Бесконечное путешествие

Глава 16. Театр памяти

Готинейра вынырнула из крови, принявшись жадно глотать воздух. Она с трудом держалась на плаву, едва не тонув в густой массе, которая становилась всё более вязкой, сворачиваясь. Девушка гребла руками, чувствуя, как это получается у неё с большим усилием. Но в итоге ей удалось выбраться из омерзительной жижи. Она, доплыв до каменного возвышения, вскарабкалась по нему, оказавшись на суше.

Всюду царил смрад, забивающийся в нос своим отвратным зловонием. Эрик, выбравшись из резервуара, куда его смыло и залило кровью, увидел девушку, которая находилась в двадцати метров от него.

— Готи, ты в порядке?! — окликнул он её своим вопросом.

— Да, всё хорошо! — с неприятно искажённым голосом ответила она, испытывая чудовищное отвращение.

Парень, шевеля руками, чувствовал, как кровь на них сворачивается и засыхает, затем отваливаясь чёрной коркой. Он подбежал к Готи. Та с головы до ног, как и он, была покрыта смердящей кровью.

— Какая же мерзость! — морщилась девушка, соскребая когтями застывшую корку.

— Воу, — удивился Эрик. — Ты даже не будешь устраивать истерику по этому поводу?

— Очень смешно, — грубым тоном ответила она, нахмурившись.

Место, куда их смыло, оказалось широким и протяжённым холодным коридором, что весь воздвигнут из массивных каменных блоков. Чем выше тянулись стены, тем сильнее они заворачивали в сторону потолка, образуя своды. Всюду, вдоль коридора, находились, размером с приличных габаритов бассейн, резервуары, заполненные кровью и зловонными водами, в которых плавали отходы жизнедеятельности, стекающие сюда из широких отверстий в потолке.

— Канализации… — выдавил Эрик из себя с отвращением в голосе, сдерживая подступающий к горлу ком.

— Да ладно! — пискнула высоким тоном Готи, оттягивая своё платье. — Да как же, и одежда этим пропиталась. Гадость какая, — никак не унималась она. — Фу! — лицо Готинейры искривилось от осознания, откуда она только что вылезла. — Ах, фу, какая мерзость, — её передёрнуло, и она даже не желала прикасаться к самой себе.

Реакция Эрика оказалась менее бурной, но ему тоже было противно от всех этих помоев и крови на своём теле.

— Стоп! — опомнился парень, позабыв о витающем смраде. — Где Лин?

— Точно, — спохватилась девушка, быстро подняв голову, и начала осматриваться в поисках скелета. — Он же остался там? Нас смыло, а он остался!

— Нет, не остался, — успокоил её парень. — Я помню, когда меня смывало, то я видел, как его уносилось в другом направлении. Ну, в другую сторону зала, где был ещё один сток.

— И куда же его унесло тогда? Здесь его нет, — сказала она, и в очередной раз окинула взглядом коридор канализации.

— Да не волнуйся, с ним точно ничего не случилось. Он о себе позаботится.

— Ну да, — угомонилась девушка. — Только вот с нами что будет? Вдруг тут обитает какая-нибудь гадость, которая похуже вот этого всего, — она показала на резервуар, куда стекала кровь и всякая гниль.

— Он должен нас найти…

— А если не найдёт?

— Тогда мы найдём его, — твёрдо заявил Эрик. — Ах ты ж… Легион. Где моя коса? — опомнился он, заметив, что оружие не висит на поясе. — Ох… нет, — он с омерзением посмотрел на резервуар, из которого выплыл.

— Только не говори мне, что ты собрался туда нырять, — сказала девушка, искривив лицо при виде сотни литров гадкой жижи.

— Придётся, — с отчаянием в голосе печально произнёс Эрик.

— Да это же всего лишь железяка. Если мы встретим тут какую-нибудь тварь, то вряд ли твоя коса поможет нам.

— Поможет, поверь. С ней всё не так просто, — ответил он ей.

— Что именно? — Готинейра вопросительно посмотрела на парня.

— Это долго объяснять. Просто поверь.

Он, не слушая её попытки отговорить Эрика от безумной затеи, подошёл к резервуару, и начал всматриваться туда, пытаясь увидеть дно. Но содержимое этих канализационных бассейнов оказалось чересчур мутным.

— Может… всё же не надо? — она посмотрела на парня умоляющим взглядом.

— Ну а тебе-то что? — улыбнулся он. — Не ты же туда полезешь.

— Но я буду это видеть…

— А ты просто отвернись.

— Всё равно. Буду представлять это, — не унималась она.

