«Бесконечность любви, бесконечность печали...» - продолжение дило­гии «Миг бесконечности».

Катя Проскурина уверена, что Вадим Ладышев никогда не простит роковую ошибку, совершенную ею в прошлом, и пытается сохранить, возможно, самое главное, чем наградила ее любовь: долгожданную бере­менность. Она должна сберечь ребенка!

Вадим, простив Катю, пытается ее разыскать. Но, когда находит, в судь­бы любящих людей вмешивается коварный персонаж из прошлого.

Бесконечность любви, бесконечность печали.

Миг бесконечности.

Для одних он - секунда, для других - вся оставшаяся жизнь...


НАТАЛЬЯ БАТРАКОВА

Миг бесконечности 2


Бесконечность любви, бесконечность печали...

Роман


Книга первая

2016


«Бесконечность любви, бесконечность печали...» - продолжение дило­гии «Миг бесконечности».

Катя Проскурина уверена, что Вадим Ладышев никогда не простит роковую ошибку, совершенную ею в прошлом, и пытается сохранить, возможно, самое главное, чем наградила ее любовь: долгожданную бере­менность. Она должна сберечь ребенка!

Вадим, простив Катю, пытается ее разыскать. Но, когда находит, в судь­бы любящих людей вмешивается коварный персонаж из прошлого.

Бесконечность любви, бесконечность печали.

Миг бесконечности.

Для одних он - секунда, для других - вся оставшаяся жизнь...


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ



Меня - нет... Я- почти умерла.

Не смущает пусть розовость тела. Дотлевает бедняга-душа,

Вся обуглилась и почернела.

Где же боли душевной порог?

Все никак не теряю сознанье!

Я - в предсмертной агонии чувств,

Что связуют меня с мирозданьем.

Кто-то горестно плачет в углу –

Или мне это лишь показалось?-

От отчаянья. Это любовь –

Сил спасать у нее не осталось.

Все хотела собой наградить,

Так беспечно огонь разжигала...

Только некому больше любить:

Догорает душа, отстрадала...


1.

- Доброе утро! Температуру мерим! - сквозь сон донеслось до Кати. В палате зажегся свет. - Проскурина, напоминаю: ничего не есть, на анализы.


Катя, зажмурившись, приоткрыла глаза: женская фигура в голубой униформе разложила по тумбочкам термометры и скрылась за дверью. На ее слова из трех спящих на кроватях пациенток отреагировала только Катя: нащупав рукой холодный градусник, сунула под мышку и снова закуталась в одеяло. За ночь в палате здорово похолодало.


Скрипнула дверь, и в нее прошмыгнула еще одна женская фигура - Марина Тонева. Как и Катя, она лежала на сохранении. Правда, срок у нее на шесть недель больше и беременность вторая. Трехлетняя дочурка Марины Нюся осталась дома на попечении работающего супруга, а потому молодая мама частенько исчезала из больницы с вечера до утра.


- Привет! - негромко поприветствовала она Катю. - Уф, сначала снегу намело, а теперь такой морозище ударил! Эдькин друг подкинул. Сам-то мой всю ночь работал, а теперь вот с Нюсей остался. Весь на нервах: холодрыга дикая, у людей машины не заводятся -самое времечко для таксистов! Деньги ведь лишними не бывают. Сказал: вечером во что бы то ни стало опять должен выехать на работу. Попрошу соседку за ребенком присмотреть, больше некому: мои далеко, свекровь болеет, а свекор с детьми не умеет. Вот так, на три дня сходил мой ребеночек в садик - и опять затемпературил, - вместе с пакетами в тумбочку выкладывала свои проблемы подруге Марина. - Скорее бы в декретный!.. Надо домой проситься. Грипп, говорят, в этом году лютует, со дня на день в больнице карантин объявят, не сбежишь на ночь... А ты как здесь без меня?


- Привет! Соскучилась, - потянулась под одеялом Катя и улыбнулась: наконец-то в монологе подружки образовалась пауза и для нее.


Словоохотливая и добродушная Тонева расположила к себе Проскурину с первого дня знакомства. Любительница поболтать, всем без остатка поделиться, а порой и посплетничать, она, как успела отметить Катя, никогда и ни о ком не отзывалась плохо. Все фигуранты ее речей сплошь и рядом оказывались умными, красивыми, замечательными душками, которые, конечно, порой могли что-нибудь этакое и утворить. Но на то у них имелась своя правда, в которой Маринка им не смела отказать. Даже отрицательные персонажи, если такие как исключение встречались, тоже на самом деле были хорошими людьми. Просто кто-то успел испортить им настроение или день с утра совсем не заладился.


Тонева принадлежала к той редкой породе людей, которые излучают свет, несут тепло и умиротворение. Слушая ее, Катя периодически ловила себя на мысли, что ей тоже хочется улыбаться и любить всех разом. Не разделяя на плохих и хороших.


- Все прочитала, - Проскурина взглядом показала на стопку книг на тумбочке. - Что-нибудь новенькое принесла?


- Извини, ничего не взяла, - искренне расстроилась Марина. -Ну кто мог подумать, что ты с такой скоростью книги глотаешь? Да и не до того было, сама понимаешь... Зато я поесть тебе привезла! На больничной еде долго не протянешь, и так вон вся светишься. А малы шику кушать надо.


- Маш, ну какой из меня едок? По чуть-чуть и то с оглядкой... Фрукты можно внизу в ларьке купить, но и они в горло не лезут. Ничего не хочется... Разве что булочек, - подумав, призналась Катя.


- Значит, девочка у тебя будет, - со знанием дела заявила Тонева. - Меня с Нюськой тоже на булки да на сладкое тянуло. А сейчас, не поверишь, на соленые огурцы, сушеную рыбу и... на пиво! Вчера как увидела бутылку в холодильнике, так захотела хоть глоточек - чуть слюной неизошла!


- Так ведь нельзя нам, - предостерегающе отреагировала Катя.


- Знаю, - кивнула Марина. - На, это тебе, - протянула завернутую в полотенце кастрюльку. - Каша тыквенная, еще теплая. Полчаса назад сваренная.


- Спасибо, но мне опять анализы сдавать.


- После съешь. А анализы - это к выписке, - авторитетно изрекла всезнающая Тонева. - Как пить дать! И чего тебя здесь держать, если все нормально? На положительную динамику настроили, риск выкидыша миновал, значит, ступай домой. Токсикоз, он в начале беременности у каждой второй, а коек в больнице не хватает. Я вот, пока шла через приемное отделение, обратила внимание на очередь: человек двадцать, не меньше. И почти все женщины, и, скорее всего, в гинекологию. Не пройдет и получаса, как последнюю займут, - кивнула она на пустующие в палате кровати. - Сама видела, какой здесь конвейер.


Это правда. Пациентки гинекологического отделения, как правило, долго здесь не задерживались - каждый день в коридорах появлялись новые лица. Особенно это было заметно в столовой.


- Я и не спорю, - Катя взяла лежащие поверх книг очки, вытащила термометр и, бросив взгляд на шкалу, положила на тумбочку. - Температура нормальная, живот не болит. Капельницы закончатся - сама домой попрошусь... У отца на днях операция, надо обязательно его навестить. Хотела твоего Эдика попросить < попить туда и обратно. За деньги, конечно, добавила она.


- Да ладно тебе, за деньги, - отмахнулась Маринка. - А в котором часу хочешь ехать?


- Посещения в кардиоцентре с семнадцати до девятнадцати. Хорошо бы еще домой заскочить - телефон взять, кое-что из вещей потеплее. Чувствуешь, как в палате похолодало?


- Еще бы, такой колотун на улице!.. - передернула плечами Маринка и задумалась. - Я спрошу у Эдика, но сегодня, боюсь, не получится. Он и на смену-то заступит, только если будет с кем Нюсю оставить. Ни я, ни соседка так рано домой не вернемся. Ты уж не обижайся.


- Да что ты! Какие обиды? Придумаю что-нибудь.


Открылась дверь, и в палате со стопкой медицинских карт под


мышкой появилась сияющая Ольга.


- Всем доброе утро! Ну, как ты здесь без меня? - остановилась она у кровати Проскуриной.


- Привет! Замечательно! Честно говоря, надоело лежать, хочу домой.


- А я приехала на работу и первым делом заглянула в твою карточку: все очень даже неплохо! - порадовала доктор подругу. - Сделаем новые анализы и подумаем, когда тебя выписать.


- Как прошла свадьба? Расскажи! - оживилась Катя.


- Не сейчас, тороплюсь на пятиминутку. Лучше завтра вечером поболтаем, у меня дежурство.


- Ты не сменила фамилию?-удивилась Катя, глянув на бэйджик на груди доктора. - Ты по-прежнему Огородникова?


- Сменила, теперь я Клюева. В субботу сдала документы на новый паспорт, - успокоила Ольга. - Как только заберу, сразу отнесу в отдел кадров. Ну все! Побежала, - Ольга улыбнулась и тут же упорхнула за дверь.


- Проскурина, в процедурную! - донеслось из коридора.


Набросив халат, Катя прихватила с собой гигиенические принадлежности и поспешила к кабинету, перед которым уже выстроилась очередь. После выходных жизнь в отделении входила в обычную колею.


Уточнив, кто последний, она прислонилась к стене, откинула голову и закрыла глаза. Что-то в разговоре с Ольгой ее зацепило.


«Клюева... Клюев... Саша Клюев... Саня Клюев... Так это же друг Вадима! - осенило ее. - Да уж, земля не просто круглая... Расскажи кому - не поверят! А вдруг она уже поделилась с мужем сказочной историей беременности бесплодной пациентки? Услышав фамилию Проскурина, тот сразу сообразит, о ком речь... Что же теперь делать, кто бы подсказал?» - едва не застонала Катя.


Как только улеглись первые тревоги и эмоции, как только миновала угроза выкидыша, не было дня, а вернее часа, чтобы она не вспоминала о Вадиме. Грустила, тосковала, гадала, чем сейчас занят, думает ли о ней. Чувствовала свою вину и понимала: одной статьи для ее прощения мало. Пожалуй, если бы не попала в больницу, к этому моменту она уже набралась бы храбрости и попросила прощения у Ладышевых лично - и у Вадима, и у Нины Георгиевны. Простят или нет - это их право. Но ей стало бы легче. Не грызла бы себя, не мучилась в поисках ответа на другой насущный вопрос: надо ли им знать о ее беременности? Если да, то как они к этому отнесутся?


В том, что даже ребенку не дано восстановить прежние отношения, Катя не сомневалась. А если так, стоит ли усложнять жизнь Ладышевым новостью о своей беременности? Особенно тревожилась она за Нину Георгиевну. Каково ей будет узнать, что женщина, причинившая их семье столько горя, носит под сердцем долгожданного внука? Зачем им новые переживания и боль? Чего доброго, воспримут это как очередную подлость...


С другой стороны, в этом тесном мире все тайное рано или поздно становится явным. А уж в наши дни и подавно. Сколько веревочке ни виться... Но пока она будет виться, много воды утечет. Вдруг со временем за подлость сочтут именно то, что она ничего не сказала о беременности, не призналась?


И все же, пока не выпишется из больницы, нельзя им ни звонить, ни просить о встрече. Прощение должно быть только искренним, без примеси жалости или эмоций, которые могут принудить солгать. Как и непрощение. В таком случае матери и сыну Ладышевым лучше пока все же не знать о беременности.


Что касается лично Вадима и их отношений, то здесь все намного сложнее. Если бы не найденное в ящике стола досье на себя, датированное едва ли не днем их знакомства, она уже давно нашла бы способ и встретилась с ним или накатала бы длиннющее письмо-исповедь с пятью ключевыми словами: «Прости меня! Я тебя люблю!!!»


Она непременно его разыскала бы: встречала бы в аэропорту все рейсы из Франкфурта, поджидала бы возле квартиры на Сторожевской, караулила бы на парковке перед офисным зданием, в конце концов взяла бы измором его кабинет. Вымаливала бы прощение, в надежде, что он поймет, пусть и не сразу, потому что... любит. Так, как полюбила его она: каждой клеточкой тела, всем сердцем, всей душой. И где-то внутри надеялась на ответные чувства.


Но... После того как Катя обнаружила злополучное досье, ее жизнь словно разломилась надвое: вот она в совсем недавнем прошлом - и вот в настоящем. Нереальное прошлое, в котором она была такой счастливой...


Была или вообразила себе? Но если эту сказку она придумала, то откуда теперь взялась беременность? Для чего-то ведь она ей дана? И Вадим тоже никуда не делся - он есть и в настоящем. Только... их внезапно разделила стеклянная стена недоверия. Но эту стену воздвигла не Катя, и не она могла ее разрушить. Это должен был сделать Вадим - позвонить первым, предложить встретиться, во всем разобраться. Если, конечно, она не полюбила его таким, каким придумала.


Чем больше Катя на этом зацикливалась, тем сильнее путались мысли - перескакивали с одного на другое, извивались, рвались в самых слабых, безответных местах. В такие моменты воображение совсем не щадило ее, уносило неизвестно куда, и она зависала над той самой пропастью, которая разлучила их с Вадимом. Тут же вокруг меркнул свет, всей тяжестью наваливались свинцовые тучи и толкали вниз, к открывшейся бездне. А та, как неведомое чудовище, надменно и холодно встречала свою жертву перемещая туманные слои, клацая фантастическими челюстями...


Кате становилось страшно до жути. Бешено стучало сердце, холодела спина, текли слезы. Казалось: вот он, конец...


Но вдруг как спасительное чудо небо прорезал яркий солнечный луч: ребенок! Она должна его уберечь! Должна изо всех сил вцепиться в эту светлую ниточку посланную ей в помощь! И думать только о нем и ни о чем другом! Пусть даже в какой-то момент между его родителями разверзлась бездонная пропасть.


Вот только... Когда он подрастет, ведь обязательно спросит: а кто мой папа? Кем были бабушка и дедушка? Конечно, до поры до времени можно уходить от ответа, прячась за расхожей историей об отце - летчике-испытателе. Однако, повзрослев, он обязательно захочет докопаться до истины.


