Бегство от одиночества

Сразу же отправить меня обратно Самюэль не мог. Нужно было дождаться, когда продаст урожай и получит деньги, чтобы оплатить мне обратную дорогу. Рыдать и жалобно рассказывать, что распродала имущество и, бросив все, приехала к нему, я не стала. Это была бы ложь и унижение, а унижаться я не собиралась. Он поселил меня у своей сестры, и я стала раздумывать, куда бы отправиться, поскольку вернуться в Поинт не могла по некоторым причинам.

Тем временем Самюэль начал старательно обхаживала дочь соседки, совсем юную девчонку, краснеющую и робеющую при нем, как клубника на грядке в сезон урожая. По его меркам Мериен была идеальной. В чепце, робкая, говорила шепотом. Почти идеал, если бы не лошадиное лицо, но мне до всего этого не было никакого дела. Хотя нет, я негодовала: надо было ему пригласить меня к себе, чтобы потом перед моим носом начать увиваться за страшной девчонкой.

Но настал день, когда Самюэль возместил деньги, потраченные мною в пути, посадил в повозку, уложил мои вещи и повез до железной дороги, которая тогда была очень далеко от поселка.

В дороге он был сама праведность и строгость, в уме наверно гимны пел, чтобы на меня не смотреть, потому что на мне было надето красивое платье из тонкой тафты с набивными цветами и вырезом, прикрытым полупрозрачной газовой шалью. И мне стало так досадно, потому что урожай он продал удачно и полученные деньги собирался потратить на свадьбу с Эн. Деревенский дурак будто насмехался надо мной.

И надо было случиться, что на половине дороги разразился ливень, да такой внезапный и сильный. Вымокли мы знатно, в обуви вода хлюпала, за час похолодало сильно, и зуб на зуб не попадал. У меня в сундуке была сухая одежда, но переодеться негде. Поблизости остановиться негде, и дороги — вязкие, непроходимые.

Мокрая одежда облепила тело, и под тонкой светлой тканью стал проступать корсет и нижняя рубашка. Чтобы не замерзнуть, отошла я за повозку и стала переодеваться, да намокшие шнурки не скользят, не могу расстегнуть корсет. Долго мучилась, пока Самюэль не предложил помочь. Как порядочный джентльмен расшнуровывал, отвернувшись, но руки у него дрожали. Он чихать начал, намекая на промозглость и холод, но я уже не девственницей была, поэтому могла отличить причину. Переоделась в сухую сорочку, шаль накинула и вышла к огню. Он поодаль отодвинулся, боится на меня взглянуть. До этого он долго насмехался надо мной, а потом настал мой черед платить той же монетой.

Я его спрашиваю: «Чего, Самюэль, боишься глаза поднять?» Он отпирается, а у самого щеки горят. Воспитан он был строго, вырос в пуританской семье. Вот я и решила, что уеду, но пусть он меня помнит. И распахнула шаль. А он смотрит, не может взгляд отвести. Я ему говорю: "Смотреть смотри, а руками не трогай". Ну, он и глазел, слюни пускал. Тогда я его злить начала, дразня: "На Эн женишься, будешь смотреть на нее — худую доску и вспоминать, что хотя бы видел женское тело". Он рассердился, начал кричать, что Эн скромная, благочестивая, будет хорошей, верной женой, а сам продолжает пялиться. Тяжело ему было удержаться от соблазна: формы у меня были весьма женственные. А я в азарт вошла и говорю: "Так уж и быть, можешь потрогать, от меня не убудет, а ты проверишь, так ли Эн по душе". А он и рад, головой трясет согласно, — рассказчица сделала паузу. — После Самюэль сутки размышлял, пока жижа не усохла, а потом развернул телегу и повез меня обратно. Вскоре и женился на мне. Видишь, иногда мужчины сами не знают, чего хотят. Может, тому человеку и не нужны были скромность и покладистость?

— А разве мужчины не любят добродетельных женщин?

— Милая моя, мужчины любят уж точно не за добродетель. Поверь мне, старой Лекси. Иначе как можно объяснить, что в поселках золотоискателей, даже салонные шлюхи, пропустившие немерено старателей, выходят замуж и счастливо живут. Не веришь? — улыбнулась женщина, разглядывая пораженное лицо собеседницы.

— Я думала, мужчины развратниц презирают!

— Так удобно думать праведницам и наивным дурочкам. Поэтому перестань чувствоваться себя грязной и недостойной. Если мужчина любит, для него нет преград, а иначе это — не любовь! Мы с Самюэлом прожили вместе тридцать лет, и он ни разу не упрекнул меня. Посмотри на Саймона, и ты поймешь…

— Но у меня и в мыслях не было…

— Неважно. Важно, что он заинтересован тобой. Я не утверждаю, что он будет хорошей парой, но приструнить такого обаятельного, зазнавшегося повесу всегда приятно. Особенно отрадно перебирать в памяти славные подвиги, когда стала старой, качаешься в качалке и живешь счастливыми воспоминаниями, как я, — улыбнулась миссис Грапл.

Промаявшись в безделии еще неделю, мисс Норт решилась принять предложение Аарона Зильбера. Наблюдая, как по мелочам расходятся деньги, иного выхода она не видела. Несмотря на экономию, легко заработанные деньги так же быстро тратились.

Сомнения у нее остались, но выбирать было не из чего. Аарон и Саймон были правы: работы в городе для белой образованной женщины не было.

Мистер Вуд был категорически против, утверждая, что условия слишком хороши, и при таком щедром жаловании, добрая четверть жительниц Байборо с радостью согласились работать, однако им Зильберы подобного предложения не делали. Но мисс Норт проявила настойчивость и отговорить ее не удалось.

Она радовалась работе и старательно разбирала товар, раскладывая по полкам и коробкам, но Аарон даже после недельного наставления не оставлял ее в магазине одну без присмотра. Он осмелел, стал увереннее, а еще через неделю в его голосе стали проступать покровительственные ноты.

Внутренним чутьем Ханна чувствовала его интерес. Каждый раз, пользуясь теснотой небольшого складского помещения, мистер Зильбер старался подойти ближе, а его лицо с подслеповатыми глазами оказывалось неприлично близко от её лица. Он был излишне навязчивым, услужливым, и все больше раздражал мисс Норт, но она терпела, стараясь быть выдержанной. В конце — концов, Аарон стал просто невыносимым. Он повсюду следовал за ней, будто следил, чтобы она не украла мелочь.

Миссис Зильбер, пожилая крупная темноволосая женщина, недовольно взирала на плоды ее стараний, и постоянно придиралась:

— Мисс Норт, те товары, что дороже, следует ставить на самом видном месте, так же залежавшиеся! Сколько можно повторять?!

Ханна уже наизусть помнила все поучения и неустанно им следовала, но все равно, как бы ни старалась, хозяйка оставалась кислолицей, и вскоре Ханна стала себя чувствовала бестолковой, ни к чему не годной тупицей. Но она продолжала упорствовать, убеждая себя, что терпеть своенравных нанимательниц ей не впервой.

Подходила к концу вторая рабочая неделя, заканчивался сентябрь. В лавке Зильберов было заведено перед первым числом каждого месяца проводить ревизию, поэтому второй день Ханна и Аарон только и занимались тем, что пересчитывали товар и записывали в книгу. Аарон настоял, что следует отказаться от обеда и скорее завершить подсчет. Повесив вывеску "закрыто", он удовлетворенно потер руки:

— Еще немного, и мы завершим! Мама будет довольна! А потом можно сходить в кофейню и выпить кофе с коньяком. Вы любите, коньяк?

Было заметно, что мистер Зильбер излишне возбужден, но причину восторга Ханна не понимала.

— Благодарю за приглашение, но сегодня я не могу. Тем более, что я предпочитаю чай.

— Нужно уметь не только работать, но и отдыхать.

— Согласна, мистер Зильбер, однако думаю, что нам разумнее придерживаться деловых отношений.

— Значит, ты не хочешь идти со мной? — насторожился мужчина.

— Не с вами. Просто не хочу никуда идти.

— Я тебе не нравлюсь? — глаза Аарона стали неприятными. Он напрягся.

— Простите, мистер Зильбер, но вам не кажется, что мы отвлекаемся от дела? Если не поторопимся, миссис Зильбер будет недовольна.

— Значит, я тебе не нравлюсь?! — Аарон подошел со спины и встал совсем близко, дыша над ухом.

Ханна сделала шаг вперед, но мужчина шагнул следом и прижался к ее спине. Повернуться к Аарону она боялась: он мог толкнуть, и тогда она бы не смогла с ним справиться. А от одной мысли о возможном поцелуе к горлу подкатывала тошнота.

Страшно не было, было мерзко от похотливых, жадных прикосновений. От волнения Аарон вспотел, и от него исходил ощутимый запах пота, застарелый, с кислым душком. Ощутив слюнявые прикосновения к шее, Ханна едва сдержалась, чтобы не рассмеяться в лицо и не выкрикнуть гадость.

— Перестаньте, мистер Зильбер. Вы ведете себя недостойно!

— Он тоже ведет себя недостойно, и ты не против, — зло просипел Аарон, пытаясь задрать юбку.

— Как вы смеете! — не менее зло ответила Ханна, брыкаясь.

— Не строй из себя скромницу! Я и так был слишком терпелив, надеясь на благодарность.

Как только Ханна осознала, что по-хорошему разойтись не удастся, перестала сдерживаться.

— Засунь подачку себе в задницу, я в ней не нуждаюсь! — она с трудом сдерживаясь от пробиравшего истеричного смеха. Ей показалось смешным, что он пытался сравнить себя с Саймоном и Айзеком.

— Ах, ты, с…чка! — разозлился оскорбленный мужчина и попытался схватить ее за волосы, но Ханна пнула его по ноге. Удара каблуком с металлической набойкой оказалось достаточно, чтобы Аарон выпустил ее из рук и схватился на голень. — Дрянь! Грязная с…чка! — заскул от боли и обиды.

Пользуясь случаем, Ханна выскользнула из угла. Зильбер попытался схватить за юбку, но не успел.

— Ты еще пожалеешь! Он всех бросает, и тебя бросит. И еще приползешь, умолять будешь!

К счастью, ключ был в замочной скважине. Отперев дверь, она стянула фартук и швырнула ему в лицо.

— Сиди в подсобке, тискай сам себя и мечтай, грязная вонючка! — выкрикнула Ханна и выбежала на улицу.

Её возвращению домой раньше времени, миссис Грапл не удивилась, но почувствовав истеричное состояние квартирантки, предложила настойки, которую считала лучшим успокоительным, а потом как ни в чем не бывало продолжила вязать крючком. И лишь позже, когда Ханна успокоилась, поинтересовалась:

— Надеюсь, мистер Зильбер был сильно взбешен?

— Весьма, — коротко ответила Ханна, понимая, что и мистер Вуд, и миссис Грапл предполагали подобное, и лишь она оказалась наивной дурочкой.

Болтая об особенном рецепте рыбного пирога из горбыля миссис Макклай, обилии рябины и других ягод в этом году, наличии блох у Бандита, Ханна отвлеклась и забыла о произошедшем, однако как только вошла в свою комнату и закрыла дверь, воспоминания нахлынули с полной силой.

Отвратно было вспоминать гадкие потные руки и слюнявые губы. От отвращения к ущербному Аарону, смердящего кислятиной, ее передернуло. Она ненавидела себя за наивность и доверчивость, ненавидела Лидию, из-за которой нахлынули неприятности, презирала Зильбера и его вечно недовольную мамашу.

Умом понимала, что Зильбер совсем не ущербный, что для какой-то местной невесты он станет желанным мужем, с которым счастливица проживет всю жизнь и родит ему нескольких детей, будет рассказывать подругам, какой он замечательный, но только не она.

«Возможно, я излишне заносчива, высокомерна и желаю невозможного. Пусть такой, как Айзек, на мне никогда не женится, потому что я нищая служанка, но подобного Аарону я не смогу принять. Мало того, что повел себя как животное, так к его серой, нелепой внешности добавилась трусость. Как он, ущербный, мог подумать, что ему позволительно, что он смеет прикасаться ко мне? Скотина! Да, не каждому дана располагающая внешность, но что мешало ему признаться в симпатиях и попытаться добиться ухаживаниями моего расположения?» — распалялась она.

Испачканная его слюнями и потом, Ханна казалась себе грязной. Ей мнилось, что она пропахала исходящей от него затхлостью, поэтому долго сидела в ванной, пока не остыла вода, и тщательно, до красноты и ссадин терла шею и щёки.

Или холодная вода охладила запал, или она устала злиться, в душе стала расти холодная решимость и циничность.

«В конце — концов, я могу купить домик, сдавать комнатку и как-то жить! Все, что было в моей жизни — не самое страшное. У меня нет большой семьи и детей, которых надо кормить, я молода и красива, поэтому нечего отчаиваться! Тем более, что уныние — грех! Пусть злословят, говорят гадости, но я знаю, кто я. Я не хуже, чем они. Пусть не здороваются зазнайки, косо смотрят и не жалуют, но я не позволю сломить меня! Саймон прав! Миссис Грапл права! Я была наивной дурой!»

Она не заметила, как заснула. Но сон был тревожный, чуткий, поэтому не удивительно, что сквозь дремоту расслышала громкий голос мистера Вуда, разговаривавшего с хозяйкой. Ханна подскочила, чтобы одеться и спуститься к ним, но поразмыслив, передумала. Признаваться Саймону в простоватости и доверчивости было стыдно, тем более, что он предупреждал, поэтому осталась сидеть в кровати.

Она очень хотела узнать, о чем они беседовали. Побеленные стены пропускали звук ровно настолько, чтобы разбудить спящего, но не достаточно, чтобы вызнать чужие тайны. А приоткрыть скрипящую дверь и попасться на подслушивании, не рискнула. Поэтому, мучимая любопытством, Ханна, не удержалась и приложила ухо к полу. Тоже не помогло. От досады она стала расхаживать по комнате, но поскрипывание полов выдало ее с головой. Догадавшись, что мисс Норт бодрствует, миссис Грапл постучала и известила, что пришел мистер Вуд, и поинтересовалась, не желает ли она спуститься?

Упрямиться было глупо, потому быстро одевшись и поправив прическу, Ханна спустилась в гостиную.

— Как ваше самочувствие? — поинтересовался Саймон вежливо, но голос его был суровым, тревожным.

— Благодарю. Не стоит волноваться. Я чувствую себя вполне здоровой, — нерешительно улыбнулась она, стараясь не давать ему повода для дурных мыслей.