— Готи, мне в любом случае нужно достать эту чёртову косу, — вздохнул парень. — Как бы ты не реагировала на это.

Он опять взглянул на содержимое резервуара. На лице Эрика возникло отвращение, которое он тщательно подавлял, но ужасный вид жижи и смрад от этого не прекращали чувствоваться меньше. Эрик, понимая, что такими темпами он затянет своё погружение на долго, просто взял и прыгнул, нырнув в содержимое резервуара.

Девушка сдерживала дурные мысли о том, как парень погрузился в сотни литров ужасного вещества. Зловонная жижа периодически булькала, и через какое-то время Эрик вынырнул. Он вылез с косой в руках, будучи сам с головы до ног в тошнотворной жидкости. Какие-то гнилые остатки еды и слизистые сгустки отваливались с его тела, падая на каменный пол.

Девушку, увидевшую это, в очередной раз передёрнуло от отвращения, будто её ударили током. Она с трудом сдерживала подступающую к горлу рвоту.

— Неужели обязательно было это делать? — говорила, совершая глоток с противным выражением лица. — Зачем тебе эта коса? Она не поможет нам во всём этом кошмаре вокруг.

— Просто поверь, поможет. Объяснять долго. На это нет времени. Нужно найти Крауса и поскорее идти дальше.

— Ай, ладно, — ответила Готи, возмущаясь даже не из-за того, что Эрик захотел вернуть себе оружие, а из-за того, что он на её глазах нырнул во всю ту мерзость. — И как же мы его найдём? Я тут впервые. Я вообще не знала о существовании таких канализаций в недрах поезда.

— Да? А я думал, что знала. Ты же живёшь тут уже столько времени.

— Я тебе уже говорила, что редко покидала свой вагон, поэтому мало знаю о поезде. Особенно о таких местах.

— Точно, — вспомнил Эрик. — Тогда… надо попытаться понять, куда смыло Крауса. Вряд ли далеко. Скорее, что в другой части канализаций, — закончил он, потом посмотрел на дверь в конце коридора. — Пойдём.

И парень направился прямо. Готи следовала за ним, стараясь не смотреть на ту гадость, которая вытекала из труб в потолке и падала в резервуары и неглубокие стоки, расположенные вплотную к стенам.

Когда они дошли до двери и открыли её, то увидели ещё один коридор. Но главное, что бросилось в глаза — пятна жижи и крови на полу рядом с одним из бассейнов. Будто кто-то вылез. Вдобавок, по каменному помосту, возвышающемуся над сточными водами, тянулась дорожка из клочков лепестков роз.

— Это он! — заголосила девушка. — Он был здесь! Но ушёл туда… точно искал нас. Эх, дядюшка Лин, не в ту сторону ты пошёл.

— Только вот мы оказались совсем не там, куда он отправился.

— Нужно его поскорее догнать, — сказала она, засеменив по коридору к следующей двери.

— Готи, стой! — окликнул её Эрик. — Готи, — но девушка его будто не слушала. Тогда он подбежал к ней, обхватил сзади и закрыл ей рот. — Тихо, ничего не говори.

Готинейра оцепенела от неожиданности, попыталась убрать руку Эрика. — Ты слышишь? — прошептал он.

— Что слышу? — ей удалось убрать ото рта его руку, смердящую от сточных вод.

— Да тише… тут что-то есть.

Девушка начала прислушиваться. Кто-то, постукивая по камню, где-то двигался. Оба замерли, принявшись осматриваться.

— Готи… вон оно, — шепнул парень, посмотрев наверх.

Она обратила внимание на потолок, увидев огромное насекомое, напоминающее смесь паука с жуком. Оно ползало по потолку, держа маленькими лапками брюха какой-то мешочек. И когда насекомое, ступив на стену, слезло на пол, то посмотрело на чужаков. По их телу сразу пробежал холодок. Но существо, заметив посторонних, никак не отреагировало, а лишь спокойно поползло к одному из резервуаров, начав вылавливать оттуда остатки еды.

— Кажется, оно не враждебное, — надеялась девушка.

— Вроде бы, — ответил Эрик. — Но проверять не хочется, — он на всякий случай снял с пояса косу и разобрал её в боевое состояние.

— И что теперь? — спросила шёпотом Готи.

Насекомое, ещё пару раз глянув на чужих, направилось к стене, где, выдавив плиту, уползло вглубь потайного прохода. Из труб, нависающих с потолка, в резервуары полились потоки всякой мерзости. Сразу же после этого здоровенные плиты в стенах сместились внутрь, ушли в сторону, словно раздвижные двери. Из открывшихся проходов начали вылезть огромные, размером со льва, насекомые в количестве десяти штук.

