Цирховия Двадцать восемь лет со дня затмения

Когда на крыльце послышались шаги, а в замке устало заворочался ключ, Эльза даже не пошевелилась. Она сама не знала, сколько просидела на кухне вот так, перед давно остывшей чашкой кофе и с полуистлевшей сигаретой в руке. Периодически тушила старую и подкуривала новую, но потом вновь погружалась в воспоминания и выныривала из них, только когда окурок обжигал пальцы. Ее парик и шубка все еще валялись где-то в прихожей, там, где Эльза сорвала и бросила их по возвращении, а под плотно закрытыми веками то и дело накатывали горячие слезы.

Интересно, Алекс рассердится, когда увидит, что она разбила статуэтку Огасты, которую сама же нашла в его подвале? Черепки лежали перед Эльзой тут же, на столе. Она вспомнила, как возненавидела светлого бога и всех его святых приспешников за то, что они отвернулись от нее в самый важный момент. С детства мать потчевала ее рассказами о том, что они помогают, если хорошенько попросить, дают кров отвергнутым, еду — голодающим, прощение — оступившимся и защиту — спасающимся бегством. Но они не защитили ее от безумного брата, жестокого отца, равнодушной матери или предавшего возлюбленного так же, как не уберегли от лап злодея ее невинную дочь. И как много сделал для нее совершенно чужой человек, вовсе не обязанный помогать: укрыл от всех невзгод, залечил душевные раны, дал шанс вновь стать собой. Нет, на высшие силы Эльза уже долгие годы не уповала, а людей научилась судить не по их положению в обществе или красивым речам, а по поступкам.

Впрочем, помимо статуэтки она навела в гостиной Алекса достаточно прочего беспорядка. Сорвала и разбросала украшения, подготовленные ее же руками к празднику, смахнула на пол тонкие стеклянные подсвечники и расписные шары и порвала все цветы из блестящей бумаги. Ей не хотелось улыбаться, петь и танцевать, делать вид, что все прекрасно, как она поступала по незнанию, когда потеряла память. Ей также не хотелось спать, но Алекс все не приходил, и от бессилия иногда Эльза забывалась тяжелым сном на диване. Только когда горечь и ярость внутри улеглись, она заварила себе кофе, села за кухонный стол и принялась ждать.

— Эль.

Алекс, конечно, не мог не заметить ее вещи, брошенные у входа. Волнение на его изможденном от бессонной ночи лице сменилось облегчением, когда он ворвался в кухню. Алекс сделал к Эльзе пару торопливых шагов от порога и остановился, когда она медленно подняла на него взгляд. От него пахло кровью, чужой и скорее всего принадлежавшей тому бомбисту, которого удалось схватить на площади, но, тем не менее, этот запах на миг вновь запустил в ее голове жуткие картинки, нахлынувшие так внезапно в темпле светлого, и Эльза невольно поежилась от неприятных ощущений. Кровь… тогда было так много крови. На постели и на ее коже, на губах, бедрах, под сломанными ногтями. И на руках Алекса тоже. Еще долгое время потом ей снились кошмары, в которых она видела его звериное, перекошенное от запаха крови лицо, и просыпалась с криком.

Мужчина, который ее бьет… это был он, Алекс. Но сначала он был тем, кто ее целует.

— Ты здесь, — выдохнул он с виноватым видом, расценив ее подавленное состояние по-своему, — я не знал, где тебя искать. Не знал, куда ты пошла совсем одна, и не мог даже отправить кого-то за тобой, не раскрывая нашего секрета. Хвала богам, что с тобой ничего не случилось. Как ты нашла дорогу домой?

Эльза пожала плечом и затушила очередную сигарету. Она боролась со своими кошмарами долгое время в прошлом, но научилась ли их побеждать?

— Я просто вспомнила.

— Вспомнила? — лицо у Алекса вмиг стало напряженным и бледным. Он посмотрел на разбросанные по кухонному столу черепки, на саму Эль, на ее чашку холодного кофе и добавил чуть тише: — Что еще ты вспомнила?

— Почти все, — бесхитростно ответила она, продолжая смотреть ему в глаза.

Алекс отвел взгляд.

— Того, кто похитил Иву?

Эльза покачала головой.

— Мне кажется, я помню, что случилось, но вместо его лица — туман.

— Что ж… — Алекс потер лоб в раздумьях, — я читал в записях деда, что такое возможно. Защитная сила наложенного проклятья такова, что его объект никогда не может вспомнить лицо того, кто им управляет.

— Возможно, — эхом отозвалась она, опуская взгляд в свою чашку.

Рано или поздно этот разговор должен был случиться, разве Алекс сам не хотел, чтобы к Эльзе вернулась память? Разве не поэтому она сидела на кухне, забыв о времени, и ждала его, чтобы поговорить? Но теперь беседа между ними не клеилась. Алекс отодвинул стул, сел напротив Эльзы, и от нее не укрылось, каким жестом его пальцы стиснули край столешницы. Она жила с другим мужчиной несколько лет подряд и была ему верной и хорошей женой, но все равно ей стало трудно дышать от мысли, что им с Алексом снова придется расстаться. Эльза не сомневалась, что он думает о том же.

— А меня? — спросил он и сглотнул. — Меня ты вспомнила?

Она кивнула. К чему тянуть? Алекс тяжело вздохнул, потянулся было к ней — запах крови так сильно ударил в ноздри, что Эльза невольно отпрянула, и он снова откинулся на спинку стула.

— И что теперь, Эль?

— А что теперь? — с вызовом переспросила она, вздернув подбородок.

— Ты меня простила? — он отвернулся и принялся бездумно перебирать черепки, оставшиеся от статуэтки. Его рука при этом нервно подрагивала.

— Простила ли я человека, который бил меня? — тихо начала Эльза, наблюдая, как учащенно бьется жилка на шее Алекса. — Который сговорился с моим сумасшедшим братом, хотя я умоляла этого не делать? Который изнасиловал меня и лишил невинности, превратив мою жизнь в кошмар? От которого мне пришлось рожать ребенка и постоянно помнить, какой ценой мне досталась радость материнства?

— Все понятно. Можешь не продолжать, — Алекс вскочил, с грохотом отодвинув свой стул, и стремительно покинул кухню. Через мгновение хлопнула входная дверь.

Эльза вздохнула, оставшись в одиночестве за столом. Алекс всегда отличался горячим нравом, а в звериной ипостаси это качество его натуры только утрировалось. Специально ли она мучала его, начав свою речь именно с болезненных для них обоих воспоминаний? Догадывалась ли, что он не выдержит ее жестоких вопросов? Есть ли в ней что-то от Димитрия, который больше всего на свете любил истязать близких людей? Они ведь одной крови, и в характерах у них тоже много общего. И отец тоже общий. Отец, который никогда не прощал родным их ошибок и никогда не видел этих ошибок за собой.

Эльза поднялась из-за стола и пошла следом за Алексом. Когда она распахнула входную дверь, то увидела, что он сидит на заснеженном крыльце, согнувшись и обхватив руками голову. Если бы Эльза хотела отомстить, то уже упивалась бы торжеством — ей удалось ударить его как следует, даже не запачкав рук при этом. Но Эльза больше не хотела.

Услышав ее появление, Алекс быстро огляделся по сторонам.

— Зайди обратно, Эль, — со злостью бросил он сквозь зубы. — Еще не настолько стемнело, кто-нибудь из соседей увидит и запомнит твою настоящую внешность, а потом будет сама знаешь что.

— Димитрий знает, что я вернулась, — спокойно возразила она, не двигаясь с места и не замечая холода. — Мы оказались с ним в одном темпле. Он не видел меня, но почувствовал запах. Теперь уже не важно, что меня кто-то увидит, рано или поздно он все равно придет за мной.

И прежде чем Алекс успел что-то ответить, Эльза присела рядом, обвила руками его напряженные плечи, повернула к себе его закаменевшее лицо, погладила стиснутые скулы — будто взбрыкнувшего жеребца приструняла своей лаской. Он коротко глянул на нее и попытался отвернуться, но она не позволила.

— Мне тяжело простить человека, который причинил мне столько боли. Но я же теперь все помню. И то, что было раньше, и то, что случилось, когда я пришла сюда снова. И я могу простить того, кто не отвернулся от меня в момент, когда больше никто не мог помочь. Кто рисковал своей жизнью, спасая меня от коварной ведьмы, проникшей в дом. Кто ни на шаг не отходил, пока я болела, и сделал невозможное, чтобы вылечить меня. Кто доказал, что все-таки любит меня, именно своими поступками, а не словами. Вот такого тебя, Алекс, я могу простить.

Алекс моргнул и выглядел таким ошеломленным, что Эльза не сдержала слабой улыбки. А в следующий момент он вскочил на ноги и подхватил ее, и внезапно она обнаружила себя в прихожей прижатой к стене, а Алекс целовал ее везде, куда только попадали его губы. Дверь осталась открытой, и в проем залетал снежок, но холода по-прежнему не ощущалось. Эльзе казалось, что она уже достаточно намерзлась в прошлом. Она была заледеневшей внутри очень долгое время, а теперь простила Алекса — и неожиданно сама отогрелась.

— Ты не представляешь, что для меня сделала… — бормотал он в перерывах между поцелуями, — ты не представляешь, какой груз с меня сняла…

— Представляю, — Эльза взъерошила эти непокорные темные волосы, заглянула в эти глаза, которые привыкла видеть на лице своего ребенка, и впервые за долгое время ощутила, как же она скучала по Алексу в разлуке. Скучала даже вопреки собственной ненависти, — и не думай, что мне далось это легко. Но я не хочу становиться похожей на своего отца и бесконечно казнить тебя за ошибку.

— Только не передумай, пожалуйста, — вдруг вновь закаменел Алекс под ее руками, — если передумаешь, я…

Он не договорил, только беспомощно качнул головой, и Эльза почему-то еще больше уверилась, что поступила правильно. На миг где-то внутри легонько кольнула совесть: в голосе Алекса звучало столько безысходности и боли, а ей было так хорошо и спокойно от осознания, что он искренне боится вновь потерять ее, любит ее, не представляет жизни без нее. Она помнила, какой мучительный приступ ревности испытала, обнаружив в его доме ту девушку, нонну, когда темной грозовой ночью пришла на порог, и как, пока еще сохранялся рассудок, боролась сама с собой, мысленно твердя, что ревность в ее ситуации выглядит, как минимум, странно. Как долгие годы своего брака гнала от себя память об Алексе и все-таки порой, забывшись, задавалась вопросом, женился ли он и счастливо ли ему живется. И время от времени умудрялась почти убедить себя: да, он наверняка счастлив и ни капли не переживает о том, как поступил с ней.

А оказалось, что он все это время ждал ее, чтобы однажды ночью открыть для нее дверь, искупить вину и попросить прощения…

Эльза успокаивающим движением провела руками по плечам Алекса, ощущая вместе с запахом крови его усталость от бессонницы и одеревенелость в застоявшихся мышцах, и положила голову ему на грудь.

— Все еще думаешь, что я с тобой играю?

Пальцы Алекса запутались в ее волосах, чуть тронули затылок, прижимая к себе крепче, придержали бережно, как хрупкую статуэтку, как величайшую драгоценность в мире, другая рука обвила талию собственническим, знакомым жестом, таким приятным и одновременно пугающим, что по ее спине пробежала легкая дрожь.

— Не знаю, Эль. Что, если нам обоим выделить некоторый кредит доверия друг другу? Как считаешь?

Несколько минут она молчала, стоя неподвижно и прислушиваясь к гулким ударам его сердца.

— Свой кредит доверия я тебе уже дала.

— Тогда я даю тебе свой. Хорошо?

Она подняла голову и улыбнулась. Что-то между ними налаживалось, хоть в это пока и не верилось до конца. Не спугнуть бы, не нарушить, не потерять…

— Хорошо. Ты такой уставший, Алекс. Мне кажется, ты с ног валишься. Иди прими душ и переоденься, а я пока приготовлю тебе поесть.

Вода в ванной комнате шумела достаточно долго, и Эльза успела убрать с кухонного стола и выбросить в мусорное ведро черепки, вымыть кофейную чашку, поставить сковороду на огонь и соорудить на скорую руку омлет с ветчиной и сыром. Когда посвежевший и благоухающий мылом Алекс появился на пороге, по всему дому уже разливался аппетитный аромат ужина. Эльза как раз снимала готовое блюдо с огня, она повернулась, чтобы поставить тарелку с дымящимся омлетом рядом с уже сервированными приборами, и замерла.

Она, конечно, не забыла, что уже делила с Алексом не только кров, но и постель, пока находилась в беспамятстве, но теперь столкнулась с необходимостью заново знакомиться с ним после долгой разлуки. В личине волчицы она видела его душой, а не глазами, потом воспринимала таким, какой есть, имея в голове чистый лист вместо разномастных картинок прошлого. Теперь он вышел, по привычке одетый только в свободные домашние штаны, с голым торсом, с капельками воды на гладкой коже, с чернеющей на плече татуировкой истинного, и в Эльзе проснулась женщина, которая уже знала кое-что о мужчинах. Она почувствовала, как тяжело налились груди и низ живота от вида мускулов на его руках, узкого пупка под легкой порослью волос, пропорционально развитого мужского тела, и вспомнила, каким Алекс становился в полнолуние — в два раза больше себя самого и во много раз опаснее. И покраснела, сообразив, что и тогда они занимались любовью, причем она сама этого хотела, по собственной воле пришла к нему. Но ведь он не покалечил ее, не повредил, хотя вполне мог утратить контроль над внутренним зверем, почему же не сумел сдержаться в самый первый раз?..

Взгляд Эльзы остановился на изогнутом рваном шраме на руке Алекса. Единственный след, который так и не зажил на его теле, несмотря на волчью регенерацию, выглядел уродливо и пугающе. Оставив в покое тарелку с остывающим омлетом, она сделала несколько нерешительных шагов вперед и остановилась, не сводя глаз с отметины. Алекс не шевелился, предоставив Эльзе полную свободу действий, хоть и догадался уже, что именно так привлекло ее внимание. Она протянула руку, коснулась плотных белых узелков на коже, в совокупности образующих замысловатый полукруглый узор. Два из них были крупнее остальных — там, где кожу глубоко пропороли длинные мощные клыки волка…

Эльза невольно отдернула руку и потерла собственное плечо. Место под ладонью зудело, словно она вновь ощутила эти же клыки на себе. О, она прекрасно знала, как они умеют впиваться в беззащитное тело. Разница заключалась лишь в том, что на теле Эльзы никогда не оставалось подобных следов, все шрамы, что брат ей сделал, гнездились глубоко внутри, невидимые чужому глазу. Она ласкала его вместо матери, баюкала его, утешала его, вытирала его слезы, пока он кусал ее до крови, но это было только начало…

— Это укус Димитрия? — в собственном голосе Эльза услышала нотки истерики и усилием воли взяла себя в руки. Она выросла и научилась не бояться. Научилась. Научилась ведь?

Алекс пристально наблюдал за ней и по перекошенному лицу наверняка решил, что ей отвратительно такое видеть. Откуда же ему знать, какими гигантскими исполинами в тот момент встали над ней тени прошлого? Никакие рваные узелки на коже не могли с ними сравниться.

— Да, Эль, — ответил Алекс со вздохом. — След остался до того, как я окончательно переродился в волка, и уже не заживет. Странно, но я только сейчас подумал… Димитрий ведь знал, что так будет.

— Что будет? — испуганно вскинула она взгляд.

— Что ты простишь меня, — Алекс задумчиво покачал головой, — он сказал, что рано или поздно ты простишь меня, потому что есть вещи, которые нельзя простить только брату. Как он мог это знать?

— Я не хочу о нем говорить, — Эльза резко отвернулась, подошла к столу, поправила и без того ровно положенную вилку. Она по-прежнему пыталась совладать с собой, но не могла, — садись ужинать, все остыло.

— Эль… но нам все равно придется поговорить об этом…

Алекс попытался взять ее за плечи, но она рывком сбросила его руки и закричала:

— Я не хочу о нем говорить. Что ты можешь знать о том, что делал со мной Димитрий? Я была ребенком. Маленькой беззащитной девочкой. Я не могла дать отпор, не смела пожаловаться родителям, боялась хоть кому-то довериться, и он этим пользовался. Делал со мной такое… — Эльза осеклась, шумно втянула носом воздух и добавила уже спокойнее: — Да, я никогда его не прощу. И закроем тему на этом.

Не нарушить бы их хрупкий мир, не спугнуть, не потерять… Алекс со свойственным ему упрямством явно хотел включиться в спор, но затем качнул головой, отодвинул стул, уселся, взял вилку и нож, и это дало ей возможность перевести дыхание. Эльза почувствовала огромную благодарность за то, что он не стал давить и настаивать на продолжении неприятного разговора. Она открыла кухонный кран, смочила ладонь и провела по лицу, чтобы быстрее успокоиться. Теперь снова можно было вернуться к тому, с чего они вдвоем пытались начать: с восстановления разрушенной жизни.

Она присела за стол и постаралась отогнать дурные мысли. Ей и раньше нравилось смотреть, как Алекс ужинает, он обладал здоровым аппетитом взрослого мужчины, и Эльза по привычке подперла кулачком подбородок, наблюдая, как тщательно он собирает с тарелки все кусочки ветчины. Похоже, Алекс здорово оголодал за время, пока не появлялся дома, и она снова посочувствовала тому, как он вымотался.

— Тебе удалось узнать, зачем хотели взорвать бомбу?

Не прекращая жевать, Алекс скривился так, словно ему на зуб попал кусок камня.

— Мы с Яном бились над преступником три дня, перепробовали все способы разговорить его, постоянно находились поблизости, ожидая, что вот-вот он не выдержит пыток и все расскажет. Но чем больше я узнаю о темной магии, тем больше понимаю, какое же это совершенное оружие. Безупречное и опасное. Когда силы преступника иссякли, он просто откусил себе язык и захлебнулся собственной кровью.

— Значит, он был заговорен? — Эльза поежилась, вспоминая, какой яростью и смертью веяло от мужчины, который толкнул ее на празднике, когда пробирался, чтобы убить Димитрия. И с какой иронией, пожалуй, смотрели боги на то, как она сама стала причиной того, что покушение сорвалось.

— Нет сомнений, — уверенно кивнул Алекс. — Все его поведение указывало на это. Но, как я и говорил, проклятия настроены так, что безвольная жертва никогда не выдаст своего повелителя.

— Значит, я тоже откушу себе язык, если вспомню, кто похитил Иву?

Алекс положил вилку на опустевшую тарелку и взял Эльзу за руку.

— Нет, моя девочка. На тебе ведь уже нет проклятия, а пробелы в памяти — лишь последствия его наложения. Мы его сняли. Ты свободна.

— А моя дочь — нет.

Эльза порывисто встала, переложила тарелку в мойку и открыла кран. Она поймала себя на мысли, что по привычке говорит про Иву "моя", хотя теперь следовало бы говорить "наша", ведь это и дочь Алекса тоже. Наверно, все дело в том, что слишком долго малышка была ее тайным сокровищем, ее единственным светлым эпизодом среди темных картинок прошлого. Готов ли Алекс к роли отца, которую никогда не выполнял прежде?

— Расскажи мне о ней, — попросил он, словно прочитав ее мысли. — Все, что угодно. Хочу ее представить.

Эльза вымыла тарелку и поставила ее сушиться, взяла полотенце, чтобы промокнуть влажные руки, и задумалась.

— У нее твои глаза, Алекс. Она — полукровка, этого не скрыть, но не знает об этом, потому что мы ей не говорили. По правде говоря, — Эльза усмехнулась, — она не из тех девочек, которые любят вертеться перед зеркалом и упиваться собственной внешностью. Облазила уже все деревья в саду и умеет удить рыбу на леску. Абсолютный сорванец.

— Помнится, мама в детстве говорила то же про меня.

Эльза стояла спиной к Алексу, но по голосу поняла, что он улыбается. Она обернулась и убедилась, что права в своих догадках.

— Тебе повезло, — заговорила уже без тени сладко-горькой ностальгии, — что твоя мама любила тебя так, как должны любить нормальные родители своих детей. Я помню ее, помню, как она восприняла меня в штыки при знакомстве, но теперь понимаю, что это была естественная реакция матери, которая хочет уберечь своего ребенка от неприятностей. Совсем не такая, как была у моего отца по отношению к тебе. В детстве мне казалось, что наши родители тоже нас любят… по крайней мере, нас с Кристофом. Но я ошибалась.

Алекс слушал ее молча, не делая попыток перебить, и слова полились из Эльзы против ее воли.

— Когда любви нет, дети растут неправильно, как кривые деревца. Посмотри, какими покалеченными мы все выросли. Димитрий больше всех… но разве про Криса нельзя сказать того же? Что они сделали с моим братом, если он возненавидел свое происхождение так, что перестал быть аристократом? — Она качнула головой. — Я старалась, Алекс. Видят боги, я очень старалась любить Иву так, чтобы она выросла счастливой. И что теперь? Ее украли, а я — настолько бесполезная мать, что ничего не могу с этим поделать. Может, в глубине души мне просто все равно? Может, я просто любить не умею?

Так же молча он встал, обхватил ее за плечи, прижал к себе. Эльза затрепыхалась в сильных, удушающих мужских объятиях, но Алекс держал крепко, и жгучие слезы полились из ее глаз, выдавая то моральное напряжение, которое она так долго пыталась внутри сдерживать. И как-то сами собой ее губы приоткрылись, когда Алекс коснулся их своими. Она затаила дыхание, позволяя ему ласкать себя, а он вытирал ладонями ее мокрые щеки и шептал ей что-то нежное и неразборчивое.

— Я клялась, что больше не заплачу при тебе, — проговорила Эльза наконец, покусывая свои распухшие от поцелуев губы и отворачивая лицо от настойчивого взгляда Алекса. — Какая же я все-таки плакса. Но я не плакала ни разу с тех пор, как родилась Ива. Честно.

— Я рад, что ты плачешь при мне, — возразил он негромко, — я рад, что ты не закрываешься от меня, Эль. Что ты со мной и простила меня. Это самая большая радость в моей жизни. Второй раз я порадуюсь, когда мы вернем нашу дочь. Думай лучше о том, как ты будешь нас знакомить. — Он помедлил, поглаживая ее плечи. — Она ведь не знает про меня, да? А тот лаэрд… твой муж… он хорошо к ней относился? Не обижал тебя?

— Конечно, — встрепенулась Эльза. — Он любил Иву, как родную, обожал и баловал ее, а она хвостом за ним ходила. Я хотела, чтобы у нее была настоящая, крепкая семья. Но теперь он погиб и…

Она затихла, не зная, что еще добавить. Неприятно ли Алексу слышать ее восхищенные отзывы о супруге? Но ничего плохого она бы и не смогла сказать об этом благородном человеке и кривить душой бы не стала ни в коем случае.

— Это хорошо, что он заботился о вас, — к удивлению Эльзы сдержанно заметил Алекс. — Ты заслужила хорошего мужа. Того, кто дал тебе то, что я не смог…

— А мой муж заслужил хорошую жену, — ответила она твердо. — Женщину, которая бы любила его по-настоящему, так, как он был этого достоин. Так, как я не могла любить его, потому что любила тебя, Алекс.

Он шумно втянул носом воздух, и Эльза вдруг поняла, что сейчас между ними что-то случится. Она доверилась Алексу, разговаривала с ним честно и открыто, и он отвечал ей тем же, и это не могло не привести их к вполне ожидаемому итогу. Сердце ее гулко заколотилось в груди от того, чего она так боялась и хотела одновременно. Эльза попятилась и схватилась рукой за край мойки, а мужские руки уже стиснули ее бедра, горячий рот накрыл ее губы. Она выгнулась, ощутив, как твердый член упирается ей в живот, и снова испытала тот бессознательный страх, который вернулся к ней вместе с воспоминаниями. Дернулась — Алекс заворчал недовольно, крепче стискивая ее в ладонях.

От окончательного приступа паники ее спас стук в дверь. Они с Алексом мгновенно отпрянули друг от друга, все еще тяжело дыша и наверняка задаваясь одними и теми же вопросами. Что за нежданный гость явился? Неужели это Димитрий уже пришел за сестрой? Или на пороге стоит другая, не менее опасная угроза в виде ведьмы?

— Спрячься, Эль, — Алекс отступил на шаг, провел рукой по волосам, затем решительно скрылся в коридоре и вернулся уже с пистолетом. — Пожалуйста, будь осторожна и не выдавай себя.

Эльза послушно кивнула. Укрывшись за приоткрытой дверью спальни, она затаила дыхание, прислушиваясь к звукам и запахам. Вот Алекс отпер замок, вот по ногам повеяло холодным воздухом с улицы…

— Алекс, — раздался жалобный женский голос, и шорох платья возвестил о том, что гостья, кем бы она ни была, ворвалась в дом, не дожидаясь приглашения. А судя по тому, как смущенно откашлялся хозяин, еще и сразу бросилась ему на шею. — О, Алекс. Алекс. Как хорошо, что я застала тебя. Я не была уверена, что застану. У меня мало времени. Нам надо срочно поговорить.

Чутких ноздрей Эльзы коснулся тонкий аромат дорогих духов, но вместе с ним ощущались другие, особые нотки, по которым волки и различали друг друга. С этой женщиной она когда-то была тесно знакома…

— Что-то случилось? — послышался удивленный голос хозяина дома.

— Случилось, Алекс, случилось, — гостья говорила торопливо, будто за ней гнались и вот-вот должны были настигнуть. — Пожалуйста, я не такая смелая, как ты думаешь. Если мы еще немного постоим на пороге, я точно передумаю и не скажу тебе то, что собиралась. Пойдем, ну пойдем же.

Их шаги переместились из прихожей в кухню, где еще не развеялись запахи ужина, и Эльза тоже невольно подалась вперед, не желая упустить суть разговора. Бесшумно ступая, она подкралась совсем близко. Раздался глухой стук, словно на ровную поверхность положили что-то твердое, и женский голос тут же нервно хихикнул:

— Ты всех гостей встречаешь с пистолетом? — и почти без паузы последовал тяжелый вздох: — Пресвятой светлый бог, твой дом до сих пор пахнет ею.

— Кем? — зазвучало в голосе Алекса напряжение.

— Да Эльзой, кем же еще, — гостья снова вздохнула: — Хотя это наверняка фокусы моего подсознания. Мне чудится, потому что… потому… потому что я в последнее время так много думала о ней… и о тебе… Алекс, у тебя есть что-нибудь выпить? Мне срочно надо выпить, на трезвую голову я все-таки не смогу.

Пока хозяин дома наполнял для гостьи стакан, Эльза подобралась еще ближе к порогу и вытянула шею. Сколько же они не виделись? Их былое тесное общение как-то само собой погибло в скудной переписке, и теперь Эль колебалась: та ли девочка сидит перед ней, что когда-то была самой поверенной во всех тайнах? Или она тоже погибла, изменилась до неузнаваемости где-то на одном из тернистых поворотов взросления, когда их дороги волей-неволей разделились?

Северина расцвела и похорошела, и в этой со вкусом одетой, респектабельной женщине с трудом угадывалась серенькая, неприметная и нелюдимая школьница, какой она была в юные годы. Ее длинное, в пол манто смотрелось на вешалке в прихожей Алекса, как шикарный хвост павлина в одном вольере с простыми курами. Когда гостья с благодарностью приняла бокал коньяка из рук хозяина дома, притаившаяся Эльза заметила сверкнувшие на женских пальцах золотые кольца и невольно вспомнила мать — тоже роскошную и респектабельную лаэрду. Как и Ольга, Северина стремилась выглядеть воплощением достатка, аристократизма и безупречного воспитания. Но ее глаза казались испуганными, а высокая грудь чересчур взволнованно вздымалась под тканью скромного, но идеально посаженного по фигуре платья. Она пришла за помощью, догадалась Эльза, потому что считает себя в беде. Некое седьмое чувство подсказывало ей, что без участия старшего брата и тут не обошлось.

Гостья как раз проглотила свой коньяк и, поморщившись, отказалась от предложенных хозяином закусок, когда Эльза сделала шаг и появилась на пороге.

— Эль, — тут же вскричал возмущенный Алекс, а Северина смертельно побледнела, неловко отставила стакан и застыла, как изваяние.

— Все в порядке, — подняла для него Эльза руку в успокаивающем жесте. — Раз Димитрий знает обо мне, то союзники в борьбе против него нам не помешают. После того, как я уехала, мы время от времени переписывались с Севериной, и она знала кое-что про меня. Про мою дочь, например. Знала, но не выдала ни тебе, ни моему брату. Мне кажется, мы можем ей доверять.

Внезапно Северина издала странный всхлипывающий звук, а затем разразилась целым потоком слез. Они обильно потекли по ее щекам, закапали на платье и руки, а хорошенькое лицо сморщилось как чернослив и покраснело. Темные дорожки туши устремились вниз от уголков глаз, и вскоре благородная лаэрда уже рыдала в голос, как ребенок.

— Нет, вы не можете мне доверять, — простонала она, икая и задыхаясь от плача. — Вы совсем не знаете, какая я.

И она начала рассказывать. Когда ее история безжалостного предательства подошла к концу, в помещении повисло тягостное молчание. Алекс повернулся спиной к девушкам, подошел к окну, открыл форточку и закурил, а Эльзу обуревали самые противоречивые чувства. Она испытала радость и облегчение от того, что Алекс на самом деле никогда не бросал ее, но разве эта весть имела теперь большое значение после того, как Эльза уже его за все простила? Она разозлилась на обманщицу Северину, но разве в глубине души не догадывалась о ее двуличии, когда сидела рядом на суде над майстером Ингером и слушала гладкую, хорошо отрепетированную ложь? Узнай она правду хотя бы год или два назад, чтобы это изменило? Бросила бы Эльза мужа? Нет, вряд ли бы смогла поступить так с человеком, к которому питала самую искреннюю благодарность за все. Захотела бы поговорить с Алексом? Тоже сомнительно. Между ними стояла не только ложь Северины, но и связь с Димитрием. А если бы предательства не было, и Эльза с Алексом продолжили бороться за право жить вместе? Как далеко зашел бы ее отец, чтобы их остановить? Как же все сложно, как запутанно, и не разобрать, где тьма, а где свет.

— Ну скажите хоть что-нибудь, — шмыгнула носом несчастная Северина, переводя умоляющий взгляд с напряженной спины одного на растерянное лицо другой. — Можно матом.

— Почему ты решила рассказать сейчас? — сухо произнес Алекс, но так и не повернулся.

— Ян вернулся в резиденцию и сообщил, что вы оба закончили работу… — начала оправдываться она, — и я сразу подумала, что ты тоже поехал домой… мне пришлось сбежать, обычно со мной ездит охрана, но я не хотела, чтобы кто-то знал о нашей встрече. Обязательно последовали бы вопросы, зачем я ездила к тебе… а я… я и так не была уверена, что язык повернется…

— Нет, — перебил ее Алекс, — почему ты решила рассказать мне все только сейчас?

Северина как-то сразу вся сникла и нахохлилась.

— А кто из нас с легкостью принял бы мысль, что родился настоящей тварью?

Эльза молча взяла с подставки несколько салфеток и подала бывшей подруге, чтобы та могла вытереть заплаканное лицо.

— Она права, Алекс. Любому из нас нелегко было бы признаться в своих гадостях.

— Я извинялся перед тобой сразу, — зарычал он, разворачиваясь и сверкая глазами.

Эльза спокойно выдержала его гневный взгляд.

— А я простила тебя только сейчас. А еще я знаю своего старшего брата. Врагу бы не пожелала жить с ним, а Северина за него замуж вышла. Думаю, она в полной мере собственной глупостью наказала сама себя.

Она так увлеклась противостоянием с Алексом, что не сразу заметила, как бывшая подруга подняла на нее недоверчивый взгляд.

— Ты так изменилась, Эль… — пробормотала Северина в изумлении. — Ты такая же холодная и жесткая, как Дим…

И только в этот момент Эльза поймала себя на мысли, что ее губы изогнуты в ледяной усмешке. Она быстро отвернулась, отошла к мойке, вернув лицу невозмутимое выражение. Северина сидела, комкая во влажных ладонях перепачканные поплывшей тушью салфетки, и не сводила с нее глаз.

— Мне тоже надо кое-что тебе рассказать, — проговорила Эльза.

Узнав о кончине отца, Северина разразилась новым потоком слез.

— Он по-своему любил меня, а я только его обижала. А теперь даже извиниться перед ним не смогу. Что же я натворила?

Алекс поморщился: количество женских рыданий явно превысило грань его терпения.

— Ну хватит уже причитать. Слезами горю не поможешь.

Как ни странно, его сердитый тон быстро прекратил истерику гостьи. Северина мгновенно выпрямила спину, провела салфеткой по щекам и задышала гораздо ровнее.

— Мой брат не разрешает тебе плакать при нем? — догадалась Эльза.

— Наоборот, — мотнула головой бывшая подруга. — Он обожает, когда я при нем плачу.

И поэтому научилась моментально брать себя в руки и успокаиваться, когда нужно. Эльза хотела уже поделиться соображениями с Алексом, когда со стороны входной двери раздались новые шаги, и на пороге возник полноватый мужчина в черном распахнутом пальто со свободно болтающимся шарфом на шее.

— Не думаю, что Его Сиятельству понравится, что ты довел до слез его дражайшую супругу, друг мой Алекс, — пропел он, попутно оглядывая всех собравшихся.

Эльзе нежданный гость был незнаком, но выражение лица Алекса ясно говорило, что теперь у них точно будут проблемы. К сожалению, бежать и прятаться было поздно, ее застали врасплох. Вспомнив, каким вихрем Северина утащила собеседника с порога на кухню, Эль сообразила, что впопыхах они просто не заперли на замок дверь. Так кого теперь стоило винить в неосторожности?

Но прежде чем Алекс успел открыть рот и что-то ответить, вместо него заговорила Северина.

— Он не расстроил меня, я сама. И я не просила преследовать меня, Ян, — вспыхнула она, пожалуй, чересчур ярко, — и имею право обойтись без твоей слежки.

— Ну конечно, — не замедлил язвительно улыбнуться тот, — когда первая лаэрда страны тайком убегает, обманув охрану, это совсем не вызывает подозрений и не заставляет начальника охраны краснеть, бледнеть и мчаться за ней следом, чтобы уберечь от неприятностей.

— Да брось, Ян, — фыркнула Северина и отвернулась, кокетливым жестом промокнув уголки глаз. — Ты не умеешь краснеть.

— Зато я умею держать все под контролем. И в данный момент мне хотелось бы услышать "спасибо" за то, что я стою тут один, а не в сопровождении вооруженной стражи, и не задаюсь вопросом, что связывает жену наместника и начальника полиции нашей благословенной столицы, раз она бежит к нему на ночь глядя подальше от свидетелей?

И тут случилось совсем уж странное: Северина понурилась и униженно пробормотала:

— Спасибо.

Эльза с Алексом переглянулись. Если жену наместника и начальника полиции не связывало ничего интимного, кроме предательства в прошлом, то что связывало жену наместника и начальника его охраны в настоящем?

— Значит, призналась? — загадочно хмыкнул Ян.

— Призналась, — кивнула Северина.

— Вот и молодец.

От этой скупой похвалы она вскинула голову, захлопала ресницами и посмотрела на мужчину с такой надеждой, что Эльза в очередной раз задалась вопросом, что между ними такое происходит, но тут он некстати переключил внимание на саму Эль.

— А-а-а, сестра Его Сиятельства, — человек по имени Ян церемонно склонил голову, словно здоровался с ней на каком-нибудь светском рауте. — Вы прекрасно выглядите. Впрочем, вы всегда отличались божественной красотой. Рад снова приветствовать вас в нашем обществе.

— Я вас не знаю, — ощетинилась Эльза в ответ, так и не решив, считать ли его другом или врагом.

— Зато я вас знаю вот с такого возраста, — расплылся Ян в снисходительной улыбке и провел ладонью примерно на уровне пояса. — Знаю, в какие дни вы прогуливали школу и в каком темпле светлого молились. С кем дружили и с кем ссорились. Вы были хорошей и милой девочкой… мне жаль, что все так закончилось для вас.

— Ян — правая рука Димитрия, — мрачно вклинился в разговор Алекс.

— А еще его правое ухо, правый глаз и правая нога, — хохотнул Ян. Эльзе не верилось, что такой острый на язык, но в целом с виду безобидный человек мог иметь что-то общее с ее безумным и жестоким братом. И почему Северина смотрит на него так, словно он с небес к ней сошел?

— Вы расскажете обо мне Димитрию? — спросила Эль.

— Конечно расскажет, — со злостью бросил Алекс.

— Э, нет, друг мой Алекс, — ничуть не обиделся на его выпад круглолицый Ян и даже погрозил пальцем в ответ, — интересы Сиятельства, как ты верно подметил, для меня на первом месте. Тут уж без обид. Но является ли его интересом то, что причиняет ему страдание? Могу ли я своими руками направить его туда, где он не получит ничего, кроме испорченного настроения и очередного приступа боли?

Он перестал улыбаться, и его серьезное лицо в мгновение ока стало совсем другим: глаза превратились в два колючих огонька, скулы заострились, а губы сжались в тонкую линию. Это лицо выдавало человека, который не остановится ни перед чем ради цели, в которую верит. Это было лицо того, кто вполне мог ни в чем не уступать Димитрию.

— То, что я готов пожертвовать ради Сиятельства жизнью, еще не означает, что я не сумею бессовестно лгать ему, если того требует его благо, — закончил он.

— Или солгать нам, — пожал плечами Алекс.

Ян бросил в его сторону короткий внимательный взгляд.

— Знаете, милая Эльза, Алекс такой душка, он так любил вас все эти годы.

От окна раздалось глухое рычание.

— Ян, пойдем выйдем и поговорим на крыльце, — скорее пригрозил, чем предложил хозяин дома, но гость и ухом не повел.

— Он так мило скрывал от меня вас, — продолжил Ян как ни в чем не бывало, — но скажите, может ли врун обмануть вруна?

— Нет, — вставила Северина и высморкалась в салфетку.

— Вы догадывались обо мне? — Эльза приподняла бровь и сложила руки на груди.

— Скажем так, я чувствовал неладное. Видите ли, уважаемая лаэрда, в разлуке с вами наш Алекс был… э-э-э… неразборчив в связях.

— Ян, — на этот раз рычание раздалось громче и звучало еще более пугающе.

— Он был большим… э-э-э… коллекционером женских прелестей… — на губах Яна заиграла прежняя язвительная улыбка.

— Он скучал по тебе, Эль, это правда, — невпопад вздохнула Северина.

— А потом мы с Алексом встретились в баре, — закивал Ян, — и он еще более активно оказывал всем девушкам знаки внимания.

— Я-я-а-а-ан.

— Куда уже больше, подумал я, — притворно схватился ладонями за пухлые щеки тот, — но тут я поймал его взгляд, направленный на одну… м-м-м… спелую девицу, и знаете, что там увидел?

— Что я тебя сейчас переломаю, — пообещал Алекс и потер ладонью кулак.

— Что взгляд этот пустой, — беззаботно закончил Ян. — А означает это что? А означает это то, что друг мой Алекс возжелал обмануть старину Яна и убедить его в том, что по-прежнему не склонен к моногамии. А любовь всей жизни у него кто? А любовь всей жизни у него вы, милая Эльза. И вывод отсюда какой? И вывод такой, что Ян совсем не такой дурак, каким его порой некоторые считают.

С торжественным видом он отряхнул рука об руку, словно проделал тяжелую работу и уселся за стол прямо в пальто. Эльза посмотрела, каким затаенным и виноватым взглядом окинула его Северина, каким смущенным выглядит Алекс, переосмыслила все сказанное и неожиданно сама для себя тоже улыбнулась.

— Ну что ж, — заметила она, — значит, мою тайну в любом случае не получилось бы долго скрывать. Что будем делать дальше, господа?

— Для начала нужно что-то делать с гнетущей атмосферой взаимного недоверия, — отозвался Ян. Он закинул ногу на ногу и обхватил пальцами колено. — Желание Алекса любой ценой уберечь вас от врагов более чем похвально. Но мы не придем ни к чему хорошему, пока одним из этих врагов он будет считать меня. Это как минимум обидно, учитывая, что все это время я, например, считал его другом. Как же мне доказать, что мы на одной стороне?

— Ведьмы, — вдруг произнес Алекс, и его лицо слегка разгладилось. — Ты же хочешь освободить своего господина от их влияния?

— А Димитрий под влиянием? — повернулась к нему Эльза.

— С ним точно что-то не так… — выдавила Северина, уставившись в одну точку, и на ее открытой шее стали видны мурашки.

Ян тоже заметил эту реакцию и поэтому ответил не сразу.

— Конечно хочу, — согласился наконец он, отвлекаясь от каких-то своих мыслей.

— Тогда мы можем встать на одну сторону, потому что у нас общий враг, — сообщил ему Алекс. — У меня есть все основания считать, что ведьмы охотятся и за Эльзой. Кто бы это ни был, он точит зуб на целую семью.

— Они похитили мою дочь, — не выдержала Эль. В нескольких словах она обрисовала ситуацию для Яна.

— И убили моего отца… — вновь заплакала Северина. Она прижала салфетку к глазам и попросила: — Простите. Не знаю, что с моими нервами. Просто не могу остановиться.

Эльза вспомнила, какой плаксивой и раздражительной была на первых неделях и месяцах беременности, но тут же отмела эту мысль. Нервозность — еще не показатель. Она сама в то время находилась в глубоком шоке после случившегося, как и Северина теперь. Да что скрывать, ей и сейчас тоже хотелось реветь навзрыд каждую свободную минуту, и только усилием воли она сдерживалась хотя бы до той поры, когда останется одна. Всплеск, который помог успокоить Алекс, был лишь малой долей того, что творилось в ее душе.

— Ловко ты меня провел, — заговорил Ян, — убедил, что обеспокоен только благополучием Сиятельства, а на самом деле уже тогда расследовал дело ради его сестры, да? — Он качнул головой, принимая решение. — Но это действительно выход для всех нас. Мы можем объединиться ради общей цели, и у нас не будет повода предавать друг друга, так как мы все заинтересованы в одном и том же результате.

— Я тоже хочу поучаствовать, — решительно вмешалась Эльза. — Теперь, когда мой разум прояснился, пустое ожидание и бездействие сводят меня с ума. Алекс говорил, что вы идете по следу ведьмы, но она слишком хитра.

— Что мы только не делали, — согласился Ян. — Сутками следили за ней, но не обнаружили никаких подозрительных контактов. Я пытался даже приударить за этой Маргеритой, чтобы разговорить. — Он слабо улыбнулся. — Видимо, недостаточно хорош, раз она меня отвергла.

— Я могу стать приманкой, чтобы она скорее вывела вас на кого надо, — предложила Эльза.

— Это исключено, — Алекс тут же встал на дыбы. — У тебя нет опыта в таких делах, это будет неоправданный риск. Если что-то пойдет не так, ты можешь растеряться и снова стать легкой добычей.

— Ты так говоришь, потому что до сих пор считаешь меня больной и беспомощной, — рассердилась она. — Но я — мать. И хочу тоже бороться.

— Маргерита… — Северина произнесла имя негромко, и в пылу назревающей ссоры ее не сразу услышали. — Ты же называл мне это имя не так давно…

— Да, — спохватился Ян, — но потом отказался от этой мысли. Алекс прав. Вмешивать вас, женщин, в это дело очень опасно. Если даже мы не можем ума приложить, с какой стороны к врагу подобраться, то куда вам?

Северина медленно подняла на него заплаканные серебристые глаза.

— Вы мыслите, как мужчины, когда охотитесь за женщиной. Могу поклясться, она чувствует все ваши маневры за километр. Здесь нужен совсем другой подход. Здесь требуется игра. Как в театре. Небольшой кукольный театр, вот и все.

Она обвела взглядом Алекса и Эльзу, словно искала у них поддержку против Яна.

— Я хочу помочь. Правда. Я хочу хоть как-то исправить все то зло, которое уже вам причинила. Может, вам это и не надо, а мне надо. Для очистки моей собственной совести, понимаете? Дайте мне шанс. Я точно смогу помочь.

Алекс неуверенно переглянулся с Эльзой.

— Ты, как всегда, очень убедительна, Северина. Ты была такой же убедительной, когда говорила, что передавала мои записки Эль, но не приносила ответ.

— Так в том-то и дело, — всплеснула руками она. — Вы слишком правильные и стараетесь относиться к другим так же. А я плохая, и лживая, и способна на любой поступок, чтобы добиться своей цели. Лжец не может обмануть только лжеца, а у меня большой опыт по части манипулирования даже твоим отцом, Эль.

Эльза вздохнула в полной растерянности.

— В конце концов, разве брак Северины с Димитрием не доказывает, что ей многое по зубам? — проговорила она и в свою очередь посмотрела на Яна.

— Я не согласен, — отрезал тот.

— А ради Димитрия? — тихо спросила Северина, глядя куда-то в сторону. — Ради его благополучия ты тоже не согласишься?

Впервые за весь вечер Эльза увидела, как Яна гложет что-то изнутри. Его дыхание участилось, брови сдвинулись на переносице, он выглядел, как человек, которого поставили перед нелегким выбором. Она гадала, что же он ответит, но прошла минута, другая, а Ян продолжал молчать.

— Так я и думала, — вздохнула Северина и подняла голову, добавив уже громче: — Он согласен.

— Тогда план таков, — Алекс с неохотой отлепился от окна и подошел к столу. — Надо заманить ведьму в ловушку.

— В ловушку? — заинтригованная, Эльза тоже подошла ближе. — Куда?

— Ваш покорный слуга владеет некоторым количеством собственности в этой столице, — пояснил ей Ян, — в том числе, большими промышленными складами в тихой части речного порта. Скромный личный бизнес, ничего криминального. Зато я уверен, что никто не станет задавать вопросов, чтобы там ни происходило.

— Мы освободили одно из помещений, — подхватил Алекс, — где я начертил на полу определенные знаки.

— Защитные знаки, — догадалась Эльза, вспомнив символы, которые он накладывал и на нее.

— Скорее, удерживающие. Я вычитал это в записях деда. Знаете… у истинных имеются и боевые методики, только они почему-то не любят ими пользоваться. Путь непротивления и все такое. Впрочем, истинный я только наполовину, поэтому решил, что теперь настала пора применить и их. Обычный человек может спокойно проходить сквозь зачарованный круг. И волки тоже, — добавил Алекс, многозначительно покосившись на женщин. — Но ведьма запутается там, как муха в паутине.

— Если она не хочет идти на контакт по-хорошему, — оскалился Ян, — мы заставим ее по-плохому. Посмотрим, сколько она просидит в компании крыс, пока не взвоет.

— Задачей Северины будет просто привести Маргериту на этот склад и заставить шагнуть в круг, — подвел итог Алекс. — То, что пока не удалось нам с Яном.

— Да, непростая задачка, — наморщила носик та, но ее глаза уже горели охотничьим азартом. — Привести женщину на какой-то пыльный склад — это не то же самое, что уговорить заглянуть в ателье платьев. — Она выпрямила спину и улыбнулась. — Но я уверена, что справлюсь.

— Помни, что любая ведьма очень опасна, — тут же остудил ее пыл Алекс. — При малейшем подозрении она может атаковать. Поэтому хорошо подумай, возьмешься ли ты за это дело. И сразу убегай оттуда, если все получится, и Маргерита зайдет.

— Я люблю сложные задачи, — парировала Северина. Слезы на ее лице высохли уже почти без следа.

— Тогда будем надеяться, что боги на нашей стороне, — выпрямился Алекс. — Никогда бы не подумал, что скажу это… но для чего-то они именно здесь и сейчас нас всех собрали? Возможно, тот старик был прав… у каждого из нас есть своя роль. Нужно просто ей следовать.

— Боги? — Эльза почувствовала знакомое глухое раздражение и фыркнула. — Я не верю в богов. Только в людей. Вчетвером мы в любом случае сильнее, чем поодиночке.

— Согласен с нашей прекрасной лаэрдой, — ухмыльнулся Ян. — Единственный бог, которому я поклоняюсь, шуршит в руках и позвякивает в кармане. И мы с ним с удовольствием покажем, на что способны.

Северина обвела всех взглядом и вздохнула.

— Хотела бы я верить в богов… но, похоже, это они в меня не верят.

Обсудив еще некоторые детали плана, гости засобирались домой. И снова Эльза видела, как пальцы Яна будто невзначай задержались на плече жены наместника, когда помогали надеть манто, а та невольно прикрыла глаза, когда его дыхание коснулось ее щеки, потому что на мгновение они оказались очень близко. Но Ян тут же сделал шаг назад и отдернул руки, а под ресницами Северины мимолетно блеснули слезы. Впрочем, она сумела улыбнуться, прощаясь с подругой и хозяином дома, и почти стремглав выбежала в дверь.

— Мне кажется, они любят друг друга, — поделилась Эльза с Алексом наблюдениями, оставшись на кухне вдвоем.

— Они? — недоверчиво фыркнул тот. — Раньше ты не была такой романтичной натурой, Эль.

Эльза пожала плечами.

— Я уже и сама забыла, какой была. Столько воды утекло, Алекс… Но знаешь, я все думаю, как же сглупила Северина, что так добивалась Димитрия. Она могла бы быть счастлива с Яном…

— Откуда бы она узнала о его существовании, если бы не вышла замуж за его друга? — возразил он.

Эльза задумалась, но ответ на ум не приходил. Она подошла к окну, закурила, поморщилась: вкус сигарет почему-то казался противным. Алекс встал рядом, забрал у нее окурок, затянулся сам, повернувшись к Эльзе в профиль. Его мужественное лицо хранило печать тягот, которую она раньше не замечала. Глаза напряженно вглядывались в вечерние сумерки, словно даже сейчас он высматривал, не притаился ли там очередной враг. Эльза подняла руку, провела пальцами по его виску, щеке, подбородку, мечтая стереть и это напряжение, и эту неизгладимую печать. Алекс вздрогнул, переместив на нее взгляд, и тогда она встала на цыпочки и сама осторожно прикоснулась к его губам.

— Ты никогда не предавал меня.

— Только один раз, когда не мог себя контролировать, — он прищурился, чтобы горько-едкий сигаретный дым не раздражал глаза. — А ты никогда со мной не играла.

— Никогда, — покачала она головой. — Поэтому мне было так больно от твоих поступков. Я не понимала, за что.

Алекс вздохнул и щелчком отправил окурок в окно.

— Выходи за меня, Эль. Дай мне шанс начать все сначала. Я хочу быть только с тобой. Мы больше не дети и не зависим от взрослых, которые могут нам запретить. И теперь никто уже не удивляется неравным бракам, как и тому, что бурые свободно разгуливают по улицам столицы. Все благодаря твоему брату, конечно же.

При упоминании о Димитрии Эльза подалась назад, и Алекс это заметил.

— Просто подумай над моими словами, ладно? — попросил он. — Я не буду настаивать. Сегодня я посплю в гостиной, если ты хочешь.

Эльза помедлила, а затем кивнула. Им нельзя торопиться, чтобы вновь ничего не нарушить, не испортить и не потерять.


Ночью Эльза проснулась как от толчка. То ли кошмар приснился — один из самых темных, редких, но от этого не менее страшных: о том, как брат нежно целует ее в висок и смотрит в глаза с таким спокойствием ледяной твердыни, что лучше б уж как раньше, в детстве, злился на нее и кусал. То ли сквозь сон ей просто почудился какой-то звук, неясный шорох или легкие шаги по деревянному полу. Она села на постели, задыхаясь, неловко отводя пальцами прилипшие к мокрому лбу пряди волос и оглядываясь по сторонам, но все было тихо, в окно падал слабый лунный свет, и тени от ветвей сплелись в причудливую паутину у кровати.

Эльза вдруг снова почувствовала себя маленькой девочкой, оставленной среди полной недобрых теней ночи наедине со своими страхами, и отчаянно, до зубовного скрежета, взмолилась сама не зная кому, чтобы подобного не испытала ее дочь. Не находя себе больше места, она встала с постели, расправила легкую шелковую сорочку, в которой спала, и бесшумно вышла в коридор.

Диван в гостиной, где Алекс устроил себе временное пристанище, пустовал, белая простынь свисала с края на пол, сбитая подушка была втиснута в самый угол. Не одной Эльзе, похоже, не спалось. Может, это его шаги ее разбудили? На миг знакомая тревога захлестнула изнутри. Как же она устала бояться. Устала бежать, прятаться и постоянно ждать подвоха. Но будет ли когда-нибудь в ее душе покой и мир? И был ли он когда-нибудь? Пожалуй, нет, так же, как его не было у ее брата.

Алекс нашелся на своем излюбленном месте у кухонного окна. Свет он не включал, предпочитая оставаться в полумраке, прислонившись лбом к холодному стеклу и сжимая ладонями край подоконника. Эльза услышала, как тяжело он дышит: сквозь стиснутые зубы, словно долго бежал или испытывает непереносимую боль, но не желает показывать это. Она осторожно приблизилась, но прежде чем успела тронуть за плечо, Алекс заговорил первым:

— Он зовет меня, Эль.

— Кто?

— Твой брат. Димитрий. Он хочет меня видеть.

Эльза вмиг ощутила, как кровь отлила от лица. Нет, только не это. Повторения этого она просто не переживет.

— Ты думаешь, Ян или Северина?..

— Нет, — на скулах Алекса заиграли желваки. — Это началось еще до их появления. Сначала легкие отголоски, которые я мог игнорировать, но мое неповиновение злит его, и он зовет все сильнее.

Белые волки не могли становиться альфами для себе подобных, знала она. Они все равны между собой, все одинаково благословлены — или прокляты — магией, которую даровали им боги. Или таково мироустройство Вселенной: некоторые дотторе дошли в своих научных изысканиях до того, что уже начали ставить под сомнение само существование и светлого, и темного божественных существ. Но, так или иначе, волки могли создавать стаю из более примитивных подобий, и Эльза лишь смутно слышала о том, как это происходит. Сначала информация была запретной, и никто до Димитрия под страхом смерти не решался обнародовать ее, а затем все проблемы столицы остались так далеко, что о них не хотелось и думать.

— Что значит "зовет"? — прошептала она.

— Это как будто его желания становятся моими, — с трудом проговорил Алекс. — И я как будто становлюсь частью него и начинаю понимать все, что с ним происходит, только немного по-своему.

— И… чего он хочет? — с замиранием сердца спросила Эльза.

Алекс повернул голову, и она вздрогнула от того, каким яростным был его взгляд.

— А как ты думаешь? Он совсем один там, в своей тьме. Его словно бросили на дно колодца, задвинули сверху тяжелый камень и забыли. Он с самого рождения один и всеми проклят и ненавидит весь мир за это. Все хорошее, что в нем было, убивали раз за разом, и теперь он в ответ хочет убивать все хорошее, до чего только может дотянуться. А из хорошего у него осталась только ты, Эль. Ты — самое светлое его воспоминание. Ты — его любовь, которую он вырвал из сердца. Он хочет тебя.

— Он знает, что я с тобой?

— Пока нет… он хочет, чтобы я нашел тебя. Для него.

— Пожалуйста, не ходи, — она обняла его изо всех сил, будто могла удержать, если бы решил сдвинуться с места, но, к счастью, он продолжал стоять под ее руками, согнувшийся, дрожащий от чужой ярости, ощетинившийся и дикий. — Не оставляй меня. Я прошу тебя, Алекс.

— Однажды он уже звал меня… — он словно не слышал ее просьб. — И ноги несли меня сами, и тело не слушалось вообще, и разум отключился. Я смутно помню, вспышками. Слишком много крови…

Да. Ее было слишком много. Эльза прекрасно помнила тот день.

— Мы можем убежать, — она зажмурилась и приказала себе быть сильнее, не слушать, не поддаваться, не представлять то, что скрывалось за отрывистыми жестокими признаниями Алекса. — Мы можем спрятаться среди свободного народа. Кристоф обещал… когда он приходил сюда, то обещал помочь, а потом на прощание шепнул мне, куда надо идти, если захочу укрыться. Он спрячет и тебя, я знаю. Мы убежим и растворимся под землей, и Димитрий никогда нас не найдет.

Неожиданно Алекс повернулся к Эльзе, взял ее лицо в ладони. Руки у него были нежными — в противовес дикой дрожи и грубому голосу — и она невольно провела языком по пересохшим губам, ощущая, как слабеют колени.

— Ты не понимаешь, моя девочка, — сказал Алекс так вкрадчиво, словно вынимал из нее душу, — от этого зова никуда не деться. От себя не убежишь.

— А я тебя не отпускаю, — почти закричала она ему в лицо, вцепилась в его запястья, царапая их ногтями и глотая слезы ужаса. — Я люблю тебя, Алекс. Мы привязаны друг к другу, но однажды уже позволили нас разлучить, и к чему это привело? Ты должен бороться, если это для тебя хоть что-то значит.

— Уходи, Эль, — лицо Алекса стало каменным, и она поняла, что именно в этот момент он все и решил. — Ты зря напомнила мне про предложение Кристофа. Теперь я знаю, где тебя искать, когда Димитрий прикажет. Уходи к своему другому брату и попроси, чтобы он спрятал тебя в таком месте, где не найду даже я.

— Нет. Только с тобой.

Она боролась, как дикая кошка, но Алекс все равно одержал верх. Он скрутил ей руки, вытащил в коридор, а Эльза извернулась, отпрыгнула и отвесила ему пощечину. Ей хотелось вывести его из ступора, заставить переключиться, но другого способа в пылу борьбы не пришло на ум. Алекс действительно чуть переменился в лице, тряхнул головой, криво усмехнулся, трогая языком уголок рта.

— Зло, совершенное во благо, Эль. Ты помнишь? Это зло или благо?

— Это зло, — прошипела она, стискивая кулаки и стоя с ним лицом к лицу, словно они были бойцами на ринге, — поэтому ты и не должен ему поддаваться. Мы останемся вместе несмотря ни на что.

Он бросился так быстро, что даже волчьи реакции ее не спасли. Прижал к стене, больно ударив запястья, обжигая горячим дыханием, которое вырывалось сквозь стиснутые зубы.

— Да как ты не понимаешь? — заорал в ответ. — Я уже почти ненавижу тебя. Я не могу пройти через это снова.

— А я тебя люблю, — негромко, но упрямо возразила она.

Алекс резко схватил ее, взвалил на плечо, и как Эльза ни брыкалась, сумел занести в спальню и бросить на кровать. На какую-то долю секунды она оцепенела: слишком схожими были воспоминания, но Алекс не собирался наваливаться сверху и причинять ей боль, он отвернулся, распахнул шкаф и принялся наугад вышвыривать ее вещи.

— Одевайся, Эль. Или, клянусь обоими богами, я сам тебя одену и выставлю за дверь.

— Нет.

— Ну как хочешь.

С каким-то платьем в руках, с пылающими в ночном полумраке глазами и перекошенным лицом он толкнул ее на спину, мешая вскочить на ноги, рванул тонкую сорочку. И замер, глядя на обнажившуюся, омытую ласковым лунным светом женскую грудь. В неверном свете соски казались чуть более темными, чем обычно, а кожа вокруг них — наоборот, призрачно белой. Эльза закусила губу, но не пошевелилась. Дрожь, охватившая Алекса, усилилась, прокатилась по позвоночнику и, казалось, достигла даже кончиков пальцев. Он опустил веки, с силой втягивая носом запах женщины, которая лежала перед ним в почти беспомощном положении, и покачал головой.

— Я не могу, Эль. Это мой кошмар. То, что я могу с тобой сделать, если ты останешься рядом.

Медленно, медленно она подняла руки, запустила пальцы в его волосы, чуть сжала. Потянула вниз, заставляя его пригнуть шею в жесте покорности. Когда до ее съежившегося в комочек соска оставалось совсем немного, губы Алекса приоткрылись. Он припал к груди Эльзы и глухо застонал, обводя языком ее чувствительную кожу.

— Ты можешь сделать со мной все, что хочешь, — прошептала она ему на ухо, — но я верю, что зла ты мне не желаешь. Тогда это был не ты. Поэтому я тебя простила.

Он застонал громче, вбирая в себя еще больше ее ароматной плоти. Стиснул руками бедра, поднялся вверх до талии, отбрасывая в стороны разорванные полы сорочки. Обжег поцелуем другую грудь, двигая языком все жестче и дыша все глубже. Эльза дернула рукой, помогая сбросить ткань с плеч, обхватила Алекса ногами, удерживая возле себя, не отпуская, не желая отдавать никому. За любовь надо бороться, разве нет? Она пыталась бороться, пока ее не сломали, но теперь, кажется, силы вновь вернулись к ней. И былая решимость тоже.

Теперь Алекс кусал ее ключицы, сильная спина стала влажной между лопатками, когда ладони Эльзы прошлись там. Свежая, хрустящая простынь липла и к ее собственной коже. Скоро они оба будут совсем мокрыми от пота, и все ее тело уже стало каким-то невесомым и легким. Эльза снова притянула голову Алекса к своей груди, безмолвно умоляя еще поиграть с сосками. Неожиданно приятно… почему она не замечала, как это приятно, раньше? Алекс сделал сильное посасывающее движение, и Эльза выгнулась, кусая костяшки собственных пальцев от удовольствия. Острые иглы нестерпимого наслаждения, казалось, пронзили ее грудь до самого сердца, пролетели вниз по животу и выстрелили где-то между ног залпом мускусной влаги.

Пряный запах возбуждения достиг ноздрей Алекса через секунду, волнуя его волчью натуру, усиливая действие привязки между ними, и Эльза вскрикнула, ощутив, как ее мужчина мимоходом сдернул штаны и погрузился в нее прямо в этой же позе, стоя на коленях у кровати. Он сосал ее грудь и двигался внутри нее с бешеной скоростью, оглашая ночную тишину резкими, рваными стонами, а она только поощряла его в этом, распахнув навстречу бедра и бездумно поглаживая ладонями по плечам.

Воздух вокруг накалялся, становилось все жарче и все труднее дышать, и наконец Эльза решила, что больше не сможет вдохнуть ни капельки воздуха, и в этот момент их тела расслабились, вкушая в сладких судорогах долгожданное облегчение. Спустя несколько долгих, упоительных минут неги Алекс неохотно отодвинулся, не желая давить на Эльзу своим весом, но она подалась за ним.

— Еще раз, — попросила, с мольбой заглядывая ему в глаза. — Еще раз, а потом мы сбежим отсюда. Вместе.


Но проснулась она в постели в полном одиночестве. За окном ярко светило солнце, а ее одежда так и лежала в беспорядке на полу, напоминая о ночном приступе Алекса. Эльза поежилась, ругая себя за то, что беспечно уснула. Они занимались любовью еще не один, а целых два раза, перекатываясь на кровати, полностью отдаваясь новому витку страсти, и под конец она так вымоталась, что просто сомкнула веки и отключилась у Алекса на плече.

Теперь вместо него на соседней подушке Эльзу ждала записка, наспех нацарапанная на листке бумаги простым карандашом:

"Девочка моя, ты и представить себе не можешь, как я благодарен тебе за все. За прощение, за твою любовь и за свет, что ты мне дарила каждой своей улыбкой. Ты воскресила меня из мертвых, когда я уже и не надеялся на воскрешение, подарила новую цель и новый смысл жизни. Когда мне потребуются силы, я буду думать об этом.


Но просить твоей руки было с моей стороны ошибкой. Конечно, мы никогда не сможем быть вместе, потому что я переступил черту, из-за которой нет возврата. Я был чудовищем, Эль. Я убивал стольких невинных людей… и только совсем недавно понял: я просто отражение. Отражение на поверхности озера, а настоящее чудовище смотрит на меня из глубины. Я думаю, не стоит даже называть его имя.

Ты, наверно, решила бы, что я сбрендил, если бы я рассказал тебе, что верю теперь в то, во что никогда не поверил бы прежде. У меня есть предназначение, и я должен идти по своему пути. Но что, если мое предназначение не в том, чтобы быть с тобой вместе, а в том, чтобы всегда быть между? Между тобой и твоим братом, между тобой и ведьмами, между тобой и любым злом, которое кто-либо захочет тебе причинить. Пусть чудовища смотрят на меня из глубины, мой путь — сделать так, чтобы со своей стороны ты видела в отражении только собственную безмятежную улыбку, и теперь я верю в это.

Надеюсь, ты последуешь своему пути. У тебя есть на это немного времени — может быть, весь сегодняшний день.

С любовью, Алекс."

Загрузка...