Без огня

Чуть солей, чуть кровей – придушить и размять,

трижды плюнуть на Запад, в мурло Велиарово…

Ах, скажи мне, моя Голубиная Мать,

кто варил это страшное нежное варево?

Кто варил – тому здесь уже больше не быть:

он варить-то сварил, а расхлебывать – ворону.

Почему же так страшно мне переходить

на ту милую, дальнюю, праздную сторону?

Мне и Кесарь не друг, мне и слов самосад —

сорных роз – опостылел, как вымысел Родины.

Я и знать не хочу, как Центрального Пса

будет время топить в его красной блевотине.

В Лете, где растворяется времени нить,

смерть вторая к душе клубом пены подкатится.

Потому так и страшно себя растворить

и увидеть червленые буквы Акафиста.

Что не слышало Ухо – не скажет Язык —

так от Века Иного до Времени Оного.

Для того, чтобы выучить эти Азы,

надо верить каленым щипцам игемоновым.

Знать, и там ордена, как и здесь – так чего ж

ты, Психушка моя, притворяешься дурою?

Обточи свое тело о жертвенный нож

и прикрой, Потаскуха, себя амбразурою.

А потом поднимись и ступай, не скорбя

ни о чем, говоря: так и надо, и надо нам.

Андрогиново племя приветит тебя

недомыслимым словом, забвеньем и ладаном.