В салоне красоты провела два с половиной часа. Надо мной работают четыре руки. Две – красят. Две – делают прическу. Выбрала такой макияж, который отличит меня от Насти из клуба. На всякий случай, вдруг у Лозового что-нибудь щелкнет в голове, мало ли. Не знаю, насколько сильно у него прогрессирует прозопагнозия, подстраховаться все же не мешает.
Волосы убираем в высокую прическу и оставляем только два локона, закрученные спиралью. Их чем-то фиксируют, чтобы не лезли в рот и в нос. Красавица!
Босс расщедрился, подарил мне классный вечерний образ. Но он не скрывает, что старается исключительно для себя. Ведь его спутница должна быть на высоте, и неважно кем она ему приходится.
Возвращаюсь в офис и чувствую, что зверски голодна. Решаю выпить кофе, чтобы успокоить желудок. Хотя, когда он (желудок) поймет, что это не еда – будет еще хуже, и он начнет пожирать самого себя. Босса нет, наверное, тоже отправился наводить лоск. Может, быстренько сбегать за шавухой?
Стою возле кофе-машины и жду, когда наполнится чашка. Бросаю на себя взгляды в зеркало и любуюсь. Девчонки сделали из меня суперзвезду. У меня фотошоп на лице, елки-палки. Но красиво-то как!
Беру чашку, резко разворачиваюсь и… выливаю кофе на белоснежную рубашку босса!
– Едрёна вошь, – выругивается Лозовой и оттопыривает ткань, пропитавшуюся коричневой субстанцией. – Горячо-то как!
– Игнат Романович, простите! Я сейчас, – бросаюсь к сумке, достаю влажную салфетку и начинаю тереть его рубашку, делая только хуже. – Нужно снять ее. Я попробую застирать под краном.
– Снимай, – велит он.
Поднимаю на него глаза, чтобы оценить степень его гнева, но неожиданно понимаю, что он хоть и суров на вид, но глаза веселые. Босс почистил перышки, то есть состриг отросшие вихры и побрился. Теперь его скулы стали такими острыми, что о них можно порезаться.
– Что? – кусаю щеку изнутри.
Он стоит так близко, что я кожей чувствую его напряженное тело.
– Снимай рубашку, – повторяет он, как мне показалось, подавляя смешок.
Расстегиваю первую пуговицу, потом вторую… Господи, почему это так… волнующе? Я еще никогда не раздевала мужчину. Пальцы такие непослушные. Его рубашка аккуратно выглаженная и мягкая, а я ее испортила. В чем он теперь пойдет на утренник, тьфу блин, то есть на вечеринку!
Мои пальцы добираются до низа и теперь находятся в считанных сантиметрах от его брюк. Игнат Романович смотрит вниз и сглатывает так тяжело, что его челюсть напрягается.
– Продолжай, – его голос падает на октаву ниже.
Игнорирую вспышку жара в своем теле и вытаскиваю край рубашки из его брюк. Вижу дорожку волосков, идущую под брюки, и задерживаю дыхание. О боже, это… это очень сексуально! Прилагаю все силы, чтобы не встречаться с ним взглядом, потому что боюсь увидеть в них… Что? Похоть, которая все испортит?
Все происходит как в слоу мо. Берусь обеими руками за края рубашки и снимаю ее с плеч долой. У него удивительные пропорции талии и плеч. Талия – узкая, а плечи широкие.
– Ты забыла пуговицы на манжете расстегнуть, – говорит босс.
Исправляю оплошность и стараюсь не прикоснуться случайно к обнаженной коже, чтобы не опалить пальцы. У меня чуть ли не текут слюнки, когда он остается с голым торсом. Я уже видела его однажды раздетым, но тогда он не произвел на меня такого впечатления, как сейчас. Тогда я боялась его, а теперь нет.
Лозовой – стройный и мускулистый одновременно. Невероятное сочетание.
Бросаюсь к крану и замываю пятно холодной водой. Магия рассеялась, и я потихоньку успокаиваюсь. Звонит телефон, но не могу же я бросить рубашку и бежать к аппарату.
Босс садится на мое место и отвечает на звонок. Я не могу отвести глаз от этой инфернальной картины: полуголый Игнат Романович беседует с клиентом или кто там висит на проводе. Если сейчас кто-нибудь зайдет в приемную, то упадет в обморок.
– Я сделала все, что могла, – сообщаю боссу виновато.
Бережно держу его вещь в руках и не знаю, что с ней делать.
– Ничего страшного, у меня есть еще рубашки.
Это хорошо, что он не злится. Я реально не слышала, как он пришел. Может, специально подкрался, чтобы напугать? Тогда, так ему и надо!
– Вы не сильно обожглись? – спрашиваю, обеспокоенно глядя на его живот.
На животе красуется розовое пятно. Ожог не слишком сильный, но думаю, кожа все равно щиплет.
– А что, хочешь поцеловать ранку, чтобы быстрее зажило? – ерничает.
Вот еще! Не буду я целовать его живот!
Отворачиваюсь к шкафу и достаю свободную вешалку, игнорируя его вопрос. Который, если честно, меня взволновал. Я представила свои губы на его теплом упругом животе и… в общем, лучше не надо такое представлять.
– Так это была не рубашка на вечерний выход? – догадываюсь.
– Нет, что ты… – смеется. – Кстати, нам пора идти, одеваться.
Да что он такой добренький сегодня? Подозрительно все это как-то. Не называет меня обидными прозвищами и даже за кофе не ругался.
Лозовой определенно что-то затеял против меня.
***
Игнат
Когда пальцы мартышки скользили по моему телу, я думал, что лопну от перевозбуждения. Не припомню случая, чтобы кто-то раздевал меня, обычно это я раздеваю женщин. Оказывается, это чересчур эротично, особенно, если ты – директор фирмы и в любой момент кто-нибудь может ворваться в приемную. И с перепуга подумает, что мы с Наташкой собираемся заняться сексом прямо на столе.
Могу поспорить на что угодно, что мартышка тоже возбудилась. Я видел, как она задерживала дыхание и облизывала губы. Черт, у меня стоит до сих пор. Что за нахрен? Мне с ней еще целый вечер рядом находиться.
Надеваю рубашку и достаю галстук. Терпеть не могу эти удавки, но сегодняшнее мероприятие обязывает. Одевшись, выхожу в приемную и говорю Нат:
– Иди, одевайся. Я посижу здесь.
Она с удивлением встает и делает пару шагов в сторону моего кабинета. Сажусь на ее место и кручусь в кресле. Кабздец, какое неудобное! Как в нем можно сидеть весь день? Жопа станет как блин.
– Можешь даже закрыться изнутри, – усмехаюсь. – Ключ в замке.
Когда мартышка исчезает с глаз, выхожу в кладовую и притаскиваю оттуда новое кресло. Мое старое, но кожаное и удобное. Лучше, чем это недоразумение на колесиках. Так-то лучше. Отсюда поедем прямо загород.