Ханна видела, как мужчина с трудом сдерживается, чтобы не напомнить, что он предупреждал ее. Его губы изогнулись в полуусмешке, и в выражении лица, читался немой вопрос: «Тогда от чего дома?», но он сдерживался. Хоть и с трудом. Выдержав паузу, Саймон все же произнес:

— Миссис Зильбер будет недовольна, — проверяя ее реакцию.

— Миссис Зильбер пусть хоть треснет от злости и недовольства, мне все равно, — выдержав его тяжелый взгляд, ответила Ханна.

— Я рад, что вы в добром здравии, — убедившись, что ничего серьезного с ней не произошло, мистер Вуд резко сметил тему беседы. — На танцы пойдете?

— Мне нездоровится. Немного, — попыталась увильнуть мисс Норт.

— Думаю, что танцы и хорошее настроение исцелят скорее, чем все микстуры и пилюли, — он был невероятно упрям сегодня, и препираться с ним было бесполезно. Стоял на своем, поэтому было проще согласиться, чем продолжать изматывающий спор.

— Возможно, вы правы, Саймон.

— Конечно, прав! И уж если вы признаете мою правоту, настаиваю, чтобы вы надели то самое платье, в котором ездили к Уилсонам.

— Мистер Вуд, не прилично указывать леди, что ей следует надеть, — укорила мисс Норт мужчину.

— Но вы излишне скромны, и я уверен, выбрали бы скромное платье. А я не согласен с вашим решением, и, чем расстраивать вас и просить переодеться, считаю разумным высказать мнение сейчас.

Теперь настала очередь Ханна упрямиться. Платье и впрямь было чудесным, но она же не кукла, которую можно заставить надеть что-то насильно.

— Не будьте несносной. Оно же красивое! — возмутился Вуд, поджав капризно губы. С подобным выражением он смотрелся ребячески, но местные дамы находили это достойным внимания.

— Хорошо, уговорили! — снисходительно ответила Ханна, соизволившая осчастливить мистера Вуда.

— Тогда до завтра.

В пасмурный осенний вечер желающих танцевать и развлечься было больше, чем в прошлый раз. Урожай уже собран, и, освободившиеся от хлопот, фермеры и работники отдыхали, стараясь наверстать упущенное за тяжелые летние месяцы, проведенные в трудах и заботах.

Некоторые пришедшие мужчины были пьяны, поэтому на входе стоял шериф с добровольцами и отсеивал тех, кто выглядел непристойно. Кому не повезло — с криками требовали, чтобы их пропустили, потому что они готовы заплатить за вход.

— Мы… Мы не какие-то там… обезь…яны, которых нельзя впускать в при… причное общ. тво! — ругался шатающийся реднек, которого отказались пропустить. — Вы не… сме. смеете!

— Мур, убирайся поздорову, пока не арестовал за нарушения спокойствия на десять долларов! — пригрозил шериф, которому надоело отгонять настырного алкоголика.

— Неее сме-ете! — качал головой Мур, заваливаясь в бок.

Ханна со страхом смотрела на озлобленных мужчин, толпившихся у входа и пялившихся на нее, пока они с Саймоном подходили ко входу, и судя по масляным глазам, думали непристойности. Один из них, бедно одетый, неухоженный, в несвежей одежде, увидев ее, прицыкнул языком и паскудно осклабился, показывая лишенные передних зубов рот. Что он пытался выкрикнуть, Ханна не успела разобрать: Саймон свободной рукой врезал ему по челюсти и, не дожидаясь, пока пьяница осядет в грязь, увлек ее вовнутрь церкви.

Собравшиеся были одеты по-разному, в зависимости от достатка. Скромные платья и помпезные, богато украшенные кружевами и темно-синие клетчатые разноцветным калейдоскопом проносились перед глазами, но кроме одежды уровень благосостояния можно было определить и по лицам: красные шеи реднеков изрядно выделялись на фоне благовоспитанных, чопорных белолицых леди.

Чернокожих и цветных тоже не пускали, несмотря на хорошую одежду и возможность оплатить входной билет, словно они не были прихожанами этой церкви. Белые мужья даже подумать не могли, чтобы черный мужчина во время танца мог взять за руку чью-то жену, дочь или сестру, не говоря уже о том, чтобы положить руку им на талию. Однако бывшие рабы не отчаивались и устраивали собственные танцевальные вечера.

В этот раз к её появлению дамы отнеслись более сдержано.

— Видишь, мы им уже надоели. Еще немного, и о нас забудут. Нужно всего-то предложить Алену привезти еще одну леди, чтобы общество отвлеклось на новую жертву! — пошутил Саймон.

В этот раз он не спешил танцевать, а предпочел обойти вместе с Ханной знакомых, перекинуться с ними новостями или шуткой. Когда обошел почти всех, купил пунша и, присев на самом видном месте, стал рассказывал Ханне про жителей Байборо. Если кто-нибудь приглашал мисс Норт на танец, он отвечал, что сегодня все танцы она обещала ему. И лишь к середине вечера, вывел Ханну в танцевальный круг.

Почему он так поступает, Ханна не могла понять, но не спорила. Она уже привыкла, что мистер Вуд знает, как правильно поступить, поэтому доверилась ему.

Первый танец был в паре с Саймоном, второй тоже. После третьего на них стали косо смотреть, но мистер Вуд остался верен себе и продолжал танцевать с Ханной, которая быстро сбила ноги. Позже сделал небольшой перерыв, угостил лимонадом, а потом снова вышел в круг.

— Я больше не могу. Колит бок и ноги горят, — жаловалась мисс Норт.

— Надо! — упрямо отвечал он, и они, стиснув зубы, продолжали танцевать.

Она видела, что мистер Вуд тоже устал и взмок, но его упорство наталкивало на мысль, что для чего-то это нужно. На все ее вопросы он улыбался и молчал, сохраняя тайну.

Танцы подходили к завершению, когда раздались крики, и встревоженные люди с криками: «Пожар! Дом горит!» вбежали в церковь и переполошили танцующих. В суматохе перепуганные люди начали выбегать на улицу, но поблизости огня нигде не было видно. Церковь была цела, вокруг все было спокойно, и лишь ветер доносил запах гари.

— Что горит-то? — спрашивали друг друга горожане, не понимая, что происходит.

— Лавка Зильберов! — крикнул кто-то, и Ханна сразу обо всем догадалась.

Она подняла глаза на Саймона, но он стоял, как ни в чем не бывало, игнорируя ее пристальный взгляд.

— Я тут совершенно не причем! — с улыбкой заверил он. — Я весь вечер танцевал с тобой!

Но хитрое, довольное выражение мужского лица свидетельствовало об обратном.

Толпа побежала к горевшей лавке, и Саймон, схватив ее за руку, поспешил туда же.

В темноте позднего вечера нижний этаж дома полыхал красно-желтым огнем. Языки пламени освещали темное нутро лавки и медленно, но верно ползли по деревянным стенам вверх, на второй этаж, где в клубах дыма с криками металась миссис Зильбер.

— Она же сгорит! — закричал кто-то.

— Воды! Скорее везите воды!

— Хорошо, что был дождь. Хоть бы не перекинулось! — причитали рядом, под боком.

Кто-то от страха и переизбытка чувств всхлипывал.

— Скорее, скорее, нужно отстоять дом! — подхватил мистер Вуд и бросился помогать.

Она стояла с ветреной стороны, поодаль и наблюдала, как огонь, поглотив товары, полки, стены первого этажа, переполз на верхний.

Подвезли повозку с бочками наполненными водой, и добровольцы бросились заливать бушевавшее пламя.

Ханна смотрела на полыхающую лавку и ощущала радость, пугавшую ее. Зильберов было жаль, потому что плата за слюнявый поцелуй была слишком высокой, но если бы она не сбежала, плата была бы непомерной для нее.

«Неужто я стала бессердечной? Возможно», — отстраненно подумала, продолжая наслаждаться местью Саймона.

Наблюдая за языками огня, Ханна понимала, что ее обида сгорела и улетела прочь, как гарь, витающая в воздухе. И она уже никогда не будет прежней, потому что и для нее пришло время взрослеть.

Миссис Зильбер металась по второму этажу дома и пыталась спасти имущество. Аарон бегал за ней и что-то кричал. Из-за стоявшего треска его слов было невозможно разобрать. Наконец, какой-то смельчак по лестнице взобрался наверх и, отвесив оплеуху, грубо подтолкнул хозяйку горевшей лавки к приставленной лестнице, но она упиралась. Чтобы не сгореть, мужчина стал бил ее по рукам, заставляя спускаться вниз. На половине пути воющую женщину схватили за юбку и стащили на землю. Затем спустился Аарон, потом спаситель.

Перепачканная сажей миссис Зильбер в ночной рубашке и чужой шали, накинутой на плечи, рыдала, сидя на земле, а вокруг молча стояли женщины, не знавшие, как ее утешить.

— Хотя бы изобрази сочувствие! — шепнул мистер Вуд, подошедший со спины. — Соседние дома не пострадали. Смотреть больше нечего. Пойдем, — он потянул ее за собой.

Шли молча. И лишь когда подошли к дому, Ханна едва слышно спросила:

— Почему?

Саймон остановился, повернулся и теперь смотрел ей в глаза:

— Потому что мамаша Зильбер решила припомнить тебе оскорбление Аарона и сказала миссис Уолтер, что ты медлительная тупица, которая едва считает и не удивительно, если у тебя будет недостача. А она слов на ветер не бросает. А так, нет лавки, нет недостачи, нет проблем. Теперь тебе все еще жалко их?

Ханна покачала головой.

— Жаль, что не сгорел второй этаж, — прошептала она задумчиво.

Саймон долго молчал, а потом продолжил:

— Кроме того вы мне нравитесь, Ханна. И я не хотел, чтобы вашего имени вновь коснулись пересуды, выясняя, должны ли вы им или нет. Не хочу, чтобы жители гадали, почему вы перестали у них работать. Не хочу, чтобы о вас плохо говорили. А еще, как представлю, что он прикасался к вам и лез…

— Я не позволила, — возразила она, чувствуя, как в мистере Вуде закипает злоба.

— Я не сомневался, но сам факт того, что он хотел и пытался… — Саймон вздохнул. — Простите.

— Зато вы высказались.

Они снова молчали.

— Вы не похожи на других. Вы особенная.

— Спасибо, Саймон, — смутилась Ханна его взгляда.

— Вам пора идти. Завтра будет веселый денек, но не стоит бояться. Все будет хорошо!

Она не успела ничего ответить, как он быстро наклонился, и коснулся губами ее щеки.

— Доброй ночи, мисс Норт.

Пораженная Ханна стояла у крыльца, не веря в произошедшее.

На следующий день разразился скандал.

Потрясенную несчастьем миссис Зильбер приютила подруга, миссис Холл, которой погорелица со слезами на глазах поведала, что обвиняет во всем мисс Норт, кокетничавшую с Аароном. Ханна вела себя настолько фривольно и неподобающе, что она была вынуждена попросить ее уйти из лавки. А еще помощница ленилась, и не удивительно, что у нее была недостача…

Может, миссис Холл и не верила, что мисс Норт могла предпочесть Аарона мистеру Вуду, но умолчать о скандальной новости не смогла. Это оказалось свыше её сил, поэтому по большому секрету поделилась рассказанным с подругой, и вскоре весь город только и обсуждал произошедшее накануне событие и искал виновных в поджоге.

Ханне повезло, что из-за бессонницы и переживания проснулась поздним утром. К этому времени миссис Грапл успела сходить в бакалейную лавку и узнать свежие слухи. Женщина мудро решила, что будет лучше, если первой сообщит Ханне услышанное и даст ей возможность справиться с эмоциями, и обдумать ситуацию.

Дурную новость Ханна выслушала стоически. Она не плакала, не заламывала руки, не истерила, чем вызвала еще большую симпатию хозяйки.

Миссис Грапл безмолвно наблюдала, как растерянная мисс Норт сидела за столом, обводя пальцем узор чашки.

— Что будешь отвечать гусыням?

— Не знаю, — собеседница подавленно повела плечом. — Стоит ли, вообще, что-то отвечать?

— Надо! Твое молчание расценят как смирение и признание вины, поэтому необходимо поставить их на место.

— Даже не представляю как. Это мистер Вуд наставлял меня. Без его помощи, мне бы уже давно плевали под ноги.

— Из-за этого не стоит отчаиваться. Саймон должен что-нибудь придумать. Он умный мальчик, поэтому стоит его дождаться. Не думаю, что его придется долго ждать.

— Мне искреннее жаль, что я доставляю вашей семье и мистеру Вуду столько хлопот… — лицо мисс Норт стало грустным, а глаза заблестели.

— Ну, милая! — ласково произнесла хозяйка. — Из-за Саймона не расстраивайся. Он не из тех, кто делает что-то просто так. Точнее, если бы он не был заинтересован, он так себя не вел. Понимаешь, о чем я говорю?

— Теперь понимаю, и еще больше запуталась.

— Запутаться невозможно, — поправила женщина. — Чувства либо есть, либо их нет. И если пока что у тебя к нему нет чувств, это даже к лучшему. Влюблённая женщина становится податливой и ранимой, а он из тех, кто с большим интересом возьмется за приручение кактуса, чем робкого цветка. Уж не знаю, в кого пошел? Вся семья Вудов степенная. Покойный Самюэль был прекрасным мужем, но Саймон — это сорвиголова! И чем больше будешь его отталкивать, тем больше он будет ходить вокруг тебя, — заметив изумленное лицо Ханны, поспешила пояснить: — Не смотри на меня так. Да, он мой двоюродный племянник, но когда-нибудь ему нужно будет остепениться. Виржиния не понимает, что ему нужно любить, иначе он будет несносным мужем. Саймон бесцеремонный, циничный, но в душе большой идеалист. Мне кажется, тебе по силам раскрыть его, но в то же время я не хочу, чтобы ты выбрала его, — вздохнула миссис Грапл.

— Но миссис Вуд будет против.

— Поверь, если мужчина чего-то хочет, его ничего не остановит. Я завела об этом разговор, чтобы ты понимала его. Не могла я смолчать. Тебя и так пытаются затравить, не хватало еще, чтобы ты плакала из-за непутевого Саймона. Переполненному стакану достаточно лишней капли, а я не хочу, чтобы он стал для тебя той самой каплей.

— Вы добры ко мне.

— Иногда случайная доброта спасает жизнь. Как когда-то жалость шерифа Клейми спала меня от тюрьмы. Вижу, ты не удивлена, значит, Саймон рассказал.

— Простите, миссис Грапл.

— За что? Это было в моей жизни. Просто повезло, что суровый Фрэнк дал мне шанс. И мне посчастливилось встретить Самюэля, выйти замуж…

Она отвлеклась, потому что раздался прерывистый стук в дверь. Так отбивал мистер Вуд.

— Вот и Саймон пришел! — обрадовалась хозяйка и поспешила впустить его в дом.

Он вошел бодрый, сосредоточенный и сердитый.

— Добрый день, тетя, Ханна. Рад вас видеть в здравии и неплохом настроении. Слышали?

Женщины закивали головой.

— Тогда, надеюсь, рассказанное мной, улучшит вам настроение. Чаю предложите? От красноречия в горле пересохло.

— Что-то мы пока не заметили особенного приступа красноречия, — поддела племянника хозяйка, доставая фарфоровую чашку из сервиза.

— Ну, да! Распинался-то я перед Элиасом! — невозмутимо ответил мужчина. Подождав, пока ему поднесут наполненную чашку, сделал глоток и приступил к рассказу.

— Так вот. Я нанес визит шерифу и беседовал с ним по поводу слухов. Элиас хитер, как лис, и нос его чует, откуда дует ветер, но придраться он ни к чему не смог. Кроме того, дурные слухи разозлили Виктора Хоута, который был разозлен тем, что по слухам Ханна предпочла Аарона ему. Он тоже приходил к Элиасу и велел заткнуть Зильберам рот, чтобы его не подняли на смех. Шериф отпирался, но Хоут умеет объяснить доходчиво. Дословно его фразу пересказывать не буду, ибо это не для нежных ушей леди, но смысл фразы был в том, что на Аарона без жалости взглянуть нельзя. После моего ухода Элиас отправился к Зильберам, чтобы известить их, что если они не заткнут свои грязные рты, он будет каждый раз штрафовать их вновь и вновь! Каково, а?

- Саймон, какой же ты пройдоха! — вскинула руки довольная хозяйка. — Как представлю, меня аж гордость берет! Но, все же, я волнуюсь за тебя.

От похвалы мужчина широко улыбнулся.

— Не стоит. Я всего-то посетил пивную и рассказал, что у Зильберов днем была большая выручка. Грабители полезли за добычей, но не найдя ничего, со злости подпалили лавку. Вышло даже лучше, чем я думал…

Еще днем ранее Ханна была бы шокирована услышанным, возмутилась циничности говорящих, но испытания последних суток изрядно повлияли на ее жизненные взгляды.

Допив чашку, мистер Вуд недвусмысленно намекнул, что обожает пить чай с пирогами, особенно мясными, но он не привередлив, поэтому обычный сладкий тоже вполне сгодится.

Насытившись, он вновь обрел силы для совершения подвигов и решил устроить променад по набережной Байборо, чтобы заткнуть рты сплетницам, утверждавшим, что Ханна могла позариться на тщедушного Зильбера.

Придерживая мисс Норт под руку, Саймон с лучезарной улыбкой шествовал по городу в безупречном костюме, с ярким красным платком на шее. По дороге он вручил Ханне нежно кремовую розу, неизвестно где раздобытую им в начале октября. Встречающиеся по дороге горожанки сворачивали головы, некоторые особенно впечатлительные оборачивались в след. Мужчины приветствовали более спокойно, но тоже поглядывали с удивлением.

К вечеру мнения в городе разделились, через несколько дней перевес стал склоняться не в пользу версии миссис Зильбер, а через неделю запал сплетниц пропал.

С каждым днем благодарность и доверие Ханны к мистеру Вуду возрастали. Он приходил на помощь с первого дня знакомства, помогая справиться со скандальными неприятности, смело и решительно защищал ее от злобных нападок, чем приводил в изумление местное общество. Конечно, Ханна понимала, что если бы Саймон был женщиной, так просто скандальное поведение ему не сошло бы с рук, но, все же, считала его смелым. Еще никогда у нее не было такого друга.

Все чаще она ловила себя на мысли, что если бы не чувства к Айзеку, уже давно испытывала бы к Саймону сердечную привязанность, но мистер Гриндл, несмотря на все отрицательные черты, не желал так просто покидать ее сердце и разум. Саймон это чувствовал, и осознание, что мисс Норт все еще не пала перед его безмерным обаянием, лишь распаляли мужское тщеславие и азарт, и он сам не заметил, как игра в джентльмена стала для него больше, чем игрой.

Теперь каждый вечер мистер Вуд приходил в гости в миссис Грапл, пользуясь тем, что он ее родственник. Вел себя безукоризненно, стараясь, чтобы Ханна была окружена вниманием и заботой. Он рассчитывал, что его обаяние и внимание обязательно найдут отклик в ее душе, и рано или поздно Ханна ответит взаимностью.

Ханна впервые почувствовала уверенность в собственном женском очаровании. Саймон относился к ней как к леди, а не снисходительно облагодетельствованной состоятельным джентльменом служанкой, как это было с мистером Гриндлом. Да, она допускала, что мистеру Вуду нравится играть в благородство и эпатировать чопорное общество, но в любом случае его ухаживания были трогательными. Он не был богат, но простые поступки, будь-то: танцы в субботний вечер, прогулки по городу, цветы, подаренные при знакомых, делали ее счастливой. Айзек же покупал дорогие наряды, но почти всегда исходил из своих пристрастий и пожеланий. Да, его вкус был безупречным, но с ним Ханна чувствовала себя нарядной куклой, тешащей его тщеславие, и было что-то в их отношениях, что ее угнетало. Теперь она понимала, что, возможно, сама способствовала подобному отношению, ведь боясь потерять мистера Гриндла, не смела признаться ему, что несчастна, и, если бы можно было вернуть время вспять, она многое сделала по-другому.

Тем не менее благодаря мистеру Вуду, жизнь в Байборо обрела цвет и смысл.

Миссис Грапл предложила проживать у нее бесплатно, оплачивая лишь пропитание, но Ханна отказалась, потому как иначе чувствовала бы себя в чужом доме неловко. Познакомившись с подругами хозяйки, она обрела знакомых, которым с большим удовольствием наносила визиты, и, если бы у нее была работа, желание уехать из города пропало совсем.

Перед днем рождения миссис Вуд, Саймон поехал в Ньюборн, где собирался обойти весь город в поисках саженцев. Матушка страстно желала заполучить новейший сорт чайной розы редкого желтого цвета. Задача была не из легких, поэтому он задержался в дороге. А поскольку миссис Грапл желала заполучить подобную красоту тоже, то попросила племянника привезти и ей, а в благодарность за хлопоты задумала приготовить любимые им толстые мюнхенские сосиски с вкраплениями трав и пряностей.

Ханна спешила из мясной лавки домой, когда заметила преследующую ее незнакомую женщину. Ускорив шаг, удалось оторваться от преследовательницы, но та уже не таясь, побежала следом. Ханна не растерялась. Решив, что лучшая защита — нападение, резко свернула за угол здания и прижалась к стене, и когда преследовательница выскочила из-за стены дома, они столкнулись лицом к лицу.

— Что вам от меня надо? — грубо выпалила мисс Норт, пристально вглядываясь в женщину, которая от неожиданности растерялась.

Она выглядела странно. На вид ей было не больше двадцати пяти, но на молодом лбе уже отчетливо прорезались горизонтальные морщины. Кожа лица чистая, но склонная к отекам, и в целом чувствовалось начало увядания, свойственное тем, кто изрядно и часто заливает за воротник.

— Я… я… — заикаясь, начала говорить незнакомка. — Я хотела поговорить!

— О чем? — ледяным тоном поинтересовалась Ханна.

— Вы знаете одного человека. Мистера Вуда, — неуверенно выдавила из себя молодая женщина.

— Нам не о чем говорить. Уходите! — отрезала Ханна и как можно скорее зашагала в сторону дома.

— Подождите! Пожалуйста, подождите! — в голосе бежавшей за ней незнакомки чувствовалось отчаяние и унижение. — Пожалуйста, не забирайте Саймона!

Ханна остановилась.

— У меня нет и не было намерений забирать мистера Вуда у кого бы то ни было. И я думаю, что вам следует разговаривать с ним, а не со мной, — она снова попыталась уйти, но женщина продолжала бежать за ней.

— Но он увлечен вами!

— Но им не увлечена я, — парировала Ханна, ругавшая себя за жалость, вынудившую ее заговорить с незнакомкой. Но преследовательница оказалась настырной и схватила ее за руку.

— Если вы к нему равнодушны, не забирайте его у нас с Кристиной! — с жаром молила она.

— Не имею чести знать ни вас, ни Кристину! Отпустите! Или я буду кричать.

— Это моя дочь!

— От мистера Вуда? — равнодушно уточнила мисс Норт, хотя в душе была поражена новостью и ошарашена.

Женщина кивнула головой.

— Тогда тем более не понимаю, почему вы преследуете меня. Это только ваша связь. Я отношусь к мистеру Вуду, как к другу, не более, и надеюсь, что скоро смогу уехать из этого городишки и забыть Байборо навсегда. Я дала вам исчерпывающий ответ?

Едва женщина кивнула, Ханна зашагала прочь.

Совершенно внезапно осень стала серой, самой обычной, похожей на все те, что были прежде в ее жизни. Ушло очарование свежего утра, пахнущего свежестью и сопревшей листвой. Больше не хотелось улыбаться.

Ханна не лгала незнакомке и действительно видела в Саймоне лишь друга, но она почувствовала себя обманутой, опустошенной. Ведь на месте преследовательницы могла бы быть сама, если бы у нее был ребенок от Айзека. Она представила, как могла караулить его у дома и выпрашивать денег, чтобы купить еды или теплой одежды…

«Он ничем не лучше Айзека. Такой же двуличный лицемер и лжец…»

Вернувшись домой, отдала миссис Грапл сосиски и, сославшись на головную боль, поднялась к себе. Если хозяйку и удивило ее поведение, то она ничего не сказала.

Когда пришел мистер Вуд, Ханна впервые не пожелала спуститься, опасаясь, что выскажет о его лицемерии все, что думает.

Саймон сидел в гостях долго, дожидаясь Ханну, но, так и не дождавшись, вынужден был уйти, оставаясь в недоумении.

На следующий день она спустилась к столу, но он, сразу же, почувствовал в ней перемены. Мисс Норт улыбалась, смеялась над его шутками, но не было больше в ней открытости и искры, что делало ее равнодушной, отстраненной, закрытой ото всех.

После ужина миссис Грапл удалилась на кухню, оставив молодых людей наедине.

— Ханна, я не понимаю, что с вами происходит? — первым начал разговор мистер Вуд.

— Я не понимаю, о чем вы, Саймон.

— Перестань! Ты не умеешь лгать!

— Я не лгу. Я говорю честно. Так же, как всегда.

— Тогда я совершенно не понимаю, что с вами, — он был сердит, раздосадован и задет. — Ты можешь сказать, что произошло? Я обидел тебя чем-то?

— Нет, — с равнодушно — приветливой улыбкой ответила она.

— Не лги! Еще позавчера ты была другой! Я не уйду, пока ты не скажешь, что произошло?

— Я та же, Саймон.

— Не лги! — крикнул он, хлопнув рукой по столу. Чашки на блюдцах тонко звякнули, подчеркивая его ярость.

Не желая выслушивать недовольство, Ханна поднялась из-за стола и демонстративно покинула гостиную. Пораженный мистер Вуд остался стоять в тишине комнаты, разрезаемой равномерным тиканьем часов.

Ханна думала, что он обидится и некоторое время не будет появляться в доме, но она ошиблась. Уже к вечеру Саймон пришел вновь. Она не успела подняться к себе, когда он опустился перед ней на колено и протянул бархатную коробочку с кольцом:

— Мисс Норт, согласитесь ли вы стать моей супругой? — произнес торжественным голосом.

Услышав столь ожидаемые, трепетные для девичьего сердца слова, Ханна не удержалась и расплакалась. Но не от счастья. Отрицательно покачав головой, она дернулась, чтобы убежать наверх, но не успела. Мистер Вуд держал ее за руку и не отпускал.

— Почему? — тихо спросил, испепеляя ее взглядом.

Молчать и не дать ответ — означало проявить трусость, испугаться сказать правду.

«Я боялась сказать правду Айзеку, а сейчас тоже боюсь? Чего?» — сделав над собой усилие, Ханна заговорила:

— Я обещала некой леди не забирать тебя у нее и у Кристины… — дело было не только в этом, но именно лицемерие Саймона тяготило ее, и об этом она хотела рассказать.

— Я ей ничего не должен. Если я заходил к ней, это не дает ей право…

— Перестань, — прервала его Ханна. — Мне нет дела до этого.

— Сесиль — проститутка из салона Розы! И это ничего не значит! — с жаром шептал Саймон.

— Но ты же продолжаешь ходить в салон.

— Я буду тебе верен!

— Не обещай того, чего не можешь выполнить. Давай останемся друзьями и забудем этот день.

— Я не хочу быть твоим другом! — с отчаянием в голосе воскликнул он.

— Прости, Саймон, — убрав его руку, Ханна поднялась по лестнице и закрыла в комнату дверь.

Глава 4

Время тянулось нестерпимо медленно. Не находя себе места, мужчина расхаживал по кабинету, не зная, чем заняться. До встречи оставалось три часа, а он уже был на взводе. Чтобы хоть как-то отвлечься от изматывающих мыслей и успокоиться, готов был идти до офиса Таггерта пешком, но представив довольную, усмехающуюся морду с колючими глазками, передумал. Без сомнения, эта крыса по грязевым разводам сразу догадается о душевном смятении, а Айзек долго и старательно создавал образ успешного, выдержанного предпринимателя, чтобы так просто решиться разрушить его.

С прошлого раза к этой подозрительной, сующий нос в чужие дела, братии он испытывал неприязнь и не мог предположить, что придется иметь с ними дело снова. Однако, все же, вынужден был обратиться к детективу. Хотелось выпить, но из-за встречи с Таггертом, уже два дня не брал в рот ни капли.

Перебирая бумаги, завалявшиеся в столе, наткнулся на ферротип, заброшенный в самый дальний угол. Сколько раз он порывался выбросить пластину, однако и по сей день портрет был рядом. Слабость Айзек оправдывал тем, что при виде ее улыбающейся, приходит в ярость, и это придает сил.

