Батальоны идут на запад

Между тем. подразделения полка уже выдвинулись в назначенные им районы: батальоны Мыльникова и Грязнова - в первый эшелон боевых порядков, батальон Чистякова - во второй. Подходила и приданная нам артиллерия.

На открытой этой местности, с редким и низкорослым кустарником, даже наша пехота разместилась с трудом. Хорошо еще, что ближе к полудню повалил густой мокрый снег, скрывший передвижение войск от наблюдателей противника.

Труднее было с артиллерией, предназначенной для стрельбы прямой наводкой. Чем ближе придвинешь ее к обороне противника, тем более эффективным будет ее огонь. Но, с другой стороны, и противнику легче будет с ней бороться. Тут успех или неуспех действий артиллеристов во многом предопределяет удачный выбор огневых позиций, их маскировка. А выбирать нам практически было не из чего. Огромная, с редкими кустиками и слабым снежным покровом луговина - вот и все, чем мы располагали для размещения артиллерии, предназначенной для использования на прямой наводке: 578-го истребительно-противотанкового полка, 13-го гвардейского истребительно-противотанкового дивизиона, 1-го дивизиона 6-го гвардейского артполка. Поэтому артиллеристам пришлось приложить все силы и умение, чтобы более или менее скрытно разместиться на этой луговине. Правда, в тылу у нас находился лесной массив, но он отстоял на 2-2,5 километра от переднего края противника, то есть был уже вне пределов дальности стрельбы прямой наводкой. Там размещались поддерживающая нас тяжелая артиллерия и два дивизиона реактивных минометов - "катюш".

Низменная местность не давала сколько-нибудь приличного обзора ни артиллерийским, ни стрелковым командным и наблюдательным пунктам. Мне, например, пришлось свой НП оборудовать на отлете, на правом фланге полка, так как только отсюда можно было наблюдать за полем боя.

Во второй половине дня я уже прочно обосновался на этом наблюдательном пункте и отсюда ставил боевые задачи вновь прибывшим артиллерийским командирам. С одним из них произошел казус. Он доложил мне, что его армейский артполк на подходе, просил указать район огневых позиций и поставить задачу на артподготовку.

- Сколько у вас снарядов?

- По три-пять снарядов на орудие.

- И все?

- Все.

- А когда подвезут? Он пожал плечами:

- Не знаю.

Такое равнодушие меня покоробило.

- Как же я поставлю вам задачу, если ваш полк не имеет боеприпасов, чтобы ее выполнить?

- Должно быть, подвезут, - ответил он.

Стараясь остаться сдержанным, я сказал ему, что лишнее "железо" в полосе наступления мне ни к чему, что, когда он получит боеприпасы, тогда и поговорим о конкретной боевой задаче. Он ушел, а вскоре мне позвонил командарм генерал Ф. И. Толбухин.

- Не любите артиллерию, товарищ Попов? - спросил он.

Сперва я несколько опешил, потом вспомнил давешний инцидент.

- Говорят, гоните прочь артиллерийских командиров? - продолжал он. - В чем дело?

Я доложил Федору Ивановичу о наших трудностях с размещением артиллерии на огневых позициях, о том, что армейский полк прибыл практически без боеприпасов.

- Ладно, разберемся. А вообще вы правильно сделали, - закончил разговор командарм.

Час спустя по его распоряжению прибыл к нам другой армейский пушечный полк, хорошо снабженный боеприпасами. Его командир тут же получил задачу.

Подготовка к штурму Черенчиц шла полным ходом. Вслед за нами, вторым эшелоном, должен был наступать 16-й полк майора Ф. М. Орехова, за ним, третьим эшелоном дивизии, - 11-й полк майора Н. В. Оленина.

В ночь на 13 марта саперы приданного нам 3-го гвардейского саперного батальона приступили к устройству проходов в проволочных заграждениях и минных полях, прикрывавших вражеские укрепления в Черенчицах. Руководил этой опасной работой полковой инженер старший лейтенант В. М. Ваганов, - который в темноте с первой группой саперов прополз по льду через Ловать. У него имелись полные и точные данные об инженерных заграждениях в Черенчицах. Данные эти, как и сведения о силах и средствах врага, были получены совокупными действиями всех видов разведки и всех разведывательных инстанций, в том числе дивизионной и армейской.

Уже в сумерках мы собрались в штабе полка. Заслушали доклады командиров, ответственных за различные вопросы подготовки к бою. Майор Терехин доложил, что коммунисты и комсомольский актив в подразделениях нацеливают личный состав на стремительный, как говорится, - на едином дыхании, бросок через Ловать, разъясняют, что задержка на открытом льду, покрытом полыньями от снарядов и мин, грозит срывом нашей атаки. Много внимания уделяется взаимной помощи при преодолении реки, заранее заготавливаются жердевые настилы и другие подручные материалы. После этого короткого совещания я отправился в батальоны, где уточнил с их командирами различные вопросы организации боя.

Наступило утро, восток посерел. Северо-западный ветер гнал по небу низкие тучи, снег все валил и валил. Возвращаясь на свой наблюдательный пункт, мы в снежной круговерти наткнулись на группу двигающихся цепочкой людей. Впереди шагал маленький автоматчик в белом маскхалате, за ним - три фигуры в немецких шинелях и шапках. Замыкал шествие еще один автоматчик. Им оказался разведчик рядовой Виктор Семенович Нужин, а первым автоматчиком был Володя Синев, пятнадцатилетний мальчик, усыновленный нашим полком. Оба они действовали в группе лейтенанта Китаева, которая еще вечером ушла во вражеский тыл.

Лесами и болотами разведчики вышли в район моста, что на реке Редье. На опушке леса, близ дороги из Черенчиц на Онуфриево, устроили засаду. Вскоре, на дороге появились трое фашистов. Разведчики внезапно предстали перед ними, скомандовали: "Руки вверх". Немцы и не пытались сопротивляться. Отправив Нужина и Синева с пленными в расположение полка, Китаев с оставшимися восьмью разведчиками остался в засаде. Пленные гитлеровцы помогли нам уточнить данные о группировке противника.

Часам к девяти метель стихла. В 12.30 грянула наша артиллерия. Фашистские батареи попытались было ответить, но вскоре замолчали. Шквал огня бушевал над вражеским опорным пунктом. В 15.30 я подал сигнал атаки. Взвились разноцветные ракеты, ударили "катюши", громкое "ура" разнеслось над полем боя. Батальоны Мыльникова и Грязнова бросились через Ловать. Первой выскочила из окопа на лед 9-я рота. Со своего НП я хорошо видел ее командира лейтенанта Н. П. Грибанова. Он смело вел бойцов к левому берегу. Рядом бежал младший лейтенант М. А. Сало - командир взвода управления полковой батареи. За ним едва поспевали связисты, на ходу сбрасывая с тяжелых железных катушек телефонный провод - связь с батареей.

А еще левее другие роты 3-го и 1-го батальонов, скользя, падая и снова подымаясь, упрямо двигались к дальнему крутому берегу, к Черенчицам. Вздымая воду и битый лед, рвались немецкие снаряды и мины, непрерывно стучали вражеские пулеметы. Я весь напрягся и лишь потом заметил, что делаю машинальные движения руками, как бы подталкивая подразделения: "Скорей!" Скорей! Нажмите, гвардейцы! Еще малость!..."

И гвардейцы 100-150 метров замерзшей Ловати преодолели одним броском. Однако под самым берегом, под крутизной, произошла какая-то заминка. Кричу в телефон Грязнову:

- Зачем стал? Вперед!

Сквозь грохот боя прорывается его баритон:

- Битый лед, полыньи. Грибанов идет вброд.

И верно, по грудь в воде пошли к берегу герои 3-го батальона. Высоко поднимая над собой тяжелые станковые пулеметы и коробки с боеприпасами, они передавали их по цепочке на берег. С нашей стороны их прикрыла огнем полковая батарея. Корректировал стрельбу младший лейтенант Михаил Сало. В первом своем бою, сразу попав в такую переделку, он смело шел в атаку вместе с пехотой, хладнокровно и точно направлял огонь орудий. Я для себя заметил: представить к награде.

Комбат-3 Грязнов доложил по рации:

- Все роты вышли на берег. Атакуем противника. Дайте огоньку.

Дали туда "огоньку" гаубичным дивизионом 6-го артполка. Вскоре 3-й батальон захватил часть первой траншеи на высоте севернее Черенчиц.

Первыми к вражеской траншее подошли бойцы отделения старшего сержанта П. Д. Ивчика - комсорга роты. Забросав противника гранатами, уничтожив в ближнем бою десяток гитлеровцев и двух захватив в плен, отделение овладело фасом траншеи. Успех Ивчика сразу же был использован командиром взвода лейтенантом П. К. Пупыниным. Он поднял бойцов в атаку, и вскоре комбат-3 уже докладывал мне, что эта ключевая позиция полностью очищена от фашистов, захвачены два пулеметных дзота. Кроме того, рота лейтенанта Грибанова захватила два закопанных в землю танка и, ворвавшись на позиции вражеской зенитной батареи, уничтожила ее расчеты.

Обходя Черенчицы с северо-запада, 3-й батальон выдвинулся к опушке леса, вдоль которой проходила вторая траншея фашистов. С этих позиций по роте Грибанова вели сильный орудийно-пулеметный огонь четыре дзота.

Так обстояли дела на правом фланге полка, когда солнце уже низко стояло над западным краем горизонта. На левом фланге 1-й батальон Мыльникова, успешно и почти без потерь преодолев Ловать, ворвался на северную окраину Черенчиц и стал продвигаться вдоль главной улицы села на запад, а также на юг, вдоль Ловати. Этим фланговым маневром он стремился как бы "смотать" оборону фашистов в южной части Черенчиц. Однако сделать это было непросто.

Дело в том, что гитлеровское командование, создавая в Черенчицах мощный опорный пункт - здесь находился целый пехотный полк, - основную массу огневых средств, орудий, минометов, пулеметов, сосредоточило в южной части сёла наиболее возвышенной, с крутым речным берегом и господствующими высотами в глубине.

Поэтому и мы, заранее выбирая направление удара, стремились развить наступление полка через северную часть опорного пункта, как менее насыщенную огневыми точками и естественными препятствиями. Поэтому и для атаки Черенчиц с севера я назначил 1-й батальон капитана Мыльникова - самого опытного из наших комбатов. Задача ему выпала наиболее трудная, как показали ближайшие же часы, именно здесь сосредоточились усилия и наши и противника.

Ворвавшись на северную окраину села, 1-й батальон втянулся в тяжелый уличный бой. Правда, определение "уличный бой" не совсем точно, ибо ни самого села, ни улиц не было. Еще в боях 1942 года Черенчицы сгорели дотла, а остатки изб, бревна и даже печные кирпичи фашисты использовали для оборудования своих дзотов, блиндажей и землянок. Короче говоря, в марте 1943 года Черенчицы представляли собой гористую, занесенную снегом, с едва приметными следами пожарищ местность. И каждый клочок земли, каждый склон оврага, каждый огород вдоль и поперек, прямо и косоприцельно - все простреливалось из фашистских дзотов и других огневых точек.

Когда Мыльников доложил по телефону, что батальон углубился в Черенчицы, что захвачено уже семь дзотов и три отдельных орудия, я решил перенести свой наблюдательный пункт к нему поближе, так как с восточного берега Ловати не было видно поля боя. Со штабными офицерами, разведчиками и телефонистами мы вышли на лед реки. Он был сильно поколот, чернел множеством воронок, трещин, разводьев. Вместе с нами, несколько правее, двигались через Ловать конные упряжки с орудиями полковой батареи. Старший лейтенант Киримов поторапливал батарейцев, они быстро и ловко перебрасывали сооруженные из подручных материалов настилы через битый лед и осторожно под уздцы проводили косящих глазами на воду коней. Артиллеристы спешили к западному берегу, чтобы поддержать наступающую пехоту огнем прямой наводки.

Выбравшись по крутому откосу к Черенчицам, мы нашли возвышенность с хорошим обзором поля боя, связались по телефону с батальонами. Капитан Мыльников доложил, что артиллерийско-минометный огонь противника прижимает подразделение к земле. Фашисты контратакуют 2-ю роту, угрожая расчленить батальон и выйти к берегу Ловати.

- Командир второй роты лейтенант Бондаренко тяжело ранен, я направил в роту своего замполита старшего лейтенанта Гнездова, - закончил Мыльников свой доклад.

Картина боя на участке 1-го батальона была хорошо видна с моего нового НП. Вражеская пехота перебежками накапливалась в Черенчицах, в овражках и лощинах, нацеливаясь на левый фланг мыльниковского батальона, на 2-ю роту. Если они ее сомнут и прорвутся к Ловати, пропадут все наши усилия.

Я приказал командиру артиллерийской группы майору И. Т. Пономареву немедленно сосредоточить огонь по контратакующему противнику. Приданная нам артиллерия ударила по скоплению пехоты. В бинокль хорошо было видно, как заметались на снегу гитлеровцы.

Уже после боя выяснилось, что, когда во 2-ю роту пришли, вернее, приползли под жесточайшим огнем противника старший лейтенант П. Г. Гнездов и наш контрразведчик капитан А. В. Антропов, положение здесь было критическим: лейтенант Бондаренко, как уже говорилось, был ранен, противник из трех дзотов вел сильнейший пулеметный огонь, его пехота, обходя роту с фланга, прижимала ее к крутому берегу Ловати.

Гнездов и Антропов, перебегая от одной группы бойцов к другой, собрали роту в кулак, организовали дружный ответный огонь. Фашистская атака была отбита, и замполит, не давая врагу опомниться, поднял людей в контратаку. Немецкий дзот преградил дорогу, пулеметные очереди запылили по снегу. Рота залегла. Тогда Гнездов со связкой гранат пополз к дзоту. Он был уже совсем рядом с амбразурой, когда получил сразу два тяжелых ранения. Собрав последние силы, герой швырнул связку гранат в амбразуру. Дзот смолк. Подоспевшие бойцы уже не могли ничем помочь своему отважному замполиту - он умер у них на руках. А в разрушенном дзоте лежало двенадцать трупов, среди них - командир батальона 38-го немецкого егерского полка и два штабных офицера.

