Белый Джаз

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Грунтовые дороги, хибары. Холмы в дымке смога – «Чавес Рейвин».

Полным-полно машин – свою пришлось оставить поодаль. Оценим обстановку:

Придурки с плакатами. Журналисты, люди в униформах. Коммуняки орут: «Справедливость – si! „Доджерс" – по!»

Дружеские похлопывания по плечу: все взоры устремлены на Рубена Руиса, добродушного хозяина. Народ из Управления шерифа, агент Уилл Шипстед.

Руис – федеральный свидетель?

Протискиваюсь в толпу – «Эй, эй! Нет, нет! Мы не хотим назад, в Мексику!» Достаю жетон – люди в униформе пропускают меня вперед.

Обрывки разговоров:

У Руиса сегодня вечером поединок – будьте там, чтобы поддержать его соперника. Фашисты из Бюро земельного и дорожного устроительства планируют переселить мексикашек в линвудские трущобы. «Эй, эй! Нет, нет! Справедливость – si! „Доджерс" – по!»

Руис орет в мегафон по-испански:

«Побыстрей переезжайте! Деньги на переезд облегчат вам задачу! Скоро будут новые дома! Да здравствует новый стадион для „Доджерс", который помогли нам построить ВЫ!»

Соревнование «кто громче» – победителем выходит Руис со своим мегафоном. Помощники шерифа разбрасывали билеты на матч – мексикашки падали на колени, ловили. Хватаю один – Руис против Стиви Мура, стадион «Олимпик».

Выкрики, ропот – Руис меня заметил и замахал руками.

Протискиваюсь ближе – Рубен, сложив ладони лодочкой, крикнул: «Нам нужно переброситься парой слов! Давай в моей раздевалке после боя?»

Я согласно кивнул. «Подонок! Марионетка „Доджерс"»! – поговорить определенно не дадут.

И мигом – в Бюро, в свой кабинет.

Сообщение от Лестера Лейка: сегодня в восемь вечера, бар «Лунный свет». По коридорам отдела проходил Эксли – я замахал ему, приглашая войти.

– У меня к вам пара вопросов.

– Задавайте – разумеется, если эти вопросы не «Чего вы хотите?».

– Тогда как насчет «Почему на дело, которое вы так желаете раскрыть, бросили всего двоих?»

– Неверно. Давайте второй вопрос, только не «И почему один из них – я?».

– Попробую: «А что мне с этого будет?»

Эксли улыбнулся. «Если вам удастся раскрыть это дело, наступит тот редкий случай, когда я смогу использовать редкую прерогативу шефа Бюро расследований – то есть я дам вам капитана безо всяких административных хлопот. Я переведу Дадли Смита в Отдел административных правонарушений, а вам передам руководство Отделом по расследованию ограблений».

Предел мечтаний – только бы не хлопнуться в обморок от счастья.

– Что-то не так, лейтенант? Я ожидал от вас выражений благодарности.

– Спасибо, Эд. Нечего сказать, не хилой морковкой вы только что помахали перед моим носом.

– Зная, кто вы есть, не могу с вами не согласиться. Итак, у меня мало времени – давайте следующий вопрос.

– Ключ к разгадке этого дела – Люсиль Кафесьян. Я абсолютно точно уверен, что члены семьи прекрасно знают, кто грабитель, и я хочу допросить ее.

– Нет. Еще не время.

Сменим тему. «Дайте мне дело о мехах Гурвица. Отберите его у Дадли».

– Нет, и нет категорическое, и не просите больше. Ну все, закругляйтесь.

– Хорошо, тогда позвольте мне надавить на Томми Кафесьяна.

– Поясните слово «надавить», лейтенант.

– Надавить. Оказать силовое воздействие. Я прижимаю Томми к ногтю, и он рассказывает нам все, что мы хотим знать. Знаете, экстраординарные методы осуществления правосудия – как тогда, когда вы пристрелили трех безоружных негров.

– Не приближайтесь к семейству. В остальном для вас – карт-бланш.

Какой, на хрен, карт-бланш. Поздняк метаться – но Делать что-то надо.

Просто:

Фото Люсиль, магнитофон, список мотелей – еду в южный Лос-Анджелес, предъявляю:

– Вы сдавали ей комнату?

– Никакой мужчина не просил комнату, смежную с ее?

– Никакие пьяницы не сдавали свои комнаты случайным людям?

Шансов – минимум; похоже, Люсиль встречалась с клиентами исключительно в «Красной стреле».

И снова по Централу, в южном направлении. Полицейские интриги, просто прелесть:

Патрульные автомобили втихаря следят за машинами федералов. Облавы на бомжей – сплошь и рядом авто Отдела по борьбе с бродяжничеством.

И сами федералы:

Проверяют номера машин, припаркованных возле ночных клубов и баров.

Гоняют тротуарных наперсточников.

Вламываются в роскошный бордель с черными девочками.

Словом, Черный город кишит короткими стрижками и серыми костюмами.

Я остановился возле участка на 77-й улице и попросил у них кассетный магнитофон. Обезьянник битком набит черномазыми – «подозреваемые» в убийствах цветных цветными. А снаружи – федералы с фотокамерами – щелкают физиономии проходящих полицейских.

И снова – дерьмовая работенка:

Мотель «Тик-так», мотель «Удачное время» – «нет» по всем пунктам. Мотель «У Дарнелла», мотель «Де-люкс» – то же самое. Мотель «У красавчика Дэна», «Сирил'с Лодж» – и тут ничего. Мотель «Гибискус», мотель «Пурпурные крыши» – абсолютный ноль.

«Гнездышко Ната» – угол 81-й и Нормандия – «Всегда чистые комнаты» – набрасываюсь на клерка с расспросами.

– Дасэр, я знаю эту девушку. Она снимает комнату на короткий срок, всегда одну и ту же.

Я уцепился за стойку обеими руками. «Она сейчас зарегистрирована?»

– Нетсэр, вот уже шесть-семь дней не появляется.

– Не знаете, для чего она использует эту комнату?

– Нетсэр. Мой девиз таков: «Меньше знаешь – крепче спишь», и я стараюсь его придерживаться – за исключением тех случаев, когда они уж больно шумят, – неважно, чем они там занимаются.

– Эта девушка всегда просит комнату в переднем ряду, с окнами на улицу?

Шокированно: «Дасэр. А откуда вы знаете?»

– А смежную с ней комнату вы, случаем, не сдавали молодому белому человеку? Или какому-нибудь бомжу, который после сдал бы ее ему?

Онемев от шока, он нырнул в недра стойки и выудил оттуда карточку постояльца: «Видите, Джон Смит – по-моему, это не его настоящее имя. Видите, ему осталось два дня. Его сейчас нет, я видел, как он уходил сегодня ут…»

– Покажите мне эти комнаты.

Он засеменил прочь, гремя связкой ключей: быстренько открылись две двери – вот что значит парень боится легавых.

Отдельные бунгало – никакой тебе смежной двери.

Я догнал его. Теперь полегче – успокоим его десятидолларовой бумажкой. «Покараульте с улицы. Если этот белый мужчина объявится – задержите его. Скажите, ЧТо в его комнате работает водопроводчик, а потом сходите за мной».

– Дасэр, дасэр. – На карачках выполз на улицу.

Две двери – никакого прямого доступа в соседнее помещение. Зато есть боковые окна – наш приятель мог НАБЛЮДАТЬ за ней. За ними – живая изгородь, полуразвалившаяся дорожка из камней.

Посмотрим:

Из ЕГО окна – выходит проводок.

Через кусты, под камни дорожки.

Хватаю его, тяну —

Полетели камни – провод подался. В ЕЕ комнату – под ковер, рывок – из стены выскочил испачканный известкой микрофон.

Иду за проводом – в обратном направлении.

ЕГО окно – рывком на карниз – внутрь. Потянул – ба-бах – под кроватью обнаруживается магнитофон.

Без кассеты.

Возвращаюсь на улицу, проверяю двери – следов взлома не видать. А что, если ОН пролез в ЕЕ окно?

Я закрыл обе двери и принялся обыскивать ЕГО комнату.

Платяной шкаф:

Грязная одежда, пустой чемодан, граммофон.

Комод: белье, джазовые пластинки: Арт Пеппер, Чамп Динин. Точь-в-точь такие же, какие разбил взломщик в доме Кафесьянов.

Ванная комната: крем для бритья, шампунь.

А что у нас под ковриком? —

– девчачьи журнальчики: «Замочная скважина» – три номера. Глянец, пикантные фото, статьи – «признания» кинозвезд.

Кассеты по-прежнему нет.

Поднимаю матрац, тычу в подушку кулаком. Пальцы упираются во что-то твердое – рву, дергаю —

Одна бобина – сматываю, чтобы прослушать по-быстрому.

Нервы – едва не спутал ленту, размазал предполагаемые отпечатки. Негнущимися пальцами ставлю кассету, нажимаю кнопку:

Шорохи, покашливание. Я закрываю глаза и представляю: любовники в постели.

Люсиль: «Тебе не надоели эти игры?»

Неизвестный мужчина: «Подай-ка сигарету. – Пауза. – Нет, не надоели. Тебе, во всяком случае, известно, как…»

Всхлипы – в отдалении – нашего приятеля заглушили стены мотеля.

Клиент: «… И ты знаешь, что игры в „дочки-папочки" оч-чень увлекательная вещь. А учитывая нашу с тобой разницу в возрасте, такая игра выглядит вполне естественно».

Голос интеллигентный – не чета Томми, да и Джею-Си тоже.

Всхлипы становятся громче.

Люсиль: «В этих мотелях полным-полно неудачников и одиноких бедолаг».

Ни испуга – ни узнавания – ни страха преследования.

Щелчок – должно быть, радио, – «… Мелодия любви, тра-ла-ла-ла… сыграй еще». Нечеткое бормотание, щелк. Клиент: «… Ну, и еще ведь ты заразила меня кой-чем…»

«Кое-что» – трипак? Сифилис?

Я посмотрел – кассета кончалась.

Сонное лопотание – и не только любовников. Я закрыл глаза: пожалуйста, еще одну игру.

Зашипела пустая кассета – парочка уснула. Скрипнула дверь – «Господи!» – слишком близко, слишком Реально – ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. Открываю глаза – в дверях стоит белый мужчина.

Черт – все поплыло перед глазами – целюсь, стреляю. Раз, два – пулей сносит щеколду, во все стороны разлетаются щепки.

Мужчина бросился бежать.

Выскакиваю, целясь.

Визг, крики.

Зигзагами – мой приятель побежал прямиком к проезжей части. Я выстрелил на бегу – две пули пролетели мимо. Притормозил, прицелился – почти в упор, и тут – мысль: если ты его убьешь, ты будешь знать ЗА ЧТО?

Я споткнулся, едва не упал, снова побежал. Он исчез из вида – все вокруг точно потемнело.

Крики.

Толпа негров – полные ужаса глаза.

Мое собственное отражение в витрине: какой-то перепуганный идиот.

Я сбавил темп. Еще одна витрина – черные лица – слежу за направлением их взгляда:

У тротуара – облава: негры и федералы. Уэллс Ну-нан, Уилл Шипстед, громилы из ФБР.

Схватили – встряхнули – швырнули в проем лицом к двери. На спину посыпались удары – я уронил пушку.

Развернули – гориллы в серых костюмах. Уэллс Нунан: с шумом вдохнул и плюнул мне в лицо.

«Это тебе за Сандерлина Джонсона».

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Бар «Лунный свет» – для Лестера пока рановато. Коротаю время за прослушиванием музыкального автомата.

А вслед за музыкой – Уэллс Нунан – повторы отдавали его плевком.

Треклятые федералы – дешевая месть. Обратно, в «Гнездышко Ната», – на шум выстрелов приехало два патрульных автомобиля. Я пообщался с патрульными, собрал улики: кассету, магнитофон, журналы.

Потом – звонки:

Наказы Рэю Линкеру: проверить обе комнаты на наличие отпечатков, привести полицейского художника – заставить клерка детально описать того парня – с тем, чтобы потом сличить с фотографиями преступников. Будем молиться, чтобы у него были хорошее зрение и память на лица.

Джек Вудс, с хорошими новостями: он выследил Джуниора, пас его три часа, потом потерял. Джуниор, оказывается, очень занят – за это время он успел стрясти Деньги с трех пушеров – Джек подробно описал мне их и дал номера их машин.

Джек, вкратце: «Он выглядел обдолбанным по самое не балуйся и до ужаса психованным. Я заглянул в салон его тачки, когда он остановился, чтобы купить сигарет. И знаешь, что я увидел на заднем сиденье? Шприц для подкожных инъекций, шесть пустых ампул и три обреза. Уж не знаю, что он против тебя имеет, но, по-моему, тебе следует его пристукнуть».

Музыкальный автомат – неизбежные «Огни гавани» в исполнении Лестера – и, заметьте, не я их заказал.

О-па – а вот и сам Лестер, в глазах – страх. «Здравствуйте, мистер Клайн».

– Садись. Рассказывай.

– Рассказывать что?

– Почему у тебя такой вид и с чего ты опять врубил эту дурацкую песню?

Усаживаясь: «Решил подбодрить себя. Приятно все-таки осознавать, что дядюшка Микки все еще держит мою песенку в своих „Вюрлитцерах"».

– Микки следует поубирать все свои «Вюрлитцеры» на хрен, пока ФБР не прищучило. Так что случилось? Таким перепуганным я тебя не видел со времен той истории с Гарри Коном.

– Мистер Клайн, вы знаете двоих полицейских, которые работают на Дадли Смита, – парней по имени сержант Брюнинг и сержант Карлайл?

– И что с ними?

– То, что они работают сверхурочно – в участке семь-семь.

– Ближе к делу.

Выпалил: «Они работают над „раскрытием" убийств цветных цветными – по слухам, чтобы предотвратить потенциальную пользу от шумихи вокруг этого федерального расследования. Помните, вы как-то спрашивали меня о торговце травкой по имени Уорделл Кнокс? Помните, я еще тогда вам ответил, что он был убит неизвестными?»

Томми К. сдал Кнокса Отделу по борьбе с наркотиками – о чем Дэн Уилхайт сообщил Джуниору. «Помню».

– Тогда вы должны помнить и то, что я рассказывал вам, что этот Уорделл был бабником и, должно, нажил на свою задницу хренову тучу врагов. Он трахал кучу баб, включая шлюху-мулатку, Тилли Хоупвелл, – я ее тоже того. Мистер Клайн, я слышал, что эти ребята ищу, меня, – какой-то мудак пустил слух, что это я пристукнул Кнокса, и сдается мне, что я им нужен так, для галочки: раскрыто, мол. И если вы хотите компру на гребаных Кафесьянов и их сообщников, как вам вот это: я слышал, что это Томми К. замочил старика Уорделла в прошлом сентябре – типа, из-за наркоты, а может, из ревности – потому что он тоже потрахивал эту славную Тилли Хоупвелл.

Дыхание перехватило – грудь судорожно вздымалась.

– Слушай, я переговорю с Брюнингом и Карлайлом – они от тебя отстанут.

– Ага, может, это и правда, потому что старина домовладелец Дейв Клайн знает нужных людей. Но мистер Смит ненавидит цветных. И к тому же не думаю, что Томми К. станут привлекать за убийство Уорделла – он же вроде информатор, мать его…

– Так тебе чего надо – изменить мир или не попадаться?

– Я хочу, чтобы вы позволили мне месяц пожить бесплатно за ту информашку про гребаных Кафесьянов, Что я вам дал.

Снова завопили «Огни гавани». Лестер: «Раз уж на то пошло, я тут слышал, что его дочка – настоящая шлюшка. И еще я слышал, что Томми и Джей-Си покачивают мамашу и ее – так, чтобы попрактиковаться. И еще – что Мадж – это мамаша – когда-то крутила с Эйбом Уолдриджем, который заведует всей ихней торговлей наркотой, и параллельно он же – управляющий одной из ихних прачечных. Слыхал, что этот Уолдридж использует тамошние сушилки для белья для просушки мешков с марихуаной. И еще: они общаются с конкурентами следующим образом: независимых торгашей помельче они доят, а покрупнее – сдают вашим, чтобы никто не рыпался на рынок Южного города и не подсирал бизнеса этим сраным армяшкам. И – эта семейка повязана друг с другом, пусть даже они общаются… как это – без должного уважения, вот. Слышал, что, окромя Уолдриджа и этой цветной бабы, к которой похаживает Томми К., друзей у гребаного семейства нет – только работники и покупатели. И еще у Томми К. есть какой-то приятель – белый парень по имени Ричи. Фамилии я его не знаю, знаю только, что они на пару играли на своих дурацких саксофонах, типа таланты, мать их так. А про это идиотское ограбление, когда собак порезали, я ни хрена ничего не слышал. И еще я слышал, что вы подумываете о том, чтобы повысить ренту в моем доме, так что я…»

Отрезал: «А как насчет того, что Томми трахает Люсиль? Про это ты не слышал?

– Что? Да ну на фиг – я сказал «повязаны», а не «связь».

– А что там про этого Ричи?

– Черт, я рассказал вам все, что слышал, – не больше, не меньше. Вы хотите, чтобы я…

– Поспрашивай о нем еще. Он может быть связан с тем вуайеристом, которого я ищу.

– Ну да, вы упоминали какого-то ву… и я знаю, как это толковать. Я спрашивал об этом, и никто ничего– Так что там про ренту…

– Разузнай, не предпринимают ли Кафесьяны попыток самостоятельно разыскать грабителя? А то у меня складывается определенное впечатление, что они прекрасно знают, кто это сделал.

– А у меня складывается впечатление, что домовладелец Дейв Клайн собирается поднимать ренту.

– Нет, и до января. Если Джек Вудс придет за деньгами, звони мне.

– А как насчет словечка парням мистера Смита, чтобы не трогали старика Лестера?

– Я позабочусь об этом. Ты знаешь адрес Тилли Хоупвелл?

– А мои умеют плясать? Разве я сам – не завсегдатай этого любовного гнездышка?

– Лестер…

– 8941, Саут-Тринити, квартира 406. А куда вы сейчас?

– На бокс.

– Мур против Руиса?

– Ну да.

– Ставьте на мексиканца. Я надысь трахал сеструху Стиви Мура, так она говорила, что Стиви уже да-ав-ненько не тот.

Мой жетон провел меня на самые удобные места – хоть я и опоздал.

Был «брейк» после шестого раунда – по рингу процокали каблуками девушки с номером раунда. Зрители скандировали: «„Доджерс" – по! Руис – говно!» Свист, крики – пачукос против комми.

Звонок:

Рокаби Рубен кружит по рингу – Мур делает выпады правой. Схватываются в клинче посреди ринга – Руис ослабил хватку, и негр высвободился.

«Брейк! Брейк!» – мечется туда-сюда рефери.

Мур медлителен – поднял локти, оставив нижнюю часть раскрытой. Головорез Рубен – ленивые, несильные хуки, отступает назад.

Ленивый, скучающий Рубен.

В мозгу мелькает: его подговорили, чтобы он проиграл.

Мур – ни натиска, ни пыла. Руис: ленивые хуки, нехотя выпады правой.

Мур напирает, тяжело пыхтит; Руис принимает удары, блокирует удары – негр раскрывается полностью.

Руис – ленивый хук слева.

Удар Мура приходится мимо – низкая защита.

Р-раз – падает – не тот.

Пачуко свистят.

Пинко[20] возмущенно орут.

Рубен – с видом «вот черт!» – тупо ждет отсчета.

Тянет время – медленно отползая в нейтральный угол.

Шесть, семь, восемь – Мур, пошатываясь, поднимается на ноги.

Руис – лениво кружит по центру ринга. Мур – защищается, пытаясь, ко всему прочему, махать кулаками. Последовала череда сильных ударов – Рубен принялся молотить соперника – наобум, промахиваясь. Десять, двенадцать, четырнадцать – и все мимо.

Руис – деланно глотает воздух, роняет якобы обессилевшие руки.

Мур – резкий прямой удар.

Рокаби Рубен пошатнулся.

Мур – резкие удары левой-правой.

Рубен рухнул на ковер – закатив глаза в фальшивом обмороке. Семь, восемь, девять, десять – Мур расцеловал сидевшего у самого ринга Сэмми Дэвиса-младшего.

На открытой трибуне – войнушка – на «красных» – мексикашки швыряют на ринг пивные стаканчики с мочой– Прочие пытаются заслониться плакатами, как щитами, – бесполезно – пачукос принялись размахивать велосипедными цепями.

Я рванул к выходу – кофе в забегаловке на углу – пусть перебесятся. Через двадцать минут – обратно – куча патрульных автомобилей и закованных в наручники комми.

Вхожу – иду на едкую вонь мази. Раздевалки – Руис в одиночестве наворачивает тушеную фасоль.

– Браво, Рубен. Лучшая фальсификация, которую я когда-либо видел.

– Ага, и заварушка потом ничего получилась. Эй, лейтенант, – что говорят эти кони педальные?

Я прикрыл дверь – в коридоре было довольно шумно – репортеры осадили Мура. «Что ты знаешь, как развлечь избранных».

Глотая пиво: «Надеюсь, что матч смотрел и Хоган Кид Бэсси, поскольку по условиям сделки Мура должны были перевести в вес петуха, а меня – наоборот, в вес пера, – и устроить этот поединок. Ну ничего, я ему еще успею задницу надрать. Слышь, лейтенант, – мы ведь с тобой, почитай, не виделись с того дня, когда Джонсон выпрыгнул из окна.

– Называй меня Дейв.

– Слышь, лейтенант, – если мексиканец и неф одноименно спрыгнут с шестого этажа, кто приземлится первым?

– Я слышал эту шутку, но продолжай. ~~ Черномазый, потому что мекс непременно задержится на полпути написать на стене батлончиком с краски– «Рамон и Кики навсегда». Вежливое «ха-ха».

– Так вот, лейтенант, – я видел, что ты заметил тогда в «Рейвин», что за мной следит Уилл Шипстед. Позволь убедить тебя и мистера Галлодета, что я рад, что я стал вашим «человеком для связи с общественностью», – особенно я обрадовался, когда моего брата не стали привлекать за ту кражу. Ну ладно, признаюсь – я опять федеральный свидетель, – но на сей раз Нунан хочет, чтобы я дал показания по какому-то делу столетней давности – про какую-то букмекерскую контору, что ли, и я не собираюсь закладывать ни Микки, ни твоего дружка Джека Вудса.

– Я всегда знал, что ты – умненький мальчик.

– Для избранных?

– Ага. Бизнес есть бизнес, и ты согласился подставлять своих, чтобы угодить окружному прокурору.

Мило улыбаясь: «Семейка-то у меня та еще, так что я решил – родня-то, она важней будет, чем просто мексиканцы. Эй, я целую кое-чью задницу, и от этого домовладельцы вроде тебя и твоей сестры нагреют руки. Видишь ли, Дейв, гребаное Бюро по вопросам земельного и дорожного устроительства подсудобило какие-то трущобы в Линвуде. Там некогда располагался этот, как его, – мотель, переделанный в публичный дом, – и эти крутые ребята собираются переселять туда моих несчастных обделенных соотечественников, так что вы, домовладельцы, – ты и твоя чертова сестренка – можете выкупить первый этаж.

Башковитый – смельчак хренов. «А ты неплохо осведомлен обо мне».

– Слышь, Дейв Клайн по прозвищу Вышибала, – люди говорят о тебе.

Сменим тему: «Джонни Дьюхеймел, часом, не гей?»

– Да ты что! Он юбочник каких поискать.

– Давно его видел?

– Да так, видимся иногда. А что?

– Просто спросил. Он ведь работает над ограблением склада Гурвица, а это серьезное дело для такого новичка. Он тебе про это ничего не рассказывает?

Качает головой – насторожился, скотина. «Нет. В основном рассказывает о работе в Отделе по борьбе с организованной преступностью».

– Что-нибудь конкретное?

– Нет. Говорит, что вообще-то не должен никому ничего рассказывать. А с чего это ты ко мне прицепился?

– А ты с чего так опечалился?

Хук слева, хук справа – в воздухе засвистали кулаки. «Мы с Джонни виделись с неделю назад. Он сказал, что, мол, опять занимался этой гадостью. Особо он не распространялся, но сказал, что ему нужно подраться – так, в качестве наказания. Мы надели перчатки, и он нарочно позволил мне поколотить себя маленько. Помню, у него на ладонях еще были эти, как их, – волдыри».

Обрабатывал людей шлангом – выбивал показания. Как Джонни это, должно быть, противно. «Помнишь сержанта Стеммонса, Рубен?»

– Помню – твой напарник там, в отеле. Причесон У него что надо, вот только сам он, по-моему, тот еще тип.

– Ты его после видел?

– Нет.

– А Джонни – он о нем не упоминал?

– Нет. А что это ты вдруг спрашиваешь про Джонни? – Просто спрашиваю, – улыбнулся я. – Ну да, конечно, так я и поверил. Слышь – знаешь, что получится, если скрестить негра и мексиканца?

– Нет.

– Вор, которому неохота воровать.

– Смешно.

Поглаживая пивную бутылку: «Что-то не слышно чтобы тебе было смешно, и я знаю, о чем ты думаешь; там, в „Чавес Рейвин", Рокаби Рубен сказал, что нам нужно поговорить».

– Так говори.

Настоящий пачуко – открыл крышку бутылки и сделал огромный глоток. «Я слышал, как Нунан говорил о тебе с Шипстедом. Он тебя на дух не переносит. Считает, что это ты тогда выбросил Джонсона из окна и сделал гадость какому-то Мортону Дисканту. Он попытался выдавить из меня подтверждение того, что это ты выкинул Джонсона, и еще он сказал, что доберется до тебя.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Занимаюсь криминалистической экспертизой – на столике в собственной гостиной.

Проверяю на отпечатки: журналы, магнитофон, бобины: куча смазанных и четыре сносных отпечатка. Для проверки снял свои собственные – это подтвердило, что тогда, трясущимися пальцами, я все испортил.

Зазвонил телефон.

– Да?

– Рэй Линкер, Дейв.

– Вы закончили?

– Именно что «закончили». Во-первых, ни одного сносного отпечатка – а ведь мы проверили обе комнаты. В порядке исключения взяли отпечатки пальцев У клерка – он же владелец – сторожа и уборщицы – все трое негры. В комнатах – только их отпечатки – и больше ничьих.

– … Твою мать.

– Вкратце так оно и есть. Мы взяли на анализ мужскую одежду и проверили пятна спермы, обнаруженные на шортах. Группа крови снова первая, резус положительный и биохимия совпадает – так что ваш взломщик, или кто он там, – большой любитель пожить в мотелях.

– Ч-черт.

– Вкратце так и есть; вот с фотороботом нам повезло больше. Клерк и наш художник вместе составили его портрет, который ждет тебя в Бюро. А теперь…

– А как насчет снимков? Вы сказали клерку, что он понадобится нам для опознания?

Рэй вздохнул – почти рассерженно: «Дейв, парень смылся во Фресно. Он намекнул, что твое поведение его обеспокоило. Я предложил ему официальную компенсацию за выбитую тобой дверь, но он сказал, что это его не устроит. Он также сказал, чтобы его не искали, – он ушел, и с концами. Я не стал упрашивать его остаться, так как он заявил, что пожалуется на то, что ты выбил дверь».

– Твою мать… Рэй, ты проверял…

– Разреши предвосхитить твой вопрос. Я спросил остальных служащих, видели ли они того человека, оба ответили, что нет, и я им поверил.

Ч-черт. Мать вашу.

Подавляя зевок: «Сколько шума из-за какого-то 459-го, а, Дейв?

– Ну да, только не спрашивай у меня почему. Щелк – больно кольнуло в ухо.

Что ж, продолжим снимать отпечатки.

На конвертах пластинок отпечатки смазаны, а на самих пластинках с их желобками – ничего путного не снимешь. На моем хай-фай – Чамп Динин: «Меееед-ленные мысли: Чамп играет Дюка».

И пусть играет – а я полистаю журналы «Замочная скважина»:

Пианино, саксофон, бас – нежная, мелодичная музыка. Пикантные снимки, намеки: блондинистая нимфа М. М. добивается гея Р. X – и пойдет на все, чтобы вернуть его, так сказать, на путь истинный. Нимфоманка Д. М. – одаренная гигантскими размерами ищет столь же одаренных в спортзале Истона. Не меньше десяти дюймов – у нее даже линейка для этих целей припасена. Среди последних завоеваний: жеребчик – звезда порнофильмов Ф. Т., эстрадный юморист М. Б., немногословный актер вестернов Дж. С.

Надрывный сакс, пульсирующий бас.

И истории – байки странствующих торговцев. Фотографии, само собой: неряшливые матроны с сиськами, едва не вываливающимися из лифчиков. Трели на пианино – просто роскошно.

Под переливы Динина осилил один журнал. «Замочная скважина», июнь 1958 года.

У М. М. и бейсболиста Д. Д. М. – роман – и влюбленная в Д. Д. М. звезда слетает с катушек. Шикарный отель «Плаза» – десять дней и десять ночей любовного безумия.

Альтовые трели на саксофоне – вокруг меня кружатся Гленда, Мег, Люсиль.

Объявления: увеличение полового члена, обучение юриспруденции на дому. «Индиго» а-ля Динин – духовые инструменты, низкий диапазон.

Рассказ о папе и дочке – сразу начинается с диалога. И фото: неказистая брюнетка в бикини:

– Ну-у… ты похож на моего папу.

– Похож? Хотя я достаточно стар, чтобы быть им. Игра есть игра, правда? Я могу быть папочкой, поскольку гожусь на эту роль.

– Как там в песне поется: «Мое сердце принадлежит папе»?

Пробежим глазами статейку: сиротка Лоретта желает папу. Злой Терри лишает ее девства – она спит с ним и ненавидит это. Она продает себя взрослому мужчине, и потом ее убивает проповедник. И прилагается фото-Рафия; та самая брюнетка, задушенная поясом.

Чамп Динин надрывается, а я думаю:

Лоретта равняется Люсиль, Терри – равняется Томми. «Сиротка» Лоретта – ХЗ. Люсиль хочет папочку Джея-Си – трудно представить, что девочка вдруг возжелала этого жирного ублюдка.

Диалог – наверняка записан на пленку.

А автор сего «творения» – наш вуайерист.

«Замочная скважина», июль 1958 года – сплошные байки о кинозвездах. Посмотрим выходные данные – адрес в Долине – завтра надо будет туда наведаться.

Зазвонил телефон – делаю тише – беру трубку:

– Глен…

– Да. Ты сумасшедший или просто самонадеянный?

– Не знаю, может, и то и другое. Слушай, давай я приеду на съемочную площадку?

– Не надо. Сид Фритцелл снимает ночные сцены.

– Тогда поедем в отель. Мы не можем ни к тебе, ни ко мне – слишком рискованно.

Тот смех. «Сегодня читала в „Таймс", что Говард Хьюз и иже с ним улетели в Чикаго на какое-то совещание Министерства обороны. Дэвид, домик для гостей на Голливудских холмах свободен, и у меня есть ключи».

За полночь – будем считать, что бояться нечего. «Давай через полчаса?»

– Давай. Буду скучать.

Я положил трубку и врубил пластинку на полную громкость. Эллингтон/Динин, «Кролик». И сразу – воспоминания: сорок второй год, я – морской пехотинец, Мег, эта мелодия – мы танцуем в «Эль Кортез Скай Рум».

Теперь-то что – прошло шестнадцать долгих лет. Телефон под боком, осталось только набрать номер.

– Алло?

– Хорошо, что я застал тебя, – правда, я думал, что охотишься за Стеммонсом.

– Ну надо же мне иногда спать. Слушай, эксплуататор…

– Убей его, Джек.

– Ладно, согласен. Десять?

– Десять. Прикончи его и дай мне выиграть время.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Голливудские холмы – большой дом в испанском стиле, чуть поодаль от Малхолланд-драйв.

Окна светятся, у порога – машина Гленды. Дюжина комнат с лишком – ничего себе бордельчик на одну персону.

Я припарковался – и тут мои фары осветили «шеви» пятьдесят пятого года выпуска. Чертовски знакомый: тачка Гарольда Джона Мишака.

Чтобы убедиться, врубаю дальний свет: на крыле – логотип компании Говарда Хьюза.

Ночная тишь – темные дома, и лишь в одном горит свет.

Я выбрался из машины и прислушался: голоса – его и ее – тихие, приглушенные.

На крыльцо, пробую дверь – заперто. Голоса: его – раздраженный, ее – спокойный. Обхожу дом, снова прислушиваюсь.

Мишак: «… А могло быть и хуже. Ты будешь со мной – можешь притворяться, что это Клайн. Я видел, как он приезжал к тебе в Гриффит-парк, – что касается этого, ты можешь продолжать с ним встречаться – я не собственник, и партнеров у меня нет. Мистер Хьюз никогда не узнает, ты просто будешь спать со мной и достанешь деньги Клайна – а они у него есть, потому что он связан с мафией. Мистер Хьюз мне сам об этом сказал».

Гленда: «А как я узнаю, что ты – один?»

Мишак: «По тому, что Гарольд Джон – единственный человек в Лос-Анджелесе, который не боится ни мистера Хьюза, ни этого твоего лейтенанта, который считает себя таким невшибенным».

Обегаю дом, к окну столовой. Занавески висят неплотно, смотрю:

Гленда пятится назад, Мишак надвигается на нее, сдвигая бедра.

Движутся медленно – оба; за спиной Гленды – подставка для ножей.

Попробовал открыть окно – не поддается.

Гленда: «Так как я узнаю, что это будешь только ты?»

Гленда – одна рука шарит за спиной, вторая манит – иди, мол, сюда.

Гленда: «Думаю, нам будет хорошо вместе».

С тыла, задняя дверь – я вышиб ее плечом и вбежал в дом.

Коридор, кухня, а там —

Клинч: его руки ощупывают ее тело, ее руки нащупывают рукоятки ножей.

Стоп-кадр: я не могу пошевелиться. Застыв на месте, смотрю:

Ножи – в его спине, в шее – глубоко, по самую Рукоятку. Скрип кости – Гленда с силой надавила на Рукояти – мокрыми от крови ладонями. Мишак бросился НА НЕЕ.

Еще два ножа – Гленда продолжает слепо колоть…

Мишак хватается за подставку – достает секач.

Я подошел ближе – ноги точно ватные – в ноздри ударил запах крови.

Он попробовал ударить ее ножом – промахнулся – и шатаясь, задел подставку. Она продолжала колоть – в спину, в лицо, – лезвия продырявили его щеки.

Бульканье, хрипы, жалобный вой – умирающий Мишак. Рукояти ножей торчали под разными углами – я опрокинул его, повернул рукоятки, убил его.

Гленда – ни звука, только взгляд – МЕДЛЕННО – так уже было.

МЕДЛЕННО:

Мы выключили свет и прождали минут десять – снаружи не донеслось ни звука. Тогда принялись строить планы – обнимая друг друга окровавленными руками.

Нам повезло – ковра в столовой не было. Приняв душ, мы переоделись – в домиках Хьюза хранился запас мужской и женской одежды. Испачканную кровью мы уложили в мешок, вымыли пол, ножи, подставку.

Одеяла в платяном шкафу – завернули тело Мишака и заперли в багажнике его «шеви». Без десяти два, ночь – выбрались через заднюю дверь, никаких свидетелей. И снова в дом – наши-то машины стояли близ Малхолланд.

План – есть на кого свалить: Блуждающий Огонь – любимый лос-анджелесский непойманный убийца.

В одиночку веду машину Мишака в сторону Топанга-каньон. Детский лагерь «Хиллхейвен» – заброшенный, обитаемый разве что пьянчугами. Осветил все шесть домиков-хижин – никого.

Я отогнал машину подальше от глаз.

Протер ее.

«Хижина маленькой пумы» – оттащил туда тело.

Сломал ему глотку – точь-в-точь как это делал со своими жертвами Блуждающий Огонь.

Обвалял покойника в опилках – чтобы засорить раны. Это затруднит экспертизу: закрытые раны – идентифицировать нож практически невозможно.

Будем надеяться.

Говард Хьюз побоится огласки – не станет требовать поисков убийцы своего подручного.

Пешком добрел до Тихоокеанского шоссе. МЕДЛЕННО приходит страх —

За мной следят мириады воображаемых хвостов.

Хвост в эту ночь означал бы пожизненные неприятности.

На шоссе меня подобрала Гленда. Мы вернулись на Малхолланд и там поехали ко мне – на двух машинах, легли в постель – только чтобы поговорить.

Ни о чем – она еще держалась. Перед глазами – цветное кино – Гленда с ножами – пришлось нажать на нее. Убедиться, что ей это не понравилось.

Я ударил ладонью по подушке возле ее лица.

Направил свет ночника ей в глаза.

И принялся рассказывать:

Как мой отец пристрелил собаку – как я потом поджег его сарай для инструментов; как он ударил мою сестру, а я попытался застрелить его, но ружье заклинило; и про двух Тони – ублюдков, которые мучили мою сестру и которых я убил; а также про тех пятерых, которых я Убил помимо этого. Причем за деньги – так что, мол, дает тебе право так стильно играть?

Еще раз врезал по подушке, чтобы она заговорила, – ни стиля, ни слез.

Она барахталась, как могла, раскатывала на роликахв драйв-ин – и мнила себя актрисой. Чтобы заплатить за квартиру, иногда спала с мужчинами за деньги – кто-то из ее клиентов рассказал о ней Дуайту Жиллетту. Тот и предложил ей: работай на меня, а выручка поровну. Онасогласилась и стала работать на него – основными ее клиентами были военные нижних чинов. Раз даже спала с Джорджем Инджем – он обошелся с ней сносно – тогда как Дуайт регулярно поколачивал ее.

И она слетела с катушек. Мнимая актриса придумала вот что: купить у Джорджи пушку и припугнуть Жиллетта. Теперь у мнимой актрисы появляется реквизит: настоящий пистолет.

Как-то Дуайт заставил ее отвезти своих «племянников» к «своему брату» в Окснард. Это было здорово – симпатичные маленькие негритята, – а спустя неделю их показали по телевизору:

Два четырехлетних мальчика – заморенные голодом, замученные и изнасилованные – были обнаружены мертвыми в окснардском коллекторе.

Мнимая актриса, девочка на побегушках – тут в ней проснулась настоящая актриса:

Надо убить Жиллетта – пока он не отправил на смерть еще чьих-нибудь детишек.

Она его и убила.

Ей это не понравилось.

Такие дела не проходят бесследно – раны затягиваются медленно, и только элегантность игры спасает от воспоминаний.

Я обнял ее.

Я принялся говорить о Кафесьянах – взахлеб.

Чамп Динин убаюкал нас.

Проснулся я рано. И тут же услышал, как в ванной безутешно рыдает Гленда.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Харрис Дюланж – лет пятьдесят, гнилые зубы.

– Ну, коли и я, и мой журнал чисты, как у кота яйца, так и быть, расскажу вам, что такое «Замочная скважина». Перво-наперво мы нанимаем проституток и начинающих актрисулек для фотосессий. Писанина – вашего покорного слуги, он же – главный редактор; или каких-нибудь ребятишек из колледжа, которые высылают мне свои фантазии в обмен на бесплатные номера журнала. Словом, то, что в «Строго секретно» называют «тонкий намек на толстые обстоятельства». Потом всю эту бурду сдабриваем инициалами кинозвезд, и наши идиоты читатели (полагаю, умные нас все-таки не читают) думают: «Ого, неужели это и правда про Мэрилин Монро?»

Устал как собака – рано утром пришлось заезжать в Бюро за пинкеровским фотороботом. Эксли запретил расклеивать его по городу – а после событий сегодняшней ночи у меня не осталось сил, чтобы спорить с ним.

– Лейтенант, что это вы замечтались? Понимаю, не самый красивый офис в мире, но…

Я извлек из кармана июньский номер за 1958 год. Кто-то написал статью о дочке и папе?»

– Мне даже смотреть не надо. Про пухленьких брюнеток, желающих переспать с «папочкой», – так это Чамп Динин.

– Что-о? Да вы хоть знаете, кто такой Чамп Динин?

– Вернее, кем он был – он недавно умер. Я знал что это псевдоним.

Я показал ему пинкеровский портрет. Дюланж безразлично воззрился на него: «Это еще кто?»

– Большая вероятность, что тот самый парень, который написал эту статью. Вы его что – не видели?

– Нет. Мы с ним общались исключительно по телефону. Симпатичный парень, однако. Что удивительно, я думал, там – страх божий.

– Он не говорил, что его настоящее имя – Ричи? Это может помочь в установлении его личности.

– Нет. Мы всего раз говорили по телефону. Он представился «Чамп Динин» – я еще подумал: «Замечательно – такое может быть только в Лос-Анджелесе». Лейтенант, разрешите спросить – наш Чампстер, часом, не вуайерист?

– Да.

Дюланж кивнул и потянулся. «Почти год назад, где-то на Рождество, ни с того ни с сего звонит мне этот псевдо-Чамп: мол, у него есть кое-что в духе журнала «Замочная скважина» – вроде историй, подслушанных в борделе. Я сказал: «Прекрасно, присылайте – если что, договоримся». Ну и… он прислал мне две истории. Обратным адресом значился почтовый ящик до востребования – помню, мне еще подумалось: он что – в бегах или живет в почтовом ящике?

– Продолжайте.

– Значит, истории оказались хорошими. В смысле – хорошими для этого журнала – а я редко плачу за статьи, обычно только за фотографии. Короче, это оказались две истории про «дочки-папочки», и диалоги были очень реалистичными. Такое впечатление, что он их где-то подслушал. Правда, сами истории подкачали, но, в любом случае, я послал ему сто баксов наличными и записку: «Продолжай в том же духе, мне нравится».

– Статьи были написаны от руки?

– Да.

– Вы сохранили эти письма?

– Нет. Я их перепечатал, а потом выбросил.

– И так – каждый раз?

– Всегда. Сочинения Чампа выходили в четырех номерах, и всякий раз я перепечатывал их на машинке, а рукопись отправлял в корзину для бумаг. Помимо июньского номера статейки Чампа появлялись в февральском, майском и сентябрьском номерах. Хотите копии? Через недельку я вам это организую – вот только со складом свяжусь.

– А побыстрей никак?

– Для мокроспинников, которые работают на моем складе, неделя – и то будет слишком быстро.

Я достал свою визитную карточку и положил на стол. «Пришлите их мне на работу».

– Ладно, но, боюсь, вы будете разочарованы.

– Почему вы так думаете?

– Этот Чамп – артист одного номера. Псевдоинцест с пухленькими брюнетками в главной роли. Я вот думаю подкинуть ему мыслишку – чтобы он заменил главную героиню. Рита Хейворт, жаждущая секса с якобы «папочкой», звучит намного пикантней, а?

– Еще бы. А как насчет других сотрудников?

Он постучал себя по голове. «Вот все мои сотрудники. Ведь в нашем шикарном офисе не так много места». Не по себе – я подумал о Гленде. «Вы расплачивались с ним чеком?»

– Нет, каждый раз наличными. Когда мы говорили по телефону, он сам об этом попросил. Лейтенант, вы становитесь беспокойным, так что скажу сразу: проверьте почтовый ящик 5841 на главпочтамте. Туда-то я и посылаю деньги. Всегда наличными – и, если вы уже собрались натравить на меня Внутреннюю налоговую службу, прошу вас, не надо – потому что я учел Чампстеровы гонорары в какой-то из статей «малой кассы».

Жара – мерзкая утренняя потливость. «А голос – что у него был за голос?»

– Голос придурка, который мнит себя великим джазменом. Кстати, знаете – моего младшего брата подозревали в убийстве Черной Орхидеи[21]?

Установить наблюдение на главпочтамте – слишком много времени. Попытаться получить ордер на изъятие содержимого ящика – то же самое. Просто взять и взломать ящик – так и сделаем – позвоню Джеку Вудсу.

И снова таксофонные медяки:

Джек Вудс – нет дома. Мег – попросил снять со счета десять штук наличными. И никаких «почему», последние новости: они с Джеком снова вместе. Едва удержался от грязной усмешки: отдай эти деньги ему – я заказал ему Джуниора Стеммонса.

Мишак, утыканный ножами, – я вижу его, чувствую рукоять ножа, как лезвие вгрызалось ему в позвоночник.

И снова звонки:

Пробую разыскать Майка Брюнинга и Дика Карлайла – но их нет ни в Бюро, ни в участке 77-й улицы. Перед глазами живо встает картина: насмерть перепуганный, затравленный легавыми Лестер Лейк.

И тотчас же – другая картина – Гленда: «Черт, Дейв, ты видел, как я плачу».

И снова я поехал в Черный город – порасспрашивать народ. Бары и джаз-клубы, открытые в этот ранний час, – мне туда. Имена:

Томми Кафесьян, Ричи – старый приятель Томми? Тилли Хоупвелл – любовница – Томми К. и покойный Уорделл Кнокс? Ну, и наобум: Джонни Дьюхеймел – бывший боксер, переквалифицировавшийся в легавые.

Все это я пытался узнать:

У шлюх, у торчков, у бродяг, у алкашей, у барменов. Результаты: Ричи никто не знает, белых вуайеристов никто не видел. Тилли Хоупвелл – кое-кто из нариков припомнил, что она тоже торчала, но недавно лечилась в наркодиспансере. Уорделл Кнокс – «его убили, я не знаю кто». Школьник Джонни – «вроде такой боксер был».

Фоторобот вуайериста тоже не опознал ни один.

Вечер – открываются все новые клубы. И снова имена – и снова глухо – только и оставалось, что наблюдать за толпившимися у игровых автоматов. Ребята, заправлявшие автоматы в клубе «Рик-рак», – белые и мексы: тут как тут – федералы с фотоаппаратом. Щелк-Щелк – люди Микки на пленке – камикадзе Микки.

Не протолкнуться от «плимутов» полицейского образца – федералы, ребята из Управления. Неуемная Дрожь в коленях: а что, если за мной был хвост – ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ?

Останавливаюсь у таксофона – десятицентовые мостки закончились – кидаю жетоны:

Звоню Гленде – и себе – ее нигде нет. Джек Вудс уже не отвечает. Еду в «Било Лито» – спрашиваю, получая в ответ лишь презрительные усмешки.

Минимальный заказ – две порции напитка – усаживаюсь на табурет у стойки и заказываю два виски. Широко открытые глаза – от стены до стены – сплошные негры.

Виски разливает по телу тепло, мне приходит идея: дождаться Томми К. и выволочь его на улицу. Спишь ли ты со своей сестрой – а твой отец? – и лупить кастетом, пока из него не посыплются семейные тайны.

Бармен приготовил было третью порцию – я отказался. На сцену поднялся небольшой эстрадный ансамбль – я поманил саксофониста. Он согласился: двадцатку за попурри из Чампа Динина.

Приглушенный свет. Вибрафон[22] – ударные – саксофон – труба – поехали!

Мелодии – то громкие и быстрые, то медленные и нежные. Во время звучания одной из таких бармен и поведал мне историю жизни мифического Чампа Динина.

Вот что я узнал:

Появился из ниоткуда. Выглядел белым – но, по слухам, примесь негритянской крови у него все же имелась. Играл на пианино, на басу и саксофоне, сочинял музыку – джазовую, естественно; еще кое-чем промышлял. Красавец-жеребец, он трахался в борделях и ни разу не дал себя сфотографировать. Потом влюбился: три богатенькие наследницы и их мамаша. Четыре любовницы – в положенный срок – четыре ребенка. И по концовке его пристрелил рогоносец – папаша семейства.

Рюмка виски все еще стояла на стойке – одним махом я осушил ее. История моего вуайериста – и его история – все может быть:

Прослушка в борделях – точно так же, как в «Замочки скважине». Семейная интрига – как у КАФЕСЬЯНОВ.

Я выбежал на улицу – перешел дорогу в поисках таксофона. Номер Джека Вудса, три гудка. «Алло?»

– Это я.

– Дейв, не спрашивай. Я все еще ищу его.

– Ищи-ищи, я звоню не за этим.

– Тогда зачем?

– Еще две штуки, если согласишься. Знаешь главпочтамт в центре – ну, тот, что работает круглосуточно?

– Конечно.

– Ящик 5841. Взломай его и принеси мне содержимое. Подожди часов до трех, тогда тебя никто не заметит.

Джек присвистнул. «А, у тебя ж неприятности с федералами. И ты не можешь получить ордера на изъятие…»

– Так да или нет?

– Да. Мне нравится, когда у тебя неприятности – тогда ты становишься щедрым. Позвонишь завтра, лады?

Я повесил трубку. Тут меня осенило: номера машин. Работа Джека – те четверо, которых тряс Джуниор. Покопавшись в блокноте, я набрал номер транспортной полиции:

Медленно диктую цифры и начинаю ждать. Холодный воздух выветрил хмель из моей головы – наркоторговцы, которых тряс Джуниор, – возможно, кто-то из них сдаст мне Джуниора и Томми.

Вот что мне сообщили:

Патрик Деннис Орчард – мужчина, белый – 1704, Лай-Пойнт; Лерой Джордж Карпентер, мужчина, негр,

819, 71-я улица; Стивен (второго имени нет) Венцел, мужчина, белый, 1811, Сент-Эндрюс.

Двое из трех – белые, что удивительно. Думается: Лестер Лейк дал мне адрес Тилли Хоупвелл. Так, вот он: 8491, Саут-Тринити, квартира 406.

Это близко – я быстренько туда доехал. Пятиэтажное здание – я припарковался двумя колесами на тротуар.

Лифта не было – я взбежал по лестнице. Квартира 406 – нажал кнопку звонка.

Глазок приоткрылся. «Кто там?»

– Полиция!

Зазвенела цепочка, дверь открылась. Тилли: мулатка под тридцать, должно быть, наполовину белая.

– Мисс Хоупвелл?

– Да. – Выговор не тягучий, как обычно бывает у негров.

– Несколько вопросов.

Она отошла назад, видимо чем-то напуганная. Прихожая: потерто, но чисто. «Вы – из инспекции по надзору?»

Я закрыл дверь. «Полицейское управление Лос-Анджелеса».

Мурашки. «Борьба с наркотиками?»

– Административные правонарушения.

Она смахнула с телевизора газеты. «Я чистая. Как раз сегодня прошла наллиновый тест. Понятно?»

– Это меня не интересует.

– Тогда…

– Начнем с Томми Кафесьяна.

Тилли отступила на шаг, смахнула пыль со стула, бухнулась на него.

– Чего, мистер по-лицейский?

– Ничего. Не надо строить из себя тупую негритянку. Томми Кафесьян.

– Мы знакомы с Томми.

– Близко знакомы?

– Да.

– И также близко знакомы с Уорделлом Кноксом и Лестером Лейком?

– Верно. И я не из тех негритянок, которые считают это таким уж грехом.

– Уорделл мертв.

– Я знаю.

– Его убил Томми.

– Томми – плохой человек, но я не стану утверждать, что это он убил Уорделла. И даже если так, он находится под защитой полиции, так что я не сообщаю вам ничего нового.

– А вы – умная девушка, Тилли.

– Для цветной, вы хотите сказать?

– Просто умная. А теперь скажите – за что Томми мог убить Уорделла? Не из-за вас, случайно?

Аккуратная, почти чопорная – эта наркоманка с повадками учительницы. «Томми и Уорделл не стали бы ссориться из-за бабы. Опять же, я не говорю, что его убил Томми, но если он это и сделал, то, скорей всего, где-то замешаны деньги – или торговля наркотой. Что тоже не должно вас волновать, учитывая корзинки к Рождеству, которые миссис Джей-Си отсылает в Центральный полицейский участок».

Сменим тему: «Вам нравится Лестер Лейк?»

– Конечно.

– Вы ведь не хотите, чтобы его загребли по ложному обвинению в убийстве?

– Нет, но кто сказал, что так будет? Только полный дурак не заметит, что Лестер из тех, что мухи не обидят.

– Да ладно, вы же прекрасно знаете, что так никогда не бывает.

Забеспокоилась – сразу видно, недавно из наркодиспансера. «А что вам за дело до Лестера?»

– Мы помогаем друг другу.

– Вы хотите сказать – вы и есть тот самый домовладелец, для которого Лестер стукачит? Если хотите ему чем-то помочь, почините ему ванну.

И опять смена темы: «Джонни Дьюхеймел».

– А теперь я точно скажу: «Чего? Джонни как?» Еще имена: «А Лерой Карпентер… Стивен Венцел…

Патрик Орчард… или полицейский по имени Джордж Стеммонс-младший».

Рядом, на подносике – сигареты. Дрожащей рукой Тилли потянулась за ними.

Я выбил подносик у нее из рук – чтобы разговорить ее.

– Этот Джуниор – дерьмо собачье! Стив Венцел – мой друг, а этот урод Джуниор отобрал у него деньги и дурь и обозвал белым негром! Этот Джуниор наговорил ему всякой чуши! И я сама видела, как этот псих Джуниор глотал таблетки возле клуба – в открытую!

Прошу заметить: мои деньги. «Какую такую чушь? Да ладно вам, вы ведь только что из диспансера и вполне можете уколоться. Так что за чушь он говорил?

– Не знаю я! Стив просто сказал «всякую чушь»!

– Что еще он говорил вам про Джуниора?

– Больше ничего! Только то, что я вам сказала!

– Патрик Орчард, Лерой Карпентер – их вы знаете!

– Нет! Я знаю только Стива! И не хочу стукачить! Двадцать, сорок, шестьдесят – я положил купюры ей на колено. «Томми и его сестра Люсиль. Все, даже плохое. Томми никогда не узнает, что это вы мне рассказали».

Глаза наркоманки – к черту страх. «Томми говорил мне, что иногда Люсиль подрабатывает проституткой– и еше – что один парень из оркестра Стэна Кентона порекомендовал ее хозяину конторы по вызову из Беверли-Хиллз, Дугу… как же его… Дугу Анселету. Томми говорил, что Люсиль поработала на этого человека некоторое время, а потом он ее выгнал, потому что она заразила нескольких клиентов гонореей».

Тут же пришло в голову: Гленда – некогда тоже работала на Анселета. Кассета – клиент говорил Люсиль: «Заразила меня кое-чем».

Тилли – глаза наркоманки, еще купюра.

Карпентер, Венцел, Орчард – проехался по адресам с юга на север, дома никого не случилось. Снова свернул к югу; открыл окна – холодный воздух здорово прочищает мозги.

Убить Джуниора – раньше или позже, потом заклеймить пидором – посмертно. Снова обыскать его квартиру, избавиться от доказательств – потрясти его жертв. Разобраться с ограблением дома Кафесьянов – привязать его к проступкам Джуниора. И – большой знак вопроса – досье на Эксли.

Награда, предложенная Эксли за раскрытие дела, – командование Отделом по расследованию ограблений. Это наводит на мысли о Дадли Смите, который руководит расследованием дела об ограблении мехового склада, – и о его протеже, Джонни Дьюхеймеле.

Джонни и Джуниор – соучастники ограбления?

Мой инстинкт говорит: маловероятно.

Снова инстинкт: сдать Джонни Даду – нейтрализовать Эксли, подлизаться к Даду.

К югу, прибавив скорость: по слухам, Смит и его Ребята орудуют в участке 77-й улицы. Туда – у входа толпятся журналисты – им вешает лапшу на уши какой-то капитан полиции:

– Мы игнорируем убийства цветных цветными? Никогда!

– Ждите: виновных ждет скорое возмездие!

У дверей – охрана: гражданским вход воспрещен.

Показав жетон, вламываюсь внутрь. Обезьянник переполнен – негры – подозреваемые в убийстве соплеменников, две команды бравых стражей порядка с дубинками наперевес.

– Сынок.

В узком коридоре появляется Смит. Я подошел к нему – рукопожатием он едва не сломал мне кисть. «Сынок, уж не меня ли ты пришел навестить?»

Шаг в сторону. «Я ищу Брюнинга и Карлайла».

– А-а, замечательно. Эти товарищи скоро подтянутся, а тем временем поговори-ка со стариком Дадом.

Стулья вдоль стены – хватаю два.

– Сынок, за тридцать лет и четыре месяца моей полицейской службы я никогда не видел ничего подобного нынешнему федеральному расследованию. Ты сколько работаешь в Управлении?

– Двадцать лет и один месяц.

– А-а, прекрасно. Разумеется, с учетом военной службы. Скажи мне, сынок, – чувствуешь ли ты разницу между убийством белого человека и убийством азиата?

– Я никогда не убивал белого человека.

Дад подмигнул – дескать, эх ты шалунишка. «И я тоже. Все семь человек, которых мне пришлось отправить на тот свет по долгу службы, были чернокожими – разумеется, если считать таковых сынами человеческими. Сынок, ты не считаешь, что вся эта федеральная шумиха – чертовски дерзкий ход?»

– Считаю.

– Лаконично. И, со всей лаконичностью профессионального юриста, скажи мне: как полагаешь, что за этим стоит?

– Политика. Боб Галлодет – кандидат от республиканцев, а Уэллс Нунан – демократ.

– Ну да, случайные знакомые. И самое забавное, что федеральное правительство у нас представляет человек, сочувствующий… сам понимаешь кому. Как я понимаю, этот человек осмелился плюнуть тебе в лицо, сынок.

– У тебя хорошее зрение, Дад.

– Стопроцентное – всё мои парни. Ты ведь ненавидишь Нунана, сынок? И будет правдой сказать, что он, – Дадли подмигнул, – что он считает, что из-за твоей небрежности Сандерлин Джонсон совершил свой полет вне расписания?

Я подмигнул в ответ. «Он думает, что это я купил ему билет на рейс».

Басовитый смех. «Сынок, ты определенно умеешь рассмешить старика. Ты, часом, не католик?»

– Лютеранин.

– А-а, лютеранин. Второстепенная ветвь христианства. Ты все еще веришь, сынок?

– Нет – с тех пор, как мой пастор вступил в Американо-германский союз[23].

– А-а, Гитлер, да благословит его Бог. Конечно, он был не подарок, но, по мне, так лучше он, чем «красные». Сынок, ваша религия предполагает что-нибудь похожее на исповедь?

– Нет.

– Жаль, потому что сейчас комнаты для допросов перееполнены исповедниками и кающимися – сей благородный обычай призван не допустить нежелательной шумихи вокруг Управления, на кое нацелено федеральное расследование. К делу, сынок. Дэн Уилхайт рассказал мне о несколько… провокационном внимании к семье Кафесьян и о том, что вы – его агент-провокатор. Сынок, не хочешь исповедоваться – поведай свое мнение о том, чего он хочет.

Снова шаг в сторону. «Я сам от него не в восторге. Он возглавил Бюро расследований, а мне чертовски хотелось, чтобы это сделал ты».

– Похвальные чувства, сынок, – разумеется, я их разделяю. Но как ты считаешь – что у него на уме?

Расскажу-ка я ему – перед тем, как сдать Дьюхеймела. «Полагаю, Эксли желает скормить федералам Отдел по борьбе с наркотиками. Это самый независимый из наших отделов, и мне кажется – только кажется, – что он полагает, что это расследование что-то да нароет, и ему нужен козел отпущения, чтобы обезопасить все прочие отделы, а заодно и Боба Галлодета. Эксли, он ведь умен и амбициозен. Я всегда считал, что в один прекрасный день он устанет от работы в полиции и займется политической карьерой, и мы прекрасно знаем, как тесно он связан с Бобом. И еще я думаю – он, наверное, убедил шефа Паркера пожертвовать Отделом по борьбе с наркотиками – тоже печется о своем будущем, черт бы его побрал».

– Блестящая версия, сынок. Что касается самого ограбления Кафесьянов – какова твоя роль – роль человека, брошенного Эксли на это дело?

По пунктам: «Ты прав, я – агент-провокатор. В хронологическом порядке: Сандерлин Джонсон выпрыгнул из окна, и теперь Нунан ненавидит меня. Поползли слухи о федеральном расследовании, и одновременно с этим произошло ограбление дома семейства Кафесьян. И – также одновременно с этим – я подставил «розового» политика, восторгавшегося Нунаном. А теперь о самом ограблении – оно не стоит и выеденного яйца – просто какой-то извращенец нашалил. Но само семейство – информаторы и тесно связаны с одним из автономно функционирующих подразделений Управления. Поначалу я думал, что Эксли копает под Дэна Уилхайта, но потом понял, что он просто-напросто поднимает шумиху. На сцене появляюсь я и завожу в тупик расследование никому не нужного ограбления, которое совершил безвестный извращенец. На эту работу брошен лишь один человек – два, я хотел сказать, – а если бы Эксли и впрямь так уж хотел раскрыть это дело, он бы бросил на него не меньше полудюжины. Полагаю, он просто меня использует. Меня и мою репутацию».

Дадли, сияя: «Превосходно, сынок, – твоя сообразительность и способность четко излагать факты, достойная такого блестящего юриста, как ты, меня восхищает. А что думает об этом деле сержант Джордж Стеммонс-младший? Из своих источников я недавно узнал, что в последнее время он немного неадекватен».

Спазмы – только не отступать. «Под „источниками" вы подразумеваете Джонни Дьюхеймела, так? Джуниор был его преподавателем в академии».

– Джонни – славный парень, а вот ваш коллега Стеммонс должен бы подстричь свои позорно отросшие бачки. Ты знал, что я привлек Джонни к расследованию ограбления Гурвица?

– Ага, слышал. А не слишком ли он молод для такого дела?

– Он – способный молодой полицейский. К тому же я слышал, что ты сам желал бы заняться этим делом.

– Просто Отдел ограблений – чистая работа, Дад. Работая в Отделе административных правонарушений, п°стоянно рискую подставить кого-нибудь из друзей.

В ответ – тот же басовитый смех и подмигивание. «Сынок, твои мыслительные способности только что снискали тебе вечную дружбу некоего ирландца по имени Дадли Лиам Смит, и мне до сих пор непонятно, как получилось, что два таких сообразительных парня, как мы с тобой, до сих пор оставались просто знакомыми?

СДАЙ ЕМУ ДЬЮХЕЙМЕЛА.

СЕЙЧАС.

– Кстати, о дружбе, сынок. Насколько я понимаю, вы очень близки с Бобом Галлодетом.

В проходе – шум, крики: «Дейв Клайн – мой друг!»

Лестер – в комнате для допросов.

Я сорвался с места – как раз в это время закрывалась дверь в комнату номер три. Заглянул в окно – Лестер в наручниках выплевывает выбитые зубы – Брюнинг и Карлайл орудуют дубинками.

Удар плечом – дверь распахнулась настежь.

Брюнинг – непонимающее лицо. «А? Что?»

Карлайл – на стеклах очков – кровавый туман.

Запыхавшись, выпаливаю очевидную ложь: «Когда убили Кнокса, он был со мной!»

Карлайл: «Это было утром или вечером?»

Брюнинг: «Эй, самбо, – а теперь спой „Огни гавани"!»

Лестер выплюнул кровь вместе с зубами прямо Брюнингу в лицо.

Карлайл сжал кулаки – я сбил его с ног дубинкой. Брюнинг, ослепленный, вскрикнул – я врезал той жедубинкой ему по коленям.

И снова – знакомый акцент.

– Сынки, вам придется освободить мистера Лейка. Лейтенант, спасибо вам за помощь правосудию и вашепревосходное алиби.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Раннее утро – трейлеры. Гленда еще спала; Лестер свернулся калачиком возле «космического корабля».

Я вышел – Лестер пошевелился – забулькало дешевое вино. Междусобойчик: режиссер и оператор.

– Ладно тебе, Сид, – на сей раз главный вампир выкалывает глаза тому парню.

– Но Микки опасается, что фильм получится слишком жестоким. Я… я не знаю.

– Господи Иисусе, просто берешь кого-нибудь из массовки и наливаешь ему в глаза фальшивой крови.

– Да ладно тебе, Уайли. Дай хоть кофе попить – а то, знаешь, в шесть сорок девять утра я как-то не особо настроен придумывать кровавые сцены.

Лестер помахал мне – весь в порезах и синяках. «Всегда мечтал стать кинозвездой. Может, поторчу тут пару деньков, побегаю в массовке – каким-нибудь чернокожим вампиром».

– Не стоит. Брюнинг и Карлайл наверняка разыскивают тебя. Уорделла Кнокса, допустим, тебе не пришьют, но что-нибудь да нароют.

– Что-то не особо хочется куда-то смываться, м

– Придется. Я же говорил тебе вчера вечером: позвони Мег и скажи ей, что я велел сохранить за тобой квартиру. Ты что – хочешь, чтобы тебя пристрелили при попытке сопротивления аресту какой-нибудь ночью, когда ты уже решишь, что про тебя забыли?

– Нет, не особо. Слушайте, мистер Клайн, – никогда не думал, что Дадли может дать мне передышку.

Я подмигнул а-ля Дадли. «Ему нравится мой стиль работы, сынок».

Лестер побрел обратно к своей бутылке. Режиссер вытаращил на меня глаза, но я как ни в чем не бывало прошествовал к трейлеру.

Гленда читала мою записку. «Дэвид, это убьет… я хотела сказать, это поставит крест на моей актерской карьере».

– Надо же дать им хоть что-нибудь. Если они поверят, то не станут выдвигать обвинений в краже. И это отвлечет внимание от домиков для гостей.

– Пока ни по телевизору, ни в газетах ничего не сообщали.

– Чем больше времени пройдет, тем лучше. Хьюз может сообщить о его исчезновении, а рано или поздно обнаружится и тело. В любом случае, нас могут допросить, а могут и не допрашивать. У меня были с ним стычки, так что скорее заподозрят меня – хотя бы для проформы. Я справлюсь, и… и я знаю, что ты тоже справишься, ведь мы… вот черт.

– Профессионалы, ты хочешь сказать?

– Не будь так жестока. Пока слишком рано.

Она взяла мои руки в свои. «Когда мы сможем встреться в открытую?»

– Уже можем, наверное. Мне не стоило задержишься так поздно, и, может, стоит повременить, пока то да се.

– Пока что?

– Пока не уляжется история с Мишаком.

– Мы в первый раз упомянули его имя.

– Да мы о нем и не говорили почти.

– Ну да. Мы были слишком заняты раскрытием друг другу секретов. А как насчет алиби?

– Недели две ты была дома, одна. А что было раньше, ты не помнишь – да и кто помнит так долго?

– Но тебя беспокоит и что-то еще – прошлой ночью я догадалась об этом.

Шею защекотало – я и выдал: «Да все это дело Кафесьянов. Я говорил с девушкой, которая знает Томми К., и она мне сообщила, что Люсиль работала девушкой по вызову у Дуга Анселета».

– Не думаю, что мы были знакомы. Девочки редко назывались своим настоящим именем, и, если бы я знала кого-нибудь похожего на то, как ты ее описывал, я бы непременно тебе сказала. Ты собираешься его допросить?

– Ага. Причем сегодня.

– Когда она работала на Дуга?

– Дуга?

Гленда рассмеялась. «Я сама-то на него работала без году неделя – сразу после истории с Жиллеттом, и тебя это беспокоит, потому что ты знаешь, чем я занималась».

– Нет, не потому – я просто не хочу, чтобы все это было связано с тобой.

Наши пальцы сплелись. «А я и не связана – разве только тем, что связана с тобой». Она сжала мои пальцы. «Что ж, иди. Эскортное агентство „Премьер", 481, Саут Родео, возле отеля „Беверли Уилшир"».

Я поцеловал ее. «Сначала ты делаешь совсем плохо, потом – совсем хорошо»…;

– Нет – просто плохое ты предпочитаешь потреблять небольшими порциями.

– И то верно.

– Я бы не стала так уверяться. И – поосторожнее с Дугом – он приплачивает полиции Беверли-Хиллз.

И я ушел – с легким сердцем. Лестер выдавал неполнозубую версию «Огней гавани» столпившимся у «корабля» алкашам.

Новости по телефону:

Вудс напал на след Джуниора в Черном городе – потом тот проскочил на красный свет, и Джек потерял его. Джек, раздраженным голосом: «Такое впечатление, что он живет в своей машине. Жетон у него приколот к пальто, как будто он шериф на хреновом Диком Западе – я раз видел, как он заправлялся бензином, так из штанов у него торчали два здоровенных автоматических пистолета».

Прискорбно, зато:

Ящик 5841 он таки взломал – пошаришь, мол, под ковриком – там найдешь ключ, им откроешь почтовый ящик. «Четыре письма, Дейв. Господи, я-то думал, там брюлики или еще что интересное. Итого с тебя…»

Я повесил трубку и поехал к нему домой. Нашел: ключ, почтовый ящик, четыре письма. Назад, к машине – почта Чампа Динина.

Четыре конверта – два запечатанных, два распечатанных. Первым делом я распечатал непрочитанные – оба оказались от журнала «Замочная скважина» – судя по маркам, отправлены недавно. В каждом конверте содержалась пятидесятидолларовая купюра и приписка: «Спасибо большое, Харрис» или «Чамп – спасибо, старик!»

Два, судя по всему, прочитаны – решил сохранить? – без обратного адреса, рождественские марки 1957 года. Одиннадцать месяцев эти письма хранились в ящике – почему?

17 декабря 1957.

Дорогой сын,

Так грустно, что в эти праздничные дни ты не со мной. Обстоятельства были безжалостны к нам – вот уже несколько лет мы в разлуке. Остальные, конечно, тоже скучают, но не так, как я, и оттого я скучаю гораздо больше – в том числе о тех временах, когда мы были якобы счастливым семейством.

Хотя… странная жизнь, которую ты выбрал для себя, непостижимым образом успокаивает меня. Я не жалею о тех деньгах, которые я тебе высылаю, – даже посмеиваюсь про себя, когда твой отец читает список моих расходов, где встречаются кое-какие траты, которые я не спешу объяснять. Он, разумеется, считает, что ты скрываешься оттого, что боишься тягот реальной жизни. Я знаю, что обстоятельства нашей – и их – семейной жизни очень повлияли на тебя. Ты не можешь притворяться, как другие, и я люблю тебя за это. Должно быть, твои музыкальные интересы приносят тебе утешение, и я всегда покупаю пластинки, которые ты мне рекомендуешь, хотя это не та музыка, которую я предпочитаю слушать. Твой отец и твои сестры игнорируют эти пластинки, полагая, что я покупаю их лишь для того, чтобы быть поближе к тебе, так как с трудом переношу разлуку, но им невдомек, что я покупаю их, следуя твоему совету! Я слушаю их только тогда, когда никого нет дома и при выключенном свете. Каждый день я караулю почтальона, чтобы перехватить его, пока он не дошел до нашего дома – так, чтобы остальные не узнали, что мы общаемся. Это – наш секрет. Такой способ общения нов для нас с тобой, но, даже если нам и придется прожить так всю жизнь, точно давно потерявшие друг друга из виду приятели по переписке, живущие в одном городе, – я согласна, ведь мне прекрасно известны все те ужасы, что претерпели обе наших семьи за свою долгую безумную историю, равно как и то, что они с тобой сделали. Я понимаю и не осуждаю тебя. Это и есть мой рождественский подарок тебе.

С любовью. Мама

Аккуратный почерк, бумага с шероховатой поверхностью – отпечатков на такой не сохраняется. Никаких упоминаний о Ричи и о прочих именах: «свою долгую безумную историю» – «обе наших семьи». Семья моего вуайериста: мать, отец, сестры. «Обстоятельства нашей – и их – семейной жизни очень повлияли на тебя».

24 декабря 1957.

Дорогой сын.

Веселого Рождества – пусть настроение у меня совсем не рождественское, и даже те пластинки с рождественскими мелодиями в джазовой обработке, которые ты посоветовал мне купить, не развеселили меня, потому что мелодии показались мне с моими более традиционными вкусами несколько беспорядочными. Я чувствую себя усталой. Может, это оттого, что У меня в крови не хватает железа, как в рекламе геритола, которую показывают по телевизору, но, скорее всего, дело в той постоянной необходимости приспосабливаться – она-то меня и доконала. Я чувствую, что должна положить этому конец. Я абсолютно уверена, что больше не хочу ничего знать. Три месяца назад я сказала, что близка к этому, и это подвигло тебя на опрометчивый поступок. Больше я этого не хочу. Иногда, когда я слушаю самые красивые песни с тех пластинок что ты мне посоветовал, мне думается: вот он, Рай, совсем близко. Твои сестры – слабое утешение. С тех пор, когда твой отец заразил меня тем, что подцепил от той проститутки, я живу с ним только ради денег, и, даже если бы у меня был выбор, я бы все равно отдавала все деньги тебе. Пиши мне. На Рождество с почтой часто бывает неразбериха, но все остальное время я так и буду подкарауливать почтальона.

С любовью, Мама

Сестры, музыка, вылечившийся отец.

Мать – попытка самоубийства за три месяца до этого. «Это подвигло тебя на опрометчивый поступок». «Твой отец заразил меня тем, что подцепил от той проститутки».

Пленка вуайериста: клиент – Люсиль: «… ну, и еще ведь ты заразила меня кое-чем».

Дуг Анселет увольняет Люсиль: «… она заразила нескольких клиентов гонореей».

Ничего себе:

Выходит, вуайерист записывал на пленку Люсиль и своего собственного отца.

«Безумие».

«Обе наших семьи».

«Обстоятельства нашей – и их – семейной жизни очень повлияли на тебя».

Заехал домой, переоделся, взял с собой магнитофон, копии портрета и список клиентов. Остановившись у таксофона, позвонил Эксли и без объяснений:

– Лерой Карпентер – Стив Венцел – Патрик Орчард – ордер на их задержание. Отправьте участковых полицейских – мне нужны эти пушеры.

Эксли согласился – правда, неохотно. И даже на то, чтобы все происходило в Уилширском участке. Правда, с подозрением: почему не на 77-й?

Не отвечать же:

«Я тут заказал одного легавого – и не хочу, чтобы об этом пронюхал Дадли Смит – он слишком близок к тому полицейскому, который свистнул меха…»

– Я позабочусь об этом, лейтенант. Но с условием: вы напишете мне подробный рапорт.

– Есть, сэр!

Пол-одиннадцатого – эскортное агентство «Премьер» должно быть открыто.

Еду в Беверли-Хиллз – на Родео, прямиком возле «Беверли Уилшира». Открыто: большой двухкомнатный офис на первом этаже, приемная, за столиком – девушка.

– Мне Дуга Анселета, если можно.

– Вы – клиент?

– Потенциальный.

– Можно спросить, кто вам порекомендовал нас?

– Питер Бондюран. – Блеф чистой воды – тот еще любитель клубнички.

Голос за нашей спиной: «Карен, если он знаком с Питом, пропусти его».

Я вошел. Славный кабинет: темное дерево, гравюры – сцены из игры в гольф. Пожилой человек, одетый Для игры в гольф, на лице – официальная улыбка.

– Дуг Анселет – это я.

– Дейв Клайн.

– Как там Пит, мистер Клайн? Сто лет его не видел.

– Занят очень. Разрывается между работой на Говарда Хьюза и журнальцем «Строго секретно».

Фальшиво-теплым тоном: «Господи, уж мне эти его Истории. Знаете, уже несколько лет Пит является нашим клиентом и одновременно подыскивает таланты для мистера Хьюза. Собственно, мы представили мистера Хьюза нескольким молодым леди, работавшим у нас, и они заключили с ним контракт».

– Пит свое дело знает.

– И то верно. Господи, не верится, что он – тот самый человек, который подтверждает подлинность пакостных статеек в этом богомерзком журнальчике. Он не рассказывал, как работает «Премьер»?

– Не вдавался в подробности.

– Исключительно по рекомендации. Люди рекомендуют нас своим знакомым, те – своим и так далее. Мы работаем по принципу относительной анонимности – все наши клиенты обзаводятся псевдонимом и сами звонят нам, когда желают воспользоваться нашими услугами. Таким образом, у нас нет данных ни об их настоящем имени, ни о номере телефона. У нас есть личные дела, включающие фотографии девушек, которых мы посылаем на такие «свидания», и у них тоже есть псевдонимы – более или менее соблазнительного свойства. За редким исключением вроде Пита, я не знаю по именам и полудюжины наших клиентов и наших девочек. Личные дела девочек включают и списки их клиентов – это облегчает рекомендации. Анонимность, понимаете? Мы принимаем только наличные, и, уверяю вас, мистер Клайн, – я уже забыл ваше имя.

Ну-ка, потрясем его. «Люсиль Кафесьян».

– Прошу прощения?

– Мне ее рекомендовали – еще один клиент. Сексапильная брюнетка, немного полноватая. Он так и сказал – «с ней было здорово». К сожалению, он добавил, что вы ее уволили за то, что она заразила некоторых клиентов венерическим заболеванием.

– К сожалению, мне пришлось из-за этого уволить нескольких девочек, и у одной из них действительно была армянская фамилия. А что за клиент упоминал о ней?

– Парень из оркестра Стэна Кентона. Внимательно смотрит на меня – видать, заподозрил, что я полицейский. «Мистер Клайн, чем вы зарабатываете на жизнь?»

– Я адвокат.

– А с собой у вас что – магнитофон?

– Да.

– А почему носите револьвер в наплечной кобуре?

– Потому, что я – глава Отдела административных правонарушений Полицейского управления Лос-Анджелеса.

Лицо его стало наливаться краской. «Вам меня порекомендовал Питер Бондюран?»

Достаю портрет вуайериста, слежу за его реакцией. «Так это он меня рекомендовал? Я никогда не видел этого человека, и, судя по портрету, он значительно моложе, чем большинство моих клиентов, мистер…»

– Лейтенант.

– Мистер лейтенант Как-вас-там, вы находитесь вне вашей юрисдикции – немедленно покиньте мой кабинет!

Я закрыл дверь. Лицо Анселета стало красным – казалось, его вот-вот хватит удар – поосторожнее. «Вы, Должно быть, связаны с Мортом Риддиком из отделения Беверли-Хиллз? Поговорите с ним – он меня знает. И Пит Б. меня знает – позвоните ему и спросите обо мне».

Лицо его из свекольного стало пурпурным. На столе стоял поднос с закусками и выпивкой – я налил ему из графина.

Он выпил все это одним глотком и закивал, чтобы я добавил. Я добавил еще немного – он выпил это и заел какими-то таблетками.

– Сукин сын – прикрываться именем моего доверенного клиента! Сукин сын!

Еще добавки – на сей раз наливал он сам.

– Пару минут вашего времени, мистер Анселет. И вы заключите ценный контракт с Полицейским управлением Лос-Анджелеса.

– Треклятый сукин сын! – остывая.

Я достал список клиентов. «Вот вымышленные имена, которые я нашел в одном полицейском деле».

– Я не стану называть ни одно имя либо псевдоним моих клиентов.

– Тогда – бывших клиентов. Это все, что мне нужно.

Прищурившись, водя пальцем по списку: «Вот, Джозеф Арден. Несколько лет назад он довольно часто пользовался нашими услугами. Я еще запомнил, потому что моя дочь живет возле молочной Ардена в Калвер-сити. Неужели этот человек якшается с уличными девками?»

– Именно. А клиенты очень редко меняют псевдонимы. Итак, этот самый Арден – он имел дело с девушкой с армянской фамилией?

– Что-то не припомню такого. И помните, что я вам сказал: я не завожу документов на своих клиентов, и досье на эту триппероносную шлюшку принадлежит далекому прошлому.

Трепло, конечно, – вон шкаф на всю стену, забитый папками. «Послушайте запись. Всего две минуты».

Он постучал пальцами по циферблату своих часов. «Одну минуту. Меня пригласили в Хиллкрест, поиграть в гольф».

Быстренько: перемотка, стоп. Воспроизведение – пленку заело. Опять стоп, снова воспроизведение:

Люсиль: «В этих мотелях полным-полно неудачников и одиноких бедолаг».

Стоп. Воспроизведение: «Мелодия любви…», клиент: «… ну, и еще ведь ты заразила меня кое-чем».

Я нажал «стоп». Анселета это впечатлило. «Да, это Джозеф Арден. И голос девушки мне тоже знаком. Устроит?»

– Как вы можете быть уверены? Вы ведь слушали десять секунд.

Снова постучал по циферблату. «Послушайте, я делаю свои дела по большей части по телефону и хорошо запоминаю голоса. Вот вам ход моих мыслей: у меня астма. Этот человек говорит с присвистом. Я помню, как он позвонил мне – ни с того ни с сего, несколько лет назад. Он тоже говорил с присвистом, и мы немного поговорили об астме. Он сказал, что слышал, как двое в лифте обсуждали мою контору, и нашел ее номер в телефонном справочнике „Желтые страницы Беверли-Хиллз", в тамошнем объявлении, честно говоря, подразумеваются мои, скажем так, легальные эскорт-услуги. Несколько раз он заказывал себе девочку – и все. Удовлетворены?

– И вы не припоминаете, каких девушек он выбирал?

– Верно.

– И никогда не приходил смотреть на их фото?

– И это верно.

– И разумеется, никаких данных на этого клиента у вас нет.

Тук-тук. «Верно, и, Господи, они начнут партию без меня. А теперь, мистер полицейский-приятель-Пита-с-которым-я-общался-исключительно-из-вежливости, попрошу вас…»

Ему в лицо: «Сядьте. Не двигайтесь. Не прикасайтесь к телефону».

Он повиновался – дергаясь, кипя; физиономия его приобрела темно-красный оттенок. Картотечный шкаф – Девять ящиков – начинаю поиски:

Не заперто, папки из желтой бумаги, алфавитные указатели. Мужские имена – гребаный брехливый старикан сутенер. В алфавитном порядке: Амур, Фил; Анон, Дик; Арден, Джозеф.

Выхватываю ее – ни настоящего имени, ни адреса, ни телефона.

Анселет: «Это вопиющее вторжение в частную жизнь!»

Его заказы:

14. 07. 56, 1. 08. 56, 3. 08. 56 – Лейси Картунян – назовем ее Люсиль; 4. 09. 56, 11. 09. 56 – Сьюзан Энн Глинн. (На полях – пометка: «заставить эту девушку придумать себе вымышленное имя»; подозреваю, что она хочет, чтобы клиенты могли с ней связаться иначе, чем через фирму, чтобы не платить комиссию.)

– Они уже на второй лунке!

Я принялся выдвигать ящики – первый, второй, третий, четвертый – сплошь мужские имена. Пятый, шестой, седьмой – папки с инициалами, фотографии шлюх.

– Убирайся отсюда, вуайерист хренов, пока я не позвонил Морту Риддику!

Вытаскиваю папки – ни инициалов «Л. К», ни фотографий Люсиль.

– Карен, позвони в участок Морту Риддику! Выдираю его телефонный аппарат из розетки – его лицо перекашивается. Мои перекосы: к чертям Л. К., поищу-ка Г. Б.

– Мистер Анселет, Морт уже выехал!

Папки кончаются, Л. К по-прежнему не обнаруживается. Ага, нашел – Г. Б., в скобках «Глория Бенсон» – киношный псевдоним Гленды, как она рассказывала.

Я схватил папку, схватил магнитофон и выбежал вон. На улицу, к машине – взвизгнули покрышки – вперед, под нашу юрисдикцию.

Посмотрим, что тут у нас:

Две фотографии в обнаженном виде – датированные мартом пятьдесят шестого года – вид у Гленды на них на редкость обескураженный. Четыре «свидания», пометка: «упрямая девка, в конце концов вернулась в свою придорожную забегаловку».

Я порвал папку в клочья.

И врубил сирену – хорошо-то как, мать вашу!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

В транспортной полиции отыскались данные некой Сьюзан Энн Глинн – Оушен-вью-драйв, Редондо-бич.

Двадцатью минутами езды к югу. Домишко, обшитый досками, совсем далеко от океана, на пороге – силуэт беременной женщины.

Я поставил машину и пошел к ней. Блондинка за двадцать – точь-в-точь как в личном деле.

– Вы – Сьюзан Энн Глин?

Она жестом пригласила меня сесть. Ждала: сигареты, журналы.

– Вы и есть тот полицейский, о котором говорил по телефону Дуг?

– Он вас предупредил!

– Угу. Он сказал, что вы просматривали личное дело бывшего клиента, где упоминалось мое имя. И добавил, что вы можете прийти и надоедать мне, как вы надоедали ему. На что я ответила, что надеюсь, что он поспеет до полчетвертого – в это время возвращается с работы мой муж.

Был полдень. «А ваш муж не знает, чем вы занимались до знакомства с ним?

Изнутри завизжал ребенок – она задумчиво зажгла сигарету. «Угу. И я очень надеюсь, что если я пойду вам навстречу, то вы ему не расскажете».

– Так и есть.

Она закашлялась, улыбнулась. «Ребенок пошевелился. Значит, гм, Дуг сказал, что клиента звали Джозеф Арден, ну, я и начала прикидывать. Надеюсь, это не связано с убийством или с чем-то подобным? Потому что вел тот человек себя как джентльмен».

– Я расследую ограбление.

Закашлялась, поморщилась. «Знаете, я вспоминаю, что тот человек мне понравился. Еще я запомнила его потому, что Дуг тогда предупредил меня: будь с ним поласковей, потому что еще одна девочка из нашего агентства заразила его триппером, и ему пришлось лечиться».

– Он не называл вам своего настоящего имени?

– Нет. Вот я какое-то время работала под своим настоящим именем, но потом Дуг обвинил меня в том, что таким образом я подыскиваю клиентов в обход его заведения, и мне пришлось прекратить.

– Как выглядел этот Джозеф Арден?

– Приятный. Интеллигентный. Лет, может, под пятьдесят. По виду – не бедный.

– Высокий, маленький, толстый, стройный?

– Футов шесть, наверное. Среднего телосложения и волосы, как это – темно-русые, вот.

Я показал портрет. «Этот похож?»

– Слишком молод, по-моему. Хотя… подбородок похож.

Снова шум – Сьюзан поморщилась. Посмотрим, что за журналы она читает. «Фотоплей», «Невеста». «Вы знаете, что это такое?»

– Ну конечно. Это фотографии преступников. По Ревизору такие показывают.

Мягко: «Не могли бы вы…»

Затрясла головой – категоричное нет. «Мистер, этот человек не был преступником. Я буду смотреть на эти ваши фотки, пока этому карапузу у меня в животе не стукнет шестнадцать, и все равно его не опознаю».

– Он не упоминал, что у него есть сын по имени Ричи?

– Мы особо не разговаривали, но на нашем втором, типа, свидании он рассказал мне, что его жена недавно пыталась покончить с собой. Сперва я не поверила, потому что многие мужики рассказывают всякие грустные истории, чтобы тебе стало их жалко и ты притворилась, что тебе это очень нравится.

– Вы сказали, что сперва не поверили. Что же вас убедило?

– Он рассказал, что пару недель назад с его женой случился припадок – она вдруг начала кричать, схватила флакон очистителя для труб и принялась его пить. А он отобрал флакон и сбегал за врачом, который жил по соседству, чтобы не везти ее в больницу. Поверьте, это была слишком страшная история, чтобы усомниться.

– А он не сказал, потом он ее отправлял в больницу – долечиваться?

– Нет. Все сделал тот самый сосед врач. Он сказал, что не хотел, чтобы кто-то узнал, что его жена – сумасшедшая.

Одна зацепка точно есть. «А он не сказал, как звали его жену?»

– Нет.

– А имен других членов семьи не упоминал?

– Нет, точно нет.

– А других девочек, которые работали на Дуга Анселета?

Закивала – энергично: «Какую-то девушку с иностранной фамилией – знаете, которая кончается на – ян. Мне еще показалось, что он…»

– Лейси Картунян?

– Да-а.

– И что он о ней говорил?

– Что ей это дело нравилось по-настоящему. У мужиков, которые пользуются услугами девочек по вызову, это чуть ли не пунктик – каждый думает, что именно с ним тебе это понравится по-настоящему.

– А подробней?

– Он сказал: «Попробуй делать это как Лейси». А я спросила: «А как Лейси?» А он ответил: «По-настоящему». Вот и все, что он о ней сказал, – я в этом уверена.

– Так он не говорил, что именно она его заразила?

– Не-а – все, что он говорил, я вам передала. Сама я ни разу ее не видела, и больше никто о ней не упоминал. И вообще, если бы не смешная фамилия, я бы и этого не запомнила.

Восстановим хронологию:

Рождество 57-го: мамашу вуайериста снова посещают мысли о самоубийстве. Сентябрь 56-го – «свидания» Сьюзан Энн Глинн и Джозефа Ардена. Миссис Арден, выпившая очиститель для труб, – тайное лечение на дому. В полиции данные о самоубийствах обычно за семью печатями, а Арден к тому же богат – в случае самоубийства своей супруги он не пожалел бы денег на дополнительные меры.

Ниточки:

Письма, пленка, Анселет.

Цитаты:

Джозеф Арден – Люсиль: «Ты ведь заразила меня кое-чем».

Мамаша – Чампу-вуайеристу: «Твой отец заразил меня тем, что подцепил от той проститутки».

Выводы:

Наш приятель записал, как его собственный отец трахал Люсиль.

Сьюзан: «О чем это вы задумались?»

– Вам бы не захотелось этого знать.

– Ну… спросите еще что-нибудь.

Испытаем ее: «Когда вы работали на контору Анселета, вы не знали девушку по имени Глория Бенсон? По-настоящему ее зовут Гленда Бледсо».

Радостно улыбнувшись: «Помню. Она ушла от Дуга, чтобы стать кинозвездой. Когда я прочитала, что она заключила контракт с Говардом Хьюзом, я так за нее обрадовалась».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Участок Уилшир – пока жду, работаю.

Первым долгом проверил на наличие отпечатков мамашины письма – отпечатков оказалось два. Просмотрел в Отделе нравов досье Джека Вудса – так и есть, его пальцы.

Почему последнее письмо в ящике датировано прошлым Рождеством?

Я позвонил Сиду Риглю: проверь данные на попытки самоубийств – белые женщин начиная с Рождества 1957 года. Просмотри отчеты коронера, опроси личный состав участков – как городской, так и окружной юрисдикции. Особые приметы: средних лет, состоятельная, муж-сын-дочери. Сид сказал, что поможет мне на полставки – «тебя ведь постоянно нет на месте – вот я и Руковожу отделом – кому-то же надо».

Я позвонил в молочную Ардена в попытке определить личность Джозефа Ардена. Холодно: ни владельцев, ни сотрудников по фамилии Арден там не оказалось – основатель фирмы умер бездетным.

Заехал в Университетский участок – 4 утра – перекличка ночной смены продолжается. Разговор по внутренней связи:

– Никто из ваших сотрудников не задерживал человека с таким псевдонимом – это белый мужчина?

Один нашелся: «Вроде я», – ни настоящего имени, ни марки машины, ни сколько-нибудь детального описания он припомнить не смог.

Джозеф Арден – пока никто.

Проверим новости с телетайпной ленты: 187-х в районе Топанга-каньон не отмечено. Пусть себе Мишак разлагается.

Ужин: шоколадные батончики из автомата. Нашел пустую предвариловку, принялся ждать.

Отодвинул стул – фактически я уже вырубался. В полусне: мистер Третий говорит: «Привет!»

Мотель «Красная стрела» – вуайерист взламывает дверь Люсиль. Но взломана и дверь его комнаты – причем следы от отмычек не совпадают. Ограбление Кафесьянов: несчастные псы порублены на куски и ослеплены – причем их глазные яблоки засунуты им в глотки.

Вуайерист всхлипывал, прислушиваясь:

Люсиль со случайными клиентами – и с его собственным отцом.

Назовем вуайериста пассивным.

Назовем взломщика жестоким.

Украденное серебро найдено; распоротый матрац и разорванное одеяло на кровати вуайериста. Предположительно: сам вуайерист. Новый инстинкт: кто-то третий: тот, кто взломал дверь, – он же и ограбил дом, и распорол матрас.

Тоже тот еще маньяк.

Полусон – и в нем меня преследуют демоны, одержимые сексом. Полубодрствование: «Ваша парочка, лейтенант», – сотрудник в штатском заталкивает в комнату двоих.

Один белый, второй цветной. Парень в штатском приковал их наручниками к стульям – руки застучали по перекладинам стульев.

– Блондин – Патрик Орчард, а негр – Лерой Карпентер. Мы с напарником приезжали также на квартиру к Стивену Венцелу – такое впечатление, что парень смывался впопыхах.

Орчард – тощий, прыщавый. Карпентер – пурпурный костюм – мечта прикинутого негра.

– Спасибо, начальник.

– Рад стараться, – улыбнулся тот. – В особенности – что удалось удружить шефу Эксли.

– Проверяли, приводы есть?

– Конечно, проверяли, лейтенант. Лерой – неуплата алиментов, а Пат – неявка к инспектору по надзору – он у нас условно осужденный, в округе Керн.

– Если они согласятся сотрудничать, я отпущу их. Он подмигнул. «Ну, а то».

Я подмигнул в ответ. «Утром заглянешь в обезьянник, если не веришь».

Орчард улыбнулся. Лерой: «Чего?» Парень в штатском: «А?» – пожал плечами и вышел.

Представление начинается.

Я пошарил под столом – оп-ля! – на сцене появляется дубинка. «Я сдержу свое слово. Ваше задержание лично к вам не имеет ни малейшего отношения. Дело касается полицейского по имени Джордж Стеммонс-младший. Видели, как он задерживал вас двоих и еще парня по имени Стивен Венцел, и все, что мне надо, – чтобы вы рассказали об этом».

Орчард – облизнул губы – рад, мол, стараться.

Лерой: «Пошел ты, белый ублюдок, я знаю свои права».

Ударил его дубинкой – по рукам, по ногам – и опрокинул его стул. Он боком грохнулся на пол – ни вскрика, ни визга – крепкий, гад.

Орчард – не терпится постукачить: «Эй, я знаю этого Джуниора!»

– И?

– И он отобрал у меня бабки!

– И?

– И украл мои… мои…

– Твою дурь, ты хотел сказать. И?

– И он был обдолбанный по самое не балуйся!

– И?

– И еще орал, типа, он «главарь бандитов» или еще что-то.

– И?

– И отделал меня! А потом жрал колеса прямо у входа в клуб «Алабама».

То же самое сказала и Тилли Хоупвелл. «И?»

– И-и-и…

Я двинул его стул дубинкой. «И?»

– И-и… и я знаю Стива Венцела, С-с-стив рассказывал, ч-что Д-джуниор г-говорил ему всякую чушь!

И снова – совпадение с показаниями Хоупвелл. Посмотрел на Лероя – тот вел себя слишком тихо – посмотрим на его пальцы.

Теребит пояс, причем украдкой.

Я рывком подвинул его стул и дернул негра за пояс – оттуда посыпались мешочки с героином.

Импровизация:

– Пат, я нашел это не у мистера Карпентера, а у тебя. А теперь – ты мне больше ничего не хочешь сообщить про Джуниора Стеммонса, Стива Венцела и себя самого?

Лерой: «Гребаный псих». Н-да, раньше был «белый ублюдок».

– ТАК ЧТО, мистер Орчард?

– И-и-и С-стив с-сказал, ч-что з-заключил сделку с психом Джуниором. Д-жуниор по-пообещал С-стиву к-кучу бабок за его д-дурь. С-стив с-сказал мне об этом п-пару дней назад. Он с-сказал, ч-что Д-джуниор п-по-просил с-сутки, чтобы достать деньги.

Лерой: «Скотина дрисливая! Стукач недоделанный!»

Псиииих Джуниор – УБЕЙ его, Джек.

Вертя в руках дубинку: «Хранение героина с намерением продать. Участие в незаконном обороте наркотиков. Нападение на сотрудника полиции, потому что вы замахнулись на меня. И, мистер Орчар…»

– Согласен! Согласен! Согласен! Дубинкой по столу. «!!?»

– И п-псих Д-джуниор з-заставил меня зайти вместе с ним в клуб «Алабама». 3-знаете легавого, к-который был боксером?

– Джонни Дьюхеймела?

– Д-да, к-который в-выиграл «3-золотые перчатки». Д-джуниор стал приставать к-к-к…

Язык начал заплетаться – снимаю с него наручники, пусть полегчает.

Лерой: «А с меня вы наручники что – боитесь снять, мистер по-лицейский?»

Орчард: «Ч-черт, вот так лучше».

– И?

– И Д-джуниор начал доставать парня… ну, б-бок-сера.

– А что делал Дьюхеймел в клубе «Алабама?»

– Д-да вроде следил за парнями, которые возились в той комнате – знаете, за портьерой?

– Какими парнями? Чем они занимались?

– П-похоже, они спиливали серийные номера с тамошних игровых автоматов.

– и?

– Послушайте, вы все время это говорите!

Я треснул дубинкой по столу – тот аж подпрыгнул. «Я зачем Джуниор Стеммонс заставил тебя пойти с ним в клуб?»

Орчард – руки умоляюще подняты вверх. «Ладно, ладно. Джуниор Как-его-там был обдолбанный по самое не балуйся. Он привязался к тому парню-боксеру и начал нести пургу, типа, у меня есть большие бабки, чтобы купить какие-то норковые шубы. А тот парень, ну, боксер, обалдел и стал затыкать Джуниора. Они чуть даже не подрались, а потом я увидел тех двоих полицейских – ну, еще двоих, – они сидели поодаль и с интересом прислушивались».

– Опиши тех двоих.

– Да сволочного вида. Один – крупный блондин, второй – худой и в очках.

Брюнинг и Карлайл: так, что у нас получается?

Дьюхеймел наблюдает за автоматами – по заданию отдела? Приспешники Дадли наблюдают за ним – подозревают в краже мехов?

Орчард: «Послушайте, мне нечего больше ответить на ваше „и"! Грозите чем хотите – я больше ничего не знаю!»

Попробуем черномазого. «Колись теперь ты, Лерой».

– Пошел ты, я не стукач.

– Конечно нет. Ты – мелкий независимый наркоторговец.

– Чего?

– А того, что твой героин светит на месяц исправительных работ.

– А ни хрена – у меня есть поручитель, готовый внести залог, и классный еврейчик адвокат, чтобы меня вытащить. Ну арестуете вы меня, ну позвоню. Так чего пристал, урод?

Я расстегнул на нем наручники. «Что, Томми Кафесьян прижимал тебя хоть раз, Лерой?»

– Я Томми К. не боюсь.

– Еще как боишься.

– Хрена с два.

– Ты либо платишь ему за крышу, либо стукачишь ему, либо прячешься от него.

– Хрена с два.

– На стукача ты, правда, не похож, но полагаю, что тебе частенько приходится оглядываться через плечо, ожидая, что тебя заметят ребята Кафесьянов.

– Может, и так. Но может, Кафесьянам уже недолго быть наркобаронами южной части города.

– Тебе это не Джуниор Стеммонс, часом, напророчил?

– Может, и он. А может, просто слухи – в связи с этим федеральным расследованием. И так и этак я не стукач.

Крепкий орешек.

– Лерой, почему бы тебе не рассказать о том, как тебя задержал Джуниор Стеммонс?

– Пошел ты…

– И о том, о чем вы говорили.

– … Твою мать!

– Знаешь – если ты сейчас будешь молодцом и поможешь мне, ты поспособствуешь падению Кафесьянов.

– Пошел ты! Я не стукач.

– Лерой, ты был знаком с торговцем марихуаной по имени Уорделл Кнокс?

– Пошел ты. Если и так, что с того?

– Его убили.

– Пошел ты, Шерлок.

– И еще – сейчас повальная тенденция расследовать убийства негров неграми.

– Пошел ты, Дик Трейси. Крепкий орешек, но тупой как пень.

Я отвел Орчарда в соседнюю камеру и приковал наручниками, потом вернулся к Лерою.

– Рассказывай о себе и Джуниоре Стеммонсе, или я сдам тебя Дадли Смиту и скажу ему, что это ты убил Уорделла Кнокса и вдобавок изнасиловал полдюжины белых детишек.

И – последний улар – кладу героин на стол: «Если расколешься, я сделаю вид, что не видел этого».

Лерой схватил свою дурь. Ага! – сразу согласился сотрудничать.

– Все, чем этот урод Джуниор и я занимались, – разговаривали. Точнее, говорил он, а я слушал – он отобрал у меня деньги и еще кое-что, и я знал, что жетон у него настоящий.

– А имени Томми Кафесьяна он не упоминал?

– Нет, специально не упоминал.

– А имени сестры Томми, Люсиль?

– Не-а.

– А парня, который следит за Люсиль?

– Не-а. Он только сказал, что семейка Кафесьян идет на дно, из-за этого федерального расследования. Еще он сказал, что, когда федералы нейтрализуют Кафесьянов, новым наркобароном Южного города станет он сам…

УБЕЙ ЕГО.

– … этот гребаный сопляк-легавый, притом полный придурок и торчок. Он сказал, что у него кое-что на Кафесьянов есть и еще у него есть доступ к материалам расследования его босса, в которых тоже полно дерьма, чтобы шантажировать Джея-Си Кафесьяна…

УБЕЙ ЕГО.

– … и потом выгнать их из города и занять их место, и вот тут-то я аж язык прикусил, чтобы не рассмеяться.

Еще у него якобы есть информация на тех двух братьев, которые работают на Микки Коэна. Что, мол, они собираются шантажировать кинозвезд…

Папки Джуниора – маленький сервис жеребцов Веккио.

– … но самое смешное было в конце – когда сопляк Джуниор заявил, что собирается занять место Микки Коэна – как будто это все еще такое выгодное место.

– И?

– И я подумал, что тех денег и наркоты, которую у меня отобрали, не жалко, раз взамен дали так посмеяться над этим придурочным ублюдком.

Наблюдение Вудса: Джуниор, Томми и Джей-Си в «Бидо Лито». Вудс слышал, как Джуниор предлагал защищать ИХ от МЕНЯ. Двойной агент Джуниор – убить его, хотя бы из жалости.

– Отдавай дурь.

– Ты-ы… ты же сказал, я могу ее забрать.

– Давай сюда!

– Пошел ты, брехло!…

Дубинкой я сбил его с ног, сломал ему запястья, открыл дверь.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

«Посмеяться над придурочным ублюдком».

Дверь в квартиру Джуниора – новые замки – количеством шесть штук – вот идиот! Замки-то все как в Управлении – открываю их своими ключами – у меня есть главный ключ к каждому.

Врубаю свет —

На полу – рисовые хлопья.

Струна от пианино – натянута на уровне лодыжек.

Дверь серванта заколочена, мебель забита мышеловками.

ПСИИИИХ.

Так, на сей раз помедленнее – в прошлый визит я завозился с этим чемоданом.

Вскрываю двери серванта – ничего, кроме остатков еды.

На кухонном полу – россыпь кукурузных хлопьев и кнопки.

Раковина грязная до омерзения: машинное масло, осколки стекла. Дверь морозильника залеплена изолентой. Отдираем:

Ампулы амилнитрита на подносе со льдом.

В кастрюльке – конопля.

Шоколадное мороженое – под ним – пинтовый судок. К черту мороженое, открываем судок —

Фотоаппарат «минокс» – шпионский вариант – пленки внутри нет.

В гостиной – струны натянуты на уровне шеи – пришлось пригнуться. В ванной – снова мышеловки, аптечка с заклеенной крышкой – рывком открываю, а там – какие-то капсулы, а на полочке – две банкноты по сто баксов.

Корзина для белья – крышка плотно заколочена – отдираю, дергаю —

Окровавленные иглы, использованные шприцы – явно неспроста. Выбрасываю – а под ними – маленький стальной сейф.

Заперт – швыряю о стену, открывается.

Моя добыча:

Одна сберкнижка «Бэнк оф Америка» – на счету девять тысяч сто восемьдесят три доллара сорок центов.

Два ключа от ячеек банковского хранилища, карточка-инструкция. Ч-черт: «Доступ предполагает пароль и/или визуальный контроль».

Вот оно, значит:

В этих ячейках и хранятся доказательства – Джуниор – меры предосторожности: дело почти сделано – ПСИИИИХ.

Логика:

ТАМ хранятся доказательства вины Гленды и доказательства соучастия Клайна, там же – пистолет, купленный Глендой у Инджа.

Найди пароль.

Обшариваю спальню – на ковре – толстый слой битого стекла – чемодан исчез. В ящиках стола – всякая хрень – какие-то обрывки бумаги.

Я содрал с кушетки матрац, проверил и то и другое – а заодно и стулья: ничего, что указывало бы на тайник, не нашел. Разбил телевизор – щелкнула, захлопываясь, мышеловка. Те самые дырки в стене, что я проделал в прошлый раз, – забиты ватой.

Ни пароля, ни папок, ни прочих указаний доступа к треклятой банковской ячейке. Папки с данными Экс-ли и Дьюхеймела тоже исчезли.

Треск, хруст – рисовые хлопья под ногами.

Дз-з-зинь! – телефон.

Аппарат в гостиной – хватаю трубку.

– Да? Алло?

– Это я, Венцел. Э-э… Стеммонс… послушай, чувак… я не хочу иметь с тобой дел.

Голосом Джуниора: «Давай встретимся».

– Не… Я верну тебе деньги.

– Ну же, давай поговорим о…

– Нет, ты ненормальный! – Щелк – что получается: Джуниор выкупил наркоту Венцела, Венцел – позднее прозрение.

Сберкнижка, ключи – забрал их с собой. Трясущимися руками закрываю замки – убей его, Джек.

Оттуда я поехал к Тилли. Четыре лестничных пролета, стучу – никакого ответа.

Щурюсь в глазок, прислушиваюсь – свет, взрывы смеха по телевизору. Ударом плеча открываю дверь.

Тилли переключает каналы – распростерлась на полу, в наркотической полудреме.

На стуле – мешочки с дурью – в общей сложности примерно фунт весом.

Щелк – Перри Комо, боксерский матч, Пэтти Пейдж. Тилли – ничего не выражающее лицо – кайф ловит.

Я притворил дверь и щелкнул задвижкой. Тилли – с пустым взглядом переключает каналы: Лоренс Уэлк, Спейд Кули. Я схватил ее в охапку, потащил —

Вцепилась в меня, забилась – хорошо. Ванная, под душ, врубаю воду – на полную —

Холодную – ее одежда моментально намокла. Померзнет – очухается. Намок и сам – и черт бы с ним.

Заморозил ее: крупная дрожь, гигантские мурашки. Застучали зубы – пытается умолять – сейчас ты у меня вспотеешь.

Горячая вода – набрасывается на меня с кулаками – позволяю ей пинать и колотить меня, извиваясь в моих руках. Опять врубаю холодную. «Хорошо! Хорошо!» – не бормотание наркоманки.

Вытащил ее из ванной, усадил на унитаз.

– Я полагаю, что Стив Венцел оставил эту дурь тебе на хранение. Он собирался продать ее тому полицейскому, Джуниору Стеммонсу, о котором мы говорили прошлым вечером, и Джуниор уже заплатил ему за нее. А теперь он желает вернуть Джуниору деньги, потому что Джуниор – ненормальный, и он боится его. А теперь рассказывай, что ты об этом знаешь.

Тилли затрясло – крупной, спастической дрожью. Я швырнул ей полотенца и врубил батарею.

Она немедленно закуталась. «Вы расскажете моему инспектору?»

– Нет, если согласишься сотрудничать.

– А как быть с этим…

– С тем барахлом, которое лежит на стуле, – за которое я могу упечь вас в какую-нибудь женскую тюрьму лет на десять, если захочу, конечно?

Холодный пот. «Да».

– Я его не трону. И я прекрасно вижу, что тебе нужна доза, – так чем быстрее ты все расскажешь, тем быстрее сможешь уколоться.

Красные круги, жар. «Стив услышал, что Томми Кафесьян разыскивает его, чтобы убить. Один пушер, Пат

Орчард – Стив его знает, – сегодня днем он был в участке. И тот полицейский избил его и вынудил давать показания.

– Это был я.

– Я не удивлена, но позвольте, я все же расскажу. Значит, так: по словам Стива, тот полицейский – насколько я поняла, это были вы, – начал расспрашивать Пата Орчарда о том полицейском, Джуниоре. Он рассказал ему, что Стив продал ему большую часть своей дури и что Джуниор говорил ему всю эту чушь, что он собирается стать наркобароном. Стив сказал, что съезжает с квартиры и собирается вернуть Джуниору деньги, потому что Томми его ищет.

– Выходит, Венцел таки оставил вам дурь на хранение. Беспокоится – ерзает под своими одеялами. «Так и есть».

– Я освободил Орчарда каких-то три часа назад, а то и меньше. Как же он успел обернуться?

– Перед тем как пришел Стив, приходил Томми. Он рассказал мне, потому что знает, что я знаю Стива, и он решил, что мне может быть известно, где он прячется. Я не стала говорить ему о вашем визите прошлым вечером и еще что не знаю, где Стив, – и это правда. Он ушел, потом пришел Стив и оставил мне свою нычку. Я ему еще сказала: «Беги от этих психов – Томми и Джуниора».

Стив звонит Джуниору – и попадает на меня. «О чем еще вы говорили с Томми?»

Обогреватель парит теплом – с Тилли градом стекает пот. «Он хотел со мной… ну, того, но я отказала, потому что вы сказали мне, что это Томми убил Уорделла Кнокса».

– О чем еще? Послушай – чем раньше я уйду, тем раньше ты сможешь…

– Томми сказал, что ищет парня, который шпионит за его сестрой Люсиль. Он еще сказал, что чертовски зол на него.

– Что еще он тебе про него говорил?

– Ничего.

– Он не упоминал, что его зовут Ричи?

– Нет.

– Что он – музыкант?

– Нет.

– Не сказал, что у него есть предположения, где может быть тот парень?

– Нет. Он еще обозвал его «чертов призрак» и сказал, что не имеет понятия, где он.

– А о еще одном парне – который следит за тем парнем – он не говорил?

– Нет.

– А никакого другого имени того парня – не называл?

– Нет.

– Чамп Динин, например?

– Вы что – думаете, я дура? Чамп Динин – это был такой музыкант, он сто лет назад умер.

– А что еще говорил о Люсиль Томми?

– Больше ничего.

– Не упоминал о человеке по имени Джозеф Арден?

– Нет. Пожалуйста, мне очень надо…

– Томми не говорил, что он сам спит с Люсиль?

– Мистер, у вас какое-то болезненное любопытство относительно этой девушки.

Быстро: в переднюю, назад – с наркотой в руках.

– Мистер, это принадлежит Стиву.

Я открыл окно и посмотрел вниз – прямо под нами, в проходе между домами, играли на деньги.

– Мистер…

Я взял один из мешочков – не самый маленький – и швырнул его в окно. «Так что еще Томми рассказывал о Л юс иль?»

– Ничего. Пожалуйста, мистер!

Снизу – крики: дурь, упавшая с небес.

Еще два отправились следом. «Прошу вас, мистер, мне это нужно!» – четыре, пять – снизу уже орали.

«ТОММИ И ЛЮСИЛЬ!» – шесть, семь, восемь.

Девять, десять – «Вы ошибаетесь, если вы так думаете! Вот вы бы стали заниматься этим со своей сестрой?»

Сбылись мечты игроков – слава Иисусу!

Одиннадцать, двенадцать – я швырнул их в Тилли.

В центр – в архив – личное дело Стивена Венцела – приводы, фотографии. Венцел – два срока за наркоту, тот еще урод: белый отморозок со впалыми щеками. Ни сообщников – ни излюбленных мест пребывания – так что я вернулся к НИМ.

К дому – свет горит, у входа – машины. Я припарковался, внимательно всмотрелся в окна, оценивая обстановку:

Подъездная дорожка – темно – я присмотрелся в поисках новых собак. Перемахиваю забор, озираюсь вокруг – Мадж на кухне, Люсиль нигде не видать. Темные комнаты, кабинет хозяина – Джей-Си, Томми и Эйб Уолдридж.

Я пригнулся. Окна закрыты – не слышно ни звука. Что ж, придется смотреть:

Джей-Си размахивает бумагами, Томми хихикает, Уолдридж – посмотрим на его ладони – спокойно.

Приглушенные крики – так, что зазвенело стекло.

Прищурился – Джей-Си все не выпускает бумаг из рук. Подошел поближе – ч-черт – это формы Отдела административных правонарушений.

Наверное, рапорты Клайна Эксли – о вуайеристе. Cro-то спер – или Джуниор, или Уилхайт.

«Томми сказал, что ищет парня, который шпионит за его сестрой Люсиль. Он еще сказал, что чертовски зол на него».

Обогнул дом – к своей машине. Вуайерист-наблюдатель – не свожу глаз с ее окна. Прошло сорок минут – ага! – Люсиль – голая, как ни в чем не бывало. Свет погас чертовски быстро – тупо смотрю на входную дверь, по-прежнему желая наблюдать за ней.

Десять минут, пятнадцать.

Хлоп! – трое мужчин выбегают из дому – все направляются к разным машинам. «Мерк» Томми слетает с тротуара – аж искры полетели.

Джей-Си и Уолдридж отправляются на север.

Томми – строго на юг.

За ним —

Л а Брея, строго на юг, Слоусон, поворот на восток – в края, где водятся негры в пурпурных костюмах. По шоссе на восток, Централ-авеню – на юг.

Рай для вуайеристов.

Машин мало – отстану-ка от нашего любителя чернушек. Шоссе на юг – вновь на восток – Уотте.

Томми посигналил фарами – дескать, торможу; Авалон и 103-я – длинный ряд ночных клубов.

Негритянский рай.

Два здания, связанные между собой дощатой верандой, – три этажа, открытые окна, пожарные лестницы.

Томми припарковался и вылез из машины. Подъехал – сдал назад – наблюдаю:

Он подошел к тому из зданий, что по правую руку.

Забрался по пожарной лестнице.

Ступил на крышу веранды.

Томми на карачках: шаткие доски, хватается за бельевые веревки.

Томми подглядывает в окно с левой стороны здания.

Нет, я не так выразился: не подглядывает, а просто смотрит.

Я выскочил из машины, помчался по ступенькам. В подъезде – никого, на третий этаж:

У дверей – вышибалы. Смотрят – к кому бы этот легавый? Черт с ними – вхожу в помещение.

Раскрашенные под зебру стены, гуляки: белые, цветные. Музыка. Шум – вечеринка в разгаре.

Осматриваю помещение: никого схожего с фотороботом, Томми тоже нет.

Смотрю в окно: и на крыше веранды Томми нет.

Народу валом: белые любители джаза, разодетые негры – не протолкнуться.

Ноздри защекотал дым марихуаны – длиннорылый Стиви Венцел попыхивает косячком.

Гуляки просачиваются между нами.

За его спиной – Томми, руки в карманах пальто.

Рывок – в руках у Томми обрез.

Я заорал.

Какой-то негр вырубил свет – комната погрузилась во мрак.

Тра-та-та – автомат, ясное дело, – одна длиннющая очередь. Брызги, отдельные хлопки – пистолетные выстрелы – крики – вспышка из дульного среза осветила Стива Венцела – без лица.

Истошные вопли.

Я прорвался к окну, выбрался наружу.

Пополз по дощатому скату; в волосах – стекло и брызги мозгов.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

На север по Харбор Фривей, рация надрывается:

– Код три всем постам, в районе 103-й и Авалон массовое убийство, 10342, Саут-Авалон, третий этаж, кареты скорой помощи, ответьте; повторяю всем постам: массовое 187-е, 10342, Саут-Авалон, спросить коменданта здания…

В ноздрях – запах крови – хотя плащ скрыл ее следы; я чист, но запах никак не улетучивался.

– Повторяю: внимание всем постам – четверо убитых, 10342, Саут-Авалон, код три, кареты скорой помощи, ответьте.

Шок от выстрелов – это будет похуже, чем Сайпан, – дорога расплывалась перед глазами.

– Патрульные автомобили – окрестности 103-й и Авалон – код три – срочно явиться к сержанту Дис-броу – код три…

К Шестой по наклонному спуску автомагистрали, затем в сторону ресторана Майка Лаймана – излюбленного места поздних ужинов Эксли. Хватаю за рукав какого-то официанта – мне срочно нужен шеф.

Счастливые лица вокруг меня – а я вижу уродов.

– Лейтенант, сюда, пожалуйста.

Иду следом за официантом. Кабинет в глубине зала – Эксли стоит, Боб Галлодет развалился на диване – в чем дело?

Эксли: «Что случилось, Клайн?»

Поблизости – барные табуреты – я кивнул ему на них. Боб – весь напрягся – вне пределов слышимости.

Эксли: «Так что случилось?»

– Помните тот ордер на задержание, который вы выписали сегодня утром?

– Помню. Задержать троих мужчин и доставить в участок Уилшир. Вы, кстати, должны мне объяснить, зачем вам это понадобилось, так что начните с…

– Один из этих троих – независимый наркоторговец по имени Стив Венцел; полчаса назад Томми Кафесьян расстрелял его в упор из автомата в одном ночном клубе, в Уоттсе. Я был там и все видел, об этом уже известно. На данный момент четверо убитых.

– Объясните мне это.

– Это все сводится к Джуниору Стеммонсу.

– Обоснуйте.

– Т-твою… он вляпался по самые… черт, он колется, трясет пушеров. А еще он – голубой и обрабатывает педиков в парке Ферн-Делл, и я полагаю, что он крадет копии моих рапортов на ваше имя, касательно 459-го кафесьяновского дела, носится по Черному городу как сумасшедший и всем втирает этот бред, что он, мол, станет новым…

Удержав меня за локоть: «И вы решили разобраться во всем самостоятельно».

Я высвободился: «Именно. Джуниор выкупил у Венцела его запас наркотиков, ибо – кавычки открываются – новым наркобароном Южного города станет он сам – кавычки закрываются. И вот один из тех двоих, кого я допрашивал, в частности о Стеммонсе и Венцеле, сдал обоих Томми К. Я проследил за Томми до самого Уоттса и был там, когда он застрелил Венцела.

С истинно патрицианской холодностью: «Я отправлю на это дело бригаду ОВР, Отдела внутренних расследований. Жертвы – Венцел и случайные посетители, так?»

– Так.

– Тогда я позабочусь, чтобы его имя не попало в газеты и сводки новостей, что позволит нам навсегда избавиться от последствий этого задержания.

– Если вы не хотите, чтобы об этом разнюхали федералы, то вам надо устроить дела с прессой прямо сейчас.

– Клайн, вы ведь знаете, что вам…

– Я не стану приближаться к Томми Кафесьяну – пока, – пусть даже я видел, как он убил человека, и вы не хотите объяснить, почему вы используете меня, чтобы обработать это семейство.

Ни упреков, ни возражений, ни объяснений.

– Где сейчас Стеммонс?

– Не знаю. – УБЕЙ ЕГО, ДЖЕК.

– Думаешь, они…

– Не думаю, что они станут его убивать. Они, конечно, могут подрядить Дэна Уилхайта, но они вряд ли станут убирать человека из Полицейского управления.

– Мне нужен четкий подробный рапорт об этом деле в течение двадцати четырех часов.

Я стал надвигаться на него – Боб Г. не сводил с нас глаз. «Не стоит ничего писать, вы что, блин, с ума сошли? И раз уж на то пошло, рад сообщить, что Джуниор влюбился в Джонни Дьюхеймела, так что, когда увидите Дадли, передайте ему, что на него работает голубоглазый блондинчик – мечта пидора».

Эксли заморгал – просторечные выражения его явно раздражали. «Должны быть причины, по которым вы не рассказали мне о Стеммонсе раньше».

– Просто вы не располагаете к дружеской беседе.

– Это есть, но есть и другое – вы слишком умны и не боитесь обращаться к власть имущим, когда вам это надо.

– Тогда сделайте мне разрешение на досмотр банковской ячейки. Джуниор хранит наркоту в одном из банков, так что помогите мне достать ее оттуда, пока это не скомпрометировало все Управление.

– Ваша искренняя озабоченность похвальна – но ведь вы – юрист и прекрасно знаете, что подобными делами занимается федеральное ведомство, в частности федеральный атторней Уэллс Нунан.

– Вы можете подать прошение в федеральный суд.

– Нет.

– Нет, и?

– Нет, и я хочу, чтобы вы сей момент отправлялись на квартиру к этому Стиву Венцелу и обыскали ее на предмет доказательств его связи с Джуниором Стеммонсом. Если таковые найдутся, уничтожьте. Этим вы окажете Управлению неоценимую услугу.

– Шеф, позвольте мне разобраться с Джуниором.

– Нет, я намерен лично обзвонить всех сотрудников ОВР. Я намерен быстренько расследовать это дело с перестрелкой в Уоттсе, лично найти Стеммонса и переправить его туда, где федералам будет его не достать.

Джуниор сдает Гленду – большой экран – «Виста – Вижн» – трехмерное изображение…

– Тогда вы скроете любые компрометирующие факты касательно меня и моих близких?

– Да. Только вот не надо прикрываться тем, что так печетесь об интересах Управления. Вы всегда защищали свои собственные. Зная, кто вы есть, я все прекрасно вижу.

Сменим тему: «За мной тут, часом, ОВР не следит после истории с Джонсоном? А то я периодически наблюдаю за собой хвост».

– Нет. Если за вами кто и следит, то это федералы. Я ведь вас простил за то убийство – запамятовали?

Глаза – лазерные лучи: ублюдок заставил меня моргнуть.

– Идите вымойтесь, лейтенант. От вас пахнет кровью.

Я приехал на квартиру Венцела – у подъезда стояла машина Джея-Си. Все понятно: уничтожаются потенциальные улики, могущие указать на знакомство покойного с Томми К.

В глазах – расплывчатые видения:

Федералы берут Джуниора живым. Он предлагает сделку: они не разглашают его голубизну, он сдает им Клайна. Джуниор – большой специалист по части улик и вещдоков: предъявляет им полный список всех моих заказных убийств, включая суммы гонораров.

Туда – снова в логово безумца.

Приезжаю, поднимаюсь, открываю шесть замков. Свет – и очередной кошмар:

На плите – гильзы от патронов.

В тостере – красные фейерверки.

Батарея утыкана лезвиями от опасной бритвы.

Итак:

Камеру, всякие бумаги – в мешок.

Снова перерываю мебель – четыре стула – на одном – едва видимая прореха в обшивке:

Рву обшивку, запускаю руку:

Заначка – пятьдесят шесть баксов.

Копии рапортов по делу Жиллетта – украденные из Отдела убийств.

Новый рапорт «Гленда» – Клайн, новые детали:

Перед тем как застрелить и зарезать Жиллетта, мисс Бледсо произвела два выстрела, не достигших цели, из уже упоминавшегося револьвера тридцать второго калибра, приобретенного ею у Джорджа Инджа (см. данные баллистической экспертизы № 114-55, прилагающиеся к делу, заведенному в участке Хайленд-парка, в разделе, где описаны пули, извлеченные из трупа Жиллетта и найденные засевшими в стенах его квартиры). Данный револьвер сейчас находится у меня на хранении; он был оставлен мне Джорджем Инджем перед его отъездом из Лос-Анджелеса. Я произвел шесть пробных выстрелов из этого оружия, и баллистическая экспертиза пуль показала, что они идентичны тем, какие были извлечены из тела убитого и из стен его квартиры. Оружие завернуто в пластиковый пакет – проверка отпечатков обнаружила наличие четких отпечатков больших пальцев правой и левой руки, которые по одиннадцати сравнительным признакам идентичны отпечаткам, найденным в деле 1946 года, когда несовершеннолетняя в то время Гленда Бледсо была арестована за магазинную кражу.

«На хранении», «завернутый в целлофан» – спрятанный в банковской ячейке.

Простучал стены – тайника не обнаружилось.

Расстегнул молнию на подушках – мне в лицо захлопнулась пара мышеловок.

Рванул отставшую паркетину – оттуда засветилась всеми лучами радуги фигурка Иисуса, из тех, что крепятся на приборную доску автомобиля.

Джуниор – на 99 % ПСИ И И ИХ – на 1 % абсолютно здравомыслящий человек. Отчеты у него – прямо-таки образцовые: методичные, логически выверенные, лаконичные, четкие, понятные – описания орудий убийства. И все эти чудесные методичные, логически выверенные, лаконичные, четкие, понятные доказательства достанутся тому, на кого безошибочно указывает элементарная мыслительная логика, – мстительному наследнику ПСИИИИХА Джуниора – гребаному Говарду Хьюзу.

Хохотал я до одури – под ногами хрустели рисовые хлопья. За стенкой послышались голоса – мол, почему этот славный мистер Стеммонс вдруг стал смеяться как НЕНОРМАЛЬНЫЙ?

Схватил телефонную трубку, набрал номер непослушными пальцами.

– Алло? Дей…

– Ага, я.

– Где ты? Что случилось с Дугом?

Анселет – давнее прошлое – время, потраченное впустую. «При встрече расскажу».

– Так приезжай сейчас.

– Не могу.

– Почему?

– Я тут жду одного… в его квартире. Есть шанс, что он появится-таки дома.

– Так оставь ему записку – пусть позвонит тебе сюда. Только бы не рассмеяться. «Нельзя».

– У тебя такой странный голос.

– Я же сказал – все расскажу при встрече. Тишина – только легонький скрип в трубке – вспомнился Мишак.

– Дэвид, ты…

– Не произноси его имени. Ни в газетах, ни по телевизору ничего не сообщали, так что полагаю, что еще нет.

– Даже если и сообщат, я знаю, что делать.

– Ты всегда знаешь, что делать.

– А ты всегда подталкиваешь меня к этому.

– Я же следователь.

– Нет – ты человек, который делает дела. А меня – меня нельзя объяснить.

– Но я всегда…

– Но ты всегда будешь пытаться – так что приезжай сейчас и попытайся.

– Сказал же, не могу– Гленда, рассказывай.

Услышал, как она, чиркнув спичкой, зажгла сигарету, с шумом выдохнула: «Ну, сегодня на площадку приезжал Герман Герштейн и поднял хай. Как я поняла, он просмотрел смонтированный материал и опасается, что Сид Фритцелл сделал фильм слишком кровавым, вот Микки и досталось. Вдобавок цитирую: „… Вся эта фигня с вампирским инцестом еще навлечет на наши задницы треклятый гойский „Легион благопристойности" – этих чертовых моралистов недоделанных", – конец цитаты. В довершение всего Крутой пожаловался, что Рок заразил его вшами, а Сид Фритцелл показывал нам смонтированные кадры из своей порнушки, что он снимает в Линвуде. Актеры, конечно, не писаные красавцы, но съемочной группе вроде понравилось».

Глянул в окно – скоро рассвет. «Я буду по этому номеру».

– Тогда до вечера?

– Я позвоню тебе.

– Береги себя.

– Всегда.

Я повесил трубку, схватил стул и точно куда-то провалился. И тотчас меня обступили вампиры: Томми, мой папаша – он гнался за Мег с расстегнутой ширинкой. Сон без сновидений, чья-то рука на моем плече – «НУ да, это – командующий Отделом административных правонарушений».

– Лейтенант, проснитесь! Дергаюсь, просыпаюсь.

Двое типичных представителей ОВР – с пушками в руках.

– Сэр, Джуниор Стеммонс умер.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Код три – в «Бидо Лито» – на двух машинах, никаких объяснений. Я перепуган не на шутку: Джек обещал, что вывезет труп в безлюдное место.

Боковыми улочками – а там:

Журналисты, патрульные автомобили, «плимуты» – щелкают фотокамерами со съемным объективом федералы. Вокруг орудуют полицейские в штатском – пока не поставили веревочных заграждений от толпы.

Я припарковался и пристроился за санитарами из морга. Федералы болтают между собой – подался чуть ближе, прислушался.

– … И их фотографий нет в картотеке ФБР. Неизвестные, может, какие залетные, – видели, как они управлялись с игровыми автоматами здесь и в дюжине других мест.

– Фрэнк…

– Пожалуйста, послушай меня. Вчера Нунан получил анонимное сообщение – проверить один гараж тут неподалеку. Мы прибыли на место – и тут же обнаружили склад игровых автоматов. Однако – это был всего лишь отдельно стоящий гараж на грязной боковой улочке, и мы никак не можем найти владельца – хоть об стенку головой бейся.

Возня с игровыми автоматами —. и черт с ней.

Я вбежал внутрь. Полным-полно начальства: Эксли, Дадли Смит, инспектор Джордж Стеммонс-старший, уйма народу из лаборатории, тут же – Дик Карлайл и Майк Брюнинг.

Оба разом уставились на меня – спасителя Лестера Лейка. Характерным жестом вскинули средний палец – Брюнинг поцеловал свой.

Лампы-вспышки. Стеммонс воет, едва не плачет.

Парни из морга вкатили носилки. Я – за ними: мимо эстрады, по холлу – прямиком в зал игровых автоматов.

ЧЕРТ:

Мертвый Джуниор – скрюченный на полу в позе эмбриона.

И – верные признаки законченного наркомана – жгут на предплечье. Стиснутые в предсмертной судороге зубы.

Из вены торчит шприц; глаза выпучены. Короткие рукава – прекрасно видны дорожки и израненные вены.

Суется парень в униформе. «Я проверял его карманы. У него был ключ от входной двери».

Техник из лаборатории: «Рано утром пришел уборщик – он-то его и обнаружил. Господи, только этого нам не хватало в разгар треклятого федерального расследования».

Коронер, точно прочитав мои мысли: «Либо это обыкновенная передозировка, либо кто-то ему помог. Эти шрамы ясно дают понять, что парень – наркоман. Боже, а ведь он – сотрудник полиции Лос-Анджелеса».

Джек Вудс – ни в жизнь.

Меня толкнул локтем Рэй Линкер. «Дейв, там тебя Эксли требует».

Я помчался на парковку. Подле машины Джуниора Стоял Эксли. «Объясните».

– А что тут объяснять? Либо и правда передоза, либо Кафесьяны.

– Люди из ОВР сказали, что нашли вас спящим в квартире Джуниора.

– Верно.

– Что вы там делали?

– Я ездил на квартиру Стива Венцела и нашел у подъезда машину Джея-Си. Квартира Джуниора была рядом, и я подумал, что он может там появиться. Что там с Уоттсом?

– Пятеро убитых, никаких свидетелей. Вы говорили, что, когда Томми К. открыл огонь, было темно?

– Ну да, он заставил какого-то нефа выключить свет. Вы…

– Венцел был единственным белым среди погибших, и состояние трупа затруднило опознание. Очевидно, автоматная очередь спровоцировала нескольких посетителей, имевших при себе оружие, открыть огонь – было произведено несколько разрозненных выстрелов. Мы с Бобом Галлодетом ездили на место – утихомирить прессу. Мы сообщили им, что все убитые были нефами, и пообещали пропуска на территорию «Чавес Рейвин», если они не станут поднимать шум. Разумеется, они согласились.

– Ну да, но разве вы можете ручаться, что федералы не прослушивают полицейскую волну?

– Да, они там пытались что-то фотографировать, но вроде бы пока считают, что произошедшее – очередная негритянская разборка.

– И поскольку они обвиняют нас в том, что мы не уделяем расследованию подобных дел должного внимания, вы бросили на его раскрытие дюжину ребят из Отдела убийств?

– Именно, и еще мы с Бобом беседовали с влиятельным негритянским проповедником. Он сам подумывает податься в политику и пообещал нам поговорить с близкими погибших. И между делом убедить оных не давать показаний федералам.

Машина Джуниора – грязная, с налетом жирной копоти на окнах. «Что вы здесь нашли?»

– Наркотики, консервы и книги на гомосексуальные темы. Конфисковано ОВР.

Изнутри послышался шум. Мы оба взглянули в окно: Стеммонс-старший опрокидывает стулья. «Так что с Джуниором?»

– Прессе сообщим, что это несчастный случай. Расследованием займется ОВР – без лишнего шума, естественно.

– Не приближаясь к семейству Кафесьян?

– И до них дойдет очередь в свое время. Как думаете, тут может быть замешан Отдел по борьбе с наркотиками?

Всхлипы Стеммонса.

– Клайн…

– Нет. Им, конечно, нетрудно было устроить передозу, но я не думаю, что это они. Лично я склоняюсь к версии, что это все-таки обыкновенная передозировка.

– Почему вы так решили?

– Патрульный сказал мне, что нашел у него в кармане ключ от входной двери. Он был законченным наркоманом и вдобавок полупомешанным, а всем известно, что это заведение – берлога Томми К. Если они и решили его убрать, то не стали бы оставлять тела здесь.

– В каком состоянии вы нашли его квартиру?

– Расскажу – не поверите; вы должны позволить мне провести экспертизу. Я обучался этому в университете, и небезрезультатно – к тому же я там наследил, и теперь в комнатах полным-полно моих отпечатков.

– Давайте, а потом сотрете. И позвоните в телефонную компанию – пусть дадут список последних звонков с его номера. Прошлой ночью вы упоминали, что Стеммонс хранит в банковской ячейке наркотики.

– Так и есть.

– Вы знаете, в каком именно банке?

– Чековые книжки и ключ от ячейки у меня.

– Отлично, и вы – юрист, так что я проглочу вашу выдумку с наркотиками и попрошу вас поднять свои учебники по праву и найти там способ обойти Нунана и получить ордер на изъятие содержимого ячейки.

– Выдумку?

Со вздохом: «У Стеммонса был на вас компромат. Скорее всего он и хранится в этом банке. Каким-то образом он пытался вас шантажировать – непонятно, правда, почему вы не разобрались с ним вашим излюбленным способом – не припугнули, пока он не дошел до крайней точки своего безумия.

А ВОТ ТЕПЕРЬ Я ЕМУ РАССКАЖУ.

– Была у него папочка и на вас. Вместе с досье на Джонни Дьюхеймела. Я же видел, как вы задергались, когда вчера вечером я вскользь упомянул Дьюхеймела, так что не надо ваших гребаных снисхождений.

– Опишите содержимое. – Никакой реакции – только ледяной холод.

– Все ваши дела в бытность следователем Бюро. Четко и в хронологическом порядке – Джуниор был асом по части сбора письменных доказательств. Я нашел ее, когда обыскивал его квартиру на прошлой неделе. Прошлой же ночью она исчезла.

– И чем вы это объясните?

Я подмигнул ему а-ля Дадли. «Скажем так: здорово будет узнать, что у моего старинного приятеля Эда тоже рыльце в пушку. И не беспокойтесь о кафесьяновском деле – я зашел слишком далеко, чтобы останавливаться».

В окне: скорбящий папа Стеммонс. «Пойди успокой его, Эдди. Пока он нам все не испортил к чертовой бабушке».

– Позвоните после того, как произведете экспертизу, – выжидательно; я смотрю на его удаляющуюся спину…

И снова в окно:

Эксли – неспешно подходит к Стеммонсу – ни рукопожатия, ни дружеских объятий. Приоткрываю окно, прислушиваюсь.

– Ваш сын… запрещаю вам вмешиваться, тем паче говорить с прессой… таким образом вы сможете не афишировать тот факт, что он был извращенцем.

Стеммонс зашатался – окончательно обезумел от горя.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

В центр, кручу ручку радиоприемника.

Станция КМПС: «В одном из джаз-клубов южного Лос-Анджелеса найден мертвым полицейский – по данным из полиции, причина смерти – сердечный приступ».

Поворот ручки, а там: «Стрельба в ночном клубе! Погибли пять негров!»

Аккуратное обращение с прессой – Эксли работает быстро.

Про Джона Гарольда Мишака – ничего.

Полицейская волна – какие-то идиоты полицейские назвали Джуниора по имени.

В Бюро, в свой кабинет – за чистой одеждой. В раздевалке я побрился и принял душ – измотан и взвинчен одновременно.

По коридору, в Отдел кадров – запросить образцы отпечатков пальцев Джуниора. Втихаря стащил и образцы Джонни Дьюхеймела.

В лабораторию – за фотоаппаратом и причиндалами для снятия отпечатков. Позвонил в «Пасифик Коут Беллз» – не преминув назвать имя Эксли.

И попросил:

Дать мне список исходящих вызовов с номера Гладстон 4-0629 за последние двадцать дней.

А также имена и адреса всех абонентов.

Не разглашать никакой информации касательно Джуниора Стеммонса-мл. без санкции на то шефа Эксли.

Позвонить мне на этот номер в течение четырех часов – со всеми результатами.

И снова в машину, снова радио:

Убийства в Уоттсе – негритянский проповедник винит алкоголь – «поработитель наших людей».

Вот что скормил журналюгам Эксли:

«Во время преследования преступника в закрытом ночном клубе в южной части города с сержантом Джорджем Стеммонсом-младшим случился сердечный приступ, от которого он скончался. Грабителю удалось скрыться. Вскрытия не будет, поскольку вероисповедание покойного не позволяет этого».

Ни Мишака.

Ни федералов.

У дверей квартиры Джуниора дежурят люди в униформе – запираюсь от них и начинаю работать.

Фотографии:

Мышеловки, россыпь кукурузных хлопьев на полу, грязь.

Собираю образцы волокон, произвожу опись имущества.

Теперь – отпечатки: нудная, медленная работа. Отпечатков тьма-тьмущая – совпадение с образцами Джуниора по десяти пунктам. Гостиная, коридор, кухня – множественные отпечатки со следами шрамов. Нетрудно догадаться, чьи – мои собственные; как-то раз папаша поймал меня на краже и прижег пальцы.

Три комнаты подряд – вытер все начисто. Дверь изнутри – множество отпечатков кого-то еще – совпадение по восьми показателям с отпечатками Джонни Дьюхеймела. Теория: Джонни слишком напуган, чтобы войти.

Вытер и их. Зазвонил телефон – «Пасифик Коут Беллз», ответ на мой запрос. Я записал следующее:

28. 10. 58 – БР 6-8499: м-р и м-с Джордж Стеммонс, 4129, Дрезден, Пасадена.

30. 10. 58 – БР 6-8499; туда же.

2. 11. 58 – МА 6-1147 – Отдел по борьбе с административными правонарушениями, ПУ Лос-Анджелеса.

2. 11. 58 – маме с папой.

3. 11. 58, 3. 11. 58, 4. 11. 58, 4. 11. 58 – отдел.

5. 11. 58, 5. 11. 58, 6. 11. 58 – ГР 1-4790 – Джон Дьюхей-мел, 10477, Олеандр, Игл-Рок.

6. 11. 58, 6. 11. 58, 7. 11. 58, 9. 11. 58, 9. 11. 58 – АК 4-1192, мотель «Виктория», Гардена.

9. 11. 58 – МЮ 8-58888 – таксофон на 81-й и Централ, Лос-Анджелес.

9. 11. 58 – МЮ 7-4160 – таксофон на 79-й и Централ, Лос-Анджелес.

9. 11. 58 – МЮ 6-1171 – таксофон на 67-й и Централ, Лос-Анджелес.

9. 11. 58 – мотель «Виктория».

9. 11. 58 – туда же.

9. 11. 58 – квартира Джонни Дьюхеймела.

10. 11. 58 – таксофон, Олимпик и Ла Брея, Лос-Анджелес.

10. 11. 58, 11. 11. 58, 11. 11. 58, 12. 11. 58 – КЛ 6-1885 – таксофон, Авиэйшн и Гибискус – Линвуд.

16. 11. 58 – ХО 4-6833 – Гленда Бледсо, 2489 '/2, Норт Маунт-Эйри, Голливуд.

Аж пальцы устали – посмотрим, что тут у нас: Мама-папа, работа – деловые звонки, все понятно. Потом – звонки Дьюхеймелу – Джуниор сходит с ума.

Мотель «Виктория» – неофициальная штаб-квартира Отдела по борьбе с оргпреступностью – должно быть, Джонни на работу.

Теперь таксофоны – все – в Южном городе – скажем, все из-за той наркоты – переговоры со Стивом Венцелом. Непонятный звонок на таксофон в Ла Брея, хотя в шести кварталах южнее – дом Кафесьянов. Псих Джуниор: это они сказали ему не звонить им домой – вполне вероятно.

С 12 по 16 ноября звонков нет – Джуниор СВИХНУ-УУЛСЯ. 16-е, ночь – я звонил Гленде.

Звучит логично, но:

Звонки на таксофон в Линвуд —???

Навалилась жуткая усталость – снимаю отпечатки с грядушки кровати.

Ч-черт:

Сплетенные пальцы – судорожно хватались за решетку. Иные – смазанные, но есть и несколько отчетливых – ни одного отпечатка Джонни. Одни явно принадлежали Джуниору, вторые – еще какому-то содомиту с липкими от пота лапками.

Вытираем – дзи-инь! – телефон. Хватаю трубку – хрен с ней, с кроватью.

– Эксли?

– Это Джон Дьюхеймел.

– Какого… откуда вы знаете, что я здесь?

– Услышал по рации про Стеммонса. Приехал к нему на квартиру, а патрульные сказали, что там вы. Я… мне… короче, мне надо с вами поговорить.

АДРЕНАЛИН – в голове так и завертелось.

– Где вы?

– Нет… давайте сегодня вечером.

– Ну же, давайте сейчас.

– Нет. Скажем, в восемь. 4980, Спиндрифт – это в Линвуде.

– Почему именно там?

– Улики.

– Джонни, скажите…

Щелк! – гудки. Сбрасываю – надо немедленно звонить Эксли.

НЕТ.

Не стоит – он как-то связан с Джонни – может быть.

Запасной вариант – набираю МА 4-8630.

– Кабинет окружного прокурора.

– Дейв Клайн просит к телефону Боба Галлодета.

– Сожалею, сэр, но он проводит собрание сотрудников.

– Передайте, что это срочно.

Щелчки – меня переключают. «Что случилось, Дейв?»

– Мне нужна твоя помощь.

– Выкладывай – ты сам мне изрядно помог в последнее время.

– Мне нужны кое-какие данные из ОВР.

– Это что – нововведение Эда? Он ведь тесно связан с Отделом внутренних расследований?

– Ну да, Эксли тут тоже замешан. Когда кто-нибудь получает должность в Бюро расследований, ОВР обычно проводит тщательную проверку его личности. Сегодня вечером я встречаюсь с одним человеком, и мне нужно побольше о нем узнать. Дело касается заморочек в Черном городе, а ты сможешь просмотреть его личное дело без вопросов.

– Иными словами, хочешь сделать это тайком от Эда?

– Ну да – как те рапорты о деле Кафесьянов, которые ты регулярно получаешь.

Пауза – судорожно тикают секунды. «Уел. Хорошо, перезвони через пару часиков. Вынести папку из отдела я не смогу, но конспект тебе, так и быть, составлю. Как зовут этого твоего парня?

– Джон Дьюхеймел.

– Джонни Школьник? Помнится, я потерял кругленькую сумму, когда он продул свой дебютный профессиональный поединок. Пояснения будут?

– Когда все кончится, Боб. Спасибо тебе.

– Что ж, услуга за услугу. В следующий раз, когда мы увидимся, напомни, чтобы я рассказал тебе о нашей с Эдом встрече с тем негритянским проповедником. Вот уж не знаешь, с кем тебе придется «пресекаться, правда ведь?

Переплетения потных пальцев на железной решетке. «Чертовски верно подмечено».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Треклятый адреналин заставил меня вернуться к дому Кафесьянов.

Сижу в засаде – за три дома от них. На сей раз – никакого стриптиза, и все три машины на месте – никто не гоняется за вуайеристом.

Коротаю время за прослушиванием радио.

Джуниора всячески восхваляют – Дадли Смит, капеллан Полицейского управления: «Он был замечательным парнем, кроме того, непримиримым борцом с преступностью. И лишь по воле жестокой судьбы молодой человек должен погибнуть в цвете лет от сердечного приступа, преследуя обыкновенного воришку».

Сменим волну, а там – Уэллс Нунан: «… Я вовсе не хочу сказать, что внезапная смерть якобы здорового молодого полицейского связана с пятью другими смертями, что случились в Южном Централе Лос-Анджелеса за последние 24 часа, но мне весьма любопытно, почему Полицейское управление Лос-Анджелеса так стремится побыстрей объяснить и те и другую».

Ловкач Нунан – делает выводы из дерьма.

Четыре часа – Томми выдает рулады на саксе – мне пора валить. У меня своя музыка – ЧТО-ТО должно проясниться.

Вечереет – тучи, дождь. Остановка возле телефонной кабинки – Боба нет, зато Ригль на месте. Его новости – ни одной самоубийцы, подходившей под описание МАТЕРИ ВУАЙЕРИСТА.

На съемочную площадку – льет как из ведра – какая тут съемка. Повезло: в ее трейлере горит свет. Бегом – по лужам.

Гленда рассеянно курит. Растянувшись на кушетке – и не спешит прикоснуться ко мне.

Легко догадаться. «Мишак?»

Она кивнула. «Приходил Брэдли Милтир. Как выяснилось, они с Германом Герштейном познакомились до того, как он стал работать на Говарда Хьюза. Он рассказал Герману, что нашли тело и машину Миша-ка и что все, кто заключил контракт с Хьюзом, будут опрошены независимо друг от друга. Микки слышал, как он рассказывал Герману, что со мной собираются разговаривать следователи из Управления шерифа Малибу».

– И все?

– Нет. Микки еще сказал, что расследование будет проводиться тайно – дабы не тревожить Говарда Хьюза.

– Он не упоминал Голливудский участок? Или убийцу по прозвищу Блуждающий Огонь?

Гленда принялась пускать колечки дыма. «Нет. Я думала – то есть мы думали, что Хьюз не станет поднимать шума».

– Нет, мы не думали – нам бы этого хотелось. К тому же нет никаких доказательств того, что Мишак был убит в…

– В доме, где меня трахал Говард Хьюз и где меня хотел трахнуть человек, которого я убила?

Остановить ее, заставить ее думать: «Ты сама так решила и теперь расплачиваешься. А теперь ты должна сыграть так, чтобы выпутаться из этого».

– Скажи как. Посоветуй, как легче. Коснись меня, расскажи мне что-нибудь.

– Скажешь, что той ночью ты была одна. Не пытайся флиртовать с полицейскими или очаровывать их. Вскользь упомяни, что Говард Хьюз – распутник и ты можешь порассказать об этом много интересного. И дальше – используй то, о чем ты все никак не можешь мне рассказать, то, что дает тебе право и смелость… ч-черт, Гленда.

– Ладно.

– Просто так.

– Ладно.

Я поцеловал ее – с меня ручьем текла дождевая вода.

– Здесь есть откуда позвонить?

– Рядом с трейлером Микки. Знаешь, если мне придется всплакнуть, я могу.

– Пожалуйста, не надо этого делать.

– Уже уходишь?

– У меня встреча с одним человеком.

– Тогда позже?

– Ага. Я приеду к тебе.

– Хотя я многого не жду. Вид у тебя такой, будто ты неделю глаз не сомкнул.

Ведра для сбора дождевой воды – я нырнул под тент трейлера Микки. Телефон работал – набираю персональный номер Галлодета.

Трубку снял он сам: «Алло?»

– Это я, Боб.

– Привет, Дейв, я нашел, что ты просил. Слушаешь?

– Валяй.

– Джон Джеральд Дьюхеймел, двадцать пять лет. По сравнению с прочими досье ОВР – не особо много. Еще просмотрел пару других – для сравнения.

– И?

– И помимо интересной комбинации диплома инженера с отличием и карьеры в любительском боксе, я ничего не нашел.

– А семья?

– Единственный ребенок. Предположительно богатых родителей, хотя, когда они погибли в автокатастрофе, они оставили своего сына, который в то время учился в колледже, без копейки; среди его окружения встречается сомнительная фигура Рубена Руиса и его еще более сомнительных братцев – конечно, сейчас-то Рубен на нашей стороне. Парнишка увлекался тайским боксом – ну, в двадцать пять лет и я им увлекался. Это и еще то, что он проиграл свой первый профессиональный поединок, и является единственной сколь-нибудь существенной информацией.

Никаких зацепок. «Спасибо, Боб».

– Я никогда не стану задирать носа, сынок, – я слишком хорошо помню твои шпаргалки.

– Спасибо.

– Береги себя, сынок.

Я повесил трубку, выдохнул.

– Дейв! Иди сюда!

Вспышка молнии осветила говорившего – Чик Веккио под брезентовым пологом. За его спиной потягивают дешевое пойло алкаши.

Подошел – время у меня было.

Чик: «Микки сегодня дома».

Гленда: пятьдесят на пятьдесят, что он знал. «Я должен был догадаться. Треклятый дождь».

– В «Геральд» написано – два дюйма. Еще в «Геральд» написано, что твой напарник помер от сердечного приступа. Интересно, почему я не верю «Геральд»?

– Потому что твой младший братик рассказывал тебе, что мой напарник однажды тряс его в Ферн-Делл-парке.

– Ага, и я не особо верю, что у двадцатидевятилетнего полицейского-вымогателя может быть сердечный приступ.

– Ладно тебе, Чик.

– Хорошо, хорошо. Крутой рассказал тебе о Стеммонсе и Ферн-Делле, но кое-чего он тебе не рассказывал.

Опередим его: «Ты, Крутой и Пит Бондюран планировали провернуть кое-какое дельце по той же части. Секс, а потом – раскошеливайтесь, иначе фотографии попадут в „Строго секретно". Стеммонс вытряс это из Крутого, и вот теперь вы опасаетесь, что мы узнаем».

– Так ты все знал!

Солгал: «Мне сказал Стеммонс. В Бюро никто ни о чем не подозревает, а даже если кто и пронюхает, скорее всего, шума не станут поднимать – сохранить репутацию парня. Так что покамест все шито-крыто».

– Отлично, тем не менее не верю я в историю про сердечный приступ.

– Конфиденциально?

– Ага, и без протокола – как в «Строго секретно». Закрыл рот ладонью, зашептал: «Парнишка связался с Кафесьянами – Джеем-Си и Томми. Он сидел на героине – так что это либо передоза, либо кто-то помог. Так что дерьмовое это дельце, и посему парня всячески обеляют».

Чик, тоже шепотом: «Прикинь – ведь с Кафесьяна-ми никто не станет связываться».

– Прикинь, я начал сильно подозревать, что Эксли уроет этих субчиков через две секунды после того, как устаканится вся эта катавасия с федералами.

– Судя по всему, это будет ой как не скоро. Ветер, дождь. «Чик, что случилось с Микки? В „Рик-Рак" я видел, как с автоматами возились какие-то левые парни, а вокруг них толпились федералы с фотоаппаратами».

Чик пожал плечами. «Микки есть Микки. Еще тот жид твердолобый – как упрется, так с места не сдвинется».

– Странно это все выглядело. Двое или трое из них были мексиканцами, а ведь Микки никогда не нанимает латиносов. До всей этой истории я не раз намекал ему на федеральное расследование, но что-то он не спешит убирать свои автоматы.

– Мы с братом никаким боком не связаны со всей этой мудятиной. Судя по всему, Микки просто нанял кого-то со стороны.

Какие-то алкаши принялись орошать своей мочой «космический корабль». «Ну да, по дешевке – как вот вашу съемочную группу. Ему что – так бабки нужны? Я, конечно, понимаю, что он на мели, но рано или поздно федералы возьмут его за яйца из-за этих автоматов».

– Конфиденциально?

– Конечно.

– Вот что: Микки занимал денег у синдиката, и расплачиваться ему приходится доходами от этих автоматов – оттого-то и не спешит их убирать. Он понимает, что это рискованно – значит, на авось.

– Ну-ну – «Микки – крепкий орешек. У таких всегда получается».

– Я не отказываюсь от своих слов.

– Или он думает, что получит лицензию на установку игровых автоматов?

– А что – вдруг этот законопроект примут?

– А ничего, что министром юстиции станет Боб Гал-лодет по прозвищу Газовая Камера? Думаешь, он станет выдавать лицензию Микки Коэну!

Злобно: «Прикинь, я понял – ты пришел сюда не из-за Микки».

Мокро, скользко – «космический корабль» заваливается на бок; алканавты свистят и улюлюкают. «Надеюсь, ваш фильмец окупится».

– Микки тоже на это надеется. Эй, ты куда?

– В Линвуд.

– Свидание?

– Ага, с шикарным блондинистым полицейским громилой.

– Скажу брату – вот, поди, ревновать-то будет. Адреналин – дождь только усилил его прилив.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Линвуд – дождь, ветер; улицы – крест-накрест или по диагонали. Темно – почти ничего не видно. Угол Ави-эйшн и Гибискус – тот самый таксофон.

Замогильный хохот – телефонные шуточки Джека.

– Он сам подох или ему помогли? Прошу, позволь мне реабилитироваться. Как насчет Уэллса Нунана за те же десять штук?

Оштукатуренные здания – не первой свежести: пустующие бунгало. Спиндрифт – квартал с номерами на 4900 – принялся считать.

24, 38, 74, 4980 – двухъярусный оштукатуренный дом – пустующий.

В одной из квартир горит свет – нижний этаж, налево; дверь открыта.

Я вошел.

Заброшенная гостиная – паутина, пыльный пол; преспокойно поджидающий меня Джонни Школьник.

Без пиджака, кобура – пуста: мол, мне можно доверять.

Да пошел ты со своим доверием – посмотрим на твои руки.

– Скорбишь по Джуниору, Джонни?

– Что вам известно обо мне и Стеммонсе?

– Я знаю, что это он заставил тебя ограбить склад. И я знаю, что все прочее не имеет значения.

«Прочее» заставило его заморгать. В десяти футах от меня – слежу за его руками.

– У него и на вас кое-что было. Некоторых людей он терпеть не мог и собирал компроматы, чтобы потом поквитаться с ними.

– Мы можем договориться. Мне плевать на ограбление склада.

– Вы и половины не знаете. – Безуууумный блеск в глазах.

Шаги за моей спиной.

Кто-то скрутил мои руки, зажал мне рот. Удушье. Тот же самый «кто-то» закатал мне рукав – и что-то вколол…

Меня ведут – я ощущаю движение воздуха и слабо различаю какой-то туннель – стены – сплошное зеркало. От самого паха вверх – щекотная дрожь и сухое тепло.

Боковые двери, чьи-то ботинки, широкие штанины.

Локоть потянуло вниз – ботинки заскребли по бетону, направо —

Открылась какая-то дверь – теплый воздух, свет. Зеркальные стены, совсем близко – какая-то решетчатая тень. Кто-то повалил меня на пол ничком.

Надо мной – свет, расплывчатый, как снежная пелена.

Щелк-щелк – щелчок цилиндра, вроде того что бывает в кинокамере на колесиках, подо мной – белая вощеная бумага.

Рывком поднимают меня.

Заклеивают глаза клейкой лентой – липкая слепота.

Кто-то ударил меня.

Кто-то ткнул меня.

Кто-то обжег меня – горячие, холодные иголочки по всей шее.

Уже не так щекотно – снова сухое тепло, никакой щекотной дрожи.

Кто-то отодрал клейкую ленту; в моих глазах – липкая красная кровь.

Щелк-щелк – цилиндр.

Снова я очутился на белой вощеной бумаге. В правую руку мне сунули что-то тяжелое и блестящее: МОЙ сувенирный самурайский меч.

Меня толкнули, и тут я что-то увидел:

Голого Джонни Дьюхеймела с МОИМ револьвером в руке.

Снова ожоги – горячо – холодно; шея и руки.

Ожоги противно саднят – Джонни становится на колени, смотрит на меня остекленелым взглядом, язвительно так – голубыми раскосыми глазами.

Достать его, порезать его – отчаянно размахиваю мечом, промахиваюсь.

Джонни покачивается – судорожно пытаясь достать меня двумя руками.

Промах, удар, снова промах – разорванная бледная кожа, кровь заливает татуировки. Удар – раз, два – отрезанная рука, кровь из пустой глазницы. Джонни нараспев бормочет что-то по-японски, глядя на меня голубыми раскосыми глазами.

Промах, опять промах – японец Джонни на полу в жутких конвульсиях. Поле зрения – татуировка на груди – разрезать ее, разрезать его…

Промах, еще промах – обрывки вощеной бумаги.

Удар, рывок – лопаются позвонки; снова рывок – на себя – ВСЕ красное.

Задыхаюсь – внезапно куда-то подевался весь воздух – во рту кровь.

Мне что-то вкололи – снова стало щекотно и от паха и выше разлилось сухое тепло.

Последняя мысль: так вот что это жжется – огнемет; японец сдался.

Сухая, непроглядная, качающаяся темень. Где-то в отдалении – тик-так – часы; я принимаюсь считать секунды. Шесть тысяч – и понеслось – десять тысяч четыреста.

Туда-сюда снуют япошки, голоса:

Мег: папочка никогда не трогал меня – не убивай его, Дэвид. Вуайерист: папа, папа. Люсиль: он – мой папа.

Япошки атакуют Черный город. Тик-так: четырнадцать тысяч секунд – или около того

Сухая теплая темень.

Размытые картинки: те же серые решетчатые тени, ботинки.

Мелькают, мелькают отражения в стенных зеркалах: это все япошки. Попытался помахать рукой – глупец! – твои руки связаны.

Стул – и я накрепко привязан к нему.

Шуршание работающего кинопроектора.

Белый свет, белый экран.

Киношка – папа и Мег? – не позволяй ему лапать ее!

Я рванулся – тщетно – липкая лента крепко держала меня.

Белый экран.

Кадр номер один:

Обнаженный Джонни Дьюхеймел.

Кадр номер два:

Дейв Клайн размахивает мечом.

Крупный план: рукоятка меча: СРЖ. Д. – Д. КЛАЙН, МОРСКАЯ ПЕХОТА США, САЙПАН, 14. 07. 43.

Кадр номер три:

Джонни умоляет: «Пожалуйста», – беззвучно.

Кадр номер четыре:

Дейв Клайн бросается на него – удар, еще удар, промах.

Кадр номер пять:

Отрубленная рука – скребет пальцами по вощеной бумаге.

Кадр номер шесть:

Дейв Клайн потрошит – Джонни Д. выплевывает собственные внутренности.

Кадр номер семь:

Кровь заливает линзу объектива; палец, снимающий осколки кости.

Я вскрикнул —

Очередной укол сделал меня немым.

Проблески сознания – меня несут – ночь – нечеткое пятно лобового стекла.

Черный город – Южный Централ.

Грудь болит, шея тоже. Щетина, кобура пропала.

Сворачиваем.

Вой сирен.

Саднят ожоги.

Вонь – какое-то дезинфицирующее средство – кто-то промывает мои раны.

Где? Что? Кто? – умоляющий Джонни Дьюхеймел.

Нет!

Только не это.

Это ОНИ меня заставили.

Пожалуйста – я этого не хотел.

Вой сирен – и столб пламени в небесах.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Пожарные машины, патрульные автомобили. Щетина – сутки не брился; дым, языки пламени – горящий «Бидо Лито» на фоне ночного неба.

Дорога заблокирована – резко поворачиваем направо – я выскакиваю на тротуар. Тут же – фотографы в серых костюмах – чудовища.

Бампер во что-то с хрустом ударяется – в щит с надписью: «Сделай себя сам с помощью пророка Мухаммеда».

Отдыхаю – лежа лицом на славной мягкой приборной доске. Откуда-то сверху: «Это Клайн. Берите его».

– По-моему, у него сотрясение мозга.

– А я думаю, он под кайфом.

– Разве это законно?

– Сомнительно, но все-таки законно. Мы нашли его в отрубе недалеко от того места, где произошли пожар и убийства, и он – главный подозреваемый в нашем комплексном расследовании. У мистера Нунана есть источник в службе коронеров. Так вот оттуда он узнал, что напарник Клайна умер от передозировки, – а вы только посмотрите на него.

– Джим, надо завести протокол – на случай, если дело дойдет до суда.

– Диктуйте.

– Значит, так. Сейчас три часа сорок минут 19 ноября 1958 года. Присутствуют: я, специальный агент Уил-лис Шипстед, со мной: специальные агенты Джеймс Хенстелл и Уильям Милнер. Мы находимся в здании федерального бюро расследований в центре города с лейтенантом Дэвидом Клайном из Полицейского управления Лос-Анджелеса. Час назад лейтенант Клайн был обнаружен в ступорозном состоянии на углу 77-й улицы и Централ-авеню в южной части города. Он был без сознания и в крайне неаккуратном виде. Мы доставили его сюда, чтобы убедиться, что он получит соответствующую медицинскую помощь.

– Ну-ну.

– Джим, комментарий Билла записывать не стоит. Вкратце: лейтенанту Клайну, которому, по данным ФБР, сорок два года, предположительно были нанесены травмы головы. На его ладонях и шее имеются следы ожогов – экспертиза показала, что их причиной мог стать «сухой лед». На его рубашке были обнаружены пятна крови, а к пиджаку прилип обрывок клейкой ленты. Оружия при нем не найдено. Его «плимут» полицейского образца 1957 года выпуска был отогнан нами на стоянку неподалеку от того места, где мы его обнаружили. Перед тем как допросить его, мистеру Клайну будет предложена соответствующая медицинская помощь.

Распластан на стуле с прямой спинкой. Кругом – федералы.

– Джим, распечатай это и проследи, чтобы мистер Нунан получил копию.

Комната для допросов. Уилл Шипстед, еще двое фэбээровцев. Стол, стулья, стенограф.

Шипстед: «Он приходит в себя. Джим, сходи за мистером Нунаном».

Один из агентов уходит. Я потянулся – боль и зуд с головы до пят.

Шипстед: «Мы знакомы, лейтенант. Встречались в отеле „Эмбасси"».

– Я помню.

– А это – мой напарник, спецагент Милнер. Вы знаете, где вы находитесь?

Мой самурайский меч – широкоэкранное цветное изображение.

– Может, вам позвать врача?

– Не надо.

Милнер – жирный, воняет дешевым одеколоном. «Вы уверены? У вас не совсем цветущий вид».

– Уверен.

Шипстед: «Засвидетельствуйте: мистер Клайн от оказания медицинской помощи отказался. А как насчет адвоката? Так как вы сами – юрист, вы прекрасно знаете, что мы имеем право задержать вас для допроса».

– Я отказываюсь от адвоката.

– Уверены?

Джонни – Господи Иисусе.

– Уверен.

– Билл, засвидетельствуй: мистеру Клайну был предложен адвокат, от услуг коего он также отказался.

– Зачем я здесь?

Милнер: «Посмотрите на себя. Вопрос должен звучать так: „Где я был?"»

Шипстед: «Мы подобрали вас на углу 77-й и Централ. Незадолго до этого кто-то поджег клуб „Бидо Лито". Поблизости случились наши агенты-наблюдатели, и один из них подслушал, как свидетель происшествия давал показания следователю Управления. Свидетель показал, что он шел мимо „Бидо Лито" вскоре после того, как клуб закрылся, и заметил разбитое окно. Несколькими секундами позже вспыхнул пожар. Судя по всему, речь идет о зажигательной бомбе или чем-то в этом роде».

Милнер: «В огне погибли три человека. Пока мы полагаем, что это двое владельцев клуба и уборщик. Лейтенант, вы, часом, не знаете, как приготовить коктейль Молотова?»

Шипстед: «Мы вовсе не утверждаем, что это вы подожгли „Бидо Лито". Честно говоря, в том состоянии, в котором мы вас нашли, вы и сигареты-то не смогли бы зажечь. Послушайте, что получается, лейтенант. Две ночи назад в одном из клубов Уоттса были убиты пять человек, и из достоверных источников нам стало известно, что Эд Эксли и Боб Галлодет уделяют особое внимание тому, чтобы не разглашать детали происшедшего. И, на следующее же утро в клубе „Бидо Лито" находят мертвым вашего коллегу – сержанта Джорджа Стеммонса-младшего. Шеф Эксли сочиняет для прессы сказочку о якобы сердечном приступе – тогда как, по нашим данным, это случилось, скорее всего, из-за передозировки героина. А спустя каких-то сорок с лишним часов после этого клуб „Бидо Лито" поджигают, а вскоре в окрестностях появляетесь вы в состоянии, указывающем на прием вами наркотических препаратов. Видите, лейтенант, как все это выглядит со стороны?»

Подстроено Кафесьянами. Джонни Д., захлебывающийся собственной кровью.

Милнер: «Клайн, вы нас слышите?»

– Да.

– Вы постоянно принимаете наркотики?

– Нет.

– Значит, время от времени?

– Никогда.

– А если мы проведем анализ крови?

– А если я потребую освобождения на основании того, что я уже дал первоначальные показания?

Милнер: «Э, да он – юрист».

Шипстед: «Откуда вы ехали в то время, когда мы вас нашли?»

– Я отказываюсь отвечать.

Милнер: «Еще бы. На том основании, что это может вам инкриминироваться».

– Нет, на основании обнаружения информации не-инкриминирующего характера – детали найдете в описании процесса «Индиана против Харкнесса, Бодина и др., 1943 год».

– Э, да он – юрист. Что еще скажешь, умник?

– То, что ты – жирный ублюдок и твоя жена трахается с кем попало, лишь бы не с тобой.

Его лицо приняло свекольный оттенок – жирный говнюк. Шипстед: «Довольно. Лейтенант, так где вы были?»

– Отказываюсь отвечать.

– Куда делось ваше табельное оружие?

– Отказываюсь отвечать.

– Как вы можете объяснить то состояние, в котором мы вас нашли?

– Отказываюсь отвечать.

– Откуда взялись пятна крови на вашей рубашке?

– Отказываюсь отвечать.

Милнер: «До тебя что – до сих пор не доходит, умник?»

Шипстед: «Так где вы были?»

– Отказываюсь отвечать.

– Это вы подожгли «Бидо Лито»?

– Нет.

– А вы знаете, кто это сделал?

– Нет.

– Часом, не ваше Управление – чтобы отомстить за смерть Стеммонса?

– Нет – вы что, спятили?

– Инспектор Джордж Стеммонс-старший не мог заказать поджог?

– Не… нет, вы что?

– А вы – не могли таким образом отомстить за смерть своего напарника?

– Нет. – У меня закружилась голова. Милнер: «Спиртным от вас не пахнет».

Шипстед: «Когда мы нашли вас, вы находились под действием наркотиков?»

– Нет.

– Вы принимаете наркотики?

– Нет. – Хорошая идея – ДЖОННИ В ОДНОЙ ИЗ ГЛАВНЫХ РОЛЕЙ. Открылась дверь – в комнату вошел Уэллс Нунан.

Милнер тут же вышел. Нунан: «Доброе утро, мистер Клайн».

Прическа а-ля Джек Кеннеди – до сих пор источает запах лака для волос. «Я сказал: „Доброе утро"».

УМОЛЯЮЩИЙ ДЖОННИ.

– Клайн, вы меня слушаете?

– Я вас слышал.

– Отлично. Пара вопросов перед тем, как вас отпустить.

– Задавайте.

– И задам. С превеликим удовольствием. Я прекрасно помню, как вы отбрили агента Милнера, так что противник мне подобрался достойный.

– Как вы такой причесон сделали?

– Я здесь не для того, чтобы обсуждать с вами секреты парикмахерского искусства. А теперь…

– Ублюдок, ты плюнул мне в лицо.

– Да. А вы вовсе не допустили преступную небрежность, которая привела к гибели Сандерлина Джонсона. Насколько я понимаю, вы попросту…

– Еще десять минут, и я звоню Джерри Гейслеру – дабы оспорить законность ареста.

– Он не найдет такого судьи.

– Еще десять минут, и я звоню в контору Канарека, Брауна и Мэттингли и пишу заявление о нарушении покоя индивида, которое повлечет за собой немедленное судебное разбирательство.

– Мистер Клайн, вы…

– Зовите меня «лейтенант».

– Лейтенант, насколько хорошо вы знакомы с историей Полицейского управления Лос-Анджелеса?

– К делу.

– Очень хорошо. С кого началось то, что я называю эвфемизмом: «договор между полицией и семейством Кафесьян»?

– Какой еще договор?

– Бросьте, лейтенант. Вы ведь знаете, что презираете их не меньше моего.

Покамест дадим ему передышку: «Если не ошибаюсь, все это начал шеф Дэвис – ну, который был до Хоррелла. А что?»

– Значит, это соглашение заключили между 1936 и 1937 годом?

– Где-то так, я полагаю. Я пришел работать в Управление в 1938-м.

– Да, мы знаем, и, надеюсь, тот факт, что вы уже заслужили пенсию, не создал у вас ложного ощущения собственной неприкосновенности, лейтенант. Связующим звеном между Отделом по борьбе с наркотиками и мистером Джеем-Си Кафесьяном является капитан Дэниэл Уилхайт, я правильно понял?

– Отказываюсь отвечать.

– Понимаю, своих не закладывают. Уилхайт с самого начала за ними присматривал, так ведь?

– Насколько мне известно, все началось с шефа Дэ-виса и продолжалось до конца тридцать девятого года, пока его не сменил шеф Хоррелл. Дэн Уилхайт работает в Управлении с середины тридцать девятого, так что с самого начала он за ними присматривать не мог – если он вообще когда-либо за ними присматривал, черт дери.

Аристократ хренов. «Ну-ну, лейтенант. Вам прекрасно известно, что Дэниэл Уилхайт и Кафесьяны тыщу лет как повязаны».

– Отказываюсь от комментариев. Но продолжайте спрашивать меня о Кафесьянах.

– Да, я слышал, что в вас проснулся живой интерес к этой семейке.

УМОЛЯЮЩИЙ ДЖОННИ.

Шипстед: «У вас и вправду неважный вид. Хотите, я налью вам…»

Нунан: «Вы говорили Микки, чтобы он убрал свои автоматы? Он ведь давно не тот, сами знаете. И у нас есть фотографии его людей, которые ими ведают».

– Отказываюсь отвечать.

– Мы тут недавно обротали основного свидетеля по делу.

Сдерживайся. Не кусайся.

– Основного свидетеля.

– Ваше время пошло.

– Так и есть. Как считаешь, Уилл, мог мистер Клайн поджечь «Бидо Лито»?

– Нет, сэр, я так не считаю.

– Он не может – или не желает – сказать, где он был в последнее время.

– Сэр, я не думаю, что он знает и сам.

Я попытался встать – ноги едва слушались меня. «Я возьму такси до своей машины».

– Ерунда. Вас отвезет агент Шипстед. Уилл, мне чертовски интересно, где лейтенант провел последние пару дней.

– Если хотите знать мое мнение, сэр, – то я думаю, что в компании страстной тигрицы, либо в обществе медведя гризли.

– Остроумно. А пятна крови на рубашке заставляют склоняться к последней версии. И знаешь, как мы это выясним?

– Нет, сэр.

– Мы узнаем о последних убийствах в южном Лос-Анджелесе и уточним, о каких из них шеф Эксли умалчивает особенно тщательно

– Мне это нравится, сэр.

– Я знал, что тебе понравится. Эмпирическим путем проще всего, не так ли? К тому же мы все тут прекрасно знаем, что это наш приятель Дейв вышвырнул из окна свидетеля Сандерлина Джонсона. Видимо, это у них вроде семейного предприятия – Дейв делает грязную работу, а сестренка Мег вкладывает деньги. Как там в пословице говорится? «Семейка, которая вместе убивает, всегда вместе…»

Я бросился на него – и снова ноги подвели меня. Шипстед ухватил меня за руки и скрутил их у меня за спиной. Нажатием больших пальцев мне сдавливают сонную артерию – теряя сознание, я успел почувствовать, что меня куда-то волокут по коридору…

Скрип двери, щелчок замка – эти звуки мигом привели меня в чувство. Клетушка четыре на шесть метров – стены обтянуты стегаными одеялами, ни стульев, ни стола. Только громкоговоритель на стене да зеркальце-глазок – чтобы наблюдать за происходящим в смежной комнате.

Палата для буйнопомешанных – она же наблюдательный пункт: посмотрим, что у нас тут:

Стекло все в царапинах – ничего не видать. Из динамика – хрипы; шлепнул ладонью – вроде стало лучше. Заглянем в зеркало: ага, в смежной комнате Эйб Уолдридж и агент Милнер.

Милнер: «… Вот я и говорю, что Джею-Си либо его сыночку Томми светит федеральное обвинение – даже если им удастся выкрутиться, пресса поднимет такой шум, что от них ничего не останется. Отделу по борьбе с наркотиками тоже не поздоровится, и я полагаю, что Эду Эксли об этом прекрасно известно, поскольку он покамест палец о палец не ударил, чтобы защитить их либо скрыть улики. Эйб, ведь что такое Кафесьяны без Управления? Просто ублюдки, которые держат какие-то малоприбыльные прачечные».

Уолдридж: «Я… не… информатор».

Милнер: «Конечно нет. Ты – литовский иммигрант, которому стукнул полтинник и аннулировать „грин кард" которого нам раз плюнуть. Эйб, разве ты хочешь снова жить за железным занавесом? Неужели ты не знаешь, что с тобой сделают комми, стоит тебе вернуться?»

– Я – не стукач.

– Пока нет, но скоро станешь. Все к этому идет. Ты же сам мне сказал, что сушишь тючки с марихуаной в сушилках для белья, что стоят в ваших прачечных?

– Да, и еще что ни Джей-Си, ни Томми, ни Мадж не знают об этом.

Сигаретный чад – хоть топор вешай; лиц почти не видно.

Милнер: «Ты ведь прекрасно знаешь, какие подонки Джей-Си и Томми. И ты всегда давал нам понять, что

Мадж – не такая, как они. Она – славная женщина, да и ты – ты честный парень, которому приходится работать на всяких ублюдков».

Уолдридж: «Мадж – очень хорошая женщина, но по разным причинам… черт, ей нужен Джей-Си и Томми».

Милнер: «Правда, что Томми убил пьяного водителя, который сбил дочь одного из сотрудников Отдела по борьбе с наркотиками?»

– Я настаиваю на Пятой поправке[24].

– Как же все задолбали со своей Пятой поправкой! Не стоило показывать по ящику процесса над Кефовером, Эйб…

– Агент Милнер, прошу вас – либо предъявите мне обвинения, либо отпустите.

– Вам разрешили сделать один звонок, и вы предпочли позвонить сестре. Позвони вы Джею-Си, он бы давно нашел ушлого адвокатишку, чтобы вытащить вас отсюда. Мистер Нунан объяснил вам, что такое «неприкосновенность свидетеля», и пообещал вознаграждение за сотрудничество с федеральным ведомством. Полагаю, вы не станете от него отказываться. Мистер Нунан желает, чтобы по делу проходили три основных свидетеля, и одним из таковых он видит вас. И самое приятное: если вы дадите показания, все, кто каким-либо образом может причинить вам вред, предстанут перед судом и получат свое.

– Я – не информатор.

– Эйб, это Томми и Джей-Си убили сержанта Стеммонса?

– Нет! – хрипло.

– Он умер от передозировки героина. Томми и Джей-Си запросто могли такое устроить, не так ли?

– Нет – в смысле не знаю.

– Так «нет» или «не знаю»?

– Я хотел сказать, что не думаю, что это они.

– Эйб, ты ведь не дурак. Ладно, поговорим о другом: мы знаем, что Томми иногда играет на саксофоне в «Бидо Лито». У него там связи, так?

– Пятая поправка.

– Вот что с людьми делает телевизор. Стоит каким-нибудь малолеткам разбить окно, они сразу начинают ныть про Пятую поправку. Эйб, насколько хорошо Джуниор Стеммонс знал семью Кафесьян?

– Пятая поправка.

– Стеммонс и некий лейтенант Дэвид Клайн докучали им в связи с расследованием ограбления дома и торчали в окрестностях неделю или две. Что вы об этом знаете?

– Пятая поправка.

– Они не пытались вымогать у Кафесьянов деньги?

– Нет… то есть Пятая поправка.

– Эйб, ты ж весь как на ладони. Ну же Уолдридж закашлялся – в колонках зашипело. «Нет.

Пятая поправка».

Милнер: «Давайте сменим тему».

– Поговорим о политике?

– Поговорим о Микки Коэне. Вы его знаете?

– Никогда не видел.

– Может, и не видели – но ведь вы давно вращаетесь в деловых, так сказать, кругах южного Лос-Анджелеса. Что вам известно о Микки и его игровых автоматах?

– А ни хрена ничего мне не известно. Я знаю, что те, кто играют в автоматы, должны быть полными дураками, что и объясняет их популярность среди тупиц шварцес.

Милнер: «Давайте сменим тему».

– Что вы думаете о «Доджерс»? Будь я мексиканцем, я бы съехал из «Чавес Рейвин» не раздумывая.

– А вы – что вы думаете о Дэне Уилхайте?

– Пятая поправка.

– Мы изучили его налоговые декларации. Эйб, Джей-Си зачем-то отдал ему двадцать процентов прибыли от прачечной «E-Z», что на Альварадо.

– Пятая поправка.

– Эйб, у каждого сотрудника Отдела по борьбе с наркотиками имеются вещи, которые мы считаем непозволительной для них роскошью. Также мы считаем, что это есть не что иное, как подарки Джея-Си. Их налоговые декларации мы тоже просматривали, и, когда нам понадобится, мы прижмем их к ногтю и скажем: «Если вы нам скажете, откуда это у вас, вам ничего не будет», и Джей-Си глазом моргнуть не успеет, как будет арестован за дачу взяток и подстрекательство к нарушению федерального налогового законодательства.

– Пятая поправка.

– Эйб, позволь дать тебе совет: продолжай отвечать ссылками на Пятую на все вопросы подряд. Тогда, если исключить из твоих ответов ссылки, останется только признание вины в чистом виде.

Тишина.

– Эйб, у тебя не слишком здоровый вид. Ответа не последовало.

– Эйб, мы слышали, что Томми разыскивал какого-то парня по имени Ричи. Фамилии его мы не знаем, однако нам известно, что они вместе играли джаз и промышляли кражами со взломом.

Я вжался в стекло – дым, искаженные лица. «Пятая поправка».

– Эйб, да ты ни разу не выигрывал даже в покер.

Еще сильней – прищурился и навострил уши.

– Ты ведь и вправду желаешь помогать нам, Эйб. Признайся – и тебе станет намного легче.

Щелкнул засов – я скользнул от окна.

Уэллс Нунан, двое с флангов – федералы в серых костюмах. Ударил первым: «Вы хотите сделать меня свидетелем?»

Нунан пригладил шевелюру. «Да, и еще за вас просит моя супруга. Она увидела ваше фото в газете и прямо-таки влюбилась».

– Кви про кво?[25]

– Вы еще не совсем отчаялись – но просите, послушаю.

– Ричи Как-его-там. Скажите, что вам о нем известно.

– Не стану и еще объявлю выговор Милнеру за то, что забыл выключить «интерком».

– Нунан, мы можем договориться.

– Нет, просить вы пока не готовы. Джентльмены, проводите мистера Клайна до такси.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

«Бидо Лито» при свете дня:

Груды тлеющего мусора, строго в центре – эстрада. Кучи пепла, битое стекло.

Таксофоны на углу не пострадали, в кармане – одна-единственная монетка, будь дома, умоляю.

Шесть гудков, сонный голос: «Алло?»

– Это я.

– Где ты?

– Я в порядке.

– Нет, я не о том… Дэвид, где ты был! Мурашки по коже – только бы ее голос слышать.

– Я не могу… слушай, так тебя допрашивали?

– Да, двое из службы шерифа. Они сказали, что это для проформы и так будут допрашивать всех актрис, работавших на Хьюза. И вроде не знали, что Хьюз приказал установить за мной наблюдение. Алиби вот у меня тоже нет, так как точное время гибели Мишака так и не было установлено. Они…

– Не называй имен.

– Почему же? Откуда ты звонишь?

– С автомата.

– Дэвид, у тебя испуганный голос. Где ты был?

– Расскажу, если – когда, я хотел сказать, – это кончится.

– Это все из-за Кафесьянов?

– Как ты догадалась?

– Догадалась. Кое-чего ты мне недоговариваешь, так что…

– Кое-чего ты недоговариваешь мне. И умолкла.

– Гленда?

– Да. Есть вещи, о которых ты никогда не узнаешь.

– Тогда поговори со мной.

– Приезжай.

– Не могу. Мне надо поспать.

– Так что тебе рассказать?

– Не знаю. Что-нибудь хорошее.

Нежно, сонно: «Ну, когда я встречалась с Хьюзом, я вытянула из него информацию о кое-каких акциях и купила их по дешевке. Теперь они здорово выросли в цене, и я полагаю, что смогу на этом неплохо наварить. Когда мы с тобой не смогли встретиться – ну, позапрошлой ночью, я ужинала с Микки. Он все еще влюблен в меня и попросил подучить его актерскому мастерству – вроде как скоро ему предстоит сделать какое-то важное заявление. У моей машины барахлит сцепление, и я…

– Послушай, все будет хорошо.

– Все будет нормально?

– Ну конечно.

– Похоже, ты и сам в это не веришь.

– Я позвоню тебе, когда смогу быть убежден. Какие-то хулиганы сняли с моей машины колпаки.

И снова – тот самый фильм:

«ПОЖАЛУЙСТА, НЕ УБИВАЙ МЕНЯ».

«ПОЖАЛУЙСТА, НЕ УБИВАЙ МЕНЯ, КАК ТЕХ, ДРУГИХ».

В двух шагах от меня – винно-водочный магазин.

Я вошел, купил бутылку виски. Потом вернулся в машину – залпом три глотка.

Дрожь – никаких теплых мурашек.

Остальное выбросил; бухло – удел трусов и извращенцев.

Так научила меня Мег.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Моя квартирка: чистота и уют. Быстренько сунул в кобуру свой армейский револьвер сорок пятого калибра.

И – едва удержался от крика.

На книжной полке – мой самурайский меч, весь в пятнах крови.

Подле него – пять штук «зеленых».

Сон: УМОЛЯЮЩИЙ ДЖОННИ.

Полдень – просыпаюсь и тянусь к трубке телефона. Навожу справки: Линвуд-сити Холл.

Спрашиваю:

Дом 4980 по Спиндрифт – пустующий, на четыре квартиры – кому он принадлежит? Шуршание страницами, ответ:

Линвуд-сити – отказано в выкупе вследствие просрочки – последний владелец умер около 1946 года. Двадцать лет эти строения пустуют, открыты для продажи – потенциальные дома для беглецов с «Чавес Рей-вин». И нарыть ничего не нароешь – наводнения там бывают такие, что фундамент затапливает как нечего делать.

Линвуд – почему именно там?

Дьюхеймел: «Улики».

На улицу, за газетами, домой – сварил себе кофе. Во всех четырех лос-анджелесских ежедневных газетах – сплошные кошмары Черного города:

Перестрелка в ночном клубе – пятеро убитых, ни подозреваемых, ни следов. Личности четверых черных жертв установлены – кроме «нефа» Венцела. Эксли: «Этим делом займутся опытные следователи Отдела убийств из Управления, так как раскрытие данного преступления для нас – дело первоначальной важности».

Вспышка:

Киносъемка – зеркальные стены – что-то знакомое.

«Геральд»:

«Пожар в джаз-клубе унес три жизни. Эксперты считают возгорание „случайным" и исключают поджог. Эксли: „Мы уверены, что пожар в клубе „Бидо Лито" никоим образом не связан с трагической гибелью нашего сотрудника сержанта Дж. Стеммонса-младшего, который два дня назад скончался в этом самом клубе от сердечного приступа"».

Инстинкт: Джуниор убит – ИМИ.

Инстинкт: сожжены потенциальные улики.

«Миррор Ньюс» – и того хуже:

«Погибший полицейский – сгоревший дотла ночной клуб: какие выводы? Стеммонс-старший: „Моего сына убили черномазые ублюдки! " Эксли опровергает эту теорию: „Полная чушь. Сержант Стеммонс умер от обыкновенного сердечного приступа. В течение двадцати четырех часов офис коронера должен опубликовать рапорт. И утверждать, что „Бидо Лито" подожгло Полицейское управление Лос-Анджелеса в отместку за смерть сержанта Стеммонса – полный абсурд"».

Джуниор да упокоится в мире! – скоро состоится траурная месса по католическому обряду. Капеллан Управления Дадли Смит возглавит церемонию.

Фальшивка:

«В свете продолжающегося федерального расследования, охватывающего весь Южный Централ Лос-Анджелеса (одной из целей которого, помимо всего прочего, является дискредитация Полицейского управления Лос-Анджелеса), шеф Бюро расследований Эдмунд Дж. Эксли прямо-таки из кожи юн лезет, чтобы доказать журналистам, что не так страшны кошмары Черного города, как их обычно малюют в прессе. Источники на местах сообщают, что на здешних улицах полным-полно как представителей полиции, так и субъектов в белых костюмах – вполне можно подумать, что преступлений в этой части Города Ангелов поубавилось именно по этой причине. Однако вся ситуация попахивает жареным – и вовсе не жареной сомятиной, которой некогда потчевали посетителей сгоревшего „Бидо Лито"».

Эксли, «Лос-Анджелес Таймс»: «Мне искренне жаль федеральные власти с их желанием создать иллюзию „успешного расследования" рэкета в южной части Лос-Анджелеса. Ничего у них не выйдет, поскольку те принудительные меры, используемые Полицейским управлением Лос-Анджелеса, за много лет доказали свою эффективность. Очевидно, что Уэллс Нунан твердо наметил довести До суда дела, связанные с Отделом по борьбе с наркотиками, и недавно мне даже задали вопрос: почему я не Держу в секрете информацию касательно этого отдела. Мой ответ был: этим людям попросту нечего скрывать».

НЕОТСТУПНЫЙ инстинкт: Отдел по борьбе с наркотиками – приманка для федералов.

«Таймс», «Геральд», «Миррор» – ничего о неопознан-н°м мужском трупе. «Икзэминер» – «Страшная находка в коллекторе».

«В водостоке на границе Линвуда и Комптона (в ведении шерифа, значит) был обнаружен неопознанный труп высокого светлокожего белого мужчины без головы и ступней ног. Смерть наступила от одного до двух дней назад. Труп выпотрошен, позвоночник поврежден».

«При трупе не было ничего, что помогло бы установить личность погибшего. Управление шерифа полагает, что убийца (или убийцы) обезглавил труп и отрезал ему кисти рук и ступни ног, чтобы сделать идентификацию тела невозможной».

«Если у вас есть какая-либо информация об этом человеке, НТ № 26-1958, Сводка происшествий округа, раздел: „Неопознанные трупы" 141-26-1958, просьба позвонить серж. Б. В. Шенкеру, Управление шерифа Файер-стоун, по тел. ТУ 3-0985».

Я мог бы набрать этот номер. И сказать…

А что сказать? Ни места, ни точного времени я не знал – меня накачали наркотиками и заставили это сделать.

И я предполагаю кто: Кафесьяны. Их было как минимум двое.

ОНИ:

Всегда имеют доступ к наркотикам.

Мотив: месть полицейским: Дьюхеймел связан с Джуниором – а тот со мной.

Я могу поведать и детали:

Джуниор и Джонни – сообщники в деле ограбления мехового склада; более того, Джуниор мечтал стать наркобароном – и вымогал у НИХ. Я – безумный преследователь вуайериста, которого ОНИ тоже ищут.

И даже представить им доказательства:

Свой самурайский меч и пять тысяч «зеленых» на полочке подле него.

Мой «гонорар» за убийство – прекрасно известный посвященным.

Да и сам меч все хорошо знают – я порубил им в капусту хренову тучу япошек и получил Крест за боевые заслуги.

И даже мог бы восстановить последовательность событий:

Я знал Джуниора – Джуниор знал Джонни – я ввязался в историю с Кафесьянами, Джуниор ввязался в историю с Кафесьянами – в эту же историю вляпался и Джонни – тем или иным образом – тем или иным, как угодно было распорядиться судьбе в лице психопата и извращенца Джуниора. Стеммонс – Джонни позвонил мне, чтобы откупиться – или выпросить прощение – будто теперь меня можно купить или упросить, – Кафесьяны заставили меня убить его – а заодно сделали кинозвездой.

Время смотреть кино.

Время проявки и монтажа – кто это сделал?

Дейва Клайна – исполнителя роли убийцы – оставляют в живых. Время идет – есть два варианта:

– я сделал это исключительно по принуждению – и забыть обо всяких вуайеристах;

– федералы и ребята из Управления – попадись им эта пленка, и никто не сможет предугадать, что за этим последует.

У меня ведь есть и теории на сей счет!

К примеру: Джонни сам позвонил мне.

Сам попросив встретиться тайно.

Я рассказал об этом Бобу Галлодету.

И намекнул Чику Веккио.

Чик знал размер моего «гонорара».

Чик знал мой меч.

Чик знал ИХ – или тех, кто с ними связан.

Чик знал, что Джуниор спутался с Кафесьянами.

Чик сдал меня ИМ.

Уверен на 99 % – убить Джонни Дьюхеймела меня вынудили.

1 % сомнения – а я ли его убил?

И последнее слово:

Мне это не понравилось.

Я побрился и принял душ. Осунувшийся, с очередной порцией седых волос – выгляжу на все свои сорок два, если не больше. Когда вытирал шею, противно саднили следы от ожогов: сухой лед – мой актерский грим. Мой меч и пять «кусков» подле него – тактика устрашения в чистом виде.

И я знаю, куда вложить эти деньги:

Набираю номер «Хьюз Эйркрафт» – трубку снял сам Пит.

– Бондюран.

– Это Дейв Клайн, Пит.

Проняло. «Ты ни разу не звонил мне на работу. По делу, да?»

– Дело на пять штук «зеленых».

– На двоих?

– Твоя доля.

– Значит, это не подстава, как в прошлый раз.

– Нет. На сей раз надо прижать к ногтю крутого парня.

– Ты и сам с этим неплохо справляешься.

– Речь идет о Чике Веккио, и мне прекрасно известно о той работенке, которую решили провернуть ты, Чик и Крутой. И я хочу сыграть на этом.

– И не скажешь мне, откуда ты об этом узнал.

– Не скажу.

– И если я откажусь, ты не обидишься.

– И здесь ты прав.

– А когда ты прикинул, что без меня тебе с Чиком не справиться, ты решил позвонить – оба-то мы точно провернем это дельце.

– Ты поразительно догадлив.

На том конце провода – стук костяшек пальцев по столу: Пит взвешивает за и против.

– Давай семь. И еще пару вопросов.

– Семь.

Щелк-щелк – омерзительный звук. «Так что стряслось-то?»

– Чик сдал меня Кафесьянам.

– Так убей его. Вполне в твоем стиле.

– Мне нужен информатор.

– Чик – крепкий парень.

– Семь. Да или нет?

Щелк-щелк – в трубке что-то затрещало – тяжелые ладони убийцы. «Согласен при одном условии. Я всегда думал, что Чик – грязный, вонючий итальяшка и именно из-за него и его Крутого братца Микки и затеялся с этим треклятым шантажом знаменитостей. Насколько я знаю, Микки всегда ко мне хорошо относился, и я буду рад оказать ему услугу, лучшей платой за которую будет то, что он наконец перестанет строить из себя гребаного киномагната и снова станет вести себя как белый человек. Так что я должен делать?»

– Помочь выбить из него информацию и, если нужно, полить грязью самого Чика – если он побежит жаловаться Сэму Джи. Ибо мафия не любит подобных штучек, что затевают Чик и компания.

– Значит, ты хочешь подловить его за этим делом. Я возьму с собой фотоаппарат, и там приступим.

– Верно. Если нам не придется долго ждать. Стук-стук…

– Пит, ну же…

– Дай мне два дня.

– Т-твою мать.

– Не ругайся. Чик собирается уложить в постель хренову шлюху Джоан Кроуфорд[26]. Надеюсь, ради такого ты подождешь?

Кинозвезды – киносъемка: УМОЛЯЮЩИЙ ДЖОННИ.

– Хорошо. Два дня, не больше.

– При одном условии, Клайн.

– Слушаю.

– Если Чик вздумает мстить, убьем его.

– Договорились.

Меня ведут – я ощущаю движение воздуха и слабо различаю какой-то туннель – стены – сплошное зеркало. От самого паха вверх – щекотная дрожь и сухое тепло.

Боковые двери.

Зеркальные стены.

Серые тени – полы плаща?

Я помчался в Линвуд, наплевав на ограничения в скорости.

Сперва – угол Авиэйшн и Гибискус – тот самый таксофон на углу. Монетку в щель – набираю номер:

«Пасифик Коут Беллз»: исходящие звонки с таксофонов не регистрируются.

Сид Ригль заявил, что на самоубийц у него – ничего.

Дом 4980 по Спиндрифт: по-прежнему пуст. Квартира на первом этаже налево не заперта.

Четыре пустые комнаты – как будто Джонни здесь и не было.

В ту ночь шел дождь, а сейчас ярко светило солнце. Бесцельно кружил по улицам, не узнавая абсолютно ничего. Кварталы, кварталы, кварталы одинаковых пустых домов на четыре квартиры

Смутные воспоминания прошлой ночи – вроде как меня куда-то несли. Трава, боковые двери – поворот направо.

А может – через двор, в квартиру направо – кино снимать?

Всю ночь шел дождь, а сейчас ярко светило солнце – может, шляпки грязи? —

ПОШЕЛ:

Шесть кварталов – тридцать с чем-то домов. Дворы, заросшие влажной от утренней сырости росичкой, – никаких следов. Все двери с правой стороны забиты, заколочены крепко-накрепко – все пыльное, ни малейших следов недавнего взлома.

Джонни смеется. «Но почему Линвуд, Дейв?»

Улицы, улицы – и ничегошеньки больше.

Вот черт!

Центральный архив Полицейского управления Лос-Анджелеса. Картотечный ящик – дела о кражах со взломом начиная с 1950 года.

Агент Милнер:

«Нам удалось узнать, что Томми разыскивал некоего парня по имени Ричи – фамилии мы не знаем, зато знаем, что Томми и он вместе увлекались джазом и грабили Дома».

Ну, дело Томми-то наверняка уничтожено, а вот этого самого Ричи вполне можно отыскать.

ВПЕРЕД:

Взрослые белые мужчины – перелопатил четыре картотечных шкафа – ни одного Ричарда или хотя бы производных от этого имени; несовершеннолетние – семь Ричардов – пятеро из которых негры, двое белых – куча набитых бумагами ящиков.

«Нераскрытые» – как совершеннолетние, так и нет – папки вразнобой. От пятидесятого года и позже, мелким, едва разборчивым шрифтом – аж глаза разболелись. Оп-па: 6 ноября 1951 года.

Магазин музыкальных инструментов Мюррея, 983, Норт-Уэйберн, Вествуд-Виллидж. Украдены и затем найдены трубы – помогли найти неназванные молодые люди. Арестов не производилось, двое несовершеннолетних подозреваемых – Томми и Ричи – фамилии не указаны. Расследованием занимался сержант М. – Д. Брюнинг, подразделение западного Лос-Анджелеса.

Еще три шкафа – ничего.

Нетрудно себе представить:

Громила Брюнинг раскрывает дурацкую кражу со взломом. Он находит грабителей, и тут его толкают локтем: Томми – сын Джея-Си.

Придется покопаться в грязном белье.

Перво-наперво позвонил в Отдел по расследованию ограблений – «Брюнинга нет на месте». Потом – в участок на 77-й улице – такая же история. Остался мотель «Виктория».

– Отдел по борьбе с оргпреступностью, Карлайл.

– Сержант, это лейтенант Дэвид Клайн. Запыхтел; потом: «В чем дело?»

– Слушай, мне очень жаль… той истории с Лестером Лейком.

– Ну да. Ты бросил своих ради какого-то негра… Т-твою мать, лады – он был твоим информатором. Послушай, если тебе нужен Дадли, то его нет.

– А Брюнинг на месте?

– Он с Дадом. А что тебе до него?

– Да так… одно давнее преступление, совершенное в ноябре 1951 года, его как раз Брюнинг и расследовал. Пускай Майк мне позвонит, лады?

– Майк? Конечно, Дейв. – Швырнул трубку – гудки. Так, что мы имеем:

В лучшем случае: я выслеживаю ИХ.

В худшем: они – меня.

Мой самый страшный кошмар: ОНИ находят МЕНЯ. И всплывает мой фильм: угрозы и предложения – что ж, по крайней мере буду знать за что.

По умолчанию – Черный город – и будь что будет.

Знакомо: пульсирующая музыка стучит в виски. Знакомые лица пялятся на меня: черные и мрачные. Медленно еду вдоль дороги, булькает и хрипит рация.

Болтовня окружных: к счастью, не про неопознанный труп Джонни. И про Мишака с «Бидо Лито» ничего – хоть какое-то облегчение.

Открыл бардачок – леденцов не осталось, одни пакетики с травкой, некогда спрятанные там и забытые. Сквозь шипение и треск – сообщение о драке в школе Джордан.

На север – туда, где живут ОНИ, – дом окружен федералами. Саксофон – Уилл Шипстед заткнул уши ватой.

Радио – саундтрек к фильму «Умоляющий Джонни» со мной в главной роли. Инстинктивно – дальше на север – на максимальной скорости – «Чавес Рейвин».

И там не протолкнуться от федералов – притаился в машине. И принялся смотреть:

На каждой двери – уведомления о выселении. Драка: «комми» и пачукос. Экскаваторы, самосвалы – вокруг стоят охранники из Управления.

И еще:

Главная улица перегорожена, Рубен Руис танцует самбу. Кругом – восторженные почитатели, женщины с мокрыми от слез глазами. И федералы – телохранители – морщатся от отвращения.

И тут взрывается рация:

– Код три всем постам в окрестностях дома два-четыре-девять по Саут-АРДЕН; повторяю: два-четыре-девять Саут-АРДЕН массовое убийство, два-четыре-девять Саут-АРДЕН массовое убийство, всем постам; Роджер, назовите ваши координаты; два-четыре-девять Саут-АРДЕН, внимание всем постам, Отдел убийств в окрестностях; Роджер, ваши координаты!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Код три так код три:

Саут-Арден – Джозеф Арден – так звали того самого клиента. Адрес в Хэнкок-парке – бедные там не живут – вероятность усиливается.

«Запрашивается фургон для вывоза мертвых животных по адресу: два-четыре-девять Саут-Арден. Всем постам…»

Хватаю микрофон. «Четыре-Адам-31 – штаб-квартира Бюро расследований – срочно. Прием».

«Срочно. Повторяю: срочно. Лейтенант Дэвид Клайн разыскивает шефа Эксли. Прием».

«Роджер, четыре – А – тридцать один. Назовите ваши координаты».

«Третья и Марипоза, еду на запад. Прием».

Спертый воздух, врубаю скорость —

«Роджер вызывает четыре – А – тридцать один. Пожалуйста, ответьте».

«Роджер, это четыре – А – тридцать один».

«Четыре – А – тридцать один, примите командование. Два-четыре-девять Саут-Арден. Всем портам…»

«Саут-Арден – компетенция ОВР. Прием».

«Четыре – А – тридцать один, Роджер, прием».

По Третьей на запад – в ушах звенит от воя сирен. Бульвар Арден, направо – кажется, нам сюда:

Большой тюдоровский особняк.

Патрульные автомобили, труповозки – не протолкнуться.

На тротуаре – люди в гражданском – нервозные.

Грузовички с мороженым, детишки.

Я притулился на тротуаре. На крыльце – двое в униформе, и вид у них, мягко говоря, неважный.

Подбежал к ним. Один – капитан, второй – лейтенант: оба иззелена-бледные. На живой изгороди позади – следы рвоты.

– Эд Эксли хочет, чтобы это дело было закрытым: никаких журналистов, никого из Отдела убийств. Я принял командование – теперь этим займется ОВР – они же соберут улики.

Закивали – все с теми же кислыми минами; никому и в голову не пришло спросить, кто я такой.

– Кто обнаружил тела?

Капитан: «Почтальон. На их адрес пришла срочная посылка, и он собирался оставить ее возле задней двери. Собаки не залаяли, как обычно, и на подоконнике он заметил пятна крови».

– Он их опознал?

– Да. Это отец и две дочери – Филипп, Лора и Кристина Херрик. Мать умерла – почтальон сказал, что недавно она покончила с собой. Будете заходить внутрь, зажмите нос…

Внутри – мигом учуял – запах крови. Лампы-вспышки, люди в серых костюмах – я протолкался меж ними:

На полу в коридоре: две немецкие овчарки – вверх брюхом – изо ртов сочится пена. Подле них – окровавленные инструменты – заступ, ножницы, вилы.

Клочки мяса – слюна – следы рвоты.

Зарезаны, искромсаны и проткнуты – на половике киснут кучи требухи.

Я присел на корточки и открыл им пасти – народ из лаборатории ахнул.

Там оказались тряпки – пропитанные хлоридом стелфакцитнида.

Точь-в-точь как в деле Кафесьянов.

Хожу, смотрю, думаю – люди в штатском уважительно расступаются.

Гостиная – разбитые пластинки, разбросанные конверты. Рождественская коллекция джазовой музыки – как в том самом письме.

Столовая: расколотые винные бутылки и рамки семейных фотографий – еще одно совпадение. Семейные фотографии: папа и две дочки.

Мамаша – вуайеристу: «Твои сестры».

Разговор о самоубийстве получил подтверждение.

Иду следом за толпой техников – на собственно место преступления.

На полу – трое убитых: один мужчина и две женщины.

Детали:

Продырявленные выстрелами глазницы; на щеках – черная пудра пороха, брызги крови.

Выпотрошенные подушки на кресле – это они заглушили выстрелы.

Ножницы, бензопила, топор – окровавленные – аккуратно сложены в углу.

Ковер – сплошное кровавое болотце.

У мужчины – спущены штаны.

Его кастрировали – пенис красуется рядом в пепельнице.

Женщины:

Зарезаны – распилены: конечности болтаются лишь на лоскутах кожи.

Стены и окна забрызганы кровью – в окна заглядывают детишки.

Алые сгустки артериальной крови: видно, била фонтаном: на потолок, на стены. Народ в штатском – видок у ребят явно лучше не стал.

Фотография в рамке – тоже в крови: симпатичный мужчина с двумя взрослыми дочерьми.

Родственнички моего вуайериста.

«Боооог ты мой», «Маааатерь Божья!»

Я обошел лужи крови и направился дальше.

Комната в глубине, задняя дверь, ступеньки – следы отмычки, клочки мяса, слюна.

Прямо на пороге – женская туфля на высоком каблуке.

Восстанавливаем картину:

Он тихонько взламывает дверь, швыряет мясо, ждет за дверью.

Собаки, учуяв мясо, набрасываются на него. Их тошнит.

Он входит.

Убивает Херрика.

Находит инструменты, убивает собак.

Возвращаются домой девочки, видят распахнутую дверь, вбегают внутрь. Туфля – разбросанные инструменты – он их услышал.

БЕЗУУУУУМНАЯ пальба – он уродует жертвы – из-за освинцованных оконных рам никто ничего не слышит.

Убийства, символический беспорядок – по всей вероятности, он ничего не украл.

Навскидку: девчонки вернулись домой неожиданно.

Я вышел в сад – аккуратно подстриженные кусты и деревья – есть где спрятаться. Следов крови нет – очевидно, он стащил из дома чистую одежду.

Поодаль курят почтальон и парень в униформе – подошел к ним. «У семейства Херрик был сын?»

Почтальон кивнул: «Ричард. Где-то в сентябре прошлого года сбежал из Чино. Его туда вроде за наркоту посадили».

Мамаша: «друзья по переписке», «в одном городе» – побег Ричи все разъяснил. «… Это подвигло тебя на опрометчивый поступок» – то есть на бегство из Чино – впрочем, эта тюрьма так хреново охраняется, что сделать это особого труда не представило.

Нервное бормотание парней в униформе: Ричи – поймать, осудить, отправить в газовую камеру – готовый подозреваемый.

Убийца – Ричи? – НЕТ! – обдумать:

Мотель «Красная стрела» – кабинка Ричи ограблена. Матрац на его кровати разодран – причем разодран кафесьяновскими серебряными ложками. Уверенность на сто процентов, что убийца Херриков и грабитель – один и тот же человек: те же разбитые бутылки, расколотые пластинки и замученные псы. Ричи – пассивный вуайерист – но кто-то наблюдал и за ним, постоянно надавливая на него. Томми ищет его в открытую, причем ясно давая всем понять, что он – конченый психопат и гадит в собственном доме, а вот теперь еще и ЭТО.

Обратно в дом:

Капли крови – темнеют, подсыхая, – проход между комнатами – вверх по лестнице. Следую за ними: красное становится розовым, ванная – стоп.

На полу – вода, унитаз переполнен, и в нем – плавает нож. В ванной – розовая от крови вода, куски окровавленной плоти с волосами.

Это объясняется вот чем:

Он снял с себя грязное белье и смыл в унитаз – отсюда и засор. Потом полез в душ – ну-ка, посмотрим на вешалке – так и есть: одно сырое полотенце.

Причем не успело высохнуть: бойня при свете дня.

Снова в коридор – на ворсе ковра – вмятины от мокрых ступней. Проще простого проследить, куда они ведут – прямиком в спальню.

Ящики комода открыты, их содержимое раскидано по полу. На полу же – бумажник – кто-то его опорожнил.

Водительское удостоверение: Филипп Кларк Херрик, род. 14 мая 1906. Фотография – «Трахни меня, папочка» – симпатичный.

В кармашках – фотография – голая Люсиль. Фальшивые права на имя Джозефа Ардена – все данные Хер-рика, только адрес выдуманный.

Посмотрел в окно: Саут-Арден перегорожена, люди в униформе теснят любопытных репортеров.

Остальные спальни:

Проход, три двери. Две – открыты: девичьи спаленки – не тронуты. Одна – заперта – я вышиб дверь плечом.

Мгновенная догадка: это и есть комната Ричи – ее никто не трогал.

Аккуратно, едко пахнет шариками от моли.

Плакаты джазменов.

Книги: музыка вообще, теория игры на саксофоне.

Полудетские рисунки: Люсиль – нежная, серьезная.

Выпускная фотография: фоторобот Ричи – один в один.

Хлопанье дверей – посмотрел в окно – в дом стекается народ из ОВР.

Люсиль – идеал, мадонна.

Опять книги – и опять о джазовой музыке.

Странно: никакой технической литературы – а этот Ричи знал, как установить жучок.

Кто-то бегом поднялся по лестнице – Эксли: тяжело дыша, мне: «Спускайтесь вниз. Рэй Пинкер вкратце рассказал мне, что тут произошло, но мне сперва хотелось бы услышать и вашу версию».

– А нет никакой версии. Это либо Ричи Херрик, либо тот парень, который взломал дверь его кабинки в мотеле. Помните, я вам о нем рассказывал?

– Помню. А вы меня избегаете. Я просил вас позвонить после того, как вы произведете экспертизу квартиры Стеммонса.

– Так там не о чем говорить.

– Где вы были вообще?

– Все задают мне этот вопрос.

– Это не ответ.

Окровавленные носки ботинок – он подошел ближе.

– Так что теперь? Это вопрос.

– Я намерен объявить в розыск Ричарда Херрика.

– Подумайте хорошенько. Вряд ли это он.

– По-видимому, вы ждете, чтобы я вам подсказал. Так что, лейтенант?

– Я же вам говорил: надо поднажать на Томми К., мне прекрасно известно, что он разыскивает Ричи Херрика. Ричи умеет прятаться, но Томми его знает. Так что у него гораздо больше шансов найти Ричи, нежели у нас.

– Не приближайтесь к Кафесьянам. И я не откажусь от намерения объявить Ричи в розыск, поскольку семейство К. под колпаком федерального расследования, что, естественно, замедлит процесс поиска Херрика. Более того, весть об этих преступлениях очень быстро просочится на первые полосы газет. Херрик прочтет газеты и может вообще смыться из города. Мой контроль над прессой не бесконечен.

– Ну да, я знаю – это ваша больная мозоль.

– Честно говоря, так оно и есть. А теперь – удивите меня или предвосхитите. Расскажите что-нибудь, чего я не знаю.

Я ткнул его в жилетную грудь – сильно.

– Джонни Дьюхеймел мертв. Его нашли ребята из Управления шерифа Компстона – он числится у них в неопознанных; лично я думаю, что вы как-то повязаны. Вы натравили меня на Кафесьянов – он был связан и с ними. В последнее время мне думается не так хорошо, как хотелось бы, но скоро я с этим раскопаюсь, и вам не поздоровится.

Эксли отступил на шаг. «Вы переводитесь в Отдел убийств и возглавляете это расследование. Вам на все карт-бланш – на все, кроме Кафесьянов».

На улице звенят колокольцами грузовики с мороженым.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

По Третьей – в Бюро. На Нормандия – красный свет – меня отрезают и окружают четыре «плимута».

Оттуда выскакивают вооруженные федералы, целясь в меня. Из радиорупора: «Вы арестованы! Выходите из машины с поднятыми руками!»

Я выключил двигатель, отрегулировал тормоза, повиновался. Меееедленно: выбираюсь из машины, держась распяленными руками за крышу.

Меня повалили на капот, обыскали и заковали в наручники – засранцы в серых костюмах откровенно любовались происходящим.

Милнер ткнул меня локтем. «Рубен Руис сказал, что это ты убил Джонсона».

Трое коротко стриженных парней принялись обыскивать мою машину. Какой-то тощий ублюдок сунулся в бардачок.

– Глянь, Милнер, – похоже на «белый»!

Гребаный стукач Руис – брехло вонючее.

Кто-то швырнул героин мне в лицо.

В центр – в штаб-квартиру федералов; меня тащат наверх. Заталкивают в кабинет.

Четыре оклеенные бумагой стены – под бумагой отчетливо видны какие-то линии.

Нас ожидают Нунан и Шипстед.

Милнер усадил меня. Шипстед расстегнул на мне наручники. Пакет с героином переходил от федерала к федералу – все аж присвистнули.

Нунан: «Жаль, что Стеммонс умер. Он бы мог подтвердить ваше алиби в деле Джонсона».

– То есть вы… вы знаете, что Руис лжет? И что он дрых, когда Джонсон шагнул из окна?

Шипстед: «На этом пакете ведь тоже нет ярлычка: „Вещественное доказательство", лейтенант».

Милнер: «Думаю, он – наркоман».

Его напарник: «Стеммонс ведь точно был торчком».

Нунан поправил узел галстука – сигнал его подчиненным удалиться.

Шипстед: «Желаете взглянуть на свой ордер на арест, Клайн?»

Нунан: «Только его бы надобно подправить – дописать туда нарушение федерального законодательства – хранение наркотических средств».

Высказываю предположение: «Вы сфабриковали ордер с помощью знакомого судьи. Потом заставили Руиса солгать и отказаться от первоначальных показаний, чтобы заполучить меня. Ваш судья знал всю историю. Ордер ваш – простое задержание за пустячное нарушение гражданских прав, а вовсе не ордер штата Калифорния о задержании по подозрению в убийстве первой степени. Потому что ни один судья Верховного суда не стал бы подписывать подобного».

Нунан: «По крайней мере, нам удалось привлечь ваше внимание. И разумеется, у нас есть веские доказательства».

– Отпустите меня.

Нунан: «Я сказал: веские».

Шипстед: «Утром, вскоре после того как мы вас выпустили, мы освободили Эйба Уолдриджа – уладить какие-то свои личные дела. Днем же он был найден убитым. Он оставил предсмертную записку – графологическая экспертиза показала, что она была написана под давлением. Уолдридж согласился дать свидетельские показания касательно семейства Кафесьян, а также расследования несколько щекотливого дела о краже со взломом, коим занимались вы с покойным сержантом Стеммонсом. Наш агент, высланный забрать его для дальнейших допросов, и обнаружил тело.

Нунан: «Агент Милнер допросил соседей. Возле его дома, примерно во время убийства, видели припаркованный „Понтиак-купе" 1956 года, пепельно-голубого цвета».

Шипстед: «Это вы его убили?»

Нунан: «У вас ведь голубая машина?»

– Вам прекрасно известно, что я его не убивал. Это Томми и Джей-Си. Как известно и то, что я езжу на темно-синем «Понтиаке-додже».

Шипстед: «У обоих – стопроцентное алиби на время убийства Эйба Уолдриджа».

Нунан: «Оба находились дома, под круглосуточным наблюдением ФБР».

– Значит, кому-то заказали.

– Их телефон прослушивается.

– И прослушивался задолго до того, как мы арестовали Уолдриджа.

– Так о чем еще они говорили по телефону?

Шипстед: «О вещах, которые вас не касаются. Ничего о том самом Ричи, который вас так интересовал прошлой ночью».

Ага – про Херрика больше ничего – никаких новых данных по саут-арденским убийствам.

– Говорите прямо. Что там за «веские доказательства»?

Нунан: «Сначала мы хотим услышать вашу оценку ситуации, мистер Клайн».

– Вы хотите предоставить Большому жюри троих главных свидетелей. Один из них – я, второго только что убили, а третий – третий планировался вами как эдакий чертик из табакерки. Теперь вам не хватает свидетелей, вот вы и решили надавить на меня. Вот вам моя оценка, теперь я готов выслушать ваши предложения.

Нунан: «Иммунитет по делу Джонсона, а также по другим уголовным делам, которые могут быть возбуждены в отношении вас. Письменная гарантия, что в случае, если вскроются факты наличия у вас недекларированных доходов, полученных путем преступного сговора с криминальными элементами, против вас не будет выдвигаться залоговых прав на имущество должника. Взамен вы даете согласие на пребывание под федеральным арестом и дачу показаний на открытом судебном заседании – о том, что вам известно о семействе Кафесьян и истории его взаимоотношений с Полицейским управлением Лос-Анджелеса, а в особенности – о ваших собственных связях с организованной преступностью, за исключением Микки Коэна».

Вспышка: Микки – федеральный свидетель.

Судорожный толчок: нет, невозможно.

– Значит, все это – блеф, так?

Шипстед содрал со стен бумагу. Обрезки бумаги – а под ними – колонки цифр и букв.

Крупным шрифтом – легко разобрать.

Первая колонка: имена и даты – убитые мной по заказу мафии люди.

Вторая колонка: мои операции с недвижимостью – в подробностях. К этой прилагался список дат: взятки членам Комиссии по недвижимости – по пять тысяч долларов каждому – вот куда шли мои гонорары за заказные убийства.

Третья колонка: собственно подкупленные мной члены Комиссии. Детали: некоторые домовладения были проданы по смехотворно низкой цене. С соответствующими датами: вручения условного документа[27] и окончательного оформления сделки.

Четвертая колонка: налоговые декларации Мег с 1951 по 1957 год. Вкупе с недекларированными доходами и их распределением: вплоть до взяток оценщикам и прочим бюрократам.

Пятая колонка: показания свидетелей: шестьдесят с лишним подкупленных нами чиновников.

Имена и цифры: так и пульсируют перед глазами.

Нунан: «Большинство данных касательно вас и вашей сестры являются косвенными и могут быть истолкованы по-разному, список ваших заказных убийств заполнялся на основе слухов и косвенных выводов, что пять тысяч – весьма соблазнительная сумма, но не более того. Ключевым пунктом собранной информации является то, что вы оба – вы и ваша сестра – можете быть осуждены по обвинению в нарушении семи статей федерального налогового законодательства».

Шипстед: «Я убедил мистера Нунана расширить соглашение об иммунитете, чтобы оно касалось также вашей сестры. В случае вашего согласия Маргарет Клайн Эйджи также будет освобождена от любых федеральных обвинений».

Нунан: «Итак, ваш ответ?…»

Шипстед: «Клайн?»

Тик-так – часы. Тук-тук: сердцебиение: что-то пульсирует внутри меня.

– Дайте мне четыре дня на подготовку, прежде чем поместить меня под арест; также я хочу разрешения на доступ к банковской ячейке Джуниора Стеммонса.

Шипстед тут же проглотил наживку. «Так он был вам должен?»

– Именно.

Нунан: «Согласен – при условии, если в банк вы направитесь в сопровождении агента ФБР».

В лицо мне сунули контракт: кипу страниц, испещренных буковками – мелким шрифтом.

Я подписал его.

– Похоже, ты смирился.

– У этой истории своя жизнь.

– В смысле?

– В смысле… рассказывай.

– Кое-чего ты не говоришь мне. Но ты звонишь из телефонных будок, так что и не надо.

– Сперва мне надо разобраться.

– Ты же говорил, что все утрясется.

– Да, но времени у меня становится все меньше.

– У тебя или у нас?

– Только у меня.

– Не начинай обманывать меня. Прошу.

– Просто пытаюсь кое-что уладить.

– Тем не менее так и не хочешь объяснить мне, что ты делаешь.

– Дело в истории, в которую ты влипла по моей милости. Пока пусть будет так.

– Я сама навлекла неприятности на свою голову – ты ведь мне об этом говорил.

– И кто теперь смирился?

– Люди шерифа снова были у меня.

– И?

– И кто-то из операторов рассказал им, что мы спим вместе. В моем трейлере.

– Они знают, что меня нанимали следить за тобой?

– Да.

– И что ты им на это сказала?

– Что я свободная белая женщина почти тридцати лет и могу спать, с кем мне заблагорассудится.

– И?

– И Брэдли Милтир рассказал им, что вы с Мишаком были не в самых лучших отношениях. Я сказала им, что познакомилась с Мишаком через Говарда и что к нему было нетрудно почувствовать неприязнь.

– Молодец.

– Неужели это значит, что нас подозревают?

– Это значит, что им известна моя репутация.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

– То самое?

– То самое.

– … Ч-черт, Дэвид.

– Вот именно «черт».

– У тебя такой усталый голос.

– Я дико устал. Скажи мне…

– Я знала, что так и будет.

– И?

– И у меня до сих пор барахлит сцепление, да еще Микки предложил мне выйти за него замуж. Он сказал, что «отпустит» меня через пять лет и сделает кинозвездой, а когда доходит до деталей, становится таким же расплывчатым и вертким, каким бывает Дэвид Дуглас Клайн в моменты гиперосторожности. А еще в нем тут нис того ни с сего проснулся актер, и он только и говорит что о своих «репликах» и «вызове на бис».

– И?

– Откуда ты знал, что это еще не все?

– Просто знал.

– Умный парень.

– И?

– И Чик Веккио что-то вдруг зачастил. Такое впечатление…

– … что его отношение изменилось в одночасье.

– Умный парень.

– Не переживай, я с этим разберусь.

– Но не расскажешь мне, что происходит?

– Погоди еще пару дней.

– Пока все не уладится само собой?

– Нет. Просто есть шанс, что я смогу повернуть колесо Фортуны в нашу сторону.

– А если нет?

– По крайней мере, я сам хоть что-то узнаю.

– И снова мне кажется, что ты смирился.

– Время собирать камни. Я это чувствую.

«Лос-Анджелес Геральд Экспресс», 21 ноября 1958 года

Город шокирован убийствами в Хэнкок-парке

Убийства преуспевающего инженера-химика Филиппа Херрика, пятидесяти двух лет, и его дочерей – 24-летней Лоры и 21-летней Кристины вновь шокируют южный Лос-Анджелес и ставят в тупик полицию своей безотчетной жестокостью.

Полицейские предполагают, что днем 19 ноября в тюдоровский особняк, принадлежащий вдовцу Филиппу Херрику, в котором он проживал со своими дочерьми, проник неизвестный. Экспертизой установлено, что преступник проник в дом через неплотно запертую заднюю дверь, отравил двух собак, принадлежавших семейству, затем застрелил Филиппа Херрика и изуродовал его тело и трупы отравленных собак найденными тут же садовыми инструментами. Вещественные доказательства указывают на то, что в этот самый момент неожиданно вернулись домой Лора и Кристина и застали убийцу врасплох. Аналогичным образом он расправился и с ними, потом смыл кровь и позаимствовал чистую одежду из гардероба мистера Херрика. После чего он ушел или уехал – по иронии судьбы никто не слышал, как совершались эти зверские убийства. Почтовый служащий Роджер Дентон, пришедший доставить посылку, увидел изнутри на стеклах окон кровь и немедленно отправился в соседний дом, чтобы вызвать полицию.

– Я был потрясен, – сообщил Дентон корреспондентам «Геральд». – Ведь Херрики были очень славными людьми – к тому же на их долю и так выпало достаточно.

Семья Херрик: беда не приходит одна

Пока полиция опрашивает соседей в поисках возможных свидетелей, а техники из криминалистической лаборатории огораживают окрестности, надеясь найти улики и вещественные доказательства, собравшиеся вокруг дома, напуганные и ошеломленные произошедшим обитатели Хэнкок-парка поведали нашему корреспонденту о череде несчастий, постигших семейство.

Многие годы семья Херрик счастливо жила в своем доме в престижном Хэнкок-парке. Филипп Херрик, химик по образованию и владелец небольшого предприятия, поставлявшего химикалии в химчистки и прачечные южного Лос-Анджелеса, принимал активное участие в деятельности Клуба Львов и Ротари-клубов[28]. Джоан Херрик урожденная Ренфро, также занималась благотворительностью: в частности, устраивала для обездоленных праздничные обеды в День благодарения. Лора и Кристина хорошо учились – одна в старших классах школы для девочек Мальборо, вторая – в Калифорнийском университете а сын Ричард, которому сейчас двадцать шесть лет, получал образование в привилегированных заведениях для мальчиков и играл в школьных оркестрах. Но грозовые облака постепенно сгущались: в августе 1955 года Ричи Херрик был арестован за попытку продать смесь героина с кокаином полицейскому, работавшему под прикрытием. Его признали виновным и приговорили к четырем годам в Чино – приговор чересчур суровый для первого раза – так вершил правосудие молодой судья, решивший заработать репутацию сурового и беспощадного борца с преступностью.

Соседи утверждают, что именно тюремное заключение Ричи разбило сердце матери, Джоан Херрик. Она стала пить, забросила благотворительность; многие часы несчастная женщина проводила в одиночестве, запершись в комнате и прослушивая джазовые пластинки, что рекомендовал ей Ричи в своих длинных письмах из мест лишения свободы. В 1956 году она предприняла попытку самоубийства; в сентябре 1957-го Ричи Херрик бежал из известной своей ненадежной охраной тюрьмы Чино и ударился в бега – полиция полагает, что он не предпринимал никаких попыток связаться с матерью. Джоан Херрик впала в состояние, которое некоторые знакомые определили как «состояние фуги», и 14 февраля этого года покончила с собой, приняв большое количество снотворного.

Почтальон Роджер Дентон: «Чертовски жаль, что на таких хороших людей обрушивается столько несчастий. Я помню, когда мистер Херрик решил установить эти окна с залитыми свинцом рамами – он ненавидел шум. д вот теперь полицейские говорят, что из-за этих тяжелых рам никто не услышал, как их убивают. Мне будет не хватать Херриков, и я буду молиться за их души».

Потрясение от убийств не утихает: тем временем полиция Лос-Анджелеса продолжает расследование

Волна страха охватила Хэнкок-парк и весь южный Лос-Анджелес, и на поминальную службу по Кристине и Лоре Херрик, состоявшуюся в Оксидентал-колледже, где они обе участвовали в образовательной программе, пришли сотни человек. Во всем городе наблюдается небывалый спрос на изготовление замков; вдвое возросли продажи щенков собак сторожевых пород. В процессе обсуждения проект о создании патрулей, а тем временем доблестная полиция Лос-Анджелеса с ревнивой тщательностью оберегает информацию о расследовании.

Следственную группу по делу Херриков возглавляет лейтенант Дэвид Д. Клайн, глава Отдела административных правонарушений Полицейского управления Лос-Анджелеса – его имя уже появлялось в газетах в связи с историей, когда федеральный свидетель, которого он охранял, совершил самоубийство в его присутствии. Лейтенант Клайн задействовал полдюжины сотрудников Отдела внутренних расследований Управления и своего помощника, сотрудника Сидни Ригля.

Шеф Бюро расследований Эдмунд Эксли выступил я защиту кандидатуры сорокадвухлетнего Клайна – сотрудника полиции с двадцатилетней выслугой, но безо всякого опыта работы в Отделе убийств. «Дейв Клайн – юрист по образованию и очень грамотный следователь, – заявил он. – Он работал над случаем ограбления, которое может быть связано с данным преступлением, и у него отличные способности по части негласных расследований. Я хочу раскрыть это дело, и для этого выбрал лучших из лучших».

Лейтенант Клайн беседовал с репортерами в Бюро расследований Полицейского управления. «Расследование набирает темп, – заявил он, – и уже появились первые результаты. Нами были опрошены и исключены из списка подозреваемых многие близкие и знакомые семейства Херрик; при опросе соседей не удалось найти свидетелей того, как убийца входил в дом либо покидал его. Мы также исключили такие возможные мотивы преступления, как ограбление и месть кому-либо из членов семьи, и, в частности, самым большим нашим достижением является исключение из списка подозреваемых сына Херриков Ричарда, совершившего побег из тюрьмы Чино и до сего времени находящегося в бегах. Ранее мы объявили его в федеральный розыск, но позже отказались от этой идеи, хотя Ричард Херрик является беглым преступником и нам очень хотелось бы с ним потолковать. Центральной фигурой наших поисков на сей момент является психопат-извращенец, которого, по слухам, видели в окрестностях Хэнкок-парка незадолго до трагедии. Хотя ни одна из трех жертв не подвергались какому-либо сексуальному насилию, у преступления есть все признаки того, что оно совершено сексуальным извращенцем. Лично я убежден, что убийца – именно этот человек, имени которого я пока не могу вам открыть. Мы делаем все, что от нас зависит, чтобы его поймать».

Тем временем пелена страха прочно повисла над южной частью города. В Хэнкок-парке удвоено число полицейских патрулей, и нешуточный спрос на средства безопасности жилища продолжает расти.

Заупокойная служба по Филиппу, Лоре и Кристине Херрик состоится сегодня в епископской церкви Св. Василия в Брентвуде.

«Лос-Анджелес Таймс», 21 ноября 1958 года

Волна убийств, захлестнувшая южную часть города, не может не вызывать подозрений

Опираясь на статистику преступлений и недавние новости, федеральный атторней Уэллс Нунан сегодня заявил, что весь южный Лос-Анджелес «кипит и бурлит вокруг дьявольской интриги», результаты которой могут быть «абсолютно непредсказуемыми».

Нунан, возглавляющий широко освещаемое прессой федеральное расследование случаев рэкета в Южном Централе Лос-Анджелеса, встретился с репортерами в своем кабинете.

«За последние четыре дня в южном Лос-Анджелесе в радиусе трех миль было отмечено восемь случаев насильственной смерти. Это вдвое превышает аналогичные показатели начиная с 1920 года. Добавим к этому загадочную смерть от сердечного приступа якобы здорового молодого полицейского в ночном клубе, позже сожженном дотла, и не менее загадочный случай, когда на границе Линвуда и Комптона, то есть двумя милями южнее, было обнаружено изуродованное тело неизвестного молодого мужчины. Все это, вместе взятое, предоставляет пищу для серьезных размышлений».

В продолжение темы Нунан добавил: «Трое суток назад непонятно кто открыл пальбу в одном из нелегальных ночных клубов Уоттса. Были убиты двое мужчин и три женщины – все чернокожие, хотя ходят упорные слухи, что одна из жертв была белой. На следующее утро молодой сотрудник Управления по имени Джордж Стеммонс-мл. был найден мертвым – предположительно сердечный приступ – в задней комнате джаз-клуба „Бидо Лито". Не проходит и двух дней, как „Бидо Лито" сгорает дотла. Агенты ФБР подслушали свидетеля, дававшего показания следователю Управления; свидетель заявил, что слышал взрыв, точно от коктейля Молотова, а через пару секунд „Бидо Лито" охватило пламя. Однако текущая версия Отдела по расследованию случаев возгорания и поджога Полицейского управления – причиной пожара стала… небрежно брошенная непотушенная сигарета».

Репортеры прервали импровизированную пресс-конференцию, засыпав Нунана вопросами. Среди коих наиболее часто повторялся один: федеральное расследование направлено, помимо прочего, на дискредитацию полиции Лос-Анджелеса – в частности, принудительных мер, применяемых оной в южной части города. Так неужели федеральный атторней станет строить свою политику на непроверенных фактах?

На что Нунан ответил: «Допустим, неопознанный труп, найденный на территории одного из окружных Управления шерифа, не имеет никакого отношения к нашей истории, но прошу вас поразмыслить вот над чем:

Во-первых: вспомните, что я говорил вам про показания свидетеля пожара в „Бидо Лито". Во-вторых: да будет вам известно, что отец молодого полицейского, скончавшегося от якобы сердечного приступа ранее в „Бидо Лито", – сам высокопоставленный чин в Полицейском управлении – утверждал, что, по его мнению, его сына убили. Этого человека временно отстранили от работы за откровенную критику того, как повел себя в данной ситуации Эд Эксли. В настоящий момент, по слухам, он находится дома и принимает прописанные врачом успокоительные препараты».

Репортеры не унимались: не стоит ли опасаться, что натянутые отношения между полицией Лос-Анджелеса и ФБР перерастут в открытое противостояние двух признанных борцов с преступностью: его самого и шефа следователей Эдмунда Эксли?

«Не стоит, – решительно ответил Нунан. – Я не позволю, чтобы ход наших расследований диктовался личной неприязнью или политическими амбициями. Зато я знаю наверняка, что нелегальные ночные клубы Уоттса процветают с негласного одобрения полиции Лос-Анджелеса. В результате погибли пять чернокожих граждан, и, несмотря на то что Эд Эксли бросил на это дело с дюжину своих людей, ни один подозреваемый пока не был арестован. Он скрыл реальные обстоятельства смерти сотрудника Полицейского управления Лос-Анджелеса и намеренно ввел СМИ в заблуждение по вопросу причин возгорания в „Бидо Лито"».

Нунан отказался комментировать упорные слухи о том, что вскоре его ведомством будут допрошены все сотрудники Отдела по борьбе с наркотиками, а также отвечать на вопрос, что же случилось с погибшим недавно федеральным свидетелем Эйбом Уолдриджем: было ли то убийство или самоубийство?

«Без комментариев, – отрезал он. – Но что касается свидетелей, я могу сказать с уверенностью, что, когда на заседании Большого жюри дойдет до свидетельских показаний, у меня припасены два свидетеля – один даст шокирующие показания, а второй – и это будет моим самым большим сюрпризом – впечатлит всех самой своей персоной».

А вот как отреагировал на нападки федерального атторнея Эдмунд Эксли: «Уэллс Нунан – нечистый на руку политикан-деревенщина с фальшивой репутацией либерала. Он абсолютно не владеет текущей обстановкой в южном Лос-Анджелесе, и его кампания, призванная очернить Полицейское управление Лос-Анджелеса, основана исключительно на лжи, гнусных намеках и грязных слухах. И все его расследование – всего лишь политическая акция, направленная на укрепление позиций Нунана как единственно возможного кандидата на пост генерального прокурора. Оно обречено на провал – хотя бы потому, что этот человек так недооценил чистоту помыслов и репутацию Полицейского управления Лос-Анджелеса».

Время собирать камни – коего остается все меньше – БЕГИ.

Дело Херриков: под моим началом – шесть людей из ОВР плюс Сид Ригль. За сорок восемь часов – вот что:

Ни свидетелей, ни машины. Равно как и отпечатков, не говоря уже о новых письмах Ричи матери. Подтверждение из лаборатории: собак отравили хлоридом стелфак-цитнида.

Данные на членов семьи:

Лора и Кристина Херрик – славные девочки. Хорошо учились, встречались с надежными парнями – почти хэнкок-парковские жены.

Джоан Ренфро-Херрик – тихая алкоголичка. Самоубийство после неоднократных попыток. Вот что мне рассказал живущий по соседству врач:

«Джоани как-то обожглась и потребовала морфий. Ей прописали демерол – она нарочно обжигала себя, чтобы иметь возможность его потреблять. Женщина-зомби: дни напролет под кайфом, под музыку джазовых пластинок».

«Раз она выпила „Драно", лейтенант. Окончательное самоубийство ее было неизбежным – и какое это было облегчение для тех, кто любил ее и переживал за нее».

Ричи Херрик – тихий парнишка, дудел себе на саксофоне. Единственный друг – «этот хулиган Томми». «Они с Томми подходили друг другу, как вода и масло, – хотя лично я думаю, что Ричи был влюблен в сестру Томми». Когда соседи узнали, что тихоня Ричи торговал наркотиками, они были в шоке. Опрошенные ребята из участка Бейкерсфилд показали: все было по закону, дело было яснее ясного. Никакого Томми в фигурантах, от трех до четырех лет в тюрьме Чино.

Личное дело Ричи, заведенное в Чино, – как в воду кануло. Потерялось? Засунули не в ту папку? А может, украли? – кто-нибудь вроде Дэна Уилхайта – интуиция.

Припахал помощников надзирателя: найдите его дело: мне нужны были сокамерники Ричи в Чино.

Нашлось только сообщение о побеге – сентябрь 1957-го – adios, Ричи, – ни подробностей, ни зацепок.

Майк Брюнинг – так и не позвонил покамест – никакой информации о той, давешней краже со взломом.

Филипп Херрик:

Ни судимостей, ни приводов – у Отдела нравов на него ничего нет – ни по городу, ни по округам.

Химик.

Хозяин химического предприятия. «ФХ Солвентс Инкор-порейтед».

Хлорид стелфакцитнида – собственного производства.

Рынок сбыта – вся территория штата: прачечные, другие химические предприятия.

Только не прачечные Джея-Си Кафесьяна.

Проверил рабочих «ФХ Солвентс» – у всех стопроцентное алиби.

Совпадения:

Филипп Херрик – дата рождения 14 мая 1906 года – Скрэнтон, штат Пенсильвания.

Джон Чарльз Кафесьян – дата рождения 15 января 1903 года – Скрэнтон, штат Пенсильвания.

Тщательно проверим: в штате Пенсильвания ни у того ни у другого судимостей и приводов не было.

1930—1932 годы: «Балюстрол Кемикалз», Скрэнтон. Филипп Херрик – лаборант, Джей-Си Кафесьян – рабочий, смешивающий химикалии.

Транспортная полиция штата Калифорния:

1932 год, июнь – оба получают водительские удостоверения.

Отдел регистрации: 1932—1937 годы: рождаются Томми – Люсилъ, а также Ричи, Лора и Кристина.

Тик-так – время бежит, скоро начнется мое заключение: БЕГИ.

Прошу у Эксли и Нунана – по отдельности, разумеется, – разрешение на вскрытие банковской ячейки.

Нунан движется на восток – туда, где обитают подвластные федеральным властям юристы. Эксли упорно остается на западе – и, по всей видимости, не чешется.

А имя ВСЕМУ – дело Херриков – Кафесьянов.

Взломай ее сейчас: БЕЗУУУУМНОЕ желание.

Безумная идея – скормить прессе фальшивку – моя безумная идея.

Якобы «объявлен в розыск» – позднее якобы «отказались от этого». Да еще придумали фальшивого подозреваемого: неназванного психопата. Приманка: успокоить Ричи и подманить к нему Томми.

Уловка: фоторобот Ричи на первой странице одной из газет – притом не самый лучший.

И помеха: федералы следят за НИМИ.

Эксли, заявление на передовице:

«Дейв Клайн – очень грамотный следователь».

«… Он работал над случаем ограбления, которое может быть связано с данным преступлением».

Наживка: пусть ОНИ подберутся поближе к Ричи. – тогда и я к НИМ подберусь. ионо мешает: неусыпное наблюдение федералов за семейством Кафесьян.

БЕГИ.

Похороны Джуниора: присутствие высших чинов Бюро обязательно. Эксли – для пиара. Дадли Смит – торжественно-мрачный. Стеммонс-старший – убитый горем, накачанный успокоительным.

Прощание отца с сыном: душещипательные строчки из Библии. Тридцать лет прошло с тех пор, как я был в Первой голландской лютеранской церкви – как там? «смилуйся над больными телом и духом»?

БЕГИ – прямо в лапы людям шерифа – два допроса «для проформы».

Вас нанимали, чтобы следить за Глендой Бледсо?

Вы стали встречаться?

Крала ли она из Хьюзовых домиков для гостей?

Да, да, нет – один из ребят криво усмехнулся.

Вы ссорились с Гарольдом Джоном Мишаком?

Да – этот засранец терпеть не мог легавых. Мне сразу посочувствовали, правда ехидно осведомившись при этом: а что, если это Говард Хьюз решил подосрать вам за то, что вам достались и его деньги, и его подружка?

Мои соратники – Сид Ригль и шестеро из ОВР: допросы, проверки, килограммы дерьмовой работенки. Мег – припахал и ее тоже. «Дом 4890 по Спиндрифт – почему именно там?» Моя собственная сестра отыскивает данные о доходах – состояние Филиппа Херрика – найди мне грязь…

Дело Кафесьянов – Херриков: мамаша – Ричи: «долгую безумную историю», «обе наших семьи».

Убийца – Ричи? – нет.

Убийца – Томми? – маловероятно.

Все больше склоняюсь к мысли: был кто-то третий – и этот третий откровенный психопат.

Народ из Отдела по борьбе с наркотиками места себе от страха не находит – слухи о федеральном расследовании набирают обороты. Массовое разоблачение в рядах стражей правопорядка: все немедленно принялись избавляться от кафесьяновских «благодарностей». По слухам, Дэн Уилхайщ чуть не на коленях умолял Эксли: скажи что-нибудь, сделай что-нибудь.

Эксли так ничего и не сделал. Слухи, слухи: ФБР отправило повестки уже девятнадцати.

Мои повестки пока в пути: а путь мой к федеральным допросам и мучениям. Главный свидетель Дейв Клайн – сговорчивый такой свидетель – в особенности если фильмец со мною в главной роли ляжет на стол Нунана. «Если», конечно же, принятие желаемого за действительное – этого надо ждать с минуты на минуту, а стрелки чертовски медлят…

Беги, думай:

ОНИ сняли кино – Чик Веккио выступил соавтором. Заставь его сдать их – как ОНИ заставили меня сыграть главную роль.

Потенциальное обвинение в преступном сговоре: «может быть», одному из проштрафившихся свидетелей удастся выйти сухим из воды.

А может, я опять решил принять желаемое за действительное.

Беги, наблюдай:

ИХ дом – ночные бдения в припаркованном за три дома от особняка в мавританском стиле авто. У парадного – федералы, у задней двери – тоже. Из дома доносятся крики: семейные ссоры – мой ностальгический саундтрек:

Два Тони – красные, точно следы помады, капельки крови вокруг аккуратных дырочек в затылке. «Нет, мои дети», – рыдает несчастная жертва. Двое насильников– заряд дроби расквасил лицо того негра.

Шелковые платья для Мег – мои искупительные дары. Теперь Мег с Джеком Вудсом – персональным убийцей. Мег придержала те десять штук – Джек прокололся – Джуниору суждено было погибнуть иначе. Ленивая мысль: Эйб Уолдридж убит – та самая машина. Машина Джека – лют же цвет, та же модель.

Музыка – отрада ночного наблюдателя. В первую ночь – слащавый бибоп по радио, во вторую – исключительно Чамп Динин.

Нежная мелодия: Ричи и Люсиль – предположительно любовники. Нежно: Гленда возвращает мне смелость и самообладание – моя отважная девушка.

Чамп Динин – тихо играет по радио в машине. И эхом отдается из окон Люсиль – ее приемник настроен на ту же волну.

Люсиль в окне – ненакрашенная, с новой прической – точь-в-точь как на тех рисунках Ричи.

В ночной сорочке – почти скромница.

На улице – федералы: совсем близко к семейству.

Умоляющий Джонни – непрерывным рефреном – никогда не забуду.

Два дня долой – два дня до ареста. Две ночи с Глендой.

Она сказала: «А вдруг мы не выкрутимся?»

– Ты выкрутишься.

Она сказала: «Ты устал».

Она сказала: «Ты хочешь признаться».