Берестяная почта столетий

Усадьба и город

Вернемся, однако, на городскую боярскую усадьбу, Выше упоминались берестяные грамоты, адресованные ремесленникам или связанные с ремесленным производством. А еще раньше, когда речь шла о новгородском ремесле, говорилось о многочисленные следах производства и об остатках специализированных мастерских, которые достаточно часто встречаются во время раскопок. Особенно много таких следов было обнаружено на Неревском раскопе, усадьбы которого принадлежали крупным землевладельцам. Каким же образом совмещается несомненная боярская принадлежность усадьбы с остатками на ней ремесленной деятельности? И было ли такое сочетание особенностью только исследованного на Неревском конце участка?

Ответить на второй вопрос смогли раскопки в других районах Новгорода. Оказалось, что сочетание с ремеслом свойственно всем без исключения боярским усадьбам Новгорода. Везде большие усадьбы включали в свой состав кроме господских хором, домов челяди и различного рода хозяйственных построек – от помещения для скота до поварни и бани – также и производственные ремесленные комплексы. Поскольку работавшие в них ремесленники жили не на своей собственной земле, не в своих собственных дворах, а во дворе и на земле феодала, значит, в таких случаях археологи имеют дело не со свободными, а с вотчинными, зависимыми от владельца усадьбы ремесленниками, отдававшими господину значительную часть доходов от своего производства и, по-видимому, получавшими от господина сырье.

На первый взгляд, такие отношения должны бы вызывать мысли о натуральном хозяйстве. Ведь в любой усадьбе, поддерживающей такой способ хозяйствования, проявляется постоянное стремление ни в чем не зависеть от рынка, а все производить руками живущих здесь же и подчиненных своему сеньору мастеров. Однако такой вывод оказывается совершенно неверным. Если бы на городской боярской усадьбе процветало натуральное хозяйство, мы наблюдали бы всякий раз очень разнообразный набор ремесленных производств. В действительности раскопки на каждой усадьбе обнаруживают остатки одного, во всяком случае, не более двух ремесел. В одних случаях это бывает кожевенная мастерская, в других – ювелирная или костерезная и т. д. Если на какой-либо боярской усадьбе с утра до вечера каждый день трудились кожевники, шившие обувь, или изготовлявшие рукавицы, или кроившие пояса, очевидно, что количество их продукции намного превышало потребности самой усадьбы, С другой стороны, и владелец усадьбы, и другие ее жители нуждались не только в обуви, рукавицах и поясах, а также и во многом другом, чего на этой усадьбе сами не делали. Следовательно, вотчинное боярское ремесло не только не похоже на производство усадьбы, живущей натуральным хозяйством, но диаметрально противоположно ему. Оно связано с рынком, работает на рынок и приносит боярину доход прежде всего потому, что и рассчитано главным образом на рынок. В его основе лежат товарно-денежные отношения, а не стремление удовлетворить все потребности натуральным путем.

Ремесленная мастерская неотделима от боярского хозяйства, как неотделимы от него принадлежавшие боярину пашни, луга, леса и рыбные ловы. Извлекая из нее прибыль, боярин и сам нес ради этой прибыли некоторые расходы. О таких расходах в сельском хозяйстве мы узнаем из берестяных грамот. «Поклон от Михаили к осподину своему Тимофию. Земля готова, надобе семяна» – читаем мы в грамоте № 171 «Поклон от Кондрата осподину своему Юрью и ото всих селян. Что еси, осподине, коне подавал…» – так начинается грамота № 446, крестьянское письмо Юрию Онцифоровичу. В одних случаях господин вынужден был давать крестьянам семена, в других – коней, иначе земля не будет вспахана и засеяна, а господин лишится своей доли урожая. Так же он наверняка вынужден был заботиться и о снабжении принадлежащей ему мастерской необходимым для ее работы сырьем, только здесь берестяной переписки не требовалось, поскольку мастерская находилась рядом с его хоромами. Впрочем, читая в одной из грамот список лиц, которые давали господину разные количества «тимо» – сафьяна (грамоты № 261-264), можно предположить, что такой специализированный оброк был нужен для поддержания вотчинного кожевенного производства.