После гибели Павла Григорьевича Гнездова командование ротой принял капитан Антропов. Он руководил боем до прибытия заместителя комбата по строевой капитана М. И. Сиротина. Положение стабилизировалось, но противник, опираясь на два пулеметных дзота и закопанные в землю танки, продолжал удерживать за собой ключевую позицию на высотах. Я направил к комбату Мыльникову две трети своего резерва - роту автоматчиков старшего лейтенанта Ф. Ф. Кузьмина и роту противотанковых ружей капитана Л. К. Ильина. Кузьмин и Ильин увели своих людей в глубь села, и скоро оттуда послышались резкие хлопки выстрелов - это били противотанковые ружья, потом - дружное "ура".

Лейтенант Строганов повел в атаку на дзот взвод автоматчиков, но упал, сраженный пулеметной очередью. К нему подполз сержант Швец, разорвал пакет с бинтом.

- Не надо. Оставь меня, веди взвод! - приказал лейтенант.

Это были его последние слова. Швец громко скомандовал:

- Первому и второму отделениям - огонь по амбразуре! Третье отделение - за мной! Вперед, ура-а!

Выдернув на бегу чеку из гранаты, Швец прыгнул во вражескую траншею, за ним последовали автоматчики. В рукопашной схватке рядовой Хубайдулин саперной лопаткой убил одного фашистского солдата, Бобров прикладом уничтожил другого. Швец ловко швырнул гранату внутрь дзота. В соседний дзот ворвались бойцы во главе со старшим сержантом Козловым, и вскоре командир роты Кузьмин доложил комбату Мыльникову, а Мыльников мне, что ключевая высота с тремя дзотами полностью в наших руках.

Наступил вечер. Темнота окутала захваченный нами плацдарм за Ловатью, однако бой продолжался. Орудийные зарницы выхватывали из тьмы рваные края низких туч. Звездочки ракет, рассыпаясь, падали на снег. Теперь канонада была особенно интенсивна на правом фланге, на участке 3-го батальона. Комбат Грязнов доложил, что штурмовые группы продолжали пробиваться в глубину обороны противника.

В трудном положении оказалась рота лейтенанта Н. П. Грибанова. Под сильным огнем врага она залегла на открытой поляне, в снегу. Бойцы замерзали в обледеневших после форсирования Ловати шинелях и сапогах. Грибанов понимал: надо немедленно что-то предпринимать, иначе люди обморозятся. А поднять их в атаку не давал фланкирующий пулеметный огонь дзота с опушки леса. Лейтенант вызвал добровольцев. Первыми к нему подползли комсорг роты старший сержант Варганов и помкомвзвода сержант Пятнышин, за ними еще несколько бойцов. Командир роты поставил им задачу незаметно подобраться к дзотам и подорвать их гранатами.

При свете вражеских ракет, зарываясь в глубокий снег, воины двумя группами подползли к дзотам, забросали их гранатами, ворвались в траншею. Огонь врага ослабел, 9-я рота бросилась в атаку, с ходу преодолела первую траншею и ворвалась во вторую. В глубине леса, во тьме, начался ближний бой. Подразделения ликвидировали последние очаги сопротивления севернее Черенчиц.

Многие подробности боя рассказали мне вернувшиеся из 3-го батальона майор Терехин и секретарь дивизионной парткомиссии майор А. А. Лукьянов. Они на поле боя вручали партийные билеты молодым коммунистам батальона и поддерживавшей стрелков полковой батареи. В числе других кандидатскую карточку получил и знакомый читателю артиллерист младший лейтенант Виктор Левченко. Хорошо дрался он в своем первом бою.

Спросил я у Терехина, как перенесли боевое крещение наши комсомолки радистки Аня Некрасова и Тамара Астафьева, посланные для связи к комбату-3. Петр Дмитриевич ответил, что девчата держались хорошо, комбат Грязнов сначала даже рассердился на них, но сейчас все в порядке.

- А чего сердился?

- Пошли они в атаку с ним вместе, попали под сильный огонь, командует он: "Ложись!" Сам - плашмя в снег, в грязь, а они стоят. Глаза зажмурили, но стоят. Он им опять кричит: "Ложись!" А они: "Товарищ командир, грязно..." Рассердился комбат и говорит: "Себя можете не беречь, но за государственное имущество я с вас, извините, шкуру спущу". Они, конечно, обиделись, но зато уж выполняют приказы Грязнова беспрекословно.

Я попросил замполита назвать всех, достойных награждения за сегодняшний бой. Тут же набросали предварительный список. В нем значились и пулеметчик из 1-го батальона С. В. Владимиров, и капитан А. В. Антропов, и лейтенант Н. П. Грибанов, и многие другие товарищи. А самым первым стоял в списке отважный политработник старший лейтенант Павел Григорьевич Гнездов - для посмертного награждения. Впоследствии его подвиг был отмечен орденом Красного Знамени.

Поздно вечером, собрав последние сведения из батальонов, я доложил генералу Травникову о положении полка и наших планах на сегодняшнюю ночь. Вкратце они сводились к следующему. Во время дневного боя все внимание фашистов было сосредоточено на северной и северо-западной части Черенчиц здесь их оборону прорывали батальоны Мыльникова и Грязнова, стремившиеся вырваться к дороге на Онуфриево и к мосту на реке Редья. В южной части Черенчиц весь день было сравнительно тихо. Разведчики докладывали, что вражеское командование сильно оголило этот участок, видимо, надеялось на высокие, крутые и обледеневшие берега Ловати и на дзоты с их мощной системой артиллерийско-пулеметного огня. Значит, нашу атаку в этом направлении противник считает маловероятной. Этим мы и воспользуемся, ударим туда своим резервом - ротой автоматчиков старшего лейтенанта В. П. Меркушева.

- Подбрасывают ли фашисты подкрепления из Онуфриево? - спросил генерал.

- Да. Пленные подтвердили, что это подразделения тридцать восьмого егерского полка. Я выдвинул к Черенчицам и частично ввел в бой второй эшелон и переданный в мое подчинение первый батальон шестнадцатого полка.

- Хорошо, - сказал комдив. - Напоминаю: при первой возможности бросайте все имеющиеся силы к Онуфриево. Мост через Редью необходимо захватить исправным.

Между тем ночной бой в Черенчицах продолжался, стрелковые батальоны, рассекая гитлеровскую оборону надвое, продвигались одновременно на юг и северо-запад. В 00 часов 15 минут майор Сологуб доложил о готовности отряда Меркушева - роты автоматчиков, саперного взвода лейтенанта К. В. Петрова и взвода противотанковых ружей лейтенанта И. И. Степченко.

Старший лейтенант Меркушев повел отряд через Ловать к южной части Черенчиц. Бойцы в белых маскхалатах, с лыжами на плечах, обходя засыпанные снегом полыньи и воронки, в метельной мгле бесшумно перешли Ловать. Помогая друг другу, выбрались на крутой берег. Когда до вражеской траншеи было уже рукой подать, Меркушев поднял ракетницу. Взвилась и рассыпалась ракета, бойцы забросали траншею гранатами и, не останавливаясь, двинулись в глубину фашистской обороны. Ворвались на позицию минометной батареи, разгромили еще шесть пулеметных точек. Стрелковые батальоны, воспользовавшись паникой в расположении врага, ударили навстречу меркушевскому отряду, соединились с ним и довершили разгром врага в Черенчицах. К рассвету весь этот мощный опорный пункт - 22 орудийных и пулеметных дзота, 8 закопанных в землю танков, несколько артиллерийских и минометных батарей - был полностью в наших руках. Остатки немецкого егерского полка поспешно отступали по дороге на Онуфриево.

Противник искал спасения за рекой Редья, не зная еще, что путь на запад ему отрезан. В ходе ночного боя за Черенчицы, когда успех наш уже явно обозначился, я принял меры к тому, чтобы обеспечить полку выполнение дальнейшей задачи: прорваться к реке Редья, захватить мост и оседлать рокадную дорогу Старая Русса-Холм. С этой целью я вызвал на свой наблюдательный пункт командира 1-й роты автоматчиков старшего лейтенанта В. П. Меркушева и командира 4-й стрелковой роты старшего лейтенанта С. И. Коновалова. Меркушева назначил командиром группы, выделил ему в проводники разведчиков, уже побывавших на Редье.

Меркушев поставил своих людей на лыжи и стремительно лесными просеками двинулся к Редье. Здесь его встретили разведчики лейтенанта Китаева, которые, наблюдая за мостом уже двое суток, установили все, что необходимо было для быстрого и бесшумного его захвата. Группа Меркушева сразу же пошла вперед. Без единого выстрела они овладели мостом.

Автоматчики и стрелки заняли круговую оборону по обоим берегам Редьи, прочно перекрыв дорогу из Черенчиц на Онуфриево. Ждать пришлось недолго. Сначала из леса, со стороны Черенчиц, появились мелкие группки бегущих егерей. Во тьме и снегопаде они ничего не замечали, пока не попадали в руки меркушевцев. Потом показалась пехотная колонна. Подпустив ее поближе, Меркушев скомандовал: "Огонь!"

А мы в этот час спешили к Редье по лесной дороге, вслед за отступавшими егерями 38-го полка. Я шел со 2-м батальоном. Темень, снег по пояс, метель. Кони останавливаются, люди, помогая им, впрягаются в лямки, вытаскивают пушки и сани с боеприпасами. А впереди гремит бой. Когда мы вышли к Редье, здесь уже все было кончено. У моста, на льду реки и вдоль опушки лежали трупы гитлеровцев. Сотни полторы-две. Старший лейтенант В. П. Меркушев коротко доложил, что его группа в составе роты автоматчиков, 4-й стрелковой роты и взвода разведки приказ выполнила - остатки 38-го егерского полка уничтожены. За этот бой Василий Прокопьевич Меркушев был награжден орденом Красного Знамени, Степан Иванович Коновалов и Владимир Васильевич Китаев - орденом Красной Звезды.

На следующий день, 15 марта, в полосе наступления нашего полка командир дивизии ввел в бой сначала свой второй, а затем и третий эшелоны - 16-й гвардейский воздушно-десантный полк майора Ф. М. Орехова и 11-й гвардейский воздушно-десантный полк майора Н. В. Оленина. Таким образом, наш 1-й гвардейский воздушно-десантный полк оказался во втором эшелоне дивизии.

В последующие восемь суток 5-я гвардейская воздушно-десантная дивизия продолжала вести сначала наступательные, а затем и оборонительные бои. Противник, сосредоточив крупные силы, яростно контратаковал захваченные нами за Редьей плацдармы. Однако мало-помалу бои стихли. Этому сильно способствовала дружная весенняя распутица. На реках начался ледоход, немногочисленные дороги раскисли, заболоченные здешние леса и вовсе стали непроходимыми.

23 марта 1943 года наша дивизия была выведена во второй эшелон 68-й армии. Люди получили заслуженный отдых.

Встречный бой

19 апреля 1943 года 5-я гвардейская воздушно-десантная дивизия была выведена в резерв Ставки{7}. Мы совершили пеший 200-километровый марш к городу Осташков, погрузились в эшелоны и через Калинин двинулись к Москве. Нам сообщили, что едем на юг, к Воронежу. Двигались медленно, по нескольку часов стояли на разъездах, пропуская многочисленные эшелоны с людьми, боевой техникой, боеприпасами. Бывало, зайдешь во время такой остановки в какой-нибудь вагон и не успеваешь отвечать на вопросы бойцов:

- Куда нас везут?

- Почему так медленно?

- Почему все нас обгоняют?

- Когда союзники откроют второй фронт?

Конечно, тогда я не знал и знать не мог, что в районе Курского выступа скоро начнется грандиозная битва; что нам, как и многим другим воинским соединениям, предназначена роль глубоких резервов и что в сражение мы вступим уже на его исходе.

По пути на юг наш хозяйственник капитан В. В. Крайнев сумел получить на подмосковной базе летнее обмундирование, и теперь полк был одет, как говорится, с иголочки. Отдохнувшие, в новых гимнастерках, на которых сверкали ордена и медали (за бои на Ловати большая группа гвардейцев была награждена), люди выглядели прекрасно, рвались в бой, и это не могло меня не радовать.

4 мая полк выгрузился из эшелонов и сосредоточился в лесу, в 15 километрах западнее Усмани. Дивизия вошла в состав 20-го гвардейского стрелкового корпуса 4-й гвардейской армии Степного фронта. Здесь мы простояли более месяца, получили пополнение людьми, техникой, вооружением. Очень интенсивно занимались боевой подготовкой. Батальонные, полковые, штабные учения, показные тактические учения с боевой стрельбой, дневные и ночные, следовали одно за другим.

Командир корпуса генерал-лейтенант А. В. Горбатов был человеком громадной энергии, дотошным и въедливым. Не признавал он в военном быту слова "мелочь", не переносил равнодушно-сонных физиономий. Весь порядок нашей жизни в Усмани был насыщен до предела большими и малыми делами, и комкор успевал везде и всюду.

А в лице заместителя комдива генерал-майора М. А. Богданова 5-я гвардейская воздушно-десантная дивизия получила отличного методиста, офицера исключительно широкого военного кругозора и больших знаний. Он лично руководил многими тактическими учениями, в частности учением на тему "Встречный бой". Учение это прошло живо, увлекательно, а уроки, преподанные в ходе занятий Богдановым, скоро всем нам очень пригодились.

10 июня дивизии 4-й гвардейской армии начали марш на север. Задачу получали на один-два ночных перехода. Движение сочетали опять-таки с учебой. В течение 25 дней прошли из района Воронежа до Тулы, то есть около 600 километров. Марш был трудным, но зато личный состав втянулся в походную жизнь.

В Туле стояли до начала Курской битвы. В ночь на 8 июля погрузились в эшелоны и вскоре прибыли в Новый Оскол. Дни уходили за днями, недели за неделями, сражение на Курской дуге из оборонительного переросло в наступательное, а нас пока держали в резерве. Убыл на другой фронт командовать армией генерал А. В. Горбатов, а 20-й гвардейский стрелковый корпус принял генерал-майор Н. И. Бирюков; позже вместо генерала Травникова 5-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию возглавил полковник В. И. Калинин. Произошли перемены и в личном составе нашего полка. Уехали с новыми назначениями П. Д. Терехин и С. М. Гуторов. Моим замполитом был назначен майор Н. М. Гридюшко, а начальником штаба - майор С. К. Аветисов.

В конце июля дивизию перебросили под Прохоровку, и мы несколько дней простояли поблизости от поля, на котором произошло знаменитое крупное танковое сражение.