«С кем же ты сбежала?» — размышлял хмурый мужчина, поглаживая пальцем протертый картон. От частых прикосновений паспарту ферротипа стало измятым, с потрепанными краями.

Раньше Айзек не допускал мысли, что Ханна может пропасть из его жизни. Нет, он предполагал, что может жениться, и они станут реже встречаться, или, быть может, даже расстанутся по его желанию, но не думал, что она решится уйти. Неожиданное бегство любовницы неприятно ошеломило, и месяц, долгий томительный месяц, сопряженный с бессонными ночами и возлияниями в одиночестве, он пытался найти ответ: "Почему?" Он не верил, что женщина может уйти от хорошей, беззаботной жизни в никуда, поэтому подозрение, что Ханна ему изменяла, только крепло, но бесстрастно принять эту мысль Айзек не мог.

"Я баловал тебя, дарил подарки, выводил в общество, если были в другом городе, заботился, а тебе оказалось мало… Или ты влюбилась? Но в кого? Кто этот мерзавец, переманивший тебя?" — об этом Айзек не мог думать без негодования. От одной мысли, что он страдает, а Ханна радуется жизни и смеется над ним, доходил до ненависти и остервенения.

Сегодня предстояло узнать правду. И он с трудом сдерживался, чтобы не явиться к детективу раньше назначенного времени.

«А как прикидывалась невинной овечкой? Смотрела влюблёнными глазами, с нетерпением ожидала из поездок и работы. Я доверял тебе, а ты за моей спиной спелась с кем-то и сбежала, предала меня…» — с раздражением и горечью в голосе выговаривал он к изображению на портрете. Айзек с печалью смотрел на красивое, хорошо знакомое лицо и не понимал, как она могла так цинично предать, и как он не разглядел ее подлой сущности.

Именно задетая мужская гордость и ревностные страдания доводили Айзека до исступления. Масла в огонь злобы подливали приятели, с интересом расспрашивавшие, что случилось с очаровательной мисс Норт, и выражавшие сожаление, узнав о ее внезапной болезни и вынужденном отъезде. По этой причине он рассорился со знакомыми, с которыми раньше проводил много время. Айзеку мнилось, что один из них переманил Ханну, а теперь прячет ее и довольно потирает руки, исподтишка насмехаясь над ним.

От постоянного раздражения на переносице проявились первые морщины. Он был зол и переполнен ненавистью, но что самое неожиданное, понял, что ему не с кем разделить обиду на Ханну.

Теперь Айзек снова проводил вечера дома за бутылкой виски, но наученный горьким опытом, приобретенным в юности, не пускал дела на самотек. Как бы ни болела с утра голова, вставал в привычное время, обливался холодной водой и, бреясь перед зеркалом, клялся, что найдет её, и она горько пожалеет о содеянном. Даже если Ханна уехала на другой край страны, разыщет ее, но для этого нужны деньги. Чем дальше забралась, тем больше их потребуется на розыск. Но у него была цель, ради которой он готов был приложить все силы и море старания. А когда найдет…

Он придумывал один план мести за другим, но самый злой и жестокий предусматривал обвинение Ханны в краже имущества. Айзек представлял, что когда они вновь встретятся, она будет усмехаться, глумиться над ним, рассчитывая на поддержку нового любовника, и осознание, что его слово будет последним и выйдет дряни боком, успокаивало полыхавшую в груди ярость. Но до подобной низости Айзек решил не опускаться до тех пор, пока сама Ханна не перейдет определенную черту.

Он жаждал встречи, чтобы выразить ей пренебрежение, и боялся узнать, что она счастлива без него.

«Подумать только, одел, обул, научил держаться в людях, а эта неблагодарная дрянь сбежала с другим! Ненавижу! Ненавижу за обман! Себя ненавижу за самообман! Но пусть будет плохо не только мне одному!» — в минуты наибольшей злобы кричал ревнивец, расшвыривая вещи, попадавшиеся под руку.

Представляя, как она страдает, ему легчало, а после, когда злость отступала, Айзек презирал себя за низость. Умом понимал, что наилучшим вариантом было бы забыть о ее существовании, но не мог.

«До чего довела! Нанял детектива, чтобы разыскать служанку, которых в городе полно! Предложи любой, обрадовалась бы, молилась на меня, а эта… Уж нет. Пришла ко мне в драном платье, и уйдешь в таком же! И пусть он тебя вытаскивает из неприятностей, а я посмотрю на вашу любовь, как долго она продержится…» — злорадно усмехался мужчина.

Айзек крепился как мог, но вечерами, лежа пьяным в большой холодной кровати, его охватывала тоска, и он убеждал себя, что ему всего-то не хватает любовницы, с которой привык делить постель.

«Таких, как ты, найду с десяток. Ничем не хуже тебя. И хлопот с ними не будет. Доставила удовольствие, вон, и баста! Не то, что с тобой», — однако прогулка по злачной улице оказалась неудачной. У попадавшихся на глаза миловидных кокеток порочности было с избытком, что отложило отпечаток на их лицах, и не было того, что было в Ханне — скромности и приветливости.

Зачем ему в проститутке душевная целомудренность, и как она может уживаться с пошлостью и вульгарностью, Айзек сам не мог ответить. Оказалось, что ему выпала редкая удача соблазнить скромную, благонравную воспитанницу пастора, которая при страстности и чувственности оставалась доблестной христианкой. То, что такую, как Ханна, найти было не так-то и просто, стало для него вторым открытием, после чего мистер Гриндл ощутил тревогу и замешательство.

Больше месяца он испытывал приступы тоски, сменявшиеся ревностью, потом злостью и ненавистью, а затем исступлением и мстительностью. В итоге у него пропали аппетит, хорошее настроение, зато появились черная меланхолия и скверный сварливый характер. И Айзек решил, что только за то, что Ханна заставила его так страдать, ее стоит найти и отомстить…

И все же он явился в контору раньше назначенного времени.

Как обычно Лиам Таггерт внимательно осмотрел его.

Выдержав тяжелый, изучающий взгляд и, демонстрируя уверенность и легкую небрежность, мистер Гриндл положил ногу на ногу. Если бы Лиам продолжил разглядывать, он назло закурил, зная, что толстяк не терпит табачного дыма.

Они сидели напротив друг друга и молчали. Айзек был уверен: хитрая крыса выжидала, пока он покажет слабость и первым спросит о результатах, поэтому молчал.

Безмолвие затянулось.

— Если вам нечего мне сказать, мистер Таггерт, я, пожалуй, пойду. У меня не так много свободного времени, — мужчина напряг тело, чтобы встать.

— Простите, мистер Гриндл, даже не знаю, с чего начать рассказ.

— Я предполагал, что человек, долго служивший в агентстве Пинкертона, должен уметь подбирать слова.

В похвале клиента Лиам уловил явное ехидство.

— Хорошо, тогда приступим, — начал детектив. — Могу я полюбопытствовать, зачем вы разыскиваете мисс Норт? — седой, грузный мужчина встал из-за стола и подошел к окну.

— Если разыскиваю, значит, надо, — Айзек злился. Нетерпение нарастало, и ему было все тяжелее сдерживаться.

— Я любопытствую, с целью выяснить, ту ли Ханну Норт я разыскал?

— Можно подумать, вы не уверены. Не надо вести себя со мной, как сопливым юнцом. Я заплатил, чтобы вы исполнили работу, а не изводили глупыми разговорами.

Таггерт вернулся за стол и снова оказался лицом к лицу с клиентом.

— Простите мистер Гриндл, я действительно в некотором замешательстве. Вы описали мисс Норт как женщину, которая, как вы предполагали, сбежала с любовником…

— К чему вы клоните? Только не говорите, что она ушла в монастырь! — раздражено съязвил Айзек.

— Увы, нет. К сожалению, не в монастырь, — с грустной насмешкой ответил собеседник, в задумчивости проводя рукой по усам.

— Не тяните волынку!

- Хорошо. Скажу прямо. Мисс Норт арестована и ожидает начало рассмотрения ее дела в суде.

— Что?! — с недоверием переспросил Айзек, потеряв самообладание.

— Хм… Мисс Норт обвиняется в преднамеренном убийстве.

На мгновение сердце Айзека остановилось, а потом бешено заколотилось.

— Не верю! И кого же она убила?

— Любовника.

Мистер Гриндл сидел в кресле с открытым ртом, не в силах быстро справиться с охватившей его оторопью.

— Имя? — он пытался сохранить выдержанность, но голос, ставший от тревоги сиплым, говорил об обратном.

— Оно вам ничего не скажет, — взял разговор в свои руки детектив.

— Имя!

— Саймон Вуд — мелкий землевладелец.

«От отчаяния? Он ее бросил, и она убила? Не верю!» — Айзек не знал, что и думать.

- Хотите выпить? — спросил Лиам, которому вдруг по-человечески стало жалко сидящего перед ним растерянного, часто дышавшего заказчика.

Мистер Гриндл кивнул.

— Он местный? — поинтересовался он, окидывая детектива скользящим, отсутствующим взглядом, выдававшим его сосредоточенность.

— Нет. Кроме того, ближайших несколько лет он не приезжал в Аллентаун.

Айзек не мог даже предположить, что с ней случилось. Мысли проносились вихрем, подкидывая всевозможные предположения, но ни одно из них не казалось подходящим.

— Что произошло?

— Убийство из ревности.

— Из ревности?! Не может быть. Нет, это точно не она! — резко ответил он, издав нервный смешок, хотя во происходящем не было ничего смешного.

— Это не та женщина или вы не верите, что убила мисс Норт?

— Не верю, что она могла убить, тем более из ревности, — заключил Айзек, потирая пальцы.

— Увы, вынужден вас огорчить, но мать убитого, миссис Вуд, подтвердила, что мистер Вуд и мисс Норт разругались накануне убийства. Это как причина, а как доказательство — надпись, которую успел начертать убитый. Только представьте, умирая, он своей кровью написал имя убийцы! — пафосно закончил объяснение Таггерт, издеваясь над собеседником, но поймав на себе ненавистный взгляд мистера Гриндла, предпочел замолчать. Хотя он с большим интересом наблюдал за клиентом, с которого слетали спесь и уверенность, как шелуха с лука.

— Где она? — от напряжения у Айзека выступили желваки на щеках.

— Северная Каролина. Округ Палмер. Байборо, — едва Лиам произнес, заметил, как кровь отхлынула с лица собеседника.

«Выдержка хорошая, но слишком удивлен и задет. Знакомое место?» — он по привычке старался подмечать любые мелочи.

— Вам знакомо это место?

— Какая вам разница! Как она оказалась там?

— Приехала на поезде.

— Одна?

— Насколько я знаю, нет. С ней были мужчина и женщина.

- Имена?

— Я не знаю…

Зато Айзек знал. И он уже решил, что едет в Байборо.

Когда в дверь раздался требовательный, настойчивый стук, миссис Моррис разгорячилась. Более неуместного времени пришедший выбрать не мог.

— Иду! — бросила она недовольным визгливым голосом и, обтерев грязные руки о фартук, открыла дверь.

— Добрый день, мэм. Я желаю снять комнату. — произнес высокий солидный джентльмен приятным голосом, и Мэриетт поняла: этому постояльцу она выделит самую лучшую.

Кареглазый мужчина был солидно одет. Однотонные брюки и пиджак, несомненно, сшитые на заказ, сидели отменно и подчеркивали фигуру. Дорогие туфли и трость дополняли образ явно не бедствующего человека с хорошим образованием.

— Миссис Моррис, — представилась хозяйка, придав голосу уважительность и долю кокетства.

— Элиас Бернс, — мужчина чувствовал, как пронырливые глазки краснолицей хозяйки с жадностью скользят по нему, пытаясь сориентироваться, какую сумму просить за постой. Ей хотелось взять подороже, но в то же время она не менее желала произвести хорошее, благоприятное впечатление.

— Приятно познакомиться, миссис Моррис. Могу я надеяться, что в вашем гостеприимном, чинном доме мне удастся снять комнату? — мужчина улыбнулся.

— Да, конечно. У нас есть свободная комната, если вас устроит цена.

— Готов заплатить сколько потребуется. Для меня важен комфорт и достойное окружение.

— Тогда вы пришли в самый подходящий дом! — растаяла Мэриетт. — Добро пожаловать, мистер Бернс. — Она распахнула дверь и впустила гостя. — Надолго приехали в наш город?

— Если дела пойдут успешно, то, возможно, куплю дом и останусь.

— О, это было бы чудесно. Хорошим людям в Байборо всегда рады. Однако иногда случается, к нам приезжают и сомнительные личности.

— Да что вы говорите? Поверить не могу, что в таком приветливом городе может случиться подобное! — удивился мужчина.

— Да-да! — закивала головой хозяйка. — Совсем недавно у меня снимала комнату такая женщина. На вид казалась приличной леди, а потом… — она поджала губы, изображая смущение и ужас, и принялась обмахивать себя рукой.

— Могу я надеяться на ваше доверие? Ведь я приехал в Байборо, чтобы присмотреться, познакомиться с людьми и открыть дело.

— Конечно! — с жаром заверила Мэриетт. — Прекрасно понимаю, как важно вам знать, что творится в городе. Скоро будет ужин, и мы сможем приятно побеседовать. А пока пойдемте, я покажу комнату. Мы живем скромно, но, надеюсь, она вам понравится…

Поднимаясь по низким деревянным ступеням, издающим надрывный скрип, Айзек мысленно поблагодарил Таггерта, советовавшего ехать инкогнито, не выдавая цели приезда. Сам Лиам прибыл в город на несколько дней раньше и разведал обстановку. Он же и посоветовал остановиться у Моррисов, чтобы подробнее узнать, что произошло, и почему мисс Норт столько поспешно съехала от них. Сам Таггерт остановился в гостинице: миссис Вуд — другая хозяйка, у которой жила Ханна, отказалась сдавать комнату кому бы то ни было из-за произошедших совсем недавно событий. Едва не задев головой балку, мужчина очнулся от раздумий и поспешил поблагодарить хозяйку:

— Я буду вам весьма признателен.

Поскольку обаятельный мистер Бернс сумел расположить Мэриетт, то из скромности она взяла с него лишь шестнадцать долларов за комнату и уже за первой совместной трапезой рассказывала, что предыдущая постоялица, оказалась бесчестной, бесстыдной женщиной, вводивших в грех чужих мужей, а затем совершившей ужаснейшее преступление, потрясшее невероятной кровожадностью весь город.

Постоялец с большим интересом слушал и негодовал по поводу морального падения некоторых женщин.

— Как вы правы, Мэриетт! Всецело с вами согласен, — польщенная вниманием мистера Бернса супруга пастора разрешила называть себя по имени. — Ведь не зря же автор «Эталона изящества» утверждал, что ему никогда не доводилось видеть, чтобы изысканный вкус в одежде соединялся с нравственной чистотой, в то время как распущенность костюма, несомненно, указывает на распущенность нравов и поведения. Эти слова были написаны еще в начале века, но посмотрите, как они злободневны и в наши дни!

— Да — да! — горячо поддержала гостя миссис Моррис, понятия не имевшая об упомянутом собеседником идеале изящества, но слова пришлись ей по душе. Она постаралась подробнее запомнить их, чтобы при встрече процитировать подругам. От предвкушения маленькой пакости состоятельным горожанкам, любившим дорогие, непозволительные ее карману, наряды, у хозяйки поднялось настроение, и Мэриетт, как на духу начала рассказывать гостю кровь леденящую историю, произошедшую совсем недавно.

— Это просто ужасная, трагическая история, — приступив к рассказу, едва заметные тонкие брови женщины поднялись домиком, и на лице выступили скорбные морщины. Кроме того, Мэриетт не забывала всхлипывать и прижимать руки к объемной груди. — Мы все так любили Саймона! Он был красивым, добрым молодым человеком. Воспитанный, улыбчивый. Когда они рассорились, его мать, миссис Вуд обрадовалась, что сын образумился. Она надеялась найти ему достойную, скромную невесту, более подходящую ему, чем эта… — хозяйка яростно задышала.

— А раз мистер Вуд был к ней равнодушен, то чему миссис Вуд обрадовалась? — поинтересовался постоялец.

— Как чему? — возмутилась женщина. — Мисс Норт задурила мальчику голову, он от нее почти не отходил, а когда образумился, решила отомстить ему! Оказалось, что у нее, кроме отсутствия морали и нравственности, черное, подлое сердце. Только представьте, она истыкала его ножом, он был весь залит кровью! Но умирая, Саймон успел покаяться в своих прегрешениях и написать имя убийцы!

— Да вы что?! Какай ужас! — произнес пораженный до глубины души мужчина. — Кто бы мог подумать?!

— И правда! Как представлю, как Саймон, умирая, из последних сил выводит кровавые буквы ее имени, не могу сдержаться от слез, — миссис Моррис смахнула выступившую слезу. — Если бы не его последние усилия и желание наказать убийцу, она ускользнула бы от правосудия!

— Почему?

- Потому что убийца обвела пожилую, доверчивую миссис Грапл вокруг пальца, втерлась в доверие и потом просила указать шерифу, что она была дома.

— И что? — насторожился собеседник.

— Вы не поверите. Миссис Грапл так и сделала. Она сказала Элиасу, что убийца была дома, когда произошло это. Кстати, шерифа так же зовут, как и вас. Так вот, она так и сказала Элиасу, поэтому родственницы ныне не разговаривают. Представляете, какая коварная, злая женщина эта Норт! Развратница, убийца, лицемерка! А если подумать, то наверно еще и поджигательница!

— М? — Айзек уже перестал удивляться.

— После ее появления в Байборо случился пожар: сгорела торговая лавка, в которой эта негодяйка работала.

— Не волнуйтесь, Мэриетт, она за все ответит, — успокоил ее собеседник.

— Очень хочу верить, но преступница весьма хитра. Когда загорелся дом Зильберов, она танцевала с Саймоном у половины города на виду. Понимаете?

— Понимаю, — с негодованием согласился мистер Бернс, он же мистер Гриндл. — Нужно поговорить с шерифом, возможно, он сможет распутать дело?

— Вы верим в нашего Элиаса…

Айзек, как никогда, гордился своей выдержкой, потому что как только за столом расположился преподобный Моррис, он едва не расхохотался. По словам Мэриетт выходило, что Ханна пыталась соблазнить ее благочестивого мужа, на которого бы та Ханна, которую он знал, никогда бы не обратила внимания. С другой стороны, он теперь сомневался, что знал ее хорошо.

— А неужели в городе никто не замечал, что она настолько… испорчена? — спросил мистер Бернс, подобрав слово.

— Ну, отчего же?! Мэгги рассказывала про нее, но Норт умело обманывала всех…

— Мэгги? — перебив, полюбопытствовал мужчина.

— Да, Мэгги Уилсон.

— А она откуда узнала?

— От жены брата — Лидии. Мисс Норт и мисс Уилсон приехали вместе из другого города. И теперь мы недоумеваем, что могло связывать добропорядочную юную леди и это ужасную женщину.

— И что же?

— Вот бы знать! Мы целый месяц гадаем. А как теперь мистер Уилсон печалится, вы не представляете! Ведь Ален и Саймон были лучшими друзьями…

От услышанного Айзек заерзал на стуле.

— Вы тоже поражены? — женщина по-своему поняла его беспокойство.

— Очень! Очень поражен!

Айзеку не нравилось, как его рассматривал преподобный.

«Если кто-то и собирался кого-то соблазнять в стенах этого дома, то точно не Ханна. Мэриетт слишком высокого мнения о своем кролике», — подумал он, разглядывая выглядывающие передние зубы пастора.

Заметив, как гость разглядывает мужа, миссис Моррис добавила:

— Вы не поверите, мистер Бернс. Мой муж так добр, что ходит к ней в тюрьму и уговаривает покаяться в грехах. Представляете?

Однако сам праведник рассказывать о своей добродетели не спешил. Вместо этого он уткнулся в тарелку и старался не поднимать от нее глаз.

— Какая христианская доброта! — нарочито громко восхитился гость, уверенный, что по ночам у мистера Морриса перед глазами так и стоит Ханна в пеньюаре, а может быть даже без оного. — Я восхищен вами, как ревностно вы исполняете свой долг! — он промокнул глаза рукавом. Это было ужасно неприлично, но иначе Айзек боялся расхохотаться. Ему казалось, что он снова сидит перед родителями Кэтрин, которые рассказывают о скромности и добродетели, в то время, как муж, поддакивая жене, строит планы, как посетить Рози в борделе. — Простите, я до глубины души тронут!

— Какой вы сентиментальный человек, такая редкость в наше время! — восхитилась хозяйка, польщенная тем, что ее слова глубоко тронули постояльца.

— И как грешница? Вы, преподобный, уже склонили ее к раскаянию?

— Нет. Но мы верим, что он сможет это сделать! — ответила за мужа Мэриетт.

— Давайте помолимся за спасение ее грешной души! — произнес гость с серьезным красным лицом, и его начинание воодушевленно поддержали.

Пока преподобный бормотал молитву, и все сидели со склоненными головами, Айзека посетило желание поискать приют в другом месте. После Кэтрин и ее семьи, он терпеть не мог лицемерных праведников и праведниц.

Вернувшись в комнату после долгого ужина, чувствовал себя двояко. С одной стороны крепли сомнения, что это Ханна убила некоего Саймона, а с другой он все больше недоумевал, как она могла уехать с Лидией?

«Ты знала, с какой нетерпимостью я отношусь к Марвелам, знала, что они наши недоброжелатели, и как после всего этого ты могла поступить так со мной?» — он чувствовал себя опустошенным. — Я доверял тебе!»

Напитавшись горькой ипохондрией, Айзек погрузился мыслью в тот день, когда вернулся домой. Припомнив, как застал ее комнату в беспорядке и разгроме, понял, что упустил торопливость, с которой она собирала вещи.

«Значит, если судить по захваченным вещам и учинимому ею кавардаку, отъезд был весьма спешным, потому что если бы она заранее планировала уехать, собралась тщательнее и прихватила все украшения, наряды. Ведь ничто не мешало спокойно собрать вещи за время моего отъезда. Выходит, ее бегство было безотлагательным, — понял он. Но тот час возник другой вопрос: — Почему? Что могло заставить Ханну столько внезапно уехать?

Возможны два варианта. Первый, захотела уехать сама, потому что предательница и изменщица. Второй, ее вынудили. Последний, конечно, предпочтительнее.

Но… Ален денег пообещать не мог, ибо их у него нет, и она об этом знала. О любви речи тоже не могло идти. Он долго и тщательно обхаживал Лидию, поэтому как бы Ханна хороша не была, знала, что им вместе не быть. С Саймоном познакомилась здесь. Выходит, добровольно ей ехать было незачем. Тогда… если ее вынудили, то чем?» — представив Ханну, прогуливающуюся в нарядном платье, модной широкополой шляпке, с зонтиком-парасолью и ее встречу с Лидией Марвел, которая от подобного рандеву должна была потерять дар речи, появилась догадка: — Лидия обязательно должна была заинтересоваться: откуда средства… Логично…»

Айзек был бы весьма доволен собой, если бы не одно «но». Чтобы дойти до простой истины, ему потребовалось больше месяца.

"Ну, лучше поздно, чем никогда, — успокоил себя, а потом задумался: — Сколько же времени и сил понадобится, чтобы разобраться в остальном».

Энтузиазм закончился так же быстро, как и возник.

"Ладно, тогда осталось понять: как она встретилась с Лидией: случайно или намеренно? Почему не уехала из Байборо?" — чем больше он размышлял над ситуацией, тем больше убеждался, что в любом случае виноваты Марвелы. Но представив состояние ненавистных супругов, когда они узнают, что их любимая дочь стала женой нищего Алена, погрязшего в долгах, в душе воцарилось злорадное торжество. Если бы не Ханна, лучшей пакостной мести Айзек и придумать не смог.

«Нет, ну надо же! Столь долго ждать союза двух влюбленных голубков, и ты умудрилась встрять и испортить месть!» — разозлился мужчина.

«Хорошо, есть свидетельница, некая мисс Грапл, родственница убитого, утверждающая, что Ханна была дома. Могла ли она тайком выйти на улицу? Перелезть через окно? Ладно, дом старухи можно посмотреть позже. Что еще?

Мэгги Уилсон с самого начала испытывала к Ханне неприязнь. Причина? Если поехала с ними, то, по сути, должна была быть с ними в терпимых отношениях, но тут откровенная неприязнь. Значит, это подтверждает, что Ханна уехала в спешке, без заранее обдуманного плана, по наитию. Шантаж Лидии и Алена? Вполне возможно. Хоть это ясно. Дальше не понятно, почему выбрала Саймона — лучшего друга Алена? Это все путает.

Или Ханна лгунья или Саймон. Кто кого обманывал? Хорошо бы поговорить с этой родственницей и шерифом, и Ханной…" — от догадок и раздумий заболела голова, но он не мог ни думать о произошедших событиях.

"Кто такой Саймон, и за что так невзлюбили Ханну в городе? А лавка Зильберов тут каким боком? — последними новостями Айзек был невероятно ошарашен. — Да, дешевле было сразу перед поездкой в Филадельфию нанять детектива, и не было бы проблем. Вот и верь, женщинам».

На следующее утро, любезно известив миссис Моррис, что отправляется ознакомиться с городскими достопримечательностями и, выслушав настойчивые советы, мистер Бернс (он же Гриндл) вышел из дома. Свободного времени было предостаточно, поэтому он решил обойти местные лавки, чтобы узнать, что говорят люди про случай с Зильберами.

В каждом магазине он намеренно выспрашивал товары, которые скорее могли продаваться в галантерейной, чем в других местах. Дабы обновить гардероб, ему в который раз советовали обратиться к местной швее или подождать, пока Зильберы привезут новый товар. Объяснив, что ждать не желает, вызнал, где ныне живут погорельцы и решил позже отправился к ним и поинтересоваться, не осталось ли у них любопытных безделушек, подходящих для сувениров.

В скобяной лавке ему повезло. С интересом разглядывая скобы, задвижки, крюки и подобные вещи, Айзек разговорил словоохотливого хозяина магазинчика — лысеющего мужчину со значительным брюшком. Продавец, узнав, что перед ним приезжий, желающий построить дом, сам начал беседу о городе:

— Как вам наш Байборо, мистер Бернс?

— Небольшой, но вполне привлекательный. Однако я весьма удивлен, что в таком славном городке творятся ужасные вещи.

— И не говорите. Мы сами огорошены произошедшими случаями. Один хуже другого. Мистера Вуда очень жаль. Упокой, Господь его душу, но и мисс Норт жаль… — заметив заинтересованность на лице собеседника, мужчина уточнил: — Красивая леди. На нее всегда было приятно посмотреть. Не удивительно, что местные дамы на ее взъелись. Если честно, я нахожу сомнительной мысль, что она могла убить Саймона.

— Люди говорят, что из ревности, — подсказал Айзек.

— Какая ревность?! — возмутился рассказчик. — Мисс Норт не зачем было ревновать. Конечно, мистер Вуд, любил женщин, что уж греха таить, но он ухаживал за мисс Норт так, как ни за кем ранее не увивался. Он был из тех людей, что за словом в карман не лезут и запросто мог нахамить, если что-то было ему не по нраву, но с ней он был весьма обходительный и милый. Мы с женой даже подумать не могли, что Саймон мог быть таким, — признался собеседник.

— Интересно. А может они поссорились?

— Может, и так, — согласился продавец. — Но в последние два дня до смерти, когда они поссорились, он был в бешенстве, но продолжал настойчиво наведываться к тетке, где жила мисс Норт. Разругался с матерью из-за нее. Так что, скорее всего это мистер Вуд ревновал. Люди слухи разные разносят, но в некоторых есть толк. Поговаривали, что при желании мисс Норт могла бы свести более близкое знакомство с одним весьма влиятельным человеком города, входящим в городской совет.

— А еще говорят, что родственница покойного подтвердила, что мисс Норт была все время дома.

— Это правда, миссис Грапл так всем и говорила. Да, вообще, все очень странно. Зильберы про нее наговаривают всякое. Пока Саймон был жив, молчали: боялись, что детектив их еще раз оштрафует, а теперь рта не закрывают, рассказывая на каждом углу про мисс Норт гадости.

— Думаете, мисс Норт поссорились с хозяевами?

— Скорее всего. Мамаша Зильбер говорит, что она пыталась обольстить Аарона, но сильно сомневаюсь я в этом. Если бы меня такая леди избрала объектом внимания, я был бы счастлив и польщен. А уж Аарон и подавно.

— Неужели такой малопривлекательный?

— Скажем так: неказист, — хмыкнул мужчина. — Так что и тут дело темное.

— А зачем мисс Норт приехала в город?

— Мы думали, как подруга или компаньонка Лидии Уилсон, но после приезда они почти не общались. Да и супруга Алена редко появляется в городе, особенно в последнее время. Сами знаете, маленький городок, как мелкий котелок: места мало, а каши много. Она бурлит и вылезает изо всех щелей. Так и со сплетнями.

А если хотите спросить про безделушки, можете зайти к Уолтерам, но надеюсь, вы не передадите мамаше Зильбер, что я не считаю ее сыночка первым женихом Байборо? — снова усмехнулся мужчина.

— Обещаю.

Выйдя на улицу, Айзек отправился искать дом миссис Уолтер — подруги миссис Зильбер, приютившей погорельцев на время, пока в магазине шел ремонт.

Бродить долго не пришлось. В небольшом городе сложно заблудиться, и уже скоро, Айзек стоял около нужного дома. Он был большой, деревянный, свежевыкрашенный и производил хорошее впечатление. Однако Айзек больше ценил каменные дома, нежели каркасные.

Гриндл уже готов был пересечь улицу и постучаться, однако двери распахнулись, и на улицу вышли грузная женщина и худой сутулый мужчина. Из-за разницы в возрасте он догадался, что это мать и сын. Когда они прошли мимо, Айзек обрадовался, что не придется вести с ними беседу. Продавец скобяной лавки был прав, когда передал слова супруги, сказавшей, что если бы ей предстояло выбирать между Аароном и Саймоном, у нее не было бы даже капли сомнения, кого выбрать.

Вечерело. Дождливый вечер добавлял грусти в настроение. Проходя мимо городской тюрьмы, Айзек остановился. Он не мог понять, сейчас в нем было больше было злорадства или жалости?

После того, как для него стало ясным, что Ханна не бежала с любовником, ожесточение утихло. Если бы он еще был уверен, что она не влюбилась в Саймона…

Еще раз окинув взглядом зарешеченные окна, развернулся и пошел в «Золотую устрицу», где должен был встретиться с Лиамом Таггертом.

Интерьер «Золотой устрицы» был выдержан в золотисто-коричневых тонах натурального дерева и наполнен теплым светом. Потолочные балки освещались двухъярусной люстрой и мелкими светильниками у зеркального бара, в стеклах и зеркалах которого лампы отражались радужными переливами. После сырой улицы заведение казалось необычайно уютным уголком, в котором властвовали чарующие, пьянящие аппетит ароматы, после стряпни миссис Моррис казавшиеся совершенством.

Два больших стола, накрытых золотисто бежевыми скатертями, располагались посередине зала. А с десяток небольших столиков по краям и у барной стойки. Несмотря на приличное количество посетителей, свободные места были. Внимательно оглядевшись по сторонам, Айзек в дальнем левом углу, у окна заметил грузную знакомую фигуру, склонившуюся над книжкой-меню.

— Уже определились? — вместо приветствия поинтересовался он.

— Не совсем. Теряюсь в соблазнах.

— Попробуйте горбыля на гриле в сладком красном соусе или рубленую свинину под острым уксусным в восточном стиле. Будет жаль побывать в Каролине и не отведать местного деликатеса.

— Уже успели распробовать? — удивился Лиам.

— Нет, слышал похвалу от одной леди, — заметив оставшееся сомнение у детектива, добавил: — Как хотите, я в любом случае закажу.

— Надеюсь, что вашей леди можно доверять больше, чем вашей служанке, — съехидничал Таггерт. Но ощутив на себе колючий взгляд, поспешил объясниться: — Прошу прощения. Издержки работы. Как ваши успехи за день?

— Я много разговаривал с людьми и понял, что не все так однозначно.

— Думаете? — приподнял левую бровь собеседник.

— Уверен!

— А, может, хотите верить? — Таггерту пришлось выдержать долгий взгляд мистера Гриндла.

— Возможно, — спокойно согласился Айзек, — Но судите сами… — и приступил к рассказу:

— До сегодняшнего дня я думал, что она предпочла меня новому состоятельному поклоннику.

— Все же мисс Норт была вашей любовницей? — довольно хмыкнул Таггерт.

— Вы задаете глупые вопросы, — бесцеремонно заметил мистер Гриндл и, не отвечая, продолжил: — Именно поэтому я не задумывался, почему она не забрала все ценные вещи.

— И насколько ценные?

— Любое золотое украшение по-своему ценно, тем более платья, шляпки и куча барахла, пошитая столичной модисткой…

— Вы настолько состоятельны?

— Не скажу, чтобы очень, но если любовница — твоя визитная карточка, начинаешь ее баловать, а потом входишь во вкус.

— Вы ее любили?

— Это так важно?

— Нет, просто интересно, — простодушно ответил Таггерт.

Айзек задумался.

— Скажем так, я испытывал по отношению к мисс Норт некоторую склонность, возможно, привязанность. Ее неожиданный отъезд задел, однако это — не любовь, а некоторая симпатия.

— И только из-за некоторой симпатии вы решили нанять детектива и пересечь два штата?

— Иногда задетая гордость — не лучший советник.

— Согласен. Продолжайте.

— Теперь я знаю: она уехала без поклонника, поэтому вполне разумно было бы с ее стороны забрать все дорогие вещи, подаренные ей, тем более что меня несколько дней не было в городе. В гардеробной комнате был учинен разгром. В конечном счете, это было похоже на внезапное, резкое бегство.

— Она не взяла у вас каких-либо ценностей?

— Нет! Как оказалось, Ханна приехала с Лидией Марвел, хотя Марвелов она, так же как и я, недолюбливает.

— Насколько сильно?

— Весьма. Я склонен так же думать, что встретив Ханну, Лидия заинтересовалась происхождением ее нарядов. А поскольку мисс Норт выросла в семье пастора и всегда беспокоилась о приличиях, Лидия могла заставить ее поехать с ней.

— Только я не понимаю, зачем? Если отношения у них напряженные.

— У меня есть догадка.

— Выкладывайте же! — оживился детектив.

Айзек подумал немного, а потом объяснил:

— Лидия долго переписывалась с Аленом Уилсоном, и Ханна пересылала их письма, поскольку Марвелы были против отношений дочери с разорившимся южанином. Уилсон в долгах, и ему срочно требовалось жениться на состоятельной невесте. Я думаю, Ален испугался, что рассказав родителям Лидии об их местонахождении, Ханна сможет помешать их браку.

— Лидия состоятельная невеста?

— Нет, но это лучше, чем ничего.

— Но они же поженились, почему она не покинула город?

— Этого не знаю, но очень хотел бы это узнать. Что касается Саймона, то он лучший друг Алена.

— Правда? — удивился Лиам.

— Я тоже весьма удивлен. Сестра Алена — Мэгги, невзлюбила Ханну. Поэтому я не понимаю, почему она была с Саймоном?

— Может, она его любила?

— Возможно, — нахмурился Айзек. — Также по рассказам продавца скобяной лавки, когда они поссорились, мистер Вуд продолжал приходить в теткин дом, где жила Ханна.

— И? К чему вы клоните?

— По его мнению, в мисс Норт был влюблен Саймон. А она недостатка в поклонниках не испытывала.

— Это уже интересно!

— Думаете?

— Не уверен, но есть зацепка. Посмотрим, что будет дальше. Вполне возможно, что это месть отвергнутого поклонника.

— Все может быть. Кроме того, тетка Саймона утверждает, что в день убийства, Ханна была дома.

— Если только тайком не вышла из дома.

— Возможно, но ведь нет причины для убийства. Зачем ей убивать его, если он, допустим, неравнодушен к ней?

— А вы не так просты, мистер Гриндл!

— Бернс! Здесь я Элиас Бернс!

— Простите, запамятовал. Должен отдать вам должное, Элиас Бернс, мое первое впечатление о вас было ошибочным. Вы правы, в таком случае мотива у мисс Норт не было. К вашему рассказу дополню, что по словам миссис Грапл — пожилой тетки убитого, накануне своей смерти, мистер Вуд сделал мисс Норт предложение.

Заметив, как растерялся собеседник, Таггерт, улыбнулся:

— Удивлены? Оказалось, у мистера Вуда тоже был хороший вкус.

— Благодарю, успокоили, — усмехнулся невесело Айзек. — Кстати, из-за Ханны разругались мать Саймона и тетка.

— Да неужели?

Мистер Гриндл не удостоил детектива ответом, сосредоточившись на разглядывании вареного арахиса и рубленой свинины, политой красным соусом.

— Пахнет изумительно! А что вы узнали, Таггерт?

— Какой вы, Элиас, нетерпеливый. Дайте хоть кусок проглотить. Мой голодный живот завывает, как койот.

— Неужели? А мне всегда казалось, что койоты не воют, а тявкают.

— Сразу видно, что вы городской житель. Поездили бы с моё по железным дорогам, вылавливая бандитов и грабителей, узнали, как «тявкают» эти зверюги.

— И как такой бравый хранитель закона оказался в Пенсильвании, которая от голодных койотов запада находится далеко?

— Знаете, Элиас, после ранения стрелой в колено, прыгать и бегать по штатам резко расхотелось. С возрастом все больше хочется покоя и уюта.

— То есть, как я понял, мне попался хромой, ленивый детектив, мечтающий заработать на старость?

— А, как понял я, мне достался городской выскочка, не нюхавший пороха.

— Но это вам, Лиам, не помешает взять от городского выскочки хорошую сумму в виде вознаграждения.

— А я, видите ли, Элиас, не привередлив в этом плане.

— Зато я, знаете ли, Лиам, весьма требовательный наниматель.

— Уже успел заметить. Даже нормально поесть не даёте.

— Простите, но я волнуюсь за свою любовницу.

— Слушайте, Элиас, дайте нормально пожрать! Мне еще всю ночь шляться, вынюхивая тайны!

— Как интересно! — делано изумился Айзек.

— Не то слово! Зато в злачных местах удалось узнать, что, наш мистер Вуд был не так прост, как казался. Так же, как и его друг Ален. И, вообще, странная между ними была дружба.

— Рассказывайте!

— Ну, дайте же поесть!

— Я вам вторую порцию куплю.

— Договорились.

Сторговавшись, настроение улучшило у обоих.

— Городок этот тихий, спокойный, но с сюрпризом. Про красные рубашки наслышаны?

Айзек кивнул.

— Так вот, и Ален, и Саймон состояли в объединении защитников традиционных южных ценностей. А вы знаете, как они выражают свое несогласие?

— Представляю.

— Я с севера, и мне происходящее здесь кажется дикостью. Тем не менее я выяснил, что у краснорубашечников есть свой сплоченный костяк. Или банда по-другому. И спонсором местного объединения является Виктор Хоут, — шепотом произнес Таггерт.

— Что-то я совсем не понимаю, к чему вы клоните.

— Да все просто! Вы знали, что Виктор слал мисс Норт цветы и предлагал стать его дамой? Нет? Он входит в городской совет и имеет огромное влияние. А она его отвергла.

— Думаете, это он?

— Не сам он, но, вполне возможно, кто-то из его окружения. А еще я узнал, что… Вы слышали про историю с Зильберами? Да? Так вот, миссис Зильбер сразу после пожара стала рассказывать, что мисс Норт…

— Об этом я слышал. Даже успел посмотреть на этого Аарона, — с раздражением огрызнулся Айзек.

— Да что вы? — поддел его детектив. — Тогда должны понять, как Виктор должен был разозлиться, когда мисс Норт отказала ему, предпочтя мистера Вуда, а потом по слухам тощего Аарона Зильбера.

— Вы его тоже видели?

— Нет, наслышан об этой истории. Согласитесь, он попал в некрасивое положение? Виктор ей предлагал помощь, слал цветы, а тут подобное унижение. А он злопамятный человек! В городе некоторые перешептываются, что стоит лишь мисс Норт дать согласие, она тотчас выйдет из-за решетки. Понимаете, какой расклад?

Айзек молчал.

— Да, вы еще подумайте, Элиас, серьезно подумайте: готовы ли вы ради служанки-любовницы, пусть и хорошенькой, пойти наперекор такому влиятельному человеку?

После разговора Айзек вернулся в съемную комнату злым. Ему хотелось швырять вещи, переломать все, что попадется под руку.

«Почему, оставив тебя на несколько дней одну, ты не могла спокойно дождаться меня и нашла кучу, просто огромную кучу неприятностей, из которой не вылезти?!».

Он не мог заснуть трезвым. Едва появилась надежда, вслед на ней настигло разочарование и бессилие. Конечно, он может нанять ей адвоката, двух адвокатов, но получится ли что-нибудь?

Предложенный Таггертом вариант был логичным и похожим на истину, но Айзеку было неприятно думать, что от него ничего не зависит. Что достаточно Ханне дать согласие, и она упорхнет из тюрьмы. Нет, это, конечно, снимало тяжесть с души, однако снова страдала мужская гордость. Какой-то местный делец собирался увести его любовницу у него из-под носа.

«Стоит любовницу приодеть, вывести в люди — выстраиваются толпы желающих увести ее. А если бы она выглядела как в тот день, когда впервые пришла ко мне, заметил ли этот Хоут ее или прошел мимо? Благодетель нашелся!» — разъярился он.

Айзек уснул подавленным. И ночью ему приснилось, как после оглашения приговора, Ханну вздергивают на ближайшем дереве, а красномордая Мэриетт и счастливо улыбающаяся Кэтрин стоят довольные рядом и кричат: «Смотрите, что случается с грешниками и распутницами!»

Утром проснулся с больной головой, но с твердой уверенностью, что если Ханна поклянется, что была верна, станет добиваться рассмотрения дела в другом штате. Если здесь он никто, то в другом штате, Виктор Хоут тоже теряет важность и влияние.

"Но, если только поклянется!" — просто так разбрасываться деньгами Айзек не намеревался.

Утром Таггерт планировал встретиться с шерифом. Детектив не собирался выдавать свою истинную профессию и решил притворяться пронырливым журналистом до тех пор, пока это будет возможно. А Айзек планировал осмотреть дом миссис Грапл хотя бы снаружи, а если повезет, то и поговорить со вдовой.

Чтобы не привлекать внимание, мистер Гриндл долго прогуливался по городу, а потом как бы мимоходом вышел к домику старухи. Вынужденное хождение кругами злило. Он думал, что приедет в Байборо и будет наблюдать, как Лиам выполняет работу, а вместо этого не менее его занимался делом.

Новым Шерлоком Холмсом Айзек себя не мнил, прекрасно осознавая, что не настолько талантлив, чтобы разобраться в одиночку в сложном деле, но и безразлично прогуливаться по городу и наслаждаться жизнью, пока Ханна сидит в городской тюрьме, не мог. Ему нестерпимо хотелось встретиться с ней, посмотреть в серые глаза и принять решение. Подсознательно он мечтал, что при встрече она покажется ему абсолютно чужой, и он со спокойной совестью вернется домой и навсегда забудет о ней. Но пока судьбоносной встречи не произошло, Айзек пытался составить свое мнение о произошедшем.

Дом был каменный, уютный, с диким садом, но наглухо зашторены окна сквозили пустотой, отчаяньем и печалью.

«Можно понять состояние старой женщины. Потеряла племянника, рассорилась с его матерью. К ее словам не прислушиваются, и она даже не может помочь Ханне. В одночасье стала одинокой, как и я…»

Он знал, что дочь миссис Грапл жила с мужем в Мэне и крайне редко приезжала в Байборо.

Чтобы не стоять около дома и не привлекать постороннего внимания, несколько раз прошелся вдоль улицы, надеясь, что его прогулки останутся незамеченными. Айзек уже готов был удалиться, однако краем бокового зрения заметил, как едва шевельнулась занавеска в доме вдовы. Он резко обернулся, но напрасно. В окне снова было тихо. И все же Айзек был уверен, что его раскусили.

«А безобидная старушка весьма подозрительна! У нее незамеченной не прошмыгнешь, — поймал он себя на мысли. — Об этом следует рассказать Таггерту».

К этому времени он продрог и вынужден был вернуться в дом Моррисов.

За вечерним ужином был гость. И это был шериф.

— Добрый день, шериф, — первым поздоровался Айзек с мужчиной со звездой на груди. Ему было далеко за сорок, но возраст не портил его и придавал серьезности, а глаза, смотревшие с недоверием, не были злыми или надменными, хотя было заметно, что символом власти Элиас гордился.

— Добрый вечер, мистер Бернс, — шериф недовольно окинул его подозрительным взглядом с головы до ног. — Миссис Грапл обратилась ко мне и рассказала, что вы были около ее дома.

— И где находится ее дом?

— То есть вы утверждаете, что оказались в том месте случайно?

— Признаюсь, я сегодня был в разных местах. В каком именно? И почему вы спрашиваете меня об этом?

— За неделю в городе произошло несколько преступлений, а я не из тех, кто намерен сидеть и спокойно ждать продолжения неприятностей.

— Но я только вчера приехал в Байборо, с целью осмотреться и открыть дело.

— И чем бы вы хотели заняться, мистер Бернс? — скептично спросил шериф.

— Я пока раздумываю. Вариантов несколько: возможно, небольшая табачная фабрика или покупка лесопилки, или…

— У вас достаточно средств? — довольно-таки бесцеремонно поинтересовался мужчина.

— Смотря на что, но у меня есть компаньоны.

— Вы женаты?

— Нет.

— А были?

— Да, я вдовец.

— Откуда вы приехали, мистер Бернс?

— Вы меня допрашиваете?

— Нет. Удовлетворяю любопытство.

— Дурные происшествия повлияли на вашу подозрительность?

— Можно и так сказать. Вы уже наслышаны?

— Да, имел возможность ознакомиться. Все об этом только и говорят. Но если бы вы рассказали, отделив слухи от правды, это было лучше.

— Я не собираюсь портить Моррисам аппетит.

— Вы заботливы… — неторопливая перепалка между мужчинами продолжалась. Супруги Моррис с интересом вслушивались в их диалог.

— Где вы учились, мистер Бернс?

— Пенсильванский Университет. Школа инженерных и прикладных наук.

— Мистер Бернс, у вас такая светлая голова! — не удержалась и восхитилась хозяйка.

— Увы, Мэриетт, я не был ответственным студентом.

— И как там окна? — не унимался шериф.

— По ночам в полночь из них все так же раздаются истошные вопли.

— Почему? — испугалась женщина, предполагая худшее.

— Считается, что крики помогают справиться с волнением, возникающим перед экзаменами, — великодушно пояснил постоялец.

— А вы на каком факультете обучались, шериф?

— Никаком.

— Тогда откуда познания?

— Приходилось иметь дело с состоятельными оболтусами.

— Как видите, на юного оболтуса я уже не похожу.

— Хоть это радует, — пробубнил Элиас под нос. — Жили себе спокойно, и на тебе, приехали всякие и началось.

— Расскажете?

— А что рассказывать? То вы расхаживаете под окнами вдовы, пугаете приличных женщин, то журналист приставал, желая получить интервью.

— И как? Успешно? — усмехнулся Айзек.

— Ч…рта с два ему, а не интервью! Не дождется! За этим пожалуют другие журналисты, как мухи на… Житья не дадут.

— Зато город прославится.

— Оскандалится! Вы это хотели сказать, мистер Бернс?

— А вы можете что-то сделать?

— Могу! Не поднимать шумиху.

— Почему? Преступник же схвачен.

— Потому! — раздраженно рявкнул шериф и замолчал. Дальнейший разговор за ужином проходил без его участия. Закончив трапезу, он ради приличия еще немного посидел за столом, а затем, сославшись на неотложные дела, покинул дом преподобного.

Зато Мэриетт без умолку щебетала. Узнав, что постоялец холост и при деньгах, ее не оставляла мысль, что мистера Бернса обязательно следовало бы познакомить с племянницей. Что той всего лишь пятнадцать, миссис Моррис не смущало.

Отблагодарив хозяйку, Айзек вновь направился в «Золотую устрицу», надеясь, что Таггерт за день узнал что-нибудь интересное, однако там его не было. Прождав полчаса, Айзек отправился в гостиницу, где тот остановился.

«Солнечная долина» было излишне претенциозным названием для средних размеров двухэтажного деревянного здания, выкрашенного в голубой цвет.

Хозяин гостиницы приветливо встретил мистера Гриндла, ожидая, что он станет еще одним клиентом, однако узнав, что тот всего лишь разыскивает друга, едва скрыл разочарование.

Уточнив номер комнаты, Айзек поднялся на второй этаж и, отыскав нужный номер, постучал в обшарпанную дверь. Никто не отозвался. На повторный стук ответа также не последовало. Спустившись обратно, Айзек еще раз уточнил, на месте ли мистер Таггерт?

— Мистер Таггерт вернулся рано утром и с тех пор не покидал номер. В этом я уверен. Может, он не желает, чтобы его тревожили, — ответил мужчина.

— Этого точно не может быть. Таггерт в курсе, что я приду по важному делу, потому я начинаю волноваться за него… — после заверений, что они договаривались о встрече и находятся в дружеских отношениях, забеспокоился и хозяин. Взяв связку запасных ключей, мужчины поднялись и, еще раз громко постучав, отперли замок.

Приоткрыв дверь, хозяин громко окликнул:

— Мистер Таггерт, вы здесь?! — снова не получив ответа, он уже хотел заверить мистера Гриндла, что постояльца нет в номере, как из глубины комнаты раздалось жалостливое мычание.

Когда подошли к кровати, увидели Лиама, лежащего пластом на покрывале, в отвратительном состоянии. Круглое лицо и тело детектива были покрыты пятнами, от чего казались красными. А из-за жара жидкие пряди волос влажными сосульками прилипали к высокому лбу.

— Лиам, вы слышите меня? Что с вами? Скажите хоть что-нибудь!

— Я позову врача! — дрожащим голосом крикнул хозяин и выбежал из комнаты.

Доктор был пожилым, с козлиной бородой и еле переставлял дрожащие ноги, зато благодаря обширной частной практике, скопившейся за долгую жизнь, с ходу успокоил встревоженных мужчин.

— Могу сразу успокоить. Это не инфекция и не отравление. Насколько могу судить, у него редкая непереносимость крепких напитков. По правде говоря, это весьма диковинное явление. И если бы я не был военным врачом, возможно, даже и не знал об этом.

— Это опасно?

— Думаю, не в этом случае. Чувствуете, в комнате даже алкогольного запаха нет, значит, мистер Таггерт выпил совсем немного, и все должно обойтись. Но в следующий раз, я бы рекомендовал ему проводить досуг как истинному праведнику…

Заверив, что к утру пациенту станет легче, особенно если давать ему обильное питье, а чуть позже бульон, врач ушел.

«Мало мне проблем со сбежавшей любовницей, еще и трезвенник детектив, собирающийся помереть, свалился на мою голову! — Айзек злился на весь мир: ему пришлось провести ночь сиделкой около Таггерта. — Это я ему плачу, чтобы он работал, или он мне?»

К утру Лиаму стало лучше, жар прошел, и краснота тоже стала сходить, зато Айзек был вымотан. И к завершению, после того как он под утро заснул, его разбудил недовольное возмущение Таггерта:

— Ч…рт подери, что вы делаете в моей комнате?!

Айзек хотел было возмутиться подобному нахальству, но оглянувшись, понял: картина была действительно подозрительной. Таггерт на кровати в одних кальсонах, и прикорнувший рядом с ним, он, одетый подобным же образом.

— Работаю вашей сиделкой! — огрызнулся Айзек. — И заметьте, вместо того, чтобы заниматься делом, вы шляетесь непонятно где и еще собрались умереть, не вернув денег и не выполнив работы.

— Знаете, Элиас, я как бравый герой, можно сказать, чуть не умер, выполняя работу, а вместо этого, вы недовольно тыкаете меня носом в жалкие деньги!

— Не такие уж они и жалкие! Кстати, и где вы этой ночью геройствовали?

— В салоне Рози.

— Неужели перетрудились? — съязвил Айзек.

— Нет, перепил.

— На одну чайную ложечку больше?

— Не язвите. Я ужасно плохо переношу алкоголь, и даже лишняя чайная ложка дается мне с трудом.

— Так не пили бы, а изображали пьяного.

— Слушайте, Бернс или как вас там! Я не дурнее вас! Но прилюдно все равно приходится пить.

— Да, умирать с трех чайных ложек — проклятье. И что вы смогли узнать, пройдя через невыносимые страдания?

— А вот и узнал! Но не скажу…

— Пока ваш воющий койот не будет усмирен?

— Верно!

— И где усмирять будем: здесь или там?

— Там оно усмиряться будет приятнее. Горбыль мне понравился…

Через полтора часа они вновь сидели в «Устрице».

- Можете смеяться, но вечер я провел с пользой.

— Даже не сомневался, — поддел Айзек.

— Я серьезно. Теперь мы знаем, что добрая половина девочек Рози находится в трауре по мистеру Вуду. И в завершение вечера они успели подраться из-за него.

— Не поделили? — рассмеялся Айзек.

— А вот и нет. Одна из них рыдала и мешала другой работать, в итоге, они вцепились в волосы и начали с остервенением кататься по полу.

— Слушайте, какой насыщенный у вас был вечер!

— Да, драку шлюх из-за усопшего я видел впервые. Прискорбное зрелище должен вам сказать.

— Вы весь обед намерены мне расхваливать мастерство покойного или к делу перейдёте?

— Вообще-то, я и говорю о деле. Все дело в некой Сесиль, до умопомрачения влюбленной в Саймона. Вам интересно? — издевательски спросил мужчина, размахивая вилкой. — Вижу, что да. Так вот, эта Сесиль была сильно влюблена в Саймона, чем он часто и пользовался.

— Да, настоящий джентльмен.

— Этот джентльмен не отказывал себе в посещении и других девиц Рози. В общем, он был хорошим любвеобильным мерзавцем и настоящим ловеласом. С дочерьми приличных семейств он подобного не позволял, но сердца разил многих. Поэтому, когда в городе появилась мисс Норт, девочки Рози только и делали, что спорили, когда он, э-э… покорит сердце вашей мисс Норт…

Айзеку стало жарко. И Таггерт видел, как лицо собеседника скривилось и начало краснеть. Чтобы помучить мистера Гриндла, Лиам сделал томительную паузу.

— Дальше! — нетерпеливо потребовал Айзек, не скрывая мандраж.

— С каждым разом ставки росли. Какие азартные шлюхи! — продолжал мучить детектив, заметив, как мистер Гриндл сжал вилку до бледности пальцев. — Но в итоге Саймон так и не смог соблазнить ее.

Едва Лиам это произнес, уловил, как Айзек с шумом выпустил воздух из легких.

— Сомневались в ней, да? А зря, — с укором произнес он.

— Почему вы в этом уверены?

— Потому что теперь девочки испытывают к ней уважение.

— А причем тут Сесиль?

— Притом! Она страшно переживала, что Саймон стал к ней редко заходить; был груб с нею, когда пыталась поговорить с ним.

— Намекаете, что это могла сделать она?

— А чем не повод? Написала потом пальцем ее имя и отомстила всем. Или не она, а одна из отвергнутых его любовниц или поклонниц.

— Так это Хоут или дама?

— Чтобы определиться, следует поговорить с шерифом. Мы ведь не знаем где и как произошло убийство. Но я больше склоняюсь к тому, что это была женщина.

— Почему?

— Ранений было несколько, а на это надо решиться, но вот догадаться написать имя соперницы кровью, это нужна женская мстительность и изворотливость. Мужчина бы застрелил и ушел, а тут совсем другое. Кстати, знаете, что я еще подумал?

— М?

— Убить ножом — это не так просто! Представьте, что в благопристойном семействе живет леди, которая не готовит, ножа в руках не держала…

— Намекаете, что состоятельная леди не могла убить подобным способом?

— Убить могла, но не так. Вот вы когда-нибудь курице голову сворачивали или рубили?

— Не доводилось.

— А вот представите леди при виде крови, которой должно было быть много. Да она должна была бы в обморок упасть. Так что у нас с вами работы еще полно: нам предстоит выяснить, кто мог ревновать мистера Вуда на самом деле.

— А может спросить об этом у его тетки? Вдова очень подозрительная, наблюдательная женщина, и могла бы рассказать много чего интересного.

— Может, но пока не хочет рассказывать. И над этим тоже стоит работать.

Договорившись встретиться завтра вечером, они разошлись.

Утром, за завтраком Айзек вновь вынужден был выслушивать нудные разглагольствования Мэриетт. Мысленно он мечтал, чтобы сплетница поперхнулась и, ссаднив горло, замолчала, дав возможность спокойно доесть и уйти из дома. Кроме того, его доводили до бешенства наивные уловки миссис Моррис, под разными предлогами заставлявшую племянницу мелькать перед глазами.

