Берег скелетов

«Пиккевин» идет на таран

Мы пришли в Валвис-бей перед заходом солнца. Джон стоял рядом со мной на мостике. Едва милях в пяти к югу показалась узенькая полоса мыса Пеликана, вдающегося в море у входа в бухту, умеренный ветер с суши внезапно сменился резким северным, и это означало, что в течение ближайших дней огромные волны будут яростно штурмовать берег.

«Этоша» приближалась к бухте со скоростью в семь узлов.

— Если бы мы плыли на паруснике, — заметил Джон, — нас уже не было бы в живых.

Губы у него потрескались от ветра, на шерстяном свитере виднелись пятна соли и краски; мой друг выглядел крайне усталым — он так и не отдохнул после всех пережитых нами треволнений, все время оставаясь на ногах.

Сильный ветер с суши, сталкиваясь в открытом море с северным, гнал короткие, частые волны.

— Пятнадцать градусов право! — приказал я и одновременно поставил ручки машинного телеграфа на «малый вперед».

Солнце, лучи которого с трудом пробивались сквозь завесу вулканической пыли, величаво уплывало за горизонт. У Берега скелетов солнечные закаты необычайно красивы, но этот был просто фантастическим. Золотистые лучи, подобно ослепительным прожекторам, пронизывали небо и мириадами сверкающих искр рассеивались в облаках вулканической пыли и мельчайшего песка, принесенного ветром из подступающей к бухте пустыни.

Направляя «Этошу» к месту стоянки, я повел ее параллельно песчаному полуострову.

— Не забыл свои старые профессиональные трюки, а? — засмеялся Джон. — Ведешь корабль против солнца, чтобы зеваки с берега не могли ничего разглядеть на судне! У тебя, Джеффри, это, наверно, в крови. Легче уговорить волка не трогать овец, чем отучить моряка-подводника от излишней осторожности.

— Ну благодаря твоим стараниям вряд ли теперь нужно скрывать повреждения, — заметил я.

— С более толковой командой я бы сделал куда больше, — кивнул Джон. — Матросы совсем растерялись от страха.

Джон действительно совершил чуть ли не чудо. Даже зеваки, вечно толпившиеся на причалах, не заметили бы на судне ничего необычного. В пути мы произвели основательный ремонт и выбросили за борт тонн десять испортившейся рыбы.

Я поставил «Этошу» у ее обычного причала, далеко в стороне от остальных рыболовецких судов, преимущественно деревянных парусников, оснащенных моторами и не обладающих теми прекрасными мореходными качествами и тем изяществом линий, что характерны для современных траулеров.

Лучи жаркого заходящего солнца окрашивали все вокруг — и море, и порт, и безобразный холодильник с его высокими трубами в янтарно-золотистые тона. Уже наступала ночь, когда мы отправили команду на берег — я не разрешал матросам во время стоянки ночевать на судне.

На «Этоше» остались Джон, Мак и я.

— Иди сюда, Мак! — крикнул я из своей каюты, где мы выпивали с Джоном. — Виски?

— Да, — мрачно, как всегда, буркнул он. — И без воды.

— Что-нибудь уцелело в машинном отделении после утренней катавасии? — спросил Джон.

— Кое-что уцелело, — проворчал Мак, переводя на меня взгляд с модели парусника, висевшей над столом.

Я знал Мака лет пятнадцать, не все еще чувствовал себя неловко под его взглядом.

— Когда-нибудь, шкипер, ты зарвешься, а меня не окажется рядом, чтобы вызволить тебя из беды. — Мак сурово усмехнулся. — Пока тебе везло, парень, но сегодня твоему везению едва не пришел конец.

Если Мак произносил в день более шести-семи слов, это уже было достойно удивления. Я налил ему виски, и при этом у меня мелькнула мысль: не многовато ли он знает обо мне? Ну а что знаю о нем я? Да почти ничего. Хотя нет, почти все, что можно узнать о человеке, если пройдешь вместе с ним через труднейшие испытания и занимаешься делами, которые не укладываются в рамки закона. Не это ли связывает людей в трущобах Глазго, где родился Мак? Ну а что связывает нас? Взаимная выгода или преданность — преданность воришки своей банде, существующая лишь до тех пор, пока вожак аккуратно выдает каждому соучастнику его долю? Как бы ни было, Маку было известно слишком много.

— В машинном отделении незначительные повреждения, — заметил он, принимая от меня наполненный стакан. — Не беспокойтесь об этом — они легко устранимы.

— Отсюда следует, что мы отделались легким испугом, — засмеялся Джон. — Ну а как ты чувствовал себя в своей норе, когда нас начало поджаривать?

— Так, словно кто-то подставил мне под ягодицы паяльную лампу.

— К утру, надеюсь, ты приведешь все в порядок? — спросил я.

Мак долго с мрачным видом смотрел на меня.

— Можешь не сомневаться, — наконец ответил он. — А где мы были сегодня утром, парень? Где-нибудь недалеко от того места?

«Черт бы побрал этого Мака!» — мысленно ругнулся я. У меня и без того забот полон рот, чтобы еще удовлетворять его чрезмерное любопытство. Нет, положительно, он знает чертовски много!

— Джон, налить тебе еще? — спросил я, чтобы выиграть время.

В дверь каюты громко постучали, и это избавило меня от необходимости отвечать Маку. Я встал и открыл дверь. Передо мной стоял полицейский.

— Кто из вас капитан Макдональд? — спросил он по-бурски.

— Он перед вами, — ответил я на том же языке. — Входите.

— Сержант Вентер, — представился полицейский.

— Это мой первый помощник мистер Джон Герланд и мой инженер-механик Макфадден. Они не говорят по-бурски. Может, мы перейдем на английский?

Я заговорил по-английски с подчеркнуто южноафриканским акцентом, как делал всегда, когда бывал в портах.

— Хотите выпить, сержант? — спросил я с напускным добродушием. — Виски или что-нибудь получше?

Я достал бутылку старого коньяка.

— Бог мой! — восхищенно воскликнул полицейский, увидев ярлык на бутылке. — Конечно, только этого!

Вентер взял стакан, отхлебнул большой глоток и, бросив свой шлем на стол, со вздохом облегчения опустился на стул.

— Вы знаете, капитан, — заговорил он, — мне приказано уточнить, при каких обстоятельствах ухитрился утонуть этот мерзавец из вашей команды.

Я быстро взглянул на Джона — он уже знал от меня, что сразу по прибытии в порт я через посыльного, официально уведомил местную полицию о гибели одного из наших матросов.

— Сейчас принесу карты, — поднялся Джон.

— А я покажу вам точное место, где он бросился за борт. Это случилось во время извержения подводного вулкана.

— Да не торопитесь вы! — запротестовал сержант. — Давайте сначала выпьем. Вот это коньяк!.. Матрос, надеюсь, не белый?

— Негр… Мы шли полным ходом, хотели поскорее миновать островки, которые вылезали из моря буквально на наших глазах. И тут этот самый матрос, Шиллинг по фамилии, вдруг с перепугу прыгнул за борт и поплыл к торчавшей поблизости скале. Больше мы его не видели.

— Ну и болван он, этот ваш Шиллинг! — поморщился Вентер. — И что ему взбрело в голову сигать в море?

— …Вернуться на судно он уже никак не мог, — продолжал я. — Мы шли, я уже говорил вам, на полной скорости, а тут еще нас ударила большая волна.

— Да что там! — махнул рукой Вентер. — В порту полным-полно всякого сброда, так что вы без труда найдете замену.

— Еще коньяку?

— Не возражаю. Замечательный напиток.

Джон незаметно вышел и некоторое время отсутствовал — как раз столько, сколько потребовалось ему, чтобы сделать необходимые пометки на карте, с которой он и вернулся в каюту. Наш курс (примерно милях в ста пятидесяти от того места, где мы действительно находились!) был аккуратно помечен крестиками, как и вновь появившаяся цепочка островов, что ни у кого не могло вызвать подозрений, поскольку такие сюрпризы здесь не редкость.

