндаллом в поклоне и удалился из зала, преисполненный собственного достоинства.
— Сегодня ты действительно был замечателен, — признался сэр Ральф, вставая со скамейки. — И я уверен, что леди Памела так же, как и все, оценила твой талант. — Он страшился оставить Рэндалла одного, но присутствие рыцаря могло смутить девушку. Надеясь, что послание Рэндалла осталось не обнаруженным Филиппом Монтгомери, де Монфор двинулся по коридорам Элтона в предоставленную ему королём опочивальню.
А Рэндалл продолжал ждать Памелу в опустевшем зале, где впервые им была прочитана поэма, которой надлежало стать самой знаменитой поэмой в Англии.
Оставшись с Памелой наедине, Теса сразу рассказала ей о разговоре с Ральфом де Монфором и, вытащив из складок платья узкий свиток, отдала его госпоже.
Развернув послание, Памела пробежала его глазами и прижала к груди.
— О, Теса! Рэндалл утверждает, что любит меня и преклоняется перед моей красотой! Он молит меня появиться нынче в зале, где он выступал, если я испытываю к нему чувство. Он просит меня о встрече! И да, я иду!
Вскочив с кресла, Памела набросила на плечи плащ с капюшоном, чтобы укрыться от сквозняков и любопытных взглядов. Теса попыталась было отговорить её, напомнив, какой знатный дворянин стремится жениться на ней, а Рэндалл — всего лишь придворный поэт.
— Пусть так, — молвила леди Памела, и её зелёные глаза засверкали из-под капюшона. — Но в нём много благородства, свойственного рыцарям. Я не удивлюсь, если его отец — дворянин.
Теса запалила факел и тоже закуталась в плащ:
— Если вы так любите его, я готова вам содействовать. Только не забывайте: всюду враги, а главный враг — сэр Филипп. Идёмте же, миледи, к вашему Рэндаллу.
Молодые женщины выскользнули за дверь и быстро направились по тёмному и пустынному коридору к лестнице.
Держа в руке факел, трепещущий от порывов ветра, проникавших внутрь замка, служанка молча шла впереди. В коридорах, где эхом отдавался каждый шорох, они не разговаривали. Спустившись по лестнице, девушки остановились у входа в зал.
— Жди здесь, — коротко приказала Памела.
— Я предупрежу вас, если кто-нибудь появится в коридоре, — ответила Теса.
Войдя в зал, Памела увидела Рэндалла, одиноко сидевшего в кресле короля. Внезапно, словно почувствовав её присутствие, он обернулся.
— Не всякий осмелится занять кресло короля Англии, воспользовавшись его отсутствием, — произнесла Памела, сбрасывая капюшон на плечи.
— Если моя леди так решила, я с покорностью повинуюсь и встану.
Она глядела, как он медленно спускается по полукруглым, почти плоским ступенькам, ведущим с возвышения, на котором стояло королевское кресло. В его голосе Памела уловила и искреннее преклонение, и страсть, и лёгкую усмешку.
— Отчего же? Сидите, где вам угодно, лишь бы это не сочли проступком, — сказала она, — и не наказали за него.
— Наказать меня можете только вы — своей холодностью, — ответил Рэндалл.
Стоя перед ней в обтягивающем его худой торс котарди с вышитыми на нём текстами стихов графа Рамбута Оранского, с нежностью в глазах, он заставил девушку смутиться. Потупив взор, она тем не менее не удержалась от улыбки.
— Я вас не накажу, но если накажет король Ричард, кто же тогда будет ставить на место Джозефа Плата?
Он засмеялся её ловкому ответу.
— Поистине, миледи, я и сам бы не смог ответить более остро.
— Увы, но мне далеко до вас, — сказала Памела, вновь обращая к нему свои зелёные глаза. — Вы блистали при дворах герцогов, прежде чем появились здесь. Я же — обыкновенная провинциальная дворянка, у которой, к тому же, за душой нет ни шиллинга.
— Ничего, — он приблизился к ней и, протянув ладонь, погладил по щеке. — Я знаю, вы многим обязаны графу Монтгомери. Но главное для меня — ваши чувства. То, что я написал в своём послании, — правда, и я хотел бы спросить, ощущаете ли вы ко мне что-нибудь подобное?
Не в силах подавить своего влечения, Памела склонила голову, прижавшись щекой к его руке.
— Да, — произнесла она.
Рэндалл привлёк её к груди и поцеловал. Держа Памелу в объятьях, Рэндалл воскликнул:
— Вы любите меня! Разве мог я рассчитывать на ответные чувства с вашей стороны?!
— Если бы вы не рассчитывали, сомневаюсь, что написали бы мне послание, — лукаво заметила она, обнимая его за шею.
— Вы считаете меня самоуверенным?
— Но разве вы не уверенно сжимаете сейчас мою талию? — засмеялась она и уже сама, поддавшись порыву страсти, припала к его губам.
Любовь, которую внушала Памела Рэндаллу, заставила его забыть о том, что их разделял не только её предстоящий брак с Филиппом, но и разница в занимаемом положении. Хотя Рэндалл и родился у графини и английского короля, в глазах вельмож он всё еще оставался обыкновенным менестрелем.
— Вы любили, должно быть, многих женщин, — сказала Памела.
— Я обладал ими, но ни одну из них не любил, — признался поэт. — Неужели вы сомневаетесь во мне?
— О нет, — ответила она. — Вчера, наблюдая за вашим приездом в Элтон, я чувствовала, как душа моя преисполняется любви. Но я была уверена, что, поскольку принадлежу другому, вы не захотите взглянуть на меня.
— И вы позволите мне и впредь любить вас? — спросил Рэндалл.
— Ну конечно. А я, обещаю, тоже буду вас любить, — и Памела доверчиво прижалась к его плечу.
Теперь она была твёрдо убеждена, что не выйдет за сэра Филиппа. Могуществу и богатству Монтгомери она предпочла изысканность Рэндалла, осознавая, что такое решение обернётся нищетой и прозябанием для её бедного замка на севере Йоркшира.
Когда наступило время оставить Рэндалла и возвратиться в опочивальню, девушка сказала:
— Вы понимаете, что, становясь соперником сэра Филиппа, вы превращаетесь в его врага?
— Понимаю, любовь моя. Вы встретитесь со мной завтра?
— Теса проведёт вас вечером в мою опочивальню. Там мы обо всём поговорим, — молвила она, вновь прячась под плащом.
Служанка ждала её в коридоре.
— Он любит меня, Теса, — сказала Памела. — Он любит меня и не боится соперничества с Филиппом!
— Не намерены же вы, в самом деле, расстаться с сэром Филиппом? — спросила та.
— Как раз это я и сделаю, — и Памела устремилась в свои покои.
Рэндалл же, постояв немного в зале, счастливо улыбнулся собственным мыслям. Он чувствовал, что хочет жениться на Памеле.
Весь следующий день придворный поэт провёл в прогулках по дворцу, надеясь встретиться с Памелой. Но вместо возлюбленной, выйдя во двор, он столкнулся с камердинером, который заявил, что ищет его по приказу короля.
Сопровождавший его на прогулке сэр Ральф встревожился, ко когда увидел, как приветливо король встретил Рэндалла, рыцарь испытал облегчение. Впрочем, за время, проведённое им при дворе, Ральф не раз убеждался в лицемерии его величества.
Король стоял у окна. На нём был тяжёлый плащ, скреплённый красивой застёжкой у горла, на руках — перчатки с широкими раструбами, а на голове — шляпа, из-под которой выбивались рыжие локоны. Ричард явно намеревался совершить прогулку.
— Я благодарен вам за выступление, Рэндалл. Не сомневайтесь, я умею щедро награждать тех, кто доставил мне удовольствие, — произнёс он и обратился к ждущему в углу человеку: — Вручите Рэндаллу Блистательному награду!
Слуга отвесил поклон и, подойдя к Рэндаллу, передал ему туго набитый кошелёк.
— Вы ведь отнюдь не богаты, — сказал Ричард. — Но теперь для вас всё изменится. Как мой придворный и самый талантливый из поэтов, вы будете нарядно одеваться, ездить на лошадях и держать прислугу. Денег вам на первое время хватит. Потом получите от меня ещё. Вы затмите Джозефа Плата не только талантом, но и всем прочим.
Взяв увесистый кошель с монетами, Рэндалл подумал о папаше Терри: как обрадует немолодого менестреля, всегда влачившего убогое существование, эта неожиданная милость Ричарда Английского.
«Отныне мы ни в чём не станем нуждаться, — рассуждал он. — И папаша Терри сможет носить красивые наряды, попивать вино с пряностями и касаться струн лютни только для собственного удовольствия».
— О, милорд! Вы очень щедры, — проговорил он, кротко опустив ресницы.
Даже сэр Ральф был немного удивлён поступком короля.
— Не составите ли вы мне компанию на проулке? — осведомился Ричард.
Рэндалл и его друг не смели ему отказать. Отослав человека в опочивальню с деньгами, друзья отправились сопровождать Ричарда.
— Милорд Ральф, — заговорил король, шагая чуть впереди Рэндалла и Ральфа, — я ещё не забыл ваших замечательных песен и того, что вы любите леди Джудит. Ваша возлюбленная, наверное, будет на празднике любви в Кале, что состоится весной? Я так решил, потому что её супруг, рыцарь Суррей, его устраивает.
Вздрогнув, сэр Ральф побледнел. Любовь к Джудит Суррей всегда заставляла его волноваться.
— С вашего позволения, я отправлюсь в Кале, чтобы доказать ей свою верность! — ответил он.
— Я не стану вам препятствовать, Ральф, — усмехнулся Ричард. — Но, хотя в Кале стоят английские войска, вы не забыли о нападениях вольных отрядов?
— Я рыцарь, милорд, и готов сражаться, — сказал Ральф.
— Прекрасно иметь любовь, — вздохнул Ричард. — Вы совершаете из-за неё подвиги, сражаетесь. А вы, Рэндалл, влюблены?
— Да, ваше величество.
— Но не в чужую супругу, как сэр Ральф?
— Ещё нет.
— Что это значит?
— Моя леди намеревается выйти замуж за одного из ваших подданных. И если я не помешаю ей, она достанется другому.
— Так я знаком с ней? — весело вскричал король. По его виду Рэндалл понял, что тот заинтересован.
— Вы с ней знакомы, — сказал он. — Но я не готов пока назвать её имя.
— Узнав, кто она, я немедленно отдам её за вас, если, конечно, положение дамы позволит ей выйти за поэта.
— Ни её положение, ни личность человека, за которого она просватана, не позволяют ей этого, — уклончиво возразил Рэндалл.
Король наморщил лоб, размышляя о чём-то. Сэр Ральф дёрнул Рэндалла за рукав, давая понять, что нужно быть осторожнее.
— Вы мне так нравитесь, что я, пожалуй, отдам за вас знатную леди, ведь теперь вы богаты, — вдруг произнёс Ричард. — Кто она?
Но Рэндалл не ответил. Свой брак с Памелой он хотел заключить тайно, опасаясь мести сэра Филиппа, и не мог ранее, чем его сочетают с ней, назвать имя любимой королю.
Сэр Ральф решил вмешаться и, чтобы перевести разговор на другую тему, принялся расспрашивать короля о дворце.
Внезапно, немного отстав от Ричарда, Ральф взял друга за локоть и шепнул:
— Взгляни-ка налево.
Послушно повернув голову, Рэндалл увидел прогуливающегося по двору тощего, немолодого слугу с рыжими волосами, в сером плаще и того же оттенка куртке. Он слегка притопывал и хлопал себя по плечам, чтобы согреться.
— Это слуга сэра Филиппа, Хьюго Бэнкс. Я уверен, что твой кузен подозревает тебя и потому заставил его следить за тобой, — сказал Ральф.
— Ну и пусть. Или, ты полагаешь, я не сумею разобраться с ним? — отмахнулся Рэндалл.
— Как знаешь. Но хочу предупредить: Хьюго Бэнкс опасен! Лет десять назад он погубил рыцаря, у которого в ту пору я ходил в оруженосцах. Рыцарь был искренен и благороден, он торжествовал над французами, захватывал крепости и совершал подвиги. Но ему не следовало отпускать насмешки в адрес сэра Вильяма Монтгомери. И вот Хьюго Бэнкс, его тогдашний слуга, распространил среди рыцарей и вельмож слух, что мой господин оскорбил честь короля. И хотя впоследствии было доказано обратное, сэр Вильям продолжал мстить. А чуть позднее Хьюго, узнав, что мой господин часто наведывался в опочивальню к одной знатной замужней леди, разоблачил его. И мой господин был вынужден удалиться в загородное поместье, покончив с карьерой. Теперь же Хьюго служит сыну сэра Вильяма, рыцарю знаменитому и отважному, и, я думаю, он появился вблизи нас совсем не случайно...
Проследив за Хьюго Бэнксом, который бродил по двору, изредка бросая на них косые взгляды, Рэндалл уверился, что друг не ошибается.
По окончании прогулки Ричард отправился в трапезную, и, сопровождая его, Рэндалл упустил Хьюго из виду. Это его раздосадовало, но он был убеждён, что сумеет избежать слежки вечером.
Не спускавший глаз с комнаты леди Памелы Хьюго видел, как ночью она уходила куда-то со своей служанкой. В коридорах он не решился их преследовать, чтобы не выдать себя, предпочтя узнать подробности у Мориса. Оруженосец, расспросивший возлюбленную, сообщил Хьюго, что у леди Памелы появился поклонник. Как его зовут — Теса не сказала, но Хьюго был уверен, что Морису легко удастся выяснить его имя.
Одевая господина, Хьюго осторожно доложил ему о результатах слежки.
— Ваша прекрасная возлюбленная, как видите, нашла другого, и кто знает, может быть, вы окажетесь ей не нужны, — говорил он, искоса поглядывая на Филиппа и застёгивая ему плащ.
— Она влюблена в Рэндалла, — ответил Филипп. — И если это так, я расправлюсь ним. Король благоволит к нему, но когда узнает о том, что негодяй соблазнил возлюбленную его верного рыцаря, Рэндалл окажется в опале.
— У меня ещё нет доказательств, что Рэндалл — возлюбленный вашей леди, — возразил Хьюго. — Но они обязательно появятся, обещаю.
Филипп страдал от своей неразделённой любви и оттого, что Памела ему не принадлежала. Он жаждал не только обладать ею, но и чувствовать, что тоже небезразличен ей.
Он нашёл её на каменном мосту, что был перекинут через небольшую речку. Вода, медленно текущая меж заснеженных берегов, казалась очень тёмной. Стояла влажная сырая погода. Служанка Памелы, в плаще с капюшоном, накинутым на плечи, чуть в отдалении привязывала лошадей.
Приблизившись к Памеле, Филипп провёл рукой в перчатке по её плечу.
— Я искал тебя, — сказал он.
— Неужели? Для чего? — спросила Памела.
— Чтобы побыть наедине с женщиной, которую обожаю. С тех пор как мы прибыли в Элтон, подобное случается крайне редко.
Девушка повернулась к нему.
— Но ты же сам пригласил меня в Вестминстер, а затем король настоял на поездке в Элтон.
— Тебе нравится в Элтоне?
— Да. Я никогда не бывала здесь прежде.
«Ещё бы, — подумал Филипп, — ведь твой отец, погрязший в долгах, приезжал в Вестминстер и Лондон, только чтобы занять денег».
— И, конечно, тебе нравится Рэндалл Блистательный? — осведомился он.
— Не буду скрывать, он восхищает меня, — призналась Памела. — Впрочем, не только меня. Его любит король Ричард.
— Любовь короля Ричарда — непостоянна.
— Верно, но сейчас он благоволит к Рэндаллу. Теса только что рассказала мне, что его величество сделал Рэндалла богачом. Он дал ему огромный мешок монет, велел взять слуг, цирюльников, портных и поваров.
— Король просто возвёл его в число придворных поэтов, сделал его ровней Джозефу Плату, — слегка растерявшись, сказал Филипп.
— Но разве такие люди, как Джозеф Плат, не заставляют преклоняться перед собой так же, как преклоняются перед рыцарями? — лукаво улыбнувшись, спросила Памела.
— Я понимаю, милая моя Памела, что такая красавица, как ты, не могла не привлечь внимание придворных. Но с тех пор, как мы в Элтоне, я чувствую, что ты сторонишься меня. В чём причина?
Он стянул перчатки и взял её за руку. Хотя Памела и не была настроена говорить с ним искренне, однако честность вынуждала её заявить Филиппу, что она отказывается выходить за него.
Подавшись вперёд, Филипп изучал её взгляд, в котором сквозили затаённая насмешка, холодность и безразличие. Отстранившись, он выпустил её руку.
— Миледи Памела, по возвращении из Элтона я намерен назначить нашу свадьбу и заняться необходимыми приготовлениями, — твёрдо, совсем другим тоном, чем говорил минуту назад, произнёс он. — Вам же, в свою очередь, следует проявить покорность. И не забывайте о нищете, в которой погряз ваш замок.
Развернувшись, он стремительно зашагал по снегу в сторону дворца. В его голове крутились мысли о сопернике. Монтгомери был уверен, что им является некто иной, как Рэндалл. Приближаясь к дворцу, он увидел его. Поэт стоял на полукруглом каменном крыльце, окружённый несколькими придворными поэтами, в числе которых выделялся Джозеф Плат. Рядом с ними Филипп узнал и рыцаря, друга Рэндалла, — сэра Ральфа де Монфора.
Заметив сэра Филиппа, поэты окликнули его, приветствуя.
Поднявшись на крыльцо, Филипп хотел было пройти мимо Рэндалла, но вдруг остановился и взглянул ему в глаза.
— Я оценил бы твоё вчерашнее выступление, если бы моё происхождение позволяло мне восхищаться сыновьями рабов, — холодно сказал он.
— Мне очень лестно, что вам оно понравилось, — поклонился Рэндалл. — А ваша леди осталась удовлетворена?
Скрипнув зубами и резко вскинув голову, сэр Филипп дал Рэндаллу пощечину. Вокруг зашумели.
Сэр Ральф, выступив вперёд, твёрдо взял Филиппа за руку.
— Прошу вас, милорд! Для чего вы ударили этого ничтожного менестреля? Нам ли, знатным сэрам, растрачивать на них силы?
— Он оскорбил меня! — воскликнул Филипп.
— Он всего лишь поинтересовался, понравилось ли его выступление вашей леди так, как понравилось вам, — возразил Ральф.
Оттолкнув его, Филипп вошёл в раскрытые двери. Рэндалл, приложив ладонь к щеке, внимательно глядел ему вслед. Только сейчас он понял, что Филипп Монтгомери, его кузен и соперник, уже догадывается о связи, возникшей между ним и Памелой Гисборн.
Получив от короля мешок денег и огромные милости, Рэндалл должен был возвращаться в Лондон, чтобы папаша Терри нанял челядь и распорядился свалившимся богатством. В Лондон же стремился и Ральф, которому там предстояло узнать о празднике любви, устраиваемом весной в Кале.
Наступающая ночь была единственной, когда Рэндалл мог уговорить Памелу отказаться от брака с Филиппом.
Стараясь не привлекать внимания стражников, Рэндалл — с прицепленным к поясу кинжалом, закутанный в тёмный плащ, — осторожно двигался по тёмным коридорам Элтона.
Прислушиваясь к шорохам, Рэндалл чувствовал, что Хьюго Бэнкс следит за ним. Ему пришло в голову запутать Хьюго. Выйдя из темноты, он, словно не опасаясь соглядатая, зашагал по коридору. Прячась в нишах и за выступами, Хьюго шёл за Рэндаллом.
Свернув за угол, Рэндалл затаил дыхание. Рядом вниз, на первый этаж, вела крутая винтовая лестница.
Шаги приближались: крадучись, Хьюго подошёл к лестнице и остановился.
Выскользнув из укрытия, Рэндалл увидел стоявшего к нему спиной Хьюго. Слуга сэра Филиппа напряжённо вслушивался, стараясь понять, спустился ли Рэндалл по лестнице или скрылся от него другим путём.
Выхватив кинжал, Рэндалл приставил его к горлу Хьюго и, обхватив рукой за узкие плечи, произнёс:
— Хьюго Бэнкс! Ха-ха! Ты, кажется, меня ищешь?
— Пощади, милостивый, великодушный поэт! — завизжал Хьюго. — Я всего лишь слуга, раб. Мой господин приказал мне следить за вами! Разве мог я ослушаться сэра Филиппа?
— Только закричи ещё раз, и я тебя зарежу, — Рэндалл крепче приставил остриё к его горлу. — Слушай внимательно! Отправишься сейчас к сэру Филиппу и передашь, что человек, которого он оскорбил сегодня, назвав сыном раба, решил предупредить его. Я — аристократ, родившийся незаконно. И в следующий раз, отвешивая мне оплеуху, он должен помнить об этом. Для него, как для лорда Монтгомери, лучше, чтобы моё происхождение осталось в тайне.
— Отпустите меня, великодушный сэр! — взмолился Хьюго. — Я же не аристократ, чтобы разбираться в ваших спорах! Если ты не пощадишь меня, я не смогу передать сэру Филиппу твои слова.
Притянув его ещё ближе за ворот куртки, Рэндалл проговорил:
— А знаешь, Хьюго, если бы я сейчас перерезал твою глотку, тебя бы нашли здесь только утром. Ты — негодяй. Настоящий негодяй. Но я пощажу тебя. Иди.
Оттолкнув от себя слугу сэра Филиппа, Рэндалл убрал кинжал в ножны. Хьюго бегом бросился от него по коридору — лишь быстрые шаги гулко раздавались под сводами. Невольно усмехнувшись, Рэндалл двинулся через зал к опочивальне леди Памелы. Он думал о тайных встречах, заговорах и преступлениях, вершимых во дворцах вроде Элтона по ночам, когда за длинными рядами окон висела мгла. В точности так же и Норфолк, над которым насмехалась его мать леди Эдит, строил заговор с целью убить его, обожаемого сына Эдуарда III, и тем самым отомстить королю и его фаворитке.
У дверей опочивальни Рэндалл увидел Тесу.
— Миледи ждёт вас, — произнесла она, — я же останусь снаружи. Не волнуйтесь, сэр Филипп уже лёг спать.
Леди Памела сидела в кресле, и её густые, распущенные белокурые волосы призывно мерцали в свете очага и нескольких факелов. На ней было облегающее платье, внизу спадающее тяжёлым широким шлейфом.
— О, Рэндалл! Любовь моя! — сказала она и протянула к нему руки.
Подойдя к Памеле, он сжал их.
— За тобой следили?! — тревожно спросила она, вглядываясь в его лицо.
— Я поверг моего лазутчика в недоумение, — засмеялся Рэндалл.
— О, я знаю, что ты умеешь делать это лучше, чем остальные, — ответила она.
Нежно притянув Памелу, Рэндалл поцеловал её в губы.
— Филипп ударил тебя нынче, — молвила она, погладив рукой его щёку.
— Да, он оскорбил меня, но я его простил, ведь он так поступил из-за любви. Впрочем, если бы он вздумал повторить свой поступок или подвергнуть меня более серьёзному испытанию, я бы не проявил такое великодушие.
— Ты рассуждаешь как рыцарь, как человек знатного происхождения.
— Так оно и есть, — сказал Рэндалл. — Я действительно знатного рода. Но я не могу сегодня рассказать тебе подробности моей тайны.
— Я предполагала, что ты, возможно, знатный лорд.
— Я не просто знатный лорд, — ответил он, — но об этом позже. Я хочу просить тебя оставить Филиппа. Будь моей, Памела! Выходи за меня.
— Ты просишь, чтобы я стала твоей женой? — проговорила леди Памела.
— Да, твой отец вправе отказать Филиппу.
— Но Филипп мстителен! Он уничтожит тебя. Филипп — могущественный вассал, которому король, чьим расположением ты пользуешься, не решится бросить вызов.
— Пусть так, но я готов превратиться в его врага ради тебя. Будь моей, Памела, ведь ты тоже любишь меня!
— Люблю, — ответила она, страстно целуя Рэндалла. — Но я боюсь Филиппа и его мести.
— Если ты согласна выйти за меня, ты не должна его бояться, — сказал Рэндалл. — Моя тайна, достигнув короля, сразу превратит меня в человека, из-за которого Ричард рискнёт бросить вызов Филиппу. Я не хочу раскрывать её без надобности, так как могу приобрести завистников. Не бойся, Памела. Я сумею дать Филиппу отпор.
Памела была заинтересована, но решила набраться терпения и ждать, когда он сам расскажет ей обо всём. Она лишь спросила:
— Ты связан с королём?
— Моя тайна имеет отношение к моему появлению на свет, — признался он.
Она помолчала, затем поднялась с кресла. Вскочив, Рэндалл взял её за руки.
— Так что же ты ответишь мне, любовь моя?! — воскликнул он. — Выйдешь за меня?
— Да, — молвила девушка, — и завтра же объявлю это Филиппу.
Заключив Памелу в объятья, Рэндалл, смеясь, поцеловал её.
— Я очень рад, любовь моя! Значит, я смогу уехать в Лондон, зная, что ты согласна!
— Уехать в Лондон? — спросила она, отстраняясь. — Что означает твой отъезд?
— Только то, что король дал мне в награду кучу денег, которые я отвезу моему отцу, менестрелю. Я хочу, чтобы он распорядился ими по собственному усмотрению. Сейчас он находится во дворце юного графа Солсбери.
Высвободившись из его объятий, Памела отступила. Её прекрасное лицо показалось ему помрачневшим.
— Ты оставляешь меня в Элтоне с Филиппом! — пробормотала она. — Он может упасть в ноги королю и выпросить у того дозволения немедля вступить со мной в брак. Я буду бессильна.
— Ты должна уехать из Элтона, — серьёзно сказал Рэндалл. — Возвращайся в свой замок, в Йоркшир. Когда мой отец получит деньги, я приеду к тебе. Я найду тебя, договорюсь с цистерцианским монахом в Рило, и мы обвенчаемся. Но завтра, после разговора с Филиппом, ты немедленно уедешь. Я дам тебе денег, чтобы ты наняла стражников, которые проводят тебя до твоего замка.
Отстегнув кошелёк от пояса, Рэндалл положил его на край стола.
— Хорошо, я сделаю всё так, как ты хочешь, — ответила Памела. — Я люблю тебя, мой прекрасный поэт, и хочу быть с тобой. Однако ты должен проявлять осторожность. У сэра Филиппа много соглядатаев.
— Не думай о них. Ты выйдешь за меня в Йоркшире, а потом я извещу о нашем браке короля. Ричард уже не сможет распоряжаться твоей рукой. О, любовь моя! Моя милая Памела! Я женюсь на тебе, и моё происхождение не должно волновать тебя.
— Я вовсе не волнуюсь из-за твоего происхождения, — ответила Памела, прижимаясь к его груди. — Для меня важно то, что я к тебе испытываю.
Он ещё раз страстно поцеловал её. Никогда прежде он не любил женщину так пылко, и ни одна из них не казалась ему более недоступной. Их всё еще разделяла его тайна, ярость Филиппа и решение Гисборна. Но Рэндалл был готов бороться за свою любовь с упорством и твёрдостью.
Он вышел в коридор, где застал Тесу.
— Иди к миледи и подготовь её вещи. Завтра вы оставите Элтон и возвратитесь в свой замок, — сказал он.
Недоверчиво пожав плечами, Теса толкнула дверь в опочивальню и увидела, что Памела складывает платья в окованный железом сундук.
Рэндалл направился в сторону отведённой ему комнаты, расположенной в другой части дворца. В душе он торжествовал, хотя разум упрямо подсказывал ему, что сэр Филипп превратился в его самого жестокого врага.
Отбывая утром из Элтона, Рэндалл увидел своего кузена, который возле оружейных обучал Генри Ланкастера застёгивать сложные крепления на его доспехах. Король предоставил поэту отряд стражи для защиты от разбойников. С Рэндаллом в Лондон уезжал и сэр Ральф де Монфор.
Наблюдая, как кавалькада, вооружённая алебардами, покидает Элтон, Филипп испытал облегчение. Ему казалось, что теперь он сумеет завладеть сердцем Памелы. Ко всему прочему приближалась свадьба Филиппа, после коей Рэндалл не посмеет добиваться любви Памелы.
В отдалении от Филиппа Морис Мервилл скакал на боевом коне, обучаясь езде с препятствиями. Перепрыгивая через впадины и коряги, конь был покорен оруженосцу. Генри наблюдал с лёгкой завистью. Ему все ещё не удавалось так уверенно держаться в седле.
— Морис Мервилл будет отличным рыцарем, — проговорил он.
— Если будет благоразумным, — ответил Монтгомери и подозвал Хьюго, который всё утро держался поодаль. — В чём дело, Хьюго? Почему не рассказываешь, о чём тебе удалось узнать, следя за Рэндаллом?
Отослав Генри в оружейную, рыцарь стоял возле слуги, сдвинув чёрные брови, и Хьюго невольно съёжился.
— Простите, милорд, — сказал он. — Рэндалл меня разоблачил.
— Не лги мне! — вскричал сэр Филипп.
— Увы. Вероятно, ему рассказал о моих прежних подвигах Ральф де Монфор, — проговорил слуга. — Когда-то он был оруженосцем у одного лорда, которого я оклеветал по требованию вашего отца, сэра Вильяма. И потому Рэндалл, поймав меня ночью в коридоре дворца, угрожал мне кинжалом.
— Куда он направлялся?
— Мне не удалось это выяснить, — поморщившись, Хьюго невольно тронул рукой свою шею. — Но Рэндалл велел мне передать вам, что он простил вам оскорбление и пощёчину лишь потому, что вы не ведаете о его происхождении. Но впредь он не простит вам подобного. Он аристократ, рождён незаконно, но, судя по всему, очень знатен. И вам, как лорду Монтгомери, будет лучше, если никто не узнает о его тайне.
Расхохотавшись, сэр Филипп воскликнул:
— Получается, Рэндалл Блистательный — великий лорд?! Ну конечно! Что ещё он должен сочинить, добиваясь расположения короля и женщины, которую я люблю! Я думаю, его отец — обыкновенный менестрель, а мать — трактирная шлюха.
Поколебавшись, Хьюго решился:
— Мне всегда казалось, что он похож на короля Эдуарда. А когда он сказал, что для вас, лорда Монтгомери, лучше, если он будет держать происхождение в тайне, я подумал о леди Эдит.
— О леди Эдит?
— Точнее, о её сыне. Вам же известно, что у неё от короля Эдуарда был сын.
— Ты полагаешь, Рэндалл — сын короля и леди Эдит, сестры моего отца? Видно, здорово он тебя напугал!
— Я не боюсь его, но вынужден проявлять осторожность, — пробормотал Хьюго. — Меня преследует мысль, что Рэндалл — отпрыск порока, незаконный сын короля Эдуарда и леди Эдит.
— Прекрати! — вскричал Филипп. — Я не желаю слушать эти бредни! То, что Рэндалл обладает некой изысканностью, всего лишь заслуга его отца менестреля. Слова Рэндалла, будто в моих же интересах не раскрывать его тайну, касаются его связи с Памелой! Таким образом он надеется уговорить Ричарда распорядиться рукой Памелы в его пользу. Но ты — глупец! Утверждать, что Рэндалл — мой кузен и сын короля Эдуарда?! Немыслимо!
— Но, милорд, отчего же Рэндаллу не быть сыном короля и леди Эдит?! — упрямился Хьюго.
— Разве ты не знаешь, что враги короля убили его незаконного сына?!
— В том-то и дело, милорд, что я тогда присутствовал при разговоре вашего отца со слугами Спрингроузеза, и капеллан утверждал, будто сына короля удалось спрятать кому-то из челяди.
— Это пустые сплетни, а я не принимаю их всерьёз, — холодно ответил сэр Филипп, давая Хьюго понять, что не желает обсуждать с ним домыслы челяди.
И тут сэр Филипп и его слуга увидели леди Памелу, которая стремительно направлялась к ним по снегу от дверей дворца.
Отстранив Хьюго, рыцарь сделал несколько шагов навстречу своей возлюбленной.
— Приветствую, прекрасная леди, — произнёс он нежно.
Памела приблизилась к нему и с холодной усмешкой проговорила:
— Я пришла сообщить, что уезжаю в Йоркшир. Мои вещи собраны, и я получила отряд стражи, который проводит меня в замок моего отца.
— Тебе наскучил Элтон или ты не желаешь находиться во дворце без своего поэта? — ехидно спросил Монтгомери.
— Я уезжаю, потому что не могу более считаться твоей невестой! Никто не вправе распоряжаться моей рукой, а отец не выдаст меня за тебя, если я не согласна.
— Но ты уже согласилась за меня выйти! — воскликнул сэр Филипп.
— Потому что я не ведала прежде любви, — бесстрашно подняв лицо, отозвалась Памела. — Я встретила другого человека, который сумел завладеть моим сердцем.
— И ты будешь утверждать, что разлучником является не Рэндалл?! — зло сказал Филипп.
— Я не намерена оправдываться перед тобой! У тебя нет на меня никаких прав! Я нищая, но я аристократка и не выйду за тебя!
— Твой отец погряз в долгах!
— Верно. Но и кроме тебя найдутся люди, которые не откажут ему в своей милости.
