– Ты как? – Леха рядом падает коленями на песок. – Больно?
– Ага, – киваю я и пытаюсь встать. Голеностоп острой болью сообщает, что его лучше в ближайшее время не беспокоить. – Не могу наступить, – мой голос звучит жалобно, но и чувствую я себя не лучше.
Я собираюсь допрыгать на одной ноге до нашего покрывала, но Леха кричит команде:
– У нас минус один, – и подхватывает меня на руки.
Я дико смущена, но в то же время благодарна. Не знаю, куда деть свои руки – просто опустить их кажется некультурным, поэтому, поколебавшись, все-таки обнимаю своего спасителя за шею. Дым доносит меня до места, где оставлены все наши вещи, осторожно опускает и осматривает ногу еще раз.
– Вроде не опухла, – сообщает мне. – Значит, перелома нет. Скорее всего ушиб. Тебе еще что-нибудь нужно?
– Нет, спасибо, – качаю я головой и тянусь за водой.
– Тогда я побежал играть, пока мое место капитана команды не заняли всякие неумехи, – подмигивает мне Леха и оставляет одну.
Я с жадностью выпиваю полбутылки, устраиваюсь поудобнее и достаю из сумки телефон. Оказывается, вовремя. Звонит мама, но наши разговоры короткие и не похожи на общение двух близких людей. Она разочарована исходом моего романа, а я – отсутствием столь необходимой поддержки.
Мама интересуется, как дела, я рассказываю про работу. Говорю, что чувствую себя хорошо и не болею, передаю привет папе и прощаюсь. Интересно, взрослая жизнь – это сплошь разочарования? Тогда я бы хотела подольше задержаться в детстве. Но для этого не нужно было совершать взрослых поступков, несущих взрослые последствия, так что для меня уже поздно, как ни крути.
Спустя пару минут ко мне присоединяется Кирилл. Плюхается на покрывало, жадно пьет воду и интересуется:
– Как нога? Леха сказал, что вроде ничего страшного.
– Да, – я демонстрирую лодыжку, которая внешне никак не изменилась. – Говорит, что обошлось без перелома. Надеюсь, до завтра пройдет, иначе придется пропускать работу. Начальство и бабушка не будут в восторге, – вздыхаю я.
– Я тебе вечером мазь занесу, только напомни, – Кирилл надевает темные очки, ложится, включает негромко музыку на портативной колонке, и мы безмолвно пялимся в небо.
Его плейлист соответствует моему вкусу на все сто процентов, как будто я сама составляла его. И то лучше подобрать песни я бы не смогла. Сквозь сетку кепки я смотрю на редкие облака и фантазирую, на что они больше похожи. Получается без огонька – с воображением у меня всегда туго было. Наверное, поэтому за школьные сочинения я отродясь выше тройки балла не получала.
– Леха – хороший парень, – вдруг говорит Кирилл, а мне почему-то кажется, что убеждает он в этом больше себя.
– Да, – даже не думая сомневаться, соглашаюсь я. – Он же твой друг.
– Друг… – вторит Кир.
Мы умолкаем, и я принимаюсь гадать: сосед только что таким образом дал мне добро на роман с Дымом? Но Кирилл подсказок не дает, и очень быстро я откидываю эту мысль, ведь сам Леха пока что особых симпатий ко мне не демонстрировал, чтобы я всерьез начала на что-то рассчитывать. А его приколы всерьез воспринимать уж точно не стоит.
Мы молчим с Кириллом, и я отмечаю, что молчание с ним вместе мне дается так же хорошо, как и пение. На редкость похожие состояния двух душ. Но, учитывая наши с ним тяжелые ситуации, это и не удивительно. Если бы мы были музыкой, то он бы был куплетом, а я – припевом.
После игры в волейбол вся компания идет гурьбой купаться, а я остаюсь – не хочу лишний раз тревожить ногу. Когда они возвращаются, мы перекусываем и играем в карты. Нас много, поэтому двоим каждый раз приходится ждать.
– «Десятку» кидай! – азартно подсказывает Леха, сидящий прямо у меня за плечом.
В этот кон он остался не у дел, поэтому предпочел сунуть нос в мои карты. Я сомневаюсь: у Семы, с которым мы остались вдвоем, наверняка есть, чем отбить, а бубновая десятка – мой единственный козырь. На кону стоит желание, поэтому рисковать я не хочу, но Леха, как змей-искуситель, стоит на своем. В итоге я уступаю.
– Если что, ты пойдешь вместе со мной кукарекать, – недовольно шиплю я советчику, все-таки кидая на покрывало «десятку».
Но Семен вдруг забирает карты на руки. Я не верю своим глазам, а Леха выхватывает из моих рук две оставшиеся «шестерки» и с победным кличем вешает «погоны» на плечи другу. Я визжу от восторга и бросаюсь Дыму на шею. Тот с готовностью ловит меня и притискивает к себе.
«Он – хороший парень, он – хороший парень» – мысленно повторяю я слова Кира, когда чувствую, как из-за чужих объятий мне начинает не хватать воздуха. Внутри все словно цепенеет. «Спокойно» – убеждаю я себя. – «Это всего лишь приятельские объятия».
Не знаю, срабатывает ли моя мантра, но как только мужские руки оставляют мою талию, я снова могу дышать. Приклеиваю к губам улыбку, чтобы никто не заподозрил во мне странностей, и продолжаю смирно сидеть, когда Леха по-хозяйски снова закидывает мне руку на плечи. Теперь мы играем вдвоем. Ловлю взгляд Кирилла, но прочесть его не могу, надеюсь только, что моя улыбка смогла и его обмануть.
Домой возвращаемся уже под вечер. Расставаться друг с другом неохота, как и заканчивать этот чудесный день, поэтому мы переодеваемся и идем гулять на набережную. Летний вечер упоителен, река веет свежей прохладой и блестит в свете уже зажегшихся фонарей. Вокруг люди, они, как и мы, наслаждаются временем, отпущенным природой. Неспешно двигаются парочки, держащиеся за руки, снуют вокруг дети на самокатах и велосипедах, встречаются даже лихачи на электросамокатах и прочей лабуде. Лето радует всех, выгоняет в поздний час из дома и заставляет наслаждаться жизнью. Наша компания занимает одну из освободившихся лавочек, хотя на всех мест и не хватает. Я, как пострадавшая, сижу по центру и грызу початок вареной кукурузы.
– Кирюха, совсем скоро двадцать пятое, – многозначительно играет бровями Сема.
– Да, кстати, Кир! – вскидывается сидящая на коленях у Матвея Мила. – Как в этом году праздновать будем?
Я заинтересованно смотрю на соседа, пытаясь разгадать, о чем речь идет.
– Нет особо настроения праздновать, – отвечает Кирилл, темнея лицом.
– Это естественно, – мягко соглашается Юлька. – Но и оставаться одному в собственный день рождения – тоже не дело. Мы же все равно придем поздравить.
– Двадцать пятое – это же пятница? – подхватывает Леха. – Предлагаю выезд с палатками на выходные. Мы в этом году еще не ездили.
Все радостно поддерживают инициативу, а я молчу. Чувствую себя чужачкой на этом празднике жизни, хотя мысленно делаю себе заметку – не забыть поздравить соседа в ближайшую пятницу. Меня ехать не зовут, но у меня и спальника даже нет, я уж молчу про палатку. Ем кукурузу и стараюсь радоваться за приятелей, пока до моих ушей не доносится Лехино:
– Янка, чур, в моем спальнике спит!
Чувствую, как маленькое зернышко залетает не в то горло, и пытаюсь откашляться. Машу беспорядочно руками и вращаю глазами, а Юлька, сидящая рядом, радостно долбит меня по спине.
– Никакого разврата в мой день рождения! – делано строго говорит Кир. – Вон, Янке от одних твоих слов поплохело. Так что положим ее в палатку к девчонкам. Ты же поедешь с нами? – обращается он уже ко мне.
Я теряюсь. Старательно считаю в уме смены, хотя до выходных остается всего три дня, но мозг отказывается работать в штатном режиме, и два плюс один никак не складываются.
– Не знаю, если на работе смогу поменяться, – наконец выдаю и добавляю растерянно: – Но у меня тут нет совершенно ничего для похода…
– Для похода! – повторяет Леха и начитает уморительно ржать. – Кажется, для девчонки из большого города обыкновенная ночевка на природе видится как настоящий поход.
– Оу, смотрю, у нас тут кое-кто опытный и близкий к природе, – язвительно огрызаюсь я. – Чисто пещерный человек.
Леха рычит и бьет себя кулаком в грудь, и мы смеемся. Дальше все с упоением обсуждают детали будущей поездки, мне же остается только слушать и одновременно придумывать подарок Кириллу. Что-то дорогостоящее я все равно купить не смогу, но хочется сделать приятное человеку, который продолжает с успехом латать мою душу, пусть сам даже и не догадывается об этом.
В кафе мне с легкостью идут на встречу, и я отпрашиваюсь у бабушки. Говорю, что поеду с девчонками и с соседом с четвертого этажа.
– Это с Кириллом что ли? – уточняет ба. По ее интонации непонятно, нравится он ей или нет.
– Да, это как раз его день рождения, – признаюсь. – Ребята очень хотят Кирилла поддержать и поздравить.
– Езжай, дочка, – вздыхает бабуля. – Только будь осторожнее, не простудись. А Кирилл – хороший мальчик, давно я его знаю. И жену его… – многозначительно добавляет, но я никак не реагирую.
Мы еще немного болтаем, бабушка рассказывает о посадках, о том, что сегодня делала, я говорю о работе и немного о том, как съездила на озеро. Мы прощаемся, но такого тягостного ощущения как после разговора с мамой в душе не остается.
Три дня в кафе тянутся неимоверно долго, хорошо хоть поврежденная нога особо не беспокоит. Ноет еще, конечно, но вполне терпимо. На улице стоит жуткая жара, и нет ничего странного в том, что народ предпочитает более интересные места городскому кафе. Я в основном скучаю возле барной стойки и вяло переписываюсь с Милой, она тоже на работе, но, в отличие от меня, едва успевает отбиваться от клиентов. Хорошо хоть у нас есть кондиционер, и мне не приходится плавиться от жары в джинсах и закрытой обуви. Наше заведение без особых претензий, но голые ноги для официанта в любом случае не допустимы.
В четверг в обеденный перерыв я бегу в пункт выдачи, чтобы забрать подарок для Кирилла. Его идея мне пришла в голову неожиданно, и я уже предвкушаю момент, когда смогу вручить его соседу. Почему-то делать это на виду у всей компании не хочется, но как лучше поступить я так и не решила. Лучшим вариантом было бы подловить Кирилла где-нибудь еще до начала поездки.
А вечером, когда я после работы залипаю в телефоне и смотрю смешные видосики, закинув гудящие ноги на подлокотник дивана, неожиданно приходит короткое сообщение.
«Приходи на балкон:)» – три простых слова заставляют подскочить резко, а мое сердце – забиться в удвоенном темпе. Только сейчас я осознаю, как соскучилась по нашим вечерним посиделкам, и как же мне их не хватает.