— Мы находились примерно в точке, соответствующей двадцати градусам пятидесяти минутам южной… — сухо и деловито начал Джон, сразу вызвав в моей памяти сцену заседания трибунала военно-морских сил.

— Бог ты мой! — воскликнул Вентер. — Да я все равно ничего не смыслю в таких тонкостях и даже не знаю, как это записать! Скажите мне что-нибудь попроще, и я внесу в свой рапорт.

— А что, состоится следствие? — как можно равнодушнее поинтересовался я.

— Простая формальность. Скажите, где все случилось, я напишу рапорт своему майору, только и всего. Пустая трата времени, но так уж положено.

У Джона вырвался вздох облегчения. Ему явно претила необходимость объяснять происшествие с помощью сфальсифицированных карт.

— Я бы сказал так: «Милях в ста пятидесяти к северо-северо-западу от Валвис-бей…»

Вентер пролил несколько капель коньяка на свой блокнот, с чувством слизнул их и продолжал писать. Мак с отвращением смотрел на него. Вентер тщательно записал все подробности случившегося.

— Ваше имя, капитан Макдональд?

— Джеффри.

Имя он записал неправильно, но я не стал его поправлять, меня вполне устраивала эта ошибка. На всякий случай.

— Гражданин Южно-Африканского Союза?

— Вы когда-нибудь слышали, чтобы иностранец так говорил по-бурски? — нагловато ответил я, переходя на этот язык и сам ужасаясь своему акценту; Вентер, однако, и бровью не повел. — Я родился в Оранжевой Республике.

— Вот как! А я в Трансваале. Давайте-ка выпьем по этому поводу.

Я наполнил его стакан.

— Ваше здоровье! Я бы не возражал, ребята, подольше побыть с вами и выпить как следует, но… служба!

На этот раз и Мак вздохнул с облегчением. Вентер взял свой шлем.

— Ну я пошел. Пока, ребята!

Я проводил полицейского до трапа, а вернувшись, застал Джона буквально изнемогающим от смеха.

— Вот как нужно заводить друзей! — едва смог вымолвить он. — Вот как надо обхаживать их! Ну и ну! По-моему, его ни капли не заинтересовала вся эта история, а?

— Вот и хорошо. Мы сумели легко доказать Вентеру, что были только в открытом океане.

— Так-то оно так, — растягивая слова, ответил Мак. — Вы можете доказывать это и мне. Но все же, если учесть, что я и сам видел кое-что, то, может, вы скажете мне, хотя бы для интереса, где же мы все-таки были?

— У Берега скелетов, Мак, — резко бросил я.

— Да?.. Это все, что я хотел знать…

Мы ощутили легкий толчок, когда шлюпка, управляемая чьими-то неопытными руками, стукнулась о борт «Этоши». В наступившем молчании я с особой силой почувствовал беспокойство, не покидавшее меня все утро. А тут еще Мак со своим многозначительным «Да?». Теперь он, конечно, будет размышлять над моим ответом…

Но все же, кто мог пожаловать на «Этошу»? Во всяком случае, не полиция, в этом я не сомневался.

На палубе послышались тяжелые шаги. Мы поджидали неизвестного визитера стоя, с наполненными стаканами в руках. Напряжение, в котором мы пребывали все последние часы, заставляло нас заранее отнестись к нему, кем бы он ни оказался, как к незваному гостю.

По доносившимся до нас шагам мы слышали, как он поднялся по трапу, в нерешительности постоял на месте, потом направился к моей каюте. Не ожидая стука, я распахнул дверь.

Наша тревога, вызванная появлением на «Этоше» столь позднего посетителя, еще более обострившееся нервное напряжение, о котором я упоминал и которое уже не покидало нас в течение всех последующих бурных событий, полностью оправдывались тем, что я узнал позже об этом высоком сутулом человеке. У него были волосы песочного цвета, начавшие седеть на висках, и серые глаза. Он мог бы остаться незамеченным среди многих других ничем не примечательных людей, если бы не жестокое выражение лица и почти беззвучное и какое-то мрачное хихиканье, которое я всегда вспоминаю со страхом.

— Капитан Макдональд? — спросил он с едва заметным немецким акцентом.

— Да, — холодно ответил я.

Он помолчал, обежав все, что было в каюте, быстрым оценивающим взглядом, потом протянул мне руку и представился:

— Стайн. Доктор Альберт Стайн.

Я не пригласил его войти и молча стоял. Если он явился в связи с утренними событиями, ему придется немедленно уносить ноги.

— Можно войти? — спросил он.

В глазах Стайна читалось дружелюбие, но его выдавали челюсти — точь-в-точь такие же, как у тех странных созданий, что попадаются иногда в тралы в морских глубинах и, оказавшись на палубе, до последнего издыхания пытаются перегрызть стальную сетку.

Я продолжал молчать, не скрывая своего раздражения.

Стайн взглянул на Джона и Мака.

— Я не имел чести…

— Мой помощник и инженер-механик, — коротко представил я обоих.

— У вас замечательное судно, — заявил Стайн, протягивая руку Маку. — Вы должны гордиться, что работаете механиком на таком замечательном судне. Оснащено, полагаю, достаточно мощными двигателями, не так ли?

Мак сделал вид, что не заметил протянутой руки, и я мысленно поблагодарил его за это.

— Машины из Хамбера, но я предпочел бы машины из Клайда.

— Ну, понятно, гордость шотландца! — дружески заметил Стайн. — Два шотландца и англичанин на таком чудесном кораблике!

— Я — южноафриканец, — заметил я, налегая на южноафриканский акцент.

— Но ваш помощник — англичанин? И судно английское, да? Именно англичане строят такие быстроходные суда.

Стайн склонился в учтивом поклоне, но его глаза продолжали бегать по каюте.

— Чем могу быть полезен, доктор Стайн? — сухо спросил я. — Не для того же вы приехали, чтобы восхищаться моим судном. А если за этим, то… — и я указал в сторону берега.

— Что вы, что вы! — запротестовал Стайн. — Я приехал по делу!

Мы продолжали стоять.

— Если по делу, давайте обсудим его как-нибудь в другой раз, и не здесь, а на берегу. Я продаю рыбу только по договорам.

— Я ученый, а не рыботорговец, — улыбнулся Стайн; честное слово, этой улыбке я предпочел бы прикосновение ската! — Я хочу поговорить с вами о ловле жуков.

Как бы странно ни прозвучало заявление Стайна, он совсем не походил на чудаковатого охотника за жуками.

— Причем это дело мне хотелось бы обсудить с глазу на глаз, — добавил он, многозначительно посмотрев на Джона и Мака.

— Они мои близкие друзья, можете говорить все, что вам заблагорассудится.

— Друзья… Какой счастливый кораблик!.. Так вот, я хочу отправиться с вами в короткую поездку для ловли жуков.

— Жуков в Атлантике не ловят, — хмуро улыбнулся Джон. — В Атлантике можно поймать что угодно, только не жуков.

— Знаю, — небрежно ответил Стайн. — Но я хочу отправиться на вашем судне вдоль побережья в поисках жуков, точнее говоря, одного особенного жука.

Я пожал плечами.

— И вы хорошо заработаете, — продолжал Стайн. — Пятьсот фунтов…

…Видите ли, — поколебавшись, продолжал Стайн, — когда мне захотелось найти нужного мне жука, я отправился к людям, знающим толк в судах, и попросил назвать лучшее судно в Валвис-бее. Мне сказали: «Этоша». Но это не все, чего я хочу. Возможно, «Этоша» действительно лучшее судно, но всего важнее для меня — кто ее капитан. И я спросил, кто из капитанов рыболовецких судов лучше всех знает местные воды. Мне говорят: Макдональд с «Этоши». Вот почему я здесь и предлагаю пятьсот фунтов за рейс.

— И куда же вы хотите отправиться за свои пятьсот фунтов? В Южную Америку?

— Нет. Я попросил бы высадить меня на Берег скелетов.

Я расхохотался:

— Ну и шутник же! Да знаете ли вы, что стоит мне шепнуть кому-нибудь хоть одно словечко о вашем предложении, которое вы к тому же сделали при свидетелях, как за каждым вашим шагом будут следить во все глаза.

— Вряд ли вы так поступите, — спокойно отозвался Стайн.

— А почему бы и нет?

Стайн долго не спускал с меня пристального взгляда, потом сказал:

— Ручаться не могу, но думаю, что никому ничего вы не скажете. Почему? Я исхожу из того, что вижу. А вижу я отличное, красивое судно, на котором можно хорошо зарабатывать. Все утверждают, что «Этоша» способна развивать высокую скорость, однако никто не видел, чтобы она делала больше двенадцати узлов. Я задаю механику невинный вопрос насчет двигателей, а он, вместо того чтобы восхищаться ими, толкует мне что-то о Хамбере и Клайде… Да, — внезапно перебил он самого себя, — говорят, у вас сегодня упал за борт и погиб один из матросов?

Мое терпение иссякло.

— Да, да, да! — крикнул я. — И еще кое-кто может полететь сейчас за борт… Немедленно убирайтесь вон!

— Такой уж я человек, что всегда доискиваюсь до сути происходящего, — невозмутимо проговорил Стайн, — но я, господа, кажется, напрасно отнимаю у вас время. Может, вы передумаете?

— Вон! — повторил я.

— Ну что ж…

Стайн повернулся и ушел.

Тягостное впечатление от этого визита вскоре переросло в нечто худшее, особенно после одного неприятного эпизода, случившегося с нами во время промысла. Стайн действительно оказался предвестником всяческих бед и несчастий.

Все началось на следующий день, когда мои попытки достать новые шлюпки взамен потерянных ни к чему не привели. Мне пришлось довольствоваться лодкой с острым носом и острой кормой. Она годилась для плавания в прибое, но не для работы в открытом море. Нехватка шлюпок сыграла роковую роль в последующих событиях, закончившихся гибелью нескольких человек.

…На рассвете мы вытравили сеть, и «Этоша» не спеша, как полицейский на своем участке, патрулировала Южную Атлантику. Судно медленно скользило среди легкой зыби под лучами солнца, уходившего в море далеко на западе, там, где лежал остров Св. Елены.

Мы поймали довольно много сардин и трески, но хорошая рыба в трал не шла, хотя в этом районе богатые планктоном течения из Антарктики встречаются с теплыми водами тропиков.

— Мы тут прямо как на прогулочной яхте, — лениво зевнул Джон; он почти лежал на релингах мостика, время от времени обводя взглядом пустынный горизонт. — Никого и ничего, одни-одинешеньки…

Простор окружающей нас водной пустыни, спокойствие и тишина наступающего вечера вытеснили у меня из головы мысли о Стайне, и я хотел только этого покоя и этой тишины.

— Мы, кажется, несколько отклонились к югу, — пробормотал я. — Вода здесь, пожалуй, холодновата для рыбы.

— Счастливые планктончики! — засмеялся Джон. — Ничто не угрожает их одноклеточному существованию!.. Послушай, но мы можем проболтаться тут без толку целую неделю… Это еще что? Кажется, кто-то не прочь составить нам компанию!

Я посмотрел в том направлении, куда показывал Джон, и увидел на юго-западе, у самого горизонта, белое пятнышко. Наблюдательность и постоянная бдительность, присущие каждому моряку-подводнику, поистине стали второй натурой Джона.

Взяв бинокль, я навел его на поднимавшийся из моря белый треугольничек.

— Ну вот и пираты пожаловали, — заметил я шутливо. — Парусник на горизонте! Всем быть начеку — того и гляди ринутся на абордаж!..

Джон продолжал наблюдать за быстро увеличивающимся парусом.

— Мчатся как на крыльях! — одобрительно заметил он. — Готов поклясться, это шкипер из Людерица. Да, это же «Пиккевин»!

Я не отрываясь смотрел в бинокль.

— Попутным ветром идут. Так… Теперь они изменили курс и, кажется, идут на сближение.

— Хотелось бы мне взглянуть на этот парусник, когда и он, и капитан были еще молоды! — воскликнул Джон, любуясь кораблем, идущим под всеми парусами. — Нет, что ни говори, превосходный моряк этот Хендрикс!

— Недаром его предками были малайцы, уж они-то знали море.

Теперь мы уже видели все три мачты парусника, хотя его корпус, окрашенный темной краской, еще был плохо различим.

— «Пиккевин» так стар, — снова заговорил Джон, — что у него могут рухнуть мачты, если Хендрикс забудет об осторожности. Я прямо-таки ненавижу его за эти топсели. Вот уж никогда не предполагал, что увижу «Пиккевин» с тремя кливерами! У этой старой калоши, как видно, все еще хороший корпус, если она выдерживает столько парусов.

Я с улыбкой слушал брюзжание Джона.

— «Пиккевин» мчится прямо на нас! — вдруг воскликнул он. — Скорость узлов одиннадцать, не меньше.

Теперь и я заметил, что расстояние между нами быстро сокращается. У меня мелькнуло смутное подозрение, что «Пиккевин» специально изменил курс, как только увидел нас, но я постарался убедить себя, что это просто моя мнительность.

Шхуна продолжала» приближаться. Она шла круто к ветру и так кренилась, что свисавшая со шлюпбалок шлюпка, казалось, касается воды. Теперь нас разделяло не больше мили, но «Пиккевин» не изменил курса. От меня не ускользнуло, что и Джон начинает проявлять беспокойство, хотя еще совсем недавно отпускал всякие шуточки.

— Джеффри, может, нам немного посторониться, а? Пар уступает дорогу парусу, и все такое…

— Поверни штурвал на две-три ручки, — приказал я рулевому, но, вспомнив о тянувшейся у нас за кормой тяжелой сети, поправился: — Нет, пятнадцать градусов лево руля!

По машинному телеграфу я отдал команду увеличить скорость, чтобы «Этоша» быстрее сошла с пути шхуны.

— Ну, теперь-то они не наскочат на нас, — сказал я, — даже если Хендрикс окажется таким болваном, что и дальше будет мчаться сломя голову, словно нас вообще не существует.

— Да, но он положил руль под ветер! — с тревогой в голосе воскликнул Джон. — Какую чертовщину задумал этот Хендрикс?

Шхуна снова изменила курс и сейчас мчалась прямо на нас.

До нее оставалось не более полумили.

— Лево на борт! — резко скомандовал я; сейчас бы самое время прибавить скорости, но нам мешала сеть. В обычных условиях с «Этошей» мог бы успешно соперничать разве что военный корабль, а теперь она плелась, словно больная кляча. Мне не случалось находиться на корабле, когда к нему приближается вражеская торпеда, но сейчас, глядя, как прямо на «Этошу» мчится старый парусник, я понял всю беспомощность человека, наблюдающего за вспененной и бегущей дорожкой, по которой неумолимо надвигается смерть.

Схватив рупор, я крикнул слонявшимся по палубе матросам:

— Отдать сеть! Да поживее, черт бы вас побрал!

Я видел, как вытянулось у Джона лицо: мы вышвыривали за борт свой заработок только потому, что какой-то идиот захотел показать нам, как здорово он управляет парусником.

Матросы, поняв опасность, бросились на корму. Тросы тут же с плеском упали в воду, а вместе с ними в морскую пучину отправилась и вся наша добыча.

— Полный вперед! — распорядился я, не сводя глаз с парусника, который летел на нас, не уменьшая скорости. Вот он накренился так, что шпигаты его подветренного борта оказались под водой. Теперь я понял, что шкипер шхуны вовсе не собирается таранить нас, он задумал пройти под нашей кормой и порвать сеть. Идиот! Если легкий деревянный корпус шхуны на скорости в одиннадцать узлов наткнется на прочные и тяжелые тросы, она обязательно развернется в сторону «Этоши», и только небу известно, что тогда произойдет. Я успел заметить, что Хендрикс, ухмыляясь и махая рукой, стоит около бизани, а… рядом с ним маячила фигура Стайна?! При виде немца я сразу забыл о своем намерении как следует обругать Хендрикса. Стайн, с трудом удерживаясь на накренившейся палубе «Пиккевина», сложил ладони рупором и что-то прокричал нам, но шум ветра заглушил его слова.

— Надо спустить шкуру с Хендрикса за такие штучки! — вне себя от ярости повернулся ко мне Джон. — Он еще ответит за это. Нагоним шхуну, а?

— Нет! — покачал я головой. — Нет. «Пиккевин» делает сейчас не меньше одиннадцати узлов, и «Этоше» будет нелегко догнать его до наступления темноты. Но дело не в этом. Кажется, я раскусил замысел Стайна. Помнишь, он пытался узнать у Мака скорость «Этоши»? Сегодня он вел двойную игру. Он не сомневался, что мы обрежем трал, чтоб избежать столкновения, а потом бросимся за ним вдогонку и потребуем объяснения. Как бы не так! Он все равно не узнает скорости «Этоши». Может торчать в море сколько угодно.

Шхуна быстро удалялась.

— Да, но нельзя же оставлять безнаказанным такой бандитизм, — гневно возразил Джон.

— Хендрикс даст вполне резонное объяснение. Парусник всегда имеет преимущественное право пути, и любое непарусное судно обязано уступать дорогу.

— Дал бы бог встретить его где-нибудь на берегу! — сквозь стиснутые зубы пробурчал Джон. — Уж там-то я его научу, как…

— …как ходить под парусами курсом крутой бейдевинд, — угрюмо заключил я, кивнув в сторону шхуны.

Возбужденное восклицание одного из матросов, внимательно следивших за трюками «Пиккевина», привлекло мое внимание. Кабельтовых в двух перед нами творилось нечто такое, чего я еще никогда не видел. Вода там бурлила, пенилась и кипела, словно от тысячи торпед, идущих параллельными курсами. Группами по три выпрыгивали из моря и с оглушительным шумом падали обратно штук двенадцать огромных скатов. Перед ними металось стадо ошеломленных дельфинов, и среди них я с изумлением заметил акулу футов пятнадцать длиной. Приглядевшись внимательнее, я понял, что ошибался: это была барракуда, еще более жестокая и беспощадная, чем акула. Море вспенилось еще сильнее — за скатами шли целые полчища барракуд; насколько я мог видеть, море кишело ими. Мы могли за какой-нибудь час битком набить наши трюмы ценной добычей, и я распорядился забросить снасти.

Почти сразу же первая фаланга барракуд оказалась под днищем «Этоши». Беспомощные дельфины, судорожно извиваясь, тщетно пытались выбраться из кишащей массы огромных влажных тел. Однако барракуды обходили снасти.

Некоторые из них бились о корпус траулера, подпрыгивали и снова скрывались под судном, в то время как основная масса безостановочно неслась вперед, к какой-то неведомой цели. Опасаясь за винты «Этоши», я приказал остановить их.

Так прошло минут пятнадцать. Внезапно море успокоилось. Последняя стая барракуд миновала траулер, а за нею, словно эскорт миноносцев за главными силами, проплыли три огромных ската.

Ошеломленные виденным, мы стояли на мостике, не в силах вымолвить ни слова, но уже вскоре каждый из нас с горечью осознал, что мы так и не воспользовались удачей, которая, возможно, выпадает только раз в жизни.

— И все этот проклятый Стайн! — взорвался Джон. — Если бы не он, наши трюмы были бы сейчас полны. Это какое-то проклятие на наши головы!..

…А далеко на горизонте паруса шхуны постепенно растворялись во мраке наступающей ночи.