Из-под Прохоровки нас перебросили на юго-запад, ближе к линии фронта, а затем, в середине августа, - к Ахтырке. Здесь противник нанес танковый контрудар по войскам 27-й армии. Она вынуждена была оставить Ахтырку.

Полдень 20 августа застал 5-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию на марше. Наш полк следовал в авангарде на юго-запад, к линии фронта. Над горизонтом, в жаркой синеве небес, бугрились и медленно росли дымные столбы. Это горела Ахтырка. И к северу от нее, и к югу, и совсем близко от нас дымили пожарища поменьше. Приглушенная расстоянием гудела орудийная канонада. Там дрались с фашистскими танковыми дивизиями части 27-й армии. Туда же сутки назад была выдвинута 8-я гвардейская воздушно-десантная дивизия нашего корпуса. Пока что мы шли за ней уступом слева, и теоретически она отделяла нас от противника. А практически мы каждую минуту ждали столкновения с гитлеровскими танками и мотопехотой.

Шли проселочной дорогой, петлявшей в полях. Вокруг стеной стоят спелая пшеница и подсолнухи. Местность открытая, безлесная, слегка всхолмленная, с явным понижением от Ахтырки на юг.

Приподнимаюсь в седле, вижу всю растянувшуюся километра на три полковую колонну. В плотных облаках дорожной пыли маршируют стрелки, автоматчики, бронебойщики. Конные упряжки тянут орудия. Это главные силы полка: 3-й батальон Грязнова, полковая батарея, приданный нам пушечный дивизион 6-го артполка. Замыкал колонну 2-й батальон Чистякова. Справа параллельной дорогой шел 1-й батальон Мыльникова. Такой походный порядок при необходимости позволял быстро развернуться и вступить в бой.

Над нами барражировала тройка краснозвездных истребителей. Они прикрывали полк с воздуха.

Около часу дня, когда мы прошли деревню Полковую, меня вызвал к себе командир дивизии полковник В. И. Калинин. Его машину я нашел восточнее деревни, близ саманного сарая. Василий Иванович что-то объяснял по карте командирам 11-го и 16-го. гвардейских воздушно-десантных полков Николаю Бенедиктовичу Оленину и Федору Михайловичу Орехову. Едва успел я доложить о прибытии, как подъехала еще машина. Из нее стремительно вышел молодой генерал - заместитель командующего 4-й гвардейской армией Г. Ф. Тарасов.

- Все командиры полков здесь? - спросил он.

- Все, - ответил комдив.

Генерал Тарасов поставил перед дивизией боевую задачу. В самом общем виде ее можно сформулировать так: совместно с другими частями 4-й гвардейской армии нанести контрудар по танковым дивизиям противника, разгромить их на рубеже совхоз "Ударник", Чемодановка, Каплуновка, Пархомовка и наступать далее на крупное село - районный центр Котельву.

Таким образом, если до сегодняшнего дня боевые действия вела лишь одна дивизия из нашего корпуса - 8-я, то теперь вступали в дело и остальные две дивизии - 7-я и 5-я. "Семерка" выдвигалась правее 8-й дивизии, наша "пятерка" - левее.

- Кто у вас в авангарде? - спросил у комдива Тарасов.

- Подполковник Попов, - кивнул тот в мою сторону.

- Значит, вам первому и начинать, - сказал мне генерал. - Встречный бой вести приходилось?

- Нет, товарищ генерал. Изучал в академии. А недавно - на тактических занятиях.

- Это уже немало, - улыбнулся он. - Так что же главное во встречном бою?

- Упредить противника в развертывании на выгодном рубеже.

- Правильно! - сказал генерал. - Желаю удачи, товарищ Попов.

Начальник штаба дивизии полковник Кожушко выдал мне несколько экземпляров крупномасштабных карт, я вскочил на коня, поехал догонять полк. По пути, не утерпев, развернул карту. На ней, ближе к западному срезу, - большое село Каплуновка, севернее ее - Чемодановка, глубже и южнее - Мойка и Пархомовка. А вот и дорога, по которой я еду, она тянется к Каплуновке с северо-востока. Близ села, в километре от него, есть роща, перекресток дорог и высота. Судя по отметкам на карте, высота господствует над окружающей местностью. Значит, надо как можно скорее оседлать ее, выдвинуть туда артиллерию. Тогда-то мы и опередим противника в развертывании на выгодном рубеже.

Штаб полка я догнал в поселке Новая Одесса. Домов тут не было - только печные трубы торчали среди опаленных огнем, почерневших яблонь и груш. Начальник штаба майор С. К. Аветисов доложил:

- От конной разведки донесений пока нет. От офицера связи, направленного в восьмую дивизию, - ничего.

- Вызовите всех комбатов!...

Аветисов тотчас послал за ними. Самое неприятное то, что нет никаких сведений о противнике. Мы идем пешком. Навстречу же нам движутся немецкие танки и бронетранспортеры. Таким образом противник значительно опережает нас в скорости и маневренности. И чтобы как-то выровнять положение, мы обязаны знать его группировку и ближайшие намерения. То есть дело за разведчиками. А они молчат. Почему?

Вызвал помначштаба по разведке старшего лейтенанта С. И. Бобрикова. Он отвечает неуверенно.

Вот оно - пятимесячное пребывание в тылу. Благодушествует. Приходится говорить с ним резко:

- Очнитесь, Бобриков. Приказываю немедленно связаться с конной разведкой. Добыть пленного. Выяснить, есть ли у фашистов "тигры" и "фердинанды".

Начальник связи старший лейтенант В. А. Галиев вроде бы неплохо подготовился к бою. Телефонисты знают свои задачи и по первому сигналу потянут проводную связь к батальонам и батареям. Экипажи радиостанций уже посланы в штабы батальонов, но работать в эфире до начала боя им запрещено: у противника широко развита система радиоперехвата.

- Но почему не предусмотрена связь с тыловыми подразделениями?

- Сейчас же организуем, - отвечает Галиев. - Резерв связи у меня есть.

Связь с тыловыми подразделениями - далеко не мелочь. В скоротечном встречном бою отсутствие связи может больно хлестнуть полк, оторвать от него тылы и даже оставить их в руках противника. Это я и напомнил Галиеву.

Между тем к штабу полка, лихо осадив коня, подскакал комбат-3 Грязное. Подъехал комбат-1 Мыльников. Он и коня-то подобрал себе по нраву - широкой кости, сильного, спокойного. Появился и комбат-2 Чистяков, на этот раз без опоздания и сопутствующих оправданий. Вообще он стал более собранным.

Почти одновременно с комбатами подъехал начальник штаба дивизии. Беспокойный он человек, полковник Кожушко. Случая побывать на передовой не пропустит. И вот сейчас Иван Никитович развернул карту, уточнил границы полосы, в которой должен наступать полк. Она несколько сместилась к югу, поэтому батальон Мыльникова наступал уже в полосе соседа - 8-й дивизии. Необходимо немедленно перевести батальон с правого фланга походного порядка полка на левый.

Комбаты делают пометки на картах. Говорю Грязнову:

- Дело за твоим батальоном. Захватишь господствующую высоту - считай, что задача овладеть Каплуновкой наполовину выполнена.

- Артиллерию даете? - деловито осведомился он.

- Вся артиллерия на тебя будет работать...

Комбаты уехали, полк продолжал движение на Каплуновку.

Вернулся наконец из 8-й дивизии наш офицер связи лейтенант Е. С. Демиховский, доложил обстановку: соседний 25-й полк своим левофланговым батальоном уже более суток ведет трудный бой на северных подступах Каплуновки. Село превращено фашистами в мощный опорный пункт. Много тяжелых танков и самоходных орудий поставлено гитлеровцами в засады.

Только отпустил Демиховского, прискакал красноармеец с донесением от командира взвода конных разведчиков лейтенанта В. В. Дудкина. Лейтенант сообщал: из Каплуновки на юг, юго-восток и восток вышли три подвижные группы противника. В каждой - три-четыре бронетранспортера с пехотой, видимо, разведка. С одной группой уже завязало бой наше походное охранение - усиленная 8-я рота старшего лейтенанта А. С. Чиркова.

- Наконец-то! - с облегчением вздохнул майор Аветисов.

Я очень хорошо понял начальника штаба, как и он, почувствовал, что спало нервное напряжение: наконец-то мы видим противника, вступаем с ним в боевое соприкосновение.

Четверть часа спустя поступило донесение из авангардного батальона. Грязнов сообщал результаты стычки походного охранения с разведкой противника.

Видимо, вражеское командование в Каплуновке имело о наших силах весьма смутное представление. Выехавшая из села на восток разведгруппа - три бронетранспортера с автоматчиками - продвигалась очень осторожно: останавливались перед каждым бугром и кустиком, всаживали пулеметные очереди в заросли подсолнуха, в стога необмолоченной пшеницы. Осторожен, очень осторожен стал фашист в сорок третьем году, порастерял былой гонор.

Разведчики Дудкина предупредили наше охранение, что приближаются бронетранспортеры противника. Старший лейтенант Чирков оставил у дороги засаду - отделение автоматчиков и расчет противотанкового ружья. Взвод полковых пушек младшего лейтенанта Левченко замаскировался в ста метрах позади, в стогах пшеницы, а главные силы роты Чирков повел в стороне от дороги, полем, чтобы обойти фашистов и отрезать им путь отхода. Однако с бронетранспортеров заметили этот маневр, остановились. Тогда пушки Левченко открыли огонь. Был подбит один бронетранспортер, два других умчались в Каплуновку.

- Атакую Каплуновку, - закончил свое донесение комбат Грязнов.

С бугра я вижу дорогу, которая, петляя, огибает с юга господствующую высоту. Занял ли ее Грязное?

С группой штабных офицеров скачу к Каплуновке. Надо поторопить Грязнова. Батальон должен как можно скорее овладеть высотой, укрепиться на ней, подтянуть артиллерию. Эта позиция станет опорной для всего полка, если противник предпримет танковую контратаку.

Подталкивать Грязнова мне не пришлось, он действовал со свойственной ему энергией. Сразу же после стычки развернул батальон в боевой порядок - 8-я рота Чиркова в центре - и занял этот выгодный рубеж. До окраинных садов Каплуновки оставалось не более 400-500 метров, но преодолеть их с ходу батальон не смог. Бойцы залегли под сильным огнем.

С высоты нам открылся вид на северо-восточную окраину Каплуновки. Местность абсолютно открытая - пашня, потом огороды. Земля буквально кипит от разрывов мин и снарядов, густо пылят пулеметные строчки.

Конечно, обидно так вот залечь, когда до цели рукой подать. Очень хотелось поднять людей, провести сквозь огонь, схватиться с врагом в штыковой, опрокинуть фашистов. Однако разум охладил мой первый порыв, ибо из горького опыта знал я цену необдуманным действиям. Даже перед своей совестью потом не оправдаешься, если бросишь бойцов в лоб на пулеметы, не попытавшись найти наиболее уязвимые места в обороне противника. И я направил связного к комбату Грязнову с приказом прекратить атаку и немедленно прийти ко мне.

Наблюдательный пункт на высоте еще не был готов. Полковой инженер старший лейтенант В. И. Ваганов с саперами только что начал его оборудовать в захваченной немецкой траншее. Мы с начальником артиллерии полка старшим лейтенантом И. К. Мрыхиным и моим адъютантом старшиной Т. И. Локтевым расположились неподалеку.

Оторвавшись от стереотрубы, Мрыхин вдруг воскликнул:

- Товарищ подполковник! Слева, в траншее, - немцы.

Я поглядел туда. Метрах в 50-70 мелькали головы в пилотках. Может, это Грязнов со своими?

- Нет, немцы! - повторил Мрыхин. - Поглядите в бинокль.

Но глядеть было уже некогда. Гитлеровцы открыли огонь из автоматов, стали швырять в нас гранаты с длинными ручками. Бинокль мой тихо звякнул, пробитый пулей. Лежавшая на бруствере планшетка была распорота автоматной очередью. Все схватились за оружие. Завязалась перестрелка. Тут подоспели наши связисты, и мы, пустив в ход гранаты, пошли на сближение с фашистами. Троих взяли в плен, остальные сбежали. В траншее обнаружили еще семь трупов.

Возвращаемся на НП и видим: Ваганов сидит на дне траншеи. Полковой врач капитан Ващенко и санитары хлопочут возле.

- Что с тобой, Василий Иванович?

- Пустяки. Осколком задело. Перевяжут - и встану.

- Не шевелись! - прикрикнул на него Ващенко и тихо мне: - Его надо немедленно на операционный стол.

Санитары уложили Ваганова на носилки, отнесли в кустарник, к санитарной повозке. Вечером я узнал, что ему сделали сложную операцию. Василий Иванович остался жив, но на фронт уже не вернулся.

Вскоре на НП пришли оба заместителя - Е. С. Сологуб и Н. М. Гридюшко. Посовещались. Обстановка подсказывала: фашисты связаны боем на северной окраине Каплуновки с батальоном 25-го полка и на северо-восточной с батальоном Грязнова. Они не ожидают удара с юга. Значит, есть резон обойти Каплуновку с тыла.

Эти соображения легли в основу приказа, который я тотчас и отдал. Батальон Грязнова продолжал атаковать Каплуновку с фронта; батальон Чистякова разворачивался на юго-запад, прикрывая полк от возможных контратак; батальон Мыльникова выдвигался для глубокого обхода Каплуновки и удара в тыл обороняющему ее противнику. Маневр сложный и рискованный. Мыльникову придется наступать с открытыми флангами, не оглядываясь на них, иначе он потеряет время, а значит и фактор неожиданности.

Получив задание, Мыльников и Чистяков прямо с марша развернули свои батальоны. Я следил за ними с высоты, пока они не скрылись в высокой кукурузе и подсолнечнике, подступавших к Каплуновке.

Между тем у подножия высоты продолжал вести огневой бой батальон Грязнова. Поддерживая его, била полковая артиллерия, ударили гаубицы 6-го артполка майора Пономарева.

- Воздух! - вдруг крикнул старшина Локтев.

Солнце уже низко спустилось к горизонту, его лучи били прямо в глаза, поэтому я не сразу разглядел фашистские бомбардировщики. Они приближались с запада медленно и грозно.

- Девять, двенадцать, восемнадцать... - вслух считал Локтев.

Из Каплуновки, из траншеи вражеского переднего края, взлетели три желтые ракеты, потом три красные. Они повисли над залегшим 3-м батальоном. Фашисты с земли направляли удар своих бомбардировщиков. Самолеты уже построились в круг для атаки, когда над полем опять вспыхнули ракеты - сперва желтые, за ними красные. Только теперь они летели с нашей стороны.

После бомбежки я узнал, что автором этой военной хитрости был сам Грязной. Он заметил, сколько ракет, какого цвета и в каком порядке пускали гитлеровцы, и быстро сообразил, как уберечь своих бойцов от бомбежки. Первый же заходивший на бомбежку "юнкере" проскочил над целью. За ним последовали и другие самолеты. Вражеские летчики колебались: куда же сбросить бомбы? Сделали второй заход, а Грязнов ракет не жалел, словно убеждал стервятников: "Туда бросайте! Туда!"

И "юнкерсы" послушались. Они тщательно пробомбили свой передний край. Дым, пыль густой пеленой окутали траншеи фашистов на восточной окраине Каплуновки. Поддал жару и 6-й артполк. Слышно, как майор Пономарев кричит в телефон, командует своим батареям:

- Шесть снарядов, беглый - огонь!

По рации связался с Грязновым. Он докладывает:

- У противника замешательство, огонь ослаб. Разрешите атаковать?

Очень хотелось мне крикнуть ему: "Молодчина ты, Павел Иванович!" Но сдержался и только сказал:

- Добро! Атакуйте!

С НП хорошо было видно, как над залегшей цепью поднялась ладная фигура командира 9-й роты Николая Петровича Грибанова. Он бросился вперед, за ним бойцы. Несколько правее повел в атаку 8-ю роту Андрей Степанович Чирков, левее - 7-ю роту - Василий Маркович Алексеев. Почти без потерь они преодолели пашню и скрылись в огородах и садах. Туда же поспешила небольшая группа штаба. По валкой походке узнал комбата-3. Рядом - девушки-радистки. У Ани Некрасовой за плечами ящик с радиостанцией. Телефонисты, не отставая от Грязнова, быстро разматывают провод. Скоро все они исчезли из поля моего зрения, но радио и телефон помогли мне следить за перипетиями уличного боя.

Узнаю о подвигах наших гвардейцев. Парторг 9-й роты старший сержант Николай Филиппович Воронов первым ворвался во вражескую траншею, увлек за собой бойцов, пробился с ними к центру села, но дальнейшему продвижению мешали фашистские пулеметчики, засевшие в кирпичном здании школы. Они простреливали перекресток улиц. Комсорг батальона младший лейтенант Александр Сергеевич Правдин взял связки гранат, пополз к школе. Добрался до окна, швырнул туда гранаты и, ухватив пулемет за ствол, выдернул его из окна. Гвардейцы ворвались в дом, в рукопашной схватке уничтожили оставшихся в живых гитлеровцев. Отличился и еще один Воронов из 3-го батальона - Валентин Николаевич, младший лейтенант, командир взвода. Так же, как Н. Ф. Воронов и А. С. Правдин, он умело командовал штурмовой группой.

Итак, успех здесь обозначился. 3-й батальон упорно вгрызался в оборону противника с востока. С севера, поддерживая с нами связь, атаковал Каплуновку батальон 25-го полка 8-й дивизии. Однако решающее слово сейчас было за обходящим Каплуновку 1-м батальоном Мыльникова. Выполнит задачу - судьба сильного вражеского опорного пункта будет решена.

Связываюсь с Мыльниковым по радио.

- Обошел Каплуновку с юга, - доложил он кодом. - Сожгли три бронетранспортера, разгромили автоколонну с горючим. Взяли пленных из 7-й немецкой танковой дивизии...

Час спустя принял новый доклад:

- Вышел в район скотного двора. Роту Бондаренко повернул на Каплуновку, главными силами продвигаюсь на север...

Отметил положение батальона на карте, познакомил с обстановкой майора-летчика, представителя поддерживающей нас бомбардировочной авиации, который недавно появился на нашем НП со своей рацией и радистом. Он тщательно нанес новые данные на карту, доложил:

- Авиаразведка обнаружила танки и мотопехоту противника, выдвигающиеся к Каплуновке с запада вот этой дорогой. Они примерно здесь. Наши уже пошли на бомбежку...

Снова вызвал Мыльникова, предупредил, что в трех-четырех километрах от его батальона появились вражеские танки и мотопехота противника. Напомнил ему сигналы взаимодействия с авиацией.

Напряжение на нашем наблюдательном пункте все возрастало. Мыльников сообщил, что рота старшего лейтенанта В. Н. Бондаренко атакует западную окраину Каплуновки, колхозный скотный двор, где держит оборону вражеская мотопехота. Две другие роты спешно занимают оборону в открытом поле. Готовятся встретить удар подходящих танков. Если авиации не удастся разгромить вражескую колонну, маневр мыльниковского батальона сорвется. Комбату придется думать не о том, как окружить фашистов в Каплуновке, а о том, как самому избежать окружения.

Минуты казались часами. Где же наши самолеты? Наконец, услышали по рации долгожданную весть. Мыльников, как всегда, лаконично доложил:

- Слышу сильные взрывы, вижу черный дым на северо-западе. Ориентирую по карте: квадрат шестнадцать - семь, перекресток полевых дорог. Примерно тут.

Через несколько минут и майор-летчик оторвался от своей радиостанции:

- Отбомбились отлично. Колонна растрепана. Танки горят...

Батальон Мыльникова продолжал наступать, перерезая дороги, идущие из Каплуновки на запад и северо-запад, перекрывая их сильными заслонами. Батальон так далеко оторвался от основных сил полка, что его продвижение напоминало сейчас рейд по вражеским тылам. Однако маневр этот совершался в полном тактическом взаимодействии с нашими силами, атакующими Каплуновку с востока и северо-востока.

- Рота Бондарёнко вынуждена залечь у скотного двора, - доложил вскоре Мыльников.

Двор этот был застроен добротными каменными сараями. Фашисты поставили за ними бронетранспортеры, которые периодически меняли позиции, сосредоточивая пулеметный огонь то в одном, то в другом направлении.

Артиллерии у Мыльникова нет. Как выкурить фашистов из-за каменных стен? Сделать это вызвался сержант В. П. Севчук со своим отделением. Пулеметчик рядовой Е. П. Замятин отвлек на себя огонь фашистов. Севчук с тремя бойцами пополз в скотному двору, был ранен, но все же вместе с рядовым Т. К. Кулаевым (остальные выбыли из строя) добрался до кирпичной стенки сарая.

Кулаев быстро перевязал Севчука. Сержант обследовал стену и обнаружил в ней пролом. Поставив Кулаева в засаду у ворот, сам пролез через пролом на скотный двор.

Это была отчаянная схватка двух комсомольцев с четырьмя десятками гитлеровцев, засевших с пулеметами под броней восьми бронетранспортеров. Севчук метнул гранату в ближайший из них, поджег его, а выскочивший экипаж уничтожил из автомата. Почти одновременно Кулаев взорвал бронетранспортер, стоявший у ворот. Фашисты открыли по смельчакам сильный огонь, и плохо бы им пришлось, если бы вовремя не подоспели товарищи. Старший лейтенант Бондарёнко, услышав взрывы противотанковых гранат на скотном дворе и заметив, что огонь противника ослаб, немедленно направил на помощь Севчуку группу автоматчиков и расчет противотанкового ружья во главе с сержантом И. Г. Зотовым. Они и завершили разгром гитлеровцев, захватили пленных, а также все восемь бронетранспортеров, причем шесть из них были в полной исправности.

Владимир Павлович Севчук эвакуироваться в госпиталь отказался, остался лечиться в полку и десять дней спустя вернулся в строй. Вскоре я по рекомендации комбата Мыльникова направил Севчука в числе лучших сержантов на армейские курсы младших лейтенантов. Став офицером, он воевал отлично, командовал взводом, потом ротой, был удостоен четырех правительственных наград. Уже после войны я узнал, что в 1944 году Владимир Павлович героически погиб в Венгрии.

Рота Василия Никифоровича Бондаренко овладела западной окраиной Каплуновки уже поздним вечером 20 августа. Ей навстречу, с востока, через центр села успешно пробивался, батальон Грязнова. С севера нажимал батальон 25-го полка. Фашисты все еще держались в Каплуновке, предпринимая последние отчаянные попытки отстоять этот сильный опорный пункт.

Вечером, когда я докладывал командиру дивизии обстановку, тот спросил:

- Когда возьмешь Каплуновку?

- К утру.

- Уверен?

- Уверен.

Уверенность моя основывалась не только на том, что половина этого громадного села уже наша, что большинство танков и самоходок, составлявших костяк вражеской обороны, сожжены или подбиты в своих засадах. Главное в том, что вражеское командование не могло подбросить подкрепления здешнему гарнизону. Все дороги прочно перекрыты: с юго-запада - батальоном капитана Чистякова, с запада и северо-запада - батальоном майора Мыльникова. Маневр удался, и Каплуновка должна была пасть в считанные часы. Так оно и вышло. На рассвете 21 августа я доложил полковнику Калинину, что 1-й полк во взаимодействии с 25-м полком 8-й дивизии полностью очистил Каплуновку от противника.

Утро принесло новые заботы. Гитлеровцы предприняли сильную контратаку в стыке флангов мыльниковского и чистяковского батальонов, западнее совхоза "Мойка". Сначала, как обычно, налетели бомбардировщики. Песчаная пыль, поднятая рвущимися бомбами, скрыла от меня поле боя.

- В первой роте значительные потери, - доложил по телефону Мыльников. Ранен Михаил Павлович Чеченев.

- Кто принял командование ротой? Мыльников назвал фамилию молодого командира взвода и тут же добавил:

- В роту ушел парторг батальона.

Парторгом у него был Георгий Константинович Протопопов, старший лейтенант, замечательный политработник. Большую часть времени проводил он с людьми - в окопах, в стрелковой цепи, на огневых позициях артиллеристов и минометчиков. Вот и сейчас, узнав, что Чеченев ранен, он тотчас отправился в 1-ю роту, потому что туда был направлен удар противника, там нависла грозная опасность.

Отбомбившись, "юнкерсы" ушли. Пыль осела, и со своего НП я опять увидел вдали зеркало пруда в окружении зелени старых ив, обгоревшие столбы - все, что осталось от совхоза "Мойка" и одноименного села. Оттуда выползли на пшеничное поле два средних танка и самоходное орудие "фердинанд" - этакая приземистая громадина с длинной и мощной пушкой. Боевые машины двинулись на позиции 1-й роты. За ними, прижимаясь к броне, бежала густая цепь автоматчиков.

Обе полковые батареи действовали далеко на флангах, и перебросить их оттуда не было времени. Приходилось рассчитывать только на батальонные "сорока-пятки", на бронебойщиков да на противотанковые гранаты. Я решил выдвинуть к стыку флангов полковой резерв - 2-ю роту автоматчиков старшего лейтенанта Федора Федоровича Кузьмина.

Между тем фашистские танки и пехота приблизились к нашим окопам. Рота Чеченева встретила противника дружным ружейно-пулеметным огнем. Ударили бронебойки. Автоматчики начали постепенно отставать от танков, их цепи поредели. Вот залегла одна группа, другая... Но танки и идущая чуть позади танков тяжелая самоходка продолжали наступать. Видно было, как на лобовой броне "фердинанда" разорвались два снаряда батальонной "сорокапятки". Никакого эффекта. Машина двигалась, ее пушка с характерным дульным тормозом на конце ствола изрыгала снопы пламени. Куст разрывов стал над окопом, в котором засели сорокопятчики.

И вдруг снаряды крупного калибра стали рваться рядом с бронированными машинами. Наша артиллерия? Но откуда она взялась?... Один из танков круто, почти на 180 градусов, развернулся и, стреляя, пошел в свой тыл. Теперь я увидел его цель - немецкая пушка, замаскированная в кустарнике. Танк ударил по ней, она - по танку. Вот одно попадание, второе. Танк загорелся! Пушка перенесла огонь на залегших автоматчиков. Явно стреляют по своим! В чем же дело?

Почти одновременно перед окопами 1-й роты был подбит второй танк, а потом и "фердинанд". Это сделали бронебойщики рядовые, Лев Александрович Красавчиков и Николай Кузьмич Никитин, а также гранатометчики Владимир Васильевич Сахаров и Федор Егорович Егоров.

Рота поднялась в контратаку и, преследуя гитлеровских автоматчиков, с ходу ворвалась на окраину села Мойка. Докладывая об этом, комбат Мыльников коротко рассказал о подвиге парторга Протопопова. Оказалось, именно Протопопов имел прямое отношение к немецкой пушке, стрелявшей по немецким танкам. Пробираясь в сопровождении рядового М. И. Шевченко в окопы 1-й роты, он заметил на опушке рощи вражеское 75-миллиметровое орудие. Приказав Максиму Шевченко быть готовым отвлечь огнем внимание орудийного расчета, офицер пополз к орудию. Он был уже в двадцати шагах, когда его заметил один из гитлеровцев. "Рус!..." - крикнул он и упал, скошенный автоматной очередью. Протопопов метнул две гранаты "Ф-1", уничтожил орудийный расчет и с помощью подоспевшего рядового Шевченко из захваченной пушки открыл огонь, подбил танк. Уже в самом конце боя, когда 1-я рота ворвалась в Мойку, отважный комсомолец Максим Иванович Шевченко был смертельно ранен.

В этот день фашисты предприняли еще несколько контратак, но успеха нигде не добились. Правда, и нам пришлось ввести в бой свой второй эшелон - батальон Грязнова и резерв - обе роты автоматчиков. К вечеру 21 августа бой затих и на нашем участке, и на участках соседей - 25-го полка 8-й дивизии и 16-го полка нашей дивизии. Теперь фронт полка растянулся от Чемодановки на севере до Пархомовки на юге, причем он петлял, как капризная речка: то вильнет вправо, то влево, то сделает сразу две крутые петли, то повернет обратно. Были участки, где ни мы, ни противник не имели твердой уверенности: кто же и у кого повис над флангом? Кому надо окружать, а кому опасаться окружения?

Особенно напряженная обстановка сложилась в 1-м батальоне. Захватив половину села Мойка, он глубоко вклинился во вражескую оборону и вынужден был держать фронт, образно говоря, на три стороны света. К тому же серьезную контузию получил его командир Виктор Григорьевич Мыльников. С передовой комбат не ушел, отлеживался в блиндаже. Командование временно принял на себя его заместитель по строевой капитан Максим Иванович Сиротин.

Готовясь к завтрашнему бою, полк продолжал закапываться в землю. До рассвета я обошел все подразделения. Противник тоже не спал, бросал ракеты, вел редкий, так называемый беспокоящий огонь. Из его расположения доносился к нам непрерывный гул танковых и автомобильных двигателей.

Встречный бой, который наша дивизия вела уже двое суток, не принес еще ощутимого перевеса ни той ни другой стороне. Пока что шла ожесточеннейшая борьба за инициативу, и завтра с утра она, конечно, будет продолжена.

И действительно, едва рассвело, канонада загремела на всем участке полка. Опять десятки "юнкерсов" повисли над нашей обороной. В небе завязались ожесточенные воздушные схватки, на земле - не менее напряженные бои с танками и мотопехотой противника.

Утром, часов около восьми, несколько фашистских танков и сотни полторы автоматчиков вышли восточнее Мойки к опушке рощи, где размещался штаб полка. В это время я находился в штабе. Мы быстро организовали оборону, все находившиеся в штабе залегли на опушке. По моему приказу старший лейтенант Кузьмин повел свою роту автоматчиков краем рощи, с тем чтобы выйти во фланг атакующим гитлеровцам.

"Юнкерсы" нещадно бомбили рощу, старые сосны и березы с треском валились наземь. Потери у нас были незначительные, так как еще накануне вечером, едва прибыв сюда, начальник штаба майор Сергей Каракосович Аветисов позаботился о подготовке укрытий для личного состава. Поэтому грохот массированной бомбежки, сопровождавшийся треском валившегося леса, действовал главным образом на нервы.

Вместе с тем атака танков и мотопехоты противника развивалась как-то вяло, с оглядкой. Гитлеровцы, найдя щель в обороне полка и просочившись в нее, видимо, не очень-то верили в возможность развить успех. Дружный огонь, встретивший их с опушки, контратака автоматчиков Кузьмина во фланг сорвали и эту попытку гитлеровцев перехватить инициативу.

День 22 августа принес нам тактический успех. Полк наконец сломил сопротивление противника и в центре и на флангах. Батальон Мыльникова во взаимодействии с батальоном 25-го полка выбил фашистов из Чемодановки и ночью выдвинулся к хутору Бугреватый. Батальон Грязнова, поддерживая локтевую связь с 16-м полком, с боем выходил к совхозу "Пархомовка". Батальон Чистякова я вывел в свой резерв.

Только в полосе наступления 1-го гвардейского воздушно-десантного полка противник потерял 14 танков и б самоходных артиллерийских установок, более 40 орудий и минометов. Мы захватили 3 танка, 10 бронетранспортеров, более 30-ти автомашин. Среди танков, уничтоженных нашими артиллеристами, бронебойщиками и гранатометчиками, было 8 тяжелых T-VI - "тигров".

Итак, в ночь на 23 августа полк правофланговым 1-м батальоном Мыльникова вышел к хутору Бугреватому, а левофланговым 3-м батальоном Грязнова - к совхозу "Пархомовка". Оба этих населенных пункта, как, впрочем, и все другие, разбросанные юго-западнее Ахтырки, были заранее подготовлены фашистами К обороне.

Капитан Грязнов, подведя батальон к Пархомовке, прежде всего решил, пользуясь ночной темнотой, нащупать слабые места противника. Выслал разведку из состава 9-й роты. Разведчиков повел командир взвода, он же парторг роты, старший сержант Воронов. Тот самый Николай Филиппович Воронов, который первым ворвался в Каплуновку.

Разведчики благополучно прошли через передний край фашистов. Близ второй траншеи обнаружили большую землянку, рядом с ней - подбитый "тигр". Стали наблюдать. Судя по проводам, которые тянулись и в землянку и в люк танка, а также судя по паре часовых автоматчиков, здесь расположилось какое-то начальство. Объект подходящий для атаки. И Воронов принял решение.

Разведчики перерезали провода, бесшумно сняли часовых, вошли в землянку, внутрь танка бросили гранату. Забрав документы и двоих пленных, группа Воронова вернулась в расположение батальона. Из документов штаба моторизованного батальона и из показаний пленных нам стали известны ценные сведения о системе обороны войск противника северо-восточнее Пархомовки.

Часов в б утра комбат-3 доложил, что слышит сильный бой южнее Пархомовки, а вскоре я получил по радио подробную информацию от левого соседа - командира 16-го гвардейского воздушно-десантного полка майора Ф. М. Орехова. Федор Михайлович попросил помочь овладеть Пархомовкой. Ведь батальон Грязнова, вырвавшийся далеко вперед, как бы навис над этим селом с севера. Я приказал Грязнову одной ротой ударить на Пархомовку. Эту задачу отлично выполнил командир 8-й роты старший лейтенант А. С. Чирков, ворвавшийся в Пархомовку с северо-запада.

От Пархомовки батальон Грязнова двинулся на запад, к Михайловке. Там, по данным разведки, гитлеровцы имели сильную оборону.

Почти весь день 23 августа я провел под хутором Бугреватым в батальоне Мыльникова. Да и вообще правый фланг полка (он же правый фланг дивизии) с момента нашего вступления в бой, еще под Каплуновкой, требовал неослабного внимания. И полковые резервы я держал поблизости, да и сам находился здесь большую часть времени.

Дело в том, что главное направление контрудара фашистской танковой группировки проходило правее полосы наступления нашей дивизии, вдоль шоссе Ахтырка - Богодухов. Там, близ шоссе, 7-я гвардейская воздушно-десантная дивизия была вынуждена вести очень тяжелые бои, а ее 29-й полк даже попал в окружение в районе совхоза "Ударник" и около суток дрался, отрезанный от своих главных сил.

8-я гвардейская воздушно-десантная дивизия - наш непосредственный сосед справа - также продвигалась медленно. Поэтому 5-я гвардейская воздушно-десантная дивизия вообще и наш полк в частности, вырвавшись примерно на 10-12 километров западнее, наступали с открытым правым флангом.

Когда мы с майором Гридюшко отправились к Мыльникову, солнце стояло в зените, жара была страшная. С холма увидели хутор Бугреватый. Его плетни и обгоревшие дымоходы как бы струились в потоках нагретого воздуха. От хутора на север, к шоссейной дороге, насколько хватало глаз, разбросаны горящие стога на полях, застывшие громады танков, то тут, то там дымные вспышки разрывов.

Направляемся в 1-ю роту, только что захватившую фашистскую траншею перед хутором. Командир роты Михаил Павлович Чеченев - уже не молодой, но очень собранный и подтянутый - три дня назад был ранен, но после перевязки вернулся в строй. Доклад его краток, исчерпывающ. В это время низко над нашими головами проходит немецкий воздушный разведчик.

- Жди гостей, - провожая его глазами, говорит Гридюшко. - Сейчас он их приведет.

И верно, не прошло и пяти минут, как налетели бомбардировщики. Засвистели бомбы, грохот разрыва совсем рядом, взрывная волна швырнула на меня Гридюшко. Кричу:

- Живой?

Отвечает:

- В рубашке, видать, родился...

Поднимаемся и видим: Михаила Павловича Чеченева солдаты прикрывают шинелью - убит осколком. Снимаем фуражки:

- Прощай, товарищ...

Комбата-1 Мыльникова мы нашли в неглубокой лощине. Отсюда до хутора метров 700, не больше, но попробуй пройди их! Огонь сильнейший. Особенно старались вражеские минометные батареи. Осколки сотен мин выбрили пшеничное поле, как бритвой, - наголо. До черной земли,

С батальонного НП связался со штабом полка, приказал майору Аветисову ввести в бой второй эшелон - батальон старшего лейтенанта Чистякова. Нужно было обойти хутор Бугреватый с юга. Там есть глубокие балки, рощицы, линии лесных посадок.

Чистяков умело сманеврировал. 2-й батальон, скрытно пройдя более 6 километров, сосредоточился юго-западнее Бугреватого, в тылу противника. Его атака одновременно с атакой 1-го батальона с фронта была для фашистов неожиданной. Бросая технику, оружие, боеприпасы, противник начал поспешно отходить в сторону Котельвы. Но отойти удалось не всем.

В батальоне Чистякова 4-й ротой командовал старший лейтенант Степан Иванович Коновалов - коммунист, хорошо подготовленный командир. Ему лет 35, сибиряк, заядлый охотник, коренастый, с громадными сильными руками. Отменный стрелок. Бывало, на стрельбище попросишь:

- Степан Иванович, покажи молодежи, как надо стрелять.

Берет оружие - пистолет ли, винтовку, автомат или пулемет - и все пули укладывает в центр мишени - "на отлично". Мы подумывали о назначении его на должность командира батальона.

Так вот, когда противник спешно отступал из Бугреватого, Коновалов со своей ротой вырвался вперед западнее хутора, разгромил тылы какого-то моторизованного батальона, посадил роту на трофейные автомашины и стал преследовать фашистов. Догнал колонну артиллерии, захватил шесть исправных 75-миллиметровых немецких орудий с тягачами, несколько машин с боеприпасами.

Затем Коновалов со своими бойцами оседлал господствующую высоту в трех километрах западнее Бугреватого, перерезал дорогу, по которой могли подойти вражеские подкрепления. Благодаря инициативным действиям его подразделения сопротивление гитлеровцев в опорном пункте ослабло, и главные силы полка овладели хутором.

Должен заметить, что если графически изобразить бой полка 23 августа, то картина, с тактической точки зрения, получится очень странная. Главные силы полка - два батальона - ведут бой в северо-западном направлении; третий батальон - в юго-западном. А промежуток между ними прикрыт лишь разведчиками.

Сильно ли мы рисковали? Разумеется, риск был. Однако хорошо поставленная разведка всегда и всюду снижает риск до минимума. Ну, а кроме того, боевая инициатива к середине дня уже прочно перешла в наши руки.

Когда 1-й и 2-й батальоны вели бой за хутор Бугреватый, а рота Коновалова громила колонны отходивших гитлеровцев западнее хутора, 2-я рота автоматчиков старшего лейтенанта Кузьмина проникла еще глубже в расположение противника.

Задача у Кузьмина была простая: прикрывать открытый правый фланг полка (и дивизии). Федор Федорович Кузьмин был человеком отчаянной храбрости, инициативным, очень решительным. Однако эти его хорошие качества портила общая неуравновешенность характера. Ведь командир в одном случае обязан лично возглавить атаку или быстро принять смелое решение, не ожидая подсказки сверху, а в другом - хладнокровно и разумно взвесить все "за" и "против". Но именно это - разумная осторожность и предусмотрительность - никак не давалось Кузьмину.

Прикрывая фланг полка, его рота ворвалась в хутор Новомихайловский (4-5 километров северо-западнее Бугреватого), где уничтожила оборонявшихся гитлеровцев, захватила танк, 12 автомашин и склад с боеприпасами. Но в горячке боя Кузьмин не заметил маневр фашистов. Четыре средних танка и бронетранспортеры с пехотой под прикрытием огня минометной батареи, атаковав роту с двух направлений, отрезали пути отхода.

Автоматчики были вынуждены залечь на открытой местности и, не успев окопаться, отбивать атаку врага. А танки приближались неумолимо. Послав ко мне автоматчика с донесением, старший лейтенант Кузьмин взял несколько противотанковых гранат и пополз навстречу танкам. Один из них он подорвал, другие отошли. Автоматчики на какое-то время получили передышку.

Бой под Бугреватым был в разгаре, когда я получил записку Кузьмина. Неровные крупные буквы. Всего четыре слова: "Командир! Выручай. Давят танками".

В полковом резерве был взвод 45-миллиметровых противотанковых пушек, которыми командовал лейтенант Петр Евменович Димуро. Я послал артиллеристов выручать Кузьмина. Связной показывал им дорогу.

На подходе к Новомихайловскому взвод попал под сильный артиллерийский огонь. Одно орудие было подбито, в расчете другого ранены наводчик и заряжающий. Лейтенант сам встал к прицелу пушки. И, когда враг снова пошел в атаку, открыл меткий огонь. С четырехсот метров произвел первый выстрел, потом - второй и третий. Над танком взвился легкий дымок, грохнул взрыв, изнутри повалил черный дым. Димуро подбил и второй танк.

По огневой позиции сорокапятчиков ударила вражеская артиллерия и минометы. Лейтенант получил осколочное ранение, но от прицела не отошел, подбил еще и самоходную артиллерийскую установку.

Эта героическая дуэль маленькой пушки с огромными бронированными машинами внесла перелом в ход боя у хутора Новомихайловский. Старший лейтенант Кузьмин, несмотря на серьезное ранение, поднял роту в контратаку. Гвардейцы выбили фашистов из хутора и погнали дальше, к Гнилосировке. Только тогда Кузьмин разрешил санитарам везти себя в тыл. В тот же день командир дивизии Василий Иванович Калинин вручил ордена и медали -участникам боев за Бугреватый и Новомихайловку. Федор Федорович Кузьмин и Петр Евменович Димуро были награждены орденами Красной Звезды.

Подводя итоги боям 19-23 августа, начальник политотдела 5-й гвардейской воздушно-десантной дивизии полковник М. Г. Чиковани писал в донесении Военному совету армии: "В боях за Каплуновку, Мойку, Чемодановку, совхоз "Бугреватый" успешно действовал весь личный состав 1-го гвардейского воздушно-десантного полка (командир полка подполковник Попов, заместитель по политической части майор Гридюшко). Особенно следует отметить батальон, которым командует майор Мыльников"{8}.

Полковник Чиковани подчеркивал большую- роль, которую сыграли в успешных боевых действиях полка его политработники и партийно-комсомольский актив. И недаром среди первых воинов полка, награжденных орденом В. И. Ленина, были парторг 1-го батальона старший лейтенант Георгий Константинович Протопопов и парторг 9-й роты старший сержант Николай Филиппович Воронов...

* * *

В ночь на 24 августа, поспав часа полтора-два, все командование полка собралось в штабе. Обсуждали план завтрашнего боя. На участке полка ситуация резко изменилась. С 20 августа полк, если считать строго по прямой, продвинулся на 25-30 километров. Все предыдущие дни мы, чтобы преодолеть сопротивление гитлеровцев и выиграть у них встречный бой, должны были сосредоточивать максимум усилий на правом фланге. Завтра будет иначе. Завтра все внимание на центр и левый фланг полосы наступления полка: на возвышенность, которая занимает площадь более 20 квадратных километров (6-7 километров по фронту и 3-4 километра в глубину) и тянется от села Михайловка до хутора Сидорячий. Здесь противник оборудовал мощный опорный пункт. Его передний край проходит подковой по высотам, обрамляющим эту обширную возвышенность. Достаточно одного взгляда на карту, чтобы понять выгоду этих позиций. С них наше расположение просматривается на многие километры. У нас же, наоборот, - весь западный край горизонта закрыт цепью высот.

Скажем сразу, что овладеть этим опорным пунктом было не по силам одному полку. Здесь постепенно втянулись в бой не только вся наша дивизия, но и дивизии 21-го гвардейского корпуса 4-й гвардейской армии. Так что 1-й полк выполнял частную задачу, о которой я и расскажу.

На рассвете 24 августа 3-й батальон Грязнова уже вел бой на подступах к Михайловке, недалеко от высот, занятых противником. А главные силы полка продвигались из района хутора Бугреватый на запад и юго-запад, к этим же высотам.

Майор Аветисов доложил мне по телефону:

- Вернулись разведчики. Они установили: в квадрате ноль один - ноль два (севернее Михайловки) скопление вражеской пехоты - до двух батальонов. Видимо, готовят контратаку во фланг Грязнова.

Со мной на наблюдательном пункте находился командир артиллерийской подгруппы, он же командир 13-го истребительно-противотанкового дивизиона, капитан М. Ф. Литвиненко. Я показал ему район сосредоточения пехоты противника.

- Твои пушки достанут?

- Достанут, - отвечает. - Но дальность предельная, рассеивание снарядов очень большое. Нет смысла вести огонь.

- Что же делать?

- По этому квадрату в плане командующего артиллерией дивизии предусмотрено дальнее огневое нападение. Разрешите, я ему позвоню?

Он связался с дивизией. В течение считанных минут все было обговорено, и тяжелые гаубицы открыли огонь. Мы слышали лишь гул далеких разрывов. Но позже, проезжая опушкой рощи, по которой били гаубицы, я видел результаты огневого нападения. Стрельба меткая.

Пока артиллеристы обстреливали скопление вражеской пехоты, я связался с батальоном Грязнова.

- Где комбат?

- Уехал, - ответила мне радистка Некрасова.

- Куда? На чем?

- На трофейных машинах. В тыл к фашистам.

Это серьезное нарушение устава, когда, не доложив старшему начальнику, младший оставляет свое подразделение или часть. Даже если у него самые благие намерения.

Я приказал отыскать офицера, замещающего комбата. От него узнал следующее: батальонные разведчики, так же как и полковые, обнаружили скопление фашистской пехоты. Доложили Грязнову. Он тут же посадил на трофейные автомашины 8-ю стрелковую роту старшего лейтенанта А. С. Чиркова и пулеметную роту старшего лейтенанта Ф. Е. Чумака и сам повел отряд к квадрату 01 - 02, по которому уже била наша артиллерия.

Надо полагать, Грязнов, как всегда, стремился упредить противника и первым нанести удар. Что ж, решение правильное, надо ему помочь. Я приказал Чистякову выдвинуть свой батальон к этому же району, установить связь с Грязновым. Да и сам - на коня и верхами с адъютантом и радистом поспешил туда.

Так, довольно неожиданно, основные усилия боевой работы полка на несколько часов переместились в квадрат 01 - 02. Подразделения Грязнова с юго-востока, батальон Чистякова с северо-запада сомкнули кольцо вокруг двух фашистских пехотных батальонов. Понесшие значительные потери от артиллерийского огня, ошеломленные неожиданной атакой вражеские подразделения были смяты и разгромлены. Этот успех не только полка, но и дивизии начался с инициативных действий Павла Ивановича Грязнова. Я представил его к очередному ордену, но сделал строгое внушение: инициативу проявляй, но и устав соблюдай.

25 августа батальон Чистякова атаковал противника, оборонявшегося у Михайловки. Говоря о Михайловке, я опять-таки имею в виду не сам населенный пункт (маленький и к тому же сожженный дотла), но окружающую его возвышенность, преграждавшую нам дорогу на Котельву.

Бой развивался трудно и довольно сумбурно. Со своего наблюдательного пункта я видел впереди только цепь зеленых холмов, крутые рыжие откосы которых тянулись и к северо-западу и к юго-востоку. Отсюда, из долины, оборона фашистов в глубину не просматривалась. Мы же были у них как на ладони. Жесточайший артиллерийский огонь обрушился на 2-й батальон. Налетели "юнкерсы" - около 40 машин. Боевые порядки батальона заволокло клубами пыли. Чистяков передал мне по телефону, что рота Коновалова захватила было командную высоту, но сейчас вынуждена отходить: противник контратакует батальон с фронта и с тыла.

- Откуда? Повтори координаты! - требую я.

Он повторил, и тут же связь с ним прервалась. Да, противник зашел к нему в тыл. Только что штаб дивизии информировал меня, что левый сосед - 16-й полк опередил нас флангом, но как раз с этого направления фашистские танки и бронетранспортеры двинулись на чистяковский батальон. Попытался связаться с 16-м полком, с Федором Михайловичем Ореховым, - не удалось. Не ответил ни по телефону, ни по радио. Однако я и так, по звукам боя, чувствовал, где дрался мой сосед: позади моего наблюдательного пункта, в двух-трех километрах от места, указанного штабом дивизии.

Вышел на связь с комдивом, доложил обстановку. Василия Ивановича Калинина я знал как человека хладнокровного. Обычно он прислушивался к мнению подчиненных, быстро реагировал на их просьбы, но сейчас ответил мне несколько раздраженно:

- Знаю я, где Орехов. Вы топчетесь на месте, а он далеко впереди.

Обстановка действительно была сложная. Стабильной линии фронта нет, все войска в движении, и вдруг - пробка в районе высот северо-восточнее Михайловки. Если до сего дня успех всего 20-го гвардейского корпуса определялся главным образом успешным фланговым маневром 5-й дивизии, то теперь роли резко переменились. Фашистская танковая группировка, тылы которой как бы подрезала с юга наша "пятерка", стала быстро отходить к Котельве. Наступление 8-й и 7-й дивизий перешло в преследование противника. "Восьмерка" и "семерка" выдвинулись далеко вперед, а мы топтались под Михайловкой. Так что неудовольствие, прозвучавшее в голосе комдива Калинина, можно было понять.

Как бы там ни было, но в такой обстановке, когда артиллерийско-минометная и даже ружейно-пулеметная стрельба как бы перемещается вокруг твоего наблюдательного пункта, командиру иногда необходимо самому пойти в боевые порядки, иначе трудно разобраться, что, где и почему происходит.

Майор Гридюшко, слышавший мой разговор с комдивом, предложил:

- Вам, Илларион Григорьевич, уходить с НП нельзя. Давайте-ка я схожу к Чистякову.

Он был прав - именно в ту минуту я никак не мог отлучиться с наблюдательного пункта. Полк оказался разбросанным на обширном пространстве. Надо было немедленно собрать его в кулак.

- Ну что ж, иди к Чистякову, Николай Минович! - согласился я с Гридюшко, зная, что он придет во 2-й батальон не наблюдателем и регистратором событий.

Хотя и воевал я с Николаем Миновичем Гридюшко не более трех недель, но твердо верил в него. Что-то в характере замполита было от педагога. Очень спокойный, приветливый, с большим чувством собственного достоинства. И это чувство он всячески пробуждал и воспитывал у подчиненных. Мне не раз доводилось наблюдать, как он разговаривает с бойцами и командирами. Они уходили от него всегда с верой в свои силы. Николай Минович и под пулями оставался таким же спокойным и рассудительным. Поэтому я был уверен, что в батальоне Чистякова, как бы там ни было трудно, майор Гридюшко поможет поправить дело.

Он ушел с группой автоматчиков и с боем пробился во 2-й батальон, причем очень вовремя. Выяснилось, что комбат Чистяков сильно контужен, его заместитель ранен. Фашисты вклинились в боевые порядки батальона, и он фактически продолжал бой тремя обособленными группами. А что касается соседа 16-го полка, то и его положение было очень трудным. Группа бойцов этого полка отошла в расположение 2-го батальона, отрезанная от своих главных сил.

Майор Гридюшко принял командование батальоном. Первым делом создал небольшой резерв из автоматчиков, которые пришли с ним, и группы бойцов 16-го полка. Обнаружив, что гитлеровцы, увлекшись попыткой окружить батальон, оставили открытым свой левый фланг, он скрытно вывел резерв и повел его в контратаку. Фашисты были отброшены, положение батальона восстановлено. Гридюшко связался напрямую с комдивом, доложил ему и о 2-м батальоне и о трудном положении 16-го полка.

Полковник Калинин сразу же позвонил мне. Видимо, доклад Гридюшко его убедил. Он приказал повернуть на Михайловку и окружающие высоты весь наш полк. Я тотчас передал соответствующий приказ Мыльникову и Грязнову.

Комдив информировал меня о последних событиях в полосе наступления 4-й гвардейской армии. 8-я и 7-я дивизии, обогнав нас, выходили к Котельве. Нашу дивизию временно подчинили 21-му гвардейскому стрелковому корпусу, который несколько левее вышел к гряде высот.

Между тем полк продолжал штурмовать Михайловку. Ввели в бой 3-й, а затем и 1-й батальоны, роту автоматчиков. Сосредоточили огонь всей полковой и приданной артиллерии. Наконец ворвались в Михайловку с юго-востока. Противник не сдавался. Более 50 самолетов ожесточенно бомбили полк, потом пошли на нас танки и пехота. Мы отбивали контратаку, как говорят, с места.

В этом бою особенно отличились пулеметчики. Расскажу о двоих из них. Комсорг пулеметной роты 1-го батальона сержант Г. И. Портной установил свой "максим" на высоте. Местность просматривалась хорошо, и пулеметчики помогли стрелкам отбить три контратаки гитлеровцев. Склон высоты был усеян их трупами. Но и наши пехотинцы теряли товарищей. Санитары вынесли из боя более 20 раненых бойцов и командиров и разместили их в сарае, что стоял на противоположном склоне высоты.

Фашисты заметили движение близ сарая, их артиллерия открыла огонь. Сарай загорелся. Сержант Портной и второй номер пулеметного расчета рядовой Н. В. Добродеев кинулись в бушующее пламя. Под артиллерийским обстрелом они вытащили из сарая всех раненых и укрыли их в старых окопах. И опять бросились к пулемету, так как фашистские автоматчики уже лезли на высоту. Портной меткими очередями заставил их попятиться. Кончились боеприпасы, сержант получил серьезное ранение, его второй номер - Николай Васильевич Добродеев - был убит. На помощь приползли двое раненых - лейтенант В. И. Архипов и рядовой П. И. Тимофеев. Они передали Портному собранные у товарищей боеприпасы. Пулемет снова заработал, кося фашистов. Архипов и Тимофеев забрасывали противника гранатами. Оба героя погибли в неравном бою, а Портной, хотя и сильно ослаб от потери крови, сумел со своим пулеметом не только надежно прикрыть фланг роты, но и спасти жизнь 20-ти раненым товарищам. Командир подоспевшего на помощь подразделения насчитал на склонах высоты около 40 убитых фашистов.

А примерно в эти же часы на участке 3-го батальона рядовой пулеметной роты комсомолец А. Ф. Бумагин, физически сильный и смелый, делал очень нужную и тяжелую работу - доставлял на передовую коробки с пулеметными лентами. Ползком, с тяжелым грузом на спине, девять раз пробирался из батальонных тылов к позициям пулеметной роты и возвращался обратно. В очередном таком "рейсе" по-пластунски он остановился, чтобы перевести дух, - солнце палило немилосердно. Оглянулся и видит: примерно 20-25 фашистских автоматчиков подбираются к наблюдательному пункту комбата капитана Грязнова. А там их, судя по всему, не замечают.

Бумагин по-пластунски быстро догнал ползущих фашистов, швырнул три гранаты, открыл огонь из автомата. Гитлеровцы заметались. Грязнов, услышав стрельбу, послал своих разведчиков, которые вместе с Бумагиным ликвидировали просочившуюся к нам в тыл группу фашистов.

Вечером того же дня (25 августа) Александр Бумагин совершил воинский подвиг, память о котором всегда будет жить в сердцах ветеранов 1-го грардейского воздушно-десантного полка. Когда противник снова вклинился в оборону батальона, один из наших пулеметов замолк. Бумагин под жесточайшим огнем подобрался к нему. Пулеметчики были убиты, но пулемет исправен. Бумагин открыл огонь. Кончились патроны. Герой-комсомолец отбивался гранатами. И вот в руках осталась последняя. Бумагин подождал, когда гитлеровцы приблизятся вплотную, и выдернул из лимонки чеку... Так погиб замечательный комсомолец гвардии рядовой Александр Федорович Бумагин. Мы похоронили его на другой день близ хутора Сидорячий.

Конечно, рассказанные мной боевые эпизоды никак не исчерпывают картину боя на участке полка. Но все-таки они дают некоторое представление о напряженнейшей обстановке, сложившейся для нас 25 августа. С большим трудом отбивали мы настойчивые контратаки противника. Все комбаты просили, требовали, заклинали: "Дайте артиллерийскую поддержку! Вызовите авиацию!" Все они докладывали о серьезных потерях.

Я доложил комдиву, что в настоящий момент наступать полк не может, что нужна мощная артподготовка, авиационная поддержка и хотя бы рота танков. Только при таких условиях можно взломать оборону противника и выбить его с высот у Михайловки.

- Хорошо, - ответил полковник Калинин. - Доложу вашу просьбу комкору.

Спустя минут десять мне позвонил сам командир 21-го корпуса генерал-майор П. И. Фоменко.

- Разговаривал с твоим командиром дивизии, - сказал он. - Никаких средств усиления тебе не будет.

Немедленно переходи в наступление. Хватит лежать на брюхе.

Я резонно заметил, что, насколько мне известно, все другие части корпуса тоже лежат. Это окончательно рассердило комкора.

- Если через тридцать минут не возьмешь Михайловку, пеняй на себя, отрезал он.

