Белый клык

Глава 4. Единственный путь

— Братья и сестры, — поднявшись со своего места, громко сказал Браун, привлекая всеобщее внимание.

Небольшой кабак, один из самых приличных в фавн-районе Вейл, мгновенно затих. Дождавшись, когда все головы повернуться к нему, Моррон продолжил.

— Почти месяц прошел с тех пор, как вы присоединились к Белому Клыку. Вы были зелеными салагами, путающими правую и левую ногу, и понятия не имели о том, как на самом деле ведется эта война… Это не изменилось.

Он сделал паузу на мгновение, благосклонно улыбаясь робким смешкам, и продолжил:

— И все же мы уже ходили с вами в бой — вы сражались с врагами фавнов и победили. Вы помогали и прикрывали друг друга, упорно тренировались, исправляя свою врожденную криворукость под моим присмотром, и даже не были полностью бесполезны в этом. Я называю это победой. Я называю это: «Посвящение пройдено». Вчера всем вам открыли ауры, кроме тех, кто озаботился этим раньше. Мы не делаем это для случайных людей — никто во всем Ремнанте не делает; мы делаем это для тех, кого мы принимаем в семью. Сегодня — мы празднуем это!

— Бухаем! — поддержал его Хонг, разрушив всю торжественность момента, как будто открытие ауры не грандиозное предприятие.

Тогда как оно было. Аура защищала, делала сильнее, исцеляла; она была даром и благословением, физическим воплощением души, которая была у каждого живого существа в мире: у людей, фавнов и даже животных — не имели ее только Гримм. И все же, каждый рождался с «закрытой» аурой — и чтобы открыть ее, надо было либо оказаться на грани жизни и смерти (и даже тогда самостоятельное открытие ауры — большая редкость), либо воспользоваться чей-то помощью. Сама процедура активации ауры не была сложной, хотя и требовала большого напряжения у открывающего… и при всем при этом подавляющее большинство населения всю свою жизнь жило без нее.

Причиной этому были существа Гримм. Темные твари тянулись за отрицательными эмоциями, приходили туда, где было много страха и горя, боли и ненависти — и чуяли они их на огромных расстояниях. Впрочем, «чуяли» — не совсем верное слово, Гримм шли не за запахом — за эманациями души.

Открытая аура защищала своего хозяина, но закрытая делала тоже самое, просто иначе. Если обращаться к метафорам, то свободная аура походила на костер в ночи, свободно и ничего не скрывая, транслируя в окружающее пространство свои эмоции — Гримм «слышали» их намного дальше; закрытая же едва походила на свечку, и необходимы были действительно большие суммы отрицательных эмоций, испытываемых многими людьми одновременно, чтобы привлечь тварей темноты.

Открытие ауры, в культурном значении — это признание силы, обязанности не просто защитить себя и тех, кто рядом, но и способности владеть собой, не падать духом и не становится живым магнитом для Гримм. Впрочем, последнее — это скорее благое намерение, даже если ты не позволяешь эмоциям управлять собой, перестать чувствовать себе не запретишь…

— Бухаем! — дружным ревом поддержали лиса восемь новобранцев (которым оставалось быть таковыми последний вечер).

Из пятнадцати Браун выбрал себе восемь — две стандартных команды по четыре фавна. Остальных не выгнали, разумеется: раз уж они попали на базу, обратной дороги… не то, чтобы не стало, но это становилось гораздо сложнее сделать. Новичков потихоньку растащили себе другие отряды.

— Бухаем… — вздохнув, согласился Браун, возвращаясь на свое место.

Он кивнул хозяину, любезно предоставившему свое заведение на сутки, взымая плату только за еду и выпивку и расслабленно откинулся на спинку стула, с рассеянной улыбкой наблюдая за празднеством и двумя симпатичными кошками-фавнами, разносящими еду вдоль длинного общего стола. Он не был любителем участвовать в таких вечеринках, зато всегда любил наблюдать за такими редкими моментами радости, счастья и беззаботности: слишком редки они были в их грубой и жестокой работе.

Эти ребята пока никого не убили, не теряли товарищей в засаде, не убегали от облавы копов или частной армии SDC — пока они просто чувствовали, что делают важное дело, но не понимали, какова будет цена. Браун с готовностью объяснил бы, но, увы, есть много вещей в этой жизни, которые можно понять лишь испытав на собственной шкуре.

Он уже знал, как пойдет эта вечеринка — сначала все будут есть, пить и болтать, делясь впечатлениями: на жестком тренировочном марафоне, что устроил им Браун в последний месяц у ребят не было много сил и времени, чтобы толком узнать друг друга. Потом они разобьются на группки по интересам: Сэйбл — тот самый фавн-бык, что ненавидел компанию Шни больше всех, устроится рядом с Лили Бран, девчушкой-оленем, и попытается вытащить ее танцевать; Хонг будет заигрывать со Скарлет и закончится это фингалом под глазом, засосом на шее, и, возможно, сломанной кроватью; Курай растворится в тенях через несколько минут, отправившись куда-то по своим паучьим делам. Кто-то быстро напьется и уснет лицом в тарелке, кто-то будет орать песни, кто-то закончит ночь на полу, в обнимку с унитазом, а кто-то обязательно набьет кому-то морду.

На следующее утро, когда они вернутся на базу, они будут взахлеб рассказывать об этом неудачникам, что остались в лесах посреди ничего — тянуть лямку, а после, годы спустя, вдохновенно врать новичкам, что их ночь Посвящения закончилась штурмом офиса SDC, нарисованным ананасом на главной башне Бикона и связанной Глиндой Гудвич в подсобке.

И нет, он не преувеличивал — Хонг регулярно травил подобные байки. В них никто не верил, но слушали все с удовольствием.

Обычно он принимал участие во всем этом веселье — такие вечеринки способствовали командному духу ничуть не меньше, чем «крещенье огнем» в бою. Он ходил от группке к группке, травил собственные байки (в отличие от Хонга — почти правдивые!) и тихо сваливал, когда веселье достигало апогея и присутствие начальства начинало только мешать.

Он не оставался даже с собственной командой, и вовсе не потому, что пьяный Хонг был еще невыносимей трезвого, а пьяная Скарлет превращалась в лайт-версию трезвого Хонга.

Моррон Браун называл этих троих своей командой, хитрого несносного лиса — своим партнером, но правда заключалась в том, что его командой всегда были и навсегда останутся только два фавна: Адам Торус и Блейк Белладонна. Все остальные — это единомышленники, братья по оружию, даже друзья — но не семья, какой были когда-то они втроем.

Семья, которой больше не было. Процесс не был мгновенным — после того, как Блейк выбрала Адама, Браун честно пытался не позволить этому повлиять на их отношения, но быстро понял, что это сильнее его — он попросил у Адама место в другой команде и получил Хонга, Скарлет и Курай. Но и этого оказалось мало — на базе было всего две-три сотни фавнов: они все еще были слишком близко. И когда начался новый виток противостояния войны между Клыком и Атласом в тандеме с SDC, он решил что другой континент — это достаточно далеко.

Он вернулся через год — только для того, чтобы обнаружить, что его уход в конечном итоге разрушил все: Блейк сбежала, Адам… просто делал вид, что ее никогда не существовало. Он стал резче с подчиненными, хотя и раньше никогда не был образцом долготерпения, пропадал на одиночных миссиях, с которых возвращался потрепанным и с отчетливым запахом крови… в общем, Адам был самим собой — единственный способ справится с болью, который он знал, был превратить ее в гнев.

Не было больше команды ABM — был переполненный злобой и горечью Адам, сбежавшая Блейк и растерянный Моррон, который не знал, как вернуть все обратно и возможно ли такое вообще.

Так что вечеринку он покинул одновременно с Курай, сказав, что есть один фавн в городе, которого он должен был посетить.

Рядовой обыватель думает, что все участники движения Белый Клык — боевики-экстремисты. Рядовой обыватель вообще имеет много иллюзий о мире, и это далеко не самое большое из его заблуждений.

Боевое крыло организации, те, кто действительно участвуют в боевых действиях, — самая малочисленная часть. Информаторы, осведомители, шпионы, просто сочувствующие, приносящие деньги и иногда выполняющие несложные поручения, активисты пусть и изрядно сократившегося и ставшего неофициальным, но по-прежнему существующего крыла, что занималось мирными формами протеста, — вот что было основной частью Белого Клыка: фавны, которые не имели духа или навыков, чтобы вступить в фактическую борьбу, но все еще желали помочь.

Магазин «Книги Таксона», как и его владелец, относился именно к этой, самой распространенной категории. Таксон был связным, предоставлял укрытие в случае необходимости и хранил у себя за книжными полками много всякого, за что по закону полагался большой срок. Его сложно было заподозрить в связях с Белых Клыком, учитывая, что единственное наследие его животного, рыси, были выдвижные когти, которые он без особых проблем прятал большую часть своей жизни.

Браун пришел уже затемно, прямо перед закрытием. Таксон обернулся на звон колокольчиков, натягивая на лицо профессиональную улыбку, открыл было рот, чтобы поприветствовать покупателя, но едва Моррон откинул капюшон, тут же увял, нахмурился и сказал совсем другое:

— Моррон. Я слышал, ты вернулся.

— Как видишь, — не стал спорить с очевидным Браун, подходя к стойке.

— Зачем ты здесь?

— … Я подумал, что Блейк могла навестить тебя после побега.

Лицо Таксона застыло, превратившись в холодную бесчувственную маску, и это лучше любых слов сказало Брауну, что он был прав.

— Что ж, ты ошибся. Я знаю не больше тебя.

— Послушай, Такс… — протянул Моррон, стараясь выглядеть как можно более мирным.

Непростая задачка, когда ты на полголовы выше, в два раза шире в плечах и всю свою жизнь учился производить прямо противоположное впечатление.

— Я здесь не для того, чтобы драться. Я здесь не для того, чтобы выбивать из тебя информацию. Честно, если сейчас ты пошлешь меня к черту, я развернусь и уйду — даю слово. Я просто хочу знать, что она в порядке. Пожалуйста, Такс.

— Она была здесь, — после тяжелого молчания неохотно признал связной. — Вскоре после побега, и почти сразу ушла. И она не была в порядке: она была раздавлена, разбита, разочарована и зла.

— Она… говорила, что случилось?

— Ей не нужно было. Я, может быть, и не появлялся никогда на вашей базе, но я связной — я слышу много, много вижу. И я друг Блейк.

— Я тоже.

— Действительно, Моррон? — фавн-рысь зло сузил глаза. — И где ты был, когда по ТВ показали казнь Лавендера Лайма? О, подожди… Ты был в кадре — нажимал на курок.

Браун вздрогнул. Прямо после он не был в состоянии говорить об этом ни с кем, а когда наконец собрался с духом, чтобы набрать Блейк — она просто не взяла трубку. Он приехал обратно сразу же, как только смог добиться разрешения у начальства в Атласе, но…

— Она была здесь, когда это произошло — она вообще часто приходила, по-моему, это было единственное место, где она все еще чувствовала себя в безопасности, как в старые добрые времена — просто Блейк, а не террористка с вереницей разрушенных судеб за плечами. Ты бы видел ее лицо, Моррон: я давно на этой работе, многое видел, но выражение ее лица — это самое душераздирающее зрелище, которое я когда-либо имел несчастье наблюдать.

Браун отступил на шаг — столько ярости была в глазах его старого знакомого, столько бессильного гнева и боли, и хуже того — справедливости, правоты в его словах.

За годы в Белом Клыке он сделал много вещей, которыми не гордился, неправильных и необходимых, но казнь Лавендера Лайма, из которой сделали шоу, была определенно в первой тройке.

— А где ты был через два дня, когда неизвестный ворвался в поместье Лаймов, перебил охрану, а самого старшего Лайма, мать твою, просто разорвал на куски? О, верно, — ты снова был там! Блейк ушла потому, что ее наставник и партнер, первая любовь и первый парень больше не думает ни секунды, прежде чем принять решение взорвать трех машинистов, единственная вина которых в том, что они вели чертов поезд! Она ушла потому, что ее лучший друг убивает семнадцатилетнего пацана на камеру перед всем миром, а после — приходит за его отцом.

— Все было не так, Такс. Лайм это заслу…

— Да мне плевать! Все это ни хрена не помогает — нас только еще больше боятся, еще больше ненавидят! И знаешь что… — он внезапно растерял весь запал и тяжело рухнул на стул, с которого вскочил в гневе. — Я начинаю бояться нас тоже. И ненавидеть. Скажи, Браун — это действительно того стоит?

Браун тяжело облокотился локтями на стойку и спрятал лицо в ладонях.

— Скажи мне, Таксон… Ты умный фавн, начитанный — многое знаешь, многое видел, еще больше слышал и читал. Война за Права Фавнов, пятьдесят лет назад. Десятки, сотни тысяч погибли, столько семей осталось без отцов, братьев, матерей и сестер — со стороны фавнов и со стороны людей. Гримм будто сошли с ума от чистой суммы гнева и горя, что царил в Королевствах, волнами накатываясь на стены, а когда прорывались, то убивали всех, в худшей форме всеобщего равенства: и людей, и фавнов.

— Все это было ужасно. Неправильно. Но… скажи мне, Таксон — стало ли положение фавнов лучше после этой войны?

Фавн-рысь не ответил, но Брауну не нужны были слова. Они получили Менаджери: свою, и ничью кроме, страну, было отменено рабство, все еще узаконенное в те времена в Мистрале и Вакуо, и вещи действительно стали приходить в норму… а потом появилось SDC и напомнило всему миру, как выгодно эксплуатировать фавнов.

А они пропустили, прошляпили. Тогда, пока память о войне еще была свежа, можно было пресечь это в зародыше, пригрозить повторением, но… помнили о ней не только люди: никто не хотел проходить через это снова. Организация, созданная в послевоенные годы, призванная наладить отношения между людьми и фавнами, Белый Клык, решила действовать мирно.

Это было ошибкой.

— Я каждый день молюсь о том, чтобы кто-то нашел другой путь, — тихо продолжил Браун. — Показал мне, как исправить все так, чтобы никому не пришлось страдать. Но знаешь что, Таксон — его нет! Другого пути просто нет…

— Ты просто его не видишь, Моррон.

— Возможно. Но его не видишь и ты. Его не видит Блейк или даже Гира, мать его, Белладонна. Поэтому, Таксон — или предложи мне другой выход или заткнись и не трави мне душу.

Он ушел, хлопнув дверью, в ярости не заметив, что просто оторвал ее с петель.

«Прах, я ведь просто хотел поговорить и узнать, вернулась ли Блейк домой…»