Беглый огонь

Глава 6. «Лейка»

Когда я, небритый и хромой, с двумя рваными дорогами запекшейся крови на скуле, вошел в «Лейку», было за полдень.

Зеркало напротив входа с отвращением отразило мою некрасивую сталкерскую фигуру. Короткие ноги, длинное поджарое туловище, руки-плети с широкими грязными ладонями, сутулая спина человека, слишком много видевшего в этой жизни, мощная шея, а над ней – голова, небольшая, хотя и не слишком глупая. Длинные волосы собраны в конский хвост.

Лицо я сейчас описывать не стану. Пусть каждый нарисует себе обыкновенное мужское лицо на свой вкус.

Это я? Это я.

В «Лейке» я был единственным клиентом, что, учитывая время суток, совсем неудивительно.

Лишь три официантки (фартуки в горошек, декольте, каблуки) в компании моей Мариши о чем-то вяло сплетничали у дальнего окна. Бармен Любомир лениво инспектировал свое ликероводочное хозяйство с блокнотом в руках.

– Боже мой! Володька! Вернулся! – радостно воскликнула Мариша, заметив меня. Она вывернулась из-за столика, где ее товарки нехотя «наводили на резкость» (так на их языке назывался томный взгляд на самца), и, трагически сдвинув брови, бросилась мне на шею.

Глаза у Мариши были припухшими, а мордашка бледной.

– А я уже думала… Мало ли что… Волновалась!

«Не иначе, как и в самом деле волновалась», – подумал я, глядя на тщательно запудренные синяки под ее глазами.

– Мне даже ночью всякие ужасы снились. Будто зомби эти бросили тебя в сырую могилу и закопали. – Мариша хлюпнула носиком.

«Этак она сейчас заплачет!» – испугался я.

Бармен Любомир поймал мой ошарашенный взгляд и иронически улыбнулся в седые усы.

– Я ей говорил, чего волноваться? – сказал он. – Комбат, говорил, мужик тертый. Им смерть побрезгует, потому что он ей донесхочу глаза замозолил!

Улыбнувшись вполрта, я кивнул. Мол, замозолил, еще как.

– Мне бы перцовочки сто грамм… Замерз, как цуцик, – взмолился я, кое-как снимая с себя Маришеньку – расчувствовавшуюся, с красным от назревающего рева носом.

– Перцовочки? Можно! – ответил Любомир. – А как насчет поесть?

– А поесть потом. Когда нервы распрямятся. – Я влез на высокий барный стул.

Мариша, не переставая пожирать меня влюбленными глазами, уселась рядом, крепко вцепившись в мое камуфлированное плечо своими длинными алыми коготками.

Официантки – с двумя из них у меня точно «было» – громко прыснули со смеху. Мариша считала, что они завидуют ее счастью. А я ничего по этому поводу не считал. Есть вещи, по поводу которых легче ничего не считать.

– И колу. Со льдом.

Любомир понимающе кивнул мне и полез в холодильник за перцовкой и льдом – он знал, что изредка меня пробивает на странную привычку пить перцовку с колой, да еще и льдом ее закидав.

– На закуску чего-нибудь хочешь? Оливки? Огурчик? Лимон?

– Ананасы есть? Ананасу хочется!

– Слегка!

Я помнил, конечно, что «слегка» у Любомира означает «легко».

Любомир был сербом из деревни Млявица – это возле Белграда, ежели что. Он происходил из зажиточной семьи. Вначале отучился на инженера, но затем черти позвали в дорогу… Бросил Любомир свою евросоюзную Сербию, приехал к нам и сделался сталкером, к тому же неплохим. А уж удачливым был – легенды ходили!