В процессе исследования городской усадьбы возник один чрезвычайно интересный и нелегкий для решения вопрос. Писцовые книги конца XV в., исчисляющие сельскохозяйственные угодья Новгородской земли, позволяют говорить о значительном неравенстве богатств новгородских феодалов. Одни боярские семьи владели громадным количеством земли и распоряжались многими сотнями зависимых от них крестьян, извлекая и колоссальные доходы со своих вотчин. Владения других были менее значительными. Это более чем естественно в средневековом обществе. Нужно думать, что, например, Онцифоровичи, более ста лет руководившие новгородской политикой, были куда богаче некоторых их соседей-бояр, не добившихся такого же положения в управлении Новгородом.

Между тем, переходя от одной усадьбы к другой, мы не обнаруживаем ощутимого различия между ними. Все усадьбы Неревского раскопа, как уже говорилось, примерно одинаковы по своим размерам – от 1200 до 2000 квадратных метров. На всех имеется примерно одинаковый набор построек, включающий хоромы, хозяйственные сооружения, ремесленные мастерские. На всех усадьбах археологи извлекают из земли примерно одинаковый набор бытовых предметов. Правда, на усадьбе Юрия Онцифоровича в конце XIV в. был построен каменный дом – редкий для Новгорода показатель исключительного богатства его хозяина. Но это случилось достаточно поздно. В более раннее время, когда каменный дом еще не был построен, усадьба Юрия Онцифоровича и его знаменитого отца не отличалась от усадеб их ничем не прославивших себя соседей.

Возникло недоумение: если бы на всех этих усадьбах не были обнаружены берестяные грамоты, существовала бы какая-нибудь возможность определять, что в поле зрения археологов оказались жилища столь богатых и влиятельных граждан Новгорода? На подобный вопрос можно было ответить только отрицательно. Но значит ли это, что, невзирая на степень богатства, все боярские семьи в Новгороде владели совершенно одинаковыми усадьбами, различающимися только по именам их хозяев? Зная о многоступенчатой иерархии феодального общества, в частности об известном по письменным источникам делении самого боярства на «бояр великих» и «бояр меньших», мы даже на минуту не можем допустить такой нивелировки. В чем же дело?

Ответ был получен, когда все берестяные грамоты, найденные на Неревском раскопе, были положены на сводный план открытых здесь усадеб. Оказалось, что семье Онцифоровичей в пределах исследованного участка принадлежала не одна, а три или четыре усадьбы, расположенные в южной части раскопа, у перекрестка Великой улицы с Козмодемъянской. Более того, уже в ходе раскопок 1951-1962 гг. было предположено, что этими тремя или четырьмя усадьбами территория владений Онцифоровичей не ограничивается, что эти усадьбы составляют лишь пограничную часть большой территории города, принадлежавшей одной боярской семье. За пределами раскопа были намечены некоторые ориентиры, на: связь которых с боярской семьей Онцифоровичей указывали хорошо известные ранее письменные источники.

Один из таких ориентиров – церковь Сорока. мучеников, существовавшая некогда в 150 метрах к югу от Неревского раскопа, в направлении к Кремлю, В ней в 1316 г. похоронен Юрий Мишинич, а в 1342 г. – Варфоломей Юрьевич. Другой ориентир – церковь Спаса на Разваже улице, в 80 метрах к западу от Неревского раскопа, построенная в 1421 г. по инициативе Лукьяна Онцифоровича, родного брата Юрия Онцифоровича; эта церковь была разрушена в XVII в. Третий ориентир – также не существующая сегодня церковь Козмы и Демьяна на Козмодемьянской улице, в 40 метрах к западу от Неревского раскопа. Сюда в 1400 г. Юрий Онцифорович с другими боярами, как и он, прихожанами этой церкви, подарил богослужебную книгу.