Эрик заслонил собой Готинейру, крепко сжал в руках косу и выставил её вперёд, с уверенностью ожидая нападения.

— А ты говорила «не надо туда нырять, оружие не пригодится», — процедил он сквозь стиснутые зубы.

Но паукообразные жуки, осмотрев посторонних, быстро потеряли к ним интерес, и продолжили заниматься своим делом: направились к резервуарам, откуда начали вылавливать объедки.

— И что теперь? — спросила девушка, наблюдая эту картину.

— Попробуем продвинуться дальше. Только медленно.

Эрик начал осторожно ступать, боясь вызвать лишний шум и побеспокоить насекомых. Готи плелась за ним, прижимаясь чуть ли не вплотную. Они, насторожившись, следили за каждым жуком, и даже не заметили, как, вынырнув позади, мимо них проползло здоровое насекомое, таща на брюхе мешочек с собранными объедками.

Эрик от неожиданности рефлекторно нанёс ему удар, засадив косой по существу, но не оставил на панцире даже царапины. В ответ восьминогое создание лишь слега обернулись, глянув на парня с девушкой, а потом поползло дальше.

Готи аж выдавила из себя какой-то странный писк, когда этот жук прополз мимо. Но потихоньку успокоилась, поняв, что насекомому и его собратьям безразлично нахождение здесь посторонних.

— Лучше уйдём отсюда поскорее, — сказала она. — Не хочу, чтобы они внезапно на нас набросились, — она не прекращала бояться их.

— Идём-идём, — ответил ей парень.

Они продолжили свой путь, следуя за клочками лепестков роз на полу. Пара поворотов, несколько пройденных коротких коридоров — и вот они уже стояли у огромных двойных дверей, что слишком выделялись на фоне чахлости мерзких канализаций. Врата словно сделаны из чёрного опала, в котором красиво переливались всяческие цвета. Но не было даже ручек.

Эрик провёл рукой по гладкой поверхности. И преграда, на удивление, исчезла. А за ней лишь тьма.

— След ведёт сюда, — девушка глянула на лепестки роз, валяющиеся у порога.

— Значит, он ушёл туда.

— Это уже как-то странно. Я только сейчас об этом подумала.

— О чём ты?

— Ну, дядюшка Лин ушёл сюда. Но он видел, как нас смыло в канализации. Так?

— Ну, так. А дальше?

— Потом и его смыло. Я думала, он пошёл искать нас, но не в том направлении. И точно оставил свой след, чтобы, если что, мы по нему следовали. Но это всё привело нас к двери. А там вряд ли дальше канализации. Значит, он просто пошёл без нас?

— Но те насекомые не представляли никакой опасности, — продолжил Эрик. — Выходит, что Лин знал об этом и о том, что тут для нас нет ничего опасного. Странно. Получается, он ушёл сюда, не став искать нас, а просто оставил на полу лепестки в качестве указателей. Хах. Сомневаюсь, что когда-нибудь пойму его.

— Угу, — ответила девушка. — Для него свойственны такие странности. Но, я думаю, тут действительно безопасно, иначе бы он не бросил нас одних в этих стоках.

— Ладно, не об этом сейчас… Если он здесь, то пойдём.

И они без малейшего размышления ступили через порог, погрузившись во тьму, которая затем рассеялась. В глаза Эрику сразу бросился потолок, с которого, болтаясь на тросах, свисали сотни фарфоровых манекенов, одетых в красочные и дорогие одежды.

— И где мы теперь? Что это за… погоди. Очень похоже на твой дом. Кажется, его вовсе не затронули разрушения.

— Согласна. Только я здесь впервые. Да, похоже, но это не точной не мой вагон, — ответила Готи, осматриваясь. — Какие красивые наряды на них, — заметила она, подойдя к одному из фарфоровых манекенов.

— Рад, что вам нравится, — раздался откуда-то мелодичный голос.

— Кто это? Покажись, — насторожился Эрик, начав оглядываться.

— Всего лишь достопочтенный владелец сей чудной коллекции, — продолжил неизвестный, — и неумолимый слуга любого забвения, что вновь захочет ощутить мой всякий гость.

— Нам некогда играть в загадки. А ну, покажись! — напрягся парень ещё сильнее.

— Как вам угодно, — ответил голос, постепенно исчезая.

Но на смену ему ничего не пришло и никто не появился. Лишь тишина воцарилась в воздухе. Эрик, ища подвох, начал вертеть головой, осматриваясь и вглядываясь во всё, выискивая спрятавшегося, как он думал, неприятеля. Но к своему удивлению обнаружил большие двери. Они умело сливались со стеной. Их выдавали не особо аккуратно замаскированные ручки и орнамент, более объёмный, чем на настенных обоях.

— Готи, смотри, это, наверное, выход, — обрадовался парень, бросившись к дверям.

Но когда он попытался их открыть, то потерпел неудачу. Ручки были неподвижны.

— Не стоит так дёргать за них. От этого они не поддадутся, — расслабленным голосом сказал кто-то, словно стоящий совсем близко.

Готи и Эрик сразу обернулись, заметив, как из-за багровой занавески, закрывающей окно, спокойно вышел некто, похожий на человека, ростом чуть ниже Готинейры. Длинный капюшон фиалкового цвета слегка ниспадал на лоб маски, которая имела форму лица с застывшим на нём блаженством. Тело неизвестного наполовину скрывалось под колышущимися, словно на ветру, серыми лоскутками, а между ними то и дело вырисовывались красные узоры, будто светящиеся нити. Ноги и руки, совсем похожие на человеческие, обтягивались чёрным шёлком.

Неизвестный ступал мягко, грациозно, так плавно и красиво, что Эрик, засмотревшись на эти движения, на секунду забылся.

— Давно у нас не было гостей. Так давно, что мне казалось — вот она, истинная погибель надежды, растянувшейся в бесконечности ожидания в бездонном забвении, — начал он, не спеша поворачивая голову. — Нэнэнкси — это Он, а Он — это я.

— Извините, — начал парень, — но у нас сейчас совсем нет времени для всяких знакомств. Нам нужно идти дальше. Разве вы не чувствовали никаких толчков, трясок? Этот поезд рушится…

— Рушится, — перебил Нэнэкси Эрика, — рушится остаток незабвенного ныне, но исчезнувшего в сердцах.

— Нет, это несерьёзно. Нет у нас времени на всякие разговоры. Готи, помоги мне с дверью, — отмахнулся Эрик от говорящего, а затем вернулся к попытке отворить проход, напирая на ручки со всей силы.

— О, позвольте я вам помогу, — протянул Нэнэкси.

Он подошёл к двери, плавно провёл по ней рукой, и тем самым отворил их. Но когда Готинейра, уже приготовившись, собиралась шагнуть через порог, то от увиденного отпрыгнула назад. За дверью оказалась тёмная и холодная пустота, образующая пропасть. Эрик выглянул туда, ощутив неприятный и какой-то мертвецкий холодок, царапающий лицо своим зловещим прикосновением.

— Что за шутки? Чёрт, эта не та дверь. Нужно найти другую, которая ведёт в следующий вагон.

— Она здесь единственная, — заметил Нэнэкси. — Эта. Лишь она ведёт прочь, на выход.

Готинейра с Эриком переглянулись между собой.

— Но этого не может быть. Такие двери на поезде всегда ведут из одного вагона в другой, — произнесла девушка голосом, полным непонимания.

— Вы правы. Или не правы, — Нэнэкси продолжал говорить загадками. — Но, как я сказал ранее, исчезло ныне то, что незабвенно по своей печальной природе.

— Я… не понимаю, — замешкалась девушка, прокручивая в голове всякие мысли.

— О, дитя, я помогу тебе понять, — он, совсем не брезгуя испачканной с ног до головы девушкой, нежно прикоснулся к её плечу рукой, которая тут же развеялась, словно густой дым.

— От этой загадочности только больше проблем. Да где же выход, — продолжал возмущаться Эрик, ползающий вдоль стены в поисках другой двери.

— Позвольте, — Нэнэкси медленно отошёл от Готинейры. — Если вам так не терпится уйти, позвольте показать вам выход.

— Хм, так просто? В чём подвох? — опять насторожился парень.

— В моих словах нет подвоха. Я просто говорю вам правду.

Хозяин этих покоев плавным шагом направился к стене, где висел занавес. Нэнэкси неспешно шёл, что ещё больше напрягало Эрика, который, будучи на нервах, хотел поскорее найти выход и двинуться дальше.

— Ну почему так медленно? — продолжал возмущаться он.

— Медленно? Мы никуда не спешим.

— Вы, может, и нет, а мы очень торопимся.

— Не стоит. Время вокруг и здесь идёт разным ходом. Пока вы спешно стараетесь жить, то вовсе не замечаете, как время уходит в забвение. И даже сам сон превращается в обузу между вечером и утром. Но не здесь. Вы можете спешить, но тут это ни к чему. И даже после многих лет ожиданий в этих чертогах любой, кто захочет вернуться назад, по возвращению обнаружит, что его привычное время совсем не ушло.

