Он приложил щуп, изображение на осциллографе снова прыгнуло, чтобы через секунду стабилизироваться. Нордлингер присвистнул.

— Посмотри на это спагетти, — зеленая линия, извиваясь причудливы­ми волнами, ритмично менялась каждое мгновение. — Чтобы это расшиф­ровать, пришлось бы прилично попотеть, используя гармоничный анализ. Но что бы то ни было, импульс идет от металлической игрушки.

— Ты понимаешь что-нибудь?

— Ничего. Попробую еще проверить выходную фазу. Изображение на экране должно превратиться в нечто сумасшедшее. Как бы осциллограф не гробанулся.

Он приложил щуп и выжидательно посмотрел на экран.

— Чего ты ждешь? — спросил я.

— Ничего, — он не отрывал изумленного взгляда от экрана. — На выходе ничего нет.

— Это что, плохо?

Он глянул на меня каким-то странным взглядом и ласково сказал:

— Это попросту невозможно.

— Может, что-нибудь испортилось?

— Я вижу, ты ничего не понимаешь. Цепь или контур, как показывает само название, это как бы замкнутое кольцо, если кольцо в каком-то месте прервать, ток вообще не идет.

Он снова приложил штырь.

— Здесь идет ток со сложной фазовой конфигурацией, — экран снова замерцал. — А что мы имеем в другом месте той же самой цепи?

Он глянул на потухший экран.

— Ничего?

— Ничего, — решительно подтвердил он, но тотчас заколебал­ся. — Или, говоря точнее, мы больше ничего не узнаем при помощи этого измерительного стенда. — Нордлингер дотронулся до испытательного при­бора. — Ты не будешь возражать, если я заберу его на время?

— Зачем?

— Хочу более тщательно протестировать. У нас есть еще одна лабора­тория... — Он кашлянул, несколько смешавшись. — Хм. но ты туда не можешь войти.

— Ага, совершенно секретно, посторонним вход воспрещен. — Види­мо, для одного из таких мест и служил пропуск Флита. — Хорошо, проверь его, а я пока пойду бриться. И подожду тебя в твоей комнате.

— Еще минутку, — остановил меня. — Откуда он у тебя?

— Скажи мне, для чего он используется, и я скажу, откуда он у меня. — Я повернулся и пошел в его комнату. Взял электробритву и принялся за работу. За пятнадцать минут избавился от щетины и сразу почувствовал себя лучше. Мне оставалось лишь ждать возвращения Нордлингера. Ждал долго: прошло полтора часа, прежде чем он вернулся.

Он вошел, держа в руках загадочное устройство, словно шашку дина­мита. И осторожно положил его на стол.

— Я должен знать, откуда оно у тебя, — начал он без всяких вступлений.

— Сначала скажи, для чего оно предназначено.

Он сел за стол, глядя на пластиково-металлическую конструкцию почти с отвращением.

— Ни для чего, — решительно заверил он. — Абсолютно ни для чего.

— Перестань! Ведь должно же оно где-то применяться.

— А я говорю тебе, что — нет. В нем нет никакого выхода энергии. Он наклонился вперед и тихо продолжал: — Алан, у меня есть приборы, кото­рыми можно измерить магнитное поле призраков. Но из этого устройства абсолютно ничего не выходит.

— А может, как я сказал, что-нибудь испортилось?

— Я проверил все и говорю тебе: этот пистолет не выстрелит. — Он толкнул устройство, и оно боком поехало по крышке стола. — Мне не нравятся в нем три вещи: во-первых, в нем присутствуют компоненты, которые ничем не напоминают те, какие я когда-либо видел. Более того, не представляю, для чего они могут служить, а это уже достаточная причина чувствовать себя не в своей тарелке, особенно если имеешь репутацию хорошего специалиста. Во-вторых, то, что мы имеем здесь, лишь часть какого-то комплекса. Вообще-то, я очень сомневаюсь, что был бы в состо­янии расшифровать весь комплекс, имея его целиком в руках. И, наконец, в-третьих, самое главное: этот прибор вообще не должен работать.

— Так он и не работает, — вставил я.

Он махнул рукой с раздражением.

— Может, я неправильно выразился. Дело в том, что должен быть какой-то выход энергии. Боже мой, ведь невозможно без конца насыщать машину энергией, не имея возможности получить ее обратно в какой-то форме. Это абсолютно невозможно.

— Может, она выходит в форме тепловой энергии, — предположил я.

Он отрицательно покачал головой.

— В конце я так разозлился, что пошел ва-банк и пропустил через контур ток мощностью в тысячу ватт. Если бы эта проклятая штука преоб­разовывала ток в тепло, оно должно было раскалиться добела. А вот и нет, осталось холодным, как и раньше.

— Я вижу, тебе не помешало бы чуть хладнокровия.

Он раздраженно развел руками.

— Послушай, Алан, представь себе, что ты — математик и однажды наткнулся на уравнение, из которого следует, что дважды два — пять, и к тому же все в нем правильно. Вот представь себя в такой ситуации, и ты поймешь, как я себя чувствую. Это то же, что дать физику вечный двига­тель, который действительно работает.

— Подожди, — прервал, — вечный двигатель дает что-то из ничего. А здесь у нас наоборот.

— Нет никакой разницы. Энергию нельзя создать или уничтожить. — И увидев, что я хочу вмешаться, быстро добавил: — И не говори мне о ядерной энергии. Материю можно рассматривать как замороженную, сконцентрированную энергию. — Он угрюмо глянул на загадочное устрой­ство. — А это что-то уничтожает энергию!

Уничтожает энергию! Я перемалывал эту мысль в своих серых клетках мозга, пытаясь разобраться, что я в этом смыслю. Ответ гласил: ничего.

— Давай не удаляться слишком далеко, — остановил его. — Посмо­трим внимательно на то, что имеем. Итак, подключаем ток и получаем.

— Ничего! — воскликнул он.

— Скорее что-то, что не в состоянии измерить, — поправил я. — У тебя могут быть очень неплохие приборы, но ты не располагаешь всеми необхо­димыми. Могу поспорить, что где-то живет гений, который не только знает, какую работу выполняет наше чудо-юдо, но имеет еще более затейливые приборы, измеряющие эту работу.

— Если это так, то я охотно на них посмотрел бы, поскольку они нахо­дятся за границами моих знаний.

— Ты ведь не ученый, а технарь. Согласен со мной?

— Конечно, я давным-давно инженер.

— И поэтому носишь короткую прическу. А эта игрушка сделана каким-то длинноволосым, — я улыбнулся. — Или яйцеголовым.

— Я по-прежнему хочу знать, откуда она у тебя.

— Тебя больше должно заинтересовать, куда она попадет. У тебя есть здесь какой-нибудь надежный сейф?

— Разумеется, — он заколебался. — Хочешь, чтобы я это оставил у себя?

— На сорок восемь часов. Если за это время не появлюсь здесь, пере­дашь прибор своему начальству вместе с сомнениями, которые у тебя воз­никли. Пусть оно ломает голову.

Нордлингер холодно посмотрел на меня.

— Не совсем понимаю, почему бы не отдать его сразу. За эти сорок восемь часов я могу поплатиться головой.

— Наверняка ее потеряю, если ты не согласишься, — мрачно заметил я. Он взял в руки прибор.

— Это американское изделие, но не является собственностью военной базы в Кеблавике. Я очень хотел бы знать, откуда оно взялось.

— Ты прав, что изделие не принадлежит базе. Но могу поспорить, что сделали его русские. И сейчас хотят получить его назад.

— О боже! — воскликнул он. — Но ведь в нем полно американских компонентов.

— Может, русские последовали совету министра обороны США Мак­намары об эффективности расходов и делают покупки на самых лучших рынках. Но меня, кстати, не трогает, где сделана эта штучка: в Америке или в Конго. Сейчас беспокоит лишь одно: я хочу, чтобы изделие осталось у тебя.

Он осторожно положил прибор на стол.

— Согласен, но только на двадцать четыре часа. И даже тогда ты не получишь подробного объяснения.

— Ну что ж, у меня нет выбора. Но при условии, что ты дашь мне на время автомобиль. Я оставил лендровер в Лаугарватн.

— Ну, ты и нахал!

Он сунул руку в карман и бросил на стол ключи.

— Голубой шевроле, стоит на стоянке у ворот.

— Знаю.

Я надел пиджак и двинулся в угол комнаты за карабинами.

— Послушай, Ли, ты знаешь офицера по фамилии Флит?

Он задумался.

— Нет.

— А Маккарти?

— Именно такая фамилия у офицера, которого мы встретили в лабо­ратории.

— Это не он. Ну ладно, пока. Надо будет как-нибудь выбраться на рыбалку.

— Постарайся не угодить за решетку.

Я остановился у двери.

— С чего ты взял?

Он прикрыл ладонью электронное устройство.

— Тип, у которого в кармане подобные штучки, должен сидеть в тюрьме, — убежденно заявил он.

Я рассмеялся и вышел, оставив его всматривающимся в таинственный предмет. Его система ценностей оказалась серьезно нарушена. Нордлингер не был ученым, а инженером, а тот поступает согласно своду правил: длин­ному списку истин, испытанных в веках. Инженер также готов не заметить факт, что этот список правил вначале разработан именно учеными, людьми, для которых нарушение законов есть не что иное, как возможность сделать очередной шаг в познании тайн Вселенной. Человек, который легко пере­ходит от ньютоновской физики к квантовой физике, не сбиваясь с шага, в состоянии поверить во все. Ли Нордлингер не относился к этой категории людей, но автор этого изобретения наверняка был одним из них.

Я нашел автомобиль и спрятал карабин с амуницией в багажник. Писто­лет Джека поместил в кобуру через плечо, поэтому линию пиджака теперь ничто не искажало. Это совсем не означало, что я выглядел более предста­вительно: спереди пиджака зияли дыры, прожженные кусочками горящего торфа, а рукав разодрала пуля, выпущенная в меня в Гейсир. И пиджак, и брюки были испачканы грязью, и в общем я все больше напоминал бродягу. Хотя нужно признать: по крайней мере, тщательно выбритого бродягу.

Сел в автомобиль и медленно двинулся в сторону международного аэропорта. В течение всего пути размышлял над экспертизой Нордлингера.

По его мнению, подобное электронное устройство вообще не могло суще­ствовать, что уже само по себе придавало ему статус научного. Это должно быть очень важным, поскольку из-за него гибли люди, теряли ноги или обваривались кипятком.

Было еще что-то, от чего у меня по спине пробегали мурашки. Послед­ние слова Кенникена сразу перед побегом означали, что моя скромная особа становилась более важной, нежели то электронное устройство. Он готов был убить меня, прежде чем прибор попал бы ему в руки, а ведь он отдавал себе отчет, что с моей смертью прибор исчезнет навсегда.

Нордлингер снабдил меня информацией, что устройство имеет исклю­чительно большое значение. Что такое случилось, сделав меня еще более важным? В бездушном мире науки и техники редко бывает, чтобы один человек значил больше, чем переломное для наук изобретение. Может, произошел поворот к нормальной жизни, хотя лично в этом очень сомне­ваюсь.

В отделение Исландской авиакомпании можно было добраться через служебный ход без необходимости показываться в центральном зале. Я остановил машину и вышел. При входе я столкнулся с приятной во всех отношениях стюардессой, которую и спросил:

— Вы не видели где-нибудь здесь Элин Рагнарсдоттир?

— Элин? В приемной.

Она сидела одна и сорвалась с места, увидев меня.

— Алан, как тебя долго не было!

— Все продлилось несколько дольше, чем рассчитывал.

На ее лице отразилось нервное возбуждение и нетерпение.

— Все в порядке? — спросил я.

— Да, во всяком случае, если речь обо мне. Возьми газету.

— А в чем дело? — взял из ее рук толстую пачку.

— Возьми, прочитай сам.

И она отвернулась.

Я развернул газету. На первой странице разместилась фотография, представляющая в натуральную величину мой sgian dubh. Чуть ниже чер­ные буквы навязчиво лезли в глаза: «Видел ли кто-нибудь этот нож?»

Нож обнаружили в теле мужчины, сидевшего в автомобиле, который находился на стоянке у одного из домов в Лаугарватн. Убитым оказался английский турист, опознанный как Джек Кейс. Как дом, так и автомобиль фольксваген, в котором нашли покойного, принадлежал Гуннару Арнарссону, в это время отсутствующему. В доме обнаружены следы взлома и обыска. Из-за отсутствия Гуннара Арнарссона и его жены Сигурлин не удалось установить, пропало ли что-нибудь. Полиция старается установить с ними контакт.

Нож мог обратить на себя чье-то внимание своей необычной формой, и поэтому полиция попросила редакцию опубликовать его снимок в газете. Если кто-нибудь видел такой или похожий на него нож, просьба сообщить об этом в ближайшее отделение полиции. Кроме фото была опубликована еще небольшая заметка, где автор верно назвал нож шотландским sgian dubh, но затем пустился в псевдоисторические размышления.

Сообщалось также, что полиция разыскивает серый вольво с рейкьявикским номером. Если кто-нибудь его видел, также просили сообщить в полицию. В сообщении указывался номер машины.

Я посмотрел на Элин.

— Ну и каша заварилась, — тихо сказал.

— Это тот парень, с которым ты должен был встретиться в Гейсир?

— Да.

Я не доверял до конца Джеку и оглушил его, оставив без сознания вбли­зи дома Кенникена. Может, Кейс и заслуживал полного доверия, поскольку погиб от рук Кенникена. А в этом я не сомневался. Кенникен завладел моим ножом и фольксвагеном, а в поисках меня наткнулся на Джека.

Но почему Кейс погиб?

— Это страшно, — вздохнула Элин. — Еще один человек убит.

В ее голосе прозвучало отчаяние.

— Я его не убивал, — прямо заявил ей.

Она взяла в руки газету.

— Откуда полиция узнала о вольво?

— Обычным путем. Как только они узнали, что покойник — это Джек Кейс, то проследили каждый его шаг с момента появления в Исландии и вскоре обнаружили, что он взял напрокат автомобиль, не фольксваген, в котором его нашли. Я хорошо сделал, спрятав вольво Джека в гараже Валтыра в Вике. Когда Валтыр возвращается в Вик?

— Завтра.

Похоже, что все ополчились против меня. Ли Нордлингер выставил мне двадцатичетырехчасовой ультиматум, а что касается Валтыра, то у меня не возникало иллюзий, что сразу после возвращения в Вик он про­верит номера вольво, стоящего в гараже. Более того, был уверен, что он тотчас сообщит в полицию. А какая бомба взорвется, когда полиция найдет Сигурлин! Я вообще не рассчитывал на ее молчание, узнав к тому же о трупе, найденном у порога ее дома.

Элин дотронулась до моего плеча.

— Что ты собираешься делать?

— Не знаю. Сейчас хочу спокойно посидеть и подумать.

Я начал складывать отдельные фрагменты, и постепенно из них полу­чилось осмысленное целое, осью которого явилась внезапная перемена в поведении Кенникена сразу после моего пленения. Вначале он весь горел, так ему хотелось выдавить из меня электронное устройство, и с нескры­ваемой радостью ждал начала операции. Но затем, а точнее говоря, после какого-то телефонного звонка, внезапно перестал интересоваться прибо­ром, заявив, что сейчас важнее всего отправить меня на тот свет.

Я прошелся по прошлым событиям. В Гейсир я поделился с Джеком моими подозрениями в отношении Слэйда, и Кейс согласился передать их Тэггарту. Слэйд, в таком случае, был бы подвергнут тщательному изуче­нию. Но незадолго до поимки меня Кенникеном я видел, как Слэйд беседо­вал с Джеком. А если предположить, что Кейс как-то возбудил подозрения Слэйда? Слэйд, хитрый лис, разбирается в людях, и вполне вероятно, что Кейс каким-то образом раскрылся перед ним.

Что в таком случае сделал бы Слэйд? Связался бы с Кенникеном, чтобы проверить, схватил ли он меня, и дал ему ясно понять, что сохранение его позиции номер один, сразу за Тэггартом, гораздо важнее, чем электронное устройство. Наверняка он приказал бы Кенникену: «Убей этого сукиного сына». И здесь лежит разгадка внезапной перемены в поведении Кенникена.

Сейчас стало также важно ликвидировать Джека, прежде чем он свя­жется с Тэггартом.

Я облегчил Слэйду задание, оставив Джека под боком Кенникена, а тот угостил его моим ножом. Проверив, кому принадлежит фольксваген, кото­рым я приехал, Кенникен узнал, где меня искать, и подбросил тело Джека. Такая тактика характерна для террористов.

Все сложилось в стройное целое с одним, однако, исключением. Почему Джек Кейс оставил меня, когда в Гейсир на меня кинулась банда

Кенникена? Не пошевелил и пальцем, чтобы помочь, ни разу не выстрелил, защищая меня. Я знал Джека, и такое поведение было бы ему не свойствен­но. Именно его странное поведение вместе с явной симпатией к Слэйду и легло в основу моего недоверия к нему. Загадка не давала покоя.

Однако все уже принадлежало прошлому. Сейчас меня ждало будущее, а это означало очередные трудные решения.

— Ты узнала, где Бьерни?

Она апатично кивнула.

— Он сейчас летит из Рейкьявика в Хефн. После обеда прилетит в Рейкьявик.

— Он будет нам нужен здесь. Тебе нельзя отсюда выходить, пока он не появится. Даже перекусить — пусть принесут сюда. И прежде всего, ни за что на свете ты не должна появляться в центральном зале. Слишком много типов ждут нас там.

— Но ведь я не могу торчать здесь вечно, — запротестовала она.

— Только до появления Бьерни. Можешь сказать ему все, что посчита­ешь нужным, даже чистую правду. И передай ему, что он должен сделать.

Она сморщила носик.

— А именно?

— Он должен вывести тебя отсюда и посадить в самолет, но абсолютно незаметно, избегая обычных путей. Меня не касается, как он это сделает: может переодеть стюардессой и переправить на борт самолета, но ты ни в коем случае не должна появляться в центральном зале как пассажирка.

— Сомневаюсь, сможет ли он что-нибудь сделать.

— Если он в состоянии перевозить контрабандой из Гренландии ящики пива, то может провезти и тебя. Кстати, Гренландия — это неплохая мысль. Ты могла бы пересидеть в Кангерлуссуак и подождать, пока все закончится. Даже такой сообразительный, как Слэйд, не додумается тебя там искать.

— Но я не хочу уезжать.

— Поедешь. Ты не должна путаться у меня под ногами. Если считаешь, что в последние дни нам было тяжко, то в ближайшие двадцать четыре часа то время покажется тебе идиллией. Я хочу, чтобы ты была подальше от всего этого, и клянусь Богом! — сделаешь то, что я тебе говорю!

— Значит, ты считаешь меня ни на что не годной, — с горечью сказала она.

— Вовсе нет, и ты доказала это в течение нескольких дней. Тебе при­шлось поступать вопреки собственным правилам, но ты не отступила от меня ни на шаг. В тебя стреляли, в тебя попала пуля, но ты несмотря ни на что была рядом со мной, чтобы помогать мне.

— Потому что люблю тебя.

— Знаю. Я тоже люблю тебя и именно поэтому хочу, чтобы ты уехала. Я не позволю, чтобы ты заплатила жизнью за это.

— А ты?

— Я — другое дело. Я — профессионал. В отличие от тебя, знаю, как и что надо делать.

— Кейс тоже был профессионалом, а сейчас мертв. Как и Грэхем, или как он там на самом деле назывался. А тот Волков, который сварился в Гейсир, тоже ведь профессионал. Ты сам говорил, что пока пострадали только профессионалы. А я не хочу, чтобы с тобой случилась беда.

— Но я также сказал, что ни один посторонний наблюдатель не понес ни малейшего ущерба. Ты в этом деле случайный зритель, и я хотел бы, чтобы так и оставалось.

Каким-то образом удалось убедить ее. Я проверил, нет ли кого побли­зости, стянул пиджак и быстро снял кобуру с оружием Джека. Взял писто­лет в руку и спросил:

— Ты умеешь с ним обращаться?

Она широко раскрыла глаза.

— Нет!

Я показал затвор.

— Если оттянешь его назад, пуля посылается в ствол. Подвинешь этот рычажок, или предохранитель, целишься и нажимаешь на спуск. При каждом нажатии на спусковой крючок выскакивает пуля. В сумме можешь произвести восемь выстрелов. Все понятно?

— Вроде бы да.

— Повтори.

— Оттягиваю верх пистолета, снимаю с предохранителя и тяну за спуск.

— Хорошо. Правда, лучше было бы нажать на спуск, но сейчас не время вникать в такие тонкости.

Я вернул пистолет в кобуру и буквально вложил в ее застывшие руки.

— Если кто-либо попытается заставить тебя поступать вопреки твоей воле, ты берешь пистолет, целишься и стреляешь. Можешь в него и не попасть, но добавишь ему седых волос.

Профессионалы панически боятся оружия в руках любителя. Если в тебя стреляет профессионал, то ты знаешь, что он делает это метко, и у тебя есть шанс его перехитрить. Любитель же может убить тебя совершен­но случайно.

— Иди в туалет и надень кобуру под жакет. Когда вернешься, меня уже здесь не будет.

Она приняла пистолет и вместе с ним мое решение.

— Куда ты направляешься?

— Пришла пора действовать. Мне уже надоело убегать, сейчас сам стану охотником. Пожелай мне счастья.

Она подошла близко ко мне и нежно поцеловала, с трудом сдерживая слезы. Мы почувствовали жесткий металл, разделившего нас пистолета. Я хлопнул ее пониже спины.

— Ну.

Посмотрел, как она отворачивается и уходит, а когда дверь за ней закрылась, я тоже ушел.


VII


Шевроле Нордлингера оказался слишком длинным, широким и к тому же с очень мягкими рессорами. В Обыггдир я не дал бы за него ломаного гроша, однако он пришелся как нельзя кстати на трассе, ведущей в Рей­кьявик, скоростной международной автостраде, единственной в Исландии дороге с действительно хорошим покрытием. Сорок километров до Хабнарфьордюр я проехал со скоростью сто тридцать километров в час, но въе­хав в Коупавогюр, снизил скорость из-за интенсивного уличного движения. Я выругался вслух, так как в полдень у меня намечалась встреча в бюро путешествий Нордри и я не хотел опаздывать.

Бюро Нордри располагалось на улице Хафнарстрети. Я запарковался в боковой улочке неподалеку, после чего пешком двинулся вниз, к центру города. Даже не намеревался входить в бюро, к чему? Ведь электронное устройство находилось далеко отсюда, спрятанное в сейфе Нордлингера. На Хафнарстрети поспешно нырнул в дверь книжного магазинчика, рас­положенного напротив Нордри. Наверху находилось маленькое кафе, сое­диненное с книгарней лестницей, поэтому можно было удобно посидеть и почитать за чашечкой кофе. Я купил на всякий случай газету и поднялся в кафе.

Еще не наступила пора обеденного наплыва гостей, и я смог спокойно занять свободное место у окна. Заказал блинчики и кофе, развернул газе­ту и под ее прикрытием выглянул на людную улицу. Как и рассчитывал, отсюда открывался прекрасный вид на расположенное напротив бюро путешествий. Тонкие занавески мне не помешали, но не давали возмож­ности увидеть меня с улицы.

Тем временем снаружи становилось все оживленней. Начинался тури­стический сезон, и первые смельчаки уже приступили к атакам на магазины сувениров, чтобы вернуться домой с добычей. Обвешанные фотоаппарата­ми, не выпускающие из рук карты, они сразу бросались в глаза. Однако я внимательно изучал каждого из них, поскольку надеялся, что тот, которого ищу, скроется под удобным прикрытием туриста.

Приезд сюда представлялся выстрелом наугад. Исходил из того, что, где бы я ни появился, тут же возникает и противник. Сразу после прилета в Исландию я отправился, согласно полученной инструкции, длинным окружным путем в Рейкьявик и встретил на своей трассе Линдхольма. Потом забился в Асбырги, и там на меня внезапно напал Грэхем. Разуме­ется, в этом случае свою роль сыграл вмонтированный в лендровер радио­передатчик, но тем не менее, факт оставался фактом. Флит устроил на меня засаду, цели которой, кстати, я до сих пор не знал, и стреножил мой авто­мобиль одним метким выстрелом. Однако и он, и Линдхольм прекрасно знали, где меня ждать. А в Гейсир угодил в силки Кенникена и почти чудом вырвался из безнадежной ситуации.

Сейчас же меня ждали в бюро Нордри. Если предположить, что будет задействована прежняя схема, существовала небольшая, но логическая воз­можность наблюдения за этим местом. Поэтому я более чем из простого любопытства рассматривал прохожих за окном, увлеченно глазеющих на витрины магазинов. Если Кенникен устроил здесь мне засаду, надеялся, что смогу высмотреть его человека. Ведь он не мог привезти в Исландию целую армию, а большинство членов его группы я имел возможность так или иначе видеть.

Тем не менее прошло более получаса, прежде чем я его вычислил, и то потому, что смотрел на него под непривычным углом, сверху. Трудно забыть лицо, увиденное впервые в окуляре телескопического прицела, однако лишь в тот момент, когда он поднял голову, я увидел в толпе пешеходов одного из тех, кто был с Кенникеном на другой стороне реки Тунгнаау.

Парень слонялся по улице, бесцельно глазея на витрины магазинов, прилегающих к бюро Нордри. Он запасся фотоаппаратом, планом города, пачкой открыток и выглядел типичным туристом. Я подозвал официантку, расплатился, обеспечив себе возможность моментального ухода, и задер­жался, заказав еще чашечку кофе.

При таких заданиях агент обычно не действует в одиночку, и меня интересовали его связи с остальными пешеходами. По мере того, как убы­вало время, парень все больше проявлял нетерпение, и наконец, глянув на часы ровно в час дня, поднял руку. Из толпы выделился еще один мужчина, перешел улицу и присоединился к первому.

Я быстро выпил кофе и спустился вниз. Притаился у газетного киоска, наблюдая за моими знакомыми через стеклянную дверь книжного мага­зинчика. К ним присоединился третий мужчина, в котором я сразу узнал Ильича, того самого, который так неосторожно помог мне стать обладате­лем «бутановой бомбы». Вся тройка о чем-то с минуту подискутировала, после чего Ильич вытянул руку и постучал по часам, выразительно пожав при этом плечами. Затем они двинулись по улице в сторону Постхусстраети, а я за ними.

Сценка с часами подтверждала, что они не только знали о месте моей встречи, но и о времени. Как только пробил первый час, они оставили дежурство, как рабочие, заслышавшие сигнал на обед. Я бы не удивился, если бы они знали еще и пароль.

На углу Постхусстраети двое из них уселись в стоявший там автомо­биль и уехали. Ильич же быстро свернул вправо, пересек улицу и реши­тельно направился в сторону отеля «Борг», а затем юркнул в него, словно кролик в свою нору. Я поколебался, после чего последовал за ним.

Он не остановился у стойки регистратора, чтобы взять ключ, а сразу поспешил по лестнице на второй этаж. Я, наступая ему на пятки, заметил, как он прошел по коридору и постучал в дверь, в этот момент я резко раз­вернулся и спустился вниз. Сел за столик в холле, откуда наблюдал за фойе. Это вызвало необходимость выпить очередную чашку кофе, большое коли­чество которого грозило перейти в потоп, но уж такова цена, какую при­ходится платить при работе подобного рода. Я развернул газету на ширину плеч и ждал появления Ильича.

Вскоре он возник, а вид, что открылся передо мной, позволил с триум­фом осознать, что я не ошибался в своих подозрениях и каждый мой шаг по Исландии был тысячекратно оправдан. Ильич спускался по лестнице, разговаривая со своим спутником, а этим спутником был Слэйд.

Они пересекли холл, направляясь к ресторану, и Слэйд прошел мимо меня совсем близко. Я предположил, что он сидел в своем номере, ожидая вестей от людей из засады у бюро Нордри, а затем пошел что-нибудь пере­кусить. Я передвинулся в кресле так, чтобы увидеть, где они сядут, а затем поднялся на второй этаж.

Уже через две минуты я стучал в те же двери, что и Ильич, от всей души надеясь, что мне никто не откроет. Стук остался без ответа, поэто­му вошел в комнату, использовав кусочек пластика, который находился у меня в бумажнике. Это умение являлось частью знаний, полученных при учебе, — Контора действительно хорошо меня подготовила.

Я был не настолько глуп, чтобы браться за осмотр багажа Слэйда. Если он так сообразителен, как я о нем судил, то пометил чемодан каким-нибудь хитрым способом, чтобы иметь возможность с первого взгляда определить, открывал ли его кто-нибудь. Это обыкновенная оперативная процедура при выполнении задания, а у Слэйда в этом было двойное преимущество: он мог использовать знания, полученные у обеих сторон. Зато я тщательно исследовал дверцы шкафа, убедившись, что на них нет никаких тонких волос, приклеенных слюной и падающих при открывании дверей, явно указывая на чье-то вторжение. Однако ничего не нашел, поэтому открыл дверцы, вошел в середину и затаился в темноте.

Ждать пришлось довольно долго, как и думал, зная любовь к еде Слэйда. При этом размышлял, каким образом Слэйду удалось привыкнуть к исландской кухне, от которой, мягко говоря, можно заработать аллергию. Только исландец в состоянии оценить вкус сырого мяса акулы, выдержан­ного несколько месяцев в песке, или маринованного китового жира.

Наконец Слэйд вернулся, а к тому времени мой собственный желудок принялся бунтовать против наплевательского отношения к его потребно­стям; я выпил до этого море кофе, но мизерное количество чего-то суще­ственного. Слэйд вернулся с Ильичом, и меня абсолютно не удивило, что он говорит по-русски, словно русским и родился. Черт возьми, он наверня­ка был русским, как и его давний предшественник, Гордон Лонсдэйл.

— Ну что, снова ждем его завтра? — спросил Ильич.

— Разве что будет что-то новое от Кенникена, — ответил Слэйд.

— По-моему, мы совершаем ошибку, — заметил Ильич. — Я не думаю, что Стевартсен появится поблизости бюро путешествий. Инфор­мация точная?

— Абсолютно, — коротко осадил его Слэйд. — Я уверен, что Стюарт появится в течение последующих четырех дней. Мы недооценили его.

Я улыбнулся в темноте, приятно услышать искренние слова признания в твой адрес. Слэйд еще что-то сказал, но я его не расслышал, зато голос Ильича различил отчетливо:

— Разумеется, посылку трогать не будем. Подождем, пока он ее оста­вит в бюро путешествий, и пойдем за ним, выжидая подходящий момент, чтобы его схватить.

— И дальше?

— Ликвидируем, — ответил Ильич бесцветным голосом.

— Хорошо, только запомните: тело должно исчезнуть. И так поднялось слишком много шума. Кенникен, видимо, сошел с ума, оставляя труп Кейса в таком месте.

Наступила минута тишины, которую прервал задумчивый голос Слэйда:

— Интересно, что Стюарт сделал с Филипсом?

На свой риторический вопрос он ответ не получил и продолжал дальше:

— Ну, ладно. Ты и остальные должны быть завтра в одиннадцать у бюро Норди. Как только увидите Стюарта, сразу сообщите мне по теле­фону. Это понятно?

— Сразу же сообщим, — заверил Ильич.

Я услышал, как открывается дверь.

— Где Кенникен? — спросил еще Ильич.

— Не твое дело, — сухо ответил Слэйд. — Можешь идти.

Дверь хлопнула. Через минуту я услышал шелест бумаги, скрип, затем раздалось металлическое клацанье. Я чуть-чуть приоткрыл дверцы шкафа и через образовавшуюся щель одним глазом глянул в комнату.

Слэйд уселся в кресло с газетой на коленях и прикуривал от зажигал­ки толстую сигару. К его удовольствию. Кончик сигары быстро затлел, и Слэйд стал осматриваться в поисках пепельницы. Увидел ее на маленьком столике, поэтому встал и придвинул кресло, чтобы удобней до нее дотяги­ваться.

Этим движением он и мне облегчил задачу, поскольку сейчас сидел спиной ко мне. Я достал из кармана авторучку и очень медленно открыл дверцы шкафа. Комната была небольшой, и мне хватило всего лишь двух шагов, чтобы оказаться возле Слэйда. Все происходило без малейшего шума, но Слэйд начал поворачивать голову, видимо, реагируя на изменения освещения в комнате. Я воткнул ему кончик авторучки в складки жира на затылке и приказал:

— Сиди, как сидел, если не хочешь потерять голову.

Он замер без движений, а я протянул свободную руку ему через плечо под пиджак и нашел там пистолет в кобуре. Похоже, что в последнее время каждый старается вооружиться, а я становлюсь специалистом по разору­жению.

— Не двигайся, — еще раз приказал, делая шаг назад. Убедился, что пистолет заряжен, и снял его с предохранителя.

— Вставай!

Он послушно встал, все еще держа в руках газету.

— Подойди к противоположной стороне, подними руки и обопрись на стену.

Я сделал шаг назад и критически наблюдал эволюцию, к которой его принудил. Он знал, зачем я так поступаю: это самый безопасный способ для обыска. Он не был бы самим собой, если бы не попытался меня обма­нуть, но тут уж я среагировал молниеносно:

— Отодвинь ноги от стены и обопрись покрепче.

В такой позиции любая попытка сдвинуться привела бы к потере равновесия, а мне давала необходимое превосходство во времени.

Он отодвинул ноги от стенки, и я сразу заметил говорящую саму за себя дрожь в запястьях, поддерживающих вес тела. Я ловко обыскал его, выбросив содержимое карманов на кровать. Оружие отсутствовало, если не считать шприца для инъекций. Я бы так его назвал, увидев комплекты ампул. Зеленые, с левой стороны, гарантировали полную потерю сознания в течение шести часов, а красные, с правой стороны, обеспечивали смерть в течение тридцати секунд.

— А сейчас согни ноги в коленях и очень медленно опускайся вдоль стенки.

Он опустился, а я привел его в позицию, которую ранее применил про­тив Флита: лицом вниз, руки широко расставлены. Нужно быть лучшим спортсменом, чем Слэйд, чтобы застать меня врасплох из такого положе­ния. Флиту это, может быть, и удалось бы, если б я не держал на его позво­ночнике дуло карабина, но Слэйд был для этого стар и слишком толст.

Он лежал, повернув голову набок и прижимаясь правой щекой к полу, зло глядя на меня левым глазом. Впервые заговорил:

— Откуда ты знаешь, что ко мне сейчас не придут?

— Ты не зря беспокоишься, — ответил ему. — Если кто-нибудь войдет в эту дверь, то ты — мертвец. — Я усмехнулся. — Особенно нелепо, если, скажем, войдет горничная, погибнешь ни за что.

— Что ты, черт возьми, делаешь? Окончательно сошел с ума? Думаю, ты действительно сумасшедший, а Тэггарт разделяет мое мнение. Ну, убери оружие и позволь мне встать.

— Должен признать, что ты легко не сдаешься, — удивленно заме­тил я. — Тем не менее, только шелохнись, и пристрелю тебя на месте.

В ответ он лишь заморгал одним глазом. Затем снова заговорил:

— Тебя за это повесят, Стюарт. Государственная измена по-прежнему карается смертью.

— Мне очень жаль. Но тебе, по крайней мере, это не грозит. Твое преступление — это не измена Родине, а обычный шпионаж. А шпионов, кажется, не вешают, во всяком случае, в мирное время. Можно было бы назвать это изменой, если бы ты был англичанин, но ты ведь русский.

— Ты сошел с ума! — воскликнул он с возмущением. — Я — рус­ский?

— Из тебя такой же англичанин, как из Гордона Лонсдэйла — кана­дец.

— Подожди, попадешь в руки Тэггарту. Уж он пропустит тебя через мясорубку.

— А как ты объяснишь факт, что сотрудничаешь с противником?

Стараясь имитировать возмущение, он пробормотал:

— Иди к черту, это моя работа! Ты поступал точно так же, как правая рука Кенникена. Я только выполняю приказы, а ты и этого не делаешь.

— Интересно. Ты получаешь довольно удивительные приказы. Рас­скажи мне еще что-нибудь.

— Я не буду разговаривать с изменником, — гордо парировал он.

Должен признать, что в тот момент я почувствовал к нему опреде­ленное уважение. Находясь в исключительно унизительном положении, с пистолетом, приставленным к голове, он и не думал сдаваться, а был готов бороться до конца. Мне самому пришлось пережить похожие ситуации в Швеции при Кенникене, и я великолепно знал, как такая жизнь действует на нервы: живешь одним днем, никогда не зная, расшифрован ты или нет. Слэйд тем временем пытался меня убедить, что он чист как свежевыпав­ший снег. Но я прекрасно осознавал, что если хоть на долю секунды утрачу бдительность и позволю ему перехватить инициативу, в тот же момент буду покойником.

— Можешь не стараться, Слэйд. Я слышал, как ты говорил Ильичу, что меня нужно убить, и не пытайся убедить, что Тэггарт отдал такой приказ.

— Это правда, — уверил он меня не моргнув глазом. — Тэггарт дума­ет, что ты перешел на сторону противника, и честно говоря, этому трудно удивляться, приняв во внимание твои поступки.

Я едва не расхохотался, услышав такую наглую ложь.

— Ну и фрукт же ты! Лежишь здесь с перекошенной мордой и рас­сказываешь мне такие вещи. Может, Тэггарт попросил тебя также и о том, чтобы русские выполнили эту работу для него.

— Так уже было. Ты убил Джимми Биркби.

Я невольно стиснул палец на спусковом крючке и сделал глубокий вдох, чтобы прийти в себя. Ответил ему, стараясь говорить спокойно:

— Ты никогда не был так близок к смерти, как сейчас. Ты не должен вспоминать Биркби, рана еще кровоточит. Комедия закончена, ты проиграл и хорошо знаешь об этом. Расскажи мне сейчас все, и советую тебе пото­ропиться.

— Иди к черту! — бросил он угрюмо.

— Скорее, ты сейчас ближе к обществу чертей. Послушай, если речь идет обо мне, то мне совершенно безразлично, англичанин ты или русский, предатель или шпион. Плевал я и на патриотизм — уже забыл, что это такое. Для меня это чисто личное, сугубо частное, если так можно выра­зиться, что, как тебе известно, является причиной и фоном большинства убийств. По твоему указанию Элин едва не погибла в Асбырги, а мину­ту назад слышал, как ты отдал приказ убить меня. Поэтому, если сейчас нажму на спусковой крючок, то это будет самооборона.

Он приподнял голову и повернул ее, стараясь глядеть прямо на меня.

— Но ты этого не сделаешь.

— Ты так думаешь?

— Да, — уверенно ответил он. — Я тебе уже говорил когда-то, что ты слишком мягок. Может быть, в других обстоятельствах, например, если бы я бросился бежать или во время перестрелки; но ты не выстрелишь в чело­века, лежащего на земле. Ты ведь английский джентльмен.

У него это прозвучало как ругательство.

— Я бы не делал ставку на эту лошадь. С шотландцами никогда не угадаешь.

— Не думаю, чтобы это имело какое-нибудь значение, — равнодушно бросил он.

Я видел, что он без малейшей дрожи смотрит в дуло пистолета, и дол­жен честно признать, заслуживал уважения. Он разбирался в людях и знал, насколько далеко я могу пойти, если речь идет об убийстве. Он отдавал себе отчет, что если бы на меня напали, я бы стрелял, чтобы убить, но он был уверен, что, пока лежит на полу совершенно безоружный, ему ничего не грозит.

Он усмехнулся.

— Ты уже доказал мою правоту. Попал Юрию в ногу, а почему не в сердце? Кенникен рассказывал, что ты стрелял с другого берега реки так метко, что мог выбрить его людей бесплатно и без парикмахера. У тебя была возможность послать Юрия на тот свет, но ты этого не сделал!

— Может, у меня не было желания. Но я убил Григория.

— В пылу схватки, или ты, или он. Каждый может принять подобное решение.

У меня возникло неприятное ощущение, что инициатива переходит к нему, и я решил принять меры.

— Я хочу, чтобы ты заговорил, а мертвый ничего не скажет. Начнем с того, что объяснишь мне, для чего предназначается электронный прибор.

Он бросил на меня презрительный взгляд и сжал губы.

Я глянул на пистолет, который держал в руке. Бог знает, зачем он носил его. У этой хлопушки было одно достоинство: при стрельбе она производи­ла мало шума и почти отсутствовал огонь из дула. Если выстрелить из нее в толпе на улице, никто не обратил бы на выстрел особого внимания.

Я посмотрел на выпученный глаз и послал пулю, прострелив Слэйду ладонь правой руки. Он конвульсивно дернулся, а в тот момент, когда я снова приложил пистолет к его голове, издал приглушенный хрип. Звук выстрела оказался настолько слабым, что даже окна не задребезжали.

— Может, действительно я тебя убью, но буду отстреливать кусочек за кусочком, если не станешь вежливым. Кенникен может засвидетельство­вать, что рука у меня пригодна для хирургических операций. Есть более страшные вещи, чем получить пулю в лоб. Спроси у Кенникена.

Из ладони сочилась кровь, стекая на пол, но Слэйд не вздрогнул, не спуская взгляда с пистолета в моей руке. Высунул язык и облизал спекши­еся губы.

— Ты — сукин сын! — прошептал.

Зазвонил телефон.

Мы смотрели друг на друга, а тем временем звонок забренчал в чет­вертый раз. Я обошел Слэйда вокруг, подальше от его ног, взял телефон вместе с подставкой и поставил рядом с ним.

— Сними трубку и помни о двух вещах: во-первых, я хочу слышать, что говорят, а во-вторых, не забывай, что на твоей жирной туше есть еще много мест, которыми могу заняться, — я потряс пистолетом. — Подними трубку.

Он неловко взял трубку левой рукой.

— Алло!

Я снова потряс оружием, и он выше поднял телефон, давая мне воз­можность слышать голос в трубке.

— Говорит Кенникен, — услышал я скрипучий голос.

— Веди себя естественно, — шепнул я.

Слэйд облизал губы.

— В чем дело? — хрипло спросил он.

— Что с твоим голосом? — поинтересовался Кенникен.

Слэйд откашлялся, не спуская глаз с пистолета.

— Простыл. Чего хочешь?

— Девушка у меня.

Наступила тишина. Я чувствовал, как сердце колотится в груди. Слэйд побледнел, заметив, что мой палец захватил спусковой крючок и медленно начинает его нажимать.

— Где она была? — шепнул я.

Слэйд нервно закашлялся и спросил:

— Где ее нашли?

— В аэропорту Кеблавика, она скрывалась в бюро исландских аэро­линий. Мы знали, что у нее брат — пилот, и мне пришло в голову поискать ее там. Увели ее без неприятностей.

Вполне вероятно, что так и случилось.

— Куда сейчас? — шепнул я Слэйду, приставив пистолет к затылку.

Он повторил вопрос, на что Кенникен ответил:

— На обычное место. Когда ты появишься?

— Скажи, что уже выходишь, — подсказал я, крепче прижимая писто­лет к жирным складкам.

— Уже выхожу, — сказал Слэйд, и в тот же момент я быстро отключил телефон.

Отскочил назад на случай, если он попытается что-либо предпринять, но Слэйд лежал без движения и пялился на телефон. Мне хотелось выть, но предстояло начать действовать.

— Ты ошибся, Слэйд, я в состоянии тебя убить. Сейчас ты знаешь об этом очень хорошо, верно?

Впервые увидел, что он боится. Его толстый подбородок трясся, он не мог сдержать дрожь нижней губы и напоминал в этот момент перепуганно­го мальчишку, который вот-вот разразится ревом.

— Что значит «на обычное место»? — спросил я.

Он бросил на меня полный ненависти взгляд, но ничего не сказал.

Я оказался в тупике. Если бы его убил, уже ничего бы из него не вытя­нул, а с другой стороны, не мог его и слишком покалечить, чтобы он не вызывал нездорового интереса у людей на улицах Рейкьявика.

К счастью, Слэйд не мог проникнуть в мои мысли, поэтому я за­метил:

— Когда с тобой закончу, ты еще будешь жив, однако пожалеешь, что я тебя не убил.

Я выстрелил. Он резко вздрогнул, когда пуля прошла рядом с левым ухом. Как и раньше, выстрел почти не произвел шума. Видимо, Слэйд поработал над патронами, отсыпав часть пороха для уменьшения шума; эта старая штучка годится, если нам нужно не обращать на себя внимание. При удачном исполнении и выстреле с небольшого расстояния пуля не теряет своих убойных качеств. Это более эффектный выход, чем применение глу­шителя, приспособления явно переоцениваемого, которое может оказаться опасным для самого владельца. Глушитель хорош лишь в случае необхо­димости сделать один тихий выстрел, потому что сразу после выстрела стальная вата создает сильное встречное сопротивление, что грозит стрел­ку потерей руки.

— Я неплохо стреляю, но и не так уж и хорошо, — продолжал я. — На этот раз пуля пошла туда, куда и целился, но только ты знаешь возможно­сти своей игрушки. Мне кажется, что пуля уходит слегка влево, поэтому если решу отстрелить тебе правое ухо, ты сможешь проверить крепость своей головы.

Я сдвинул немного пистолет и прицелился. Он не выдержал: нервы подвели.

— Перестань!

Эта разновидность русской рулетки пришлась ему явно не по вкусу.

Я прицелился в его правое ухо.

— Где тебя ждет Кенникен?

Лицо у него лоснилось от пота.

— В Тингвадлаватн.

— В том самом доме, куда меня привезли из Гейсир?

— Да.

— Лучше тебе не ошибаться, — предостерег его. — У меня мало вре­мени, чтобы тратить его на гонки по всей южной Исландии.

Я опустил пистолет, и напряжение на лице Слэйда ослабло.

— Еще рано радоваться, — сказал ему. — Ты ведь не считаешь, что я тебя здесь оставлю.

Я подошел к столику у кровати и открыл чемодан Слэйда. Достал чистую рубашку и бросил ему.

— Разорви ее на полосы и перевяжи себе руку. Не вставай при этом с пола и забудь о таких мудрых идеях, как метание в меня рубашки.

Пока Слэйд неуклюже раздирал ткань, я принялся шарить в его чемо­дане. Нашел две обоймы и положил их себе в карман.

Из шкафа достал плащ Слэйда, который осмотрел еще раньше.

— Стань лицом к стене и надень.

Я не спускал с него бдительного взгляда, опасаясь какого-нибудь под­воха. Знал, что если сделаю хоть один фальшивый шаг, Слэйд его исполь­зует. Нельзя считать глупым человека, сумевшего проскользнуть в самое сердце британской разведки.

Я забрал с кровати паспорт и бумажник Слэйда и положил себе в кар­ман. Бросил ему шляпу, которая пролетела через комнату и опустилась у его ног.

— Прогуляемся немного. Держи забинтованную руку в кармане плаща и веди себя, как английский джентльмен, до которого тебе, кстати, далеко. Одно неосторожное движение, и без колебаний застрелю тебя даже в самом центре Рейкьявика. Ты же отдаешь себе отчет, что Кенникен не должен был поднимать руку на Элин?

Он сказал, стоя лицом к стене:

— Еще в Шотландии я предупреждал, чтобы ты не впутывал в это дело девушку.

— Ох, какой умный! Но если с ней что-нибудь случится, ты будешь грызть землю. Может, ты и был прав, утверждая, что я не могу убивать, но сейчас тебе уже нечего на это рассчитывать, ибо кусочек ногтя Элин значит для меня больше, чем вся твоя паршивая туша. Я не остановлюсь ни перед чем для ее защиты.

— Верю, — тихо сказал он и вздрогнул.

Я знал, что он говорит правду. Ему стало ясно, что имеет дело с чем- то более глубоким, чем патриотизм или лояльность. В игру входили более фундаментальные понятия: он прекрасно отдавал себе отчет, что, целясь в шпиона, я мог бы еще сомневаться, но без малейшей жалости я убил бы любого, ставшего между мной и Элин.

— Ну, хорошо, — нарушил я тишину. — Бери шляпу и пойдем.

Я вывел его в коридор, приказал закрыть дверь и забрал ключ. Пере­бросил через руку один из его пиджаков, скрывая под ним оружие. Шел за ним шаг в шаг с правой стороны. Мы вышли из отеля и двинулись по улице к месту, где я оставил автомобиль Нордлингера.

— Садись за руль, — приказал я.

При посадке в машину мы продемонстрировали несколько сложных балетных па, потому что, открывая дверцы и усаживая его за руль, я дол­жен был внимательно следить, как бы он не воспользовался случаем, и одновременно стараться чтобы наши пируэты не привлекли внимание про­хожих.

Наконец удалось усадить его и самому устроится на заднем сидении.

— Будешь вести машину, — сообщил ему.

— А моя рука? — запротестовал он. — Я не в состоянии сидеть за рулем.

— Справишься, меня твоя рука не интересует. Поедешь, даже если будешь выть от боли. Не превышай скорость выше пятидесяти километров в час и выбрось из головы мысль об аварии. У меня есть кое-что для избав­ления от подобной идеи.

Я приложил к его шее холодный металл пистолета.

— Он будет твоим спутником всю дорогу. Представь, что ты узник, а я один из сталинских соколов из давних, злых времен. Тогда распространен­ным видом казни был внезапный выстрел в затылок, верно? Если будешь непослушным, пуля тебя достанет. Ну, поехали, только осторожно, потому что мой палец на спуске очень чувствителен к резким толчкам.

Ему не нужно было говорить, куда ехать. Мы выехали за город. Он вел машину молча. Когда оказались на шоссе, выполняя мою инструкцию, ни разу не превысил скорость пятьдесят километров в час. Думаю, однако, так случилось не из-за его послушания, а потому, что при переключении скоро­стей боль в руке усиливалась. Наконец он прервал молчание:

— Чего ты хочешь этим добиться, Стюарт?

Я оставил его вопрос без ответа, так как занимался содержимым его бумажника. Там не оказалось ничего, что, казалось, должно быть у мастера шпионажа и одновременно двойного агента — никаких чертежей супер­нового управляемого снаряда или смертоносного лазерного луча. Толстую пачку банкнот и кредитных карточек я переложил в свой карман, они могли пригодиться, операция в Исландии крепко ударила по карману. Если бы Слэйду удалось каким-то чудом сбежать, отсутствие денег значительно ухудшило бы его шансы.

Слэйд и не думал сдаваться.

— Кенникен не поверит ни одному твоему слову. Он не среагирует на твой блеф.

— Лучше, чтобы поверил! — твердо сказал я. — И для тебя же лучше. К тому же мне не придется блефовать.

— Тебе будет очень трудно переубедить его.

— Не старайся слишком часто это подчеркивать, — холодно посо­ветовал. — Я могу убедить его, показав твою правую руку с перстнем на среднем пальце.

Это заставило его на время затихнуть, переключив внимание на дорогу.

Шевроле подпрыгивал и покачивался на мягких рессорах, попадая колесами в трещины и выбоины разбитой дороги. При большой скорости езда была бы более приятной, но при таком раскладе мы преодолевали в отдельности каждую горку и каждую долинку.

Многое отдал бы, чтобы как можно быстрее оказаться рядом с Элин, однако увеличение скорости было слишком опасным: при пятидесяти кило­метрах в случае преднамеренной аварии, устроенной Слэйдом, у меня оста­вались шансы застрелить его и выйти из ситуации целым и невредимым.

Я обратился к Слэйду:

— Вижу, ты уже отказался уверить меня в своей невиновности.

— А зачем, ведь ты и так не поверил бы, что бы тебе ни сказал.

Он попал в яблочко.

— Но я хотел бы кое-что выяснить, — не уступал. — Откуда ты узнал о моей встрече с Джеком Кейси в Гейсир?

— Когда разговариваешь с Лондоном по открытой линии, нужно счи­таться с тем, что и другие могут слышать.

— Значит, ты подслушивал разговор и передал информацию Кенникену.

Он слегка повернул голову.

— А откуда знаешь, что слышал не Кенникен?

— Смотри вперед! — резко бросил ему.

— Ну, хорошо, Стюарт, прекратим глупое фехтование словами. При­знаюсь во всем. Ты был прав с самого начала, но это ничего тебе не даст.

Ты навсегда останешься в Исландии. — Он закашлялся. — Что меня выдало?

— Кальвадос.

— Кальвадос? — переспросил он, не поняв. — Что ты, черт возьми, имеешь в виду?

— Я знал, что Кенникен пьет кальвадос. Кроме меня, никто не имел об этом ни малейшего понятия.

— Ясно! И поэтому спросил у Тэггарта об алкогольных склонностях Кенникена. Я никак не мог понять, зачем тебе это. — Он сгорбился и задумчиво продолжил: — Все из-за проклятых мелочей. Принимаешь во внимание каждую возможность, учишься годами, приобретаешь новое обличье, новую индивидуальность и думаешь, что находишься в безопас­ности. А тут ни с того ни с сего вдруг выскакивает какая-то мелочь, как эта бутылка кальвадоса, которую ты видел у человека, распивавшего ее сто лет назад. Но ведь этого слишком мало, чтобы быть до конца уверенным?

— Во всяком случае, достаточно для размышлений. Разумеется, нашлось еще кое-что: Линдхольм, который удачно оказался в нужное время в нужном месте, хотя еще мог считать это стечением обстоятельств. Я начал тебя серьезно подозревать только тогда, когда ты послал за мной Филипса в Асбырги. Тут ты совершил роковую ошибку. Нужно было послать Кенникена.

— Тогда его не было у меня под рукой, — он цокнул языком. — Я дол­жен был сам поехать.

Я тихо рассмеялся.

— Тогда попал бы туда, куда и Филипс. Поблагодари судьбу.

Я выглянул через открытое окно на дорогу и слегка наклонился вперед, проверить положение рук и ног Слэйда и убедиться, что он не пытается усыпить мою бдительность, втягивая в разговор.

— Думаю, что когда-то действительно существовал человек по фами­лии Слэйд.

— Да, был такой парень, — согласился он. — Его нашли во время войны в Финляндии, ему тогда исполнилось пятнадцать лет. Родители — граждане Великобритании, погибли во время налета наших штурмовиков. Мы взяли его под свою опеку, а потом произвели замену на меня.

— Точно так, как и в случае с Гордоном Лонсдэйлом, — заметил я. — Удивляет, как ты мог выйти сухим из воды после проверок, связанных с делом Лонсдэйла.

— Сам удивляюсь, — мрачно ответил он.

— А что случилось с молодым Слэйдом?

— Может, попал в Сибирь. Хотя, не думаю...

Я полностью разделял его сомнения. После основательного допроса Слэйд Номер Один наверняка оказался в неизвестном месте в метре под землей.

— Какая у тебя настоящая фамилия? Русская?

Он засмеялся.

— Совершенно не помню. Я был Слэйдом большую часть своей жизни, так долго, что моя предыдущая жизнь в России кажется только сном.

— Перестань, никто не забывает свою фамилию.

— Я себя считаю Слэйдом. И хочу им остаться.

Заметил, что он держит руку вблизи ящичка на приборной доске.

— Сосредоточься на управлении, — сухо посоветовал. — В том ящике найдешь лишь быструю тихую смерть.

Не особенно торопясь, он убрал руку и положил ее на руль. По нему было видно, что уже оправился от страха и начинает восстанавливать уверенность в себе, поэтому я должен был следить за ним особенно вни­мательно.

Через час после выезда из Рейкьявика добрались до боковой дороги, ведущей к озеру Тингвадлаватн и дому Кенникена. Наблюдая за Слэйдом, я понял, что он собирается проехать мимо.

— Только без идиотских номеров! Ты ведь хорошо знаешь дорогу.

Он быстренько притормозил и свернул направо. Сейчас ехали еще худшей

дорогой, подпрыгивая на выбоинах. Я помнил трассу после недавней поездки с Кенникеном и подсчитал, что цель нашей поездки должна находиться где-то в восьми километрах от поворота. Наклонившись вперед, я бросал взгляд то на спидометр, то в окно, стараясь найти какую-нибудь знакомую деталь пейзажа, и одновременно не спускал глаз со Слэйда. Приходилось довольствоваться двумя глазами, хотя мне пригодился бы еще один глаз.

Наконец вдалеке возник дом Кенникена, во всяком случае, мне так показалось, до этого его видел только в темноте. Я приложил оружие к шее Слэйда и приказал:

— Проедешь мимо дома, ни быстрее, ни медленнее, попросту придер­живайся обычной скорости, до тех пор, пока не скажу остановиться.

Когда мы проехали подъезд, ведущий к дому, посмотрел краем глаза в ту сторону. Дом стоял в метрах четырехстах от дороги, и я был уже почти уверен, что мы находимся в нужном месте. Последние сомнения исчезли, когда увидел тянущийся с левой стороны поток застывшей лавы — имен­но здесь состоялась моя последняя встреча с Джеком Кейсом. Я хлопнул Слэйда по плечу.

— Скоро слева ты увидишь лужайку, где берут лаву для строительных работ. Там и остановишься.

Я ударил ногой в дверцу автомобиля и громко выругался, делая вид, что ушибся. Преднамеренно устроил балаган, чтобы разрядить пистолет и заглушить звуки, возникающие при этом, о чем Слэйд не должен был знать. Я намеревался проверить на нем крепость рукоятки пистолета, а при заря­женном оружии такой шаг мог кончиться для меня самострелом в живот.

Он съехал с дороги, и не успели еще колеса полностью остановиться, как я с размаху врезал ему по шее, поближе к затылку. Он со стоном упал вперед, упираясь ногами в педали тормоза и газа. Какую-то минуту авто­мобиль опасно прыгал и дергался, но, наконец, мотор заглох, и мы замерли на месте.

Я достал из кармана обойму и снова зарядил пистолет, а затем вни­мательно осмотрел Слэйда. Удар мог с успехом сломать ему шею, но к счастью, оказалось, что Слэйд лишь в бессознательном состоянии, в чем убедился, с силой нажимая на простреленную ладонь: ни одна мышца не дрогнула.

Я должен был тогда убить его. Информация, которую он получал за все годы работы в Конторе, представляла смертельную угрозу, и моим долгом, как сотрудника той же Конторы, было проследить, чтобы она оказалась вычеркнутой раз и навсегда. Но в тот момент эта мысль даже не возникла у меня в голове. Слэйд нужен мне в качестве заложника, а в мои намерения не входил обмен мертвыми заложниками.

Один крупный государственный деятель как-то сказал, что если бы ему пришлось выбирать между изменой стране и изменой другу, то он надеется найти в себе достаточно мужества, чтобы предать свою собственную стра­ну. Элин была для меня больше, чем другом, была всей моей жизнью, и если мог ее вернуть, отдав им Слэйда, то я готов это сделать.

Вышел из автомобиля и открыл багажник. Полотно, в которое были завернуты карабины, пригодилось в самый раз — разорвал его на полосы, связав ими руки и ноги Слэйда. Потом затащил его в багажник и захлоп­нул крышку.

Карабин Филипса вместе с патронами спрятал в расщелину на поверх­ности лавы поблизости от автомобиля, оставив при себе «пушку» Флита. Перевесил ее через плечо и зашагал в сторону дома. У меня возникло пред­чувствие, что «пушка» мне еще пригодится.

Когда я находился здесь последний раз, пришлось передвигаться в полной темноте. Бежал наобум, не зная местности, но сейчас при дневном свете убедился, что могу приблизиться к дому на расстояние сто метров, оставаясь практически невидимым. Неровную поверхность пересекали три потока лавы — свидетельства давних извержений, обра­зовав затвердевшие хребты, полные расщелин и дыр. Всю поверхность покрывала толстая подушка мха. Я передвигался медленно, и прошло не менее получаса, прежде чем приблизился к дому на безопасное рас­стояние.

Лежа на мху, внимательно осмотрел дом. Вне всяких сомнений, это было уже известное мне пристанище Кенникена. Окно комнаты, где меня допрашивали, зияло дырой: стекло и занавески отсутствовали, в последний раз они пылали в огне.

Рядом с дверью стоял автомобиль. Разогретый воздух, слегка колышу­щийся над капотом двигателя, показывал, что мотор еще не остыл. Похоже, что недавно кто-то на нем приехал. Поездка к дому Кенникена заняла у меня много времени, но ему самому пришлось проделать более длинный путь, из Кеблавика, поэтому я надеялся, что он еще не приступил к реа­лизации своего плана выведать у Элин место моего убежища. Возможно также, что он подождет прибытия Слэйда. Оставалась лишь надежда, что я не ошибаюсь в своих предположениях.

Я сорвал большой пласт мха и прикрыл им карабин Флита вместе с пачкой патронов. Он представлял сейчас для меня один из элементов подстраховки: в багажнике, а тем более в доме, был бы абсолютно бес­полезным, здесь же мог легко до него добраться, быстро отбежав от двери дома.

Поднявшись, я начал тяжелый переход по поверхности лавы до дома. У меня создалось впечатление, что это самый тяжелый путь, какой когда- нибудь приходилось преодолевать. Я чувствовал себя, как приговоренный к смерти по дороге на эшафот. Шел открыто к двери дома, надеясь, что стоящий там охранник из интереса пропустит меня, а не застрелит в десяти шагах от порога.

Ступая по хрустящей под ногами лаве, подошел к автомобилю и небрежным движением провел рукой по капоту. Я оказался прав: двигатель еще не остыл. За одним из окон заметил какое-то резкое движение, поэтому направился дальше к двери дома. Нажал на кнопку звонка, внутри разда­лась изысканная мелодия курантов. Какое-то время ничего не происходи­ло, но вскоре услышал звуки шагов по хрустящей лаве. Посмотрел вбок и увидел мужчину, выходящего из-за угла дома слева от меня. Глянул вправо и увидел еще одного. Оба направлялись в мою сторону с решительными лицами.

Я улыбнулся им и еще раз нажал на кнопку звонка. Куранты зазвучали мелодично, как в домах маклеров. Дверь открылась, на пороге стоял Кенникен. В руке держал пистолет.

— Я из страхового общества, — представился ему. — Как там твоя страховка, Вацлав?


VIII


Кенникен безразлично смотрел на меня, целясь пистолетом прямо в сердце.

— Почему бы мне тебя сейчас не убить?

— Именно об этом и хотел с тобой поговорить. Ты бы очень плохо поступил, отправляя меня на тот свет.

За спиной слышал шаги моих крайних нападающих, готовых присту­пить к уничтожению.

— Тебе интересно, зачем я пришел? Не удивляет мой приход и звонок в твою дверь?

— Да, действительно, это довольно интригующе. Ты не будешь воз­ражать, если мои ребята тебя обыщут?

— Ну почему же, — заверил его.

Почувствовал на себе их тяжелые руки. Забрали у меня пистолет Слэй­да и обойму с патронами.

— Это верх негостеприимства, — запротестовал я, — столько держать у порога... Что о тебе подумают соседи?

— Нет у нас никаких соседей, — он посмотрел на меня с интересом. — Ты хорошо владеешь собой, Стевартсен. Видимо, чокнулся. Но входи.

— Спасибо, — поблагодарил и зашагал за Кенникеном в знакомую комнату, где мы уже вели приятную беседу. Бросил взгляд на пропалины в ковре.

— Я слышал недавно какие-то сильные взрывы.

— Ловко ты все сделал, — он указал пистолетом на кресло. — Садись туда, где и раньше сидел. Можешь убедиться, что камин в этот раз хо­лодный.

Сам он уселся напротив меня.

— Прежде чем что-нибудь скажешь, знай, что у нас твоя девушка, Элин Рагнарсдоттир.

Я вытянул ноги.

— Зачем она вам нужна?

— Мы хотели использовать ее для поимки тебя. Но, похоже, в этом нет необходимости.

— Так для чего ее здесь дальше держать? Выпусти ее.

Он усмехнулся.

— Ты действительно смешон, Стевартсен. Жаль, что английская опе­ретта переживает упадок, ты мог бы в ней прилично зарабатывать.

— Тебе, видимо, известно, какой энтузиазм вызывает мое появление в рабочих клубах. На такого старого марксиста, как ты, это должно про­извести впечатление. Но к делу. Элин выйдет из этого дома без единой царапины, ты разрешишь ей уйти.

Он прищурил глаза.

— Лучше объясни, что ты задумал.

— Я пришел сюда по собственному желанию. Ведь не считаешь, что я поступил бы так, если бы не мог побить твоего туза. Дело в том, что Слэйд у меня в руках. Око за око, зуб за зуб. — Он широко раскрыл глаза. — Впрочем, о чем говорю, ведь ты не знаешь никакого Слэйда. Сам об этом мне сказал, а всем известно, что Вацлав Викторович Кенникен — человек чести и никогда не унизится до лжи.

— Допустим, что знаю твоего Слэйда. Какие доказательства, что ты говоришь правду? Твое слово?

Я потянулся рукой во внутренний карман пиджака, но остановился, увидев направленный на меня пистолет.

— Не бойся. Ты ведь не против, чтобы поискал желаемое доказатель­ство?

Он махнул пистолетом, разрешая. Я вынул паспорт Слэйда и бросил ему. Он наклонился, чтобы поднять его. Одной рукой перелистал и остановился на фотографии, внимательно рассматривая ее. Затем резко захлопнул его.

— То, что у тебя есть паспорт Слэйда, отнюдь не доказывает, что и его владелец у тебя в руках. Наличие паспорта еще ни о чем не говорит, у меня самого масса различных паспортов на разные фамилии. Во всяком случае, я не знаю никакого Слэйда. Эта фамилия мне ни о чем не говорит.

Я рассмеялся.

— Что-то непохоже на тебя — разговариваешь сам с собой. Факт, что почти два часа назад ты вел телефонный разговор с несуществующим человеком из отеля «Борг» в Рейкьявике.

И я скрупулезно повторил содержание его разговора со Слэйдом.

— Разумеется, я мог кое-что перепутать в его ответах, поскольку Слэйд вообще не существует.

Его лицо напряглось.

— Ты обладаешь очень опасной информацией.

— Больше, держу в руках Слэйда. Он уже находился под моим кон­тролем, когда разговаривал с тобой по телефону. Я держал пистолет на его толстой шее.

— А где он сейчас?

— О, небеса! Вацлав, не забывай, что разговариваешь со мной, а не с такой гигантской, придурковатой обезьяной, как Ильич.

Он пожал плечами.

— Всегда стоит попробовать.

Я усмехнулся.

— Ты должен больше стараться. Могу только сказать: если у тебя есть намерение его искать, то в тот момент, когда его найдешь, он будет холод­ным трупом. Таков приказ.

Кенникен задумчиво подергал нижнюю губу.

— Ты отдал этот приказ или получил его?

Я наклонился вперед и начал лгать как нанятый.

— Чтобы не было никаких сомнений: приказ исходил от меня. Если ты либо кто другой из твоего окружения приблизитесь в Слэйду, он — мертвец. Именно такой отдал приказ, и можешь быть уверен, он будет выполнен.

Любой ценой должен выбить у него из головы мысль, что я — испол­нитель чьих-то приказов. Единственным человеком, который мог меня выдать, был Тэггарт, а это означало, что игра Слэйда закончена. Поэтому если бы Кенникен хоть на секунду заподозрил, что Тэггарт расшифровал Слэйда, то подсластил бы горечь поражения, отправив меня и Элин на тот свет, а сам, словно вихрь, умчался бы в Россию.

Для усиления своих аргументов я добавил:

— Когда попаду в руки людей из Конторы, могу здорово получить по шее, но пока мои приказы исполняются. Если ты приблизишься к Слэйду, пуля отправит его на тот свет.

Кенникен мрачно усмехнулся.

— А кто нажмет на спусковой крючок? Ты ведь сказал, что не работа­ешь на Тэггарта, похоже, что действуешь в одиночку.

— Ты недооцениваешь исландцев. Я знаю их очень хорошо, у меня, как и у Элин, здесь масса друзей. И должен знать, что им не нравится то, что ты здесь вытворяешь, и вообще им не нравится, что одному из их круга угрожает опасность.

Я уселся в кресле поудобней.

— Посмотри на дело с другой стороны. Исландия большая страна с небольшим населением, где каждый знает каждого. Черт побери, если серьезно разобраться с их генеалогией, что, кстати, они охотно делают, то окажется, что все они повязаны родственными узами. Кроме шотландцев, я не встречал другого такого народа, который был бы влюблен в собственное происхождение. Поэтому никому не безразлична судьба Элин Рагнарсдоттир. Послушай, эта страна не какой-то людской муравейник, где сосед не знает соседа. Похитив Элин, ты восстановил всех против себя.

Кенникен задумался. Я надеялся, что дал ему достаточно пищи для размышлений, однако время неумолимо уходило, и мне пришлось прижать его еще сильней:

— Я хочу видеть Элин сейчас, здесь, в этой комнате, целой и невреди­мой. Если с ней что-нибудь случилось, то ты об этом пожалеешь.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Ты, разумеется, не поставил в известность местные власти. В про­тивном случае полиция уже окружила бы дом.

— Ты абсолютно прав. Я не сделал этого, и у меня были серьезные причины. Во-первых, это вызвало бы международный скандал, что было бы достойным сожаления инцидентом. Во-вторых, и что более важно, местные власти могли бы лишь депортировать Слэйда. Мои же друзья не щепетильны, если возникнет необходимость, убьют его.

Я наклонился и ткнул Кенникена в колено указательным пальцем.

— А потом донесут на тебя в полицию, и ты уже не сможешь спрятать­ся от полицейских и дипломатов, — я выпрямился. — Хочу видеть Элин, и немедленно.

— Думаю, ты говоришь правду, но дело в том, что я однажды тебе уже поверил, — голос его затих, и он закончил шепотом: — А ты меня предал.

— У тебя нет выбора. А чтобы тебе лучше думалось, скажу еще кое- что: я установил лимит времени. Если в течение трех часов мои друзья не получат известия от Элин, причем непосредственно от нее, то Слэйд полу­чит то, что заслужил.

Кенникен явно советовался сам с собой. Ему необходимо было принять решение, а это дело непростое.

— A твои исландские друзья, — начал он, — знают, кто такой Слэйд?

— Тебя интересует, знают ли они, что он работает в русской разведке, или его положение в английской разведке? — Я покачал головой. — Знают лишь, что он — заложник, которого нужно обменять на Элин. Ничего боль­ше им не сказал. Считают вас бандитской шайкой, и клянусь, они недалеки от истины.

Это перевесило. Он решил, что, кроме меня и Элин, действительно никто даже не представляет, что Слэйд является двойным агентом. Исходя из этого предположения, которое, бог знает, было ли правдой, учитывая, что мои исландские друзья существовали только в моем воображении, он оказался готов к акции обмена. Кенникен мог выбирать: пожертвовать Слэйдом, из которого столько лет с таким трудом строили троянского коня, или выпустить на свободу не представляющую никакого интереса житель­ницу Исландии. Ответ очевиден. Отдавая Элин, он ничем не ухудшал свое положение, но при всем том я был уверен, что Кенникен лихорадочно пере­бирал варианты, чтобы перехитрить меня.

Он вздохнул и заявил:

— Во всяком случае, ты можешь увидеть девушку.

Кивнул мужчине, стоявшему за мной, и тот сразу вышел из комнаты.

— Ты вляпался прилично, — продолжал я дразнить, — и не думаю, что Бакаев обрадуется этой истории. На этот раз тебе гарантирована Сибирь, если не хуже, а все из-за Слэйда. Забавно, да? Из-за Слэйда провел четыре года в Ашхабаде, а на что можешь надеяться сейчас?

В его глазах появилось выражение боли.

— То, что ты говорил о роли Слэйда в Швеции, это правда?

— Да, Вацлав. Именно он подкапывался под тебя.

Он раздраженно покачал головой.

— Я чего-то здесь не понимаю. Ты говоришь, что хочешь отдать Слэй­да в обмен на девушку: как можно ожидать таких действий от сотрудника Конторы?