Вполне логичной была мысль о том, что все пространство между Неревским раскопом и перечисленными здесь церквами входило в состав территории, принадлежавшей роду Онцифоровичей. Чтобы проверить это предположение, нужно было исследовать новые участки, расположенные в этом пространстве. Если и здесь найдутся грамоты, адресованные Онцифоровичам, – значит, действительно, их владения не ограничивались исследованными на Неревском раскопе усадьбами.

Летом 1969 г. новый небольшой раскоп был заложен между старым Неревским – примерно в 50 метрах от него – и местом церкви Спаса на Разваже улице. И первая же берестяная грамота, найденная здесь (ей присвоили номер 446), оказалась адресованной Юрию Онцифоровичу. Были обнаружены и другие подтверждения принадлежности участка роду Онцифоровичей. Эта проверка высказанного предположения, как кажется, подтвердила его. Если действительно все очерченное только что пространство принадлежало одному боярскому роду, то городские владения такого рода включали 10-15 компактно расположенных усадеб. Но на этих усадьбах кроме самих бояр жили многочисленные представители других сословий Новгорода. Подавляющее большинство населяющих усадьбы людей жило не на своей земле. Все эти люди находились в разных формах зависимости от владевших комплексом усадеб бояр. Вместе с тем боярский род, увеличиваясь с течением времени, сохраняет единство, которое проявляется в совместном владении комплексом этих усадеб, В конце XIV в. одной из усадеб комплекса владел сам Юрий Онцифорович, другой – его брат Максим, третьей – его сын Михаил, четвертой, по-видимому, - его брат Лукьян и т. д., но вместе все это составляло большое родовое владение.

В том, что, рассуждая так, мы стоим на правильном пути, убеждают некоторые особенности планировки новгородских концов. Рассказывая о землевладении Онцифоровичей в городе, мы заметили, что принадлежащий им комплекс усадеб со всех сторон окружен церквами, возникшими по инициативе владельцев усадеб. Об одной группе церквей в Новгороде кем-то было сказано, что они «кустом стоят». Вот такой «куст» мы видим и вокруг усадеб Онцифоровичей. Но, если внимательно рассмотреть план древнего Неревского конца, обозначив на нем все церкви – сохранившиеся и несохранившиеся, – мы обнаружим на нем и другие подобные «кусты».

К северу от комплекса изученных усадеб, на некотором расстоянии от них, например, имеется подобный «куст» – церкви Козмы и Демьяна на Холопьей улице, Георгия на Боркове улице, Якова на Яковлеве улице и Мины на Даньславле улице. Не окружают ли они комплекс городских владений другого боярского рода Неревского конца, подобный комплексу усадеб Онцифоровичей? Любопытно отметить, что в ближайшем соседстве друг к другу оказались две одноименные церкви Козмы и Демьяна – одна на Козмодемьянской улице, связанная с Онцифоровичами, а другая на соседней Холопьей улице, связанная с другим боярским родом. В этом противостоянии одноименных храмов виден некий элемент кичливого соперничества.

Новгородское боярство, владея в городе большими родовыми участками, представляло собой как бы систему кланов, территориальных гнезд, отделенных одно от другого, но несколько таких гнезд образовывало единство, называясь концом. Из летописных сообщений хорошо известно, что боярство каждого конца города было достаточно сплоченным. Борьба бояр за власть, за пост посадника, за возможность распоряжаться государственными доходами, ведущаяся на протяжении всего многовекового периода новгородской независимости, из столетия в столетие идет между концами, но не между боярскими кланами внутри концов. Концы вступают в союз друг с другом против другого конца или против такого же союза других концов. Причудливо меняется система этих союзов в зависимости от конкретных обстоятельств политической борьбы, но это всегда борьба концов.

Поэтому интересным оказывается происхождение самого слова «конец», обозначающего район города. В русском языке слово «кон», от которого происходит термин «конец», до сих пор имеет два значения – им обозначают рубеж, предел, но оно служит и синонимом слову «порядок». Мы привычно вкладываем в слово «конец» обозначение окраины, части целого, говоря, например, «Новгород делился на пять концов». Но в новгородских писцовых книгах при описании сельских местностей также употребляется слово «конец» в совершенно противоположном значении. Концом в них называется группа деревень, организационно объединенных, нечто вроде позднейшей волости. Не на концы делилась какая-то территория, а сам конец был формой объединения небольших населенных пунктов. «Не был ли когда-нибудь и сам Новгород Великий в подобном положении?» - спрашивал крупнейший советский историк Б. Д. Греков в опубликованном им до революции исследовании.

По сторонам древней Козмодемьянской улицы видны остатки построек XIV в.

Наблюдения, сделанные благодаря открытию берестяных грамот Онцифоровичей, убеждают, что так оно, по-видимому, и было. Кончанская система Новгорода восходит к глубокой древности, к моменту возникновения в нем городской жизни, а, может быть, еще и к догородской стадии его истории. Можно представить себе примерную картину того времени. На участке земли, находящемся в частном владении одного из родовых старейшин, стоял его двор, окруженный пахотными, огородными и луговыми угодьями. На некотором удалении от него располагались другие подобные владения, принадлежавшие иным членам родовой господы. Все эти владения составляли организованное единство – конец.

С течением времени каждый клановый участок с расширением семьи и выделением ее членов в особые ячейки превращался в квартал боярских усадеб, а пространства между такими кварталами застраивались и самими боярами, и горожанами других сословий.

Отражением такого процесса, по всей вероятности, было существование рядом с кончанской административной системой в Новгороде административной системы сотен. Концы объединяли боярские гнезда, а сотни - усадьбы горожан из других сословий. Соответственно и посадник представлял бояр, а тысяцкий (начальник над соцкими) - житьих людей (так в Новгороде назывались землевладельцы неаристократического происхождения), купцов и черных людей, сохранявших независимость от бояр. И хотя эти должности были выборными и представляли интересы другой социальной группы населения, бояре часто захватывали их, становясь соцкими и тысяцкими. Раньше нам было известно, что в XIV-XV вв. бояре стремились, если не удавалось, получить посадничью должность, к посту тысяцкого. Берестяная грамота № 279, найденная на усадьбе Максима Онцифоровича, начинается словами: «Поклон от старосте от Михале и от все Пашезерчев к сотьскым – к Максиму, и ко Онании, и к Къстянтину…» Жители села Пашозеро, доныне существующего в восточной части Ленинградской области, на одноименном озере, из которого вытекает приток Свири река Паша, адресуются к Максиму Онцифоровичу как к соцкому. Значит, родной брат посадника Юрия Онцифоровича возглавлял находящуюся поблизости от его усадьбы сотню небоярских усадеб.

Стремление бояр всячески подчинить себе население окрестных сотен в летописи проявляется достаточно заметно, особенно начиная с первой половины XIV в. В этом наступлении на сотни кроме захвата сотенных должностей боярами используются еще две возможности. Первая – привлечение в помощь боярству церковной организации. Мы уже видели, что боярское гнездо окружается церквами. Если гнезде состояло из 10-15 усадеб, а на каждой усадьбе жиле 20-30 человек, значит, в пределах боярского комплекса жило примерно 300-400 человек. Для такого числа людей хватило бы одной церкви, а не четырех, как у Онцифоровичей. Очевидно, поставленные на границе усадебных комплексов церкви были рассчитаны и на население ближайших сотен, недостаточно богатое, чтобы выстроить собственные храмы. В построенных Онцифоровичами церквах священники, состоящие на жалованье у владельцев боярского участка, получали возможность воздействовать на население сотен как на своих прихожан.