Сколько подобных историй Катя слышала, сколько встречалось их в читательской почте! Достаточно, чтобы понять: ребенок обязательно начнет самостоятельные поиски. И чем это для него обернется, одному Боту ведомо. Случалось: такие дети на самом деле обретали отца, мать, родных. Вот только любящих ли? Открывшаяся правда зачастую оказывалась горькой на вкус. Притом для всех, к ней причастных.


Однако, если даже все сложится благополучно для ее малыша, все равно остается один неоспоримый аргумент в пользу Ладышевых: ее ребенок - частица не только Кати, но и Вадима. И даже пытаться скрыть, кто его отец и бабушка с дедушкой, будет большой ошибкой. Сказать, что они просто хорошие люди, - значит ничего не сказать. Такими родными надо гордиться с детства! И самооценку повышает, и вызывает желание соответствовать.


Кроме того, нельзя исключить и того, что со временем отыщутся «доброжелатели» и преподнесут подросшему чаду свою версию событий: мама, пусть косвенно, оказалась причастной к смерти дедушки, спустя годы, с каким-то нехорошим, ей одной известным умыслом сблизилась с папой, а потом скрыла факт беременности. Ну и как ей тогда будет объяснить ребенку, что на самом деле он появился на свет от самой настоящей любви?! Поверит ли он? Простит ли ей, что скрыла правду? Поймет ли, ради чего, почему?


Ох, подсказал бы кто, как поступить, дал бы возможность хоть одним глазком заглянуть в будущее!


«Все-таки придется сообщить Вадиму о беременности, - сделала Катя очередной мучительный, далеко не последний вывод. - Но на данный момент не это главное. По легенде, я сегодня должна вернуться из командировки, и отец, конечно, ждет, что навещу его в больнице. Нервничать ни мне, ни ему нельзя, поэтому телефон с сегодняшнего дня придется держать включенным. Правда, для начала его надо как-то забрать из квартиры на Чкалова А заодно прихватить запасной комплект верхней одежды... Хорошо бы По-тюня вернулся из Польши, больше не к кому обратиться за помощью. То-то удивится, что я в больнице, а не в Германии».


Катя усмехнулась и открыла глаза. За невеселыми раздумьями очередь заметно продвинулась. Впереди оставались лишь женщина примерно Катиного возраста и молоденькая девушка, почти девочка, старательно прятавшая лицо в поднятом воротнике халата.


- Следующая! - послышалось из-за приоткрытой двери в процедурную.


Юное создание тут же юркнуло внутрь. Женщина за ней сделала шаг вперед, заплаканными глазами глянула на Катю и быстро отвернулась. Катя сразу все поняла: проблемы с беременностью, тоже лежит на сохранении.


Будущие матери здесь легко угадывались - осторожная, плавная походка, замедленные движения, чуть отрешенный взгляд, говорящий о том, что окружающая действительность не идет ни в какое сравнение с тем, что творится внутри. А там - новая жизнь. На ней и сосредоточено все внимание, все мечты. Маленький мир, в котором видимыми и невидимыми нитями связаны двое - мать и дитя. Состояние счастья, душевной благодати. Полная гармония, при которой уместны лишь слезы счастья.


Увы, у женщины, с которой она встретилась взглядом, легко угадывались другие слезы - от горя. И на таких пациенток она здесь насмотрелась предостаточно.


«Но у нас, мой маленький, все хорошо, - Катя опасливо прижала ладонь к животу. - Даже не будем думать о плохом».


- Следующая! - раздалось за дверью...


Ладышев отъехал от дома и сразу уткнулся в пробку. Прошедшие накануне снегопады и грянувшие вслед морозы существенно осложнили передвижение по городу: половина дорог все еще оставалась заваленной снегом, на тех же, которые дорожники успели расчистить, то тут, то там образовывались заторы из-за глохнувших на ходу машин. Чаще дизельных.


Посочувствовав их хозяевам, Вадим не сдержался и по примеру других торопливых водителей заскочил на бордюр, развернулся на пешеходной дорожке и поехал в обратном направлении. Путь до работы чуть длиннее, зато дорога лучше почищена.


Однако в районе ближайшего перекрестка очередь из машин оказалась не меньше: не работал светофор. Чертыхнувшись, Ладышев снова заехал на бордюр, прорезая колесами сугробы, обогнул застрявший на перекрестке трамвай, дождался окошка в потоке машин и, преодолев очередное засыпанное снегом ограждение, очутился на проезжей части.

успел вырасти приличный сугроб. Значит, не появлялась,..


«Спасибо снегу. Летом, не рискуя подвеской, здесь не спустишься даже на джипе, - оценил он высоту бордюра и проделанные маневры. - Надо позвонить Зине, предупредить, что опаздываю. Уснул только под утро, соответственно - проспал... Голова гудит... Пожалуй, до встречи с архитектором успею побывать на Чкалова», - глянул он на часы на приборной панели.


Этот маршрут - кольцо вокруг дома Кати с небольшой остановкой - в последние дни стал для Ладышева обязательным, куда бы ни ехал: из офиса или в офис, утром или вечером. Здесь он устраивал себе короткий перекур, во время которого вглядывался в ее окна и пытался обнаружить там хоть какие-то изменения. Но ничего не менялось: занавески на прежнем месте, свет не включен. И никаких следов возле стоявшей во дворе машины, на которой уже успел вырасти приличный сугроб. Значит, не появлялась,..


Ладышев искал Катю с вечера того дня, когда вышла статья об отце. Поджидал ее на Чкалова, у родительского дома в Ждановичах, у здания редакции, на парковке возле кардиоцентра, а еще названивал по всем известным ему телефонам. Но она как в воду канула, никто о ней ничего не знал и не слышал. Единственным, кто мог пролить хоть какой-то свет на эту непонятную историю, был ее отец, Александр Ильич Евсеев. Но он в таком состоянии, что желательно его не беспокоить. Тревожить Арину Ивановну Вадим тоже не решался.


Однажды в отчаянии он набрал номер Колесниковой. Увы, та даже о статье ничего не слышала, соответственно, не знала и остального. Зато дала номер «верного оруженосца» Проскуриной Вениамина, услугами которого как фотографа время от времени пользовалась. Не успев обрадоваться, Ладышев тут же расстроился: в ответ на звонок бесстрастный женский голос сообщил, что телефон переключен на СМС-роуминг. Судя по всему, Потюня за границей.


Набрав ему сообщение, Ладышев перечитал текст и хотел уже отправить, но в последнюю секунду кольнула ревнивая мысль: «А вдруг он там вместе с Катей?»


Сообщение так никуда и не отправилось. По той же причине Вадим не позвонил Генриху в Германию, хотя столько раз доставал его визитку, крутил в руках и снова прятал.


Нараставшее день ото дня беспокойство усиливалось обострявшимся чувством ревности. И если днем временное спасение от мыслей о Кате он находил в рабочей суете, то вечера в пустой квартире казались невыносимыми. Белый махровый халат в ванной, забытая заколка для волос, столик-трансформер, шуба в шкафу, мелодия, под которую они когда-то танцевали, шлепанцы... Даже тумбочка в прихожей, на которой Катя обычно оставляла сумку и перчатки, напоминала о той, которая так недолго задержалась в его квартире.


А ведь была еще мама, переживающая не меньше.


«За что ты так с нами, Катя? Ну ладно я, это еще можно понять -сам хорош. Но почему ты не пожалела ее? - после каждого визита на Пулихова терзался он от обиды за мать. - Ведь прекрасно знаешь, как она к тебе привязалась. Теперь вот сидит на таблетках, чуть что - в слезы... Как объяснить ей, что я не могу тебя найти? Чем это закончится? Снова будут скорая и больница, из которой она может и не вернуться? Я даже реже стал к ней заезжать: нет сил видеть немой вопрос в глазах и чувствовать свое бессилие».


Сказать все, как есть, было нельзя, ничего не сказать - невозможно. К тому же пару дней назад в глазах матери Вадим заметил промелькнувший упрек... Но это уж слишком! Он и так себя корил за то, что выдержал слишком долгую паузу, прежде чем поехал к Кате. И это в день ее рождения!.. Не зря Потюня предупреждал: можешь опоздать.


«А ведь еще недавно счастье, казалось, вот оно - в руках: я нашел женщину, о которой мечтал... - от воспоминаний защемило сердце. - ...Нет, разве Катя может не переживать, не думать о нас с мамой? С ней определенно что-то случилось!»


Ладышев в тревоге хватал телефон, нервно касаясь пальцами дисплея, снова пытался дозвониться, слал СМС. Порой среди ночи срывался с места, не дожидаясь лифта, бежал вниз, садился в машину, летел на Чкалова, затем в Ждановичи и далее по кругу: «Только бы узнать, что с ней все хорошо, и больше ничего не надо!» Доезжал до последней точки привычного маршрута, обреченно останавливался, курил, думал. Ну хоть бы что-то! Хоть бы какая-то зацепка!


Бесплодность поисков выхолащивала настолько, что, вернувшись в свою квартиру, он мог часами сидеть на кухне, с тоской смотреть на огни ночного города, не в состоянии ни думать, ни двигаться...


Порой, напротив, его охватывала злость на себя, на собственное бессилие, на Катю. И тогда он еле сдерживался, чтобы не рубануть изо всех сил кулаком по столу, а еще лучше в стену - одной болью заглушить другую и хоть на время унять невыносимую тоску.


Из-за этой тоски Вадим и на свадьбе Клюева пробыл всего полчаса. Зашел, поздравил, вручил цветы и конверт, выпил рюмку за здоровье новобрачных - и ретировался. Пусть, не отвлекаясь на него, наслаждаются своим счастьем. И пусть уберегут друг друга.


По той же причине в субботу он не поехал в Крыжовку. Друзья решили продолжить там гулянку, а заодно устроить мальчишник для Зайца, который от статуса холостяка должен был избавиться через две недели. К тому же с некоторых пор дача Андрея у Вадима ассоциировалась с Катей: вот она спит, он - на табуретке с инструментами в руках. Смотрит и никак не может оторвать взгляд. Что теперь ему там без нее делать?


Накануне вечером после ритуального кружения по городу он вернулся домой, как обычно, прошел на кухню, закурил и тупо уставился в телефон. Ни на один из мучительных вопросов у него так и не появилось ответа.


«Неужели вот так, едва начавшись, все и закончилось? Что ж такого я сотворил в прошлой жизни? Или в этой что-то сделал не так? - пробило его почти до слез. - Санька женился, у Андрюхи вот-вот свадьба. Я уже готов был стать третьим...»


Загасив сигарету, Вадим в который раз стал перебирать в памяти подробности последних месяцев. С одной стороны, это походило на мазохизм, с другой - в душе ненадолго наступало умиротворение: грусть чередовалась с нежностью, которую хоть в мыслях хотелось снова прочувствовать, подольше задержать. Закрыв глаза, он представлял: сейчас из спальни выйдет Катя, обнимет его, поцелует в макушку, присядет рядом.


«Выпить, что ли, с горя? - усмехнулся он. - Может, быстрее усну?»


Откупорив бутылку коньяка, плеснул в бокал дорогой янтарной жидкости, уловив тонкий аромат, сделал глоток и понял, что пить не хочет. То ли настолько устал, то ли сработал блокиратор: поздно, а завтра с утра за руль, на работу. Надо идти спать.


Что он и сделал усилием воли. Но в котором часу ему удалось уснуть, даже не представлял...


«...А если и сегодня не объявится? - Вадим наконец-то выехал на проспект Независимости. - Больше не выдержу. Я не могу не знать, где она и что с ней. Надо подключать Поляченко».


Зазвонил телефон.


- Вадим Сергеевич, доброе утро! Вы уже на работе? - не дожидаясь ответного «доброе», защебетала по громкой связи Зина. - У меня беда - я в пробке застряла. Маршрутки через одну идут, еле втиснулась. Минус двадцать восемь! Вы себе не представляете, что творится!


- Почему же не представляю? - Ладышев объехал очередную заглохшую прямо на проспекте машину. - Очень хорошо представляю, сам еще в пути. Могу порадовать: уже минус двадцать пять,


- глянул он на панель.


- Так вы тоже не на работе? Ой как хорошо!


- Что же тут хорошего? - не понял шеф.


- Ну... То есть... плохо, конечно. Я к тому, что не одна опаздываю,


- путано попыталась объяснить секретарша и добавила расстроенно: - Только вам даже кофе некому будет приготовить.


- Сам сварю. Не маленький... В пятницу после обеда меня никто не искал? - спросил он скорее для проформы: не сомневался, что в случае чего Зина сообщила бы незамедлительно.


Минувшая пятница не задалась изначально. Сначала опоздал на планерку из-за того, что застрял в лифте. После планерки вместе с архитектором поехал на участок, где по весне собирался начать строительство дома. Однако до нужного места они не добрались, остановились метров за двести: дорога под снегом даже не просматривалась, a Range Rover - не вездеход. Сядет на пузо - бегай тогда, ищи трактор. И все равно без приключений не обошлось: при развороте автомобиль угораздило сползти в глубокую, засыпанную снегом обочину. Пришлось ждать, пока на горизонте не появится хоть какая-нибудь техника.


Высадив архитектора у метро, Ладышев отправился в кардиоцентр к отцу Кати Александру Ильичу. Пересилила надежда, что у того имеются хоть какие-то сведения о местонахождении дочери. Но сначала следовало справиться о его самочувствии у лечащего врача. Увы, доктор, бывший однокурсник, был занят в операционной, а без него в палату к больному Вадим зайти не решился.


Зина прервала его размышления.


- Был один непонятный звонок, - припомнила она. - Как только вы уехали, звонила какая-то женщина.


- Кто такая? По какому делу? - сосредоточился Вадим


На миг в душе даже мелькнула надежда: вдруг Катя? Но тут же погасла: Зина узнала бы ее и не преминула бы об этом сказать.


- Не представилась. Высокомерная дамочка. И нервная, я даже сказала бы, злая. Похоже, какая-то чиновница. Ваш мобильный номер я ей не дала, хотя она настаивала, - отчиталась секретарша.


- Правильно сделала.


- Посоветовала ей в понедельник утром перезвонить. То есть сегодня.


- Хорошо. Понял. Жду тебя в офисе.


Перед площадью Независимости Ладышев наткнулся на очередную пробку и с досадой констатировал: заехать на Чкалова уже не успеет. Правда, у него оставалась надежда, что сегодня-завтра ситуация сама собой разрешится: на днях отца Кати должны оперировать, и она не может не навестить его, так как это единственный ее родной человек.


На парковке перед офисом свободных мест не оказалось, что было ожидаемо. Судя по шапкам снега на крышах авто, добрая часть из них давным-давно с места не трогалась. Пришлось делать круг, и тут повезло: прямо перед ним стала выруливать машина.


«Вот они, издержки мегаполиса, - засилие машин, - заглушил он двигатель. - Пока не поздно, надо переселяться за пределы кольцевой».


Оценив транспортный поток, двигавшийся с небольшой скоростью по одной полосе (вторая была завалена снегом, похоронившим под собой припаркованные автомобили); на переходе Вадим остановился и терпеливо дождался разрешающего сигнала светофора: понимал как водитель, насколько сложно затормозить в таких условиях.


Офис уже жил в обычном ритме, что порадовало. Даже имевший привычку опаздывать Сифоненко повстречался в коридоре. Но и причина для огорчения тоже нашлась: после выходных сразу шесть сотрудников отправились на больничный. Похоже, эпидемия гриппа разгулялась не на шутку.


Ладышев вошел в кабинет, повесил в шкаф верхнюю одежду, присел в кресло, поднял крышку «спящего» ноутбука и окинул взглядом страницу ежедневника. Ничего важного на сегодня не запланировано, так что до планерки вполне можно съездить на Чкалова. Или прогуляться пешком, хотя в такой мороз комфортнее все же будет в машине.


- Андрей Леонидович, здравствуйте! - набрал он начальника отдела безопасности. - Можете зайти ко мне прямо сейчас?.. Жду.


На столе замигал подсветкой рабочий телефон.


- Добрый день! «Моденмедикал». Я вас слушаю, - выполняя секретарские обязанности, ответил Ладышев.


- Добрый день... Не могли бы вы... Вадим? Вадим Сергеевич? Ладышев? - уточнил показавшийся знакомым женский голос.


- Да, - подтвердил он, пытаясь вспомнить, кому этот голос принадлежит. - Я вас слушаю.


- Это Валерия Петровна Лежнивец... - на другом конце провода запнулись. - Валерия Гаркалина.


Вадим замер.


- Надо же! Какие люди! - игриво воскликнул он после паузы и нахмурился: «Столько лет, столько зим! С чего бы ей звонить? Статью прочитала?» - Слушаю вас, Валерия Петровна, - сменил он тон на деловой.


- Не забыл... Вадим... Вадим Сергеевич, - поправила себя женщина, словно пытаясь найти нужную интонацию. - Нам необходимо встретиться, - голос зазвучал более уверенно. - И как можно скорее.


- А что у вас случилось? К чему такая спешка?


- Ты прекрасно знаешь, что случилось, - выбрала «ты» Лера.


- Любопытно... - Ладышев откинулся к спинке кресла. - Можно сказать, неожиданно любопытно. Тем более что у меня острой необходимости для встречи нет. Оборудование в больнице нормально работает? Могу прислать специалистов...


- Не ерничай, - раздраженно перебила его Лежнивец. - Если бы что-то сломалось, звонила бы не я и не тебе. Ты это прекрасно понимаешь.


- А по какому еще поводу с самого утра меня может беспокоить начмед не самой последней в городе больницы? Притом таким категоричным тоном. Не на кофе же ты меня приглашаешь, - перешел на «ты» и Вадим. - Должность научила так с людьми разговаривать?


- В том числе и должность, - сухо подтвердила женщина. - Нужно поговорить о небезызвестной тебе статье в «ВСЗ».


- Ну вот, уже ближе к теме, - довольно отметил Вадим. - И чем же тебя задела статья? О тебе в ней ни слова.


- Прекрати, Вадим! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. И, кстати, первый резонанс на статью уже есть.


- Вот как?.. Жаль. Значит, со времени моего ухода в медицинском мире ничего не изменилось. Все те же интриги.


- Вот именно.


- И много врагов ты нажила за эти годы?


- Мне хватит. Вот только не думала, что ты окажешься в их числе.


- Ты о чем? С женщинами и детьми воевать не в моих правилах.


- Открыто - нет, - согласилась она. - Решил быть умнее других и свести счеты через газету?


- То есть?


- Ну как же... - усмехнулась Валерия. - Тебе лучше, чем кому-то другому, известно, что тогда происходило... Но как ты посмел? Ты ничего не знаешь о том периоде моей жизни, чтобы судить! Ты даже представить себе не можешь, чего мне стоило тогда...


- ...обвинить меня во всех грехах и бросить в трудную минуту? -перебив, подхватил Вадим. - Если честно, не представляю.


- Тебе не понять, как мне тогда было плохо...


- Лера, закроем эту тему, - досадливо поморщившись, прервал ее Ладышев. - Наверняка у тебя есть своя правда, но мне она совсем не интересна. Если по делу звонишь, то давай, говори. Если поковыряться в прошлом - то, извини, у меня нет ни времени, ни желания.


- Ну уж не-е-ет, - неожиданно прошипела она. - Ты сам вытянул на свет Божий ту историю. Так что теперь обязан меня выслушать!


- Я тебе ничем не обязан, - жестко осадил ее Вадим. - Когда-то - да, для меня это было важно. Но все изменилось. И давно. Повторяю: на сегодняшний день мне это не интересно, - и он тут же поймал себя на том, что говорит неправду: в глубине души он все еще хотел знать, почему Валерия тогда его предала.

Именно предала.


- Ха-ха-ха! - нервно рассмеялась Лера. - Свежо предание... - казалось, она прочитала его мысли. - Я же прекрасно тебя изучила: ты всегда норовил докопаться до истины. Впрочем, как и твой отец... Статья - тому подтверждение. Думаешь, я поверю, что журналистка по собственной инициативе разворошила прошлое? Да все уже быльем поросло!


- А вот здесь я с тобой не соглашусь: все - да не все. Но, как бы то ни было, я ей благодарен. Наконец все узнали правду о профессоре Ладышеве.


- Ты говоришь - все? Да кого еще, кроме тебя, меня и нескольких человек, волнует та история? Если и дочитал кто-то эту статью до конца, то сразу забыл! - хмыкнула Лежнивец. - Конечно, теперь при твоих деньгах можно и журналистку купить. Пусть даже виновную в смерти твоего же отца. Сколько ты ей отжал ел?


У Вадима перехватило дыхание, возмущение мгновенно достигло пиковой точки. Он уже готов был разразиться гневной тирадой, как вдруг его неприятно кольнуло: «А ведь я точно так же был уверен, что Катю тогда купили! И другие так считали. А она была убеждена, что делает доброе дело. И тогда, и сейчас. Как же, наверное, ее это оскорбляло!»


- Решил, что пришло время всем отомстить? - Лера восприняла паузу в разговоре как подтверждение своих слов.


- Восстановление доброго имени отца ты считаешь местью? - совладав с эмоциями, глухо уточнил он. - Что ж, не собираюсь оправдываться. До свида...


- Подожди, еще не все! Конечно, кто я такая, чтобы передо мной оправдываться? Не воюет он с женщинами, как же! - завелась Лера. - Не слишком ли много совпадений просматривается?!


- Ты о чем? - вернулся к разговору Вадим.


- О том! Как только наметился мой перевод наверх, сразу появилась эта статья. А если учесть твои связи там... - недвусмысленно намекнула она. - Н-да... Неприятная неожиданность.


- Лера, тебе никогда не приходило в голову, что какие-то события в жизни могут происходить сами по себе? Или быть следствием событий, которые уже когда-то случились по нашей вине. За все надо платить.


- Если я в чем-то и виновата, то уже сполна заплатила, - парировала она.-А вот с твоей стороны подло...


- Ты обвиняешь меня в подлости? - изумился Ладышев. - Да я понятия не имею о твоих подковерных игрищах с тебе подобными! Не знаю и знать не хочу!


- Так я и поверила! Скажи честно: что тебе пообещали? Очередную победу в аукционе? - съязвила она.


- Всех по себе мериешь? Ведь это ты когда-то выбрала замминистра, а не безызвестного молодого хирурга! - в сердцах проговорился Ладышев о давней обиде.


Какой смысл продолжать этот разговор-воспоминание? Даже странно, что он не прекратил его до сих пор. Словно что-то еще хотел услышать. Но теперь достаточно.


- А знаешь, в нашем разговоре есть один бесспорный плюс: окончательно расставлены все точки над «i». До свидания, - сухо попрощался Ладышев.


- Нет, погоди! Ты хочешь знать, почему я так поступила? Да потому что ты и твои родители не оставили мне выбора! -защищаясь, Лера даже всхлипнула. - А ведь я от тебя тогда была беременна... Ну так что, нам есть о чем поговорить?


Пытаясь переварить свалившуюся на него новость, Ладышев встал, подошел к шкафу, нащупал в кармане дубленки зажигалку и пачку сигарет...


Защемило сердце, в памяти всплыла давно забытая картина последних дней перед расставанием: Лера плачет, он винит себя, пытается ее успокоить, но ничего не получается. Неужели она тогда была беременна?..


В кабинет постучали.


- Хорошо, - посмотрев на открывшуюся дверь, в которой появился Поляченко, выдавил он. - Оставь свой номер, я перезвоню. - Показав Поляченко взглядом на стул напротив, он переместил трубку в другую руку и записал на листке цифры. - До свидания!


Обменявшись рукопожатием с Андреем Леонидовичем, Ладышев задержал взгляд на листке, затем перевел его на начальника отдела безопасности и снова уставился на комбинацию цифр. Словно пытался разгадать ребус.


- Кхе-кхе... - прервал затянувшуюся паузу Поляченко.


- Андрей Леонидович, - шеф наконец оторвал взгляд от стола и убрал листок с номером подальше от глаз, - у меня к вам серьезное дело. Надо найти одного человека.


В этот момент ожил мобильник.


«Потюня Вениамин», - высветилось на дисплее.


- Извините, - стараясь не выдать нахлынувшего волнения, Ладышев схватил телефон. - Слушаю.


- ...Доброе утро, - после затяжного зевка лениво поздоровался заспанный мужской голос. - Это Вениамин. Вы мне звонили на прошлой неделе.


- Да, звонил, - Вадим замялся, глянув на Поляченко, встал и отошел к окну.


- А вы кто? Извините, не узнал по голосу


- Ладышев. Вадим Ладышев.


- Надо же! - удивился собеседник. - И что вы хотели?


- Я хотел спросить... Вы не знаете, где Катя Проскурина?


- А-а-а... Вот оно что... - шмыгнул носом собеседник. - Не знаю. Я сам ей несколько СМС отправил, но она не ответила. Вернее, не дошли. Я еще удивился... И давно пропала? Ну, в смысле, как давно вы ее ищете?


- С того самого дня, как мы с вами виделись на Пулихова, - стоя спиной к Поляченко, Вадим забыл о свидетеле разговора. - Когда вы с ней встречались в последний раз?


- Да в тот же день, - напряг память Вениамин. - Кажется, это был понедельник. Ну накануне выхода той статьи...


- И что она говорила?


- Да ничего особенного. Выглядела плохо: худющая, синяки под глазами - смотреть больно. Я уже уходил из редакции, когда она появилась. Вернулся спросить, что с ней. Напугала она меня, когда в Гомель ездили: мутило ее всю дорогу, даже в обморок упала


- Как в обморок? - разволновался Вадим. - А к врачу обращалась?


- Не знаю, не спрашивал, - виновато засопел Потюня и повторил; - Но выглядела плохо. Как тень ходячая. Да еще в курточке, посинела от холода.


«Шуба в шкафу висит, - уловив в его словах укор, вспомнил Вадим. - В чем же она ходит в такие морозы?»


- А что было дальше?


- Ничего. Сказала, что вирус кишечный подхватила, но уже полегчало. Вот и все. Я успокоился и пошел по своим делам.


- А еще что?


- По телефону говорили.


- Когда?


- С днем рождения ее поздравлял. А до этого два дня пытался дозвониться. Уже боялся, как бы не случилось чего... В редакции такой сыр-бор из-за статьи поднялся! Накануне Катя ведь показала ее Жоржсанд, но та не разрешила печатать. Тогда она разместила материал в своем блоге, отправила всем по рассылке, написала заявление на увольнение, собрала вещи и ушла. Никому слова не сказала.


- Получается... статья вышла без согласия главного редактора? - удивился Ладышев.

- Без согласия она свет не увидела бы, - хмыкнул Потюня. -Жоржсанд деваться было некуда, материал уже гулял по Интернету. Катька правильно все рассчитала. Хотя расчетливой ее назвать трудно, - Веня сделал паузу и добавил: - Особенно в личной жизни. Короче, ушла с концами, отключила телефон, в Интернете не появлялась. Я звонил-звонил, искал-искал... Случайно пробился. На Чкалова она тогда была.


- А дальше? - нервничая, Вадим прижал трубку к уху плечом, достал сигарету и закурил, что крайне редко делал в кабинете. -Что она говорила?


- Да вроде ничего особенного... - припоминая подробности последнего разговора, Потюня сделал небольшую паузу. - Разве что сказала... ну, в общем, одна она теперь. То есть расстались вы. Попросила фотографии передать, адрес продиктовала. Она, оказывается, их еще в понедельник предусмотрительно в моем столе оставила. Ну я к вам сразу и помчался.


Пытаясь мысленно воспроизвести события, Вадим тоже какое-то время помолчал и вдруг напомнил:


- Вы в тот раз что-то говорили о Германии.


- А, нуда... Я у нее спросил, чем собирается заниматься. Ответила: хочу стать домохозяйкой. О Германии уж не помню, как разговор зашел, но я знаю, что там у нее друг. Вот я и подумал: может, к нему собралась в домохозяйки? Кстати, я вас предупреждал, - укоризненно добавил Веня.


В душе у Вадима словно что-то оборвалось, в висках запульсировало. Неужели Катя могла улететь к Генриху?


- Только, если честно, я сам в это не верю, - словно почувствовал его состояние Потюня.


- Почему? - автоматически спросил Вадим.


- Я ведь сказал, что Катька не меркантильная. Ну нет в ней этого! А в Германию обычно зачем едут? За лучшей жизнью. И чувств каких-то особенных к старому ее другу я не уловил. Так что это на уровне моих предположений... В тот день вечером я снова пытался ей дозвониться, отчитаться хотел, что поручение выполнено. Но она опять была недоступна. И домашний на Чкалова не отвечал. Подъехал назавтра к дому - машина стоит, квартиру никто не открыл. А через пару дней сам в Польшу съехал, вот утром вернулся... Может, она уже отвечает на звонки? Хотите, наберу?


- Я звонил, абонент отключен... Ладно, спасибо и на этом.


- Подождите! Если я ее найду, что-нибудь передать? - оживился Вениамин.


- Нет, не стоит... Хотя... Наберите меня, если она даст о себе знать.


- Ладно.


- До свидания!


«Значит, все-таки Германия... - зажав в руке телефон, Вадим отрешенно посмотрел в окно. - Значит, Генрих», - резануло душу.


- Вадим Сергеевич, извините, я так понял: снова Проскурину будем искать? - решился напомнить о себе Поляченко.


- Нет... - Ладышев обернулся. - Никого не будем искать. Впрочем... - в голосе послышалось колебание. - Вы не могли бы...


-Да, конечно! - поднялся со стула начальник отдела безопасности. - Найдем. Ей что-то передать?


- Нет. Я лишь хочу знать, что у нее все в порядке.


- Понял, - кивнул Поляченко и скрылся за дверью.


Через минуту в соседней комнате послышалась дробь каблуков, скрипнула дверца шкафа.


«Зина пришла», - Ладышев придал лицу сосредоточенное выражение и уставился в ноутбук.


Вовремя. В кабинет постучали.


- Доброе утро, Вадим Сергеевич! - поздоровалась запыхавшаяся секретарша. - Сейчас кофе принесу... Я, пока до работы добиралась, все думала, думала... Скоро четырнадцатое февраля, День Святого Валентина. Ну праздник влюбленных, вы знаете, - задержалась она у стола. - А давайте устроим что-нибудь интересное!


- День Святого Валентина - не мой праздник. Так что как-нибудь без меня, - оторвав взгляд от монитора, хмуро отреагировал шеф. - К тому же эпидемия гриппа. Нечего устраивать сборища, и без того доброй части сотрудников на рабочих местах нет.


- Ну и что? Подумаешь, грипп! Люди и в войну влюблялись, - не согласилась секретарша. - Кстати, вы не знаете, где можно найти Екатерину Александровну? - неожиданно спросила она. - Пытаюсь до нее дозвониться, но все никак. Я бы...


- Ничем не могу помочь, - не дожидаясь следующего вопроса, остановил ее шеф. - У меня много дел.


- Но я подумала...


- Зина! - строго посмотрел на нее Вадим Сергеевич. - У меня много работы! Не отвлекай разной ерундой.


- Хорошо... - согласилась Зина, чувствуя, что еще чуть-чуть - и шеф разозлится.


Увы, последние дни она все чаще видела его либо крайне рассеянным, отстраненно реагирующим на любые события, либо ужасно нервным, готовым сорваться по пустяку. Раньше такого за ним не водилось - если и повышал голос, то всегда по делу. А здесь, можно сказать, на ровном месте переходил на крик.


«Все понятно, - закрыв дверь директорского кабинета, сделала Зина невеселый вывод. - За выходные ничего не изменилось - не помирились. Надо срочно искать Катю! Похоже, оба хороши: один, как мышь, надулся, вторая телефон отключила. Детский сад!»


После того как улеглись страсти и прошел период осмысления, что же такого много лет назад натворила Проскурина, Зина опять обрела надежду: между влюбленными все наладится. К Кате она с первой минуты знакомства прониклась симпатией, а с некоторых пор даже считала подругой.


«Все утрясется, не может не утрястись: ведь они любят друг друга! К тому же оба люди взрослые. Вот пройдет неделька-другая - и все образуется», - надеялась она.


Но, увы, пока ничего не образовалось. Жаль... А как красиво все начиналось, как приятно было наблюдать за зарождающимся между симпатичными ей людьми чувством! И Зина искренне считала, что помогала им порой. Взять хотя бы новогоднюю вечеринку. Если бы тогда она не отчитала Ладышева, не поставила ему ультиматум, Катя и Вадим Сергеевич до сих пор дулись бы друг на друга. Или вообще разбежались.


Значит, придется снова вмешаться, потому что нет сил смотреть на это безобразие И если шеф еще хоть как-то держался, находил спасение в работе, то Нина Георгиевна чахла на глазах: осунулась, похудела, стала сама не своя. Вчера, когда Зиночка после работы подвезла ей любимый зерновой хлеб, даже чаю не предложила -впервые за годы знакомства! Поблагодарила и закрыла дверь.


«Ну и шеф! Не хочет себя и Катю пожалеть, пусть бы о матери побеспокоился! - укоряла его секретарша, в который раз набирая мобильный номер Проскуриной. - Не в зоне действия... - разочарованно вздохнула она и присела за стол. - Надо звонить в редакцию, - рука потянулась к трубке городского телефона, но остановилась. - Что это даст? Снова услышу: ее нет, когда будет -не известно. Та-а-к... Кого мы знаем там из ее знакомых? Упоминала как-то одного приятеля-фотографа, у которого много жен и детей... Фамилия еще такая смешная... Нет, не помню. Но узнать должна: видела перед Новым годом в клубе. Придется ехать в редакцию, - открыла она на мониторе карту города. - Неудобное место, только с пересадками можно добраться. За обед не успею. Да еще в такой мороз... Попрошу Зиновьева, чтобы подкинул. Совести у тебя, Катя, нет! - мысленно поругала она Проскурину. - И куда пропала? Машина стоит, снегом засыпанная, свет в окнах не горит. Но не может же человек исчезнуть просто так, никого не предупредив! Наверняка кто-то знает... Надо еще вечером у соседей поинтересоваться... Найду! Кто ищет, тот всегда найдет!» - потянулась она к зазвонившему телефону:


- «Интермедсервис», доброе утро!..


2.


...Валерия Петровна опустила трубку и, сощурив глаза, усмехнулась. Первый этап плана успешно завершен, Ладышев согласился встретиться. Но надо менять тактику. Давить на него нельзя было и прежде, а уж теперь и подавно. В остальном, похоже, не изменился: его легко можно разжалобить, вызвать сочувствие. Слезами, к примеру. Раньше у нее это запросто получалось.


На столике в углу щелкнул закипевший чайник.


«Напрасно только о беременности упомянула, рановато еще, -мысленно анализируя разговор, она заварила чай и присела с чашкой за стол. - Ладно, наживка заброшена. А поскольку детей он так и не заимел, такая сногсшибательная новость должна сработать: позвонит, как миленький! - усмехнулась Валерия и сделала обжигающий глоток. - Теперь главное - не переиграть. И не недооценить в очередной раз... Ума не приложу, как этому пингвину-простофиле удалось так высоко взлететь! И помогать вроде некому было. Н-да, - разочарованно вздохнула она. - Что-то я не учла... Ничего, прорвемся. И не таких обрабатывали!»


...Родилась Лера Гаркалина среди лесов, озер и болот - в маленьком районном центре на Витебщине, в скромной по достатку семье. Как старшая, присматривала за младшей сестричкой, пока мама принимала заявки от населения в горгазе, а отец работал водителем в местной сельхозтехнике.


Девочкой она росла тихой и послушной. Вот только начиная с детского сада все норовили ее обидеть: воспитатели не ставили в первый ряд в танце, не давали самое лучшее стихотворение, не доверяли роль главной снежинки. Все это доставалось подружке Леры - Жанне Лапицкой, мама которой заведовала секцией женской одежды в местном универмаге. Девочка и в самом деле была хорошенькая, как куколка: глазастая, с кудряшками, в красивых импортных платьицах, невольно вызывающих зависть.


В школе подружки учились в одном классе, но ничего не изменилось. Учительница постоянно выделяла Жанну - за чистые тетрадки, за красивый почерк, за аккуратность, за усердие. А Леру как бы не замечала, хотя у нее тоже были и чистые тетрадки, и красивый почерк. И старания не меньше: первый класс она окончила с похвальным листом, так же как Жанна и Витя Никоненко, сын директора школы. Но дать последний звонок для десятиклассников доверили опять же Лапицкой.


Лера на всю жизнь запомнила, как солнечным майским днем стояла в шеренге одноклассников и с завистью смотрела на Жан ну, а та, улыбаясь, сидела на плече у выпускника и трясла золотым колокольчиком с привязанным к нему огромным бантом. И все ею любовались. Все, кроме Леры.


Тогда впервые вместе с очередным приступом обиды Гаркалина почувствовала и ненависть. Вплоть до того, что ей захотелось побить конкурентку, вывалять в грязи вместе с белыми кружевными воротничками, порвать в клочья накрахмаленный фартук, выдрать вместе с волосьями шарики-бантики!


Но, увы, в очередной раз пришлось проглотить обиду и тайно копить ненависть. Настолько тайно, чтобы никто не заподозрил и все по-прежнему считали их подружками.


Шли годы. Девочки переходили из класса в класс, учились в музыкальной школе, бегали друг к дружке в гости, делились секретами. Так Лера узнала, что Жанна мечтает стать врачом. И тогда она тоже решила поступать в мединститут. Исключительно ради того, чтобы в один прекрасный день перегнать подругу, доказать, что она, Лера, лучше, талантливее, умнее.


Правда, перегонять получалось лишь в учебе, и то не всегда. Жанна училась превосходно, схватывала все на лету, побеждала на олимпиадах. А в остальном за ней тем более было не угнаться: летом она ездила с родителями на машине к морю, играла на пианино, одевалась по последней моде. В придачу ко всему в старших классах превратилась в настоящую красавицу: стройная, кареглазая, с копной длинных каштановых волос. Все одноклассники были в нее влюблены.


Гаркалина же нарядами не могла похвастаться: ее обшивала тетя-портниха, перекраивая старые мамины вещи. Лето Лера проводила в глухой деревне у бабушки, играла на аккордеоне, так как пианино родителям было не по карману. Да и учеба ей давалась тяжелее, все приходилось брать усердием и зубрежкой. Что же касается внешности, то здесь вообще полная засада: еще в период полового созревания она стала полнеть и к десятому классу превратилась в настоящую пышку. Естественно, успехом у мальчиков не пользовалась, на школьных вечерах подпирала стенку и с глубоко спрятанной ненавистью наблюдала за подругой.


И все же самый тяжелый удар ждал Леру перед самым окончанием школы: на экзаменах ее срезали на сочинении, чтобы не дать золотую медаль. Ходили слухи, будто в районе в тот год заявлено неприлично много медалистов и из области пришло указание сократить список. Его и сократили за счет таких, как Гаркалина. Не вычеркнешь же сына директора школы или дочь заведующей


секцией женской одежды!


Сколько тогда Лера ночей не спала, сколько слез выплакала! Обида, зависть, ненависть жгли и кромсали душу, превращая в пепел все светлое, что в ней еще оставалось. Ну почему?!. Почему другим все на блюдечке с голубой каемочкой, а ей, как всегда,


одни страдания? Почему на выпускном у Лапицкой опять было самое красивое платье? Почему ею все восторгались, называли гордостью школы, желали успешного поступления? Почему от нее не отходил сын директора школы? Лере же достались дежурные сочувствия и напутствие от директора: мол, теперь ничего не остается, как доказать, что ты тоже достойна медали...


Именно тогда Лера дала себе клятву: наступит день - она всем отомстит. И Жанне, и Вите, и воспитателям детского сада, и учителям, и директору школы! И даже тете-портнихе за то, что сшила не самое лучшее платье. Она никого не пощадит!


Уны, в первый год по окончании школы Валерии никому ничего не удалось доказать, как, впрочем, и кого-то наказать. В Минский мединститут она не поступила, недобрала баллов. А вот Жанна с ее золотой медалью прошла вне конкурса: сдала успешно один экзамен и остаток лета провела, держась за ручку с таким же счастливчиком Витей, зачисленным в радиотехнический.


Переживая неудачу, Лера перестала выходить из дома: снова плакала, снова ненавидела, снова давала себе клятвы и обещания. Почти год никому не показывалась на глаза и даже вечер встречи выпускников проигнорировала. Зачем туда ходить? Смотреть на счастливые лица одноклассников-студентов? Сделать себе еще больнее? Не дождетесь!


Единственным ее желанием было поступить во что бы то ни стало! А потому круглые сутки Лера проводила за учебниками. На работу ради стажа принципиально не устраивалась: еще чего - начинать трудовой путь санитаркой в больнице!


Награда за усердие не заставила себя ждать, и на следующий год Гаркалина поступила в Витебский мединститут. Но все равно продолжала игнорировать встречи с однокашниками. Рано еще. Надо добиться большего, чего-то такого, чтобы... увидеть в их глазах зависть. Вот когда будет в ранге светила медицины, тогда и насладиться своим превосходством. Пусть все, кто ее когда-то недооценил, кусают локти!


Однако в первый же год учебы Валерию постигло горькое разочарование в профессии: увы, медицина - не ее призвание. Новоиспеченную студентку буквально наизнанку выворачивало в анатомичке, а предметы, которые приходилось зубрить денно и нощно, скучны и неинтересны. Но самое главное заключалось в другом: она вдруг поняла, что в ней нет... сострадания и любви к людям, во имя которых выбирают профессию врача.


Но и отступать было поздно. Нельзя дать недоброжелателям возможность порадоваться ее очередной неудаче...


«...И все-таки обидно, - Лежнивец сделала еще один обжигающий глоток. - Не хотел разговаривать... Ай-яй-яй! Не понял ты, Ладышев, с кем когда-то связался. Судя по всему, так и остался чистоплюем. Не перезванивает, сволочь! - бросила она взгляд на мобильник на столе. - Раньше уже давно топтался бы под дверью, вымаливая прощение... Ничего-ничего, вода камень точит».


В дверь постучали.


- Разрешите? - робко спросила старшая медсестра одного из отделений. - Вот, Валерия Петровна, как и просили, - она положила аккуратную стопку медицинских карт на начмедовский стол. -Что-то еще нужно?


- Пока нет, спасибо, - Лежнивец сделала непроницаемое лицо и убрала чашку с недопитым чаем.


Медсестра попятилась к выходу. Дождавшись, пока за ней закроется дверь, Валерия Петровна взяла верхнюю историю болезни, открыла и тут же потянулась за карандашом, чтобы подчеркнуть бросившийся в глаза пункт в эпикризе.


«Опять двадцать пять! - швырнула она карандаш. - Учишь их, учишь, а все без толку. Надеялась хоть недельку в Гродно отдохнуть, так нет! Подсунули статью! Удушила бы собственными руками и Ладышева, и журналистку! Выбрали время, сволочи! Вопрос повышения решается, а здесь такой подводный камень! Как теперь всем поганые рты заткнуть?.. А что если реанимировать отношения с Вадимом? Тогда все рты быстренько сами заткнутся!.. Это идея! Ведь неспроста он до сих пор не женился. Значит, больше так никого и не встретил, не влюбился... Надо подумать», -улыбнулась она неожиданно посетившей ее светлой мысли.


Почеркав эпикризы, Лежнивец приступила к изучению списка по назначению импортных препаратов, который курировала лично. Попасть в него могли только те, перед кем стоял вопрос жизни и смерти, или «свои», которых она вносила туда самолично. Не за красивые глазки, естественно.


«Проскурина... Что-то знакомое, - споткнулась Лежнивец на предпоследней фамилии в списке. - Так... Эссенциале... Любопытно, кто за нее так похлопотал? - удивилась она и бросила взгляд на подпись доктора. - Лечащий врач Огородникова... Что-то связанное с Ольгой Михайловной мне уже сегодня на глаза попадалось, - принялась она перебирать бумаги на столе. - Так... Смена фамилии в связи с замужеством. Клюева... И снова что-то знакомое... Клюева, Клюев... Нет, не могу вспомнить. Ладно, вернемся к Проскуриной... Набор препаратов и процедур не для простых смертных, - оценила начмед лист назначений. - Интересно, чем это обосновано? Денежными знаками?» - подозрительно сузила глаза Валерия Петровна и потянулась к телефону.


- Лежнивец. Позовите Огородникову... В операционной? Тогда принесите мне историю болезни Проскуриной. А Ольга Михайловна пусть зайдет после операции.


«Проскурина, Проскурина...» - попыталась она активизировать память.


Раздался звонок телефона.


- Валерия Петровна, вас главврач вызывает, - робко пропищала секретарша, появившаяся в больнице недавно вместо ушедшей в декретный отпуск.


«Странно, - Лежнивец глянула на часы. - Совещание еще через час...»


- А с чего такая срочность?


- Только что сообщили: с завтрашнего дня объявлен карантин по гриппу.


- Понятно. Сейчас буду.


Отложив бумаги, она сунула в карман мобильник, взяла папку с необходимой информацией и вышла из кабинета.


- Марина, можно позвонить с твоего телефона? - попросила Катя. - Два звонка всего. Хочу, чтобы сегодня мой привезли.


- Конечно, - передала аппарат добродушная соседка. - Не представляю, как ты без телефона. Я без него, как без рук.


И это правда. Тонева не расставалась с мобильником даже во сне: прятала его под подушку и иногда строчила СМС по ночам. А днем без умолку с кем-то разговаривала. С одной стороны, оно и понятно: дома маленький ребенок, и надо держать постоянную связь с тем, кто за ним присматривает. С другой стороны, и круг общения у Маринки довольно широкий - от соседей по лестничной площадке до сослуживцев.


- Я выйду? - показала Катя глазами на дверь.


- Иди-иди, радистка Кэт, - усмехнулась Марина. - Хватит уже прятаться. Поди, пол-Минска тебя разыскивает...


В дверях Проскурина столкнулась с каталкой - привезли после аборта одну из вновь поступивших. С такими Марина с Катей старались особо не общаться: выписывали их очень быстро, через сутки-двое, да и цель госпитализации у них была прямо противоположной. И кому это пришло в голову - класть в одну палату тех, кто всеми силами старается сохранить свое дитя, с теми, кто категорически решил от него избавиться?


Но, видно, медицинскому начальству не до моральных тонкостей. Главное - избежать осложнений у тех и других. Да и коек, опять же, не хватает. Так что извините.


Прижавшись к стенке, Катя пропустила медсестру с каталкой и направилась к лестнице в конце коридора. Марина подсказала: там можно общаться спокойно, не опасаясь нарваться на чужие уши. Хотя секретные разговоры и не входили в планы Проскуриной, советом подруги она воспользовалась.


Первый звонок Катя собиралась сделать Арине Ивановне, чтобы узнать о состоянии отца. Для них она находилась в командировке за пределами страны, а звонок с чужого телефона и отсутствие фоновых шумов служили своего рода подтверждением этой версии.


Почему она выбрала именно такую легенду да еще упорно продолжала ее придерживаться, Катя и сама не могла объяснить. Так получилось. На самом деле она даже день, когда узнала о беременности, помнила смутно. Где-то на периферии сознания осталось беспросветно-грустное состояние, темное, тягучее, почти черное. И вдруг - яркая вспышка, как след молнии, затем - солнечный свет... После этого сознание словно замкнулось и включило дефрагментацию: спрятало или удалило из памяти все, что казалось лишним, заблокировало вредные мыслительные процессы.


Зато включило на полную мощь потребность во сне. Катя будто в анабиоз впала, ее постоянно клонило в дрему - в перерывах между процедурами, осмотрами, даже читая, незаметно засыпала. В какой-то степени это объяснялось беременностью, но в основном было связано с восстановлением организма после всех душевных катаклизмов. Этакая самозащита.


Потому и мук совести не испытала, когда вынуждена была соврать, что срочно уезжает в командировку. Оправдывала себя тем, что отцу и Арине Ивановне ни к чему сейчас лишние волнения. Вот выпишется - поставит всех в известность, возможно, даже порадует новостью о беременности.


Но теперь, похоже, организм уже отдохнул и перестроился. Вчера она даже поймала себя на мысли, что устала от тишины, от элементарного неведения - что творится в мире? Вечером сходила в холл, посмотрела новости по телевизору. А дальше...


Дальше словно прорвало: почувствовав слабину в блокировке от внешнего мира, поток выпущенных на свободу мыслей просто-таки хлынул, не давая уснуть. Бурлил, стремительно перескакивал с одного на другое или же, наоборот, спокойно плыл, подчиняясь течению. Потому и уснула Катя лишь к утру.


И тут же неожиданная новость: Огородникова стала Клюевой.


От жизни надолго не спрячешься...


- Арина Ивановна? Здравствуйте, это Катя. Как там папа? -спросила она с тревогой.


- Здравствуй, Катенька. Хорошо, что ты позвонила! - обрадовалась мачеха. - Утром с Сашей разговаривала: спрашивал, есть ли о тебе новости. А еще - когда возвращаешься. Не знала, что и ответить.


- Сегодня возвращаюсь, - виновато сообщила Катя и расстроилась, что не удалось позвонить вчера. Марина убежала домой сразу после капельниц, а с городского телефона побоялась - сразу выдаст свое местонахождение. - Вы простите, Арина Ивановна, никак не получалось раньше с вами связаться. Не могли бы вы прямо сейчас сообщить папе, что скоро буду в Минске? И вечером обязательно его навещу!


- Ой, как хорошо! Прямо сейчас и позвоню! Ты уж постарайся сегодня успеть: с завтрашнего дня в больницах карантин по гриппу объявили, посещения запретят. А я, грешным делом, подумывать стала: не скрываешь ли ты что от нас? У тебя все хорошо? - неожиданно спросила она.


- Все хорошо, Арина Ивановна! Как только смогу позвонить со своего телефона, сразу наберу и вас, и отца, - постаралась успокоить ее Катя и повторила первый вопрос: - Так как он себя чувствует?


- Состояние стабильное, готовят к операции. Вот только доктор сомневается, стоит ли ее делать.


- Почему? Что-то не так? - забеспокоилась Катя.


- Понимаешь... - подбирая нужные слова, Арина Ивановна сделала паузу. - Врачи - не боги. Да, оборудование, умение, практика, золотые руки - это основа. Но пациент, как и доктор, должен быть настроен на положительный результат. А у Саши сейчас настроение на нуле, весь в себе. Потерял интерес к жизни. Я уже и так, и этак пыталась его расшевелить - не получается. А тут еще ты уехала, - вздохнула женщина. - Скучает он. Его бы порадовать чем-нибудь! Новость какую или идею подкинуть, ради которой захочется жить. Невесело все вокруг. Хорошо хоть о твоей последней статье он ничего не знает.


- Ясно... - справившись с некоторой растерянностью, выдохнула Катя. Почему-то она была уверена: не только отец, но и Арина Ивановна останутся в неведении о статье. Выходит, зря. Слишком многое в их семье завязано на медицине. - И как вам статья? - не удержалась она от вопроса.


- Хорошая... Профессор Ладышев и меня когда-то учил. И многих из моих коллег. У нас эта газета по рукам ходит - кто-то принес в ординаторскую.


- И что коллеги сказали?


-Ну...


- Говорите, как есть. Пожалуйста, - почувствовала Катя ее нерешительность.


- Ругают... журналистку, - наконец ответила Арина Ивановна и путано пояснила: - Не ту, которая написала последнюю статью, а ту, какой она была раньше. Говорят: хорошо, что вспомнили о таком человеке. Многие ведь не знали, почему профессор умер. А слухи тогда разные ходили... Зато теперь все только это и обсуждают. Заведующая нашей гинекологией, моя подруга Рада - ты о ней слышала, работала в той больнице и вспомнила кое-какие подробности. И доктора молодого вспомнила. Хороший был доктор, хвалили его... Катя, скажи, это и есть Ладышев? Ну, к которому ты... ушла? - осторожно уточнила она.


- Да, - подтвердила Катя после паузы.


- Я так и подумала. Бедная моя девочка!.. В общем, мы с Радой тебя поддерживаем. Ты правильно поступила: нельзя жить с камнем на душе. И почему ты уехала, я сразу поняла: захотелось побыть одной, прийти в тебя, многое переосмыслить. Не до расспросов и разговоров... Я так за тебя переживаю! - всхлипнула она. - Так рада, что возвращаешься.


- Спасибо, Арина Ивановна! - растроганно прошептала Катя, чувствуя раскаяние: «Какая же я... Все о себе да о себе, а о людях, которые за меня волнуются, даже не подумала!». - Спасибо. Для меня так важны ваши слова.


- А как же иначе? Ты для меня родной человек. Все образуется, -ободрила ее женщина. - Возвращайся быстрее. И папа обрадуется.


- Арина Ивановна, не говорите ему о статье. Лучше... У меня для него сюрприз! И для вас, - желая хоть как-то реабилитироваться, неожиданно для себя самой решилась она: - Я никуда не уезжала. Я здесь, в Минске. Я беременна, Арина Ивановна. Лежу на сохранении.


- Катенька!.. Радость-то какая! Милая, ну почему же ты мне сразу ничего не сказала? Вот это новость! Как же я рада за тебя, за нас! А отец ребенка...


- Арина Ивановна, у меня к вам еще одна просьба: не спрашивайте об отце ребенка. Пожалуйста! - взмолилась Катя.


- Да, да, конечно. Совсем неважно, кто отец... - быстро согласилась та. Чувствовалось, что она пытается осмыслить свалившуюся на нее новость. - Где ты, в какой больнице? Я сейчас же наведу справки через Раду! Тебе же покушать надо привезти!


- Не надо ничего узнавать и привозить тоже не надо, - улыбнулась Катя. - Я лежу у своей подруги в отделении. Все хорошо. Только об одном прошу: пожалуйста, не говорите пока никому, и папе в том числе. Я сама.


- Конечно! Сама и расскажешь! Это же какие положительные эмоции, какой стимул к жизни появится!


- Вы уверены? А если разволнуется?


- Еще как уверена! Я буду рядом, если ты не против.


- Конечно, Арина Ивановна. Куда же мы без вас?.. Извините, мне пора. Я с чужого телефона звоню. После пяти вечера постараюсь быть у отца в больнице.


- Договорились! Я к нему прямо с работы поеду. У нас маршрутка удачно ходит. А как же ты доберешься? Да еще в такой мороз. И можно ли тебе? Как ты себя чувствуешь?


- Все хорошо, не волнуйтесь. Со дня на день выпишут, - успокоила Катя. - А к отцу попрошу друга свозить меня на машине - туда и обратно.


- Это хорошо. Тогда встречаемся в фойе.


- Хорошо. Я наберу вас, когда буду подъезжать.


- Буду ждать. Как я за тебя рада! - произнесла мачеха напоследок.


Прижав руку с телефоном к груди, Катя прислонилась к стене и улыбнулась. Какая же замечательная Арина Ивановна! Как повезло папе!


- ...Веня, привет! - набрала она следующий номер.


- Катька!!! Катька, мать твою! Ты где? Куда пропала?! - тут же завопила трубка. - Никогда в жизни и ни за кого так не переживал! Да я убить тебя готов! Какая же ты сволочь, Катька! Как же я тебя люблю... мерзкая, гадкая, противная сволочь! - закончил он почти нежно.


- Вень, я так соскучилась по твоему голосу, - блаженно улыбаясь, проворковала Проскурина. - Вот сейчас ты ругаешься, а мне так приятно!


- Извращенка! Мучительница, ни капли жалости к окружающим, тебе бы в концлагере работать! Ты хотя бы представляешь, сколько людей тебя ищет?!


- Догадываюсь.


- Догадывается она... Да ничего ты не догадываешься! Я в пять утра домой попал - на границе застряли. Только глаза успел сомкнуть, как звонки один за другим: караул, Проскурина пропала! Объявлена в международный розыск!


- Какой розыск? Какой международный? - напряглась она.


- А такой! СМСками завалили: где Проскурина? Хорошо, что перед поездкой только СМС-роуминг оставил, а так бы разорился всем на звонки отвечать: мне мысленный путь звезды журналистики неведом! Жоржсанд только что приказала найти тебя во что бы то ни стало. Сообщу, что нашлась, может, премию выпишет. Ко Дню Святого Валентина.


- Не надейся. Это не ее праздник, - усмирила его пыл Катя.


- Так и мне он по барабану. Но премия - совсем другое дело... Н-да, похоже, вычеркнули меня из друзей, - обиженно шмыгнул носом Потюня. - Кать, ты совсем умом тронулась или как? - снова сменил он тон и тут же принялся рассуждать: - Нет, не похоже. Из Новинок пациенты не звонят. Не позволено. Разве что сбежала... Или... Ты в самом деле в Германию летала? - вдруг осенило его. -Вот дела... А я тебе тогда не поверил...


- И правильно сделал. Никуда я не летала, Веня. Ты почти угадал, я в больнице. К счастью, не в психиатрической.


- То есть как?!


В трубке что-то треснуло, раздался грохот.


- Вень, ты чего там? - забеспокоилась Катя. - С дуба рухнул?


- С табуретки... Сломалась, - спустя несколько секунд пропыхтел в ответ Потюня. - Придется теперь ремонтировать... Хозяин, зараза, каждую трещинку в мебели переписал. А мебель - старье да развалюхи. Надо тикать с этой квартиры... Вот хотел присесть - и бац! Задницу отбил... Кать, я надеюсь, ты пошутила? Ты где?


- Я не шучу, я в больнице. Со дня своего рождения.


- Все та же инфекция? Вот зараза... Что ж ты молчала? Все волнуются, ищут. Постой... Неужели так худо было, что не могла сообщить? А персонал? Он же обязан родственников оповещать!


- Веня, во-первых, ты - не родственник. Во-вторых, персонал не виноват: я сама не хотела, чтобы знали, где я и что со мной.


- Почему? А кто тогда я? Ну, не родственник. Но верный друг, оруженосец. Неужели не имею права знать и не могу навестить?


- Можешь. Именно поэтому тебе и звоню. Заметь, тебе, а не кому-то другому.


- А раньше не могла?


- Так ты же в Польшу собирался! Зачем расстраивать перед дорогой? В общем, верный друг и оруженосец, у меня к тебе несколько просьб. Первая: для всех ты по-прежнему ничего не знаешь. Просьба номер два: привези, пожалуйста, мобильный телефон. Он остался на Чкалова.


- А как я тебе его привезу? Ключей-то от квартиры у меня нет.


- Отсюда вытекает просьба номер три: сначала тебе придется заехать ко мне в больницу за ключами. Но и это еще не все... - Катя сделала паузу. - Вень, мне обязательно надо вечером попасть в больницу к отцу. С завтрашнего дня карантин по гриппу объявили, посещения будут запрещены.


- Я так понимаю, это просьба номер четыре? - усмехнулся Веня. - Подвезу, куда же я денусь. А тебя отпустят? Это разрешено?


- Не волнуйся. Сбегу по-тихому, никто и не заметит. У меня соседка по палате почти каждый вечер домой сбегает.


- Ну ладно... Хотя... Не знаю, получится ли машину завести: морозище такой, а у меня дизель. К Минску подъезжал - боялся, на ходу замерзнет. Хорошо солярка в баке еще польская, специально не доливал. Пожалуй, даже нет смысла и пытаться заводить. Пусть стоит, пока не потеплеет. С телефоном что-нибудь придумаю, закину в течение дня. А вот подвезти...


- А ты возьми мою машину! - нашлась Катя. - Ключи и документы там же, в квартире, в сумочке.


- А твоя заведется? - засомневался Потюня. - Столько простояла на морозе...


- Заведется! Там аккумулятор новый. После ремонта ни разу не чихнула. Так что бери, пользуйся, пока меня не выпишут.


- Да? Ладно, уговорила. Диктуй адрес больницы...


Продиктовав адрес, Катя попрощалась и побрела к палате.


«Все понемногу возвращается на круги своя. Связь с социумом


в лице Вени восстановлена. Остались Вадим и Нина Георгиевна. Здесь сложнее, но никуда не денешься - рано или поздно придется сообщить. Но сначала отец», - определилась она с приоритетами.


Не успела Катя появиться в дверях, как Марина сообщила, что ее ищет медсестра, и кивнула на стоящую у кровати капельницу.


- Карантин по гриппу с завтрашнего дня, - отдавая телефон, поделилась новостью Катя.


- Ну вот, я так и знала! - расстроилась Тонева и сразу стала кому-то названивать.


Выглянув в коридор, Катя наткнулась на спешащую куда-то медсестру.


- Сейчас отнесу историю начмеду, и будем капельницу ставить. Не уходите никуда, - попросила она на бегу...


«...Значит, Германия, значит, Генрих, - вернулся Ладышев к разговору с Потюней после ухода секретарши. - Логично. Куда еще ей было деваться? - горько усмехнулся он. - Однажды уже съездила к нему в Москву за утешением, - вспомнил он декабрьские события. - Но надо быть честным: и тогда, и сейчас к этому шагу подтолкнул ее я сам. Неужели Вениамин прав, и я опоздал? Почему не помчался к ней сразу, как только статью прочитал?.. Но кто ж знал, чем все обернется, - подумал он с досадой. - Если все было именно так, как рассказывает Веня, то Катя и в самом деле честь и совесть журналистики. И дело не только в моем отце. По отношению к любому другому она точно так же жаждала бы восстановить справедливость и отстаивала свое мнение перед главным редактором. И заявление на увольнение на сей раз - не шантаж, не демарш. Это позиция. Из газеты она теперь точно ушла... И сколько же на нее, бедную, всего навалилось! Еще и инфекцию подцепила... А ведь ей было тяжелее, чем мне. И рядом никого: отец в больнице, близких подруг как таковых нет. Я же в это время думал лишь о себе. Весь испереживался! Ну как же: нашел виновницу прежних бед! Только в чем ее вина? В том, что оказалась пешкой в чужой игре? И где теперь те, кто уговорил ее написать статью, кто подсунул газету отцу, кто отступился, оставив его одного? О них все забыли, в том числе и я... А вот на журналистке отыгрался - нажрался виски и вынес вердикт: вычеркнуть ее из своей жизни».


Спустя две недели Вадим окончательно осознал свои ошибки в отношении Кати. И в сравнении с почти забытыми просчетами молодости они казались гораздо обиднее. Что было, то ушло, прошлое не изменить. Но зачем тогда прошлые ошибки превращать в роковые обстоятельства настоящей жизни? Катя вот тоже ошиблась, априори посчитав себя виноватой. А он своим молчанием как бы подтвердил ее вину. Хотя достаточно было сделать один звонок, найти несколько верных слов, чтобы она поняла: да, ему больно, но это не значит, что он готов поставить точку в их отношениях. Вернется - поговорят, во всем разберутся.


Но он не позвонил, а она в полной уверенности, что ее не простят, не придумала ничего лучшего, как исчезнуть. Глупенькая... Мог ли он не простить ее, если любит?


«Зачем же ты поспешила? Зачем?! - едва не простонал он. - Да еще это досье... Только бы она поверила, что я и сам его не читал...»


Пискнул телефон. СМС. Увы, снова ничего обнадеживающего: до адресата сообщение не дошло и вернулось обратно. Привычно выбрав в функциях повторную отправку, Ладышев замер на секунду... и передумал, вернувшись в основное меню. Бесполезно. Надо найти, встретиться и, глядя в глаза, сказать, что все понял и простил еще в день выхода статьи. Сам готов извиниться. Даже... даже если она летала плакаться в жилетку к Генриху. Ведь вряд ли она посвящала ему стихи...


«Такие стихи не пишут друзьям, не пишут на заказ... Эх, дурак! -в который раз раскаялся он. - Только пусть вернется! Никуда больше от себя не отпущу! Хорошо, что все стало ясно и между нами нет никаких тайн... Хоть бы сегодня ты появилась. Катя, иначе до завтра не доживу... Скоро планерка, - глянул он на часы. - Надо как-то переключиться на работу...»


Заставив себя переместиться ближе к столу, он глянул на монитор, коснулся пальцами мышки, придвинул ноутбук и вдруг зацепился взглядом за листок с цифрами.


«...ты и твои родители не оставили мне выбора!.. Я была от тебя беременна, - остро прорезался в памяти обрывок утреннего разговора с Валерией. Вадим снова отодвинулся от стола. - Беременна... Так, надо вспомнить, сосредоточиться... Последний год перед расставанием Лера почти все время жила у меня. В общежитие заглядывала редко, только переодеться. Так продолжалось до лета, а затем она вдруг стала куда-то пропадать. Что касается беременности ... Я ей уши прожужжал, что хочу жениться, хочу ребенка. Вот появится ребенок - родители и успокоятся. Но Валерия предпочла свой расклад: сначала получить квартиру, а потом расписаться».


Кроме того, ставила еще одно условие: прежде чем она переступит порог квартиры Ладышевых, отец с матерью должны перед ней извиниться. Для Вадима это было неприемлемо. Он метался между своей любовью и родителями, понимал, что не может растопить лед в их отношениях и уж тем более принудить отца и мать просить прощения. Да и за что? За то, что посмели иметь свою точку зрения?


Со временем, конечно, он мог бы догадаться, почему Лера не торопилась выходить за него замуж и отказывалась знакомить со своей дочерью. Но тогда это было ему невдомек, и он, как мог, старался преодолеть жизненные трудности. А тут еще Клюев сообщил, что скоро возвращается со стажировки. Значит, надо искать новое жилье, за которое теперь придется выкладывать круглую сумму, найти подработку. Довольно скоро повезло: устроился дежурантом в институт травматологии. Но и свободного времени почти не осталось. Случалось, что с одной работы галопом мчался на другую, невыспавшийся, голодный. Выручал молодой организм и ясное видение того, во имя чего лишает себя сна, забывает поесть.


Во имя любви.


Последний месяцы дались особенно тяжело. Уставал настолько, что стоило присесть, как тут же засыпал. Из экономии покупал только батон и пакет молока в буфете и проглатывал не замечая. Лера же, как специально, все чаще стала повторять, что у них нет будущего, уходила в себя, плакала. Или почем зря закатывала истерику и без объяснений возвращалась в общежитие. Однажды пропала на несколько дней, не потрудившись что-то объяснить.


Вадим тогда ее искал, ездил в общежитие. А она объявилась как ни в чем не бывало в приподнятом расположении духа и, хохоча, сообщила, что гостила у подруги. Мол, вместе снимали стресс.


С одной стороны, это его успокоило, но с другой - обидело: что за нужда искать утешение на стороне? Ведь именно сейчас, больше чем когда-либо, они нуждаются в поддержке друг друга. Но объективно осознал и свою в том вину: он постоянно занят, они теперь реже видятся. Потому, оказавшись с нею наедине, Вадим напрочь забывал о себе, о своих сомнениях, старался утешить любимую. Готов был исполнить любую ее прихоть! Ведь он мужчина и должен быть сильнее любых обстоятельств.


И все же, как ни старался, никак не мог избавиться от ощущения: тучи сгущаются, вот-вот грянет гром, случится что-то ужасное. Возможно, уже случилось. От таких мыслей опускались руки. Но ненадолго.


«Идти вперед и не останавливаться! Не раскисать!» - именно этому учил его отец.


Накануне последнего совместного дежурства вдруг все резко изменилось. Лера повеселела, ожила, приободрилась. На выходные собралась к родителям, что стало для Вадима неожиданностью: только вчера они планировали вместе заняться поисками квартиры. Но, подумав, он решил: так даже лучше, ей действительно надо отвлечься, побыть с ребенком. А он сам поищет жилье и снова попытается поговорить с родителями, так как свято верил: вот-вот все образуется, и профессорская семья наконец воссоединится.


Но Лера уже жила своими планами. Во всяком случае Вадиму она не сказала ни слова о том, что съезжает из общежития в выделенную ей квартиру. Кстати, как и о том, что взяла отпуск. Это позже выяснится, что к тому времени и замуж собралась, и была беременна.


И вот только сейчас он узнал: беременна от него...


«Что же получается? - Ладышев встал с места, дошел до окна, вновь вернулся к столу. Но садиться не стал - принялся нервно мерить шагами кабинет. - Почему тогда она молчала столько лет?! Что с ребенком? Надо позвонить! - схватил он телефон, но тут же себя остановил: - Стоп! Спокойно!.. Ведь она не сказала, когда была от меня беременна. Возможно, гораздо раньше... Помнится, Андрею когда-то говорила, вышла замуж за отца ребенка... За отца дочери? Но она никогда о нем не рассказывала. Как же звали девочку? - напряг он память. - Соня? Софья? Точно, София... Ей сейчас лет четырнадцать-пятнадцать... А вдруг она выходила замуж, будучи от меня беременной? Если так, значит, встречаясь со мной, Лера параллельно встречалась и с ним? Иначе как бы она объяснила, откуда взялась беременность?.. Нет, не может быть... Ведь это подло - не сказать мне, обмануть его... И это не телефонный разговор... - усилием воли Ладышев усадил себя в кресло, пододвинул ноутбук, попытался что-то прочитать на мониторе, но переключиться не удалось. Нервное перевозбуждение от осознания факта, что у него, возможно, есть ребенок, одерживало верх. - Но если речь о том ребенке и он мой... Сколько ему? Лет десять? Мальчик? Девочка? Наверное, все-таки мальчик... Как она его назвала?»


Чем дальше развивал Вадим эту мысль, тем чаще стучало сердце. Наконец ритм достиг крайнего предела, и душу захлестнуло такой эмоциональной волной, что невмоготу стало дышать. От нехватки воздуха он вскочил, дернул ворот свитера и, обессиленный, рухнул в кресло.


«Ребенок! Мой ребенок! У меня, возможно, есть ребенок!» - гулко стучало в мозгу.


Вероятно, так реагирует большинство мужчин на подобную новость. Особенно если она долгожданна, если давно созрел к отцовству. Это - как приз, как награда, как чудо из чудес.


Пережив мгновение чистейшего умопомешательства, Вадим быстро пришел в себя и хладнокровно пресек готовую не в меру разгуляться фантазию.


Слишком многое не позволяло ему испытать радость осознания отцовства в полной мере.


«Она сказала, что была беременна, но о ребенке - ни слова... Выходит, его нет? - внутри похолодело, радость ушла. - Скорее всего... Если бы он был жив, она сказала бы об этом иначе, - уже более спокойно подвел итог своим предположениям Вадим. - Обидно... Все могло быть совсем по-другому, в этом Лера права, - уголки губ непроизвольно дернулись, как бывает, когда человек сильно расстроен и готов заплакать. - Хватит с меня на сегодня!.. Эх, Лера, Лера... Не было у тебя ни любви, ни правды - сплошная ложь. И мне врала, и другому. И сейчас запросто можешь обмануть. Во имя чего? - помрачнел он. - Такие, как ты, продумывают цель заранее, и тогда причина на самом деле была не в моих родителях... Что же сейчас заставило тебя рассказывать басни о беременности? Что изменилось?.. Сейчас проверим, - он снова придвинулся к ноутбуку. - Итак, Лежнивец Валерия Петровна», - быстро набрал он в поисковике.