— Бог свидетель, Вацлав, но ты меня не слушаешь. Я давно уже не сотрудник Конторы, ушел четыре года назад.

Подумав, он спросил:

— Хорошо, но где твоя лояльность?

— Это мое дело, — жестко ответил я.

— Ты готов пожертвовать всем миром ради девушки? — иронически спросил он. — Я окончательно от этого излечился, а ты был моим цели­телем.

— Ты снова о своем. Если бы вместо того, чтобы прыгать, упал тогда на землю, я бы убил тебя без всякой халтуры.

Дверь открылась, и под охраной вошла Элин. Я хотел было встать, но тут же опустился в кресло, увидев предостерегающе поднятый пистолет в руке Кенникена.

— Привет, Элин. Извини, что не встаю.

При виде меня на ее бледном лице появилось выражение угнетен­ности.

— И ты тоже!

— Я здесь по собственной воле. Все в порядке? Тебе ничего не сделали?

— Ничего плохого, кроме того, что необходимо. Немного выкрутили руки.

Она дотронулась до раненого плеча.

Я улыбнулся.

— Пришел, чтобы забрать тебя отсюда. Сейчас уходим.

— У меня несколько иное мнение, — отозвался Кенникен. — Как ты собираешься это сделать?

— Нормально, через дверь.

— Так просто? — он усмехнулся. — А что со Слэйдом?

— Получишь его в целости и сохранности.

— Мой дорогой! Не так давно ты упрекал меня в отсутствии реализма. Придумай более реальный способ обмена, этот мне не нравится.

Я послал ему улыбку.

— И не надеялся, что ты на это клюнешь, но, как ты сам сказал, стоит попробовать. У меня такое впечатление, что мы сможем выработать какое- нибудь взаимовыгодное соглашение.

— Например?

Я потер ладонью подбородок.

— Ты выпускаешь Элин, она входит в контакт с нашими друзьями, а потом обменяешь меня на Слэйда. Все детали можно оговорить по теле­фону.

— Это звучит логично. Хотя не уверен, имеет ли смысл менять двух на одного.

— Жаль, что не сможешь спросить об этом Слэйда.

— Очко в твою пользу, — Кенникен беспокойно заерзал. Старался найти в моем плане какие-либо слабые места. — Слэйд вернется к нам целым и невредимым?

Я извиняюще улыбнулся.

— Ну, не совсем. Он потерял много крови, но это не беда, рана не смертельная. Кроме того, у него будет болеть голова. Но ведь это не твои заботы?

— Вот именно, — он встал. — Пожалуй, могу на это пойти, но хочу еще подумать.

— Только недолго, — предостерег его. — Помни о лимите времени.

Элин спросила меня:

— Ты действительно захватил Слэйда?

Я посмотрел на нее, молясь в душе, чтобы она меня не подвела, пыта­ясь передать скрытую информацию.

— Да, его опекают наши друзья под руководством Валтыра.

— Валтыр! — она согласно кивнула головой. — Тот справится с любым противником.

Я перевел взгляд на Кенникена, стараясь скрыть облегчение, которое принесли слова Элин.

— Поторопись, Вацлав, — подхлестнул его, — время уходит.

Он внезапно принял решение.

— Хорошо, сделаем так, как ты говоришь, — посмотрел на часы. — Но я тоже установлю лимит времени. Если в течение двух часов никто не позвонит, ты умрешь, несмотря на то, что случится потом со Слэйдом. Повернулся лицом к Элин. — Запомни это, Элин Рагнарсдоттир.

— И еще одно, — отозвался я, — прежде чем Элин выйдет, я должен с ней поговорить, ведь она не знает, где искать Валтыра.

— Сделаешь это при мне.

Я посмотрел на него с укором:

— Не прикидывайся идиотом. Было бы глупо с моей стороны рас­крыть тебе местонахождение Слэйда, ты мог бы попытаться вытащить его оттуда. А что потом случилось бы со мной? — Я осторожно встал. — Или поговорю с ней наедине, или вообще не буду разговаривать. Снова загоняю тебя в патовую ситуацию, но ведь ты наверняка понимаешь, что я должен беспокоиться о собственной шкуре.

— Да, в этом нет никаких сомнений, — он презрительно усмехнул­ся. — Можете разговаривать там, в углу, но я останусь в этой комнате.

Я кивнул Элин, и мы перешли туда, куда он указал. Повернулся спиной к Кенникену на случай, если одним из его талантов могло оказаться умение читать с губ на шести языках.

— Ты действительно захватил Слэйда? — шепнула Элин.

— Да, но ни Валтыр и никто другой об этом не знают. Я заправил Кен­никену вполне достоверную сказочку, но не до конца правдивую. Тем не менее, Слэйд в моих руках.

Она положила мне руку на грудь.

— Они напали внезапно, — сказала, — я ничего не могла сделать, Алан, боялась.

— Это уже не имеет значения. Сейчас отсюда выйдешь, а пока послу­шай, что ты должна сделать. Ты должна.

— Но ты здесь остаешься, — прервала меня она с болью в глазах

— Я не буду здесь долго торчать, если сделаешь то, что скажу. Слушай внимательно. Когда выйдешь из дома, то пойдешь вверх до дороги и свер­нешь влево. Пройдя около километра, наткнешься на настоящее чудо — большой американский автомобиль. Ни под каким предлогом не открывай багажник. Прыгай за руль и гони изо всех сил в Кеблавик. Ясно?

Она кивнула.

— А там что мне делать?

— Ты должна встретиться с Ли Нордлингером. Поднимешь шум и потребуешь встречи с агентом ЦРУ. Ли и все остальные будут клясться и божиться, что у них никого такого нет, но если будешь настойчива, навер­няка его разыщут. Можешь сказать Ли, что речь идет о приборе, который он тестировал, это должно сыграть. Парню из ЦРУ расскажешь всю историю, а потом откроешь багажник автомобиля, — я иронично усмехнулся. — Но не говори «багажник», а только «сундук», иначе американец может тебя не понять. Британский английский и американский — это иногда два разных языка.

— А что в середине?

— Слэйд.

От изумления она вытаращила глаза.

— В автомобиле? У них под носом?

— У меня оставалось мало времени, и я должен был действовать быстро.

— А что будет с тобой?

— Ты должна убедить цэрэушника, чтобы он сюда позвонил. С момен­та выхода отсюда в твоем распоряжении два часа, поэтому тебе придется постараться. Если увидишь, что не успеваешь, или работник ЦРУ не под­дается на уговоры, то позвонишь сама Кенникену и выдашь какую-нибудь убедительную версию. Уговори его на встречу с целью обмена меня на Слэйда; неважно состоится она или нет, мне это позволит выиграть время.

— А если американцы мне не поверят?

— Скажешь им, что знаешь о Флипе и Маккарти. Пригрози, что про­информируешь обо всем исландскую прессу. Это должно вызвать какую-то реакцию. И главное, не забудь сказать, что твои друзья хорошо знают, куда ты пошла. Так, на всякий случай.

Я пытался застраховаться от всякой неожиданности.

Она закрыла на минуту глаза, стараясь сохранить в памяти все инструк­ции. Открыв их, спросила:

— Слэйд жив?

— Разумеется. Я сказал Кенникену правду. Он ранен, но живой.

— Мне пришло в голову, что ЦРУ поверит Слэйду больше, чем мне. Может так случиться, что работники ЦРУ в Кеблавике его старые знакомые.

— Я принимаю это во внимание, но мы должны рискнуть. Именно поэ­тому должна рассказать все до передачи Слэйда. И не дай себя опередить. Если тебе удастся убедить их в серьезности ситуации, то они так легко не выпустят его из своих рук.

Она не выглядела счастливой, как и я, но ничего лучше мы не могли придумать.

— Ты должна ехать быстро, но внимательно, чтобы не попасть в ава­рию. Помни, что везешь в автомобиле.

Я взял ее за подбородок и приподнял голову.

— Все будет хорошо, вот увидишь.

Внезапно она испуганно заморгала.

— Я должна тебе еще кое-что сказать. Пистолет, который ты мне дал, по-прежнему у меня.

Сейчас настала моя очередь вытаращить глаза.

— Что?!

— Они не обыскали меня. Он у меня в кобуре под курткой.

Должен признать, что под просторной курткой оружие вообще не

заметно. Тем не менее, кто-то схалтурил. Хоть и трудно ожидать, что исландская девушка может иметь оружие, однако факт, что ее не обыскали, свидетельствовал об обыкновенной халтуре. Трудно поэтому удивляться частым вспышкам гнева у Кенникена, когда он говорил о своих людях.

Элин шепотом спросила:

— Может, мне удастся его как-нибудь тебе подсунуть?

— Невозможно, — с сожалением отказался, чувствуя зоркий взгляд Кенникена за своей спиной. Он стоял, вглядываясь в нас, словно ястреб, а Смит-энд-Вессон, калибр 38 — это не игральная карта, которую можно укрыть в ладони.

— Пусть будет у тебя. Кто знает, может, тебе еще пригодится.

Я положил руку на ее здоровое плечо, притянул к себе и поцеловал, чувствуя ее холодные, твердые губы. Она слегка дрожала. Я отодвинулся и сказал:

— Тебе пора.

Повернулся к Кенникену.

— Как трогательно, — насмешливо сказал он.

— Есть еще кое-что, — начал я, — ты даешь слишком мало времени. Двух часов может не хватить.

— Должно хватить, — неуступчиво заметил он.

— Помысли здраво. Девушке нужно ехать через Рейкьявик, а пока она туда доберется, будет уже пять часов, то есть самый пик движения. Ты ведь не хочешь потерять Слэйда из-за какой-то уличной пробки, верно?

— Ты беспокоишься не о Слэйде, а о собственной шкуре. Думаешь о пуле, которая размозжит тебе голову.

— Может быть, но ты-то лучше подумай о Слэйде, если я погибну, его ждет то же самое.

Он коротко кивнул, соглашаясь:

— Три часа и ни минутой больше.

Кенникен мыслил логично, уступая рациональным аргументам. Я выторговал для Элин еще один час, на час больше для переговоров с воен­ными шишками в Кеблавике.

— Девушка идет одна, — предупредил я. — Никакой слежки.

— Само собой.

— Дай ей номер телефона, по которому должна позвонить. Было бы печально, если бы она вышла отсюда, не зная его.

Кенникен достал записную книжку и написал номер телефона. Вырвал листок и подал Элин.

— Никаких фокусов, — предостерег он. — Главное, забудь о полиции. Если в округе появятся чужие люди, он распрощается с жизнью. Лучше, если ты в это поверишь.

— Понимаю, — ответила она тусклым голосом. — Никаких фокусов не будет.

Элин посмотрела на меня, мое сердце едва не вырвалось из груди. Кенникен взял ее за локоть и провел к двери. Спустя минуту увидел в окно, как она удаляется в сторону дороги.

Кенникен вернулся.

— Мы поместим тебя в какое-нибудь безопасное место, — сказал он и кивнул охраннику, державшему меня на мушке.

Они провели меня наверх, в пустую комнату. Кенникен осмотрел голые стены и грустно покачал головой.

— В средневековье строили гораздо лучше, — заявил он.

У меня не было желания вступать с ним в беседу, но решил составить компанию. Меня беспокоила неясная мысль, что, возможно, Кенникен не очень желает появления Слэйда. Он мог бы тогда приступить к упоительно­му процессу — отправке меня в мир иной. К тому же я сам в определенной степени за это отвечал, пытаясь враждебно настроить его по отношению к Слэйду. Может, моя идея оказалась и не такой уж хорошей.

— Что ты имеешь в виду? — спросил, с опозданием реагируя на его последнее замечание.

— В те времена строили из камня.

Он подошел к окну и ударил кулаком во внешнюю стену. Дерево отве­тило глухим эхом.

— Эта халупа не крепче яичной скорлупы.

С ним трудно было не согласиться. Домики, расположенные вокруг озера, — это летние дачи, не предназначенные для постоянного жительства. Вся конструкция являла собой деревянный скелет, обшитый с каждой сто­роны тонкими досками, а между ними тепловой изоляцией, покрытой для полного счастья изнутри толстым, почти в сантиметр, слоем штукатурки. В сумме такой дом — ближайший родственник обыкновенной палатки.

Кенникен подошел к противоположной стене и постучал по ней костяшками пальцев. Ответом ему было еще более глухое эхо.

— Через эту перегородку ты прошел бы через пятнадцать минут, используя только руки. Поэтому этот парень останется с тобой.

— Не бойся, я не супермен, — язвительно заметил я.

— Не нужно быть суперменом, чтобы связать, как баранов, этих хал­турщиков, которых мне дали для операции, — в тон мне язвительно отве­тил Кенникен. — Ты это уже доказал, но думаю, мои нынешние приказы дойдут даже до самой пустой головы.

Он повернулся к охраннику с оружием.

— Стевартсен будет сидеть в том углу комнаты, а ты должен стоять у двери. Понятно?

— Да.

— Если он пошевелится, ты его застрелишь. Понятно?

— Да.

— Если он скажет хоть слово, ты его застрелишь. Понятно?

— Да.

— Если он вообще что-либо попытается сделать, ты его застрелишь. Понятно?

— Да, — флегматично отвечал вооруженный охранник.

Приказы Кенникена не оставили для меня ни малейшей возможности попытаться что-либо сделать.

— Ага, о чем это я хотел тебя спросить? — отозвался он, пытаясь что- то вспомнить. — Ах, да, ты сказал, что Слэйд ранен, верно?

— Да, пустяк, маленькая дырочка в ладони.

Они кивнул и повернулся к охраннику.

— Стреляй так, чтобы сразу убить. Стреляй ему в живот.

И он вышел из комнаты. Дверь захлопнулась.

Я посмотрел на охранника, который ответил мне встречным взглядом. Оружие, нацеленное мне в живот, не дрогнуло даже на волосок. Другой рукой он без слов указал на угол комнаты. Я двигался в указанном направ­лении, пока лопатками не коснулся стены.

Он бросил на меня безразличный взгляд.

— Садись! — приказал коротко, не тратя лишних слов.

Я сел. Этого типа невозможно поймать на какую-нибудь уловку. Он стоял неподвижно в пяти метрах и выглядел как человек, выполняющий приказы без рассуждений. Если бы я прыгнул в его сторону, то тут же полу­чил бы пулю. Я не мог даже рассчитывать спровоцировать его на неверный шаг. Меня ожидали три очень долгих часа.

Кенникен был прав. Оставь он меня одного в комнате, я развалил бы перегородку, потратив на это гораздо меньше пятнадцати минут. Однако по-прежнему оставался бы внутри дома, но уже в неизвестном месте, а использовав внезапность, о чем знают все генералы, мог выиграть битву. Кенникен прекрасно понимал, что после ухода Элин приложу все усилия, чтобы отсюда вырваться.

Я посмотрел в окно. Через него виднелся краешек голубого неба с маленькой тучкой. Время тянулось медленно, и, пожалуй, через полчаса я услышал шуршание шин подъехавшего автомобиля. Я не знал, сколько людей Кенникена находилось в доме в момент моего прихода, в трех был уверен, но вместе с появлением очередного пополнения разница в силах увеличилась не в мою пользу.

Я медленно повернул руку, подтянул рукав пиджака, посмотреть на часы. В глубине души молился, чтобы охранник не расценил мое движение как неестественное. Я не спускал с него глаз, но он ответил мне ничего не выражающим взглядом, поэтому глянул, сколько же времени прошло. Я ошибался: прошло не полчаса, а всего лишь пятнадцать минут. Похоже, трехчасовое ожидание протянется дольше, чем рассчитывал.

Через пять минут раздался стук в дверь и послышался возбужденный голос Кенникена.

— Я вхожу!

Дверь открылась, и охранник отодвинулся в сторону. В комнату вошел Кенникен.

— Вижу, ты вел себя примерно, — похвалил меня, а в его голосе про­звучало что-то, от чего мне стало не по себе. По-моему, он слишком уж веселился.

— Повторим еще раз, что ты раньше говорил, — начал он. — Ты утверждаешь, что Слэйда удерживают твои исландские друзья, которые, насколько хорошо я запомнил, должны его убить, если мы не обменяем его на тебя. Ты согласен?

— Да.

Он улыбнулся.

— Внизу ждет твоя подружка. Составим ей компанию? — Он махнул рукой. — Можешь спокойно встать, мы стрелять не будем.

Я медленно встал, лихорадочно размышляя над тем, что могло слу­читься. Спустился под охраной вниз и увидел Элин. Она стояла рядом с погашенным камином, а сбоку находился Ильич. Побледнев, она прошеп­тала:

— Прости меня, Алан.

— Ты ведь не думал, что я поверил, будто ты пришел пешком? Как только появился у входной двери, я сразу начал думать, где ты оставил автомобиль. То, что приехал на машине, у меня не вызвало сомнений, в этой стране пешком нельзя ходить. Поэтому выслал своего человека на поиски, прежде чем ты нажал на звонок у двери.

— Ты всегда мыслил логично.

Он был явно доволен собой.

— И как думаешь, что он нашел? Большой американский автомобиль, даже с ключом в замке зажигания. Вскоре, очень спеша, появилась эта молодая дама, которую он решил забрать сюда вместе с автомобилем. Мы ведь не можем обвинять его за это, верно? Он ничего не знал о нашем соглашении.

— Ну разумеется, — согласился я глухим голосом, пытаясь угадать, открывал ли Ильич багажник. — Но не думаю, что произошли какие-то изменения.

— Дело в том, что мои люди получили приказ: искать маленькую коро­бочку с электронным прибором, поэтому он обыскал весь автомобиль. Но прибора не нашел.

Он замолчал и выжидательно посмотрел на меня, явно наслаждаясь ситуацией.

— Ты не будешь возражать, если сяду? — спросил я его. — И бога ради, дай мне папиросу, мои уже кончились.

— Ну конечно, мой дорогой, — заботливо сказал он. — Садись там, где обычно.

Он достал портсигар и осторожно зажег мне папиросу.

— Мистер Слэйд очень зол на тебя. Похоже, он тебя совсем не любит.

— А где он?

— На кухне, ему перевязывают руку. Должен признать, ты поставил очень точный диагноз: у него действительно болит голова.

Я чувствовал такую тяжесть в желудке, словно проглотил чугунное ядро. Затянулся папиросой.

— Ну хорошо, и что сейчас?

— То же самое, что и раньше. Возвращаемся к моменту, когда приехал со мной из Гейсир. Ничего не изменилось.

Он ошибался: на этот раз со мной находилась Элин.

— Следовательно, сейчас ты меня застрелишь.

— Возможно. Но сначала с тобой хочет поговорить Слэйд, — он посмотрел на дверь. — Ага, вот и он.

Слэйд выглядел ужасно. Посеревшее лицо, шаркающая походка. Когда он подошел ближе, то я увидел его ничего не выражающие глаза и понял, что потрясение еще не прошло. Руку ему аккуратно забинтовали, но одеж­да была измятой и грязной, а волосы взлохмачены. Он был, видимо, сильно возбужден, ибо всегда тщательно следил за своим внешним видом.

Я не ошибся. Слэйд действительно был возбужден, в чем я очень скоро убедился.

Подошел и сверху посмотрел на меня. Махнул левой рукой и при­казал:

— Поднимите его и поставьте к стене.

Меня схватили, прежде чем успел что-либо сделать. Кто-то сзади вывернул мне руки, стащил с кресла и сильно толкнул. Я пролетел через всю комнату и врезался в стену. В этот момент услышал голос Слэйда:

— Где мой пистолет?

Кенникен пожал плечами:

— Откуда я знаю?

— Вы должны были найти его у Стюарта.

— А, ты об этом говоришь, — он достал из кармана оружие. — Этот?

Слэйд взял пистолет и подошел ко мне.

— Придержите его правую руку на стене, — приказал он и поднес забинтованную руку к моим глазам. — Это твоя работа, Стюарт, и ты, види­мо, сам знаешь, что сейчас произойдет.

Чья-то твердая рука припечатала мое запястье к стене. Я еще настолько соображал, что, едва он нажал на спуск, успел расставить пальцы, и пуля прошла через середину ладони. Интересное дело: сразу после удара я не почувствовал боли, лишь вся рука от плеча до кончиков пальцев онемела. Но тем не менее, я знал, что боль даст о себе знать, когда пройдет первый шок.

В голове зашумело, и я еще услышал крик Элин, который, как каза­лось, доносился откуда-то издалека. Когда я открыл глаза, то увидел угрю­мое лицо Слэйда, вглядывающегося в меня.

— Бросьте его назад в кресло, — резко приказал он.

Он совершил акт мести и сейчас готовился к выполнению нормальных обязанностей.

Меня втолкнули в кресло. Я поднял голову и увидел Элин. Она стояла, опираясь на камин, с лицом, залитыми слезами. Слэйд стал между нами.

— Ты слишком много знаешь, Стюарт. И наверняка понимаешь, что должен умереть.

— Я знаю, что сделаешь для этого все возможное, — выдавил из себя бесцветным голосом.

Сейчас начал понимать, почему Слэйд едва не расплакался в гостинич­ном номере. В этот момент я чувствовал себя точно так же. Был не в состо­янии соединить две мысли, а голову разрывала сильная боль. Попадание пули в тело рождает сильное эхо.

— Кто, кроме девушки, знает обо мне? — услышал голос Слэйда.

— Больше никто, — ответил я. — А что будет с ней?

Он пожал плечами.

— Будете лежать в общей могиле. — Он повернулся в Кенникену. — Может, он и говорит правду. Находился он все время в пути и не имел воз­можности кому-нибудь сообщить.

— Он мог написать письмо, — засомневался Кенникен.

— Я должен рискнуть. Не думаю, чтобы Тэггарт подозревал меня. Может, злится, что потерял меня из виду, но на этом все должно закончить­ся. Буду сейчас пай-мальчиком и первым же самолетом полечу в Лондон.

Он поднял забинтованную руку и помахал ею перед Кенникеном.

— Скажу, что это твоих рук дело: меня подстрелили, когда пытался прийти на помощь этому балбесу.

Он ударил меня по ноге.

— А что с электронным прибором? — напомнил Кенникен.

— А что с ним может быть?

Кенникен вынул портсигар и достал папиросу.

— Жаль, если операция закончится не по плану. Стюарт знает, где он спрятан, а я могу вытянуть из него нужную информацию.

— Значит, ты можешь это сделать, — задумчиво сказал Слэйд. Посмо­трел сверху на меня. — Где ты его спрятал, Стюарт?

— Там, где ты его никогда не найдешь.

— Мы еще не обыскали автомобиль, — заметил Кенникен. — Когда нашли тебя в багажнике, все отступило на второй план.

Он быстро отдал приказ, и два человека тут же вышли из комнаты.

— Если он спрятал его в автомобиле, то найдем наверняка.

— Мне не верится, что прибор в автомобиле, — заметил Слэйд.

— И я не верил, что в багажнике найду именно тебя, — ядовито пари­ровал Кенникен. — И совершенно не удивлюсь, если прибор окажется в автомобиле.

— Может, ты и прав, — согласился Слэйд, но тон его голоса явно выда­вал, что он так не думает.

Он наклонился надо мной и произнес:

— Готовься к смерти, Стюарт. Можешь быть уверен, что уже не убе­жишь. Однако умереть можно по-разному. Скажи, где посылка, и обещаю тебе быструю, легкую смерть. В противном случае отдам в руки Кенникена.

Я крепко сжал губы, зная, что если раскрою рот, то дрожь нижней губы выдаст мой страх.

Он отошел в сторону.

— Хорошо, можешь взять его себе, Кенникен, — в голосе Слэйда про­звучала мстительная нотка. — Лучше всего, если ты не торопясь будешь отстреливать ему кусочек за кусочком. Он сам мне этим угрожал.

Кенникен встал передо мной с пистолетом в руке.

— Ну, Алан, ты подходишь к концу пути. Где спрятал деталь от радара?

Даже в такой момент, с нацеленным в меня пистолетом, я не пропустил совершенно новую для себя информацию: деталь для оснащения радара! Мое лицо исказила гримаса невольной усмешки.

— Дашь мне еще одну папиросу, Вацлав?

Однако по лицу Кенникена не пробежало даже тени улыбки. Он смо­трел на меня холодным взглядом с угрюмо стиснутыми губами. Его лицо походило на гримасу палача.

— У нас нет времени соблюдать традиции. Покончим, наконец, с этими глупостями.

Я посмотрел на стоящую за ним Элин. Забытая всеми, она застыла там с выражением решимости на лице. Ее рука, укрытая под курткой, медленно выдвигалась, что-то крепко сжимая. Я внезапно вспомнил, что у Элин по- прежнему при себе пистолет.

Ко мне мгновенно вернулась способность соображать. Когда уходит последняя надежда и остается лишь ожидание смерти, человек погружает­ся в болото фатализма, но стоит возникнуть лишь тени шанса, и он снова начинает действовать. В моем случае действовать означало обрушить на них лавину слов.

Я повернул голову и обратился к Слэйду. Нужно привлечь его внима­ние к себе, чтобы ему не пришло в голову посмотреть в сторону Элин.

— Ты не хочешь его остановить? — жалобно спросил я.

— Ты сам в состоянии это сделать. Нужно лишь сказать то, что мы хотим знать.

— Но если я не знаю. К тому же, меня, так или иначе, ждет смерть.

— Но значительно более легкая. Ты умрешь быстро и безболезненно.

Я повернулся в сторону Кенникена и через его плечо посмотрел на

Элин. Она уже достала оружие и возилась с ним, а я молился в душе, чтобы она не забыла, что нужно сделать перед выстрелом.

— Нет, ну, Влацлав, — говорил я, не останавливаясь, — ты не посту­пишь так со своим старым приятелем. Нет, ты.

Он направил пистолет мне в живот, а потом медленно опустил его ниже.

— Ты знаешь и без гадалки, куда всажу тебе первую пулю, — начал он смертельно спокойным голосом. — Я повинуюсь лишь приказам Слэйда и голосу собственного сердца.

— Скажи, где прибор? — поторопил меня Слэйд, наклонившись вперед.

Я услышал металлический щелчок. Элин сняла предохранитель.

На этот звук Кенникен начал оборачиваться в ее сторону. Элин держала пистолет в обеих ладонях, полностью вытянув руки вперед, и когда Кенникен еще не успел полностью повернуться, выстрелила и уже не переставала нажимать на спусковой крючок.

Я отчетливо услышал, как первая пуля ударила Кенникена в спину. Конвульсивно сжимая пистолет, он выстрелил прямо перед собой. Пуля вонзилась в подлокотник кресла рядом с моей рукой. Я не стал больше ждать. Нырнул в сторону Слэйда и, наклонив голову, изо всей силы вре­зался ему в живот. Получив удар, он шумно выдохнул и рухнул на пол, с трудом хватая ртом воздух.

Мгновенно перекатился по полу, отдавая себе отчет, что Элин не пре­кращает стрельбу и пули свистят по комнате.

— Прекрати стрелять! — крикнул я.

Схватив хлопушку Слэйда, я подскочил к Элин и сжал ей запястье.

— Ради бога, перестань!

Она выпустила почти всю обойму. Стена напротив была продырявле­на. Кенникен лежал на спине рядом с креслом, на котором я недавно сидел, и всматривался в потолок невидящим взглядом. Элин угодила в него еще дважды, что и неудивительно, приняв во внимание, что стреляла с рассто­яния менее двух метров. Мне повезло: ни одна пуля не зацепила. На лбу Кенникена алела рваная, смертельная рана, свидетельство того, что после первого выстрела в спину у него оставалось еще столько жизненной силы, чтобы повернуться и попытаться выстрелить. Вторая пуля попала ему в подбородок, вырвав нижнюю часть лица.

Передо мной лежал мертвец.

Я не остановился, чтобы подумать над хрупкостью человеческой жизни, которая в полном расцвете несет на себе пятно смерти, а направился в сторону двери, увлекая за собой Элин. Я мог предположить, что парни на улице ждали выстрелов, особенно после небольшой демонстрации, устроенной Слэйдом, но и не сомневался в их желании проверить, что происходит после серии Элин. Мне нужно было заставить их отказаться от этого намерения.

У двери я выпустил запястье Элин из своей левой руки, переложив в нее пистолет из правой. Трудно думать о стрельбе из пистолета, хоть и с малой отдачей, как у хлопушки Слэйда, если держишь его в прострелен­ной ладони. В стрельбе из короткого оружия я ничем не выделяюсь, а что уж говорить о стрельбе левой рукой. Но одна из приятных особенностей стрелковых поединков состоит в том, что человек, в которого стреляешь, не требует от тебя свидетельства об отличной стрельбе, а пускается наутек от одного вида оружия.

Я бросил взгляд на Элин. Она явно находилась в шоке. Никто не может убить человека, не испытав при этом эмоционального потрясения, осо­бенно впервые, особенно если убийца штатский, и к тому же, женщина. Я преднамеренно грубо сказал:

— Без всяких глупых вопросов делай все, что скажу. Держись за мной и беги, не оглядываясь, так, словно за тобой гонятся черти.