Говорили, сам Вадюха Пряник звал его в напарники, а Мерлин с Одноглазым – те по молодости брали у него уроки. Рассказывали, с этим-то Пряником Любомир сорвал не один хороший куш…

Как-то раз, провалявшись три ночи у края птичьей карусели со сквозным ранением груди, Любомир серьезно прихворал. Врачи сказали: надо тебе, парень, что-то менять, пока твои почки тебя в гроб не запечатали…

Любомир послушался, уехал в свою Сербию. И на скопленные деньги открыл дело в родном Белграде – магазин специализированной электроники. А сам стал его директором или вроде того.

В свободное же время чинил проданные им самим, да и другими магазинами, прилады и приблуды, руки у него и впрямь золотые. Но прошло два года, и дело его прогорело – не то клиент в Сербии слишком жадный, не то Любомир слишком бескорыстный.

В общем, он был вынужден переквалифицироваться в управдомы, то есть, извините, в бармены. Так мне рассказывали. Но я лично считаю, что он специально свое дело угробил, чтобы к нам сюда, к Зоне поближе, вернуться. Потому что кто по Зоне погулял, тот нормальным гражданином уже никогда не станет – ни на родине у себя, ни в Америке, ни где еще.

Такое мое мнение, и я его не изменю, пока примеров обратного не увижу. И между прочим, Любомир, с которым мы, понятно, тысячу раз на эту тему говорили, мою теорию разделяет.

По-русски Любомир говорил отменно, почти совсем без акцента. Лишь иногда проскакивали в его репликах какие-то непонятные словечки вроде этого «донесхочу» или своеобразные обороты вроде «слегка» (вместо «легко»). Меня умиляли его «мешанки» (так Любомир называл наши коктейли). Я часто просил его починить мне какую-нибудь ерунду.

Даже непонятно, почему Мариша не озадачила его сломавшимся электрочайником. Почему ей так важно, чтобы именно я его починил? Не хватает внимания? Хочет показать, что воспринимает меня всерьез, как потенциального мужа-чинильщика?

– А что Хуарес, на месте? – громко спросил я у Любомира, залпом опрокидывая стакан колы.

– Да на закупки поехал. К вечеру должен быть, – ответил Любомир, выставляя на лакированную доску барной стойки мою желтую стограммовочку.

Мариша глядела на меня с материнской нежностью. Мол, пей, деточка, пей. Это вкусно и полезно!

Я охотно дернул. Перцовка горячим ручейком скатилась в пищевод.

В мозгу тут же просветлело, а шум в ушах стал потише. Растреклятая «правда Зоны» вместе с ее ручными кровососами и электрическими девушками отступила от меня еще на три шага.

Я посидел секунд сорок с закрытыми глазами. Затем открыл их и внятно, с чувством произнес:

– Иманарот!

А потом еще раз, громче:

– И-ма-на-рот!

Тепло разлилось по телу. Ясность оседлала мозг. Я просиял.

– Кушать что-нибудь будешь? – деловито спросила Мариша.

– Не могу понять… Мне бы повторить пока!

Повторили.

– А зачем тебе, братка, нужен Хуарес? Добыл чего? – поинтересовался Любомир, который, помимо прочего, исполнял обязанности уполномоченного секретаря Хуареса по общению с «несущими». В смысле, несущими хабар сталкерами.

Именно Любомир осуществлял, так сказать, первичный осмотр товара, сбивал цены, пугал новичков «неликвидом» и все в таком духе. Хуарес лишь расплачивался, да и то не за всякий хабар, а только за самый ценный или редкий. Когда суммы были внушительными. Случалось, Хуарес хотел своими глазами посмотреть на новичка – что за пацан, на многое ли способен, не слишком ли горяч. Тогда Любомир забивал для него стрелку.

– Добыл то, что он просил. Так что пусть готовит наличность.

– И много наличности?

– Много. Во-первых, за «колокол»…

Любомир присвистнул, и в карих его глазах заплясали алчные искорки.

Я уже не в первый раз подумал о том, что Любомир, должно быть, у Хуареса на проценте. Иначе откуда эти алчные искорки? Да и потом, говоря со мной о Хуаресе, Любомир все чаще употреблял местоимение «мы».

– А во-вторых?

– Во-вторых, за «ведьмину косу». Хуарес ее давеча заказывал.

– Если заказывал, значит, возьмет, будь спокоен, – заверил меня Любомир. – Но только…

– Только что? – Я посмотрел на Любомира своим самым нешутейным взглядом.

– Столько денег у нас сейчас не будет… Сегодня ведь закупки. А у тебя уж больно суммы крупные. Вот к вечеру – может быть, и наскребем. Часикам этак к семи.

– С пониманием. Потому и зашел, чтобы вы морально готовились! Ты думаешь, мне так выпить хочется, что даже в душ зайти лень? – Я провел пятерней по своей заляпанной грязью куртке. Не то чтобы в жизни я был каким щеголем. Но и как бродяга – оборванным и грязным – отродясь не ходил. Всегда старался соответствовать.

Отвечая на мою тираду, Любомир, с привычной монотонностью протиравший в продолжение всего разговора бокал за бокалом, лишь пожал плечами. Дескать, мало ли.

Он, конечно, знал жизнь не по книгам. Случалось, наш брат сталкер заявлялся в «Лейку» с кровоточащими ранами и даже со свежеоторванными конечностями. И на этом при–фронтовом фоне Любомиру было трудно удивляться несвежести воротничка и некоторой… хм… романтической небритости какого-то там Комбата.

– Короче, я сейчас в свою берлогу двину. Помоюсь, отосплюсь… А к семи буду – как штык! Надеюсь, здесь меня будут ждать как минимум мои денежки.

– Хуарес подтянется, не переживай.

– А можно я с тобой? – Мариша просительно сложила ладошки. – Любомир меня отпустит. Правда же, Любомир?

– Нет. Что бы ни сказал Любомир, со мной тебе все равно нельзя, милая. Когда я говорю «отосплюсь», я имею в виду сон, а не что-нибудь еще!

Мариша разочарованно примолкла.

Девчонки за дальним столом – они, конечно, все слышали – снова громко прыснули. Ох и задаст же мне Мариша трепку этим вечером!

А впрочем, пусть. Чем больше злится, тем горячее страсть.

Да и вообще с бабами надо строго. Не то сядут тебе на шею и будут ездить, я говорю.

Возле покосившейся калитки, что обозначала начало моих владений, я оглянулся и в последний раз просканировал ближайшие, уже кое-где пожелтевшие кусты, чтобы убедиться, что погони за мной нет. Погони не было. По трухлявым ступеням взошел на крылечко своего бунгало, стоящего на четырех бетонных сваях.

Во время припадков хорошего настроения (у меня они обычно совпадают с состоянием алкогольного опьянения) я называл свое место жительства избушкой на курьих ножках.

Не столько из-за свай, сколько из-за общей инфернальности, которой, несомненно, дышало на посторонних мое жилище.

Ох и страшной же на вид была моя скромная избушечка!

Крытая выцветшим толем низкая крыша. Старые, рассохшиеся рамы. Глухие жалюзи изнутри окон. Темно-бурая, обросшая грибком печная труба, из которой иногда все же вьется сизый дымок. Покосившиеся стены, отделанные некачественным сайдингом в годы моего счастливого детства (пришедшегося на второе десятилетие первичного накопления капитала по Марксу). Сайдинг счастливо оброс мхом и еще какой-то дрянью, похожей на беспризорную «крупку», что водилась в Зоне. Названия этой дряни я не знал, но относительно нее не без оснований подозревал, что родом она прямехонько из окрестностей Милитари и что занес я ее на своих многое видавших ботинках.

В общем, если кто не понял, жилище вашего Комбата имело жуткий, отвратительный внешний вид.

Картину довершали окрестности моего бунгало – оно стояло на пустыре позади «Лейки», а вокруг колосились чертополохи и лопухи в человеческий рост и лишь позади дома росло несколько кустиков смородины.

Единственная дорога, которая вела к бунгало, во время дождей раскисала и делалась совершенно непроезжей. В остальное же время она производила не многим лучшее впечатление…

«Боже мой! У тебя же есть деньги! Как ты можешь жить в таком вот… доме?!» – обычно говорили мне женщины, которых я волок к себе «на первую чашку чая».

Однако, попав внутрь, мои женщины обычно замолкали.

Иные даже восхищенно ахали.

А иные настолько обуревали от увиденного, что проявляли ко мне благосклонность прямо в прихожей, на низкой обувной тумбочке, даже не дотерпев до гостиной.

Да, внутри мое жуткое бунгало имело отличный ремонт. Стены были ровными, потолок – натяжным, а пол – мраморным и вдобавок «теплым», с нагревательными элементами.

Справа от камина стояло мое любимое кресло-качалка, то самое, где так хорошо тупить, закутавшись в клетчатый плед. Слева от камина – книжный шкаф, где квартировала моя военно-историческая библиотека.

В ванной комнате пенилась послушная джакузи.

Ну и на кухне, понятно, имело место идеальное сочетание вещей, необходимых повару, – простым народом вроде меня называемое емким словосочетанием «полный фарш».

Я уже говорил, что люблю готовить? Нет? Так вот говорю.

Пароварка, духовка, тостер, соковыжималка, мясорубка, шейкер, центрифуга для кремов и, конечно, наборы кастрюлек, ножей, шумовок, плошек и много, много чего еще.

Бывает, меня спрашивают, отчего я прикипел к этой захудалой, расположенной вдали от торных путей «Лейке»?

Отчего не еду искать счастья в другие местечки, прилепившиеся там-сям к Периметру Зоны?

А ведь мог бы – таких, как я, тертых перцев ждут везде. Да хотя бы в поселении Белая Жаба, где мой кореш Одеколон что-то вроде старосты. Или в возрожденном Чернобыле-4. Или вот в Красноармейске, где такая компания сталкеров подобралась, загляденье!

Да потому и не еду я в Красноармейск, что комфорт люблю. А комфорт у меня уже есть.

Однажды сталкер по прозвищу Шар бросал мне укор, что, мол, «кефир, чефир и теплый сортир» – вот мои идеалы. И что, мол, старпер я, для Зоны уже непригодный.

Это было три года назад.

Шар погиб прошлой весной – сгорел в разломе.

А я до сих пор бегаю, несмотря на свои тридцать, да простит мне мое бахвальство Черный Сталкер.

И, думаю, не в последнюю очередь благодаря пароварочке моей, которая заряжает меня хорошим настроением и энергией на целый, мляха, день…

Первым делом, однако, я пошел в ванную, а не к пароварочке.

Бросил ком грязного шмотья в стиральную машину и включил ее на «интенсив».

В этот момент я услышал телефонный звонок.

Мне звонят очень редко. Наверное, поэтому трубку я обычно беру.

Звонил Синоптик. Один из самых компетентных товарищей в нашем околотке. По этой же причине и один из самых богатых.

– Здоров, Вован! – бодрым голоском сказал Синоптик. В миру его звали нежным именем Алеша.

– И тебе не болеть. Есть для меня новости? – спросил я.

Синоптик приторговывал самой разной информацией – в особенности же информацией о том, где и какой артефакт обнаружен. Обычно его клиентами были всякие начинающие идиотики, только-только открывшие Америку и вдуплившие, что Зона – это золотое дно. Однако случалось пользоваться его услугами и опытным сталкерам. Случалось это тогда, когда Синоптик давал наводку на особенно редкие артефакты. Про себя скажу: не реже двух раз в год я добывал то, на что меня наводил Синоптик. И потом честно отдавал ему его двадцать процентов.