Другую возможность дает существование уличанской организации. Кроме городского веча и кончанских вечевых собраний в Новгороде существовали собрания уличан, т. е. жителей одной улицы, выбиравших своих уличанских старост и раскладывавших на всех владельцев усадеб повинности по мощению улиц, поддержанию их в чистоте и т. д.

Поскольку на улицу выходили частоколы и ворота разных усадеб- и боярских и сотенных,- само такое уличанское собрание, находясь под контролем могущественных бояр, несомненно, было важным средством подчинения сотен экономическим и политическим интересам кончанских бояр.

По своему происхождению любой клановый комплекс боярских владений в городе был как бы пережитком большой семьи древнейшего периода. Почему же бояре поддерживали этот пережиток? Из истории Новгорода хорошо известно, что это был город, в котором на протяжении столетий не прекращалась вооруженная борьба. Но это борьба даже в тех случаях, когда непосредственной ее причиной было классовое недовольство простых людей государственными порядками боярской республики, приобретала форму столкновения разных территориальных объединений Новгорода, Если борьба приводила к смене посадника, то в ходе столкновения на сторону существующих властей становился тот конец, родом из которого был правивший посадник. Другие концы выступали против него, выдвигая своих собственных претендентов на этот пост. Концы Новгорода боролись друг с другом, создавая изменчивые блоки, а победителем в такой борьбе в конечном счете становилась та или иная группа бояр, утверждавшая своего ставленника на посту руководителя государства. Во всех случаях конец выступал как цельная политическая единица.

Исследователей давно интересовал механизм политической борьбы в Новгороде. Была высказана, например, такая мысль. Разные районы города, возможно, населяли люди разной социальной принадлежности. В одних местах жили бояре, в других – купцы, в третьих – ремесленники. Поэтому столкновение территорий отражает расстановку классовых сил в новгородском обществе. Эта мысль опиралась на особенности в названиях разных концов и улиц города. Полагали, что на Торговой стороне жили купцы, в Плотницком конце- плотники, в Гончарском конце – гончары, на Холопьей улице – холопы, на Щитной – мастера, изготовлявшие щиты, и т. д.

Археологические раскопки развеяли эту гипотезу. И на Торговой стороне, и на Холопьей улице открыты богатые боярские усадьбы, а следы ремесленного производства оказались характерными для любых участков древнего Новгорода. Более того, как об этом уже рассказано выше, выяснилось, что и боярские хоромы, и ремесленные мастерские во многих случаях располагались на одних и тех же усадьбах. Иными словами, стало очевидным, что значительная часть простого населения Новгорода зависела от бояр больше, чем принято было думать. Эти люди не имели своих дворов, а вынуждены были жить на земле, принадлежащей боярам, составляя, таким образом, один из элементов боярского родового участка.

Такой участок был организацией политического единства боярского рода, а с помощью уличанских и кончанских собраний – средством политического единства бояр целого конца. Но в то же время такая организация препятствовала политическому объединению трудового населения, например ремесленников. Разделенное частоколами боярских усадеб и родовых боярских комплексов зависимое от бояр население было лишено возможности объединиться по профессиональному и социальному признаку для коллективной защиты своих классовых интересов. Именно поэтому в Новгороде не возникло ремесленных цехов, а купеческие организации объединяли лишь самых богатых купцов, уже превратившихся в феодалов.

Простое население родовых боярских гнезд испытывало, нужно думать, еще более сильный классовый гнет, нежели независимое население сотен, однако классовое недовольство боярских ремесленников и холопов всегда могло быть направлено в нужное боярам русло. Вы недовольны условиями своей жизни, говорили бояре, но ведь, в ваших трудностях виноваты плохие правители. Их нужно свергнуть, а на их место посадить нас. Помогите нам в нашей борьбе за должность посадника или тысяцкого, и мы не забудем вашей помощи.

