Белая ворона Лилита Край

Глава 1


В просторную комнату вошел мужчина. Четыре стены, окон нет и лампочка Ильича на потолке. Бегло осмотрел трех девушек, что в разных углах спали на старых матрасах.

— Подъем, красавицы!

Одна из них особо привлекала внимание. Не только его, всех. Хорошо выручат за девчонку. И долг покроют, и в плюсе останутся, — рассуждал он, — с других выхлоп маленький получится, а эта всех и перекроет.

Кира проснулась мгновенно, услышав грозное приветствия. Глаза потерла и с язвительной усмешкой уставилась на мужчину. Да, ее смелость наиграна. Но как еще можно реагировать на свалившийся ужас?

Для восемнадцати лет ее взгляд очень уставший от жизни, но не менее воинственный. Синие и очень выразительные глаза. В них отчетливо читалась нелегкая судьба, как и надежда, что все еще может быть хорошо. Хорошо не будет, но за счет смазливой внешности избежит тяжелой работенки, — мужчина вздохнул и мысленно дополнил, — если будет слушаться.

— Уже пора на выставку? — спросила она серьезно, не показывая и грамма страха. Но его много в душе, просто скрывать научилась. Страх часть ее жизни. К нему или привыкаешь, или ломаешься. Кира не сломалась. Пока. Молодая еще.

— Рано, — мужчина закатил в комнату железный столик, — прием пищи, после водные процедуры и подготовка. Надеюсь понимаете, — перевел взгляд на остальных, — без концертов и соплей. Это вам не поможет.

— Понятно все, — Кира подмигнула девушкам, поднялась. Подошла к столику и в животе заурчало от такого разнообразия. Давно она не ела нормально, — кофе есть?

— Не наглей, — фыркнул дядечка.

— Как скажешь, — потерла руки и приступила к изучению содержимого.

И мяско, и рыбка, и салатики. Слюнка побежала. Надо же, господин Севырин не скупится. Наверное сумму за вкусный обед включил в долг, — горько усмехнулась Кира и повернулась к сокамерницам, — поднимайте попки, стоит перекусить.

Девушки не понимали, отчего эта безумная веселится. Дождавшись, когда мужчина ушел, все же присоединились к Кире.

— Тебе вообще не страшно? — спросила одна из них, при этом громко чавкая.

Да уж, чего ждать от таких как она? Девушке еще восемнадцати не было. Может пятнадцать или чуть больше, — размышляла Кирюха. Но уже потерянная. Торговала не только наркотой, но и телом. Только свободно торговала, вот и страшно ей теперь терять что было. Подчиняться и отдавать заработанное чужому дяде, никому не хочется. Тут это не редкость. Севырину плевать каким образом ему вернут бабки. Кира его хорошо знала, так уж вышло.

С виду обычный дядька при деньгах, лет пятидесяти. А не с виду, наркобандит. Очень жестокий и безжалостный человек, не знающий морали и сострадания. Дети не дети, мальчик не мальчик. Какая разница кого продавать. Просто в лапы таких людей не попадают. Хотя причина всегда одна. Долги родителей, собственные, братьев, сестер. Не важно, просто родственников. Нет денег, забирают детей. Их продать быстрее и выгоднее.

— Страшно, — Кира закинула в рот кусочек мяса и прикрыла глаза от наслаждения, — в любом случае дальнейшая судьба известна. Вечером нас купят сутенеры и возможно лет через двадцать, сможем выкупить свободу. Правда нужна ли она будет потом, эта свобода?

— Все просто у тебя, — отозвалась тихо вторая.

— Не просто, но и ныть не вижу смысла, — грустно улыбнулась, — нечем уже, — добавила тихо. Посмотрев на вазочку с шоколадными конфетами, скривилась.

