Едва Сева открыл дверь Кате на звонок, как из комнаты выплыл Николай, сияющий, словно перед своей коронацией.
– А-а, сестра! – весело сказал он. – Привет-привет! Не ждали… Никак медведь в тайге сдох. А похорошела-то как! Как расцвела! Прямо цветок на подоконнике! Чего пришла? Опять что-то выцыганивать?
Катя на минуту растерялась.
– Звал… – коротко объяснила она и кивнула на Севу.
– Дурак потому что, – лаконично отозвался Николай. – Он передумал.
– А он чего, онемел? – осмелела Катя.
– Не, пока еще нет. К несчастью. Но он у меня онемеет навсегда и очень скоро, если не возьмется за себя! – пригрозил Николай. – Его язык запросто может стать его последним оплотом свободы. Что в пакетике, сестра? – И он подкинул вверх пакет, который держал в руках.
Катя обозлилась:
– Тебе чего нужно? Чего пристал? Тебя кто сюда звал? Это не твой дом!
– Но и не твой! А он, – Николай кивнул в сторону Севы, – мой родной старший брат. Родной, усвоила? И единственный! Всю душу он из меня вынул, романтический мерзавец! Но я призван его защищать и беречь, как свою родину. Это мой долг. Так что в пакетике? – И Николай снова подбросил его вверх.
Катя потемнела от бешенства и гневно заверещала:
– Какое тебе дело до моего пакета? Отдай его мне! Он мой! Я за ним пришла!
– Забыла добавить «ласковый», – флегматично заметил Николай. – И еще «рубиновый». Или «малахитовый». Драгоценных камешков на свете много, всех не пересчитать. Так что там? Говори, или я его вскрою и сам посмотрю!
– Нет! – закричала Катя. Она подлетела к Николаю и вцепилась в его руку, пытаясь вырвать свой пакет. Николай со смехом отбивался и отталкивал ее. – Отдай! Это не твой! А ты что молчишь?! – вдруг повернулась она к Севе, мрачно наблюдавшему за происходившим.
Сева не знал, что делать и говорить. Он дал согласие на приезд брата, а теперь жалел об этом. Катя пришла, и для чего весь этот цирк? Это дурное представление? Что в пакете, что в пакете… Действительно, привязался…
– Отдай ей пакет, – пробурчал Сева. – И пусть она идет…
– Да, отдай! – обрадовалась Катя. – Мне нужно идти! Ой как нужно!
Николай протянул руку с пакетом:
– Держи!
Но едва Катя рванулась за своей, очевидно ценной, вещью, мгновенно отдернул руку назад и гулко захохотал.
Внезапно дверь открылась, и вошли три человека в милицейской форме. Сева изумился и вдруг вспомнил, что никто из Бакейкиных за Катей не закрыл замок, не щелкнул им, и она сама тоже, а Николай… Он куда-то позвонил с мобилы, едва Катя вошла, и что-то сказал, негромко так, два слова…
Катя попыталась проскочить к двери, но вошедшие загородили ей путь. Они стояли широко и властно – могучая кучка! – полностью заслонив спинами выход.
Катя истошно заголосила, и Севе стало как-то нехорошо и больно. Словно он сам заманил ее сюда, а потом выдал. И не важно ему, что в пакете – ворованные драгоценности, наркотики или поддельные документы на чье-то имя… Не важно… Он – обманщик, предатель…
– А-а-а! – заорал он так неожиданно, что люди в передней вздрогнули и автоматически, как по приказу, повернули к нему три головы.
И Катя все поняла, сообразила, ловко воспользовалась моментом. Она змеей – настоящей гадюкой, как потом сказал Николай, – прорвалась между зазевавшимися ментами и вырвалась на площадку. Они метнулись за ней, но Катя догадалась захлопнуть за собой дверь, а пока они открывали незнакомый замок, безвозвратно промчались те драгоценные секунды, что позволили ей пролететь по лестнице, выскочить во двор и раствориться в темноте…
– Ну ты и сволочь! За укрывательство и пособничество сядешь! – угрюмо пообещал Севе вернувшийся ни с чем старлей.
– Сяду! – согласился счастливый Сева. – Это не вопрос.
– «Как упоительны в России вечера…» – нежно промурлыкал Николай. – Хочется бросить кости… Ночь на дворе…
В пакете действительно оказался героин.
– Ситуация матовая, – сообщил Николай, разливая вино по бокалам. – И нечего на меня глаза пялить! Да, я, Николенька, маменькин сынок, снова начал пить! Тут запьешь…
Братья сидели на кухне у Севы.
– Значит, так… Объясняю. Какое-то время назад я попался… Ну, вляпался в нехорошую историю. Мне грозил срок… Большие деньги можно быстро нажить только воровством и обманом.
– А что ты сделал? – наивно спросил Сева, рассматривая на свет тарелку с сыром. Не заплесневел ли? Не опасно ли его есть? – Коль, может, нам надо было этих милиционеров тоже пригласить за стол? Работа у них тяжелая, каторжная. Всю жизнь с ворьем возятся, бедолаги… От нормальных людей давно отвыкли. Всю жизнь никому не верить – это же спятить можно в два счета!
Николай махнул рукой:
– Не! Им на службе пить не положено. Пускай дают стране угля! И вообще не суйся в мои дела. Кто тебя просил орать как оглашенного? Всю операцию ребятам сорвал… Негодяй ты все-таки, Севка… И блаженненький.
Сева согласно мотнул головой.
– Так что ты сделал? Почему тебя в тюрьму?
– А я в самую маленькую матрешку, которая уже не раскрывается, в последнюю крошку, внутрь, в серединку, а-аккуратненько влеплял ма-аленький такой бриллиантик.
Камешек-лилипутик. И продавал за рубеж. Своим людям, конечно. Хо-орошо получал! Но потом мог и получить совсем другое… Подвела меня одна матрешка-малышка, схалтурил кто-то из наших. Она возьми да и разломись в самый непредвиденный момент, гадюка… Ну, я, конечно, отмазался. За большие деньги. Там тоже нужно знать, кому и сколько, а иначе влипнешь по самое не хочу. Но меня все равно менты на мушке держали. И когда ты на эту свою Катьку запал, я сразу сообразил, что к чему. Если я помогу родным органам раскрыть какой-нибудь притончик по торговле наркотиками, то стану для любимого МВД совсем белым и пушистым. Но не вышло. По твоей вине. А ты себе уяснил, как важно пресекать все каналы наркоторговцев? Это же яд, погибель! Кого ты выручаешь? Паразитов всяких…
Сева думал, глядя на очень подозрительный сыр. Можно его есть или нельзя?.. Брат мой Колька…
Николай встал, взял тарелку с сыром и вышвырнул его в мусорное ведро.
– Чтобы ты не мучился. А то прямо исстрадался весь! Всю душу ты из меня вынул, мерзавец!
– Я не их выручал, – сказал Сева. Он давно догадывался, как темен и скрытен его младший брат. – Я Катю…
– Пусть застрелится! – мрачно пожелал ей Николай.
Прошла тихая спокойная осень. Миновала белая зима. Сева отдохнул, вернул потерянный от счастья вес и купил себе новый свитер. Николай подарил ему сервиз и пару костюмов. А в конце марта, когда начал стаивать снег, в окно тревожно вламывался весенний бродячий ветер и деревья подумывали вовсю распуститься, у Савеловского вокзала к Севе подошла немолодая цыганка в ярко-зеленом платке.
– Кто-то сглазил тебя, насквозь вижу! – решительно констатировала она. – Хочешь, выручу? Молодой ты еще, неопытный! Я все могу, все умею, расскажу, что было и что будет, не торопись!
Севу, как всегда, не интересовало ни то, что было, ни то, что будет. Только тоска, которую вдруг разбудила в нем цыганка своими дурацкими приговорками, повела его за собой, куда-то в сторону от стихов, от работы, от друзей. Он со страхом думал о том, что может вдруг встретить Катю и что, если она вернется, начнется все сначала, но почему-то, независимо от этого страха, подчиняясь неведомой силе, стал без устали мотаться в поисках по всем вокзалам Москвы.
Однажды Севе показалось, что возле электрички в непрерывном потоке пассажиров мелькнуло знакомое лицо одной из сестер. Он бросился за ней, но она ловко вильнула узким телом и мгновенно скрылась в толпе…