Схема народных восстаний в Новгороде на протяжении столетий однообразна. Простой люд поднимается на борьбу против усиления классового гнета, но в конечном счете оказывается помощником то одной, то другой боярской группировки, стремящейся утвердить во главе боярской республики своего ставленника. Таким образом,, сама структура организации новгородского боярства препятствовала быстрому росту классового самосознания ремесленников, холопов, мелких торговцев.

Береста пока не дает материала об отношении ремесленников к условиям их быта и об изменении этого отношения в процессе усиления боярского гнета, поскольку ремесленники жили в самом Новгороде и в берестяной переписке между ними и боярами не было необходимости. О формировании классового сознания трудового люда мы можем судить по письмам, связанным с крестьянским бытом. В 1973 г. при раскопках в Старой Руссе была найдена грамота № 10 (по старорусскому счету), написанная в XII в.: «Се грамота от Яриль ко Онание. В волости твоей толика вода нити в городищяньх. А рушань скорбу про городищяне. Алее хоцьши, ополош дворяна, быша нь пакостил». Автор письма Ярила пишет владельцу волости Городище Онании от имени рушан - жителей Русы. Надо полагать, что Ярила - видное лицо администрации Русы.. В Городище голод, городищанам нечего есть, они могут «только воду пить», о чем стало известно в Русе. «Если хочешь, настращай c его ключника, «дворяна», чтобы он не пакостил», советует Ярила Онании. Это вполне доверительна переписка двух феодалов, основанная на полном взаимопонимании. Надо думать, ты сам виноват в том, что в твоей волости народ голодает, но ведь ты имеешь возможность свалить все на управляющего. Таков примерно ход мыслей Ярилы. Сами городищане молчат и ничего не требуют.

Спустя два века положение несколько меняется.

По-прежнему плохо и голодно в деревне. Но крестьяне уже сами жалуются господину на свою тяжелую долю: «Поклон ко Юрью и к Максиму от всих сирот. Цто еси дал нам за клуцка, за нас не стоть, нас продаеть, и окрадони от ного есми… Аже ему будьть сидить, намам сил и ниту сидити. А да нам смирного человека. А на том тобе цолом» – «Поклон Юрию Максиму от всех сирот. Что ты дал нам за ключника? За нас не стоит, обременяет нас поборами, и мы ограблены… Если он будет и дальше сидеть, нам оставаться нет сил. Дай нам смирного человека. А мы тебе челом бьем» (грамота № 370). Или другая грамота начала XV в.: «Осподиню Михаилу Юрьвицу, си посадницю, паробок твои Кля цоло бие. Како, осподине, пожалуеши волости. Половина пуста, и котор осталися, ити хотя. Жалуби хотя, осподине, жалоби, осподине, подати убавити. А тоби, своему осподиню, цолом бию» – «Господину Михаилу Юрьевичу, сыну посадничьему, паробок твой Кля челом бьет. Как, господин, пожалуешь волости? Половина запустела, а те, которые остались, уходить хотят. Жаловаться хотят, господин, жаловаться, чтобы ты, господин, подати убавил. А я тебе, своему господину, челом бью» (грамота № 301). По-прежнему между господином и крестьянином в таких письмах – а их найдено уже немало-стоит ключник, в котором до поры до времени крестьяне видят главного виновника своего тяжелого положения, уповая на доброту и справедливость господина.

Лишь в XV в., когда боярство в целом пришло к власти, организовав верховный орган республики с участием представителей всех боярских кланов, наступили всеобщее прозрение и разочарование. Народный гнев тогда был направлен не против отдельных бояр, а против всего боярского сословия. Именно тогда впервые стали говорить обо всех боярах как о супостатах «простой чади», о неправедном боярском суде, отсутствии закона. И тогда, в эпоху последнего столкновения боярского Новгорода с великокняжеской Москвой, республика бояр не нашла поддержки у «простой чади» – гончаров и сапожников, плотников и кузнецов, отказавшихся воевать за своих господ.