Пока парень слушал его речь, то заметил, что привычная вибрация, создаваемая пробудившимся пожирателем миров, полностью отсутствует. Будто на это место действительно не влияло разрушение поезда.

— Значит, время здесь движется иначе, чем за пределами этого места?

— Вы наблюдательны. Очень, — довольно произнёс Нэнэкси.

Хозяин этого места, наконец дойдя до занавеса, одним касанием отодвинул его, открыв проход в помещение величественной красоты, оказавшееся театральным залом. Множество рядов мягких кресел одиноко пустовали, кроме одного — первого. Перед самой сценой сидели две статуи, вросшие ногами в пол, а руками в подлокотники кресел.

— Они были так полны надежды, хоть совсем и не дождались желанного, — продолжил Нэнэкси, подойдя к изваяниям. — Это место грёз, оставшихся в памяти бесконечных гонок жизни. Раньше сюда приходили старики, осознавшие всю трагедию неправильности своего выбора. Бородатые дети, всю жизнь думающие, что они живут, а на самом деле лишь бежали через года непонятно куда, совсем не замечая самых мелких радостей. Их было много, и они все плакали, осознавая, что их жизнь подходит к финалу, а они так и не успели вкусить сладость её плодов. Но я их любил, как мать своё чадо, и я позволял им отбросить всю глупость и насладиться теми ушедшими воспоминаниями юности, от которой они убежали во взрослую жизнь.

Эрик и Готинейрой следовали за Нэнэкси, параллельно с этим осматривая могучих размеров зал. И внезапно девушка, заметив что-то интересное, метнулась к одному из рядов.

— Готи, ты чего?! — крикнул парень ей вслед.

— Эрик, смотри, это же дядюшка Лин! — отвечала она, подбегая к одному из кресел, где сидел скелет.

Но когда девушка, обрадовавшись, очутилась совсем близко, то поняла, что Краус сидит неподвижно, а его кости — гранённый камень.

— Что с ним? — ошарашенно спросила Готинейра.

— О, вы нашли своего друга, — флегматично сказал Нэнэкси, неожиданно появившись рядом. — Историю его не излечить никакими цветами. Если только… — он сорвал с плеча Крауса распустившийся бутон, — …розами. Сколько силы в этом чуде алой вуали.

— Что с ним? — спросил подошедший Эрик, увидев окаменевшего Лина.

— Почти ничего. Моя работа — даровать то, что упустили в безжалостном шторме жизни — драгоценные воспоминания. Это место — театр памяти. Я же — кукловод потерянных грёз. А те славные бедняги… — продолжил он, посмотрев на две каменные статуи в первом ряду, — …так и не дождались, утонув в пучине собственной надежды, в которой до сих пор продолжают пребывать утопленниками. Но вы можете помочь мне, а я помогу вам… выбраться отсюда.

— Что? Серьёзно? Значит, выход отсюда всё же есть? — обрадовался Эрик. — И что же ты хочешь?

— Лишь одну маленькую услугу. Когда-то сюда приходили многие, потерявшие свои грёзы в круговороте жизни, но желающие вспомнить, испытать былую радость, которую упустили в погоне за ничем. Мои славные куклы помогали воплотить эти моменты в жизнь, обыграть воспоминания, растопить льды обречённости и упокоить блуждающих. Но всему приходит конец, и даже моим силам, и даже моим куклам. Они испустили свою жизнь, и уже не слышат меня, а я не могу до них докричаться, не могу даровать последнее представление последним гостям. Гостям, которые восседают здесь и по сей день, обременённые тяготой нерушимой надежды.

Нэнэкси, пройдя вдоль рядов, подошёл к двумя статуям, что сидели в кресле, и дотронулся до них, осветив кости внутри их каменной оболочки.

— Ну, так как? Вы поможете мне? — протянул Нэнэкси.

— И что надо делать? Только давай поскорее, — нетерпеливый Эрик уже прикидывал в голове предстоящую работу.

— Для начала… хм… сменить эти уродства, — отозвался Нэнэкси о тряпье, надетом на парня, да и вообще об испачканном в крови и сточных водах одежду и Эрика, и девушки. — Пройдёмте, я всё покажу.

Он повёл своих гостей обратно — туда, где они встретились с ними впервые. А затем, сдвинув очередной занавес, открыл проход, где оказалась гримёрная. Когда все прошли туда, то Нэнэкси сказал:

— Прошу, — он показал на примерочную, куда и проследовал Эрик.

— Нам бы, — начал парень, — сперва смыть с себя… всё это.

— Конечно, — спокойно протянул хозяин театра. — Вы найдёте тёплые воды за сей дверью, — указал он пальцем на стену, и она сдвинулась. — Я буду ждать вас тут… хоть вечность. Спешить нам некуда.

Эрик, пройдя внутрь, очутился в красивой круглой комнате. Она была вся исписана цветной резьбой, золотым орнаментом, да и выглядела столь комфортно и уютно, что успокаивала одним своим видом. Обнажённые статуи стояли рядом с кругами, которые были вымощены плиткой на полу. И в центре этих кругов, в пространстве, находились капли, словно замершие в невесомости.

— Неужели я сейчас избавлюсь от всей этой грязи, — обрадовалась девушка.

— Ты не находишь это странным?

— М? — вопросительно мыкнула Готи. — Что именно?

— На протяжении всего пути не было ни минуты покоя. Всегда что-нибудь происходило. А сейчас вдруг затихло. Мы несколько минут назад не могли и думать о спокойствии, желали поскорее идти дальше. Но вдруг такое… даже подозрительно.

— Согласна, — ответила черноволосая. — Но почему бы этому покою не настать хоть на какое-то время? К тому же, ты слышал Нэнэкси. Он сказал, что время тут идёт иначе.

— Ну да, я помню. Надеюсь, не опоздаем спасти этот… поезд. Может, всё же побыстрее сделаем всё, чтобы отсюда уйти и продолжить путь?

— Ну ты же видел Нэнэкси. Он такой спокойный, медленный, невозмутимый… Совсем не слушал тебя. Вряд ли он выпустит нас так быстро. Да и вибрация... Когда мы сюда попали, то я её больше не чувствовала. Будто бы и вправду мы попали в место, у которого своё собственное время. Помнишь, это как с Хаосом? По ощущениям мы пробыли в его разуме много часов, а на самом деле лишь минуту.

— Помню, — вздохнул Эрик. — Ладно, давай уже начнём, — закончил он, идя к другому кругу.

Когда парень оказался там, ступив в пространство с застывшими в воздухе каплями, то обнаружил, что они чудным образом начали двигаться, покрывая кожу и смывая с неё всю высохшую грязь. Он даже не прилагал для этого никаких усилий, лишь стоял и наблюдал, ожидая.

— Нет, так оно не отмоется. Надо снять одежду, — заговорила Готи, стоящая в другом круге.

Они не могли видеть друг друга, поскольку между ними находилась большая перегородка из статуй, застывших в объятиях другом с другом.

Эрик снял с себя всю одежду, бросил её на пол, а косу отложил в сторону. И только затем он прочувствовал всё блаженство от этих ощущений, когда его тело полностью погрузилось в водяной сгусток, образовавшийся вокруг парня.

Через десять секунд вода мелкими каплями рассеялась в воздухе, и Эрик увидел, что его тело стало идеально чистым и лишённым даже намёка на запах сточных вод. Затем он с удивлением обнаружил, что рядом появился, будто пришедший сам, манекен в одеяниях.

— Угу, а это, значит, и надо надевать, — пробубнил он себе под нос, затем принявшись снимать с манекена одежду и облачаться в неё.

Готинейра тем временем тоже отмылась от всей той засохшей гадости, и уже надевала одежду, взятую с другого манекена, который тоже чудесным образом появился рядом с ней.

Через несколько минут парень, облачённый в красивые одеяния, вышел из круга. На Эрике красовался красный, весьма необычный, приталенный камзол, закреплённый кожаными ремнями; массивный, чёрный, развивающийся, подобно дыму, шёлковый плащ, способный закрыть всё тело от шеи до колен; чёрные, покрытые спереди серебряными пластинами, сапоги из приятной на ощупь замши, и такие же перчатки. А финальный штрих — стальная маска с прорезью для рта, и с длинными рогами, уходящими назад; а на задней части маски, на затылке, красовался плюмаж из длинных, толстых, имеющих метр длинны, волос белоснежного цвета.

Девушка тоже вышла из своего круга.

— Какие потрясающие одеяния, — восхитилась Готи, увидев Эрика.

— Тебе тоже очень идёт, — отозвался он о её наряде, который мало отличался от предыдущего платья, если не считать подол юбки, что спереди был коротким, а сзади, словно хвост, доходил до колен. Ещё на ногах девушки были чёрные колготки.

— Спасибо, — улыбнулась она, наклонив голову.

— Теперь можно начинать, — флегматично протянул Нэнэкси, появившись из неоткуда.

Он даже ничего не объяснил, просто развеялся дымом. А затем и сам свет погас.

— Что происходит? Готи? Нэнэкси? — оторопел Эрик.

К его удивлению свет вновь наполнил пространство. И парень обнаружил, что он каким-то неведомым образом очутился на сцене. В пустом, казалось бы, зале, если присмотреться, то можно было увидеть слабо различимые очертания призраков, сидящих неподвижно.

Буквально на расстоянии вытянутой руки от лица Эрика начал появляться пожелтевший лист, парящий перед глазами, куда бы они не посмотрели. Из-под потолка спускались декорации в виде зданий на фоне звёздного неба.

Эрик растерялся, не зная, что делать, ведь ему ничего не объяснили. Готинейра и Нэнэкси куда-то бесследно пропали. И вдруг на листе, что парил перед глазами, начал вырисовывать на своих строках текст.

Парень быстро сообразил, и начал читать:

— Эм… Я помнил страстный, огненный рассвет, зарёй взревевший из мучительного плена в тот день, когда оскаленный запрет мне даровала человеческая сцена. Я помнил рай. Меня учили жизни постулаты: и как любить, и как смотреть на мир. Мне за ошибки рвали кожу аппараты, а за заслуги клали в пасть зефир.

И сразу позади Эрика возникли декорации, выдвинувшиеся из пола. Они представляли собой мрачные и жуткие здания, рядом с которыми толпились существа. Мимо них шли тощие создания, чьи тела были изуродованными различными надписями — некими правилами, что шрамами вырезаны на коже бедолаг.

А Эрик продолжил читать:

— Я ненавидел всё, чего не понимал. Крутился в колесе земной сансары: всех непохожих на меня я убивал, разлив их красные кровавые нектары.

И декорации сменились на поле бое, где армия изуродованных созданий рвала в клочья любых, кто посмел им перечить. Позади сей армады на помосте возвышалась мрачная фигура. Затем сам Эрик, следуя написанному тексту, упал на пол. И к нему, спустившись на канатах, подошла Готинейра, сияющая от ауры вокруг неё. И она заговорила, склонившись к парню:

— Но разве ты не думал никогда, что можно жить не по чужой указке. И все прошедшие кошмарные года тебе лгуны натягивали маски. Ты с ранних лет топился в океане привитых мыслей и надуманных идей. Крещённый в вековом дурмане, оторванный от истин-матерей.

Декорации сменились на сказочные равнины, где ходячие трупы под крик тёмной фигуры убивали мирных существ, а сами забирали их детей.

Девушка же продолжала:

— Ты непорочной будучи душой пылал армадами бесчисленных раздумий, но заточился монстрами твой лик святой в покорную купель бездумий.

Эрик ответил, читая текст:

— Быть может, истина действительно твоя, и я в бессмысленном своём тону бреду. Но где же в океане сумасшествия края, которые дадут понять, что я в аду.

И вдруг мрачная фигура, укутанная в мантию, исчезла на декорациях, но зато спустилась на тросах на сцену. И когда чёрная ткань была сброшена, то парень с девушкой увидели Лина. Он держал в руке кнут и пряник, картаво голося:

— Отставить мысли и отвратные сомнения! Не поддавайся оборотню фактов! Не затуманит пусть тебя сей восхищения из проклятых и сладостных абстрактов.

Скелет во время своей речи указывал на Готинейру.

— Кого ты слушаешь? Всевидящих богов? Иль сей исчадие душевных угнетений? Ты думаешь, что выпрыгнешь с оков, но сам погибнешь от извечных размышлений! — Краус заливался надрывающимся смехом.

Готинейра вдруг села на колени и начала поднимать Эрика.

— Очнись, ты был рождён по заповеди лжи! Но убеждённый в правоте лгунов, что все учения — святые миражи тебе достались будто от богов, — громко говорила она, показывая Эрику на мрачные декорации, где существ клеймили страницами жутких книг. — Ты верил им, покуда был мальчишкой. Во всех грешащих видел невиновных. Но задохнулся собственной отдышкой в руках отцов-учителей духовных!

Парень, продолжая следовать тексту, поднялся с пола, и увидел новые декорации: как персонаж, которого он отыгрывал, сидел среди спокойных созданий, мирно наслаждающихся красотами пейзажа. Но всё резко поменялось, и существа уже шествовало вместе с другими, кричащими в унисон то, что было выклеймено на их телах.

— Я… помню — жил по голосу других: безумных лжепророков мировых. И им плевать, что ноша тяжеленая, когда в душе сгорает целая вселенная. Я жил в иллюзиях бессмертных колдунов! Но трещина в их лжи мне принесла сомнения. Я понял, убежав от суррогатных мыслей-двойников, что всё вокруг — кошмарная мистерия.

