Беглецы

13.СОЛНЦЕ НАД ПЛЯЖЕМ — СНЫ И ЯВЬ

Когда фигурки людей скрылись за скалами, Чехотер подумал, что наконец-то можно расслабиться и отдохнуть после напряжения последних дней. Майора он теперь не увидит достаточно долго, и никто не будет рявкать и дёргать его. «Как будто увольнение получил», — усмехнулся про себя Чехотер. Ему, конечно, очень хотелось тоже отправиться к мачте и осмотреть здание, которое они видели с воздуха. Там, по убеждению Чехотера, должна была крыться загадка их нынешнего положения, но он даже обрадовался, когда майор не взял его с собой. Одна причина заключалась в том, что Чехотеру представлялось заманчивым отдохнуть от майора, которого он за два года службы видел почти каждый день, и терпеть не мог. Вторая причина — раненый капитан, к которому за то сравнительно короткое время, что Договар находился в их подразделении, Чехотер не то, чтобы привязался, но относился очень хорошо.

Корути Чехотер происходил из семьи среднего достатка, и у него самого не было никаких связей и других возможностей пробиваться в жизни кроме своей головы. Корути знал, что капитан принадлежит к числу «баловней судьбы», что его отец — генерал-консул и что этому парню, который совсем не намного старше его самого, жизнь готовит гораздо лучший «кусок пирога», чем ему, Чехотеру, как бы честно он не работал после того, как отслужит в армии. Но в своё время капитан Договар понравился Чехотеру да и многим солдатам тем, что с подчинёнными, несмотря ни на что, держался очень свободно, не придирался по пустякам, не драл горло, почём зря, а именно это лучше всего может оценить замордованный солдат срочной службы. Поэтому как медик по образованию, Чехотер готов был поухаживать за искалеченным капитаном, чтобы по возможности скрасить его бедственное положение. Особенно, когда увидел, что майор Малваун даже как-то злорадствует травме капитана.

Солнце стояло уже высоко, становилось жарко. Чехотер оглянулся. Овево сидел в тени большого скального обломка, громоздившегося в нескольких метрах от воды, и смотрел в даль океана.

Чехотер подошёл и заглянул под тент. Капитан и Бронит лежали оба с закрытыми глазами. «Спят», — подумал Чехотер. Он направился к скале, у которой сидел Овево, и, сбросив с плеча автомат, сел рядом на песок, прислонившись спиной к прохладному в тени камню. Овево повернул голову и посмотрел на него.

— Спят? — спросил он.

— Спят, — ответил Чехотер, — лучше их не тревожить.

— Да уж, — кивнул Овево, — для них теперь самое хорошее забыться сном и, может быть, лучше и вообще не просыпаться.

— Знаешь, — сказал Чехотер после нескольких секунд раздумья, — я хочу, что бы ты несмотря ни на что, понял, что капитан — отличный парень, не то, что наш майор…

— Да что я, не вижу! Ваш майор! — Овево хлопнул себя по колену и сплюнул. — Вот ведь несправедливость! И почему не этот старый кретин свернул себе шею?

Чехотер грустно усмехнулся:

— Да уж!… Слушай, а как ты думаешь, то, что говорил этот ваш Формаун, как, по-твоему, правда? Ну, про эти дневники Джилауна и прочее?

— Полагаю, что да, — кивнул Овево.

— Если так, то, значит, для нашего мира мы погибли? Помнишь, он говорил, про точные координаты, которые надо засечь, чтобы вернуться?

— Чёрт его знает, я не математик и не физик, но если исходить из того, что писал в дневнике Джилаун — я имею в виду как раз координаты в пространстве, вот если исходить из этого, то похоже, что вероятности взять и вернуться практически никакой.

Чехотер молча покивал.

— Да… — сказал он, наконец. — А что ты думаешь по поводу исчезновения яхты, ну и радиации заодно?

Овево пожал плечами:

— Ты меня так спрашиваешь, как будто я знаю! Вообще, это в голове не укладывается, тут всё не так просто — море, лес, горы, птички. Тут что-то кроется, недаром Джилауна убрали, недаром сюда не сунулась даже наша армия.

— Но что тут может быть такое?

Овево засмеялся:

— Странный ты, честное слово, ну откуда же я могу знать!

— Да, конечно, — Чехотер тоже усмехнулся.

Они помолчали. Из-за скал, там, где в океан впадала река, вышло небольшое стадо грациозных животных на длинных, стройных ногах. Головы животных венчали ветвистые рога. Один, самый крупный, видимо, вожак, шествовал впереди и, выйдя на открытое пространство, замер, оглядываясь. Всё стадо тоже остановилось, постояло, а затем животные вслед за вожаком вброд перешли речку и скрылись среди скал и деревьев на другом берегу.

— Интересно, — сказал Чехотер, — видели они нас или нет?

— Пожалуй нет, — ответил Овево.