Я, конечно, сразу же отправился на передовую, в боевые порядки, но выполнить приказ комкора не смог. Весь остаток дня и даже ночью мы с трудом отражали яростные контратаки противника. Лишь на следующий день, когда в бой были брошены другие части нашей дивизии, а также 68-я гвардейская стрелковая дивизия 21-го корпуса, когда нас поддержали бомбардировочная авиация и батальон танков, нам удалось сломить сопротивление гитлеровцев и овладеть Михайловкой и окружающими высотами.

После короткого отдыха полк, уже в колонне, двинулся на Котельву, где к этому времени вели бой 7-я и 8-я дивизии 20-го гвардейского корпуса. Путь наш лежал через хутор Сидорячий, куда мы еще ночью послали разведку - взвод лейтенанта Г. С. Мыльникова из батальона майора В. Г. Мыльникова. Эти офицеры не были родственниками - просто однофамильцы.

Лейтенант Мыльников получил задачу выйти на дорогу севернее хутора Сидорячий и по возможности овладеть этим населенным пунктом. Ночью взвод оседлал дорогу. Выслали разведку и к Котельве и к Сидорячему. Разведчики доложили, что на хуторе гитлеровцы.

Лейтенант Мыльников немедленно повел взвод к хутору. Бесшумно, огородами вошли в Сидорячий. В большом фруктовом саду разведчики услышали немецкую речь. Бряцали котелки и фляжки, потянуло дымком костра и аппетитным запахом мясной похлебки. Гитлеровцы собирались завтракать, ведь рассвет был совсем близко.

Недалеко отсюда на улице стояло пять больших крытых грузовиков, два бронетранспортера, к одному из них была прицеплена противотанковая пушка. Судя по транспорту, фашистов прибыло человек 100, если не больше. А у Мыльникова и двух десятков не наберется. Но он решил воспользоваться помощью двух верных союзников разведчиков - ночной тьмой и неожиданностью. Облегчало дело и то, что почти все фашисты расположились большой группой на садовой поляне, кроме часовых, оставленных у машин.

Взвод Мыльникова, окружив поляну, внезапно открыл огонь. Враг понес значительные потери, среди оставшихся в живых началась паника. Сломя голову кинулись они из Сидорячего в поле. Мыльниковцы захватили в полной исправности все автомашины и бронетранспортеры с орудием. Лейтенант немедленно организовал оборону хутора и послал донесение в батальон. Майор Мыльников приказал лейтенанту В. Н. Бондаренко (Василий Никифорович был ранен под Каплуновкой, но уже вернулся в строй) выдвинуться к Сидорячему и закрепиться к нем. В этом же направлении после взятия Михайловки, как я уже говорил, двинулись и главные силы полка.

За Сидорячим противник попытался еще раз остановить нас на пути к мощному узлу обороны, который он создал в Котельве. Случилось это так. Полк в колонне шел по проселочной дороге. Впереди, в авангарде, - 3-й батальон капитана П. И. Грязнова, с ним обе полковые батареи - 76-миллиметровых пушек старшего лейтенанта В. Г. Левченко и 45-миллиметровых противотанковых пушек старшего лейтенанта И. В. Рубина. В походном охранении двигалась 9-я рота старшего лейтенанта Н. П. Грибанова. Она первой и попала под огонь фашистов.

Грибанов моментально рассредоточил роту, быстро встали на прямую наводку обе батареи. Комбат развернул в боевой порядок и другие свои подразделения.

Справа, в лесу, засела гитлеровская пехота. Оттуда били по дороге пулеметы. А слева, в поле, в стогах замаскировались танки. С ними и завязали дуэль наши пушки. От прямых попаданий снарядов стога вспыхивали один за другим, танки вынуждены были либо отойти, либо атаковать артиллеристов в лоб, что они и попытались сделать. Однако дружный огонь восьми орудий и десяти противотанковых ружей остановил гитлеровцев. Все шесть машин были подбиты или сожжены. Фашистскую пехоту рассеяла рота Грибанова. Комбат Грязнов действовал в обычной своей манере - оперативно и решительно: ловушка, предназначавшаяся его батальону, в ходе скоротечного боя обратилась в ловушку для ее устроителей.

Вскоре после этой стычки, примерно в 17 часов, штаб дивизии информировал меня, что Котельва уже занята частями 8-й дивизии. Следовательно, сосед справа обогнал нас. Слева, в полосе 21-го корпуса, наступление развивалось гораздо медленнее. Части корпуса все еще топтались перед высотами, что юго-западнее Михайловки. 11-й и 16-й полки нашей дивизии также застряли, втянувшись в вязкую, изнурительную борьбу за этот же опорный пункт.

Таким образом, полк приближался к Котельве с открытым левым флангом. Оттуда, с юго-запада, из болотистых лесов вдруг зачастили пулеметы, резко захлопали противотанковые ружья, потом ударили немецкие танковые пушки. Ясно, что наше боковое охранение вступило в бой. Появление вражеских танков заставило меня частично развернуть полк. В помощь боковому охранению срочно направил стрелковую роту, усиленную взводом 45-миллиметровых противотанковых пушек и взводом противотанковых ружей.

Полчаса спустя командир роты старший лейтенант Бондаренко доложил: подвижная группа противника рассеяна, подбиты два танка, четыре бронетранспортера, взяты пленные из эсэсовской дивизии "Мертвая голова". В бою отличились бронебойщики взвода лейтенанта Султанмурата Джапарова. Сам он, когда выбыл из строя расчет противотанкового ружья, взял это ружье и меткими выстрелами подбил "тигр".

Я приказал подразделениям свернуться в колонну, но внезапно налетела вражеская авиация. Однако охранявшие нас с воздуха истребители хорошо встретили "юнкерсов". Один из них рухнул в болото, другой, дымя, ушел за горизонт, остальные, побросав бомбы куда попало, удрали.

На подходе к Котельве полку снова пришлось развернуть авангардный батальон, чтобы отразить атаку подвижной группы противника - танков и мотопехоты. До Котельвы было рукой подать - километра два-три, и еще в ходе этой стычки я направил к селу 2-ю роту автоматчиков младшего лейтенанта Ивана Ивановича Ололенко (он заменил выбывшего по ранению Федора Федоровича Кузьмина) и взвод 45-миллиметровых противотанковых пушек лейтенанта Федора Ильича Голубенка.

С опушки леса, куда выходил полк, Котельва была хорошо видна. Большое, широко разбросанное село, все в яблоневых и вишневых садах. А над буйной зеленью садов, над соломенными крышами, верхушками телефонных столбов и шестами скворечников плыли клубы дыма. Кружились над селом десятки "юнкерсов", бомбили северную его часть. В заречной половине села - тишина.

Мы вчетвером - Гридюшко, Сологуб, Аветисов и я - тщательно рассмотрели Котельву в бинокли и пришли к выводу, что село вряд ли полностью очищено от противника. Скорее всего, он еще удерживает его южную часть. Что ж, надо подождать донесения от Ололенко. Но вот и оно. Ололенко докладывал, что рота вышла к Котельве с юго-востока. Фашисты ведут с окраины сильный пулеметный и минометный огонь. В садах, в засадах - танки. В северной части села и в центре идет уличный бой. Надо было готовиться к штурму Котельвы.

Но утром 27 августа приехал офицер связи, вручил мне приказ: полк выводится в резерв командующего 4-й гвардейской армией{9}. Почему именно один наш полк из всей дивизии? Об этом мы могли только догадываться: полк еще не втянулся в бой за Котельву и расположился сейчас как раз на стыке флангов 20-го и 21-го гвардейских корпусов, следовательно, обеспечивал этот стык.

Указанный нам командармом район находился невдалеке. Я направил туда рекогносцировочные группы, однако они были обстреляны противником и не смогли выполнить задачу. Пришлось выделять от каждого батальона до роты для очистки района от противника. Спустя 3-4 часа лес был полностью очищен. Полк расположился на площади в 5-6 квадратных километров, бойцы сразу же приступили первоочередным инженерным работам - начали рыть щели для укрытия от авиации врага.

Оказавшись в резерве, подразделения стали приводить в порядок оружие и технику, пополнялись боеприпасами, одновременно готовились к большому торжеству - получению боевого гвардейского Красного знамени. Вручил его заместитель командующего армией генерал Г. Ф. Тарасов. Приняв из его рук алое полотнище с портретом В. И. Ленина, я от имени полка дал клятву с достоинством и честью пронести это Знамя над полями сражений с немецко-фашистскими захватчиками. Клятву повторили все воины полка. Затем я передал Знамя взводу автоматчиков из роты Ололенко. Во главе со своим командиром и со знаменосцем старшим сержантом А. И. Швецом взвод, печатая шаг, пронес Знамя перед строем полка. Генерал Тарасов поздравил нас с этим торжественным событием, а затем вручил отличившимся правительственные награды. За семь дней ожесточенного встречного боя с танковой группировкой противника в полку были награждены орденами и медалями 96 солдат, сержантов и офицеров. Георгий Федорович Тарасов поздравил и меня с награждением орденом Суворова III степени. Скажу откровенно: очень мне было приятно получить орден с чеканным портретом великого полководца. Эта награда говорила о том, что командование высоко оценило действия полка на пути к Котельве.

От Котельвы до Опошни

4 сентября полк вывели из резерва командарма и вернули в нашу родную 5-ю дивизию. А практически мы остались в том же районе, который заняли еще 27 августа - в 1,5-2 километрах юго-восточнее Котельвы.

5 сентября на окраине этого села батальоны Мыльникова и Чистякова вошли в соприкосновение с противником. Бои носили местный характер - мы выбивали фашистов из отдельных домов, улучшали позиции в предвидении скорого наступления. Южнее Котельвы, прикрывая левый фланг полка, дрался то за высотку с хорошим обзором, то за рощицу, обеспечивающую скрытые подъезды к переднему краю, батальон Грязнова. К сожалению, бои местного значения также не обходятся без потерь. В одной такой схватке был смертельно ранен любимец полка парторг 9-й роты старший сержант Николай Филиппович Воронов. В полковых документах, хранящихся ныне в архиве, есть запись: "5 сентября 1943 года в 15 часов похоронен под Котельвой скончавшийся от ран герой Воронов. Когда его тело опускали в могилу, 3-й батальон дал залп по врагу из всех видов оружия - салют в честь и память героя"{10}. Этой чести удостаивались у нас храбрейшие из храбрых. Дальневосточник Николай Филиппович Воронов был именно таким: отважным до дерзости, умным, находчивым...

8 сентября командир дивизии полковник Калинин отдал приказ: 1-му гвардейскому воздушно-десантному полку 9 сентября утром перейти в наступление, выбить гитлеровцев с южной окраины Котельвы, затем совместно с частями, ведущими бой в северной ее части, полностью овладеть селом.

Начальник штаба полка майор Аветисов, связавшись с соседями, выяснил, что они ведут напряженнейшие уличные бои. Противник подбросил к Котельве части еще двух танковых дивизий: 7-й и "Мертвая голова".

Аветисов организовал разведывательный поиск силами взводов пешей и конной разведки, поддержанных ротой автоматчиков. Разведчики обнаружили у противника сеть траншей полного профиля, минные поля, проволочные заграждения, пулеметные огневые точки и орудия, поставленные на прямую наводку, танковые засады. С юга село было хорошо укреплено, оборона врага насыщена огневыми средствами.

Провели мы и командирскую рекогносцировку местности. С нашего переднего края видна была зеленая березовая роща, что южнее Котельвы. В роще - старое кладбище. Я подумал, что противник, несомненно, сгруппирует здесь какие-то силы. Основываясь на фронтовом опыте, я примерно так представлял себе ход мыслей фашистского командования: русские, чтобы полностью овладеть Котельвой, попытаются ударить через южную окраину; когда они втянутся в село, мы в свою очередь ударим по ним с фланга, из района кладбища.

Рассуждая за противника, я для себя заметил: району кладбища - главное внимание. План наступления, составленный нами с учетом данных, полученных из штаба дивизии, был такой: боевой порядок полка строится в один эшелон; правофланговый батальон Чистякова и батальон Мыльникова в центре нацелены на южную часть Котельвы, левофланговый батальон Грязнова - на рощу и кладбище. Отдельную задачу получила 2-я рота автоматчиков младшего лейтенанта Ололенко: наступая вдоль южной окраины Котельвы, пробиться к дороге, идущей из Котельвы на юг, на деревню Любки и далее на большое село Опошню. Надо было по возможности перехватывать дороги, чтобы лишить противника его главного козыря в борьбе с нами - маневренности. Напомню, что и здесь, под Котельвой, основу вражеской обороны составляли танковые и моторизованные части 48-го танкового корпуса.

За день до наступления артиллерийские разведчики, вернувшиеся с окраины Котельвы, привели с собой мальчика. Он назвался Колей, фамилия - Чернорук. Командиру батареи 45-миллиметровых противотанковых пушек старшему лейтенанту И. В. Губину Коля сказал, что высмотрел позиции фашистских пушек и пулеметов. Иван Васильевич воспользовался помощью смышленого мальчика, указанные им цели были засечены.

Коля Чернорук остался в полку воспитанником. Сперва был ездовым в батарее Губина, потом наводчиком орудия. Войну закончил в Австрии старшим сержантом семнадцати лет от роду. Ныне живет в Котельве, коммунист, работает шофером.

Поскольку нашей пехоте опять предстояло взламывать оборону, становой хребет которой составляли танки, мы в период подготовки наступления много времени уделяли вопросам борьбы с ними. Передавать накопленный опыт отлично помогали наши политработники. Например, выпускали боевые листки с броскими стихами, которые невольно запоминались:

""Тигр" мало подбить, надо его добить и шкуру со зверюги спустить. Хоть она у него мощная, дело это вполне возможное. Оглянись на путь пройденный сколько там "тигров" стоит, тобой угробленных!..."

"Гвардеец-сапер! Если начинишь землицу огненным фаршем, танки не пройдут форсированным маршем..."

"А вы, пушкари, еще бодрей бейте из батарей. Крикни: "Не быть России в рабах!" - и бах-ба-бах: пошел по нарезам снаряд смазанный, с тобою связанный, семидесяти шести миллиметров, гудя против ветра... Вона - танки уже горят: в точку попал снаряд..."

"Важна смелость, да нужна и умелость. Ежели ты смел, да танк подбить не сумел метким ударом - смелость твоя пропала даром..."