Кира как и все девочки мира ждала, когда придет волшебник и спасет ее от всего, что происходит в жизни. Ждала. Ждала. И ждала. Но он не приходил. Зато к маме приходили разные дяди, не похожие на добрых волшебников. Совали в руки шоколадку, выводили в другую комнату, а потом она слышала секс. Ела шоколад, плакала. Боялась, что маме больно сделают. Со временем поняла, маме делали хорошо. С тех пор, было много отвратительного. Много секса, пусть и за стеной. Много алкоголя. Много наркотиков. Много отвратительных лиц. Наверное поэтому, девушка ненавидит шоколад во всех его проявлениях. Усмехнулась про себя, — и не только шоколад.

Она не стала такой как мать, хотя ненависти к ней нет. Детские обиды конечно остались, но они ничтожно малы. Некогда обижаться было, она выживала. Есть мечты, они ее спасают. Девушка знает как это, расти в счастливой семье. До десяти лет так и было. Светлый образ отца помогает не сдаваться, а его искренняя улыбка, что держит в памяти, помогает не сломаться. Он умер от онкологии. Так мама сказала, Кира отца не хоронила. Ей даже попрощаться с ним не дали.

В тот момент жизнь изменилась. Счастливая мама стала похожа на призрака. Часто плакала и пила, порой забывая, что у нее есть дочь. Но Кира продолжала ходить в школу, училась хорошо. Приходила, готовила маме кушать. Когда не было продуктов, после школы отправлялась в магазины и просила работу. Женщины не отказывали девчушке. Знали ее все. То полы помыть предлагали, то мусор вынести, где коробки разбирала. Сунут пару банок консервы, макарон с хлебом, и Кира счастливая домой бежала. Там маме плохо. К сожалению, с каждым годом становилось только хуже. Мама занялась продажей наркотиков.

Кира все видела. Как пакетики фасовала, как порошочек взвешивался. Даже шприцы были. И как мама начала употреблять, тоже видела. Возможно, по всем сценариям жизни, девушка должна была примкнуть к этому делу, но вопреки всему у Киры это вызывало лишь отвращение. Зато голодная больше не сидела. К маме мужчины солидные приходить стали, и как ни странно, они девочку синеглазую замечали. Даже кормили. Один из них и был Севырин. Вел себя отстраненно, но без подарков не оставлял. Соседи не обижали. Тоже кормили, порой и переночевать пускали, когда сбегала от балагана домашнего. Сил не хватало смотреть на мать и слышать как ее трахают по пять раз в день разные ублюдки, вот и искала спокойный уголок.

Уроки на чердаке делала и спала там чаще всего, пока на улице теплые месяцы были. Ей дворник помог. Ключи дал, спальное место сделал, а иногда подкармливал и с уроками помогал. Вы не думайте, соседи не один раз вызывали органы опеки, чтобы забрали Кирюху. Они приезжали, поцеловав двери уезжали. К маме без звонка не попасть было. Родственников искали, но их не было. Так до шестнадцати и жила. То там, то сям. Но, ее все же забрали в детский дом. Не сказать, что девушка была счастлива от этого, но стало лучше. Крыша над головой, своя кровать, возможность учиться спокойно, еда какая-никакая тоже была. Друзей не было естественно. Ни в приюте, ни в школе. Грубая, отстраненная, дочь наркоманки, детдомовская нищенка. Она не такая на самом деле, вынужденное поведение. Банальная защита. Чего ожидать от одноклассников? Ничего хорошего. При этом отличницей оставалась и в обиду себя не давала. Драться приходилось не раз. Сначала за кусок хлеба, потом, чтобы отстали. Цель у нее была, не стать такой как мама. И она уверенно шла к этому.

Как только восемнадцать исполнилось, стала наконец свободной. Вышла с пакетом из детского дома и улыбнулась. Она справится. Руки ноги есть, голова тоже. Насмотрелась на плохую жизнь и возвращаться к этому желания не было. Кира к выпуску готовилась, подрабатывала как могла. Деньги на съем квартиры копила. На пару месяцев хватит, а за это время работу найдет, — строила планы она. Вот заработает и учиться поступит. Кира хотела стать юристом. Ведь этого достаточно, чтобы в полиции работать? Она бы таких как Севырин всех пересадила, или перестреляла. Очень часто мелькали кровожадные картинки в ее голове, о том, как она расправляется с плохими людьми.

К сожалению, и пары шагов сделать не успела. Мечты разбились вдребезги. Дорогая машина, амбалы, долгая дорога в напряжении и вот она здесь. В руках того, кто не прощает долгов. Маму как оказалось убили торчки. Забрали партию, которую должна была распродать. Как итог, долг три миллиона рублей упал на Киру. Девушка узнав о смерти родительницы не проронила ни одной слезинки. Екнуло конечно, но сдержалась. Мама сама виновата, что так жизнь сложилась. Кирюха тоже страдала по отцу, скучала, и будучи ребенком старалась жить дальше. Кто вел и не позволял свернуть в сторону, она не знает. Знает, что это больно. Вот так жить. Видеть как другие живут, и задаваться вопросом, почему у нее не так? Почему стала невидимкой для матери? Почему приходилось спать где придется? Почему не знает детства, как знают его соседские девчонки?

Возможно Кира не понимает всей боли матери после смерти отца, но и ей плохо было. Ребенком была. Ей хотелось любви и заботы. Теперь, это уже не важно. Мать и после смерти умудрилась забрать свободу, к которой так долго стремилась. Конечно девушка разговаривала с Севыриным, пытаясь убедить, что выплатит долг. Смеялся, успевая твердить, что он не ипотечная контора. Деньги сейчас нужны. Хорошо хоть выслушал. Что теперь остается? Правильно, смириться. Пока смириться. После, попытается сбежать или еще что. Будет решать проблемы по мере их поступления. У нее же все забрали. И документы, и деньги. Истерить и ныть не в ее характере. Разве это поможет? Вовсе нет.

— Может и нечем плакать, — хлюпнула носом блондиночка, — не могу остановиться. Стоит подумать, что ждет меня, паника накрывает.

— Почему ты здесь, напомни? — усмехнувшись обратилась к ней Кира.

— За долги естественно! — вспыхнула блондинка, — как и все!

— За чьи долги?

— За свои! Но у меня выбора не было, — пролепетала тихо.

Отвечать не стала. Выбор есть всегда. Но кто-то ищет легких путей, а кто-то босыми ногами по колючей проволоке идет. Смысл что-то ей доказывать? Девушка и сама все понимает. И если ей легче, пусть слюни пускает. Кира не жалела никого, как и себя впрочем. Если всех жалеть, сердца не хватит. На каждом шагу хреновая жизнь, и чаще всего все тянется с детства. На каждом углу толпы детей побирающихся, толпы притворяющихся инвалидов, не притворяющихся. Алкаши, бомжи. Низшие слои общества. Как не старайся, этот мир не изменить. Остается, быть не такой как все.

Порой так хочется всем помочь, — слышала как то Кира такую фразу от воспитателей в детском доме. Вот только половине эта помощь не нужна. Не потому, что им хорошо так жить, а потому, что иначе жить не умеют и не каждый сможет стать другим, если появится возможность. Но Кира все же видела тех, кому действительно эта помощь была необходима. Тоже хотелось помочь, да кто бы ей помог. Один толчок в другую жизнь! Протянутая рука помощи! Вцепится зубами и уже не отпустит шанс выбраться из болота. Тогда, она бы нашла способ помочь другим. Как минимум убрав часть притонов из города и парочку наркоторговцев. Куда вообще полиция смотрит? Мама как то сказала одну вещь и Кира хорошо это запомнила:

“В наше время просить помощи в полиции, равноценно молитве. Если помощь будет, то сродни чуду.”

Возможно, она была права. Но Кира считала, что добравшись в органы, дороги более открыты и руки развязаны будут. Жаль это наивные мечты, которые уже никогда не исполнятся. Она низший слой и выбраться из говна ей не дано. Девушка не сдается, просто временно остановилась. Кто-то вообще торгует наркотой с пеленок, а потом и телом начинают, ведь так в семье заведено было. Кому-то как ей, везло. Да, она считает все происходящее с ней везением. Могло быть и хуже. Ее никто не заставлял торговать, пить, колоться, и это единственное за что могла бы поблагодарить мать. Не замечала вроде дочь, но и обижать не позволяла. Может крупицы сознания оставались, напоминая, что мать должна защищать свое дитя?

Вот вторая девушка, на игле давно. Ей не помочь, да и не хочет она. Одногодка Киры, а выглядит как тридцатилетняя и спившаяся женщина. Что ждет ее?

Пойдет в расход, а потом сдохнет, — так Севырин сказал. Надеется, что хоть часть долга вернет ее продажей. Скорее всего, его слова пророческие. Кира не удивится, что таких как они, в этой комнате бывало немало, и они не последние.

Справедливость искать не приходится. Но было время, искала. Ребенок в ее душе еще жив и верит в сказки. Вот только реальность быстро возвращает на место. Она никто, чтобы кричать о прекращении жестокого обращении к детям, потому-что они не виноваты. Всем плевать. Никто, чтобы думать о ком-то, кроме себя. Ей бы выжить и остаться человеком. Совсем никто, чтобы изменить систему прогнившего мира. Слишком рано поняла всю суровость реальной жизни. Слишком умна, чтобы воевать за кого-то, кроме себя. Она никому не нужна, как и все люди этого мира. У каждого из нас, есть только мы сами. Помощи ждать не стоит. Чудес не бывает. Хочешь жить, помоги себе сам. Не можешь, значит не хочешь. Не имеешь возможностей, пытайся их найти. Но никогда не сдавайся, иначе никогда не будешь свободна. Этим живет последние годы и будет продолжать. Она не выбирала эту жизнь, но и другой у нее нет.

Можно долго копаться в прошлом, винить всех и вся, но это ничего не изменит. Тогда зачем? Лучше поесть перед отбором. Краем уха слышала, что трогать никто не будет. В специальной комнате за стеклом смотреть будут. Сутенерам внешность важна, молодость, девственность, а значит Кирочка ценный товар. С момента как попадаешь к Севырину, он каждую секунду напоминает, что теперь они себе не принадлежат. Нет прав, нет желаний, нет свободы. Не бьет и то хорошо, и амбалы не трогают. Товар нельзя портить. Страх все же таился, потому что неизвестно как будет в притоне.

— Ненавижу этого урода! Чтоб он сдох! — вновь за истерила блондинка.

— И так сдохнет, — хмыкнула Кира, — он конечно тварь, но никого не заставлял наркотой торговать. Сами бегут к нему, — усмехнулась облизнув пальцы, — все хотят легких денег. А легкие деньги — болото. Даже я это понимаю.

— Если такая умная, что тут делаешь?

— Родину и мать не выбирают, — выдала, непринужденно пожав плечами, — в ванную бы, тепленькую, — протянула мечтательно.

В приюте только душ был, и то чуть не по записи и раз в неделю. Нужно радоваться мелочам, раз счастье на голову не падает. А то, что в скором времени станет проституткой, конечно мириться не собирается. Что будет делать, понятия не имеет, но что-то будет. Дитя с израненной душой. В глубине этой самой души, Кира прекрасно понимает, что сегодняшний день станет решающим в ее жизни. Она станет шлюхой и это необратимый процесс. Заставят и спрашивать не будут. Наслышана. И если люди за стенами этого здания считают что такого не может быть, пусть так. Это есть и всегда было. Если родители своих детей продают, что спрашивать с других?

А пока, Кира будет ждать удобного случая свалить. Лучше не спорить на данный момент, так может цела останется. Возможно, в скором времени она сломается, подсядет на иглу как это делают многие, начнет пить и в какой-то момент умрет от передоза. Жить в аду легче, чем так. Но детская наивность не позволяет думать о таком будущем, закрываясь розовыми облачками от жестокого и несправедливого мира.

Дверь комнаты открылась, вошел тот-же, что прикатил прекрасный обед.

— Так, синеглазая на выход, — кивнул в сторону выхода и Кира не оборачиваясь вышла.

— Арс жалеет тебя, — дядечка усмехнулся, — говорит не продавал бы, но деньги нужны.

— Ага, знаю я его жалость, — фыркнула Кирюха, шагая по длинному коридору за амбалом, — было бы жаль, подождал пока деньги найду.

— Много хочешь, — остановился у двери, — скажи спасибо, что первая ванну примешь, наряд выберешь, — открыл дверь, — заходи, у тебя час, — почесал затылок и дополнил, — люди серьезные приехали, не будешь брыкаться получишь лучшее из худшего.

— Как мило, — приторно улыбнулась, — я так счастлива!

— Дурочка ты еще, — мужчина не рад таким выкрутасам шефа, но он и сам долг выплачивает. Лет так пятнадцать уже. По молодости набрал товара, его и обчистили. Не ему вякать, может и пристрелить. А у него дочь растет, ради нее живет.

— Это не мы такие, жизнь такая, — прошептала и вытолкнув мужчину, закрыла дверь.

Обычная комната. Диванчик, журнальный столик, шкаф, окно. Подошла, отодвинула плотную штору. Решетки и темная ночь. Не обед получается был, а ужин. Она во времени потерялась пока в той комнате сидела. Сколько дней прошло? Она спала, ела, снова спала. Даже в туалет было стыдно ходить. Унитаз чуть не посреди комнаты стоял, еще и камеры были. Осмотрелась. И тут камеры.

Боятся, — предположила Кира, — смотрят чтобы руки на себя не наложили. Ну уж нет, смерть в ее планы пока точно не входит.

Открыла шкаф. Платья для проституток, другого не дано. Вытащила менее блестящее, более длинное, темно-синее. Нижнее белье с бирками кучей свалены. Хорошо новое все, — размышляла, копошась в ящиках. Выбрала подходящее, схватила полотенце и потопала в ванную. Стянула джинсы и потрепанную футболку, волосы распустила. Пока вода в ванную набиралась в зеркало себя рассматривала. Красивая девушка, хоть и худая. Глаза папины. Она их не помнит, так мама говорила. А вот нос и губы мамины. Острые черты лица, высокий лоб, густые и черные волосы, пушистые реснички, светлая кожа. Все ее.

— И правда, шлюха получится зачетная, — прошептала злобно.

Кира сжала кулачки. По стопам матери пошла, пусть и против воли. Завыть бы в голос, да нет желания изменять принципам. Боль появилась внутри, тянущая и болезненная. Неужели все ее стремления были напрасными? Она же старалась быть другой. Старалась быть не такой. Может так и должно быть? Судьба такая?

Залезла в воду и погрузилась с головой. Все будет хорошо, — твердила мысленно, пытаясь убедить себя, — все получится.

Расслабиться не удалось. Вышла из ванны разбитой и подавленной. Делать нечего, нужно готовиться. Высушила волосы, натянула платье, туфли. Хмыкнула, увидев косметику. Ей не нужна. Не собирается красоваться перед ними. Уселась на диван ожидая своей участи. Как бы не храбрилась, сердечко стучало на износ. Кто выкупит ее долг? Кто станет тем, кто заберет ее жизнь? Что будет дальше? Сколько будет мужчин? А первый раз будет болезненным?

Дядечка вернулся и молча указал на выход. Встала, поправила платье и решительно выдохнув вышла. Проводил ее в пустую комнату с большим зеркалом в стене. Усадил на одинокий стул.

— Сиди тихо, на тебя посмотрят. После, увезут те, кому приглянешься.

Кира кивнула и смело уставилась в зеркало. Не видела никого, но чувствовала на нее смотрят. Тихо, только лампы трещат на потолке. В горле пересохло, ладони вспотели. Глянула на часы висевшие на стене. Прошло три минуты, а ей казалось уже вечность. Что же они так долго ее рассматривают? Нервы сдают. Жутко стало. С момента нахождения в этом месте, чувствовала каждой клеточкой организма, как утекает ее свобода. Сквозь пальцы утекает. Как вода. Закрыть бы глаза, досчитать до десяти, а потом открыть и понять, все плохое было сном. Прикрыла и начала считать. А вдруг?

— Иди за мной, — услышала голос самого Севырина и подскочила со стула. Так замечталась, что не услышала как дверь открыл.

— Долг закрыт?

— Закрыт, — чуток подтолкнул, — топай шустрее.

Странно, — подумала девушка, — слишком спокойный и даже довольный. Она то знает его как никто. Часто мать навещал, чтобы деньги забрать за товар и трахнуть её заодно. Немного на руку если честно. Только благодаря этому, Арсений снисходительно ведет себя с ней. К тем девчонкам он добр не был.

Привел обратно в комнату, — переодевайся в свои вещи, у тебя пять минут. Жду за дверью.

Кивнула, не решаясь спросить, что происходит. Вот теперь сильно страшно стало. Чего радуется? Хорошо продал ее? Судорожно стянула платье, скинула туфли. Надела джинсы, футболку и старые кроссовки. Выскочила из комнаты.

— Я готова.

— Значит так, сейчас едешь с Егором в город. Не задавай вопросов, — вывел девушку на улицу, усадил в машину, — не повторяй ошибок матери и сделай все, чтобы мы с тобой никогда в жизни не пересекались. Не ищи ответы.

Захлопнул дверь, и мужчина, судя по всему Егор, завел машину и выехал с территории Севыринских апартаментов. Киру трясло очень сильно. Что Арсений имел в виду, когда говорил все это? Она бы с радостью не встречалась с этим человеком, да и скорее всего не встретится. Вопрос в другом, куда ее везут? Зачем в город? Ее там ждут?

— Простите, Егор, а к кому вы меня везете? — спросила, так как совсем ничего не понимала. Да и голос от переживаний на свой не похож был.

— В город, — выдал грубо.

— Там ждут?

— Не задавай вопросов, — рыкнул, да так что вздрогнула.

Молчать так молчать, чего грубить то? — причитала скукожившись на сидении. Ехал мужчина не быстро, да и выглядел уже спокойно. Поэтому и себе расслабиться немного позволила. Все тело и так от напряжения в камень превратилось. До города минут двадцать осталось, потерпит.

Егор остановился у какого-то супермаркета. Район Кире не знаком, она на окраине жила.

— Это тебе, — протянул довольно увесистый, крафтовый конверт, — выходи.

— И все?

— Свободна красавица. Выметайся.

— Совсем свободна? — спросила не веря, но дверь машины открыла.

— Совсем.

Вышла, закрыла дверь, проводила взглядом удаляющийся автомобиль. Ночь на дворе. Осмотрелась, вроде никого. Сглотнула и трясущимися руками открыла конверт. Обнаружила свой телефон, паспорт, школьный аттестат, даже ИНН и СНИЛС были. Письмо и еще конверт, но уже белый. Зашла в магазин и спросив разрешения постоять немного, принялась читать. Правда сначала рассмотрела странный рисунок, что выпал из письма. Похож на трафарет для татуировок. Черно-белое изображение вороны с расправленными крыльями и двумя головами. Или это ворон? Это что-то значит? Спрятала рисунок во внутренний карман и все же прочла строки накарябанные торопливым почерком:

"В конверте банковская карта. Этого хватит, чтобы начать новую жизнь. Надеюсь, ты воспользуешься средствами правильно. Не задавай вопросов, просто живи."

Достала маленький конверт. Это и правда банковская карта, причем на ее имя. Вынула карточку и растерянно посмотрела на охранника. Кира была настолько шокирована, что ничего не понимала. Подошла к банкомату, приложила карту. Ввела пин-код. Остаток на счету два миллиона рублей.

— Это что, шутка такая? — спросила шепотом. Быстро вернула карту, положила в карман. Холодок по спине пробежался. Она таких денег в жизни не видела. Рылась в пакете, но больше ничего не обнаружила. Вышла на улицу, медленно выдохнула.

— Так не бывает, — прикрыла глаза и заплакала. Впервые за долгие годы, слезы стекали по щекам словно ливень нагрянул, — ведь так не бывает, — шептала, нервно мотая головой.

Загрузка...