— Стоит королю разочароваться в способностях Рэндалла, и тот снова окажется среди грязных бродяг! — воскликнул сэр Филипп в ярости.
— Почему ты решил, что я люблю Рэндалла? — осведомилась Памела.
— Я уверен в этом! Ты любишь Рэндалла! Прочь с глаз моих! — вскричал он. — Ты ещё приползёшь ко мне, будешь молить о прощении, когда в ваш замок придёт нужда!
Памела не могла назвать имя Рэндалла, понимая, что подвергнет любимого опасности. Она была убеждена, что рано или поздно сэр Филипп найдёт доказательства их любви и тогда Рэндалла ждёт месть. Развернувшись, она так же стремительно пошла к замку.
— Я расправлюсь с ним! — процедил сквозь зубы Филипп, хмуро глядя вслед удалявшейся Памеле.
Ему нужны были подтверждения её связи с поэтом.
— Морис! — позвал он.
Оруженосец направил к нему скакуна, остановился и спешился.
— Я в вашем распоряжении, милорд, — проговорил он.
— Теса отбывает из Элтона со своей госпожой. Ты знал об их отъезде? — спросил Филипп.
— Нет, — Морис выглядел растерянным. — Но чем вызван их отъезд?
— Я прогнал Памелу из-за связи с тайным поклонником.
— Означают ли ваши слова, что я более не обязан быть соглядатаем? — затрепетав от волнения, осведомился Морис.
— Напротив! Ты обязан продолжить связь с Тесой и докладывать всё, что удастся узнать о любви её госпожи! Тебе по-прежнему неизвестно имя моего соперника, а я жажду возмездия! Попросишь у Тесы дозволения приехать в замок Роберта Гисборна и временно остановишься там, — приказал Филипп. — Будешь встречаться по ночам с Хьюго и сообщать ему о происходящем между леди Памелой и её тайным поклонником. Иди!
Как ни омерзительно было на душе у Мориса Мервилла, он не смел прекословить рыцарю. Бросив поводья слуге, он зашагал ко дворцу.
— Выходит, я не получу Тесу в жёны? — спросил Хьюго.
— Я тоже не получу в жены её госпожу, — сказал сэр Филипп. — Ноя отомщу. Я узнаю, кто является моим соперником, и превращусь в его врага.
Подойдя к Тесе, уже готовой следом за леди Памелой сесть в повозку, Морис взял её за руку. Девушка остановилась. В глазах Мориса, устремлённых на нее, она прочла скрытую тоску.
— Прости, Морис, но моя госпожа сочла нужным уехать, — проговорила она, погладив юношу по щеке.
— Я смогу встречаться с тобой в замке сэра Гисборна? — спросил оруженосец.
— Да, но что скажет на это граф?
— Какая разница?! Разреши мне приезжать в замок сэра Гисборна.
— Но. Морис, от Элтона до его замка далеко, — ответила Теса. — Такое путешествие обычно занимает несколько дней.
— Полагаю, граф временно переберётся в Спрингроузез, а оттуда легко добраться до замка Гисборна, — сказал Морис Мервилл. — Если ты не возражаешь, я хотел бы приехать к тебе, моя прекрасная Теса.
Каждое произнесённое слово давалось ему с трудом. Он испытывал невероятные страдания оттого, что, повинуясь приказу Филиппа, был вынужден использовать обожаемую им женщину в грязной слежке за леди Памелой.
— Разве я могу отказать тебе? Конечно, я буду рада встрече с тобой в замке сэра Гисборна, — ответила девушка и, нежно взглянув на Мориса, скрылась в повозке.
Предводитель отряда стражи дал сигнал, и кавалькада, позвякивая оружием, направилась к Йоркширу.
Весь путь до стен Лондона Рэндалл совершил в сопровождении королевских лучников, поскольку он вёз мешок денег и мог подвергнуться нападению разбойников или провинциальных феодалов, устраивающих в своих владениях засады для богатых странников.
Уже несколько дней стояла тёплая погода, и лошади фыркали, тяжело ступая по липкому снегу.
Подъезжая к Лондону, Рэндалл издали увидел толпу людей на городском мосту, среди которых, кроме бродяг и крестьян, заметил телеги купцов из Норфолка.
При приближении знатных вельмож люди расступились. Их хмурые лица из-под кутелей и шаперонов показались Рэндаллу насторожёнными. Королевские лучники вызывали у них боязнь и тревогу.
Запахнув плотнее полы плаща, сэр Ральф подался в седле вперёд и сказал:
— Наверное, ты не слишком ищешь встречи с главой городской стражи?
— Отчего же? Я с удовольствием поприветствую его, — засмеялся Рэндалл.
У городских ворот мрачного вида стражники готовили еду над разведённым прямо под открытым небом очагом.
Заметив главу стражи, толстяка огромного роста, прихлёбывавшего эль из фляги, Рэндалл поднял ладонь и широко улыбнулся.
Увидав его, толстяк удивлённо вытаращил глаза и утратил способность разговаривать.
— Как видишь, моя дерзость понравилась при дворе, — негромко сказал ему Рэндалл, проезжая мимо.
Окружённые людьми короля Ричарда, поэт и граф де Монфор направлялись ко дворцу своего друга, графа Солсбери. Во дворе к ним подошёл конюх, чтобы сразу отвести усталых лошадей в стойло.
Из дворца появился граф Солсбери, и следом — папаша Терри.
— Рэндалл! Сын мой! — воскликнул он, и его чёрные глаза засверкали. Распахнув объятья, он бросился к Рэндаллу и ласково сжал его, хохоча во всё горло. Граф Солсбери тоже был рад вновь увидеть своих друзей. Отдав распоряжения слугам накрыть стол, он пустился в расспросы о их поездке. Слуга, следовавший за Рэндаллом, отнёс в его комнату мешок с деньгами, а друзья спустились в трапезную, где люди графа Солсбери уже подавали угощения и выпивку.
— Ты разбогател, сын, верно? — спросил папаша Терри. — Лорд утверждает, что по всему Лондону только и говорят об излюбленном придворном поэте. — Приветливое лицо немолодого менестреля сияло от радости.
— Мешок, что я привёз из Элтона, полон денег, — ответил Рэндалл, отпивая из кубка вино. — Теперь ты никогда и ни в чём не будешь нуждаться, отец. Через несколько дней я покину Лондон, а ты займёшься подбором прислуги и челяди.
— Ты можешь рассчитывать на меня, — предложил Солсбери. — Я знаю лучших поваров, камердинеров и конюхов в Лондоне.
— Куда ты отправишься, сын мой? — встревоженно спросил папаша Терри. — Король велел тебе возвращаться в Элтон?
— Он, конечно, жаждет видеть меня среди своих приближённых, но на этот раз я поеду в Йоркшир, — сказал Рэндалл.
— Виновата любовь, которую он встретил при дворе, — весело пояснил сэр Ральф, хотя душа его сжималась от мысли о подстерегавших Рэндалла опасностях.
— И твоя леди ответила тебе взаимностью? — осведомился граф Солсбери.
— О, да, — уклончиво сказал Рэндалл.
От папаши Терри не ускользнуло его лёгкое смущение.
«Не хватает ещё, чтобы Рэндалл стал соперником какого-нибудь богатого рыцаря», — с тревогой подумал он.
Между тем сэр Ральф заговорил о празднике любви, который, насколько знал Солсбери, готовился в апреле.
— Я хочу выступить на нём с моими композициями и моим жонглёром, — заявил сэр Ральф. — Ты ведь по-прежнему со мной, Рэндалл? Богатство и милость Ричарда не отбили у тебя желание служить мне?
— Разумеется, нет, — сказал Рэндалл. — Я буду твоим жонглёром столько, сколько тебе понадобится.
— Тогда я жду твоего приезда из Йоркшира, а потом мы вместе отправимся в путь! — воскликнул сэр Ральф.
Ужин закончился далеко за полночь. Поднявшись по крутой винтовой лестнице в опочивальню, Рэндалл застал там папашу Терри, сидевшего возле окна, за которым давно висела ночь.
— Я волнуюсь,, Рэндалл, — сказал он. — Ты добился расположения своего племенника Ричарда, ты приобрёл поклонников и завистников при дворе, но что за любовь ты обрёл там? Кто та леди, что внушила тебе такие чувства? Она знатна, как я понимаю, и ты добился её любви тайно...
— Да, она знатна, — неохотно ответил Рэндалл, отстёгивая кинжал от пояса и садясь в кресло. — Это Памела Гисборн, невеста сэра Филиппа Монтгомери.
С минуту папаша Терри молчал, с трудом осознавая новость. Вместо того чтобы держаться подальше от двора короля, Рэндалл влюбился в девушку, просватанную за его кузена, Филиппа!
— Полагаю, ты надо мной смеёшься? — глухо спросил он.
— Отнюдь. Я серьёзен, как никогда. Я люблю Памелу и намерен на ней жениться, — признался Рэндалл.
— Она не пойдёт за тебя! Знаешь, скольких благородных леди увлекали мои стихи?! И ни одна из них не ответила на мою страстную влюблённость, — сказал папаша Терри.
— Но она согласилась! Один из монахов-цистерцианцев обвенчает нас, после чего я сообщу об этом королю Ричарду, который, я убеждён, не будет на меня гневаться.
— Ты слишком уверен в его расположении! Но ведь Памела была просватана за сэра Филиппа, а он тоже пользуется доверием короля! — воскликнул менестрель. — Он вельможа, знатный рыцарь, он знаменит великими подвигами. Если ты превратишь его во врага, тебя не защитит ни происхождение, ни Ричард.
— Не знаю! Возможно, тогда герцогам Ланкастеру и Глостеру придётся узнать, что я их единокровный брат! Ха-ха-ха! Представляю их удивление! Действительно: бродячий менестрель, выступавший перед ними на балкончиках в трапезной, — их кровь и плоть!
— Ты наглец! — ответил папаша Терри и обнял Рэндалла. — К сожалению, нас с тобой всегда окружали враги. Всё было бы гораздо проще, окажись ты моим сыном, а не отпрыском короля.
— Ты жалеешь, что рассказал мне правду? — спросил Рэндалл.
— Я должен был когда-нибудь это сделать, тем более Норфолк узнал тебя.
— Ты всегда останешься для меня отцом, — сказал Рэндалл.
Папаша Терри с трудом скрывал подступившие слезы: он боялся, что блеск двора, преклонение публики и милости короля лишат его любви Рэндалла.
— Благодарю тебя за твоё великодушие, — сказал папаша Терри, оставляя его опочивальню.
В ту ночь Рэндалл спал под шум ветров, проникавших сквозь оконные ставни. Теперь всем своим существом он стремился отправиться в путь, полный опасностей, но заманчивый и прекрасный.
Ральф де Монфор понимал, какой опасности подвергается Рэндалл, и решил, что должен научить друга владеть оружием. К предложению освоить хотя бы бой на мечах Рэндалл отнёсся насторожённо. Однако рыцарь убедил его, и солнечным холодным утром они спустились к конюшням графа Солсбери.
— Я научу тебя самому простому, — заявил сэр Ральф. — Даже крестьяне умеют делать выпады и отражать удары.
— Чтобы научиться драться на мечах, нужно время, — усмехнулся Рэндалл.
— Да, но я преподнесу тебе самые главные навыки, — сказал сэр Ральф и бросил ему один из тех мечей, что принёс с собой.
Тяжесть сразу же наполнила руку Рэндалла. Вертя меч в воздухе, он подошёл к сэру Ральфу и встал напротив него. Ральф учил Рэндалла уклоняться от каждого выпада, наступать и разоружать противника.
Постепенно Рэндалл осваивал навыки рыцаря. В последующие несколько дней он упорно тренировался и делал явные успехи.
Перед отбытием в Йоркшир Рэндалл почти не покидал дворец графа Солсбери. Но однажды под вечер он решил разыскать племянника Томаса Фарингдона, по слухам, прибывшего в город. Однако слуга купца сказал, что юный Фарингдон встречается в данный момент с сицилийцами в каком-то трактире в Вестминстере, и Рэндаллу ничего не оставалось, как вернуться обратно к Солсбери.
Рэндалл шагал по кривым улочкам, вдоль канав с отбросами, с мечом в ножнах под плащом. Ранее он носил с собой только лютню и кинжалы. Он понимал, что ещё не сумел бы дать отпор стражникам, но вполне мог справиться с разбойниками.
Вдруг из-за угла появились трое людей в кольчугах и, цепко схватив его, уволокли в стенную нишу.
— Кто вы такие?! Что вам нужно?! — воскликнул он.
Напавшие ничего не ответили. Из зимних сумерек выступил высокий худой человек с бесстрастным лицом в тёмной одежде. На его шее поблёскивала цепь.
— Норфолк, — пробормотал Рэндалл, перестав сопротивляться.
Узкие губы лорда Норфолка тронула презрительная ухмылка.
— Вы носите оружие, вы разбогатели, милорд. В Лондоне только и слышно о придворном поэте короля, — сказал он. — Я был убеждён, что вы, с вашими способностями, будете знамениты и обожаемы в окружении Ричарда.
— Что вы хотите? — глухо осведомился Рэндалл.
— Того же, что и прежде, милорд. Чтобы вы возвратили меня ко двору.
— Как вы не понимаете?! Я поэт, у меня нет власти!
— Король Ричард очень расположен к вам, он сделал вас богатым. И вам удастся своими стихами восстановить мою репутацию.
— Ваша репутация, — проговорил Рэндалл, — была подорвана теми преступлениями, которые вы совершили. Вы пошли против государя Англии, своего друга, предали его, а затем, не добившись любви моей матери, пытались убить меня!
— Значит, вместо того, чтобы исправить поступок короля Эдуарда, вы, милорд Монтгомери, дерзите мне? — прошипел лорд Норфолк. — Напрасно! Если я решу принять ваш вызов, я обращусь к сэру Филиппу. Сомневаюсь, что вы жаждете видеть в его лице врага.
— Я не буду добиваться для вас милостей, — твёрдо произнёс Рэндалл. — Графством управляет ваш племянник, в его руках прибыли и замки, вы же — обыкновенный изгнанник, мерзавец, требующий от меня возвратить вам положение при дворе. — И он расхохотался.
В ярости Норфолк наотмашь ударил Рэндалла и разбил ему губу.
— Я стану лучшим поэтом Ричарда, его другом, его дядей по крови и происхождению, — продолжал Рэндалл. — Но вы отныне не должны показываться мне на глаза, если не стремитесь за стены Тауэра.
— Вы пожалеете о своих речах, милорд, — мстительно проговорил Норфолк и приказал своим людям: — Отпустите его!
Рэндалла вытолкнули на мощёный тротуар.
Поднявшись, поэт постарался скрыться от любопытных глаз. Кровь из разбитой губы остановилась, но его одолела тоска оттого, что Норфолк вновь разыскал его. Теперь, получив столь решительный отказ, лорд Норфолк обязательно расскажет о нём Филиппу, который и так видел в Рэндалле противника.
Оглядываясь по сторонам, Рэндалл добрался до дворца. Поужинав, он сразу отправился в свою комнату. Сэр Ральф остался с Солсбери, развлекая его мелодиями на цистре. Запершись в опочивальне, Рэндалл скинул одежду и лёг, но заснуть долго не мог. Всю ночь его преследовали Норфолк и угрозы, звучавшие из его уст.
На следующее утро, уже облачённый в котарди, длинный плащ и короткие остроконечные сапоги, Рэндалл рассказал о встрече папаше Терри. Внизу, во дворе, его уже ждала лошадь с поклажей, в руках он сжимал меч, убранный в ножны.
— Я сразу подумал, что тебя ударил Норфолк, — хмуро сказал менестрель. — Хотя вчера ты предпочёл не говорить об этом.
— А сэр Ральф? Что думает он? — спросил Рэндалл.
— Он бы страсть как хотел отправиться с тобой в Йоркшир, вместо того чтобы ехать в Кент. Вечером после ужина он признался, что не слишком доверяет кентским слугам, в особенности после восстания Уота Тайлера.
— К моей возлюбленной я должен ехать один. Кроме того, одинокий путешественник привлекает не так много внимания, как несколько.
Положив руки Рэндаллу на плечи, папаша Терри сжал их.
— Ты отважен, Рэндалл. Но сумеет ли твоя отвага послужить тебе?
— Отвага всегда служит тем, кто ей верен, — сказал Рэндалл.
— Но ей верны и Норфолк, и Филипп. Однако я думаю, что те навыки, которые ты получил в эти дни от благородного Ральфа де Монфора, защитят тебя от врагов.
Слуга придержал стремя, помогая Рэндаллу вскочить на лошадь. Появились граф Солсбери с сэром Ральфом, чтобы проводить его.
— Ты достаточно хорошо знаешь Йоркшир? Тебе не нужны сопровождающие? — спросил рыцарь у Рэндалла.
— Я много бродил по Англии, милорд, и изучил холодный Йоркшир, равно как вы — бердыши и алебарды, — ответил Рэндалл.
Улыбка скользнула по красивому лицу графа, но он не выглядел весёлым.
Попрощавшись с папашей Терри, сэром Ральфом и графом Солсбери, Рэндалл натянул поводья и поскакал в направлении городских ворот Лондона. За его спиной висел убранный в ножны меч, а на поясе, скрытый в складках плаща, — один из кинжалов. Впервые Рэндалл не взял с собой лютню. Теперь он действительно выглядел как одинокий путешествующий дворянин, следующий в Йоркшир.
По мнению Рэндалла, до северного графства ему предстояло добираться целых четыре дня, да и то, если не обрушится снежный вихрь или вьюга. Ранее он бывал там не раз, бродя с папашей Терри от города к городу, от замка к замку. Единственным местом, которое немолодой менестрель старался избегать, был замок Спрингроузез и деревни, входившие во владения Филиппа Монтгомери. С некоторых пор Рэндалл знал причину, по которой папаша Терри держался в стороне от Спрингроузеза.
Рэндалла одолевало любопытство, его интересовали светлые остроконечные башенки Спрингроузеза, о коих он только слышал, и он решил проехать поблизости, чтобы увидеть замок Весенних роз, преподнесённый королём Эдуардом своей возлюбленной.
Он ехал иноходью, лишь изредка пуская коня во весь опор. Выбирая то вьющиеся по оврагам и склонам холмов тропы, то придерживаясь разъезженного деревенскими телегами пути, он следовал всё далее, к границе с Шотландией. Йоркшир был ему хорошо известен своими лесами, монастырями и замками, нередко подвергавшимися набегам шотландцев во время войн, которые велись при Брюсе. В дебрях лесов, как знал Рэндалл, орудовало много шаек, принадлежавших и знатным сэрам вроде Гилберта Мидлтона, и возглавляемых простолюдинами.
Проезжая мимо деревень и встречая нищих вилланов, Рэндалл видел, какие тяготы тем приходилось преодолевать. Иногда он бросал им несколько монет, и тогда вилланы начинали отчаянно благодарить его, но, увы, он не мог накормить всех. В каждой деревне вилланы, после чумы и восстания Уота Тайлера оказавшиеся в ещё большей нищете, нуждались в самом необходимом. Рэндалл сочувствовал им, ведь он сам знал, что это такое.
Замки феодалов он старался объезжать, чтобы не встречаться с их владельцами. В своих поместьях те имели право вершить суд по собственному усмотрению, и если б приняли его за разбойника, его ждала бы казнь. Рэндалл слишком хорошо изучил обычаи феодалов, чтобы в одиночку, без свиты или доспехов рыцаря, попадаться им на глаза. С рыцаря они взяли бы только плату за проезд, а неизвестного вооружённого путешественника легко вздёрнули бы или отсекли голову, чтобы выставить её на воротах. Даже король не имел власти над ними в их имениях.
Рэндалл придерживался дебрей или опушек. В лесах ему изредка попадались крестьяне или ваганты, а ближе к Йоркширу — монахи в светлых плащах. Это были братья-цистерцианцы из обители Рило, что на севере Йоркшира. Туда Рэндалл и направлялся, чтобы договориться о своём венчании с леди Памелой.
О прекрасных зелёных очах и её тонкой талии он думал во время путешествия. Он жаждал быть с ней и искренне восторгался её красотой. Как-то вечером, за кронами вязов и буков, перед Рэндаллом проглянули светлые башни неизвестного замка. Он остановил лошадь.
Окружённый глубоким рвом, в воде которого отражались пылающие на стенах факелы, с поднятым подвесным мостом, круглыми остроконечными башнями, покрытыми извёсткой, замок Спрингроузез казался прекрасным любому проезжающему мимо путнику. Он был не слишком высок, но хорошо укреплён, оснащён бойницами и зубчатой стеной. Позади замка простирались заснеженные нивы и поля, а далее — принадлежащие сэру Филиппу деревни.
— Интересно, в замке ли мой кузен? — вслух произнёс Рэндалл, вспомнив, что оставил Филиппа Монтгомери в Элтоне.
Спрингроузез — любовное подношение великого короля Эдуарда женщине, которую он обожал, женщине, заставлявшей лишаться рассудка и идти на предательства и преступления его верных вассалов, выглядел поистине заманчивым и прекрасным. Знаменитая любовница своей эпохи здесь произвела на свет незаконного сына, которому была уготовлена участь изгнанника и бродяги.
«Я обязан рассказать Ричарду о том, кто я на самом деле, — подумал Рэндалл. — Чем дольше он остаётся в неведении, тем больше шансов у Норфолка уничтожить меня. Возможно, если все узнают, что я отпрыск короля, мои враги побоятся причинить мне вред».
Бросив вызов Филиппу и оскорбив Норфолка, он действительно подвергался опасности.
Рассудив таким образом, Рэндалл пустил лошадь иноходью и растворился в спустившейся ночи. К рассвету он нашёл тропу, ведущую к Рило. По пути ему стали встречаться конные отряды стражников, повозки аристократов и тяжёлые, гружённые бочками с плещущимся элем телеги, управляемые монахами. Все они двигались в Беверли. Толпы бродяг и нищих в обносках с трудом добирались по густому снегу и грязи до городских серых мрачных стен.
Рэндалл углублялся в лес, пользуясь едва заметной тропой. Оставив позади всадников и ватаги бедняков, он спешился и побрёл пешком, держа лошадь под уздцы. Над голыми ветвями деревьев в пасмурном небе вились стаи птиц. Воздух казался влажным от дыхания. Изо рта Рэндалла вырывался пар. Он размышлял о том, сколько раз ходил по северному Йоркширу, сопровождая папашу Терри, и потому превосходно знал здешние места. Достигнув незамерзающего широкого ручья, бегущего по дну оврага, он перешёл его вброд. Взобравшись на крутой склон, Рэндалл вспугнул пятнистого оленя, ускакавшего в чащу огромными прыжками. Леса близко подступали к монастырским владениям. Рэндалл шёл по петляющей тропе, и к полудню за деревьями проступили поля и стены обители.
Монастырь Рило, как и прочие монастыри цистерцианцев, был выстроен в традиционном стиле. Во всех подобных обителях присутствовало одинаковое переплетение коридоров, расположение келий и часовен, наличие красивых высоких окон. Как и одеяния цистерцианцев, стены обителей и снаружи, и внутри были светлыми.
Рэндалл знал, что цистерцианцы слыли отменными мастерами, занимаясь не только пивоварением, как многие другие монахи, но и изготовлением орудий труда. Подъезжая, он заметил под открытым небом своеобразную печь, возле которой работали два монаха в длинных светлых плащах.
Ворота обители оказались приоткрытыми, и Рэндалл, спешившись, проследовал во двор. Здесь к нему сразу же подошёл хромой монах и взял лошадь под уздцы.
— Приветствую, отец, — сказал ему Рэндалл. — Я прибыл в вашу обитель с прошением и хотел бы видеть настоятеля.
— В трапезной готовят обед, сын мой. По окончании его ты сможешь побеседовать с аббатом, — ответил монах. — Ты, вероятно, проделал неблизкий путь и утомлён. Брат Лайонелл отведёт тебя в келью, где ты переоденешься, а затем иди к столу.
Предоставив хромому монаху позаботиться о его усталой лошади, Рэндалл пошёл за молодым цистерцианцем. Трапезная располагалась отдельно от монастыря и его часовни и занимала невысокое здание, окружённое облетевшими деревьями.
Оставив в келье поклажу, Рэндалл отправился на обед к монахам. Пост ещё не наступил, но деревянный длинный стол был уставлен самыми простыми, однако сытными угощениями, в числе которых присутствовала особенно обожаемая всеми в Европе в ту эпоху селёдка. Монахи-цистерцианцы, сидящие за столом, ловко орудовали ложками в глиняных мисках. В углу стояла бочка, из которой время от времени кто-нибудь, вставая, наполнял высокие кружки элем. Кроме Рэндалла в обители гостили двое вагантов, направляющихся в Кембридж слушать лекции. Об этом поведал Рэндаллу юный цистерцианец, провожающий его из кельи в трапезную.
— Я и сам бы отправился послушать лекции, но аббат меня не пускает, — пояснил он.
У брата Лайонелла было красивое лицо, нежные серые глаза и густые каштановые волосы. Спрятав руки в рукавах рясы, он вёл беседу ровным тоном, напоминая Рэндаллу епископов.
«Почему бы не предложить ему обвенчать меня и Памелу?» — подумал он.
Его усадили на длинную скамейку возле вагантов. Те внимательно разглядывали Рэндалла, понимая, что он не принадлежит к их сословию.
Аббат, толстяк средних лет, уже благословил обед, и Рэндаллу не замедлили предложить лучшие угощения. Он с аппетитом пообедал, оценив крепкий эль, который монахи варили сами. Аббат с интересом наблюдал за ним.
— Вы, кажется, хотели переговорить со мною? — осведомился он.
— Да, отец мой, — сказал Рэндалл.
— Тогда следуй за мною, — поднявшись, толстый аббат пошёл к выходу.
Бросив взгляд на растерянных вагантов, Рэндалл направился за ним. Они пересекли двор, где слышался звон молота в кузнице и приглушённые голоса.
— Как вас зовут, сын мой? — важно спросил аббат.
— Лорд Рэндалл Монтгомери, — сказал молодой человек, решив не утаивать более своего происхождения. — Я кузен сэра Филиппа.
— Не знал, что у него есть кузен! Должно быть, вы просто долго отсутствовали в здешних краях. Воевали во Франции?
— Нет, отец мой, — ответил Рэндалл. — Ноя часто бываю при дворе короля Ричарда и, признаться, ни разу не приезжал ещё в Спрингроузез.
Услыхав о дворе короля, аббат, который и сам происходил из знатного рода, проникся к Рэндаллу уважением. Он провёл гостя в свою келью, небольшую, с высоким потолком и двумя вытянутыми застеклёнными окнами, где предложил сесть в одно из кресел у стола.
За окнами уже сгущались ранние сумерки. Густо сыпал снег. Дувший резкий ветер поднимал во дворе легкую пургу. Очаг жарко потрескивал, отбрасывая мерцание на стены кельи.
— Что вам известно о сэре Филиппе? — вдруг резко спросил Рэндалл.
— Он очень благородный сэр, знаменитый рыцарь, великий воин. Такой же, каким был его отец Вильям Монтгомери, — недоумённо произнёс настоятель.
— А то, что он хотел жениться на дочери своего соседа Роберта Гисборна, вы знаете?
— Об этом говорили по всему Йоркширу. Но почему вы спрашиваете?
— Я намерен жениться на ней, но тайно, и мне нужен монах, который может нас обвенчать. Сэру Филиппу о моём браке не должно быть ничего известно. По крайней мере, не от вас. Леди Памела рассталась с ним, он же считает меня своим соперником.
Аббат погрузился в размышления, озабоченно уставившись в пол.
— Вы боитесь сэра Филиппа, своего кузена?
— Нет. Когда-нибудь он услышит о моём венчании с леди Памелой, — сказал Рэндалл. — Я приехал в Йоркшир инкогнито, без свиты, без моих друзей. Приехав в вашу обитель, я надеялся, что вы поможете мне.
— Моя обитель гораздо богаче, чем владения сэра Филиппа, — облокотившись о спинку кресла, проговорил аббат. — И я уже тридцать лет правлю в ней. Мне нет нужды раболепствовать перед сэром Филиппом. Поэтому, если вы любите дочь Роберта Гисборна, а она любит вас, я позволю одному из моих братьев отправиться с вами в замок её отца, чтобы тайно обвенчать вас.
Кивнув, Рэндалл поставил перед ним на стол увесистый кошелёк.
— О, благодарю за щедрость, милорд, — проговорил аббат смиренно.
— Я хотел бы, чтобы брат Лайонелл обвенчал меня, — сказал Рэндалл.
— Конечно, милорд! Брат Лайонелл поедет с вами туда, куда вы ему прикажете, — ответил толстяк. — Я велю ему после всенощной явиться к вам и обсудить предстоящее венчание.
— Что ж! Я, в свою очередь, благодарен вам, отец мой.
Рэндалл пошёл к двери, но вдруг аббат окликнул его. Сидя за столом и подбрасывая на ладони кошелёк, он осведомился:
— Милорд Монтгомери, вы позволите задать вам вопрос? Или моё любопытство для вас оскорбительно?
— Нет, отец. Спрашивайте.
— Насколько известно, в графстве Йоркшир у сэра Вильяма была сестра, женщина удивительной красоты, которая родила от короля Эдуарда сына. Многие утверждали, что отпрыска убили враги престола. Я тогда только стал настоятелем, но в Рило слухи добираются быстрее, чем кажется. Говорили также, что незаконнорожденного сына Эдуарда III удалось тайно спасти. Скажите же, милорд, не вы ли сын короля Англии?
— Да. Я его сын, — холодно произнёс Рэндалл и стремительно вышел из кельи. Он внезапно осознал, что признаться в том, кем он был, оказалось гораздо легче, чем он полагал. Ему более не хотелось скрывать настоящее происхождение. В конце концов его братьям Джону Гонту и герцогу Глостеру придётся смириться с тем, что он вырос рядом с менестрелем. От своей матери он унаследовал великую способность любить весь мир, от отца — кровь Плантагенетов, и дальше он не хотел прятаться и лгать. Это уже становилось опасным. По возвращении к Ричарду он решил во всём ему признаться.
Оставив аббата пересчитывать монеты, Рэндалл прошёл в отведённую для него келью. Закрыв невысокую дверцу, Рэндалл остался один. У него было достаточно времени, чтобы собраться с мыслями. И он принялся ждать появления молодого монаха.
После всенощной в дверь кельи осторожно постучали. Открыв дверь, Рэндалл впустил брата Лайонелла.
— Аббат сказал, что вы очень знатный дворянин и что в ваших жилах течёт кровь английских королей, — произнёс он робко. — Он рад, что сможет быть вам полезен, милорд.
— А если бы я оказался нищим, которому негде укрыться от холода и пурги, аббат отказался бы содействовать мне? — осведомился Рэндалл.
— Как вы поняли, аббат сам дворянин и далеко не бескорыстен, — ответил монах.
— А жаль! — пылко проговорил Рэндалл. — Но вы, я думаю, не разделяете его пристрастий?
— Мне трудно судить о моей праведности, лучше предоставлю вам судить о ней, — уклончиво ответил цистерцианец.
Рэндалл заметил, что юноша замкнут, серьёзен и гораздо умнее, чем отец настоятель.
— Вы готовы отправиться со мной в путь, брат Лайонелл?
— Безусловно, если вы потрудитесь объяснить, куда мы поедем.
— В замок Гисборна, который находится в нескольких милях отсюда. А хочу я, чтобы вы обвенчали меня с дочкой этого феодала, поскольку нас связывают с ней нежные чувства.
— У Роберта Гисборна есть капеллан, — недоумевающе молвил брат Лайонелл.
— Но я настаиваю, чтобы венчание совершили вы, поскольку никто в замке Гисборна, за исключением верной служанки леди Памелы, не должен узнать о нём до тех пор, пока я не вернусь ко двору его величества. Перед раскрытием тайны моего брака я обязан переговорить с королём Ричардом.
— Я согласен ехать с вами, милорд, — сказал монах, пряча руки в широких рукавах рясы.
— И вы даже не поинтересуетесь, почему я жажду венчаться тайно?
— Я буду заключать брак, который состоится по любви, — ответил монах. — А причину мне знать не обязательно. Когда отправляемся из Рило, милорд Монтгомери?
— Я бы поехал завтра, если вы не против, отец мой, — произнёс Рэндалл.
— Завтра, на восходе, я жду вас у хлева, — сказал брат Лайонелл и, ласково улыбнувшись, вышел из кельи.
«Как велико различие между алчным аббатом и простым монахом», — подумал Рэндалл, упав на кровать.
До самого утра он спал без волнений и тревог. Его краткие ночлеги в лесах, когда он просыпался от ужаса, что его окружили разбойники, не давали ему восстановить силы. Несмотря на то что сэр Ральф немного научил его драться на мечах, Рэндалла неотступно преследовали мысли о врагах. В монастырских стенах он не опасался нападения. Впервые за несколько дней Рэндалл выспался и вышел во двор на восходе отдохнувшим и полным сил. В приталенной куртке, обхваченной на бёдрах поясом с опалами, в длинном плаще, Рэндалл выглядел точно благородный вельможа.
У хлева он увидел сидящего верхом на муле брата Лайонелла. Кто-то из монахов подвёл к поэту лошадь. Натянув перчатки с широкими раструбами, Рэндалл вскочил в седло.
— Вы уже завтракали, милорд? — спросил монах.
— Нет, — сказал Рэндалл. — Но у меня есть с собой кое-какие припасы.
Мимо шли цистерцианцы — направлялись в часовню для утренней молитвы. Подойдя к Рэндаллу, отец настоятель указал на простиравшиеся вдали леса.
— Спуститесь к окраине леса, — молвил он. — Оттуда начинается прямой путь до владений Роберта Гисборна.
Расставшись с толстяком аббатом, Рэндалл и его спутник направились к лесу. Деревья темнели среди снегов и пасмурного неба. После вьюги, что всю ночь бушевала над графством, тропы и дороги были плохо различимы.
— Когда доберёмся до замка, — сказал Рэндалл, — мне придётся скрывать от владельца своё происхождение. При дворе короля меня знают как поэта, и я действительно поэт, но знатного рода.
— Поэты знатной крови всегда вызывали моё искреннее восхищение, — улыбнулся брат Лайонелл.
— Потом я встречусь с невестой и назначу ей место венчания. Лучше выбрать его где-нибудь в лесу, чтобы не попадаться на глаза крестьянам и слугам замка. В определённое время она придёт туда, и вы нас соедините, отец мой.
— Вы всё замечательно придумали, милорд, — согласился монах.
Рэндалл чувствовал, что брата Лайонелла мучают разные подозрения, и лишь природная сдержанность запрещает ему задавать вопросы. Но Рэндалл был готов говорить с ним откровенно. Они провели в пути весь день, и Рэндалл, замечая, что цистерцианец утомлён, подбадривал его весёлыми историями.
— О, милорд! Вы совсем не похожи на прочих дворян, что я знал. В отличие от них вы великодушны ко мне, вы не видите во мне ни лицемерного монаха, ни простолюдина, — сказал брат Лайонелл.
Сунув ему флягу, в которой плескалось вино с пряностями, Рэндалл велел подкрепить силы.
— Наверное, мы встретились для того, чтобы вы убедились, какими великодушными бывают некоторые дворяне.
— И я убедился, — ответил монах.
После того как Памела объявила сэру Филиппу о своём решении не выходить за него, решении, безусловно огорчившем и её отца, рыцарь возвратился на несколько недель в Спрингроузез, чтобы соглядатаи могли сразу же сообщить ему всё, что узнают о тайном сопернике. В Филиппе говорила не только ревность, но и оскорблённое самолюбие.
Уединившись в Спрингроузезе, Монтгомери много времени проводил на охоте в лесах. Иногда он уезжал туда на целых пять дней с сенешалями и сворой собак, которые поднимали вепря из укрытия. Потом Филипп и его люди возвращались в замок и устраивали пир.
В глубине души Монтгомери не считал Рэндалла противником. Рэндалл был для него бедным менестрелем с острым языком, но, чувствуя себя оскорблённым, он стремился вышвырнуть его из окружения Ричарда.
Однажды ранним утром, когда сэр Филипп завершал завтрак, возле рва, наполненного тёмной водой, появился отряд, сопровождавший знатного вельможу. Худой немолодой человек с холодными серыми глазами, в плаще и со сверкающей цепью на шее, возглавлял прибывший отряд. Много лет он не приближался к стенам этого замка. Остановившись у края рва, он приказал своему человеку трубить в рог.
Мост со скрежетом опустился, к воротам подошёл глава стражи Спрингроузеза.
— Кто вы, милорд, и что вам нужно в замке сэра Филиппа Монтгомери? — поинтересовался он.
Немолодой аристократ мрачно усмехнулся:
— Передай сэру Филиппу, что лорд Норфолк желает его видеть.
Решётку подняли, ворота распахнули, и кавалькада въехала во двор.
Через несколько минут из главного стрельчатого входа появился высокий аристократ с ледяным выражением лица. У его бедра висели ножны с убранным в них мечом. Вместе с ним во двор вышел сенешаль, рыжий человек с висячими усами, в кольчуге.
— Приветствую, милорд, — сказал Норфолк. — Я прибыл в Спрингроузез, чтобы встретиться с вами.
— С тех пор как вы в опале, Норфолк, вас избегают принимать в замках. Почему же вы осмелились наведаться ко мне? Неужели решили, что я буду к вам гостеприимен? — спросил Филипп насмешливо.
— Опалой я обязан Эдуарду III, — молвил Норфолк. — И вы это знаете прекрасно. Но к вам я прибыл, чтобы обсудить одного из наших врагов.
— Вот уж не предполагал, что у нас общие враги, — хмыкнул сэр Филипп.
— Я говорю о Рэндалле Монтгомери, более известном как Рэндалл Блистательный.
— Монтгомери? — переспросил Филипп и невольно взглянул на Хьюго.
— Так вы позволите мне воспользоваться вашим гостеприимством, милорд? — спросил Норфолк.
— Проходите. Хьюго, проводи сэра в мою опочивальню, — распорядился Монтгомери и пошёл внутрь башни.
Его вновь обуяли омерзительные догадки. В душе уже не было прежней безмятежности знаменитого рыцаря и богатого феодала. Теперь он думал о Рэндалле не только как о вероятном сопернике, но и как о кузене, лишённом всего на свете. Ни Филипп, ни его отец, Вильям, не были виновны в злоключениях Рэндалла, но сочувствия к кузену он не питал.
Проводив Норфолка в свою опочивальню, небольшую комнату над трапезной, Филипп пригласил его присесть к столу.
— Не желаете ли перекусить, милорд? — спросил он.
— Благодарю, я с удовольствием отведаю ваше угощение, — сказал Норфолк.
Устроившись в кресле напротив, Филипп выжидал, когда Норфолк вновь начнёт разговор. Отпив принесённый слугами эль и попробовав кусок жаркого, Норфолк сказал:
— Я любил сестру вашего отца, леди Эдит. Признаюсь, я не встречал женщины более прекрасной, более привлекательной, чем она.
— Многие любили леди Эдит, но она предпочла короля Эдуарда, — произнёс Филипп. — Он построил для нее Спрингроузез, а вы явились сюда, чтобы расправиться с их сыном.
— Я пылал тогда от ревности, — подтвердил Норфолк, мрачнея. — Я должен был отомстить леди Эдит за то, что она отвергла меня!
— Имея в своих поклонниках короля Англии, трудно размениваться на придворных, — проговорил сэр Филипп.
— Итак, я прибыл тогда в Спрингроузез глубокой ночью, во главе отряда. Ворвавшись в замок, я приказал перевернуть всё вверх дном, чтобы отыскать сына короля Эдуарда, но мои люди обнаружили только нескольких отпрысков вилланов, которые были старше незаконного сына его величества. Леди Эдит бросилась мне в ноги, умоляя пощадить её сына, но я остался непреклонен. Она рыдала на полу своей опочивальни, считая, что мои люди убили его. Увы, они его так и не нашли.
— Позже мой отец слышал от челяди, что менестрель, находившийся в то время в замке, унёс сына короля, — прищурившись, сказал Филипп. — Как вы думаете, это может быть правдой?
— Да, милорд. Но в тут ночь я не подозревал, что меня провели.
— А что же леди Эдит?
— Она обвинила в убийстве меня, но прямых доказательств не было, и мне удалось сбежать. Так я превратился в изгнанника. С тех пор минуло тридцать лет, но я по-прежнему не имею права появляться при дворе. Почему? Потому лишь, что польстился на красоту Эдит Монтгомери?!
— Так вы не убили сына короля? — дрогнувшим голосом спросил Филипп.
— Я уже сказал, что нет. И я ничего не знал о его судьбе до недавнего времени. А прошлой весной я заглянул к лондонскому купцу Томасу Фарингдону. чтобы купить специй. Так вот, милорд. Оказавшись в его доме, я наткнулся на бродячего менестреля, который как две капли воды был схож с королём Эдуардом. Я пригласил молодого человека к себе и, побеседовав с ним, понял, что передо мной — незаконный сын короля и фаворитки, леди Эдит. Я решил заставить его добиться возвращения меня ко двору, используя то влияние, какое имеет любой великий поэт на королей. Петом, узнав, что при дворе Ричарда II Рэндалл занял место Джозефа Плата, я нашёл его в Лондоне. Но он отказал мне помочь восстановить мою репутацию.
— Что же вы хотите от меня? — нетерпеливо спросил Филипп.
— Он приближен к королю, а тот ещё отрок, — ответствовал Норфолк. — Расположив Ричарда к себе. Рэндалл не будет долго утаивать своё настоящее происхождение. Он опасен, милорд!
— В ваших устах звучит жажда мести за поражение, — пробормотал Филипп. — Рэндалл разбогател, он создаёт превосходные поэмы. Для чего ему раскрывать своё происхождение? Думаете, его братья Джон Гонт и Глостер обрадуются этому? Думаете, король Ричард придёт в восторг?
— Ха! Дело не в боязни. Положение поэта, пусть даже лучшего, вряд ли может удовлетворить сына короля.
Филипп поднялся с кресла. Норфолк обратил внимание, что руки графа дрожали.
— Но Рэндалл — и моя кровь, лорд Норфолк. Я рыцарь, в конце концов. Если ему хочется раболепства придворных и положения королевского отпрыска, я не вправе ему препятствовать, меня волнует другое.
— Но что, если он так же честолюбив, как и его отец? Если вы станете врагами, он начнёт использовать расположение короля! — вскричал Норфолк.
— Замолчите! — поморщился Филипп. Его беспокоило не богатство Рэндалла: он достаточно узнал поэта, чтобы понять, насколько тот к деньгам равнодушен. В голове Филиппа билась другая мысль: его соперник — сын короля и благородной леди! Поэтому Памела, выйдя замуж за Рэндалла, не совершит ничего неподобающего девушке её происхождения.
Гнев, ярость, волнение захлестнули Монтгомери, он смертельно побледнел. Теперь он должен действовать. Должен заполучить Рэндалла в свою власть прежде, чем все услышат о его происхождении.
Заметив, как сильно побледнел Филипп, Норфолк встревожился. Вскочив, он бросился к рыцарю и взял того под локоть.
— Вам дурно, милорд?! — воскликнул он.
Сэр Филипп невесело усмехнулся:
— Нет. Мне уже лучше. А сейчас будет совсем хорошо.
Быстрым, отточенным за годы службы на войне движением он выхватил кинжал и всадил его в бок Норфолку. Медленно опустившись на колени, вытаращив глаза, Норфолк захрипел. Его пальцы цеплялись за рукав Филиппа.
Глубоко вздохнув, Филипп отступил на несколько шагов.
— Никто не должен узнать тайну Рэндалла. А ты выболтал бы её любому, кто согласился бы расправиться с ним! — проговорил Филипп, отвернувшись к окну. В его руке всё ещё дрожал окровавленный кинжал.
Норфолк тяжело повалился на каменный пол.
— Хьюго! Сюда! — крикнул Филипп.
Дверь тотчас распахнулась, и на пороге возник слуга. Увидав распростёртое тело Норфолка, он застыл.
— Что стоишь как вкопанный? Схватить весь отряд этого дворянина! Вздёрнуть каждого стражника! — приказал сэр Филипп. — Если кто-то будет спрашивать о приезде лорда в Спрингроузез, поясним, что он пытался напасть на меня в моём замке, за что и поплатился. При его репутации никто не усомнится в моей правоте. Иди. Нельзя терять ни минуты.
— Но почему вы убили Норфолка? — осведомился Хьюго.
— Ты ещё имеешь наглость меня спрашивать?! — резко обернувшись, Монтгомери вложил кинжал в ножны, висящие у него на поясе. — Норфолк слишком .много знал! И был слишком болтлив. Теперь же иди!
Не прекословя, Хьюго отправился передавать приказ Монтгомери страже Спрингроузеза — вздёрнуть людей Норфолка.
Оставив комнату, рыцарь спустился в главный зал. Находясь там, он слышал, как в коридорах и переходах замка вопили стражники Норфолка. Наконец он сумел взять себя в руки. Филипп думал о Рэндалле и о том, что придворный поэт, возможно, в это время находится с Ричардом II, во дворце Элтона.
— Я должен заполучить тебя до того, как ты расскажешь обо всём королю, — пробормотал он.
Спутников Рэндалла, в том числе и Ральфа де Монфора, Монтгомери не принимал всерьёз. Он вспомнил о немолодом менестреле, который называл себя папашей Терри и который был тем, кто спас сына леди Эдит и Эдуарда III, а затем воспитал его. Папаша Терри тоже мог быть опасен, но со дня отбытия из замка Джона Гонта Филипп ничего не знал о нём. Он ни разу не видел папашу Терри при дворе и предположил, что Рэндалл, узнав о своём происхождении, бросил его.
В зал спустился Хьюго и робко отвесил поклон.
— Их вздёрнули? — спросил сэр Филипп.
— Да, милорд. Ваш приказ исполнен.
— Морис сейчас в замке Гисборна?
— Он у Тесы и следит за её госпожой.
— Скачи туда, назначь встречу Морису. Я хочу знать, что происходит между Памелой и её возлюбленным. Быть может, он прислал ей весточку.
— Вы взволнованы тем, что рассказал Норфолк? — спросил Хьюго. — И боитесь, что вашим соперником окажется Рэндалл Блистательный?
— Верно, — ответил Филипп. — Он, как и я, — лорд Монтгомери, и к тому же сын короля Эдуарда. Если бы Рэндалл был простолюдином, я сумел бы убедить Ричарда не одобрять его брак с Памелой. Но брак с сыном короля Англии — совсем другое дело.
— Как вас всё-таки волнуют зелёные глаза Памелы, — вздохнул Хьюго и вышел.
Верный слуга чувствовал досаду, что приходится пускаться в путь из-за того, что у сэра Филиппа неожиданно появился кузен — вероятный соперник за любовь женщины. И Хьюго твёрдо решил, что сделает всё, чтобы доставить Рэндалла к сэру Филиппу.
— А после того как сэр избавится от незаконного сына короля, мне надлежит разобраться с менестрелем Терри, — пробормотал он. — Не хватало ещё, чтобы этот бродяга явился к Ричарду и рассказал правду. Ему поверят гораздо более, чем, например, рыцарю де Монфору, потому что Терри служил в замке Эдит Монтгомери, когда у неё родился отпрыск от английского короля.
Рассуждая так, Хьюго запалил факел и, пришпорив лошадь, поскакал в Йоркшир, к замку Гисборна.
Уже около недели Морис жил в замке Гисборна как гость и поклонник Тесы. Владелец поместья, вначале относившийся к нему, оруженосцу могущественного соседа, с опаской, потом проникся дружескими чувствами и временами даже забывал о его службе у сэра Филиппа Монтгомери. Вообще же, после возвращения Памелы из Элтона и её расставания с Филиппом, в поместье Гисборна боялись людей графа, остерегаясь его мести. Сэр Гисборн, с огромным трудом вылезший из прежних долгов, успел влезть в очередные и с ужасом ждал своих кредиторов. Но он ни словом не укорил дочь в непослушании. Он бы никогда не принудил её выйти замуж против её воли.
По вечерам, когда в залах жарко топились очаги, Морис часто видел Памелу и Тесу за рукоделием.
— Что шьёт твоя госпожа? — поинтересовался он у Тесы.
Девушка рассмеялась и выскользнула из его объятий.
— Для чего тебе, оруженосцу сэра Филиппа, это знать?
— Я любопытен, прекрасная Теса.
— Свадебное платье, — шепнула девушка. — Но только не болтай об этом. Никто в замке не должен знать.
— С кем же у неё свадьба?
— А вот этого я тебе не скажу, доблестный сэр Мервилл! — ответила девушка.
Но Морис понимал, что рано или поздно всё увидит сам.
Как-то глубокой ночью у ворот замка протяжно затрубил рог. Проснувшись, Морис подошёл к окну и отодвинул пёструю ставню. Ледяной порыв воздуха с улицы ворвался в комнату, заставив дрожать факелы и огонь в очаге.
Закутавшись в плащ, Морис прижался к стене и осторожно выглянул наружу.
Слуги, о чём-то переговорив с прибывшими, открыли главные ворота, и во двор, гулко стуча копытами, въехали два всадника. Первый, судя по рясе, был монах-цистерцианец, а во втором Морис узнал придворного поэта Рэндалла Блистательного.
— Что понадобилось в Йоркшире поэту Ричарда? Может быть, он здесь проездом? — недоумевал оруженосец. Но вдруг мелькнула догадка: Рэндалл Блистательный и был возлюбленным леди Памелы! Она встретила его при дворе и потому рассталась с сэром Филиппом. Вот для кого она шьёт подвенечное платье, и прибытие Рэндалла в замок не случайно.
Но Морис хотел убедиться в собственных подозрениях до того, как расскажет о них Хьюго. Он видел, как сонный конюх увёл лошадей в стойло, а кто-то из слуг пригласил Рэндалла и монаха в замок. Вероятно, им предложили поужинать и заночевать.
Утром, спустившись в трапезную, Морис присоединился к завтраку владельца поместья и челяди.
Памела сидела возле отца и с нежной улыбкой внимала речам Рэндалла.
— Я очень рад, что придворный поэт, выступления коего заставляют волновать всю Англию, остановился в моем замке, — говорил Гисборн.
— А я рад, что на пути в Ноттингем встретил замок леди Памелы, — ответил Рэндалл. — Жаль, что она покинула двор короля.
— В этом нет её вины, сэр Рэндалл, — сказал Гисборн, — просто она рассталась с Филиппом Монтгомери.
Заметив вошедшего Мориса, Рэндалл хмыкнул:
— Однако вам, милорд, свойственно гостеприимство. Я вижу здесь юношу, состоящего на службе у сэра Филиппа.
— Морис Мервилл тут из-за моей служанки, — произнесла Памела, — которую нежно любит.
Сев за стол, Морис встретился взглядом с Рэндаллом.
— Позвольте сказать, сэр поэт, что я, как и мой друг Генри Болинброк, сын герцога Ланкастера, восхищены до глубины души поэмой, которую вы недавно читали в Элтоне, — проговорил он. — Король щедро наградил вас?
— Это так, юноша, — подтвердил Рэндалл. — Обычно жадный до денег, король Ричард вдруг проявил ко мне благосклонность.
На стол подали хлеб, мясо и вино. В трапезной находились почти все слуги замка Гисборна, в том числе капеллан. Монах-цистерцианец сидел рядом с ним.
— Брат Лайонелл, которого я повстречал в Рило, любезно согласился провести меня в Ноттингем тропами, не знакомыми разбойникам, — сказал Рэндалл. — Я проведу в ваших владениях дня два, а потом продолжу моё путешествие.
— Поверьте, Рэндалл! Нам очень лестно, что вы у нас остановились, — воскликнул Гисборн.
Рэндалл же, воспользовавшись вниманием присутствующих, прочёл несколько коротких стихов о любви, заставивших многих расчувствоваться.
Когда трапеза закончилась и поэт шёл к выходу, Морис остановил его.
— Вы действительно превосходны, — сказал ему оруженосец шёпотом. — Но вам лучше уехать из Йоркшира, и немедля.
— Почему, юноша? Боитесь, что я преуспею там, где ваш господин потерпел поражение? — Рэндалл похлопал его по плечу, намереваясь выйти из трапезной, но Морис задержал его.
— Мой господин негодует из-за того, что вы нравитесь королю, и подозревает, что вы, возможно, возлюбленный леди Памелы. В лесах, на много миль вокруг, бродят его люди. Если он узнает, что вы здесь — берегитесь.
— Откуда же он узнает? Ты ему расскажешь? — фыркнул Рэндалл и стремительно оставил зал.
Воспользовавшись предлогом осмотреть стены и башни замка Гисборна, Рэндалл отправился на прогулку в сопровождении возлюбленной. Перед челядью им приходилось скрывать свои чувства. Только одна Теса и теперь ещё Морис знали о любви Рэндалла к прекрасной дочке владельца замка.
Неторопливо шагая рядом с Памелой по узкому проходу под открытым небом, между двух зубчатых высоких стен, Рэндалл осторожно прикоснулся к её руке.
— Монах, что приехал со мной из Рило, будет ждать нас около полуночи на опушке леса, возле огромного дуба, — шепнул он. — Ты ещё не передумала выходить за меня?
— Ну конечно, нет! Я с радостью стану твоей женой, — смутилась Памела и огляделась по сторонам, боясь, как бы ласки Рэндалла не остались незамеченными.
— Я должен поговорить с тобою перед тем, как ты выйдешь за меня, — вдруг посерьёзнев, сказал Рэндалл.
— О чём?
Он вздохнул и облокотился о каменный выступ.
— Я не просто придворный поэт, как ты полагаешь, любовь моя. Увы, моё настоящее происхождение не позволяло мне рассказать тебе всего ещё в Элтоне. Не потому, что я тебе не доверял. Я сомневался, нужно ли мне, чтобы при дворе узнали, что я — незаконный сын короля Эдуарда и его фаворитки леди Эдит Монтгомери. Вряд ли это обрадует герцогов и моего племянника Ричарда. И уж точно огорчит кузена — сэра Филиппа. Но и скрывать далее моё происхождение я не намерен. Я думал, что добьюсь при дворе положения, достойного сына короля, но добился пока только богатства. Другая встреча подтолкнула меня к мысли, что нужно немедленно раскрыть тайну Ричарду и придворным. Норфолк — мой давний враг, угрожал рассказать об этом Филиппу до того, как при дворе узнают правду. Я не боюсь Филиппа, но я волнуюсь за друзей, которым известна моя тайна.
— Ты — пропавший сын короля Эдуарда, которого считали убитым Норфолком? — Памела была потрясена.
— Да. Так оно и есть.
Затем Рэндалл подробно рассказал об ужасных событиях ночи в Спрингроузезе, когда папаша Терри, спрятав младенца, унёс его из замка. Памела внимательно слушала.
— Ты правильно поступишь, рассказав обо всём Ричарду, — одобрила она. — Король благоволит к тебе.
— Он благоволит, пока видит во мне придворного поэта. Но сохранится ли его расположение, когда он узнает, что я его дядя, выросший среди бродяг, неизвестно.
— Поверь мне, король вероломен и алчен, но и тщеславен. Ему польстит, что один из его дядей столь талантлив. Возможно, даже Филипп отнесётся к тебе с осторожностью, когда услышит, что ты женился на мне.
Приблизившись к Рэндаллу, Памела с улыбкой взглянула на него. Здесь, на стене замка, лёгкий ветер крепчал, заставляя тяжело вздыматься полы плаща Рэндалла.
— Тебе придётся скрывать своё замужество, — сказал он. — Но как только я возвращусь во дворец короля и расскажу ему о нас, я сразу пришлю за тобой слуг, любовь моя.
Раздались гулкие шаги, и появились Роберт Гисборн, Теса и Морис.
— Сэр поэт, я повсюду вас ищу! — воскликнул феодал.
— А я, в свою очередь, воспользовался предложением вашей дочери, чья красота вызывает у меня самое искреннее восхищение, и согласился осмотреть стены вашего замка, — ответил Рэндалл с учтивостью.
— Да! Моя дочь прекрасна! — довольно кивнул Гисборн и неторопливо пошёл рядом с Рэндаллом. — Она могла бы выйти даже за короля Англии, учитывая её происхождение. Сам Генри II отдал сэру Гисборну здешний край и позволил возвести замок. Но теперь род наш обнищал, крепость обветшала, и мы вынуждены влачить убогое существование.
Феодал, воспользовавшись случаем, принялся рассказывать о тяготах, долгах и кредиторах. В душе он очень рассчитывал на милости короля и надеялся, что благодаря заступничеству придворного поэта Ричард Английский проявит к нему сочувствие.
— Король уже знает о ваших невзгодах, милорд, и он не осудит меня, если я проявлю к вам часть его благосклонности, — произнёс Рэндалл и, отцепив от пояса кошелёк, туго набитый монетами, протянул Гисборну. — На эти деньги вы долго не будете нуждаться, а потом, может быть, выгодный брак вашей прекрасной дочери позволит вам и вовсе забыть о нищете.
— О, сэр поэт! Как мне благодарить вас?! — Гисборн едва не плакал от радости. Схватив обеими руками кошелёк, он крепко сжал его. — У вас есть жена или возлюбленная, сэр поэт? Думаю, моя дочь, который вы явно нравитесь, могла бы вам дать согласие на брак. Верно, Памела?
Тут он вдруг спохватился и добавил:
— Жаль, что вы незнатного рода. Но вы не так надменны и жестоки, как сэр Филипп, и я был бы рад, если бы вы посватались к ней. — Разглядывая веснушчатое, утончённое лицо гостя, Гисборн ждал его ответа.
— Простите, милорд, — тяжело вздохнул Рэндалл. — Я не могу. По крайней мере сейчас. Хотя, признаюсь, красота вашей дочери прельстила меня ещё при дворе.
Щурясь от яркого солнца, Гисборн недоумённо слушал его. Боясь оскорбить гостя, он перевёл беседу на другую тему, начав говорить о пшеничных полях и вилланах.
После прогулки он пригласил Рэндалла пообедать в зале, где уже накрывали столы. В замке Гисборна предпочитали самую простую деревенскую пищу, в особенности же любили гороховую похлёбку на свином жире. Из утвари все, даже владелец и его сыновья, пользовались глиняными ложками, кружками и кувшинами. Простота и отсутствие изысканности, внушавшие презрение сэру Филиппу, были встречены с пониманием его кузеном, испытывающим сострадание ко всем нищим.
Весь вечер Гисборн расспрашивал Рэндалла о жизни королевского двора и долго не хотел отпускать гостя в опочивальню. Около полуночи Рэндалл увидел, как Памела оставила трапезную, удалившись вместе со служанкой. Мориса тоже нигде не было, что насторожило Рэндалла. Но, подумав, он решил, что если в Элтоне сумел проучить самого Хьюго Бэнкса, то Мориса тем более незачем считать опасным соглядатаем.
Расставшись с Гисборном, Рэндалл выскользнул в коридор, спустился во двор и вскоре оказался на переброшенном через ров мосту. На холоде крепления цепей заледенели, и мост поднимался редко.
Миновав поле, Рэндалл нашел тропу, ведущую к растущему на опушке леса огромному дубу. Сквозь ветви деревьев и кустов разглядел огонёк факела. Приблизившись, Рэндалл узнал Тесу.
— Миледи сейчас будет, — сказала она и пошла вперёд, освещая факелом дорогу.
Из полумрака выступил огромный, мощный, бугристый ствол дуба, раскинувшего в вышине ветви. У его выступающих из-под земли корней стоял брат Лайонелл.
По тропе, ведущей от замка в сторону дуба, медленно поднималась леди Памела в расшитом россыпью драгоценных камней наряде. Её распущенные белокурые волосы сияли в лунном свете, спадая на плечи.
Склонившись перед ней в поклоне, Рэндалл затрепетал от волнения, что отныне она будет принадлежать одному ему. Улыбаясь, он повернулся к ждущему сигнала брату Лайонеллу:
— Прошу вас, отец. Начинайте.
Звучала латынь. Венчание, совершаемое безветренной зимней ночью на окраине леса, было окутано восхитительной тайной. Лёгкий скрип ветки, шапка снега, сорвавшаяся с кроны дерева, возглас ночной птицы — всё это заставляло влюблённых испытывать тревогу. Монах осведомился у них по очереди о согласии вступить в брак и благословил привезённые Рэндаллом из Лондона плоские одинаковые кольца с аметистами. Дрожащей от волнения рукой Рэндалл надел кольцо на палец леди Памелы. Оно пришлось ей впору. Девушка окольцевала возлюбленного с лёгкой улыбкой.
— Объявляю вас мужем и женой, — торжественно произнёс брат Лайонелл.
Склонившись к Памеле, Рэндалл поцеловал её и ощутил ответный поцелуй. Обняв за талию, он повёл любимую обратно к замку, и только теперь впервые позволил страсти полностью завладеть собой. Теса сопровождала молодых до дверей опочивальни своей госпожи, где Рэндаллу предстояло провести целую ночь.
— Завтра я поеду в Элтон, к королю, — сказал счастливый супруг, когда небеса за приоткрытым окном стали бледнеть. — Я поведаю ему о своём происхождении и о том, что связывает меня с тобой.
Памела обвила руками его шею, склонив курчавую голову ему на плечо.
— Я буду ждать твоего приезда, любовь моя.
— О, я не в силах оставить тебя, — прошептал он.
— Но так нужно, милый Рэндалл, — возразила Памела.
Едва он прикоснулся, прощаясь, к устам Памелы, до него долетел грохот открываемых ворот и топот лошадиных копыт. Бросившись к окну, он увидел Мориса, покидавшего замок верхом на скакуне.
— Хм... Не хватало мне только происков юноши, — озабоченно пробормотал Рэндалл.
На пороге опочивальни он встретил Тесу. Молодая женщина выглядела встревоженной и бледной.
— Теса, — сказал Рэндалл, — куда держит путь твой возлюбленный?
— Откуда мне знать, сэр! Он ничего не объяснил, вскочил на лошадь и ускакал. Возможно, ему стало что-то известно о вашем венчании, — ответила служанка.
— Ты проговорилась?! — вскричала Памела.
— Нет, миледи. Кому, как не вам, знать о моей верности?! Но, быть может, он узнал всё, выследив меня, — добавила тихо Теса.
Рэндалл чувствовал, что ему пора отправляться в Элтон: узнав о его пребывании в замке Гисборна, Филипп непременно бросится на его поиски.
— Мне нужно ехать, Памела. — И, не колеблясь более, он вышел.
Прежде всего нужно было позаботиться о робком брате Лайонелле, которого следовало проводить в Рило. На минуту Рэндалл задумался, что в обители цистерцианцев и сам мог бы переждать некоторое время, однако сразу вспомнил о папаше Терри. Его отец находился в опасности, учитывая, как много ему было известно о судьбе Рэндалла.
Разыскав Лайонелла за утренней молитвой, он велел ему собираться в путь.
— Нельзя здесь больше оставаться. Шевелись, — сказал он монаху.
Спустившись во двор, Рэндалл и его спутник приказали привести им лошадей. Сэр Гисборн, увидев вскочившего на коня Рэндалла, бросился к нему:
— Сэр поэт, куда же вы?
— Я вынужден ехать, милорд, — ответил Рэндалл. — Ведь я придворный поэт.
Всадники тронулись в путь. Оставив позади деревню, они оказались в густых лесах Йоркшира, полных разбойников и соглядатаев. Через них им предстояло скакать до Рило.
Держа путь в Спрингроузез, Морис Мервилл уже несколько часов в одиночестве скакал по заснеженному лесу. Оставив деревню Гисборна, он ни разу не встретил вилланов или бродячих монахов. Холод проникал под плащ, и Морис время от времени жарко дышал на замёрзшие пальцы. Он понимал, что навсегда потерял Тесу, ведь после того, как он сообщит Хьюго или его господину об увиденном ночью венчании, ему вряд ли обрадуются в замке сэра Гисборна.
Морису было очень тоскливо при мысли о Тесе и отвратительно, когда он думал о собственном предательстве. Неторопливо ступая копытами по заснеженному пути, лошадь двигалась в сторону замка Спрингроузез, и Морис её не торопил.
Внезапно острый слух воина подсказал ему, что за ним во весь опор скачет какой-то всадник. Обнажив на всякий случай меч, Морис остановил лошадь.
Из-за поворота дороги верхом на коне показался Хьюго Бэнкс.
— Хьюго! — вскричал Морис в ярости. — Я-то полагал, что меня преследуют враги!
— Ха-ха! — засмеялся слуга, оскалив гнилые зубы. — Милорд послал меня встретиться с тобой в условленном месте, у источника. Но ты не пришёл. Я ждал несколько часов, а потом повернул в Спрингроузез. Я заметил тебя, когда ты перебирался через овраг, и решил тебя поймать!
Слегка придержав лошадь, Хьюго поравнялся с оруженосцем. Морис убрал меч в ножны.
— Я возвращаюсь к милорду, — сказал он. — Для чего мне оставаться у Гисборна после того, как его дочь вышла замуж?
— За кого, позволь узнать? — спросил Хьюго.
— За Рэндалла Блистательного, придворного поэта его величества.
— В самом деле? Так Рэндалл всё же побывал у Гисборна в замке?
— Да. Он прибыл с цистерцианцем из Рило, остановился у Гисборна, рассказывал о том, как Ричард Английский любит поэзию, а ночью тайно обвенчался с леди Памелой.
— Откуда тебе это известно?
— Я выследил Тесу, — ответил Морис, — и презираю себя за это!
Натянув узду, Хьюго забеспокоился.
— Нам нужно поторопиться, — произнёс он. — Я видел, как монах и какой-то всадник выехали из ворот замка, когда ждал тебя. Должно быть, это был Рэндалл. Сэр Филипп должен поскорее узнать о случившемся. Наверное, он потребует взять Рэндалла в плен и доставить в Спрингроузез. Учитывая, что Рэндалл и цистерцианец двигаются к северу, в сторону Рило, Филипп успеет перехватить их до того, как они проедут через его владения. — И слуга вновь пустил скакуна по широкому разъезженному пути.
Морис пришпорил свою лошадь, чтобы не отстать. Стремительно они пронеслись через лесные дебри и к полудню приблизились к светлым круглым башням Спрингроузеза. Подъезжая, Морис заметил, что на деревьях возле стен замка раскачиваются висельники. Стражники пропустили слугу и оруженосца без лишних разговоров.
Спешившись, Хьюго бросил поводья конюху.
— Мервилл, оставайся во дворе. Я сам сообщу сэру новости.
Морис не возражал. Ему было отвратительно вновь пересказывать то, что он выяснил.
— Из меня плохой соглядатай, — пробормотал он, спрыгивая с лошади. — И я рад, что оставил замок Гисборна. Каждый поцелуй, сорванный с губ Тесы, был мне как упрёк.
Но слуга ничего не расслышал. Он уже взбирался по лестнице к стрельчатому входу в главную башню.
Морис, хмуро поглядывая по сторонам, направился в оружейную, где встретил Генри Ланкастера. Юноша показался Морису раздосадованным и мрачным. Одетый в костюм для путешествий, с твёрдостью во взоре, он выбирал себе оружие из того, что во множестве имелось в оружейной Спрингроузеза.
— Я уезжаю, Морис, — сказал он. — Возвращаюсь к отцу. Не желаю здесь больше оставаться.
— Вижу, ты разочаровался в сэре Филиппе Монтгомери? — хмыкнул Морис.
— Он вздёрнул людей из свиты лорда Норфолка из-за того, что герцог вроде бы напал на него. Но ведь стражники не виноваты в том, что служили Норфолку! Сэр Филипп мог просто выслать их за пределы графства, — сказал Генри.
— Я не удивлён. За время службы у сэра Филиппа я не раз видел его беспощадность к врагам, — ответил Морис. — Кстати, ты едешь один?
— Да. И немедля. — Юноша крепко сжал рукоять увесистого длинного меча.
— В лесах полно опасностей, Генри, — сказал Морис. — Да и что подумают о тебе люди, узнав, что Генри Ланкастера, сына Джона Гонта, знаменитого на всю Англию герцога, смутила жестокая выходка рыцаря, у которого он служил?
Генри засомневался.
— Меня и раньше предупреждали о его жестокости, — сказал он, возвращая меч на прежнее место. Морис, зачерпнув глиняной кружкой ледяную воду из стоявшего у входа бочонка, жадно выпил.
— Рассказывай, что произошло между тобой и Тесой, — проговорил Генри.
— Я уехал не из-за Тесы. Из-за Рэндалла Блистательного. Видишь ли, я — полный негодяй, Генри. Я недостоин быть оруженосцем даже у сэра Филиппа.
— Да в чём дело?! — воскликнул Генри.
Усевшись возле него, Морис подробно поведал другу обо всём, что связывало его с Филиппом и Хьюго. Когда он закончил и перевёл взгляд на Генри, то увидел, что в серых, немного раскосых глазах сына герцога Ланкастера светится сочувствие.
— Ты не презираешь меня? — спросил Морис.
— О, нет, — сказал Генри и положил руку ему на плечо. — Разве могу я презирать тебя?! Единственный, кто в данной ситуации достоин презрения, это сэр Филипп.
— Но я так раскаиваюсь, — прошептал Морис. — Я использовал любимую женщину, чтобы шпионить за леди Гисборн!
В душной оружейной очень разные юноши, одному из которых предстояло стать королём Англии, а второму — провести свои дни в раскаянии и молитвах, они решили разделить ужин.
Ворвавшись в опочивальню сэра Филиппа, уже приведённую в порядок после жестокого убийства Норфолка, Хьюго отвесил поклон. Сэр Филипп как раз закончил ужин и теперь попивал вино из дорогого кубка.
— Как быстро ты возвратился, Хьюго! Неужели уже переговорил с моим соглядатаем? — холодно осведомился граф.
— Морис прибыл со мной в Спрингроузез, потому что в его присутствии в замке Гисборна более нет нужды. Незачем следить за женщиной, тайно вышедшей замуж, — сказал Хьюго.
— Замуж? За кого? — отставив кубок, спросил Филипп.
— За вашего кузена, — ответил Хьюго.
— Ясно. Значит, Памела любит Рэндалла. Я не ошибался, когда говорил, что мой соперник — Рэндалл Блистательный.
— Рэндалл Монтгомери, — напомнил Хьюго.
Вскочив, Филипп схватил ножны с убранным в них мечом и прикрепил к поясу. В его бледном лице Хьюго увидел решительность, которую встречал и раньше.
— Что вы намерены делать, милорд? Как поступите со своим кузеном?
— Прежде всего он — мой соперник, враг! А тебе известно, как я поступаю с врагами. Я скачу к Гисборну.
— Ник чему, милорд. Рэндалл уже на пути к Спрингроузезу. Он поехал проводить в Рило цистерцианца. Теперь, вероятно, Рэндалл направляется через Йоркшир к границе графства. Если вы пуститесь ему навстречу, у вас больше шансов схватить его.
Филипп распорядился седлать лошадей и готовить отряд. Начались сборы. Двор наполнился возгласами, звоном оружия и ржанием лошадей.
В блестящих доспехах сэр Филипп спустился во двор и вскочил на скакуна. Стражники открыли главные ворота замка, через ров на цепях опустили мост. Кавалькада поскакала со двора. Впереди ехал сэр Филипп.
— Обыскать весь лес! — приказал рыцарь. — Будем искать негодяя ночью, а если не найдём — и днём тоже.
Лай собак и топот копыт Рэндалл уловил издали.
— А я-то думал миновать Спрингроузез ночью, незаметно для стражи, — пробормотал он и, взяв лошадь под уздцы, пошёл вглубь леса, чтобы отыскать тропу, ведущую к окраине графства. Рэндалл предпочитал не встречаться с кузеном в его краях.
Внезапно лай собак усилился. Замедлив шаг, Рэндалл насторожился. Несколько всадников во весь опор скакали в его сторону. Не колеблясь, он привязал лошадь к дереву и стремительно пошёл в противоположном направлении.
Спустя сотни две шагов он оказался у оврага, где, укрывшись за стволом семисотлетнего бука, перевёл дыхание. Кровь бешено стучала в висках. Позади, в гуще леса, зазвучал рог. Всадники обнаружили привязанную лошадь.
«Сколько бы их ни было, я должен драться», — решил для себя Рэндалл.
Достав из ножен меч, он, ощущая его тяжесть, крепко сжал гладкую рукоять.
Несколько минут он стоял, выжидая и настраиваясь на решающую схватку. Конский топот и возгласы приближались. Всадники из Спрингроузеза неслись по его следам. Чтобы драться с врагами, Рэндаллу нужно было действовать неожиданно. Затаившись за буком, он слышал, как они выехали к оврагу.
— Он, вероятно, перебрался на соседний склон! — крикнул кто-то.
Выступив из темноты, Рэндалл ударил одного из всадников мечом. Завопив, тот повалился в снег. На возглас обернулись трое других и пришпорили скакунов. Первого, поравнявшись, Рэндалл разрубил почти пополам. Во второго метнул меч, и лезвие пронзило всаднику горло. Упав с лошади, тот захрипел.
Рэндалл, разгорячённый дракой, видел, как третий всадник — человек в латах, — наблюдал за ним со стороны, предпочитая не вмешиваться. Но когда Рэндалл остался с ним наедине, натянул узду.
Рэндалл стоял перед ним безоружный. Лица незнакомого рыцаря за опущенным забралом он не мог разглядеть, но предположил, что его противник торжествующе усмехается.
— У тебя нет оружия, кроме этого меча, верно? — вопросил рыцарь. — Жаль. Но не огорчайся, я предложу тебе один из своих, чтобы предоставить шанс защититься. Я рыцарь и не хочу, чтобы пошли слухи, будто я совладал с безоружным простолюдином.
Голос показался Рэндаллу знакомым, хотя рыцарь говорил глухо и оттого негромко. Тем временем тот отцепил запасной меч и бросил его к ногам Рэндалла.
— Защищайся, Монтгомери! — крикнул рыцарь.
Подняв меч, Рэндалл выставил его остриём вперед. Подняв свою лошадь на дыбы, рыцарь размахнулся и нанёс удар. От его выпада рука Рэндалла едва не выронила меч. С трудом удержав оружие, он начал наступать на рыцаря, который хохотал, легко парируя удары. Воздух наполнился звоном мечей. В снегу погасли выроненные факелы, и противникам приходилось сражаться в темноте. Поблизости бродили лошади без наездников. У оврага и возле раскидистого бука распластались поверженные Рэндаллом люди из отряда, брошенного на его поиски. Поэт чувствовал, что слабеет, и, перестав делать выпады, лишь отбивался. Каждое движение, каждый подъём меча заставляли его прикладывать огромные усилия.
— Не робей, Монтгомери! — восклицал рыцарь, рубя своим клинком по мечу Рэндалла. — Ведь если я обезоружу тебя, то захвачу в плен!
Отступая, Рэндалл упал в снег и тут же увидел над собой передние копыта вставшего на дыбы коня, готового растоптать его. Выронив меч, он зажмурился.
Отведя лошадь в сторону, рыцарь, наклонившись, приставил острие меча к его горлу.
— Ты дерёшься, как виллан! Никогда бы не подумал, что так могут драться те, в чьих жилах кровь графов Монтгомери смешалась с кровью короля Эдуарда, — насмешливо произнёс рыцарь.
— Откуда тебе столько известно обо мне? — спросил Рэндалл.
— Откуда! — фыркнул рыцарь. — От лорда Норфолка, ты ведь его знаешь. Я — сэр Филипп Монтгомери, и ты отныне в моей власти! — Свободной рукой рыцарь поднял забрало, и Рэндалл увидел его бледное красивое лицо и светлые глаза, отражающие в эту минуту не только презрение, но и душевную боль. Сэр Филипп страдал от ревности, оскорблённого самолюбия и оттого, что Памела предпочла ему столь слабого противника.
— Ты убьёшь меня? — спросил Рэндалл.
— А ты умоляй меня о пощаде, — процедил сэр Филипп.
И тут за деревьями вновь зазвучали многоголосый шум кавалькады, лай собак и бряцанье железа. К ним приближалась другая часть отряда, возглавляемая сенешалем.
— Милорд, вы поймали его?! — послышались восклицания. Их окружили всадники.
Убрав меч в ножны, сэр Филипп развернул лошадь.
— Связать пленника и доставить в Спрингроузез, — приказал он.
Запястья Рэндалла крепко стянули верёвками, затем подняли и повели к замку.
Взволнованный разговором с Филиппом, поэт покорно шёл к Спрингроузезу. Филипп более не приближался к нему: он ехал впереди отряда рядом с сенешалем.
Светлые стены замка проступили сквозь деревья спустя полчаса пути. Кто-то протяжно затрубил в рог. Стражники опустили мост через ров, и кавалькада проследовала внутрь двора. Рэндалла ввели со связанными руками на территорию замка, подаренного когда-то королем Эдуардом его матери. И, словно в насмешку, впервые Рэндалл вошёл сюда пленником, не имеющим, никаких прав.
Во дворе сэр Филипп спешился и, передав лошадь слуге, стремительно взбежал по ступенькам в замок. Рэндалла обыскали, нашли кинжал и повели следом за владельцем.
Встретив в коридоре Филиппа, Хьюго полюбопытствовал:
— Почему вы не расправились с ним в лесу?
— Не мог же я перерезать ему глотку на глазах у сотни своих людей, — буркнул Филипп, поднимаясь по винтовой лестнице. — Пришли ко мне Мориса.
— А что же пленник?
— Пусть его отведут в главный зал, я потолкую с ним там.
Филипп скрылся в своей опочивальне. Войдя, он наполнил кубок вином и залпом осушил его. Он испытывал сейчас торжество, какое чувствовал всегда после удачной битвы с французами.
Спустя несколько минут в дверь осторожно постучали, вошёл Морис.
— Вы посылали за мной, милорд? — спросил он.
— Я поймал Рэндалла Блистательного недалеко от Спрингроузеза, — сказал Филипп. — Он в моём замке.
— Вы очень расчётливы, — молвил оруженосец и принялся расстёгивать крепления на доспехах господина.
— Теперь я поступлю с ним согласно моей власти в здешних краях, то есть как мне заблагорассудится, — продолжал Монтгомери. — Рэндалл — обыкновенный жалкий бродяга! Я всегда утверждал, что он не соперник доблестному рыцарю.
Морис слушал его молча, предпочитая не выдавать бушующих чувств. Но его пальцы, ловко расстёгивающие крепления, слегка дрожали. В глубине тёмных глаз Мориса по-прежнему таилось раскаяние. Он искренне жалел, что, поддавшись угрозам, согласился в своё время содействовать сэру Филиппу.
Освободившись от боевых доспехов, Монтгомери облачился в приталенный бархатный камзол, единственным украшением которого была тяжёлая цепь, спускавшаяся ему на грудь, и отправился в главный зал Спрингроузеза. Морис следовал за ним.
Поднявшись на возвышение, где стояло огромное кресло с мощными подлокотниками и высокой спинкой — кресло владельца замка, Филипп сел в него.
Рэндалла провели в зал полутёмным коридором, где гуляли холодные сквозняки.
Глядя на сэра Филиппа, сидящего в кресле, Рэндалл не ощутил робости. Рыцарь тоже с интересом смотрел на него. Потом его губы тронула холодная улыбка.
— Приблизьтесь, милорд, — сказал он.
Со связанными запястьями, Рэндалл подошёл к ступеням и остановился.
Развалившись в кресле, Филипп положил руки на подлокотники.
— Спрингроузез — замок Весенних роз, — вдруг проговорил Рэндалл. — У вас очень красивая крепость, сэр. Жаль, что я не выступал в ней, будучи простым менестрелем. Должно быть, с балюстрады вашей трапезной особенно замечательно звучат композиции Элиаса Кайреля. Кстати, сэр, вам известно, что Элиас Кайрель не мог долго гостить ни в одном из замков, куда прибывал выступать, так как обладал несносным характером?
К Рэндаллу возвращалось самообладание.
— Хорошо, что вы оценили замок, который принадлежал Великой Любовнице, женщине, чьим незаконным сыном вы являетесь, — насмешливо сказал Монтгомери.
— Я не жажду им владеть, — признался Рэндалл.
— Чего же вы хотите? Добиться при дворе достойного положения для знатного лорда?
— Да, сэр Филипп. Вы рассуждаете верно, — сказал Рэндалл.
Филипп приказал сенешалю удалиться. Оставшись с пленником лишь в присутствии Мориса и двух стражников, он был уверен, что никто не помешает им.
— Для чего тебе понадобилась леди Памела? Ты ведь знал, что она была просватана за меня! — не без горечи произнёс он.
— Я люблю Памелу, — ответил Рэндалл, — и не моя вина, что она не любит тебя.
— Нет, твоя! — воскликнул Филипп. — Она дала согласие на брак со мной, а ты соблазнил её!
— Я в твоей власти, Филипп, и ты вправе поступить со мной как хочешь. Но если тебе известно, кто я, ты должен знать и о том, кем был мой отец, — проговорил Рэндалл. — Как ты сможешь впредь верно служить королю Ричарду, если я — его дядя, а ты прольёшь кровь Плантагенетов?
— Для всех ты не сэр Монтгомери и не отпрыск Эдуарда III! — громко расхохотался Филипп. — Ты — жалкий простолюдин, сумевший своими стихами добиться королевской милости. И если я убью тебя, никто не обвинит меня в неверности Ричарду.
— Значит, ты считаешь, что никто не знает о моём происхождении?
— Ха-ха-ха! Твоим друзьям не поверят, Рэндалл Блистательный! У них нет доказательств, — ответил сэр Филипп. — Я разделался с лордом Норфолком, посетившим Спрингроузез, а остальные, кому известна твоя тайна, — это мои слуги, и они будут молчать, потому что боятся меня.
— Ты расправился с Норфолком? — спросил Рэндалл.
— Он был и твоим врагом, — заметил Филипп.
— И ты вздёрнул на деревьях людей из его отряда?
— Пришлось. Теперь ты понимаешь, что не улизнёшь от меня?
— Что тебе это даст, Филипп? — насмешливо осведомился Рэндалл. — Памела всё равно не полюбит тебя.
— Откуда ты знаешь, что в душе у Памелы?! — вскричал сэр Филипп. — Наглый менестрель! Морис выследил тебя! По праву супруга сейчас ты обладаешь Памелой, но если я разделаюсь с тобой, ей ничего не останется, как выйти за меня!
— Не надейся. Памела станет презирать тебя, узнав, что ты — мой враг, — сказал Рэндалл.
Не в силах сдержаться, Филипп обнажил меч и приставил его к горлу Рэндалла. И вновь, второй раз за ночь, Рэндалл ощутил прикосновение ледяного острия.
Стражники не вмешивались, не смея препятствовать господину. Но Морис яростно кусал губы, чтобы подавить желание вступиться за пленника.
— Ты мой кузен, моя кровь, — пробормотал Филипп и резко разрубил мечом верёвку, связывающую запястья Рэндалла. — И сейчас я не буду проливать её. Я дам тебе время подготовиться к казни, исповедаться, попросить у меня прощения.
— Ну конечно! Ты же знаменитый рыцарь! А тем обитателям Лиможа, которых ты уничтожил, тоже было предложено исповедаться? — усмехнулся Рэндалл, пошевелив запястьями.
— Ты — моя кровь, — повторил Филипп. — И, к сожалению, я вынужден поступить с тобой иначе, чем с обитателями Лиможа, наказать которых меня послал старший сын короля Эдуарда, Чёрный принц.
— Вы очень милостивы, — чуть поклонился Рэндалл.
Его манеры, гордый взгляд, его очень светлые брови и точёный прямой нос, узкое лицо со слегка впалыми щеками выдавали истинного Плантагенета. Отметив поразительное сходство с королём Эдуардом, Филипп невольно испытал чувство, будто совершил предательство, взяв в плен сына государя. Но отступить, смириться с поражением Филипп не желал.
— Отведите его в темницу и следите за ним, — приказал он стражникам.
Рэндалла цепко взяли под руки и повели из зала. Пленник не сопротивлялся.
Убрав меч обратно в длинные ножны, украшенные крупными топазами, Филипп чувствовал досаду вместо торжества.
А Рэндалла вели вниз по крутой винтовой лестнице, зажатой между двумя плотными, толстыми стенами. Впереди шёл слуга с факелом. Из-под ног с писком выскакивали мыши.
«Куда мы спускаемся? Хотя какая разница, если я не сумею отсюда выбраться, — думал Рэндалл. — Меня может спасти лишь вмешательство Ричарда».
Стражники остановились у двери темницы, и слуга, шедший впереди, открыл её.
Часть пола представляла собой каменный мешок с железной решёткой сверху, запирающейся на замок. Подобную камеру Рэндалл уже видел в лондонской тюрьме для бродяг.
— Прыгай вниз, — приказал один из стражников.
Рэндалл покорно спрыгнул и оказался в глубине камеры, не имеющей окон. Решётку опустили, по ней начали неспешно ступать ноги стражников.
Рэндалл опустился на каменный пол. Он не знал, сколько продлится его заточение.
Прошло множество одиноких часов, которые Рэндалл провёл, лёжа на полу камеру. Сверху, через решётку, проникал свет мерцающих факелов. Рэндалла охватило отчаяние. В конце концов, действительно никто не мог знать, что его захватил влиятельный кузен.
«Папаша Терри, — думал Рэндалл, — не представляет, в какой опасности находится. Если лазутчики Филиппа найдут его, он тоже попадёт в руки Монтгомери. Наверняка Филипп уже думал о единственном свидетеле событий той ночи, когда меня унесли из Спрингроузеза. Всем остальным известно о них лишь понаслышке. Страшно даже представить, как может мерзавец поступить с отцом, простым менестрелем».
Приподнявшись, Рэндалл взял в руки ползавшую у его плеча мышь и улыбнулся. Мышь шевелила усиками.
— Ты выражаешь мне поддержку, глупое существо? — сказал Рэндалл. — Я рад, что у меня появилась подруга. Если меня соизволят накормить, обещаю с тобой поделиться.
В камере было прекрасно слышно, как стражники ужинают, пьют эль, хохочут и горланят песни.
— Сэры! Сэры! — крикнул Рэндалл, прижимая мышь к груди. — Получу ли я хотя бы жалкий кусок хлеба?!
Кто-то направился в сторону камеры.
— Прекрати вопить! Хьюго принесёт, как только ему позволит господин.
— Тебе легко рассуждать, а я и леди Пимп испытываем жажду и хотим удовлетворить аппетиты! — ответил пленник.
Стражник заглянул в камеру. Кроме узника там никого не было.
— Леди Пимп? — засмеялся стражник.
— Да! Я и леди Пимп,— сказал Рэндалл и позволил мышке вскарабкаться по рукаву куртки ему на плечо.
Между тем дверь в темницу открылась, и появился Хьюго Бэнкс, несущий в руках миску с мясом и овощами, ломоть хлеба и глиняный стакан эля.
— Милорд Монтгомери, я принёс вам перекусить, — сказал он, подавая сквозь решётку еду.
Рэндалл взял принесённый обед и вновь устроился на полу.
— Возможно, вы не предполагали, милорд, что станете пленником собственного кузена? — захихикал Хьюго.
— Передай своему господину, что я благодарен ему за то, что он позволил мне побывать в Спрингроузезе, — ответил Рэндалл. На самом деле отчаяние и тоска, тщательно скрываемые от Хьюго Бэнкса, переполняли его. — Меня предупреждали, леди Пимп, какой беспощадностью отличается сэр Филипп, и вот небеса предоставили мне возможность убедиться в этом, — добавил он, делясь с мышью хлебом.
Утолив голод и жажду, Рэндалл немного воспрял духом, и в нём проснулось желание сопротивляться.
Вскочив, он вцепился руками в железные прутья.
— Выпустите меня, мерзавцы! Вы не имеете права! Выпустите! Ваш хозяин мне просто мстит, из ревности!
— Прекрати шуметь! — прикрикнул один из стражников. — Если сэр Филипп приказал нам держать тебя в темнице, мы будем держать.
— Вы прогневаете короля Ричарда! Я — его дядя и обожаемый им поэт!
— А что, если наш господин сэр Филипп прогневается? Король Ричард, возможно, не узнает о твоем заточении, а сэр Филипп накажет нас! — ответил стражник, удаляясь.
— Постой! — вскричал Рэндалл. — Я богат, я так же богат, как сэр Филипп. Я щедро вознагражу тебя, только выпусти меня из темницы!
— Прости, я не могу, — ответил стражник.
Отказ поверг Рэндалла в ещё большую тоску. Слёзы отчаяния потекли по его щекам.
— О, Филипп, — пробормотал он, — я найду способ вырваться из плена! Ты ещё не знаешь меня! Мерзавец! Поверь, ты ещё не знаешь меня!
Но Монтгомери предполагал, что пленник попытается выбраться из темницы, и поэтому поручил зорко следить за ним своим верным стражникам.
Немного успокоившись, Рэндалл продолжил думать о побеге, перебирая варианты избавления от неволи. Он вспомнил об Иоанне Французском и о короле Шотландии, которые были пленниками английского государя, его отца. За выкуп освободили Дэвида, Иоанн Французский тоже был выпущен, чтобы собрать за себя и сына деньги. Их повелители Эдуард III и Чёрный принц отличались удивительным благородством.
— Мы с тобой выберемся отсюда, — говорил он своей единственной подруге. — Обязательно выберемся. Ты мне веришь, леди Пимп?
Мышь ползала по его рукавам и плечам, изредка издавая пронзительный писк. Рэндалл угощал её остатками хлеба.
Стражники больше не обращали на узника внимания, лишь изредка заглядывая в камеру. Когда над Рэндаллом в пламени факелов появлялись ноги в сапогах, он поднимал руку и громко произносил:
— Приветствую! — И при этом его измученное бледное лицо озарялось той самоуверенностью, что со временем заставит отступать даже самых могущественных врагов.
Однажды в темницу вошёл Генри Ланкастер, сопровождаемый арбалетчиками. Опустившись на колени над камерой, где сидел Рэндалл, он вздохнул.
— Рэндалл, — молвил он, — сэр Филипп распорядился проводить вас в его комнату.
— Правда? А я-то полагал, что он считает меня таким важным узником, что может принимать только в главном зале Спрингроузеза, — ответил Рэндалл и засмеялся.
Решётку подняли, пленник покинул камеру. Его взяли под стражу и повели.
Оценив вооружение Генри, его юность и то расположение, которое питал к нему сын герцога Джона Гонта, Рэндалл решил, что ему представился отличный шанс бежать. Но он не стал умолять Генри, уже познавшего, что такое верность господину, поступиться принципами и отпустить его.
Генри был угрюм, его огорчало, что Рэндалл находится в плену у Филиппа. Подойдя к стрельчатой двери комнаты Филиппа, он остановился.
— Сэр поэт, — проговорил юноша, — как только я покину Спрингроузез, а это произойдёт уже сегодня, я обязательно расскажу моему кузену Ричарду о поступке Филиппа. Я уговорю его выручить вас.
— Прошу вас, милорд Генри, — сказал Рэндалл, — разыщите во дворце графа Солсбери моего отца менестреля, сообщите ему о моём плене и проводите к королю Ричарду. Он должен раскрыть его величеству тайну, связывающую Ричарда, меня и, если позволите, вас.
— Меня?! — переспросил Генри удивлённо.
— Да, милорд, — ответил Рэндалл. — Вы сделаете это?
— Ну конечно! Можете на меня положиться, — воскликнул Генри.
— Благодарю, и заранее простите меня за то, как я буду вынужден поступить с вами в присутствии сэра Филиппа, — сказал Рэндалл. — Идёмте же.
Он первым толкнул дверь и переступил порог опочивальни. Кроме Филиппа в небольшой комнате с высоким потолком, постелью на возвышении, столом и креслом у окна он увидел Хьюго Бэнкса, скрючившегося за спиной своего повелителя. За Рэндаллом в комнату вошли герцог Генри Ланкастер и часть отряда арбалетчиков, сопровождавших пленника.
Сэр Филипп холодно наблюдал, как Рэндалл прошёл несколько шагов и остановился.
— Я послал за тобой Ланкастера с единственной целью, — молвил он, — чтобы объявить тебе своё решение.
Бледный, изнурённый Рэндалл, не утративший, однако, достоинства, вызвал у Филиппа скрытое восхищение.
— Я предам тебя казни на восходе, в понедельник, — продолжал он. — Тебе отрубят голову во дворе замка. Скажи, ты не хочешь испросить прощения? Я, конечно, всё равно казню тебя, но раскаяние приносит облегчение.
— А ты сам-то, милорд, пробовал в чём-нибудь раскаиваться? — спросил Рэндалл с видимым безразличием.
— Что тебе обо мне известно, бродяга?! — воскликнул Филипп и отослал стражу. Ланкастеру и Хьюго он позволил остаться.
— Да, мне известно о вас совсем немного. Только слухи о ваших подвигах или злодеяниях, милорд, — чуть поклонился Рэндалл. — Но надеюсь познакомиться с вами поближе.
Он бросил взгляд на меч Генри, стоявшего в двух шагах от него. Его отделяло от свободы лишь несколько быстрых ловких движений.
— Грязный наглец, — выругался сэр Филипп и резко отвернулся к окну, за которым густо сыпал снег и дул ветер. Началась пурга. В Йоркшир весна всегда добиралась позже, чем в другие графства.
Рэндалл понял, что ему представилась возможность спастись. Ударив Хьюго в лицо локтем, он бросился к Генри и, обхватив юношу за плечи, выхватил из его ножен меч.
— Как ты посмел?! — вскричал сэр Филипп в ярости. Хьюго вопил и катался по полу, прижав ладонь к разбитым губам, сквозь пальцы сочилась кровь.
В комнату ворвались стражники с мечами и алебардами. Застыв на пороге, они тревожно глядели на Рэндалла, крепко державшего в одной руке оружие, а другой удерживавшего Генри Ланкастера в качестве своеобразного щита.
— Прикажи им отступить, или я раскрою твоему оруженосцу горло! — крикнул Рэндалл Филиппу.
— Неужели ты убьёшь своего друга, Рэндалл?! Не верю, что ты способен на такое! Ведь ты был дружен с сыном герцога! — расхохотался Монтгомери.
— Дружен? — заволновались стражники.
— Да, сэры! В Спрингроузезе уже многие знают, что мой узник — придворный поэт его величества Ричарда Английского! Но что с того? Кто из вас посмеет не выполнить мой приказ?! Хватайте его!
На Хьюго уже никто не обращал внимания. Он отполз в дальний угол и наблюдал оттуда за происходящими в опочивальне событиями.
Закипела драка. Оттолкнув от себя Генри, Рэндалл стал яростно рубиться со стражниками, а Филипп громко подбадривал их. К его удивлению, Рэндалл уверенно сражался с несколькими противниками и даже ранил некоторых. В конце концов он оттеснил их к дверям, что заставило Монтгомери действовать. Он бросился к лежащим на сундуке ножнам, но Рэндалл преградил ему путь.
— Стоять, ваша милость! Я отпустил Генри, но не вас! Идёмте! Вы проводите меня к воротам замка! — приказал он Филиппу. — Я ухожу из Спрингроузеза!
— Ты уверен в этом?! — фыркнул сэр Филипп и внезапно толкнул Рэндалла на пол. Отшвырнув меч в сторону острым мысом сафьянового сапога, рыцарь схватил Рэндалла за горло.
— Теперь ты видишь, почему я стал великим рыцарем? — проговорил сэр Филипп, сжав пальцы на горле кузена. — Я опрокинул тебя простым движением руки, хотя не был вооружён. Я не побоялся подступиться к тебе, кузен. И ты заплатишь мне за свою дерзость, за очередное оскорбление, которое нанёс мне. Заплатишь до того, как я тебя казню.
Вбежавшие в комнату стражники окружили их, держа алебарды. Отпустив Рэндалла, Филипп с силой ударил его ногой.
— Заковать на всю ночь в кандалы! — приказал он.
Рэндалл больше не сопротивлялся. Раздосадованный тем, что свобода была так близка, а он её упустил, он бессильно лежал на каменном полу. Стражники подхватили его под руки и поволокли в коридор.
Несколько минут сэр Филипп молчал, глядя на распахнутую дверь. Генри первым пришёл в себя. Подобрав свой меч, он вложил его в ножны и приблизился к владельцу замка.
— С вашего позволения, я намерен обсудить с вами мой отъезд, милорд, — сказал он.
— Вы решили уехать из Спрингроузеза? Но я ещё не считаю вас достаточно обученным в воинском деле. Что подумает обо мне ваш отец? — проговорил сэр Филипп.
— Боюсь, милорд, я недостаточно твёрд, чтобы служить у вас оруженосцем. Думаю, отец оценит то, чему я у вас научился, ведь вы преподнесли мне множество навыков, за которые я вам благодарен, — с поклоном произнёс Генри. В его глазах, впрочем, Филипп видел гнев и прекрасно понимал его причину.
— Я не могу удерживать вас или убеждать изменить решение, лорд Генри. Вы вольны поступать, как считаете нужным. Но я скажу вам следующее: если причина вашего отъезда в моём пленнике, с которым вас связывала дружба, значит, вы ещё слишком юны. Служа вашему дяде, принцу Уэльскому, во Франции, я часто был вынужден бросать моих друзей и видел, как французы насаживали их на копья. Вы молоды и только поэтому не хотите продолжать службу у меня — рыцаря, захватившего в плен вашего друга. Вам недостаёт твёрдости. Однако для рыцаря важно служить трём господам: Богу, королю и возлюбленной. Дружба превосходна, но подчас государи предают казни друзей на глазах у рыцаря, а он продолжает оставаться верным престолу.
— Вы не государь, и я не предаю вас, а всего лишь уезжаю, потому что не хочу потом раскаиваться, как Морис Мервилл, — пробормотал Генри и пошёл к двери.
Ласково, но уверенно сэр Филипп взял оруженосца за локоть. Подняв голову, Генри увидел его бледное, покрытое блестящим потом лицо.
— Что рассказал вам Морис?
— То, что вы заставили его быть вашим соглядатаем, — сказал Генри, сдерживая возмущение.
— Для рыцаря важна его любовь к леди. В моём случае ею оказалась Памела Гисборн, — ответил Филипп, отпуская юношу.
— Не оправдывайтесь передо мной, я ведь оруженосец, — и Генри стремительно оставил опочивальню рыцаря. Юношу более не одолевали сомнения: он счёл своим долгом вызволить поэта из плена.
Генри приказал седлать лошадь, сам прицепил к ней поклажу и вывел во двор, где стражники уже заковали Рэндалла в кандалы, как провинившегося виллана.
Рэндаллу предстояло провести в кандалах во дворе остаток дня и надвигавшуюся ночь. Он понимал, что наказание лишит его сил, и ему будет ещё труднее совершить побег.
Остановившись рядом с ним, держа скакуна под уздцы, Генри положил пальцы на измождённую руку поэта:
— Я уезжаю, но постараюсь вызволить вас из плена.
— Благодарю, — сказал Рэндалл.
Отступив от пленника под пристальными взглядами стражи, Генри вскочил на лошадь и направился к воротам.
Отъезд друга видел и Морис, вышедший на порог оружейной. При виде закованного в кандалы Рэндалла его душу вновь наполнило смятение. Морис чувствовал, что должен действовать, должен вызволить Рэндалла из плена, виновником коего тоже являлся. А затем Морис решил податься в монастырь и принять постриг. В обители, он знал это, ему удастся утешиться в своём горе. Когда-то Морис боялся, что его отправят в монастырь. Но теперь он уже не жаждал рыцарских подвигов. Он совершил вину и хотел её искупить.
Прошёл день, сгустились ранние зимние сумерки. Закрыв глаза, Рэндалл продолжал стоять на коленях, закованный в кандалы. Силы оставляли его. Он не мог ни шевелиться, ни кричать. Внезапно он различил чьи-то шаги по свежему снегу, а затем в лицо ему плюнули. С трудом подняв голову, Рэндалл увидел Хьюго. Слуга громко хохотал.
— Простите мою выходку, сэр! Но я не мог удержаться от искушения! — воскликнул он.
— Ты просто жалкий ничтожный раб, Хьюго. Но твой господин пока нуждается в тебе. Не пришлось бы ему пожалеть о том, как он оскорбляет меня теперь, — медленно, с придыханием произнёс Рэндалл.
— Тебе не надо было становиться его врагом.
— Нет, Хьюго, ты заблуждаешься. Это ему не стоило становиться моим врагом.
Больше Рэндалл не мог разговаривать и бессильно повис в кандалах. Оставив его, Хьюго направился в замок.
Над светлыми башнями Спрингроузеза восходили звёзды. Небо не было затянуто тучами, снег перестал идти. Наступала длинная зимняя ночь.
Не чувствуя рук и ног, Рэндалл ждал восхода. Обитатели замка, его владелец и слуги давно погрузились в сон, и только стражники в железных шлемах продолжали бродить по двору.
Он вновь услышал шаги, и кто-то, опустившись возле него, положил руку ему на плечо. Открыв глаза, Рэндалл встретился взглядом с Морисом. Юноша держал флягу с вином.
— О, я очень виноват перед вами, сэр, — проговорил он. — Я никогда не прощу себя за трусость.
— Не раскаивайся, Морис. Ты просто испугался, что Филипп выгонит тебя из оруженосцев, если ты откажешься служить ему лазутчиком, — ответил Рэндалл.
— Вы великодушны ко мне, но я не заслуживаю этого. Единственное, что я могу сделать — искупить перед вами свою вину. Я вызволю вас из плена.
— Ты освободишь меня сейчас?
— Нет. Чтобы вызволить вас, придётся ждать, когда вы вновь окажетесь в темнице. Как оруженосец, я вправе туда входить. — Поднеся к губам Рэндалла флягу, юноша дал поэту сделать несколько глотков. Вино было крепким, в нём содержались пряности. Рэндалл почувствовал себя немного бодрее.
— Нов темнице постоянно находятся стражники, — сказал Рэндалл.
— Вам, наверное, известна история, как когда-то один лорд бежал из Тауэра, куда был брошен как мятежник, подмешав в вино стражников снотворное, переданное ему союзниками? Этот сэр привёл к власти вашего отца, короля Эдуарда, — сказал Морис. — Вот и я, милорд, поступлю так же. Я приду в темницу завтра вечером, присоединюсь к стражникам и незаметно подсыплю в их бочонок эля зелье. Дождусь, когда их сморит сон, и выпущу вас. В Спрингроузезе, кроме главных ворот, есть второй выход, выводящий за пределы замка, к лесу. Я провожу вас туда, а потом расстанемся.
— Но сэр Филипп накажет тебя, Морис!
— Я сын рыцаря, с которым он сражался во Франции. Он близко знаком с моим отцом и не осмелится заковать меня, — возразил Морис.
— Сэр Филипп прогонит тебя, ты не сможешь быть его оруженосцем, а другие рыцари, учитывая твою непокорность, откажутся брать тебя на службу. В конце концов ты не кузен короля, как Генри, — сказал Рэндалл. — Неужели ты пожертвуешь замечательной карьерой ради какого-то пленника?
— Боже! — пробормотал Морис. — Если бы вы знали, милорд, как я жалею, что не пожертвовал карьерой раньше! Я бы избежал своих неблаговидных действий, греха перед возлюбленной и того, что вы, отпрыск Эдуарда III и Великой Любовницы, терпите такие оскорбления. Я раскаиваюсь и не хочу более никаких званий.
С высоты башни Мориса окликнули. Это был один из стражников, заметивший, что юноша разговаривает с узником. Поднявшись, Морис зашагал к оружейной.
Обрадованный тем, что в стане врага у него появился сторонник, Рэндалл уже почти не чувствовал боли в запястьях. Вино возвратило ему силы, и он немного воспрянул духом.
«Я выберусь из плена! — думал он, с трудом шевеля онемевшими пальцами. — Я обязательно выберусь».
Рэндалл вновь чувствовал желание сопротивляться и опасался теперь только одного — чтобы Морис Мервилл не передумал.
Когда над замком забрезжил серый рассвет, к Рэндаллу подошли два стражника и освободили от кандалов. Его повели в замок, и Рэндалл, проявляя удивительную покорность, охотно пошёл с ними. Впервые за прошедшие дни он стремился вновь оказаться в темнице.
Войдя в темницу, он мимоходом заметил приготовленную на вечер огромную бочку с элем, стоявшую в тёмном углу, слабо озарённом факелом. Рядом находились скамья и крепкий стол, на котором стояли пустые глиняные кружки.
Спустившись в камеру и расположившись на полу, Рэндалл вновь встретил леди Пимп. Мышь безбоязненно вскарабкалась по его плечу.
— Вы совсем затосковали без меня, прекрасная леди Пимп, — сказал поэт. — Но подождите. Когда мы окажемся в безопасном месте, я вволю разрешу вам полакомиться разнообразными угощениями. Что вы думаете о вафлях, отличных лондонских вафлях? Или об орехах? Вам доводилось их пробовать? Или же вам больше нравятся обыкновенные пшеничные лепешки?
В тот день Рэндаллу никто не предложил утолить голод, но он и не требовал: ему не хотелось перед побегом видеть Хьюго Бэнкса.
Он не знал, сколько времени прошло. Наконец в дверь громко постучали. Стражники, расположившиеся уже около бочки с элем и ужинающие свининой, запечённой на вертеле, приветствовали вошедшего.
— Мы рады, что вы заглянули к нам, милорд Морис. Вас прислал сэр Филипп?
— Нет, — ответил знакомый голос. — Мой господин заканчивает ужин в трапезной. Он сегодня слишком много выпил.
— Он встревожен из-за предстоящей казни, — проговорил старший из стражников. — Его можно понять, ведь пленник не какой-нибудь бродяга, а незаконный сын Великой Любовницы. Вам известно об этом, лорд Морис?
Затаив дыхание, Рэндалл слушал, боясь пропустить хоть слово.
«Морис здесь. Он действительно решил выручить меня!» — пронеслось в голове.
— Присоединяйтесь к нам, милорд, — предложил старший стражник. — У нас достаточно жаркого и эля, чтобы угостить вас.
Оруженосец поблагодарил.
— Итак, наш узник — кузен сэра Филиппа, — продолжал стражник. — Когда я только заступил на службу в Спрингроузез, я был совсем юн, но красота Великой Любовницы и на меня произвела впечатление. Я не мог даже представить, что спустя тридцать лет буду охранять её сына в темнице, точно разбойника. Боже! Он как две капли похож на короля Эдуарда! Можно понять смятение, которое одолевает сэра Филиппа.
Остальные принялись задавать стражнику вопросы, и тот пустился в воспоминания о своей службе. Морис в беседу не вмешивался, дожидаясь, как Рэндалл догадался, действия снотворного.
Потом кто-то из стражников запел старинную песню. Остальные нестройно поддержали его. Рэндалл понял, что охрана уже пьяна.
Наконец стражники умолкли. Раздались стремительные шаги, и Морис, опустившись на колени, припал к решётке.
— Милорд Монтгомери, всё готово, — сказал он. — Нужно поторапливаться.
Поднявшись с пола и посадив леди Пимп в карман разодранного и грязного котарди, Рэндалл кивнул. Открыв решётку, Морис отступил, выпуская его.
— Как долго стража будет спать? — осторожно осведомился Рэндалл, покосившись на лежащих вповалку воинов.
— До утра, — ответил Морис. — Ноя боюсь, как бы нас не выследил соглядатай или не обнаружили часовые.
— Хорошо, что ты обо всём позаботился. Ну идём же. Веди меня, — молвил Рэндалл.
Морис быстро зашагал впереди. Вокруг никого не было. Не разговаривая, они шли какими-то запутанными коридорами и тёмными переходами. Морис давно служил Филиппу и дорогу знал наизусть.
Остановившись возле невысокой двери, окованной железными полосками, Морис толкнул ее. В лицо Рэндаллу ударил резкий порыв холодного воздуха.
— Впереди лес, — сказал Морис. — Идите туда. Если не заблудитесь, к утру доберётесь до монастыря Рило, а еще через два дня окажетесь у замка Норем, на английской стороне реки Твид. Туда король Ричард сослал свою мать, принцессу Джоанну. Учитывая ваше положение при дворе и кровь, что течёт в ваших жилах, думаю, она позволит вам остановиться в Нореме и подготовиться к приезду в Лондон, достойному сына государя.
— Я знаком с принцессой, — признался Рэндалл. — Когда-то она была восхищена моим талантом менестреля — я развлекал её в провинциальных владениях герцога Ланкастера.
Он благодарно посмотрел в глаза своему неожиданному освободителю. В темноте лицо Мориса было трудноразличимо. Стоя у порога, оруженосец взялся за железное кольцо, служившее дверной ручкой.
— Почему ты не отправишься со мною, Морис? — спросил Рэндалл. — Когда-нибудь я возвращусь ко двору, получу положение, достойное сына короля, и тогда никто из рыцарей не посмеет отказаться взять тебя оруженосцем.
— Простите, милорд, — молвил Морис угрюмо, — но я виновен не только перед вами и перед Тесой. Я виновен прежде всего перед самим собой. И своим раскаянием я должен искупить вину в монастыре братьев-цистерцианцев.
— Это твоё право, — ответил Рэндалл. — Но знай, что передо мной ты искупил вину сполна.
В зимнем лесу, лежащем в отдалении, где-то на окраине громко закричала крупная птица.
— Идите же, милорд, — поторопил Морис, вглядываясь в сумрак. — Как бы Хьюго Бэнкс не вздумал проверить стражников.
— Что ж, я признателен тебе, Морис, — пробормотал Рэндалл. — Прощай, оруженосец!
Запахнув на впалой груди одежду, он уверенно зашагал в сторону леса по глубокому снегу, стараясь не замечать холода, проникавшего под его обноски. Без денег и лошади Рэндалл не смог бы добраться до замка возлюбленной или королевского дворца. Не имея ни еды, ни вина, чтобы согреться, он направлялся к границе с Шотландией, в крепость Норем, чтобы искать поддержку у принцессы Уэльской.
Ранним утром, с восходом, сэр Филипп вошёл в темницу Спрингроузеза, чтобы лично сопроводить узника на казнь.
У стен замка уже собрались и челядь, и стражники, один из которых держал огромный топор: он должен был отсечь пленнику голову.
Переступив порог темницы, сэр Филипп в недоумении уставился на спящую у бочки с элем компанию своих людей и на распахнутую решётку темницы. Прибывшие с ним сенешаль, оруженосец, капеллан и Хьюго, сразу поняв, в чём дело, в ужасе затаили дыхание.
— Рэндалл сбежал! — вскричал Филипп и сжал кулаки. — Как такое могло случиться?! Как он сумел сбежать?!
Монтгомери обернулся к проснувшимся от его крика, но ничего ещё не соображающим стражникам:
— Кто из вас выпустил его?! Сознавайтесь. Я буду пытать вас на дыбе, но узнаю истину! Говорите!
— Мы заснули, милорд, это верно, но никто из нас не выпускал пленника, — заговорили стражники наперебой.
— Тупицы! Остолопы! — вопил сэр Филипп в ярости.
— Милорд, я не входил в темницу без вашего ведома, — вмешался капеллан. — И я впервые намеревался исповедать его только сейчас, перед казнью.
— Казнь! — вскипел сэр Филипп. — Я хочу знать, кто освободил узника! О, почему меня окружают одни остолопы?!
Выступив вперёд, Морис попросил у рыцаря возможности побеседовать с ним наедине.
— Ты тоже решил уехать, последовав примеру своего друга Генри Ланкастера?! Прошу, мессир! Не смею вас отговаривать и останавливать, — сказал Филипп с насмешкой в голосе.
Хьюго Бэнкс, капеллан и стражники с подозрением уставились на оруженосца.
— Милорд, я знаю, кто и когда выпустил вашего узника, — молвил Морис. — И поверьте, ваши стражники здесь ни при чём. Они всего лишь жертвы обстоятельств.
— Верно, сэр! — закричали стражники. — Мы жертвы обстоятельств! Мы виновны лишь в том, что слишком много выпили и не заметили, как в темницу проник злоумышленник. У него могли быть сторонники, ведь он тоже лорд Монтгомери и дружен с юным герцогом Ланкастером.
— Однако Ланкастер ещё вчера оставил Спрингроузез! Пленник был освобождён кем-то другим, — произнёс сэр Филипп. — Итак, Морис, ты утверждаешь, что тебе известно, кто предал меня? Выйдите все, кроме Хьюго.
Обрадованные, что избежали обвинений, стражники удалились. Капеллан, немного поколебавшись, вышел следом.
— Говори же, Морис.
— С тех пор, как вы, сэр, заставили меня быть вашим лазутчиком и использовать мою возлюбленную в мерзких целях, я испытываю раскаяние, — сказал оруженосец. — И вина за то, что вы благодаря мне схватили Рэндалла Монтгомери, сына короля, преследовала меня всё то время, что вы держали его в заточении.
Медленно повернув к нему голову, сэр Филипп бесстрастно слушал. Он уже понял, что именно Морис и был тем предателем, кто выпустил Рэндалла на волю.
— Генри не знает, что Рэндалл сын короля. Но он любит поэта и дружен с ним. Не сомневайтесь: он вступится за него перед Ричардом, — продолжал Морис. — И когда мне представилась возможность выручить Рэндалла, я ею воспользовался. Я должен был искупить свою вину перед ним! Придя сюда вчера вечером, я подсыпал стражникам снотворное в эль, дождался, пока оно подействует, и выпустил пленника. Потом вывел его за пределы замка. Думаю, он успел уже достаточно отдалиться от стен вашего поместья, сэр.
Отвесив Морису сильную пощёчину, Филипп направился к выходу.
— Жаль, что я не могу заковать тебя в кандалы, — процедил он, оглянувшись. — Но ты более не служишь у меня оруженосцем, и я сообщу твоему отцу о совершённых тобой проступках.
Морис ничего не ответил. Приложив ладонь к щеке, со слезами на глазах, он не жалел о содеянном.
Хьюго, проходя мимо, громко и презрительно хихикнул:
— Для вас лучше нынче же убраться из Спрингроузеза, сэр Морис!
— Я не нуждаюсь в твоих замечаниях, отпрыск рабов! — огрызнулся оруженосец. Впервые он ощущал удовлетворение. Этим же днём он покинул замок сэра Филиппа Монтгомери и отправился в монастырь Рило. Единственное, чего он жаждал, — это искупить свою вину.
Взбираясь по крутым ступеням узкой тёмной винтовой лестницы, Филипп с трудом сдерживал ярость. За ним поднимался Хьюго, осыпавший Мориса оскорблениями.
— Я разыщу вашего пленника, милорд, — пообещал он.
— Ты найдёшь его среди лесов и снега? — недоверчиво фыркнул Филипп.
— Не сомневайтесь, милорд. Снег и леса как раз и будут моими союзниками.
Стремительно шагая к выходу, через который Морис выпустил пленника, сэр Филипп размышлял над словами слуги.
— Ты неоднократно оказывал мне и моему отцу услуги. И если ты убеждён, что сумеешь обнаружить Рэндалла, я позволю тебе пуститься за ним. Как только ты узнаешь, где он скрывается, возвращайся в замок и сообщи мне. Далеко в таком виде, без денег и лошади, он не уйдёт. Если он спрячется у вилланов в деревне или в замке моих соседей, я достану его.
Они оказались перед тяжёлой невысокой дверью, раскрыв которую, Хьюго первым вышел на улицу.
— Следы, милорд! — воскликнул он, кивнув на глубокие одинокие следы в направлении к лесу.
— Хорошо, что ночью не было снегопада, — мрачно заметил Филипп.
Стоял пасмурный день, тучи, подгоняемые ветром, медленно ползли на запад. Тревожно шумели мощные, облетевшие кроны деревьев, над которыми летали стаи ворон.
— Рэндалл ушёл далеко, — добавил Филипп. — За ночь он проделал огромный путь и, возможно, уже укрылся в Рило.
Стоявший в отдалении Хьюго вглядывался в следы.
— Я найду его, милорд, даже если он укрылся в Рило. В любом случае он измождён и устал. Безусловно, его нет в ваших лесах, но я сумею его разыскать.
— Тогда — вперёд, Хьюго! — воодушевился сэр Филипп. — Оружие у тебя есть?
— Разумеется, милорд! — и Хьюго показал ему висящий на поясе кинжал. — Все знают, как глупо бродить по лесу невооружённым.
— У моего пленника тоже может оказаться оружие. Морис, возможно, был так щедр, что дал ему меч, кинжал или алебарду. Иди.
Филипп скрылся в башне, и Хьюго Бэнкс остался среди холода и снега. Натянув поглубже на лицо кугель, он решительно двинулся к лесу, бросая взгляды на следы, оставленные Рэндаллом. Они вели его то по краю оврага, где он заметил несколько сломанных веток — вероятно, сбежавший пленник цеплялся за них руками, чтобы не сорваться, — то спускались на его дно.
Других следов Хьюго здесь не находил. Он почти сразу понял, что Рэндалл направляется отнюдь не к монастырю Рило, и это его насторожило.
— Вряд ли человек, так много путешествовавший по Йоркширу, мог заплутать, — пробормотал Хьюго. — Он намеренно избрал другой путь, вместо того чтобы следовать в обитель Рило.
К середине дня Хьюго покинул владения сэра Филиппа: теперь перед ним лежали края соседей-феодалов — богатых, могущественных лордов.
Рэндалл предпочёл воспользоваться звериными тропами, избегая широкого, разъезженного телегами и лошадьми пути, не испытывая желания встречаться с владельцами края. Хьюго тоже совсем не хотелось попасть в руки соседей сэра Филиппа. Хитрый слуга понял, что Рэндалл не пошёл в замок леди Памелы, который располагался в противоположном направлении, и, недоумевая, следовал за ним дальше.
Первые несколько часов пути Рэндалл шагал стремительно и уверенно, подгоняемый тревогой, что его побег раскроют. Когда в небе забрезжил бледный серый рассвет, он уже добрался до окраины владений сэра Филиппа. Вокруг простирался край его богатого соседа, через который Рэндалл должен был пройти, чтобы достигнуть замка Норем. Не имея оружия, он опасался встреч с разбойниками или людьми местного феодала.
Чтобы запутать возможных преследователей, ему пришлось спуститься к широкому тракту и ступать по размытой таявшими снегами обочине. Взобравшись вверх по склону холма, он понял, что более не сумет сделать ни шагу. Упав, он не мог даже пошевелиться. Но мысль, что он может замёрзнуть, лёжа в снегу, заставила его подняться. Несколько футов Рэндалл преодолел, держась за ветви. Голова шла кругом. Он застонал и крепко зажмурился:
— Нет! Я выберусь отсюда!
Весь день он шёл через владения лорда, чьи края лежали по соседству с землями Филиппа. В сумерках ему показалось, что он слышит бряцанье железа и топот лошадиных копыт. Внизу, между крутыми склонами холмов, пролегала дорога, ведущая к крепости. Затаившись среди высокого кустарника, Рэндалл разобрал, что по дороге скачут несколько всадников. В руках у них были горящие факелы, озарявшие лежащий перед ними путь. В раскидистых ветвях вяза истошно завопила крупная ночная птица.
— Мразь! — крикнул один из стражников и, грязно выругавшись, запустил в неё факелом. Ударившись о ствол дерева, факел рассыпался искрами и упал, продолжая гореть. Тяжело хлопая крыльями, птица взлетела и скрылась в лесу.
Стараясь двигаться как можно осторожнее, Рэндалл спустился к обочине и подобрал факел. Теперь он мог развести костёр и согреться. К тому же он очень хотел есть, но у него не было ни лука, ни арбалета, чтобы подстрелить какую-нибудь дичь. Раздобыв огонь, он аккуратно сложил из камней очаг и запалил просушенные ветки. Это было рискованно, но он также понимал, что если не разведёт костёр — замёрзнет ночью в лесу.
Прислонившись спиной к стволу дерева, он чувствовал, как горячий воздух наполняет его лёгкие. Тепло разливалось по телу. Не в силах противиться его власти, Рэндалл заснул. Костёр весело трещал в темноте, дым, клубясь, поднимался к звёздному небу, проглядывающему сквозь кроны деревьев.
Пробудился Рэндалл от снега, упавшего ему за шиворот. Открыв глаза, он огляделся. Огонь давно погас, тёмные угли намокли от сырости.
— Как я мог заснуть?! Боже! — воскликнул молодой человек в ужасе. — Каким же опасностям я подвергался ночью!
Однако сон придал ему сил. Он сразу понял это, как только зашагал по вершине холма.
Лес остался позади — Рэндалл вышел к полям, на много миль окружённым высокими скалами, окутанными туманом. Вдалеке он увидел хижины, над которыми поднимались столбы дыма. Он отправился в сторону деревни, осознавая, что в обносках и дорожной грязи вызовет скорее подозрение, чем сочувствие.
На пути к деревне его незаметно сопровождал идущий следом Хьюго Бэнкс. Ещё вечером потеряв след и опасаясь заплутать, он уже думал возвратиться к Филиппу, как вдруг его внимание привлёк огонь, мерцавший в чаще. Подобравшись ближе, он обнаружил Рэндалла, устроившегося в чаще на ночлег.
Хьюго просидел в кустах несколько часов, пытаясь определить, действительно ли спит Рэндалл Монтгомери. Наконец, решив, что Рэндалл погружён в сон, он шагнул вперёд. И в тот же миг с ветви бука, под которым спал Рэндалл, испуганно вспорхнула птица, обрушив на спящего снег. Рэндалл пробудился, а Хьюго был вынужден торопливо скрыться за соседним деревом. Когда Рэндалл вышел из леса, Бэнкс затаился на опушке. Скалы, возвышавшиеся вокруг заснеженных полей и убогих хижин, громоздкие и могучие, убедили Хьюго в предположении, что Рэндалл направляется к шотландской границе.
— Ну конечно же! В здешнем замке Норем его величество держит свою мать, принцессу Уэльскую! — прошептал Хьюго, наблюдая, как длинная тощая фигура поэта приближается к деревне. — Но для чего туда Рэндаллу? Ищет поддержки у принцессы? Хочет рассказать ей и Саймону Беркли о своём происхождении? Но у принцессы уже нет былой власти. Или он рассчитывает получить отряд для защиты, лошадей, слуг и въехать в Вестминстер, как подобает сыну короля? Ха-ха! Он ещё не знает, что в Нореме принцессе самой недостаёт людей, не ведает, в каких жестоких условиях она сама живёт здесь!
Между тем Рэндалл поравнялся с хижиной, где виллан чинил крышу, а его жена и дочь готовили завтрак возле очага, дымящегося во дворе. Ребятня, белокурая, грязная, в обносках, с весёлым визгом носилась вокруг.
Остановившись, он спросил у хозяина хижины:
— Щедрый папаша, нет ли у тебя чего-нибудь для нищего бродяги?
— То, что ты нищий бродяга, видно издали. Такой не сможет заплатить мне за еду и эль, — ответил тот.
— Вы, я вижу, тоже бедствуете, — сказал Рэндалл.
— На нас нередко нападают шотландские разбойники. По ночам их шайки проникают через границу, проходящую по Твиду, что бежит вон за теми скалами, — виллан показал на мощные, кажущиеся синими скалы, испещрённые обрывами и опасными впадинами. За ними проходила граница с королевством, от правителей и народа коего короли Англии добились вынужденного повиновения.
Вблизи деревни лорд, владелец края, выставил деревянное укрепление, где дежурил отряд его стражи и сенешаль. Но англичане не всегда умели дать достойный отпор шайкам грабителей, просачивающимся через границу. Уже дважды они отстраивали сожжённые врагами укрепления.
— Ладно, — сказал, поразмыслив, крестьянин, — я накормлю тебя и позволю немного привести себя в порядок.
— О, ты очень милостив ко мне, — поклонился Рэндалл.
— Вижу, ты проделал трудный путь, и в то же время у тебя речь и манеры лорда. Но мне неважно, бродяга ты или только притворяешься им. Друг мой! — окликнул он одного из четырёх молодых людей, беседующих около хижины. — Проводи гостя в дом, предоставь ему эль, бритву и еду.
Тотчас, не прекословя, молодой человек повёл Рэндалла за собой. У него были черты лица, схожие с вилланом, чинившим крышу, и такие же висячие усы.
Гладко выбрив лицо, Рэндалл сел на скамейку в углу, куда юноша принёс глиняную миску с гороховой похлёбкой, ложку и ломоть чёрствого хлеба. Похлёбка оказалась очень густой, горячей и вкусной. Вытащив из кармана леди Пимп, Рэндалл угостил её хлебом. Утолив голод, Рэндалл вышел с вилланом во двор. Крестьяне с интересом и любопытством смотрели на гостя, не решаясь расспрашивать его. Отвесив гостеприимным хозяевам поклон. Рэндалл зашагал к тонущим в тумане скалам.
Направляясь к замку Норем, он взобрался по крутому склону, цепляясь за выступы, из-под его ног сыпались вниз камни и снег.
Хьюго, дождавшись возвращения Рэндалла из хижины, где тот завтракал, осторожно миновал деревню, придерживаясь окраины леса. Стараясь оставаться незамеченным, Хьюго взбирался следом за ним.
Достигнув тропы, вьющейся среди скалистых возвышений и обломков, похожих на развалины, Рэндалл пошёл в сторону Норема. Прежде ему ещё никогда не доводилось бывать так близко от Шотландии. О Нореме он знал от менестрелей и знатных лордов, которые говорили, что в начале войны с Брюсом король Эдуард Ландшанский, обманом заманив в замок знаменитых шотландских дворян якобы для переговоров, повелел их вздёрнуть. Прошло уже много лет, но этот случай, вопиющий о коварстве, совсем не свойственном натуре Эдуарда I, до сих пор обсуждали рыцари, чьи владения соприкасались с землёй Шотландии.
Ступавший по извилистой тропе Рэндалл, в кугеле и плаще, вздымавшемся на ветру, издали казался обыкновенным местным путником. Поэт знал, что в глубине Шотландии обитают враждебные Англии люди — вилланы и дворяне, жаждущие вырваться из-под власти соседнего королевства. Его отец в своё время постарался установить на границе и в самой Шотландии подобие мира. Выпустив заточённого в Савое наследника шотландского престола, он предоставил ему право быть государем Шотландии, но потребовал от него вассальной зависимости и рыцарской присяги. Нынче на престоле враждебного королевства уже одиннадцатый год правил Роберт II, немолодой человек, который не вёл войн с Англией и старался поддерживать с трудом установленный мир. Впрочем, Рэндалл не сомневался, что Роберт Шотландский поддержал бы мятеж, если бы тот вдруг вспыхнул.
Тропа уводила его вниз, на равнину, где лежали пшеничные нивы, припорошённые снегом. Рэндалл двинулся через поле, увидав впереди окружённый рвом, наполнявшимся водой из Твида, каменный замок с квадратными башнями, тёмными оконцами и мощными стенами, защищавшими Норем от нападений врагов. Подъёмный мост на ржавых железных цепях, опущенная решётка на воротах во двор отнюдь не свидетельствовали о должном гостеприимстве обитателей.
Приближение Рэндалла не осталось незамеченным, и с одной из квадратных башен этого внушительного, угрюмого серого замка протяжно зазвучал рог.
Встав на краю рва, Рэндалл взглянул на глубокую тёмную воду, в которой плавали льдины, и стал ждать, когда арбалетчики потребуют от него объяснений.
— Кто ты такой и что тебе нужно в Нореме? — наконец осведомился их глава, усатый человек в плотном панцире и начищенном шлеме.
В сиянии зажжённых факелов Рэндалл смог хорошо его разглядеть.
— Передай её высочеству принцессе Джоанне Уэльской, что придворный поэт Рэндалл Блистательный ищет с ней встречи, — громко ответил Рэндалл.
— Неужели ты — придворный поэт Ричарда?
— Да, и я уверен, что принцесса и сэр Саймон Беркли будут удовлетворены моим появлением в Нореме.
Одинокий путник, к тому же не воин и с виду не разбойник, без меча и лука, не вызвал опаски у главы арбалетчиков. Мост перебросили через ров, и Рэндалл направился по нему во двор.
Проследовав полукруглым каменным входом, который, словно длинный коридор, вёл внутрь кольца стен, гость встретился с главой стражи. Придирчиво окинув взглядом богатое, но изрядно изношенное одеяние гостя, глава арбалетчиков смекнул, что тот, возможно, и не лгал относительно своего положения при дворе.
Войдя за слугой в огромный зал со сводчатым потолком и несколькими полукруглыми окнами, закрытыми пёстрыми ставнями, озарённый факелами, полыхавшими в углах в железных креплениях, Рэндалл нерешительно остановился. С холодом, сыростью и проникавшими сквозь щели сквозняками не мог справиться даже разведённый очаг. На стенах висели восхитительные гобелены.
— Ты устал? — спросил у Рэндалла слуга.
— Я бы выпил кружку эля, — признался Рэндалл.
Вниз спустился худой человек средних лет, бывший друг Чёрного принца, а ныне — единственный преданный слуга Джоанны Уэльской. Обосновавшись в Нореме, он теперь чаще надевал бархатное котарди, нежели латы. Уже почти год он пребывал со своей госпожой в далёкой провинции, деля с ней изгнание.
Беркли сопровождали два молодых оруженосца, поступивших к нему на службу ещё до того, как он по собственному согласию отправился с принцессой в изгнание.
— Сэр менестрель, я вас сразу узнал, — сказал он. — Но где же ваша лютня?
— Я оставил ее в Лондоне, — признался Рэндалл. — И прибыл в Норем отнюдь не как менестрель. Я здесь потому, что ищу встречи с её высочеством принцессой Уэльской.
— Для чего? — спросил сэр Саймон. — Вы, как мне известно, называете себя придворным поэтом её сына. Король обожает вас, он не мог отправить вас к Джоанне из великодушия.
Взглянув на молчавших оруженосцев, Рэндалл ответил:
— Я ищу встречи с принцессой и не намерен рассказывать при посторонних то, что жажду поведать ей.
— У принцессы нет от меня тайн, она прислала меня, чтобы я поговорил с вами.
— Она не считает меня достойным беседы, поскольку думает, что я простолюдин?
— Принцесса всегда была милостива к простолюдинам и пострадала именно из-за них. Но её настораживает причина, по которой Ричард прислал вас в Норем.
— Король не присылал меня, — возразил Рэндалл. — Я прибыл сюда по своей воле.
Отослав обоих оруженосцев и слугу, сэр Саймон остался с поэтом наедине.
— Но почему, Рэндалл? Что вам нужно в Нореме? — осведомился он, приблизившись.
— Вы всегда проявляли верность Чёрному принцу, а позже — леди Джоанне. И, похоже, у вас имеется власть над людьми в Нореме.
— Замок охраняется слабо. У нас лишь небольшая свита и один отряд арбалетчиков, — сказал Саймон. — Если бы шотландцы решили напасть, нетрудно представить, что ждёт нас. Их останавливает лишь то, что они не знают, какие мизерные силы предоставил Ричард для защиты своей матери.
— Увы, я этого тоже не знал, — помрачнел Рэндалл.
— Так вы прибыли в замок, чтобы просить её о поддержке?
— Да. Мой кузен Филипп Монтгомери устроил для меня засады по всему Йоркширу, а я должен добраться до королевского дворца.
И, не обращая внимания на произведённое впечатление и удивление, отразившееся в глазах Саймона, Рэндалл сел в кресло у стены.
— Не может быть, чтобы у Филиппа Монтгомери появился кузен, — пробормотал сэр Саймон. — Ведь это означает, что вы — сын леди Эдит, верно?
— Да, милорд.
— Но сын леди Эдит был убит врагами короля Эдуарда!
— Заблуждаетесь. Менестрель, находившийся в Спрингроузезе в ту ночь, спас меня, а затем воспитал как собственного сына.
— Боже мой! Сопровождавший вас папаша Терри и есть тот менестрель?! — воскликнул Саймон, утрачивая самообладание.
В эту минуту в зал по винтовой лестнице спустилась красивая статная женщина в синем, облегающем талию и бёдра платье. Её вытянутое, усыпанное веснушками лицо с зелёными глазами, прямым носом и крупным ртом было очень благородно и красиво.
Рэндалл узнал принцессу Уэльскую и почтительно приветствовал её.
— Вы прибыли развлечь меня в моём изгнании? — спросила Джоанна.
— Нет, миледи. И похоже, я напрасно искал поддержки в Нореме. Вы и сами каждый день подвергаетесь опасности, ведь ваш сын, король, не выделил вам достаточно людей для защиты.
— Милорд Монтгомери хотел просить у вас средства и людей для продвижения по Англии, — пояснил сэр Саймон принцессе.
— Что? Милорд Монтгомери?! — изумилась принцесса, глядя на Рэндалла.
— Это кузен сэра Филиппа, граф Рэндалл Монтгомери, сын леди Эдит и короля Эдуарда. Он только недавно узнал истину своего рождения от человека, спасшего его тридцать лет назад от ворвавшихся в Спрингроузез убийц и считавшегося в дальнейшем его отцом.
— Граф Рэндалл Монтгомери к вашим услугам, миледи, — подтвердил Рэндалл слова Беркли низким поклоном.
Взволнованная, Джоанна сделала несколько шагов навстречу.
— Я верю вам, но верит ли Ричард?
— Он ещё ничего не знает. Тайну моего происхождения королю должен поведать менестрель, спасший меня в младенчестве.
— Думаю, найдутся и другие свидетели — слуги из Спрингроузеза, которые наверняка должны знать и помнить папашу Терри, — вмешался Саймон.
— Милорд Рэндалл, я верю вам, — молвила принцесса. Ей, как особе королевского происхождения, и ранее доводилось слышать легенды, будто незаконный отпрыск её дяди Эдуарда III и Великой Любовницы спасся. Если бы король Эдуард был уверен в убийстве сына, он не раздумывая предал бы своего влиятельного вассала, лорда Норфолка, казни.
Сцепив пальцы, она нахмурилась. Ей гораздо более нравилось видеть в Рэндалле менестреля, нежели кузена.
— Что же вы хотите от меня, граф? Я давно утратила всякую власть.
— Увы, я понял это, — отозвался Рэндалл. — Ваш сын, мой король и племянник, обрёк вас на унылое существование вдали от Лондона.
— Кто захочет последовать за аристократкой, обвинённой в измене своему королю? — невесело усмехнулась принцесса. — Лишь сэр Саймон остался мне верен.
Невольно Рэндалл перевёл взгляд на Саймона Беркли. В непроницаемом облике рыцаря он увидел много твёрдости и непреклонности. И Рэндаллу пришло в голову, что, должно быть, рыцарь испытывает к принцессе чувства куда более сильные, чем просто верность.
— Я преклоняюсь пред вами, сэр, — неожиданно для себя озвучил свою мысль Рэндалл.
— Почему Филипп Монтгомери считает вас своим врагом? — спросил рыцарь.
— Я тайно женился на леди Памеле, а он обожает её. Как раз тогда Норфолк наведался в Спрингроузез и рассказал ему обо мне. Воспользовавшись услугой лазутчиков, Монтгомери выследил меня и схватил. В своём замке он держал меня в темнице и намеревался казнить. То, что я его кузен, не позволило ему сразу вздёрнуть меня на дереве, точно разбойника. Лишь благодаря благородству его юного оруженосца Мориса Мервилла мне удалось сбежать из заточения.
Только сейчас принцесса увидела страшные кровоподтёки на запястьях Рэндалла. Бережно взяв его руки в свои, она осмотрела их.
— Боже мой! Сэр Филипп надевал на вас кандалы? На вас, сына короля Англии?! Как он посмел! — возмутилась она.
Смутившись, Рэндалл отстранился.
— Признаюсь, я его спровоцировал. Я предпринял попытку бежать, угрожая мечом ему и его оруженосцу Генри Ланкастеру. Но граф оскорбил меня!
— Явившись сюда, вы рассчитывали, что я пойду против моего сына?
— Не против сына, а против вашего врага — Филиппа! — пылко возразил Рэндалл.
Принцесса опустила ресницы, размышляя над решительностью гостя. В нём явно бурлила кровь государей английских, их страсть, их напор. Все великие правители и — одновременно! — венценосные ничтожества проскальзывали в его речах.
— Его величество должен всё узнать от человека, спасшего вас, милорд, — подсказал Саймон Беркли. — Иначе Филипп найдёт способ убедить его, что вы не сын Эдуарда III! Для Филиппа важно выставить вас наглым простолюдином, чтобы разделаться с вами.
— Да, он видит во мне соперника, невзирая на связывающее нас происхождение от лордов Монтгомери. Мне никогда не нужен был Спрингроузез. Но я заполучил нечто гораздо более для него важное, и он мне этого не простит, — ответил Рэндалл.
— Сэр Филипп действительно мой враг, — решительно вмешалась Джоанна. — Послав следить за мной мерзкого соглядатая, он узнал о моей тайной встрече с Уотом Тайлером, которую Ричард после доноса Монтгомери расценил как предательство, из-за чего и отправил меня в Норем. К тому же, Рэндалл, нас с вами объединяет не только общий враг, но и то, что вы — мой кузен! Ведь король Эдуард был мне дядей, и я, как ни странно, всегда была расположена к вам, даже не зная ещё о вашем происхождении! Я согласна содействовать вам.
— Но что конкретно вы предлагаете, миледи? — осведомился сэр Саймон.
— В Нореме, — раздумчиво начала Джоанна, — служат несколько знатных шотландцев, в том числе Дункан из клана Маккензи. Он — мужественный, доблестный человек, верный государю Роберту и находящийся здесь для поддержания мира на границе. Я вынуждена делить с ним замок, но не говорю, что он мне в тягость. В распоряжении Дункана есть отряд арбалетчиков, кои, впрочем, не имеют права удаляться от реки Твид более чем на милю. Однако Дункан дружен с королём Робертом Шотландским, а тот, я уверена, с удовольствием встретится с родным дядей английского правителя. Ему наверняка выгодно получить над вами, Рэндалл, некоторую власть, и ваша просьба о содействии польстит, думаю, его самолюбию.
— Но из-за меня он может поссориться с Ричардом!
— Думаете, Роберта это смутит? — лукаво покосилась на Рэндалла Джоанна.
— Я согласен с принцессой, — сказал Саймон Беркли. — Для вас, милорд, правильнее будет поехать сначала в Шотландию, к Роберту И, а уж потом, в случае заключения с ним союза, отправиться в Англию, к королю Ричарду.
— Король не станет возражать против родства, узнав, что вы его дядя, — убеждённо добавила Джоанна. — Мне известно. каким обожанием и преклонением окружён при дворе королевский поэт Рэндалл Блистательный.
В порыве горячей признательности Рэндалл поклонился кузине.
— О, миледи! Чем мне отблагодарить вас за вашу поддержку?! — воскликнул он, восхитившись, что принцесса даже не подумала просить его о заступничестве перед сыном, хотя и знала, какую власть приобрёл поэт над Ричардом благодаря своим упоительным стихам. — Я знаю, как отблагодарить вас! — с жаром произнёс Рэндалл. — Я буду на коленях умолять Ричарда простить вас и вернуть ко двору!
— Вновь заключить любимого сына в объятья? Да, Рэндалл, это действительно то, что мне нужно, — голос принцессы дрогнул.
— Я уверен, он простит вас, — ласково отозвался Рэндалл.
Чтобы отправить Дункана в Шотландию и дождаться ответа от короля Роберта, требовалось несколько дней. Сэр Саймон пригласил Рэндалла остановиться в комнате одной из башен замка.
Направляясь за Саймоном по тёмным, слабо озарённым мерцающими факелами переходам и коридорам, Рэндалл слышал, как гулко разносятся их шаги и голоса, чувствовал гуляющие по дворцу сквозняки и резкий, задувающий в узкие оконца ветер.
— Весна приходит сюда позже обычного, — говорил сэр Саймон, идущий впереди с факелом. — Шотландия — это королевство легендарных героев и превосходной музыки, которая, несомненно, заинтересует вас как менестреля, но это ещё и страна холодных морских заливов, горных цепей, густых лесов, рассыпанных вокруг обрывов и скал. Сейчас уже март, однако снег едва начал таять. В Нореме с трудом удаётся бороться с сыростью, проникающей во все щели.
— Сказать откровенно, я никогда прежде не бывал в Шотландии, — сказал Рэндалл.
— Через пару недель вам представится такая возможность, — пообещал сэр Саймон.
Он ввёл Рэндалла в небольшую комнату с высоким потолком и окном, задвинутым тяжёлой деревянной ставней. В комнате стояли кровать, стол и кресло с резными спинкой и подлокотниками. Мрачные каменные тёмные стены производили удручающее впечатление.
— Вам понадобится другая одежда, милорд. Простите, но в своей вы напоминаете бродягу. Новую одежду вам сошьёт личный портной принцессы Джоанны. Кроме того, вам надлежит прибегнуть к услугам цирюльника, — монотонно продолжал сэр Саймон.
С интересом оглядев комнату, Рэндалл присел на край постели.
— Вы очень великодушны ко мне как к лорду Монтгомери, но были бы вы столь же великодушны к нищему менестрелю Рэндаллу Уолтеру? — спросил он.
— Вы прекрасно знаете, что нет, — усмехнулся сэр Саймон и с этими словами покинул опочивальню.
Тотчас после ухода рыцаря в комнате возник слуга: с услужливой улыбкой он поставил на стол блюдо с угощениями и кувшин гипокраса.
В очаге весело трещало целое дерево, воздух был пронизан теплом. Сквозняк лишь слегка касался горящих факелов, заставляя пламя чуть подрагивать.
Рэндалл отметил, что в Нореме он был принят достойно своего происхождения. В нём окрепла уверенность, что он сумеет добиться положения и при дворе Ричарда, оставшись притом королевским поэтом.
С тревогой он думал и о папаше Терри. Его утешало лишь то, что человек, которого он любил как собственного отца, находился во дворце Солсбери с юным графом и Ральфом де Монфором, возможно, уже вернувшимся из Кента.
— Милорд желает что-нибудь ещё? — осведомился слуга.
Бросив на него рассеянный взгляд, Рэндалл пожелал, чтобы его оставили одного.
В ту ночь он впервые за долгое время уснул быстро и спал безмятежно.
Следовавший за Рэндаллом Хьюго был готов к подозрительному отношению слуг и стражников Норема. В столь тревожную пору путников, в том числе одиноких, встречали с опаской.
— Что тебе нужно, бродяга? Проходи мимо, — угрюмо посоветовал ему глава стражников.
— Ночлег, сэр! Предоставьте нищему ночлег! Я замерзаю! — слабым, умирающим голосом отозвался из темноты Хьюго.
Решив проявить к скитальцу великодушие, глава стражников позволил впустить его в ворота.
Войдя во двор и жарко дыша на озябшие пальцы, Хьюго поплёлся в конюшню. Ему бросили циновку в пустующем стойле, рядом с четырьмя другими, что были заняты лошадьми. Один из стражников принёс ему кружку эля и ломоть чёрствого хлеба. Утоляя голод, Хьюго приглядывался к конюху, чистившему лошадей жёсткой щёткой.
— Часты ли в Нореме гости? — спросил он наконец.
— Их здесь почти не бывает. Кому охота проводить дни в нашей крепости, среди враждебных шотландцев и сквозняков? — вопросом на вопрос ответил конюх. — Правда, именно сегодня у нас объявился гость, причём благородной крови, настоящий лорд. Хотя и пришёл как обычный бродяга — вроде тебя.
— Не может быть!
— Слуги из замка рассказали, что он — кузен сэра Филиппа Монтгомери, йоркширского лорда.
— Сэра Филиппа? — переспросил Хьюго, притворившись, будто не понимает, о ком идёт речь.
— Да. У сэра Филиппа, оказывается, есть кузен — Рэндалл Монтгомери, сын короля Эдуарда и леди Эдит Монтгомери. Именно для неё, прозванной в народе Великой Любовницей, Эдуард и возвёл замок Спрингроузез, принадлежащий ныне сэру Филиппу. Неужто ты ни разу не слыхал этой истории?
— Нет, не припомню... Но отчего же замком владеет не Рэндалл?
— Так он же незаконнорожденный, у него нет прав! Вот брат его матери и заполучил замок вместе с краем.
— Хм! Ты слишком хорошо осведомлён для обычного конюха!
— Ничего удивительного! Слухи по Норему распространяются быстро, — пожал плечами конюх.
Оказавшись чрезмерно разговорчивым, он с явным удовольствием рассказывал Хьюго Бэнксу обо всём, что сам успел узнать о причине прибытия Рэндалла Монтгомери в замок. Не умолчал в том числе и о поддержке, которую предложили гостю сэр Саймон Беркли и принцесса Уэльская, узнав о тайне его рождения и трудностях, что тот перенёс.
— Сэр Беркли и леди Джоанна были, оказывается, знакомы с ним и раньше, но как с менестрелем. Они даже не подозревали, что поэт — сын короля! Теперь же считают своим долгом защитить его от преследований Филиппа, — с упоением продолжал конюх.
— Для чего же Филиппу обижать собственного кузена? — изобразил недоумение Хьюго.
— Говорят, они не поделили женщину, — смаковал сплетни собеседник. — Рэндалл тайно женился на леди, которую страстно любит и сэр Филипп!
— Разве Филипп настолько влиятелен, что поэт был вынужден обратиться за помощью к принцессе?
— О, да! Граф Монтгомери — один из самых могущественных рыцарей Англии! Именно поэтому лорду Рэндаллу и нужен отряд отважных людей, возможно, даже из шотландцев, чтобы его не только сопроводили ко двору Ричарда, но и обеспечили в случае чего защиту.
Сбросив с лица кугель, Хьюго, не сдержавшись, воскликнул:
— А вдруг гость принцессы лжёт?! Что, если он не является сыном короля Эдуарда?
— Сомнительно, чтобы поэт лгал... Я слышал, в Лондоне остался человек, спасший его от врагов Эдуарда тридцать лет назад и воспитавший как собственного сына. Это бывший менестрель леди Эдит, и он наверняка сможет подтвердить слова лорда Рэндалла, если потребуется, — рассудительно ответил конюх.
«Итак, папаша Терри в Лондоне. Значит, нужно срочно отправляться туда и устранить его, — лихорадочно размышлял Хьюго. — Но сперва надо сообщить господину, что Рэндалл остановился в Нореме».
— Сколько дней ты надеешься провести здесь, скиталец? — спросил вдруг конюх.
— Переночую и на рассвете уйду, — ответил Хьюго, допивая остатки эля. — А разве сэр поэт намеревается гостить в замке долго?
— Вряд ли. Наверно, как только получит людей для защиты, он покинет Норем.
Закончив уборку конюшни и попрощавшись с Хьюго, конюх удалился.
Устроившись поудобнее на циновке и торжествуя, что выследил-таки Рэндалла, Хьюго Бэнкс незаметно для себя уснул.
В Нореме ложились рано. Над мощными квадратными башнями и кольцом стен давно сгустилась ночь. Лишь кое-где мерцающие факелы и не растаявший ещё снег оставались единственными светлыми бликами среди темноты.
На заре Хьюго пробудился от протяжного звука рога. Где-то глухо хлопнула деревянная дверь, раздались торопливые шаги. Лошади в стойлах зафыркали, встряхивая длинными гривами.
Решив исчезнуть из Норема до того, как проснутся принцесса, сэр Саймон и Рэндалл, Хьюго крепче закутался в плащ и незаметно выскользнул из конюшни. Брезжил бледный восход. По двору уже бродили немногочисленные слуги и полусонные стражники в шлемах и с алебардами. Не вступая ни с кем в беседу, Хьюго лишь тихо поблагодарил стражников за приют и попросил открыть ему ворота и опустить мост. Задерживать бродягу никто и не собирался.
Очень довольный полученными от конюха сведениями, Хьюго вышел за пределы Норема и бодро зашагал в сторону Спрингроузеза.
После трапезы сэр Саймон повёл Рэндалла в соседнюю башню по переходу, проложенному меж двух зубчатых стен высоко над двором. Стояло промозглое холодное утро.
— Вам повезло, что Маккензи сейчас в Нореме. Он частенько оставляет замок, дабы обследовать обстановку вдоль шотландской границы, — сказал сэр Саймон.
— А его отряд? Вы и отряду позволяете находиться в Нореме? — осведомился Рэндалл.
— Я никогда не позволю шотландцам, за исключением Маккензи, мелькать пред очами моей прекрасной госпожи, — засмеялся сэр Саймон.
Оказавшись в башне, они спустились по винтовой лестнице в светлую комнату. Ставня была отодвинута, и небо ярко сияло в узкой пробоине. Сидя за столом, Маккензи и трое стражников замка, англичан, что-то весело обсуждали и не сразу обратили внимание на появление сэра Саймона и богато одетого незнакомца, державшегося с непринуждённостью вельможи.
— О, лорд Беркли! Приветствую! Кто это с вами? — вскричал Маккензи.
Английские стражники повскакивали с мест, торопясь покинуть комнату. Рядом с Маккензи, на скамье, Рэндалл заметил рожок. Ему всегда нравились тягучие, нежные звуки этого музыкального инструмента.
— Разве не принято у дворян отвешивать поклоны, приветствуя сэра Саймона, воспитателя короля Англии и близкого друга её высочества? — спросил Рэндалл твёрдо.
Не отводя глаз, Маккензи весело и иронично смотрел на незнакомца.
У шотландца были ласковые серые большие глаза, крупный рот и веснушчатое лицо. Плотную куртку и панцирь дополняли клетчатый килт, подпоясанный мечом в ножнах, и сапоги с начищенными шпорами. Чтобы не мёрзнуть, Маккензи в холодную погоду носил поверх одежды ещё и широкий тёплый плащ.
— Милорд, вы, несомненно, очень благородны, — ответил шотландец. — Но вы, должно быть, забываете, что я не служу английскому королю. Я верен только его величеству Роберту Шотландскому.
— Однако Роберт Шотландский приходится моему племяннику вассалом, — не отступал Рэндалл.
— О, милорд, не сочтите мой поступок невежеством, — любезно проговорил Маккензи и смиренно поклонился Рэндаллу.
— Вы держитесь, как истинный рыцарь, — заметил Рэндалл.
— Я и есть рыцарь, — ответил Маккензи. — Разве сэр Саймон не рассказал вам обо мне? Я рыцарь и близкий друг моего господина короля Роберта, который доверил мне защиту мира на англо-шотландской границе. Её высочество Джоанну так покорили мои манеры и музыка, кою я время от времени исполняю, что она позволяет мне изредка останавливаться в Нореме. Здесь, среди англичан, меня знают как доблестного и отважного дворянина и относятся как к другу. А вы, вероятно, и есть тот гость, что прибыл сюда вчера вечером?
— Это лорд Рэндалл Монтгомери, сын короля Эдуарда и графини Эдит Монтгомери, — пояснил сэр Саймон. — И его знатное происхождение действительно позволяет требовать соблюдения этикета.
— Я видел, как вы прибыли вчера в замок под видом бродяги, — сказал Маккензи, обращаясь к Рэндаллу. — Вас преследуют?
— Да. У меня появились безжалостные враги, — признался Рэндалл. — Если вы столь наблюдательны, то не заметили ли кого-то ещё, кто мог бы проникнуть вслед за мной в замок?
— Стражники доложили, что какой-то нищий действительно побывал, — ответил Маккензи. — Явившись в замок поздно ночью, он умолял не дать ему замёрзнуть, его пожалели, но, переночевав в конюшне, бродяга на восходе ушёл. Наверное, это был вагант или беглый преступник.
— Маккензи, — перебил сэр Саймон, — у принцессы есть к тебе очень важная просьба, связанная с лордом Рэндаллом. Поэтому я и познакомил вас.
— Что же, позвольте узнать, знатный, но очень бедный шотландец, всё состояние коего исчисляется единственным замком, заброшенным среди Грампианских скал, может сделать для лорда?
— Лорд Рэндалл Монтгомери прибыл в Норем умолять принцессу предоставить ему отряд для защиты от людей своего кузена, сэра Филиппа, — проговорил Беркли. — Но, как ты знаешь, в Нореме и без того не хватает арбалетчиков и стражи, а без соответствующей свиты лорд Рэндалл вряд ли сумеет добраться до двора короля Ричарда.
— И вы полагаете, что я волен распоряжаться отрядом, вверенным мне Робертом? Что я позволю моим людям оставить границу и пуститься вглубь враждебной Англии, где каждый провинциальный барон готов, не колеблясь, вздёрнуть любого шотландца? Нет, сэр. Не думайте, что я соглашусь.
— Тупой шотландец! — не сдержавшись, выругался Саймон Беркли. — Тебя не просят предоставлять лорду Рэндаллу отряд, от тебя требуется совсем иное!
— Что же?
— Поручите временно командовать отрядом кому-нибудь из своих развесёлых друзей и поезжайте к Роберту. Где он нынче находится?
— В замке Стирлинг, сэр.
— Превосходно! — воскликнул Саймон. — Для тебя, мой шотландский друг, не составит труда добраться до Стирлинга с посланием от принцессы Уэльской и передать Роберту, что её кузен ищет у него заступничества. Тщеславию твоего короля польстит, что сын Эдуарда III ищет у него поддержки.
— Да, Роберту действительно не нравится быть вассалом, к тому же вассалом отрока, — поморщился Маккензи. — Но вдруг лорд Рэндалл хочет всего лишь использовать моего господина в своих разборках с врагами?
— Вы правы, Маккензи, — вмешался Рэндалл. — Именно так я и намерен поступить. Ведь если я пообещаю вам, что в качестве благодарности добьюсь для шотландцев свободы, то наверняка солгу.
— Для такого искреннего рыцаря, как вы, я готов постараться, — засмеялся Маккензи.
— Отлично, только я вовсе не рыцарь, — признался Рэндалл.
— Не рыцарь? — удивился Маккензи. — Но разве английские короли не самые благородные рыцари Европы? Почему же вы, сын короля Эдуарда, известного воинскими подвигами и тем, как ловко он приструнил шотландцев, не носите звания рыцаря?
— Я менестрель, Маккензи, — ответил Рэндалл. — И в то время, когда мои братья орудовали мечом, щитом, алебардой и заковывали себя в доспехи, я изучал ос[8], а также виреле[9], сирвенту[10] и дела, связанные с L’amor[11]. Вы меня понимаете? — Всё-таки Рэндалл был менестрелем до глубины души, и никакое знатное происхождение или богатство не могли изменить этого. Тем не менее его эксцентризм имел изысканность вельможи, а не бродячего певца с грязной городской площади. Он более напоминал великих менестрелей Рамбута Оранского и Бертрана де Борна, нежели веселых простачков с размалёванными щеками и подведёнными глазами.
— Мне тоже не чужда любовь к музыке и поэзии, — обрадовался шотландец. — Вы любите рожок?
— Да, и с удовольствием послушаю, как вы исполняете свои прекрасные мелодии, — ответил Рэндалл и присел на скамью рядом с Маккензи.
Нежно, точно брал особо ценную вещь, Маккензи взял свой рожок и поднёс к губам. Музыка захватила слушателей, гулким эхом отдаваясь под сводами комнаты.
Глядя на Маккензи, на то, как трепетно его пальцы касаются рожка, Рэндалл чувствовал, что проникается к шотландцу всё большим расположением. Он подумал о Ральфе: его друг тоже был рыцарем и менестрелем одновременно, одинаково ловко владел как мечом, так и цистрой. Казалось бы, Рэндалл тоже познал холод меча в своей руке, освоил тактику боя и научился сражаться, но насколько милее были его душе музыка, перебор звонких струн и сочинительство поэм!
— Ты замечательный менестрель, Маккензи, — произнёс он, когда шотландец оторвал рожок от губ. Сэр Саймон согласился с мнением Рэндалла. Воодушевлённый одобрением, Маккензи исполнил ещё несколько композиций, известных как по всей Шотландии, так и исключительно в той провинции, где он родился и вырос.
К полудню, без свиты и слуг, вооружённый лишь щитом и длинным мечом, верхом на светлой лошади Маккензи двинулся к скалам, смутно видневшимся в плывущем густом тумане. Преодолев переправу через Твид, он отправился к замку Стирлинг, где находился сейчас его господин, король Роберт.
Извилистые тропы, ведущие сквозь леса Йоркшира, оберегали одинокого всадника от встреч с разбойниками, предпочитавшими устраивать засады ближе к городам и замкам, где гораздо чаще появлялись телеги торговцев и кареты богатых особ, но и следовать ими для юноши, не знакомого с чащами, было небезопасно.
Чтобы не заблудиться, Генри Ланкастер, направляющийся в Лондон, старался выбирать дороги, изученные им во время охоты с Морисом и на службе у сэра Филиппа.
Снег стремительно таял, превращаясь в грязные лужи, копыта лошади ступали по воде, обдавая всадника брызгами. Уверенной рукой Генри сжимал поводья. Как благородный лорд, он имел право на отличного скакуна, но как оруженосец не мог пока носить другие доспехи, кроме панциря, надетого поверх куртки.
Захватив из Спрингроузеза лишь свинину, лепёшки и флягу с вином, Генри всё это уже съел и выпил, чем несколько облегчил к концу путешествия поклажу. Ему повезло: к вечеру четвёртых суток пути он увидел сквозь ветви деревьев поле, через которое бежала широкая дорога, ведущая в город.
Лондон, как обычно, осаждали бродяги, нищие, монахи и ваганты, жаждущие проникнуть за ворота. Сквозь их толпы с трудом пробирались стражники, орудуя алебардами и расчищая проход для лордов, которым служили. Среди прочих толклись также рыцари и оруженосцы верхом на лошадях, надменно требуя немедленно пропустить их в город. Мост у ворот был разводной, и одну его часть в мирное время поднимали редко.
Не спешиваясь. Генри проехал по нему на своём замечательном скакуне, оставляя позади себя толпы бродяг.
— Открыть ворота! — звонко отчеканил Генри главе стражи, который находился на городской стене.
— Милорд Генри, вы сопровождаете сэра Филиппа? — осведомился тот, узнав кузена короля.
— Нет, сэр! Я здесь по собственному решению и воле! — ответил юноша.
Никому и в голову не могло прийти задерживать сына Джона Гонта.
Въехав в Лондон, Генри вспомнил о Савойе на Стренде, сожжённом в прошлом году мятежниками Уота Тайлера. Его охватила тоска, когда в памяти всплыл образ прекрасного дворца и полные тайн истории, связанные с ним.
В тот вечер путь Генри лежал уже не к Стренду — он направлялся к дворцу графа Солсбери, расположенному недалеко от Вестминстера. Юного Ланкастера сразу узнали и без лишних вопросов открыли ворота.
Въехав во двор, Генри спешился, бросил поводья конюху и торопливо направился к стрельчатому входу.
— Где граф Солсбери? — спросил он на ходу у растерянного камердинера.
— Графу доложили о вашем прибытии, милорд, он ждёт вас в главном зале, — ответил тот.
— Я никогда не бывал здесь раньше, — мрачно произнёс Генри. — Веди меня!
Оба быстро пошли длинным коридором с высокими сводчатыми потолками, украшенными изысканными барельефами. За окнами уже сгустились сумерки.
Приближаясь к двери в главный зал, Генри услышал звуки цистры и томный голос, поющий о любви. Проследовав в зал за камердинером, он увидел сидевшего в кресле сэра Ральфа, чуть склонившего курчавую голову и перебиравшего гибкими, унизанными перстнями пальцами струны цистры, извлекая из них чарующую мелодию:
Моя прекрасная любовь, ты далеко!
Меж нами море пролегло,
Что холоднее глаз твоих,
О-о-о!..
В числе слушателей Генри узнал племянника графа Солсбери и папашу Терри. Другие благородные вельможи, рыцари и молодые леди были ему незнакомы. Девушки с особым чувством относились к красивым песням статного и любезного сэра Ральфа де Монфора: даже без жонглёра он производил на них неизгладимое впечатление.
Поприветствовав графа Солсбери лёгким поклоном, Генри присел возле папаши Терри.
— Я скакал слишком долго и очень устал, но меня просил о том ваш сын, — тихо сказал он.
— В чём дело? Что случилось с моим Рэндаллом? — вздрогнул папаша Терри.
— Он в плену у сэра Филиппа, — всё так же тихо проговорил Генри, стаскивая перчатки. — В Спрингроузезе я до недавнего времени служил оруженосцем и последний раз видел Рэндалла в темнице. Сэр Филипп решил отрубить ему голову. Если он этого ещё не сделал, только вы сможете его спасти!
— Боже мой! — глухо простонал менестрель, добела сжав пальцы. — Боже! Я всегда боялся, что графу Монтгомери всё станет известно! Вероятно, Норфолк уже побывал у него...
— Лорд Норфолк действительно приезжал в Спрингроузез, но сэр Филипп убил его, обвинив в том, что он и его люди хотели захватить замок, — поведал удивлённый юноша.
— О, мой Рэндалл! Что же мне делать, милорд Генри? — в отчаянии пробормотал папаша Терри.
Поднявшись, Генри направился к выходу:
— Идёмте в Вестминстер! Я провожу вас к своему кузену, которому, как просил Рэндалл, вы должны поведать какую-то тайну. Только Ричард, я думаю, сможет спасти вашего сына от сэра Филиппа. Если ещё не поздно...
Встревожившись поспешным уходом Генри и старого менестреля, Ральф тотчас завершил песню. Он уже догадался, что с Рэндаллом в Йоркшире что-то произошло, раз во дворец Солсбери прискакал сам Генри Ланкастер, оруженосец Филиппа Монтгомери.
— Прошу меня извинить, — вежливо поклонился он публике, — но я вынужден вас покинуть. Впрочем, на остаток вечера я всего лишь уступаю место менестрелю графа Солсбери, который наверняка развлечёт вас не хуже...
Сэр Ральф жестом пригласил стоявшего неподалёку худого человека с проседью в волосах и облачённого в пёстрые одеяния. Дворцовый менестрель, благодарно приблизившись, тут же был встречен аплодисментами.
Передав цистру слуге, Ральф вышел из зала и окликнул удаляющихся по коридору Генри Ланкастера и папашу Терри:
— Эй, сэры! Вы не забыли взять с собой доблестного рыцаря де Монфора, который души не чает в своем жонглёре?
Они были рады, что рыцарь присоединился к ним.
Оседлав лошадей, Ральф, Генри и папаша Терри выехали со двора и по узким, опустевшим в столь поздний час улочкам поскакали к Вестминстеру. Проследовав по мосту над мерно текущей Темзой, всадники оказались перед плотно запертыми тяжёлыми воротами. Со стен дворца их появление тотчас заметили арбалетчики.
— Кто вы и по какому поводу осмелились прибыть ко двору его величества? — громко осведомился старший из них, всматриваясь в слабо озарённые факелами силуэты.
— Я — Генри, сын его высочества герцога Ланкастера, — прозвучал ответ. — Со мною сэр Ральф де Монфор, рыцарь из Кента, а также мой менестрель.
Поднялась зубчатая железная решётка, защищавшая въезд, арбалетчики медленно развели ворота и пропустили всадников во двор.
Спешившись, Генри велел Ральфу и папаше Терри следовать за ним и, пользуясь положением кузена Ричарда, решительно взбежал по полукруглым ступеням, ведущим к сводчатому входу дворца. Навстречу уже спешили камердинер и несколько слуг, но Генри лишь спросил, где в эту минуту можно найти Ричарда.
— Его величество устраивает приём в главной трапезной Вестминстера, — с трудом поспевая за ним, сообщил камердинер. — Несколько сотен гостей уже заняли свои места за столами, в том числе ваш отец, сэр Джон Гонт.
— Ему придётся разочароваться в своём, ещё недавно покорном, сыне, — хмыкнул Генри.
Следуя за такими влиятельными и богатыми вельможами, как Ральф де Монфор и юный Генри, Терри не мог унять волнение: ему предстояла встреча с королём Англии! Тридцать лет он скрывал от Рэндалла тайну его происхождения, не думая, что судьба вновь столкнёт его с государями и правителями. От мысли, что ему предстоит рассказать обо всём Ричарду II, он буквально сходил с ума.
Сэр Ральф, заметив трепет и озабоченность папаши Терри, ободряюще похлопал старика по плечу:
— Ричард всего лишь отрок, пусть и наделённый небывалым могуществом, — шепнул он. — А Рэндалл — его обожаемый поэт! Он с удовольствием признает его своим единокровным дядей.
Папаша Терри ничего не ответил, уверившись, что с защитником в лице Ральфа, вассала и рыцаря, близко знающего короля, Рэндаллу и впрямь не стоит бояться ярости Ричарда.
Из распахнутой двери зала, где уже начался пир, лились звуки цистр, лютен и дудок, слышался гул голосов.
— Ждите здесь, — сказал Генри своим спутникам и скрылся в зале.
Войдя в трапезную, он отвесил поклон присутствующим и сразу же направился к стоящему у дальней стены длинному столу, за которым сидели самые знатные лорды Англии — герцоги Джон Гонт, Глостер, а также граф Кент и Томас Арандал, будущий мятежный барон. Находившийся в центре Ричард довольно холодно наблюдал за приближением кузена.
— О, это вы, Генри, — равнодушно сказал он. — А я полагал, что вы всё ещё чистите стойло и подаёте стремена сэру Филиппу.
— Я покинул службу у лорда Монтгомери, — признался Генри, — потому что не считаю его достаточно доблестным рыцарем.
— Вот как?! — воскликнул Джон Гонт. — Кого же в таком случае мой сын считает достойным?
— К примеру, сэра Ральфа де Монфора, — ответил Генри. — Если вы, отец, позволите мне самому выбирать рыцаря, у которого служить, я бы избрал его. Сэр Ральф мужествен и отважен, я преклоняюсь перед ним.
— Ноя стремился, чтобы ты обучался у воина, равного сэру Филиппу, — огорчённо произнёс Гонт. — А ведь Ральф даже избегает носить латы, ему куда более по душе быть менестрелем!
— Зато сэр Ральф де Монфор никогда не взял бы в плен королевского поэта и не задумал бы отсечь ему голову только из-за того, что леди, которую он любит, предпочла ему поэта! — запальчиво крикнул Генри.
Беседы за столом прекратились. Ричард вздрогнул и отодвинул кубок.
— Что за чушь вы несёте, Генри?! — возмутился он. — Вы повторяете сплетни челяди? Сэр Филипп никогда не посмел бы пленить моего поэта!
— Я служил в Спрингроузезе, — вздохнул юноша, — и лично провожал Рэндалла из темницы в комнату сэра Филиппа. Узнав, что я уезжаю в Лондон, ваш поэт просил меня привести к вам во дворец его отца менестреля, знающего какую-то тайну, связанную с ним, вами, Ричард, и сэром Филиппом. Рэндалл подвергается смертельной опасности! Прошу вас, милорд, идёмте! Менестрель ждет за дверью и готов всё вам поведать.
Мгновенно утратив прежнюю холодность, Ричард поднялся из-за стола. Он стремительно покинул зал, следуя впереди Генри. В коридоре Ричард увидел сэра Ральфа и незнакомого невысокого человека с крупными чертами лица и длинными тёмными кудрями, побледневшего при его появлении.
Стоило Ричарду выйти из зала, как папаша Терри сразу догадался, что перед ним — правитель Англии. Венец на голове короля тускло сверкал в полумраке.
Юный монарх перевёл светлые глаза с сэра Ральфа на менестреля, и в них отразился весёлый интерес. Папаша Терри сразу успокоился, подумав, что прав был сэр Ральф, утверждавший, что Ричард — обычный отрок. Появление менестрелей, бродячих певцов, у всех вызывало радость, а особенно — у юных слушателей.
Воспрянув духом, папаша Терри широко улыбнулся и низко поклонился.
— Вы менестрель, не так ли? — спросил Ричард.
— Менестрель к вашим услугам, ваше величество, — громко ответил Терри. — Где папаша Терри, там всегда звучит музыка и исполняются самые лучшие песни.
— Но вы пришли сюда с моим кузеном не для того, чтобы петь для короля?
— Увы, — папаша Терри понурил голову. — Мой приёмный сын, Рэндалл Блистательный, попал в плен к вашему вассалу, и я вынужден просить вас о заступничестве.
— Я вступлюсь за него, — ответил король. — Хотя мне неизвестна ещё его тайна, которую вы собирались поведать. Я освобожу его, потому что он — самый замечательный из поэтов, блиставших когда-нибудь пред королями. — И Ричард направился к лестнице, ведущей в зал, расположенный над трапезной. Там было пусто, поскольку гости находились на пиру, и это позволяло уединиться.
Оказавшись в зале, где ещё совсем недавно Рэндалл вёл поэтический спор с Джозефом Платом, король остановился и повернулся к спутникам. Хрупкий юноша с холодным взором теперь едва сдерживал охватившее его любопытство узнать тайну Рэндалла.
— Вы предпочитаете говорить со мной наедине или милордам Генри и Ральфу дозволительно остаться? — спросил он у менестреля.
— Сэру Ральфу известна тайна Рэндалла, а лорду Генри очень полезно будет её узнать, — ответил Терри.
Удовлетворённо кивнув, Ричард выслал стражников.
— Прошу вас, говорите же, — предложил он.
Папаша Терри в подробностях рассказал о том, что произошло в Спрингроузезе тридцать лет назад, об участии в тех давних событиях лорда Норфолка, о его встрече с Рэндаллом, об угрозах и требованиях, а также о последней поездке лорда в Спрингроузез, закончившейся для него трагически.
Слушая его, Ричард молчал. Нисколько не сомневаясь в достоверности слов менестреля, он пребывал в смятении. Подобные чувства испытывал и его кузен.
— Рэндалл Блистательный — сын короля Эдуарда?! — воскликнул Генри, когда папаша Терри закончил.
— В Спрингроузезе многие смогут узнать во мне того менестреля, что когда-то служил там, равно как и монахи обители Рило, где я скрывался в первую ночь после бегства, — сказал менестрель. — Вы мне верите, милорд?
— О, да, — ответил Ричард. Ему доводилось и прежде слышать историю исчезновения незаконного отпрыска короля Эдуарда из замка Спрингроузез.
— Так вы освободите Рэндалла из заточения или позволите Филиппу оскорбить вашу королевскую кровь? — проговорил сэр Ральф.
Ричард взглянул на него:
— Сэр Ральф, я поручаю вам командовать моим отрядом, и сам поеду с вами в Спрингроузез. Я заставлю Филиппа ответить за его поступок!
— Нужно ехать немедля, — вмешался Генри. — Сэр Филипп в любую минуту может отрубить поэту голову.
— Тогда сэр Ральф поедет с отрядом впереди меня, — распорядился король. — Он займёт замок Спрингроузез, а следом прибуду я, правитель Англии. — И он не удержался от лёгкого презрительного смешка.
Обрадованный распоряжением Ричарда, Ральф де Монфор склонился перед ним в поклоне и заторопился встретиться с воинами королевского отряда. Король вернулся в трапезную к гостям, озабоченный судьбой своего поэта и, как выяснилось, единокровного дяди. Джон Гонт и герцог Глостер заметили его волнение, но предпочли ни о чём не расспрашивать, догадавшись, что короля огорчила беседа с Генри.
Во дворе Вестминстера собирался отряд, закованный в железо и вооружённый мечами и алебардами. Среди воинов сэр Ральф обнаружил не только арбалетчиков, но и рыцарей с оруженосцами.
Сидя на боевом коне в плаще и перчатках, он словно не замечал хлещущего по щекам ветра и весенней сырости. Стоя возле него, Генри гладил длинную лошадиную морду. Сэр Ральф решил оставить юношу, утомлённого поездкой из Йоркшира в Вестминстер, в Лондоне, чтобы не подвергать очередным тяготам путешествия.
— Поймите, Генри, я вижу ваше желание выручить Рэндалла из заточения, но мой долг, как вашего будущего воспитателя, оставить вас здесь, — сказал Ральф.
— Хорошо, я останусь в Вестминстере, — ответил Генри. — Но вы действительно возьмёте меня в оруженосцы?
— Разумеется! Слово рыцаря!
Кроме сэра Ральфа, в Спрингроузез отправлялся и папаша Терри. Ему не было страшно, ведь король Ричард уже следующим утром намеревался выехать следом за ними со своей свитой. Папаша Терри испытывал тревогу лишь за приёмного сына, находившегося во власти беспощадного кузена.
Пришпорив лошадь, сэр Ральф поскакал к воротам Вестминстера, приказав отраду следовать за ним. Сборы закончились, и воины беспрекословно повиновались предводителю. Сжимая щиты и алебарды, всадники тронулись в путь.
В душе сэра Ральфа уже кипела жажда подвигов. Ласковый и чувственный от природы, он тем не менее обладал достаточной смелостью и отвагой, чтобы под влиянием обстоятельств мгновенно перевоплощаться в бесстрастного и неудержимого рыцаря.
Держа горящие факелы, отрад, вверенный ему королём, покидал пределы Лондона. Сэр Ральф был охвачен гневом и жаждал действовать. Он очень хотел спасти своего друга, вырвав из плена в Спрингроузезе. Отныне его друг перестал быть просто менестрелем, жонглёром или поэтом. Сам Ричард признал в нём незаконного отпрыска короля Эдуарда и его общую кровь с правителями Англии, так что все лорды и рыцари должны были теперь считаться с происхождением Рэндалла.
Весна принесла на север королевства густые туманы, а таяние снега и льдов превращало тропы в грязевые потоки, низвергавшиеся с обрывов в овраги. Над лесами висела по утрам сумрачная мгла, делая видимость весьма затруднительной.
Через несколько дней после того, как Хьюго отправился искать сбежавшего пленника, по замку пошли разговоры, будто кто-то из крестьян видел его на пути к Спрингроузезу. Сэра Филиппа эти слухи весьма заинтересовали, так как возвращение слуги означало, что он разыскал Рэндалла. Ревность и оскорбление изменой Памелы вызывали у сэра Филиппа отчаяние, толкавшее на преступление. Он чтил законы рыцарства и старался не нарушать их, но сейчас, чтобы расправиться с Рэндаллом, готов был на всё. К тому же убийство кузена освобождало леди Памелу от брака, и Монтгомери вновь мог бы попытаться жениться на ней, скрыв, конечно, свою вину.
Дожидаясь возвращения Хьюго, он распорядился устроить засады на всех дорогах, ведущих через Йоркшир. Ему вовсе не хотелось, чтобы Рэндалл незаметно проскользнул в соседние графства и добрался по ним до одного из дворцов его величества.
К ночи сигнал рога, поданный стражей со стен Спрингроузеза, известил его о прибытии путника. Сенешаль, появившись в трапезной, где сэр Филипп пил вино за длинным столом в окружении челяди и арбалетчиков, объявил, что прибыл Хьюго Бэнкс.
— Веди его сюда, — приказал сэр Филипп.
Возникнув в полукруглом дверном проёме, слабо озарённом факелами, Хьюго подобострастно поклонился.
— Возвратился мой верный лазутчик, — проговорил Филипп. — Замечательно! Рассказывай же, где Рэндалл.
— Я вышел на него по его же следам и незаметно проводил до границы с Шотландией.
— Что ему понадобилось там?
— Я тоже вначале не понимал, — ответил слуга. — Думал, что Рэндалл отправится в монастырь цистерцианцев или в замок Роберта Гисборна. Но он оказался гораздо умнее. Он избрал в качестве заступников принцессу Уэльскую и её преданного спутника, бывшего воспитателя короля сэра Саймона Беркли.
Филипп нахмурился и помрачнел. Он сразу вспомнил, что Рэндалл когда-то служил менестрелем в замке другого поклонника принцессы, Джона Гонта, и там мог познакомиться с ней.
— Проникнув в Норем, где находится принцесса, Рэндалл наверняка открыл ей свою тайну, чтобы она вступилась за него передо мной, — пробормотал Филипп.
— Как вы поступите теперь, милорд? — осведомился Хьюго.
— Принцесса считает меня врагом, но она не сомневается в моем могуществе, — произнёс сэр Филипп. — Значит, она не рискнёт бросить мне вызов, пребывая в немилости у сына. Я воспользуюсь этим, Хьюго, и поеду со своим отрядом к замку Норем.
— Неужели вы станете штурмовать Норем? — пробормотал Хьюго. — Король придёт в ярость, если узнает, что вы досаждали его матери.
— Я не сошёл с ума, Хьюго! — воскликнул Филипп. — Проливать кровь моих людей и драться с отрядом принцессы не входит в мои планы. Думаю, она сама отдаст мне Рэндалла, поддавшись угрозам.
— Принцесса тоже не глупа, милорд, и наверняка смекнёт, что вы не осмелитесь штурмовать Норем, — возразил Хьюго.
— О, да, она не глупа, — согласился Филипп. — Ноя попытаюсь заставить её повиноваться, ведь она знает, на что я способен, и наверняка помнит, что её сын всё ещё разгневан на неё.
То, что Рэндалл укрылся в Нореме, приводило Филиппа в смятение. Он понимал, что там его кузен находится вне досягаемости. Однако отсутствие у принцессы и сэра Саймона достаточного числа людей для защиты замка от шотландцев подсказывало, что Рэндалл не получит от Джоанны отряд для сопровождения через Йоркшир, напичканный засадами Филиппа.
Приняв решение, владелец замка распорядился готовиться к отбытию в Норем. Сенешаль получил приказ проследить за сборами. Отправление было назначено на следующее утро.
На рассвете во дворе Спрингроузеза собрался отряд, вооружённый алебардами и мечами. Воспользовавшись тем, что сэра Филиппа одевал в латы его новый молчаливый оруженосец, Хьюго приблизился и спросил мнение господина относительно судьбы менестреля, воспитавшего Рэндалла.
— Как воспримет мои господин идею убить человека, прозванного папашей Терри? — спросил Хьюго.
— Я думал о нём, — признался сэр Филипп. — Он менестрель и, наверное, бродит сейчас где-нибудь по окраинам королевства, распевая глупые песни.
— Он в Лондоне, милорд, — возразил Хьюго. — И может разболтать кому-нибудь тайну Рэндалла.
— Вряд ли ему поверят, — сказал сэр Филипп безразлично. — Вполне возможно, он уже всё рассказал сэру Ральфу де Монфору и лорду Солсбери. В конце концов Рэндалл тоже не намерен держать язык за зубами, так что и сэр Саймон, и принцесса Уэльская, я уверен, уже в курсе дела.
— Но только папаша Терри сумеет доказать истину! — воскликнул Хьюго. — В Спрингроузезе его знают и помнят слуги; вероятно, есть и другие свидетели, готовые подтвердить, что он когда-то унёс Рэндалла из замка. Его нужно заставить молчать!
Но сэр Филипп считал устранение менестреля излишним. По его мнению, такой человек, как папаша Терри, не посмеет вмешаться в дела королей и графов в силу робости, которую все без исключения простолюдины ощущали перед вельможами.
— Оставайся в замке, Хьюго, — велел он. — Ты оказал мне хорошую услугу, выследив Рэндалла, и теперь предоставь мне самому разбираться со своими врагами.
Промолчав, Хьюго нахмурился.
«Ты просто недооцениваешь папашу Терри, милорд. Менестрель, сумевший воспитать Рэндалла не рабом, а изящным острословом, не будет трепетать перед знатью, — подумал он. — Я прекрасно знаю, что от такого ждать! Поэтому немедленно отправлюсь в Лондон, чтобы найти грязного мерзавца».
Закончив одеваться, Филипп сел на подведённого к нему оруженосцем боевого скакуна. Он не придал значения беседе с Хьюго и был уверен, что слуга не станет без его дозволения чинить расправу над менестрелем. Мост через ров со скрежетом опустили, подняли решётку и открыли тяжёлые ворота. Стуча копытами и бряцая железом, конница выехала со двора и понеслась к лесу.
Весь день до самого вечера кавалькада всадников из Спрингроузеза провела в пути, направляясь к границе с Шотландией. Встречные крестьяне из принадлежащих соседним графствам деревень с опаской и насторожённостью вглядывались в скачущий отряд. Многие узнавали в предводителе жестокого рыцаря — сэра Филиппа Монтгомери. К счастью, ему не приходило сейчас в голову ни напасть на них, ни сжечь пару хижин; не собирался он вторгаться и в замки их баронов. В тот день дела у сэра Филиппа были куда более важные. Он думал только о Рэндалле, своём сопернике, сумевшем сбежать из заточения.
Оставив позади деревни, замки феодалов и укрепления, возведённые англичанами для защиты от нападений разбойничьих шаек, сэр Филипп и его люди увидели квадратные башни Норема. У ворот и вдоль стен замка горели дрожащие факелы. Подвесной мост через ров был поднят.
Прибытие рыцаря и его отряда заметили ещё издали: на стенах, у бойниц, он заметил стражников и стрелков, державших арбалеты наготове.
— Похоже, мне здесь не рады, — пробормотал Филипп.
По его приказу один из оруженосцев отцепил от пояса большой рог и громко и протяжно затрубил. На сигнал с площадки крайней от ворот башни ответили.
Внимательно всматриваясь в показавшегося на площадке человека, чей панцирь, наплечники и налокотники тускло отсвечивали в свете факелов, сэр Филипп понял, что это Саймон Беркли, бывший воспитатель его величества. Тёмный длинный плащ на Саймоне периодически вздымался от порывов ветра. Без шлема на голове, закованный в доспехи, он появился на башне, чтобы вести переговоры с прибывшими всадниками.
— Я — лорд Филипп Монтгомери, — крикнул граф, придерживая за узды свою нетерпеливо фыркающую лошадь. — А вас я узнал сразу, сэр Саймон, знаменитый английский рыцарь и верный слуга её высочества. Вероятно, от лица принцессы вы и будете беседовать сейчас со мной?
— Да, и именно от неё я имею распоряжение прогнать вас, сэр, от стен Норема, — холодно ответил Саймон.
— Бросьте, Саймон! У вас нет ни людей, ни оружия, чтобы оттеснить меня, — отозвался Филипп.
— У вас тоже не хватит людей, чтобы ворваться в замок! К тому же я уверен, что вы не осмелитесь бросить вызов отряду принцессы Уэльской, — сказал сэр Саймон. — Потому предупреждаю вполне миролюбиво: разворачивайте лошадей!
— Неужели принцесса до сих пор оскорблена тем, что я разоблачил её интрижку с Уотом Тайлером? — с издёвкой произнёс Монтгомери.
Стиснув зубы от гнева, Саймон сумел остаться внешне равнодушным. Он тоже не забыл, как слуга Филиппа выследил его госпожу и обвинил перед королём в измене.
— Мне всегда хотелось поквитаться с тобой за это, — прошептал он. — Но, видимо, нет пока на то воли Небес!
Вцепившись в огромные зубцы на стене, он перегнулся через них и вгляделся в отряд сэра Филиппа.
— Саймон! Я готов просить прощения у принцессы, если она отдаст мне беглого узника, грязного бродягу, который был заточён мною в Спрингроузезе. Лазутчики донесли, что видели его в Нореме. Так для чего принцессе ссориться со мной ради какого-то жалкого менестреля, пусть даже выступавшего перед герцогом Джоном Гонтом?
Ни одно слово из переговоров рыцарей не ускользнуло от слуха Рэндалла, стоявшего у окна в главном зале Норема. Он прислонился плечом к косяку, глубоко дыша от волнения.
Сидя в кресле на возвышении, принцесса опустила помрачневшее лицо. Наблюдая за поэтом, она сочувствовала ему, бывшему бродяге, вкусившему множество лишений, но сохранившему благородство и твёрдость, чтобы выдержать новые испытания. Он унаследовал кровь короля и приходился ей кузеном, она не могла дать его в обиду.
— Прошу вас, миледи, будьте ко мне снисходительны, — произнёс Рэндалл умоляюще. — Не выдавайте меня графу Монтгомери!
— Пусть вас это не волнует, Рэндалл, — отозвалась принцесса. — Филиппу не удастся заставить меня выдать вас ему.
— Но сэр Саймон может уступить его угрозам!
Невольная улыбка тронула губы принцессы, она лукаво опустила ресницы.
— Сэр Саймон Беркли не просто рыцарь королевского отряда, не только мой друг и воспитатель Ричарда. Прежде всего он искренне предан мне как женщине. И без моего приказа он никогда не выдаст вас Филиппу!
Рэндалл вновь вслушался в продолжавшиеся переговоры: действительно, Саймон Беркли по-прежнему не намерен был уступать требованиям графа.
— Убирайтесь, и поскорее, Монтгомери! Кто, как не принцесса Уэльская, должна оказать заступничество дяде короля Англии и тем самым доказать свою верность Ричарду?! — зычно рокотал со стены сэр Саймон. Его силуэт меж двух огромных каменных зубцов был весьма заманчивой целью для арбалетчиков Филиппа, но спустить стрелу никто не рискнул.
— О каком дяде короля идёт речь? Вы имеете в виду Джона Гонта? — прикинулся недоумевающим сэр Филипп. — Должно быть, вас, как человека, влюблённого в её высочество, привело в восторг, что герцог после измены Джоанны прекратил попытки добиться её благосклонности? Да, конечно, вы ему уже не соперник, но только считал ли он вас когда-нибудь таковым?
— Я говорю о другом дяде Ричарда, сэр, — с трудом сдерживая негодование, твёрдо продолжал Беркли. — Не о Джоне Гонте, как бы вам хотелось, а о графе Рэндалле Монтгомери, вашем кузене и сыне короля Эдуарда!
— Какая глупость! — расхохотался Филипп. — Неужели вы поверили бродяге-менестрелю?! Он лжёт!
— У Рэндалла Монтгомери достаточно доказательств! А ещё больше их — у его друзей! Когда король узнает обо всём, он наверняка будет разгневан, что вы охотились за Рэндаллом и даже осмелились угрожать штурмом замку его матери. Не разумнее ли для вас оставить подступы к Норему и вернуться в Спрингроузез?
— Вы что, не понимаете? Мне нужен Рэндалл, кем бы он ни являлся! — раздражённо воскликнул Филипп. — Объясните это принцессе, и немедленно!
— Одному из нас — вам или мне — придётся уступить, — с достоинством отвечал Саймон. — Или вы начнёте штурм и сумеете заставить меня принять ваши условия — или я отшвырну вас от стен Норема.
Лошадь Филиппа переминалась с ноги на ногу и громко фыркала. Крепко сжимая узду, Монтгомери глядел на мрачные серые стены и размышлял.
«Он прав, и я вынужден сегодня отступить, — думал Филипп. — Если друзья Рэндалла уже разболтали обо всём королю, мне нужно скорее возвращаться в Спрингроузез. Быть может, потребуется даже скакать ко двору, чтобы доказывать лживость утверждений менестреля и его сторонников. В любом случае брать Норем мне действительно нет резона».
— Передайте принцессе, что я отбываю, — надменно произнёс граф и развернул скакуна.
Отряд последовал его примеру. С удовлетворением Саймон Беркли наблюдал, как кавалькада всадников, тяжело бряцая вооружением, ни с чем возвращалась в замок своего господина.
Затем сэр Саймон отправился в главный зал, откуда Рэндалл и принцесса наблюдали за ходом переговоров.
— Филипп уже уехал от стен Норема? — воскликнула она.
— Да, миледи, — ответил сэр Саймон, чуть поклонившись. — Я прогнал его, выполняя ваш приказ.
— Благодарю, что не выдали меня, ваше высочество! Благодарю вас за те милости, что вы мне оказываете! — упав перед принцессой на колени, вскричал Рэндалл.
— Встаньте, милорд, — попросила она. — Вы — сын короля Англии, и не вам лежать у меня в ногах.
Не смея прекословить, Рэндалл поднялся. По щекам его текли слёзы благодарности.
— Благодарю, сэр Беркли, — прошептал он, повернувшись к Саймону.
— Я всего лишь защитил сына короля, которому когда-то служил, — бесстрастно пожал тот плечами. — Благодарности ни к чему. Я всегда принадлежал Англии и своей госпоже. К тому же, окажись вы простым менестрелем, за вас тем более следовало бы вступиться. Разве не долг каждого доблестного воина проливать собственную кровь ради слабых и угнетённых?
Рэндалл тотчас вспомнил, как совсем недавно Саймон признался, что ни он, ни принцесса не стали бы поддерживать его в борьбе с Филиппом, если бы не его знатное происхождение, но воздержался от острословия. В конце концов Саймон Беркли готов был скрестить с его врагом копья по одному лишь намеку Джоанны, и Рэндаллу было приятно, что принцесса на его стороне.
Взойдя на башню, Рэндалл окинул взглядом просторы, над которыми пылал рыжим заревом закат. Отряд сэра Филиппа скрылся за грядой скал, и на много миль от Норема не было видно никого, за исключением одинокого монаха, уныло бредущего в сторону Шотландии.
Рэндалл преисполнился волнением при мысли о Дункане из клана Маккензи, возвращение которого в Норем так много для него значило. Невольно он перевёл взор к мерно текущему Твиду, противоположный берег которого относился уже к владениям Роберта Шотландского, и погрузился в размышления. Верность Саймона Беркли принцессе спасла его сегодня, но он знал, что и Филипп не отступится.
Путь, ведущий из Спрингроузеза к обители Рило, лежал через густые леса, в которых орудовали не только шайки разбойников, но и люди шерифов. Любой скиталец должен был сохранять осторожность, продвигаясь по нему. Труднопроходимые чащи, которыми шёл покинувший Спрингроузез Морис Мервилл, наполняли таинственные звуки, пугающие шорохи. Кроны семисотлетних деревьев переплетались в вышине, но сквозь их могучие ветви проглядывало хмурое небо. Оруженосец, оставив в замке оружие и панцирь, брёл тайными тропами, которыми нередко пользовался, добираясь из Йоркшира до поместья Гисборна.
Перед тем как навсегда уйти в обитель цистерцианцев, он хотел побывать у леди Памелы, чтобы поведать ей о событиях, произошедших с Рэндаллом.
О Тесе он старался не думать, поскольку чувствовал свою вину перед ней и потому, что уже твёрдо вознамерился стать монахом, а святым отцам запрещалось любить женщин. Только постриг и раскаяние могли, по мнению Мориса, искупить его грех.
Юноша провёл в путешествии весь день, и лишь вечером, когда начала сгущаться мгла, дорога вывела его к серому замку сэра Гисборна. Вилланы топили очаги во дворе возле хижин. Появление пешего и безоружного Мориса, которого они хорошо знали, вызвало у них недоумение, ведь им было известно, что он служил оруженосцем у богатого соседа Филиппа Монтгомери и прежде всегда приезжал на превосходной лошади.
Приблизившись к подвесному мосту, переброшенному через ров на железных цепях, Морис был замечен леди Памелой, гуляющей по стене вместе со служанкой.
— Теса! Кажется, в замок прибыл Морис Мервилл! — вскричала она.
Девушки заулыбались, а щёки Тесы вспыхнули румянцем. С тех пор как Морис, не сказав никому ни слова, покинул замок Гисборна, она не переставала думать о нём и вместе с леди Памелой часто перебирала причины, сподвигшие оруженосца к столь странному отъезду.
Спустившись во дворик, обе бросились ему навстречу, засыпая вопросами. Но Морис держался холодно и сдержанно.
— Я проделал путь, чтобы поговорить с вами, миледи, о вашем супруге, лорде Рэндалле, — молвил он.
— Откуда ты знаешь, что Рэндалл — мой супруг? — насторожилась Памела.
— Увы, мне многое известно, и потому я сегодня стою перед вами. Но я прибыл, чтобы рассказать о событиях, случившихся после его отъезда из замка вашего отца.
— Ну что ж, идём в башню, Морис, — пригласила Памела. — Поешь чего-нибудь, а потом расскажешь, что приключилось с Рэндаллом.
От волнения у неё перехватило дыхание. После того как они расстались, она ещё ничего о нём не слышала, и слова Мориса, служившего оруженосцем у соперника её мужа, встревожили её. Морис тоже заметил, как побледнела Памела.
— Миледи, сейчас ваш супруг уже на воле. Но ещё совсем недавно ему угрожала опасность: он был заточён в Спрингроузезе. Я — человек, виновный в его плене, — освободил его.
— Вы виновны в его плене? — изумилась леди Памела.
Морис подтвердил свои слова, как ни больно и стыдно было ему признаваться в том в присутствии Тесы. Затем он рассказал девушкам о своём вынужденном участии в низких затеях сэра Филиппа и о том, как выследил Рэндалла, тайно женившегося на Памеле.
Презрительно фыркнув, Теса дала ему пощёчину, и Морис покорно склонился перед леди Памелой.
— Куда же ты направляешься, Морис? — спросила Памела, в отличие от служанки испытывая к юноше сочувствие. — Ты прибыл сюда без лошади, без оружия. В лесу тебя могли убить разбойники!
— Миледи, я иду в монастырь, — сказал он. — Теперь моё место там.
— Ты решил стать монахом? Но ты же превосходный оруженосец! Любой рыцарь возьмёт тебя в услужение!
— Мне стала безразлична служба, — возразил юноша. — Я ухожу в монастырь Рило. К вам я зашёл лишь затем, чтобы передать всё, что произошло с вашим супругом, и сказать, что король Ричард, возможно, уже знает тайну его происхождения. Вам не стоит более скрывать от отца ваше замужество. Богатство и королевские дворцы ждут любую, кто свяжет себя с незаконным отпрыском правителя Англии.
И, ещё раз смиренно поклонившись, Морис быстро направился к воротам.
— Морис! — воскликнула Теса, заливаясь слезами. Она хотела броситься за возлюбленным, но леди Памела удержала её:
— Не стоит, Теса! Переубеждать его бесполезно.
Прижавшись к плечу госпожи, Теса видела, как Морис, даже не обернувшись на её голос, продолжал уходить, растворяясь в ночи...
— Отныне он будет носить светлые одежды и молиться Господу. Он станет одним из братьев-цистерцианцев, — отстранившись, сказала Теса, вытирая слёзы.
Со временем Теса перестанет плакать о Морисе: он станет для неё символом первой и самой трепетной любви, на смену которой придут похотливые объятия многочисленных камердинеров и ключников...
— Ты считаешь, мне нужно рассказать отцу о браке с Рэндаллом? — спросила Памела служанку.
— Да, — кивнула Теса. — Не думаю, что лорд будет против вашего брака с дядей короля Ричарда.
Они нашли барона Гисборна в главном зале, громко спорящим с четырьмя слугами — капелланом, конюхами и кузнецом. Рядом молча стояли сыновья барона.
Памела терпеливо ждала окончания спора у сводчатого входа в зал. Гисборн заметил её и немедля отправил челядь во двор.
— Ты искала меня, дочь моя? — спросил он.
— Я хочу объясниться с тобой.
— Объясниться со мной? — нахмурил брови Гисборн. От него пахло навозом, как от обычного виллана.
— Да, — ответила Памела и взяла его за руку. — Ты должен кое-что узнать обо мне. И о Рэндалле Блистательном.
— О, Рэндалл! — воскликнул лорд и засмеялся. — Замечательный молодой поэт его величества! Я очень жалею, что он простолюдин и не может составить пару тебе, моей милой дочери.
Памела, не обращая на братьев внимания, лукаво взглянула на отца:
— А что бы ты сказал, если б ко мне посватался дядя Ричарда Английского?
— Только то, что ты была бы отличной супругой любому королю.
— Так вот, Рэндалл — дядя Ричарда. Я влюбилась в него ещё при дворе, когда он скрывал своё происхождение и я не ведала, что он сын Эдуарда III и его фаворитки, леди Эдит Монтгомери, — произнесла Памела. — Менестрель спас его от врагов престола тридцать лет назад. Он не только дядя короля, но и кузен Филиппа. Опасаясь происков врагов, менестрель скрывал истину от Рэндалла, но отныне ему уже ни к чему утаивать происхождение.
Гисборн в недоумении слушал дочь, не смея прервать или задать вопросы, и она продолжала рассказывать ему о судьбе Рэндалла, о его скитаниях и тех чувствах, что он сумел пробудить в её душе. Памела поведала и о его таланте поэта, снискавшего обожание придворных, и о ревности Филиппа, и обо всём том, что открыл ей побывавший вечером в замке Морис.
— Ты хочешь сказать, что обвенчалась с этим удивительным человеком? — осведомился после паузы Гисборн.
— Да, и Морис теперь раскаивается, что выдал мою тайну сэру Филиппу.
— Но если сэр Филипп — кузен Рэндалла, зачем ему держать своего родственника в заточении? — пробормотал потрясённый лорд. — Впрочем, чего ещё ждать от рыцаря, которого считал беспощадным сам Чёрный принц?! Хорошо хоть, что Рэндаллу удалось бежать из Спрингроузеза.
— Опять же благодаря Морису, — ответила Памела. — Теперь король, возможно, уже знает, кем является его поэт на самом деле, и Рэндаллу больше незачем будет скрывать своё имя.
Братья Памелы — Томас и Генри — недоверчиво и даже с каким-то затаённым ужасом взирали на сестру. Выросшие среди вилланов и очень похожие друг на друга, высокие, со светлыми волосами, в серых крестьянских куртках, они, видимо, полагали, что Памела сошла с ума. Будучи знатными, но обречёнными влачить нищенское существование в глуши Йоркширских краев, они сильно сомневались, чтобы сын короля Эдуарда женился на их сестре, особенно после того, как она отказала их соседу, с которым, как выясняется, незаконного отпрыска связывает родственная кровь.
Торжественно взяв Памелу за руку, лорд Гисборн повернулся к ним и провозгласил:
— Томас! Генри! Взгляните на свою сестру! Она — супруга лорда Рэндалла Монтгомери Плантагенета, излюбленного придворного поэта его величества Ричарда!
— Но есть ли свидетели, кроме Мориса, готовые подтвердить, что Рэндалл Монтгомери взял Памелу в жены, а не просто соблазнил своими поэтическими глупостями?! — вскричал Томас, сверкнув глазами.
Из полумрака выступила Теса и, вскинув голову, произнесла:
— Конечно же! Я тоже свидетельница, и если у сэра Томаса возникнут очередные сомнения, я готова верхом скакать до Рило, чтобы доставить оттуда цистерцианца, освятившего их союз!
Молодой аристократ разом утратил боевой пыл, внезапно в нём проснувшийся.
— Ты удовлетворён, Томас? — спросила Памела.
— Вполне, — пробормотал он глухо.
И оба брата вновь приняли свой обычный — молчаливый и немного озадаченный — вид.
Сам же лорд Роберт Гисборн был настолько доволен избранником дочери и тем, что его род сможет наконец выбраться из нищеты, что немедленно отправил Тесу за уже устроившимся на ночлег камердинером. По случаю брака Памелы, о чём он объявил всем слугам, в замке решено было устроить пир, открыть бочки с элем и зажарить лучших поросят.
