Берег скелетов

Неожиданная встреча

В автобус проникали пыль и выхлопные газы от перегревшегося мотора. Перед одной из тех холмообразных дюн, что то и дело пересекают дорогу из Валвис-бей, водитель переключил скорости, и машина, рванувшись вперед, подняла новые тучи пыли. Автобус, уже много лет совершавший ежедневные рейсы по этому маршруту, настолько пропитался пылью, что даже легкий удар по обивке сиденья вызывал нечто вроде песчаной бури.

Мы направлялись к Свакопмунду, и Валвис-бей оставался слева от нас. В передней части автобуса устроилось человек шесть европейцев, в задней, за перегородкой из металлической сетки — в соответствии с порядками апартеида — человек двенадцать африканцев.

Издали я увидел «Этошу», стоявшую у причала, вспомнил о чистом морском воздухе и пожалел, что не остался на судне на день-другой, а решил сойти на берег. После того как парусник Хендрикса чуть не протаранил нас, мы провели на рыбных банках еще без малого неделю, но выловили всего каких-то четыре-пять тонн рыбы, и я вернулся в порт. Надо было приводить «Этошу» в порядок, позаботиться о том, чтобы шлюпки, заказанные нами в Кейптауне, были готовы как можно скорее. Мак, в свою очередь, заявил, что ему нужно устранить кое-какие неполадки в двигателях. В общем, стоянка в порту была необходима. Я почувствовал себя адмиралом без флота и решил провести несколько дней на берегу.

Первый день прошел весьма скучно. Хотел сыграть партию гольфа, но помешал сильный ветер. Тогда я позвонил в Свакопмунд моему старому другу Марку — владельцу маленькой чистенькой гостиницы «Бремен», где я частенько останавливался, когда сходил на берег.

— Что же, приезжай, — ответил Марк. — Но ты ведь знаешь, Джеффри, какая это дыра наш Свакопмунд сейчас — в несезонное время. У нас тут полное безлюдье. Ни хорошей рыбалки, ни купания — ничего, что дает Свакопмунду право называться жемчужиной Юго-Западной Африки.

— Чем меньше народу, тем лучше. А что до рыбы, так я и видеть ее не могу!

Марк рассмеялся.

— А не повторить ли нам восхождение на Брандберг? — поинтересовался он. Основным увлечением Марка было собирание бушменских рисунков, что не мешало ему готовить превосходные блюда для своих друзей.

Брандберг — огромная гора между Валвис-бей и Берегом скелетов, на которой еще сохранились древние наскальные рисунки. На самом интересном была изображена рыжеволосая женщина, известная как «Белая леди Брандберга». Если не ошибаюсь, Марк одним из первых и обнаружил эти рисунки. Помимо коллекционирования рисунков бушменов, он обладал прямо-таки ливингстоновской страстью к исследованиям, и мы совершили с ним несколько путешествий то на «джипе», то пешком.

Я, разумеется, клюнул на его приманку. Если даже экскурсия не состоится, планировать ее уже интересно, все какое-то занятие.

— Согласен. А как насчет Ошикуку?

— Это что, где-то в Японии? — едва слышно донесся до меня внезапно исказившийся голос Марка: видимо, сильный порыв ветра из пустыни (во всяком случае, так мы всегда объясняли это явление) ударил по проводам.

— Севернее Этоши, посреди болот! — крикнул я.

— Черт бы ее побрал! — снова еле прозвучал ответ Марка. — Приезжай автобусом, который отправляется в двенадцать, и мы обсудим… — окончания фразы я не расслышал.

Брандберг и Колквихун высятся, как бастионы, среди первозданного хаоса скал, ущелий, каменистых и песчаных пустынь и высохших русел рек, где со времен основания мира редко ступала нога человека. Эту местность называют Каокофелдом, а побережье более зловещим именем — Берегом скелетов. Это территория, равная по площади Англии, но без рек, колодцев, озер и прудов. Она закрыта для человека, во-первых, государственным законом, поскольку предполагается, что таит в себе богатые залежи алмазов, а во-вторых, куда более свирепо, чем законом, охраняется вечным и неусыпным стражем Каокофелда, — жаждой. Многие смельчаки потихоньку пробирались через запретную границу нигде ничем не помеченную и действительно похожую на границу лишь в одном месте этого пылающего горнила, а именно на юге, по так называемой реке Хоаниб. У нее широкое русло, но по нему не течет вода, хотя ее можно найти, если копнуть, как делают здесь слоны и антилопы. Искатели приключений и охотники за алмазами погибают от жажды прежде, чем успевают добраться до желанной цели.

Собственно, Берег скелетов тянется от реки Хоаниб на юге до реки Кунене на севере, по которой проходит граница между Юго-Западной Африкой и Анголой. Ни порта, ни мест, сколько-нибудь пригодных для стоянок, у Берега скелетов нет; он вполне заслужил свое название, потому что усеян остовами и обломками погибших парусников, пароходов, военных кораблей, китобойных судов. Свидетельства бесчисленных трагедий, они не поддаются тлену на этом гигантском кладбище, бесконечно долго сохраняясь в песке и сухом воздухе. Те, кому удалось вернуться отсюда живыми, рассказывают о старинных кораблях с бесценными сокровищами на них и о мертвецах в тех же позах, в каких сотни лет назад их настигла смерть.

И все же меня и Марка неудержимо влекло в Каокофелд. Сидя сейчас в тряском автобусе, я вспомнил конец зимы прошлого года. Мы хотели отправиться через пустыню на север, к Кунене.

Безапелляционное чиновничье «нет» нарушило наши планы, причем отказ был приправлен такими подозрительными взглядами, что у нас отпала всякая охота настаивать. Вместо этого мы на «лендровере» Марка направились в совершенно неисследованный район вдоль южной границы Каокофелда. С вершины горы, нависшей над рекой Хоаниб, с высоты пяти тысяч футов я увидел хаотическое нагромождение скал и каньонов; под лучами солнца, преломлявшимися в насыщенном частицами слюды воздухе, они меняли свою окраску, словно гигантские хамелеоны. Через сильный морской бинокль я разглядел справа, милях в пятнадцати, зелень крохотного поселка Цессфонтейн.

На этом наше путешествие закончилось.

…Автобус подошел к конечной остановке. С трудом двигая онемевшими от долгого сидения членами, весь покрытый пылью, я с чувством облегчения ступил на землю. До дома Марка было не более минуты ходьбы. И тут я увидел Хендрикса. Его нагловатая ухмылка мгновенно вызвала у меня приступ ярости. Я остановился, взглянул на него и медленно, разделяя слова, сказал:

— Хендрикс, ты подонок!

Хендрикс выхватил нож и бросился на меня. Но я опередил его и, рывком притянув к себе, перебросил через голову с такой силой, что он безжизненной тушей остался лежать на песке. Нож упал рядом, я ногой отшвырнул его, а когда поднял глаза, увидел Марка.

— Боже мой, Джеффри! — воскликнул он. — Хендрикс же мог убить тебя!

— Ну да! Ваш друг умеет постоять за себя, — засмеялся коренастый фермер-бур (он вышел из автобуса вместе со мной). — Послушайте, приятель, я заплачу вам пятьдесят фунтов, если вы обучите меня этому приему.

— Вызовите к нему врача, — хрипло попросил я, готовый провалиться сквозь землю от стыда за свой поступок. — Стоимость лечения я оплачу.

— Вздор, — возразил фермер. — Этот человек сам во всем виноват — он же с ножом бросился на вас!

— Марк, пойдем отсюда, — предложил я. — Мне обязательно нужно выпить чего-нибудь крепкого.

Мы уже собирались уйти, но меня остановил чей-то спокойный голос.

— Капитан Макдональд! — воскликнул Стайн. — Теперь я должен вас поздравить не только с блестящими успехами по части кораблевождения, но и добавить, что сейчас вы проявили себя решительным человеком.

— Во всяком случае, — ответил я, сдерживаясь, — это на какое-то время отобьет у вашего друга охоту совершать увеселительные прогулки для того, чтобы рвать мой трал.

Стайн молча улыбнулся.

В гостинице Марка я выпил крепкого виски, быстро принял ванну и в мрачном настроении, все еще под впечатлением отвратительного инцидента с Хендриксом, прошел в бар. Нет, я не испытывал угрызений совести, но понимал, что обстановка не требовала от меня такой жестокости. Больше всего, однако, меня беспокоила мысль о Стайне; несомненно, именно он стоял за всем тем, что случилось. Также несомненно, что он не мог ничего знать о моем прошлом, поскольку это произошло давным-давно. Если бы Стайн ухитрился пронюхать, что я не тот, за кого себя выдаю, я бы это понял еще во время нашей первой встречи на «Этоше». Нет, он ничего, решительно ничего не мог заподозрить!

И тут же я спрашивал себя: но кто же он такой, Стайн? Он мог быть кем угодно — страховым инспектором или любым другим чиновником, хотя трудно было представить его чинно восседающим за письменным столом в какой-нибудь конторе.

Размышляя таким образом и рассеянно скользя взглядом по этикеткам бутылок, я направился к стойке, когда в бар вошли четыре немца.

— Пива! — властно потребовал один из них, и я сразу подумал, что он поселился здесь уже после войны, поскольку немцы, проживавшие тут еще с довоенных времен, порастеряли свое обычное высокомерие и заносчивость.