Белая лебёдушка

некотором царстве, в некотором государстве жил-был Иван-царевич. Ездил он каждый день на охоту в чистое поле, в широкое раздолье, на край синего моря. Вот раз ранил он белую лебёдушку. Пожалел её, привёз в свой шатёр и посадил в уголок на соломку.

Поутру снова уехал Иван-царевич на охоту, а лебёдушка вышла из угла, о пол грянулась, стала молодой молодицей. Шатёр прибрала, обед сготовила, стол накрыла, а потом снова обернулась лебёдушкой и села в уголок на соломку.

Воротился Иван-царевич в свой шатёр с охоты. Огляделся — что такое? Белый шатёр прибран, кушанье изготовлено, на стол накрыто.

«Что это, — думает Иван-царевич, — кто это у меня был?»

На другой день, только Иван-царевич на охоту уехал, вышла белая лебедица, обернулась молодой молодицей, шатёр убрала, обед сготовила, на стол накрыла, полотняную рубашку шёлком вышила, на лавку положила. Обернулась белою лебёдкою, села в уголок, ждёт Ивана-царевича.

Вот приехал Иван-царевич, зашёл в шатёр, поглядел и ахнул.

Никто с ним не говорит, никто голосу не подаёт.

Вот на третий день снарядился Иван-царевич на охоту, вышел из шатра да и спрятался.

«Покараулю, — думает, — кто такой ко мне приходит. С которой стороны?»

Вот белая лебёдушка вышла из уголочка, обернулась молодой молодицей, начала хозяйничать.

Иван-царевич услыхал в шатре шум, закричал громким голосом:

— Кто там у меня хозяйничает? Если старая старушка, будь мне матерью, а если молода молодица, будь любимой женой, если красная девица, будь родная сестрица!

Вбежал Иван-царевич в шатёр, увидал молоду молодицу, ухватил её за руки. Стала молодица у него в руках биться. Билась, билась, в золотое веретёнышко превратилась. Он взял то веретёнышко и переломил: пятку перед собой бросил, а кончик — позади себя.

— Будь, — говорит, — передо мной молода молодица, сзади меня перстенёк.

Вот и стала перед ним молода молодица. Стали они жить-поживать в белом шатре, в чистом поле, в широком раздолье.

Народился у них сын — и кудряв, и румян, и бел, как молоко.

И ходила к ним бабушка-задворенка домовничать.

Стала весна наступать.

— Иван-царевич, — говорит бабушка-задворенка, — теперь весна на дворе, ты никуда не уезжай, карауль своё счастье, молоду молодицу, белую лебедицу.

Вот раз поутру летит над шатром лебедей станица. Увидал старый лебедь молоду молодицу, затрубил, закричал:

Ти-го-го, моя доченька!

Ти-го-го, моя родимая!

А не сбросить ли тебе крылышко,

А не сбросить ли белое?

Полетим с нами за море,

Полетим с нами за сине!

Вскочила молода молодица на ноги и закричала ему в ответ:

Ти-го-го, ты мой батюшка!

Ти-го-го, ты родимый мой!

Не бросай ты мне крылышко,

Не бросай ты мне белое,

Не лечу с тобой за море,

Не лечу с тобой за сине:

У меня здесь любимый друг,

У меня здесь Иванушка!

Вот эта станица лебедей пролетела.

Летит другая станица, и кличет белая лебедица молодую молодицу:

Ти-го-го, моя сестрынька,

Ти-го-го, моя родимая!

А не сбросить ли тебе крылышко,

А не сбросить ли белое?

Полетим с нами за море,

Полетим с нами за сине!



Выбежала молодица из шатра, отвечает сестрице-лебедице:

Ти-го-го, моя сестрынька!

Ти-го-го, моя любимая!

Не бросай ты мне крылышко,

Не бросай ты мне белое,

Не лечу с тобой за море,

Не лечу с тобой за сине:

У меня здесь сыночек есть,

Моё милое детище!

Вот и эти лебеди пролетели.

Летит и третья станица. Кличет старая лебедица молодую молодицу:

Ти-го-го, моя доченька!

Ти-го-го, моя родимая!

А не сбросить ли тебе крылышко,

А не сбросить ли белое?

Полетим с нами за море,

Полетим с нами за сине!

Выбежала молодица на полянку, громким голосом крикнула:

Ти-го-го, моя матушка!

Ти-го-го, моя родимая!

Брось скорей мне крылышко,

Брось скорей мне белое.

Полечу с тобой за море,

Полечу с тобой за сине!

Бросила старая лебедица ей белое крыло. Только было она крылышко подхватила, выскочил тут Иван-царевич и поймал её. Билась она билась, да не вырвалась. Пролетела и эта станица белых лебедей. Заплакала молода молодица и говорит:

— Кабы ты не схватил меня, улетела бы я в своё лебединое царство, а теперь мне не с кем лететь, улетела и моя родимая матушка.

— Не горюй, моя лебёдушка, — говорит ей Иван-царевич, — будем мы и здесь хорошо жить, нашего Иванушку растить.

Так и стало.




Загрузка...