Бесстрашный горец

Глава 11

Фиона и сама не знача, отчего она раскраснелась и по­чувствовала легкое головокружение: то ли оттого, что Эван нес ее головой вниз, словно мешок с овсом, то ли от его заявления, что он собирается заставить ее кричать. Войдя в комнату, он поставил ее на пол, потом вернулся к двери, закрыл ее и запер на ключ. Фиона набрала в себя побольше воздуха, чтобы сказать ему все, что она о нем думает, но в этот момент он повернулся к ней лицом, и все заготовлен­ные слова вылетели у нее из головы, а дыхание перехвати­ло: темно-серые, как грозовая туча, глаза Эвана были почти черными от желания.

– Я рада, что мы избежали обряда укладывания в по­стель, – проговорила она, чувствуя, что нервничает, и не понимая почему.

Подойдя к ней, Эван вытащил из ее волос цветы.

– Я сказал своим братьям, что, если они посмеют даже думать о нем, я их четвертую, – заметил он и провел рукой по ее волосам, наслаждаясь их мягкостью и шелковисто­стью. – Почему ты боишься?

– Вовсе я не боюсь, – ответила Фиона, и голос ее преда­тельски дрогнул. – Может быть, немного нервничаю, и только.

– Но почему? Ты же уже не девушка. На сей раз боли не будет. – И он принялся расшнуровывать ее платье.

– В прошлый раз мне тоже было не слишком больно. – Она вздрогнула, чувствуя, что платье поползло вниз, одна­ко останавливать Эвана не стала. – Не знаю, почему я не­рвничаю. Может быть, оттого, что на сей раз все произой­дет не стихийно, а запланировано. Тогда все произошло так быстро.

– Сегодня будет еще быстрее, – заверил ее Эван и на­чал снимать с себя одежду.

«Он абсолютно прав, – ошеломленно подумала Фиона, глядя, как Эван бросает одежду на пол. – Странно, что он ничего не разорвал». Но уже в следующую секунду все мыс­ли вылетели из головы: Эван стоял перед ней обнаженный.

Фиона взглянула на него, и у нее перехватило дыхание. Ей уже доводилось видеть его полуодетым. Первый paз – когда она ухаживала за ним, второй – когда они впервые занимались любовью, но зрелища, которое предстало перед ней сейчас, она не ожидала. Тело у Эвана оказалось строй­ным, сильным, мускулистым, а кожа – гладкой и смуглой. Почти все оно было покрыто шрамами, большими и ма­ленькими, от только что приобретенного, на ноге, до того, который шел наискось по упругому животу. Фиона огляде­ла всю его фигуру, от широченных плеч до длинных узких ступней, и внезапно глаза ее расширились от ужаса: взгляд уперся в восставшую плоть Эвана, да так и остался там. Как хорошо, что у нее не было времени хорошенько рассмот­реть ее два дня назад, когда Эван уложил ее с собой в по­стель. Она наверняка с ума бы сошла от страха, что он ра­зорвет ее пополам. Внезапно она заметила в опасной бли­зости от гордо восставшего символа мужественности Эвана шрам, да так и ахнула:

– О Господи, Эван! Да тебя чуть не кастрировали!

– Да. – Он встал на колени и принялся снимать с Фионы чулки и туфли. – Восемь лет назад одна женщина вы­дала меня моему злейшему врагу, Хью Грею. Она добро­вольно легла со мной в постель только для того, чтобы за­манить меня в ловушку, обвинить в том, что я ее якобы изнасиловал. Они оба, она и Хью Грей, решили заставить меня заплатить за то, что я посмел испачкать ее чистую белую кожу своими грязными руками. – Эван отшвырнул чулки Фионы в сторону и провел руками по ее длинным стройным ногам, и Фиона почувствовала, как у нее пере­хватило дыхание. – Они нанесли мне рану именно сюда, в это место, чтобы я помнил о том, что они намеревались со мной сделать, и боялся.

– И это им удалось? – спросила Фиона. Эван подхватил ее на руки и понес к кровати.

– Еще как, хотя, мне кажется, я сумел не подать виду, что испугался. – Уложив Фиону на постель, Эван окинул ее тело восхищенным взглядом и принялся расшнуровы­вать изящно расшитую льняную рубашку.

– А почему они тебя не убили?

– Им помешали Грегор, остальные мои братья и другие мужчины из нашего клана. К сожалению, Грею и Хелене удалось сбежать. Тогда важнее было помочь мне, а не пре­следовать их. Я весь истекал кровью. Несколько более мел­ких шрамов и тот, что у меня на лице, я получил именно тогда.

— Они тебя мучили, – прошептала Фиона. В этот мо­мент Эван снял с нее рубашку, и она сжала руки в кулаки, борясь с желанием закрыть грудь. – Это доставляло им удо­вольствие или они хотели получить от тебя какую-то ин­формацию?

– И то, и другое, – ответил Эван и, забравшись в по­стель, притянул Фиону к себе.

Почувствовав прикосновение его горячего тела, Фиона затрепетала. Казалось, жар от него проник в каждую кле­точку ее тела. Никогда в жизни ей еще не было так хорошо. Они с Эваном созданы друг для друга, мелькнула в голове мысль, но когда он ласково обхватил ее лицо обеими рука­ми и повернул ее голову к себе, у нее возникло такое чув­ство, что ей придется немало потрудиться, чтобы заставить его это понять.

– На сей раз, детка, я сделаю все, чтобы ты испытала неземное блаженство, – заявил Эван и прильнул к ее губам страстным поцелуем.

Когда он наконец оторвался от ее губ, Фиона с трудом перевела дыхание. Она принялась ласкать его спину дрожа­щими руками, а он начал покрывать поцелуями ее шею, потом добрался до груди. Тихий стон сорвался с ее губ, ког­да Эван взял в рот затвердевший ноющий сосок и принялся посасывать его, одновременно лаская другую грудь своими длинными умелыми пальцами. Она попыталась лечь поудоб­нее, объятая желанием полнее ощутить прикосновение его тела к своему, но Эван не позволил ей этого сделать.

Его горячая твердая восставшая плоть впивалась ей в ногу, однако Фиона лежала в таком положении, что поте­реться о нее ногой не могла. Она провела рукой по его бед­ру, стремясь добраться-таки до вожделенной плоти, однако Эван схватил ее за запястье и оттолкнул руку. Фиона не знала, что и думать: Эван явно возражал против ее прикос­новения. Она предприняла вторую попытку, но Эван вновь отшвырнул ее руку и прижал ее к кровати.

– Не нужно, детка, – хрипло прошептал он. – Если ты до меня сейчас дотронешься, я не смогу сделать так, чтобы ты кричала.

От мысли о том, что одного ее прикосновения доста­точно для того, чтобы Эван потерял самообладание, жела­ние Фионы вспыхнуло еще яростнее. Она обняла его обеими руками, он вновь прильнул к ее губам поцелуем, и Фиона почувствовала, что он едва сдерживает страсть. Радост­ное чувство пронзило Фиону: похоже, ей удалось настолько возбудить его, что его сдержанности, которой он так сла­вится, вот-вот придет конец.

В этот момент Эван просунул руку между ее ног, и Фиона, для которой подобная сладостная ласка была в новинку, не­произвольно вздрогнула. Однако уже через несколько мгнове­ний смущения ее как не бывало: длинные пальцы Эвана, похо­же, знали свое дело. Вскоре Фиона раздвинула ноги и выгну­лась всем телом, стремясь утолить быстро растущий голод.

Слабый стон сорвался с ее губ, когда Эван устроился у нее между ног. Фиона крепко обхватила его ногами, и он медленно вошел в нее. Он принялся осторожно двигаться, словно боясь причинить ей боль, и желание Фионы стало еще острее. Она принялась ласкать руками его ягодины, однако Эван, недовольно зарычав, пригвоздил ее руки к кровати и прильнул ртом к ее соску. Фиона почувствовала, как страсть вспыхнула в ней еще более яростным огнем.

Казалось, она не в силах больше выносить его осторож­ные, размеренные проникновения, но стоило ей об этом подумать, как Эван отпустил ее руки. Не отрываясь от ее груди, он просунул руку между их телами и принялся лас­кать Фиону. Фиона не поняла, какой части тела он касает­ся, однако в следующее мгновение ей уже не было до этого дела. Ее подхватила такая яростная волна страсти, что она содрогнулась всем телом, выкрикивая его имя. Наконец-то она попала в рай, к которому в прошлый раз Эван лишь подвел ее, да так и оставил на пороге. И в этот момент она вдруг почувствовала, что Эван выходит из нее. Она прильнула к нему, пытаясь удержать его в себе, но не смогла. Эван глухо застонал и, прижавшись к ее груди, содрогнулся всем телом, и неземное блаженство, которое Фиоиа только что испытала, сменилось чувством потери.

Когда наконец она пришла в себя и поняла, что он сде­лан, холод пронзил ее сердце, изгоняя тепло желания: Эван вышел из нее, не оставив в ней своего семени. Фиона по­чувствовала, что ее переполняют боль и обида, однако ре­шительно приказала себе не делать поспешных выводов. Эван, выпустив ее из своих объятий, улегся с ней рядом, и она внимательно взглянула на него, но не смогла найти от­вет на свои вопросы. Выражение его лица ничего ей не ска­зало. Он выглядел удовлетворенным и несколько самодо­вольным. Встретившись с ней взглядом, он нахмурился, и Фиона испугалась, что по ее лицу Эван догадался о чув­ствах, которые она испытывает.

– Почему? – спросила она, моля Бога, чтобы его объяс­нения оказалось достаточно, чтобы унять ее боль.

– Что – почему? – осторожно поинтересовался Эван.

– Почему ты вышел из меня?

Эван чертыхнулся про себя. Нужно быть круглым дура­ком, чтобы решить, что Фиона этого не заметит.

– Я не хочу иметь детей, – буркнул он и чертыхнулся уже вслух, видя, как лицо Фионы исказилось от боли. Он попытался заключить ее в объятия, но она решительно вы­свободилась.

– Почему? – повторила она, стараясь оставаться спо­койной.

– Фнона, ты уже достаточно долго живешь в замке, что­бы понимать, что представляет собой мой отец, – начал Эван, тщательно подбирая нужные слова.

— А какое отношение имеет твой отец к тому, что ты не хочешь сделать мне ребенка? Два дня назад ты об этом не задумывался.

– Тогда я вел себя крайне беспечно. Остается лишь на­деяться, что мое семя не пустило корни. Во мне кровь су­масшедшего, – признался Эван.

– Какого сумасшедшего? О чем ты говоришь?

– О моем отце. То, как он себя ведет, какие поступки совершает, говорит о том…

– Ты думаешь, что твой отец сумасшедший? – переби­ла его Фиона.

– Да.

– Ну что ты. Никакой он не сумасшедший. Просто из­балованный ребенок! – выпалила Фиона.

– Ты не понимаешь…

– Вот как? Ты считаешь, что я не понимаю? – Схва­тив руку Эвана, Фиона поднесла ее попеременно к каждо­му шраму на своих щеках. – Вот что такое сумасшествие, Эван. Я его прекрасно знаю, поскольку мне довелось ис­пытать его на себе. Вот эти отметины – на щеках, на жи­воте, на бедрах – оставил настоящий сумасшедший. Я видела его безумные глаза, глаза человека, говорившего о любви и в то же время причинявшего мне боль. Я ощуща­ла холод безумия в каждом слове, которое он произносил, внимательно рассматривая меня, словно добычу, которую только что поймал, и прикидывая, где бы оставить следу­ющую отметку, а после изнасиловать меня. Я целых два года имела дело с сумасшедшим, так что не надо мне гово­рить, что я не смогу распознать безумие. Твой отец не су­масшедший, – продолжала Фиона. – Он испорченный, эгоистичный человек, невероятно самодовольный, но не безумец. Его поступки продиктованы не навязчивой иде­ей, а лишь его настроением. Твоему отцу наплевать на всех и вся, кроме себя самого и своих желаний.

Фиона вновь легла на спину и прикрыла глаза рукой, пытаясь сдержать непрошеные слезы. То, что Эван не стал оставлять в ней свое семя только потому, что считал, будто в нем течет кровь сумасшедшего, немного ее успокоило во всяком случае, не она тому причина, – однако она по­нимала, что ей потребуется некоторое время, чтобы пере­стать чувствовать боль.

Эван осторожно обнял жену за тонкую талию и вновь привлек к себе. От ее слов дрожь прошла по его телу. Фиона и раньше рассказывала ему, что Мензис ее преследовал, что четыре раза ему удалось схватить ее. Но он как-то не задумывался, что ей довелось пережить, какие чувства она испытывала, когда этот мерзавец оставлял на ее нежной коже отметины. Она права. Этот человек – настоящий сума­сшедший, страшный безумец. И хотя Эван был не совсем согласен с Фионой относительно своего отца – все-таки он не вполне нормален, считал Эван, – он твердо знал, что с Мензисом его не сравнить.

Глядя на искаженное болью лицо Фионы, Эван понял, что она все еще переживает оттого, что он лишил ее воз­можности забеременеть. К своему стыду, он почувствовал, что ему это льстит. Фиона хочет родить от него ребенка, и ей неприятно, что он отказал ей в этом. Представив себе, как живот Фионы округляется по мере того, как в нем рас­тет его ребенок, Эван довольно улыбнулся. И в то же время он чувствовал, что не вправе рисковать их будущим, по­скольку в глубине души все-таки сомневался в том, что его отец нормален.

– Фиона, – прошептал он, зарывшись лицом в ее гус­тые растрепанные волосы, – я не мог оставить в тебе свое семя…

Вздохнув, она убрала руки с глаз и взглянула на него:

– Твой отец не сумасшедший, Эван.

– Но он повсюду видит врагов. Настроения его меняют­ся каждую секунду. Он может пребывать в ярости, а уже в следующее мгновение, завидев хорошенькую девушку, дума­ет лишь о том, как бы побыстрее задрать ей юбку. Взрослый мужчина и к тому же глава клана не должен так себя вести.

– Не должен, – согласилась Фиона. – Но это еще не говорит о том, что он сумасшедший. Если он повсюду ви­дит врагов, то только потому, что у него их и в самом деле предостаточно. – Она глубоко вздохнула, стараясь приду­мать довод, который переубедил бы Эвана. – Постарайся хотя бы на мгновение представить отца не взрослым муж­чиной и главой клана, а маленьким мальчиком.

Эван так и сделал и изумился тому, как легко ему это удалось. Он и сам частенько видел в отце черты, свойствен­ные детям.

– Признаюсь, он часто ведет себя так, словно еще не вырос.

– Так оно и есть. Все его слова и поступки говорят о том, что твой отец так и не стал взрослым. Он остался ре­бенком, причем крайне испорченным. Такое впечатление, что в детстве его ничему не учили, а если и учили, то он не усвоил из этих уроков ничего. Если ему чего-то хочется, он должен это получить немедленно, а такое поведение свой­ственно детям. Он не думает ни о последствиях, ни о буду­щем. Когда ему в чем-то отказывают, он приходит в ярость. Он не способен на чем-то сосредоточиться. Все это говорит о том, что твой отец не вырос, он так и остался ребенком. По правде говоря, единственное различие между твоим от­цом и испорченным мальчишкой заключается в том, что твой отец спит с женщинами, которые рожают ему детей, да еще в том, что он в гневе способен причинить кому-то боль и даже убить. – Фиона нахмурилась. – Скажи мне, бывали такие случаи, когда он в ярости сделал кому-то боль­но или убил человека?

Поразмыслив несколько секунд, Эван наконец ответил:

– Он может быть очень кровожаден в бою, однако я не могу припомнить, чтобы он убил кого-то в гневе. Если кто-то ненароком оказывался у него на пути, он мог отшвыр­нуть его с дороги, стукнуть, поставить синяк, но обычно, когда он злится, он клянет всех на чем свет стоит, может что-то сломать, разбить. Несколько раз он приказывал нам поступить жестоко с людьми, с которыми поссорился, но мы, естественно, ничего подобного не делали.

– И, как я понимаю, он не наказывал вас за то, что вы его ослушались?

– Да. Похоже, он просто забывал о том, что отдал нам такой приказ.

– Он когда-нибудь насиловал женщину, если та ему отказывала?

– Нет. Хотя он очень разозлился на тебя за то, что ты научила здешних женщин говорить ему «нет».

– Вот видишь, а я цела и здорова.

Эван захлопал глазами и уставился на жену. Он не мог не признать, что в словах Фионы есть доля истины. Чем больше он думал о своем отце как об испорченном ребенке, тем боль­ше убеждался, что она права. Если отец ведет себя не так, как положено, это еще не значит, что он ненормальный.

– Он не сумасшедший, – прошептал Эван.

– Да, – ответила Фиона, чувствуя жалость к мужу. Бед­няжка, сколько же лет ему пришлось страдать! Какой, долж­но быть, ужас он испытывал, думая, что его отец ненор­мальный.

– Он просто старик, сохранивший характер испорчен­ного ребенка.

– Боюсь, что это так. Подумай сам, Эван, если бы твой отец был сумасшедший, его безумие наверняка передалось бы по крайней мере одному из его многочисленных сыно­вей или одному из детей твоего брата. Но ведь этого не произошло?

– Верно. – Эван взъерошил рукой волосы. – Знаешь, я так долго был уверен, что мой отец ненормальный, что сейчас мне трудно убедить себя, что я ошибался.

– Ты и в самом деле ошибался. – Фиона улыбнулась, поймав на себе его хмурый взгляд.

– И не я один.

– Думаю, многие так считали. Наверное, поэтому по замку ходят слухи, что он убил своих жен. Трудно представить себе, что взрослый мужчина может вести себя так, как твой отец. Ведь он большой и сильный, так что никому и в голову не приходило, что в душе он сущий ребенок.

– Значит, запирать его в башню нет никакой нужды. А вот выпороть не помешало бы.

Представив себе, что Эван порет собственного отца, Фиона хихикнула:

– Боюсь, это уже не поможет. Радуйся тому, что он согласился отдать бразды правления в твои руки.

Эван вздохнул:

– Подозреваю, ему просто надоело самому править. А может быть, он устал. Ведь даже мой отец понимает, сколь­ко нужно трудиться хотя бы для того, чтобы устранить все те ошибки, которые он наделал, а он работать не любит. Конечно, быть лэрдом ему нравилось, это льстило его тщес­лавию, и, когда все жители замка продолжали его так назы­вать, зная, что он отошел от дел, он против этого не возра­жал. Правда, сначала ему было не слишком приятно, когда они добавляли слово «старый», но сейчас он перестал брюз­жать по этому поводу.

Фиона медленно провела рукой по его бедру и почув­ствовала, что тело Эвана слегка затрепетало.

– Ну по крайней мере он больше не управляет кланом, наживая тебе новых врагов, – проговорила она, заметив, что глаза Эвана потемнели от страсти. – И, мне кажется, он только что позволил тебе принять Камеронов.

Эвану потребовалось несколько минут, чтобы уяснить смысл ее слов: слишком велико было желание и слишком трудно оказалось его подавить.

– Мне тоже так кажется. Ведь он мне этого не запре­тил, верно? Просто сказал, что сам бы он не стал иметь с ними дела. Союзники… – прошептал он, словно пробуя на вкус это слово и наслаждаясь теми перспективами, которые оно обещает в будущем.

– Сигимор – сильный союзник. Странно, что он и все его родственники рыжие, а твои родные темноволосые.

– Мой отец родился от второй жены, а отец Сигимора – от первой. Мой дед был рыжим. Все жены моего отца были темноволосыми, а все жены его брата – рыжеволосыми либо белокурыми. Мы воздерживались от родственных браков, а они нет. – Он нахмурился, припомнив, что Сигимор – круп­ный, сильный, красивый мужчина. – А ты хорошо знаешь Сигимора?

– Не очень. Мой брат женился на его сестре всего год назад, а я большую часть того времени трусливо пряталась за стенами Дейлкладача.

– Прятаться, когда за тобой охотится сумасшедший, – не трусость.

– Может быть. Но временами я и в самом деле трусила ужасно. После каждого нападения мне требовалось время, чтобы прийти в себя.

– Неудивительно. Я убью его для тебя, – поклялся Эван, понимая, что сделает все возможное, чтобы сдержать свою клятву.

– Спасибо, – прошептала Фиона и слегка улыбнулась. У Эвана перехватило дыхание, когда она начала ласкать его живот. Глядя на ее маленькую бледную руку на смуг­лой, рассеченной шрамом коже, он ощутил такое яростное желание, какого не испытывал никогда в жизни. Даже уме­лые ласки Хелены не вызывали в нем ничего подобного. Нелегко будет наслаждаться ее ласками и не пускать ее в свою душу и свое сердце, но он постарается. Самый безо­пасный способ для этого – вообще никогда с ней не связы­ваться, однако Эван знал, что не сможет отказаться от той страсти, которую они только что испытывали. Он был прав, когда подумал, что стоит ему сделать Фиону своей любов­ницей, и он никогда не сможет от нее уйти.

– Потрогай меня, – приказал он и не удивился тому, что его голос прозвучал хрипло, настолько страстно ему хо­телось ощутить прикосновение ее длинных тонких пальцев.

Фиона обхватила рукой восставшую плоть Эвана, Она оказалась горячей, твердой и одновременно шелковисто-нежной на ощупь. Полузакрытые глаза Эвана не отрываясь смотрели на ее руку. Скулы окрасил слабый румянец, дыха­ние было слегка прерывистым. «Сколько же страсти в этом мужчине, – мелькнуло в голове Фионы, – и в то же время он держит ее в узде». Ей хотелось сделать все, что она мо­жет, чтобы избавить его от этой сдержанности хотя бы в постели. Скользнув рукой чуть ниже, она погладила его и в следующую секунду оказалась на спине.

– Я заставил тебя кричать, но потом все испортил, – склонившись над ней, прошептал Эван, пытаясь хоть не­много обуздать вспыхнувшее желание.

– Ну, я бы не сказала, что ты все испортил. Разве что настроение, когда я поняла, что ты сделал, но и то совсем чуть-чуть.

– Ты ни в чем не виновата, – начал было Эван, однако Фиона прижила руку к его губам, призывая к молчанию.

– Я знаю. Я хочу родить от тебя ребенка, если Господь будет столь милосерден, что наградит им нас с тобой. Прав­да, я не хотела бы рожать по ребенку каждый год, как ка­кая-нибудь овца, но леди Молди рассказала, как можно этого избежать.

– Значит, мне не потребуется выходить из тебя раньше времени?

В голосе Эвана звучал такой откровенный восторг, что Фиона улыбнулась.

– Да. При моем способе этого не потребуется.

– Отлично, тогда давай им воспользуемся, но если он будет нас подводить, я стану практиковать свой. Слишком много я видел женщин, которые умерли оттого, что постоянно рожали детей. Я не хочу, чтобы тебя постигла такая судьба. – Он поцеловал ее и, оторвавшись от ее губ, с радо­стью заметил, что глаза ее затуманились страстью, – А те­перь я снова заставлю тебя кричать.

– А может быть, я тебя заставлю, – возразила Фиона.

– Конечно, заставишь, я в этом не сомневаюсь, причем от удовольствия.

Прежде чем Фиока успела отреагировать на его шутли­вое замечание, он вновь прильнул губами к ее губам. И она окунулась в пучину страсти, которую он в ней вызвал. Вскоре Фиона содрогнулась всем телом в сладостном экстазе и гром­ко выкрикнула его имя. Удовольствие ее стало еще более острым, когда она почувствовала, что Эван вошел в нее еще глубже и, оросив ее лоно своим семенем, глухо простонал:

– Фиона…

– Я думала, ты будешь кричать громче, – прошептала она несколько секунд спустя, свернувшись рядом с ним калачиком и положив голову ему на грудь.

– По сравнению с твоим криком это был всего лишь шепот, – ответил Эван.

Он ухмыльнулся, когда Фиона тихонько хмыкнула и мгновенно погрузилась в сон. Эван не мог не почувствовать гордости оттого, что сумел настолько ее вымотать и заста­вил ее кричать. Какое наслаждение – услышать ее крик и почувствовать, как она содрогается в экстазе!

То, что он сумел доставить Фионе удовольствие, несколь­ко удивило его, и в то же время он больше не сомневался в том, что она его действительно испытала. За долгие годы ему не раз доводилось наблюдать, как женщины, с которы­ми он был близок – деревенские девки, да и Хелена, лишь изображают страсть, а на самом деле не испытывают никаких чувств. Фиона же получила истинное удовольствие от его ласк, он знал это наверняка. Это было заметно по тому, как она двигалась, по выражению ее лица, по сладостным стонам, которые она издавала, по тому, как она прильнула к нему всем телом, когда достигла высшей сте­пени наслаждения. Это он вызвал в ней такую страсть, и этим можно было гордиться.

Эван рассеянно зарылся рукой в густые шелковистые волосы жены, наслаждаясь прикосновением ее нежного стройного тела, вбирая в себя ее тепло. Наконец-то он ус­лышал, как женщина выкрикивает в экстазе его имя, и он жаждал услышать этот крик еще и еще. Пусть он некраси­вый, огромный, смуглый, весь покрытый шрамами, но он сумел заставить маленькую очаровательную Фиону кричать. «Одного этого достаточно, чтобы гордиться собой», – по­думал Эван, поцеловав Фиону в макушку.

На душе было легко и радостно. Наверное, еще и пото­му, что он больше не боялся, что в жилах его течет кровь сумасшедшего. Конечно, неприятно, что его отец по сути своей ребенок, а не взрослый мужчина, но это гораздо луч­ше, чем если бы он был сумасшедшим. Фиона открыла ему глаза на его отца, и за это он был ей искренне благодарен. Видит Бог, он, Эван, не собирался жениться, однако, по­быв мужем Фионы всего одну ночь, он был рад, что женил­ся на ней.

Единственное, что омрачало о настроение, это созна­ние того, что он может легко влюбиться в нее. С одной стороны, ему этого хотелось, он бы с удовольствием отдал ей свою душу и сердце, пусть распоряжается ими. И в то же время что-то его останавливало. Эван понимал, что посту­пает трусливо и даже нечестно по отношению к Фионе, но ничего не мог с собой поделать. За долгие годы он научился никого не любить и никому не доверять, и перемениться в одночасье, стать другим было не так-то легко. Эван грустно улыбнулся, подумав, что он, который с легкостью перено­сил физические страдания – а их выпало на его долю не­мало, – так боится сердечной боли.

Обняв обеими руками стройное тело жены, прижавшись щекой к ее волосам, он вздохнул и закрыл глаза. Вполне вероятно, что она уже держит его сердце своими маленьки­ми ручками, несмотря на все его попытки этого не допус­тить. Остается лишь надеяться, что у него хватит силы воли скрыть это от Фионы.