Разбуженные слуги занялись приготовлением ужина. В ту минуту, когда Морис уже приближался к обители, в трапезной замка Гисборна старый лорд и его люди угощались разнообразными блюдами, празднуя брак леди Памелы.
Получив отказ у стен Норема, Филипп и его воины, утомлённые путешествием по Йоркширу, возвращались обратно. Несколько раз им пришлось делать остановки, потому что и лошади, и всадники выбились из сил. Филипп пребывал в ярости и, хоть и испытывал усталость, так ни разу и не сомкну глаз. Бродя возле лежащих на свёрнутых плащах арбалетчиков, он вспоминал войну во Франции и свой отряд, который так же, как и сейчас, устраивал стоянки под открытым небом, среди луж и грязи. Образ Рэндалла, так похожего на короля Эдуарда, и мысль о том, что в его жилах течёт кровь Монтгомери, сводили Филиппа с ума. К ревности, которая вконец измучила рыцаря, добавились опасения, что Рэндалл, раскрыв своё имя принцессе, со временем решится на соперничество не только в делах любви, но и власти.
«Он — Монтгомери, он — Плантагенет, и в нём обязательно закипит жажда власти, — рассуждал сэр Филипп. — А если и нет, он всё равно не простит мне тех оскорблений, коим я его подверг, и отомстит. Но я не отступлю перед этим бродягой! Я уничтожу Рэндалла, короля менестрелей. Зря он бросил мне вызов! Очень зря!»
К полуночи отряд Филиппа добрался до Спрингроузеза. Лошади ступали по скользкой грязи. Направляясь к подвесному мосту, рыцарь сразу заметил, что тот опущен, а ворота распахнуты.
— Кажется, в замок пожаловали гости, — хмуро бросил он своим людям.
Ни арбалетчики, ни стража, следуя за ним, не задавали ему вопросов, но и у них роились подозрения, что прибытие посторонних в Спрингроузез связано с заточением кузена сэра Филиппа.
Ничем не выдавая тревоги, бушевавшей внутри, владелец замка во главе отряда иноходью проехал по мосту и, миновав короткий каменный туннель, ведущий от въезда с моста через ворота, въехал во двор. Там к нему подошли конюхи и оруженосец, который придержал стремя.
— Кто прибыл в Спрингроузез? — осведомился Филипп.
— Сэр Ральф де Монфор, — ответил юноша. — Его сопровождают рыцари из свиты короля Ричарда. Они приехали час назад и спрашивали о вас.
— Зачем вы впустили их в мое отсутствие, тупицы? — воскликнул сэр Филипп, отвесив оруженосцу пощёчину. — Кто вам разрешал?
— Мы не могли отказать ему, — возразил юноша, держась за щёку. — У него приказ от короля Англии, милорд.
Филипп понял, что де Монфор прибыл в Спрингроузез из-за Рэндалла. Стараясь держать себя в руках и не показывать закипевших чувств, он взбежал по ряду полукруглых ступеней в замок. Ему попадались на глаза посторонние — это были рыцари и оруженосцы из свиты его величества. Некоторых из них Филипп встречал при дворе. Они о чём-то беседовали друг с другом, иногда их разговоры прерывались смехом. Навстречу ему двинулся сэр Ральф де Монфор, отделившись от группы собеседников. Без железных доспехов, но с длинным мечом, убранным в ножны и висящим у него за спиной, с копной чёрных кудрей, в котарди с капюшоном и в плаще, он подошёл к владельцу замка. Заглянув в его большие серые, очень светлые глаза, сэр Филипп обнаружил в них так много решимости и отваги, что сразу догадался, в какого яростного и непримиримого врага он превратил Ральфа де Монфора. До появления Рэндалла при дворе сэр Филипп почти не замечал потомка великой графини де Монфор, считая его пустым балагуром и незадачливым влюблённым, который умел лишь сочинять песни и давно забыл, что такое тяжесть меча в руке. Назначение сэра Ральфа предводителем королевского отряда свидетельствовало о расположении Ричарда к рыцарю.
— Вы ищете своего жонглёра, милорд? Его нет в Спрингроузезе, и я охотно позволю вам обыскать каждый угол, — сказал Филипп.
— Сдаётся мне, вы отвезли его в другое место или уже убили, — ответил сэр Ральф. — Сюда едет его величество, и если вы виновны в казни Рэндалла, я вам не завидую.
— Если сюда едет король, я распоряжусь приготовить для него лучшую опочивальню и устроить пир, — заявил Филипп.
— Он едет в Спрингроузез, чтобы найти Рэндалла.
— Я уже говорил вам, милорд, что Рэндалла здесь нет. Он сбежал. Не без помощи, правда, одного из моих оруженосцев.
— Пригласите оруженосца для беседы.
— Это невозможно, милорд Ральф, — расхохотался сэр Филипп. — Негодяй у меня уже не служит. Я выставил его из замка, как только узнал, что он замешан в побеге.
С этими словами Монтгомери вознамерился подняться к себе, но Ральф встал у него на пути.
— Куда вы ездили, милорд? Я ведь вижу, что вы возвратились в Спрингроузез из дальнего путешествия. Где вы были?
— Я искал своего кузена, — насмешливо ответил Филипп. — И, представьте, нашёл. Но мне не удалось вытащить его из его нового укрытия.
— Что же это за место?
— Я расскажу обо всём только королю Ричарду — единственному господину, коему служу. А теперь прочь с моего пути! — грубо оттолкнув Ральфа, Филипп приблизился к винтовой лестнице.
— Уверен, наступит час, когда мы схлестнёмся с вами в поединке, сэр, — глухо произнёс вслед ему Ральф.
— Признаться, я тоже в том уверен, хотя ранее видел в вас человека, не более доблестного, чем шут.
Заскрежетав зубами от возмущения и кипевших в нём страстей, сэр Ральф чувствовал, что Филипп ему не лгал. Подавив до поры оскорблённое самолюбие, он решил утешиться тем, что Рэндалл сумел-таки сбежать и даже укрылся в не доступном для Филиппа месте.
Оставив разговор с несколькими слугами Спрингроузеза, узнавшими среди прибывших в замок «гостей» папашу Терри, менестрель спросил у Ральфа:
— Скажи, лорд пощадил моего сына?
— Рэндалл сбежал, — молвил сэр Ральф. — И Филипп ездил на его поиски, но безуспешно.
— Я знал, что Рэндалл сумеет вырваться! Он всегда был очень умён! Где он скрывается сейчас?
— Монтгомери не ответил, — сказал Ральф. — Хочет открыть это только королю. Для тебя же лучше держаться возле меня: наверняка среди сторонников Филиппа отыщется немало тех, что будут охотиться за тобой.
Папаша Терри согласился, хотя Филипп, узнав, что менестрель уже рассказал обо всём Ричарду и даже был узнан челядью Спрингроузеза, не видел нужды в расправе над ним.
Филипп решил действовать иначе. Он счёл верным шагом использовать происхождение Рэндалла, чтобы настроить Ричарда против него.
— Я обвиню его в измене Англии! — с яростным блеском в глазах прошептал он, садясь в удобное кресло с мощными подлокотниками. — Он ищет поддержки у обвинённой в измене принцессы, а замок Норем стоит на границе с Шотландией. Я обвиню Рэндалла в том, что он сошёлся с шотландцами — врагами королевства Английского, и при их поддержке жаждет заполучить престол Ричарда!
Идея так воодушевила Филиппа, что приезда короля он уже ждал с нетерпением.
— Хьюго! Хьюго! Сюда! — позвал он.
На его крик в дверь проскользнул рыжий, коренастый слуга:
— Что вам угодно, милорд?
— Я хочу вина, тупица, и хочу знать, где мой Хьюго! — проговорил Филипп.
Слуга замялся:
— Хм! Милорд, но Хьюго Бэнкса нигде нет. Он ушёл позавчера из замка, и с тех пор его никто не видел.
— Тогда ты принесёшь мне вина и приготовишь постель, — распорядился Филипп. — Иди и поторопись!
— Да, милорд, — ответил слуга, исчезая.
Поднявшись, Филипп обошёл свою небольшую, с высоким потолком, опочивальню. В не закрытое ставней окно тянуло холодным воздухом.
— Еще недоставало, чтобы Хьюго ослушался меня и пустился на поиски менестреля, который сам явился в мой замок, — пробормотал он.
Вошёл слуга, держащий кувшин с вином. За ним в дверях возник оруженосец.
— Я пришёл позаботиться о ваших доспехах, — сказал он.
— В замке уже ложатся спать? — спросил Филипп, позволяя ему заняться латами.
— За исключением сэра Ральфа: он всё ещё обыскивает замок. Он верит, что пленник сбежал, но рыщет вокруг из осторожности.
Сэр Филипп ничего не ответил. Он был убеждён, что как только прибудет король, ситуация сложится в его пользу.
Ступая по вязкой грязи, скользя по ещё не растаявшему льду, Хьюго Бэнкс продолжал путь к Лондону. Он вёл за собой лошадь из конюшни сэра Филиппа, держа её под уздцы. Весь предыдущий день Хьюго ехал верхом, безжалостно пришпоривая лошадь, и теперь она едва переставляла ноги. К вечеру Хьюго намеревался устроить где-нибудь в чаще ночлег и зажарить на костре двух подстреленных из лука тетеревов. Он уже миновал границу Йоркшира и следовал теперь едва заметными звериными тропами по поместьям провинциальных баронов, стараясь не попадаться на глаза их стражникам или вилланам.
Кутаясь в серый кугель с пелериной и грубую куртку, проваливаясь в ещё не растаявший снег, Хьюго шёл к югу королевства, в Лондон. Сейчас его занимала только одна идея — разыскать и убить менестреля, который назывался папашей Терри.
— Милорд уже должен возвратиться в замок, — бормотал он на ходу. — И наверное, ему удалось заставить принцессу Джоанну выдать Рэндалла. В любом случае утверждения Рэндалла, что он сын короля, без доказательств старого менестреля будут неубедительны, и Ричард Английский, конечно, не поверит своему поэту.
Хьюго спустился со склона в овраг и побрёл по его впадине, придерживаясь выбранного направления.
Внезапно лошадь заржала и попятилась, отказываясь следовать дальше.
— Ты чего встала как вкопанная? — заорал Хьюго в бешенстве, но затем вгляделся в сумеречное пространство, лежащее впереди. Однако ничего подозрительного не увидел.
Где-то вдали чуть различимо запел рог. Протяжный низкий звук подхватили другие, и Хьюго сообразил, что за холмами проходит охота барона, которому принадлежал край. Он увёл лошадь в густой кустарник и, укрывшись в ветвях, прислушался. Звуки рожков и заливистый лай собак становились громче. Охота продвигалась в направлении оврага. Хьюго Бэнкс затаился, надеясь остаться незамеченным.
Спустя несколько минут на вершине оврага показалась скачущая во весь опор кавалькада. Визгливый лай собак, преследующих зверя, звучал уже совсем рядом.
— За ним! Вперёд! Вперёд! — слышались возгласы. Вновь затрубили рога.
Хьюго насторожённо глядел вслед стремительно пронесшимся всадникам. Встреча с ними была для него равноценна встрече с врагами: рыцари в доспехах приняли бы его за обыкновенного разбойника или беглого преступника, прячущегося от правосудия во владениях их хозяина.
Дождавшись, когда топот лошадей, лай и возгласы смолкли, Хьюго осторожно выбрался из своего укрытия.
— Идём же! — приказал он лошади, вскочив в седло, но та продолжала прядать ушами и дрожать.
Недоумевая, Хьюго осмотрелся по сторонам. На дне оврага, в нескольких шагах от него стоял огромный, разъярённый вепрь. На его холке топорщилась щетина, с загнутых клыков капала слюна. Спасаясь от преследователей и пробежав не одну милю, он хрипел и не спускал свирепых глаз с Хьюго, словно именно в нём опознав своего обидчика. В боку зверя зияла рваная рана, оставленная собачьими зубами, из неё на снег густо стекала кровь.
Хьюго начал медленно стягивать с плеча лук, но тут лошадь взвилась и, ломая ветви, бросилась прочь.
— Презренная тварь! — воскликнул Хьюго, выронив от неожиданности оружие. Вепрь, взревев, кинулся в погоню.
— Сэры! Сэры! — кричал Хьюго, с трудом удерживаясь в седле. — Кто-нибудь! На помощь!
Лошадь взбиралась по склону оврага, и Хьюго видел, что вепрь, истекая кровью, постепенно оставляет попытки настичь их.
— Сэры! Милорды! — звал он, слыша отдалённый гул конницы и лай собак, вновь почуявших вепря.
Бедную лошадь ужас подгонял всё больше, и Хьюго, не удержавшись в седле, рухнул на землю и затих.
Собачий лай приближался. К краю оврага скакали люди.
Свора борзых бросилась в кусты, преследуя вепря. Утратив остатки сил, раненый зверь, однако, развернулся, готовясь к драке.
Всадники спустились в овраг и почти сразу увидели человека со сломанной шеей.
— Дай мне арбалет, Джон, — холодно приказал немолодой рыцарь с поднятым забралом.
В ту минуту, когда собачья свора уже готова была налететь на вепря, стрела, пущенная рыцарем, вонзилась ему в горло. Поверженное животное тяжело завалилось на бок.
Подъехав к телу Хьюго, немолодой рыцарь вздохнул:
— Боюсь, мы опоздали. Этот путник уже мёртв.
— Как вы поступите с трофеем? — спросили слуги.
— Доставьте тушу в замок, я лично буду её свежевать, — распорядился рыцарь.
Слуги поволокли вепря к замку. Охотники следовали за ними, оживлённо обсуждая подробности схватки.
На Хьюго никто более не обращал внимания. Он так и остался лежать со сломанной шеей на дне оврага.
Прошло около суток, и мимо места, где произошла трагедия с Хьюго, случилось проехать Ричарду в сопровождении свиты. Выполняя обещание, данное Ральфу де Монфору, правитель Англии направлялся в Йоркшир, в замок Спрингроузез.
Весеннее солнце искрилось на остатках снега, отражаясь в огромных грязных лужах.
Ричард II путешествовал без венца, он был в котарди, плаще и перчатках. Ловко ездить верхом его обучил один из лучших английских рыцарей — сэр Саймон Беркли. Это и удержало его в седле, когда из оврага на обочину выскочила взнузданная породистая лошадь. Взмыленная и без наездника, она дрожала от страха. Скакун Ричарда встал на дыбы, но король легко усмирил его.
— Любопытно, как оказалась лошадь из конюшни сэра Филиппа столь далеко от его замка? — проговорил Генри.
Ричард не разделял его любопытства, стремясь как можно быстрее добраться до Спрингроузеза. Генри натянул узду, и отряд вновь пустился в дорогу. Но через несколько шагов опять остановился.
Один из арбалетчиков короля, застыв на краю оврага, указывал вниз:
— Сэры! Сэры! Взгляните туда!
Подъехав к нему, Ричард бросил взгляд на дно оврага и сразу увидел распластанное тело. Голова несчастного была неестественно вывернута, лицо было обращено к склону.
— Хьюго Бэнкс, — мрачно пробормотал король, не без труда узнав слугу сэра Филиппа.
Ему стало дурно. Испытывая тошноту, он развернул лошадь и пришпорил её. Свита последовала за Ричардом.
Генри был бледен, как и его кузен. Он не любил Хьюго, но гибель слуги показалась ему поистине ужасной. Он, правда, не мог понять, что понадобилось Хьюго в этих краях, одному, да ещё и так далеко от Спрингроузеза. За месяцы службы у сэра Филиппа Генри узнал, что тот нередко использовал слугу для личных и весьма сомнительных поручений, и допустил, что, выполняя одно из них, Хьюго и сломал шею.
...Из стрельчатого входа замка высокого гостя вышли встречать сэр Ральф де Монфор, глава местных стражников и менестрель.
— Приветствую вас, ваше величество. Владелец замка ждёт вас с таким же воодушевлением, как и мы. Он сейчас спустится к вам, — сказал рыцарь и придержал Ричарду стремя.
— Вы выручили моего дядю Рэндалла из плена? — насмешливо спросил король.
— Его здесь нет, ваше величество, — поклонился де Монфор. — Он сумел сбежать от сэра Филиппа. Владелец Спрингроузеза занимался его поисками, когда я прибыл в замок.
— И он его нашёл, не так ли?
— Вам ли не знать сэра Филиппа?! Конечно, нашёл. Просто не сумел пленить повторно.
— Где же нынче мой любезный дядя?
— Вам лучше поговорить с сэром Филиппом, — ответил Ральф. — Граф заявил, что сообщит это только вам.
На пороге появился сэр Филипп, с блестящей цепью на шее и в длинном плаще. Приблизившись к королю, он преклонил колена.
Сняв перчатки, Ричард протянул ему руку для поцелуя. Могущественный вассал, стоявший перед ним, всем своим видом выражал полную покорность.
— Прекрасно! — усмехнулся Ричард. — Значит, вы, милорд, намерены говорить о моем дяде Рэндалле только со мной?
— Да, ваше величество.
— А вы осознаёте, что, взяв его в плен, угрожая ему казнью и зная, кем он является, вы совершили преступление?
— Прошу меня простить, ради моей былой верности.
— Я вас прощу, но наказание вы должны получить. Вас можно было бы заключить в Тауэр, вздёрнуть, четвертовать, но я всего лишь запрещу вам бывать при дворе, — сказал король. — Отныне вы не вправе появляться в моих дворцах — Вестминстере, Элтоне и других. Боюсь, мой дядя не сможет чувствовать себя в вашем присутствии раскрепощённо. Вы нанесли ему слишком ужасные оскорбления.
Заметив торжество в глазах сэра Ральфа и папаши Терри, Филипп крепко сжал руку короля.
— Выслушайте же меня, ваше величество! Если уж я не могу появляться при дворе, этого тем более не должен делать Рэндалл! — быстро заговорил он. — Я виновен пред вами лишь в том, что взял в плен вашего дядю, но он виновен в куда более мерзком грехе — в измене!
— Измена? — переспросил ошарашенный король.
— О да, милорд! Измена! Идёмте же в замок, где я только вам одному поведаю о том, на что пошёл ваш дядя, узнав от болтливого менестреля о своём происхождении.
Всё это время Монтгомери стоял на коленях, не выпуская из рук пальцы короля. Ричард, в силу возраста ещё не успевший познать всю глубину человеческого коварства, с интересом внимал ему.
— О какой измене ты говоришь, Филипп?! — вскричал сэр Ральф, первым придя в себя. — Не верьте ему, ваше величество!
— Отчего же? — глаза короля холодно сверкнули. — Филипп служил мне и моему отцу много лет. Почему я не должен ему верить? Идёмте в замок, Филипп. Встаньте с колен. Я жажду вас выслушать. — И Ричард направился в замок, оставив былых союзников во дворе.
— Вам известно, где ваш слуга Хьюго Бэнкс? — спросил он у Филиппа.
— Хьюго? Он исчез из замка несколько дней назад. А что?
— Мы видели его по пути из Лондона. Думаю, вам придётся искать другого слугу для тайных поручений. Хьюго сломал шею, упав с лошади.
— Жаль! — нахмурился Монтгомери. — Трудно будет найти столь же достойного слугу...
По крутой винтовой лестнице, стены которой озарялись чадящими факелами, они поднялись на стену. Здесь Филипп мог беспрепятственно убедить Ричарда во лжи, которую заранее подготовил.
Море шумящего леса лежало слева от Спрингроузеза. С противоположной стороны виднелись над деревней струйки сизого дыма от разведённых во дворах очагов. А далее лежали уже тёмные поля, где начинались весенние крестьянские работы.
— В чём же заключается измена Рэндалла Монтгомери? — осведомился Ричард, проведя ладонью по шершавой поверхности стены.
— Ваша мать, принцесса Уэльская, приняла его в Нореме, — сказал Филипп. — Но не в этом кроется мерзкая измена, мой король. Думаете, Рэндалл явился в Норем, чтобы только испросить у неё и у сэра Саймона Беркли защиты и людей для путешествия по Йоркширу? Нет. Ему было известно, что в Нореме охрана малочисленна и необходима им самим для отпора разбойничьим шайкам. Он отправился туда, чтобы искать поддержки у шотландцев! Узнав, что его отцом был король Эдуард, и понимая, что законно ему никогда не стать государем, он решил захватить престол Англии преступно, объединившись с шотландцами.
— Вы уверены в том, что говорите? Обвинения в измене отвратительны, милорд! — пробормотал Ричард.
— Если вы сомневаетесь, мой король, предлагаю вам самому, без меня, так как моё присутствие вряд ли понравится вашей матери, завтра же отправиться в Норем и допросить принцессу и Саймона Беркли. Перед вами они не посмеют отпираться и сознаются в союзе с этим негодяем.
— Но возможно ли, чтобы моя мать участвовала в заговоре против меня? Я отдалил её от двора, но никогда не предполагал, что она согласится свергнуть меня. — Король с сомнением смотрел на сэра Филиппа.
Воспользовавшись его растерянностью, рыцарь продолжил:
— Я тоже не верю, что она согласилась бы на такую низость. Вполне вероятно, что, пользуясь её расположением, Рэндалл упросил принцессу устроить ему встречу с Робертом Шотландским. Она могла даже не подозревать, что её втягивают в заговор против вас.
Облокотившись о каменный выступ, Ричард размышлял. Здесь, на высоте стены замка, особенно ощущалась весенняя прохлада. Он подышал на пальцы, чтобы согреться.
— Я думал, что вы приметесь отрицать происхождение Рэндалла или свою вину, — сказал он.
— Для чего? Нет, мой король. В Рэндалле кровь Плантагенетов, кровь Монтгомери. Я хотел казнить его, потому что он похитил у меня любовь женщины. Но теперь и вы, я уверен, решите казнить его, ведь он готов похитить у вас престол! — с жаром произнёс сэр Филипп.
— Я ещё ничего не решил! — возразил король. — И полагаю, что вас могли ввести в заблуждение относительно Рэндалла.
— Возможно, он ещё в Нореме, — сказал сэр Филипп. — Поезжайте на границу с Шотландией и попытайтесь встретиться с ним. Если он ещё не у Роберта Шотландского, вы всё сможете узнать сами.
— Но я не верю, что Рэндалл, весёлый балагур и изящный поэт, мог возжелать власти! — воскликнул Ричард. — Он вовсе не такой!
— О, вы многого не знаете, ваше величество! Иногда мятежи устраивают люди, которым, казалось бы, вовсе не свойственна жажда власти, — притворно вздохнул Филипп. — К примеру, Норфолк, прибывший в Спрингроузез, много лет считался всего лишь опальным изгнанником, а он тем не менее готовил захват моего замка.
— В ваших речах много истины, милорд, — мрачно ответил Ричард. — Я вынужден с вами согласиться. Слишком много происходило в окружении монархов случаев, когда самые миролюбивые и талантливые их подданные становились на путь измены.
— Ко всему прочему, позвольте заметить, вы ошибаетесь, считая, будто Рэндаллу несвойственно стремление к власти, — обрадовался поддержке Филипп. — Всё-таки он — отпрыск короля. Ещё недавно никто и не ведал о ничтожном менестреле, который с приёмным отцом бродяжничал и выступал в феодальных замках. А потом он случайно подружился с рыцарем де Монфором, воспользовался его слабостью к музыке, пристроился к нему жонглёром и — в итоге оказался при дворе! Благодаря своему, безусловно, блистательному умению владеть словом, он расположил рыцарей, вельмож и... вас. И, конечно, вы не устояли, хотя я, ещё не зная, кто он, предупреждал вас о его дерзости. Он разбогател, отнял у меня возлюбленную, сумел сбежать из моей темницы, заморочив голову одному из моих тупиц-оруженосцев, и вот ему уже нужен престол королевства!
Резко развернувшись, с непроницаемым, холодным взглядом, приобретя вновь былую сдержанность, которой научил его сэр Саймон Беркли, Ричард зашагал к винтовой лестнице, ведущей со стены вглубь замка.
— Хорошо, что вы по-прежнему остаётесь мне верным, — сказал он Филиппу. — Оставайтесь в Спрингроузезе. Завтра вы не будете меня сопровождать, поскольку в любом случае несёте наказание за свой проступок. Даже предательство Рэндалла не оправдывает содеянного вами, ведь вы похитили и держали в заточении дядю короля Англии, подвергая его пыткам и оскорблениям.
Сэр Филипп не возражал.
Он прекрасно понимал, что король отменит наказание, как только найдутся любые, пусть мизерные, доказательства измены Рэндалла. Об этих доказательствах сэру Филиппу и следовало побеспокоиться в первую очередь.
Ухмыльнувшись своим мыслям, рыцарь устремил взор на простиравшиеся далеко вокруг владения. Ему всё же удалось обратить тайну Рэндалла и визит короля в свою пользу! Соперники недооценивали его.
На восходе свита Ричарда Английского, куда он не включил ни Ральфа де Монфора, ни Генри, отбыла из Спрингроузеза на север.
Ральф, невзирая на просьбы и даже мольбы сопровождать короля, получил от того грубый отказ. Не доверил ему Ричард и свой отряд: теперь он видел в де Монфоре исключительно сообщника Рэндалла и такого же изменника.
Генри, успевший поступить на службу к Ральфу, решил отправиться с рыцарем в Кент. Там сэр Ральф должен был ждать возвращения Рэндалла в Англию, туда же пригласил и папашу Терри. Рыцарь очень хотел быть полезным Рэндаллу, но неожиданно оказался совершенно бессилен помочь другу. Между тем он по-прежнему жаждал, чтобы Рэндалл вновь блистал своим острословием при дворе, а песнями развлекал друзей и в их феодальных замках, и в Кале — на Празднике Любви.
Думая о коварстве сэра Филиппа, Ральф негодовал. Ему так и не удалось узнать, какую ложь сэр Филипп измыслил о его друге, но когда король Ричард, спустившись со стены, удостоил его хмурым взглядом, рыцарь догадался, что ложь удалась и Рэндаллу вновь угрожает опасность. Сэр Ральф не понаслышке представлял, как поступят с Рэндаллом, если лжецу удастся чем-либо подтвердить свой навет.
Ральф ломал голову, как выручить друга, но король Ричард приказал ему, под угрозой заточения в Тауэр, немедленно отбыть в Кент. Ослушаться значило действительно попасть в тюрьму и тем самым окончательно лишить Рэндалла своей поддержки. И де Монфор повиновался, решив, что сумеет защитить друга позже, если тому вдруг не удастся договориться с королём самому. Утешало рыцаря и то, что враг и соперник Рэндалла — граф Монтгомери — также получил приказ не покидать поместья.
Ранним утром, в лучах слабого, серого солнца, пробивающегося сквозь тучи, сэр Ральф, его оруженосец Генри и менестрель верхом на лошадях оставили замок Филиппа. Они держались направления к графству Кент, намереваясь провести в пути несколько дней. К этому времени король должен был уже не только достичь Норема, но и встретиться с Рэндаллом.
Днём ранее, в полдень, среди скал и полей, лежащих вдоль Твида, показался одинокий всадник. Копна его грязных волос прикрывала плечи, а висящий за плечами меч в украшенных опалами ножнах давал понять всякому, что он воин. На всаднике был клетчатый килт, сапоги со шпорами и плащ, на поясе болтался притороченный рог.
Поднявшийся на башню Рэндалл безошибочно узнал в ездоке возвращающегося из Шотландии Дункана Маккензи. С трепещущим от волнения сердцем он сбежал вниз, где и встретил шотландского дворянина.
Торопливо подойдя к лошади Маккензи, он взял её под уздцы.
— Как твой король отнёсся к моей просьбе, Дункан? — нетерпеливо спросил он.
Расхохотавшись, Маккензи спрыгнул с лошади.
— Роберт Шотландский весьма удивился, узнав, что у короля Эдуарда есть незаконный сын, который почти тридцать лет считался обыкновенным менестрелем. Он согласен дать своих людей для твоей защиты, они проводят тебя в Лондон, — ответил рыцарь.
— Ты мог бы привезти их с собой в Норем, — заметил Рэндалл.
— Король готов дать их тебе, а не мне. Если бы я сам взял отряд и повёл к Норему, он мог бы заподозрить меня в разбойных намерениях, — возразил Маккензи. — К тому же Роберту очень любопытно самому услышать благородные речи из уст сына того, кто притеснял мой народ. В общем, милорд Рэндалл, тебе нужно собираться в Стерлинг. Я лично познакомлю тебя с моим господином.
Воспользовавшись тем, что Маккензи соблаговолил перекусить со стражниками, готовящими тушу свиньи прямо во дворе, под открытым небом, Рэндалл скрылся в башне. Поднявшись по серой мрачной винтовой лестнице, он постучал в не менее мрачную дверь, испросив дозволения войти.
Сидя у окна в парчовом узком платье, тесно облегающем руки, талию и бёдра, принцесса Уэльская занималась рукоделием — изготовлением гобелена. Тяжёлые косы спадали вдоль стройной спины. Молчаливая невзрачная служанка работала над чем-то в углу.
— Прибыл Маккензи, кузина, — взволнованно проговорил Рэндалл, — и мне предстоит поездка в Стерлинг, к королю Роберту.
Плавно обернувшись, принцесса внимательно посмотрела на него раскосыми светлыми глазами.
— Поезжай, милорд Монтгомери, — ответила она. — Я буду рада, если Роберт Шотландский предоставит тебе своих людей.
Рэндалл немного поколебался, взглянув на служанку, но потом всё же подошёл к креслу принцессы и преклонил пред ней колена.
— Ещё раз благодарю, миледи, — дрогнувшим голосом произнёс он. — Я сдержу своё обещание: как только прибуду к английскому двору, непременно постараюсь убедить Ричарда позволить вам возвратиться ко двору!
Протянув руку, унизанную крупными кольцами, Джоанна погладила Рэндалла по щеке.
— Бедный менестрель! Тебе выпало столько испытаний, а ты по-прежнему не утратил великодушия, коим славна была и Великая Любовница, — сказал она. — Мой сын — жестокий, алчный отрок, но, надеюсь, ты сумеешь примирить меня с ним. Я люблю его, и мне вдвойне больнее, что он отправил меня в изгнание лишь из-за моих чувств к Уоту Тайлеру.
— Но вы же догадываетесь, миледи, что сэр Филипп, воспользовавшись тем, что вы укрываете меня в своём замке, может вновь разжечь гнев короля против вас и сэра Саймона? — спросил Рэндалл.
— Я думаю, ты сможешь переубедить Ричарда, — улыбнулась принцесса.
Встав с колен, Рэндалл поклонился ей и проследовал к выходу. Служанка даже не подняла глаз, когда он проходил мимо. Казалось, что визиту Рэндалла к её госпоже она не придала ни малейшего значения.
Оказавшись в отведённой для него в Нореме комнате, Рэндалл повесил на пояс ножны с убранным в них мечом и подошёл к отрытому окну. По небу неслись серые, густые тучи. Вокруг замка лежали погружённые в сизый сумрак равнины и таяли в прозрачной мгле далекие цепи шотландских скал.
Тропы, проложенные пешими и всадниками от рва, окружавшего Норем, петляли среди выступов, спускаясь к равнинам и густым лесам. По этим тропам Рэндаллу Монтгомери предстояло пуститься в глубины враждебной Шотландии. Он вышел из комнаты и спустился во двор.
Конюхи окружили поджидавшего его Маккензи, оживлённо о чём-то с ним беседуя и держа под уздцы взнузданного скакуна для Рэндалла. Рядом стоял сэр Саймон Беркли.
— Я знаю о твоём разговоре с принцессой, — сказал он Рэндаллу. — Я бы и сам поехал с тобой, но не могу оставить Джоанну Уэльскую одну.
— Не стоит волноваться за кузена леди Джоанны! — засмеялся Дункан Маккензи. — Я изучил Шотландию лучше, чем папа римский латынь, поэтому отведу милорда в прекрасный замок Стерлинг самым близким путём!
— Я доверяю тебе, великий шотландец, — ответил Рэндалл, вскакивая в седло.
Стражники открыли ворота и опустили подвесной мост через ров.
До наступления сумерек Рэндалл и Маккензи должны были проделать немалую часть пути до Стерлинга, а заночевать предполагалось под открытым небом возле холодного залива. Рэндалл не испытывал страха перед скалами, ветрами и труднопроходимыми дебрями Шотландии. К Маккензи он чувствовал искреннее расположение, но понимал, что далеко не все шотландцы столь же гостеприимны и дружелюбны. И ещё его воодушевляла мысль о Памеле, женщине, из-за которой он отважился пойти против самого могущественного рыцаря Англии. Думая о своём возвращении ко двору и скором воссоединении с Памелой, он ощущал решительность и твёрдость.
Всадники спустились к осыпающейся тропе, что вилась между скалами. Солнце тускло проглядывало сквозь серые тучи.
Норем уже исчез за грядой холмов. Лошадь Маккензи, следовавшая впереди Рэндалла, превосходно знала здешние края. Отпустив поводья, Дункан позволил ей свободно идти по тропе, лишь изредка легко дотрагиваясь до её боков шпорами. Достав рожок, он поднёс его к губам, и полилась мелодия, много веков назад сложенная шотландцами, впитавшими свободолюбие и страстность своего народа.
И Рэндалл, направляясь за Дунканом верхом на смирной лошади и внимая льющейся музыке, не мог не разделить восторга своего спутника — ведь он и сам был менестрелем.