Бесовская таратайка

Часть вторая. БЕСОВСКАЯ ТАРАТАЙКА

22 часа 40 минут.

Было уже совсем поздно, когда я вернулся наконец в гостиницу. В холле было пусто, только какой-то мужчина, видимо командировочный, в сером плаще и шляпе, с небольшим чемоданом у ног, дремал в углу, сидя в кресле. Молоденькая девушка-администратор скучала за стойкой, читая книгу.

Я пошел к лестнице, ведущей на второй этаж, заранее доставая из кармана пропуск для швейцара, но в это время мне навстречу, перепрыгивая через несколько ступенек, сбежал Рожков.

– Ну наконец-то! Где тебя черти носили? – возбужденно спросил он, и, махнув рукой, мол давай за мной, сказал: – Пошли.

– Подожди, – запротестовал я: – Что случилось?

– В машине объясню, – ответил Рожков, нетерпеливо пританцовывая на месте: – Давай быстрее. Тебя по всему городу ищут.

У подъезда нас ждала темно-синяя “Волга”. Как только мы в нее сели, водитель тут же тронулся с места, резко набирая скорость.

– Скажи наконец, что случилось? – потребовал я.

– Побег из КПЗ, – стал возбужденно рассказывать Рожков: – Три уголовника… Один охранник убит, двое ранено… Табельное оружие отобрали: автомат и два пистолета. Час назад их обнаружили в каком-то притоне, так они открыли стрельбу, ранили еще одного милиционера, а сами прорвались через оцепление и попытались скрыться. Слава Богу, оторваться от преследования не смогли. Но за то успели захватить какой-то склад на окраине города. Главарь у них по кличке “Жиган” – матерый волчара. Им по пути семья встретилась, так он мужа в упор из автомата расстрелял, а жену и двух детей с собой взял. Вроде как заложниками.

Сейчас банда окружена. Им предложили сдаться, так они кричат, что если к ним кто-нибудь сунется, они детей с матерью на куски разорвут…

– Это же местные прошляпили, вот пусть сами и расхлебывают, – ничего не понял я: – Мы-то здесь при чем?

– В том-то и дело, что переговоры они хотят вести только с тобой.

– Чего?!

– Ну да. “С вами – “дворнягами” не желаем дела иметь!” – кричат: ”Подавайте сюда “важняка” из Москвы, да поскорее!”

– Подожди… Откуда они вообще про меня знают? – в конец было запутался я, но тут меня осенило: – Капля?!

– Угадал. Один из этой троицы твой Капля.

– Господи! А он-то зачем в это дело впутался?! Его же не сегодня – завтра, выпустить должны были!

– Вот приедем – у него и спросишь, – усмехнулся Рожков.

23 часа ровно.

Склад, в котором засели бандиты, как оказалось, находился в помещении старой церкви, расположенной посреди пустыря, с трех сторон огороженного заборами частных домов. Со стороны улицы стояла церковная ограда, ворота которой были распахнуты настежь.

Слегка моросивший дождь разогнал начавший до этого сгущаться туман, и церковь, со всех сторон освещенная мощными зенитными прожекторами, была видна, как на ладони.

Когда мы с Рожковым вышли из машины, там уже все было плотно оцеплено, а из двух больших, с крытыми брезентом тентами, грузовиков выпрыгивали и тут же строились в шеренгу солдаты в касках и с автоматами.

Слева, прикрытые со стороны склада высоким забором, стояло несколько легковых автомашин, возле которых тесной группой расположилось городское начальство: от начальника горотдела милиции, до первого зама Туманяна. Там, среди людей в форме и в гражданской одежде, я заметил черное осеннее пальто Сухова и направился к нему. Обогнавший меня Рожков предъявил удостоверение милиционеру в оцеплении, тот отдал честь и посторонился.

– Явился наконец, – сказал мне Сухов и спросил у Рожкова: – Где его нашел?

– На входе в гостиницу, – самодовольно ответил Рожков.

– Вот, товарищи, это и есть тот самый Кожемяка, – представил меня командор группе руководства.

– Голубчик, куда же вы запропастились? – тут же запричитал один из них, с погонами полковника милиции, хватая меня за локоть.

– Подождите, товарищ Макаров, – мягко отодвинул его в сторону Сухов: – Мне нужно сказать своему сотруднику буквально несколько слов.

Мы отошли.

– По глазам вижу – есть новости, – сказал командор.

Я молча кивнул.

– Рассказывай. Только давай по существу. Без лирики.

Я кратко пересказал ему свой разговор с Филипповой.

– Как думаешь, ей можно верить? – спросил Сухов по окончанию моего рассказа.

– С головой у нее точно не все в порядке, – ответил я: – Но, с другой стороны, ее рассказ о школьнице… Такое не придумаешь. Ведь и дата, и место – практически совпадают с теми, что указаны в материалах о пропаже Тамары Леоновой. Опять же нож, который девочка якобы попыталась достать из портфеля… Он становиться в один ряд с топориком Лемеха и пистолетом Гордеевой. Да и рассказ Филипповой про отрезанную голову, при всей его фантастичности, не противоречит ни одному из выводов, сделанных экспертами на месте происшествия…

– А тот – задержанный, дал хоть какие-то показания? – спросил Сухов.

– Он до сих пор без сознания. Его отвезли в пятую городскую больницу. Врачи опасаются, что он впал в кому.

– Ладно, – сказал командор, устало потирая лоб: – Это все еще надо обмозговать.

– Кто это? – спросил я, кивком указывая на изнывающего от нетерпения полковника милиции по фамилии Макаров.

– Местный начальник милиции общественной безопасности, заместитель начальника городского отдела внутренних дел, – ответил Сухов.

– И чего он от меня хочет?

– Хочет, чтобы ты вел с бандитами переговоры.

– Тоже мне – нашли специалиста по заложникам, – возмутился я: – Как он себе это представляет?

– Не кипятись. Надо помочь людям.

– Да я не об этом. О чем я с ними буду разговаривать? Я же не имею опыта в таких делах. А вдруг “напортачу”?

– Не бойся. Тебя подробно проинструктируют, – похлопал меня по плечу Сухов.

– Вы закончили? – не выдержав, громко спросил Макаров.

Командор вопросительно посмотрел на меня, и я со вздохом кивнул. Все это время молчавший Рожков, пожал мне руку и сказал:

– Желаю удачи.

– Идемте, идемте скорее, – заторопил меня Макаров. Он подвел меня к отдельно стоявшей группе людей, одетых в буро-зеленые маскхалаты. Один из них, худощавый мужчина лет сорока со шрамом на левой щеке, распекал толстяка в мятом плаще.

– Как это не можете найти?! – услышал я его рокочущий бас: – Чем там у вас в БТИ занимаются?! Развели бардак! Мне в любой момент может поступить приказ вести группу на штурм, а плана помещения до сих пор нет!

Толстяк в ответ лишь беспомощно разводил руками. Увидев меня с Макаровым, худощавый мужчина скомандовал было:

– Группа, смирно!..

Но тут же был остановлен успокаивающим жестом Макарова:

– Вольно, вольно. Вот, Николай Семенович, привел тебе Кожемяку.

– Кожемяка?! – обрадовался тот: – Ну наконец-то!

Он повернулся к толстяку и все тем же жестким голосом сказал:

– Идите. И чтобы через двадцать минут план склада был у меня!

Толстяк мелкой рысью засеменил к стоявшей неподалеку машине.

– Это Лыков Николай Семенович – командир группы специального назначения, – представил мне худощавого мужчину Макаров.

– Давай сразу на “ты”, - предложил Лыков, протягивая мне руку: – Николай.

– Сергей, – откликнулся на рукопожатие я.

– Вы в курсе дела? – спросил у меня Макаров.

– В общих чертах.

– Тогда, Николай Семенович, проинструктируйте товарища, и далее – по плану. А я пошел к руководству.

– Без плана помещения я людей на штурм не поведу, – угрюмо сказал Лыков.

– Будет вам план, будет, – заверил его Макаров: – Я лично проконтролирую.

Сказав это, он быстрым шагом удалился. Лыков проводил его тоскливым взглядом и повернулся ко мне.

– Буду краток, – без предисловий начал он: – В помещении склада засели три вооруженных бандита: Каплюшко, по кличке “Капля”, Сумароков – “Дыня” и главарь Глотов, он же – “Жиган”. У них в заложниках двое детей и их мать, Елена Шутова. Бандиты, как я уже сказал, вооружены. У них, как минимум, автомат и два пистолета.

– Чего они требуют? – спросил я.

– А черт его знает, – сплюнул Лыков: – Дважды с ними пытались вести переговоры, сначала начальник КПЗ Оганезов, потом Зайцев из уголовного розыска. Обоих бандиты послали по-матушке. А в Зайцева даже стрельнули. Они непременно требуют тебя. Не знаешь, с чего бы это?

– Догадываюсь, – ответил я: – Утром я допрашивал Каплю по одному делу, и он, видимо, рассказал про меня Жигану, а тот решил перестраховаться. Думает, что в присутствии “важняка” из Москвы местное начальство “сдрейфит” и не рискнет отдавать приказ на штурм, при котором могут пострадать заложники.

– Резонно, – оценил ход моих мыслей Лыков.

– Ну, так что мне делать? – спросил я: – О чем я с ними буду разговаривать?

– Во-первых, успокойся, – ответил Лыков: – Твоя роль – ты человек посторонний, мало что знаешь, и тебе хочется, чтобы все поскорее закончилось. Выслушай, что они тебе скажут, пообещай, что все передашь властям, потяни время, если получится… Будет возможность, постарайся рассмотреть внутреннюю планировку склада и кто где находится…

– Они, скорее всего, потребуют транспорт и свободный коридор из города, – предположил я.

– А с тебя какой спрос? Скажи, что передашь кому следует, а там – не тебе решать…

В этот момент из оцепленного склада раздался пронзительный женский визг.

– Вот скоты, – с ненавистью глядя на здание, бывшее когда-то церковью, сказал Лыков.

На звоннице, где, освещенный прожектором, виднелся каким-то чудом уцелевший колокол, появилась фигура одного из бандитов, державшего в руках мальчика лет пяти-шести.

– Эй! Смотрите! – крикнул бандит, усаживая ребенка на перила ограждения. Увидев под собой черную бездну, освещенную яркими лучами прожекторов, малыш в ужасе заверещал и стал беспорядочно трепыхаться. На секунду мне показалось, что он вот-вот вырвется и упадет вниз с высоты пятиэтажного дома. Над пустырем воцарилась тишина. Лишь тихо стонал от ужаса ребенок в руках своего мучителя. Мгновение, другое, и бандит втащил мальчика обратно.

– Если через двадцать минут “важняк” не появится, я его отсюда сброшу! – раздался его истеричный крик.

Прокричав это, он исчез так же быстро, как и появился.

– Дыня – ж-животное, – сквозь зубы процедил Лыков и поморщился, увидев, что к нам снова устремился Макаров.

– Оружие есть? – спросил Лыков у меня.

– Есть.

– Оставь здесь.

Я достал из оперативной кобуры пистолет и протянул его Лыкову. Подошедший в это время Макаров тут же запричитал:

– Никакого оружия! Сдать! Немедленно сдать! Николай Семенович, неужели вы не проинструктировали?!

Лыков молча принял мой пистолет, а я сказал Макарову:

– Скажите там, что я выхожу.

– Вы все поняли? Не перепутаете? Никаких конфликтов! Соглашайтесь на любые требования! Любые! Тяните время… – прицепился ко мне Макаров.

– Хватит! – вдруг резко оборвал его Лыков: – Игорь Васильевич, распорядитесь, чтобы Кожемяку пропустили через оцепление и сообщите бандитам, что он сейчас прийдет. Чтобы не стреляли.

Макаров на секунду замер с раскрытым ртом, но потом закивал:

– Да-да, конечно же, – и потрусил по направлению к машине, на крыше которой был установлен большой громкоговоритель.

– Клоун, – глядя ему вслед, сказал я.

– Пиявка, – пробормотал Лыков.

Я закурил, вдыхая вместе с дымом сладко-горький запах прелых листьев, и сказал:

– Ну, я пошел.

– Ни пуха, – пожелал Лыков.

– К черту.

Когда я проходил мимо машины с громкоговорителем, оттуда грузно выпрыгнул Макаров. Из внутреннего кармана он достал белоснежный носовой платок и протянул его мне.

– Белый флаг.

Я усмехнулся, поднял над головой руку с платком и зашагал к воротам в церковной ограде. Милиционеры из оцепления почтительно расступались передо мной.

Как только я прошел через ворота, мне в спину ударил голос Макарова, многократно усиленный громкоговорителем:

– Не стреляйте! К вам идет парламентер.

Слова заметались по пустырю. Отраженные заборами, они двоились и троились, наступая друг другу на окончания.

Моя тень, изначально закрывавшая церковь чуть ли не до самых куполов, с каждым моим шагом все уменьшалась, пока не съежилась у ее подножия до размеров черной безликой фигуры. Вдруг вспомнились слова Филипповой: “ Ты бы лучше в церковь сходил. Глядишь – пригодится…”, и я чертыхнулся про себя. Спасибо вам, бабуля. Это ж надо было так накаркать!

В это время входная дверь со скрипом приоткрылась, и в образовавшейся щели появилась голова Капли.

– Заходи, начальник, – с каким-то отчаянным куражом сказал он мне: – Гостем будешь.

23 часа 55 минут.

– На все у тебя будет минут 15, - сказал мне Лыков и посмотрел на часы.

Я кивнул, вставая с опечатанного чемоданчика, в котором лежало 75 тысяч рублей.

– Как только начнется, сразу уходи в сторону, чтобы очистить сектор для стрельбы, – продолжил инструктировать меня Лыков: – Лучше всего – падай на землю и откатывайся. И прошу тебя, никакого геройства. Мои ребята прекрасно справятся сами.

Срок, отпущенный бандитами на выполнение их требований, заканчивался через 23 минуты. Как и ожидалось, они хотели машину и свободный выезд из города. Кроме того, они потребовали денег, курева и водки.

Вернувшись, я доложил их требования руководству, среди которого я, к своему удивлению, не обнаружил командора.

Стоявший поодаль Рожков, объяснил мне, что, пока я вел переговоры с бандитами, сюда приезжал сам Туманян. Выяснив положение дел и назначив ответственного за ход операции, он уехал, прихватив с собой Сухова и Зинченко.

– А меня для связи оставили, – немного обиженно сказал Рожков.

В это время, после бурного обсуждения, начальство приняло решение: бандитов из склада не выпускать. К тому моменту Лыкову наконец доставили план склада, и он усиленно готовил группу к штурму.

Для усыпления бдительности бандитов, из ближайшей сберкассы была доставлена требуемая сумма денег, а из дежурного магазина, расположенного неподалеку, привезли ящик водки и блок папирос “Казбек”.

Так как по-прежнему Жиган ни с кем, кроме меня, иметь дело не желал, все это мне предстояло передать преступникам за несколько минут до начала операции. Якобы для того, чтобы помочь мне донести водку и деньги, со мной шел один из “штурмовиков” Лыкова, невысокий щупленький парнишка по имени Игорь.

Когда Лыков уже заканчивал меня инструктировать, Рожков, молча стоявший рядом с нами, вдруг попросил:

– Можно я пойду вместо Игоря?

– Нет, – отрезал Лыков и потом, уже мягче, пояснил: – Ты не смотри, что Игорь с виду “салага”. У него 1-ый разряд по стрельбе из пистолета, и он КМС по самбо.

Видя, что Рожков все же обиделся, я добавил:

– Не дуйся. Это как раз тот случай, когда, чем больше народа – тем меньше кислорода.

– Да я это так, – смутился Рожков: – Думал, может помощь нужна.

– Нужна, – серьезно сказал Лыков: – Очень тебя прошу, будь в оцеплении. И если после того, как мы начнем, там появятся желающие нам помочь, не дай им все испортить.

– Можешь быть спокоен, – сказал повеселевший Рожков: – Сделаю.

Лыков посмотрел на часы:

– Пора.

Мы с Игорем, с двух сторон, взялись за ящик с водкой и пошли к воротам. В свободной руке я нес чемодан с деньгами. Два десятка пачек “Казбека”, перетянутых бумажной лентой, нес Игорь. Когда до склада оставалось метров 20, показавшийся на секунду из-за входной двери Дыня крикнул:

– Стоять!

Мы с Игорем послушно остановились.

– Дальше “важняк” один, – скомандовал бандит.

Я поставил ящик с водкой на землю, взял у Игоря папиросы и пошел к двери.

– Сначала водку! – потребовал Дыня.

Я вернулся, передал чемоданчик с деньгами Игорю и потащил к складу ящик, в котором позвякивали бутылки.

Как и в прошлый раз, дверь перед самым моим носом распахнулась, впуская меня, и тут же захлопнулась. Внутри помещения было по-прежнему темно. Я поставил ящик на пол и услышал голос Дыни:

- “Беленькая” прибыла!

Его голос прозвучал из левого от входа угла склада.

– Там еще деньги и курево, – сказал я.

– Машина где? – спросил Жиган откуда-то из глубины склада.

– Минут через десять будет, – пообещал я.

– Гляди, – пообещал Жиган: – Если что не так… Короче одного малого сбросим с колокольни.

В ответ на его слова громко заплакала женщина.

– Закрой рот, шалава, – рявкнул главарь: – А ты, начальник, давай – неси “бабки”.

Я вернулся к Игорю и взял у него деньги и папиросы.

– Скоро начинаем, – шепнул он мне.

– Всегда готов, – невпопад ответил я.

Когда я опять зашел в складское помещение, то увидел, что недалеко от входа, на полу рядом с ящиком стоит открытая бутылка водки, освещенная огарком свечи.

– Сними пробу, начальник, – предложил из темного угла Дыня.

– На работе не пью, – попробовал отшутиться я.

– Пей, – тоном, не терпящим возражений, приказал невидимый Жиган.

Я взял бутылку и сделал небольшой глоток, но Жиган потребовал:

– Всю. Пей всю бутылку.

Я стал вливать в себя водку, но на третьем глотке поперхнулся и закашлялся. Спиртное обожгло мой желудок и в голове зашумело.

– Слабак, – презрительно сказал Дыня, появляясь из темноты и отбирая у меня бутылку.

– Учись, – сказал он и, как через воронку, влил в свой огромный рот оставшиеся в ней две трети водки. При этом он даже не поморщился, а лишь с шумом втянул воздух носом.

– Принеси сюда, – сказал ему Жиган. Дыня вытащил из ящика новую бутылку и ушел с ней вглубь склада.

– А мне? – раздался откуда-то сверху голос Капли.

– Ты за ментами лучше смотри, – сказал ему Жиган осипшим голосом:

– А то они тебя враз и накормят, и напоят.

В это время снаружи послышался шум приближающейся машины.

– Что там такое? – тут же спросил Жиган.

