Уже через час он был возле типичной девятиэтажки, примостившейся на относительно небольшой улице, состоящей из одинаково серых домов советской застройки конца 70-х годов. Владимиров зашел в нужный подъезд, поднялся на пятый этаж и позвонил. Дверь ему отворила стройная моложавая женщина с длинными светлыми волосами:
– Здравствуйте, вероятно, с вами я по телефону разговаривала? – спросила она и, получив утвердительный ответ, пригласила майора войти в квартиру.
Эта была небольшая трехкомнатная квартира с неплохим, но несколько безвкусным ремонтом. Бросалась в глаза какая-то эклектика: в коридоре дорогая мебель соседствовала с нелепыми вычурными обоями и вызывающими картинками на стенах, кухня, в которую они прошли, была украшена бордовой плиткой, соседствующей с черной мебелью «под старину».
– Наталья Игоревна, я понимаю, что эта квартира вашей сестры? – осторожно начал разговор Владимиров.
– Да, Светкина, – просто ответила женщина.
Минутная пауза в их разговоре была нужна майору, чтобы повнимательнее разглядеть свою собеседницу. Он успел увидеть на ее лице немного вызывающую косметику, уже заметные морщинки и какую-то усталость во взгляде.
Из дальней комнаты доносились голоса детей. Поймав взгляд Владимирова, его собеседница сказала:
– Это ее дети. Дочери скоро семь лет будет, в школу пойдет, а сыну только три.
– Вы их к себе будете забирать? – также осторожно продолжил майор.
– Да, а куда же еще, – отозвалась женщина, – отца у них нет, вернее, отцов. Они же от разных мужиков, но это, впрочем, уже неважно. Хорошо, что хоть квартира ее осталась. Светка ее года четыре назад купила, торопилась от матери уехать, новостройку брать не стала, старый фонд, но ремонт сделала, все в порядок привела, деньги ведь у нее были…
Наталья на несколько секунд замолчала.
– Можно мне закурить? – обратилась она к майору.
Тот утвердительно кивнул. Его собеседница достала пачку сигарет и с некоторой нервозностью затянула в себя серый дым.
– А я ведь уже говорила до похорон с вашими сотрудниками. Постараюсь не повторяться. Но сейчас хочу немного добавить, но уже о другом. Ведь о том, чем занималась Света вам известно. Всегда думала, что ее до добра это не доведет, но она и слушать ничего не хотела. А я ведь на нее обижалась: в детстве и сейчас. А видите, как вышло: в свои тридцать пять лет младшую сестру похоронила. От вас приходил такой полицейский – молоденький, рыженький, он у меня все спрашивал, так настойчиво спрашивал, известно ли было мне, что сестра с криминалом связалась. Намекал, видно, что из-за этого ее убили. А мне все было с самого начала понятно. Только невдомек ему, почему она такой стала.
– Почему? – спросил Владимиров, понимая, что лучше слушать эту женщину, стремившуюся выговориться, чем задавать ей свои вопросы.
– Вы знаете, что она инвалид. Настоящий, не как там некоторые. Света у нас третья в семье. Мать, как забеременела ею, думала: рожать или аборт делать, как-то себя и не берегла, работала по две смены, она маляр-штукатур. Потом решила все-таки родить, а Светка еще при родах задохнулась. Откачали, но сразу сказали, что больная будет. И все детство у нее операции, больницы. Мать, видно, вину перед ней чувствовала, нас с сестрой гоняла, ее жалела во всем, потакала капризам. А характер у Светки был будь здоров. Что не по ней, криком свое обязательно возьмет, во дворе прямо вожаком была среди мальчишек. Училась хорошо и все говорила, что образование стоящее получит, из бедности нашей вырвется. Действительно, поступила в университет после школы, она же инвалид, у нее льготы были. А мы вот с сестрой такого образования не получили.
Наталья опять замолчала. Видно было, что последние недели дались ей непросто. И появление Владимирова она приняла, как возможность хотя бы частично рассказать о том, что ее мучило.
– Может, и в ее жизни все по-другому повернулось, но, как на беду, Светка в университете этом влюбиться умудрилась в однокурсника. Наивная, думала, что у него намерения серьезные. Она же, несмотря на хромоту и худобу, лицом хорошенькая была, особенно тогда. А тот вроде бы и на самом деле жениться собирался, даже с родителями ее знакомил. Но те были люди важные, не заходили такую невестку, вот все и расстроилось. А она уже тогда беременная была. Диплом получила, ребенка одна родила, а куда податься? Пенсия по инвалидности копеечная, ребенка кормить нечем, папашка дочери вообще пропал, да и на работу никто не берет. Вот тогда приятель предложил ей документы какие-то оформлять левые, она же на юриста училась, платил нормально, а потом уговорил купить за его деньги спорную квартиру. Там суд намечался, она вроде как покупатель, да еще инвалид, мать-одиночка. Суд встал на ее сторону. Квартиру перепродали, а ей хорошо заплатили. А кто от таких денег отказывается, вот и вошла она в колею, постепенно так развернулась, что сама многими делами заправлять стала. А когда деньги другие, то и желания другие возникают. Она уже никого не слушала: над матерью просто издевалась, кричала на нее, нас ни в грош не ставила. Вот я на нее и обижалась. А теперь и обижаться не на кого.
– А у мальчика другой отец? – спросил Владимиров.
– Да, другой. Был у нее один ухажер. Но там тоже ничего не вышло, да она как-то уже и не ждала ничего. Он, кстати, в прошлом году на машине разбился. Она особо не горевала. Хорошо, говорит, что разбился, он в свидетельстве был отцом записан, можно теперь на пенсию по потере кормильца подавать.
Наталья докурила одну сигарету и сразу потянулась за следующей. Владимиров понял, что она готова продолжать свой рассказ и слушал ее внимательно.
– У нее кавалеры были, – продолжила его собеседница, – она в последнее время с ними легко сходилась. Но ненадолго они и задерживались. Мы привыкли к этому. Сама при деньгах была, но любила, когда ее по ресторанам водят, платят за нее, все смеялась, что дорого она стоит.
– А какие рестораны? – спросил Владимиров, – может, постоянные?
– Да нет, любила она разнообразие. Могла в любой поехать. Красилась, наряжалась, палку вон с собой даже не брала.
– Какую палку? – не понял Владимиров.
– Так костыль свой, вот этот, – указала Наталья на трость из светло-коричневого дерева, которая стояла в углу кухни. – А так всегда с ней ходила. Она под заказ сделанная, ее из-за границы сама заказывала. Говорят из самшита сделана, огромные деньги стоила.
Владимиров мельком взглянул на эту трость. Да, дерево было богато украшено резьбой, верхняя часть палки заканчивалась удобной ручкой, в которую можно было просунуть кисть руки до запястья.
– Она ведь в тот вечер, когда пропала, на свидание пошла. Но я даже имени его не знаю. Знаю только, что новенький был у нее кто-то. Может, как с месяц до того дня с ним познакомилась. Но даже мать нам ничего толком сказать не могла. Она в последние годы Светку боялась. С детьми ее сидела, еду готовила, убиралась – прямо как прислуга бесплатная и боялась ей слово сказать.
Наталья не заметила, как докуривала уже третью сигарету.
– А больше сказать мне вам и нечего, – вдруг оборвала она беседу. – Но есть просьба, если не побрезгуете.
– Какая? – спросил Владимиров.
– Да помогите мне вниз вещи спустить. А то я с детьми и с вещами несколько раз туда-сюда ходить буду, – отозвалась Наталья. – У меня внизу машина. Больше минут десяти вашего времени не займу.
– Помогу, – согласился Владимиров.
Наталья быстро показала майору на сумку и несколько небольших пакетов, которые нужно было спустить, позвала детей, сама прихватила с собой несколько пакетов и ту самую самшитовую трость сестры.