– Новости есть. Но не знаю, для тебя ли… Скорее уж для твоего друга Тополя. С которым вы, как всем известно, поссорились… В общем, будь готов, мало я за такую информацию не попрошу…

– Краткость – сестра таланта, – сурово намекнул я. – Что за артефакт?

– «Звезда Полынь».

И вот тут, господа, я подлинно охренел.

Потому что много лет кряду мой бывший друг Тополь больше жизни мечтал о том, чтобы эту диковину добыть. Уж чего мы только не делали, чтобы хотя бы одну «звезду» разыскать. И все без толку. Я даже начал подозревать, что никакой «звезды» в природе нет. И является она чистейшей выдумкой. И тут – на тебе…

– Ты чего молчишь, Вован? У тебя все в порядке? – встревоженно спросил Синоптик на том конце провода.

– Да в порядке, в порядке, я просто тут в туалете как раз… На унитазе сижу, – соврал я.

– А-а… Ну извини, я не знал.

– Да пустяки!

– Ну так что насчет «звезды»? Тебе первому предлагаю. Помня наши давние договоренности. Тебе это интересно? Пойдешь за ней? Или кому другому информацию предложить?

– Не наседай, Алеша, – попросил я. – Давай вот что. Я до вечера подумаю – а вечером тебе перезвоню и скажу свой окончательный ответ. Идет, да?

– Ну… – недовольно засопел Синоптик. – Только помня нашу долгую и плодотворную дружбу. Но учти: если ты вечером не перезвонишь, я «звезду» с утра другим чувачкам предлагать буду. Это же бизнес, не обессудь.

– Да бизнес, бизнес, я все понимаю, – сказал я устало.

Синоптик повесил трубку.

«И где он только эту информацию берет? Не иначе как сам черт ему на ухо шепчет!» – зло подумал я.

Мое сознание разрывала тягостная дилемма. С одной стороны, «звезда Полынь» – это, объективно, невероятно редкая и довольно-таки дорогая вещь из чистой платины. С другой стороны, меня лично эта «звезда» никогда особенно не заводила. Да, она дорогая. Ну и что? Сумму, которую дают за «звезду», можно запросто заработать, подогнав Хуаресу три-четыре «колокола» или десяток артефактов поплоше… Вот если бы со мной был мой друг Тополь, тогда я, не задумываясь, согласился бы купить информацию о «звезде». Но так как с Тополем меня угораздило поссориться…

Простояв десять минут перед зеркалом с задумчивым выражением лица и телефонной трубкой в руках, я наконец принял мудрое решение: протормозить до вечера, а вечером решить.

За «звезду Полынь» агитировала моя жадность. Всех денег, конечно, не заработаешь. Но это не значит, что к этому не надо стремиться!

Короче, наплевав на рассуждения и начисто позабыв про Синоптика, я нырнул под душ.

Этот самый душ, кстати, стоил мне очень много денег. Особенно же фильтры к нему, которые Хуарес каждый месяц возит для меня из самого Красноармейска (а без фильтров воду из нашего артезиана для душа использовать нельзя, только для смыва). Стоя под теплыми, упругими струйками воды, я чувствовал себя если и не счастливым, то почти счастливым.

А почему бы и нет?

Я вернулся. Я добыл артефакты. Я здоров. И у меня есть женщина по имени Мариша. В моем доме тепло и чисто, в холодильнике меня ожидает форель (я поджарю ее на гриле с индийскими специями), а на десерт запланирован мой любимый торт «Вечерний Киев».

Сейчас я отодвину шторку с зелеными дельфинами-эквилибристами, ступлю на массажный коврик, вытрусь и выйду в гостиную. Включу музыку. Налью себе «Ессентуки», полный бокал, с кусающими язык и щеки пузырьками. И посижу так минут десять в кресле-качалке, совершенно голый, не закутываясь даже в плед, среди своих уютных владений, размышляя о том, чего бы мне еще такого захотеть…

Размышляя так, я уселся на пол ванной, как бы невзначай прислонился к стене и… заснул.