— Нужно было бы проверить, — задумчиво продолжал Чехотер, — испугаются ли они нас…

— То есть, боятся ли они людей вообще? Это ещё, наверно, можно будет проверить, — сказал Овево.

Чехотер кивнул.

— Между прочим, — Овево повернулся к Чехотеру и тронул его за локоть, — мы ведь фактически незнакомы. Теперь-то уж стоит, наконец, познакомиться.

Чехотер усмехнулся и посмотрел на нарушителя границы:

— Да, наверное, теперь больше стрелять друг в друга не будем. Овево засмеялся:

— Пожалуй, — Он протянул руку. — Моя Фамилия Конмаун, а зовут Овево. Ты уже имел возможность слышать: Наконт называл меня по имени.

— Корути, а фамилию ты тоже уже слышал — Чехотер.

Они обменялись рукопожатиями.

— Странно всё-таки, — сказал Чехотер, — бывает же так…

— Что странно? — удивился Овево.

— Да ну вот это, — Чехотер сделал неопределённы жест. — Ещё недавно мы готовы были перебить друг друга, а теперь сидим, разговариваем как ни в чём не бывало…

Овево пожал плечами:

— Но ведь ты, Корути, лично мне или кому-то из нас не враг, так же как и мы тебе. Враги мы постольку, поскольку на тебе надета форма, и ты являешься, точнее, скорее всего, являлся исполнителем воли правящей верхушки, частью, так сказать, машины для подавления недовольства… Так вот и получается, что мы два простых человека, которым в жизни хочется в сущности одного и того же, берём друг друга на мушку, а кое-кому это очень даже выгодно.

— Агитируешь! — усмехнулся Корути.

— И не думаю, — возмутился Овево. — Ты сам хоть разок пораскинь мозгами, какой хитрый у нас Силонте порядок.

— Да понимаю я, — кивнул Чехотер, — думаешь, нет? Только что сделаешь, если тебе приказывают стрелять? Отказаться — значит попасть туда же, куда майор обещает отправить вас. Да и того же майора взять, к примеру: если он не выполнит приказ, особенно по задержанию политических беглецов, то тоже загремит в рудники, а у всех ведь семьи, дети. Один откажется, но всё равно другие найдутся, которые согласятся.

— Вот-вот, все так и рассуждают! Естественно, всем нужно выступать вместе.

— Не знаю, правда, можно ли этого добиться? Люди многое понимают по-разному. Поэтому вряд ли можно объединить всех.

— Ну вот для этого и приходится заниматься тем, чем занимались мы: вести тайною работу, для того, чтобы народ лучше мог разобраться в положении дел, хотя в наших условия это очень тяжело. Ведь политическое недовольство беспощадно карается, а официально власти заявляют, что никакой оппозиции, ни тайной, ни явной, нашим Народным Императорам вообще нет. Вот ты, например, что ты знаешь о тайных группах?

— Ну-у, практически ничего, — покачал головой Чехотер. — Слухи разные, как о бандитах и предателях.

— Верно, — вздохнул Овево, — народ в массе мало что знает, потому, что как только о какой-то группе становится известно подробное лицам, не входящим в неё, она уничтожается Имперской Службой Безопасности: везде полно доносчиков, на которых денег не жалеют.

— Знаешь, — сказал Чехотер, — я считаю, что Императоры уж очень часто отступают от принципов служения народу.

— Да они и не могли не отступить от этого, — загорячился Овево, — им же была дана практически неограниченная власть. Императоры остаются императорами, хоть ты добавь им титул «народные». Неограниченная власть кого хочешь, в конце концов, испортит. Вот так и получилось, что все Императоры стали жить не для народа, а для себя прежде всего, и за ними, глядя на них, постепенно все мало-мальские государственные чиновники перешли на такой же принцип. И что удобно, всегда есть хорошие лозунги, чтобы прикрыться, хотя бы завещания великого Авльна.

— Идеи великого Авльна были правильными…

— Во многом, наверное, но он допустил ошибку: управление государством нельзя было передавать фактически власть имущим и рассчитывать, что они будут служить народу, управлять должен сам народ. За это надо бороться, и вся борьба ещё впереди!

— Может быть, бороться следует, — согласился Чехотер, — но как, убегая к нашартмакам? — И он насмешливо посмотрел на Овево.

— Вовсе нет! Совсем не обязательно, хотя тот же Авльн, жил достаточно долго в эмиграции, даже официальная история этого не скрывает.

— Ну, а почему бежали вы? Между прочим, приказ задержать вас был дан в чрезвычайно категоричной форме, а нашему майору были обещаны всякие награды и повышение звания. Значит, вас очень хотели задержать. Вы что, украли какие-нибудь научные или военные секреты? Если так, — Чехотер покачал головой, — то это не борьба, извини меня…

— Да ни чего мы не крали, честное слово! — воскликнул Овево. Он секунду помедлил и, совершенно ненужно оглянувшись по сторонам, повторил: — Ничего мы не крали!… Ладно, полагаю, теперь я ничем не рискую. Мы: оба Формауна, Прило Бронит, — Овево кивнул в сторону тента, где лежали раненые, — и я, принадлежим к тайной подпольной группе «Равенство». Наша группа существует уже шесть лет, она великолепно законспирирована и имеет довольно обширную сеть по всему Силонту и на многих подконтрольных планетах. Само то, что власти в течение шести лет не могли выйти на наш след, говорит о великолепной конспирации, да… Ну вот, всё из-за Лавара и Прило, из-за их, так сказать, экстремизма. Лавар ладно, мальчишка, а как Прило на такое пошёл… — Овево покачал головой. — Говорит, что хотелось более активных действий. Короче, они подбросили листовки в Высшее Училище Космической Техники. Разумеется, санкций от руководства группы на это у них не было. Листовками, естественно, занялась Служба Защиты Безопасности. Ниточка потянулась — в общем, там долгая история, но дело пошло к тому, что Лавара и Прило должны были вот-вот взять. Через Лавара, естественно, взяли бы его отца, а через Прило — меня, потому что он мой дальний родственник, когда за это берутся, то перетряхают всех до десятого колена, они основательно работают.

— Но почему только родственников? — удивился Чехотер.

— Нет, конечно, не только, — кивнул Овево, — всех знакомых и друзей, безусловно. Но из всех знакомых и родственников Лавара и Прило только Формаун-старший и я в «Равенстве». В лапы Имперской Службы Безопасности нам попадать было нельзя, там умеют выбивать сведения: хочешь — не хочешь, а всё расскажешь. Мы уже были кончеными людьми из-за выходки этих дураков. Поэтому наш Совет решил помочь нам бежать за границу, поскольку в пределах Империи мы бы не скрылись, сам понимаешь, а только поставили под угрозу существование всей нашей организации.

— Вас же могли взять на границе, — сказал Чехотер, — собственно говоря, почти взяли.

— Да, конечно, мы не исключали и такой возможности, но терять нам было всё равно нечего, поэтому мы допускали и последнее — взорвать яхту вместе с собой. Но уже в тот миг, когда нас брал на абордаж катер, Наконт Формаун предложил то, что ми проделали. Верно, что иногда самые, казалось бы, авантюрные замыслы приносят удачу. Но не думай, что мне было легко стрелять по людям, просто это последний шанс, остававшийся у нас, и если бы не Чёрное Пятно, то сейчас мы уже были бы у нашартмаков.

— Вы-то были бы, — хмыкнул Корути, — а каково было бы нам? Мне, например? Нас бы вернули, конечно, но то, что мы побывали у нашартмаков, упустив вас, даром бы нам не прошло. Не знаю, как капитан Договар, у него отец большая шишка в армии, может быть, его бы и отмазали, а вот от майора Малвауна за провал операции только перья бы полетели. Ну да чёрт с ним, с майором, может, так ему и надо, но мне и Ниморулену наверняка прилепили бы ярлыки пособников беглецов, а, после этого что делать? Ещё и сослали бы куда-нибудь…

— Ну, да, это весьма вероятно… — нехотя признал Овево. — Но могли бы оставаться у нашартмаков, у них всё-таки жизнь куда более свободная, не империя.

— Тебе хорошо рассуждать, а меня на Силонте родители, родственники. Ты же сам говоришь, что в подобных случаях трясут всех, думаешь, им бы поздоровилось? Так что, везде тпик получается. Может быть, так, как вышло сейчас, даже лучше. Только представить себе не могу, что родителей больше не увижу…

— Но и у нас не было выхода, — сказал Овево, задумчиво пересыпая горсть песка с ладони на ладонь. — А ты что, один сын в семье?

— Да нет, — ответил Чехотер, — сестра есть, старшая, и младший брат, я — средний. — Тебя теперь, конечно, будут считать погибшим…

Чехотер вздохнул и разгладил складку комбинезона на бедре:

— Вот я и говорю, что если беспристрастно судить, то для меня это всё же лучше, чем первые два варианта, да и для моих родственников тоже! — Он щёлкнул языком. — Так я буду числиться погибшим, и родителям, возможно, даже пенсию, хоть и маленькую, но назначат…

— А я, честно говоря, тоже доволен, что так получилось, — сказал Овево. — У нашартмаков, скорее всего, начали бы втягивать в шпионскую работу или что-нибудь в этом роде. Я этого не люблю, не по мне.

— Ладно, — Корути сел поудобнее, — поживём — увидим. Ты куришь?

— Курю, — кивнул Овево и вытащил сигареты. — У меня ещё «Звезда» осталась, угощайся! — Он протянул пачку Чехотеру.

Они закурили. Ветер практически стих, и океан лежал неподвижный как зеркало. Из воды нет-нет, да и выскакивали рыбы с длинными как крылья плавниками. Рыбы пролетали по воздуху порядочное расстояние.

— Слушай, — Овево хлопнул Чехотера по плечу, — давай искупаемся!

— Неплохо бы, — согласился Корути, — но чёрт его знает, что в здешних водах водится.

— Да вряд ли на мелководье есть какие-то хищники.

— По-моему, совсем не обязательно, — возразил Чехотер. Он подумал и добавил: — А ведь странно, что анализатор не обнаружил микробов. Как это может быть?

— Анализатор не обнаружил опасных для нас микроорганизмов, а не вообще их отсутствие, — поправил Овево. — Но это же прекрасно, а то мы бы так тут не сидели. Я даже не представляю, как это может быть, но что хорошо, то хорошо.

— Вот и ещё одна загадка этого мира.

— Конечно, — кивнул Овево, — но сейчас дело не в этом. Я думаю, что искупаться можно. Вряд ли крупный морской зверь, если они тут есть, заберётся сюда к берегу.

Он огляделся и сказал:

— Смотри, вон ряд камней отделяет маленький заливчик. Там наверняка неглубоко, и можно спокойно искупаться, а? Я, честно говоря, просто мечтаю залезть в воду! — Овево взялся за застёжку комбинезона. — И не так, как мы выбирались из тонущей яхты, а по своей воле. Ну, так как, окунёмся?

Чехотер задумчиво посмотрел туда, куда показал Овево, а потом покачал головой.

— Ты знаешь, мне перед ними как-то неудобно, — Он показал в сторону тента, где лежали капитан Договар и Бронит. — Они лежат искалеченные, а мы плескаться будем. Мне… стыдно, что ли, понимаешь?

— М-да, пожалуй ты прав, — Овево потёр подбородок, — я даже и забыл. Пойдём, посмотрим как они там.

— Да, пойдём, — кивнул Чехотер.

Они подошли к раненым, которые как раз проснулись, и долго сидели рядом, развлекая их, насколько это было возможно, разговорами, рассказывая, что расположено вокруг, о том, как странно и необъяснимо исчезли обломки яхты, а с ними и радиоактивное заражение местности, вызванное утечкой из разбитого реактора. Прило Бронит, хотя тоже был молод, держался для своего состояния удивительно хорошо, а капитан Договар заметно приуныл и, когда подошло время обеда, он нехотя проглотил несколько ложек еды, предложенной ему Чехотером.

После обеда Чехотер сделал раненым укрепляющие и обезболивающие иньекции, и капитан и Бронит вскоре уснули. Делать Чехотеру и Овево было нечего, отходить далеко от места расположения лагеря они не могли, не решаясь оставить раненых одних. Поэтому до самого вечера солдат и нарушитель границы коротали время за разговорами, рассказывали друг другу о своей жизни на Силонте и играли в примк. Так незаметно подошло время ужина.

— Интересно, — сказал Чехотер, имея в виду раненых, — почему они так долго спят?

— А что тебя удивляет? — Овево поднялся, отряхивая песок с одежды, — сам же навводил им всякой ерунды: укрепляющих, усыпляющих, а теперь хочешь, чтобы они бодрствовали!

— Ввёл-то я им ввёл, но мне странно, что действуют препараты уж слишком долго. Я ведь дал небольшую дозу, очень лёгкую, а они и не думают просыпаться. Это, по-моему, ещё одна странность.

Овево засмеялся:

— Тебе уже везде начинают странности мерещиться, давай лучше ужинать. Интересно, — добавил он, — вернутся сегодня Формаун с майором?

Оба невольно посмотрели туда, где из-за гор, поросших лесом, на фоне вечернего неба виднелась верхушка мачты.

— Я думаю, — сказал Чехотер, — что они только ещё дошли до нужного места, местность-то сложная. Хорошо, если завтра к полудню вернутся… — А сам подумал, что без майора ему совсем неплохо, может вообще не возвращаться.

Тишина и покой царили вокруг. Двое людей стояли у груды сложенных тюков и ящиков и смотрели. Сумерки опускались тихо и нежно. Над речкой, бежавшей с гор, заклубился туман, лёгкое движение воздуха приносило запах трав, листьев и моря, запах незнакомый, но как будто уже слышанный когда-то.

Это было, как воспоминание детства, когда мягкое дыхание тёплого ветра и травяные ароматы наполняют каждый день, делаясь таким привычным, что об этом не думаешь. Потом и не успеваешь заметить, как все эти ощущуниея, краски и запахи уходят из твоей уже взрослой жизни и остаются где-то там, в прошлом, вернуться в которое невозможно.

Так происходит и с одним человеком, и с человечеством в целом. На Силонте теперь почти не осталось мест, где можно было бы совершенно свободно, а не за большую плату стоять вот так и впитывать в себя тёплый вечер, опускающиеся на чистый песчаный пляж, на тёплое чистое море, на горы, покрытые темнеющими и сливающимися в сумерках в сплошную массу деревьями. На Силонте мало осталось нетронутой природы.

Обо всём этом подумал Чехотер и сказал вслух. Овево засмеялся:

— А ты, оказывается, поэт! Да, и у нас, наверное, когда-то было так же.

Раздалось шуршание, и из-за скал высочил маленький пушистый зверёк с длинным пышным хвостом и стоячими ушками. Чехотер и Овево замерли, боясь вспугнуть зверька, но тот спокойно смотрел на них, а потом, не торопясь, засеменил по песку и скрылся в расщелине скалы.

— Похоже, непуганый, — сказал Чехотер.

— Кто его знает, — протянул Овево. — Вообще-то надо быть поосторожнее: вдруг на что-нибудь ядовитое нарвёмся. Мы даже об этом не подумали.

— Тоже верно, — согласился Чехотер, — только знаешь, у меня такое чувство, что нам тут ничего не грозит, никакая опасность.

Овево несколько секунд смотрел на Корути и потом сказал:

— Поразительное дело, у меня тоже что-то такое появилось… как будто какой толчок изнутри или кто-то подсказал… — Он потряс головой. — Да нет же, ерунда… Давай ужинать.

— Подожди, — Чехотер взял его за руку, — что это там, ты видишь? — Он указал влево по берегу в сторону каменного мыса.

Овево посмотрел туда, куда показывал Чехотер. Там на гребни мыса на фоне темнеющего неба что-то двигалось. В сумерках и на большом расстоянии видно было плохо, но казалось, что идёт человек.

— Бинокль! — крикнул Овево.

Они кинулись вытаскивать инфракрасный бинокль из Футляра, но когда навели прибор на мыс, там уже никого не было.

— Черти что, — плюнул Овево. — Во всяком случае, как бы тут спокойно не казалось, надо быть настороже.

— Странно, если тут есть люди, то почему они не покажутся? — сказал Чехотер.

— Судя по всему, если люди тут и есть, то они какие-то дикари на очень низкой ступени развития: нет никаких проявлений цивилизации…

— Они могут нас бояться, потому и не показываются, — согласился Чехотер, — но от дикарей следует ожидать всего. Полагаю, надо включить на ночь сигнализирующее устройство.

— Да, пожалуй, — задумчиво сказал Овево. — Но если тут только дикари, то что же такого интересного открыл Джилаун кроме девственной нетронутой планеты? Странно… А у меня по-прежнему чувство какое-то, что бояться не надо…

Чехотер провёл ладонью по лицу.

— Да, — сказал он, — и у меня, но включить радар всё же стоит.

Они вытащили сигнальный радар и подключили питание.

— Как ты думаешь, — спросил Овево, — на какое расстояние устанавливать?

— Ну, метров на сто, наверное, — сказал Чехотер. — Направим датчик, чтобы охватить этот сектор, — Он показал рукой. — Здесь нас прикрывает скала, а вот будет хороший обзор.

Когда головка датчика начала размеренно поворачиваться на высокой треноге, Чехотер и Овево занялись ужином, вновь разведя костёр, не потому, что в нём была необходимость, а потому, что приятно было смотреть на пламя и слушать потрескивание сучьев в огне.

В лесу прокричала какая-то ночная птица, затем раздалось хлопанье крыльев, тень пронеслась над костром и скрылась в наступившей уже темноте. Чехотер подумал и пододвинул автомат поближе.

Когда они накормили проснувшихся капитана и Бронита и поели сами, Овево спросил:

— Ну, кто будет дежурить первым?

Чехотер пожал плечами:

— Давай решим.

Он подобрал камушек, завёл руки за спину, а затем протянул Овево сжатые кулаки:

— Угадаешь, в какой руке — ты первый!

— Здесь! — Овево хлопнул по левому кулаку.

— Угадал! — Чехатер разжал кулак и подбросил камешек вверх. — Ты начинаешь.

— Ага, — Овево взял автомат и осмотрел его. — Значит, по три часа, по полночи?…

Капитану Договару снились странные сны. Картин и видений было не много, но не было уже первоначального тёмного беспамятства. Казалось, сознание плавает в каком-то лимонно-жёлтом тумане, через который нет — нет, да и проступало что-то: то огромные мегаполисы Силонта и центральных планетных систем Имперской Республики с лентами антигравитационных путепроводов, то гигантские конструкции энергостанций, вздымающиеся на два-три километра, то воспоминания детства: руки матери, любимая игрушка, разбитое при падении колено. Вот мелькнуло лицо майора Малвауна, конструкции космической базы с жерлами излучателей и коллиматорами лазерных пушек в боевом ярусе, потом появились страницы учебников, капитан увидел здание училища, торжественную церемонию присвоения звания. Картины появлялись теперь всё чаше и чаще, и лица, лица, их тоже было множество: какие-то знакомые и уже забытые люди, групполковник Маридаун, отец в полной парадной форме генерала-консула, и сам генерал Лирон.

Странный сон. Сознание не было отключено и оно спрашивало — откуда это? Откуда все эти картины, воспоминания, почему они встают в мозгу с невероятной ясностью, как всплывают из глубины памяти?

Видения вдруг стали мелькать, перемешиваясь, создавалось впечатление, будто что-то или кто-то тасует воспоминания и мысли как колоду карт, чётко раскладывая их в порядке хронологии. Стала прослеживаться ясная структура: детство, юность, годы учёбы в училище, Академия, выпуск, связь с «Обновлением», погоня за нарушителями, тёмный удар — провал в Чёрное Пятно, затем облёт планеты, посадка и ещё один удар, после которого оставалась единственная картина: он лежит на спине и смотрит в небо, а над ним наклоняются по очереди майор, Чехотер, Формаун и остальные. Последними мелькнули какие-то лицами. Капитан точно знал, что этих людей он никогда раньше не видел. «Кто это такие?» — подумал он. Это были человеческие лица, незнакомые, красивые, и, что было странно, при виде их возникало ощущение что это друзья. После этого снова появлялись картины детства.

Серии воспоминаний начали мелькать так быстро, что казалось в сознании воспроизводится видеозапись на бешеной скорости. Капитан почувствовал, что у него сейчас закружится голова, и он упадёт. «Этого не может быть!» — подсказал рассудок. — «Мне же всё снится! Это внутри меня, а не я в этом!»

Но впечатление было необыкновенно сильным. Вот он заскользил по наклонной плоскости куда-то вниз, вниз. «Там пропасть!» — закричало сознание. Капитан хотел вырваться, зацепиться за что-нибудь, остановить падение, но тут понял, что тело его не слушается, что самого тела у него нет, а есть только его, заключённый в мозге, разум, стремительно несущийся в бездонный провал, в черноту обрамлённую жёлтым, падающий туда, откуда нет возврата.

Падающий? В следующий миг Договар ощутил, что летит вверх, и там не мрак, окутанный туманом, а синева неба с чистым прозрачным ветром. Вот ещё немного — и он взлетит в эту высь. И в этот момент произошло нечто невообразимое. Как будто лопнула некая оболочка, окружавшая его «я» и мозг оказался разлитым по всему миру. Он увидел эту планету, над которой они пролетали, горы, леса, океаны, песок прибрежных пляжей, но увидел необычно, необъяснимо чётко, как если бы находился в тысячах мест одновременно, как будто каждая песчинка и капля воды, каждый камень и ветка дерева, каждое живое существо стали частью его самого.

Это было странно, это было прекрасно и неприятно одновременно. Прекрасно — потому что он ощущал пульс незнакомого мира, который, казалось, не был совсем чужим, жил в такт с этим пульсом и сам был всем вокруг, растворяясь в глубинах и высотах, о которых ранее никогда не догадывался. И вместе с тем сознание Договара, обычное человеческое сознание, испытывало страх, оно привыкло быть точкой отсчёта в бесконечном мироздании и хотело сжаться до стандартных размеров, свернуться как улитка в свою раковину, отгородиться границей, чтобы знать: вот это — «я», а это — всё остальное. Ведь так всегда было раньше.

Но его «я» не исчезало, он по-прежнему ощущал себя личностью и только не мог определить, где же кончается он сам, а где начинается этот мир. Это было самое необъяснимое, от этого чувства сознание замирало, как будто он смотрел вниз с неимоверной высоты.

Сколько продолжалось это странное, растворённое в окружающем мире существование, он сказать не мог, но в какое-то время Договар понял, что он не один здесь, что вокруг много таких, кто растворился в необъятном просторе, оставаясь при этом самим собой, точкой, вобравшей в себя всё многообразие природы. И в этот момент картина целостности начала дробиться, стали появляться пятна уже знакомого лимонно-жёлтого тумана, которые разрастались, наползая друг на друга и застилая мир. По мере того, как это происходило, сознание капитана стало сжиматься, уменьшаться и вновь вернулось в привычное состояние, а незнакомый мир растаял в призрачной дымке.

Договар вспомнил, что тело его парализовано, что двигаться он не может. Тут же капитан сообразил, что сейчас уже не спит, но по-прежнему не видит перед собой ничего, кроме жёлтоватой мути. Сквозь неё проступали какие-то тени, и вдруг на одно короткое мгновение он увидел женское лицо. «Господи, кто это?» — успел подумать Договар, и лицо исчезло.

Лимонно-жёлтая мгла сгущалась, темнела, становилась просто серой, постепенно переходя в чёрную ночь, в которой мерцали цветные точки вроде тех, что появляются в глазах, если сильно зажмурить веки. Капитан Договар ощутил лёгкие прикосновения к голове, к шее, к спине. Вдруг в его теле начал как бы пульсировать электрический ток, сила которого нарастала. Стало больно, капитан застонал, и в ту же секунду цветные огоньки закружились струями, растворяя, смывая и унося боль с собой. Наступило спокойствие, и вместе и ним пришёл глубокий освежающий сон…

Капитан Договар перевернулся во сне набок и открыл глаза. Он лежал на надувном матрасе под солнцезащитным тентом.

Капитан сел и огляделся. В нескольких шагах от тента тлел костёр, чуть дальше высилась груда тюков и ящиков, у которой на песке сидел Чехотер и спал, прислонившись к одному из тюков; на коленях у рядового лежал автомат. В центре импровизированного лагеря справа от костра стоял сигнальный радар, головка датчика которого размеренно поворачивалась из стороны в сторону. Из-за груды тюков торчали чьи-то ноги в лёгких ботинках. Рядом с капитаном под тентом также на надувном матрасе лежал человек.

Договар провёл ладонями по лицу, стряхивая остатки сна. В голове было удивительно ясно и как-то пусто.

Капитан вспомнил, что они решили сесть на воду. «Ага», — подумал он, — «была неудачная посадка, но мы спаслись, и что-то ещё было…» Он никак не мог вспомнить, что же. Что-то неприятное и страшное для него. Что-то с ним случилось…

«Так», — начал вспоминать капитан, — «вот сидит Чехотер. Маайор, Ниморулен, этот усатый и его сын отправились к станции… Там спит Овево, а рядом со мной… Бронит, Прило Бронит, он был ранен в руку ещё на катере…»

Ранен в руку!? Но капитан увидел, что никакой повязки на Броните нет, и тот спит, разбросав руки и похрапывая, как абсолютно здоровый человек. «Какой-то провал в памяти», — с раздражением подумал Договар.

Он поднялся с матраса, вступив на песок, и у него под ногами что-то захрустело. Капитан взглянул вниз и увидел, что стоит на обрывках белой пластмассы. «Остатки иммобилизующей повязки», — подумал он.

И тут Договар всё вспомнил. Он вспомнил, что у него перелом шейных позвонков, да и у Прило Бронита, кстати, тоже. Он вспомнил злую усмешку майора и его слова, что «эти двое путаются под ногами». И ещё он вспомнил сон, который видел прошлой ночью.

Договар схватился за шею, ощупал её и повертел головой. Всё было в порядке. «Мне что», — подумал он, — « и паралич приснился?» Что исцелило его и Бронита, да ещё таким непонятным, необъяснимым образом? Или — кто? Это, конечно, более вероятно, но кто? Капитан вспомнил тени, мелькавшие в лимонно-жёлтом тумане, и то необыкновенно прекрасное лицо, которое появилось перед ним на одно короткое мгновение то ли во сне, то ли наяву.

Договар посмотрел по сторонам. Он впервые мог взглянуть на этот мир после их посадки. Пляж, океан, горы, справа — речка, вдалеке слева — длинный, плоский каменный мыс, из-за которого вскоре покажется солнце… Всё было так, как капитан уже представлял себе по рассказам Чехотера и Овево. Но вместе с тем тут было что-то такое, что не вмещалось в рассказы и вообще в слова, что-то из того странного сна, какое-то чувство удивительной гармонии, неповторимого вида живой нетронутой природы, от которого они, дети огромной технической цивилизации, отвыкли давным-давно, но, будучи всё же существами живыми, хранили в самой глубине своей натуры память единого, общего начала.

Капитан глубоко вздохнул. Волны свежего воздуха как и прошлым утром несли запах моря, леса и чистого сухого песка. Эти запахи будили неясные глубокие чувства и напоминали о том, что человек так сомодовольно попирал и попирает за всё время своего существования.

Осторожно, чтобы не разбудить Чехотера, капитан подошёл и выключил радар, затем он сбросил ботинки и босиком двинулся по песку к воде.

Договар плескался с наслаждением и не заметил, как проснулся Чехотер. Корути очумело уставился на капитана, барахтавшегося в воде в нескольких метрах от берега, помотал головой, как бы стряхивая наваждение, и, не отрывая глаз от поразившей его картины, протянулся и толкнул Овево в бок.

— Что? — Овево вскочил на ноги и тоже увидел капитана.

Несколько секунд Овево и Корути, разинув рты, переводили взгляды то друг на друга, то на Договара, а потом, не сговариваясь, побежали к воде. Капитан увидел их и радостно помахал рукой:

— Привет, ребята!

Ребята смотрели на него, лишившись дара речи.

— Вы что, недовольны, что я снова в норме? — весело крикнул Договар, выходя на берег; он был совершенно голый.

— Вот теперь я уже абсолютно уверен, что мы где-то в другом мире, — пробормотал Овево. — Или это всё какой-то сон?…

— Как будто нет, — вновь засмеялся капитан, вытираясь полотенцем, которое он вытащил из тюка с бельевым комплектом. — И я, кстати, сперва так подумал. Другого объяснения у меня нет, но знаю, что это не сон. К счастью!

Чехотер очнулся от столбняка и кинулся к капитану.

— Господин капитан, господин капитан, — заговорил он, нарушая все положения Устава и хватая Договара за руку, — честное слово, я страшно рад, что всё так получилось, мне было очень жаль вас, лучше бы уж майор свернул себе шею… Но всё просто здорово, честное слово! Я страшно рад!

Капитал пожал Чехотеру руку.

— Видит бог, Корути, я и сам рад не меньше, — сказал он, улыбаясь. — Кстати, ваш товарищ, — Договар посмотрел на Овево, — он тоже, по-моему, приведён в норму. Загадка на загадке! И хотя он ещё спит, но спит, кажется, вполне здоровым и естественным сном… — Э-ге-гей! — вдруг раздался у них за спинами голос. — Э-ге-гей, вот так дела! — Прило Бронит стоял под тентом, размахивая обрывками белого пластика.

— Ясно одно, — сказал капитан за завтраком, — в этом мире существует разум и, причём, по крайней мере, не менее мощный, чем наш.

— В этом я уже не сомневаюсь, — кивнул Прило Бронит и покрутил головой. — Шея как новенькая, а на руке даже следа от пули не осталось, только какое-то покраснение пока держится.

— Мы не видели с воздуха ни одной постройки, кроме явно нашей мачты и здания, которые остались, по-видимому, от экспедиции Джилауна, — сказал Овево. — Странный, всё-таки, это разум.

— Странный, — согласился Чехотер, — но гуманный. И, самое главное, могучий! Мы так лечить не можем.

Капитан поставил миску на песок.

— Мы привыкли, — сказал он, задумчиво глядя перед собой, — что степень развития определяется разнообразием технических средств, огромными постройками, машинами, полётами в космос, то есть наступлением на природу во всех видах.

— По крайней мере, — заметил Овево, — других примеров неизвестно.

— Не было известно, — поправил его Прило. — Теперь мы его имеем. В лучшем виде, — И он потрогал шею.

— А здесь, — продолжал капитан, — разум, похоже, совсем другой. Не могу даже представить, как он проявляется. Может быть, здесь как раз найдётся подтверждение самых невероятных гипотез, которые когда-либо выдвигались, может быть, мы имеем тут дело с разумной планетой. Хотя… — Он снова вспомнил лицо в тумане.

— Ну, уж — «разумная планета»! В подобные штучки я не поверю! — отмахнулся Овево. — У разума должны быть руки, чтобы что-то создавать!

— Почему обязательно руки? — возразил Бронит. — И неужели ты считаешь, что мы познали всё до конца?

— Ну, не руки, но что-то, какой-то орган труда, одним словом. Кроме того, не вижу, как «разумная планета» могла бы вылечить тебя и капитана? — спросил Овево.

— Ну а как люди могли подойти незамеченными, ведь работал биорадар! — возразил Чехотер. — А для того, чтобы сделать то, что сделали они, нужно было как-то прикасаться к раненым!

— Мы знаем очень мало, чтобы делать выводы, — сказал Прило.

— Но ведь вы заметили человека при посадке, господин капитан, напомнил Чехотер.

— Да, — кивнул Договар, — я его видел чётко, и этот ваш Лавар его тоже видел. Куда он только делся потом со скалы?

— Мы тут уже предполагали, — Овево переглянулся с Чехотером, — что это какие-то дикари, но теперь ясно, что это не так.

— Таким образом, — подытожил Бронит, — мы имеем несколько загадок: исчезновение остатков яхты и радиоактивного заражения — раз, наше исцеление и люди, которые прячутчя — два…

— Добавь сюда при этом полное отсутствие болезнетворных микробов и поразительную чистоту вокруг, — подсказал Овево.

— Что и говорить, пока сплошные загадки, — усмехнулся капитан. — И, кстати, о чистоте, мы вон уже тут намусорили, накидали всякого. Надо будет закопать, что ли.

— А, может быть, свалить где-нибудь на бережку и посмотреть — что будет? — предложил Овево. — Поставим эксперимент: исчезнет ли мусор как радиация?

Можно проверить, — поддержал капитан, — нам пока делать всё равно нечего, кроме как ждать известий от майора и остальных.

— А почему вы, кстати, пытались перейти границу? — спросил капитан и засмеялся несколько принуждённо. — Я это просто так спрашиваю, не «профессиональный», так сказать, интерес.

Прило Бронит предостерегающе посмотрел на Овево Конмауна, но тот успокаивающе кивнул ему:

— Как я понял из криков тогда на катере, — сказал он, — капитан Договар и сам входит в какую-то тайную организацию военных, не согласных с режимом Императоров. А, учитывая то, что мы вряд ли вернёмся назад, полагаю, ему можно доверять…