Она подавила в себе рыдания, сделав глубокий вдох, и кивнула голо­вой. Я выскочил через дверь и открыл огонь. В то самое мгновение кто-то выстрелил в нас из глубины дома, и пуля расщепила дверной косяк рядом с моим ухом. Однако у меня не оставалось времени на ответ, потому что в мою сторону направлялись два человека Кенникена, высланные им на осмотр шевроле.

Я выстрелил в них и не переставал нажимать на спуск, пока они не исчезли из поля зрения, нырнув один вправо, другой влево, а мы тем време­нем промчались между ними. Раздался звон разбитого стекла, один из них, видимо, решил, что открывать окно слишком долго, и в тот самый момент мы оказались под градом пуль. Я выбросил пистолет Слэйда и снова схва­тил Элин за запястье, вынуждая ее бежать зигзагами. За спиной раздавался тяжелый топот, кто-то пустился за нами в погоню.

И тогда они ранили Элин. От удара она, спотыкаясь, полетела вперед, колени под ней подогнулись, и я едва успел обхватить ее за плечи и поддер­жать. В этот момент до места, где был укрыт карабин, оставалось метров десять, и до сих пор я не знаю, как нам удалось преодолеть такое короткое расстояние. К счастью, Элин могла держаться на ногах. Мы вскарабкались на хребет лавы, и я, наконец, смог ухватить за приклад карабин Флита. Доставая его из-подо мха, я одновременно дослал в ствол первый патрон.

Элин припала к земле, а я резко повернулся, держа карабин в левой руке. Даже с простреленной ладонью мог нажимать на спусковой крючок, что тотчас и сделал со зримым результатом.

В обойме находились смешанные патроны, которые я сам в свое время старательно уложил: пули в стальной оболочке и мягкие. Первой из дула ушла стальная пуля, угодив в грудь бегущему во главе погони и пройдя сквозь него, будто он там и не бежал. Тот проделал еще четыре шага, преж­де чем пробитое пулей сердце остановилось. Рухнул почти у моих ног с удивленным выражением лица.

Тут же вторая пуля остановила мужчину, бежавшего следом за пер­вым. Вид оказался необычный, человек, в которого с расстояния двадцати метров попадает мягкая пуля, не только погибает, а просто распадается на кусочки, а этот парень прямо-таки лопнул по швам. Пуля угодила ему в середину груди, после чего, углубляясь, подбросила вверх и на добрый метр назад, а затем разорвала ему позвоночник.

Внезапно все стихло. Гулкий рык карабина Флита сообщил заинтере­сованным лицам, что же происходит. И тогда я увидел Слэйда: он стоял у входной двери, прижимая руку к животу. Я поднял карабин и выстрелил. Промахнулся, потому что тряслись руки и я слишком спешил, однако его напугал, он моментально юркнул в дом. Сейчас уже никого не было видно.

Внезапно пуля пролетела настолько близко от моей головы, что едва не сделала пробор в волосах. Эхо выстрела выяснило, что кто-то из пребы­вающих в доме тоже имеет карабин. Я припал к земле, сливаясь с линией горизонта, и подполз к Элин. Она лежала на подушке изо мха с лицом, искаженным болью, с трудом пытаясь регулировать дыхание. Когда она отняла руку от бока, то я увидел, что она красная от крови.

— Очень болит?

— Только при вдохе, — ответила Элин, тяжело дыша, — только тогда.

Это был плохой признак, но расположение раны указывало, что легкое не задето. Я ничем не мог сейчас ей помочь. Чтобы гарантировать нам жизнь хотя бы в течение нескольких минут, мне и так пришлось изрядно поработать. Нет смысла тревожиться от перспективы смерти на будущей неделе, если нет уверенности, что нам удастся пережить ближайшие трид­цать секунд.

Я нащупал коробку с патронами, достал обойму и наполнил ее. Онеме­ние в правой руке прошло, и только сейчас почувствовал настоящую боль. Даже простая попытка согнуть палец действовала так, словно я схватился за голый провод под напряжением. Вообще не был уверен, смогу ли в таком состоянии стрелять. Однако поразительно, что может сделать чело­век перед лицом грозящей ему опасности.

Я осторожно высунул голову из-за груды лавы и посмотрел в сторо­ну дома. Не увидел никакого движения. Тут же передо мной лежали тела застреленных мужчин; один из них, казалось, глубоко спал, второй, с разор­ванным телом, представлял страшное зрелище. Перед домом стояли два автомобиля: машина Кенникена выглядела вполне нормально, а вот шевро­ле Нордлингера напоминал скорее скелет автомобиля. В поисках посылки они выбросили из него сиденья, а дыры в дверях зияли пустотой. Меня ждал приличный счет за несколько уничтоженных автомашин.

От машин нас отделяло метров сто, и хоть я не мечтал ни о чем дру­гом, как добраться до них, понимал, что любая попытка закончится фиа­ско. Отпадал также побег пешком, кроме того, что прогулка по застывшей лаве — это спорт, который не обожают даже исландцы, у меня была еще Элин. Не мог ее оставить, а если бы попытались бежать, они схватили бы нас в течение пятнадцати минут.

Непохоже, чтобы по священной традиции в нужный момент появилась на горизонте королевская конная полиция или отделение кавалерии, поэто­му мне оставалось только одно: начать решающую битву с неизвестным числом неприятеля, укрытого в доме, и разумеется, выйти в ней победи­телем.

Я сконцентрировал внимание на доме. Сам Кенникен очень низко оце­нивал его, сравнивая крепость конструкции с яичной скорлупой. Действи­тельно, стены дома представляли два слоя досок с теплоизоляцией между ними, покрытых изнутри толстым слоем штукатурки. Большинство людей смотрит на такой дом, как на пуленепробиваемую крепость, а меня смех берет, когда вижу, как герой вестерна ищет спасения внутри такого дома из досок, а охотящиеся за ним темные типы стараются его подстрелить, целясь только в окна.

Даже девятимиллиметровая пуля из револьвера пробьет при выстреле с близкого расстояния двадцатидвухмиллиметровую доску, а такая пуль­ка — это мелочь по сравнению с сорокачетверкой, вылетающей из ствола кольта. Несколько хорошо рассчитанных выстрелов разнесли бы в щепки халупу, укрывающую нашего героя вестерна.

Глядя на дом Кенникена, я размышлял, какое сопротивление могут ока­зать тонкие стены страшной силе, заключенной в карабине Флита. Мягкие пули здесь не годились, они бы расплющивались в момент удара, а вот пули в стальных оболочках должны пробивать их насквозь. Пора было в этом убедиться, но сначала нужно было установить место стрелка.

Я повернулся и посмотрел на Элин. Сейчас, когда она контролировала дыхание, выглядела вроде лучше.

— Как ты себя чувствуешь?

— Боже! А как ты думаешь?

Я облегченно улыбнулся. Вспышка гнева — это признак выздоровления.

— Сейчас будет уже лучше, — пообещал.

— Хуже быть не может.

— Спасибо за то, что ты там сделала и вела себя очень мужественно.

Учитывая ее отношение к убийству, было это что-то большее, чем

отвага.

Она задрожала.

— Было ужасно, — тихо прошептала, — не забуду этого до конца жизни.

— Забудешь, — уверенно успокоил я. — Наше сознание обладает даром забывания таких вещей. Именно поэтому войны тянутся так долго и вспыхивают так часто. Но ты не должна повторять это еще раз, однако можешь сделать кое-что для меня.

— Если смогу.

Я указал на груду лавы над ее головой.

— Сможешь толкнуть ее вниз, когда скажу? Только не высовывайся, они могут подстрелить тебя.

Она посмотрела вверх.

— Попробую.

— Подожди, пока не скажу.

Я положил перед собой карабин и посмотрел в сторону дома. Там по- прежнему ничего не происходило, и мне было интересно, что замышляет Слэйд.

— Хорошо, — подготовил я ее. — Толкай!

Камень с шумом покатился по застывшей лаве. Сразу же ответил кара­бин, но пуля ушла вверх, следующий выстрел оказался точнее и попал в гребень, высекая скальные осколки.

Тот, кто стрелял, знал свое дело, тем не менее, мне удалось его заметить. Он стрелял из комнаты на первом этаже, и судя по смазанной тени движения, которое я зафиксировал, присел у окна, едва высовывая макушку.

Я приготовился к выстрелу, целясь, однако, не в окно, а в стену несколь­ко левее и ниже. Потянул за спусковой крючок и, глядя через телескопиче­ский прицел, увидел, как от деревянной стены полетели щепки. Ответом на выстрел прозвучал слабый крик, и в окне появилась фигура мужчины. Он прижимал обе руки к груди и через минуту зашатался и рухнул назад.

Я оказался прав: карабин Флита в состоянии простреливать стены.

Поставил прицел на нижний этаж и принялся систематически посылать пулю за пулей вдоль каждого из окон, выбирая места, которые казались мне естественным укрытием для притаившегося человека. При каждом нажа­тии спуска разорванные мышцы руки выли в знак протеста, а я, давая волю своему самочувствию, рычал изо всех сил.

Почувствовал, как Элин дергает меня за брюки.

— Что случилось? — с беспокойством спросила она.

— Не мешай работать человеку! — крикнул и сполз вниз.

Достал пустую обойму.

— Наполни, — попросил. — Сейчас мне все труднее это делать.

Я нервничал, если оружие не было заряжено, и пожалел, что у Флита не оказалось запасной обоймы. Если бы кто-нибудь нас в эти минуты ата­ковал, то нам пришлось бы худо.

Я убедился, что Элин умело наполняет обойму нужными патронами, и снова взглянул на дом. Оттуда доносились чьи-то стоны и слабые крики. Несомненно, внутри дома царило замешательство: осознание факта, что пуля может пробить стену, попадая в укрывшегося за ней человека, очень сильно тревожит того, кто именно там ищет укрытия.

— Пожалуйста, — сказала она, подавая обойму, наполненную пятью патронами с пулями в стальной оболочке.

Я вставил обойму и в самую пору высунул карабин, заметив, что из двери выскочил мужчина и спрятался за шевроле. В объективе прицела я отчетливо видел его стопу. Дверцы автомобиля с моей стороны были широ­ко распахнуты: попросив в душе прощения у Ли Нордлингера, я послал пулю через середину машины, пробив дверцу с противоположной стороны. Стопа задвигалась, и вскоре я увидел ее владельца: это был Ильич. Он дер­жался рукой за шею, откуда между пальцами струилась кровь. Неуверенно сделал несколько шагов, покатился по земле и замер.

Мне все с большим трудом давалось перемещение затвора больной рукой. Я обратился за помощью к Элин.

— Ты можешь сюда ко мне подползти?

Когда она оказалась справа от меня, начал ее учить.

— Подними этот рычажок, оттяни и толкни снова вперед. Только наклони голову.

Я крепко держал карабин левой рукой, а Элин досылала патрон в ствол. Вначале она вскрикнула от испуга, когда медная гильза неожиданно выскочила ей прямо в лицо. Таким вот способом мне удалось послать три пули в намеченные места, где, как я считал, они могли нанести наибольший вред. Когда Элин дослала в ствол последний патрон, я выкинул обойму и дал заполнить ее.

Чувствовал себя спокойней с патроном в стволе, как страховка на слу­чай крайней необходимости. Снова принялся осматривать дом и мысленно подводить итоги. Наверняка я убил трех, ранил стрелка на первом этаже, а судя по стонам внутри дома, подстрелил еще одного. Это уже пятеро, а вместе с Кенникеном — шестеро. Я не считал, что их осталось много, но нельзя исключить, что кто-то уже обратился по телефону за подмогой.

Задумался, может, стоны внутри дома издает Слэйд. Я хорошо знал его голос, но нечленораздельные, беспорядочные звуки было невозможно раз­личить. Посмотрел на Элин, занятую заполнением обоймы.

Она отчаянно дергала обойму.

— Заклинило!

— Попробуй еще раз.

Я продолжал осмотр, прячась за гребнем, и неожиданно увидел какое- то движение позади дома. Кому-то из них пришла в голову мысль, которая должна была появиться раньше, а именно, выбираться тыльной стороной дома. Единственно полной неожиданностью силы поражения моего кара­бина можно объяснить их медлительность. Этот маневр меня серьезно обеспокоил, так как создавал опасность охвата меня со всех сторон.

Я посмотрел через стекло прицела и, добавив увеличение, присмотрел­ся к удаляющейся фигурке: это был Слэйд. Кроме забинтованной руки, ничто не указывало на какие-либо другие повреждения. Он бежал как сумасшедший, прыгая с кочки на кочку, полы пиджака развевались, а руки он разбрасывал в стороны, стараясь удержать равновесие. Используя даль­номер, вмонтированный в систему прицела, я определил, что нас разделяет почти триста метров, и дистанция увеличивается с каждой секундой.

Я глубоко вздохнул, а затем медленно выпустил воздух, стараясь мак­симально успокоиться, и только сейчас тщательно прицелился. Чувствовал сильную боль, и возникли трудности с удержанием прицела. Трижды я уже почти нажимал на спуск, и каждый раз убирал палец, так как убегающая фигурка исчезала из прыгающего прицела.

Когда мне исполнилось двенадцать лет, я получил от отца в подарок карабин. Он поступил мудро, выбирая однозарядную двадцатидвушку. Когда мальчишка, охотясь на кроликов и зайцев, прекрасно знает, что располагает лишь одним выстрелом, а от этого первого, и вместе с тем последнего, все зависит, такая ситуация — лучший способ совершенство­вания стрелкового мастерства. Я знал, что могу выстрелить только раз, и чувствовал себя снова, как в старые добрые времена; только на этот раз я охотился не на кролика, а скорее на тигра.

С огромным трудом я пытался сконцентрировать внимание, чув­ствуя головокружение, а вскоре перед глазами возникло какое-то серое пятно. Я заморгал, пятно расплылось, и фигура Слэйда появилась неес­тественно отчетливо в объективе телескопического прицела. Сейчас он удалялся по диагонали, я повел прицел, и он оказался в самом центре прицеливания. Кровь застучала у меня в висках, и я снова почувствовал головокружение.

Палец с усилием нажал на спуск до конца, приклад карабина под­бросил мое плечо, и возмездие Слэйду понеслось в его сторону, рассекая воздух со скоростью свыше трех тысяч километров в час. Фигура вдали дернулась, словно марионетка, которой внезапно перерезали нитки, рухну­ла на землю и выпала из поля зрения.

Загрузка...