С точки зрения поэзии стихи эти весьма несовершенны. Однако по существу своему они были для нас тем, чем должно быть слово на войне: боевым оружием. И особенно сильными и действенными эти стихи становились потому, что звучали прямо на поле боя, потому, что за каждой их строчкой - солдатский пот и солдатская кровь, потому, что политработники, парторги, комсорги, партийные и комсомольские активисты, создавшие их, личным примером доказывали единство партийного слова и партийного дела.

Я уже рассказывал о многих партийных и комсомольских вожаках, отличившихся на ахтырском рубеже. Хочется отметить еще, что парторг полка старший лейтенант Мелик Оганесович Мотосян в боях за Каплуновку и Мойку все время шел в боевых порядках 3-го батальона и был ранен в атаке. Сменивший его старший лейтенант Борис Сергеевич Белов работал парторгом тоже лишь несколько дней. За это время парторганизация полка пополнилась 84 членами партии и кандидатами. В бою под Михайловкой, когда мы дрались за командную высоту, была создана штурмовая группа. Возглавил ее первый помощник начальника штаба полка капитан Алексей Иванович Вдовин, а его замполитом стал Белов. Он сам вызвался пойти с этой группой. Действия ее были успешными, задачу она выполнила, но Борис Сергеевич Белов был тяжело ранен и надолго выбыл из строя. За храбрость отважный парторг был награжден орденом Красной Звезды.

Комсорг полка старший лейтенант Василий Кузьмич Белышев за мужество и личную отвагу также был награжден орденом Красной Звезды. Когда противник контратаковал с фланга 3-й батальон, Белышев лег за пулемет и отбил контратаку. Он был отличным командиром и великолепным организатором. Не случайно вся молодежь полка в первых же боях была принята в комсомол, а 64 лучших комсомольца рекомендованы в партию, в 1-м батальоне, например, отличились и были представлены к правительственным наградам все комсомольцы.

Такие боевые замполиты батальонов, как Д. Т. Супрунов, Н. С. Щеколкин, А. А. Новик и Л. С. Чичков, такие парторги и комсорги, как Мотосян, Белов, Белышев, Протопопов, Воронов, Виноградов, всегда и всюду, в любом бою были первыми в атаке. Естественно, они часто выбывали из строя. Но в том-то и сила истинного примера, что он зовет за собой, становится традицией, хотя того, кто его подал, может, давно уже нет среди нас...

* * *

На рассвете 9 сентября полк после короткой артподготовки перешел в наступление и скоро овладел юго-восточной окраиной Котельвы. 1-й и 2-й батальоны продвинулись с юга к речке Котелевке, и теперь лишь несколько сот метров отделяли нас от соединений, наступавших из северной части Котельвы.

Одновременно 3-й батальон овладел опорным пунктом в районе кладбища, а рота автоматчиков Ололенко продвинулась еще далее к западу и, как планировалось, оседлала дорогу из Котельвы на юг - на Любки и Опошню.

Противник в первые же часы боя понес значительные потери в людях и боевой технике. Бойцы батальонов Мыльникова и Чистякова уничтожили до 300 пехотинцев, шесть танков и две самоходки. Тем не менее гитлеровцы быстро оправились, подтянули резервы, и со второй половины дня полк был вынужден отражать сильные контратаки танков и пехоты, поддержанных авиацией. Группы "юнкерсов" и "мессер-шмиттов" - по 30-40 самолетов в каждой - трижды бомбили и обстреливали наши боевые порядки. Особенно настойчиво гитлеровское командование пыталось вернуть утерянный опорный пункт в районе кладбища.

Фашистам удалось вклиниться в оборону батальона в нескольких местах, и борьба за опорный пункт стала как бы очаговой. В роще, на кладбище, в окрестных полях и лощинах - повсюду советские воины сходились с врагом грудь на грудь, штык на штык.

8-я рота старшего лейтенанта Чиркова отбила уже три атаки. Однако в последней из них вражеские пулеметчики заняли позицию слева, за бугром, и простреливали боевые порядки роты фланговым огнем. Два комсомольца - старший сержант С. А. Пожидаев и рядовой В. И. Плюскин, взяв гранаты, поползли к пулемету. Обошли его с тыла. Вражеские пулеметчики были увлечены стрельбой и онемели от неожиданности, когда к ним в окоп спрыгнули два русских солдата. Уничтожив пулеметный расчет, Пожидаев и Плюскин открыли огонь по автоматчикам, лежавшим в цепи метрах в 15-20 от окопа. Понеся потери, немцы отошли, но вскоре окружили смельчаков. Виктор Иванович Плюскин был убит, но Степан Андреевич Пожидаев, тяжело раненный, продолжал отбиваться от фашистов. В сумерках к нему в окоп пробрались бойцы 8-й роты. Они вынесли Пожидаева в медсанбат.

Проводная связь с 8-й ротой то и дело обрывалась. То осколки мины рассекут провод, то немецкий танк намотает его на гусеницу. Связисты, ползая под жесточайшим огнем с тяжелой железной катушкой и телефонным аппаратом, сращивали кабель и возвращались на НП комбата, чтобы тут же услышать: "Связисты - на линию! Порван провод". И они опять шли в огонь и мастерски делали свое трудное дело.

Отыскивая повреждение связи на линии, рядовой Петр Филиппович Руднев наткнулся на засаду. Двое гитлеровцев кинулись на него, хотели, видимо, взять живым. Одного он заколол штыком, другого взял в плен и привел в штаб батальона. Сержант Иван Матвеевич Лутин, также находясь на линии, гранатами подорвал вражеский танк.

Отличился в этот день и рядовой Петр Григорьевич Золотов... Раз десять выходил он на линию, полз от НП батальона к окопам и обратно. В очередном таком "рейсе" получил ранение в руку. Превозмогая боль, срастил порванный провод, убедился, что комбат разговаривает с командиром роты. Вдруг увидел немецкий бронетранспортер. Приготовил гранаты. Когда машина приблизилась, он подорвал ее Одной связкой гранат, а другую швырнул внутрь. Экипаж бронетранспортера был уничтожен.

Вскоре Золотов заметил, что автоматчики противника сосредоточиваются в овраге западнее кладбища, как раз между позициями 8-й роты и наблюдательным пунктом комбата капитана Грязнова. Золотов снова включился в линию, доложил о замеченном комбату, тот сориентировал командира минометной роты. Через несколько минут в фашистов полетели пристрелочные мины. Золотов скорректировал огонь, и мины угодили точно в овраг. Атака врага была сорвана.

Под вечер фашисты предприняли последнюю контратаку, а мы в свою очередь бросили на ее отражение последний полковой резерв-1-ю роту автоматчиков и взвод пешей разведки. Они прибыли вовремя и помогли 9-й роте отразить натиск танков и мотопехоты. В этом бою разведчик рядовой Виктор Семенович Нужин, тот самый, который отличился на Ловати и Редье, подорвал два вражеских танка. В поединке со вторым танком герой-разведчик был смертельно ранен. Тяжелое ранение в грудь получил и командир 9-й роты Николай Петрович Грибанов. Более полугода пролежал он в госпитале. Выздоровев, вернулся в полк и командовал батальоном до Дня Победы. Забегая вперед, скажу, что сейчас Николай Петрович живет и трудится в Киржаче, а его старший сын занял место отца в Советской Армии, стал офицером.

После боя командир 3-го батальона капитан Грязнов доложил, что за этот день отбито девять вражеских контратак, сожжено и подбито семь тяжелых танков. Батальон не только удержал за собой район кладбища, но и несколько продвинулся вперед.

Первый день наступления подтвердил тактическую важность опорного пункта на кладбище. Овладев им, мы прочно прикрыли левый фланг полка от контратак с юга, дали возможность 1-му и 2-му батальонам, не оглядываясь на свой фланг и тыл, вести бой на окраине Котельвы.

Последующие два дня не принесли нам сколько-нибудь значительного успеха. Соседи справа также не продвинулись навстречу полку из северной части села. Я побывал во всех трех батальонах полка. Люди дрались геройски, упрекнуть их было не в чем. Но такова уж природа боя в крупном населенном пункте: продвижение здесь измеряется десятком-другим, ну иногда - сотней-другой метров. Такой бой отнимает массу времени и сил, потерю которых никак не компенсирует взятие данного населенного пункта; такой бой лишает хорошо организованные и подготовленные войска маневренности; словом, такой бой выгоден обороняющемуся, но никак не наступающему.

В самом деле, с 20 по 26 августа стрелковые полки 5, 7 и 8-й дивизий вырвали инициативу у врага во встречном бою и отбросили его на 25-30 километров. А потом мы втянулись в уличные бои и вот уже вторую неделю выбивали фашистов из Котельвы, и каждый шаг вперед давался кровью!

Пришел я, например, во 2-й батальон. Взвод лейтенанта Белозерцева вторые сутки лежит под огнем в садах и огородах, у школы. Здание школы - старинное. Кирпичная кладка в метр толщиной. Не только снаряд "сорокапятки", но и 76-миллиметровые пушки ее не берут. Три вражеских пулемета, малокалиберная пушка, десятка полтора-два автоматчиков поливают наших бойцов из школы шквальным огнем.

- Возьмем, товарищ подполковник, - заверил меня лейтенант. - Только бы удалось...

- Что именно?

- Сержант Родкин пополз туда, к школе.

- Один?

- Один. Может, незаметно проберется.

Ждем. Но вот из здания школы донесся сильный взрыв. Потом еще и еще. Это рвались связки ручных гранат, брошенных отважным сержантом Родкиным. Лейтенант Белозерцев вскочил, звонко скомандовал:

- Взвод - вперед! За мной!

С чердака по ним ударил пулемет, но всего один - два других молчали. Бойцы броском преодолели открытое пространство. Белозерцев первый исчез в проломе. Через полчаса он доложил, что школа очищена от противника, во взводе трое раненых, сержант Александр Александрович Родкин убит в здании школы. Уничтожил два пулеметных расчета, расчистил путь товарищам, но сам погиб.

Обходя подразделения, я добрался до улицы Белинского, на чердаке разрушенного дома нашел старшего лейтенанта Губина. Здесь наблюдательный пункт его батареи. Губин показал мне, где примерно проходит передний край мыльниковского батальона. Даже сверху, с чердака, трудно сориентироваться в путанице проулков, переулков, тупичков, густо заросших зеленью. Пушки батареи Губина были разбросаны по всему фронту батальона, так как здесь, в деревянно-глинобитном селе с заборчиками и плетнями, нетанкоопасных направлений нет. Проломит танк забор, свалит дом или сарай - и вот уже рядом с тобой.

- Только за сегодняшний день, - доложил начальник артиллерии полка старший лейтенант И. К. Мрыхин, - батарея Губина подбила пять средних танков, подавила шесть огневых точек, сбила с церковной колокольни вражеских наблюдателей. Рота противотанковых ружей капитана Леонида Константиновича Ильина, действовавшая отдельными расчетами в составе штурмовых групп, уничтожила шесть бронетранспортеров и пять тяжелых мотоциклов с пулеметными установками. Значительный урон нанесли противнику минометчики старшего лейтенанта Киримова (Агабалей Юзбекович командовал уже батареей полковых минометов) и полковая батарея 76-миллиметровых пушек старшего лейтенанта Левченко.

Свой доклад о действиях артиллеристов и минометчиков Мрыхин закончил довольно неожиданно:

- Крепко мы, товарищ подполковник, завязли в Котельве.

Мысль эта, как говорится, висела в воздухе. Ее в той или иной форме я уже не раз слышал от солдат и офицеров. Люди почувствовали вкус к маневренному бою. "Котельвинское сидение" никого не удовлетворяло. Да и я мысленно задавал себе вопрос: почему мы уткнулись в Котельву? Почему не обойдем ее?

В ночь на 12 сентября мы готовились к решительному штурму. Пополнили людьми штурмовые группы. В каждую кроме стрелков и автоматчиков включили бронебойщиков и саперов с взрывчаткой. Штурмовым группам определили конкретные объекты на улицах Котельвы.

Штаб полка увязал наши действия с соседями. Сам я побывал в 16-м полку Федора Михайловича Орехова и в 11-м полку Николая Бенедиктовича Оленина.

Участок 11-го полка примыкал к левому флангу грязновского батальона и оттуда тянулся на юго-восток, севернее Малой Рублевки к участку 16-го полка. И Оленин и Орехов рассказали мне, что на их участках в глубине обороны противника отмечено появление значительных групп танков. Возможно, они переброшены из Котельвы.

Утром 12 сентября мы двинулись в наступление. Снова уличные бои, снова схватки за каждый дом и двор, снова потери... Надо было что-то срочно придумать, чтобы заставить противника оглянуться на свой тыл. Решили сделать следующее...

Я отправился к лейтенанту В. В. Дудкину, во взвод конной разведки. Рассказал разведчикам, что фашисты, обороняющиеся в Котельве, располагают сейчас тыловой дорогой. Опошня - Диканька - Полтава. Это их главная коммуникация. Ее можно и должно перерезать.

- Кто пойдет добровольцем во вражеский тыл, шаг вперед! - обратился я к разведчикам в заключение.

В ответ весь взвод во главе с лейтенантом Дудкиным сделал шаг вперед. Растроганно смотрю на них: смелые, дружные ребята. Пожелал им доброго пути и боевого успеха. С тем и расстались.

Конечно, я тогда не знал, что и штаб корпуса и штабы дивизий наметили аналогичные действия, но, разумеется, куда более значительными силами. В частности, командир 5-й дивизии приказал скрытно выдвинуть на вражеские тыловые коммуникации целый батальон 16-го полка, который шел навстречу нашим разведчикам.

Между тем взвод Дудкина, совершив в конном строю быстрый марш к Ворскле, двинулся вниз по реке, текущей здесь среди лесов и рощ почти строго с севера на юг, вдоль большой дороги на Полтаву. Вскоре разведчики Дудкина пересекли эту дорогу и, разбившись на две группы, атаковали противника. Одна группа разгромила фашистскую автоколонну с боеприпасами, другая захватила вражескую минометную батарею. Подорвав минометы, Дудкин со своими бойцами снова выскочил на дорогу. В фашистском тылу началась паника. Она еще более усилилась, когда в районе села Деревки наши разведчики" соединились с батальоном 16-го полка.

В это время я находился в 3-м батальоне. Стрельба в немецком тылу доносилась до нас очень явственно, мы чувствовали, что дудкинский взвод действует энергично. Вдруг капитан Грязнов доложил: