Глинис бесшумно шла по темному коридору в доме Сараид. Пусть леди Аланна рассчитывает на магическую силу, у Глинис совсем другой план. Вылинявшая рубашка фирмы Левай и изношенные ботинки. Старое брезентовое пальто и помятая стетсоновская шляпа, низко надвинутая на лоб. А также сумки, висевшие у нее на плече, и «винчестер» в правой руке. Вот и все ее волшебство. Но главное — настрой, ее решимость, которую следовало бы писать с большой буквы.
Не постучавшись, она вошла в комнату Роберта. Он стоял у окна, скрестив руки на груди, и смотрел на восходящее солнце. Услышав звук открывающейся двери, повернул голову.
— У нас есть план, Роберт, — сказала она, — мы отправляемся через десять минут. Надо оседлать лошадей. Пойду позову Мэйлера.
Роберт ничего не ответил. Взял со стола пистолет и сунул за пояс. Глинис молча вышла из комнаты.
Мэйлер еще спал. Услышав ее шаги, моментально вскочил.
— Надо помочь Роберту оседлать лошадей. Его, твою и еще пять запасных, — произнесла она с порога. — Выезжаем на рассвете. Поторапливайся.
Он кивнул и потянулся за своими вещами. Глинис вышла и направилась к Сараид.
Остановившись у ее спальни, Глинис постучала.
— Надеюсь, вы в приличном виде, потому что я собираюсь войти. — Она несколько секунд постояла.
— Мисс Малдун? — удивился Гораций, сев на постели.
— Что случилось, Глинис? — взволнованно спросила Сараид, сбросив одеяло и соскочив с кровати.
— Я беру с собой Роберта и Мэйлера и пять самых лучших лошадей. Я не вернусь, поэтому хотела поблагодарить вас за гостеприимство. — Она подняла поля шляпы и добавила: — Было весьма приятно познакомиться с вами.
— Глинис, что вы собираетесь делать? Куда направляетесь?
— В Грейстоун. А потом домой, — ответила она, выходя из комнаты. — Помолитесь за нас.
Сараид стала торопить мужа. Глинис мрачно усмехнулась. Если эта пара не поспешит, они пропустят знаменательное зрелище. Но у нее не было возможности их ждать.
Через десять минут она уже скакала верхом на Берте. Роберт справа от нее, Мэйлер — слева. Каждый вел двух запасных лошадей. Они направлялись на восток по той же самой дороге, по которой она прискакала сюда двадцать минут назад.
Кирван скакал верхом на Молане в тени деревьев, глядя на змеившуюся по холмам дорогу. У них было всего двенадцать часов на выполнение задуманного и требовалось еще хотя бы шесть, чтобы подготовить все детали. Но об этом и мечтать было нечего.
Оставалось лишь надеяться на чудо.
Услышав доносившийся издалека топот копыт, Кирван снова посмотрел на дорогу и вздохнул с облегчением. Приблизившись, всадники подъехали прямо к нему. Кирван пришпорил Молана, и уже через секунду они скакали все вместе.
— Мы готовы, насколько это возможно, — сказал Кирван.
Он видел, как Глинис кивнула, и в этот момент ему пришло в голову, что истинную Глинис он видит в первый раз. Парча и бархат были для нее все равно что театральные костюмы. Но сейчас он увидел настоящую Глинис Малдун. Сейчас, в этой странной одежде, верхом на коне, полную решимости.
Чем бы ни кончилась эта страшная эпопея, его сын успел познать настоящую любовь. Не каждому мужчине так везет в жизни.
— Нам надо повернуть налево, — сказал он, когда они подъехали к перекрестку, — Аланна ждет нас.
Каррик внимательно смотрел через окно на то, что происходило на улице. Деревенская площадь была превращена в место для зрелища. Везде были лошади, повозки, люди. В будках продавалось все, что угодно, начиная от ярких красивых лент, до горячих кусков мясного пирога и прядей волос, которые выдавали за волосы дракона. Он разглядывал лица людей, надеясь найти знакомые, но никого не увидел.
— Признание собственных грехов облегчит вашу душу, — во второй раз произнес священник.
Каррик раздраженно покачал головой, даже не взглянув на священнослужителя.
— Я ценю вашу заинтересованность, святой отец, но вам нет смысла разговаривать со мной. Я не католик. И думаю, Господь Бог наблюдает за мной непрерывно. Он знает, что я совершил, а также знает, что я не раскаиваюсь в содеянном.
— Но вы, наверное, сожалеете о чем-то, что-то вас тревожит…
— Молитесь лучше за живых, святой отец. — Каррик наконец посмотрел на священника. — Им нужно ваше утешение.
Священник закрыл молитвенник, пробормотал что-то на латыни, осенил крестом себя и стоявшего вдалеке Каррика и направился к двери. Лишь когда в камеру зашли полковник Хьюлет и три британских солдата, священник удалился.
— Пожалуй, пора, — сказал полковник. — Могу я попросить вас встать, повернуться и завести руки за спину?
— В этом нет необходимости, — возразил Каррик. — Слово чести, я не попытаюсь убежать.
— Простите, но таковы правила, господин де Марсо. — Каррик пожал плечами и завел руки за спину, предоставив полковнику возможность связать их. — Они хотят увидеть интересное зрелище. Поэтому надо сделать все, чтобы они не потратили свое время зря.
Следуя за полковником Хьюлетом по тюремному коридору и вниз по ступеням, Каррик подумал, что недаром видел эту картину собственной гибели в течение четырнадцати лет. Его ничто не удивляло. Все было так, как в его видениях. Грязные булыжники. Толпа, запрудившая площадь, сколоченный из свежих досок эшафот. Старая повозка у люка и, конечно, надгробный камень. Камень был достаточно далеко, и Каррик не мог прочесть, что на нем написано, но он это знал.
Он последовал за Хьюлетом через расступившуюся толпу и направился к эшафоту, точь-в-точь как это было в видениях.
На помосте ждал палач в капюшоне. Каррик не понимал, зачем ему капюшон. В те часы, когда он тренировался на огромном мешке с песком, капюшона не было.
Невысокий священник стоял рядом с палачом, держа в руках потрепанный молитвенник, сутана его развевалась на ветру. Всем приходилось ждать, пока он кончит молитву о спасении души, хотя преступнику было совершенно все равно, куда попадет его душа.
Когда они достигли самой низшей ступени, Хьюлет отошел в сторону.
— Я позабочусь о том, чтобы ваше тело передали родным и они смогли организовать достойные похороны.
Смешно было благодарить за это, но Каррик поблагодарил и начал подниматься по ступеням, думая о том, что в последние дни не ощущал дуновения ветра. Солнце приятно согревало плечи.
Но тут солнце скрылось за тучей как раз в тот момент, когда он взошел на последнюю ступеньку. Словно Бог решил омрачить даже эти последние мгновения его жизни.
Гул толпы стал тише, когда Каррик направился к центру помоста, месту, которое должно было представлять собой центр королевского правосудия.
Он взглянул на море лиц внизу и вдруг увидел Глинис.
Ее образ неожиданно возник перед его мысленным взором, образ, который он помнил по своим видениям. И он увидел ее воочию. Она широким шагом шла по булыжникам на дальнем конце площади, полы ее брезентового пальто развевались на ветру, помятая шляпа была надвинута на глаза. Как и в той картинке, которую он видел на воде, в правой руке она держала ружье и быстро пробиралась сквозь толпу. Вся публика направлялась к эшафоту, только она двигалась в противоположном направлении.
Почему-то никто не обращал на нее внимания.
Сердце его забилось сильнее. Он никогда не сопоставлял свои видения, не думал, что между ними существует какая-то связь. И теперь пожалел об этом. Ему следовало знать, что она не будет спокойно сидеть в гостиничном номере, обливаясь слезами.
Нет, его дорогая несгибаемая Глинис так не поступит!
Между тем Глинис поднялась на крышу здания по ступеням, которые лорд Кирван соорудил из деревянных бочек и коробок. Медленно пробираясь по черепице, она всматривалась в толпу на площади. Слава Богу, Роберт и Мэйлер на месте. Теперь важно, чтобы они все сделали вовремя. Молан оставался привязанным там, где она его оставила, где он понадобится ей, если первая часть этого безумного плана пройдет удачно.
Она не видела родителей Каррика. Ей оставалось только надеяться, что они успешно справились со своей задачей. Иначе никому из них не выбраться живым из Грейстоуна. С сильно бьющимся сердцем она легла на живот у отверстия в зубчатом фасаде здания.
Меньше чем через десять секунд она уперлась локтями и прижала к плечу свой верный «винчестер». Сделала глубокий вдох, задержала дыхание, потом медленно выдохнула. Она не сводила глаз с движущихся губ священника и видела, как палач затягивает петлю на шее Каррика. Оценив влияние ветра, она установила прицел. Положив пальцы на спусковой крючок, Глинис молилась, чтобы выстрел оказался удачным.
Пеньковая веревка хорошего качества, решил Каррик, она не щекотала кожу, как он опасался. Он слышал, что чем прочнее веревка, тем скорее наступает смерть. Священник все еще что-то бормотал, в то время как Каррик взглянул на Глинис и торопливо отвел взгляд.
Интересно, что она там делает? О чем думает? Он видел казни, в которых не все проходило гладко. Именно для этого некоторые семьи нанимали мальчишек, чтобы те бросались под ноги приговоренных, если смерть не наступала в тот момент, когда открывался люк. Возможно, если веревка не сработает как надо, Глинис выстрелит ему в голову, чтобы прекратить мучения. У нее хватит на это мужества. Она любит его так сильно, что сможет перенести весь этот кошмар.
Когда священник закрыл молитвенник, а палач в последний раз проверил, правильно ли расположился узел на веревке, Каррик еще раз посмотрел на толпу. Его мать и отец стояли у дальнего края площади, лица у них были напряженные. Неожиданно он пожалел, что они не пришли к нему в камеру попрощаться. Раньше ему казалось, что письменное прощание — это наилучший выход, более милосердный, чем встреча. Прощание с Глинис буквально вырвало сердце из его груди и уменьшило его мужество. Перспектива встречи с родителями, со слезами его матери пугала Каррика. К чести его родителей, они это поняли и не настаивали.
Он встретился взглядом с отцом и не отвел глаз. Он видел гордость, мужество и решительность в глазах отца. Каррик кивнул один раз, очень медленно, стараясь не нарушить тщательно выбранное положение веревки. Лорд Кирван ответил ему и выпрямил плечи. Взгляд Каррика переместился к его матери. Страх и ужас увидел он в ее глазах. Он постарался подбодрить ее своей улыбкой, в которой была и любовь, и благодарность. Слезы потекли у нее из глаз, и она закрыла их руками. Его отец обнял ее, прижал к себе и поцеловал ее рыжеватые волосы.
Боковым зрением Каррик видел, как палач начал двигать рычаг, как священник, закрыв глаза, стал беззвучно шевелить губами, произнося слова молитвы. Переведя взгляд на крышу стоящего на другом конце площади здания, он увидел дуло ружья, нацеленное ему в голову.
«Я люблю тебя, Глинис», — успел подумать он, и в этот момент откуда-то снизу раздался дикий крик: «Пожар!»
Все произошло одновременно: вздох массы людей, щелчок механизма, открывающего люк, и оглушительный треск. Каррик закрыл глаза и куда-то провалился.