Спустя несколько секунд экран заполнился ссылками на источники, в которых фигурировала искомая фамилия. Но лишь в нескольких из них упоминалась сама Валерия. В основном речь шла о Лежнивце Петре Аркадьевиче, на сегодняшний день бывшем министре.


«Так вот где собака зарыта! - усмехнулся Вадим. - Что-то мне подсказывает: дело не только в газетной статье. Статус супруга изменился: министр стал пенсионером... Эх, Лера! Век бы тебя не видеть и не слышать, но придется встретиться. Надо все узнать о беременности хотя бы для того, чтобы успокоиться: иллюзии на тему отцовства ни к чему хорошему не приводят. Никогда не думал, что окажусь в роли несостоявшегося папаши... Хватит... Работать!» - неожиданно рассердился он на себя, бросил листок с цифрами в ящик стола и с грохотом его задвинул.


Словно попытался заблокировать мешавшие сосредоточиться мысли...


3.


Ближе к полудню Веня позвонил на телефон Маринки и попросил Катю спуститься в холл.


Узнать его было непросто: вместо пуховика, которым он так гордился (в прошлом году купил на распродаже в Польше за четверть первоначальной цены), вырядился в видавшую виды толстую дубленку. Пусть не презентабельную, зато теплую, ветроморозонепробиваемую. Пижонскую трикотажную шапочку с огромным помпоном также сменил на старую меховую с опущенными ушами.


- Ну привет, мать! - бросив кожаные перчатки внутрь шапки, Веня переложил ее на колени и освободил соседнее кресло. - Дай буську! - нагнулся и чмокнул Катю в щеку вытянутыми в трубочку губами. - Рассказывай, как тебя угораздило. Насколько я понял из этой наглядной агитации, - кивнул он на стену, изобилующую стендами, - причина твоей хворобы вовсе не в кишечном вирусе? Не инфекционка, да и гастрито-колиты здесь не лечат.


- Какой ты продвинутый в плане медицины! - улыбнулась Катя.


«Соскучилась», - вдруг поняла она.


На душе сразу потеплело.


- А то! Все кругом периодически хворают, никуда от этого не денешься. Ладно, выкладывай. Можешь по секрету, никому не сдам. Ты же меня знаешь.


Проскурина снова улыбнулась. Потюня и в самом деле умел хранить тайны. Но, увы, лишь те, в которых заинтересован лично. К примеру, о каждой его новой пассии, а уж тем более о факте появления на свет очередного отпрыска, народ в редакции узнавал постфактум, или когда пассия успевала кануть в Лету, или когда в бухгалтерию поступал исполнительный лист.


- Ну? - нетерпеливо заерзал он на стуле. - Не томи. Серьезное что?


- Серьезней некуда, - опустила глаза Катя и многозначительно умолкла.


- Не... Не верю, - внимательно всмотревшись в ее лицо, покрутил головой Потюня. - На несчастную ты не тянешь: лыба с лица не сходит. Давай признавайся как на духу. Хоть скажи, в каком отделении.


- В женском, - лукаво улыбнулась Проскурина.


- Ясно, что не в мужском, - хмыкнул Веня. - В гинекологии, что ли? Мне почему-то так в голову и стукнуло. Мои бывшие тоже, бывало, лежали на сохранении... - слова вдруг замерли у него на губах. - Катька... Катька, так ты тоже того? Беременная, что ли?! -осенило его. - Вот это да! Вот это новость!


- Какой ты просвещенный в женских делах, Вень! - рассмеялась Проскурина. - У меня иногда такое впечатление, что о женских состояниях ты знаешь все! Ну, почти все!


- А то! - загордился Потюня. - С вами поведешься - еще не того наберешься! Ну и почему ты в больнице? Что-то не так?


- Все так, Веня. Но... нервы, токсикоз, поздняя беременность. В общем, скажем, решила подстраховаться, потому и в больнице. Ты ведь знал, как я хотела ребенка.


- Знал. Ну слава Богу! Только почему никому не сказала, где ты? - недоуменно свел он брови. - А... Понял. Боишься, чтобы не сглазили, - сам ответил он на свой вопрос.


- Возможно... - не стала разубеждать его Катя.


На самом деле ее это волновало меньше всего - как-то не верилось во всякие псевдонаучные заморочки. Хотя, если послушать Маринку, в ее состоянии все надо учитывать.


- ...Но больше хотела отдохнуть ото всех, уйти от расспросов. А то стоит только кому-то узнать - сразу начнется: какой срок, когда рожать, кто отец ребенка?


- И кто отец ребенка? - мигом подхватил Потюня.


- А вот сей вопрос я оставлю без ответа. Это мое сугубо личное дело. И мой ребенок.


- Как знаешь, - вздохнул Веня и ворчливо добавил: - Кстати, я с ним утром по телефону разговаривал.


- С кем? - недоуменно вскинула глаза Катя.


- С полуолигархом твоим.


Сердце екнуло: Вадим звонил Вене? Для чего?


- Откуда у тебя его номер?


- Правильнее будет спросить, откуда у него мой номер, -хмыкнул Потюня. - Сутки за рулем, только под утро в кровать попал. Спать жуть как хотелось, а тут Жоржсанд звонком подняла. Поговорили. Понял, что проснулся. Заодно решил проверить все незнакомые номера, с которых звонили. Ну, сама понимаешь: вдруг заказчик какой на съемку? Так и нарвался на твоего... Лады-шева, - припомнил он.


- Ему понадобились фотографии?


- Если бы... Ты понадобилась, о тебе спрашивал. Ищет тебя. Сказать ему, где ты?


Кате потребовалось время, чтобы осмыслить новость: ее ищет Вадим.


«Ищет... - от осознания этого не просто потеплело на душе, горячая волна пронеслась по телу, стало жарко. - Но если Веня скажет Вадиму о больнице, тому не составит труда узнать диагноз. Той же Ольге позвонит... Нет, так будет нечестно. До встречи и разговора начистоту он не должен ничего знать о беременности».


- Не стоит, - не без труда ответила она. - Выпишусь - сама позвоню.


- Понятно. Значит, отец ребенка не он, - сделал Веня глубокомысленный вывод. - И явно не Виталик... С этим я пересекся на границе, когда из Польши возвращался. С Алиской был. Похоже, счастливы.


- Вот видишь, ты сам ответил на все вопросы. Во всяком случае


- кто не может быть отцом ребенка, - опустила глаза Катя.


- И кто тогда? - озадачился Потюня. - Твой друг немец? Никого другого рядом с тобой в последнее время не наблюдалось. Разведка донесла бы.


- Насмешил... Генрих - друг и только. И вообще, Вень, хп.п и Давай ближе к делу.


- Как скажешь, - согласился тот. - Говори, чем могу помочь.


- Вот, - протянула она связку ключей. - Сигнализации нет. Документы на машину и ключи лежат в сумочке. Сумочка в прихожей рядом с телефоном. Машиной можешь пользоваться, пока меня не выпишут.


-А когда тебя выпишут? - заинтересовался Веня. - Морозы пару дней точно продержатся.


- До конца недели, надеюсь, выпишут. Так что пока пользуйся, успокоила Проскурина. - С одним условием: если мне понадобиться куда-то съездить, тебе придется свозить.


- Не вопрос. Всегда пожалуйста. Только заранее предупреждай


- Предупреждаю: сегодня в семнадцать буду ждать тебя на этом месте. Поедем к отцу. Его на днях оперируют... Ах да, чуть не забыла! - встрепенулась она. - Привезешь телефон и подзарядку! Телефон - в сумочке с документами, подзарядка - на кухне. А еще


- Катя на секунду задумалась. - Верхнюю одежду и обувь я сдала, так что захватишь все это в квартире. Джинсы найдешь в шкафу в спальне, там и свитер какой-нибудь посмотри. Меховые полусапожки стоят в прихожей. Ну и курточка горнолыжная там висит.


- Ключи, документы, телефон с подзарядкой, одежда, повторил Веня неуверенно. - Что-нибудь обязательно забуду.


- Я тебя научу, как не забыть. Ключи и документы ты и так возмешь, для тебя это жизненно необходимо. Теперь запомни цифру пять: к пяти часам подъехать. Далее считаем: телефон, подзарядка, джинсы, свитер, обувь, куртка - шесть. Итого - пятьдесят шесть


- Ну и что? Все равно забуду, - пробубнил Веня.


- Не забудешь. Подумай, какие у тебя ассоциации с эти ш рой?


- Пятьдесят шесть? - сделал он паузу. - Вспомнил! Старшей сестре недавно пятьдесят шесть исполнилось. Год назад на пенсию вышла.


- У вас такая большая разница? - удивилась Катя, зная, что Веня не намного ее старше.


- Так я поскребыш! - тут же довольно заулыбался тот. Три сестры у меня. Мамке моей, героине, за сорок было, когда родился.


- Ты никогда не рассказывал. И кто сестры?


- Одна - продавщица, вторая - швея, третья - на пенсии. Сиделкой подрабатывает. Я ведь из трудовой семьи. Говорят, четвертый ребенок в семье - самый талантливый, - расплылся он в самодовольной улыбке. - Так что приходится соответствовать и отрабатывать надежды всего семейства. После смерти отца они меня всем миром учили, помогали, кто чем мог.


- Дружная семейка. Теперь понимаю, отчего ты такой плодовитый, - улыбнулась Катя. - Отец-героин.


- Героин, - Потюня невесело усмехнулся. - Вот только у моих деток мамки разные... Ладно, пора отчаливать. Хорошо - такси попросил не уезжать: попробуй отсюда в такой мороз выбраться! Сорок минут машину ждал! Еще и твою чего доброго «прикуривать» придется. Ну, чао, бамбино! Буду в пять.


Глядя вслед сбегающему с крыльца Вене, Катя задумалась. Хорошо, когда в семье много детей. Сама не раз просила у родителей братика или сестричку. Ведь насколько сейчас все воспринималось бы легче, будь рядом родная душа!


«И Вадим один. И тоже небось мечтал о брате или сестре. Пока у него есть, слава Богу, Нина Георгиевна, но случись с ней что - один как перст останется. Надо делать выводы из чужих недоработок. И, чего бы то ни стоило, у меня обязательно будут еще дети! Двое, а лучше трое! И неважно, если от разных отцов! Мамка - это главнее... Ты не будешь скучать, обещаю!» - улыбнулась она, приложив ладонь к животу.


В эти две недели Катя незаметно для себя привыкла постоянно разговаривать с малышом. В мыслях рисовались радужные картинки: вот они вдвоем с маленьким, вот он улыбается в коляске, вот она ведет его за руку, а вот он сам шагает в школу. Учится хорошо, вернее отлично, как мама с папой...


Папа... Странно, но как только она спотыкалась об это слово, на яркие картинки будущего опускалась серая вуаль, они тут же тускнели, наполняясь беспросветной печалью.


«Ну что, маленький? Пора в палату, - снова вернулась она к разговору с ребенком. - По плану у нас обед и тихий час».


Бросив последний взгляд в окошко, Катя машинально глянула на открывшуюся входную дверь и обмерла: в холл вошли... Виталик и Алиса в знакомой норковой шубе!


«Что они здесь делают? Неужели вздумали меня навестить? Но откуда могли узнать, где я? - не веря собственным глазам, она поправила очки. - Выйти им навстречу? А вдруг они не ко мне? Вдруг по своим делам?»


Пока Катя лихорадочно соображала, как поступить - окликнуть или же ничем не выдавать свое присутствие, ситуация прояснилась: на ступенях, ведущих в корпус, показалась заведующая отделением, в котором лежала Катя, и махнула вошедшим рукой. Перекинувшись с ней парой слов, Виталик с Алисой сдали в гардероб верхнюю одежду и, взявшись за руки, пошли вслед за женщиной.


Не зная, куда они направились, на всякий случай Проскурина решила задержаться. Пересечься в запутанных коридорах больницы, с одной стороны, было сложно, с другой - проще простого. А это нежелательно.


«Скорее всего, Алиска приехала на прием к гинекологу. И Виталика с собой прихватила... Странно, он ведь терпеть не может больниц и докторов. Сколько лет я его уговаривала пройти обследование для ЭКО... - с грустью припомнила Катя. - Надо срочно звонить Надежде: что там с автомойкой? Я же еще неделю назад обещала с ней связаться... Совсем из головы вылетело! До развода - всего ничего, а ситуация, можно сказать, в корне изменилась. Судя по всему, автомойка отцу теперь не скоро понадобится. Если вообще понадобится... Временно нетрудоспособные мы теперь. Мне за счастье будет найти хоть какую-то подработку, так как постоянное место беременной вряд ли светит. У Арины Ивановны зарплата не бог весть какая, да и отцу на одну пенсию не протянуть - лекарства нынче не дешевы. А после родов нам с маленьким ого-го-го какие суммы понадобятся! Да уж, ситуация... Хорошо, если Виталик вернет деньги, вложенные отцом в автомойку, а я при разводе получу хоть небольшую компенсацию - первое время проживем. И потом... Жилье у нас с малышом будет, перееду к отцу. Арина Ивановна снова сдаст квартиру, хоть какая-то копейка... Права Надежда: можно уйти с гордо поднятой головой, громко хлопнув дверью, но это просто гордыня. Надо успеть до развода составить новый брачный договор... Позвоню ей вечером. И еще хорошо бы быстрее встретиться с адвокатом для Половинкиной - обещала ведь помочь человеку. Но адвокату платить придется... Да, Екатерина Александровна, не получится у вас спрятать голову в песок... Всё, завтра попрошусь домой. Время на анестезию чувств вышло... Пора в палату, а то совсем замерзну», - поежилась она.


В холле и в самом деле было не жарко: входная дверь постоянно открывалась, огромные панорамные окна под напором морозного воздуха снаружи тепло не держали.


К отделению гинекологии Катя направилась по большому обходному кругу, через лестницы и запутанные переходы. На всякий случай: не хватало еще столкнуться в лифте с Виталиком и Алиской! Чем позже они узнают о ее положении, тем лучше. Для них в том числе.


Добравшись до отделения по пожарной лестнице, она приоткрыла скрипучую дверь, выглянула в коридор и тут же отпрянула: на кушетке напротив кабинета УЗИ сидел Виталик и теребил в руках дамскую сумочку. Видно, ждал Алису.


Пройти мимо незамеченной было невозможно. Как и попасть в отделение. Разве только повторить весь путь заново и зайти с парадной стороны? Но в таком случае все равно попадешься на глаза Виталику: дверь палаты буквально в десяти метрах от кушетки.


Кате ничего не оставалось, как затаиться и ждать на лестничной площадке, пока они уйдут. Наконец послышался звук открывающейся двери.


- ...И все-таки, Алиса, вы должны серьезно отнестись к своему состоянию... Поздравляю вас, молодой человек! Скоро станете отцом! - раздался голос доктора. - Но я ей рекомендую, нет, даже настаиваю, прямо сейчас лечь в стационар.


- Прямо сейчас?.. - судя по всему, Виталик растерялся. - Но мы только утром вернулись с отдыха. Даже вещи не разобрали...


- То, что отдохнули, хорошо. И все же беременность, да еще поздняя и долгожданная, требует особого внимания. Чемоданы могут подождать.


Повисла пауза.


- Алис, может, тебе и вправду лучше лечь в больницу? - засомневался Проскурин. - После разберем эти вещи.


- Виталик, я себя великолепно чувствую! - голос Селезневой звучал воодушевленно. - Я здесь вся изведусь, там ведь столько подарков! Их же все перемерить надо. Женщинам знаешь, как это поднимает настроение? К тому же на кого я тебя оставлю? -игриво промурлыкала она. - Нет, нет и нет! Возьму отгулы: буду отдыхать дома, ждать тебя с работы, варить щи, борщи, жарить котлеты.


Раздался звонкий чмок.


- Ну, как знаешь... - по интонации чувствовалось: сказанное Виталику весьма польстило. - Это вам, - произнес он после небольшой паузы.


- Нет-нет, что вы! Немедленно спрячьте деньги! - тон заведующей изменился на возмущенно-категоричный. - Валерия Петровна попросила меня о консультации, вот к ней и идите. Знаете, где ее кабинет?.. Направление в стационар я выписала, покажите начмеду. Пусть она сама решит, как с вами быть... Лично я настаиваю на том, чтобы вы легли на сохранение. Вам надо лежать, ни в коем случае не напрягаться, не поднимать тяжелое. И даже примерки лучше отложить. Любые лишние движения сейчас могут быть опасны, - судя по звуку, в этот момент она запирала кабинет. - Ну все, до свидания!


- Спасибо! - в один голос поблагодарили Виталик и Алиса.


«Она беременна?! - удивлению Кати не было предела - Вот это


совпадение! То-то они казались такими счастливыми в холле. Вот и сбылась Виталькина мечта! Появится наконец у него наследник... - думала она, слушая удалявшиеся шаги. - Смотри ты, и никакое ЭКО не понадобилось: стоило нам заиметь новых партнеров, как проблема бездетности чудесным образом разрешилась. Права Ольга: классический случай несовместимости. И стоило тратить десять лет жизни, чтобы это понять? Столько врачей прошли, столько обследований, столько лекарств извели, столько денег... А ларчик просто открывался. Что ж, оно и к лучшему: проблем с расторжением брака зато не возникнет».


Выждав еще какое-то время, Катя выглянула в коридор: никого, кроме больных.


- Женщины, обедать! - разнесся по коридору зычный голос из столовой...


...Валерия Петровна вернулась с совещания, закрыла за собой дверь кабинета на ключ, швырнула на стол папку, автоматически включила электрочайник и, сложив на груди руки, уставилась в красную кнопку на пластиковой панели.


«Да что ж снова не везет?! - негодовала она в душе. - Будто заколдовал кто! Только начнешь приближаться к цели, как все летит в тартарары! Видно, неслабый недоброжелатель у меня завелся... Можно сказать, враг... Впрочем, могут и под главврача копать... А иначе с какой бы радости наверху затеяли внеплановую комплексную проверку больницы?.. Но если против меня - ох, зря...» - зловеще свела она брови...


...К концу четвертого курса Гаркалина почти выбилась в отличницы. Хотя будущая профессия по-прежнему никак к себе не располагала, она быстро смекнула, что, имея диплом врача, можно добиться многого как в самой медицине, так и в смежных сферах. Главное - уметь заводить нужные знакомства и дружить с кем надо. Да и о личной жизни уже не мешает задуматься. Пятый курс, пора. Вон, школьная подруга успела выскочить замуж за первую любовь - Витю Никоненко.


Вспомнив их свадьбу, Лера мстительно усмехнулась. Как бы то ни было, но поквитаться ей удалось, торжество молодым она испортила. Мать Виктора - директор школы, вычеркнувшая ее когда-то из списка медалистов, попала в больницу с инфарктом и вскорости отдала Богу душу. Не по вине Леры, вернее, не только по ее вине.


Случилось все осенью. К тому времени Никоненко после радио-теха приступил к работе инженером в районном узле связи. Жанна доучивалась в меде и тоже планировала вернуться в родной райцентр. К удивлению Леры, подруга, как и она, выбрала специализацией гинекологию. Но, кроме специализации, а также того, что Гаркалиной все еще нравился Виктор, ничего общего у них не было. И не могло быть. Валерия давно и твердо решила: никаких районных центров, никаких забытых Богом больничек! Хватит, нажилась и насмотрелась на бедноту и нищету. Она - птица совсем другого полета. Как минимум - областной центр, как максимум -Минск. Конечно, начинать придется рядовым врачом, но дальше...


Она еще всем покажет! И отомстит. Особенно тем, кто когда-то ею пренебрег. Семье Никоненко - в первую очередь.


И отомстила, хотя по большому счету все вышло случайно. Встретилась с Виктором в автобусе, когда ехала домой за теплой одеждой. Тот простодушно обрадовался, увидев ее, и тут же огорчился: скорее всего, вряд ли она приедет в родной городок в следующий четверг, когда у него мальчишник, а у Жанны девичник. Но в субботу - свадьба, и они ее обязательно ждут, приглашение на торжество выслано по домашнему адресу.


В ответ Гаркалина изобразила глубокую печаль: увы, не получится. И сослалась на какую-то выдуманную конференцию.


На самом деле на свадьбу школьной подруги она и не собиралась, хотя приглашение получила. Во-первых, как и прежде, не было достойного наряда. Во-вторых, не хотелось портить себе настроение: снова не ей, а Жанне достался приз - первая любовь. Чему тут радоваться? Потому и поехала за вещами на неделю раньше, чтобы никому не попасться на глаза.


И надо же, такая встреча!


Витя расстроился, но вдруг, осененный идеей, просиял: почему бы в таком случае ему сегодня не собрать друзей, которые не смогут попасть на свадьбу? Жанна с мамой поймут и поддержат. Через час он позвонил и пригласил к себе на шесть вечера. Подумав, что в любом случае это лучше, чем сидеть дома, Лера решила сходить.


Приглашенных оказалось четверо: еще один одноклассник, который уезжал на работу по распределению в далекий город, и двоюродный брат жениха с женой и сыном-подростком. Эти на следующей неделе отбывали на новое место службы в Россию. Мама жениха, посидев какое-то время за столом, отправилась к будущим родственникам, где вовсю шла подготовка к свадьбе. Через час компанию покинула семейная пара с сыном, а вслед за ними и одноклассник - торопился на ночной поезд. По правилам приличия, Лере тоже следовало уйти. Но...


К тому времени в ее голове уже созрел план: Витя должен стать ее первым мужчиной! И неважно, что через неделю он женится на другой. Она была вынуждена выбросить этого подлеца из своей памяти, а вот его заставит помнить ее всю жизнь.


Между тем не подозревающий о коварном замысле школьной подружки невесты Витя щедрой рукой подливал в бокалы спиртное и, разгоряченный детскими воспоминаниями, признался: всегда завидовал их с Жанной дружбе. Если честно, они обе ему нравились, а в восьмом классе он даже не знал, кого выбрать -Леру или Жанну. Оценив момент, Гаркалина расхохоталась и в ответ призналась, что тоже была к нему неравнодушна, мечтая хотя бы о единственном поцелуе, который возможен и сейчас. Первый и последний, и о нем никто не узнает.


Будучи на хорошем подпитии, бывший одноклассник тут же игриво привлек ее к себе, коснулся губами ее губ...


Все случилось тут же на диване, где их и застала вернувшаяся домой мать. И если до этого Лере доводилось лишь читать о немых сценах, то здесь она не просто наблюдала ее воочию, как говорится, от и до, но и играла главную роль.


Одевалась она не спеша, на прощание чмокнула в лоб мигом протрезвевшего жениха и, торжествуя в душе, с высоко поднятой головой продефилировала к выходу.


Мать Виктора сидела на стуле в прихожей и молча наблюдала за ее сборами. Жалкая и растерянная, эта женщина ничем не напоминала всегда уверенную в себе директрису школы.


- Как ты могла? - только и смогла выдавить она из себя.


Лера повернула голову и парировала с нескрываемым торжеством:


- Но вы же смогли не дать мне золотую медаль. Вот и я смогла. Легко! Счастливо оставаться!


Дом Никоненко она покидала триумфатором: она это сделала! Она отомстила главной обидчице и ее сыну! А что касается Жанны... Можно, конечно, и ей испортить свадебное настроение. Но, может, пока повременить, пусть немного понаслаждается счастьем? Как-никак в детстве у них было много хорошего.


А наутро Лера узнала, что у матери Никоненко случился инфаркт, и приняла решение пощадить бывшую подружку. Месть свершилась - вместо пышной свадьбы ее ждут похороны несостоявшейся свекрови.


Теперь наступило самое время подумать о замужестве. Присмотревшись к ближнему кругу, она наконец определилась: Семен Губерман, правильный еврейский мальчик, тихоня и отличник. В отличие от нее, буквально бредивший медициной.


«Это плюс, - рассуждала она. - Пойдет в гору - и я не пропаду. Ничего, что со странностями. Зато семья с надежными связями в медицинском мире».


Решено - сделано. На следующий день Валерия как бы случайно оказалась на лекции рядом с Семеном и как бы невзначай завела разговор о выборе специализации. На самом деле она хорошо знала, кем хочет стать Семен. Конечно, гинекологом, как его дедушка и бабушка. Мама Губермана тоже когда-то была врачом-гинекологом, но после рождения сына оставила работу и занялась им.


Подобная перспектива не отпугивала Гаркалину, наоборот: в таком семействе за счастье и дома с детьми посидеть, учитывая приходящую домработницу.


Назавтра уже сам Семен занял для нее место подле себя, а разговоры о медицине плавно и незаметно перетекли на другие темы. Через неделю он напрочь забыл об учебе и не сводил влюбленных глаз со светловолосой и голубоглазой подруги. Лера, как могла, отвечала взаимностью, хотя... внешне Губерман, мягко говоря, не прельщал. Высокий, худой, с непропорционально длинными конечностями, большим носом и глазами навыкате, он походил на чудовище из сказки. Не о таком Принце она, конечно, мечтала...


Но уж, если на то пошло, рядом с ним только и почувствуешь себя Василисой Прекрасной. К тому же воспитание у парня на высоте: вежлив, учтив, безропотно носит ее сумку с учебниками, провожает до общежития и еще долго стоит под окнами. Романтика, что тут сказать!


Со временем у Семена обнаружился еще один изъян - уж больно скромен и нерешителен он оказался, никак не мог набраться смелости и хотя бы поцеловать ее. Так и до окончания института можно проходить на пионерском расстоянии! Это Леру не устраивало. Пришлось предпринять ускоряющий маневр.


Подгадав момент, когда все три соседки по комнате уехали домой, она пригласила Губермана к себе на чашку чая и сама его поцеловала. По-дружески. Можно было развивать игру и дальше, пока разгоряченный страстью молодой человек не заметит, как окажется в постели. Но тут важно соблюдать правила: следующий шаг он должен сделать сам. Вероятно, девственник, пусть постепенно дозревает. К тому же требовалось продумать до мелочей, как убедить Семена, что и он у нее первый.


Но все сложилось удачно. По весне его предки на целый месяц отбыли к родственникам в Израиль, а сын, сопроводив их до Москвы, вернулся домой и в тот же вечер пригласил в гости Леру. Наконец-то!


Она явилась тут же, и буквально через час страстных поцелуев они оказались в постели. Спустя еще несколько минут Губерман потерял-таки девственность. Этот глупыш от захлестнувших чувств и впечатлений так и не понял, что только он. А Валерия роль девственницы сыграла безукоризненно. Даже расплакалась для достоверности.


Как и следовало ожидать, правильно воспитанный еврейский мальчик тут же признался ей в любви и сделал предложение. Правда, смущенно добавил: им придется дождаться возвращения мамы и папы и получить их согласие.


Увы, в тот момент Лера не придала последним словам особого значения, ибо не предполагала, какое место отведено родителям жениха в их отношениях. Первое знакомство тоже не насторожило: особого восторга они, конечно, не проявили, но были доброжелательны, подчеркивая, что уважают выбор сына. Лишь попросили повременить со свадьбой до окончания института.


Лера ликовала: цель достигнута! И долгое время в этом не было ни капли сомнения. Губерманы приглашали ее на семейные торжества, не забывали и о подарках. Семен был все так же внимателен, нежен и вел себя, как подобает будущему мужу: встречал, провожал, дарил цветы. Ей даже показалось, что она начала испытывать к нему чувства. Правда, почему-то он стал чуть менее разговорчив и чуть более задумчив. Но это легко объяснялось серьезностью намерений, ответственностью за будущее и, в конце концов, напряжением, связанным с окончанием института.


Виделись они теперь намного реже: она проходила ординатуру в Могилеве, Семен - в Минске. Конечно, ей это казалось несколько странным, так как родителям Губермана с их связями ничего не стоило организовать будущим молодоженам практику в одном городе. Но они тактично и деликатно объяснили свою политику: молодой паре полезно проверить чувства перед вступлением в брак. И заодно успокоили: после свадьбы им не составит труда перераспределить Леру к мужу.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги