Где бы мы с Наташкой ни пили, она рано или поздно начинала подвывать: «Ленка, а помнишь, как ты в студенческой общаге отдала мне последний супчик?» Это означало – ей больше не наливать. Но ей наливали. И подкладывали самые большие куски. Дальше она смаковала подробности. Как пришла в мою комнату. Спросила поесть. Я предложила ей супчик. Мы варили его из пакета и называли противозачаточным. Супчик был в покореженной кастрюле и неаппетитно выглядел. Зато оказался вкусным. За это она до сих пор мне благодарна. Уже пятнадцать лет.
Если честно, то я ничего не помню про этот супчик. Возможно, так оно и было. Накормить для меня голодного – естественная потребность. Как поесть самой. Может, от того и не запомнила. Но для Наташки этот супчик – блуждающая тень прошлого. Символ студенческого братства. И знак свободы.
Наташка была всегда спокойна. Независимо от обстоятельств. Мне она говорила: «дели все на десять» и «не пили опилки». Когда я делила, у меня получалось абсолютное число со знаком минус. Когда отметала в сторону опилки, оставалось бревно. Мои проблемы были вселенского масштаба. У нее проблем не было никогда. Потому что все свои проблемы она просыпала. Просто ложилась спать.
Она пропускала лекции и семинары. Отлынивала от колхоза. Отказывалась от дежурства по этажу. Не ходила на факультетские собрания. Спала она столько, сколько хотела. Все остальное для нее не имело никакой ценности. Многие называли это безответственностью.
Я ее просто не понимала. Я думала, что источник знаний – книги. Наташка думала, что источник знаний – сама жизнь. Поэтому я шла в библиотеку, а она – на дискотеку. Я все сексуальные предложения отклоняла. Тем более, что они были ненавязчивыми. Она все сексуальные предложения принимала. Потому что они были навязчивыми.
Забеременела она на третьем курсе. От студента – медика. Звали его Аркашей. Как всякий порядочный мужчина он обязан был на ней жениться. Что он и сделал. Вопреки воле своих родителей. Но Наташкина воля была сильнее.
Свадьба была по месту жительства жениха. Двести пятьдесят километров от нашего Кейска.
Ехали мы пять часов. Потом шли пешком. Наташка уверяла, что адрес запомнила. Пришли. Оказалось, не туда. Она перепутала номер дома. Пришлось спрашивать у прохожих. Нашли. У Аркаши и его родителей были такие лица, будто готовились не к свадьбе, а к похоронам. Мама разогрела нам рисовую кашу. От поминальной она отличалась только тем, что там не было изюма. Всю ночь не спали. Придумывали свадебные приколы. Наташка готовилась к старту семейной жизни. Во сне.
В загс поехали на трамвае. За свадебным столом сидели недолго. Через час встали. Есть было нечего. Родители Аркаши были бережливыми. Мама – известный гинеколог. Папа – известный железнодорожник. Точнее – начальник железнодорожников. Спали мы в тупике. В отцепленном вагоне. Каждый на своей полке и со своим комплектом постельного белья. Молодые были с нами. Потому что до первой брачной ночи у них было много внебрачных. Там мы и погуляли. Пропили Наташку, как полагается, с размахом. От всей души, от чистого сердца.
Через шесть месяцев Наташка родила мальчика. Назвала Леней. Наверное, в честь Брежнева. Из общаги она съехала. Встретились мы с ней через несколько лет.
Она работала в школе, я – в газете. В школе надо было вставать в шесть утра. Отводить ребенка в садик, кормить мужа и в восемь быть, как штык, у школьной доски. Когда она проспала первый раз, директор сделал изумленные глаза. Когда второй – внушение. А когда третий – объявил выговор. Наташка решила ему отомстить и ушла в декретный отпуск. Из-за несовершенства системы образования у нее родилась дочь. Теперь она могла спать столько, сколько хотела ее дочь. Муж спал меньше. Требовал выполнения супружеских обязанностей. Он считал, что они заключались в приготовлении пищи. Наташка так не считала. Аркаша нашел себе женщину, которая считала так же, как он, и ушел к ней.
Наташка осталась одна с двумя малышами. Старшему было четыре, младшей – два. Спать уже не хотелось. Не хотелось ничего. Ни есть, ни пить, ни любить, ни жить. На учительскую зарплату хотеть много нельзя.
Наташка из школы ушла. Стала преподавателем истории в педагогическом институте. Потом защитила кандидатскую диссертацию. Потом написала книгу. Съездила на стажировку в Канаду. Пока занималась своей карьерой, дети выросли. Устроила их в институт. Потом начала устраивать свою личную жизнь. Получалось плохо. Эпизодически. Как в коротком спектакле из двух актов. Действие было короче бездействия. Хотелось играть главную роль, а доставалась второстепенная. Наконец, фортуна ей улыбнулась.
Сергей был актером любительского театра. Наташка говорила, что режиссером драматического. Он был гением. И добавляла – непризнанным. Образование – ниже среднего. Не закончил даже десятилетку. Зато он много знал. Больше, чем знают в десятилетке. Еще он был на голову ниже ее. В прямом и переносном смысле. Разница – на 20 сантиметров, на диплом вуза и на звание доцента. Наташку это не смущало.
До своего роста она дотянуть его не могла. И начала сгибать ноги в коленях. Сняла туфли на высоком каблуке. Сдала вступительные экзамены и «поступила» Сережу в институт культуры. Провела широкую рекламу его театра и организовала гастроли. У Сережи появились деньги, и он предложил Наташке руку и сердце. Довеском шла его фамилия. Наташка менять фамилию не хотела. Новая фамилия стала причиной их первого добрачного скандала. Наташка уступила. Из доцента Гутман она стала доцентом Сергеевой.
Больше ничего не изменилось. Он живет в отдельной комнате общежития в районном центре. Она – с детьми – в отдельной квартире в областном. Расстояние между ними 250 километров. Встречаются раз в месяц по предварительной договоренности. То на его, то на ее территории. Остальное время каждый занимается своим делом. Она учит студентов истории. Он учит новую роль. Она мечтает уехать в Америку. Он мечтает сыграть Гамлета. Я как-то спросила у Наташки: «Зачем было регистрировать такие отношения? Они ведь ни к чему не обязывают». Она пожала плечами: «Именно потому, что они к чему не обязывают».
После университета Вера получила распределение в восьмилетнюю школу деревни Сидоровка. Ехать в деревню ей не хотелось. Жить в пристройке от школы, где нет унитаза и душа – тоже. Тогда она решила выйти замуж.
В списке ее поклонников был один Александр. С первого по третий курс он любил ее тайно. С четвертого по пятый – явно. Дарил цветы, приглашал в кино и давал списывать лекции. На пятом курсе сказал, что любит и, не дождавшись «я – тоже», перевелся на заочное отделение.
Вера нашла его на госэкзаменах и сказала: «Сделай так, чтобы я была твоей». Александр не знал, как это сделать, и пошел за советом к старшему брату. Тот охотно поделился своим сексуальным опытом. Теоретически Александр все усвоил. Но когда дело дошло до практики, у него ничего не получилось. Получилось только с третьего раза. Когда я дала им ключ от своей квартиры. Так Вера стала женщиной, а Александр – мужчиной.
В деревню Сидоровка она не поехала. Поехала в деревню Алехино, где жили Сашины родители. Там она обнаружила, что Александр знает, что Деникина зовут Иван Денисович, а Колчака – Александр Васильевич. Этого было достаточно, чтобы Вера начала уважать своего мужа.
Но мужу одного уважения было недостаточно. Он требовал любви. Вера очень старалась. Каждый раз, когда он восхищал ее своими знаниями, она говорила: «Этого человека я люблю!» Когда родился ребенок, Вера старалась полюбить мужа за то, что он – отец ее ребенка. Когда родился второй ребенок, она старалась полюбить мужа за то, что он – отец двоих детей. Когда Александр ухаживал за больным дедом, она старалась полюбить его за то, что он – хороший внук.
Десять лет Вера и Александр работали в одной школе. Вели один и тот же предмет. В том числе и у своих детей. Они никогда не разлучались. Были одной дружной семьей и дома, и в школе. На мой вопрос – «Как дела?» – Вера неизменно отвечала: «Я люблю этого человека».
Потом у Веры заболела грудь. Она решила, что у нее рак и прошла обследование в онкологическом диспансере. Рака не обнаружили. Тогда Вера стала жаловаться на головные боли. Вызвали «скорую». Врач измерил давление. Было 140 на 90, и он сказал, что до гипертонического криза далеко. Вере слово «криз» понравилось. Когда «скорая» уехала, она сказала Александру, что у нее гипертонический криз. Александр испугался и вызвал «скорую» второй раз. Врач сказал, что оснований для госпитализации нет. Александр рассердился. Позвонил знакомому врачу и попросил, чтобы жену положили в больницу. Он верил, что она нуждается в медицинской помощи.
Вера пролежала в больнице три недели. Существенных отклонений от нормы у нее не обнаружили. После больницы она стала ходить к психотерапевту. Потом – к ортопеду. Потом – к гинекологу. Потом – к кардиологу. Потом – к урологу. Александр окружил ее заботой и вниманием. Вере это понравилось, и она продолжала ходить по врачам. Принимала лекарства, соблюдала диету и надевала ортопедический воротник.
Однажды я попыталась его стащить. Она замахала руками и закричала:
– Ты понимаешь, что у меня нет здоровья.
– Вера, у тебя нет любви!
– Дура, я люблю этого человека.
И обиделась. Не знаю, за что. Наверное, за то, что я ей не поверила.
Танька сказала:
– Для многих женщин брак – это усыновление.
И усыновила Гошу.
Она вставала в пять утра, пекла ему пироги и делала яичницу. На десерт подавала клюквенный морс и самодельное мороженое. Потом провожала на работу. С собой давала термос с супом, кастрюлю с котлетами и баночку с салатом. Вечером она топила ему баню, терла спину, закутывала в полотенце и поила пивом. В выходные Гоша спал, а Танька полола грядки, стирала Гошино белье и готовила праздничный ужин. Она делал все для того, чтобы Гоша был сытым и счастливым.
Сытым он был всегда. Счастливым – только в выходные. Чтобы быть счастливым всегда, он бросил работу. Дома он много спал, смотрел телевизор и читал журнал «Вокруг света». Танька прибегала на обеденный перерыв и кормила Гошу обедом. Сам он поесть не мог, потому что не мог найти еду в холодильнике. Еды было много, а ему надо было есть только все полезное. Что полезное, знала только Танька. И еще она знала, что надо надевать дома, а что – на улицу. Гоша этого не знал. И ходил всегда в одном трико с вытянутыми коленками. Танька начала вывешивать одежду на стулья и прикреплять к ней записки. На брюках было написано – брюки, а на рубашке – рубашка. И стояла красная галочка, означавшая, что это можно одевать на улицу. На спортивных брюках и футболке висела бумажка с черной галочкой, означавшая, что это можно одевать только дома. Гоша был сообразительный. И никогда ничего не путал.
Потом ему надоело сидеть дома, И он начал проситься на работу с Танькой. Она не возражала. Когда Гоша – на глазах, на душе было спокойней. Она работала в школе. Там против Гоши никто ничего не имел. Она усаживала его за последнюю парту и просила внимательно слушать урок. Но Гоша слушать ничего не хотел, потому что в школе он уже учился. Правда, не помнил, когда. Он попросил у Таньки разрешение ходить в бар напротив. Танька разрешила. Когда он был в баре, он ей не мешал вести уроки. В баре Гоша смотрел телевизор и пил кофе. Потом начал пить пиво. Потом – водку. Танька на него не ругалась, потому что понимала – ему скучно.
Но Гоше скучно не было. В баре он познакомился с девушкой Светой, которая ездила на мотоцикле и носила блестящий шлем и узкие джинсы. У Таньки такого шлема не было. И джинсов – тоже. Поэтому Гоша полюбил Свету. А Света любила мартини, которое Танька никогда не пробовала. Гоша сказал, что ему нужны деньги на лекарства от суставов. Оно стоило дорого. Танька провела несколько дополнительных уроков и заработала на лекарства. Но Гоша купил не лекарства, а мартини. Они со Светой выпили большую бутылку и поехали кататься по горам. Обоим было весело и не страшно. Страшно стало, когда они перевернулись и свалились в кювет. Света сломала ногу, а Гоша – руку. Он помог ей выбраться из ямы и вызвал «скорую помощь». Свету увезли в больницу. Гоша в больницу не пошел. Пошел к Таньке в школу. Она увидела его перевязанную руку и испугалась. Сразу же взяла отпуск и стала за ним ухаживать.
Через три дня Гоша сказал, что за ним ухаживать не надо. Потому что он уже здоров. А вот его подруга Света еще больная и лежит в больнице. Танька спросила, какая Света и почему она ему подруга. Гоша обиделся. Неужели Танька не понимает, что когда она на работе, ему скучно, и надо с кем-то дружить. И сколько можно сидеть в четырех стенах. Он свободный человек. И не хочет сидеть в четырех стенах. Потому что надо познавать мир.
Таньке понравилось стремление Гоши познавать мир. И она дала ему денег, чтобы Гоша купил что-нибудь своей подруге.
Света уже ходила на костылях. Она обрадовалась Гоше, и они обнялись. Потом поцеловались. Потому что соскучились. Гоша сказал, что ему надоело жить с учительницей Танькой, и он хочет жить с мотоциклисткой Светой. Но Света призналась, что она живет с другим мотоциклистом. И как можно жить вместе, если у них нет общих интересов. Вот если бы у Гоши был мотоцикл, тогда другое дело. Тогда на эту тему можно было поговорить предметно.
Гоша пришел домой и сказал Таньке, что ему нужен мотоцикл. Танька сказала, что у нее нет денег на мотоцикл. Есть только немного на шубу. Шуба была нужнее, потому что Таньке не в чем было ходить в школу. Ей было стыдно перед учениками за свой китайский пуховик. Гоша сказал, что в китайском пуховике нет ничего стыдного. И вообще за молодежью не угонишься. Если Танька будет брать пример с учеников, то какая она учительница. А мотоцикл – вещь нужная. На нем можно ездить на рыбалку и покорять невысокие вершины. И еще на мотоцикле чувствуешь себя свободным.
Таньке понравилось, что Гоша хочет чувствовать себя свободным. И дала деньги на мотоцикл.
Гоша купил мотоцикл и приехал на нем в больницу к Свете. Он посадил ее на заднее сиденье и повез в горы. В горах они поцеловались и дали клятву верности. Оба были счастливы. Гоша тем, что у него есть новая жена Света. А Света – тем, что у нее есть новый мотоцикл, Гошин.
К Таньке они приехали вместе. Но говорила Света. Она сказала, что всякое в жизни бывает. Бывает, люди друг друга любят. А бывает, не любят. Пусть она их благословит. И придет на свадьбу. Подарка не надо. Потому что они и так счастливы. Без подарка.
Но Таньке без подарка идти на свадьбу было неудобно. Она купила большое пуховое одеяло. И заплакала. Ей было жалко расставаться с Гошей. Но она отдавала его в хорошие руки. И как любая мать желала счастья своему сыну. Хотя он был и не сын. Просто муж, заменивший ей сына. А это было вдвойне приятней. Тем более, когда он вырос и сам женился.
Юльку было впору записывать в Книгу рекордов Гиннесса. По количеству несчастных любовных историй в мире ей равных не было. Все ее отношения с мужчинами строились по одной схеме: пришел, увидел, переспал, бросил. Он уходил счастливый и обласканный, а она оставалась несчастной и одинокой. В какой стадии находилась ее love story, можно было определить по ее внешнему виду Если в начале – пришел, увидел, переспал – она красила волосы в оранжевый цвет, щедро накладывала макияж и носила туфли на каблуках. Если happy endа не получалось, Юлька натягивала старые, поношенные джинсы, в которых всегда выгуливала собаку, мужскую, бесформенную майку и ограничивала свой туалет одним мытьем головы с земляничным мылом. Она думала, что таким образом выражает презрение к миру и окружающим. На самом деле – к себе.
– Я не понимаю, – по-детски всхлипывала она в телефонную трубку, – я же ему дала все, что он хотел. Почему и он меня бросил?
– Может быть, все дело именно в этом? – успокаивала ее рассудительная подруга.
– В чем?
– В том, что ты дала все, что он хотел, и ему больше от тебя ничего не надо. Дело, скорей всего не в них, а в тебе. Ты же влетаешь в любые отношения, как «скорая помощь». Приводишь в чувство, проводишь реанимацию, оказываешь милосердие. В этом твоя роль. Роль доктора. А доктор всегда расстается со своими пациентами. Неужели не понятно? Ты по-другому не пробовала?
– Как это по-другому?
– Вот именно – как. Ты даже не знаешь – как.
– Так подскажи. Все-таки главная подруга. У тебя почему-то все по-другому. И муж, и любовник, и никто не бросает. Кстати, почему не бросают?
– А ты хочешь, чтобы меня бросили?
– Нет, не хочу. Я хочу, чтобы не бросали меня.
– Юлька, это уже диагноз. Тебе надо к психотерапевту.
– И что я ему скажу?
– То же самое, что мне. В качестве примера расскажешь про свой последний роман.
Этот роман был самый показательный. Юлька спускалась по эскалатору, когда кто-то грубо толкнул ее в бок. Успев закипеть гневом, она резко обернулась и застыла с открытым ртом. Перед ней стоял вылитый Иван-царевич. Светлые, цвета зрелой пшеницы волосы оттеняли васильковые, обрамленные густыми ресницами глаза. Тонкие губы медленно расплылись в виноватой улыбке:
– Простите, я нечаянно, я не хотел.
– Нет, ничего, всегда пожалуйста, – смутилась Юлька.
– Вы прекрасны, – выдохнул Иван-царевич и протянул ей руку.
– Вы, правда, так думаете?
– А кто-то думает по-другому?
Юлька многозначительно пожала плечами и прильнула к нему взглядом.
Через два часа Иван-царевич, удобно расположившись в Юлькиной кухне, поведал о своей несчастной доле. Из своих двадцати пяти лет пять он смело может вычеркнуть из жизни. Потому что они пришлись на его неудачный брак. Свою жену он никогда не любил, а женился, как всякий порядочный человек из-за того, что девушка оказалась в интересном положении. Семейная жизнь ему опостылела. Он находится на грани развода. Мечтает встретить родную душу. Но теперь твердо знает, что его мечта сбылась. Вот она, рядом, на расстоянии протянутой руки. Он искал ее всю жизнь. И теперь никому не отдаст. И если Юлька не против, он у нее останется ночевать. А завтра принесет вещи, и они будут жить вместе.
Юлька ничего против не имела. Расстелила ему постель, приняла в свою, закутала в нежность, убаюкала ласковыми словами и безмятежно заснула. Во сне она вместе с Иваном-царевичем качалась на розовых облаках, купалась в солнечных лучах и таяла от внезапно нахлынувшего счастья. Резкий звонок будильника вернул ее на землю. Ивана-царевича не было. Юлька заглянула даже в холодильник. О романтическом вечере напоминал только оставшийся кусок обветренной колбасы, да листья увядшего салата. Юлька пришла в ярость. Особенно после того, когда обнаружила, что вместе с восторженным влюбленным исчезли все ее сбережения.
После этой истории Юлька приходила в себя долго. Она выключила телефон, купила ящик пива и погрузилась в мрачные мысли.
Подруга ворвалась в квартиру с самыми страшными предчувствиями. Собака, виновато виляя хвостом, начала отчаянно заметать следы своего пищеварения. Лавируя между пустыми бутылками и кучами дерьма, Ленка пробралась к форточке, с силой открыла створку.
Юлька пустыми глазами смотрела в потолок и не подавала признаков жизни.
– Вставай, – тормошила ее Ленка. – Вот тебе телефон. Это хороший доктор. По рекомендации моей матери. Он отличный специалист. Если не сходишь к врачу, боюсь, что в следующий раз не застану тебя живой.
– Мне все равно, – прошептала Юлька. – Никто меня не любит. Зачем тогда жить?
– Жить надо не ради кого-то, а для себя. Вставай, дуреха. Смотри, какая отличная погода. Мороз и солнце, день чудесный.
Ленка потащила Юльку в ванную, отмыла ее, сварила кофе и убежала выгуливать собаку. Та визжала от счастья.
Дворники боролись с выпавшим снегом.
Психотерапевт Юльке не понравился. Изъеденное оспой лицо не отражало никаких чувств. Аккуратно выращенная по овалу лица бородка и опущенные усы казались приклеенными. Полные, будто накаченные губы, не вытянулись даже в вежливую улыбку. Его жесты – протянутая рука (приглашение сесть) и кивок головы – знак поддержки – казались неестественными, отдавали фальшью. Его круглые, цвета густого тумана глаза просвечивали Юльку рентгеном. Она остановила взгляд на трех продольных морщинах на его лбу. Он выдержал паузу и предложил Юльке рассказать о своей проблеме. Она поежилась, брезгливо отвернулась в сторону и куда-то в угол начала рассказывать про свою многократно несчастную любовь. Когда закончила, опустила голову вниз и жалобно вздохнула:
– Мне не хватает любви.
– Когда вы это почувствовали?
– Давно. Еще в детстве. Но я не люблю рассказывать о своем детстве, потому что считаю, что его у меня не было. Я стала взрослой в четыре года, когда на свет появилась моя сестра. Любимая дочь моих родителей.
У меня была заветная мечта – быстрее вырасти и уйти из родительского дома. Я готовилась к этому заранее. Вместе со своими дворовыми друзьями расчистила сарай для угля. Выкрасила стены, побелила потолок, расстелила на полу украденные у соседей половики, развесила по стенам картины и устроила из найденного на помойке кресла койко-место. Это был мой дом, где я не слышала криков отца, не встречалась с холодным, равнодушным взглядом матери и не видела вечно капризничавшую сестру. Мне тогда было всего шесть лет. Но я уже отделилась от родителей. Это случилось после того, когда я поняла, что не смогу ни заслужить, ни заработать их любовь. Хотя я очень старалась. Ухаживала за своей сестрой. Мыла полы. Бочками из водокачки возила воду. Ведрами таскала уголь. Ходила в магазин. Но на меня никто не обращал внимания.
– Значит, вы до сих пор бочками возите воду, ведрами таскаете уголь, ходите в магазин и постоянно моете полы.
– Нет, сейчас я ведрами ничего не таскаю.
– Эта метафора. Вы по-прежнему считаете, что любовь надо заслужить, заработать. То есть сначала отдать, а потом получить.
Юлька задумалась, оживилась и продолжила:
– Когда я просила почитать книгу, мать говорила: «Ты должна быть самостоятельной», и я научилась читать в пять лет. Помню, этим очень удивила воспитателей в детском саду, куда я ходила одна, без сопровождения взрослых. В шесть я записалась в библиотеку, и с тех пор этот храм знаний стал для меня символом всей жизни. Я набирала книг и, закрывшись в углярке, погружалась в незнакомый, полный любви, благородства и справедливости, мир. Там жили любящие родители, добрые волшебники, прекрасные принцы. Но за стенами этой углярки все было по-другому.
– Вы так и сидите в этой углярке. Потому что только взаперти можно встретиться с прекрасным принцем и добрыми волшебниками. Вы понимаете, что это мечта из детства продолжает вас держать в оцепенении, отодвигая возможные, желаемые для вас отношения?
– Но я уже давно выросла.
– Вот именно. Давайте продолжим разговор в следующий раз. А на сегодня прервемся.
Юлька попрощалась и вышла на улицу. В глаза ударило солнце. Лица прохожих стали приветливее, а воздух – прозрачнее. Ей показалось, что тело стало таким легким, и недоброжелательное отношение к доктору сменилось чувством благодарности.
– Ленка, он такой хороший! – ворковала она в трубку своей подруге.
– Кто на этот раз?
– Доктор. Я тебе так благодарна, что ты посоветовала обратиться к нему. Он открыл мне глаза. Теперь я знаю, почему я вляпываюсь в отношения, в которых меня используют.
– Надо их полностью исключить и строить совсем другие. Ты это учла?
– Конечно. И я даже знаю, с кем я их построю.
– С кем?
– С доктором.
– Ты что, рехнулась?
Но Юлька уже ничего не слышала. Она боролась с нахлынувшей на нее нежностью. Убеждала себя в том, что любовь к психотерапевту – ложная, и реальные отношения невозможны. Но ничего не получалось. Образ доброго, умного, интеллигентного доктора упрямо лез в ее голову. Через месяц появились все симптомы депрессии. Юлька поняла, что лекарства от несчастной любви нет.
Я сделала все, как написано в пособии «Как соблазнить мужчину». Почистила лицо, 20 минут полежала с глиняной маской на лице, помылась с ароматным мылом и надела самую короткую юбку. Утром, сделав установку на успех, с улыбкой покачивая бедрами, зашла к нему в кабинет.
– Вадим Викторович, чай будете? – спросила я.
– Да, – ответил он, не поднимая глаз от бумаг.
– С сахаром или без? – настаивала я.
– С сахаром, – буркнул он и вопросительно посмотрел на меня. – Вы что-то еще хотите сказать?
– Нет, но может быть, будут какие-то распоряжения?
– Когда будут, тогда будут, – проворчал он и показал, что разговор окончен.
Наверное, я что-то сделала не так. Надо посоветоваться с Машкой. Главное, чтобы он посмотрел на мои ноги. Все говорят, что во всей фирме других таких нет.
Сегодня я специально, когда он проходил мимо, уронила копию договора. Потом изогнулась так, чтобы четко обозначилась линия бедра. Ура! Сработало! Куда ему еще было смотреть, как не на мои ноги. Чувствую, он в отпаде. Ну, а его «нельзя ли поосторожней» – это явно из-за смущения. По-моему, он даже слегка покраснел. Целый день я маячила у него перед глазами. Один раз даже нечаянно коснулась его руки. Ничего, что отдернул. Наступит время, когда сам будет просить. Заметно, как взгляд становится теплее.
Он появился в офисе после обеда с какой-то крашеной блондинкой. Шансов у нее мало. Когда люди имеют общее дело, оно до тела не доходит. Это я в «Экспресс-газете» такую шутку прочитала. Ну и духи у нее! Явно паленые. А уж я-то знаю, что он балдеет от «Шанели номер пять». Я сегодня на себя полпузырька вылила. Для такого дела ничего не жалко. Когда зашла подписывать договор, он немного поморщился. Но это потому, что чувствует, как в меня влюбляется. Не зря же пять раз вызывал в кабинет. Будто бы не может в бумагах разобраться. А сам глаза так и прячет. Предвижу, какая у нас будет ночь. О, мой страстный поклонник! Завтра вместе едем в командировку Так что будет возможность три часа поговорить в машине. А то все на людях и на людях.
Выглядел он каким-то помятым. Наверное, не выспался. Ясно, что думал обо мне. Я болтала без умолку Такая милая, дамская чушь: где можно купить красивое белье, настоящие духи и сумочку из натуральной кожи. Пусть знает, какой у меня тонкий вкус. Но он молчал. Может быть, ему такие разговоры дома надоели. Перешла к умной беседе. Хорошо, Машка мне конспект составила – какие писатели сейчас модные, где какие выставки, фильмы и прочая заумь. Рассказала несколько анекдотов – не смеется. Прочитала притчу – молчит. Может быть, он просто меня хочет, а стесняется.
Ко мне подошел сам. Попросил вызвать бухгалтера, написать приказ и позвонить в Москву. Ну, конечно, это просто предлог. Завтра же выходные. Хочет пригласить меня на природу, а не решается. Правильно делает. Что у всех на глазах-то роман крутить. Надо проявлять осторожность. Я помню, как он на меня смотрел на прошлогоднем банкете. Пригласил на танец, поцеловал в щеку. Значит, будет продолжение. А потом – более высокая зарплата, должность. Сколько же мне можно при моей внешности в секретаршах ходить? Все ждала, когда спросит: «что вы делаете в выходные». Не спросил. Трудно ему. Скрывать чувства всегда трудно. Он даже злиться на меня начал. Посмотрит, как рублем одарит. Бедненький. Милый мой. Уж я тебя утешу
Не позвонил.
Не позвонил.
Сегодня хотела в кафе сесть вместе с ним за один столик. А он пересел. Конечно, правильно делает. Не дай бог, кто узнает, что у нас с ним роман. Молодец, бережет меня от злых языков. Значит, уважает. А как он сегодня зажмурился, когда увидел меня в декольте. Уже готов. Машка считает, что надо брать инициативу на себя. Решено. Завтра, когда все уйдут.
– Вадим Борисович, – начала я. Вы так много работаете. Может быть, пора и расслабиться.
Я подошла к нему и начала развязывать галстук.
– Что вы делаете? – выпучил он на меня глаза. – Сядьте на диван.
– Как хочешь, дорогой, – покорно согласилась я и расстегнула блузку.
А он, вместо того, чтобы подойти ко мне, начал дико хохотать:
– Милочка, вы решили меня соблазнить? Но для этого мало хорошенькой попки. Надо иметь и светлую головку. (Это ему мои рыжие волосы не понравились. Говорила же Машке, надо в блондинку перекраситься.) Но это дело поправимое.
– Вы так остроумны, Вадим Борисович, – засмеялась я от души. – Как это мило – «к попке прилагается головка». Идите ко мне.
А он все хохотал. Смешинка ему в рот попала, что ли? Потом бросил мне ключи и сказал: «Закройте офис и завтра ровно в девять будьте здесь».
Ура! Значит, завтра!
Еще никого не было, когда я смело распахнула его дверь. Он молча протянул мне бумагу и попросил ознакомиться. Это был приказ о моем увольнении.
– За что? – спросила я.
– Вам просто не за что платить деньги, – отрезал он.
Я разрыдалась и убежала. А что рыдать-то? Вот дура. Он же так специально сделал, чтобы о нашем романе никто не догадался. Сразу видно – человек серьезно настроен. Вот что значит любовь. Позвоню через неделю.