Хозяйка с воодушевлением отзывалась об успехах Глории в изучении испанского и, чтобы гость не усомнился в ее словах, потребовала, чтобы девочка продемонстрировала умения. Смущенная племянница едва не лишилась сознания от пристального мужского взгляда. Потерпев неудачу, Мэриетт принялась рассказывать о благонравных соседках, посещающих приход каждую неделю. Она настоятельно советовала и ему посетить воскресную проповедь, и Айзеку ничего не оставалось, как дать согласие.

Миссис Моррис как заботливая тетка, делала все возможное, чтобы обратить внимания мистера Бернса на Глорию. В мечтах она уже видела, как они с сестрой утерли соседям нос, организовывая роскошное венчание, однако Глория будто набрала воды в рот и своей робостью портила идеальный план. От расстройства Мэриетт ничего не оставалось, как объяснить неловкость племянницы целомудренностью, присущим хорошо воспитанным юным леди. И для подтверждения слов, как нельзя лучше подходила новость, услышанная совсем недавно.

— Мистер Бернс, помните, я рассказывала вам о некой Норт, убийце мистера Вуда? Вы, наверно, могли подумать, что я о ней плохо отзывалась. Но это не так! Глория, закрой уши! — отвлеклась Мэриетт на мгновение. Убедившись, что племянница послушно прикрыла их, выпалила: — Оказывается, Норт — падшая женщина!

От услышанного Айзек едва не подавился клубничным пирогом. Не успел он спросить, почему она так решила, женщина продолжила:

— Миссис Уолтер, видела, как Норт днем, на главной улице, не обращая внимания на людей, разговаривала с падшей женщиной! Только представьте! Разве благовоспитанная, порядочная леди станет разговаривать с … распутницей? — с блестящими от возбуждения глазами Мэриетт ожидала реакции собеседника.

— Конечно, нет! — поддакнул Айзек, откидываясь на спинку стула, чтобы отстраниться от воодушевленной женщины и скрыть раздражение. Оставаться с ней в одной комнате, за одним столом не было желания. Поблагодарив хозяйку и сославшись на занятость, встал из-за стола и покинул гостиную.

Позже Айзек отправился на пристань, чтобы осмотреть пирс, суда, складские помещения и создать видимость заинтересованности рыбным промыслом.

Погода была отличной, но прогулка вдоль залива не принесла успокоения. Он находился в Байборо уже пятый день, но до сих пор так и не решился встретиться с Ханной. И почти не продвинулся в деле. Это выводило из себя. Кроме того, бродить в одиночестве среди черных и, не внушающих доверия, белых рыбаков было достаточно опасно. Хоть Айзек и оделся проще, чем обычно, но на него все равно косо поглядывали редкие прохожие. А после часовой прогулки легкий дневной бриз уже не казался освежающим и заставлял задуматься о скорой встрече с Таггертом в теплом помещении. Взглянув на циферблат карманных часов, он развернулся обратно, чтобы не опоздать.

Встреча была назначена в «Старой пивной МакМахона», занимавшей первый этаж кирпичного красного дома. Любой в городе знал эту пивную, потому что трехэтажное здание с яркой вывеской, возвышающееся на углу перекрестка Южной улицы и Пейн-Лэйн, было одним из самых красивых в городе.

Толкнув разделённую надвое дверь, Айзек вошел вовнутрь помещения, где его оглушили царящий в помещении галдеж и стойкий запах пива.

«Да, это место, где мужья просаживают получку до последнего цента и изменяют с проститутками, жены, наверно, люто ненавидят», — подумал Айзек, оценив количество посетителей, сидевших у длинной барной стойки, украшенной резьбой и зеркалами, и за десятком столиков, расположенных вдоль стен. Мужчины ели, но больше пили и играли в кости, покер или фараон. На другом конце зала он заметил играющих в дартс и крутую деревянную лестницу, ведущую наверх. Как он знал от Таггерта, на втором и третьем находился салон Рози и сдаваемые в наем комнаты.

Стойка, за которой два бармена наполняли бокалы, была сидящей, поэтому полки бара украшали богемские бокалы, статуэтки, красивые бочонки с пивом и всевозможными экзотическими напитками, в том числе из Европы, чтобы посетителям было на чем остановить глаз.

Первое впечатление Айзеку понравилось. Присев за барную стойку, заказал кружку Бадвейзера и стал дожидаться Таггерта, изучая разношерстную публику. И сразу его взгляд зацепился за длинного, как жердь, парня со сломанной рукой в гипсе и толстого коротышку в помятой шляпе и с огромной кружкой в руках, размером почти с его голову.

«Только ради того, чтобы посмотреть на них, стоило сюда зайти. Бесплатный цирк уродов», — ухмыльнулся Айзек.

Таггерта долго ждать не пришлось. Вскоре он с довольным видом спустился по лестнице и, увидев ожидающего его Айзека, оживленно махнул рукой. Вид у толстяка был крайне довольный.

— Знаете что…?! — заговорщицки произнес он, располагаясь рядом.

— Я весь во внимании, — холодно ответил Айзек, еле сдерживаясь, чтобы не начать ругаться. Ему казалось, что Лиам только и делает, что пропадает в борделе и транжирит его деньги, а не занимается делом. Больше он молчать не собирался.

— После нашей вчерашней беседы, я не мог спокойно заснуть…

— Уже заметил, — съязвил Айзек.

— Я серьезно. Послушайте! Я все больше склоняюсь к мысли, что убийца — не просто женщина, а отверженная женщина! Именно отверженная, заметьте.

— Почему?

— Ну, подумайте сами. Легче было убрать соперницу и затаиться, и при этом любимый кем-то Саймон остается жив. А у нас наоборот. Мужчину убили, а соперницу подставили.

— Тогда, может, это все-таки мужчина?

— Нет! Все же женщина. От отчаяния, после ссоры, после того как узнала, что Саймон к ней уже никогда не вернется. Или после сказанной колкости.

— Да, вполне это может быть! — закивал Айзек. — Кстати, я тоже узнал новость. Поговаривают, что Ханна накануне ссоры с Вудом разговаривала с проституткой, но имя я ее не знаю. Это видели добрые женщины, которые возмутились и разнесли по городу. К сожалению, благочестивые горожанки шлюх по именам не знают.

— Зато я догадываюсь, кто это была! Если сложить все известные нам сведения, получается интересная картина: мисс Норт накануне ссоры с Вудом разговаривала с Сесиль!

— Откуда вы это узнали?

— А вы думаете, я зря тут околачиваюсь? Смотрите, как все логично выходит. Сесиль любила Вуда и не теряла надежды, пока не приехала мисс Норт. Она терпела и надеялась, что Саймон вскоре потеряет к сопернице интерес и снова придет к ней в салон. Когда же поняла, что Вуд относится к мисс Норт по-особенному тепло, начала ревновать и попыталась пригрозить сопернице, подкараулив ее на улице! После разговора мисс Норт не желает видеть Саймона, но он не успокаивается и на следующий день делает ей предложение. Ханна отказала, и он, естественно, злится на Сесиль! Смотрите, как все здорово складывается! И, когда Саймон к ней пришел, скорее всего, накричал на нее. Точно! Потому что, когда я был в салоне, Сесиль не принимала клиентов из-за огромного бланша под глазом и опухшей губы. Рози строго следит за видом девочек и запретила той показываться при клиентах. Она сидела в комнате и рыдала, мешая другим работать. А рыдала она знатно. Даже меня не оставила равнодушным. А сегодня в беседе Звездочка, это та с которой Сесиль тогда подралась. Помните, я вам рассказывал, как они катались по полу, вцепившись друг дружке в волосы? Звездочку даже расспрашивать было не надо, она сама рассказала, едва уловила мое желание благодарно слушать очернение конкурентки.

— Вижу, вы, Лиам, на этом поприще достигли значительных результатов.

— Стараюсь изо всех сил, не покладая рук! — ухмыльнулся детектив. — Как бы сведения не были получены, лишь бы были и шли на пользу! И я не виноват, что покойный почти жил в салоне. Если бы он был рыбаком, я пропадал в другом месте и тратил свои дни более талантливо. А вы, Элиас, не пытались разговорить миссис Грапл?

— Эта старая карга успела на меня нажаловаться шерифу!

— Так это же чудесно! Теперь у вас есть повод пойти к ней и объясниться. Вы, Элиас, мужчина обаятельный, легко успокоите одинокую пожилую вдову.

— Слушайте, Лиам, мне только обольщения старух не хватало. Сбежавшая любовница есть, покойные жених любовницы тоже, вы, тратящий мои деньги ночами в злачных местах и ко всему подозрение шерифа! И теперь мне еще нужно расположить к себе старушку? А почему бы не вам заняться этим самому, а? Мы столько дней ходим вокруг да около, а я даже Ханну не видел! Может, она, вообще, не стоит всех этих мучений и трат!

— Это вы мне вопрос задаете?! — возмутился Таггерт. — Почему бы вам не набраться смелости, не явиться к шерифу и не сказать: «Приятно познакомиться, шериф. Я любовник мисс Норт, и, знаете, я так волнуюсь за нее, что желаю повидаться». А потом сесть в поезд и уехать! Может, вам тоже не стоит из себя строить добродетеля? Чего уж, явитесь в тюрьму, плюньте сбежавшей любовнице под ноги и со спокойной совестью можете ехать домой!

— Я без вас разберусь, что мне делать. Вы, могли бы лучше работать. Вы еще ничего не узнали об Уилсонах.

— Они живут уединенно. Вы хотите, чтобы я к ним постучался в двери? — огрызнулся Лиам.

— Не знаю как. Это ваша работа!

— Какой же вы сноб! Знаете, я с самого начала понял, почему мисс Норт уехала от вас с вашими недоброжелателями. Да-да! Потому что у вас мерзкий бабий характер…

Не успел Лиам закончить тираду, как получил кулаком в нос.

— Говнюк! — вырвалось у возмущенного Таггерта, и он ринулся дать сдачи.

Глава 5

— Я недооценил вас, Элиас!

— Конечно, вы же большого мнения о себе.

— Как и вы! Кстати, где научились махать кулаками? Для джентльмена недурно. Весьма недурно! — шмыгая разбитым носом, заметил Таггерт. Кровь не переставала течь, поэтому он сидел, задрав голову.

— В университете увлекался боксом, — ответил Айзек, осторожно ощупывая отекшую скулу.

— Надо же, сказали бы раньше, а то я думал, вы и впрямь, как баба.

— Держите язык за зубами или вам мало сломанного носа, нужно, чтобы еще и зубов не досчитались?

— Радуйтесь, что я не использовал гадких приемов.

— Попробовали бы провернуть при стольких свидетелях, от прилипчивой клички не отделались…

— Вы слышите? — прервал Айзека Таггерт, подняв палец и требуя молчания.

— Нет.

— Прислушайтесь!

С минуту они сидели, притаившись и вслушиваясь в тишину, а потом услышали нечто, похожее на всхлип.

— Что это?

— Подозреваю, что мисс Норт. Как вы и хотели, скоро ее увидите!

— Хм. А другого варианта встретиться быть не могло?

— Элиас! — с ударением на имени произнес Лиам. — Учитесь во всем видеть хорошее.

— Отлично. Вам осталось подать пример, потому что штраф я вычту из вашей оплаты.

— Да ты скот, Элиас! — с возмущением выругался Таггерт.

— А как же видеть хорошее? — поддел Айзек мужчину.

Между тем женские всхлипы стали громче.

— Ну, Элиас, пользуясь случаем, можете высказать мисс Норт все, что у вас накопилось в душе. А после, когда выйдем из-под заключения, можете сесть на поезд и уехать.

— Заткнитесь, Таггерт! — шикнул Айзек.

— Да вам слово против не скажи!

— Не начинайте заново, если не хотите, чтобы шериф удвоил срок заключения. А еще я хочу есть и очень зол. Прямой удар левой у вас вышел чувствительный…

— Рот закрыли, бездельники! — раздался грубый женский голос, и перед решетками камеры возникла необъятная негритянка в цветастом хлопковом платье. — Раскричались! Девочку напугали! У, чтоб вас…! — пригрозив пухлым кулаком, женщина прошествовала к дальней камере у самого окна. Раздалось бряцанье ключей, потом скрип открываемой двери.

— Ну, что ты расплакалась?! — неожиданно ласково спросила она. — Хочешь, арахисового печенья принесу?

Что ей ответили, мужчины не смогли разобрать. Мисс Норт говорила приглушенно, а потом так же стала отвечать и негритянка. Айзек и Лиам переглянулись и, не сговариваясь, прижали головы к решетке и попытались уловить хоть что-нибудь.

— Вот я вам, шалопаям! — раздалось под ухом, — Голодными оставлю! — несмотря на изрядный вес, женщина умудрилась подкрасться незаметно, не издав ни звука.

— Простите, мэм, — неожиданно вежливо произнес Айзек, и слегка склонил голову в приветствии. — Мы не хотели вас потревожить. Приносим свои глубочайшие извинения.

Негритянка облизнула розовым языком пухлые губы, внимательно, с сомнением оглядела его, а потом, не говоря ни слова, вернулась к Ханне. Быстро закрыла ее камеру и ушла.

— Что это было? — озадачился Таггерт.

— Вы же у нас величайший детектив, — съязвил Айзек, скривив ехидную улыбку.

— Да, и подслушать не удалось, и еды мы, судя по всему, получим не скоро. А день так здорово начинался! — с грустью посетовал Лиам.

Ночь прошла дьявольски отвратительно. Заснуть не удавалось, потому что на голодный желудок плохо спят даже медведи. Да и деревянные жесткие лавки не позволяли удобно разлечься. Не говоря уже о ноющих от любого движения ранах, полученных в недавней схватке.

Утром, до появления шерифа, негритянка несколько раз гордо проплывала мимо камеры, скашивая в их сторону глаза, но не произнесла ни слова. Между тем до помещения тюрьмы донесся соблазнительный запах еды. Айзеку и Лиаму ничего не оставалось, как изображать безразличие, поэтому разлегшись на лавках, они делали вид, что продолжают дремать.

Между тем, величаво покачивая широкими бедрами, женщина принесла еду Ханне. Запах мясного рагу с овощами сейчас казались им вкуснее, чем меню в «Золотой Устрице». Животы урчали и завывали, требуя чего-нибудь съесть, но выпрашивать еду Айзек, как благородный джентльмен не собирался, это было ниже его достоинства, а Таггерт, не такой гордец, соответственно при нем тоже решил изображать гордость. Они храбрились, но тяжкие вздохи в безмолвии как назло получилась громкими.

— Элиас, поскольку вы же у нас не только сильный, но и умный, расскажите чего-нибудь интересного?

— Я вам не клоун на воскресной ярмарке.