Белла

Валентин

Глава первая

Вечер выдался шумный и мрачный. С севера тянулись черные неуклюжие тучи, подсвеченные по краям серебристым лунным сиянием. В просветах виднелось несколько тусклых звезд. Однако было не так уж темно. Даже когда луна совсем скрывалась из вида, беспокойное море продолжало немного светиться, ведь самый долгий день миновал всего месяц назад. Но погода совсем не напоминала позднее лето. Морской прибой был холодным, как и воздух, свистел ветер, а волны потемнели, словно в ожидании осени. В полумиле к востоку от Уил-Лежер с утесов спускался человек.

Длинные ноги с кошачьей уверенностью преодолевали довольно крутой склон, и хотя гранитные скалы никогда не рассыплются под ногами, из-за утреннего дождя камни местами блестели от воды, и можно было поскользнуться. Человек шел с непокрытой головой, в черной кожаной куртке, штанах из грубой шерсти и парусиновых туфлях. На спине он нес сверток. Осталось преодолеть самый трудный участок. Если он прыгнет с высоты в десять футов, то угодит прямо в морскую заводь. Само собой, вода смягчит падение, но он вымокнет насквозь, и на улице слишком свежо, чтобы в таком виде добираться до дома. А вдруг заводь недостаточно глубока? Еще не хватало сломать ногу. Он решил медленно и осторожно пройти по краю — если и упадет спиной в воду, глубина заводи уже не будет иметь значения.

Он начал огибать заводь, оступился, снова нашел опору, преодолел округлый выступ, спрыгнул и мягко приземлился на песок. Довольный собой, он поднялся, наступил на более твердую поверхность, скинул со спины сверток и развязал его. Там лежали дорожный плащ и черная фетровая шляпа. Надев все это, путник услышал:

— Добрый вечер.

Голос принадлежал высокому, уже немолодому мужчине чуть выше ростом. Путник уронил шляпу, выругался и поднял ее, вытряхивая песок.

— Египетская сила, вот ты меня напугал! Что ты здесь делаешь?

— Всегда разумнее задать вопрос первым, верно? Ты сам-то что тут делаешь? Мой дом гораздо ближе твоего!

— Ты знал, что я здесь?

— Нет, просто гулял.

— Посреди ночи? Раньше ты не страдал лунатизмом, кузен!

— Я прогуливался. Потом увидел твою лошадь.

— Проклятье! Я думал, что хорошо его спрятал! Но ты не мог узнать Нестора! Я же купил его на прошлой неделе!

— Что ж, очень неплохая лошадь, а здесь не так много людей, способных бросить такого коня ночью без присмотра.

— И ты решил, что это я?

— Предположил.

— Но почему ты оказался на этой стороне пляжа, кузен? Ведь мои следы смыло прибоем?

— Я знаю одну тропинку отсюда прямо до Мингуз-хауса. Спустившись, ты сбился с пути.

— Похоже на то. Египетская сила! Не рассказывай Демельзе!

— Я бы согласился ничего ей не говорить, если ты прекратишь употреблять ее любимое ругательство.

— Что? Вот это? Но почему?

— Потому что, насколько мне известно, никто больше так не ругается.

— Мне оно очень по душе!

— Может быть.

— И оно не женственное!

— Согласен. Ты возвращаешься к своей лошади?

— Да.

— Я провожу.

Тучи слегка разошлись, и под порывами ветра мужчины теперь лучше видели друг друга. Между ними наблюдалось некоторое сходство: рост, цвет волос, иногда даже голос, но различались они еще больше. Мужчина постарше обладал более широкими плечами, угловатым лицом и тяжелыми веками, которые, тем не менее, не вполне скрывали прямой взгляд его беспокойных глаз. Озорные темные глаза его молодого спутника были голубыми, как у матери, и близко посаженными. Мужчины перекинулись парой слов о новой лошади, и затем Росс перешел к делу:

— Весьма странную дорогу ты выбрал до Тренеглосов. Полагаю, задумал нечто неподобающее?

Они помолчали, перебираясь через следующую лужу.

— С чего ты взял, кузен?

— А что, разве не так? Прямая дорога к Мингуз-хаусу, как тебе хорошо известно, идет поверху, прямо к центральным воротам.

— Ты совершенно прав.

— К тому же не похоже, что за последние два года ты встал на праведный путь.

— Встал на праведный путь. Какая чудесная фраза. Наверное, что-то из проповеди Сэма?

— Нет, в данном случае это означает деликатные и добрые отношения с соседями. Тренеглосы, кстати, мои соседи.

— О да. Совершенно верно.

По ним хлестал ветер, и они шатались как пьяные.

Беседа еще продолжалась в шуточном ключе, но в голосе Росса слышались стальные нотки.

— Почти пришли, — сообщил Валентин. — Я поражен, что ты нашел моего коня.

— Я услышал его ржание... Зачем ты ездил в Мингуз? Чтобы стащить там что-нибудь?

— Дорогой кузен! Не люблю, когда меня обвиняют в краже!

— После того как в прошлом году я помог тебе выпутаться из той заварушки, я получил кое-какие привилегии, как мне кажется.

— Возможно, ты обладал ими и до того. Но я вызывал людей на дуэль и за меньшие оскорбления.

Они остановились.

— Твоя лошадь все еще здесь, я ее слышу, — сказал Росс. — Доброй ночи.

— Полагаю, — произнес Валентин, — я могу и сознаться, чтобы меня не заподозрили в чем-нибудь похуже. Я совершил нечто вроде кражи, но самого нежного типа. Знаешь кухарку Карлу Мэй, которую недавно наняла Рут?

— Откуда мне ее знать?

— И впрямь, откуда бы. Возможно, я моложе и впечатлительнее, но, заехав на прошлой неделе к Фредерику по поводу утренней охоты, я заметил такое милое улыбчивое личико под муслиновым чепцом, что не смог удержаться от расспросов. Ее зовут Карла Мэй. Ручаюсь, я украл только то, что она сама охотно предложила.

Росс поразмыслил.

— Как поживает Селина?

— Еще шесть месяцев.

— И?

— Она просто цветет!

— Цветок поувянет, когда она узнает, что ты забирался в спальни Мингуз-хауса.

— Вот потому я так старался остаться незамеченным. Серьезно, кузен!

— А мы разве не серьезны?

— Стоило мне на ней жениться, так она решила, что я святой. Даже несмотря на наши шашни еще при жизни ее первого мужа. Эти надежды давным-давно рухнули. Я ей объяснил, что скрестил пальцы на брачной церемонии, когда дело дошло до «отказаться от всех остальных». Полагаю, сейчас мы неплохо ладим. Пока я соблюдаю некоторую осторожность. Пока она ничего не знает.

— У нас очень тесное сообщество. Полагаешь, я здесь единственный любопытный?

Но Валентин продолжил мысль:

— Знаешь, дорогой кузен, женщинам все равно, если мужья сбиваются с пути, пока они не знают об этом, как и все остальные. Тут дело не в любви, а в гордости. Все дело в самолюбии. В уважении к себе. Любовь играет ничтожную роль в их негодовании.

— Возможно, это относится и к мужчинам. К некоторым из них. Получается, все дело в характере конкретных людей?

— Молодец! Ты схватываешь на лету.

— Нахальный щенок.

Валентин рассмеялся.

— Теперь я точно прощен.

— Мне нечего прощать, за исключением твоей дерзости. Постарайся только не попадаться на глаза менее дружелюбным.

— Поможешь мне? С такого-то мягкого песка непросто запрыгнуть в седло.

Когда Росс вернулся в Нампару, Демельза уже лежала в постели, но не спала. Она читала книгу при трех свечах. Супруги улыбнулись друг другу.

— Ты промок?

— Нет, начался отлив.

— Думала, там ливень.

— Я под него не попал.

При таком освещении казалось, что годы ее не коснулись. Днем, когда Демельза смеялась, морщинки вокруг глаз и губ становились заметнее, но даже это не умаляло ее красоты. Только из глаз исчез жизнерадостный блеск после гибели Джереми. Седые пряди исчезли, к волосам вернулся изначальный цвет. Многие годы, зная, как Росс ненавидит краску для волос, Демельза пользовалась ею украдкой: то подкрасит за ушами, то виски, думая, что он не замечает. Но в прошлом году Росс привез из Лондона бутылочку краски для волос, которая идеально соответствовала природному цвету Демельзы, поскольку он срезал ее локон, пока она спала. Отдав бутылочку, Росс просто сказал: «Не хочу, чтобы ты менялась».

— Встретил кого-нибудь? — спросила Демельза.

— Валентина.

— Неужели? И как он?

— Проявляет интерес, как я понял, к одной служанке в доме Тренеглосов, Карле Мэй.

— Возмутительно!

— Да.

Росс пожалел, что разболтал слишком много. Валентин для них как кость в горле. Но Росс не особо беспокоился из-за нарушенного обещания, ведь Демельза никогда не сплетничала.

— Он был на берегу?

— Да.

— Мать честная! Рыскал там, ясное дело. А Селина на третьем месяце!

Росс сел на кровать и стал развязывать шейный платок.

— Белла благополучно уснула?

— Поднялась к себе сразу после твоего ухода. Росс, она решила, что ты ушел, потому что она брала слишком высокие ноты.

— Этого я и боялся. Придется сказать ей, что это не так. Ты знаешь, как я люблю эти долгие прогулки.

— То есть, это и впрямь не из-за Беллы?

Он рассмеялся.

— Белла знает, что я не в восторге от ее пения. По правде говоря, я не очень люблю, когда женщины поют. Кроме тебя, но твой голос нежный, и тебя так легко слушать! Говорят, у нее хороший голос...

— Намного, намного лучше, чем у меня!

— Уж громче точно!

— Это очень ценится, Росс! В Труро нас очень благосклонно приняли!

— Разумеется. Когда приходит Кристофер, он всегда ее хвалит.

— Не знаю, заметил ли ты, но они влюблены.

Росс погладил ее по руке.

— Сарказм тебе не идет. Однако да, влюбленный всегда рад приукрасить таланты любимого человека.

— Не припомню, когда это я приукрашивала твои таланты, Росс.

Он снова рассмеялся.

— Бывали времена, но сейчас не об этом. На самом деле, тут можно толковать двояко... Я хочу сказать... Хотя...

— Так скажи!

— Белле не следовало начинать петь в девять вечера. Она разбудит Гарри.

— Когда Гарри спит, его даже удар грома не разбудит. И кстати, он восхищается сестрой!

— Восхищается? Так и я тоже! Еще как! Да она... она самая очаровательная из наших детей. Больше всех похожа на тебя, разве что мягкости ей не хватает!

Он подошел к столу, открыл оловянную коробочку, засунул туда указательный палец и принялся тереть зубы любимым красным корнем. Затем плеснул в кружку воды из кувшина и сполоснул рот.

— К слову о наших девочках, — снова начал Росс, — мы не получили письма от Клоуэнс. Надеюсь, у нее все хорошо.

— Если не будет новостей на этой неделе, то отправлюсь туда сама. В прошлый раз все было в порядке, но она еще увлечена своими кораблями. Или, может, лучше съездить тебе, Росс, для разнообразия?

— Если бы я мог убедить ее все продать и вернуться сюда, то попытался бы!

— Она кажется такой... как я и сказала, увлеченной.

— Но в прошлом году ее торговля оказалась убыточной.

— Главным образом из-за непогоды.

— Хм.

Росс надел короткую ночную сорочку, приготовленную для него Демельзой, и улегся в постель рядом с ней. Демельза задула две свечи и положила книгу на пол у кровати.

— Сегодня я слышала первого сверчка, — сказала она.

— Правда? Да, думаю, их время уже настало.

— Хочешь поболтать? — спросила Демельза.

— Как пожелаешь.

— Тогда я, пожалуй, посплю.

Росс поцеловал ее и погасил последнюю свечу. За исключением случаев, когда между ними возникали временные разногласия (а с прошлого раза прошло уже много лет), последний поцелуй никогда не был формальным — он был гарантом их союза, подтверждением любовной привязанности. Росс откинулся на подушку и вздохнул глубоко и с удовлетворением. Несмотря на все трагедии и травмы, и самая страшная из них — гибель старшего сына в битве при Ватерлоо, он чувствовал, что ему следует быть благодарным жизни. Он, конечно, по природе был человеком непоседливым, но частенько, когда на Росса накатывала «эта напасть», как называла это состояние Демельза, ее прогоняла долгая прогулка по берегу во время отлива и предпочтительно в одиночестве.

И хотя бы временно, но сегодня вечером ее удалось прогнать. Росс заложил руки за голову и сосредоточился на шахтах, поместье, доходах от акций в корабельной верфи, прокатных предприятиях и банке. Он становился зажиточным человеком, хотя только Уил-Лежер грела душу. Уил-Грейс продолжала работать больше ради общественного блага, а доли в других предприятиях имели второстепенное значение. С задернутыми шторами в комнате стояла кромешная тьма, но постепенно глаза привыкли и стали кое-что различать. Занавески чуть колыхались у приоткрытого окна, и сквозь щель в комнату проникал тусклый свет. Оконная створка покачивалась от ветерка. Уже давным-давно окно вот так подрагивало, а Россу всегда нравилось на это смотреть. Пожалуй, если окно перестанет покачиваться, обоим будет этого не хватать. Этот звук стал неотъемлемой частью их снов.

— Карла Мэй, — проговорила Демельза.

— Что?

— Карла Мэй!

— И что с ней? Я думал, ты спишь!

— Не знаю никого по имени Мэй в наших краях, а ты, Росс?

— Если подумать, то нет. Я знавал одного капитана Мэя в Америке, но он вроде с юго-запада, из Девоншира.

Наступила тишина. Росс решил, что стоит заняться оконной створкой. Завтра утром надо сказать Гимлетту. Росс тронул Демельзу за плечо.

— Почему ты вдруг решила об этом спросить на ночь глядя? Что у тебя на уме?

— Я просто подумала, Росс, зачем Валентину добровольно называть имя служанки, которую он посещал в Мингузе?

— Может, хотел добавить чуточку правдоподобия?

— Слово какое-то смешное, но так и есть...

— И что?

— Ты думаешь, если бы у Валентина было свидание со служанкой в доме Тренеглосов, он бы потрудился назвать тебе ее имя? Да он бы его и сам не знал! По-моему, это не добавляет этой истории правдопод... — как там ты сказал? Неужели непонятно, что он сочинил имя, чтобы убедить тебя в существовании этой служанки?

— Не знаю... я понял, о чем ты, но по какой еще причине Валентин полезет в соседский дом? Это же Валентин! Не станет же он воровать столовое серебро.

— Я подумала, просто предположила, что он навещал кого-то и назвал выдуманное имя, чтобы ты от него отвязался.

— Навещал? С той же целью?

— Вполне возможно.

Росс быстро перебрал в уме всех обитателей Мингуза и прикинул, кто мог оказаться лакомым кусочком для Валентина.

— Среди Тренеглосов я не вижу ни одной кандидатки...

— Есть Агнета.

— Что? Агнета? Да ни за что! Зачем ему... да как бы он сумел? Она же со странностями, мягко говоря!

— Не такая уж она и странная. Он положил на нее глаз на летних скачках. Я сама видела.

— У нее случаются припадки!

— Дуайт говорит, что они прекратились.

— Да все едино, она не такая, как все. Рут одно время очень волновалась за нее. Если бы ты назвала Давиду...

— Знаю. Но все мы присутствовали на свадьбе Давиды, и она благополучно живет в Окхемптоне. А Эммелин недавно примкнула к методистам.

Росса одолевали сомнения. Иногда Демельзе случалось (и он думал об этом с нарастающим недовольством), воткнуть в него маленький шип тревоги, как раз когда Росс готовился ко сну. И то, что он сам виноват, не сдержав данное Валентину слово, никак не смягчало досаду.

— Ты всегда думаешь про Валентина только плохое?

— Не думаю, но опасаюсь.

— Боже, если он заделает ей ребенка, ему не поздоровится!

— Рут мне кое о чем рассказывала, и это наводит на мысль, что такое вряд ли возможно... Но я могу ошибаться — в смысле, насчет Валентина и Агнеты. Наверное, стоило попридержать свои домыслы.

— Согласен.

Росс редко видел Агнету Тренеглос, но помнил, что из всей семьи она была единственной брюнеткой: высокая и худая, с ладной фигурой, но рассеянным взглядом, а губы словно намекали, что она всегда готова показать зубы. Теперь Росс злился не на Демельзу, а на Валентина, как и полагается. Черт бы побрал мальчишку. Да какой там мальчишка, ему уже двадцать четыре.

Если неугомонный Валентин продолжит баламутить всю округу, за ним потянется шлейф дурной славы. Росс с беспокойством вспомнил родного отца, который обладал похожими чертами. Он не замечал такой необузданности у семьи Уорлегганов, к которой Валентин формально принадлежал. И Селина через шесть месяцев произведет на свет дитя, спустя три года их совместной жизни... Ходили слухи, хотя Дуайт отказывался их подтверждать, что из-за интрижки супруга она пыталась вскрыть себе вены.

Росс хотел сказать об этом Демельзе, но она уже заснула. Слышалось ее размеренное дыхание. Так и подмывало сварливо ткнуть ее в бок и потребовать ответа. Но он не решился.

Глава вторая

По правде говоря, у Клоуэнс не было причин не писать, но всю неделю она была занята, а в субботу, когда обычно писала, Харриет Уорлегган настояла на том, чтобы отправиться в Кардью на «маленькую вечеринку». После смерти Стивена и горького разочарования в нём, ставшего частью её скорби, Клоуэнс вложила все силы в то, чтобы поддерживать на плаву — в буквальном смысле — свое маленькое судоходное предприятие.

Тим Ходж, толстый и смуглый моряк средних лет, ставший правой рукой Стивена во время последней его авантюры, теперь управлял той частью дела, которая мало подходила для женщины, и кроме того, был капитаном «Адольфуса». Сид Бант по-прежнему водил «Леди Клоуэнс» и вполне справлялся с мелкими береговыми перевозками. А сын Стивена Джейсон в минувшем мае вернулся в Бристоль.

С получением доли от удачного приватирства Стивена и части наследства от Клоуэнс у Джейсона образовался небольшой капитал, и он подумывал о партнёрстве с товарищами в Бристоле. Клоуэнс по нему скучала, но в глубине души радовалась его отъезду. Некоторые его повадки слишком напоминали ей Стивена, и каждый раз в присутствии Джейсона она вспоминала, что по закону не была женой Стивену, поскольку в то время была ещё жива его первая жена. Хотя горечь обнаружившегося двоежёнства Стивена и вкус предательства с течением времени ослабевали, но не отпускали Клоуэнс.

Но она тосковала по Стивену. Несмотря на все недостатки, он был яркой и сильной личностью, временами обворожительно искренним и отчаянно любящим. Теперь, когда Джейсон уехал из Пенрина, Клоуэнс легче могла забыть о вине Стивена и думать о нём с любовью и горем. Она осталась в коттедже, где они провели большую часть совместной жизни. Большой дом, затеянный Стивеном, на момент несчастного случая ещё не достроили. Этот памятник непредсказуемости человеческой жизни так и не завершили, и теперь он ждал, что его кто-нибудь купит. После смерти Стивена Клоуэнс виделась только с некоторыми членами своей семьи и друзьями, а в последнее время — в основном с женой Джорджа Уорлеггана.

Клоуэнс не сомневалась, что именно под влиянием Харриет сэр Джордж заключил с Ходжем контракт на регулярные перевозки на «Адольфусе» цемента из карьеров Уорлеггана в Пенрине. Тот контракт, который так стремился заполучить Стивен, но так не добился. Регулярные заказы — огромное подспорье для такой крошечной судоходной компании. И потому дождливым сентябрьским вечером Клоуэнс отправилась на вечеринку. Она вполне предсказуемо обнаружила, что «маленьким» прием был лишь с точки зрения Харриет — гостей собралось около тридцати. Свои званые вечера Харриет собирала после сезона охоты, и Клоуэнс удивил не совсем обычный подбор игроков. Там имелся стол с рулеткой и стол для триктрака, но три меньших предназначались для виста, и по меньшей мере половину гостей Клоуэнс никогда не встречала.

Наибольшее впечатление на неё произвёл мистер Придо, блондин лет под тридцать, безупречно одетый, высокий и худощавый, державшийся очень прямо. Во время игры в карты он то и дело снимал и надевал маленькие очки. В беседе за ранними закусками Клоуэнс узнала, что он служил в Вест-Индии, его отправили на родину из-за болезни. Когда игроки разместились за столами, мистер Филип Придо оказался её партнёром по висту. Их противниками стали мистер Майкл Смит и миссис Полли Кодрингтон, за которой когда-то ухаживал Валентин. Какое-то время игра шла спокойно. Потом, после очередной раздачи, мистер Придо взглянул на партнёршу поверх очков и произнёс:

— Если бы вы сейчас пошли в масть...

— У меня больше не было треф, — ответила Клоуэнс.

— Но вы отыграли... — Он не договорил.

— Всего один раз. Я сдала бубну, понадеявшись, что у вас туз.

— У меня был король, который взял тузом мистер Смит.

— Это поддержало мою даму.

— Но вы ей так и не воспользовались.

— Да. Так уж вышло. У них оказались слишком сильные козыри. А у меня — сверкающая россыпь бесполезных бубен.

— Вот бы мне сверкающую россыпь, дорогая, — вставила Полли Кодрингтон, глядя на лишённые колец пальцы, и рассмеялась.

Филип Придо бросил на неё неприязненный взгляд, должно быть, шутка показалась ему грубоватой. Потом сказал Клоуэнс:

— У вас не было двойки треф?

— Нет.

Игра продолжилась. Спустя некоторое время компании за столами распались и перестроились. Вечер стоял душный, и когда дождь прекратился, открыли окна, чтобы впустить свежий воздух.

Клоуэнс подошла к окну и посмотрела на широкие лужайки и фигурно подстриженные живые изгороди. За игру она лишилась четырёх гиней и надеялась, что противный мистер Придо потерял не меньше. Спускались сумерки. На фоне деревьев едва виднелась стайка оленей.

— Миссис Каррингтон.

Она обернулась.

— Мистер Придо.

Он снял очки.

— Миссис Каррингтон, я подумал, что обязан извиниться.

Она удивлённо взглянула на него, но промолчала. Довольно большие тёмные глаза собеседника казались особенно выразительными на фоне светлых волос.

— С моей стороны непростительно делать вам выговор при игре.

— О, разве это был выговор? Я не заметила.

Не вполне правда, но сейчас она готова была к компромиссу.

— Так у вас было две трефы или одна...

— Одна.

— Да, именно так. С моей стороны было невежливо привлекать внимание к вашей ошибке.

— Это была не ошибка.

Он кашлянул.

— Я неправильно выразился. Возможно, мне стоит начать сначала. Я хотел объяснить, что на Ямайке привык играть исключительно в мужской компании, вот это замечание у меня и выскользнуло. Элегантные вечеринки с картами, вроде этой, для меня непривычны. Должен сказать, восхитительная перемена. Надеюсь, вы позволите мне выразить сожаления.

— Надеюсь, с другой партнёршей вам повезло больше.

— Она не так очаровательна и юна. Но да, вторую половину вечера я окончил победой.

Вот досада, подумала Клоуэнс. Какая жалость.

— Я могу считать, что вы приняли мои извинения? — спросил он.

— Извинения за упрек или за напрасный упрек?

Он словно что-то сглотнул.

— За упрёк, миссис Каррингтон. Для джентльмена это в любом случае нехорошо.

— Если вы считаете извинение необходимым, я рада его принять.

— Благодарю вас.

Он всё не уходил.

— Леди Харриет сказала, что вы вдова, миссис Каррингтон.

— Да.

— И живёте неподалёку?

— В Пенрине. А вы, мистер Придо?

— Я остановился у Уорлегганов на неделю или около этого. Старший брат леди Харриет — друг моего отца.

Джордж как раз ненадолго заглянул к гостям. В свои пятьдесят девять он растерял лишний вес, беспокоивший его в среднем возрасте. Черты заострившегося лица теперь сильнее напоминали отцовские, хотя цвет был скорее гранитно-бледным, чем пунцовым. Джордж был любезен со всеми, что не рассеивало мрачного впечатления от его образа. Два огромных охотничьих пса подняли на него глаза, внимательно и в молчании оглядели, пришли к выводу, что он, к сожалению, живет в этом доме, и опять погрузились в сон. Когда два года назад у Джорджа родились дочери-близнецы, какой-то шутник заметил, что будь они мальчиками, назвать их следовало бы Кастором и Поллуксом.

— Миссис Каррингтон.

— Да.

— Полагаю, сейчас подадут ужин. Окажите мне честь сопроводить вас.

Харриет говорила о чём-то с Джорджем, но заговорщически подмигнула вошедшей под руку с мистером Придо Клоуэнс.

В груди миссис Каррингтон зародилось чудовищное подозрение. Всякий раз, когда они с Харриет встречались, та уговаривала её выходить почаще, видеть новые лица, общаться с друзьями, а не проводить всю жизнь в заботах о своих судёнышках. Неужели это коварная махинация, чтобы свести её с новым мужчиной? Если так — чёрта с два.

К ней приблизился Пол Келлоу.

— Клоуэнс! — он пожал ей руку. — Я потерял жену. Ты её не видела?

— Да, кажется, она только что поднялась наверх.

— Как ты поживаешь? Прекрасно выглядишь, как и всегда.

Сам Пол не изменился, однако после женитьбы на Мэри Темпл изменились его обстоятельства. Темплы владели собственностью около Пробуса, и Пол жил с женой в доставшемся в наследство доме и управлял от имени тестя имением, в котором находились прибыльные сланцевые карьеры. Пол был всегда умным, худым, с длинными, но тщательно подстриженными черными волосами, тонкими, элегантными и ухоженными. Никто, уж точно не Джордж, никогда бы не догадался, что Пол — последний оставшийся в живых из трио, ограбившего дилижанс Уорлегганов шесть лет назад. Из всех троих только он преуспел. И всё же его процветание, хотя и достаточно ощутимое, казалось, едва ли коснулось его личности. Загадочный молодой человек. Клоуэнс спросила о здоровье его сестры.

— Дейзи? Довольно неплохо при ее чахоточном состоянии. Изредка покашливает.

— Не говори так!

— Это правда, дорогая. Сперва Дорис, потом Вайолет. Дейзи следующая. Семейное проклятие рода Келлоу.

— Ты шутишь.

— Очень на это надеюсь. Но несколько лет назад у меня было три хорошеньких сестры. Теперь только одна, которую я пытался свести с Джереми, но потерпел неудачу. Она сама не своя, с тех пор как его убили. И кашляет.

— Я... не видела ее с лета.

— Я захожу раз в неделю. Ты знаешь, что мой отец продал свои дилижансы?

— Слышала, но...

— Было нецелесообразно продолжать без меня. Нам предложили выгодную цену, мы продали как раз вовремя...

За спиной Пола Клоуэнс заметила его жену, она спускалась по лестнице. При мерцающих свечах Клоуэнс показалось, что она поразительно похожа на Вайолет, покойную сестру Пола. Но когда Мэри приблизилась, заслонив свет, Клоуэнс поняла, насколько ошиблась. Ошиблась? Да. Но у обеих похожая фигура, цвет лица, волос и глаз. Разве мужчины женятся на девушках, похожих на их матерей или сестер?

Клоуэнс понимала Харриет, которая считала, что та слишком долго скорбит по Стивену, но Харриет не знала всего, в том числе печальной смеси разочарования вкупе со всем понятной скорбью. Некоторые также подозревали о ее неприязни к Кьюби, вдове Джереми. Клоуэнс и Джереми очень дружили, больше, чем обычно брат с сестрой. За шуточками они скрывали крепкую привязанность друг к другу. Джереми оберегал ее от Стивена, пока полностью не убедился в его искренности. Потом он встретил Кьюби, и Клоуэнс считала, что только она понимала его полную сосредоточенность на этой девушке. Весь мир перестал иметь для него значение.

Что ж, хорошо бы этим все и ограничилось. Но Клоуэнс видела его крайнюю подавленность, которая чуть не довела его до срыва, когда Кьюби хладнокровно смирилась с желанием ее семьи выдать ее замуж на Валентина Уорлеггана. После этого Джереми резко переменился. В итоге решил пойти в армию, чтобы убраться подальше от Корнуолла и забыть Кьюби Тревэнион. Если бы не Кьюби, Джереми остался бы жив. Клоуэнс никак не могла этого забыть. Часто она гадала, почему родители приняли вдову Джереми. Может, из-за внучки Ноэль? Филип Придо что-то сказал, когда они садились за стол.

— Простите?

— Я хотел спросить, мэм, часто ли вы бываете на карточных вечерах?

— Очень редко. В детстве я играла в вист с братом. Гораздо позже снова взялась за карты, чтобы угодить мужу, который их обожал.

— Если не ошибаюсь, он служил в Оксфордширском полку и погиб при Ватерлоо?

— Нет, это мой брат. Муж умер не так славно — он упал с лошади.

— Ох, простите! Видимо, я невнимательно следил за словами леди Харриет.

— Видимо. А почему вас это заинтересовало?

— Раньше — нет. Теперь — да. Значит, вы пережили двойную утрату. Мне очень, очень жаль.

— Благодарю.

Клоуэнс аккуратно отщипнула кусочек охлажденного лимонного суфле.

— Мне нравилось играть в вист с мужем, так я удерживала его от других карточных столов, где можно было выиграть или проиграть гораздо больше, — сказала Клоуэнс уже более расслабленно.

— Он был азартным игроком?

— А разве не все мужчины такие?

Сейчас Придо улыбнулся искренне, а не вежливо изогнул губы, как прежде.

— Я знал многих женщин, любивших риск и не менее безрассудных, чем мужчины.

— Вы знаете мир куда лучше меня, мистер Придо.

Он тихо кашлянул.

— Сомневаюсь в этом, мэм. Я вел довольно ограниченную жизнь. Прямиком из школы отправился в Королевское военное училище в Марлоу, а оттуда в Королевский драгунский гвардейский полк. После Ватерлоо я служил в пехотном полку в гарнизоне Ямайки, пока меня с позором не отправили домой.

— С позором?

— Лихорадка — это позор, если не в силах ее побороть.

— Вы сражались при Ватерлоо?

— Да. Великое событие, из тех, что будешь вспоминать всю жизнь, хотя погибло очень много славных людей.

— Да, — пылко признала Клоуэнс. «Великое событие» — это нечто новое! Боже милосердный! — И вы намерены вернуться в армию, когда поправитесь?

— Нет. Как я упоминал, эту жизнь я нахожу очень ограниченной и малоинтересной.

— И как же расширить ее границы?

— Надеюсь...

Подали пирог с олениной, и разговор прервался. Клоуэнс потягивала французское вино.

— Вы надеетесь...

— Ах да, — сказал он, надевая нелепые маленькие очки. — Но я слишком много говорю о себе. Какова ваша жизнь, миссис Каррингтон? У вас есть дети?

— Нет. Муж открыл небольшое судоходное предприятие. В основном, каботажные перевозки. После смерти супруга я пытаюсь удержать предприятие на плаву.

— Полагаю, успешно.

— Это нелегко. После окончания войны торговля очень непостоянна. А какие планы у вас, мистер Придо? Или к вам следует обращаться не просто «мистер»?

— Я был капитаном. Но это в прошлом.

— Вы не хотите сохранить военное звание?

— Оно не имеет значения. Я сказал Харриет, что предпочёл бы его опустить.

— Странно, на мой взгляд. Разве это не повод для гордости?

— Звание капитана? Возможно. Думаю, я сражаюсь с собственными глубоко скрытыми чувствами.

— До того, как отца посвятили в рыцари, — ответила Клоуэнс, — он всегда называл себя «капитан Полдарк». Не столько потому, что служил капитаном в армии, сколько потому, что был капитаном шахты. В глазах корнуольца это куда почётнее.

Молодой человек улыбнулся.

— Отчасти я корнуолец. У меня в Падстоу живет родня. И я не прочь остаться в этом краю на год-два.

— Вы свободны от обязательств?

— У меня в Девоне родители и две сестры. Но мне хочется самому добиться успеха в жизни.

Его длинные костлявые пальцы, под стать длинной костлявой фигуре, то и дело подрагивали.

— Но не в армии?

— Нет, не в армии. Есть куда более интересные занятия.

Внимание Клоуэнс отвлёк человек на другой стороне стола, и на некоторое время разговор прервался. Наконец, Придо спросил:

— Ваш отец — член парламента, миссис Каррингтон?

— Бывший. Он ушёл в отставку в прошлом году.

— Но все равно ведет активную жизнь, я полагаю?

— Не знаю, что вы подразумеваете под активной жизнью. Его жизнь полна приключений.

— Мне бы хотелось как-нибудь с ним встретиться.

— Вы говорили о более интересных занятиях, — напомнила Клоуэнс.

— Э-э-э... В смысле, для меня? Да, я интересуюсь археологией. Корнуолл полон доисторических останков. У моего отца небольшое имение возле Пензанса. Сейчас там никто не живёт, и я попытаюсь убедить его сдать мне дом на год или два.

Когда Клоуэнс выходила, возле двери Харриет тронула её за руку.

— Я заметила, ты нашла много общих тем с моим юным мистером Придо?

— Ты чудовище, Харриет, — ответила Клоуэнс.

— Это ещё почему? Тебе пора кого-нибудь себе подыскать.

— Боже упаси, чтобы я проявляла благосклонность к этому мистеру Придо!

— Не такой уж он и неприятный. Ко всему привыкаешь.

— Не думаю, что я к нему привыкну, Харриет.

— Он не женат. Кажется, порядочный и благовоспитанный. Кузен влиятельной семьи Придо-Брюн. Мой брат, знакомый с его отцом, очень хорошо о нём отзывается. Я нахожу мистера Придо вполне привлекательным.

Клоуэнс поцеловала приятельницу.

— Chacun a son gout. У каждого свой вкус.

— Разве тебе не нравятся его длинные ноги?

— Мне не нравится его надменность. Его снисходительный тон. И эти очки. Прости, дорогая. Понимаю, ты действовала из благих побуждений.

— Не сомневаюсь, его намерения такие же благие, надо только дать ему шанс. Ты придёшь к нам на следующей неделе?

— Он здесь будет?

— Не могу обещать обратного.

— Я подумаю. Но спасибо. Ты так добра.

— А ты просто ужасная девочка. Не знаю, почему я так беспокоюсь... В самом деле, я жду от такой встречи только хорошего. Раздражающий или соблазнительный, но это вызов. И когда вернёшься домой, ты обязательно о нем вспомнишь.

— Может быть.

— Хорошо, когда можно думать о ком-то новом — если и не с любовью, то хоть с раздражением.

На следующее утро, к огромному удивлению Клоуэнс, повидаться с ней зашёл Валентин Уорлегган. Она как раз собралась уйти в свою маленькую контору на Стренде в Фалмуте, откуда чаще всего управляла делами компании, и Валентин, почти такой же костлявый и тощий как Филипп Придо, удивлённо вздёрнул брови при виде портфеля с бумагами в её руках. Он поцеловал Клоуэнс.

— Ты собралась уходить, кузина? Я явился не вовремя.

— Ты вовремя, — ответила Клоуэнс, — иначе мы бы разминулись. Входи, пожалуйста.

Они вошли в дом, и она объяснила, что до полудня должна встретиться с Сидом Бантом, «Леди Клоуэнс» пришвартовалась к берегу накануне вечером. Валентин ответил на ее вопросы о здоровье Селины. Клоуэнс Валентин казался не особо привлекательным из-за близко посаженных глаз, но многие женщины находили его неотразимым.

— Ты уверена, что дело с Бантом может час подождать? В некотором смысле я тоже зашёл по небольшому делу, кузина. Или не очень большому. Оно касается судна под названием «Леди Каррингтон».

— Оно до сих пор на стапеле, — ответила Клоуэнс.

— Мне это известно.

— И до завершения работ ещё далеко. По крайней мере, если делать всё так, как хотел Стивен. Корпус закончен, и фальшборт, и каюта, хотя каюта — одна оболочка. Стивен заказал канадскую сосну для мачт и рей, мол, это самая лучшая древесина — и дерево пришло еще до его смерти, но пока что мачты не установили. Может, они у Беннетта, или он использовал их для других кораблей, не знаю.

— Ты за них заплатила?

— Я... кажется, да. Я не смогла заставить себя пойти к стапелю. Если тебе интересно, я попрошу Банта туда сходить.

— Если ты за них заплатила, они до сих пор там. Беннетты — квакеры.

Клоуэнс посмотрела в окно на солнечный день, потом обернулась к Валентину, развалившемуся в её лучшем кресле.

— У тебя к этому какой-то особый интерес, Валентин?

— Я подумал, если у тебя нет желания закончить постройку судна, я бы его купил.

— Правда?

— Тебя удивляет моё новое увлечение? Ну, не совсем новое. Некоторое время я владел частью судна. Оно называется — называлось — «Аделаида». Двухмачтовый люггер меньшего размера, чем корабль Стивена, но достаточно прочный, устойчивый на волнах, и с низкой осадкой, подходящей для каботажного плавания.

Это увлечение для кузена явно было в новинку. Валентин вытянул длинные ноги. Плотно обтягивающие саржевые панталоны не скрывали искривление левой ноги, последствия перенесённого в детстве рахита.

— И что c ней стало?

— С кем?

— С «Аделаидой». Ты только что о ней говорил.

Он скривился.

— Села на мель у маяка Годреви и полностью развалилась.

— А экипаж?

Валентин зевнул.

— Они добрались до берега.

— Ты был тогда на борту?

— Нет, Боже упаси! Я не плаваю на подобных посудинах.

Клоуэнс улыбнулась.

— Так значит, тебе нужна замена?

— Да.

— «Леди Каррингтон» ещё не достроена. Не знаю, сколько за неё просить.

— Это можно уладить. Если не найдешь в документах Стивена счета и расписки, их отыщет верфь. Собрать всё вместе, добавить двадцать процентов прибыли для тебя...

Клоуэнс растягивала деньги за продажу захваченного судна, оставленные ей Стивеном, но отдав Джейсону большую часть, сильно уменьшила свой капитал. Дом так и стоял недостроенным, и, похоже, никто не собирался его покупать. Точно так же и незавершённое судно не представляло ни для кого интереса.

— Ты собираешься стать моим конкурентом?

— Ни в коем случае, кузина. Даже не помышлял о таком. — Клоуэнс промолчала, а он продолжил: — Нынче я кочую только по северному побережью, трудно найти место среди всех этих утесов, куда можно пристать судну. Между Сент-Айвсом и Падстоу почти негде причалить. Бухта Тревонанса, которую я не выношу, это смертельная ловушка, а в Сент-Агнесс причальная стенка рушится каждый второй год... Бухта Бассета чуть западнее и куда лучше, чем многие предполагают. Туда безо всяких затруднений годами привозят уголь из Уэльса.

— И ты хочешь заниматься торговлей углём?

— Нет, — поморщился Валентин. — Хочу вклиниться в торговлю с Ирландией. Сейчас монополия у Падстоу.

Клоуэнс встала. Комната была слишком мала, чтобы шагать взад-вперёд, но ей требовалось пару минут подумать.

— Стивен как-то сказал, что в Падстоу ирландцев больше, чем в Рослэре.

Валентин рассмеялся.

— Попроси приятеля Ходжа от своего имени уладить дело с Беннетами. Надеюсь, получится договориться в пределах трехсот гиней, потому что, по моим расчетам, мне предстоит потратить еще около двухсот, чтобы закончить постройку и подготовить корабль к выходу в рейс.

— Да, — задумчиво протянула Клоуэнс.

Валентин ненадолго задержал на ней взгляд.

— Я редко вижу тебя в Нампаре в последнее время. Ты прямо-таки влюбилась в свой домишко в Пенрине.

— Ох, иногда я наведываюсь в Нампару.

— Скажи-ка, твое нежелание ездить туда как-то связано с возможным присутствием в Нампаре вдовы Джереми?

Она покраснела.

— Дело не в моем желании или нежелании. Просто у меня хватает забот с двумя кораблями.

Валентин пристально смотрел на Клоуэнс.

— Знаешь ли, Кьюби очень приятная молодая особа. Когда-то я чуть не женился на ней.

— Да ты что! — Клоуэнс для разнообразия позволила себе иронию.

— Но когда все это было? Сколько прошло — четыре, пять лет? А кажется, что давным-давно. В любом случае, все в далеком прошлом. Что было, то прошло, и так далее.

— Валентин, — сказала Клоуэнс, — не вижу причин не продавать тебе люггер, если ты хочешь купить. Лишние деньги мне не помешают.

— Прекрасно.

И тут она решила его уколоть:

— Надо же, я удивлена.

— Чем?

— Ну... ты женат на даме с деньгами. Не знала, что тебя интересует покупка корабля. У тебя новая шахта. Ты уже обсудил это с Селиной?

— Она пока ничего не знает. — Брови Клоуэнс поползли вверх. — Кузина, я человек предприимчивый. И пусть, как ты говоришь, Селина дама с деньгами, у нее две падчерицы на выданье, и ее возможности не безграничны. Так что я предпочитаю принимать решения самостоятельно.

Похвальный настрой, но звучало бы убедительней, не будь тон таким ироничным.

— Отлично, — переменила тему Клоуэнс. — Ходж в море, но завтра появится. Как только я с ним увижусь, попрошу отправиться к Беннетам и всё обсудить. Хочешь нанять их, чтобы корабль достроили по их техническим требованиям?

— Может, мне захочется кое-что переделать, но пусть они этим займутся, если сойдемся в цене.

Клоуэнс снова поднялась, Валентин тоже встал и направился к двери.

— И последнее, Валентин. Надо бы переименовать «Леди Каррингтон», если ты не против. Может, назвать «Леди Селина»?

— Я подумаю над этим, — ответил Валентин.

Глава третья

На следующей неделе в Нампару прибыл неожиданный гость. Точнее сказать, неожиданным он был для всех, кроме Изабеллы-Роуз.

К тому времени Изабелле-Роуз исполнилось шестнадцать — почти семнадцать, как она предпочитала говорить. За три года, прошедших после Ватерлоо, она вытянулась и стала больше походить на отца крупным носом и высокими скулами. Однако в целом, и внешностью, и по характеру, она оставалась столь же женственной, особенно ее красила стройная, но крепкая фигура. Изабелла-Роуз рассталась с некоторыми детскими привычками, но не растеряла энтузиазм, удовольствие от жизни и, вопреки общим ожиданиям, тягу к Кристоферу Хавергалу.

Эти двое почти не виделись со времени их расставания в конце 1815 года, но в апреле этого года Белла снова его встретила, когда Росс поехал по делам в Лондон и взял ее с собой. Они продолжали слать друг другу письма едва ли не каждую неделю. Как только гость спешился, осторожно вытащив из стремени ножной протез, Белла выбежала из дома и обняла Кристофера. Демельза, которая отвлеклась от разговора с Гарри, увидела из окна полное отсутствие приличествующей сдержанности с обеих сторон. Белокурые усы Кристофера по-прежнему были на месте, но шевелюра теперь стала короче, чем в армии.

Он получил работу в лондонском Сити у Натана Ротшильда, а значит, и его устойчивое финансовое положение, однако он не был евреем, а потому вряд ли мог рассчитывать на продвижение по службе. Наблюдая за ним, Демельза понимала, что надо держать материнский инстинкт в узде. Невзирая на привлекательную внешность и искушенность Кристофера, Демельзе всегда казалось, что ему одиноко в мире. Она знала, что мать его умерла, а отец отверг. Кристофер не говорил о своей семье. А сейчас, когда у него искусственная ступня, надо тем более проявлять осторожность и не смотреть на него, как на одинокого и потерянного мальчика. Ужин прошел на удивление тихо, но чуткая Демельза остро ощущала некоторое напряжение.

Болтал за столом только Гарри, которому исполнилось почти шесть. Ему позволили остаться только потому, что приехал его друг Кристофер. Росс недавно вернулся, и после встречи с Валентином ушел в свои мысли. Молодые люди неотрывно смотрели друг на друга и молчали, что выглядело странно. К концу ужина ощущения Демельзы подтвердились. Кристофер попросил разрешения серьезно поговорить с хозяевами, после того как выполнит данное Генри обещание и уложит его спать. Демельза бросила на Росса мимолетный взгляд.

— Разумеется, — согласился тот. — В девять часов?

— Благодарю, сэр.

В девять все собрались в гостиной. Росс налил по бокалу бренди себе и Кристоферу, Демельзе — портвейн, апельсиновый сок для Беллы, которая последние полгода не употребляла спиртного. Кристофер сначала отпил немного, а потом сделал хороший глоток (для храбрости, подумала Демельза). Поставив бокал, он встретился с Демельзой взглядом и чуть улыбнулся.

— Сэр Росс. Леди Полдарк. Не знаю с чего начать, но мне кажется, от вашего внимания не ускользнуло, что уже более трех лет я влюблен в вашу дочь.

— Да, — ответил Росс, — не ускользнуло.

— Когда она была слишком юной, леди Полдарк ясно дала понять, что обручение и официальная помолвка исключены. Я смирился с этим. До сих пор мирился. Но теперь прошу руки вашей дочери. Любезно прошу вас рассмотреть мое предложение. Но пока вы не ответили, — заторопился он, — хочу сказать кое-что еще. Я... всегда безмерно восхищался ее певческим голосом. Знаю, дважды в неделю она берет уроки в Труро. Кажется, миссис Хадсон...

— Ходжсон, — поправила Белла.

— Ходжсон. Дважды в неделю. Вероятнее всего, лучшего образования в Корнуолле не найти. Но когда ей исполнится семнадцать, большую пользу принесли бы уроки квалифицированного педагога. Прошу прощения, но мне придется признаться в маленьком обмане. Когда Белла приехала в Лондон...

— Я сама расскажу, Кристофер, — вступила в разговор Белла и обратилась к отцу: — Папа, не вини мисс Армитадж, которую ты нанял мне в спутницы. Я притворилась, что хочу сходить на Оксфорд-роуд, поэтому мы пошли по этой улице и встретили Кристофера. Мисс Армитадж возмутилась, но когда узнала, что мы хотели отправиться на Мальборо-стрит на прослушивание, с неохотой пошла с нами...

— Я отвел ее к профессору Фредериксу, — добавил Кристофер. — Может, вы слышали о таком? Он обучил многих лучших певцов. Берет себе в ученики только тех, кто, по его мнению, может стать певцом высокого уровня. Берет дорого и тщательно отбирает учеников.

— Скорее, ввели в заблуждение, чем обманули, — заметила Демельза, которая невольно заинтересовалась разговором.

— Знаю, леди Полдарк. И поэтому еще раз прошу прощения. Оправданием обману послужит мнение профессора Фредерикса. Он сказал, что у Изабеллы-Роуз исключительный голос.

— Вот как.

— Да, сэр. Он сказал, что в любое время примет ее в ученицы.

— Но в Лондоне?

— Да, сэр, в Лондоне. Там находится его школа.

Росс допил бренди, налил себе еще и предложил графин Кристоферу. Тот постоял в нерешительности, потом помотал головой. Он быстро пьянел, поэтому хотел сохранить ясную голову.

— Что ты предлагаешь?

Кристофер кашлянул в кулак.

— В феврале Белле исполнится семнадцать. Если она станет моей невестой, я почту за честь заботиться о ней в Лондоне. С радостью буду оплачивать ее обучение в школе. Разумеется, где ей жить, решать вам. Но я знаю двух уважаемых дам, которые держат пансион на Сент-Мартинс-лейн, и возможно...

Он сделал паузу и взглянул на слушателей.

— Продолжай, — сказал Росс.

— Вот, сэр, мое предложение. Я с радостью все подробно расскажу, но не хочу создавать впечатление, будто всё уже решено, поэтому желаю предварительно обсудить это с вами.

Демельза взглянула на дочь и сразу догадалась, что у Беллы на уме и каково предложение, так что все и впрямь решено. Росс допил второй бокал бренди. Это профессор, как-его-там, неужели он такого высокого мнения о голосе Беллы? Чем плохо просто выступать на приемах вместе с остальными? Даже в детстве у нее был очень сильный певческий голос (иногда без свидетелей Росс называл Беллу громогласной).

Многим ее голос нравился, их впечатляла громкость и ясность; но то были их друзья. Вполне естественно хвалить такой ранний талант: «Милая Белла. Как забавно. Как поет! «Травушка созрела» и «Сборщик ячменя». Замечательное исполнение». Но чтобы петь профессионально? А этот профессор, как утверждает Хавергал, точно известный педагог? Если это неправда, то ему просто нужны ученики. А как лучше всего заполучить ученицу? Да просто преувеличивай ее дарование. Изабелла-Роуз славная и милая девушка, но своевольная, а еще доверчивая. Разумеется, Хавергал откровенно изложил свои намерения, но нельзя всецело на него полагаться. Если позволить Белле на это клюнуть, она может добиться некоторого успеха в певческой карьере, через пару лет станет ездить с низкопробными гастролями, неделю выступать в Глазго, неделю — в Ньюкасле.

Даже если у нее и впрямь большой талант, всё равно от такого пути никуда не деться. Россу не хотелось, чтобы его дочь принимала участие в гастролях вместе с захудалыми актерами. Наверное, это слишком мрачная мысль: у Кристофера не так много денег, и если он искренне любит Беллу, то не позволит ей стать посредственной лицедейкой. А вдруг она не станет знаменитой и не переживет провала. А вдруг добьется успеха?

— Ты говорил о помолвке, — напомнил Росс. — А помолвка приводит к браку.

— Совершенно верно, сэр. Но можно подождать. Я ждал три года. Зависит от того, как будет продвигаться ее певческая карьера. Само собой, мы хотим пожениться, но это можно и отложить на некоторое время.

Росс никак не мог принять решение. Он посмотрел на Демельзу. Мудрейшая, ну скажи хоть что-нибудь! И Демельза ответила на мысленную мольбу:

— Я бы не отказалась от еще одного бокала портвейна.

Поутру Росс навестил Дуайта и Кэролайн. Принес с собой свежую партию сделанного Демельзой сыра; это был только предлог, но сработало. С часок они по-дружески поболтали. Росс не остался на обед и к полудню ушел. По дороге домой он встретил Валентина. Прекрасно одетый, на отличной лошади, Валентин поднял кнут в приветственном жесте.

— Рад встрече, кузен. Как раз сегодня подумывал повидаться с тобой. Можно проводить тебя до дома?

Их лошади шагали рядом.

— На прошлой неделе я навещал Клоуэнс, — сообщил Валентин.

— Как она поживает?

— Все такая же красавица. По-моему, она почти оправилась от тяжелой утраты.

— Двойной утраты.

— Согласен. Я заметил, что Демельза так и не оправилась.

— Пока нет. Сомневаюсь, что это удалось Клоуэнс, но ты прав, ей гораздо лучше.

— Я пришел к ней с предложением купить незаконченного судна, к постройке которого Стивен приступил за месяц до несчастного случая.

— Да? — Росс посмотрел в голубые глаза молодого родственника. — Ты меня удивил.

— Думаю, я удивил и ее. Но все-таки она согласились на продажу. Работы начнутся на следующей неделе; корабль будет готов сразу после Рождества.

— «Аделаида», как мне говорили, потерпела крушение, — сказал Росс.

— Ну, тогда тебе известно о моем интересе к этому делу. В нашей округе мало что остается без внимания.

— Слышал, судно перевозило незаконные товары.

— Отчасти. Немного. Всего несколько бочонков бренди время от времени, пару рулонов шелка, да пару коробок с чаем.

— А олово?

— Что?

— Олово.

— Ну да, раз ты упомянул. Вряд ли судно отчалило бы от этих берегов с одним балластом в трюме.

— Шло в Ирландию?

— Да. Им было удобно и нам тоже.

— Для французов?

— Да. У ирландцев нет того, что нам нужно.

— Виски?

Валентин рассмеялся.

— Что-то вроде того. С дымком. Французы не против забираться в такую даль, если это выгодно. И пусть на северном побережье тоже есть таможня, но в основном она сосредоточена на южном.

— Не вся, — возразил Росс. Уж он прекрасно об этом знал.

— Так вот, — продолжил Валентин, — раз мы потеряли «Аделаиду», я подумал, что проще всего назвать новое судно «Леди Селина».

— Чтобы все знали, кто хозяин судна?

— Это только мысль. Если у тебя есть на примете названия получше, буду рад выслушать.

— Валентин, зачем ты мне все это рассказываешь?

— У тебя есть опыт в этом ремесле.

Росс мрачно усмехнулся.

— Я занимался этим еще до твоего рождения. Меня к этому вынудила нужда. Вряд ли ты нуждаешься.

— У меня есть немного денег, помимо средств Селины, которые теперь тоже принадлежат мне. Но я уже и так слишком глубоко запустил в них руку.

— То есть, ты хочешь разбогатеть?

— А кто не хочет?

— Действуя в обход закона.

— Если потребуется.

Они миновали церковь Сола. У колодца собралось несколько женщин в темных шалях и с опущенными головами.

— Валентин, я не в том положении, чтобы читать нотации. Но из всего тобой сказанного я делаю вывод, что твой экспорт гораздо выгоднее импорта, но и сопряжен с бóльшим риском.

— Почему?

— Тебе следует знать, что половина Корнуолла захочет купить твой бренди, шелк и табак. В такой торговле у тебя будет куча сторонников. Но за вывоз из графства оловянной руды тебя никто не похвалит. Нельзя забывать о союзе жестянщиков. И в графстве есть влиятельные люди, связанные с Монетным двором Труро, Хельстона и Пензанса.

Валентин пожал плечами.

— Но основную прибыль приносит экспортный груз. Разве тебя волновал риск, когда ты нуждался в средствах?

— Деньги мне нужны были не на женщин или оплату карточных долгов. Нет, тогда риск меня не волновал... оно того стоило. Но мы не вывозили олово.

— Десять тонн сырья принесут семьсот фунтов. Огромная прибыль.

— Охотно верю.

Их лошади остановились. Отсюда виднелся Фернмор, где с претензией на аристократичность до сих пор жили мистер и миссис Келлоу с дочерью Дейзи (ходили слухи, что их поддерживает Пол). Кроме того, вдали виднелись трубы Уил-Грейс и Уил-Лежер. Нампара в долине ещё оставалась вне поля зрения.

— Ты помнишь, когда вы с кузеном Фрэнсисом пришли к соглашению о совместной разработке Уил-Грейс?

— Конечно. Но ты никак не можешь помнить. Это произошло больше тридцати лет назад.

— Матушка мне как-то рассказывала. Шахта принесла большую прибыль.

— В итоге. Но Фрэнсис погиб в той шахте.

— Знаю. Но мне казалось, отличное у вас было партнёрство.

— Пока длилось — да. — Чувствуя, что отвечал слишком резко, Росс добавил: — У нас с Фрэнсисом были дружеские отношения. В детстве мы часто играли вместе. Потом он женился на девушке, которую я любил — твоей матери, и это испортило нашу дружбу. Позже мы опять сблизились. Но ты это знаешь. Все это — часть нашего семейного предания. Почему ты упомянул Фрэнсиса?

— Просто подумал, что у нас тоже дружеские отношения, пусть иного рода... И мне казалось, что ты захочешь присоединиться к моему новому маленькому предприятию с судном, которое я намереваюсь спустить на воду.

Росс изумленно воззрился на собеседника.

— Ты шутишь?

— С чего бы? Ведь у тебя бурное прошлое. Ты не находишь свою нынешнюю респектабельную жизнь несколько скучноватой?

Росс рассмеялся, но мрачно.

— Мне пятьдесят восемь — старик. С контрабандой я в последний раз имел дело, когда позволил использовать в этих целях бухту Нампары. И даже тогда я играл в деле пассивную роль. А произошло это — дай-ка подумать — в девяносто третьем, двадцать пять лет назад.

Валентина это не отпугнуло.

— А всё-таки, дорогой кузен, ты жил насыщенной и полной приключений жизнью. И хотя многие в пятьдесят восемь страдают одышкой, отращивают пузо и хотят лишь сидеть у огня, как жирный мопс в ожидании корма, ты остался прежним — поджарым, высоким и сильным, с жаждущим приключений сердцем. Разве нет? Признайся. Неплохо бы объединить наши силы, как когда-то сделали вы с Фрэнсисом.

— И позволь спросить, какая польза — я имею в виду, для тебя — от столь неординарного предложения?

— Деньги, финансовая поддержка, преимущество твоего обширного опыта, выгода от работы с близким родственником, человеком своего класса.

— Может, тебе лучше пригласить своего брата, сына Фрэнсиса? Вы с ним ближе по возрасту.

— Джеффри Чарльза? Нет. Ни за что.

— Вы же выросли вместе, в одном доме, по крайней мере. Он сейчас не у дел.

— Уже нет. Он изучает право. Мы с детства слишком разные. Ты сказал, мы ближе по возрасту. Для подростка десять лет — огромная разница. А когда умерла наша мать, он почти не жил дома.

— Но теперь вы соседи.

— Да, верно. И жена у него — хорошенькая испаночка, я бы с радостью с ней пообщался... Но его изменила долгая служба в армии. А теперь, выступая на стороне закона, Джеффри Чарльз станет совсем нудным.

Легким шагом они спускались по склону, ведущему к долине Нампара. Тихий ветер, как бегущая вода, шелестел в стеблях пшеницы, из-за чёрных туч выглядывало жаркое солнце.

— Что ж, — сказал Валентин, — это всё, что я хотел сказать.

— И с чего ты намерен начать?

— Что? А, ты про мои маленькие транспортные операции?

— Да.

— Официально — ходить из Падстоу в Рослэр и обратно. Как на «Аделаиде», пока она не затонула. Всё по-честному, можно сказать, в открытую.

— А не в открытую?

— Хм. Заходить по пути туда и сюда. В бухту Бассета, в основном. Изолированная и достаточно безопасная гавань на этом чёртовом неприветливом побережье.

— Мне вот интересно, что ты будешь делать, если сядешь на мель у Годреви. Но остерегайся не только скал. Бухта Бассета не такая уж и безлюдная. Там есть парочка домов. Слухи порой достигают не тех ушей.

— Иногда надо рисковать, кузен. Это графство процветает за счет слухов.

Росс помедлил и задумался.

— Раз уж заговорили о сплетнях. Ты случайно не водишь близкую дружбу с Агнетой Тренеглос?

Валентин склонился и потрепал лошадь по шее.

— Откуда такие сведения?

— Ты про сплетни? А какая разница? Если это ложь.

— Как можно судить, близкая дружба или нет? В последнее время я редко ее вижу. Скучает по Хорри. Ей не хватает общения с молодежью.

— У нее есть младшие сестры.

— Я про мужское общество. Мне с ней интересно.

— Тем вечером, когда ты возвращался из Мингуз-хауса...

— Ах, ты про мою милую посудомойку. Подзабыл ее имя...

— Карла Мэй?

— Как здорово, что ты запомнил, кузен.

— Если ты не спутал с Агнетой.

— Вряд ли я бы спутал.

— Это ты мне скажи. Ее отец весьма неприятный тип, не советую с ним ссориться. Когда-то молодой Фрэнсис постоянно ссорился с Джоном, и частенько меня в это втягивали. Их ссоры не доходили до серьезных, но когда Джон и Ричард становились против нас с Фрэнсисом, пощады не было.

— А я тут при чем?

— Агнета — отрада его отцовских глаз, невзирая на ущербность. Когда Хорри женился, Джон увидел, что семья редеет, и стал больше ценить то, что от нее осталось. В общем, не стоит шутить с этим человеком.

Валентин закусил нижнюю губу.

— Агнете нужно постоянное общение. Это ей полезно. Да, природа отняла у нее чуток ума, но это не значит, что она не умеет радоваться жизни. Она не понимает шутку, когда слышит ее первый раз, но если разъяснить, то смеется громче других. Ее вкус и обоняние прямо-таки звериные. Так почему бы ей не развлечься? Она что, не имеет на это права? Признаюсь, мне с ней интересно.

Росс взглянул на спутника.

— Ты странный юноша, Валентин.

— И само собой, она очень благодарная девушка, — добавил Валентин.

В четверг Кристофер уехал. Если его миссия была исполнена и не до конца, то основательно продвинулась. Предварительно решили, что если зимняя погода не внесет корректив, то перед Рождеством Демельза в компании Кэролайн Энис, которую быстро посвятили в их планы, отвезет Беллу в Лондон. Там они познакомятся с профессором Фредериксом. К тому же Кэролайн пообещала пригласить свою тетушку, миссис Пелэм, которая знает всех и обо всем и выяснит, так ли уж знаменит этот профессор Фредерикс и с какими еще преподавателями можно посоветоваться, прежде чем серьезно предпринимать что-либо. Демельзу обуревали противоречивые чувства. Возможно, в чем-то они с Джоном Тренеглосом были похожи.

Все естество Демельзы бунтовало против «потери» Изабеллы-Роуз (именно так ей казалось) через два с половиной года после гибели Джереми. Клоуэнс упорно оставалась в Пенрине, и только малыш Гарри составлял ей компанию (не считая Кьюби и Ноэль, которые навещают ее раз в месяц и меняют привычный распорядок дня). Для Демельзы, как матери, все это было слишком тяжело: терять детей из-за болезни, трагических последствий войны или вследствие заключения брака. Она неустанно уговаривала себя, что не вправе лишать Беллу возможности, которой та страстно жаждет воспользоваться. Надо принять все меры предосторожности и убедиться, что влюбленный Кристофер придумал этот план не ради женитьбы на любимой девушке. Белла действительно должна попытаться.

Что касается брака, то они с Россом давно договорились, что дети сами решают, кого выбрать. Тут не угадаешь, потому что все это напоминало лотерею, где дети вытягивают билет. Клоуэнс искренне любила Стивена — вдохновенно и горячо — и до сих пор скорбит по нему, хотя после смерти Стивена что-то омрачает ее воспоминания.

И хотя почти все семейство, включая Джереми, оценило многочисленные достоинства Стивена, но нельзя сказать, что искренне привязались к нему, кроме одной Клоуэнс. С Кристофером было как раз наоборот; в Нампаре он всем нравился. А Кьюби любили все, кроме Клоуэнс. Разумеется, Кьюби не могла заменить Джереми, даже вместе с малышкой Ноэль. В унылые и ветреные ночи, случавшихся нередко, Демельза, как и Клоуэнс никак не могла забыть событий, из-за которых Джереми пошел в армию.

Демельза сразу ощутила близость с невесткой. Никому, рассуждала Демельза, не под силу понять жизненные трудности Кьюби, из-за которых той пришлось так поступить. А вот Белле скоро исполнится семнадцать! Еще задолго до семнадцатилетия Демельза знала, кого полюбила навсегда. Хотя, утверждала она, это совсем другое. Они с Россом жили в одном доме и постоянно виделись друг с другом, пусть даже как хозяин и служанка. Так уж Белла будет очарована обаятельным отставным военным, если у нее появится возможность внимательно разглядеть лицевую сторону медали?

Росс не стал пока рассказывать Демельзе о предложении Валентина. Хотел упомянуть между делом, но разговор с Кристофером тем вечером отодвинул встречу с Валентином на задний план. Все мысли жены сосредоточились на одной только Белле. Пару раз в голове у Росса всплывало предложение Валентина. Такое мог предложить только извращенный и слегка неуравновешенный человек вроде Валентина. Да, после гибели Джереми Росс жил размеренно и тихо, но никогда не считал такую жизнь «скучной». Главной его целью стало вернуть Демельзу к нормальной жизни, и в значительной степени ему это удалось. Длительные периоды ее молчания миновали.

Он старался вывозить ее на званые ужины по выходным. Радовался, если жена оставалась довольна. Если возвращаться к активной деятельности, то уж точно не посредством контрабанды олова. Беспокоила только одна мысль — о незавершенном деле в Вестминстере. Когда война закончилась, Росс посчитал, что, какую бы ценность не представляли его действия за последние десять лет, все они вознаграждены победой над Францией. Поэтому после войны он перестал быть представителем лорда Фалмута в Палате общин.

Именно окончание войны и гибель Джереми стали причиной отставки. Место в парламенте стало ему больше не нужно. Росс надеялся (как и многие другие), что после войны в Англии наступит не только мир, но и процветание. Но ошибся. Сокращение бюджетных расходов после войны привело к резкому падению спроса на продукцию британской промышленности. Одновременная демобилизация тысяч солдат и моряков пополнила рынок труда.

Закрыли много заводов на севере и Мидленде, сельское хозяйство пришло в упадок. Итогами массовых волнений и беспорядков стали поджоги и разрушенное оборудование, вследствие чего правительство вместо того, чтобы провести хоть какие-нибудь реформы Питта, пошло на жесткие меры. Каннинг вернулся в Англию, стал членом парламента от Ливерпуля, часто писал Россу. Порой Россу казалось, что в письмах Каннинга таится завуалированный упрек.

Единственное удовлетворение от встречи с Валентином — его полупризнание насчет Агнеты. Если Валентин поссорится с Тренеглосами, это отразится и на Нампаре, они слишком близко. К тому же Тренеглосы верили местным сплетням, что Валентин — сын Росса.

Глава четвертая

Чересчур обходительный мистер Придо не попадался на глаза Клоуэнс уже почти три недели. Но однажды в среду, приехав в Труро за покупками, она заметила, как он приближается к ней по Черч-лейн. Она только что свернула сюда с улицы Боскауэн и прикинула, не успеет ли повернуть обратно, но Придо находился всего в трех метрах от нее, так что сбежать не получится.

— Миссис Каррингтон! Какая приятая встреча. Надеюсь, вы в добром здравии, мэм. Хотя мне кажется, доброе здравие не сравнится с вашим цветущим видом.

Клоуэнс не привыкла к двусмысленностям, поэтому решила расценивать это высказывание как комплимент. Придо был в темно-синем фраке и коричневых саржевых панталонах с черными резинками на стопе. К счастью, очков на нем не оказалось.

— Я бы нанес вам визит раньше, но леди Харриет не знала вашего точного адреса. Умоляю, дайте его, пока мы не расстались. Как я понял, вы живете не в Труро.

— Вы правы. Время от времени я приезжаю сюда за покупками.

Придо пошарил в кармане и выудил шиллинг для назойливого попрошайки.

— На той неделе я встретил майора Джеффри Чарльза Полдарка с северного побережья. Необычное имя, но сначала я не связал его с вами. Он представился вашим кузеном, это правда?

— О да. Наши отцы — двоюродные братья.

— Уйди прочь, — сказал мистер Придо попрошайке.

Тот, попробовав монету на зуб и убедившись в ее подлинности, теперь рассыпался в бесконечных благодарностях.

— Мы не встречались, поскольку служили в разных полках. Но, конечно, у нас нашлась общая тема: Ватерлоо.

— Не сомневаюсь.

Клоуэнс наблюдала за попрошайкой. Он, не веря своей удаче, мчался вприпрыжку через улицу Боскауэн, но затем споткнулся и полетел ничком прямо в лужу, откуда ему помогли выбраться. Однако, как заметили Клоуэнс и Придо, счастливчик не выпустил шиллинг из крепко стиснутых пальцев.

— Не стоит так щедро раздавать милостыню, — с полуулыбкой произнесла Клоуэнс.

— Раздавая мелочь таким бедолагам, я, можно сказать, потакаю своим прихотям, — ответил Придо, надевая очки. — Кроме того, приятно, когда люди иногда обращаются ко мне «милорд».

— Но при этом вам не нравится обращение «капитан»?

— Поступайте как вам угодно. Если хотите, называйте капитаном.

— Но не милордом?

— Пока нет, я еще слишком молод.

Она не понимала, шутит он или говорит всерьез.

— Ну что ж, — встрепенулась Клоуэнс, — мне надо сделать еще несколько покупок...

— Прошу вас, не уходите. Меня только что осенила прекрасная мысль. Приятель пригласил меня на чашку чая в гостинице «Красный лев», и, сдается мне, вы хорошо знакомы с этим приятелем. Не почтите ли нас своим присутствием за чаем?

Клоуэнс поколебалась. Впервые он не казался невыносимым.

— Это Джеффри Чарльз? — уточнила она.

— Нет. Но вас это порадует. Встреча не займет больше получаса, да и отель находится всего в десяти шагах вниз по улице.

Ходж должен был подойти часам к пяти, и, вероятнее всего, опоздает.

— Благодарю вас, — сказала она.

В городе насчитывалось десятка с два постоялых дворов, но «Красный лев» считался самым крупным и презентабельным. На первом этаже располагался просторный и удобный зал, за последние годы ставший местом встречи для желающих пообщаться. Поднимаясь по лестнице, Клоуэнс поймала себя на желании что-нибудь выпить. Но к кому же этот чудак ее ведет?

Как всегда в базарный день, внутри толпился народ, и поначалу Клоуэнс не заметила знакомых лиц. Но затем увидела возле окна столик, за которым сидела одна-единственная девушка. И явно поджидала их. Это была Кьюби.

— Я знал, что это будет настоящий сюрприз! — сказал Филип Придо, потирая руки. — Миссис Полдарк, Миссис Каррингтон. А? А? Невестка и золовка!

Впервые Клоуэнс встретила Кьюби в Тренвите на большом приеме у Джеффри Чарльза и Амадоры, куда та пришла с сестрой Клеменс. Кьюби ее удивила: она ждала большего от этого божества и кумира Джереми. Затем — весьма неохотно — Клоуэнс признала, что у Кьюби прекрасные глаза и кожа. Они почти не разговаривали — разрыв между Джереми и Кьюби казался тогда окончательным, и Клоуэнс сразу ее невзлюбила, а вот у Демельзы на том же вечере подобных чувств не возникло.

После того, как планы на брак Кьюби с Валентином провалились и она сбежала с Джереми, до них доходили слухи о безмятежном счастье молодых в Брюсселе. Принимая это, Клоуэнс все же не могла отделаться от мысли, что Джереми мог бы избежать трагической гибели при Ватерлоо.

А сейчас между ними лишь маленький чайный столик, и все благодаря благонамеренной оплошности злосчастного мистера (капитана) Придо. Кьюби залилась румянцем. Кто знает, насколько хорошо Кьюби догадывалась о враждебном отношении золовки; но отсутствие Клоуэнс во время визитов Кьюби в Нампару наводило на определенные мысли.

Филип заказал чай для себя и Клоуэнс, а Кьюби попросила кофе. Был один предмет, о котором они могли беседовать, не создавая излишнего напряжения.

— Как поживает Ноэль?

— Благодарю, замечательно. Она долго не начинала говорить, но сейчас процесс пошел.

— Она с тобой, в Труро?

— Нет, осталась с Клеменс. Они большие друзья. Ты давно ее не видела, Клоуэнс. Она бы тебе понравилась.

— Не сомневаюсь, — ответила Клоуэнс.

Мистер Придо перевел взгляд с одной девушки на другую и снял очки.

— Знаете, чем я занимался на этой неделе, дамы? Ездил в Чисаастер.

Обе вопросительно посмотрели на него.

— Где это?

— Возле Галвала. Там находятся развалины — весьма впечатляющие развалины — каменных построек. Они очень древние, если вообще не доисторические. А еще там есть подземный проход, частично развалившийся. Времен римской Британии. Возможно, третий или четвертый век. Мне кажется, об этом писал некий Борлас.

Девушки вежливо слушали рассказы Филипа о событиях этой недели. В более теплой обстановке они могли бы даже обменяться понимающими улыбками, но Клоуэнс избегала взгляда Кьюби. Чай допили, темы для светской беседы исчерпались. Филип лучезарно улыбался обеим, не чувствуя напряжения между ними. Затем Кьюби внезапно обратилась к собеседнице:

— Клоуэнс, я знаю, ты крайне занята, но, может, у тебя найдется время приехать в Каэрхейс и провести с нами день? Да, путь не близкий, но если сесть на паром имени короля Генриха, его можно сократить на несколько миль.

Клоуэнс замялась и, к своему неудовольствию, ощутила на лице румянец.

— Это очень мило с твоей стороны, — ответила она. — Если твой брат не будет против.

— С чего бы ему быть против? — возмутилась Кьюби.

Клоуэнс взглянула на Филипа, мечтая, чтобы он провалился сквозь землю. Но он оставался на своем месте, так что приходилось выкручиваться.

— До бракосочетания с Джереми твой брат несколько раз прогонял его, разве не так?

Кьюби, как ножом, кольнула золовку взглядом.

— Скорее всего, это случилось, когда я обручилась с Валентином Уорлегганом. Я ничего об этом не знала. Полагаю, Джон старался поступить наилучшим образом.

— Вероятно. И все же Джереми это крайне расстроило.

— Но в конце концов, я ведь вышла за твоего брата, или ты забыла? Да, я была не права. Но в итоге целых полгода мы были так счастливы, что мне никогда в жизни не забыть это время.

Глаза Кьюби наполнились слезами.

— Прости, — ответила Клоуэнс. — Мне не следовало так говорить. Если бы мы не встретились столь внезапно, я бы не говорила так дурно...

— Лучше высказать наболевшее.

— Не уверена, что имею на это право. Я не знаю всех обстоятельств твоего отказа Джереми. Моя любовь к брату так глубока, что искажает суждения. Я видела его безумное отчаяние...

— Дамы, прошу вас! — вмешался Филип Придо, наконец заметив развернувшуюся перед ним битву. — Для вас обеих это весьма грустная тема для разговора! Давайте обсудим что-либо более радужное!

Клоуэнс повернулась к нему со слезами на глазах.

— Капитан Придо, прошу вас, уйдите.

Тридцатого ноября 1818 года Селина родила мальчика. Третьего декабря Валентин поехал навестить Джорджа Уорлеггана в его банке в Труро. Джордж ушам не поверил, когда ему доложили о приходе Валентина.

— Мистер Валентин, вы сказали?.. Где он?

— Внизу, сэр.

Джордж чуть было не приказал ответить, что его нет на месте, но злость и любопытство возобладали.

— Проводите его ко мне.

Когда вошел Валентин, Джордж увлеченно писал. Через пару минут он опустил перо.

— Слушаю?

Валентин, как всегда, оделся с лоском, но не безвкусно, как покойный Оззи Уитворт. Джорджа злило, что он не находил изъянов в туалете молодого человека.

— Добрый день, отец. Мы не виделись несколько лет. Как ты поживаешь?

— Неплохо. Чего тебе надо?

— Чего мне надо? Насколько я знаю, мне нужно чуть меньше, чем ничего. Могу я сесть?

Джордж не кивнул в ответ, но Валентин уселся в черное кожаное кресло в заклепках, куда садился Кэрри, заходя в комнату. По эту сторону стола это было наиболее удобное кресло.

— Отец, я пришел сообщить, что в прошлый четверг моя супруга Селина родила нашего первенца. Возможно, ты уже слышал об этом?

— Я ничего не знаю о твоей семье и не хочу знать.

— Вот жалость. Я пришел сообщить, что мать и дитя чувствуют себя хорошо.

— Вот как.

Джордж помнил, какими оскорблениями они обменивались в последнюю ссору. Он не из тех, кто легко забывает. Но ведь прошли годы с тех пор, как они разговаривали или хотя бы видели друг друга. С виду молодой человек мало изменился. То же узкое привлекательное лицо, то же высокомерие, та же невыносимая манера держать себя. До Джорджа время от времени доходили слухи, что Валентин пользуется дурной славой в округе. Путается с разными женщинами. Использует деньги жены в сомнительных спекуляциях. Но ведь он тоже потратил немало средств на этого молодого человека, единственного, носящего имя Уорлегганов. Так о чем пришел сообщить ему этот щенок?

— И что?

— У меня есть сын. А у тебя — внук. Думал, тебе интересно узнать. Уверен, Харриет обрадуется. Крестины состоятся в грядущее воскресенье, сразу после утренней молитвы. Очень тихо, без шумихи.

— Вот как, — повторил Джордж, взглянув на сына из-под нависающих бровей.

Валентин стряхнул комок грязи с отполированных до блеска сапог.

— Как поживают близняшки?

— Что? А... Неплохо.

— Прости, их имена вылетели у меня из головы.

— Рейчел и Анна.

— Конечно... Ах да, если подумать, то у меня есть еще одна причина для визита. Какое имя выбрать сыну. Мы с Селиной все тщательно обдумали. Не возражаешь, если мы назовем его Джордж?

С улицы доносились крики зазывалы, продающего угрей. Послышался стук в дверь, из-за двери выглянула голова клерка. Стоило Джорджу взглянуть на него, как он исчез, словно раненая улитка в своем панцире. Дверь затворилась. Валентин смотрел в окно. На стекле застыли следы вчерашнего дождя, а железные прутья решетки не делали комнату уютнее.

— Это что, какая-то попытка меня улестить? — спросил Джордж.

— Зачем бы мне? У меня есть деньги.

— Деньги Селины?

— Не совсем.

— Но твоя шахта не приносит дохода, — злорадно заметил Джордж. — Я об этом знаю.

— Корнуольское герцогство, как ты наверняка знаешь, возложило обязанности по сбору налогов на мистера Эдварда Смита. Он оказался весьма требовательным, о чем ты тоже осведомлен, и в этом месяце две небольшие шахты неподалеку закрылись. За ними последуют и остальные... Ты закрыл Уил-Спинстер. Но у меня есть и другие источники дохода.

— Хотелось бы о них узнать.

— Не думаю, что их стоит разглашать на открытом слушании, если ты понимаешь, о чем я.

— То есть незаконные. Прошу тебя, будь осторожен.

— Я не говорил, что они незаконные, отец. Но иногда я позволяю себе какое-нибудь рискованное дельце, результаты которого весьма удовлетворительны.

— Смотри, не связывайся с Джоном Пермеваном. Или с Объединенной медной и цинковой компанией. Или с Уил-Сетон. Акционеры там — сборище крестьян, которые ничего не смыслят в горном промысле, а в финансах и того меньше.

— Ни за что на свете, — ответил Валентин. По правде говоря, он уже связался с двумя из этого списка. — Но, на мой взгляд, очень мало доходных предприятий обходятся без риска. Хотя, — добавил он, почувствовав, что это надо сказать, — чем меньше риска, тем спокойнее.

Джордж хмыкнул.

— Если уж ты намерен иметь дело с горным промыслом, избегай олова. Медь окупается. А если ввяжешься в добычу олова, получишь только проблемы, как семья Гандри с Уил-Фор. Три года — и банкротство!

— На мой взгляд, шахта неправильно управлялась, — заметил Валентин. — Судя по отчетам, с самой шахтой все в порядке.

— А ты хорошо информирован, — взглянул на сына Джордж.

— Стараюсь. Но, разумеется, ты знаешь гораздо больше. Сомневаюсь, что кто-либо разбирается в торговых делах Корнуолла лучше тебя.

Повисло молчание.

— Как вы ладите с соседями? — спросил наконец Джордж.

— С какими соседями?

— С Полдарками, разумеется.

Валентин вытянул ноги.

— Я мало с ними вижусь. Джеффри Чарльз постоянно ездит в Лондон. Говорят, изучает там юриспруденцию. Его испанская жена держится особняком. Кажется, не чувствует себя в безопасности в окружении корнуольцев, пока Джеффри Чарльз в отъезде.

— Я говорил о семействе Росса Полдарка.

— Ты сказал «соседи», отец. А от нас до Росса минимум миль пять. Я с ними не встречаюсь. Потеря Джереми сильно на них сказалась. Предпочитаю общество повеселее.

— Крестины будут пышными?

— Я говорил, будет тихая церемония. Только несколько домашних. Хочешь присутствовать?

— Нет, благодарю.

Валентин медленно выдохнул, но Джордж этого не заметил.

— Что ж, не буду отнимать у тебя время. Так можем ли мы назвать твоего первого внука Джорджем?

— Я не могу тебе помешать.

— Но можешь выразить нежелание.

Джордж задумался.

— Если хочешь, пусть это будет его второе имя.

— Я мог бы дать ему второе имя, чтобы, когда подрастет, он выбрал то, что больше по душе. Правда, не знаю, зачем ему желать другое имя. Имя «Джордж Уорлегган» творит чудеса.

Джордж взял перо и осмотрел его. Какой-то идиот забыл утром его очинить.

— У меня три дочери. Их наследство останется неприкосновенным. У меня нет денег для внука.

Валентин поднялся.

— Я бы предпочел, чтобы мой сын сам пробивал себе дорогу.

— Женившись на деньгах, — едва заметно усмехнулся Джордж.

— Например так, отец. У всех разные пути.

— Тогда назови его Джорджем, — ответил Джордж, — если тебе так угодно.

«И катись к черту», — добавил он мысленно.

Глава пятая

Прошло уже больше трех лет с тех пор, как Демельза в последний раз была в Лондоне, и в глубине души надеялась больше никогда его и не видеть. Ей нравился этот огромный город, но дважды она чувствовала себя в нем отчаянно несчастной. В первый ее визит в город между Россом и Монком Эддерли возникла вражда, приведшая к дуэли. Самое тревожное время в ее жизни. В последний же раз пришлось оставить Росса во Франции, где его задержали как военнопленного, и никто не знал, сколько продлится их разлука, возможно, даже вечно. Перед возвращением он отправил ей новости о Джереми. В этот раз во время утомительного путешествия в карете компанию ей составляли Кэролайн и Белла, и в этот раз пребывание обещало быть недолгим, так что они остановились у мисс Пелэм, тетушки Кэролайн, настоявшей на этом.

Небольшой домик профессора Фредерикса находился неподалеку от Чансери-лейн, насчитывал три этажа и кренился набок, опираясь на соседнее складское здание. Кристофер Хавергал привел их туда, а затем довольно потрепанного вида служанка проводила их в довольно потрепанную гостиную с цветами у окна и дипломами на стенах. Угол занимало фортепиано орехового дерева. Всех четверых пригласили сесть. Они сели, но стоило дверям закрыться, как Изабелла-Роуз снова вскочила, разглядывая дипломы. Сверху донесся звук другого фортепиано, только одной ноты до. Затем вступил женский голос. Начав тихо, он вырос в крещендо, а затем исчез в нежнейшем пианиссимо.

На инструменте прозвучала следующая нота гаммы, и упражнение повторилось.

— Смотри, мама! — сказала Белла, — тут говорится...

— Тсс! — шикнула Демельза, услышав чьи-то шаги.

Вошел гладко выбритый толстячок ростом всего около пяти футов, с седой шевелюрой, подстриженной по форме головы. На нем был фиолетовый бархатный сюртук в пятнах, полосатые панталоны, на маленьких ступнях — лаковые туфли. На распахнутом воротнике болтался развязанный шейный платок. Кристофер представил гостей, хотя профессор Эмануэль Фредерикс уже виделся с Беллой. По окончании знакомства он признал это одной фразой:

— И моя юная Донна.

И на щеках Беллы появились ямочки. Кристофер продолжил:

— Само собой, вам известна цель нашего визита, профессор Фредерикс. Ее матушка и миссис Энис пришли поговорить с вами о даровании дочери и ее будущем.

Профессор кивнул.

— Леди Полдарк, во время последнего визита мисс Изабеллы-Роуз я проверил ее голос несколькими способами и должен вас поздравить — у вашей дочери замечательный талант!

— Благодарю вас. — Демельза чуть ли не впервые возжелала, чтобы корнуольский акцент напрочь исчез из ее речи. — Мистер Хавергал сказал, что вы высоко ее оценили. Я не совсем понимаю, что подразумевается под ее будущим.

— Я самый востребованный педагог в Лондоне. Могу заявить об этом без ложной скромности, — ответил Фредерикс. — Уверяю, миледи, я сам отбираю учеников. Ограничиваюсь десятью. Обучаю основам техники владения голосом. Разъясню понятия гортань, голосовые связки и прочие термины, которые изредка используются в этом доме. Я ищу природное дарование, чтобы научить музыкально интонировать голосом. Мое обучение зиждется на трех категориях: ритм, дикция, фразировка и орнаментика. Занятия предполагают неустанный труд и максимальное упорство. Обучение основам займет около двух лет.

— А после этого? — спросила Кэролайн.

Он вытянул аккуратные белые ладони с лопатообразными кончиками пальцев.

— Этого никто знать не может. Но мне кажется, из последних пятидесяти учеников, которым я имел честь преподавать, у нашей маленькой леди самый прирожденный талант.

Сильно рискуя вызвать недовольство дочери, Демельза задала вопрос:

— Некоторые люди считают ее голос... э-э-э... слишком резким.

— О, вполне вас понимаю, — ответил Фредерикс. — У нее великолепные и на удивление сформировавшиеся голосовые связки. Временами даже кажется, что она кричит. Но все дело в скрытом звуке и непроявленном таланте, бурлящей молодой энергии. Голос можно поставить, и верхний регистр будет звучать так же красиво, как и нижний.

— Значит, у нее — то, что называется меццо-сопрано?

— Правильно.

Кэролайн посмотрела на Демельзу, понимая, что она здесь не главная, но все же...

— Профессор Фредерикс, получается, у мисс Полдарк исключительный голос, незаурядное дарование? Предположим, она проучится у вас два года, а в конце срока оправдает надежды, но что потом? Какое будущее ее ждет?

Профессор снова развел руками.

— Моя прошлогодняя выпускница начала с организованных концертов; совсем недавно ее приняли в Бристольский хор в качестве ведущего сопрано. Другая моя ученица, о которой вы наверняка слышали, Кристина Смайт, пела в опере. Сейчас она выступает в Париже и продолжает обучение у великого Бернара де Вриса. Третья ученица в Милане поет в новой опере Беллини под названием «Норма». Для юной леди с исключительно прекрасным голосом открыты большие возможности.

— Вы сказали «леди», — продолжила Кэролайн. — Кто из ваших нынешних десяти учениц на самом деле леди?

«Только Кэролайн могла такое спросить», — подумала Демельза.

— Э-э-э... Три, нет, четыре. Остальные шесть сравнительно скромного происхождения.

— А высокая плата? Вы взимаете ту же плату со всех учеников?

— Две мои ученицы получают стипендии, поскольку у родителей совсем нет средств. Они подают большие надежды, и я исполняю долг перед обществом, давая им бесплатные уроки. Одна из них певица, другая учится игре на фортепиано. Если мисс Полдарк станет моей ученицей, то обязательно с ними познакомится.

Немного подумав, Демельза заговорила:

— Лейтенант Хавергал наверняка сказал вам, что мы из Корнуолла. Оттуда до Лондона много миль. Пожалуй, около трехсот. На экипаже ехать два-три дня, трудно сказать, сколько ехать морем — иногда быстрее, но чаще дольше. Моей дочери еще нет семнадцати. Она ходит в школу миссис Хемпл в Труро. Там же она учится пению у местного педагога, миссис Ходжсон. Скажите, сколько лет вашим ученикам?

— От семнадцати до тридцати одного.

— Мы с мужем не собираемся чинить Белле препятствия. Если у нее действительно хороший голос, пусть она его развивает, мы не против. Но нам кажется, что она слишком молода, и пусть всю неделю она у миссис Хемпл, но всегда жила только дома...

— Ох, мама! — сказала Белла. — Я уже жила в Париже!

— Да, конечно, но тогда мы все там жили! А когда ты... если тебе доведется жить в Лондоне, ты останешься совсем одна! Почти совсем одна! Вы размещаете девочек у себя?

— Да, миледи. У нас есть места для четверых, однако сейчас все спальни заняты. Миссис Фредерикс, я уверен, порекомендует вам кого-нибудь по соседству.

— Этого не понадобится! — сказала Кэролайн. — Моя тетушка наверняка поселит ее у себя, а каждый день ее будет провожать грум.

— Мне такое и в голову не пришло, — с удивлением заметила Демельза, одновременно радостно и встревоженно. Она словно взбиралась на склон, который становился круче; все труднее на нем удержаться, но остановиться она не в силах. Как ей сейчас не хватало присутствия Росса, который бы высказал по этому поводу здравые соображения. Или все-таки возражения?

— Кажется, это Моцарт! — сказал Кристофер.

Рояль наверху вдруг стал отчетливо слышен, будто кто-то открыл дверь.

— Соната. Не помню, какая именно.

— Номер один до-мажор, — с одобрением заметил Фредерикс.

— Кристофер, вы умеете играть на фортепиано? — спросила Кэролайн.

— Увы, нет.

— Мисс наверняка Полдарк умеет, — сказал профессор.

— Чуть-чуть.

— Вы должны это уметь, если пришли сюда учиться. В пении надо делать много перерывов, чтобы не перенапрячь голос. Уметь управлять дыханием — с этого надо начинать. И языки. Надо знать три языка и более или хотя бы хорошо их понимать и иметь правильное произношение. А также манеры и поведение. Актерское мастерство...

Демельза смотрела на дочь, одновременно крепкую и стройную, целеустремленное выражение ее лица, голубые глаза, густые волосы. Есть два условия, а не одно. Если у нее впрямь выдающийся голос, хватит ли ей душевной выдержки, настойчивости, решимости вынести сурового надзирателя? Она хоть представляет, на что идет?

Почувствовав материнский взгляд, Белла подмигнула ей.

Все та же юная леди, которая во время бегства из Парижа очаровала потенциально опасный отряд польских драгунов, наигрывая на старинном клавесине и напевая «Марсельезу» на постоялом дворе во Франции. Демельза ее недооценила. На том дворе в Сен-Кантене Демельза наблюдала за дочерью сквозь лестничные перила, злясь на ее беспечность и вне себя от тревоги, куда это может завести. Сейчас, при воспоминаниях отчасти гнев превращался в гордость. Ее дочери еще не исполнилось четырнадцати, но хватило смелости такое учудить: даже сейчас сердце колотится при одном только воспоминании. Они с Россом породили такую одаренную девочку, исключительно отважную и самодостаточную. Она достойна лучшего. А что именно лучше для нее?

В тот же день по рекомендации знакомого музыканта миссис Пелэм они отправились к двум другим специалистам. Первый — мистер Питер Ройманн, музыкальный руководитель Королевского театра на Хеймаркет. Их провели через служебный вход театра в пустой репетиционный зал, где стоял большой концертный рояль и пять стульев. Мистер Ройзманн был маленького роста и худощавого телосложения, но пользовался явным авторитетом. Он подвел Беллу к роялю и попросил спеть ему под аккомпанемент пару легких мелодий. А спустя пятнадцать минут сказал:

— Весьма своеобразный и благородный голос для такого раннего возраста. Само собой, нужно развивать его, но у нас здесь нет педагога и помещения для занятий. Здесь вы очень скоро сможете играть небольшие роли, да, понимаю, вы стремитесь не к этому. Летом мы подумаем, в каких постановках можно ее задействовать. Таким способом она многого добьется; иногда полезно учиться у других. Знаю двух молодых дам, которые таким образом преуспели. Разумеется, обе также брали частные уроки. Если надумаете и напишете мне примерно через полгода, я бы хотел снова с вами встретиться. Вы умеете играть роли, мисс Полдарк?

— Думаю, да, — проговорила Изабелла-Роуз, взволнованная тем, что находится за кулисами одного из величайших театров. — Мне бы этого хотелось!

— Да-да, само собой. Актерское мастерство — неотъемлемая часть пения, будь то простая песня или большая опера. На вас не только слушают, на вас и смотрят. — Он обратился к Демельзе: — Возможно, у нее не ваше лицо, мадам, но похожая фигура и уже сейчас приятная наружность.

— Вы считаете ее голос выдающимся? — спросила Кэролайн.

Ройманн задумался, а вскоре уверенно заявил:

— Да, считаю.

— Если рассуждать теоретически, у кого она может получить лучшее образование?

— Ходят разговоры, что в королевском колледже есть место. Сейчас лучшие педагоги — Фалконер, Фредерикс, Алези, Лотти Шнайдер. Четверка самых лучших. Если вы нацелены на оперетту, лучше всего отправиться в Париж, где есть несколько выдающихся преподавателей.

— В пять у нас назначена встреча с мадам Шнайдер, — напомнила Кэролайн.

Мадам Лотти Шнайдер, светловолосая, пышногрудая и привлекательная женщина, подозвала Беллу:

— Поди-ка сюда, милая. Давай-ка озмотрим твой рот. Твоя гохтань, миленькая моя, пхямо-таки создана для пения. Видишь? Вот здесь, здесь и отзюда исходит звук. Подойди-ка к фохтепиано. Дыхание с хрипотцой. А теперь послушаем твой голосок. Мягче, сначала тихонько под фохтепиано, как будто поешь малышу на ночь колыбельную.

Это была тихая улочка, не то что Королевский театр, где даже сквозь закрытые окна доносился грохот экипажей и повозок. Прислушиваясь к голосу дочери, который следовал за мелодией вверх по нотам и постепенно наращивал громкость, Демельза подумала — если бы Росс услышал сейчас Беллу, он бы понял, какая она умница. Похоже, она точно знала, чего хочет мадам Шнайдер, хотя та говорила с сильным немецким акцентом. Когда все закончилось, Лотти Шнайдер похлопала Беллу по руке.

— Дас ист очень хорошо! Лирическое зопрано — вот чем ты можешь стать! У вашей дочери польшой талант, леди Полдах. У нее прекрасное будущее! Буду рада взять ее — и я сделаю это, но должна признаться, что скоро отпхавлюсь в концертное турне по Европе: Рим, Милан, Вена, Бехлин... В это время мои ученики не смогут получить надлежащего внимания. Разумеется, я дам упхажнения, чтобы заполнить все их время занятиями. Вы знатете иностранные языки? Французиш, итальяниш? Я уеду из Лондона после Рождества и собираюсь вернуться на Пасху. Она могла бы многому научиться, работая с таким пхофессиональным меццо-зопрано, как я, но это сложный процесс.

— Но вы думаете, мадам, — заговорила Демельза, — что... моей дочери нужно продолжать занятия?

— Конечно. О да. О да. Но с голозом нужно обхащаться очень аккуратно. Нужно избегать переутомления. Чем медленнее прогресс, тем он надежнее. Много изменений за короткое вхемя — это не очень хорошо. Конечно, в вокальном мире слишком вызокая конкухенция. Но в нем всегда найдется еще одно место, если есть талант. Лично я всегда при вохзможности пою Моцарта. Это зпасение первоклассного певца — помогает оставаться на верном пути.

— Много ли у вас учеников? — спросила Кэролайн.

— Только три. Но они не совсем ученики. Они уже певцы. Но, леди Полдух, вы можете прийти снова, вернуться после Пасхи? Я многому могу научить вашу дочь. Год со мной стоит двух лет с кем-либо еще.

Вечером после тихого ужина, когда миссис Пелэм впервые не принимала других гостей, все обстоятельным образом поделились мнениями: Демельза, Белла, Кэролайн, Кристофер, миссис Пелэм. Демельза обратилась к Кэролайн:

— Кэролайн, ты моя самая давняя подруга. Пожалуйста, выскажи свои соображения.

Та почесала длинный аристократический нос.

— Во-первых, тебе надо признать, что Кристофер прав. Не только педагог, которого он посоветовал, но и двое других, предложенных тетушкой Сарой, подтвердили его правоту. По-видимому, это доказывает, что у Изабеллы-Роуз особенное дарование. Они не стали бы проявлять воодушевление без достаточных на то оснований. Следовательно, если вы можете себе позволить расходы (а я знаю, что у Росса есть возможность), то я больше склоняюсь к тому, что ей стоит поучиться с год или чуть больше и посмотреть, каких успехов она достигнет.

— Я предложил оплачивать расходы, — напомнил Кристофер.

— Мы не можем на это согласиться, — отказалась Демельза. — Но все равно спасибо. Мы сами справимся.

— Тогда давайте признаем, что затраты не помеха. А по поводу остального все согласны?

Чуть подумав, Демельза сказала:

— Наверное... согласны.

— Значит, на этот год или пару лет, если все пойдет хорошо, вопрос заключается в... — Кэролайн запнулась. — Нет, это конечно хорошо, что ты предоставила мне слово, дорогая, но я не должна тут рассуждать, как судья, решающий вопрос опеки над ребенком. Она твое дитя. Я не имею права занимать твое место.

— Неужели ты не видишь, Кэролайн, — возразила Демельза, — именно потому, что я ее мать, у меня не получается судить беспристрастно. Так что, пожалуйста, продолжай.

Все замолчали. Кэролайн вздохнула.

— Ну что ж, если судить предварительно, все равно окончательное решение вы примете потом. Из всех трех авторитетных педагогов, которых мы сегодня увидели, Белла бы выбрала мистера Ройманна...

— Я такого не говорила! — воскликнула Белла.

— Ты шепталась с Кристофером, и я понимаю, почему тебе понравился мистер Ройманн, милая. Он живет в театре. В одном из самых лучших в Лондоне. Тебе вскружил голову один только вид лесенок, декораций и запах грима.

— Белла, не гримасничай, — велела Демельза, — веди себя вежливо со своей тетушкой.

Кэролайн рассмеялась.

— Тетушкой только на словах.

— Но разве Ройманн не сказал, — вступил в разговор Кристофер, — что пока не может взять Беллу? Он прямо велел прийти через полгода.

— Верно.

— Конечно, меня с вами не было, — начала миссис Пелэм, — но мадам Шнайдер мне кажется самой романтичной, и наверное, самой подходящей! Я слышала ее голос не один раз, и ее помощь окажется бесценной. Она сейчас выступает? А то можно ее пригласить на обед, пока вы не вернулись домой.

— Дьюк-стрит в Сент-Джеймсе — куда дальше Чансери-лейн, — заметила Кэролайн. — Нельзя забывать о зиме.

Демельза подумала о той части Лондона, в которой они провели сегодня массу времени. Бесконечные попрошайки, некоторые из них — бывшие солдаты с ампутированными конечностями; рыскающие по сточным канавам свиньи, столкновения экипажей, запах канализации, продавцы пирогов, шарлатаны, точильщики ножей, загромоздившие края тротуаров, мальчишки в лохмотьях и босые дети.

— Миссис Пелэм, — продолжила она, — а вы и правда, как мне сказали сегодня утром, разрешите Белле пожить здесь какое-то время, пока она не встанет на ноги? Это очень мило с вашей стороны.

— Дорогая моя, — ответила миссис Пелэм, доброжелательно глядя на Изабеллу-Роуз, — я говорила не совсем об этом. Я имела в виду, что буду польщена и даже счастлива пригласить ее пожить здесь не какое-то время, а сколько ей понадобится.

Миссис прежде Пелэм не встречалась с младшей дочерью Демельзы и была весьма увлечена ею. Белла приветливо ей улыбалась, а когда она улыбалась подобным образом, то все ее лицо как будто светилось. Более подходящей дружбы и быть не могло. Миссис Пелэм, одинокая и богатая дама с многочисленной прислугой, постоянно устраивала приемы, знала все лондонское высшее общество, у нее имелся собственный экипаж (которым она редко пользовалась), жила она в большом красивом доме, часто посещала театр, и не имела собственных детей. Демельза ерзала в кресле, пытаясь избавиться от чувства коловшего грудь любопытства.

Сначала она отказывалась это признавать, но когда успокоилась и пробормотала самые щедрые благодарности миссис Пелэм, то признала, что это неприятное чувство оказалось обычной ревностью. Конечно, ревности не к Белле, для которой этот визит оборачивался гораздо более благоприятно, чем она когда-либо могла надеяться, а к Саре Пелэм, которая с этого времени, если план продолжит идти по тому же пути, познакомиться с Беллой гораздо лучше, чем Демельза могла бы даже надеяться.

Где-то в глубине ее души рыдало одинокое несчастное создание.

— Я потеряла первую дочь Джулию много лет назад, еще младенцем, всего три года назад Джереми, мой старший сын, на самом пике своего очарования и юношеской зрелости погиб при Ватерлоо, а сейчас мне приходится расстаться с младшей дочерью, которая уедет за триста миль, чтобы жить в прекрасном доме с элегантной пожилой дамой и строить певческую карьеру. Какая трагедия, что она встретилась с Кристофером Хавергалом. Какое счастье для Нампары, если бы в школе Труро она пела ради удовольствия. Какое счастье, в конечном итоге, для самой Беллы.

Она сглотнула подступивший к горлу комок.

— Я уверена, что мадам Шнайдер ее возьмет. И профессор Фредерикс. Я уверена. Вы... Вы рекомендуете мадам Шнайдер, миссис Пелэм?

— Когда я впервые услышала о профессоре Фредериксе как о лучшем учителе в Лондоне, — заговорил Кристофер Хавергал, — и в июле отвез Беллу к нему на прослушивание, у меня не было конкретных мыслей по поводу того, где она может остановиться. Как вы знаете, я надеюсь жениться на ней, но согласился отложить свадьбу и весьма преуспел в поиске подходящего для нее жилья. Но, разумеется, притягательное предложение миссис Пелэм делает все это ненужным. Мадам, должен признать, вы делаете для нас величайшее одолжение. Благодарю.

Миссис Пелэм улыбнулась.

— Миссис Энис напомнила о расстоянии до двух других учителей, — продолжил он. — Профессор Фредерикс чуть больше чем в полумиле. Мадам Шнайдер почти в двух милях. Я измерил расстояние по карте. Возможно, это не определяющий фактор в принятии решения, но его следует учитывать.

— Возможно, — сказала Кэролайн, — нам следует спросить Беллу.

Белла лучезарно улыбнулась.

— Я очарована.

— Обоими?

— Обоими.

Глава шестая

На время отсутствия Демельзы и Изабеллы-Роуз Клоуэнс отправилась в Нампару, составить компанию отцу и помочь с Гарри. Зимой прямой путь становился чуть более опасным, поэтому она решила выбрать дорогу до Труро, а там ее встретит Мэтью-Марк Мартин и проводит до Нампары. На полпути в Труро она сделала небольшой крюк, чтобы заехать к Харриет и сообщить о недельной отлучке. Конечно, она не застала дома ни Харриет, ни ее гончих, так что прошла в дом и оставила записку. Посыпая чернила песком, она услышала шаги в коридоре, а когда обернулась, увидела приближающегося к ней Филипа Придо.

— Миссис Каррингтон, рад вас видеть. Боюсь, Харриет нет дома.

— Я уже заметила. Этого стоило ожидать. А вы решили пропустить утреннюю охоту, мистер Придо?

— Да, решил остаться и почитать. Иногда мне думается, что я за свою жизнь слишком много времени потратил на лошадей.

Придо выглядел как обычно: накрахмаленный воротничок и шелковый шейный платок, под бутылочно-зеленым жакетом белая рубашка из тонкого батиста, узкие черные панталоны. Он только что водрузил на нос очки. Проводивший Клоуэнс в дом лакей топтался возле двери.

— Я собираюсь на северное побережье повидать отца, так что тороплюсь, — произнесла Клоуэнс.

— Паркер, я провожу миссис Каррингтон, — сказал лакею Придо.

— Хорошо, сэр.

Когда лакей вышел, Филип продолжил:

— Я вам писал, миссис Каррингтон.

— Правда? Я ничего не получала.

— Нет, я бросил письмо в огонь.

— Да? Почему?

— Я не смог... Мне показалось, что мои извинения выражены недостаточно хорошо.

— Извинения?

— За то, что свел вас с миссис Полдарк, вашей невесткой. Разумеется, я и понятия не имел о ваших натянутых отношениях.

— Это мне следует извиниться, — ответила Клоуэнс. — Я в крайне неподобающем тоне попросила вас уйти. Ваши намерения были вполне достойные и подобающие.

Придо натянуто улыбнулся.

— Кто-то недавно писал об одном выражении, скорее остроумном, чем милосердном: благими намерениями вымощена дорога в ад. Вот почему я уничтожил письмо.

— Я вас не понимаю.

Он снял очки и положил в карман. Цвет его карих глаз всегда оказывался темнее, чем за стеклами очков. Привыкая к новому фокусу, глаза некоторое время смотрели отрешенно.

— Я подумал, что подобное письмо, прочитанное в спокойной обстановке, может только усугубить нанесенную мной обиду. Сдается мне, за время нашего знакомства я слишком часто делал или говорил что-то, что вы сочли неуместным. Я не хотел усугублять вину, пытаясь ее искупить.

— Наверное, мы должны простить друг друга, — ответила Клоуэнс, улыбаясь в ответ. — Ватерлоо... думаю, тень Ватерлоо все еще нависает над нами. Это многое объясняет. Наверное, мне следует признать, что встреча с Кьюби помогла разрядить обстановку.

— Я чрезвычайно рад. Считаю миссис Полдарк очаровательной. Признаюсь, ее семья мне не слишком по душе.

— Вот как? — Клоуэнс с интересом взглянула на него. — Почему вы так говорите? Она очень привязана к родне.

— Знаю. Но ее братья чересчур высокомерны.

— Я едва знакома с ними. Третий погиб в Голландии.

— А тот огромный замок, который они строят? Мне сказали, что у них нет средств завершить строительство.

— Это верно, он приносит много проблем, — ответила Клоуэнс, снова вспомнив вероломство Кьюби.

— У моего кузена в Падстоу огромный дом, — продолжил Филип Придо. — Но он достался ему в наследство. Может, я придираюсь, но мне кажется, что подобная претенциозность более простительна для предков, чем в себе самом.

— А ваши предки сумели заплатить строителям? — спросила Клоуэнс.

— Именно так, именно так, — Филип протянул руку и склонился над ее ладонью, — могу я вам как-нибудь снова написать?

— Разумеется, — ответила Клоуэнс, спускаясь по лестнице.

Он проводил ее и помог сесть на лошадь.

В отсутствие двух самых энергичных домочадцев в Нампаре царила угрюмая тишина. Демельза теперь не щебетала дни напролет, как раньше, но все же оставалась сердцем этого дома, и без нее сразу становилось пусто. С каждым новым визитом Клоуэнс замечала, как вырос малыш Гарри. Через неделю ему исполняется шесть, и Демельза собиралась вернуться к его дню рождения. Гарри, самый крепкий и добродушный из молодых Полдарков, сиял такой же солнечной улыбкой, как его вторая сестра, только гораздо чаще.

Вообще-то, Росс и Демельза сошлись на том, что Гарри, очевидно, уже осознал силу своей неотразимой улыбки: с ее помощью он очаровывал, просил прощения, уходил от наказания и настаивал на своем. Вполне возможно, что с возрастом он отточит это мастерство, чтобы добиваться своего. В его отношении к учебе — чтению и письму — уже сквозила небрежность, ему не хватало прилежания и вдумчивости. Но если ему что-то взбрело в голову, то ума и сообразительности ему было не занимать, так что родители решили не волноваться. Пока он еще дружелюбный и занятный малыш. Росс знавал одного профессора в Лондоне, который отправил своего сына к мозгоправу, потому что тот в трехлетнем возрасте не мог прочесть утреннюю газету. Для Росса это стало примером того, как не надо поступать.

Пару раз Клоуэнс видела Бена Картера. Он до сих пор не женился, а к Клоуэнс неизменно обращался со смесью восхищения и уважения на чернобровом бородатом лице. Он ей очень нравился, но дальше этого дело не шло. После гибели Стивена Клоуэнс гадала, сможет ли кто-либо снова пробудить в ней такое глубокое чувство. Почему в памяти все еще всплывал обман Стивена? Он лгал, чтобы заполучить ее. Неужели это так непростительно? Ведь он от нее не отказался. Уже не в первый раз она задумалась о том, не превращается ли в вечно скорбящую вдову... Но с сердцем трудно спорить.

На второй день Дуайт, также временно осиротев благодаря карьерным дерзаниям Беллы, пригласил Полдарков на ужин в Киллуоррен. Клоуэнс приятно удивилась, встретив там Джеффри Чарльза с Амадорой. Джеффри Чарльз все так же был без ума от маленькой испанки, а она отвечала ему взаимностью. Ее приняли, но на чужую веру смотрели с опаской, так что когда Амадора захотела воспитывать Хуану в католической вере, это стало очередным камнем преткновения.

Джеффри Чарльз не имел особых возражений, как и Росс, который стал теперь главой клана Полдарков, поэтому Амадора поступила по-своему. Тем не менее, Росс предложил держать все в тайне, иначе это могло вызвать шквал осуждения в округе. Братья Демельзы Сэм и Дрейк были потрясены, но обещали хранить молчание. Большинство друзей Росса из аристократических кругов также посмотрели бы косо, ведь их с детства призывали бояться и ненавидеть католическую церковь.

Амадора и Клоуэнс долго говорили о Хуане. Клоуэнс любила детей, даже не имея собственных, поэтому и та эмоциональная встреча с Кьюби в Труро закончилась более миролюбиво, когда речь зашла о Ноэль. Во время беседы Клоуэнс услышала, что Джеффри Чарльз упомянул Придо, и после ужина она сама заговорила о нем.

— Капитан Придо? — переспросил Джеффри Чарльз. — Филип Придо? Я его не очень хорошо знаю, мы служили в разных полках. Но у него хорошая репутация. Интересный малый. Удивительно, что он выжил.

— В смысле, при Ватерлоо?

— Да. Он состоял в гвардии королевских драгун, это один из передовых полков дворцовой кавалерии. Это случилось воскресным утром, когда кровавая заварушка почти закончилась и уступила место настоящему сражению. Некоторым пехотным отрядам пришлось туго, они сдавали позиции, теряли людей. Это заметил лорд Аксбридж и послал в атаку шесть драгунских полков, ирландских фузилеров и шотландских драгун. — Джеффри Чарльз помолчал, глядя на изувеченную левую руку. — Аксбридж возглавил наступление. Но ты об этом слышала, не так ли? Об этом сложили баллады и писали картины.

— Не думаю, — ответила Клоуэнс. Ей не особо хотелось слушать о геройствах сражения, которое стоило ее брату жизни.

— В общем, французы беспорядочно отступали, разбегались, как муравьи от огня, уходя из долины. Я видел кое-что, и это было потрясающе. Но никто не обратил внимания на приказы остановиться и перегруппироваться. Наши уходили все дальше и дальше в тыл французам, и когда бешеная атака увязла, они, наконец, услышали сигналы к отступлению, но резервы уже закончились, прикрыть отход было некому. Их отрезали и перебили. Едва ли четверть из них вернулась.

На мгновение они прислушались к Горацию, который тявкал перед дверью, пытаясь войти.

— Значит, капитан Придо там тоже участвовал?

— Еще как! Совершенно героическим образом! Он спас полковника Фишера, привез его, перекинув через седло. Хотя сам был ранен четыре или пять раз.

Горацию позволили войти, и он недовольно обнюхал комнату в поисках хозяйки.

— Тогда я потерял его из вида, — продолжил Джеффри Чарльз, — вероятно, он пролежал в госпитале месяцев шесть. Затем его отправили в Вест-Индию. И там с ним случилось что-то вроде нервного срыва...

— Так он уволился из армии?

— Он так сказал?

— Думаю, что уволился. Скорее всего.

— Да, конечно. Но не сам. Его отправили домой из-за убийства человека.

— Я не знала!

— Наверное, не стоило тебе это говорить. Он наверняка не хочет, чтобы об этом стало известно.

— Как это случилось?

— Подробностей не знаю — по крайней мере, надежных сведений, но это случилось в период его срыва. Это все, что мне известно.

— Так его посадили в тюрьму? Если он кого-то убил? Или произошла дуэль?

— Это была не дуэль. Думаю, его сочли сумасшедшим. Черная лихорадка может очень быстро давать такой эффект.

Джеффри Чарльз внимательно посмотрел на кузину.

— А эти очки, которые он все время носит! Он отлично видит и без них. Это как будто какой-то симптом. Скорее всего, подальше от армии ему станет лучше.

Снова тень Ватерлоо, подумала Клоуэнс, преследует их даже спустя три года. Джереми погиб, семья потеряла родного человека, жена — мужа, нерожденная дочь — отца. У Кристофера Хавергала искусственная ступня, у Филипа Придо, очевидно, сдали нервы, у Джеффри Чарльза частично парализована левая кисть (хотя, по правде говоря, это отголосок Пиренейских войн). Четыре молодых человека. Англия до сих пор зализывает свои раны. Как и Франция. Как и многие другие государства. А все из-за хвастливых и честолюбивых замыслов одного человека.

— Я хотел бы с ним встретится, — сказал Росс.

— С кем?

— С этим Придо. Я много слышал о той кавалерийской атаке, но сам ее так и не увидел. Я должен был доставить послание из Халле принцу Фридриху. Она произошла как раз после полудня, до того как... я вернулся.

Умышленно меняя тему, Дуайт Энис поинтересовался:

— Был ли кто-нибудь приглашен на вчерашние крестины к Уорлегганам? Может ты, Росс?

— Нет.

— Кэти сказала, что гостей набралось не больше дюжины — просто слуги из дома. Здоровый мальчик восьми фунтов. Я советовал Селине не ходить. Не знаю, возможно, она все же пошла. Но она не очень крепкого телосложения, и я бы не хотел, чтобы она заработала себе грыжу.

— Ну и странная семейка, — сказал Джеффри Чарльз.

— Для меня всегда было загадкой, что ее сподвигло выйти замуж за этого Поупа. Теперь мне интересно, почему она вышла замуж за Валентина.

— У нее, кажется, две дочери? — спросила Амадора. — Никогда их не видела.

— Это ее падчерицы от первого брака с мистером Поупом. Кажется, их отправили куда-то к дальним родственникам в районе Финсбери в Лондоне. Это правда, что младенца окрестили Джорджем?

— Не знаю, — коротко бросил Дуайт, — я слышал об этом, но, возможно, это только сплетни. Или одна из злобных шуточек Валентина.

Все ждали, что Росс заговорит, но он ничего не произнес, и выражение его лица осталось непроницаемым. Клоуэнс гадала, будет ли ее мать столь же сдержана, услышав эти новости.

Мингуз-хаус возвели в средние века, незадолго до постройки Тренвита, дому не хватало изящества, он больше напоминал Уэрри-хаус, что в шести милях от побережья. Огромные мрачные комнаты, множество коридоров, лестниц и дверей, которые неожиданно вели в небольшие комнатки и кладовки. Тренеглосы жили здесь с начала 1550-х годов, когда Эдвард Тренеглос с кучкой прихлебателей разграбил два испанских корабля с грузом бархата, направлявшихся в Антверпен. Они остановились в заливе Маунтс-Бей и высадились с добычей в Илфракомбе. Спустя несколько месяцев, выбрав любовницу по вкусу, Тренеглос обосновался на пустынной территории северного побережья и принялся за строительство дома.

Дом еще не достроили, когда он умер от пьянства, но его сын, найдя на приобретенной земле несколько месторождений олова, закончил дом по своему вкусу. С тех пор поколения Тренеглосов жили там в большинстве своем шумно, но занимались собственными делами и не принимали участия в религиозных и политических распрях, разрывающих графство. Старший сын в пятом поколении женился на Джоан Тревэнион и получил в качестве приданого землю в Плимутском доке, защитив таким образом семью от экономических бурь.

Шахты давно уже истощились, за исключением Уил-Лежер, в которой благодаря Россу и Джереми у них были акции, и Тренеглосы регулярно получали свои проценты. В остальном, они охотились при каждом удобном случае, ездили с друзьями на более богатое птицей южное побережье, выпивали, когда было желание, и бесконечно играли в вист. Старый Хорас, ровесник отца Росса, чем-то напоминал ученого, но никто из его семьи не приобрел этой дурной привычки. Те поля, которые им заблагорассудилось обрабатывать, приносили удивительно хорошие урожаи, учитывая бушующие ветра и бедные почвы. Именно там находился Валентин Уорлегган, когда его обсуждали Дуайт Энис и Росс Полдарк.

В мрачном доме царила тишина и было всего несколько слуг. Джон и Рут уехали навестить своего сына-молодожена Хорри в Майнхед. Эммелин отсутствовала, а младшая дочь Пола лежала в постели с легкой лихорадкой. Поэтому Валентин лежал в постели с Агнетой. Ранним вечером это было весьма рискованно. Он мог встретить служанку в коридорах или при уходе. Но риск только добавлял изюминки приключению. И эта изюминка была ему необходима как воздух. Радость его жизни — познание новой женщины. Хотя нотка цинизма в сознании говорила ему, что в целом все женщины похожи, но Валентин постоянно нуждался в новых завоеваниях. Ничто не сравнится со сладостью ухаживаний и первого соития.

Увы, радость длилась недолго. Агнета поначалу приняла его ухаживания из-за совершенной невинности. В двадцать девять лет жизнь проходила мимо нее. Поскольку корнуольцы называют таких полоумными, родители следили за ней гораздо пристальней, нежели за ее сестрами. Все отрочество и первые годы после двадцати компанию ей составляла служанка, поэтому даже если у Агнеты и возникали естественные для девушки желания взбунтоваться, то у нее попросту не было такой возможности. Она была довольно привлекательна. Гладкие блестящие волосы, испуганные карие глаза и темная кожа делали ее похожей на метиску.

В семье ходила легенда, что когда Эдвард Тренеглос поселился здесь несколько веков назад, он привез с собой креолку. Если это правда, то легкий след ее крови продолжал гулять в потомках, что подтверждалось несколькими портретами, висящими в главном зале.

Валентин, получив удовлетворение, поглаживал узкую смуглую спину, а Агнета хихикала. Валентин знал, что она ждет новой встречи, и он тоже был к этому готов, но чувство насыщения говорило о том, что интрижка близится к завершению. Но не подошла к концу, поскольку на примете пока никого не появилось. Вот бы еще Агнета прекратила без конца хихикать.

Она перевернулась на спину и скрестила руки, прикрыв прекрасную грудь.

— Ты любишь Нету?

Через несколько секунд он кивнул.

— Кажется, да. Маленькую толику.

Ее пухлые губы приоткрылись, обнажив неровные зубы.

— Нета хочет знать, а маленькая толика — это сколько?

Он ущипнул ее за нос.

— Нета должна знать, что неправильно задавать слишком много вопросов.

— А что правильно?

— Уж точно не то, чем мы сейчас заняты.

— Когда Вэлли снова меня навестит?

— Еще не знаю. Я строю в в Фалмуте новый корабль — люггер, небольшое двухмачтовое судно. Ты понимаешь?

— Вверх и вниз, вверх и вниз. Ага.

— Так вот. Он уже готов, и теперь я собираюсь принять строительство, взяв с собой троих знакомых, а затем нужно будет перегнать его из Фалмута в Падстоу. Завтра, скорее всего, или во вторник.

— Чего?

Валентин повторил свое сообщение, только медленно.

— Так что несколько дней меня не будет.

Нестройный ряд зубов исчез.

— Так ты вернешься?

— Ну конечно!

— Ты сейчас же вернешься?

— Скоро!

— Мама и папа тоже сейчас вернутся!

— В смысле? Ты же говорила — завтра?

— Все правильно. Завтра, в воскресенье!

— Воскресенье сегодня!

— Да? Ну, тогда, наверное, в понедельник. Может быть, мама сказала «понедельник»...

Валентин прислушался. В доме стояла гробовая тишина. Конечно, он часто бывал здесь в присутствии всей семьи. Но если они вернутся этим вечером, то Рут, естественно, поднимется наверх, чтобы увидеть дочь. Он посмотрел на дверь. Она была из цельного дуба, и он сам повернул огромный ключ. Ну что ж. Элемент риска добавляет удовольствия к любому развлечению!

— Агнета...

— Что, Вэлли?

— Если я вечером снова займусь с тобой делом, то не хочу, чтобы ты громко кричала.

— Нета хочет покричать!

— Но ты же знаешь, я же говорил!..

— Они подумают, что Нета спит. Она часто кричит во сне.

— Агнета, сейчас только восемь часов. Ты не должна быть в постели в восемь часов. Если начнешь кричать, кто-нибудь придет сюда и примется стучать в дверь, решив, что у тебя очередной... в общем, что тебе нехорошо.

— Ты запер дверь! — хихикнула она. — Агнета скажет им, чтоб уходили!

Дождь барабанил по окнам. Поездка домой выйдет унылой. Лошадь Валентин спрятал неподалеку в роще, так что вряд ли получится добраться до дома через утесы и пляж. И почему ему так не повезло? Дома его встретит хмурая супруга. Отпустит ли его Агнета? Самое сложное в любой интрижке — это когда начинаются слезы, злость, упреки. В этом случае хватит и его отсутствия. Их дома разделяет больше шести миль. И правда, удачная мысль с новым кораблем — отличная причина оправдать свое отсутствие. Он глядел на Агнету и раздумывал, будет проще или, наоборот, сложнее отделаться от Агнеты из-за ее примитивности. Скорее всего, второе. Может, он еще какое-то время развлечется с ней, просто станет все реже ее навещать. Не хотелось разбивать девичье сердечко.

Глава седьмая

За день до отъезда Демельзы в долгий обратный путь в Корнуолл в дом к миссис Пелэм заглянула рыжеволосая дама возрастом чуть меньше сорока в сопровождении смуглого молодого человека. Его чисто выбритое лицо обрамляли тонкие волнистые волосы, струящиеся из-под шелковой шляпы. Демельза поднялась в верхнюю гостиную и застала гостей за беседой с миссис Пелэм.

Увидев Демельзу, рыжеволосая дама вскочила.

— Ma cherie!

— Жоди! — Они обнялись. — Вот это сюрприз! Мне показалось, я вижу привидение!

— Неудивительно, ведь мы не могли отправить тебе сообщение, а сейчас с сожалением узнали, что завтра вы уезжаете. И моя дорогая Белла! Какая радость!

Она представила молодого человека. Морис Валери. Раньше он жил в Лионе, но сейчас обосновался в Париже.

— Как ты узнала? — спросила Демельза.

— Сегодня утром встретила Кристофера в кофейне. Он и сказал, что вы здесь проездом, и если я хочу вас повидать, то мне лучше поторопиться.

— Да, мы выезжаем в семь. Дорога займет по меньшей мере два с половиной дня. Росс очень огорчится, что не смог тебя повидать.

— Как он? У вас все хорошо? Разумеется, я слышала о вашей огромной утрате и писала вам. Дорогая, ты столько перенесла. Война ужасна и отвратительна, и ваша потеря... еще свежа в памяти. Мир, наконец, восстановлен, а узурпатора посадили под замок так далеко, откуда он больше не сможет строить козни, надеюсь...

Морис Валери осматривался, оценивая изящество комнаты.

— Молодой человек, вы бонапартист? — резко спросила миссис Пелэм.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Во Франции до сих пор много сторонников республики, — сказала Жоди,

Во Франции до сих пор много сторонников республики, — сказала Жоди, — но почти никто не хочет возвращения Бонапарта. Кажется, на сей раз Бурбоны прочно сидят на троне, вероятно, оккупационные войска убедят покинуть Францию до 1820 года, как оговорено в соглашении. Это еще больше поможет. — Она наклонилась к миссис Пелэм.

— Вы знаете, мадам, как леди Полдарк помогла мне сбежать из Парижа? А малышка Белла, которая показала себя не такой уж и малышкой, ma petite, рисковала жизнью, отвлекая внимание от сира Меньера, бежавшего вместе с нами.

— Я тогда думала, что это просто шутка, — покраснела Белла.

Краснеть не в ее привычке, и Демельза подумала, не присутствие ли красивого молодого француза вызвало этот необычный приступ скромности.

— Может, вы останетесь и поужинаете с нами, мадам де ла Блаш? — предложила миссис Пелэм. — Скоро приедет Кристофер Хавергал. А также моя племянница, миссис Энис, с которой я бы хотела вас познакомить.

Жоди бросила взгляд на молодого человека, а тот лишь молча улыбнулся.

— Благодарю! Мы будем рады!

— Значит, вы решили, что ей лучше уехать? — спросил Росс.

— Жаль, что тебя там не было!

— Мне не хотелось... так сказать, перегружать делегацию. Ты ее мать и, вероятно, больше всех заинтересована, чтобы Белла осталась дома. Кэролайн — дама мудрая и проницательная. Если вы приняли решение, я не в том положении, чтобы его критиковать. Так значит, вы решили следовать именно рекомендации Хавергала?

— Когда мы приехали и пробыли там пару дней, мне казалось, будто я стою на отвесном склоне. Ты же знаешь, мне не по себе в Лондоне, я побаиваюсь этого города, но на сей раз он показал себя с самой лучшей стороны. Все события поочередно следовали друг за другом. Миссис Пелэм тепло нас приняла, ей очень понравилась Белла, как и Белле понравилась миссис Пелэм... — Демельза вздохнула. — Но самое важное, что все три преподавателя единогласно высоко оценили голос Беллы. Профессор Фредерикс сказал, что это один из лучших голосов, что он слышал за многие годы. Мистер Ройманн с радостью примет ее, как и мадам Шнайдер. Я больше склонялась к мадам Шнайдер, поскольку она отличная певица. Но мы остановили выбор на профессоре Фредериксе, потому что это ближе всего к обычной школе, и он очень — как там говорят? — крупный специалист в своем деле. Она пройдет полный курс обучения, и это ближе к дому миссис Пелэм.

Они лежали в постели и разговаривали при свете единственной свечи. Ветер нарастал, и окна дрожали при каждом порыве. Этому предшествовало изнурительное возвращение из Труро, где их поджидал Мэтью-Марк Мартин. Весь день они тряслись в экипаже. К девяти добрались до Нампары, легко поужинали (Белла взахлеб делилась с отцом радостными новостями, попеременно успевая откусывать пирог с крольчатиной), а потом Белла сорвалась с места вместе с Фаркером, а Демельза поднялась в спальню и начала заново все рассказать.

— Миссис Пелэм хочет, чтобы Белла жила у нее, — продолжила Демельза. — Так любезно с ее стороны, я прекрасно видела, что ее желание искреннее, и это сразу повлияло на мое решение. Это все меняет, Росс. Белла будет жить в доме, а не в дешевых меблированных комнатах. Миссис Пелэм даже говорит, что станет посылать с ней лакея, чтобы отвозил и забирал ее каждый день. У нее просто чудесный дом.

— Да, я помню, — согласился Росс. — И само собой, жизнь в таком доме повышает ее значимость и статус. С одной стороны мы это осуждаем, но с фактом не поспоришь.

— Как и с тем, — добавила Демельза, — что она дочь баронета.

— Тьфу ты! Ну да.

Демельза потянулась.

— Ох, как я рада, что уже дома! В этом экипаже так трясло!

— Тогда на сегодня все! — он вложил руку в ее ладонь. — Пора спать!

— Еще кое-что, Росс. Как ты думаешь, кто пришел к нам на ужин в последний вечер перед отъездом? Ни за что не угадаешь! Жоди де ла Блаш!

— Господи! И как она? Что она делает в Лондоне?

— Сказала, что просто приехала на отдых. Разумеется, у нее много друзей в Лондоне. Но с Жоди ни в чем нельзя быть уверенным, правда?

— Что ты имеешь в виду?

— Как она частенько себя называла, какое-то слово? Une espionne. Она так долго была в числе заговорщиков, что теперь приходится только гадать.

— К счастью, теперь здесь для шпионов не очень много работы, ведь война окончена.

— С ней пришел юноша. Гораздо моложе ее. Я не думаю... Но он хорош собой и сказал, что играет на скрипке в оркестре в Париже.

— Кажется, от музыки нам никуда не деться.

— А ты хотел бы?

— Мне нравится музыка, которую играешь ты!

Она сжала его ладонь.

— Это не музыка. Так, мотивчики. В общем, я пригласила Жоди в гости.

— Ты серьезно, черт побери?

— Очень даже. Но не в этот раз, нет. В понедельник они отбывают в Париж. Когда-нибудь... Если она снова окажется в наших краях.

— Надеюсь, ты сказала ей, что наш дом не похож на Трелиссик, в котором она гостила несколько лет назад.

— Я сказала, что мы живем в фермерском доме, который слегка обновили.

Росс зевнул.

— Мне потушить свечу?

— Да, будь добр.

Он выполнил просьбу, и на некоторое время оба замолчали, хотя в комнате не стало тихо. В окна колотил град, словно капризный ребенок швырялся пригоршнями гравия.

— Погода все хуже. Вы вернулись как раз вовремя.

— Вы закончили с Длинным полем?

— Вчера. Закончили уже при лунном свете. Море так помрачнело, что стало ясно — будет буря.

— Так что все благополучно собрано.

— Ты знаешь, как это важно. Зерно могло просто смыть дождем или унести ветром... Даже Сэм и Розина пришли.

— Вот это жест доброй воли с их стороны. Как они поживают? Все хорошо?

— Кажется, да. Они остались помочь, но, по-моему, Сэм думал застать тебя дома. Он спросил, пришли ли мы к какому-либо решению насчет Изабеллы-Роуз.

— Он, очевидно, думает, согласно своим представлениям, что мы бросаем дочь прямо в пасть к Сатане, собираясь выпустить ее на сцену.

— Не уверен, что сам так не думаю.

— Ох, Росс!

— Ей-богу, шутка удалась.

Минуту спустя Демельза предложила:

— Что ж, еще не поздно все отменить.

— Поздно отменять. Иначе мы непорядочно поступим с Беллой.

— Я рада, что ты так считаешь.

В Кардью устроили прием в честь Рождества, но организовала его Харриет, а не Джордж. Пережить это ему удалось, но активного участия в приеме он не принимал. Приемы Джордж устраивал не только чтобы насладиться выложенной кругленькой суммой и развлечь знакомых; он всегда в большей или меньшей степени преследовал определенные задачи и цели. Даже если гостям особо нечего дать ему взамен, то они поспособствуют осуществлению его планов: Джордж либо произведет впечатление на почетного гостя масштабами своих владений, либо род занятий гостя и его предприятие заинтересовало Джорджа, либо гость — крупный инвестор Банка Уорлеггана или может им стать.

Джордж был всегда рад людям наподобие сэра Кристофера Хокинса из Тревитена, которые умеют все собирать воедино, чтобы обеспечить покупку продажного округа Сент-Майкл, как и другим таким людям из всего графства. С другой стороны, у Харриет имелась неприятная привычка оставлять гостей ночевать независимо от их положения, у нее вдруг появляется внезапная симпатия к кому-нибудь, как к этому юному Придо, который вечно ночует у них, а если не ночует, то постоянно захаживает к ним в гости, а если не гостит, то вдруг появляется и также неожиданно исчезает.

Разумеется, он приличный юноша, имеет хорошие связи в графстве, и Джордж ничего против него не имел; но хотелось бы чего-то другого. К примеру, ее брат, шестой герцог Лидс, еще ни разу их не навестил, а когда они жили в Лондоне, он как будто постоянно находился за границей. Харриет с ленивой усмешкой говорила, что никогда особо не ладила с Джорджем Уильямом; они слишком разные, считала она, и вечно раздражали друг друга. К тому же его жена ужасно нудная и никогда не охотится.

— Как и я, — ответил Джордж.

— Ох, да будет тебе. Иногда ты даже плетешься позади всех.

— Дань вежливости всегда пропускать жену вперед.

— Ты стал куда легче выносить мои издевки, Джордж. Во всяком случае, Джордж Уильям не очень хорош в верховой езде. Господи, почему на свете так много Джорджей?

— Недавно родился еще один.

— Как это?

— Валентин окрестил своего отпрыска Джорджем.

— Да ты что! Откуда тебе известно? Неужто он...

— Я узнал еще до Рождества, но бесконечные разъезды и суматоха, мои многочисленные дела, я вечно вижу только круп твоей лошади, когда ты уезжаешь... А потом этот прием...

Харриет вытащила из кармашка золотые часы.

— Скоро вернется Урсула.

— Сказали — в шесть. Через пятнадцать минут.

— Ты виделся с Валентином?

Джордж помедлил, а потом ответил:

— Да. Он приходил в банк.

— Он изменился?

— Как и раньше очень сдержан. Ни намека на извинения за свой поступок.

— Ты ведь знаешь, дорогой, я всегда считала, что мы тогда слишком сильно отреагировали.

— Точнее, я отреагировал. Ты это имела в виду?

— Если так настаиваешь. Валентин, нравится нам или нет, сильный духом юноша. Ты устроил ему брак. Мисс Тревэнион явно не нравилась ему так, как ты предполагал. Твои планы рухнули. Но разве ты никогда не задумывался, что сам подтолкнул его к миссис Поуп?

— Что ты несешь?

— Сколько ему было, двадцать? Валентин слишком боялся тебя, чтобы открыто не подчиниться твоим планам. Ты даже подгонял его, подталкивая к браку с Кьюби. Он воспользовался единственным орудием — законно женился на другой женщине, то есть на Селине Поуп. Когда он так поступил, ты стал бессилен что-либо сделать.

— И тебе приятно, что у Валентина получилось лишить меня власти?

— Ой-ой, Джордж, не надо так драматизировать. Просто пойми, то это неприятное событие — вовсе не конец света.

Он беспокойно заерзал.

— По-твоему, это пустяк, о котором лучше забыть, и нам следует возобновить отношения?

— Дорогой, он твой сын, а не мой. Поступай, как считаешь нужным. При любом раскладе я буду спать спокойно.

Джордж раздраженно коснулся пары щетинок под подбородком, которые Кингстон пропустил во время утреннего бритья. Паренек стал небрежен, уже второй раз за месяц.

— А как насчет нестерпимых оскорблений, которые он мне нанес во время последней ссоры, после чего я выгнал его из дома?

— Мне о них неизвестно. Но обычно оскорбления, как мне кажется, усыхают и тускнеют через несколько лет.

Джордж пристально разглядывал прекрасную, но раздражавшую его жену. Ей было всего тридцать девять, она немного подрастеряла красоту, но кожа все еще оставалась чудесной, волосы цвета вороного крыла сияли по-прежнему. Ни единого седого волоска. Если бы она только чуть больше заботилась о своих нарядах в сезон охоты. Бродит, как мужик, капает грязью на ковры, и несет от нее собаками. Джордж никогда не упоминал при ней и даже не намекал на ревность, постоянно отравлявшую его первый брак, и мерзкие сомнения относительно истинного отцовства Валентина. Все зависело от того, родился ли Валентин восьмимесячным на самом деле, но когда Элизабет умирала после рождения восьмимесячной дочери, Джордж поклялся, что никогда, никогда, даже если это слишком поздно для Элизабет, не усомнится, что Валентин — его сын.

Так и случилось. Сомнения исчезли, их заперли, как ядовитых змей, в темном подвале подсознания, и он стал считать Валентина на самом деле своим. Джордж все спланировал, не обращая внимания на внешность Валентина, его сарказм и проступки, договорился об отличном браке с замечательной девушкой из аристократической, но обедневшей семьи с прекрасным замком в Корнуолле — все это принадлежало бы Валентину, Валентину Уорлеггану из Каэрхейса. А сопливый щенок бросил все это ему в лицо, с наглостью, оскорблениями и, как подозревал Джордж, неприкрытой неприязнью. Выражение лица Валентина сказало больше, чем его слова, ярко запечатлевшиеся в памяти.

Только тогда мрачный погреб воспоминаний приоткрылся на несколько дюймов, и неприятные подозрения всплыли на поверхность. Валентин совсем не походил на Элизабет или Джорджа. Не сказать, чтобы он особенно напоминал Росса Полдарка, за исключением роста и цвета волос. Однако, хотя Джордж и не помнил отца Росса, парочка мерзавцев как-то шепнула ему, что Валентин — вылитый Джошуа, печально известный отец Росса. В этом заключалось еще одно огромное препятствие для любого рода примирения, о чем Харриет даже не догадывалась.

И поведение Валентина, когда он пришел в банк, ничем не напоминало раскаяние. Развалился на стуле, элегантно закинул ногу на ногу и как бы невзначай спросил у Джорджа разрешения назвать так называемого внука в его честь. Странный ход со стороны Валентина. Необъяснимое ничем, кроме желанием примириться. Но с какой целью? Джорджу казалось, что есть только один ответ: деньги.

— Мне не следует обращать внимания на этот визит, — сказал он. — Если Валентин ждет, что его пригласят сюда с женой и сыном, то сильно ошибается.

— Я ни разу не видела его в Фалмуте или Труро, — сказала Харриет. — Он стал очень похож на обитателя северного побережья. Интересно, как сложился его брак.

— Его брак? С чего вдруг?

— Валентин слишком любвеобилен, чтобы довольствоваться только одной женщиной.

Джордж взглянул на нее с подозрением.

— А он.... он когда-либо....

Она рассмеялась.

— Старался привлечь мое внимание? Подумай еще раз. Женщину не обязательно нужно соблазнять, чтобы она поняла, как мужчина относится к женщинам в целом.

Джордж хотел еще что-то сказать, но помешало прибытие Урсулы, его дочери от Элизабет. Она проводила Рождество с семьей Рэшли в Лаксуляне. Джордж охотно дал на это согласие, поскольку сэр Кол Рэшли был важным человеком в графстве. Урсуле недавно исполнилось девятнадцать. Она была крепкая, с полными ногами и пышной грудью. Но из-за изменений, происходящих с девушками ее возраста, стала менее крепкой и чуть более привлекательной. Она обладала хорошей кожей, к счастью, без прыщей, хотя серые проницательные глаза часто скрывались под тяжелыми веками. Прямые русые волосы были завиты и уложены.

Сдержанная в проявлениях чувств девушка. Когда у нее спросили, хорошо ли провела Рождество, то свое одобрение Урсула выразила коротко и односложно. Джордж раньше времени забрал ее из школы миссис Хемпл в Труро (отчасти из-за поступления туда Изабеллы-Роуз Полдарк) и отправил в Пензанс, в пансион благородных девиц мадам Блик. Сейчас он подумывал перевести ее в Эксетер или Лондон, где бы Урсулу научили тонкостям и манерам высшего света. Но пока не решил, куда именно ее отправить. По правде говоря, его немного озадачивало поведение дочери.

Неужели она не оправдает надежд? Наряды ее мало интересовали — Харриет сама давала указания портнихе, когда находила время. Не особо ее интересовали и молодые люди. Не особо волновали лошади, лисы и поездки за город. А вот металлы и шахты интересовали: дробление олова, переплавка меди, побочные продукты горнодобывающей промышленности Корнуолла: золото, серебро, цинк, железо, свинец. Порой Джордж винил себя, что купил ей тогда игрушечный макет корнуольской шахты, (созданный безработным шахтером-калекой), с которым она без конца играла в детстве. Да, это вполне уместное и приемлемое увлечение для человека, проживающего в центре горнодобывающего района Корнуолла, но не для женщины и юной леди.

— Кстати, — вспомнила Урсула вечером за ужином. — Эрика Рэшли знает Беллу Полдарк.

Как же тесен весь наш корнуольский мир, чуть не слетело у Джорджа с языка, самая настоящая большая деревня.

— Вот как, — протянул он.

— Я мало с ней знакома, — продолжила Урсула, — она училась в младших классах. Знаю, тебе не нравятся Полдарки, но она вроде приятная в общении. Слышала, она поет.

— Уолтер, принесите портвейн.

— Слушаюсь, сэр.

— Принесите 1787 года, — попросила Харриет. — Вчерашний оказался слишком скверным.

— Хорошо, миледи.

— А мне показался вполне приличным, — лаконично отозвался Джордж, когда дворецкий удалился.

— Угу, — промычала Харриет. — Урсула, у Рэшли тебе подавали портвейн?

— Нет, мама. Эрике только восемнадцать, с ней обращаются не как со взрослой.

— Что ж, попробуй этот. Вряд ли твой отец станет возражать.

— Белла Полдарк, — сообщила Урсула, — будет учиться в Лондоне.

Брови Харриет поползли вверх.

— Кто тебе сказал?

— Эрика.

— Где она будет учиться? — спросил Джордж минуту спустя.

— В специальной школе, где учат вокалу.

— Это обойдется им в немалую сумму. Ее отец сильно зависит от доходов своих шахт.

Джордж передернул плечами, словно сюртук вдруг стал жать.

— Вероятно, другие его мелкие инвестиции погасят расходы.

Глава восьмая

Росс посещал ювелира на Ривер-стрит, когда зазвенел звонок и вошел Валентин — пригнувшись, точно так же, как и Росс, чтобы не удариться о притолоку.

— О, кузен,— сказал Валентин, — какая приятная встреча. Что привело тебя сюда?

— Могу задать тот же вопрос. По нашей прежней договоренности, главное — кто задал вопрос первым.

— Несомненно, можешь задать этот вопрос. Добрый день, Пенарт. Я пришел за браслетом, чтобы порадовать тщеславную женщину. Вижу ты выбираешь колпачок для тушения свечей, Росс.

— Именно так. Эти новые колпачки не позволят воску капать на стол и накапливают его, чтобы позднее кинуть в огонь.

— Великолепная идея. Спасибо, Пенарт. Я осмотрюсь в твоей лавке.

— Конечно, сэр.

— Я возьму три вот этих, — указал Росс.

— Вот что меня озадачивает, — сказал Валентин. — Люди постоянно придумывают новые изобретения, чтобы облегчить себе жизнь. Но почему-то не могут ничего придумать для самоусовершенствования.

Росс взглянул на полного молодого продавца.

— Пенарт, как я полагаю, член методистской церкви. У него может быть другая точка зрения.

Пенарт неловко заулыбался.

— Разве ж я могу быть лучше аристократов, сэр, особенно если они мои покупатели. Думаю, мистер Уорлегган говорил о более приземленном.

— Тактичность, — сказал Валентин, — что у тебя есть, так это тактичность. Скажи, вот этот браслет из хорошего серебра?

— А как же, сэр. Проба рядом с застежкой.

Валентин поднял браслет и потеребил его.

— А тебе нравится, кузен?

— Ты же не мне покупаешь! Учитывай вкусы своей дамы. Ты хорошо их знаешь?

Валентин задумчиво прикрыл глаза.

— Не очень хорошо. Она моя жена.

Росс заплатил за колпачки для свечей, и Пенарт понес их вглубь магазина, чтобы завернуть в бумагу.

— Как поживает Джордж? — тихо спросил Росс.

— Какой Джордж?

— Твой сын!

— Ах, этот Джордж! Здоров и полон жизни!

Бледное лицо Валентина слегка порозовело.

— А Селина?

— Дуайт Энис не очень доволен ее состоянием. Знаешь, кузен, женщины становятся странными созданиями после недавних родов. Вместо того чтобы радоваться, что в срок произвела на свет совершенно здоровое дитя, она хандрит, пала духом, ничего не делает, чуть что — кидается в слезы. Мне кажется, ей нужен отвар ревеня, но у Дуайта другие соображения.

Они услышали, как Пенарт шелестит бумагой в подсобке.

— Странное имя для твоего сына, не находишь?

Валентин чуть прикусил рукоятку хлыста.

— Очень распространенное имя. Я не думал о своем... э-э-э... бывшем отце. Не слышал о нем ничего после той страшной ссоры, когда я сообщил о женитьбе на Селине. Сколько лет прошло? Кажется, целая вечность. Я вообще о нем не вспоминаю.

Суетливый Пенарт вернулся со свертком, но заметив, что важные покупатели заняты разговором, отошел поодаль и стал натирать подсвечники.

— А вообще-то, — добавил Валентин, — если я о ком-то и думал, когда выбирал имя, так это о Джордже Каннинге. Ты ведь считаешь его героем, верно?

— Помнишь тетушку Мэри Роджерс? Супругу Пэлли Роджерса? — спросил Росс.

Валентин уставился на него.

— Нет.

— Ну конечно, ведь ты был еще маленьким. Тетушка Мэри, веселая пышка, от которой стойко пахло камфарой. Ее единственный недостаток — крайняя степень доверчивости. Поверит практически всему, что ты ей расскажешь. В пору моей молодости, сталкиваясь с явной ложью, мы говорили: «Ага, расскажи об этом тетушке Мэри».

Валентин кивнул.

— Вот как. А ты не тетушка Мэри Роджерс. Именно. Что ж, кузен, открою правду. Нам всем известны непристойные слухи о моем происхождении, которые ходят по округе. Что правда, а что нет, известно только тебе, остается либо пропускать их мимо ушей, либо открыто отрицать. И как мне поступить? Окрестить сына Джорджем, это самое лучшее решение.

Очень редко Росс вступал в жаркую словесную перепалку с Валентином, но сейчас ощущал растерянность и вопреки здравому смыслу — обиду.

— Вот, сэр, — Пенарт аккуратно упаковал свечные колпачки. — Я крепко перевязал бечевкой, чтобы вы могли привязать к седлу.

— Неужели тебе бы хотелось назвать его Россом? — довершил мысль Валентин.

У дома Валентин позвал Генри Кука, капитана шахты Уил-Элизабет, воздвигнутой в непосредственной близости с Плейс-хаусом. Участок привлек внимание еще до того, как после брака стал собственностью Валентина. Когда Анвин Тревонанс и Майкл Ченхоллс потеряли к нему интерес, им занялся Валентин, назвал в честь матери и нанял двадцать человек для разведки. Шахта приносила доход, но, как злорадно подчеркнул Джордж Уорлегган, до сих пор не окупилась.

Подъемник не установили, поскольку участок находился на склоне рядом с тропинкой к Плейс-хаусу, и все первые выработки легко осушили, слив воду на вересковую пустошь, а оттуда в море. В шахте было пять стволов с собственными названиями: Диагональный, Западный, Центральный, Мойла и Парсона; но только первые два приносили прибыль, хотя и малую. В Труро на аукционе олова Валентин познакомился с Джоном Пермеваном, умеющим зарабатывать на горнодобывающей промышленности, человеком с многочисленными связями с северными регионами страны.

Поэтому Валентин попросил Пермевану сделать оценку перспектив Уил-Элизабет и посмотреть, какой это вызовет интерес у потенциальных инвесторов. Средства найти можно, заявил Пермеван, и часто спекулянты с севера, если представить хорошо подготовленную оценку, расхватывают акции не глядя. Приблизившись к Плейс-хаусу, Валентин заметил необычно много зажженных свеч. Селина рано ложилась спать. Не верится, что она решила развлечься в его отсутствие. Его не было всего один день. Певун забрал его лошадь.

— Хозяйка наверху?

— Да, сэр.

— Все в порядке?

— Да, сэр.

Валентин зашел в дом, снял плащ и, не заметив поблизости слуг, повесил его в прихожей на стоячую вешалку в стиле барокко, затем повернул налево и направился в гостиную, которая раньше служила сэру Джону Тревонансу кабинетом. Он безошибочно определил корень всех проблем. Жена сидела по одну сторону от камина, а по другую расположилась в кресле Агнета. Валентин пересек комнату и поцеловал Селину в щеку, поскольку она увернулась от поцелуя в губы.

— Приветствую тебя, дорогая, — произнес он. — Я задержался на шахте, поэтому вернулся позже... Агнета! Какая неожиданность, так далеко от дома в такой-то поздний час.

Она так и не сняла черный плащ, в котором пришла, волосы разметались от холодного январского ветра, и пряди прилипли к лицу. Боже всемогущий, думал Валентин, да она страшилище! Что я в ней нашел?

— Нета пришла увидеться с Вэлли, — заявила девица, подтирая нос тыльной стороной ладони. — Почему он так долго отсутствовал?

— Я же сказал, что был занят. — Голос Валентина звучал успокаивающе. — Нельзя вот так сюда приходить и беспокоить мою жену.

— Нета хотела тебя увидеть. Ты обещал увидеться с Нетой. Уже несколько недель ты не видел Нету. Последний раз...

— Долго она здесь? — спросил он у Селины.

— Слишком долго.

— Этот ответ мне ни о чем не говорит. Сколько именно?

— Минут двадцать.

При свечах миндалевидные глаза Селины сверкали, как у сиамской кошки. Валентин теребил в кармане серебряный браслет, осознавая, что сегодня вечером подарок лучше не вручать. Как же все это утомительно! Он пересек комнату и дернул колокольчик.

— Все Рождество, — сказала Агнета. — Не видела Вэлли все Рождество. Нета ходила в церковь на Двенадцатую ночь. Мама взяла ее с собой вместе с Полой. Нета решила, что увидится с Вэлли здесь. Когда мы вышли, пошел снег и поднялся ветер.

Она расплакалась, и тут на звук колокольчика явилась Кэти.

— Певун уже ушел? — решительным тоном спросил Валентин.

— Нет, сэр. Мы уходим домой вместе.

— Агнета, у тебя есть лошадь?

Она подняла заплаканные глаза на худого, мрачного и разгневанного Валентина и помотала головой.

— Ты пришла сюда пешком? Кэти, передай Певуну, чтобы оседлал лошадь для мисс Тренеглос. И еще, Кэти!

— Да, сэр?

Та резко развернулась на ходу.

— Вы с Певуном возьмите лошадей, неважно каких, только не Нестора, проводите мисс Тренеглос до Мингуз-хауса и проследите, чтобы она благополучно добралась до дома. Ты меня поняла?

— Да, сэр.

— Очень хорошо, на этом все.

Кэти не сдвинулась с места.

— Простите, сэр.

— Что такое?

— Я помогала Мод с вашим ужином. Кухарка слегка с коликами, а Элси ушла.

— К черту ужин! Пусть Мод подает мне хоть остывшее. А теперь ступай. Мисс Тренеглос готова к отъезду.

— Нета хочет пить, — хитро заявила Агнета.

— Я налью тебе бокал вина, дорогая, — мягко сказал ей Валентин.

Селина встала.

— Я пойду спать.

Валентин распахнул перед ней дверь, и жена выскочила из комнаты. Потом он подошел к буфету, вытащил оттуда канарское и наполнил бокалы себе и Агнете. Передав вино хнычущей девице, он заговорил:

— Послушай, Агнета. Ты меня слышишь? Слушай внимательно. Больше никогда, никогда, сюда не приходи.

В последнее время они спали отдельно, но миновав коридор, Валентин постучал в спальню жены. Ответа не последовало, и он вошел. Селина лежала на кровати, шторы были наполовину задернуты. Пеньюар задрался, обнажив стройные белые ноги выше колен. Валентин тихо сел на край кровати.

— Уходи, — велела она.

Выждав несколько секунд, Валентин спросил:

— Чего она хотела?

Селина промолчала. Тогда Валентин положил ладонь на ее стопу. Селина сразу отдернула ногу, словно ее коснулось раскаленное железо, и опустила сорочку. Лицо она по-прежнему прятала в подушку.

— Селина, — тихо позвал он, — в чем я провинился на этот раз?

Снова молчание.

— Послушай, — сказал он, — полоумная девушка сбегает от родителей и приходит сюда, якобы увидеться со мной. Мне жаль бедняжку. Иногда я с ней разговариваю. Поэтому она думает, будто нравится мне, и из обычной дружелюбной жалости придумывает дикие фантазии. Ты думаешь, я настолько порочен, настолько нуждаюсь в женском обществе и буду копаться в грязи, чтобы вытащить из нее безумную, деревенскую дурочку, косоглазую дочурку Джона Тренеглоса для своих утех? Да кем, черт возьми, ты меня считаешь? Что ты на сей раз выдумала в своей безумной ревности?

Ответа не последовало.

— Разве у нее не бывает приступов? — сказал Валентин.

Селина покачала головой.

— Она сказала, что ты целовал ее колени.

Он рассмеялся.

— Ну правда, дорогая, это просто смешно. Ладно, ладно, хорошо. Признаю, я не всегда был тебе верен, как тебе бы хотелось. Но у меня все же есть некоторый вкус в этих делах. Почему я женился на тебе? Почему люблю тебя? Да, так же сильно, как и прежде. А сейчас у нас есть еще и любимый малыш... Где он?

— В соседней комнате, с Полли.

— Тогда нужно разговаривать потише. Итак, Селина, если пообещаешь, что не выбьешь мне зубы, я буду счастлив поцеловать твои колени. Ты так соблазнительно полураздета. Твои ножки такие хорошенькие, знаешь ли, безупречные, а кожа настолько гладкая, даже без пор. Такая очаровательная женщина непроизвольно притягивает к себе.

Он нежно положил руку на ее лодыжку. Селина стряхнула его ладонь.

— Ты веришь этой девчонке? Полусумасшедшей? Ты готова поверить кому угодно, только не мне, да? Если какая-нибудь морщинистая карга зайдет с улицы и скажет, что я ее соблазнял, то ей ты поверишь, а мне — нет. Что на тебя нашло, Селина? Ты вышла замуж за развратника? Да, я это признаю. Раз это правда, я честно в этом признаюсь. Почему же не веришь этому развратнику, когда он признается, что на самом деле тебя любит?

Валентин подождал. За годы их супружеской жизни он хорошо изучил жену. Можно воззвать к ее здравому смыслу, но ярость не позволит ей откликнуться. Он снова повертел лежащий в кармане браслет. Самое раннее — завтра. Черт бы побрал это создание Тренеглосов, которое явилось сюда вечером. Он устал и беспокоился, что ужин, который Мод для него оставила, остывает на тарелках. До утра он вряд ли дотянет.

— Селина!

— Вон из моей комнаты!

— Тебя когда-нибудь брали силой?

Она открыла глаза.

— Что ты сказал?

— Несколько скверное дело, но, в общем, может оказаться довольно забавным. Однажды в школе мне пришлось выучить строки из проклятого Шекспира: «Я одолел ее в миг ненависти пылкой... В устах — проклятья, слезы на глазах...» Как там дальше? Не помню...

— Я сказала, вон из моей комнаты!

— Не уйду, пока ты мне не поверишь. В конце концов, закон гласит, что муж не может изнасиловать жену. В таком случае, придется притвориться, что мы не женаты.

— Если ты до меня дотронешься, я закричу и разбужу Джорджа и Полли. И Мод еще не спит.

— А помнишь, как я навещал тебя в этом самом доме, но не в этой спальне, а в другой, этажом ниже, пока твой первый муж спал? Как тихо мы любили друг друга? Разве мы не можем притвориться, что те времена вернулись? Мне хочется быть нежным. И скрытным.

Ответа не последовало. Но искорка, сверкнувшая в голубом сиамском глазу, подсказала, что надежда есть.

— Я еще не ужинал. Но сначала я хочу тебя...

Глава девятая

Месяц спустя, когда февральский ветер задувал по пустошам Корнуолла и шелестел листьями вечнозеленых растений, неподалеку от деревни Ангоррик, рядом с Деворан-крик, нашли зарезанную женщину. Это была Мэри Полмеск, дочь фермера с внебрачным ребенком, и возникли подозрения, что ее изнасиловали. О преступлении сообщили в «Западном британце», но никто особо не обеспокоился, за исключением жителей окружающих деревень. После войны в Корнуолле сильно возросло число преступлений.

Она работала горничной на полдня в Кардью и тем темным холодным вечером, когда на нее напали, возвращалась домой. Джордж заявил, что Харриет отчасти несет ответственность за то, что наняла девушку с плохой репутацией. Та сказала, что редко видела девушку, но передала жалобу Джорджа дворецкому, который, как выяснилось, оказался дядей Мэри Полмеск. Он хотел уволиться, но ему отказали.

В конце февраля погода не улучшилась, и через две недели после своего семнадцатого дня рождения Изабелла-Роза уехала в Лондон, чтобы начать занятия вокалом и обучение у профессора Эмануэля Фредерикса. Росс попросил Клоуэнс поехать с Беллой за его счет. Они прибывали во вторник, а в пятницу Джеффри Чарльз собирался вернуться в Тренвит, так что Клоуэнс имела хорошую компанию в обе стороны.

— Спасибо, папа, но разве у тебя самого нет дел в Лондоне? Чего-нибудь такого...

— Так сложилось, что нет. И возможно, через несколько недель мне придется поехать в Ливерпуль на заседание Комиссии по основным металлам и горному промыслу, поэтому в этом месяце я бы предпочел никуда не ездить.

— А мама?

— Она хотела провести несколько дней с тетей Верити. В последнее время Верити не очень хорошо себя чувствует.

— Я знаю, знаю! Видела ее вчера. Но она приняла какие-то лекарства, и они вроде помогают.

— Кроме того, это должно смягчить расставание Беллы с матерью, которая не в восторге от затеи с Лондоном. И к тому же я подумал... мы подумали, что ты после смерти Стивена почти никуда не выезжала, кроме случайного визита в Нампару и короткого отдыха.

— Это пойдет мне на пользу?

— Пойдет на пользу. К тому же вы с Беллой обожаете друг друга!

— Ты считаешь, мне нужен глоток свежего воздуха?

— Новый воздух, конечно, не всегда свежий. Но это тебе уж точно не навредит.

Клоуэнс потерла подбородок.

— И когда я должна ехать?

— В следующую пятницу.

— Полагаю, Ходж управится с делами, если я уеду на десять дней. Он довольно успешно всем заправлял в прошлом году, когда у меня был грипп. Папа, не подумай, что я неблагодарна. Как ты понимаешь, мне трудно покинуть накатанную колею.

— Значит, договорились?

— Да. Если Белла не возражает против строгой и придирчивой старшей сестры в качестве компаньонки.

— Никто не узнает тебя в этом описании. Уж точно не Филипп Придо.

— О чем ты говоришь? Кто тут упомянул Филиппа Придо?

— Я.

— Ты же сказал Дуайту, что не знаешь его.

— Я сказал, что хотел бы с ним познакомиться.

— А меня это касается?

— Не обязательно. Однако Кьюби упомянула его, когда гостила в Нампаре на прошлой неделе. По ее словам, этот Придо проявляет к тебе нешуточный интерес.

— Смелое утверждение, учитывая, что в тот раз в присутствии Кьюби я выгнала его с чаепития, которое он же и устроил!

— Очевидно, он вернулся, когда ты ушла.

— Тогда мне лучше немедленно отправиться в Лондон, чтобы избежать эротических соблазнов, которые окружают меня здесь!

Росс весело взглянул на дочь.

— По крайней мере, дорогая, теперь ваши отношения с Кьюби стали немного более дружескими, как мне показалось. Нет худа без добра.

— Худо в нашем случае — это Филипп Придо?

Они рассмеялись.

В итоге сестры вместе отправились в Лондон и в четыре пополудни приехали в гостиницу «Звезда и подвязка» на Пэлл-Мэлл, с четырехчасовым опозданием. Их встретил лейтенант Кристофер Хавергал, который ждал все это время в гостинице, отчаянно сопротивляясь соблазну напиться от волнения до беспамятства. Не обращая внимания на приличия, Белла бросилась в его объятия. Когда Кристофер наконец отстранился и склонился над рукой ее сестры (они виделись впервые), улыбающаяся Клоуэнс с интересом стала его разглядывать. Крепкий, голубоглазый, усатый и прихрамывающий юноша с военной выправкой и длинными белокурыми волосами. Очень привлекательный. Ему не составит труда очаровать любую женщину. Однако еще три года назад, когда он неотступно следовал в Париже за Изабеллой-Роуз, которая в ту пору была ребенком, к остальным он потерял всякий интерес.

Само собой, у него могли быть женщины на стороне, но несомненно, истинную любовь он испытывал к Белле. И Белла отвечала ему тем же, Клоуэнс прекрасно это понимала. С его стороны не было тайного умысла, Белла не богатая наследница, у нее нет титула, и она не из влиятельной семьи. Любовь с первого взгляда. В груди Клоуэнс больно кольнуло. Разве у нее со Стивеном случилось не то же самое? С самого первого взгляда, с первого поцелуя остальные перестали для них существовать.

В конце концов они стали неразлучны, поженились и жили в мире и согласии (вроде бы в согласии), пока не выяснилось, когда объявился его сын от первого брака, что Стивен постоянно лгал и женился на ней при живой супруге. Клоуэнс молила Бога, чтобы любовь между младшей сестрой и обаятельным военным оказалась успешнее. А если Белла станет не примадонной, а только посредственной певицей? Или педагогом? Стоит ли так рисковать? А вдруг большие надежды обернутся разочарованием? Так прошел вечер вторника. В среду Клоуэнс пошла вместе с Беллой в «Оперную школу для юных леди» профессора Фредерикса в Уоберн-Корт на Чансери-лейн, оставила ее там и вернулась в пять вместе с лакеем, который проводил обеих до дома уже в темноте. По-прежнему дурачась, Белла все же немного посерьезнела, когда они шагали по шумным оживленным улочкам. В первый же день ей стал понятен огромный масштаб предстоящей работы.

В четверг миссис Пелэм взяла обеих сестер и Джеффри Чарльза, который явился, как договорились, на «Ифигению в Тавриде» в театр Его Величества. Кристофер допоздна работал у Ротшильдов, чтобы наверстать пропущенные во вторник часы. Выступление оказалось не самое удачное, главную партию пела уже немолодая французская прима, но музыка Глюка была новой и мелодичной, и Изабелла-Роуз с откровенным интересом ею наслаждалась. Клоуэнс еще не доводилось бывать в лондонском театре, и она поняла, что несмотря на шум, запахи, некую искусственность и условность, Лондон даст Корнуоллу сто очков вперед. Джеффри Чарльз признался, что ему медведь на ухо наступил, но добродушно и вежливо высидел оперу до конца.

Во втором антракте раздался стук в дверь. Вошедший лакей протянул миссис Пелэм записку. Она близоруко взглянула на нее и произнесла:

— Конечно, пригласите его войти.

Клоуэнс болтала с Джеффри Чарльзом и поначалу не поняла, что знает вошедшего крепко сложенного молодого человека. Затем она встала.

— Лорд Эдвард!

— Прошу, миссис Каррингтон, не беспокойтесь! Так вышло, что я сидел в ложе напротив и сразу вас узнал! Я решил прийти и навязать свое общество хозяйке вашей ложи, с которой еще не имел чести познакомиться.

— Пожалуйста, сэр, садитесь, — пригласила миссис Пелэм.

— Мисс Изабелла! — продолжал лорд Эдвард, склонившись над рукой Беллы. — Мы встречались однажды, может, вы помните, на выходе из театра «Друри-лейн». Вы были с родителями.

— Конечно, помню! — сказала Белла, смутившись от его присутствия, как и четыре года назад. — Вы часто бываете в театре, сэр?

— Как только выдается возможность. Иногда, правда, не получается...

— Не хотите ли остаться с нами на третий акт? — предложила миссис Пелэм. — Похоже, вы все тут старые друзья.

— Я пришел с братом и невесткой. С радостью останусь, но отошлю записку. Сэр, вы майор Джеффри Полдарк? Мы не знакомы.

Клоуэнс подумала, что лорд Эдвард Фитцморис едва ли изменился с той поры, когда сделал ей предложение. Интересно, а она изменилась? Для аристократа, живущего в роскоши и достатке, у которого нет повода для переживаний, вероятно, годы прошли спокойно и со вкусом. А для нее словно целая жизнь прошла. Интересно, она сильно изменилась в его глазах? Клоуэнс оделась просто, она не ожидала, что миссис Пелэм в ее возрасте столько времени проводит в обществе.

Наверное, лорду Эдварду она кажется убого одетой провинциалкой. Это имеет значение? Ни малейшего. Она никогда его не любила. Уж точно не сейчас. Наверное, про себя он отмечает, какое счастье, что она тогда ему отказала. Как же ему повезло, думает он! Клоуэнс подняла взгляд и не прочитала в его глазах подобных измышлений. Она быстро отвернулась и посмотрела на сцену в ожидании третьего акта. До конца оперы он сидел позади нее, изредка касаясь лицом ее волос. От него пахло какой-то приятной помадой для волос.

— Мисс Клоуэнс, — позвал он наконец.

Она повернулась к нему.

— Лорд Эдвард.

— Помните, в Бовуде вы называли меня просто Эдвардом?

— Прошло много лет. Но да, Эдвард, конечно, помню.

— А я называл вас Клоуэнс. Именно так мне хочется вас называть, если позволите.

— Разумеется.

— Покончим с неприятными фамилиями.

— Я не считаю свою фамилию неприятной.

— Разумеется. Я имел в виду, что фамилии — досадная помеха в общении друзей.

Изабелла-Роуз с Джеффри Чарльзом хохотали.

— Сколько прошло, семь лет?

— Похоже на то, — ответила Клоуэнс.

— Я с большой радостью вспоминаю тот ваш визит.

— Я тоже.

— Само собой, вы познакомились с моим братом и невесткой.

— Как они поживают?

— У них все хорошо. Двое детей.

— А у вас, Эдвард?

— Я пока не женат. Услышав о вашей тяжелой утрате, я всем сердцем вам сочувствовал. Это случилось при Ватерлоо?

— Нет, несчастный случай.

Почему люди постоянно путают?

— Вы снова живете с родителями?

— Нет. Муж оставил небольшое судоходное предприятие, и я им занимаюсь. Живу я в Пенрине.

— Вам одной наверняка тяжело со всем управляться.

— Я справляюсь. У меня там много друзей.

— Хотелось бы, чтобы вы повидались с Генри и Кэтрин, но сегодня мы ужинаем с Бересфордами, с которыми делим ложу. Нельзя заставлять их ждать. Клоуэнс...

— Да?

— Мне доставит огромную радость, если вы снова навестите нас в Бовуде этим летом. Если ваша матушка свободна, мы бы с удовольствием ее приняли. Как вы знаете, она жила у Лансдаунов в Лондоне, когда ждала новостей о вашем отце...

— Благодарю вас. Наверное... мне будет непросто вырваться, но мысль замечательная. Как поживает тетушка Изабел?

— Больше не выезжает. Но до сих пор не перестает наслаждаться жизнью. Говорите, вы завтра возвращаетесь домой?

— Да.

— Пожалуйста, передайте мое почтение вашей матушке и прошу вас, примите приглашение. Если вы обе надумаете, я сообщу в письме о сроках, а вы на свое усмотрение выберете время.

— Вы очень добры. К сожалению, как я упоминала, у меня своя судоходная компания, и после смерти Стивена я впервые на неделю и больше выбралась в свет. Дело небольшое, но я продолжаю им управлять в память о муже.

— Я вас понимаю. Позвольте чуть попозже написать вам?

Клоуэнс улыбнулась.

— Разумеется. И благодарю вас. Я храню приятные воспоминания о пребывании в Бовуде.

— Я тоже, — согласился Эдвард.

Глава десятая

Вечером следующего дня, пока экипаж с пассажирами продолжал неспешно трястись по пути в Мальборо, а Демельза проводила последний день в гостях у Верити, Росса в Нампаре навестил гость. Стоило хозяину увидеть выражение на красной физиономии посетителя, он понял, что разговор вряд ли окажется приятным. Интересно, зачем он пожаловал?

Джону Тренеглосу шел шестьдесят второй год. Некоторые мощные мышцы его рук и спины уже превратились в жир, но он все еще выглядел внушительно. Годы всевозможных злоупотреблений испещрили морщинами его лицо, но рыжие волосы, теперь уже почти полностью седые, традиционно топорщились во все стороны, а сильные, веснушчатые руки выдавали способность расправиться с любым негодяем, возникшем у него на пути. И хотя Нампара и Мингуз располагались всего в миле друг от друга, многие годы соседи почти не виделись. Теплому добрососедству не способствовало то, что Джон женился на Рут Тиг, которая надеялась выйти замуж за Росса после его разрыва с Элизабет, но вдруг обнаружила, что ее место занято наглой дочерью шахтера, служившей у Полдарка кухаркой.

— Ого, Джон, вот это сюрприз! Ты по делу или просто так?

Гость подошел к окну и выглянул наружу, его кулаки сжимались и разжимались под коричневым бархатным плащом для верховой езды.

— Ни то, ни другое, — сказал он.

— Медь-то как подорожала! — заметил Росс. Он не собирался облегчать этому человеку задачу. — Отличная новость для нас обоих, верно?

— К черту медь! — завопил Джон. — Твой Валентин попортил мою Агнету!

Так вот оно что. Деликатностью Тренеглос никогда не отличался.

Росс подошел к винному буфету и достал бутылку бренди. Он обратил внимание, что содержимое стоящей рядом бутылки портвейна не уменьшилось после отъезда Демельзы. Россу вдруг страшно захотелось снова увидеть жену.

— Выпьешь коньяка?

— К черту коньяк! Ты слышал, что я сказал!

Росс налил себе полбокала коньяка и отпил маленькими глотками.

— О чем это ты?

— Он лапал ее своими грязными руками! Подкравшись, как змей, засорил своими мерзкими мыслями ее нежную голову, волочился за ней, распутник! Говорил ей мерзости! Развратил! Ты не хуже меня знаешь, и ему это тоже отлично известно, что Агнета... она не способна отвечать за себя. Это слабое существо. И этот твой Валентин, злобная, развратная скотина, имел наглость, а точнее, имел жестокость, этим воспользоваться! Ужасно! Возмутительно! Одному Богу известно, что скажет Рут, когда узнает...

— Как ты сам-то об этом узнал?

— Как? Она мне рассказала! Агнета!

— Может, она все выдумала?

Джон Тренеглос раздулся, как большая жаба.

— Дьявол тебя раздери, Росс! Эта девочка не может лгать! Она не умеет лгать! У нее ума не хватит обманывать!

— Она в положении?

— Слава Богу, нет! У нее нет женских циклов. Мы имеем дело с ребенком! И этот дьявол ее опорочил! Перенесенный шок может ее убить! Из-за этого могут вернуться припадки, от которых ее вылечил Энис! И теперь, по ее словам, Валентин ее бросил! Это порождение сатаны отнесся к ней, как к уличной девке, как к шлюхе! Чтоб он сгнил в аду!

— Ты с ним-то уже говорил?

— Нет! Я поехал к нему, но этот гад смылся!

Росс опустошил бокал.

— И поэтому ты явился ко мне? Почему ко мне? С тех пор как ты пришел, я уже второй раз слышу «твой Валентин»!

— А что, он не твой? Не твой? Будешь спорить?

— Я спорить не буду, потому что не о чем. А тебе не пристало обращать внимание на гнусные слухи.

— Какие слухи? Все в округе знают, что Валентин твой сын!

— И откуда они знают? Валентин этого не знает, я не знаю, Джордж Уорлегган тоже не знает. Тогда как, во имя Господа Бога, тебе и прочим злобным старым сплетникам стало об этом известно?

Росс злился все больше..

— Всё равно, все знают...

— Послушай меня, Джон. Просто послушай. Валентину две недели назад стукнуло двадцать пять. Если каким-то чудом он приходится мне сыном, то с чего мне отвечать за его действия? Разве я сторож брату моему? А Валентину так еще меньше. Валентин Уорлегган — женатый человек, живет в Тревонансе, у него собственный сын и жена. Из-за того, что по твоим словам — только по словам — он соблазнил твою дочь, ты явился сюда, разъяренный, как бык в жаркий день, и требуешь от меня удовлетворения за какое-то мнимое оскорбление, нанесенное вашей семье молодым человеком, до которого мне нет никакого дела и который давно вышел из-под опеки даже своего предполагаемого отца, Джорджа Уорлеггана. Ты приходишь ко мне, топаешь тут ногами и ругаешься, не спросив даже, дома ли моя жена. К счастью, это не так, иначе она была бы очень расстроена и оскорблена!

— О да, она бы расстроилась, да она вечно будет расстроена, зная, откуда взялся Валентин...

— Черт возьми, Джон, да, она разозлится! И скажу тебе прямо: если у тебя ссора с Валентином, то сам с ним и разбирайся, отправляйся к нему и не смей приходить сюда, беспокоя нас своими грязными обвинениями. Валентин Уорлегган — самостоятельная личность, живет в отдельном доме отдельной жизнью. Направь свои жалобы ему, а ко мне приходить не надо!

Джон засунул ручищи в карманы и уставился на Росса. С той поры, когда Тренеглос был местным сорвиголовой, да еще старше Росса, расстановка сил изменилась. Росс заметно вырос — но не физически, а в глазах жителей графства. Джон по сравнению с ним остался обычным эсквайром, не обладавшим особым авторитетом. К тому же, разумеется, Росс теперь баронет.

— Что ж, хорошо, может, в чем-то ты прав. Но с той поры, как погиб Джереми, вы очень сдружились с Валентином! Он все время снует туда-сюда. И я знаю, что это ты помог ему в августе прошлого года, когда он попал в передрягу.

— Если есть хоть доля правды в твоих обвинениях, то можешь не волноваться, я пальцем не пошевелю, чтобы ему помочь. И умоляю, разбирайся лично с ним, не втягивай меня в это дело. Демельза сейчас гостит у моей кузины Верити во Флашинге и завтра, наверное, будет дома. Я хочу, чтоб ты мне гарантировал — если эти слухи дойдут до ее ушей, то не через тебя.

Джон кашлянул и наклонился, чтобы плюнуть в огонь. Слюна зашипела на раскаленных углях.

— Даже не знаю, как это произошло, — проворчал он. — Долгое время, ты знаешь, у нас была специальная служанка, которая присматривала за Агнетой. Потом, когда Энис начал лечение, Агнета, как нам казалось, поправилась, и мы уволили горничную. К тому же вокруг всегда находились другие слуги. Она прекрасно ладила с Эммелин и Полой. Не знаю, с чего все началось...

— Если вообще началось. Знаю, тебя возмутит мое предположение, но девушек часто трудно понять. Как ты сказал, раз Агнета неполноценна, она не умеет лгать. Но при этом ей ничто не мешает увидеть Валентина и, допустим, влюбиться в него. Несмотря на свои недостатки, сам знаешь, он очень обаятелен, особенно для женщин. Агнета, возможно, прикидывала и представляла, каково было бы завести с ним роман — и начала выдавать воображаемое за правду.

Джон хмыкнул и заворчал себе под нос. Ему не понравилось, как прошел разговор. В конце концов, не проронив больше ни слова, он развернулся и подошел к двери, неуклюже покачиваясь, будто готовясь отбросить любое препятствие со своего пути. Там он остановился и пробурчал:

— Вечно ты своих защищаешь.

Спустя неделю по беспорядочно раскинутой деревушке Грамблер брела незнакомка. Высокая и худенькая девушка в выцветшем алом плаще, желто-коричневом чепце, серой юбке и заношенных туфлях. На вид ей было лет шестнадцать. Бледная, голубоглазая, с прямыми белокурыми волосами до плеч, перевязанными сзади черной лентой, в руках она несла черную сумочку. Незнакомцы сюда забредали редко, особенно в холодном марте, не говоря уже о девушках, а тем более в одиночку. Она еще не дошла до развалин огромной шахты Грамблер, а пересекала более населенный район деревни, где вовсю кипела жизнь: одна женщина несла ведро воды, другая расчищала тропинку и ступеньки к дому; несколько детей затеяли какую-то игру с камнями в пыли; два подслеповатых старика, сидевших у открытой двери, разговаривали и покашливали.

Обе женщины сдержанно поздоровались с девушкой, а один мальчишка понял, что можно развлечься, с визгом вскочил и побежал за незнакомкой. Остальные сначала смотрели, а потом двинулись следом. Девушка шла по ухабистой улице, а дети тянулись вереницей. Детвора так оглушительно кричала и свистела, что еще из своих хибар вылезли еще несколько человек и вступили в их ряды. Двух дворняг тоже привлекло это зрелище, они прыгали рядом и махали грязными хвостами, поднимая пыль. Две женщины окликнули детей, чтобы остановились, но никто их не послушал.

Незнакомка забеспокоилась. Она довольно вежливо ответила на первые расспросы, пока детвора не стала над ней подшучивать. Первой к ней подошла их заводила, четырнадцатилетняя Лотти Байс с изрытым оспой лицом, которая всюду сеяла раздоры, как и вся ее семейка. Девчонка хотела схватить незнакомку за руку и остановить, но та отпрянула от чумазой лапы и ускорила шаг. Затем десятилетний Люк Биллинг толкнул ее в спину. Девушка споткнулась и угодила в глубокую колею. Она подвернула лодыжку и чуть не упала, уронив сумку. Тут события приняли неожиданный оборот. Откуда-то появился мужчина и щедро раздал подросткам пинков. Дети бросились врассыпную, как перепуганные зайцы.

Девушка наклонилась за сумкой, но пес добрался первым и потянул ее из пальцев. Тогда девушка схватила ее другой рукой, но псина зарычала и цапнула за запястье. В мгновение ока пса вздернули за хвост, обмотали веревку вокруг шеи, а веревку потянули на консольную балку ближайшего дома и подвесили к ней, чтобы пес задохнулся. Угрюмый мужчина был среднего возраста, одет как шахтер, с коротко стриженой черной бородой и без головного убора.

— Не надо, нет! — взмолилась девушка — Вы же его убьете!

— Я этого и хочу, — ответил мужчина, — это смертельная опасность для округи. В прошлом году в Марасанвосе погиб мальчик.

Когда дворняга обмякла, девушка с ужасом отвернулась.

— Вот твоя сумка.

Левой рукой она забрала сумку. Детвора разбежалась, словно испарилась, осталась лишь темноволосая Лотти Байс, которая выглядывала из-за двери.

— Вот бы я им показал, — буркнул мужчина. — Байсы и Биллинги... От них одни неприятности, как и от шавок. Вон, гляди. Сдохла псина.

Из коттеджа, на котором временно соорудили виселицу, вышел старик и сразу стал возмущаться, но увидев виновника, вернулся в дом.

— Спасибо, — отозвалась девушка и кашлянула. — Это не совсем... Я заплутала. Я шла... Меня послали...

— У тебя кровь на руке, — заметил мужчина. — Лучше сходить проверить. Осторожность не помешает. Тот парнишка в Марасанвосе...

— Я шла к хирургу, — продолжила девушка. — Меня отправила... хозяйка сказала, что лучше к нему. Он живет где-то неподалеку, называется Киллу... Не помню.

— Киллуоррен. Да, недалеко. Я сам хожу этим путем. Покажу тебе дорогу.

Она стояла и смотрела на заброшенную шахту, пока мужчина резал веревку с собакой. Тело с глухим стуком тело плюхнулось в зловонную яму между двух домов. Мужчина подошел ближе. Они молча продолжили путь. В конце концов она все-таки заговорила:

— Та собака забрала мою сумку. Мне вообще не надо было ее брать, но хозяйка дала шиллинг, чтобы заплатить хирургу.

Последовало молчание.

«Он не высокий, — подумала девушка, — но пугающий».

— Ты не отсюда, — в итоге сказал он. — Как тебя зовут?

— Эстер Карн.

— И где ты живешь?

— В Тренвите. Я здесь совсем недавно. Они наняли вторую няню.

— Полдарки что ли? Майор Джеффри Чарльз. Женат на католичке.

— Это меня не касается.

Они обогнули церковь Сола.

— Кровь из руки еще идет?

— Пустяки.

— Это уж доктору Энису решать! Проверить не помешает.

— Вы знаете хирурга?

— А то. Он живет здесь уже лет двадцать с гаком. Достойный человек. Самый лучший.

— Вы живете здесь, мистер...

— Картер. Бен Картер.

Последовала долгая пауза.

— Частенько мне это кажется забавным, — начала девушка, — но я племянница леди Полдарк. До сих пор не верится. Но я всем ей обязана.

Бен нахмурился.

— Это как так получается?

Ей не хотелось вызывать недовольство у этого мужчины. Она поспешила объяснить подробнее.

— Матушка леди Полдарк умерла молодой, и ее отец снова женился, вот. Ее звали Мэри Чегвидден. Люк — первый по старшинству из братьев, примерно одних лет с леди Полдарк, и он мой отец. Он женился на Энн Хоскинс, моей матери, и вскоре родилась я. Тогда мы жили в Ланнере, но позднее вернулись в Иллаган, отец считал, что там проще найти работу. Но работы нигде нет. Мой дядя Сэм, Сэм Карн, хороший человек, приехал к нам, рассказал о нас леди Полдарк, и она тоже приехала. После этого она рекомендовала меня Данстанвиллям в Техиди, и меня взяли горничной.

Эстер перевела дыхание и кашлянула. Бен хмыкнул.

— Сколько тебе?

— Девятнадцать.

— Выглядишь куда моложе. Как ты оказалась в Тренвите?

— Миссис Джеффри Полдарк снова в тягости, им нужна вторая няня, чтобы приглядывать за мисс Хуаной, поэтому леди Полдарк предложила меня. Я тут всего с месяц.

Они пошли дальше.

— Вон там Киллуоррен, — указал Бен на дымоходы над лаврами.

— Спасибо.

— Ворота чуть подальше. Ближе к «Принцу головорезов».

— Вам не обязательно провожать меня дальше, мистер Картер. Спасибо.

Бен пропустил высказывание мимо ушей, и они подошли к гранитным столбам ворот, пострадавшим от непогоды.

— Не мое это дело, но зачем-то ведь ты явилась к хирургу. В Тренвите кто-то заболел?

— Нет, — ответила Эстер, — никто не болеет.

— Ну, не забудь тогда сообщить хирургу об укусе.

Дуайт Энис устал. Хотя он был здоров, но организм еще страдал от тягостных последствий тюремного заключения во Франции. Выносливость имеет пределы, и Дуайту скрепя сердце приходилось с этим считаться, хотя относительно короткий отдых помогал ему восстановить силы. Недавно аптекарь Льюис попросил его осмотреть Элси Вейдж, живущую в Чэпел-Порт, за Сент-Агнесс. Это была уже ее десятая по счету беременность, и в своей сырой лачуге она страдала от приступа острого ревматизма. Один раз Дуайта вызывали во время ее шестой беременности: ребенок родился мертвым, и позже Дуайт видел, как мать с трудом ковыляет по деревне, согнувшись в три погибели и опираясь на палку, всего в тридцать два года выглядела она лет на шестьдесят. Случай был совершенно безнадежный, поэтому Льюис и послал за ним.

Дуайт уставился на больную. Неповоротливый комок плоти, таз с возрастом уменьшился, позвоночник так изогнулся, что голова окончательно склонилась к плечу, ребенок был еще жив, а мать кричала. Дуайт принял роды, но понял, что дитя и мать не выживут. По пути домой он вдохнул полной грудью, чтобы вытеснить миазмы отвратительной хибары. Такие безнадежные случаи, когда помочь ничем не можешь, его угнетали. Роженица умерла бы в любом случае, медицина тут бессильна. Лучше бы не приезжал. В определенные часы больные приходили к нему на дом, но не в это время. Однако когда ему сказали, что из Тренвита пришла девица Карн, Дуайт решил, что у нее есть новости от Амадоры.

Но он ошибся. Худая и застенчивая девушка объяснила, что сюда ее послали из-за кашля. Миссис Джеффри Чарльз беспокоится, а вдруг это серьезно.

— Ты и руку поранила, — заметил Дуайт.

— Ой, точно, сэр.

Эстер рассказала, как все произошло.

— Да ерунда. Ничего такого.

— Дай-ка взглянуть... Надо все равно принять меры предосторожности. Бродячие собаки опасны... — Дуайт поднял ей рукав. — Есть только один след от зубов, где повреждена кожа, и рана кровоточит. Боюсь, мне придется сделать тебе больно, Эстер. Но это как щипок.

— Как очередной собачий укус, — добавила Эстер.

— Вот именно. Как ты точно выразилась. Подойди сюда и присядь. Ты склонна к обморокам?

— Никогда не случались, сэр.

— Хорошо.

Когда Дуайт сделал укол, она громко вскрикнула, но все быстро закончилось. Вскоре он уже перевязывал кисть до запястья.

— Молодчина. Теперь все будет хорошо. Выпьешь бренди?

— Спасибо.

Она закашлялась.

— Если кожа станет чрезмерно чувствительной или потеряешь аппетит, снова мне покажешься, но заверяю тебя, что это вряд ли случится.

— Он убил собаку! — воскликнула Эстер. — Она не хотела меня кусать. Впервые вижу, чтобы собаку убили так быстро — всего за минуту.

— Мистер Картер не любит бродячих собак. Все, кто понимает опасность, которую они собой представляют, их не любят. Так по какой причине миссис Джеффри Чарльз послала тебя ко мне?

Эстер несколько раз моргнула, глядя на него, и смахнула со лба светлую прядь.

— У меня почти с самого приезда этот кашель. Может, миссис Джеффри Чарльз не хочет, чтобы он передался ей или ее дочери.

Дуайт кивнул. Чахотка и золотуха — обычное дело в окрестностях.

— Расстегни блузку, пожалуйста. Нет, сними ее. Хочу прослушать тебя со спины.

Она послушно выполнила указание, настороженно поглядывая на него. Дуайт прослушал грудь, разум четко уловил разницу между юной безупречной кожей и пятнистой, морщинистой и дряблой кожей Элси Вейдж.

— Мистер Картер живет поблизости, сэр? — спросила Эстер.

— Что? Ах да. Неподалеку. Он капитан подземных работ на шахте Уил-Лежер. Глубоко вдохни... Еще разок... Еще...

— Уил-Лежер?

— Шахта на утесе. Прямо за Нампарой. Ее видно из-за церкви. Очень хорошо, можешь одеться.

— Получается, он важный человек?

— Это единственная шахта в округе, приносящая прибыль. Эстер...

— Да, сэр?

— Передай хозяйке, что оба легких совершенно здоровы. У тебя бронхиальная инфекция. Я дам тебе микстуру от кашля, будешь принимать ее после еды три раза в день.

— Да, сэр.

— И возьми этот рецепт из самородной серы и винного камня, мистер Ирби приготовит тебе лекарство... С лекарствами или без них через пару недель тебе станет лучше. А если не станет, придешь ко мне еще раз. Чем ты занимаешься с Хуаной?

— Вожу ее гулять. Рассказываю сказки на ночь. Иногда слежу, чтобы она поела. Я всего лишь вторая няня.

— Что ж, передай хозяйке, чтобы не переживала. У тебя нет ничего серьезного.

— Спасибо, сэр.

Эстер встала. Дуайт заметил, что день клонился к закату и перевел взгляд на убого одетую худую девушку с прямой осанкой, надевающую плащ. Амадоре следовало отправить с такой молоденькой особой прислугу. Сама Амадора до сих пор побаивалась покидать Тренвит без сопровождения, но, видимо, подумала, что англичанка справится. Местные жительницы, конечно же, справятся. Но Эстер здесь чужая, приехала из Иллагана.

— Я пошлю горничную, чтобы тебя проводила.

— Ой, не стоит, сэр. Я и сама доберусь.

Дуайт не придал ее словам значения и потянул за шнурок колокольчика. Пришла Одри Боун и получила от него указания. До темнотц оставалось еще часа два, а с Одри Боун, дочерью его давнего камердинера, Эстер будет в полной безопасности.

Глава одиннадцатая

Росс обрадовался возвращению Демельзы, словно та тоже была в Лондоне. Он не стал пока рассказывать о визите Джона Тренеглоса. Сначала они обсудили другие темы: новости Клоуэнс обо всем случившемся в Лондоне и происшествия в поместье и на шахте. Он было решил вообще ничего не рассказывать, но Росса снедало противное чувство, что неприятное событие все равно вылезет наружу, и уж лучше пусть она узнает об этом от него. Завтра ожидался приезд Кьюби, и в кои-то веки они сидели в библиотеке одни. Белла не крутилась вокруг фортепиано, и комната казалась заброшенной. Демельза слушала и попивала портвейн после ужина. Вечер стоял безветренный, поэтому пламя на шести свечах в двух канделябрах даже не трогнуло.

— Так значит, это правда.

— Похоже на то. Мне не по душе осуждать человека в его отсутствие, но слишком многое на это указывает.

— Он неисправим, Росс. Только представь, он и Агнета!

— Дорогая, именно ты лучше всех это представляла, потому что предупреждала меня еще до Рождества.

— Ну да, я видела, как он на нее пялился, когда сюда забежали гончие во время охоты. Только и всего. Один взгляд. Египетский бог, я сейчас похожа на старую кумушку, которая сидит у порога и бесстыдно судачит о соседях! Как думаешь, что предпримет Джон?

— Расскажет Рут, наверное. Если Агнета уже не рассказала. К счастью, из слов Джона я понял, что она вряд ли забеременеет.

— Рут будет рвать и метать. Ей всегда хотелось выйти за тебя, и она считала, что я украла тебя у нее.

— Так ты и украла. Хотя признаюсь, мисс Тиг не стояла в начале моего списка приоритетов.

— Списка, ага. Ты его, поди, скрываешь в каком-нибудь шкафчике? Там точно есть Маргарет Воспер, я помню. И наверняка куча других.

— Маргарет я признаю. Но она не претендовала на брак. Честное слово, за всю свою жизнь я флиртовал один раз и только с Рут.

Демельза вздохнула.

— Да все едино, Росс. Положение и вправду серьезней некуда. Мне бы хотелось... чтобы Валентин уехал подальше отсюда.

— Это вряд ли.

Росс наблюдал, как Демельза устанавливает примулы в вазе, дополнив нежно-желтые цветы зеленоватыми ивовыми веточками, которые она купила в Пенрине у цыганки по дороге домой.

— Или ты желаешь отъезда Валентина по иной причине?

— Что?

— Наверное, ты считаешь, что я слишком с ним сблизился?

— Не совсем. Дело не в этом. Знаю, тебе не хватает общения с Джереми. Он ведь наш сын. Наш самый драгоценный сын. У нас есть еще один, но он пока слишком маленький. С Гарри пока рано вести взрослые разговоры. Поэтому ты потянулся к Валентину, сыну Элизабет. Как бы там ни было, он ее сын. Порой Валентин походит на тебя, не находишь?

— Даже ее знаю.

— Но он совсем не такой, как ты. Возможно, он... напоминает о прошлом. Верити говорит, он похож на твоего отца. Даже не знаю. Тут что-то иное. Другой сын Элизабет, сын Фрэнсиса, славный юноша. Джеффри Чарльз нормальный человек. А Валентин далек от нормальности!

— Признаю, ты права, — согласился Росс. — И я задаю себе вопрос, насколько сильно в этом виноват.

— То есть ты о?..

— Ну да. Что уж теперь скрывать, мои продолжительные чувства (называй как хочешь) к Элизабет и, возникшие у Джорджа подозрения (я говорил тебе о тетушке Агате) отравили раннее детство Валентина. Когда отец сначала щедро расточает любовь, а потом вдруг начинает относиться к нему пренебрежительно и даже с ненавистью... Валентин рассказывал мне, и я доподлинно знаю об этом от других. Хватит, чтобы исковеркать чувства ребенка, испортить его характер. Так что за обаянием и учтивостью скрывается злой умысел, безнравственность, желание навредить и порочность, лишь бы потрясти, обидеть, сокрушить все, что попадется под руку. Вряд ли это сознательно, скорее, желания рождаются спонтанно, и он не в силах с ними бороться.

— Верити как-то сказала (кажется, я тебе не говорила), что Валентин с улыбкой доведет любого до погибели.

— Демельза.

— Что такое?

— Брось пока эти цветы. Потом ими займешься, не к спеху. Иди сюда и сядь напротив, чтобы я тебя видел тебя. Мы сейчас ушли в такие глубины... И нет бочонка с пивом, который бы нас утихомирил.

Она чуть улыбнулась, вспомнив былое, пересела и коснулась пальцем фортепиано.

— И мы не сможем подобрать к этим словам музыку.

— Интересно, как там Белла... Ладно, неважно. По-моему, надо во всем разобраться, по возможности.

— Вряд ли у нас получится, ведь Валентин все равно не уедет.

Росс глубоко вздохнул.

— Да, меня тянет к Валентину. Несмотря на порочность, он мне нравится, и я питаю надежду, что его худшие недостатки когда-нибудь исчезнут. Он еще очень молод. Ты права, мне ужасно не хватает Джереми. Пусть временами мы раздражали друг друга, это лишь пустяковые размолвки, которые ничего не значили. Я скучаю по нему каждый день, как и ты. Это невыносимо. Но ты ошибаешься, я не забыл о Гарри...

— Ты не забыл, но...

— Разумеется, он слишком юный и не заменит Джереми. Я общаюсь с ним, и он — со мной, но разница между нами пока слишком велика. Но если ты считаешь, что мне нет до него дела, то глубоко ошибаешься.

— Росс, я и так знаю, не надо об этом напоминать, но все равно приятно слышать. С другой стороны, иногда Валентин мне даже нравится. И мне его жаль, но с ним непросто. Непонятно, о чем он думает, как относится к нашей семье, за исключением тебя. Ко всем остальным в этом доме. Не могу отделаться от ощущения, будто ты принадлежишь ему, как он считает, а остальные члены семьи как бы приемлемы, но немного — как там говорят? — превохо...

— Превосходящие?

— Нет, совсем не то. Преходящие, вспомнила! Мы вроде бы по другую сторону, он предан тебе, а нам нет места в ваших отношениях.

На пару мгновений Росс задумался, поудобнее пристроил ноющую лодыжку.

— Ревность — странная штука, верно? Я...

— Росс, как тебе не стыдно!

— Погоди секунду, не набрасывайся сразу! Я не имел в виду нас. Уж точно не тебя. Лишь хочу заметить, что ревность или другая ее форма, инстинкт собственника, испытывают все. Это своего рода бактерия, которая живет внутри каждой семьи и затрагивает все человеческие взаимоотношения. Наверное, это отнюдь не похвальное чувство, но оно есть у всех...

Он умолк, и Демельза прикусила платок, чтобы удержаться от слов. Ей хотелось возразить, что она никогда не пыталась сделать его своей собственностью, ничего подобного. Не она предложила ему бросить место в парламенте. Он всегда сам принимал решения. Демельза никогда не хотела ему указывать. Лишь трагические последствия войны привели к тому, что Росс стал уделять больше внимания сыну Элизабет, чем сыну Демельзы, младшему Полдарку, просто Генри был слишком мал.

Росс истолковал ее молчание по-своему:

— Мне не по душе мысль, что из-за твоей утраты, вернее, из-за нашей общей утраты мы разойдемся во мнениях насчет...

— Росс, это не собственнический инстинкт, — прервала его Демельза.

— Я и не говорил, что тебе присуще это чувство!

— Ладно... Как бы объяснить. Дело не в том, что Валентин близок или далек от моей семьи. Я тревожусь за тебя.

— За меня? — Росс удивленно рассмеялся. — О Господи! Он что, по-твоему, как-то дурно на меня повлияет?

— Именно!

— На меня? Ты считаешь, что юноша чуть старше двадцати лет может повлиять на мужчину моего возраста? Может, я стану пьянствовать? Играть? Заниматься контрабандой? Я уже все это проходил. Или тебя пугает, что я начну распутничать?

Демельза встала, подошла к каминной полке и поставила на нее вазочку с примулами. Серое шерстяное платье коснулось стула Росса, и он положил руку Демельзе на бедро.

— Полагаю, ты вправе относиться к этому проще, чем я, — продолжила Демельза, — может, собственнический инстинкт или ревность скрываются за суевериями, которых не должно существовать. Но ты давно меня знаешь. Никто не знает меня лучше и дольше, и порой я испытываю подобные чувства. Ты сам частенько обвинял меня, что я говорю, как Мэгги Доуз.

— Иногда я сомневаюсь, что она жила на белом свете.

— Жила, Росс. У нее были светлые волосы, наверное, крашеные, и всепроникающий взгляд черных глаз. В детстве я сидела с ней, и может, она научила меня чему-нибудь, или я сама переняла от нее. Порой у меня возникают чувства, чутье, которому я не могу дать логического объяснения, чтобы убедить такого солидного и здравомыслящего человека, как ты...

— Ну-ну! — воскликнул Росс. — И кто теперь у нас шутит?

— Ну хватит... — Демельза с тревожной улыбкой повернулась к нему. — Скажем так, по поводу Валентина у меня странное предчувствие, от которого веет холодком. Ты его любишь, и когда я его вижу, он вполне мне нравится. Знаешь, что такое мурашки?

— Да.

— У меня от него мурашки по коже.

Утром Джордж Уорлегган принимал неожиданного посетителя.

Филипа Придо он знал довольно неплохо, поскольку к нему привязалась Харриет. Они встречались в Кардью, сидели за одним обеденным столом и даже дышали одним воздухом, но едва перемолвились словечком. У Джорджа этот юноша вызывал антипатию. Во-первых, Джордж считал, что Харриет слишком носится с ним, во-вторых, его не особо волновали герои войны. Вероятно, они служили напоминанием о Россе Полдарке (у Филипа не было шрама, и он не хромал, но что-то общее в них было). В третьих, его выгнали из армии, и, по-видимому, он даже не стремился приобрести полезную профессию. Разумеется, Джордж был хорошо знаком с обычаями высшего общества — дворяне в большинстве своем не зарабатывают на жизнь, это порицается в их кругах, а если немногие осмеливаются, то их презирают, как презирают и Джорджа, который сам сколотил состояние.

— Сэр Джордж Уорлегган, — поприветствовал его Филип, стоя у порога, как бобовый стебель.

— Капитан Придо, проходите. Прошу, садитесь.

Сам Джордж не стал подниматься.

— Благодарю.

Филип нервно поправил очки. В очках он казался высокомерным, словно смотрел на собеседников с презрением. Именно это породило в Клоуэнс предубеждение к нему.

— Вы знаете, когда мы встретились, я воспользовался вашим сердечным гостеприимством, но сейчас... пришел по делу, и потому решил зайти в ваш банк.

— Вы пользуетесь услугами нашего банка? — спросил Джордж, хотя прекрасно знал, что гость их клиент, и даже знал точную сумму превышения кредита.

— Да. Я обращался к вашему старшему клерку, когда открывал счет, так что... — Филип замолк. — Я пришел не по финансовым вопросам. Но пожалуй, сначала скажу...

Филип опустился в кресло, которое несколько месяцев назад занимал Валентин.

— Слушаю вас.

— Наверное, стоило сказать об этом еще в сентябре, когда я принял должность в герцогстве Корнуолла. Меня назначили помощником секретаря и смотрителем архива. На минувшей неделе я сообщил леди Харриет, возможно, она просто не упомянула.

— Не упомянула, верно. Рад слышать.

Джордж мысленно стал строить догадки, как Придо удалось получить должность и кто пристроил юношу на такое теплое местечко.

— Служба на неполный день, — будто прочел его мысли Филип, — но я надеюсь продолжить заниматься археологией, когда появится возможность.

— Очень рад! — сказал Джордж, не выглядевший, впрочем, очень радостным. — Надеюсь, вашего жалования на это хватит.

— На мои скромные нужды — хватит. Так что мне больше не придется злоупотреблять вашим гостеприимством — жилище, которое вы так любезно предоставили мне под гарантию моего дяди, мне больше не требуется.

Джордж кивнул.

— Но вы говорите, что пришли по другой причине?

— Да. Как вы знаете, сэр, я питаю огромный интерес к Корнуоллу каменного и бронзового веков и на прошлой неделе сосредоточился на Труро, районах Кенвин и Мореск, где найдены самые ранние поселения. Я сделал несколько интересных находок, но не стану утомлять вас деталями. Мое внимание привлекло кое-что еще. Это несколько неприятный вопрос, но, поразмыслив, я решил прийти к вам. Короче говоря, сэр Джордж, я хотел бы поговорить о запахе.

— Запахе?

— Запахи, сэр Джордж. Зловоние. Живя здесь, нельзя о них не знать. Если вы откроете это окно, — Придо указал на зарешеченное окошко рядом со своим стулом, — запахи с улицы сделают эту комнату почти непригодной для жилья.

— Похоже, в армии вы слишком привыкли к свежему воздуху, — саркастически заметил Джордж. — Так сейчас во всех городах.

— Тем не менее, сэр, Труро занимает уникальное положение. Город построен в долине, на слиянии нескольких речушек с могучей рекой у подножия горы. Всего три ручья: Аллен, Кенвин и еще один, поменьше. Как вам известно, они протекают вдоль улиц, на открытой местности, казалось бы, они должны нести чистые родниковые воды с вершин холмов. Вместо этого они, по сути, используются как открытые стоки, так что в них попадают все нечистоты, и от животных, и от людей, они запружены, разливаются по улицам, а мусор накапливается в них, засыхает и начинает нестерпимо вонять.

Джордж задумчиво рассматривал молодого человека.

— Почему вы пришли ко мне? Я не мэр этого города!

— Да, сэр, но вы — один из самых авторитетных членов городского совета и единственный, кого я знаю...

— Вы, вероятно, не в курсе, что в городе существует специальный орган — Комиссия по улучшениям, которая занимается этими вопросами.

Придо снял очки и протер их шелковым платком.

— Мне говорили, сэр, что они собираются, но редко — когда созывают на заседание, обычно никто не удосуживается явиться. Вот я и подумал...

— И о чем же вы подумали, капитан Придо?

— Я решил, что, поскольку вы — один из самых выдающихся жителей этого города, возможно, самый выдающийся, и я уверен, один из самых просвещенных, я сумею убедить вас предпринять какие-то действия. Ведь даже во дворе церкви Святой Марии свалены экскременты...

— Принесенные туда наемными сборщиками мусора, которые собирают отходы на улицах и продают их крестьянам в качестве удобрения. Знаете ли вы, что в прошлом году более двухсот тележек навоза было продано с аукциона по девять шиллингов за штуку? Вы не знаете экономику маленького города, капитан Придо.

Филип Придо понял, что эту битву ему не выиграть. Но так просто сдаваться он не привык.

— Наверное, сэр Джордж, вы не сумеете помочь мне в этом деле, но я надеялся если не на помощь, то хотя бы на ваш совет.

— Вы живете в Труро?

— Сейчас я живу у моих кузенов в Придо-плейс.

— Тогда я бы посоветовал вам забыть о Труро, возможно, вы добьетесь больших успехов в Падстоу. Наш мир такой несовершенный!

Филип нервно вздрагивал от каждой колкости.

— Я выяснил, сэр, что в Труро действует около тридцати общественных колодцев, из которых берут питьевую воду большинство жителей города. Почти все обмельчали и загрязнились. Охотничье хозяйство Фобра держит своих собак, тридцать или сорок свор, около Карведраса, и они гадят прямо в канавы. Кожевенный завод Ферриса частично отвел воду ручья в свои ямы, так что он стал источником неописуемого загрязнения. В те же водостоки уборные сливают свои нечистоты, торговцы шерстью моют там свой товар, повсюду роются свиньи, а на иных улицах открыто испражняются дети...

— Я удивлен, как мы вообще еще живы!

— Выживают не все, сэр Джордж. В некоторых самых мрачных районах города — Гудвайвс-лейн, Каленик-стрит, в старых кварталах Пайдар-стрит люди страдают от холеры, оспы, тифа, кори и скарлатины...

— Все это входит в ваши новые должностные обязанности? Вот уж не знал, что в нашем герцогстве...

— О нет, сэр, никоим образом. Я пришел к вам исключительно как частное лицо.

— Это как-то относится к археологии? Гигиену вы тоже изучаете?

Филип снова приладил очки к носу.

— Простите, сэр, мне кажется, я зря трачу ваше время. Мне не следовало вас беспокоить. Но в среду на приеме я встретил доктора Бенну, и у нас состоялся серьезный разговор...

— Ага! Бенна! Он стал многовато на себя брать...

— Уверяю вас, это не он надоумил меня сюда прийти. Вовсе нет. Я первый заговорил о зловонии в городе, и он снабдил меня сведениями, которые я постарался проверить. Я и не подумал бы явиться к вам до тех пор, пока это не сделано.

— Моя жена знает о вашем визите?

— Нет, сэр. Кажется, она была на охоте почти всю эту неделю. Вы живете в основном в Кардью, но у вас есть этот замечательный дом в городе, и мне просто пришло в голову попросить вашего совета.

Джордж задумчиво изучал молодого человека и в конце-концов пришел к выводу, что тот может оказаться полезен. Он никогда еще не встречался с главой семьи, преподобным Чарльзом Придо-Брюном, который, был, очевидно, своего рода отшельником. И они в родстве с Глиннами из Глинна и Соулами из Пенриса.

— Иногда, — сказал Джордж, — города слишком быстро растут. Труро, в частности. Маленькие, большие — в любом случае, никто не планирует их развитие, они самостоятельно разрастаются год за годом. Кто станет это прогнозировать? Хотя возможно, когда-нибудь обществу это понадобится. Бедняки размножаются особенно быстро, а болезни — это природный способ ограничения численности населения. Невозможно привести весь мир в порядок. Может быть, и не всегда желательно...

— Конечно же, мы должны попытаться!

Джордж нахмурился.

— В этом мире недостаточно быть просто идеалистом.

— Нужно быть идеалистом-практиком.

— Вы явились учить меня?

— Вовсе нет, сэр Джордж. Я сейчас же ухожу. Благодарю, что потратили на меня время.

Капитан Придо поднялся — невероятно высокий, подтянутый и напряженный.

— Позвольте попросить вас об одолжении — не сообщайте леди Харриет о моем визите, — сказал он, подойдя к двери.

— Если настаиваете...

— Мне кажется, иногда она смеется надо мной.

Богатый банкир впервые ощутил приступ солидарности с этим человеком.

— Она над всеми смеется.

Филипа Придо переполняло разочарование. Хотелось пнуть что-нибудь или сломать. Ему было знакомо это состояние. Врач из Вест-Индии сказал военному суду, что Филип подвержен «приступам гнева», тем самым оправдывая его несдержанность. С тех пор Филип старался держать себя в руках и надеялся, что эти приступы пройдут, когда поблекнут воспоминания о резне при Ватерлоо.

Он свернул к постоялому двору «Бойцовый петух», находящемуся в переулке рядом с банком, и заказал там двойную порцию виски. Выпил его почти залпом, чувствуя, как виски обжигает горло. Заказал еще.

— Капитан Придо, не так ли?

Это был бледный, но привлекательный молодой человек, дорого, но неброско одетый, с черными, аккуратно подстриженными волосами, в бархатном плаще, заколотом золотой цепью.

— Да, это я.

— Вы меня не помните?

Филип надел очки, надеясь, что никто не заметит, как дрожат его пальцы.

— Я... припоминаю, что мы встречались, но у меня вылетело из головы и...

— Пол Келлоу. Мы познакомились на приеме в Кардью. Леди Харриет устроила вечер за картами.

— Ах да, точно. Здравствуйте.

— Заберите свое виски на этот стол. Похоже, в выборе спиртного у нас одинаковые предпочтения. Моя початая бутылка не выпита даже наполовину.

Они прошли под низким деревянным потолком и сели, Филип неуклюже пригнул одновременно колени и шею. Встреча его не обрадовала, но обижать знакомого не хотелось. Пол долил себе и доверху пополнил бокал Филипа.

— Видели утренние новости?

— Нет. Пару дней не читал газет.

— Вы остановились у Уорлегганов?

— Нет, разумеется. Обычно я живу у кузенов в Падстоу. Но эту ночь провел в «Красном льве».

— Не густо, — сказал Пол, пододвигая газету. — Вы не спросили, где живу я.

— Полагаю, вы житель Корнуолла, и ваш дом неподалеку. Ваша жена не была с вами в Кардью?

— Была.

Они наблюдали друг за другом. Филип отметил хорошее качество бренди. Но когда Пол снова подвинул ему бутылку, Филип завозился с очками и помотал головой.

— И где же вы живете, мистер Келлоу?

— В Трегони. Моя жена из семейства Темпл.

— Я плохо знаю Корнуолл, хотя у меня корнуольские корни. Ходил в школу Девона, где живет мой отец, потом сразу пошел в армию и полжизни провел за границей.

— Вы знаете Полдарков?

— Немного. Капитана Полдарка, погибшего. Он ведь служил в Оксфордширском полку? И еще майора Джеффри Чарльза Полдарка, который живет в родительском доме на северном побережье.

— И вы не знаете сэра Росса Полдарка, который тоже живет на северном побережье?

— Нет. Но много слышал о нем.

— Наверняка знакомы с его дочерью?

— Миссис... э-э-э... Каррингтон? Э-э-э... да.

— Стивен Каррингтон, ее покойный муж. Я был его лучшим другом.

— Надо же.

— Он скончался из-за несчастного случая. Мы были близкими друзьями. И с Джереми Полдарком. Тем самым, который погиб в Угумоне. Мы провернули кучу дел. Великая троица. Нарушали законы, так-то вот. Вы когда-нибудь нарушали закон, Филип?

Придо вдруг сообразил, что Пол пьет уже не первую бутылку бренди.

— Один раз точно.

— Скучаю по ним обоим. Оба были отличными друзьями. Прекрасными людьми. Мне их не хватает. Само собой, все это случилось задолго до моей женитьбы. Я временами погуливал. Ходил по краю.

— Даже так?

— Джереми любил мою сестру Дейзи. Собирался на ней жениться. Все уже было решено. А потом он встретил Кьюби Тревэнион, и все враз переменилось.

— Печально слышать. Но вы-то хоть счастливы в браке, надеюсь?

Пол невесело рассмеялся.

— Наверное, все мы прокляты. Как вы считаете, мы все прокляты, капитан Придо-Брюн?

— Меня зовут Придо. Это у моего кузена двойная фамилия. Почему вы считаете себя проклятым, мистер Келлоу?

— Из-за молодой жены... Могу ли я назвать ее молодой спустя почти три года брака? Мы с тестем ждем сына и наследника, которому решили дать двойную фамилию Темпл-Келлоу. Как вам это? — Пол допил бренди и налил еще. — Давай же, хватит тереть свои окуляры и выпей, как капитан драгунского полка, которым ты когда-то был...

Филип выпил бокал до дна и уставился на стройного и угрюмого собеседника.

— О чем ты пытаешься рассказать?

— Жена жаловалась на боли в бедре, и оно распухло, поэтому я в итоге послал за костоправом, Дэниэлом Бенной, у него приемлемая репутация для этой никчемной профессии. Он заявил, что у женщины двадцати двух лет золотушная опухоль, которая подлежит удалению!

Филип наконец снял раздражающие очки и положил их на стол. Привычное напряжение поутихло, и теперь он сосредоточился на случайном знакомом.

— Прискорбно слышать. Не знаю, что такое золотушная опухоль, но любое заболевание жены... Ты проконсультировался с другим костоправом или доктором?

— Нет еще.

— Тем вечером на приеме я как раз познакомился с доктором Бенной. Он явно надежный человек. Есть и другие.

— Есть куча других, и все такие же шарлатаны.

— У многих на ногах нарывы или фурункулы. Он дал понять, что операция действительно серьезная?

— У Бенны все серьезно, — ответил Пол. — Привык раздувать из мухи слона. Но я забыл упомянуть, что две мои сестры умерли от чахотки, а потому неудивительно, что я воспринимаю такие вещи серьезно.

— Золотуха, — задумчиво произнес Филип, — ее еще называют «королевское зло»?

— Да это корнуольское зло! Одни кашляют, у других воспаляются гланды. Говорю же, я сыт этим по горло!

Наступило длительное молчание. Пивная почти опустела, на улице шумно ссорились.

— Мне пора, — заговорил Филип, — путь неблизкий, я обещал вернуться к ужину.

— Не смею задерживать.

— Энис, — вспомнил Пол. — Доктор Дуайт Энис. Наверное, он самый лучший из всей шайки докторов. И он наблюдал мою вторую сестру до самой ее кончины. Если у меня получится уговорить его доехать до самого Трегони...

Филип забрал очки со стола и тихонько сунул их в карман.

— Всего доброго, друг мой. Тяжелое для тебя время. Надеюсь, упомянутый доктор поможет. Ты общаешься с леди Харриет или миссис Каррингтон? Пожалуйста, сообщай мне через них о самочувствии жены.

— Вот, — кивнул Пол, когда Придо собрался уходить, и указал на «Королевскую газету Корнуолла». — Возьми и почитай, о чем там пишут. Еще одну женщину убили.

— Да? — Филип взял газету. — Еще одну? То есть вдобавок к той, которую убили в прошлом году? Душегуба ведь не нашли, верно?

— Это произошло в Индиан-Квинз. Недалеко от Падстоу.

Филип прочел газету.

— Тут сообщается, что ее закололи насмерть. Маргарет Дженкинс, двадцати двух лет. Другая, предыдущая, насколько я помню, женщина легкого поведения... Что, далеко от Падстоу? О, десять-двенадцать миль от него. Я как раз проеду мимо по дороге домой.

— Осторожнее там, — посоветовал Пол. — Убийца до сих пор на свободе.