Персонаж на декорациях, ногтями сдирая с себя клеймо, убегал невесть куда, а за ним гнались его же собратья, обезумевшие после долгих пыток словом. Готинейра продолжала:

— Всё так! Сорви с себя чужую истерию! Восстань c кошмара мёртвого народа! Где лжежрецы так славят индустрию агоний человеческого рода.

— Не может быть, я только осознал! Я вторгся в грязь кладбищенских пустот младенцем, одурманенным с рождения зловонной тонной разных нечистот, что только может созидать воображение. Кричали мне и всем пророки о святынях, бросали дождь из сладостной морали. А сами, гордо восседая на твердынях, грешили, отрывая от детей детали.

На сцене появились клетки, где сидели существа, а рядом стояли жуткие твари, и день ото дня повторяли то, чему хотели научить своих рабов. И те, в итоге сходя с ума, начинали повторять за тварями. А Эрик продолжал читать:

— Я в клетке жил, я радовался грязи. Я древом был в лесу дремучих идиотов. Кто не со мной — те пагубные мрази. Из нас стругали мёртвых патриотов страны, которая давно мертва. Где гражданин — безмозглая машина. Где правит сладостный обман, молва о восхвалении фекалий господина. Меня лечили вирусною рвотой, что вырывалась изо рта дворян и их рабов. Свободным сделали от разума работы, поставив в ряд таких же дураков. Пытался пробудиться временами. Я болен был попыткой осознания. Но быстро усыплялся лжеврачами, что поклялись скрывать всю правду мироздания.

И стоило ему закончить, как заговорил Лин, играющий того, кто на декорациях восседал на вершине пирамиды, смеясь.

— Невероятно, как ты разорвал обман? Ведь я веками ткал всю эту паутину! Всю жизнь я дураков кидал в туман! Вы все обязаны, уроды, господину! Я так люблю вас, глупые создания! Своим диагнозом вы дарите мне власть! Кричу в момент, желая дать образование: "откройте для дерьма пошире пасть!". Вы не услышите реальности вещей, я прострелил вам уши сладкой ложью. Могилу глупости построил порыхлей и вновь её наполнил молодёжью.

Готинейра закричала:

— Вот видишь? Ты сорвал обмана маску с тирана, угнетающего мир! И в исступлении он всё подверг огласке! Сей до чужой агонии вампир.

А Лин, размахивая руками, бросающими в стороны клубящуюся, словно дым, тьму, надрывался:

— В мою харизму верят миллионы, поверивших в актёрскую игру! Я призываю всех вас чтить законы, хоть сам, в крови купаясь, их не чту. Я ветеран речей и праведного гласа! Но не устану строить я из трупов города. Пока в мои слова так продолжает верить мясо, что для "святых" лишь ежедневная еда. Молчать! Я призываю чтить вас постулаты! А сам, детей готовя на пару, взгляну, как на параде дураков лауреаты ножом испытывают тела глубину. Я призываю вас любить друг друга! Но сам плевал на всяк чужое горе. Ведь вы — моя безмозглая прислуга в моём марионеточном терроре!

Декорации сменились на горящие города, где клеймённые существа убивали тех, кто их когда-то пытал. Эрик говорил:

— Теперь я вижу свет перед собой. И чувствую внутри приливы истин! Как ложь в душе дала финальный сбой и показала сколь её отец корыстен. И я теперь свободен от иллюзии. И разум стал на капельку светлей. Отныне не участвую в диффузии пожизненных обманов для людей.

Всё всполохнуло самым настоящим огнём, буйно рвущимся вверх. А затем, появившись, воссияла яркая вспышка, заставившая всех отвернуться. И когда они открыли глаза, то увидели последние декорации, где, пребывающие в спокойствии, сидели существа, мирно любующиеся красотой пейзажей.

Статуя, сидящая на переднем ряду, вдруг моргнула, а затем, легко улыбаясь, начала крошиться, выпуская из себя голубоватый дым, который постепенно развеивался в воздухе.

Декорации же рассыпались, а Лин, подойдя ближе, застучал зубами. Нэнэкси, стоя неподалёку, сказал:

— Вы исполнили желание томящейся души… спасибо вам, — и он растворился в пространстве.

— Что это сейчас было? — спросил Эрик, смотря на Лина.

— Дядюшка Лин! — обрадовалась она. — Мы думали, что потеряли вас.

Но скелет, не слушая их, ловко спрыгнул со сцены, и затем, что-то голося парню с девушкой, направился прочь из зала. Эрик и Готинейра, ничего не понимая, двинулись за ним. Они пытались своими вопросами разузнать у него об этом месте. Да вот только Краус их постоянно поторапливал. Пространство за дверью, ведущей на выход, уже не было укутано тьмой. И все трое зашли туда, проходя в следующий вагон.