– Машина идет, – сообщил Капля. Он видимо сидел на колокольне и оттуда вел наблюдение за окрестностями.

– Сколько человек в салоне?

– Не видно, – после паузы сказал Капля: – Темень, и прожектора в глаза.

– Дыня, возьми мента и посмотри, – скомандовал Жиган.

Вынырнувший из темноты бандит наступил на свечку, вновь погружая помещение во мрак, и приказал мне:

– На выход, начальник.

Тут же я почувствовал, как мне в позвоночник ткнулся ствол пистолета.

– Капля, – крикнул Жиган, когда мы уже выходили: – Прикрой Дыню.

Снаружи я увидел, что мой напарник Игорь с простецким видом, переминаясь с ноги на ногу, стоит на том же месте, где я его и оставил, а от ограды, миновав ворота, в нашу сторону медленно движется автомобиль с включенными фарами.

– Эй ты, “легавый”! – крикнул Дыня Игорю, прячась за моей спиной: – Давай – дуй отсюда.

Игорь, будто не поняв, к кому было обращение, повертел головой по сторонам, а потом вопросительно указал на себя.

– Ты, ты, – подтвердил Дыня: – Катись отсюда, пока цел.

Игорь развел руками, мол, как прикажете, повернулся к нам спиной и пошел к воротам. В следующий момент его заслонила приближающаяся к нам “Победа”.

Остановив машину метрах в пятнадцати от нас, ее водитель, не глуша двигателя, высунулся в окно и громко спросил:

– Ключи кому отдать?

Дыня толкнул меня в спину, и я пошел к “Победе”. Бандит двигался следом, прикрываясь мной, и его пистолет все так же давил мне в поясницу.

– Ключи оставь в замке зажигания, – крикнул он водителю. Тот кивнул, снова сел за руль, и тут же, без перехода, начался штурм.

В помещении склада почти одновременно прогрохотали два взрыва, а “Победа”, взревев, будто боевой слон, рванулась прямо на меня.

Я упал на землю и откатился в сторону, а неизвестно откудапоявившийся Игорь навскидку дважды выстрелил в Дыню. Тот пошатнулся, поднял было свой пистолет для ответной стрельбы, но передумал и бросился обратно, к складу. Еще одна пуля из пистолета Игоря попала ему в бок, и Дыня стал набегу заваливаться вправо.

Он, наверное, все же успел бы добежать до входа в здание, но тут его настигла “Победа” и с такой силой ударила в спину, что бандита подбросило в воздух, и он гулко врезался в закрытую дверь склада.

Изнутри за это время простучало несколько очередей, им в ответ огрызнулся автомат с колокольни и все стихло. Лишь зацепленный одной из пуль колокол протяжно гудел глухим баритоном.

Я стал подниматься на ноги, но тут через меня перепрыгнул Игорь, который следом за водителем “Победы” помчался к складу.

Когда я, наконец, все же встал во всех окнах склада горел свет. Я зашел внутрь и увидел, что все кончено – проникшие в помещение через старинный подземный ход бойцы Лыкова завершили операцию по уничтожению банды Жигана.

Дыня с остекленевшими глазами лежал у входа, и под ним растекалась лужа крови. Сам Жиган покоился у каких – то стеллажей в такой неестественной позе, что было ясно, что он тоже мертв.

Навстречу мне провели Шутову, которая плача прижимала к себе детей и причитала:

– Спасибо, родные, спасибо.

Ее платье спереди было почти полностью разорвано, на обнаженных руках были видны синяки и кровоподтеки.

Ребята из группы Лыкова, еще не отошедшие от напряжения скоротечного штурма, громко переговаривались, продолжая по инерции держать оружие наготове.

– Где Лыков? – спросил я у одного из них.

– На колокольне, – ответил тот, указывая на проход, в котором виднелись ступеньки винтовой лестницы.

Как раз в этот момент двое бойцов вытащили оттуда, волоча за руки окровавленное тело Капли, голова которого безвольно болталась.

– Как он? – спросил я, узнав в одном из волочивших Игоря.

– Пока живой, – ответил Игорь.

– Отстреливался, сволочь, – сказал парень, который тянул Каплю за другую руку: – Чуть меня не задел.

Они двинулись дальше к выходу из склада, и в это время с колокольни спустился Лыков.

– Ну что, все целы? – спросил он своим звучным басом.

– Все, – в разнобой ответили бойцы в маскхалатах.

– Это хорошо, – удовлетворенно сказал Лыков: – Пошли наружу. Сейчас нас хвалить будут.

27.9.1962 г.

СРЕДА.

1 час 20 минут.

– Живой? – оглядывая меня с ног до головы, спросил Зинченко, встречая нас с Рожковым на пороге нашего с Суховым номера в гостинице.

– А чего мне сделается, – ответил я, входя в комнату. Увидев нас, командор улыбнулся и сделал приглашающий жест к столику, на котором стоял ужин на двоих человек.

– Заказали, как только узнали, что операция завершилась, – сказал Зинченко: – Чего так долго добирались?

– Транспорта не хватило. Пришлось на “неотложке” ехать, – ответил Рожков, присаживаясь к столу.

– Со “жмуриками” за компанию? – хохотнул Зинченко.

– С Каплей, – сказал я, устало опускаясь на кровать.

– Как он? – тут же спросил командор.

– Не жилец, – махнул рукой Рожков.

– Удалось выяснить, какая муха его укусила? – спросил Зинченко: – Он ведь одной ногой на свободе был. Кровь, которую я обнаружил на лезвии топора, хоть и совпадала по группе с кровью Лемеха, но к нему все-таки никакого отношения не имела. Дело в том, что в ней был обнаружен вирус хронического гепатита, которого у Лемеха, я проверил его медицинскую карточку, не было.

– Все правильно, – важно сказал Рожков, принимаясь за еду: – Но Капля ведь про болезнь ничего не знал.

– А про кровь, выходит, знал? – удивился Зинченко.

– Узнал, – уточнил Рожков: – Ему с воли записку передали, что топориком этим его жена с любовником своим человека убили.

– Как убили?!

– А так. Написано было, что, дескать, зарубили твоим топориком Ваньку Солнцева. Это известный в городе скупщик краденого. Любовник жены Капли, Гришка Журов, сильно задолжал Ваньке, вот он и решил одним выстрелом двух зайцев убить: и долг списать, и от мужа любовницы избавиться.

– Откуда информация? – спросил Сухов: – Капля рассказал?

– Угум, – с набитым ртом подтвердил Рожков: – Он по дороге в больницу в сознание пришел, вот и решил исповедаться перед смертью.

– Сказал, от кого записка пришла? – поинтересовался Зинченко.

– Нет. Да и не важно это. Дружок какой-нибудь.

– Тут еще и моя вина, – сказал я, отодвигая от себя тарелку. Аппетита у меня не было абсолютно: – После того, как я Каплю допросил, кто-то среди заключенных пустил слух, что он – “стукач”. Вот Жиган, они вместе в одной камере сидели, и предложил ему на выбор: или его удавят как “ссученного” или он, доказывая свою невиновность, бежит с ними. Жигану с Дыней терять было нечего – они по разбою с убийством проходили. А тут Капле как раз записку передали. Вот он и рванул с ними.

– В общем, как я и думал, к “всплескам” эта история никакого отношения не имеет, – подытожил Рожков, допивая свой чай: – Хотя мне лично Каплю даже жалко. Ни за что пострадал…

– Так, ладно – все, – сказал Сухов, вставая на ноги: – Всем спать. Завтра будет тяжелый день.

– А что случилось? – спросил Рожков тоже поднимаясь с кресла.

– Зинченко тебе расскажет.

– Не завтра, а уже сегодня, – сказал Зинченко, выходя из номера: – Почти два часа ночи уже. Пошли спать, Сергей.

Рожков попрощался и вышел вслед за ним.

Сухов стал расстилать постель, я пересел в кресло и взял стакан с уже остывшим чаем. Спать мне пока не хотелось.

– Читай, – протянул мне листок командор.

Я просмотрел текст. Это была отпечатанная на машинке ориентировка.

– С шести утра в городе начинается общегородская операция, – сказал Сухов: – Проводить ее будут совместно с войсками местного военного округа.

Я сделал над собой усилие и не поперхнулся чаем.

– Кого будут искать? – спросил я, переводя дух: – Дочь Туманяна?

– А ты почитай ориентировку, – посоветовал командор.

“… 22.09.1962 г. около 20 часов у деревни Карасики Лещинского района Горьковской области было совершено вооруженное нападение на мотопатруль в составе л-та милиции Басова И.Н. и ст. с-та милиции Семенова В.В. В результате нападения оба милиционера получили огнестрельные ранения от которых оба скончались.

С места преступления похищены:

– служебные удостоверения №………….;

– табельное оружие №……………;

– мотоцикл “Урал-Д” сине – желтого цвета с коляской, г\н…., номер двигателя…….

Введенный в действие план “Перехват” результатов не дал.

По имеющейся информации преступники могут передвигаться на автобусе “ЛАЗ-696” зеленого цвета или на автомашине “Победа” черного или темно-синего цвета.

Прошу ориентировать личный состав по розыску и задержанию лиц, совершивших указанное преступление, а так же розыску лиц, могущих иметь сведения по их местонахождению…”

Начальник Лещинского РОВД

полковник милиции Рощин В.Д.

– Этому преступлению уже пятый день пошел, – заметил я, ознакомившись с текстом ориентировки: – Не поздновато ли для реагирования?

Командор молча пожал плечами.

– Понимаю, – сказал я: – Туманяну нужен был формальный повод. Надеется, что дочь еще жива?

– Мертвой ее никто не видел. А за Катю он ничего не пожалеет. Это все, что у него осталось после смерти жены, – ответил Сухов и, меняя тему разговора, сказал: – Ложись спать. А то опять не выспишься.

– Я еще посижу, – сказал я, включая настольную лампу.

Командор недовольно покачал головой, выключил верхний свет, разделся и лег в кровать. А я устроился в кресле поудобнее и мысленно стал подводить итог всему, что узнал за прошедший день.

“ Итак, Анна Константиновна Филиппова утверждает, что видела, как “бесовская таратайка”, вся зеленая и на колесах, две недели назад похитила школьницу, предположительно, Тамару Леонову, а сегодня отрезала голову не установленному пока молодому человеку…

“Бесовская таратайка” – надо же! У бабули явные проблемы с головой. В церковь меня послала. Ворона старая. Я сегодняшнее посещение надолго запомню…

Так – стоп! Не будем отвлекаться. Попробуем вспомнить, не мелькало ли в предыдущих случаях какого-либо транспортного средства, подходящего под определение “таратайка”…

Материалы дела по Карповскому “всплеску” командор хранил в сейфе, который прямо в номер доставили из ближайшего отделения милиции. Будить командора было жалко, а рыться в его вещах я не хотел.

“ Ладно – отложим до завтра. Хотя, секундочку… Ну да. Был автобус, в который сел Павел Лемех, спасаясь от покойного Каплюшко. Правда про цвет автобуса в материалах, по-моему, ничего не было. Кто же знал, что это окажется так важно?…

Ладно, для рабочей версии пока сойдет. Значит имеем автобус зеленого цвета. Он же – “бесовская таратайка”. Интересно было бы познакомиться с его водителем. Кое-что про него наверняка мог бы рассказать гражданин, которого нынче вечером госпитализировали в 5-ой городской больнице, когда прийдет в сознание… И если прийдет. Врач говорил – плохо дело. Надо будет не забыть утром туда позвонить.

Допустим, похититель психически ненормальный. Дуракам ведь, как и пьяницам везет. А этому везет даже чересчур. Ведь этот, с отрезанной головой – первый очевидец похищения. Если, конечно, все, что мне рассказала Филиппова, не плод ее больного воображения.

Допустим, не плод. Может и до нее во время предыдущих “всплесков” в милицию обращались по поводу “таратаек”. Как там реагировали на подобные сообщения? Ясное дело, в лучшем случае, посылали их “по матери”. А в худшем – отправляли в “дурку”. Может стоит послать запрос по поводу содержания бреда душевно больных, поступивших во время “всплеска”?…

Ерунда какая. Кто там будет этим заниматься? Пришлют отписку, что, мол, за указанный период больных не поступало и все… Это в лучшем случае. А в худшем – узнает начальство, и меня самого направят провериться на предмет нормальности…

А вот запросить информацию об обнаруженных в период “всплеска” останках расчлененных тел – стоило бы. Может у них почерк такой, или, так сказать, визитная карточка…

А что – вполне может быть. Вдруг одновременно с ростом числа без вести пропавших, наблюдался и рост в обнаружении этих самых останков…

Я огляделся в поисках бумаги, чтобы тут же набросать текст запроса и увидел на столе ориентировку, которую дал мне Сухов. Решив писать на обратной стороне, я машинально перечитал ее и обомлел.

В ней был указан зеленый автобус!

“ Только спокойно!” – приказал я себе: “ Ну автобус, ну зеленый. Мало ли их бегает по дорогам страны. Тем более ориентировка не местная, а из соседнего района…

Стоп! Лещинск, по прогнозам экспертного отдела, должен стать следующим городом на Дуге! Последний случай, который мы причисляли к Карповскому “всплеску”, зарегистрирован 20 сентября. А 22 сентября происходит перестрелка у деревни Карасики, расположенной на полпути к Лещинску. То есть, можно предположить, что, закончив свои “дела” в Карпове, некое лицо или группа лиц, направлялись на этом автобусе в Лещинск. Но по пути, у Карасиков, они напоролись на экипаж мотопатруля и повернули обратно.

А через четыре дня после этого бесследно исчезает Катя Гордеева. То есть начинается новый всплеск?!

Я глянул на командора, подавляя в себе желание немедленно его разбудить и рассказать о своем открытии. Вид спящего Сухова слегка охладил мой пыл. Глядя на него я вспомнил, что завтра нам рано вставать, поэтому, раздевшись, я выключил лампу и лег в свою кровать.

Не смотря на нервное возбуждение, уснул я практически мгновенно.

Весь остаток ночи мне снилась какая-то чепуха, и лишь под утро ко мне во сне пришел Капля, весь поросший зеленым мхом, и сказал:

– Не я, начальник, того парня порешил. Это все “бесовская таратайка”. Ты, начальник, побереги себя, теперь она за тобой охотится…

6 часов 15 минут.

По мере изложения сути открытия, сделанного нынешней ночью, я чувствовал себя все более неуверенно. Выводы, еще несколько часов назад казавшиеся мне правильными на сто процентов, при свете дня выглядели зыбкими и притянутыми за уши.

Зинченко, похоже, придерживался того же мнения.

– В ориентировке, помимо твоего зеленого автобуса, фигурирует еще и темная “Победа”. Как ты ее собираешься “прилепить” к своей версии? – поинтересовался он небрежно, когда я замолчал.

Рожков, слушавший мою речь с приоткрытым ртом, уставился на меня, ожидая достойного ответа.

– Не знаю пока, – разочаровал я его: – Понимаю, что идея сыровата. Но мне кажется, что, как рабочую версию, ее принять можно. За неимением другой.

Рожков перевел взгляд на Зинченко.

– Можно-то, можно, – сказал тот сварливым голосом: – Если не знать подробностей перестрелки у Карасиков. А они таковы: первые выстрелы, по показаниям свидетелей были услышаны около 20 часов. По разным версиям, было сделано от 3 до 5 одиночных выстрелов. Примерно через пять минут со стороны того места, где впоследствии нашли тела погибших милиционеров, через деревню, в направлении Карпова действительно на высокой скорости промчался автобус, предположительно – ЛАЗ 696, зеленого цвета. Так что автобус действительно был. Но вот в тот момент, когда его видели сразу два свидетеля, со стороны места происшествия позвучало несколько автоматных очередей. Если принять твою версию, что преступники передвигаются на этом автобусе, то кто тогда стрелял? Далее. Найденные позднее тела милиционеров имели на себе следы от попадания в них пуль, выпущенных из автомата МП-42, в просторечии – “Шмайсер”. Ни одной пистолетной пули обнаружено не было. То есть стреляли в них из автомата и как раз в тот момент, когда твой автобус мчался через Карасики. А вот позднее, минут через 12–15, через деревню проехала черная “Победа”…

– Откуда известны такие подробности, – спросил я.

Вместо Зинченко ответил до этого не вступавший в спор командор:

– Звонил Ткаченко из Лещинска.

Ткаченко, в отсутствие Сухова, был назначен старшим основеной группы.

– Будешь отзывать ребят в Карпов? – спросил я.

– Еще не знаю, – помедлив, ответил командор.

– А может они, того…, -вдруг попытался вступиться за меня Рожков: – И на автобусе, и на “Победе”…

– Ага, – с сарказмом подхватил Зинченко: – Ты еще скажи, что у них, к тому же, и танковая бригада имеется с кавалерией для разведки. Филипова, к стати, никакой “Победы” не видела…

В этот момент громко зазвонил телефон. Выслушав сообщение, Сухов коротко скомандовал:

– По коням!

Это означало, что за нами, наконец, пришла машина.

Спустившись вместе со всеми на первый этаж гостинницы, я задержался у стойки администратора. Вместо вчерашней молоденькой девушки там теперь восседала женщина, лет сорока, с непомерным бюстом и каменным выражением лица.

– Извините, – потревожил я ее, показывая “корочки” удостоверения: – Вы не ответите на пару вопросов?

– Конечно, – с готовностью ответила администратор, выправляя осанку.

– Скажите, свободные номера в гостинице есть?

– Для вас – найдутся, – не задумываясь отрапортовала женщина.

– Вы не поняли. Вообще – у вас есть свободные номера?

Заглянув в журнал учета и регистрации, администратор ответила, пожимая плечами:

– На данный момент имеются. Четыре штуки.

– Когда они освободились?

– Последний – два дня назад. Остальные еще раньше. Если хотите, я могу назвать точное время…

– Нет, спасибо, – остановил я ее: – Вы лучше посмотрите, вселялся ли кто-нибудь к вам в гостинницу со вчерашнего дня до сегодняшнего времени. И, заодно, кто выехал за этот период.

В дверях гостиницы появился Рожков.

– Ты скоро? – спросил он нетерпеливо.

– Сейчас.

– Машина ждет.

– Вы знаете, – сказала администратор, сверившись с журналом: – Ни одного человека. Никто невъехал, никто не выехал.

– Спасибо, – поблагодарил ее я и направился к выходу.

– Чего ты там застрял? – накинулся на меня Зинченко, когда я сел в машину.

– Так… Проверял кое-что, – туманно ответил я.

– Новая версия? – хохотнул Зинченко: – Быстро же ты их строгаешь.

У меня из головы не шел тот мужик, которого я вчера принял за командировочного в момент, когда Рожков перехватил меня на входе в гостиницу.

Если вчера сюда никто не вселялся, то возникает вопрос, кто же это был такой, и что он делал в холле гостиницы? Ведь не в ресторан же он пришел с чемоданом!

Все это очень походило на слежку, но кто же тогда был ее инициатор? Туманян? За каким лешим ему это понадобилось? А может мы в своих розысках, сами того не ведая, зацепили что-то важное? Нечто такое, что заставило противника засуетиться?…

Расскажи я сейчас о своих подозрениях, Зинченко бы их в один момент раскритиковал. Поэтому я решил пока повременить и подождать развития событий.

Наша машина мчалась по утреннему городу, еще подернутому предрассветными сумерками, и почти на каждом углу нам попадались военные и милицейские патрули. Окруженный со всех сторон плотным кольцом оцепления, с поисковыми группами, шныряющими по всем закоулкам, с патрулями, проверяющими притоны и другие злачные места, Карпов был похож на прифронтовой город.

Народ, спешащий на работу, с удивлением смотрел на такое количество представителей власти на улицах, и поползли уже зловещие слухи, один другого невероятнее.

Чего только не болтали в тот день в курилках и раздевалках, в очередях и парикмахерских, на кухнях и на лавочках возле подъездов:

– и что на Хрущева было совершено покушение, и теперь по всей стране введено военное положение;

– и что ловят банду, промышляющую похищением детей, с последующей перепродажей их цыганам;

– и что пятнадцать уголовников, бежавших накануне из тюрьмы, вместо того, чтобы спрятаться, напротив, готовят нападение на следственный изолятор, чтобы освободить своего главаря…

А все было проще, и сложнее, одновременно.

Милиция искала преступников, расстрелявших мотопатруль у деревни Карасики, Туманян использовал общегородскую операцию для розыска пропавшей дочери, Сухов, Зинченко и Рожков надеялись найти новые улики по делу о “всплесках”, а я ожидал появления “бесовской таратайки”.

16 часов 30 минут.

– Тридцать два-пятьдесят три, – объявил Сухов, вновь расставляя шашки на доске.

Мы сидели в дежурной части Карповского ГРОВД по непрерывную перекличку из динамика радиостанции, и меня начинало уже тошнить от всего этого.

Еще утром мы разделились на пары: двое ездят в составе поисковых групп, чтобы, в случае чего, быть на колесах, а двое в это время дежурят в отделе, куда стекалась вся информация о ходе операции, итог которой пока можно было выразить одним словом: “пусто”.

До двенадцати часов дня я катался по городу на патрульной машине. Первоначальное возбуждение, вызванное началом общегородской операции такого масштаба, быстро спало, столкнувшись с рутиной. Согласно выданному списку, мы мотались по указанным в нем адресам, перетряхивая злачные места и проверяя ранее судимых. Время от времени, зарешеченная будка нашего УАЗика заполнялась разной уголовной шушерой, которую мы сгружали в 4-ом отделении, где за них принимались сотрудники уголовного розыска, с Березиным во главе. После этого наша машина двигалась дальше.

В полдень меня сменил Зинченко, а минут через 20 за мной следом в РОВД приехал Сухов, которого Рожков сменил прямо на маршруте. Пообедав по очереди в буфете, мы заняли позицию в дежурной части. Вот тогда-то и началась эта бесконечная партия в шашки, под перекличку в радиоэфире.

– … “Седьмой” – “Аресу”. На перекрестке Жуковского и Гашека ДТП. Вызови “неотложку” и автоинспекцию…

– … “Арес” – “Девятому”. Улица Сенная, дом 4, семейный скандал…

– …”Пятый” – “Аресу”. Проверь через адресное бюро: Селезнев Антон Игоревич, 1925 года рождения…

– …”Арес” – “Поиску-2”. Машина с такими номерами в угоне не числится. Можешь отпускать…

И так далее.

“Арес” – таким был в тот день позывной дежурной части. А озвучивал его капитан милиции по фамилии Птаха, невысокий, розовощекий толстяк.

– Ходи, – сказал мне Сухов.

– Командор, – взмолился я: – Это будет уже 95-ая партия. Может хватит?

– Давай доведем до сотни, – предложил Сухов.

– Нет уж. Боюсь, мне эти шашки и ночью будут сниться.

В это время Птаха отложил в сторону телефонную трубку и, обернувшись к нам, спросил:

– Кто будет менять Зинченко?

Я молча, как на уроке в школе, поднял руку.

– У них прокол колеса, – сообщил Птаха: – Стоят на Кропоткина. Я как раз отправляю транспорт с алкашами в вытрезвитель. Если хотите, водитель вас подбросит. Заодно, и запаску завезете.

Я согласно кивнул. Ездить с группой все же веселее, чем тихо тупеть в дежурке. Я пошел было к выходу, но тут снова зазвонил телефон.

– Вас, – сказал Птаха командору. Сухов взял трубку, а я остановился, прислушиваясь. Чем черт не шутит…

– Хорошо, – ответил командор, невидимому собеседнику: – Зачем вам делать крюк? Просто подождите меня на перекрестке… Ну да, Чапаева-Катунина. Да. Через полчаса.

Я разочарованно вздохнул. Опять мимо.

– Вместе поедем, – сообщил мне Сухов, собирая шашки в коробку.

Пока в фургон с зарешеченными окнами грузили задержанных на улицах города пьяниц, мы с командором стояли около машины и молча курили.

Да и о чем было говорить. Кольцо оцепления, которое с раннего утра сжималось к центру города, вот-вот должно было сойтись в точку где-то в районе площади Ленина. И хотя стояли еще на перекрестках постовых, а поисковые группы продолжали отработку подозрительных адресов, все сильнее росло ощущение, что операция провалилась.

17 часов ровно.

Быстро темнело. Фургон неторопливо катил по вечерним улицам. Дождь, который весь день еле моросил, наконец-то закончился, но асфальт был еще мокрым и блестел, отражая свет фар и уличных фонарей.

Проезжая очередной перекресток, я вдруг увидел черную “Победу”. Машина стояла у тротуара, а у ее дверцы переминался с ноги на ногу молодой парнишка-постовой. Как раз в этот момент стекло дверцы опустилось, из машины показалась рука с каким-то удостоверением, и милиционер вытянулся пострунке, отдавая честь.

Рожков, которого минут пять назад сменил командор, толкнул меня локтем в бок и кивнул в сторону перекрестка.

– Не рви сердце, – сказал я ему: – Наверняка это какой-нибудь местный начальник.

По причине отсутствия хоть каких-нибудь результатов, я пребывал легкой депрессии.

Повернув за угол, мы увидали патрульный “Козлик”, у которого изнывал, в ожидании смены, Зинченко. Увидев нас, он приветственно поднял руку. Я попрощался с Рожковым и вышел и вышел из машины. Зинченко занял мое место в фургоне и подал мне “запаску”, которую я поставил на асфальт и покатил в сторону повеселевшего водителя «Козлика», Семена Токарева. Сзади зафыркал двигателем, уезжая, фургон.

Какое-то время я наблюдал за тем, как Токарев меняет колесо, а потом, неожиданно для себя, спросил у него:

– Петрович, у кого-нибудь из местного начальства есть черная “Победа”?

Токарев, не прекращая возни с колесом, задумался, после чего авторитетно заявил:

– Нет. Они теперь себе все “Волги” побрали, двадцать первые. Модная нынче машина.

Закончив работу, он положил поврежденное колесо в багажный отсек и сел на водительское место. Обойдя машину, я сел рядом с ним, и, обернувшись на задние сидения, сказал:

– Еще раз – здравствуйте.

И, увидев, что вместе с участковым Ерохиным и следователем Крапивиным, с которыми я катался все утро, сидит незнакомый мне лейтенант милиции, добавил:

– Отдельное здравствуйте тем, кого не видел.

– Это Волин, участковый с первого участка, – представил лейтенанта Крапивин: – Попросил подбросить, тут недалеко.

Я пожал плечами, мол, подбрасывайте, раз надо.

Токарев завел двигатель, и машина поехала в сторону, откуда я только что прибыл. Проезжая мимо постового на перекрестке, я попросил притормозить и вышел.

– Скажите, кто был в черной “Победе”, которую вы только что останавливали? – спросил я у постового, показывая удостоверение.

Тот глянул мельком в мое удостоверение, суетливо отдал честь и, доложил:

– Так это же, товарищ капитан, ваши были.

– Какие “наши”? – не понял я.

– В смысле, тоже товарищи из КГБ, из Москвы.

– Н-не понял, – честно признался я.

– Так это, – почему-то испугался постовой: – В документах ихних, как и у вас, указано: управление КГБ города Москвы.

“ Вот это номер!” – подумал я: ” А этим что еще здесь понадобилось?!”

Я вернулся в машину, и она снова тронулась с места.

В голове у меня была полнейшая каша. “Всплески”, топор Лемеха, “таратайка” Филипповой, а тут еще ребята из госбезопасности… Интуитивно, я чувствовал, что все это как-то между собой связано. Но вот как? Как?!..

Решив на время отвлечься – пусть информация в моей голове поуляжется – я стал прислушиваться к тому, как участковый Волин жаловался на жизнь Ерохину:

– Замучила шпана. Восьмой случай по району за месяц. Силу соплякам девать некуда, так они знаешь что вытворяют? Двери у распределительных коробок АТС выламывают. Да как! Бывает прямо с петлями выворачивают, а они железные. Вот полчаса назад новое сообщение поступило. Я хотел уже назавтра отложить, так Коробей уперся, как баран. Говорит, работаем по усиленному варианту, до 22.00, так что иди, и нечего штаны в кабинете протирать. А у меня два материала “горят” по срокам – завтра последний день. Поймаю кто это делает, вот ей Богу! сам ремнем отхожу!

Ерохин в ответ одобрительно крякнул:

– Правильно. Распустили мы их. В былые времена никто бы не посмел вот так – в наглую, государственное имущество портить. Это ж натуральное вредительство.

– В 4-ом отделении тоже коробки АТС ломают, – подключился к разговору Крапивин: – У меня там кум работает…

– По каким адресам коробки ломали? – спросил я, оборачиваясь к Волину: – И когда?

Слегка напуганный моим вниманием, участковый стал копаться в своей папке, а я, тем временем, спросил у Токарева:

– Карта города есть?

Водитель молча кивнул.

– Давай, – потребовал я.

В машине повисла тишина, фоном доля которой служило ровное урчание двигателя. Все молча наблюдали, как, развернув план города, отпечатанный на толстой лощеной бумаге, я стал отмечать места и даты, которые мне диктовал Волин. С каждой новой отметкой я чувствовал, что депрессия моя улетучивается, а изнутри меня начинает бить мелкая нервная дрожь.

– Говорите, последнее сообщение было полчаса назад? – переспросил я у участкового.

– Ну, может, минут сорок прошло, – ответил тот.

– Тормози, – скомандовал я водителю, и Токарев тут же ударил по тормозам.

Колеса машины еще не закончили вращаться, а я уже выпрыгнул на асфальт и побежал ко входу в магазин, над которым неоновыми буквами было написано: ”Хлеб”. Не сбавляя скорости, я забежал за прилавок и, показывая удостоверение бросившейся навстречу продавщице с большим хлебным ножом, спросил:

– Телефон есть?

– В кабинете заведующей, – пролепетала та, резко останавливаясь, одной рукой указывая направление, а другую, с ножом, пряча за спину.

Найдя дверь с соответствующей табличкой, я без стука открыл ее и увидел немолодую пышнотелую женщину в белом халате, сидевшую за столом.

– Вам чего, гражданин?!

– Срочная служебная необходимость, – заявил я, вновь показывая удостоверение: – Нужно срочно позвонить.

– Пожалуйста, – растерянно сказала заведующая, придвигая аппарат ко мне. В это время в кабинет вошел Крапивин. Будучи одетым в милицейскую форму, он решил меня подстраховать.

– Выйдите, – сказал я заведующей, снимая трубку и набирая номер дежурной части РОВД.

Видя, что хозяйка медлит с выполнением моего указания, я добавил, многозначительно сдвинув брови:

– Так надо.

Заведующая затравленно посмотрела на Крапивина и тот, умница, кивнул, подтверждая мои полномочия, мол, не волнуйтесь, все под контролем.

– Посмотри снаружи, – попросил я его, когда заведующая вышла. Следователь, ни слова не говоря, выскользнул в коридор, прикрыв за собой дверь. В это время я наконец услышал в трубке усталый голос Птахи.

– Это Кожемяка, – представился я ему: – Дай мне Зинченко или Рожкова.

Через секунду Рожков был на связи.

– Слушай и не перебивай, – сказал я: – Срочно передай Сухову, что вот-вот произойдет или уже произошло еще одно похищение. Пусть поднимает всех, кого сможет…

– Откуда ты это взял?! – не выдержал Рожков.

– Помнишь, мы предполагали, что всем жертвам перед их выходом из дома кто-то звонил? Так вот – оказывается, было зарегистрировано как минимум семь случаев взлома распределительных коробок АТС именно в те дни, когда происходили предыдущие исчезновения! Время и районы совпадают! Соображаешь?! Вполне возможно, что им звонили не с телефона, а напрямую – через коробку АТС. Вот почему, после звонка Гордеевой, аппаратура не зафиксировала номера, с которого звонили! Примерно сорок минут назад вскрыли еще одну коробку на Малайчука 82. У нас есть реальный шанс взять похитителей прямо с очередной жертвой! Нужно срочно установить адреса всех телефонов, кабеля которых проходят через нее и обзвонить всех владельцев. Узнать дома ли они, и не покидал ли кто квартиру в ближайшие 40 минут-час. Да, и район, район пуст блокируют, чтобы ни конный, ни пеший из него ни ногой… Все понял?

– Так точно, – отрапортовал Рожков.

– И еще. Скажи командору, что в городе находятся люди из Московского УКГБ. Помнишь “Победу”, которую мы с тобой видели? Милиционеру, который их остановил, один из них предъявил удостоверение…

– Им какого дьявола здесь нужно? – удивился Рожков.

– Хрен его знает. В общем давай – действуй. А я пока проедусь к последнему вскрытому ящику. Может еще чего накопаю.

Я положил трубку и вышел из кабинета. В коридоре меня ждал Крапивин. Когда мы с ним выходили из магазина, заведующая стояла за прилавком, отоваривая покупателя и косилась в нашу сторону. Рядом стояла растерянная продавщица.

18 часов, 05 минут.

– Как вы намерены действовать? – спросил я у Волина, когда мы вышли из машины у последнего подъезда дома № 82 по улице Малайчука.

– Как обычно, – со вздохом ответил участковый: – Сделаю осмотр места происшествия, а потом запишу пяток объяснений. Почти уверен, что, как всегда, никто ничего не видел.

“Стандартный набор для отказа в возбуждении уголовного дела в виду малозначительности”, - понял я.

В это время следователь Крапивин, который рассматривал поврежденную коробку, озадаченно спросил:

– Как они умудрились так ее покорежить?

Я подошел к нему и увидел, что вопрос его был по поводу дверцы коробки. Она была сильно погнута и висела на одной завесе. Другая была “с мясом” выдрана.

Будто машина бампером зацепила, – сказал Токарев, становясь рядом со мной.

– Откуда у шпаны машина? – возразил ему Крапивин.

– Почему именно шпана? – не выдержал я.

– Кто еще машину из баловства увечить будет? – как бы не слыша нас, спросил себя Токарев и, продолжая диалог с самим собой, в ответ пожал плечами.

Я вернулся к Волину, который, устроившись на переднем сидении “Козлика”, высунув язык от усердия, вычерчивал карандашом схему места происшествия. На заднем сидении сидел Ерохин и, не спеша, опрашивал молодую симпатичную девушку. Та, естественно, ничего не видела и не слышала.

– Кто сообщил в отделение о происшествии? – спросил я у Волина.

– Какой-то Петечкин, – рассеянно ответил тот и тут же испуганно продолжил: – Сейчас, дочерчу схему и схожу к нему.

– Не надо никуда ходить, – услышал я за спиной: – я уже здесь.

Обернувшись, я увидел перед собой невысокого старика в синем плаще, серой кепке и до блеска начищенных ботинках.

– Петечкин Андрей Максимович, – представился старик: – Это я вас вызвал.

Не дав мне и рта раскрыть, он продолжил:

– Я прекрасно все видел. Он сдал назад и сорвал дверцу. Прошу занести мои показания в протокол.

Волин явно не хотел никуда ничего заносить. Для “отказняка” ему совсем не нужны были свидетели, которые хоть что-нибудь видели.

– Он сдал назад и сорвал дверцу, – не унимался Петечкин.

– Кто он? – спросил я.

– Преступник, кто ж еще!

Волин в муке закатил глаза. Свидетель был из разряда тех, кто по ходу изложения увиденного, тут же предлагают свою трактовку событий. При чем любое, даже самое незначительное происшествие у них, обычно, раздувается до заговора вселенского масштаба.

– Позвольте, я по-порядку? – = предложил Петечкин и, не дожидаясь нашего разрешения, продолжил: – Дело было так: где-то в 17 часов я пошел в булочную за хлебом. Когда выходил из подъезда, он уже стоял вот здесь.

Свидетель ткнул в сторону асфальтовой площадки перед подъездом.

– А когда возвращался, то еще издали увидел, что он совершает какие-то странные маневры. Он стал параллельно дому и стал потихоньку сдавать назад. Вы понимаете? – спросил старик, пытаясь жестами пояснить сказанное: – Тут я услышал, как заскрипела дверца, а потом раздался звон лопнувшей завесы. Сразу после этого он остановился…

– Что же вы не подошли, не сделали ему замечания? – язвительно спросил Волин.

Петечкин немного помялся, а потом признался:

– Да как сказать… Струхнул я что ли? Хотя чего там было бояться, автобус, как автобус… А потом, когда я решился все-таки подойти, он уже уехал. И вот я думаю…

– Стоп! – прервал я его: – Автобус? Вы сказали автобус?!

– Именно автобус, – подтвердил старик, многозначительно поднимая указательный палец: – В том-то и дело…

– Какого он был цвета? – опять не дал я ему перейти к разглагольствованиям.

– Да вроде как зеленого, – Петечкин ненадолго задумался и, уже увереннее, сказал: – Точно – зеленого.

– А номер? – спросил я, затаив дыхание. “Ну же, Петечкин!”

– Вот тут я не припомню. Темнело уже, да и…, - он опять замялся, не желая снова упоминать о своей минутной нерешительности.

– Может марку автобуса узнали? – не отставал я.

– Вот чего нет – тог нет. Я вообще в автотранспорте плохо разбираюсь. Тем более в автобусах, – на свидетеля было больно смотреть. Куда подевалась его самоуверенность.

– Так вы сказали, что случилось это около пяти часов? – уточнил я, почти пританцовывая на месте от нетерпения.

– Скорее, в начале шестого, – сказал Петечкин, немного оживая.

– Записывай, – приказал я Волину: – Все подробно, каждую деталь. Особенно, что касается автобуса.

Волин смерил старика ненавидящим взглядом и достал из папки чистый лист бумаги. Оставив их у машины, я почти бегом направился к будке телефона-автомата, стоявшей неподалеку, и набрал на диске 02.

Дежурный слушает, – раздался в трубке невнятный голос Птахи.

– Это Кожемяка. Давай сюда Сухова.

– Нет его, – уже четче сказал Птаха и, предваряя мою следующую просьбу, добавил: – Зинченко тоже нет. Он к тебе поехал. Тут только Рожков.

– Где командор? – спросил я у Рожкова, когда тот взял трубку.

– На телефонную станцию помчался. Он Туманяну позвонил, и тот тут такой переполох устроил! Как только уточнится район, в котором проживают все абоненты, чьи телефонные кабеля проходят через твой ящик, его тут же закроют…

– Ты там передай, чтобы особое внимание обращали на автобусы зеленого цвета.

– Значит все-таки автобус!

– Есть свидетель, который видел его своими глазами.

– Ну ты даешь!

– Ладно, не хвали, раньше времени. Так ты говоришь, командор на телефонной станции?

– Да. А Зинченко меня для связи в дежурку посадил, а сам с оперативной группой к тебе поехал.

– Не грусти, стажер. Диктуй номер телефона АТС.

Записав продиктованные Рожковым цифры, я попрощался и, уронив в щель приемника монет две копейки набрал телефонную станцию. Пока дежурный звал к аппарату Сухова, я увидел, что к нашему “Козлику” подъехал еще один экипаж и из него вышло несколько милиционеров, а вместе с ними и Зинченко.

– Сухов на связи, – услышал я наконец.

– Командор, это Кожемяка. Как у вас там, много звонков зарегистрировано?

– За последние два часа – сто восемь.

– Тот, который нас интересует, был сделан где-то с 16.45 по 17.15.

– Молодец, – повеселел Сухов: – Это значительно сузит круг поиска. Что еще раскопал?

– Зеленый автобус, – коротко ответил я.

– Уверен? – после небольшой паузы спросил командор.

– Есть свидетель.

– Так, – Сухов снова помедлил, приводя мысли в порядок: – Тут у нас уже есть номера, по которым никто не отвечает. Появится Зинченко, вместе с ним проедетесь по этим адресам.

– Зинченко уже тут.

– Отлично. Я сейчас тут все перепроверю и минут через десять свяжусь с вами через Птаху.

Повесив трубку, я вышел из телефонной будки и направился к Зинченко, который напару с уже знакомой мне девушкой-экспертом колдовал у покореженной двери.

– Опять вас в оперативную группу назначили, – обратился я к девушке: – За что такая немилость? Вы же должны были сегодня отдыхать после вчерашнего дежурства.

– Усиленный режим работы, – ответила она, улыбаясь как старому знакомому: – Вы ведь тоже не в отгуле.

– А он у нас наказан, – встрял Зинченко, продолжая делать соскобы с двери перочинным ножиком: – Уж больно падок до женского пола. Особенно ему почему-то нравятся молоденькие эксперты…

– Хватит трепаться, – прервал я его, видя, что девушка покраснела: – Нашел что-нибудь интересное?

– Смотри, – сказал Зинченко, показывая мне лезвие ножа, на котором тускнело какое-то вещество серо-металлического цвета.

– Следы краски? – предположил я.

– Ни в коем случае, – покачал головой эксперт: – Оно жидкое.

– Тогда, может ртуть?

– Судя по всему это и не ртуть.

– Что же тогда?

– Откуда я знаю. Вот проведу анализ… Ты что-нибудь по обстоятельствам происшествия выяснил?

Я отвел его в сторону и коротко пересказал ему все, что знал на тот момент.

– Значит все таки – зеленый автобус, – сказал Зинченко, криво усмехаясь: – Сухов в курсе?

– Я ему только что звонил.

– И как он принял твою новость?

– Нормально, – ответил я, чувствуя, что начинаю злиться.

– Ну-ну…

В это время я заметил, что Токарев, стоявший у машины, замахал мне рукой. Я подошел к нему, и он протянул мне листок бумаги с записанными на нем адресами.

– Птаха только что передал, – пояснил он: – Сказал, что вы в курсе.

– В курсе, – подтвердил я: – Заводи и разворачивайся.

Пока Токарев выполнял мое указание, я, рассматривая на ходу список, вернулся к Зинченко, который продолжал возиться у ящика, собирая образцы и производя какие-то замеры.

– Закругляйся, – сказал я ему: – Есть повод прокатиться.

– Куда? – недовольно спросил эксперт.

Я промолчал и Зинченко, с недовольным вздохом попросил, работавшую рядом девушку:

– Положите мои образцы отдельно. Я потом их заберу.

– Уже уезжаете? – удивилась та.

– Приходится, – развел он руками: – Но, я надеюсь, мы еще вернемся?

Вопрос был ко мне.

– Вернемся, вернемся, – успокоил я его.

– Тогда до скорого свидания, – сказала нам девушка-эксперт.

18 часов 50 минут.

Мы наткнулись на него совершенно случайно. Всему виной был Токарев, решивший сэкономить бензин и, поэтому, погнавший машину через частный сектор.

Зинченко, который, сидя на заднем сидении, меланхолично смотрел в окно, вдруг вскрикнул:

– Стой! Направо!

Когда фары нашего “Козлика” осветили зеленую корму автобуса, тот тут же, не включая габаритных огней, тронулся с места.

За ним! – скомандовал я.

Между тем, автобус стремительно набирал скорость. Бешено вращая руль, чтобы не угодить в огромные, заполненные водой, лужи, Токарев погнал нашу машину следом за ним. Нас с Зинченко бросало из стороны в сторону на каждой рытвине. Я схватил микрофон, включил “громкую” связь и сказал приказным тоном:

– Водитель зеленого автобуса! Немедленно принять вправо и остановиться!

Никакой реакции на мои слова не последовало. Лишь собаки в окрестных дворах дружно откликнулись на мое приказание. А зеленый автобус все так же продолжал попытки оторваться от нашей погони. И небезуспешно. С неожиданной для него ловкостью и маневренностью, он лавировал по узкой улочке, с каждой секундой все больше удаляясь от нас.

Я переключил тумблер и вышел в эфир по радиостанции:

- “Поиск-4” “Аресу”. Преследую автобус зеленого цвета, движущийся по улице…, - я запнулся.

– Маркова, – подсказал мне Токарев, вцепившийся в баранку.

– … Маркова, – повторил я в микрофон: – Преследуемый на большой скорости движется к перекрестку с улицей Революции. На приказы остановиться никак не реагирует…

В этот момент “Козлик” совершил длинный прыжок, и я здорово приложился правым ухом о дверцу машины.

– Прошу принять меры к задержанию! – закончил я, пытаясь перекричать звон в пострадавшем ухе.

- “Арес” принял, – сквозь треск помех отозвался Птаха, и тут же эфир заполнился его переговорами с поисковыми группами и пешими патрулями.

В это время автобус выскочил на асфальтовое покрытие улицы Революции, повернул направо и скрылся из виду. Когда Токарев наконец вырулил следом за ним, расстояние между нами было уже более ста метров.

Я сообщил об изменении нашего движения Птахе, но не знаю, услышал ли он меня среди той неразберихи, что творилась в эфире.

На ровной дороге форсированный двигатель нашей машины понемногу стал брать свое и мы медленно приближались к преследуемому.

Транспорт, двигавшийся с нами в одном направлении, заслышав вой нашей сирены, шарахался в сторону, давая нам “зеленую” улицу. Огни нашей мигалки отражались в окнах домов, разбрызгивая во все стороны веер фиолетовых зайчиков.

– Полюбуйся на цирк, – вдруг сказал Зинченко.

Я обернулся к нему и увидел, что он показывает на заднее окно, через которое было видно, что следом за нами, отставая примерно на километр, движется колонна автомашин с «мигалками» на крышах.

– Совсем Птаха сдурел! – возмутился я: – Это погоня или парад на 1-ое Мая?…

В этот момент наша машина резко затормозила, а потом с ревом вошла в очередной поворот. Это Токарев повернул на перекрестке следом за автобусом.

В результате я снова, теперь уже левым ухом, приложился о жесткий каркас сидения.

– Петляет гад! – хрипло выкрикнул Токарев, коротким движением стирая пот с лица.

– Внимание! – раздался громовой голос Березина из динамика радиостанции: – Всем, кроме “Поиска-4” соблюдать полную тишину в эфире! На связь без вызова не выходить!

Многоголосый гул тут же стих.

- “Арес” – “Поиску-4”, - вызвал нас Березин.

– На связи, – откликнулся я, хватая микрофон.

– Где находитесь?

– Преследуем объект по улице Кирова в направлении улицы Победы.

– Немедленно сообщайте о каждом изменении направления движения.

– Вас понял.

Закончив с нами, Березин принялся, по-очереди, вызывать каждый позывной и давать им четкие указания.

– Березин – этот порядок наведет, – пообещал Токарев.

Я обернулся назад. Кавалькада с «мигалками» заметно к нам приблизилась. Зинченко, сидевший за Токаревым, напряженно смотрел через его плечо вперед. В руке у него я с удивлением увидел пистолет.

– Похоже, что ты был прав на счет автобуса, – сказал он, заметив мой взгляд.

Подумав, я тоже достал из оперативной кобуры свой ТТ.

В это время по встречной полосе к нам навстречу показался большой грузовик, на прицепе которого были закреплены “домиком” две большие бетонные панели.

Не доехав до встречи с ним несколько десятков метров, автобус вдруг стремительно выскочил на встречную полосу. Тут же резанул ухо пронзительный рев клаксона грузовика, а его водитель, уходя от столкновения, резко бросил свою машину влево, прямо на нас.

– Что делает, сволочь! – заорал Токарев, закладывая наш “Козлик” в какой-то невообразимый вираж в объезд начавшего перегораживать всю улицу прицепа… Нашу машину потряс сильнейший удар, это задняя часть прицепа чиркнула по ее борту, но Токарев все же успел проскочить мимо.

В следующую секунду панели сорвались с крепежей и рухнули на проезжую часть, блокируя возможный объезд грузовика слева. Сам же грузовик врезался в фонарный столб, и тот упал, ударившись о стену дома, перекрыв таким образом объезд справа.

Разъяренный Токарев до отказа утопил педаль газа, бросая “Козлик” следом за автобусом, который, тем временем, выпрыгнул на тротуар и, не обращая внимания на брызнувших во все стороны прохожих, не снижая скорости, домчался до перекрестка и повернул налево.

Своим рискованным маневром водитель зеленого автобуса не только перекрыл улицу, отрезав от себя большую часть преследователей, но и смог увеличить отрыв от нас метров до семидесяти. И этот разрыв все увеличивался, потому, что через пару кварталов мощность двигателя нашей машины стала падать, а в салоне сильно запахло бензином.

– Шланг сорвало! – в отчаянье закричал Токарев, и в этот момент я увидел, как на приближающийся к нам перекресток откуда-то слева выбежал человек в сером плаще и черной шляпе. То, что он держал в руках, заставило меня рвануть ручку двери на себя и с криком:

– Атас! – выпрыгнуть из стремительно несущейся машины.

Кувыркаясь и обдирая лицо и руки об асфальт, сквозь треск рвущейся на мне одежды, я услышал длинную автоматную очередь, визг тормозов, а потом звук взрыва.

После очередного кувырка я сильно ударился головой о бордюр и, на мгновение, потерял сознание.

19 часов 10 минут.

Я очнулся, лежа на животе. Ободранные ладони и лицо горели, будто опаленные огнем, кровь заливала мне глаза.

Я поднял голову и увидел у стены дома завалившийся на бок “Козлик”, над которым, вперемешку с черным дымом, вздымались языки пламени, черную “Победу” на перекрестке, и человека в сером плаще, бегущего ко мне со “Шмайсером” в руках.

– Не стреляйте, – заплакал я, лихорадочно соображая, куда делся мой пистолет.

Наконец, я ощутил, что он почему-то лежит под моим правым бедром. Автоматчик перешел на шаг, как бы отсчитывая последние метры до огневого рубежа в тире. И, хотя до него было метров двадцать, я узнал в нем “командировочного”, которого я заприметил вчера в холле гостиницы.

– Ну пожалуйста, не стреляйте! – завизжал я как можно унизительнее, катаясь при этом по асфальту, что бы помешать ему прицелиться. Одновременно с этим я нащупывал свой пистолет.

Это был старый трюк.

Мой инструктор по нештатным ситуациям, трек по фамилии Кастатис, как-то рассказывал мне одну историю, о том, как однажды, на фронте, где он воевал в составе гвардейской разведроты, двух его товарищей, разведчиков, взяли в плен при переходе через линию фронта.

Когда их, в ожидании абверовцев, стали допрашивать в штабной землянке части, в расположение которой они, потеряв в темноте направление, по ошибке забрели, один из них, молоденький комсомолец, стал корчить из себя героя. Кричал: ”Слава Сталину!” и “Гитлер капут!”. В результате, озверевшая от окопной жизни солдатня переломала ему все ребра.

Другой, когда принялись за него, после первых же ударов упал на колени и стал молить о пощаде. Он катался по полу и рыдал, умоляя сохранить ему жизнь, а потом очень натурально обмочился. Офицер брезгливо отвернулся, а солдаты довольно заржали, на секунду ослабив внимание. И этого оказалось достаточно, чтобы разведчик добрался до автомата и одной очередью скосил всех, кто был в землянке. После этого он забросал окоп гранатами и, благо – дело было ночью, ушел к своим, прихватив с собой несгибаемого сталинца и, в качестве языка, тяжело раненого немецкого офицера. Каким-то образом он дотащил обоих, не смотря ни на минное поле, ни на ураганный огонь фашистов, и при этом ухитрился не получить ни царапины…

– Не стреляйте! Пощадите! – умолял я, а пистолет, снятый с предохранителя, был уже у меня в правой руке, прижатой к бедру.

– Ради всего святого! Не надо!

Я встал на колени и поднял вверх, будто надеясь защититься, левую руку. Человек с автоматом остановился, навел на меня свое оружие, и в этот момент я упал на левый бок и трижды по нему выстрелил.

Первая пуля только сбила с его шляпу, зато две последующие попали моему противнику в голову. Его отбросило назад, но он все же успел нажать на спусковой крючок. Очередь простучала по стене дома, зазвенели и посыпались стекла, взвизгнули срикошетившие пули, и что-то больно впилось мне в спину, чуть ниже правой лопатки.

Я подполз к поверженному противнику и, используя его тело, как прикрытие, несколько раз выстрелил по черной “Победе”. В ответ застрекотал еще один автомат. Снова над головой засвистели пули, и я уткнулся головой в асфальт. Меняя обойму, я услышал сзади нарастающий треск мотоцикла. Оглянувшись, я увидел, что к перекрестку на большой скорости мчится мотоциклист, одетый в милицейскую форму. Стрелок из “Победы” тут же перенес свой огонь на него, и милиционер вместе с мотоциклом завалился на бок, после чего юзом проехал еще несколько метров.

Послышался звук заработавшего двигателя, и я, выглянув из своего укрытия, увидел, что черная “Победа” быстро удаляется в ту сторону, куда до этого умчался преследуемый нами автобус.

Сделав ей вслед несколько безрезультатных выстрелов, я встал на ноги и, сунув пистолет за пояс, подошел к упавшему мотоциклисту. Тот лежал, слегка шевелясь, и никак не мог выбраться из-под придавившего ему правую ногу “Урала”.

– Живой? – спросил я его.

– Нога, – простонал, судя по погонам, старшина милиции.

Я поставил мотоцикл на колеса и увидел, что правая штанина мотоциклиста изодрана в клочья и потемнела от крови.

– Идти сможешь?

– Не знаю, – ответил старшина слабым голосом, осторожно садясь, морщась при этом от боли и очумело мотая головой: – Ты-то хоть цел?

– Потом посмотрим, – сказал я, усаживаясь на сидение мотоцикла: – Передашь – Кожемяка продолжает преследование.

С этими словами я выжал сцепление и толкнул ногой рычаг. Вопреки ожиданиям, мотоцикл даже не вздрогнул. Я попробовал еще раз с тем же результатом.

– Отбегала лошадка, – констатировал старшина, со стоном пытаясь встать. Он выпрямился, перенеся вес на левую ногу, и, осмотрев поле боя, сказал:

– Как на фронте.

Я обнаружил, что все еще сижу, вцепившись в руль мотоцикла и, опираясь на дрожащую от напряжения ногу, тупо смотрю в одну точку. Старшина, сильно хромая, подошел ко мне и спросил хриплым голосом:

– В машине кто-нибудь остался?

“Машина!” – полыхнуло у меня в голове, и я бросился к объятому пламенем “Козлику”. Резкая боль в спине заставила меня перейти на шаг.

– А все туда же – в погоню, – услышал я голос старшины, который остался на месте, держась за мотоцикл.

– Зинченко! Токарев! – позвал я: – Мужики, кто живой, отзовитесь!

Ответа не последовало, и я почувствовал, как слезы сами собой хлынули у мне из глаз.

– Суки! – закричал я: – Суки! Суки!

Выхватив пистолет, я выпалил оставшиеся в обойме патроны вслед давно уехавшей “Победе”. Когда обойма опустела, затвор откинулся в заднее положение, и спусковой крючок заклинило.

В окрестных домах уже давно горел свет во всех окнах. А самые любопытные из местных жителей уже бочком подходили к месту перестрелки.

Справа на перекресток медленно выкатился грузовик, водитель которого во все глаза таращился то на горящий “Козлик”, то на ободранного, с пистолетом в руке, плачущего меня. Наконец, ударив по тормозам, он выпрыгнул из кабины и, подбежав ко мне, спросил:

– Что случилось? Помощь нужна?

Не в силах говорить, я указал на сползающего на землю старшину. Водитель бросился к нему и помог сесть. Мотоцикл с лязгом рухнул на асфальт.

– Да он же в бок ранен! – воскликнул водитель.

Осмелевшие местные жители, тут же обступили место происшествия. Кто-то уже спешил с ведрами, полными воды, к горящей машине.

Какой-то мужчина подошел ко мне и спросил:

– Тоже ранен?

Я непонимающе посмотрел на него, но он уже осторожно обнял меня за талию и повел от “Козлика”. Сделав несколько шагов, я почувствовал, что ноги перестают меня слушаться. Какая-то женщина вскрикнула:

– Этот тоже ранен! В спину!

А мужской голос потребовал:

– Вызовет кто-нибудь наконец “неотложку”!

Пытаясь удержать ускользающее сознание, я закричал:

– Ничего здесь не трогать!

– Успокойтесь, никто ничего не тронет, – ответил мне молодой женский голос и, обращаясь уже к кому-то другому, этот же голос продолжил:

– Я не знаю, что делать! Он весь в крови. Есть у кого-нибудь бинт?

Последнее, что я запомнил, перед тем, как потерять сознание, это нарастающий вой милицейских сирен.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ.