День начинается как обычно. С будильника и чувства тревоги. Лежу и прислушиваюсь к тишине. Тишина – это хорошо. Но не всегда. Например, сейчас родителям положено уже вставать и собираться на работу. Отцу – так точно. Беру телефон и проверяю соцсети. Там ничего. И это тоже вроде бы неплохо. И вместе с тем разгоняет мой тревожный локомотивчик еще сильнее.
Умываюсь, забегаю на кухню, там пусто. Было бы глупо не воспользоваться такой удачей, поэтому я жарю себе яичницу. Пока она готовится, собираю волосы в два пучка наверху, снизу оставляя распущенными.
Возвращаюсь к плите и скидываю яичницу на тарелку. Но дальше не рискую и забираю завтрак к себе в комнату. Попутно наношу макияж. Может быть, это глупо, но косметика чудится мне каким-то забралом между моей душой и внешним миром. Эта броня очень тонкая, но она у меня и не одна.
Слышу, что отец встает и своей тяжелой поступью направляется в ванную. Значит, на работу пойдет, это хорошо.
Я быстро одеваюсь. Черные джинсы, большая белая футболка, которая торчит из-под черного свитшота с надписью «get off». Очень подходит под настроение. Не только сегодня. Кидаю в рюкзак учебники, которые пообещала Ваняеву. Прислушиваюсь. Вода шумит, отец набирает ванну. С похмелья он всегда принимает ванну. Как будто это может нейтрализовать его перегар. Но обуваюсь я все равно около лифта.
До школы добегаю впритык, но успеваю до звонка. Когда подхожу к классу, заметно волнуюсь. Но привычным уже усилием стираю с лица все эмоции, замедляю шаг, в кабинет захожу нарочито не торопясь. Периферическим зрением отмечаю, что Дунаева и Иванова уже на местах, а дьявольской четверки нет. Сажусь рядом с Ваней, быстро и звонко целую его в щеку. Так, чтобы было слышно. Правило номер тридцать два – напади на сильного, но не трогай слабых. Если, выбив себе лидерскую позицию, ты подружишься с аутсайдером, это дезориентирует остальных. Играй по своим правилам, не давай себя просчитать.
– Доброе утро, Ванечка!
– Доброе утро, – недоверчиво отзывается он.
Выкладываю на стол тетрадь, учебник русского языка и двигаю его к центру парты. Смотрю на соседа. Он тянется указательным пальцем к очкам и замирает. Хмурится и бурчит:
– Что мне теперь, очки не поправлять? Они сползают!
Я беру его ладонь, распрямляю пальцы и веду ими вдоль боковой дужки.
– Вот так, Вань. Гораздо более привлекательный жест.
И в этот момент, когда я все еще держу Ваню за руку, в класс заходят наши мушкетеры. Ваняев на секунду теряется, а потом отдергивает ладонь и стремительно краснеет. Я же деловито открываю тетрадь, беру ручку, начинаю листать страницы. Но тем не менее вижу, как парни рассаживаются. Когда Кирилл проходит мимо, меня обдает волной дрожи. Эта реакция на его появление начинает уже просто бесить. Все было бы так просто, если бы он не учился в этой школе! Или хотя бы в этом классе.
Слышу, как он садится, достает какие-то вещи. Потом спиной ощущаю, что он наклоняется вперед. Через паузу лениво говорит:
– Доброе утро, Разноглазка.
Я передергиваю плечами. Надеюсь, он подумает, что это от раздражения. Чуть поворачиваю голову и бросаю:
– Привет.
– Мальвина, – по плечу меня стучит Малой, дотянувшись со своего места, – а ты чего на сообщения не отвечаешь?
Тут я поворачиваюсь корпусом к нему:
– Ой, а ты что-то писал? Должно быть, затерялось среди сообщений от других поклонников.
– Других?
– Ну да.
– Понятно, – выдает он уже не так доброжелательно. – Просто было обидно.
Я скольжу взглядом по его лицу с приятными чертами – внешне он кажется на удивление чутким, хорошим парнем. Темные кудрявые волосы, пушистые ресницы, он вообще похож на кукленка. Но на лице выражение какой-то претензии и безразличия. Как и у всех нас. В эту секунду я смутно осознаю – мы все – больше, чем наши лица. Даже больше, чем наши действия. Иногда мы заперты так глухо, что и не выбраться. Не выплыть на поверхность сквозь мутные километры воды и напускных эмоций.
Должно быть, я теряюсь и выпускаю наружу свои мысли. Они, как кроты, вылезают из моего нутра и движутся по лицу вслепую. Во все стороны сразу. Так что их не отследить быстро. Проявляю свою эмпатию. Малой это видит. И это страшно.
– Мальвина, – вдруг тянет Кирилл со значением, – а ты не такая уж крутышка? Да, Киса?
Не думала, что он так меня прочитает. И чего он так пристально за мной смотрел?
– Сразу два прозвища навесил, а имя не в состоянии запомнить? – огрызаюсь я.
– Не-а. Разноглазка. Я про тебя все помню.
Эта новая кличка меня практически парализует уже во второй раз. Потому что так он напоминает мне, как мы познакомились. Думает ли он до сих пор, что я детдомовская? Что я шваль, как меня тогда назвали? Просто я девчонка, и поэтому трогать меня нельзя? От очередного прозрения я снова теряюсь. Чтобы не давать Кириллу возможности считывать мои мысли, молча отворачиваюсь. Тем более что звонок давно прозвенел, и русичка Нонна Александровна уже надрывается, призывая к порядку.
Делаю вид, что страшно занята своей тетрадью. Нужно успокоиться. В конце концов, это я решила, что он какой-то важный в моей жизни человек. Я для него – никто. Детдомовская шушера. Разве не об этом он сейчас сказал? «Я про тебя все помню». Ведь больше ему помнить обо мне нечего. Сглатываю обиду. Ничего, и не такое проходили.
– Учебники можете убрать, – говорит сухонькая, но бодрая русичка, – сегодня диктант.
Отлично. Как говорится, с корабля на бал. Я равнодушно пожимаю плечами и заталкиваю книгу в рюкзак. Зря только тащила с собой.
Диктант меня не расстраивает, русский всегда давался мне легче остальных предметов. Я погружаюсь в свои мысли, слушая Нонну Александровну вполуха. Но меня отвлекает Ваня. Он краснеет, пыхтит, что-то взволнованно бормочет. В конце концов я теряю терпение. Толкаю Ваняева плечом и пододвигаюсь с тетрадью ближе к нему. Он долго соображает, но потом впивается взглядом в мои строчки. Я продолжаю писать, потому что фоном слушаю учителя. Параллельно вижу, что мой сосед все еще теряется. Старается успеть за текстом и проверить предыдущее. Помогаю и ручкой указываю ему на ошибки, когда Нонна Александровна не видит. Щипаю его за плечо, когда замечаю, что он списывает все подчистую.
– Оставь пару ошибок, – шиплю через сжатые зубы.
Вдвоем мы наконец справляемся. Когда сдаем работы, он с благодарностью украдкой сжимает мою ладонь. Я коротко жму его руку в ответ. Мы расходимся в потоке одноклассников, но я знаю, что связь установлена. Ниточка между нами завязалась. Я не стремлюсь заводить друзей, они мне не нужны. Но что мне действительно нужно – это соратники.
– Привет, Мальвина! – меня догоняет Белый, идет рядом, приноравливаясь к моему шагу.
– Привет, Дим.
Отвечаю спокойно, но внутренне сжимаюсь. Что им всем от меня надо? Бросаю на него внимательный взгляд. Белый – и в самом деле белый. Блондинистые волосы в стильном беспорядке торчат во все стороны. Высокий и худой, он вышагивает рядом со мной, как король, и расслабленно улыбается.
– Как дела?
– В порядке.
– Как диктант?
– Дим, что надо?
Он усмехается:
– Меня давно уже никто по имени не называет.
– Окей, – кривлю губы на одну сторону и с нажимом говорю: – Белый, что тебе от меня надо?
– У меня день рождения через неделю, отмечать будем в следующую субботу, хотел тебя пригласить.
Мне приходится думать очень быстро. Мы останавливаемся у кабинета информатики, и Беленко смотрит на меня в ожидании ответа. Безопаснее для меня было бы держаться от них подальше. Во-первых, я не знаю, что они задумали. Во-вторых, даже если ничего, я не собираюсь тусоваться с одноклассниками, притворяясь, что мне есть среди них место. Но также я знаю, что отказ они расценят как трусость. Чувствую. Поэтому говорю:
– Где?
– Что? – он как будто немного теряется.
– Где отмечать будешь?
– У Буса дома, его родаки сваливают.
– Окей, я буду. Кинешь адрес в личку? – смотрю ему за спину, где у окна замерли его друзья.
Бус и Малой откровенно наблюдают, Гильдия демонстративно стоит к нам спиной, смотрит на улицу, опираясь на подоконник.
– Конечно.